Сказка – ложь…


– Странный он какой-то, с придурью. – Корчмарь выразительно постучал пальцем по собственному виску и глянул в угол, облюбованный песнотворцем.

– Это почему еще? – Тит, местный заводила, лукаво прищурился и с еще большим любопытством уставился на приезжего.

– Песен не поет, не играет, – начал пояснять хозяин. – Да и сказки у него срамные. Марья намедни услышала, так до сих пор лицом чисто свёкла.

Вся честная компания как по команде повернулась к девке, с надеждой рассматривая её на предмет стыда, коего, впрочем, не обнаружила. Да и чему дивиться – сиротка давно, еще со смерти бабки-ведуньи, обиталась в корчме и давно привыкла к речам, совершенно неприличествующим для ушей молодой девки на выданье. Хотя, что уж крыть, не сватались к ней добры молодцы.

Домовита Марья была, но красой не отличалась. Волосы непонятного цвета, всегда скрытые под холщевым платком. Стан прямой, как палка, под балахонистым сарафаном. Маленькие ручки и совершенно обычное лицо. Богатством её были только большие зеленые глаза, ярко блестевшие из-под длинных черных ресниц. Впрочем, ни один из захаживающих в корчму к ней не приглядывался, что сироту вполне устраивало. Она хотела лишь отработать свой долг дядьке Ховелу и жить в бабкиной избе на краю села. Сама по себе.

– А хороши, знать, сказки, – задумчиво молвил Тит, – коль ведьмину внучку проняло. Позови к нам гостя своего, хозяин! Мы, ежели чего, не обидим!

Дородный Демьян почесал макушку и направился к бояну. По правде сказать, не нравился ему странный постоялец, хотя и не портил ничего, и платил исправно. Было в нем что-то жуткое, странное, непонятное корчмарю, будто этот смешливый хлопец скрывал нечто важное. Впрочем, коль согласится гудец посидеть с добрыми людьми, он, Демьян, только выиграет. А что еще жажду разжигает, кроме хорошего сказа?

– Здравы буде, господин хороший, – корчмарь стал возле гостя, уже в который раз разглядывая того. – Наши прослышали, что вы сказки баете. Просют вас с инструментом, денежку обещаются.

Парень поглядел на хозяина, и у того снова похолодело изнутри. И что такого было в госте? Ну да, волосья чернявые, ну и что? Глаза – словно червленое золото. Обычный смазливый хлопец, какие бабам дюже нравятся. Хотя… глядел он слишком насмешливо, пожалуй. Как тот, кто уверен – случись что, сдюжит. Да и на черта с голыми руками не побоится.

– Как не сходить, – голос у него был ясный и чистый, – загляну я к ним, хозяин, не побрезгую. И сказочкой потешу.

Гость встал со своего места, оказавшись ровно на голову выше самого Демьяна. Захватил котомку, бережно завернутые в чистый рушник гусли и направился к пригласившей его компании. Молодцы встретили его кивками да любопытными взглядами – уж очень заинтересовал местный люд заезжий песнотворец.

– Здравы буде, честной народ! – широко улыбнувшись, сказал боян.

В ответ ему раздались нестройные здравствования и приглашения присесть к столу. Выбрав себе место, заезжий примостился и достал инструмент. Деревянный остов гуслей по форме напоминал колчан для стрел, изукрашенный резными завитками. Древние символы мелькали на скобе, чуть прикрываясь тонким веером струн. Погладив инструмент, словно живое существо, гудец тронул его как-то по-особому, извлекая нежный светлый звук.

– Что же рассказать вам, люд честной? Хотите сказ про Кощея и Морану-Смерть?

Мужики снова нестройно закивали.

– И чтоб про любовь, – добавила тихонько подошедшая Марья.

– А как же без любви? – Подмигнул ей гусляр и снова тронул струны.

***

Сказ о Кощее и Моране-Смерти.


Мужчина сидел на полатях, упираясь пяткой правой ноги в стену. Был он лет тридцати, статен, высок, с ярко-синими глазами и светлыми длинными волосами. Впрочем, сейчас глаза были прикрыты, а левое веко чуть подергивалось.

– Коще-е-ей! – по подворью разнесся зычный вопль заезжего принца. От ног крикливого верзилы, кудахтая в испуге, полохливо разбегались куры. – Выходи на честный бой, Коще-е-ей!

– Ага. – Пробормотал мужчина, – прямо сейчас. Разбежался. Много вас тут ходит, задолбали совсем.

– Коще-е-ей! – чудо во дворе продолжало надрывать голосовые связки, запугав теперь не только кур, но и дворовую собаку Жучку, спрятавшуюся от диких звуков вглубь собственной конуры.

– Коще-е-ей! – с печи, кажется, начал осыпаться мел. Кощей зажал уши руками и глухо зарычал.

Пятьсот лет прошло, а эти богатыри никак не успокоятся! С периодичностью примерно в двадцать лет обязательно находился какой-нибудь идиот, желавший наложить загребущие культяпки на злато, над которым злыдень, якобы, «чахнет». Ну и спасти Кощеюшку от очередной «невесты».

Однако на этот раз невесты не было. Надоело Кощею красть принцесс и царевен – аж жуть! Да и девки в последнее время попадались какие-то ушлые. Начиная от Марьи Моревны, которая заставила посвататься, потом заперла в подвале – насилу ушел. Благо очередной её полюбовник воды дал напиться, а у Кощея от неё как раз силушки богатырской прибавлялось. И заканчивая Василисой Прекрасной, которую он приволок в свой терем. Так эта королевишна напилась вина заморского и бегала за похитителем в одной рубашке, требуя «заморской любви». Бррр!

«Может колдануть ему лягушку какую?» – подумал Кощей. – «Притворюсь, что напугался, дам золота, и пущай валит отседова…».

Это, конечно, не выход. Подумают, что Кощей совсем сдал. Скопом грабить придут. Эгей, ради такого дела правого все окрестные деревеньки поднимутся! Не-е… Не этого хотелось Кощею. Разве что отдохнуть бы…

– Коще-е-ей! – принц продолжал свой концерт. Прям как кот по весне, ей Богу! И чего это ему дома не сиделось. Приперся же, на мою голову!

– Коще-е-УП!

Кощей открыл один глаз. (Все ж таки, не зря с Соловьем-разбойником вчера сидели, бражничали?!) Подумал. Подумал еще раз, и начал осторожно слезать с полатей.

***

– Ты чего надрываесся, добрый молодец? – насмешливая девица с черной косой до пят, одетая в белоснежный сарафан, стояла позади Ивана-царевича, опираясь на нехилый дрын, которым только что огрела его по плечам.

– Эм… Уф… Э… – выдавил из себя Иван. Рослый, простоватый лицом, перед девушками он терялся. И дело было совсем не в прозвище, которое дали ему слуги там, дома. Дураком он не был. Вроде… А девица была хороша – не очень высокая, фигуристая, она так и прожигала царевича глазами.

– Так чего орешь-то? – красавица подняла левую бровь, и сердце Ивана ухнуло в пятки. Хороша, чертовка!

– Я с Кощеем биться пришел! – гордо ткнул он пальцем в свою грудь. – А ты дерешься…

– Зачем это биться?! – непритворно удивилась девка, широко открыв серые, как серебро, глаза.

– Царевну спасать… – опешил Иван.

– Это гдей-то тута царевна?! – нахмурилась она. – Ну, Кощей, ну, муженек!!

В тереме что-то звучно грохнуло. Раздались приглушенные ругательства на разных языках и непритворный стон.

– Муж?! – Иван-царевич уставился на девицу, всё ещё держащую дрын. Теперь одной правой рукой. Со злобным выражением лица. И стало ему как-то неуютно… – Я… Может, пойду? Завтра наведаюсь… Хозяина-то, поди, дома нет…

– Иди, иди, добрый молодец! – сквозь зубы пробормотала красавица. – Пущай дорога тебе будет пухом. А с Кощеем я сама поговорю. Если выживет – завтра пообщаетесь.

Царевич вздрогнул и бегом припустил в сторону леса, где остался привязанным его верный Сивка…

***

– Жена?! – Кощей нервно хихикнул и неловко скользнул рукой по беленой поверхности печи. Результатом стало падение и болезненное соприкосновение головы с полом. Мужчина выругался, но облегчение, на которое он надеялся, не пришло. Тогда он застонал и выругался еще раз. И еще. Не помогло. Вставать пришлось, держа гудящую голову левой рукой, правой опираясь на лавку – для равновесия. Что ж они вчера делали-то с Соловьем?!

Усадив себя на уже упомянутую лавку, Кощей обхватил больное место теперь двумя руками. «Какая жена, откуда?!» – пытался подумать он, но… Впечатление, будто голову засунули в здоровенный чугун, по которому теперь усиленно колотили рукояткой меча, не проходило.

В горницу вошла девушка, которую мужчина никогда не видел. Она была достаточно красивой – темноволосая, сероглазая. Её красные уста сердито сжались, а взгляд из-под изогнутых дугой бровей, казалось, сверлил насквозь. О, Боги, неужели он снова украл какую-то королевишну?! – Кощей даже застонал от такой мысли.

– Велс, тебе больно?! – девица мгновенно переменилась в лице (ага, сочувствует…) и метнулась вглубь избы.

Кощей поморгал, пытаясь остановить мир, который мерцал вокруг калейдоскопом. Потом понял, ЧТО услышал, и пораженно уткнулся взглядом в пол. Однако. Велс. Это она его так назвала?! Челюсть сама медленно поползла к полу. Никто не знал его настоящего имени, только прозвище…

Кощей был красивым мужчиной, это признавали все девушки, которых он крал. И те, кого не крал, – тоже признавали. Хоть и называли «рожей басурманской» из-за бритого лица. Не нравилось Кощею носить бороду, и всё тут. Но остальные данные были в порядке: высокий рост, широкие плечи, белозубая улыбка, насмешливые синие глаза. Чуть портили мужчину только шрамы по всему телу, но потенциальное наличие несметных богатств делало недостаток несущественным. А теперь эта странная пигалица… Кощей моргнул. И закрыл рот. Негоже так сидеть воину. Ага.

Девушка вернулась, неся с собой туесок.

– Выпей! Тебе полегчает! – подсунула она жидкость Кощею прямо под нос. Тот принюхался. Вроде вода, только пахнет странно. Ладно, авось не отравит.

Кощею показалось, что он пьет саму весну. Головная боль ушла мгновенно, не оставив даже мерзкого ощущения похмельного синдрома. Мужчина удивленно покачал головой – головокружения не наблюдалось. Встал – опять всё хорошо!

– Ты что мне дала? – полюбопытствовал он у девушки.

– Вода живая. – Пожала она плечами. И сразу нахмурилась. – А что за царевна, и где она у тебя запрятана?

– Не знаю. – Честно ответил Кощей. – А это он не о тебе? Откуда я тебя приволок-то? И откуда живая вода? Она у меня ещё в позапрошлом году закончилась…

– Воду я с собой привезла. – Махнула девушка рукой. – А почему приволок?

– Я ж тебя украл где-то, да? – попытался объяснить мужчина.

Девушка недоверчиво посмотрела на Кощея. Он ответил таким же прямым взглядом, но в душе что-то странно шевельнулось…

– Ты что, совсем ничего не помнишь? – спросила она.

Кощей задумался, и что-то удивительное мелькнуло в его голове.

– Так. – Он почесал макушку. – Мы с Соловьем сидели в этой комнате. Ага. И я жаловался, что не могу найти нормальную ба… э… жену!

Вроде, эту часть Кощей помнил вполне отчетливо. Потом, он вспомнил, как достал из заветного сундучка золотое блюдечко и наливное яблочко. И… попросил показать свою будущую жену…

– О-о-о!! – застонал он.

Потом вспомнил, как, оседлав своего самого быстрого коня, взял Соловья и поехал свататься…

– О-О-О-о-о-о-о!!

Девушкой, что показало ему блюдце, была Морана. Та самая, дочь Лады. И пир был две недели, и свадьба. Кощей опомнился и закрыл рот. Второй раз за сегодня. Ага.

Девушка смотрела на мужчину, внимательно следя за выражением его лица. И, судя по всему, ей не совсем понравилось увиденное.

***

Говорила матушка не ходить за Кощея!

Морана пнула сундук, в котором покоились до поры тонкотканые сорочки, собственноручно сшитые для приданого. Колдовская утварь жалобно скрипнула и отползла подальше от агрессивной девицы.

А так улыбался! Такой подарок привёз!

Кот Черныш в ужасе забился в угол, обхватив лапами хвост – чтоб не оттоптала…

– Коще-е-ей!

На этот раз голос был женским. И, надо отметить, достаточно красивым. Мора вопросительно изогнула бровь. Это кого там нелегкая принесла?! Ну уж нет, раз женился – сам дурак! Никому не отдам!

– Коще-е-ей!

Морана выглянула из окна на втором этаже терема и чуть не упала на цветник внизу. Сказать, что грудь у женщины внизу была большой – это примерно, как назвать Чудь-озеро лужей… Её рыжие кудряшки выбивались из под платка, охватывая огненным ореолом всю фигуру. Кроме того, эта баба была в штанах! И белой рубахе с во-о-от такенным вырезом!!

Мора резко развернулась и, махнув косой, споро побежала вниз.

***

Кощей лежал на полатях в полном бессилии, забравшись назад с огромным трудом. Голова болела просто ужасно, и мужчина который раз лихом помянул жбан, расколотый новоиспеченной женой.

Кстати, о жене… Она была на втором этаже. Судя по всему, пыталась сделать перестановку. Или снести два верхних этажа вручную. Что было очень печально и неприятно отдавалось в висках.

– Коще-е-ей! – звонкий женский голос разнесся по двору. Жучка покосилась на существо, издававшее странные звуки, и обреченно поползла обратно в конуру.

Кощей застонал, узнав голос Яги. Нет, он не был против пообщаться, но что-то говорило ему, что ушлая баба заявилась сюда не просто так. Особенно, если вспомнить, что они рассорились ещё осенью. Когда Кощей нагло пытался стырить у неё жеребенка, которого эта карга отказалась ему продать.

Мужчина честно пытался снова слезть с полатей, когда мимо него со второго этажа, пронеслось НЕЧТО (Смерч? Ураган?). Жалобно хрупнули черепки-останки жбана. Кощей ошалело поглядел вслед.

***

– Кощей! – рыжая весело подмигнула Моране. – Выходи, подлый трус!

Девка недоуменно глядела на гостью. Немного было тех, кто мог сравниться красотой с самой Мораной, но стоящей напротив это вполне удалось. Разные как огонь и вода… каждая из них была прекрасна по-своему. А баба тем временем не терялась.

– Ну чё, не только коня упёр у меня, но и новую царевну уволок?! – со смешком прокричала она. – Женить тебя надо, вот что!

– Э… – растерялась Мора.

– Ты чего, немая? – повернулась к ней рыжая незнакомка. Её ярко-зеленые глаза внимательно осмотрели девушку, мимо прошла волна колдовства. – Вроде нет.

Ведьма пожала плечами и снова повернулась к крыльцу, уставившись на вышедшего наконец Кощея.


– Ты кто такая? – Моране еле удалось собраться мыслями, так удивила её странная незнакомка.

– Баба Яга! – улыбнулась баба, снова поворачиваясь к ней.

– Та самая! – ахнула девка.

– Угу, – тряхнула гривой волос рыжая ведьма. – А ты не боишься?

– Да я… Да вы… – Мора была в восторге. – Вы ж мне тётка! По материнской линии!

– Да ну… – удивилась та. – А ты кто?

– Морана, – поклонилась девушка. – Дочь Ладо.

– Гляди ж ты! – улыбнулась Баба Яга. – А что тут делаешь? Тебя Кощей украл? Так я ща ему… пообдираю кой-чего… больно! И женится пущай!

– Так ведь уже… – застеснялась Мора.

– Что, совсем пообрывала? – испуганно уставилась на неё ведьма. – Так ведь он женихаться не смогёт-то… Какая ж бабе радость с него тогда…

– Э-э-э… – донеслось с крыльца. Девушка повернулась и заметила, наконец, бледного Кощея. – Ты мне чему жену учишь?

– Жену? – Яга подозрительно посмотрела на него, потом перевела взгляд на племянницу. Морана кивнула. Ведьма, пыхтя, прикрыла рот ладонью, но долго не выдержала. Веселый и громкий женский смех дробным жемчугом раскатился по двору…


«Я женился не ведьме», – мрачно отметил Кощей. Впрочем, не вслух, а только про себя. Мысль эта пришла к нему, когда пузатый самовар, смешно кривя металлические ножки, пополз на середину стола. Еще одна мысль – двум хозяйкам на одной кухне не бывать – пришла к нему раньше, вследствие чего и был сделан сей замечательный вывод.

– Давай еще пирожки. – Подсказала Яга.

– Не вкусные-то наколдованные. – Возразила Мора, смешно надув губы.

– Потом баловать его будешь. – Подмигнула ей баба. – Если заслужит.

Кощей нахмурился. Ему совсем не нравились намеки коварной тётки. То, что он сам старше на добрую сотню (или даже две) лет, абсолютно вылетело у него из головы. Однако пирожков хотелось. Поэтому мужчина стал ждать, что будет дальше.

– Ну, если только один раз. – Согласилась Морана, взмахивая рукой в причудливом колдовском жесте. На столе мгновенно появилось большое блюдо с пирожками, вкусно пахнущая каша с грибами, тарелка с творогом, и две поменьше – с мёдом и смородиновым вареньем. Кощей опешил.

Про Морану говорили разное: что она – царица зимы; что она – воплощение смерти и мора; что она хочет убить Солнце и является пагубой людской. Но НИКТО не говорил, что она хорошо готовит!! Внезапно супружество предстало в совсем ином виде. Перестал пугать тот факт, что жена являлась чародейкой. И даже, кажется, стала меньше болеть голова.

– Ты погляди, как зенки засверкали! – Восхитилась Яга. – Мужика надо кормить, не то он дичает. А твой – особенно. И уставившись на Кощея, добавила, – ты зачем коня украл, ирод?

Вот этого-то Кощей и не помнил. Но, судя по тому, что получилось в итоге, самогонка у Соловья была знатная. Интересно, на чём настаивал. Неужто на мухоморах? Хотя не, на мухоморах Кощей пил. Сама же Яга и наливала.

– Коня он батюшке отдал. – Тихо сказала Морана. – Выкуп за невесту…

– Конь у меня, конечно, знатный был. – Ответила рыжая ведьма, – только твой батюшка просчитался. Мало взял.

С чем Кощей, смачно уписывающий пирожок с кислой капустой, был полностью согласен! Ничего вкуснее он не ел лет, наверное, сто. Или даже больше. А если вспомнить, что супружница говорила, будто наколдованное невкусно… То есть, бывает вкуснее?! Нет. Жениться – это он хорошо придумал.


Баба Яга внимательно смотрела на довольного Кощея. Давно она ему говорила – найди себе жену, а этот только отнекивался и таскал к себе принцессок да царевен. И на кой чёрт они ему сдались? Без мамок-нянек жить не могут, пигалицы. А Кощей – мужик хороший, видный, хозяйственный. Опять же, брат его старший, Велес, приглядеть просил.

Вспомнив Кощеева брата, Яга слегка зарделась. Тот тоже был пикантным мужиком, но, в отличие от младшего, мог принимать различные личины, что часто вводило в ступор заезжих королевичей. До сих пор душу женщины грели голые бул… гхм… пятки Елисея, который драпал из баньки от огромного медведя. А зачем было такие намёки делать, спрашивается?!

Кроме того, Велес очень жарко целовал Ягу, давно заслужив положение кого-то большего, чем простой полюбовник или муж. А во время своих (в последнее время долгих) визитов предпочитал днем бродить по окрестностям в виде огромного черного кота. Или, на худой конец, серого волка, распугивая заезжих царевичей и ушлых Алёнушек из соседних деревень, которые постоянно спирали со двора Яги плохо лежащие девайсы.

Морана, кажется, тоже была довольна, что было очень странно. Средняя дочь Ладо с детства не отличалась добротой и покладистым характером, а вот Кощей, похоже, ей приглянулся... Надо бы ей про долг супружеский рассказать... Зная свою сестрицу, Яга была уверена, что племяшка ничего не знает про эту прелюбопытнейшую часть жизни. А судя по состоянию похмелья у её муженька, даже базовых знаний у Мораны не было. Пока что…

– Коще-е-ей! – донеслось со двора.

– Да ёжик в раскорячку! – выругался Кощей, поспешно дожевывая пирожок.

– Сходи, милок, погляди, кого принесла нелегкая. – Улыбнулась Яга. – А мы тут пошушукаемся с твоей женушкой. Между нами, девочками...


– Коще-е-ей! – На этот раз голос был мужским и довольно знакомым.

Кощей был раздосадован. Что за день такой?! Всем он нужен оказался! Прямо сейчас и сразу! А в это время пирожки стынут…

Яга что-то пробубнила, махнув рукой в сторону двери, но мужчина пропустил её слова мимо ушей. Знай он, О ЧЁМ она говорила, Кощей бы схватился за голову в ужасе, а так – в безмятежности пошел во двор, по дороге прихватив несколько пирожков с собой.


– Да, Коще-е-ей же! – Надрывался во дворе Соловей-разбойник. Но свистеть по старой привычке опасался. Он ещё хорошо помнил рухнувший в прошлом году сарай и выбитый по этому поводу Кощеем зуб. Потом пришлось у Яги живую воду покупать, чтобы приживить его обратно.

Мужчина был не очень высок, типично восточной наружности. Годков ему давали между двадцатью и двадцатью тремя. Лукавые карие глаза, темные волосы. Соловей слыл опасным разбойником, держащим в страхе всю округу, а на деле был просто очень удачливым и изворотливым мужиком.

– Чего ты орешь? – Кощей степенно сошел с крыльца, дожевывая… пирожок?!

– Ёпть! – восхитился гость. – Ты где такую закусь взял?!

– Дома, конечно, – удивился хозяин. – Я что, зря женился?

Соловей опешил. Морана-смерть делает пирожки? Это было что-то новенькое. А, учитывая, как она дерётся… Разбойник потер скулу, на которой ещё виднелся лиловый синяк. Да они с Кощеем просто два сапога – пара!

– А в дом не позовешь? – спросил гость.

– А оно тебе нужно? – скривился хозяин. – Яга в гостях, будь она неладна.

– Оп-па! Про коня пришла узнать? – догадался Соловей.

– Про коня, ага. – Кощей протянул разбойнику пирожок, украдкой выбрав самый маленький. Впрочем, обижаться было не на что – выпечку всё равно не удалось обхватить ладонью. – Пошли на лавку, посидим. Да и разговор есть.


Лавочка стояла на заднем дворике, маня мужчин полированным древесным сиденьем. В зарослях малины неподалеку багровели крупные сладкие ягоды, особенно уродившиеся этим летом.

– Хорошо-о-о! – Соловей расселся на половине лавки, с чувством удовлетворения уплетая пирожок.

– Ага. – Кощей сладко жмурился рядом, заняв другую половину. Остатки вкусностей он великодушно решил отдать другу. Тем более что самому уже не лезло…

– Вах, друг! – ухмыльнулся гость, – Твоя ханум – просто пэрсик! Готовит – будто щербэт кушаешь, выглядит – как гурия, бьется – как ифрит… Продай, а?! Стадо баранов дам!

– В глаз дам. – Мигом помрачнел Кощей.

– Вай, мэ! – Соловей мгновенно отпрянул. – Ты чего, шуток не понимаешь?

– Я ничего не понимаю уже, – признался мужчина. – Как меня вообще угораздило жениться?

– Хм, – разбойник посерьёзнел. – Ну, мы пили тот самогон, который мне продал Кот-Баюн. Ты начал рассказывать про Василису Прекрасную. Потом подорвался и пошел искать золотое блюдечко с наливным яблочком.

– Молодильным? – почему-то уточнил Кощей.

– Угу. – Кивнул его собеседник. – И потом мы его катали!

– Кого?! – офигел блондин.

– Яблочко, конечно!

Ага. Эту часть Кощей худо-бедно вспомнил. Особенно четко перед глазами представало смеющееся лицо его суженой, Мораны, которое блюдечко показало с первой просьбы. Правда, образ потускнел, когда Соловей-разбойник в запале после очередного тоста закусил молодильным яблочком.

Воспоминание было хорошим (вот оно, доказательство логики в действиях Кощея! Даже пьяного…), но не радовало. Перспектива по новой доставать яблочко у жадного царя Никодима приводила в отчаяние.

В прошлый раз Кощей сам ходил за нужными фруктами, назвавшись Иваном-царевичем. И мало того, что его пытались уморить домашней работой, так еще и хотели обвинить в совращении Синеглазки! Царской дочки, ага.

А принцесса хороша! Станом обильна, глаза огромные, как у лани… и ума столько же! Сама половину дворовых мужиков и боярских сынков совратила. До самого Кощея почти добралась! Брр! Не приведите боги попасть туда ещё раз! Но видимо, придется… Или…

Кощей покосился на Соловья-разбойника. Тот мирно жевал последний пирожок, не подозревая о коварстве друга. Злыдень довольно ухмыльнулся, но решил осуществить план чуть погодя. Чтоб неповадно было кое-кому закусывать яблоками молодильными!


Соловей сидел, жуя удивительно вкусный пирожок и наблюдая за эмоциями, которые со скоростью ветра проносились на задумчивом лице Кощея. Повезло другу, что скажешь. Жениться на Моране и получить замечательную хозяйку, а не просто красавицу-жену.

Разбойник с содроганием (он не знал, что реакция Кощея была примерно такой же) вспоминал последнюю царевну, которую украл друг. Василиса и правда была прекрасной, но её характер поверг в ужас даже Змея-Горыныча, который не предложил съесть эту принцесску, как делал обычно. (Вроде, боялся отравиться.) Если говорить как на духу, то Соловей попросту сбежал, и не навещал друга, пока эту мартышку не освободил очередной королевич…

Наконец на физиономии Кощея появилось очень довольное выражение, которое – Соловей-Разбойник знал по опыту – никогда не приводило ни к чему хорошему. Впрочем, злыдень быстро опомнился и стер с лица ту самую довольную ухмылку (Соловей был готов зуб дать, что точно такую же!), с которой ходил воровать принцессу в последний раз. Воровал, кстати, Соловей. А Кощей стоял на стрёме…

– Пошли в дом, чтоль? – Предложил хозяин.

– Дык… – удивился Разбойник, – там же Яга.

– Там пирожки, – многозначительно ответил Кощей.

– Хм…

Дилемма была не трудной. Естественно, пирожки победили.


Моржана сидела на лавке, открыв глаза в два раза шире, чем при обычном удивлении.

Нет, она не была дурочкой и прекрасно знала, что бывает между мужем и женой – служанки в её тереме частенько обсуждали интимные моменты своей жизни. Но то, что рассказала Яга… Да, сказать, что Мора впечатлилась – это не сказать ничего!

Оказывается, бывает такое-е-е!! Какое именно, девка не осмеливалась представить даже в мыслях. Если только приблизительно. Но уже решила, что Кощей будет отдавать ей супружний долг как можно чаще!

– А ещё, – продолжала тем временем Баба-Яга, – вот так вот можно. Будет очень приятно.

– Кому приятно? – поинтересовался вошедший Кощей. За ним мелькнула хитрющая физиономия Соловья-разбойника.

– О, Соловей! – улыбнулась Яга. – Так это ты надрывался во дворе!

– И тебе привет, Яга! – сверкнул улыбкой Разбойник.

– Так о чём вы? – переспросил Кощей, потянувшись к пирожкам.

Моржана густо покраснела, вспомнив слова Бабы-Яги, и бросилась прочь из горницы…


Яга наблюдала, как у племяшки по мере рассказа увеличиваются глаза, но остановиться не могла. То ли просто вошла в раж, то ли ей было интересно, могут ли глаза Мораны стать ещё больше? Ведьма так увлеклась, что почти пропустила момент, когда вернулся хозяин терема, ведя за собой гостя.

Увидев Соловья-Разбойника, Баба-Яга не сильно удивилась. Эти дружки-товарищи порядком покуролесили вдвоём. А уж если к ним присоединялись Велес-Серый волк и Финист-Ясный сокол…

Баба-Яга припомнила последний загул, который закончился… неоднозначно. Хотя – совершенно обычно для этой компании! Во-первых, четырьмя хрустальными мостами через речку Смородинку. Во-вторых, матерящимся Чудом-Юдом, которое поставили охранять эти сооружения, наняв за бочку самогона. В-третьих, Лешим, у которого стырили все шишки с любимой ёлки, чтобы этот самогон варить… Да уж. А потом пришлось всех четверых отпаивать живой водой, чтобы они смогли за собой убрать. Хотя, шишек с той самой ёлки так и не нашли…

Ведьма покачала головой, краем глаза заметив убегающую Морану.

Ну и чего девка так всполошилась? Чего такого спросил Кощей? Можно подумать, ему кто-то правду скажет…

Мужики, они такие… чувствительные. Кощей припадочным не был. Но Яга не могла поручиться, что его реакция будет нормальной. Кроме того, зачем мужикам знать, об чём бабские разговоры?

– Кощей, – спросил Соловей-разбойник, – ты не жалеешь, что женился?

Яга мигом навострила уши. Её этот вопрос тоже волновал, правда, по другой причине. Только увидев свою – уже взрослую – племяшку, Яга прикипела к той всей душой. И теперь переживала за её семейное счастье.

– С чего бы? – удивился тот. – Во-первых, мужик сказал – мужик сделал. А во-вторых, всё же пирожки…

Яга хмыкнула. Путь к сердцу мужика… он ведь не только через желудок. И Кощей в этом убедится! Пущай попробует отлынивать!

– А ещё, – добавил блондин, чуть погодя, – она красивая!


***

Домовой Нафаня служил у Кощея уже очень давно. Ещё с тех незапамятных времён, когда этот блондинистый злыдень построил терем и вселился.

Принцессы и королевишны, которых притаскивал хозяин, жутко не нравились домовому тем, что имели обыкновение обращаться с ним, как с обычной прислугой. Так же, как с самого начала пытался и сам Кощей. Впрочем, его «хозяин» быстро понял всю тщетность данной затеи, ограничившись просьбой убирать хотя бы раз в неделю.

Молодая кощеева жена удивила Нафаню. Девка забежала в горницу на втором этаже вся красная, как вареный рак. Она бегала из угла в угол со странным выражением на лице. Потом плюнула в дальний угол (Ух, как зашипело!!) и наколдовала миску с молоком, столь любимым всеми домовыми. Кот, было, сунулся к ней с умильной рожей, но был невозмутимо выдворен за дверь.

– Дедушко Домовушко, приходи ко мне молочко пить, пирог жевать! – стукнула каблучком по полу кощеева жена.

Как не хотелось Нафане не вылезать из-под куфара[1], однако древней формуле и запаху свежего молока он противиться не мог.


Чтобы отвлечь себя от разных мыслей, вызванных рассказами Яги, Морана решила поглядеть на домового. Судя по всему, в тереме жило нечто очень ленивое и неопрятное (нет, это она не о муже…).

Наколдовав миску молока, которое так любил домовой в отцовском доме, Мора вышла на середину комнаты. Подумала. Добавила пирожок. И произнесла старинную формулу вызова домашнего духа.

Под ноги девушки выкатился комок, покрытый бурой слипшейся шерстью. Существо было размером с кошку, недавно изгнанную за дверь. Морана взвизгнула, не разглядев, что за чудо появилось перед ней, и вскочила на высокий табурет. Оно же вразвалочку подошло к миске и, чавкая пирожком, начало хлюпать молоком.

На крик жены прибежал Кощей, сбив по дороге кота, нежно прильнувшего к дверной щели, источавшей дивный молочный аромат.


Соловей уже ушел, пообещав Кощею в ближайшее время поехать за молодильными яблочками. К тому же, этому обстоятельству немало способствовала Яга, пообещавшая жеребенка за мешок фруктов лично для неё. И теперь хозяин с гостьей горячо обсуждали, как все-таки отправив разбойника к Никодиму, исхитриться вернуть Соловушку неженатым.

Кощей как раз доказывал Яге, что давать Соловью шапку-невидимку – плохая идея, ибо тогда он вынесет не только яблоки из царского сада, но и уволочет Синеглазку, а так как выкуп за неё платить никто не будет… И тут раздался визг Мораны. Кощей не совсем понял, в чем дело, но, схватив меч-кладенец, быстро ринулся на второй этаж.

Чуть не убившись об наглую тварь, называемую котом, мужчина вбежал в горницу. Морана стояла на стуле, довольно высоко подняв подол сарафана, что замечательно позволяло увидеть красивые стройные ножки с изящными лодыжками. Кощей, не разглядев никакой явной опасности, застыл, уставившись на жену.

Кажется, ещё один сюрприз. Народная молва говорила, что Морана – богиня смерти, мягко говоря, некрасива… Не то, чтобы Кощей поверил, но ему было жутко интересно, как жена… кхм… сложена. Да, у неё было красивое лицо и тонкий стан, но, мало ли… ноги кривые… или ещё что… Ноги оказались очень красивыми. По крайней мере та часть, которую было видно из-под подола.

Жена, наконец, перестала смотреть на что-то посреди комнаты и обратила внимание на то, куда пялиться Кощей. Покраснела и одернула подол. Утратив стопорящий его фактор, мужчина перевел-таки глаза на то, что привлекало взгляд его жены.

Нафаня, резво чавкая, запивал пирожок молоком. Его пронзительные голубые глаза голодно сверкали на худом лице, а грязные волосенки топорщились, создавая неповторимый ореол. Честно говоря, Кощей впал в ступор. Домового своего мужик не видел никогда – тот предпочитал отсиживаться под печкой и на свет не вылезал.

– Ух, ты! – послышался голос Яги. – Это что у тебя такое, а Кощей?!

– Домовой, – мрачно ответил хозяин, – кажется…

Его жена скептически оглядела существо, все ещё сидящее на середине комнаты. Домовой доел пирожок и теперь облизывал миску, стараясь не оставить ни капли молока.

– Слушай, – Яга приподняла левую бровь. – Дикий он у тебя какой-то. Ты на нем что, опыты ставил алхимические?

– Да лет двести, почитай, не занимался таким, – недоуменно почесал макушку Кощей. – Странный он у меня оказался. Вон как злобно зыркает…


Нафаня так увлекся дарами новой хозяйки, что не заметил, как Кощея ловко выпроводили из комнаты. Очнулся он лишь тогда, когда Яга споро завернула его в рушник[2] и произнесла слово «купать». И закричал благим матом.

Он отбивался рьяно, но что можно сделать супротив двух ведьм, если в тебе росту – как в кошке? Домового вымыли, насухо вытерли, переодели в чистое, колданув что-то на скорую руку. Потом, рассмотрев, дали ещё один пирожок и кружку с молоком.


А внизу тихо матерился Кощей, окончательно уверовав, что женился на самой Моране-смерти…

Домовой кричал так, будто с него живого шкуру сдирали. Резко расхотелось есть, и даже, кажется, снова разболелась голова. Потом вопли прекратились, но менее страшно от этого не стало (хотя Кощей ни за что не признался бы, что это именно страх).

– Слушай, Кощей – ты злыдень! – Баба Яга спускалась вниз. Лицо её раскраснелось, а рыжие кудряшки, выбившись из-под платка, рассыпались по плечам крупными кольцами. – Так ребятёнка уморить!

– Какого? – удивился блондин. – Ты где у меня дитё видишь?

– Домовому твоему годков с сотню будет, – объяснила Яга. – Маленький он, глупый. А ты им командовать вздумал. Откормить сначала надо, научить, как да что.

– Не знал я, вот тебе моё слово, Яга!

– А коли не знал, так исправляй давай! – улыбнулась женщина. – Найми бабку какую, пущай помогает в хозяйстве. И жене твоей подспорье, и домовой вести хозяйство поучится.

– Где ж я найду бабку, чтоб к самому Кощею с Мораной-смертью в домохозяйки пошла?! – скривился мужик.

– А бабка Параська? – лукаво улыбнулась ведьма.

Бабка Параська была одинокой старухой в ближней деревне. В молодость свою была она бойкой дивчиной, поворотившей немало женихов назад. Да и сейчас она сохранила молодецкий пыл, гоняя молодежь вечерами «шоб неповадно было». И Кощей не знал, зависть это у неё или поганый характер.

Но хозяйкой бабка Параська была знатной. От самого столичного воеводы приезжал гонец, чтобы купить пива её самоличного изготовления. А Соловей, однажды чудом украв блин, признался, что ничего вкуснее в жизни не ел. Хотя после сегодняшних пирожков Кощей и сомневался, что бабка обставит в готовке его жену.

– Я подумаю, – буркнул он, решив сначала посоветоваться с женой.


Домовой оказался миленьким, блондинистым и очень молоденьким. Выглядел он как мальчик-подросток, только маленького – с кошку – росточка. Странно уставившись огромными зелеными глазёнками на хозяйку дома, домовой пробасил: – Чой-то, ты, хозяюшка, с домовым решила ссориться?!

Выглядело это настолько забавно, что Мора не смогла удержаться от улыбки.

– Что ты, батюшка! Как же я с тобой ссориться буду! – поспешила его успокоить девушка.

– А зачем ты меня в лохань башкою окунула? – запыхтел тот в ответ. – Вода мокрая, холодная! Я ж простыну, ить!

– Зато ты теперь красивый! – Морана льстиво подставила ему зеркальце на длинной хрустальной ручке.

Домовой заглянул туда одним глазом, а потом обхватил оправу маленькими пальчиками, пристально вглядываясь в отражение.

– Это чой-то… – недоверчиво затянул он, – я, чтоль?

Нафаня был очарован. Из зеркала на него глядел опрятный домовенок с зелеными, как летние травы, глазами. Он ткнул пальцем в свое отражение, но вопреки ожиданиям, оно не рассыпалось маревом морока. Домовой покрутил головой, глядя, как живо движутся чистые волосы. Вспомнил молоко и пирожок. И решил, что с этого дня и в этом доме отказа молодой хозяйке не будет ни в чем.


Вечер наступил так незаметно, что Кощею стало не по себе. Не знал он, как вести себя с молодой женой. Не то, чтоб стеснялся, или немочью страдал… Просто не помнил, было ли у них что-то уже… Да-а-а… Пир в две недели – это вам не заморский курорт на водах Боржоми! Особенно у Даждьбога. Мужик в раздумьях почесал затылок. Не у Мораны же ему уточнять, в самом деле! Девушки – они обидчивые, если забываешь такие вещи… И Кощей решил лечь спать на отдельной кровати, от греха подальше. Не потому, что молодая жена ему не нравилась. Скорее, наоборот…

Мужчина долго крутился, одолеваемый разными думами. Пробовал считать овечек, но в голову лезла только разная муть. В конце концов Кощей приноровился считать домовых, скачущих через тазики, которые затем почему-то превратились в Бабу Ягу, верхом на Соловье-Разбойнике. Вот так незаметно и пришел к нему сон…


Морана честно ждала мужа, принарядившись по совету Яги в тонкую ночную сорочку. Когда совсем стемнело, страх из «сейчас что-то будет!» превратился в «а что-нибудь будет вообще?», а потом и в «так, я не поняла!».

Велс совершенно не торопился осчастливить новобрачную своими объятьями, что бы там не говорила её тётушка. Вот только не учел её разлюбезный муж, что девушка потому и нагоняла столько страху на окружающих, что не ждала покорно того, что должно случиться. Она сама всё делала. Проще говоря, она легко находила приключения на свою… голову. Ага. Девушка выскользнула из-под одеяла и направилась в комнату, где исправно сопел её благоверный.

В изголовье кровати Кощея теплился огонек свечи. Комната была погружена в полумрак. Мужчина спал, подложив правую руку под голову, а его длинные, как у девушки, ресницы отбрасывали тень на щеки. Волосы разметались по подушке, золотистым ореолом очерчивая контуры лица и плеч. Поначалу, Морана даже забыла, зачем пришла, просто залюбовавшись спящим мужем. И ведь поглядеть было на что. Девушка, очарованная увиденным, подошла ближе и, протянув руку, нежно провела пальцами по щеке Кощея.

– Марьюшка, – прошептал её муж, не открывая глаз.

Девушка отпрянула. Злобные слезы сами брызнули из глаз. Или это было сожаление?

***

Немногие знали о настоящем возрасте Мораны. Для всего мира она была юной девушкой с нежным личиком и большими глазами, но только истинные воины знали, как сурова царица-смерть.

Будущего мужа своего Мора увидала именно на поле боя во время жестокой сечи, где он жестко командовал своим войском. Царствовал, похожий на золотого бога войны. Кольчуга сверкала на солнце, слепя врагов, а верный меч крушил, напоминая косу дедушки Смерть. Тогда она впервые ощутила себя не богиней сечи, а женщиной, которая видит перед собой настоящего мужчину.

Его тяжело ранили в одном из таких боев, но Морана не посмела забрать храброго воина. Вместо этого мужчину пленили враги, заточив в мрачном подземелье. Каждый день приходил к нему правитель, предлагая свободу и богатые дары, если станет великий воин на сторону недругов своих. И всё крепче держался богатырь, твердо веруя, что спасут его верные соратники. А Мора видела, и слезы катились из чистых глаз её – соратники решили оставить его в плену, боясь и завидуя тому, каков он есть.

Чего не знали люди, так это того, что покинутый ими воин – сын бога. Мора и сама узнала это случайно, когда после особенно жестоких пыток, не вынеся его страданий, захотела забрать душу воина, но… не смогла. Вот, поди пойми, было ли бессмертие его даром или проклятьем.

Прошло столетие, и о воине забыли. Враги полагали, что кости его сгнили в подвалах правителя, который и сам к тому времени давно помер. Соратники думали, что сгинул он в плену врагов. Морана была рядом – незримо, но была. Приносила еду, когда он спал. Видела горькие слезы, когда он понял, что покинут друзьями. И когда оковы проржавели настолько, что он смог их сорвать, оставив на искореженном металле кожу и мясо с запястий, и освободиться.

Больше он не звал себя тем именем, которое дали ему на славянской земле. Кощей – звали его теперь, «невольник». Он принял это имя, чтобы помнить. Слишком горд был, слишком верил в других когда-то. И Морана была очарована им еще больше, точно зная, что при всей его храбрости, у этого человека есть и слабости. После века во тьме Кощей очень не любил темноты. Не боялся, но переносил плохо.


Моржана вздохнула и вытерла щеки. Не для того она вышла за Кощея, чтобы рыдать. Она ему еще покажет!


Кощею снилось прошлое, когда он украл Марью Моревну. Причем украл не потому, что её батюшка просил – по стандартному договору с царем, нужно было дождаться отправленного за похищенной королевной принца, «помереть» и получить деньги от короля за удачно сбытую с рук дочку. Просто Марья-царевна очень понравилась злыдню. Было в ней что-то такое… воинственное. Кощей любил самостоятельных девушек.

Сон как раз дошел до того момента, когда его заперли в подвале, сковав цепями.

– Ничего у тебя не выйдет, Марьюшка… – прошептал Кощей.

И вот уже по ступенькам в его темницу спускается её поклонник, аккуратно неся ковшик с водой, от которой должны возвратиться чародейские силы…

Мир внезапно завертелся.

– Вставай, Кощей! Пришла смерть твоя безвременная!!

Кощей дернулся подняться, но смачно приложился лбом об угол кровати. С трудом разлепив очи и проморгавшись, мужик увидел свою жену в ОЧЕНЬ прозрачной рубахе. Челюсть сама уехала вниз.

– Ты чего делаешь? – зашептал он, схватившись за новую, стремительно растущую шишку.

– Я за долгом твоим, супружеским! – выпалила его жена, сидящая на кровати в позе наездника.

– Э-э-э… – затянул Кощей. Похоже, рядом с ней не так много слов можно подобрать. И открытый рот постепенно становится его привычной позой. Ага. – Какой долг, спать иди, завтра вставать рано!

– Зачем? – нахмурилась Морана.

– На рыбалку! – мгновенно нашелся Кощей.

– И я? – недоверчиво глянула на него девушка.

– А ты хочешь? – вздохнул мужчина. Она серьезно кивнула. Кощей потер шишку. – Тогда ты тоже. А теперь спать, – и полез обратно на кровать.

– Можно, я с тобой останусь? – попросила его жена, не торопясь уступать место.

– Оставайся, – зевнул Кощей.

Только спустя полчаса он понял, какой опрометчивый поступок совершил. Нет, Морана не делала попыток его соблазнить. Девушка спала, трогательно прижавшись к нему. Фактически, обвившись всем телом. В ночной рубашке, которой почти не было. Кощей ворочался и скрипел зубами, не замечая, что свеча давно погасла, и комната погрузилась в темноту. Заснул он только под утро. Да и не сон это был, а легкая дрёма…


Летнее утро, прохладное и свежее, обняло терем, заглянув в резные окна золотыми солнечными лучами. Сквозь дрёму Кощею чудилось что-то теплое, нежное, воздушное и обволакивающее. Мужчина протянул руку, и пальцы утонули в шелке волос.

Кощей лежал, не открывая глаза, и вдыхал запах чистого женского тела. Он вспоминал очень давние события своей жизни, о которых не то что вспоминать – думать не любил. О плене у давно почившего правителя. И о том, что кроме врага, пленить его смогла только женщина.

В Марью Моревну Кощей влюбился, или, по крайней мере, относился к ней чуть серьезнее, чем к другим девам за последние пару столетий. Думал, наверное, что найдет в ней нечто, искомое давно и тщательно в каждой. Жаль, конечно, что она оказалась падка на золото да колдовскую власть, ведь мужчина мог дать ей больше… гораздо больше.

А сейчас Кощей был растерян. Он не знал, как относиться к собственной жене. Не понимал, чего она хочет, почему вышла за него замуж. Те воспоминания, которые он мог собрать и переосмыслить за бессонную ночь и странное утро, не давали ответа на его вопросы. И было что-то еще. Настолько странное, что Кощей попросту не ведал, как озвучить эту мысль даже себе самому.

Кощей был уверен, что знал Морану раньше. И был уверен, что никогда её не видел. Еще он был уверен, что эта девушка ему дико нравится и, возможно, в неё будет очень легко влюбиться. А вот этого мужчине очень не хотелось.

Вот такие примерно мысли гуляли у него в голове, когда он почувствовал, как его молодая жена завозилась во сне, пристраиваясь поудобнее на его теле. Кощей начал стремительно краснеть от содержания своих мыслей. Утро обещало быть... занимательным. Ага.


Моржана почувствовала, как мужские пальцы гладят её по волосам. Автоматически, как она сама гладила кошку, когда глубоко и сильно задумывалась. Сон сразу же отступил, осталось только чувство неги во всем теле. Вспомнился вчерашний рассказ Яги. Мора ухмыльнулась про себя, стараясь не выдать, что больше не спит, и прижалась к мужу покрепче. Кощей засопел, перестав наматывать на палец черный локон. Потом тихо охнул, и в бедро девушки уперлось явное доказательство того, что Кощей считал её очень даже привлекательной.

Мора, хотя сама и не спешила это испытать, знала, что происходит между мужчиной и женщиной. Возможно, всё дело было в словах матери о том, что такое нужно испытывать только с любимым. А возможно, что до появления Велса в её жизни, таких мыслей и желаний не возникало.

Морана вздохнула и запустила нежные пальчики в золотистые завитки на мужской груди. Нет, не открывала глаза – она уже видела всё это вчера, в тусклом свете свечи. Погладила твердые мускулы, ощущая покалывание жестких волосков на его теле. Как ни странно, это было очень приятно. Только девушка собралась с духом, чтобы попробовать Кощея на вкус (Да-да! Лизнуть, а не то что некоторые подумали…), как мужчина, осторожно её отодвинув, кубарем скатился с кровати и, завернувшись в простыню, спешно направился к выходу из комнаты.

– Стоять! – рявкнула Мора. А потом подумала. – Ой!


– Стоять! – послышалось за его спиной. Значит, она не спала? Кощей обомлел и начал заливаться румянцем. Как и у многих светлокожих людей, у него покраснело не только лицо, но и всё тело. Благо, он сам этого заметить не мог – некогда было. Сама собой, нижняя челюсть ушла вниз.

Не краснел он, наверное, с самого детства. С тех пор, как поднабрался наглости и сам начал смущать окружающих. Страдали от злыдня и няньки с мамками, и дядья с тетками, и даже дед-князь. Но усмирить так и не смогли, со временем привыкнув прятаться от сорванца или игнорировать его подначки. Робел он только перед своей матушкой, смешливой жрицей Сварога. Став старше, он перестал подшучивать над людьми, но остался острым на язык скалозубом, с которым боялись связываться доже матёрые гусляры-баяльщики. Не робел Кощей и перед принцессами и королевнами, попадавшими к нему в терем. А вот жене удалось то, что никто не мог уже много веков…

И мужик, не думая, рванул вниз по лестнице.


По воздуху носилась домашняя утварь. Кот Черныш был приставлен глядеть за кашей – чтоб не выкипела. Штаны Кощея сами собой зашивались острой иголкой, заколдованной ретивым домовым. Метелка сновала по темным углам, разрушая давние паучьи домики.

Нафаня деловито сновал возле уже растопленной печи, пытаясь сотворить легкий завтрак из остатков вчерашнего пира. В руке у него, как у истинного полководца, боевито была зажата расписная деревянная ложка на длинной ручке. Уж очень хотелось домовому угодить новой хозяйке.

В горницу влетел Кощей, цветом не хуже, чем цветущие маки. Он с разбегу бухнулся на лавку и заложил ногу за ногу. Потом натянул простыню, в которую был завернут, до ушей и принялся грызть ногти на правой руке.

– Ты чегойто? – брови домового сами взлетели вверх. – Али наделал чегось?

– Ничего я не делал, – пробормотал Кощей, догрызая ноготь на мизинце.

– Дык чего она рыдает-то? – заинтересовался Нафаня. – Поди, тогда не сделал, вот и обиделась?

– Рыдает? – мужик сплюнул и прислушался. – С чего ты взял? Не слышно же ничего.

– Домовой – он сердце дома, – ухмыльнулся хозяйственный и словоохотливый, как никогда, коротышка. – Я всё знаю, что в доме деется.

– Штаны дай, – попросил Кощей. Вздохнул еще раз, оделся и пошел наверх.


Морана лежала на кровати, свернувшись в клубок, и горько плакала. Зачем, спрашивается, она так на Велса закричала?! Он даже покраснел… Не удивительно, если муж теперь и глядеть на неё не захочет. Кому нужна жена, которая норовит вперед мужа главенствовать?

Девушка так расстроилась, что даже не заметила, как заскрипела дверь, и в горницу вошел Кощей. Он неловко замялся на пороге, переступая с ноги на ногу, но наконец, что-то решив, подошел и сел рядом.

– Ну, вот так у нас получается… – тихо начал он. – Плохой я муж, наверное. Хвалить – не хвалю, милов а ть – не мил у ю. Даже прощения не умею просить…

– Велс, – тихо прошептала Морана, – поцелуй меня, а?

Поцелуй в точности соответствовал этому утру. Нежный, теплый, он захватил этих двоих с головой, подарив нечто неосязаемое, ещё не осознанное, но уже возникшее. Морана почувствовала улыбку на своих губах. Потом муж отстранился, напоследок потеревшись о её щеку своим носом.

– Иди, одевайся, – улыбался мужчина. – Поедем, куда я вчера обещал. Да и в деревню надо заехать. Попросим Прасковью Никитишну, пусть хозяйство у нас ведет. Не всё тебе одной делать…


В груди у Кощея что-то пело. Не чувствуя ног, он сбежал вниз, на первый этаж, перехватил что-то со стола и выбежал в конюшню.

– Ну, наконец-то! – раздался язвительный голос из крайнего стойла. – Проспался?

– И тебе здравствуй, Огневица, – ухмыльнулся Кощей. Этим утром ничто и никто не смогло бы испортить ему настроение. Слишком уж удачно всё сложилось.

– Да ты доволен, как я погляжу! – ярко-рыжая лошадь махнула красной гривой. На солнце заплясали сполохи и солнечные зайчики. – Давно тебя женить нужно было.

Кощей улыбнулся и взял щетку, рассказывая лошади, куда они сегодня направляются…


Летит по небу конь-огонь. Гривой сполохи в небе рождает, хвостом облака метет. А на спине два всадника – богатырь улыбчивый, да девица красная, от страха попискивающая…

Мора боялась высоты еще с детства, испытывая безотчетный ужас, когда мать или отец брали её с собой прогуляться над облаками. Как оказалось, присутствие Кощея на этот факт влияло мало. Выяснила это девушка уже на высоте, вцепившись в мужа, закрыв глаза и тоненько поскуливая. Кощей честно пытался сдержаться. Первые десять минут ему это даже удавалось. Потом мужчина начал хохотать, грозя упасть с лошади вместе со своей молодой женой.

Впрочем, долго это не продлилась – Морана все-таки нашла выход, крепко прижавшись к мужу и обхватив его конечностями. Почуствовав мягкость женского тела, Кощей, измученный утрешними обстоятельствами и видами (ох и снились ему ближе к рассвету стройные ножки Мораны-смертушки), прекратил смеяться и натужно засопел. До деревни ехали молча, но довольные друг другом: он-таки догадался приобнять жену, а она неосознанно ласкалась в широком кольце мужских рук.


Деревенька была не маленькой – почти сотня домов, да и Кощея тут знали хорошо, почитая его как защитника и оборонца… да и пакостника зловредного! А кто б еще додумался братьям Ерофеевым, признанным дурням, сказать про клад под Ведьминой Горой? Они тогда половину села перекопали, пытаясь найти заветное золото… Или та байка про цветик-семицветик, растущий только в Иванову Ночь? Молодежь парами ходила искать проклятущий цветок, после чего следовал сезон свадеб и повальное рождение незапланированных детей, что очень поднимало демографию…

Но самым большим грехом, водившимся за патлатым злыднем, было совращение дочери старосты – Маняши, дородной девки с шестым размером… глаз! – и отказ жениться на ней. Впрочем, мужчина и не думал отпираться и даже отвалил золота ей на приданое, поэтому его с удовольствием привечали в Великих Козленках, украдкой подсылая симпатичных девушек на выдание поближе…

Бабка Параська была грозой и обличителем местных… всех! Она умудрялась знать всё про любого, мало-мальски грешного жителя деревеньки, зачастую даже такие подробности, что соседи только диву давались, за глаза называя бабку ведьмой. Муж ее, ныне покойный кузнец Добромил, тоже, поговаривали, знался с нечистой силой, но это было бездоказательно да и попросту глупо – ведь обличить ее пытались в основном те, кому было что скрывать… Дома бабку застать не удалось – она с раннего утра хлопотала по хозяйству, умудряясь следить за соседями через приоткрытую дверь коровника, при этом комментируя гнусное поведение оных.

– Доброго утречка тебе, Прасковья Никитишна! – гаркнул Кощей, пинком открывая сарай.

Бабка недовольно крякнула и поймала едва не опрокинутый подойник.

– От злыдень и есть, чтоб тебя, – недовольно прокомментировала она появление незваного гостя. – Тебе чего?

– Мне б хозяйку в дом, – с обезоруживающей улыбкой признался мужик.

– Так женись, – недовольно буркнула Параська. – Аль хочешь, чтоб я свахой к тебе пошла?

– Да женился я! – отмахнулся Кощей.

– Что, дура бесталанная? – поцокала языком. – Это все твои принцесски. Брал бы девицу справную, да и жил бы себе припеваючи.

– Так я и взял, – блондин махнул рукой, указывая куда-то в сторону.

Бабка с любопытством уставилась на темноволосую красавицу с серыми, будто отливающими серебром, очами. Та оказалась неожиданно хороша, да глядела на бабку без обычного для девиц высокого сословия презрения. Вот только было в ней что-то… странное. Молоденькая вроде совсем, ан глаза старые, знанием наполненные. И любопытно стало Параське, аж жуть!

– Ла-а-а-адно, – затянула она, – так и быть. Коль десять серебрушек за год положишь, пойду к тебе хозяйкой.

Поворчав для приличия, Кощей согласился. Кто ж еще по доброй воле на хозяйство к нему пойдет? Хотя, за десять серебрушек… На том и порешили.


– Да погоди ж ты! Не насаживай так!

Соорудив из длинного прута да бечевки из конского волоса уду, Кощей усиленно учил молодую жену премудростям рыбной ловли. Морана училась плохо, все время норовя покрутиться на месте, присесть поближе или дотронуться до мужика. Злыдень честно терпел, но радости такая рыбалка не доставляла. Хотя…

Мора перегнулась через его руку, задев мужчину полной грудью. Её тонкий стан и гибкие движения, наполненные какой-то особенной негой, увлекали чародея, как кота – сметана. Хотя он и немного побаивался эту странную девушку – было в ней что-то… эдакое. Притягательное. Да и, в конце концов, жена она ему, или не жена?!

– Послушай, Морана, – отложив уду в сторонку, Кощей повернулся к своей супруге, – а давай в загадки поиграем.

– На что играть будем? – бойко улыбнулась девица.

– А на желание! – нашелся блондин.

– Смерти не боишься, Кощей? – сверкнула она серебряными очами.

– Вот и поглядим, – сердце у мужика, конечно, дрогнуло, но что не сделаешь за поцелуй красной девицы?


– Без рук, без ног – на бабу скок?

Морана порозовела. Когда она согласилась на мужнину игру, то совсем не думала о том, что Велс – известный охальник. Чем мужик бессовестно пользовался.

– Коромысло.

– В небе одна, в земле нету, у бабы – целых две?!

Кощей задумался на целую минуту, так, что она даже загодя зарадовалась, но…

– Литера «буки», – наконец выдавил он. – Коль встанет, так до неба достанет?

– Радуга, – с облегчением выдохнула девица. – Зерно, что прошло сквозь огонь, воду да трубы медные?

– Самогон! – расплылся в улыбке Кощей. – Что такое: два брюшка, да четыре ушка?

– Не знаю… – растерялась Морана.

– Тогда мое желание! – оживился мужик.

– И чего ж ты хочешь, муженек? – подбоченилась Мора, с вызовом глядя на удачливого загадывальщика.

– Поцелуй из уст твоих, – он выжидательно глянул на собственную жену.

– Итить тебя через корыто, Кощей, отгадку-то скажи! – расстроено прокричал водяной, до этого прятавшийся в камышах. – Меня ж русалки потом замучают – ответ им вынь, да положь!

Раздосадовано плюнув наземь, злыдень пнул ставшую ненужной уду.

– Кошачья свадьба!

Назад ехали почти молча, только Кощей обиженно костерил хозяина водной заводи, поминая того злым тихим словом. И уже потом, когда Морана снова испугавшись высоты, вцепилась в мужика, крепко прижавшись к нему всем телом, слышался только зубовный скрежет.


– А хозяюшка чужих пускать не велела!

Домовенок, чистый и ясноглазый, высунул ладонь в окошко и ловко скрутил шиш незваным гостям. Кот Боян поперхнулся, а Змей Горыныч ошалело поглядел на ловко переплетенные пальчики.

– Съем окаянного! – Рявкнул он, но ломиться в дом к Кощею не решился.

– Треснешь, разлюбезный, – домовой помахал шишем и скрылся в избе.

Друзья переглянулись и уныло поплелись к лавочке у входа.

Кот – большой, черный, с яркими зелено-желтыми очами на пол-морды, был знатным сказителем и мог заморочить любого. Роду-племени он был неясного, характера балагуристого да хитрого. К несчастью, хозяйка его, Яга, отказывалась варить оборотное зелье, так что чары свои Боюну приходилось испытывать только на окрестных кошках, коих нашлось немало. Змей Горыныч же по-простому звался Горыней и был неприметным парнем довольно высокого роста с темными волосами и медового цвета глазами. Худой и поджарый, он мог оборачиваться змеем – огромной черной рептилией с размахом крыльев в две с половиной сажени[3], а в жизни был неразговорчив и хмур.

Пришли они к Кощею исключительно по делу – Царь Берендей прислал письмо с горлицей, где слезно умолял украсть его дочь-царевну, уже отчаявшись выдать ту замуж. Вправду сказать, принцесса была на редкость некрасива, отличаясь только умом, который не у всякого мужика встретишь. Баяли в народе, что заколдовали царевну во младенчестве, и если полюбит ее прекрасный принц, обернется она раскрасавицей. Время шло, а желающих больше не становилось. Не спасло положение даже пол-царства, обещанное вместе с рукой Василисы Премудрой.


– Что ты, кляча, спотыкаешься? – с досадой пробурчал Кощей, пока Морана пищала от страха и прижималась к нему еще теснее.

Огневица перешла на иноходь и обиженно всхрапнула.

– А ты, хожаин, меньше жлись, дольше проживешь. – Лошадь пожевала удила. – Не гнал бы меня так, глядишь, больше б толку было. Жмея чую.

– Змея? – удивился злыдень. – Какого-такого змея?

– Горыныча.

– Вот, итить, – Кощей расстроился еще больше.

После того, как водяной помешал ему поцеловать Мору на берегу, мужик надеялся на хорошую компенсацию в собственном тереме. И, кажется, зря…

– Не хочу змея, – шепот был очень тихим и жарким, отдаваясь в левое ухо блондина выдохом теплого воздуха. – И в терем не хочу. Хочу поцелуй.

Не думая, Кощей натянул поводья, остановив лошадь. Огневица удивленно заартачилась, но потом все же послушала хозяина и спустилась на землю, мелко перебирая копытами.

– А ты, чего это, хозяин, пешком пойдешь? – недоверчиво прищурилась лошадь. – Тут, почитай, верст[4] пять по лесу волшебному...

– А я прогуляюсь, – засопел Кощей. – Воздух лесной. Полезно.

– Жену на закорки посадишь? – заржала Огневица.

– Хоть и так, все одно по-моему будет!

Плюнув на землю так, что зашипело, Кощей указал в сторону дома. Лошадь насмешливо тряхнула густой гривой и весело застучала копытами в указанном направлении. Мужик проводил ее взглядом и шумно выдохнул. И только потом понял, что натворил.

– Я... – начал он.

– Спасибо...

Ясные глаза Мораны глядели на мужа с таким восхищением, что ему стало немного не по себе. А как иначе, если не доверяли злыдню уже многие века? А она... Пнув мухомор, некстати выросший прямо на его пути, мужчина уставился в землю. Дела...

– Велс, – позвала его девушка.

– М-м-м?

– Я очень рада, что стала твоей женой.


Небольшая зеленая поляна была усыпана цветами и окружена густым малинником. Душистые красные ягоды тяжкими каплями пригибали ветви к земле, привлекая не только лакомок, но и многочисленных комаров да мошек. Впрочем, благодаря волошбе, Морану с Кощеем они не трогали.

Злыдень сидел на своем кафтане, наблюдая за своей женой, живо собиравшей малину и уже от души перемазавшейся яркой ягодой. На душе его было спокойно и благостно, что и отражалось на довольном мужском лице. Хотя было еще кое-что, чего он хотел, но... Кощей был согласен подождать немного. До вечера, не дольше.

Сверкая довольной улыбкой, Морана подбежала к мужу и присела возле него на колени. Её тонкие пальцы были покрыты малиновым соком, щедро разбрызганным по белой коже лица и ярким губам. И пахло от нее по-летнему сладко. Спелыми ягодами и радостью.

– Хочешь? – на её ладошке румянились округлые малинки.

– Угу, – пробормотал Кощей, глядя совсем не на протянутое ему угощение.

Её губы. Лукавая улыбка, таинственная, щедро сдобренная малиновым цветом и запахом манила мужчину гораздо сильнее. Он не хотел пугать свою юную жену, но ладонь его самовольно потянулась к её волосам, утонув в блестящем черном шелке. Кожа на щеке Моржаны оказалась нежной и мягкой, с легким пушком.

– Мора, – выдохнул мужчина.


Это было так неожиданно и приятно.

Руки его были по-мужски крупными с длинными сильными пальцами, но… Касания Велса оказались такими теплыми и легкими, будто Морана была стеклянной. Губы мужчины осторожно собирали малиновую сладость с женских уст и щек, оставляя голую горящую кожу, обласканную его прикосновениями.

Это было волшебно.

Он будто знал, куда надавить и где погладить, чтобы вызвать самый сильный трепет в её теле. Как поцеловать, чтобы дыхание сбилось, и мелкой дрожью отозвались колени. И откуда у него эта выдержка, чтобы так долго с тихим шепотком говорить жене какие-то глупые нежности, которые она совсем не понимала, да и не хотела понимать…

Это было так, как рассказывают в сказках, когда оканчивают их фразой «и жили они долго и счастливо».

Это так и было.


Примерно 9 месяцев спустя…

Мерный стук Кощеева лба о стену отдавался буханьем во всем тереме.

– Ну, шо ж ты так убиваесся, хозяин, – пробасил Нафаня. – Ты ж так не убьесся…

Не слушая домового, злыдень продолжил свое черное дело. Ему было плохо. В основном потому, что помочь Моране сейчас он совершенно не мог. По дому снова разнесся протяжный стон. Кощей в мгновение остановился и, побелев, выдохнул.

– Ну что ты, как дитё – снова начала уговоры коротыш, – отмучается баба немного, зато потом все счастливые будете. Зря, чтоль, Яга да Прасковья Никитишна пособляют?

Если Ягу домовой побаивался, то бабку Параську считал почти даром с небес. Появившись в доме этим летом, старуха не только успела установить железный порядок, но и регулярно потчевала Нафаню молоком и ватрушками, за что тот готов был помогать ей почти во всем. Единственная, кого домовой почитал больше – была его хозяйка, Моржана. Ничего не ответив, мужик снова поворотился к стене и стал методично стучать о нее головой…

– Ну, все, Кощей, – голос Яги громко разнесся по горнице. – Иди, давай. Гляди.

Сорвавшись с места со скоростью, достойной самой Огневицы, блондин едва не снес с дороги бабку Параську, нагруженную испачканными простынями. Семенящий за ним Нафаня только подивился ловкости, с которой старушка увернулась от летящего ей навстречу мужика.

– Тьфу ты, ирод, – пробормотала она, – совсем сбрендил от счастья.


Почему-то весь его запал исчез перед входом в светлицу. Велс просто стоял, не в силах отворить дверь и войти. Минуту спустя он все же собрался духом и заглянул внутрь. Моржана была на огромной кровати, а по обеим сторонам от нее лежали два розовых сопящих комочка, укутанных в цветастые одеяльца. Происходящее было так волшебно. Никакая магия не могла сравниться с таинством рождения новой жизни.

– Мора, – прошептал Кощей и шагнул в комнату к своей семье.


***


– Ох, – мечтательно вздохнула Марья. – Такая любовь, поди, только в сказках и бывает.

– Ну почему же, – Боян залихватски откинул со лба темную прядь, упавшую ему на глаза. – Сказки, они не на пустом месте вырастают. Как знать, любит, поди, Кощей, свою Морану-Смерть до сих пор.

– А Демьян нам сказал, что баешь ты сказки срамные, – перебил его Тит. – А этой побасенкой только детей малых стращать, да девок на сеновал зазывать. Ты нам расскажи, от чего вчера Марья, как свекла была.

– Так это ж сказ о Змее-Горыныче о трех головах и принцессе заморской, – отмахнулся гусляр. – Али сказать?

– Потешь, мил человек, – донеслось из молодецкой толпы.

Марья ойкнула и покраснела. Она точно знала, что будет рассказывать гость…


***

Сказ о Змее-Горыныче о трех головах и принцессе заморской.


Змий был большой, черный и не совсем хорошо пах – сказывались-таки ночные купания на реке Смородинке, давным-давно облагороженной близлежащей деревенькой. Его большие кожистые крылья тяжело рассекали воздух, со свистом пропуская потоки между тонкими перепонками. Серебристо-серое брюхо зверя, почти не видимое на фоне вечерних облаков, мелькало в вышине, выделяясь только ярко-розовым пятном. Однако при наличии хоть какого-то воображения, его вполне можно было принять за причудливое пенное облако, отраженное лучами закатного солнца.

Он тащил её в мощных когтистых лапах, туго сдавливая тонкую талию огромными пальцами, покрытыми плотной пластинчатой сеткой чешуи. Девушка, первые минуты бившаяся в стальных тисках объятий дракона, теперь повисла мертвым грузом, и только упругая грудь, вздымавшаяся в тесном плену платья, говорила о теплящейся в ней жизни…

Лететь, честно говоря, не так уж, чтоб и далеко. Обиталище змия, вопреки всем россказням и предположениям, было не в пещере и не в старом, рассыпающемся от времени, замке. Это оказался добротный светлый терем прямо посередине волшебного, зачарованного самим Кощеем леса. От последнего, сказать правду, змий сам был в особенном восторге. Уж очень надоело ему тратить все свободное время на защиту скромных пожитков от «победителей Змея-Горыныча», периодически заглядывающих на огонек.

***

Принцесса была прекрасна, и это не было просто словами.

Тонкий стан, высокую объемную грудь да светлые кудри волос он заметил еще там, в саду, где она прогуливалась с дворовыми девками. Теперь, доставив девицу к себе домой и рассмотрев поподробнее, змий безумно впечатлился, как, наверное, не удивлялся еще со времен похищения соседом Василисы Прекрасной.

Нежную шейку венчала голова с длинными золотистыми волосами. Ярко-красные, как рубины, губы, чуть приоткрываясь, показывали перлы зубов. Кожа была золотисто-персиковой и нежной на ощупь. Тонкие изящные ручки спокойно лежали на льняных простынях. Высокая грудь вздымалась при вдохе, грозя вырваться из тесного платья, плавно переходя в тонкую – в обхват руки– талию. Пышные струящиеся юбки не давали такого простора воображению, но отчего-то похитителю казалось, что там всё тоже, как нужно.

– Да-а…

Голос у принцессы тоже оказался приятным. Глубокий, по-женски чувственный, с хрипотцой. Горыныч просто прикрыл глаза, мгновенно потерявшие человечность, и мысленно облизнулся. Нет, он не собирался есть пленницу, упаси Род[5]… Его попросту обжег голод иного рода, не испытываемый змием уже несколько столетий точно.

– Кто вы? И где я?

Открыв глаза, он поглядел на принцессу, в очередной раз замерев от удивления. На лице – безумно красивом женском лице с чуть более пухлой нижней губой, румяными щечками, изящным носиком и высокими, будто выточенными из слоновьей кости скулами – сверкали зелено-голубые, как аквамарины, глаза, обрамленные длинными пушистыми ресницами.

– Змей мы. Горыныч, – неловко представился мужчина. – А вы у нас в гостях, кажется.

Принцесса обвела комнату изрядно округлившимися глазами и чувственно приоткрыла ротик, заставив змия сглотнуть.

– И что я делаю… тут? – Наконец осмелилась уточнить она, – в гостях?

– Мы ждем королевича или принца, – дракон честно пытался не заглядывать в вырез платья, но получалось плохо, – который придет спасать принцессу.

– Ну, тогда ждать долго, – задумчиво произнесла девушка, – потому что вы обознались. Я не принцесса.


– Лети в Византию, бла-бла-бла… – издевательский голос Горыныча разлетался по двору мощной звуковой волной, распугивая воробьев и пригибая к земле цветущие розовые кусты. – Украдешь принцессу, получишь золото, и будет тебе счастье, да?

– Ну что ты разорался, Горыня, – Кощей сидел рядом, показывая защищающую от дурного глаза «козу» близнецам, успешно оккупировавшим отцовские колени. – Напугаешь детей, выйдет Морана. Оно тебе надо?

Змий испуганно покосился на терем соседа, быстренько припомнив, что темноволосая миниатюрная жена друга считалась еще и Богиней-Смертушкой… и притих.

– А вообще, это не я, это Яга сказала, – привычно поймав одного из близнецов у самой земли, Кощей снова усадил ребенка на свое колено, – с нее и спрос.

– Ну как же я без золота свататься пойду-то? – совсем погрустнел Горыныч. – Наши бабы знаешь, какие? Подколодные?

– Знаю, – буркнул злыдень, вспоминая собственную женитьбу, грозного тестя и коня, украденного у Яги на выкуп.

– А просто ненашенскую какую в жены не возьмешь, – продолжил жаловаться гость, – размерчик не тот.

Тут, конечно, Кощей другу посочувствовал, хотя сам же в свое время и задразнил змия «трехголовым». Одна, дескать, сверху думу думает, а две снизу – помогают… И знал ведь, злыдень, у всех истинных змиев физиология не то чтоб далека… скорее отлична от человеческой. И Горыня, как бы ни хотел, ничего с этим поделать не сможет.

– Посоветуйся с самой Ягой, а?

Всунув сыновьям в пухлые ротики по сладкой, только наколдованной конфете-петушку, Кощей виновато поглядел на друга. Ведь именно в его, кощеевом, доме вредная баба нагадала Змею Горынычу отправится за принцессой, использовав золотое блюдечко и, слегка погрызенное близнецами, у которых только начали резаться первые зубки, наливное яблочко.

– Да ладно, может, обойдется, – махнул рукой змий. – Она бает, что из знати какой-то. И реакция у меня на нее какая-то странная… Может, придут спасать. А нет, так съем чертову девку, а то уж больно охота…

– Что, красивая? – понимающе встрепенулся злыдень.

– Пуще Василисы Прекрасной, – признался Горыныч.

– Это кто это? – голос Мораны-Смерти раздался совсем рядом, заставив обоих вздрогнуть.

– Так ты же, ягодка моя, – первым опомнился Кощей. – Прекраснее всех Василис вместе взятых!

– Ой, смотри, Велс… – подошедшая темноволосая женщина с серебряными глазами и пухлыми розовыми губами аккуратно обхватывала внушительный живот руками. Она и вправду была очень красива. – Ой, смотри…

– Что ж ты встала, лебедушка моя, – тут же засуетился хозяин дома.

Подхватив близнецов под мышки, он встал с широкой лавки и шагнул к жене, кивнув змию на прощание и прошептав одними губами «потом».


Вероника принцессой не была, поэтому дракона она не совсем, чтоб обманула… девушка происходила из старинного жреческого сословия, издавна славящегося заклинателями змей и самыми красивыми и чувственными женщинами. Когда-то давно именно за свои таланты её предок получил место при дворе и небольшой титул. Впрочем, заклинательницей девушку можно было назвать только при наличии очень большой фантазии – она просто понимала змей. Вероника происходила из рода Горгон, представительницы которого отличались весьма… специфической особенностью. Всякий мужчина, способный вызвать в ней сильные эмоции в ответ получал полный паралич мышц – те буквально становились как камень, на три-четыре дня…

Учитываю необыкновенную красоту девушки, до определенного момента это спасало. Зная о последствиях, её сторонились, и ни один мужчина – даже Император – не осмелился покуситься на девичью честь. С другой стороны, это нервировало. Невозможность испытать подлинную страсть свела с ума пра-пра-прабабку Медузу, а Вероника не желала такой судьбы для себя. Всё было непросто. А еще этот дракон, сгребший в тугие тиски своих когтей и уволокший её в это странное место…

Девушка еще раз огляделась. Заявить, что ей тут полностью не нравится, она точно не смогла бы. Вопреки россказням о русичах, дом не походил на обиталище варвара, и тут вовсе не было мерзко и грязно. Пол сиял чистотой и был покрыт легкими тростниковыми половиками. Крепкий дубовый стол - вышитой скатертью. Стены - полотнами рушников. На окнах покачивались от ветра тонкие кружевные занавеси, а в углу гордо возвышалась беленая печь.

Да и сам хозяин был любопытен. Высокий, худощавый брюнет с золотисто-медовыми глазами и сухим поджарым телом будто смотрел сквозь Веронику, которая привыкла видеть в глазах окружающих страх, восхищение и, очень часто, даже неясное ей раболепие. Он не очаровывал, не искушал, а смотрел настороженно и тяжело, исподлобья, тяжело дыша и думая о чем-то своем. Взгляд дракона был странным, раздевающим, и даже в чем-то нежным. А его руки… сильные мужские руки с крепкими ладонями и тонкими красивыми пальцами будоражили воображение.

– Гор-р-рыныч… – девушка покатала его имя на языке, ощутив в теле непривычную сладкую дрожь.

– Чо, понравился, хозяин-то? – поинтересовался кто-то справа.

Покраснев больше из-за того, что поймали за таким делом, чем из-за несвойственного ей смущения, Вероника оглянулась. Маленький, размером с кошку, человечек в ярком красном одеянии и зеленых полосатых штанишках поклонился в ответ на её взгляд, подметя длинной густой бороденкой несколько досок пола.

– Эм… – только и смогла ответить девушка.

– Домовой мы, Игнат, – пояснил человечек, деловито смахивая несуществующие пылинки, невесть откуда появившейся тряпочкой. – А на хозяина тутошнего заглядываться не стоит. Бирюк он у нас, как есть.

– Это как? – с любопытством спросила пленница.

Она еще не отошла от шока от появления домового, но новое слово уже заставило мозг действовать, побуждая задавать вопросы.

– Так он тот, который о трех головах, – довольно пояснил Игнат, явно ожидавший этого вопроса, – потому и девка ему потребна особая.

– Это как, три? – не поняла Вероника, – у него же только одна, я видела.

– А он чо, перед всеми штаны сымает? – домовой приподнял бровь, выражая крайнюю степень удивления на очень самодовольном лице. – Окстись, девка!

– Три, говоришь… – задумчиво проговорила девушка.

– Ага, – кивнул человечек, – одна сверху думает, две снизу помогают. А вообще, меня Яга прислала. Сказать, что Митрофан завтра вечером воротится.

– Митрофан – это кто? – уста Вероники произнесли вопрос, а мозг еще обдумывал информацию, полученную от Игната. Три… Надо же…

– Так домовой здешний, – пояснил коротышка. – Родственников навещает в соседней деревне. А я, вот, с хозяйством пособляю.


Ощутив тяжесть на своих бедрах, Горыня удивился. Сначала ему показалось, что это лишь остаточное явление сна, навеянного близким женским присутствием и её запахом – дивным легким ароматом непонятных специй, витающим повсюду. Через несколько мгновений мужчина сообразил, что сон – сном, но тяжесть вполне реальная. И, наконец, пока сознание, одурманенное сном, медленно разбирало, что же творится, жаркий девичий голосок прошептал ему на ухо:

– А что, и в самом деле, три?

Змий рванулся в сторону, но поскольку лежал он на самой середине кровати, да еще и пузом книзу, то получилось не очень. Он, кстати, совершенно не мог объяснить природу своего дикого сексуального желания к пленнице. То ли дело, если б хотелось её только сожрать – это было нормальное желание змия к красивой девице, про которое Горыныч не раз слышал от отца или знакомых драконов, однако… может они имели в виду совсем не это? Тогда появлялся скрытый смысл, и… становилось немного страшно. Потому что те же, кто утверждал такое, говорили, что сопротивляться, в конечном счете, бесполезно, и порода все равно возьмет свое.

– Изыди, злыдня, – очень натурально прошипел он, в глубине души сильно порадовавшись, что лежит на животе. Иначе девушка уже убедилась бы в наличии того, о чем спрашивала, заодно потеряв всю ценность собственной невинности.

– Вот еще. Сам крал, вот и выкручивайся, – для подтверждения своих слов она очень ловко попрыгала на его теле, вцепившись в одеяло ноготками, от чего Горыныч едва не застонал.

– Ты чего, дура, да? – растерянно вопросил змий, – говорят тебе, спать иди!

– Вот странный вы народ, русичи, – фыркнула Вероника, – покажи, говорю – значит, показывай. Или думаешь, напугаешь?

– Разорву, – мрачно пообещал он в ответ. Впрочем, не принимая никаких усилий, чтобы воплотить свою угрозу в жизнь.

– Ну, покажи, Горыныч, миленький, – она всхлипнула, – ну что тебе стоит?

Стоило это немалой выдержки и огромного количества нервных клеток, в чем змий, конечно же, сознаваться не собирался. Но женские слезы были выше его сил.

– Ладно, слушай… – мужчина выдохнул. – У меня с этим проблема. Большая. Две. Если испугаешься и побежишь, то я скорее всего обернусь зверем и тебя… съем. Потом. Сначала… пф-ф-ф-ф… Так что твое любопытство выйдет боком нам обоим.

Не в силах говорить дальше, он с силой потер ладонями глаза и уткнулся лицом в подушку, ожидая, когда девица выйдет из комнаты, забрав с собой свечу, тускло освещавшую пространство и, возможно, станет хоть чуточку легче. Но Вероника оставалась на месте.

– Что, не передумала смотреть-то?

В ответ послышался нервный смешок.

– Откровенность за откровенность, – наконец задумчиво произнесла она. – Я не совсем непорочная, я очень много знаю... теоретически.

– И не принцесса, – угрюмо поддакнул Горыня, который уловил только «непорочная».

– Да, – кивнула девушка, – и это тоже. Я из очень древнего рода, которому нужны особенные мужчины.

– Угу, – снова вставил слово змий. – И девичьим духом я пахну, точно. Аки агнец невинный.

– Не перебивай… Это была попытка князя Василия, знаешь ли, – послышался горестный вздох. – Он потом два месяца в тронном зале стоял. В очень неприличной позе. Все ждали – отомрет, или меня можно на плаху уже. А ведь это был всего лишь поцелуй!

Горыныч напряженно молчал. Он знал, что означает, вот только поверить боялся. Неужели Яга права была, когда отправила его так далеко? Вот только золото оказалось не металлом, как он того ожидал…

– Князь ожил, а охотников на мою честь резко поубавилось, – Вероника помолчала и продолжила. – В моей семье есть легенда о «муже о трех головах». И далекий предок – водяной дракон. Надеюсь, легенды не врут.

– А если и правда, не врут? – Горыныч посерьезнел. – Я ведь могу тебе вред причинить, если не сдержусь.

– Ты попробуй, – девушка сползла с его тела, сев рядом. – Может, у нас ничего и не выйдет.

Мужчина повернулся и сел, глядя ей в глаза, полные ожидания.

– Поцелуй, говоришь? – Горыныч посмотрел на язычок, мелькнувший между розовой нежности губ, и нервно сглотнул. – Ежели со мной чего случится, домовому скажи. Он Кощея позовет.

Словно завороженная, Вероника кивнула. Она слышала слова змия лишь мельком, не в силах оторваться от его четко очерченных уст, произносящих фразы. Чувствуя волнение, какого не испытывала уже много лет. Горыныч потянулся вперед, обхватив женское лицо своими ладонями, и мягко прикоснулся к её губам своими в детском невинном поцелуе. Девушка приоткрыла рот, позволив себе втянуть его нижнюю губу, превращая игру в нечто большее. Змий довольно заурчал, переплетая язык с её мягкостью. Потом обхватил Веронику ладонями, властно повалил её на простыни и потерся всем телом. Желание было почти осязаемо в воздухе, и… ничего. Его тело не начало деревенеть, а губы оставались такими же мягкими и теплыми.

– Ай да Яга, – восхищенно пробормотал Горыня, – вот ведьма!

Девушка непонимающе поглядела на дракона. Она отчетливо ощущала, как в бедро ей упирается упругая плоть, что значило – мужчина хотел ее не меньше, чем она сама его желала.


– Еще, – потребовала она, решив разобраться в его словах позже.


Змий довольно заурчал и лизнул Веронику в плечо. На вкус девушка оказалась восхитительна – малиново-сладкая с медовым оттенком, что еще больше раздразнило мужчину. А уж когда она издала долгий стон, полный удовольствия, то он совершенно потерял голову. Втянув тонкую кожу губами, Горыня прикусил её в шею, а потом зализал укушенное место. Девушка не протестовала – её пальцы впились в затылок мужчины, притягивая его как можно ближе.


Тонкая сорочка жалобно треснула под его пальцами, расползаясь на полоски ткани и открывая большую красивую грудь с крупными яркими сосками. Восхищенно выдохнув, змий обвил торчащий сосок удлинившимся языком и пощекотал вершинку раздвоенным кончиком. Коготки Вероники скользнули по его спине, оставляя длинные кровавые полосы. Горыныч выгнулся сильнее в попытке избежать жалящих прикосновений – кожа стала безумно чувствительной, как перед самым превращением, но он знал причину наверняка.


Чуть отодвинувшись, змий высвободился из простыни. Его тело, худощавое и гибкое, не было слишком мускулистым, но скрывало огромные ресурсы силы. Вероника с любопытством провела ладонью по груди, плоскому животу и остановилась прямо над тем самым органом, который интересовал ее с самого утра. Точнее, двумя. Расположенные один над другим, они выглядели симметрично большими и длинными, напомнив девушке букву «V». Ей было очень интересно и немного страшновато – в глазах напротив был жуткий, едва сдерживаемый голод.


Еле уловимым движением мужчина опрокинул ее на простыни, снова целуя в губы. Жадно, повелительно. Его руки гладили кожу, то ускоряя, то замедляя движения. Оба возбужденных органа скользили между девичьих ножек, не делая попыток проникнуть внутрь, хотя она и не представляла, чего это ему стоило. Впрочем, Вероника не смогла бы этого сделать, даже если бы захотела – удовольствие было настолько сильным, что мысли попросту исчезли.


– Еще, – девушка выгнулась навстречу, закинув тонкую руку вверх и захватив простыню в ладонь.


Руки Горыныча дрожали, голод пожирал сознание, но он точно знал что делал. Захватив груди в ладони, мужчина потер соски большими пальцами, глядя, как начинает дрожать тело под ним. Сглотнув, он с урчанием нагнулся и процеловал влажную дорожку на коже вниз к выемке пупка. Девушка снова издала довольный стон и широко раскинула ноги, приглашая Горыню устроиться удобнее. Глухо застонав, тот подхватил ее бедра и потянул на себя, кончиком возбужденной плоти упершись в нежные лепестки тела. Гибко ласкаясь о влажность, мужчина издал хриплый звук возбуждения и, дрожа всем телом, скользнул внутрь нижним органом, оставив верхний снаружи, так что ярко красная головка почти упиралась ей в пупок. Девушка под ним всхлипнула и перестала отвечать на ласки.


– Погоди, – длинный раздвоенный язык ласкающе пробежался по влажной коже, собирая с поверхности пот с привкусом малины и меда. – Сейчас… будет легче…


Она отрицательно помотала головой. В уголках прекрасных глаз скопилась влага, грозя превратится в слезы. Мужчина наклонился и губами собрал её, покрыв поцелуями все лицо. Наконец Вероника снова расслабилась и посмотрела на него с ожиданием.


Нежно проведя по ее щеке, мужчина стал плавно двигаться вперед и назад. Всего через несколько движений женщина издала жалобный стон, заставивший его замереть.


– Больно?


– Немного. Они так скользят, что… – Вероника густо покраснела и снова потребовала, – еще…

Василий видел её лишь несколько раз, хотя и был наслышан о странной девице давным-давно. Он, наверное, и сам не смог бы достоверно сказать, что подвигло человека его положения заниматься спасением сей особы. Возможно – Князь, обещавший за возвращение Горгоны золота, равного её весу. Возможно, престиж, который обязательно бы настиг его, как победителя дракона. Возможно, призрачная возможность сделать нечто немыслимое и взять женщину из рода Медуз в жены. Пусть только как игрушку – но, опять же, известность…

Да и ехал он долго. Через Лес Дремучий. Та еще чащоба – зверье всякое, говорящее. Деревья живые. Один кот на цепи чего стоит! Столько испытаний выдержал, стольких подкупил, стольким услуги оказал – не счесть! Одному возвратиться – засмеют ведь. А тут и дом богатый показался. Как их русичи называют? Терем?

Подъехав поближе, Василий разглядел странную картину. На крыльце, прислонившись к ступенькам, сидели два маленьких человечка и мирно разговаривали. До того самого момента, пока не увидели его. После оба с любопытством уставились на пришельца, явно ожидая вопроса.

– Здравствуйте, – путешествовавший на Руси уже третий месяц, византиец успел усвоить, что желать здоровья при встрече нужно ВСЕГДА.

– И вам не хворать, – поздоровался старший человечек. Впрочем, они оба выглядели немолодыми и больше напоминали гномов.

– А вы не знаете, где дом Змея Горыныча? – максимально вежливо спросил Василий. – Мне сказали, что он живет в этой части леса.

– Отчего ж не знать, да, Нафанюшка? – хитро улыбнулся старшой.

– А конечно, Митрофанушка, – кивнул другой гном. – Они почивать изволиют, так ты говорил?

– Вот ведь, неуч, – удивился первый. – Кто ж днем почивает!

– А-а-а… Так они… того?

– Ото ж… – важно ответил тот, кого называли Митрофаном.

Почти в тот же момент из терема раздался оглушающий рев. От этого звука звонко брякнули горшки, повешенные на колышки для просушки, а с порога поднялось пушистое облачко пыли.

– Ишь ты… не доглядел, – разочарованно выдохнул старший, глядя на кружащиеся в воздухе пылинки.

– Он её, что, съел? – побледнел Василий.

– Ага, – переглянулись гномы, – съел.

Мужчина в ужасе развернул коня и дал тому шпоры. Ему не хотелось драться с драконом за умерщвленную деву. Ему вообще не хотелось драться с тем, кто может его сожрать! Да и эта страна варваров оказалась намного страннее, чем говорили сказители. Он решительно отказывался тут оставаться!

– Он чего? – на всякий случай Нафаня решил переспросить у соседа. В силу своего малого возраста и жизни у отшельника-Кощея, он не совсем понимал некоторых людей.

– Да кто его, дурня, поймет, – Митрофан всплеснул руками и подобрал метлу, чтобы убрать незамеченную пыль. У домовых с этим было строго. – Иваны, они все такие. Недалекие.


Полтора года спустя.

– Представляешь, это же один из многих тысяч шанс, что мы вот так встретились! – Вероника с энтузиазмом жевала яблоко, которое её соседка сохранила в погребе до зимы. – Это мне триста двадцать четыре года, а ему намного больше. Как представлю, что мы могли бы не встретиться, так просто сердце екает!

– Я Велса дольше ждала, – Моржана улыбнулась и перехватила младенца поудобнее. – А уж какая свадьба у нас была…

– Горыня мне рассказывал, будто отец его множество селений спалил, пока мать встретил. Совсем разум потерял, вот и пришлось его богатырям убить. А самого его мать Кощею отдала – не знала, что со змеенышем делать… – женщина нахмурилась. – Вот как так, ребенка своего отдать, Морана?

– А что по дурости бабьей не сделаешь? – Пожала та плечами, – да и не было у нее никого, чтоб помогли, на путь наставили.

– Но это же свое, родное, – Вероника погладила пока еще плоский живот, – ты знаешь, что у нас в роду только тройни рождаются? Если по любви?

Мора кивнула. Почти одновременно с этим дверь в горницу отворилась, и шумно вбежали пятилетние близнецы, сопровождаемые отцом и его другом. Все выглядели раскрасневшимися от мороза и довольными сверх меры. Мальчики завертелись возле матери, рассказывая, как отец только что познакомил их с Генералом Морозом. Сам Кощей довольно склонился над младенцем, успев поцеловать жену.

– Я скучал… – теплые мужские руки обхватили Веронику, а голос рокотом прокатился вглубь её сознания. – Как ты, золото моё?

Она почти замурлыкала от удовольствия, облокотившись на Горыныча всем телом. На время беременности странный эффект её взгляда исчез, а Морана сказала, что так будет и дальше. Учитывая, что жена Кощея являлась богиней, то ей вполне можно было верить.

– Поцелуй меня…еще…


***


– Ну ты и охальник… – только и смог молвить главный заводила.

Остальные стояли и сидели на своих местах молча, едва ли не открыв рты от удивления, и только Марья держалась за свекольного цвета щеки, пытаясь остудить их ладонями.

– Так вы же сами просили, – засмеялся песнетворец.

– Хороша сказочка, ничего не скажешь, – пробормотал кто-то из толпы.

Впрочем, расходиться честной люд не спешил. Видать по сердцу пришлись им сказки Бояна, хоть и срамные, а все же – про чувства.

– А знаешь такую, чтобы про любовь давнюю да крепкую? – наконец решилась ведьмина внучка.

– Отчего ж не знать, – задумчиво ответил постоялец, – вот только без конца моя история и без начала.

– Как же может быть так? – удивленно встрял Тит. – Всякая история и начало, и конец имеет.

– А вот послушайте…


***

Сказ о Бабе Яге и Сером Волке.


Белые пушистые хлопья накрывали землю, будто покрывало, попутно припорошившее зеленые сосны и ели. Снег легонько поскрипывал под мощными волчьими лапами, от быстрого бега брызгами разлетаясь в стороны.

– Что-то долговато ты меня везешь, – недовольно пробурчал Иван Царевич.

Он устал, замерз и проголодался. Кроме того, езда на волках была совершенно не царским делом, и если бы серый пройдоха не загрыз его лошадь… В общем, царевич доволен не был.

Если бы не этот дурацкий указ отца, если бы не слишком резвые братья, если бы не вор, укравший все деньги… Слишком много было этих «если бы». Впрочем, волк взялся помочь, и это было большим плюсом. Особенно, если учесть, что Иван даже не представлял, где искать эти самые молодильные яблоки. А вот его попутчик, кажется, отчетливо это знал.

– Еще несколько верст. – Грубый хрипловатый голос вырывался из волчьей пасти с клубами пара, похожими на облачка.

Царевич недовольно засопел и покрепче вцепился в густую серую шерсть.


Она смотрела на белое великолепие сквозь замысловатые узоры на оконном стекле. Прозрачное пятно, оставленное теплым женским дыханием, постепенно вновь обрастало льдистым чудом, превращая деревья снаружи в причудливых косматых великанов.

Баба Яга задумчиво постучала пальцем по тяжелому подоконнику из темного мореного дуба. Там. Он был там, в этом холоде и подступающей ночной темноте. Голодный, страждущий, возможно даже раненный… Нет, об этом было опасно думать. Сегодня ей снился вещий сон. А значит, он скоро придет и сможет рассеять глупые страхи.

Повернувшись всем корпусом, Яга еще раз оглядела комнату. Не забылось ли чего в спешке?

Огонь мирно потрескивал в печи, бросая яркие отблески пламени в закрытом пространстве. Гладкий бревенчатый пол блестел чистотой, большой стол был накрыт широкой вышитой скатертью, и даже сушеное разнотравье под потолком вносило свою скромную лепту в убранство жилища. И запах. Аромат каши с мясом наполнял дом. Просто и сытно, всё в точности, как и любил гость.

Ведьма тяжело вздохнула, вновь повернувшись к окну. Минуты текли, будто намазанные тягучим медом, а вот темнота за окном наступала с немыслимой скоростью. Снаружи мелькнул высокий мужской силуэт, заставив Ягу встрепенуться, с надеждой всмотревшись в обмороженные оконные стекла. Но нет. Это был всего лишь Генерал Мороз. Внушительный широкоплечий повелитель холода. Он мерным шагом обходил свои владения, присыпая ели густым снежным кружевом.

Повернувшись к светлому пятну окошка, Мороз заметил ведьму. Приветливо кивнул и улыбнулся так, как улыбаются только зимние боги. Точеные черты лица, будто высеченные из снежного мрамора. Глаза, цвета грозовых туч. Плечи, обхватом с вековой дуб… Его белые волосы, достигающие плеч, даже не шелохнулись, когда мужчина продолжил свой путь. Знал, что ждала Яга отнюдь не его.

«Красивый мужик, этот генерал, – подумала женщина. – Но он лучше. Определенно».

Взгляд ее привлекло темное мельтешение между сугробами. Сердце бешено забилось, отсчитывая секунды, а пальцы непроизвольно впились в узорчатую пуховую шаль. Она не обманулась. Просто не могла. Время шло, и постепенно темная фигура оформилась во вполне четкий силуэт волка и… сидящего на его спине человека.

Ахнув, Яга поспешно набросила морок. По гладкой женской коже цвета топленого молока зазмеились глубокие морщины и проступили возрастные пятна. Рыжие кудри побелели, будто покрывшись пеплом, а грудь усохла и обвисла. Нос удлинился, превратившись в уродливый клюв, нависающий над подбородком. Женщина удовлетворенно кивнула, укуталась в теплую нежность шали и принялась ждать.


Темное объемное тело избы нависло над землей на крепких столбах, напоминающих куриные ноги. Иван-Царевич зябко поёжился, вспомнив нянькины рассказы и собственные ночные кошмары в далеком голоштанном детстве. Ух!

– Что, замерз? – волк, наоборот, будто даже повеселел, увидев мрачное строение. – Сейчас хозяйка и погреет, и накормит.

– Это в печи, что ли? – прогудоносил Иван.

Насморк был весьма закономерным окончанием этого замечательного дня. Уцепившись за шерсть своего «коня» одной рукой, царевич вытер нос рукавом, чуть не примерзнув к узорной парче.

– Не в печи, а на ней, – хрипло захохотал серый.

Впрочем, это скорее было похоже на полу-вой, полу-рычание. И производило определенный эффект. Жутко.

Вблизи изба оказалась еще страшнее.

– Избушка, избушка… Стань ко мне передом, а к лесу задом…

Именно так поговаривала старая Иванова нянька, пока отец, Царь Додон, не решил, что она распускает слишком много сплетен, и не сварил старуху в молоке. Заживо.

– Ты чего? – озадаченно рыкнул волк, – это же древесные корни, чтобы в половодье не затопило…

Иван пожал плечами.

– Ты еще скажи, что тут не ведьма живет.

– Ну, ведьма, – кивнул серый. И громко крикнул, – Яга, открывай!

Дверь тотчас же заскрипела, будто внутри ждали именно этого оклика. В свете дверного проема появилась сгорбленная косматая фигура. Её крючковатый нос с большой волосатой бородавкой отбрасывал длинную тень, отчетливо выделявшуюся на белоснежных сугробах. Царевича снова переколотило, однако… Из избы шел настолько великолепный аромат свежей еды, что внешность старухи вполне можно было проигнорировать.

– Фу… Русским духом пахнет! – скривилась ведьма, став еще отвратительнее.

– Ну, пахнет, – согласился волк. – В баню бы его…

Иван скромно промолчал. Не далее, как сегодня утром, он отдал дань щам из кислой капусты, на поверку оказавшимся не совсем свежими. Поэтому русский дух определенно присутствовал.

– Ему надо, пущай и топит, – фыркнула старуха.

– Он гость, – ответил серый, – сын царский. Не приучен. Убьется еще в процессе.

– Ладно, – вздохнула бабка. – Но не пускать же его к столу таким.

– Баня, – напомнил волк, стряхивая Ивана со своей спины.

– Твоя правда, – кивнула старуха. – Пошли, что ль…


Проводив Царевича в баню и оставив в умелых руках банного духа, ведьма вернулась в горницу. Теплое волчье тело расположилось в безопасном удалении от жаркого огненного очага. Умные глаза цепко всматривались в женщину.

Морок совсем её не испортил. Быть может именно потому, что он мог видеть сквозь иллюзии, а может потому, что любил её разной, сколько бы обличий эта женщина не принимала. Всегда разная – умная и глупая, тихая и ворчливая, нежная и яростная, она будто являлась его частью, самой первоосновой сущего. Половиной души. И пусть проклятье жгло их обоих, а люди всё больше отворачивались от старых и забытых богов, но она оставалась именно тем спасением, в котором он всегда нуждался.

– Не скоро твой Царевич еще.

В руках Яги появилась длинная курительная трубка. Пальцы женщины, двигаясь по-молодому проворно и ловко, подхватили лучину из горящего чрева печи. В воздухе потянуло сладким травяным дымком. Волк громко чихнул, потерев нос огромной лапой. Слишком мощным был его нюх.

– Прости, – ведьма тотчас же затушила едва затлевший огонек, – я не подумала.

– Сколько у нас? – Пророкотал густой волчий голос.

– Час есть, – Яга пожала плечами. – Я ему кваса на травах оставила и баннику наказала попарить Царевича хорошенько. Привез гостя сопливого…

– Он может помочь, – ответил волк задумчиво, – снять проклятье.

– Думаешь? – с надеждой прошептала женщина.

Зверь кивнул и прилег на бок. Его большое тело заняло внушительную часть пространства, оставив подошедшей Яге лишь маленький пятачок. Впрочем, её это ничуть не смущало. Оставив шаль лежать на полу пушистым комком золотистого цвета, женщина шагнула еще ближе. Она стряхивала собственное колдовство, будто змея – старую кожу, молодея прямо на глазах. Ссохшееся тело заполнилось плотью, кожа стала розовой и упругой, а косматые кудри превратились в россыпь золотых, как солнце, кудряшек. Присела рядом, опустила ладонь в пышный ворот шерсти. Приподнявшись, волк обхватил её лапами и положил огромную лобастую голову на пышную женскую грудь.

– Семьсот семьдесят шесть лет, – проурчал он, – двести семьдесят четыре дня.

– И только один час в год, – прошептала она, уткнувшись в густую шерсть, – единственный.

Комнату залила яркая вспышка желтого света. Тонкая женская рука погладила серые волоски, которые осыпались под прикосновением Яги, как листья с приходом осени, открывая светлую кожу. Морда зверя втянулась, превращаясь в человеческое лицо, лапы вытянулись, став руками и ногами. Плечи расползлись, став в два раза шире женских бедер. Мужчина с легким вздохом потерся о женскую грудь. Его руки обхватили тонкую талию, а почти черные глаза посмотрели вверх, на ведьму.

Оборотень был красив обычной мужской красотой – достаточно высокий, крепко сбитый. Поражала именно аура силы, волнами расходящаяся от этого человека. Темные волосы мягко обрамляли лицо, колкая щетина заменяла бороду, так часто встречающуюся на лицах деревенских мужиков. Яга вдохнула запах, такой знакомый и привычный, чуть слышно отдающий волчьим мускусом, и поцеловала на удивление мягкие губы.

– Один час, – выдохнул волк.


Сначала Иван орал и вырывался, но мощные руки банника, вооруженные крепким березовым веником, быстро выбили из него это желание. Которое, впрочем, вернулось, когда Царевича безжалостно ошпарили кипятком, а потом облили ледяной водой. Но все было напрасно. Федяй – именно так Яга назвала мелкого волосатого старичка в одной набедренной повязке, который гнусно продолжал начатое, совершенно не прислушиваясь к своей жертве.

– Зря ты так, барин, – бормотал он себе под нос. – Хозяйка плохого не посоветует. У ней глаз наметан все хвори лечить, еще на подступах к организьме. И тебя вылечить тож, будешь как заяц бегать! А то, знамо дело, пришел… лавку соплями заполировал… да и лежишь себе, ругаисси… Нехорошо…

Иван Царевич только поскуливал, отмечая каждый удар веника по своей многострадальной спине. Ему казалось, что медведь прошелся по каждой косточке его тела, основательно потоптавшись на позвоночнике. Дышать было нечем – пар заменил весь воздух вокруг, ароматными клубами заполнив пространство. Мускулы превратились в кисель, судя по ощущениям, действительно покрыв всю лавку, как и говорил здешний хозяин.

Неизвестно, сколько времени прошло, когда его, наконец, вытолкнули в предбанник, закутав в безразмерный кусок тонкой льняной ткани. Одежда Царевича, как ни странно, была аккуратно сложена на лавке, хотя он точно помнил, как снимал с себя все, раскидывая по сторонам, с желанием поскорее оказаться в спасительном тепле. Яга постаралась, что ли?

– Тебе там Хозяйка туес оставила, – Федяй выглянул из-за дверей парилки, выпустив клубы пара, – на бочке стоит. Не выверни гляди, болезный.

Иван автоматически кивнул, поглядев в сторону чудовищно огромной бадьи, укрытой тяжелой крышкой. На ней покоился светлый берестовый туесок, источающий божественный аромат трав и легкого брожения. Царевич подтянул напиток к себе и с наслаждением сделал большой глоток. Отразившееся на его лице блаженство нельзя было сравнить ни с чем. Поспешно допив квас, Иван начал одеваться. Уж если его таким поили, то уж как будут кормить?!

Постучать Иван не удосужился, за что и был награжден одним из самых странных видений в своей жизни. Тугое переплетение двух бьющихся в экстазе тел в отблесках пламени очага. Клубящиеся контуры теней на бревенчатой стене. Густая волчья шкура на полу. Стоны и густой запах возбуждения вокруг.

Царевич выскочил из горницы, как обожженный, вытаращив глаза и потеряв дар речи. Должно быть, это всё квас. Или перепад температур. Или что-то еще… Может, он головой ударился? Иван присел на корточки, стараясь привести в порядок смешавшиеся мысли.

Он не был чужд радостям плотским, и повзрослеть слишком быстро на царском подворье было нормой, но… У Царевича возникло стойкое чувство, будто он сейчас увидел что-то очень глубинное, личное, совершенно не чета тем забавам, которые можно было наблюдать при дворе. Это было так… красиво. Совершенно неожиданно и очень правильно. Будто так и должно было быть изначально, не завися от его, Иванова, присутствия.

Баба Яга открыла дверь, ведущую в теплое чрево избы. Её длинный нос втянул морозный воздух.

– Ты, Царевич, что на пороге сидишь? Сопли на кулак наматываешь? – Скрипучий старческий голос раздался почти над самым его ухом, снова заставив усомниться в здравии собственного рассудка. – В дом иди.

Опасливо заглянув внутрь, Иван вошел. Свернувшись тугим клубком, волк лежал у очага. Его темные пронзительные глаза внимательно следили за происходящим, но общая поза была расслабленной.

– Есть будешь? – Усмехнулась ведьма, – гостюшко…


Морозное утро схватило наружные ступени крепким ледком. Огромный черный кот, Васисуалий, вернулся на рассвете из соседней деревни, куда он бегал к знакомой кошке на огонек, и теперь деловито посыпал весь двор песком. Он, конечно же, пропустил момент, когда донельзя довольный Иван выскользнул во двор по малой нужде, но в изумлении застыл, застав это странное зрелище. Закончивший работу, кот обернулся и показал царскому сыну язык. Тот стряхнул оцепенение и, наконец, поплелся по своим насущным делам.

– Всё же милый мальчик, хоть и царский сын, – заметила Яга, наблюдая за ним в окно. – Дурак немного, так это гены отцовы. Зато таким везет.

– Он поможет нам.

Серый волк положил большую голову на женские колени. Ему очень хотелось верить в собственные слова. Её рука опустилась на шерстистый лоб зверя, ласкающим движением двинувшись по огромной морде.

– Хорошо бы, – ведьма никогда не теряла надежду, но после всех лет относилась к таким заявлениям достаточно скептично.

– Конечно, поможет, – волк потерся о Ягу с тихим рычанием, а она любовно обхватила его голову ладонями, утопив пальцы в пушистой шерсти. – Он тот самый, я чувствую.

– Я буду ждать, – пообещала женщина.

– Знаю, – твердо ответил волк.

Ни он, ни она еще не знали, что Иван – тот самый, и ждать осталось ровно сто дней…

На этот раз тоже было тихо, да только не диво великое связало людям языки, а горе чужое. Народ русский он-то как? Незлоблив да жалостен. Не осталось злыдней, к чужой беде равнодушных. Даже Демьян украдкой вытирал очи грязноватой тряпицей, а уж внучка ведьмина-то и вовсе разрыдалась. Вот и тут, вроде хают все Ягу да ведьмой кличут, ан пожалели горемычную. Да и волка жалко тоже, чай не год да и не два в шкуре мается…

– Что-то приуныли слушатели мои верные, – Боян тронул струны еще раз, и гусли исторгли из своих глубин жалобное «дзинь».

– Жалко волка серого, – всхлипнула Марья, высказав думы общие. – И Ягу жалко.

– А Ивана царевича тебе не жалко? – вздохнул гусляр, снова тронув струны.

Толпа дружно ахнула, предчувствуя новый сказ.

– А что с ним? – встрепенулась девица, – неужто злое что?

– Так ты не знаешь? – притворно удивился чернявый баенник. – Жинку свою, Василису, потерял. К самому Кощею за ней идет!

– Это как? – удивилась девица. – Кощей женатый же.

– А вот как…

***

Сказ о Царевне-Лягушке да Иване, Царском сыне.


Ну, вот она я. Сижу, квакаю.

Батюшка мой, сильно могучий колдун Кощей-царь, воспитывать дочку решил. Молодец, конечно… да не поздновато ли? Мне ужо, почитай, шестнадцать годков. Совсем в девках засиделась.

Матушка моя, Морана Черная Смерть, супруга любит безмерно, а посему – соглашается с ним всегда. Ну, почти… Только в вопросе замужества моего матушка сказала твердо – только за л юбого, как она когда-то! Батюшка повздыхал, но спорить с двумя бабами не решился, благоразумно удалившись в уголок к домовому, за сливовой настойкой. Ох, и наслушалась я в тот вечер фраз заковыристых! (Бу-бу-бу… уперлась рогом… бу-бу-бу… одна останется… бу-бу-бу… вся в меня!)


Пятнадцать мне было, когда я золотое блюдечко с наливным яблочком… гхм… одолжила. Из сундука с вещами отцовскими. И попросила я, красна девица, показать мне суженого. Вариант меня, мягко говоря, удивил. Показало блюдечко троих сынов царских, Берендеевых. Старший пригож довольно, средний тоже ничего. Младший – заморыш, по углам жмется, на челядь зыркает злобно. Странный.

Шестнадцать мне стукнуло, когда я поняла – Василий, старший сын царский, хлопцем пригожим вырос. Очи – как васильки – синющие. Кудри золотым руном по плечам сыплются, на солнышке жаром так и пышут. Весь в матушку удался, Василису Прекрасную. Батюшка как углядел, что я на него как кошка на кринку сметаны облизываюсь, так за голову и схватился. Застонал страшно, очи к небу заворотил, зубами заскрипел…

В тот же вечер Бабу Ягу позвали, семейный совет устроили. Долго глядели в золотое блюдечко, катали наливное яблочко. И порешили превратить меня в лягуху зеленую, чтоб не натворила я, красна девица, дел нехороших. Братцы мои старшие, близняшки-кощеичи, хихикали злорадно. За что и огребли. Вот.

А с батюшкой мы уговорились. Если выдержу в образе лягушки до восемнадцати годков – вольна буду делать всё, что хочу, и благословение он даст. А уговор – дороже денег.


Превращаться в лягушку – это не больно.

Зеленые искорки пробежали по телу, а потом всё резко увеличилось и изменило цвета. Кажется, был туман, но я не уверена. Устала дико, провалилась в сон…


Жила я в болоте два месяца, потом затосковала. Другие лягушки только квакают да мошек малых едят. Из развлечений – одна старая жаба в рассказчицах. Всё бает, как с гусями на юг летала. Скучно. Решила я перебраться ближе к царскому терему, чтоб на Васю-Васелька хоть изредка издали любоваться.

Хорошо на царском дворе, привольно. Пруд чистый, лебеди плавают, кувшинки цветут. Благодать!

Василий-царевич, змий подколодный, в беседку у пруда всех дворовых девок перетаскал. Смотрела я, горемычная, на поцелуи их жаркие из-под своего куста и думала думы горькие. Я тут лягухой зеленой страдаю, а он, паршивец, любовь мою презрев, с девками милуется?! Пришибу засранца! Только… Василисой обратно стану. Вот.

Приходил и средний сын, Андрей. Такой же статный молодец, как и старший его брат. Тоже девок приводил. У-у-у!

Младший, Иван, прибегал к пруду посидеть в одиночестве. Или книжку почитать. Или мечом помахаться. Он всегда занятие по душе мог найти. Старшие братья постоянно задирали его, но Ваня не злился.

– Ты, рыжий, будто и не наших родителей сын! – смеются оба. Иван сидит, улыбается, а в зеленых глазах обида так и плещет! Мои братья тоже охальники редкие, но они-то только шутят по-доброму, а эти… тьфу…


Почти стукнуло мне восемнадцать, два месяца осталось. Узнала я про милого своего столько, что и не надо мне любви этой боле. Старшие царевичи еще краше стали, девок на прогулку к пруду уже почти снопами волокут. А младший в плечах раздался от прыганий своих с мечом, косу отрастил до пояса, как девка, да чаще с книжками таскаться начал – всё мозги сушит, хотя самому уже девятнадцать годков минуло.

Решила я, что переселюсь обратно, на болото. Вот пройдет два месяца – приеду в терем родной, обниму отца с матерью, братьям по ушам надаю для профилактики… А дальше – думать буду. А замуж… что-то расхотелось. Вот.


Ах, хорошо в лесу, хоть и на болоте! Солнышко светит, птички поют, травки-цветочки… Благодать! И всё та же старушка-жаба про полеты на юг с утками бает. Ну, ничего. Немного осталось… А назавтра прилетела голубка на поляну рядом с болотцем нашим. Весть принесла, дескать, царь надумал сыновей женить. Давно пора… Байстрюков, поди, целый двор…

Рано поутру в лапу мне между перепонками вонзилась стрела, распугав всю окрестную живность. Ох, и больно было! Знала б, кто нашкодничал, удавила б! Не будь я Василиса Премудрая! А через пару часов стало страшно, потому что как ни старалась – освободиться я не могла…

– Стой, Дымко! – знакомый голос приближался со стороны поляны. Надо мной выросла высокая мужская фигура. – Ты гляди, какая невеста мне сыскалась!


Иван-царевич горько ухмыльнулся. Стрелу он специально послал в сторону леса, в надежде, что там-то точно девушки не сыщется! И жениться не придется совсем.

А куда ему, бесталанному, жениться? Ни одной девушки за жизнь свою не смог заинтересовать. Вот братья его, то ли дело – красавцы писаные, всем девкам нравятся. Отец, правда, покрикивает на них, Ивана в пример ставит. Но и Ивану на орехи достается. Мол, девками не интересуешься, на меня не похож… Благо, что был Иван копией деда своего покойного, Царя Гороха, поэтому не сомневались в его принадлежности к роду царскому.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска и скачивания книг

Книжный Бот

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник