Сказание о системном администраторе

Произошло все быстро и просто. Однажды, в начале сентября, в полуденное время, когда мы с Семеном ехали к поставщику оборудования нашу машину вдруг нагло подрезал джип серебристого окраса и прижал нас к обочине. Сзади подпирал другой джип, только черного окраса. Д-2 отметил, что оба джипа напичканы автоматическим оружием разного калибра. Семён остановил машину и сказал:

– А вот и наши невесты, сейчас свидание будут нам назначать. Выходим.

Мы быстро покинули салон и встали у дверей в ожидании. Семён, при этом, опустил руки в карманы. В то же время из джипа вылезло три настоящих русских богатыря, и один из них, вероятно, сам Илья Муромец направился прямо к нам. Широкое его лицо ничего не выражало и напоминало холеное лицо гаишника, уже богатого человека, давно уставшего от своей работы. Подойдя к нам почти вплотную и глядя то мне, то Семёну в глаза он сказал:

– Спокойно, братишки, вы должны кое с кем встретиться и обсудить будущее вашего магазина.

Голос у него был низкий, хрипловатый, как у певца шансона. Сказано было тоном непреклонной воли, но без грубости. Сёмен, кивком показал мне, чтобы я не возражал. «Илья Муромец» вежливо предложил нам ехать за его джипом и уверил нас, что «тут близко и это ненадолго». Было видно, что он доволен нашей разумной покладистостью.

Пока мы ехали на переговоры к «авторитетному человеку» Семён разъяснил мне ситуацию. Общий смысл ее сводился к следующему: территория города негласно разделена на некие сектора. За каждым сектором присматривает авторитетный человек. Им может быть милицейский чиновник или вор рецидивист, успешный банкир или наркоторговец. Его задача контролировать прибыль от бизнеса в своем секторе и вообще следить за порядком, неофициально. Таких секторов в городе восемь и если ты хочешь вести тут денежные дела, то пройти мимо «смотрящих» невозможно. Они про тебя уже все разузнали, во всяком случае, так они думают. Если их решение положительное, то сейчас, ты узнаешь свой «персональный налог» с магазина и, поверь, торговаться с ними бесполезно. Если ты не вписался в их схемы, значит тебя сейчас припугнут и посмотрят на твою дальнейшую реакцию, на предмет – убивать тебя или отпустить обратно в твой прошлый мир с тяжелой работой, маленькой зарплатой и равнодушным начальником. А на том фундаменте, что ты заложил, они сами что-нибудь построят и возможно руками твоих же рабочих.

– Но, как же наши справки и разрешения с печатями и подписями?

– Если не получишь разрешение от «смотрящих», то храни свои справки, на случай когда закончится туалетная бумага.

Через несколько минут мы заехали во двор трехэтажного особняка и железные автоматические ворота закрылись, отрезав последний путь к отступлению. Д-2 определил 5 камер слежения, небольшой склад оружия, 9 человек охраны и еще кое-какие мелочи на территории особняка. Богатыри обыскали нас на предмет оружия, и я с удивлением отметил, что у Семёна оказался только складной нож. Убедившись, что мы «чистые» нас, наконец, провели в дом. Все говорило о том, что хозяин дома принадлежит к чистокровным потомкам древней династии воровского сословия.

– Здесь живет вор по кличке «Хрипатый», известная в городе личность, – сказал вслух Семён, как бы обращаясь к самому себе. Затем он обратился ко мне:

– Говорить буду я, ладно?

– Ладно.

Глава 6 Игры слов

Плохо не клади, вора в грех не вводи.

Русская пословица

Мои опасения, к счастью не оправдались и встретило нас не существо в наколках, с железными зубами и хищным видом. Когда «богатыри» проводили меня с Семёном в просторную залу и встали как вкопанные по углам, из соседней комнаты навстречу нам вышел представительный человек в красивом белом костюме и очках в золотой оправе. Казалось, что он состоит весь из света и золота и явился сюда прямо из какого-нибудь райского офиса. Он был высок, светловолос, на вид лет сорока, в левой руке держал пишущую ручку, блеснувшую золотым пером. На его подбородке была крупная родинка, которая располагалась таким образом, что придавала лицу вид породистого аристократизма.

– Геннадий Георгиевич, советник мэра города, – представился он и предложил нам сесть в кресла. Я сразу же ощутил приятный холодок легальной законности официальной обстановки и обрадовался. Втроем мы расположились вокруг журнального столика красного дерева. Столик украшала пухлая бутылка виски и три хрустальных стакана, однако от предложенной выпивки мы вежливо отказались.

– Господа, буду краток и начну с главного, чтобы не занимать ни вашего, ни моего времени, – проговорил он приятным бархатным голосом и снял очки.

– Уверен, вы понимаете, что в нашем славном городе бизнес дело коллективное, даже если это дело является личным. Мы будем рады приветствовать новое, молодое пополнение в рядах торгово-финансовой элиты, сложившейся не за одно десятилетие и свято чтущей принципы законности и правопорядка. Ваш будущий магазин, в целом, вписывается в общую концепцию коммерческих отношений и структуру функционального развития. Настораживают, правда, отдельные аспекты, недочеты и вопросы, а именно: источники происхождения денежных средств, все ли в порядке с налогообложением (я настороженно прислушался, а Семён едва заметно улыбнулся), чрезвычайная близость объекта к садово-парковой зоне. В числе прочего, могут возникнуть проблемы в отношении строительно-архитектурного плана города на текущий год...

Я уже начал терять нить его речи, осознав, что перед нами юрист, а когда юрист обещает быть кратким, то лучше сразу налить себе стакан виски и прочно расположиться в кресле. Жаль, что от выпивки мы отказались. Семён спокойно слушал, наклонив слегка голову и пристально глядя в глаза говорившему, голос которого, безостановочно продолжал бубнить, словно читая текст по бумажке:

– И, наконец, не может не беспокоить соседство гипотетического магазина с пожароопасными, легковоспламеняющимися материалами. Ведь еще до вашего появления в том районе было запланировано сооружение автозаправочной станции и подводка дорожного полотна...

– Какие ваши условия? – Тихим голосом вдруг перебил его Семён. Геннадий Георгиевич умолк, ничуть не смутившись. Он добродушно посмотрел на Семёна, потом на меня, надел свои очки и зачем-то, водя указательным пальцем по золотому перу, произнес: «Ваши тридцать процентов от дохода».

Я ничего не понял, но мне показалось, что охранники, стоявшие по углам, напряглись. Семён нахмурился и отрезал:

– Это невозможно.

– Почему же? – Удивленно и как-то даже участливо осведомился юрист.

– Потому что бессмысленно делать бизнес себе в убыток.

– По нашим расчетам данная схема обеспечит вам вполне пристойное развитие и умеренное процветание.

– По нашим расчетам не тридцать, а минимум семьдесят процентов обеспечат нам пристойное развитие и умеренное процветание.

– Жаль, что мы не договорились, господа, – мягко сказал Геннадий Георгиевич и медленно, но решительно поднялся с кресла. Мы также было собрались вставать, как вдруг случилась неожиданность. Охранники, как по команде, снялись со своих мест и направились к тем самым дверям, из которых недавно вышел юрист. Они стали по сторонам от дверей, которые тут же распахнулись обеими створками, и в проеме возникла маленькая сгорбленная фигура пожилого человека. Седой старик одетый по-домашнему в роскошный восточный халат и тапочки, вышел, опираясь на палочку и направился в нашу сторону. Мы с Семёном тут же поднялись одновременно – пожилой человек своим видом невольно внушал почтение всем окружающим. Это, вероятно и был настоящий хозяин дома.

– Сидите, сидите, молодежь, я восемнадцать годков сидел и ничего, как видите, жив еще, – голос старика был хриплый, но громкий, в маленьких серых его глазках светилась хитрая и радушная доброта. Мне, однако, чем-то не понравилась его кривая улыбка, хотя в целом я обрадовался, что к нам вышел этот старичок, а не какое-нибудь жирное, волосатое чудовище с четками в руках.

– Ты, Геша, можешь идти, я сам с молодежью покалякаю, – обратился он к «советнику мэра» и тот, откланявшись, быстро вышел из комнаты. Охранники пододвинули для старика кресло и он, кряхтя, уселся напротив нас – седой, с широким лбом, весь в благородных морщинах человек. Мы тоже присели.

– Знаете, кто я? Обратился он к нам и меня поразила мгновенная трансформация произошедшая с его лицом – брови сдвинулись к переносице, а глаза стали как будто темнее. На меня уставились два зрачка, которые блеснули чернотой острых шипов, глядящих прямо в сердце. В голосе его я уловил интонацию раздраженной угрозы. Если бы он так начал, все было бы проще, но именно резкий переход от мягкого пуха к острому металлу сбил меня с толку. Я посмотрел на Семёна, ища в нем поддержки, и обнаружил, что тот как всегда равнодушно спокоен.

– Ты вор-законник, по кличке Хрипатый, уважаемый человек, – ответил на вопрос старика, Семён.

– Кто я такой, мне давно известно, а вот вы откуда нарисовались такие сладкие, чтобы магазины у нас открывать, а? Почему не соглашаетесь на мое предложение? Я вам навстречу иду, а вы артачитесь. Вы детки, навострите локаторы и послушайте внимательно, что я вам сейчас расскажу...

И мы послушали внимательно то, что он нам рассказал. Смысловой ряд его длинной речи был выстроен примерно так:

«Мол, не будет вам соколики разрешения для бизнеса и если хотите жить спокойно, да и вообще жить на белом свете, то возвращайтесь домой, выпейте молока и сидите тихо. Жизни вы еще не знаете, деньги тут не решают, более достойные люди имеют право на свой хлеб на том месте, люди, которые валили лес в Сибири, пока вы в теплой школе задницу протирали. Достойным людям приходилось от голода друг друга жрать в тайге, чтобы выжить, а вы теперь лезете впереди них. Нет у вас права лишать их куска хлеба, выстраданного с потом и кровью... Они чтобы вам же жилось лучше, строили плотины, города, заводы, рельсы клали в сорокаградусный мороз... А вы что их достойнее? Вот недавно один такой же бизнесмен не послушал старших, затеял сигаретный ларек поставить и что? Нет его теперь на свете, и деньги свои потерял и жизнь, а у него семья без кормильца осталась, детки малые. Мы, конечно, помогаем, чем можем, но сами понимаете, отца никто не заменит, а вы еще молодые, вам жить да жить...

Речь лилась как ручей, без остановок на точки и без пауз на запятые. Признаюсь, она не была лишена определенного шарма, но главное в ней чувствовалась неукротимая и властная сила. В общем, это была лексика совецкого вора, с хорошо подвешенным языком и огромным опытом игры в нарды в условиях скучной лагерной жизни. Лагерь, сколько великих мастеров перетирать пустые разговоры вышло оттуда!

– Так что знайте ребятки – здесь ваши не пляшут, а коли не поймете по-человечески, то я с вами кыркаться не стану, а по быстрому спишу в расход, – завершил свой монолог вор и в комнате повисла тяжелая, как мешок с трупом тишина.

– Не по понятиям ты речь ведешь, – вдруг твердо и отчетливо возразил Семён и у меня онемела спина.

Лицо вора выразило живое удивление, а охранники шумно переступили с ноги на ногу. Дальше, как в сумасшедшей пьесе, зазвучал какой-то малопонятный для меня диалог:

Хрипатый: Ааааа, так у нас тут человечек с понятиями нарисовался и по фене ботает? Ну и что же ты скажешь, мил человек?

Семён: Да то и скажу, что ты чужое решил загибарить не по справедливости! Алмазно ты все нам изложил, только зря читал ботанику. Мы ведь не тундра зеленая, хоть на киче и не довелось качаться.

Хрипатый: А кто вы по жизни? Откуда мне знать, что ты луну не крутишь, что не фуфлыжник ты и не дятел опилочный, а честный фраер и не спроста духаришься?

Я слушал все это как завороженный. Охранники, судя по их вытянутым в сторону хозяина и Семёна лицам, тоже.

Семён: Да мне и незачем луну перед тобой крутить, за мной орава стоит и гроши корячатся, только не каждому об этом знать положено. Кто узнал лишнее, тому давно чичи протаранили.

Хрипатый: Ты говори-говори, да не заговаривайся! Перед кем звякало разнуздал, декабрист шалявый, крамзануть меня что ли вздумал?

Семён: Нет мне понту крамзать тебя, ты человек маклевый и уважение имеешь, но к чему здесь как мозгодуй бадягу развел про байкало-амурскую магистраль? Твой шапиро манышеватый нам тут солнце в мешке предлагал, но не с ним, а с тобой мы можем дело расчухать.

Старик, не сводя глаз с Семёна, отодвинулся в глубину своего обширного кресла и задумался. Чувствовалось, что разговор ему нравился, но главное ему нравился Семён. Хотя, быть может, понял мудрый старик что-то свое, что нашептал ему инстинкт самосохранения. Около минуты длилось молчание, потом он указал жестом на меня и спросил Семёна:

– А этот баклан кто, кореш твой?

– Он самый.

– Почему хавло на замке держит?

– А ему незачем бузу тереть, я сам все уже сказал. Наше мойло – семьдесят процентов и знай, что дыбать на цырлах перед тобой не стану.

Хрипатый задумчиво покачал головой, то ли в знак согласия, то ли просто от своих каких-то мыслей.

– Ладно, артист, держи кардан, порадовал ты сегодня старика, давно такой музыки не слыхивал. Как-нибудь расскажешь про свою филармонию. Ну, а ваше деловое предложение мы обдумаем и с вами свяжемся.

Вор оскалился и встал, последнюю фразу он выговорил явно пародируя устойчивый шаблон современных липовых работодателей. Старик благосклонно протянул руку Семёну, мне только кивнул и жестом приказал охране проводить нас восвояси.

В машине Семён веселился, глядя на мое озадаченное лицо.

«Сколько же он всего знает и умеет», думал я, в тайне восхищаясь и даже завидуя возможностям этого человека.

– Ну как думаешь, Лёха, старикан этот – фусан безвредный? Удалось нам его смаряжить?

– Слушай, Семён, а можно на человеческом языке, а то я уже пол часа как ни черта не понимаю.

Семён рассмеялся.

– Я говорю, как думаешь, договорились мы с Хрипатым или он убить нас решил?

– Убить? Вряд ли, – ответил я, – во всяком случае, в ближайшее время, думаю он захочет сначала побольше о нас узнать.

Мои слова были чистой правдой, поскольку Д-2 уже поведал мне о приказе Хрипатого своим людям лучше выяснить: «кто за них мазу в городе тянет?»

– Ты сегодня вечером свободен? – Спросил, вдруг Семён, – и его вопрос меня насторожил.

– А что?

– Не взять ли нам пару красивых девчонок и утопить этот вечер в любви и вине под сенью струй?

Я задумался. Предложение было несколько неожиданным, ведь мы с Семёном были только деловыми партнерами и вообще...

– Спасибо, дружище, может в другой раз, мне кое-что еще надо сделать, – ответил я неопределенно и стараясь не обидеть своего «приятеля» отказом. Семён только пожал плечами, мол «как знаешь» и мы договорились встретиться завтра утром.

Он подвез меня к моему дому, я пожал ему руку и вышел. Немного постояв у калитки, я проводил отъезжающий автомобиль взглядом, пока тот не скрылся за поворотом.

«Интересно могли бы мы стать друзьями в обычных обстоятельствах?» – Подумал я и тут же принял решение побывать у Семёна дома в его отсутствие и узнать побольше о его личной жизни. Не могу сказать почему именно, но меня раздражали его разносторонние умения и таланты. Они меня даже злили. Но главное, что беспокоило – это умело скрываемая и непонятная угроза, таившаяся в его глазах. Разгадку этой угрозы нужно было искать не в умении драться, стрелять, и говорить «по фене», а в его личных привязанностях, в глубинах природы характера этого человека. В данном случае Д-2 был мне помощником лишь в качестве транспортного средства и конспирации, во всем остальном следовало полагаться на собственный жизненный опыт и самостоятельные выводы. Однако, для начала, я решил посоветоваться с домовым.

Когда я возник в комнате, Ужеля, конечно ел. Этот маленький домовёнок был невероятно прожорлив! Сидя у огромного экрана телевизора, он смотрел новостной канал и дожевывал, судя по всему, последний кусок Пармезана. Меня он приветствовал кивком головы, поскольку его рот был занят пережевыванием сыра. Молча обшарив холодильник, я обнаружил там крохотный, со всех сторон обгрызанный, кусочек хлеба и пустую бутылку от молока. «Похоже, придется опять слетать куда-нибудь в заморские страны за едой», подумал я недовольно.

Ужеля внимательно на меня посмотрел и вялым, сытым голосом произнес:

– Зря ты, Лексей (так он меня стал звать последнее время) отказался от предложения Семёна пойти по бабам, там бы и подкрепился заодно.

– А я без всяких Семёнов могу пойти и развлечься!

– Пойди, пойди, яхонтовый мой! Молодо – зелено, погулять велено! А я, пока Ладушку навещу. На рассвете возвращайся, обсудим, как жить дальше, только на обратном пути не забудь ветчины захватить, уж больно она мне понравилась, ладно?

– Ладно, дедушка, привет супруге, на рассвете буду.

С этими словами я приказал Д-2 отправить мое голодное тело вместе с голодной душой по одному из веселых и буйных маршрутов Демьяновых развлечений.

Где я побывал этой ночью и что делал описывать не стану. Что может быть интересного в том, как человек, пролетев над бушующим Тихим Океаном ныряет вдруг в нежнейшую, горячую, влажную смесь из женских тел, испанских вин, гаванских сигар, колумбийского кокаина, мексиканской музыки и черт знает чего еще? Что интересного, с литературной точки зрения, конечно, в описании безумно-танцующей оргии, завлекающей тебя в свой сладостный круг из стонущего блаженства. Остается лишь удивляться – чего только не сделает молодой мужчина, соскучившийся по красивой девушке! Но не в этом суть – главное, что, в конце концов, я очнулся глубокой ночью, в какой-то экзотической стране, в каком-то затерянном городке и в какой-то невероятной комнате, скорее всего в гостиничном помещении ночного клуба или борделя. Д-2 разбудил меня в тот самый момент, когда первый луч восходящего солнца блеснул алым светом, далеко от меня, за тысячи километров, над моим родным городом.

Приподнявшись с огромной кровати и откинув в сторону одеяло, я не сразу осознал, кто я и где нахожусь. Окна были завешены тяжелыми шторами из ткани похожей на бархат, в комнате стоял полумрак и мое голое тело ощутило бодрящий холодок предрассветного времени. Я пополз по кровати за одеялом. От простыни из тончайшего китайского шелка пахло женскими духами (слишком сладкими как на мой вкус), но кроме меня в комнате уже давно никого не было. Во всяком случае, так мне сначала показалось. Закутавшись обратно в одеяло, я решил полежать еще минут пять, а потом вернуться в свою страну, на чужую дачу с камином. Как же не хотелось мне сейчас куда-то лететь, о чем-то думать, с кем-то воевать! Но ведь придется! Придется стать жестоким, в любом случае я нанесу удар по этим убийцам, по этим врагам рода человеческого! Яков подбирается ко мне все ближе, Семён что-то затевает, Ставр пропал...

«Нет, подумал я, с такими мыслями больше не получиться безмятежно поваляться в теплой постели на краю мира». Отбросив одеяло, я опять сел на кровати. В голове шумели последние, утихающие волны моего ночного загула. Кажется, где-то поблизости в углу стоял торшер. Я протянул руку и нащупал кнопку включателя. Зеленый свет зажегся и... осветил... Ой! Кто это?!

Глава 7 Сказка о богатстве

Нажил богатство – забыл и братство.

Русская поговорка

От неожиданности я вздрогнул и скатился с кровати как бревно. Под высоким торшером на тумбе сидел Чадушка, свесив свои худые ножки в лаптях.

– А ты большой гурман, Лёша, любишь вкусно и разнообразно покушать, и к женщинам не чужд. Ну как ты, после вчерашнего?

Я испугался не только от того, что резко увидел перед собой эту козломордую нечисть, но еще и потому, что домовёнок раскрыл свои глаза не сразу, а через секунду после того как зажегся свет и это было так, словно бы он сидел в обмороке и вдруг проснулся. Жуткое зрелище!

– Ты что здесь делаешь? – Просипел я в ответ, приходя в себя.

– Пугливый ты стал, али боишься чего?

Я поднялся с пола и переложил упавшее вместе со мной смятое одеяло обратно на кровать. Признаюсь, неприятно было начинать новый день (хотя тут стояла еще ночь) с Чадушки. Домовой хитро улыбался и указал пальчиком на стоящую рядом с ним трехлитровую банку с какой-то мутной жидкостью.

– Рассол, – радостно проблеял он, как бы в ответ на мой вопрос, и добавил: – истина Леша не вине, истина в рассоле!

Да, без сомнения, это был превосходный домашний рассол и, ощутив вдруг, внезапную жажду я снял обеими руками банку с тумбы и жадно припал к живительной влаге – знаменитому спасительному эликсиру всех русских гуляк. Выхлебав около литра и вернув банку на место, я вновь обратился к своему гостю.

– За рассол, конечно, спасибо, но все-таки чего тебе надобно, старче?

– Не стар я вовсе, это Ужеля стар, а я еще о–го–го! Дело у меня к тебе важное, вот и пришел ни свет ни заря, потому как о будущем твоем пекусь, вместо того, чтобы под печкой отлеживаться.

– Ну, говори. Только покороче. Мне уходить отсюда надо.

– Куда ты пойдешь я знаю, да только к погибели ведет этот путь, к жуткой погибели до которой дошел самоубиенный Ставр, учитель твой блаженный.

– Что-что?! Ты о чем говоришь?

– О том и говорю! Нет больше Ставра среди живых, принял яд аки Сократ безумный. А ведь я предупреждал его, увещевал, но вот не совладал с дремучим его упрямством.

От слов Чадушки я почувствовал легкую тошноту, хотя конечно верить ему было глупо, тем более, странно, но Д-2 ничего подобного мне не сообщил. «Ладно, потом разберусь», – подумал я, сейчас надо играть в игру.

– Какие у тебя основания такое говорить, не верю я, расскажи подробнее!

– Да ты не волнуйся так, приляг лучше и послушай меня внимательно, а уже опосля выводы сделаешь. Десять минуток внимания – все, что я прошу.

По моему телу пробежал озноб и я действительно не нашел ничего лучшего, как залечь обратно в постель и укрыться одеялом. В конце концов, время у меня еще было.

Озноб колотил меня уже в серьез, но прибегать к помощи Д-2 пока не хотелось. «Наверное, резко подскочила температура от волнения за Ставра, а может лилипут наворожил», – подумал я.

– Ладно, я слушаю.

– Слушай, слушай, Алёша, да на ус мотай. Начну я как водиться издалека, ибо так проще тебе будет истину осознать и сделать правильный выбор. Ты закрой глаза, ни о чем не думай, а я стану сказку тебе сказывать, а сказка моя интересная, потому как речь в ней пойдет о самом важном, главном и приятном, что есть на белом свете – о богатстве.

Глаза мои сами собой закрылись, но слух обратился к голосу домовенка со всей ясностью и любопытством.

«Хороший из него сказитель получился бы», – подумал я, медленно погружаясь в размеренную, гипнотическую волну Чадушкиного голоса. Итак...

СКАЗКА О БОГАТСТВЕ

Давным-давно, во времена камней, копий, луков и стрел, когда еще не существовало богатства и было относительное равенство между людьми, в среде бродячих охотников случилась занимательная вещь. Наиболее удачливые и сильные из них, накопив опыта, а так же мяса, шкур, оружия и других материальных благ, решили перестать бродяжничать и осесть на определенных, самых удобных, в то время, местах. Это было первое и можно сказать самое справедливое распределение земельной собственности, первый естественный захват наилучших мест под солнцем. А таких мест даже тогда уже не хватало на всех. Там лесные звери кишат, там нет пресной воды, там земля дрожит, там вулканы, там злые ветры дуют или уже другие охотники рыщут. В общем, все как всегда.

Шумели зеленые леса, склоняя головы деревьев перед охотниками, а в это время Земля Мать уже говорила – «Приветствую вас мои первые земледельцы!» И закрутилось колесо истории быстрее. Где пашут землю там и ограды ставят, дома строят, стены укрепляют, а главное амбары, амбары возводят – первые копилки нарождающегося богатства. Накопленные излишки еды нужно было куда-то девать, кроме того они стали первым предметом голодной охотничьей зависти.

Так возникла необходимость в организации коллективной безопасности, управления и торговли. Человеческая мысль пошла по более сложным и глубоким путям, нежели как сообща завалить мастодонта или подстрелить зайца. Шла-шла эта мысль, спотыкалась, падала, опять вставала и вот пришла, наконец, к единственно правильной идее – четкой социальной иерархии и власти меньшинства. Конечно, так это тогда не называлось. Просто высокорослый, могучий и удачливый вождь со сворой мускулистых отпрысков подгребал под себя имущество тех, кто послабее и правил по закону физической силы. Если он был поумнее, то брал в напарники еще и шамана, жреца, колдуна, чтобы физическую силу подкрепить моральной. Разумеется, все намного сложнее и случались разные комбинации, но в итоге получалось одно и тоже – власть единиц над множеством. Пирамида.

Таков закон природы и те, кто кричал о всеобщем равенстве в условиях неравномерности распределения мускульной и умственной массы в людях, попросту лгали или были глупцами.

Далее процесс пошел быстрее и проще, благотворная идея о пирамиде привела к созданию нескольких великих цивилизаций на поверхности Земли. В условиях неравенства человечество стало размножаться с огромной скоростью. В то же время богатства меньшинства продолжали возрастать и малочисленные его владельцы отдаляться от своих племен и народов все дальше и дальше. Почти каждый народ получил свою маленькую пирамидку власти. Властители стали контролировать уровень жизни своих подопечных, их судьбы, их жизни. Они возвели такие крепкие, высокие дворцы, крепости и храмы, что те по сей день стоят и не собираются падать.

Наконец, властители дошли до того, что взяли курс на образование одной, монолитной интернациональной семьи всех элит – Великой Золотой Пирамиды. Разумеется, это делалось тайно (смотри в «Сказку о Глобализации»), от их народов. Народам они свято клялись в верности всему национальному, но на деле отдавали своих детей за иностранцев, приобретали недвижимость за границей, в общем, жили в своем замкнутом мире.

Главное же, на что стоит обратить внимание – это на процесс концентрации накопленных богатств. Великую Золотую Пирамиду строили очень долго и трудно, собирая воедино пирамидки помельче. Чем дальше шла история, тем уже становился круг правителей, и тем больше благ мира оказывалось в их руках. А человечество все умножалось и часто ему приходилось туго, поскольку не всегда элите удавалось правильно отмерить для своих народов достаточную меру благ. Неурожаи, болезни и другие несчастья приводили к ошибкам правителей. Порой, виной всему была их глупость и жадность. Наступал голод, социальные взрывы, перевороты, в общем, хаос. Но всегда, рано и поздно, мир возвращался на свою столбовую дорогу – к власти сплоченного меньшинства.

Конечно, в истории находились отважные, честные люди, которым такая система не нравилась. Они искренне старались изменить ее, вернуть блага своим страждущим народам. Порой среди этих борцов встречались вполне разумные люди, но ни разу не было среди них по настоящему мудрого и дальновидного человека. Ведь если быть разумным, то следует вначале задуматься над таким вопросом – нужно ли поощрять желание большинства людей к личному обогащению или такое желание лучше сдерживать? Проще говоря – будет ли благом для человечества, если круг богатых людей расширить? Речь не идет о том, чтобы поделить все поровну – это попросту глупо. Речь идет о реальном деле – увеличить число богатых на Земле волей правителей. Есть одно истинное мнение по данному вопросу – сохранение в состоянии богатства узкого круга лиц это величайшее благо для всего рода человеческого! Так устроено в природе, что чем больше богатых, тем больше проблем и противоречий, больше насилия, убийств и всяких иных бед. Чем уже круг обладателей и распределителей благ, тем стабильнее общество. Сама природа требует от нас сохранения власти меньшинства и концентрации накопленных благ в единых руках. Всякий же, кто противоречит природе, в итоге проигрывает.

Итак, властители однажды пришли к идее сдерживания народов от пагубного, опасного стремления к богатству. Но каким образом сломать животный инстинкт человека подгребать все под себя? На помощь пришла религия. Склонность людей верить в чудеса позволила дальновидным властителям сыграть на этом. Еще издревле они принялись всеми силами тайно развивать те культы, верования и религии, в которых проводится мысль о святой бедности, о приоритете духовных, а не материальных ценностей. Вспомним, что Иисус Христос рекомендует богачу раздать свое добро. Что Будда говорит о материальном мире – он иллюзия, а истинна в нирване, к которой надо стремиться всю жизнь. При этом сами властители сохранили для себя изначальные природные культы и тайно поклоняются богам плодородия, достатка и обогащения. Вот здесь мы и подходим, наконец, к самому главному, что касается уже непосредственно тебя самого, Алеша.

Я раскрыл глаза, посмотрел на Чадушку, но продолжал молчать. Домовой с каким-то сладостным выражением на мордашке продолжал:

– Лично тебя это касается потому, что сейчас перед тобой встал выбор – как жить дальше и какому богу служить? Служить богу богатства, кстати, чувствуешь сходство этих двух слов, или продолжать служить ложному богу, мораль которого придумали властители и внушили тебе еще в деском садике и школе. Судьба благоволила к тебе, Алёша и ты повстречал людей, способных вывести тебя из общей массы в узкий круг избранных, подвести к алтарю бога богатства и получить его сладкие щедроты! А тебе ли не знать какие это щедроты?!

Тут Чадушка встал на обе ножки и зажмуривая периодически глазки, принялся загибать пальчики.

– В твоем распоряжении окажется гарем из сотен тысяч красивейших девушек! Каких девушек! Чистых, воспитанных, из хороших семей, не таких, что измазали твою грудь помадой час назад.

Я посмотрел на свою грудь и действительно в свете торшера обнаружил на ней следы поцелуев. Мне стало стыдно. А домовёнок продолжал:

– Для тебя откроются погреба лучших в мире вин, которые тебе даже и не снились! Ты будешь есть такие вкусные и ценные блюда, каких не пробовали даже цари! А в каких машинах будешь ездить, в каких домах пройдет твоя жизнь! Ты...

– Ладно, ладно, это все понятно, что дальше? Перебил я домовёнка, который так увлекся рекламированием благ, что чуть не свалился с тумбочки.

– Что дальше? Что может быть дальше этого? Искренне удивился Чадушка, – или ты думаешь тебе твой Демон навсегда дан? Демьян заберет его скоро! Попомни мои слова – как дал, так и заберет. Останешься у разбитого корыта, без работы, без денег и помрешь от тоски. Нынче, как опасно стало Демьян то тебя покинул! И нет его нигде, ты ведь тоже наверняка не ведаешь где он сейчас, так ведь?

Мне сразу стало ясно, что Чадушка стремиться выведать хоть какую-то информацию про местонахождение Демьяна.

«Боже, какая наивная нечисть нынче пошла, совсем выродилась, даже схитрить нормально не способна!» – Подумал я, внутренне веселясь. Вслух я спросил:

– Я не про то спрашиваю, – уклонился я от его крючка, я спрашиваю что, мне делать дальше, ну чтобы к этому... к алтарю богатого бога подойти?

– А, вот ты о чем? – Обрадовано воскликнул домовёнок. Он слез с тумбочки и проворно перебрался на кровать поближе ко мне.

– Дам тебе дружеский совет, вижу не глупый ты, оказывается, человек. Так вот, сперва прогони Ужелю, он мерзкий гриб, тебя погубит, слово даю. Опосля, иди к учителю своему, Якову и во всем его слушай. Он тебе про кончину Ставра все как есть расскажет. А я при тебе советником буду, приглянулась мне твоя рассудительность. Подумать только, такой молодой, а сколько уже мудрости!

Я встал с кровати и принялся отыскивать и надевать на себя разбросанные по всей комнате вещи. Пришло время убираться отсюда.

– Ну, так что ты в итоге скажешь? Спросил Чадушка, заботливо подавая мне мой левый носок, который я так и не сумел самостоятельно обнаружить.

– Красивую сказку ты рассказал мне, Чадушка. Пирамида, узкий круг власти, все это может быть и хорошо, но только одну важную вещь ты упустил.

– Это какую же вещь?

– У разумных правителей иногда и даже часто рождаются дети дебилы. А какой отец передаст накопленное наследие чужим детям? И что тогда делать с дебилом у которого в руках власть над миллионами? На этот вопрос, ты может быть ответишь в другой сказке, а сейчас извини, но мне пора.

Я раскрыл дверцу тумбочки и вытащил оттуда кусок ветчины, завернутый в бумагу и початую бутылку красного вина. Вместо пробки бутылка была накрыта сверху хрустальным бокалом.

– Уходи через тумбочку, – обратился я к домовёнку, приглашая его жестом пройти внутрь.

Чадушка ничего не ответил и с мрачным лицом полез в темноту тумбы, где сразу исчез. Я закрыл за ним плотно дверцу, высыпал из карманов брюк остатки бумажных денег на смятую постель, сделал глубокий вдох и как ныряльщик в воду бросился лицом в подушки, пронзив насквозь ткань матраца, железо кровати, доски пола, камни фундамента, кору, мантию и ядро планеты. Пролетев сквозь Землю перпендикулярно оси экватора, я вылетел прямо на крышу одного из многоэтажных домов. На крыше этого памятного дома я однажды распрощался с Демьяном и Мирой. Как же мне их сейчас не хватало – их веселых голосов, их космической легкости и красоты!

Я стал на край крыши, в одной руке, сжимая кусок ветчины, завернутый в бумагу, а в другой бокал, который я предусмотрительно захватил в отеле. Смешав свет алой зари со сладким вином цвета рубина, я выпил. Приятный ток пробежал по позвоночнику и мягко ударил в голову. Я развел руки во всю их ширину и представил себе, что это крылья птицы. Мне было хорошо и легко. Пора было возвращаться в заброшенный дом и заниматься делами. Туда, вероятно давно явился домовой Ужеля. Он ступал своими маленькими ножками по деревянному полу и наверняка ворчал, что ему самому приходиться разжигать угасший камин.

Глава 8 Моя война

Так что обиды нужно наносить разом:

чем меньше их распробуют, тем меньше

от них вреда...

Николо Макиавелли

Богатырская рука однажды бьет.

Русская пословица

Эпизод первый

Для начала, однако, я решил заглянуть домой. Было около семи утра, когда я вернулся в родную комнатку, в свое спящее на правом боку тело и как бы проснулся. Мама уже встала и прошла мимо моей двери на кухню. Внимательно присмотревшись к обстановке и убедившись, что тут все будет нормально в ближайшие несколько часов я перевернулся на другой бок и снова как бы заснул.

Ужеля давно ожидал моего появления на даче с камином и не только потому, что со мной должно были прибыть заморское лакомство для него.

– Значит так, – начал он без предисловий и по-хозяйски, – ты бери ветчину и нарезай мелкими кусочками, а я буду говорить.

Я последовал его «приказу», отыскал нож с досточкой и принялся за дело. Аромат от голландской ветчины разлился по всей комнате и приятно щекотал нос.

– Сегодня, Алеша у тебя будет трудный день, по моим расчетам медлить больше нельзя.

– Я знаю, дедушка, через час мне позвонит учитель Яков и, в соответствии с его планами на мой счет назад я больше не вернусь, – печально ответил я.

– А ты не грусти, добрый молодец, ты витязь али красна девица? – Подбодрил меня домовой.

– Витязь, витязь, дедушка, плаща и кинжала, только кинжалом еще никогда не пользовался.

– Герои рождаются в бою. Мне, между прочим, тоже сидеть на месте не придется, пришла пора с Чадушкой разобраться по всей строгости.

Мы стали есть ветчину и некоторое время помалкивали. Я смотрел на домовёнка и вдруг ощутил желание задать ему вопрос, который давно меня мучил. Вопрос был, конечно, рискованный, но я собрался с духом и спросил:

– Кстати, ты меня, конечно, извини дедушка, но я так и не понял до сих пор одну вещь про тебя.

– Какую такую вещь?

– Да собственно... Кто ты такой? Вообще.

Ужеля даже перестал жевать и поднял брови от неожиданности. Мы уставились друг на друга. Лицо Ужели выражало некое остолбенелое удивление, а мое, вероятно, подавленную растерянность. Я вдруг осознал, что мой вопрос был ужасно бестактным после столь тесного и продолжительного общения. Я даже испугался, что домовой сейчас обидится и попросту исчезнет.

Но Ужеля не обиделся. Он только почесал бороду, дожевал мясо и хитро прищурившись спросил:

– А ты, Лексей, так до сих пор и не понял?

– Нет... Но ты мне очень нужен. Извини. Не обижайся, пожалуйста, и если не хочешь, то и не отвечай, мне все равно, главное не исчезай, ладно?

– Я есть часть твоей души. Люди не догадываются, что все их божества, мелкие и крупные, добрые и злые живут в них самих, в их душах. Твой Демон матер... матери... – тьфу ты, что за слово такое! – материализовал тонкий мир вокруг и внутри тебя. Ты стал как бы одним из нас, частично конечно.

– Понятно, – ответил я (хотя не очень то мне было понятно), обрадованный тем, что Ужеля не обиделся.

Мы опять помолчали и доели, наконец, весь наш завтрак. Меня тревожили мрачные предчувствия, было некое ощущение, что в воздухе запахло войной. Будто вот-вот в небе заревут боевые вражеские самолеты, а из всех динамиков грозно заиграет песня: «Вставай страна огромная!» Не знаю, как это объяснить, но мое тело словно сгруппировалось и находилось в повышенном тонусе. Я отогнал от себя мрачные мысли и поднялся из-за стола.

– Мне пора, дедушка.

– И мне пора, витязь. Пусть помогают тебе огонь, земля, воздух и вода!

В восемь утра в моей родной комнатке раздался звонок на мобильнике. Звонил Яков. Я взял трубку.

– Доброе утро, Алексей.

– Здравствуйте, учитель.

– Приезжай сейчас ко мне в гости, такси на твой адрес я уже вызвал.

– Хорошо, уже одеваюсь, а чай попить успею?

– Чай в моем вагоне попьешь, жду тебя.

«Неужели он меня, наконец-то, чаем угостит, – подумал я, и стал быстро одеваться.

Через двадцать восемь минут я уже сидел в знакомом роскошном купе Лысого Лиса, а он сам с грустным выражением лица сидел напротив. Начинался поединок.

– У меня трагическая новость, мой мальчик, – начал он приглушенным голосом, – учителя Ставра больше нет на свете.

– Что с ним случилось, воскликнул я, невольно поддавшись, тону страшных его слов (хотя Д-2 уже сообщил бы мне такую новость).

– Обстоятельства его смерти мы еще не выяснили, тело находиться в морге, недалеко от сюда, хочешь посмотреть?

Яков говорил с таким убеждением, что я немного засомневался, но ответил отрицательно.

– Когда все проясниться, ты обязательно будешь проинформирован, при одном, однако, важном условии, – продолжил уже бодрым голосом Яков

– Каком условии?

– Вот для этого я тебя и позвал сюда. Понимаешь, мне нужна твоя помощь в очень неприятном деле, кроме того у меня к тебе есть деловое предложение. Правда мое деловое предложение напрямую связано с тем, окажешь ли ты мне помощь.

– Я вас слушаю, учитель Яков.

– Прежде, чем я скажу в чем дело, пообещай своему учителю, что ты очень серьезно отнесешься ко всему сказанному, ибо это во многом определит как твою личную дальнейшую судьбу, так и мое отношение к тебе, моему ученику и возможно деловому партнеру.

– Деловому партнеру?

– Именно!

– Обещаю.

– Мне, Алеша, необходимо встретиться с Демьяном и я хочу, чтобы ты помог в этом деле.

Я молчал. Сделав короткую паузу, Лысый Лис продолжал:

– Ты, Алеша, знаешь, как у нас все устроено, возможно, ты еще не принял окончательно чью-либо сторону, хотя и вошел в братство. Ты с нами, относительно недавно и потому многое остается неизвестным для тебя. В частности, я хочу открыть для тебя один секрет, который Демьян скрывает от нас всех. Демьян скрывает от нас свою тайную организацию, с помощью которой он хочет нарушить устоявшийся порядок вещей и установить свою единоличную власть над обоими братствами. Не буду тебя убеждать в той мысли, что действия Демьяна могут обернуться величайшими бедствиями для многих людей в мире. Мы обязаны его остановить. В первую очередь, наша цель найти его и вступить в переговоры, постараться переубедить его, отговорить от его намерений. В данным момент, он скрылся, но мы уже взяли след. Многие его помощники в наших руках и сейчас пришло время решать тебе – быть с нами или быть против нас.

Я молчал, и Яков долго смотрел мне в глаза, как бы ожидая ответа. Потом он опять заговорил:

– Люди, Алёша, делятся на два основных типа – на дерзких и спокойных. Первым не сидится на месте, они постоянно в движении, в борьбе и хотят взять свое и чужое поскорее, вырвать у жизни все, что только можно. Для этого они специально обучаются, тренируются, действуют, лезут на рожон и потому редко доживают до старости, но иногда они все-таки достигают успеха. Другой тип – это спокойные люди, которым от жизни нужно не много, а главное душевный покой и независимость. Согласись, Алеша, ты не создан дерзать, тебе нужна спокойная размеренная, красивая жизнь. Без нашей помощи такой жизни у тебя не будет. Вспомни, сколько преград возникло на твоем пути, когда на наши деньги ты попытался открыть свое дело? Понравился тебе Хрипатый? Думаешь, он позволит тебе работать? Может на короткое время и позволит, но потом к тебе придет какой-нибудь «Мордатый» или «Бородатый» или «Носатый» и все равно отнимет магазин. Ты со мной согласен?

– Да, учитель Яков.

– Только мы, сохранив систему братства, сможем защитить своих людей от Хрипатых, сможем управлять ими силой организации. Твои покровители тебя покинули! Ставр мертв, но у тебя еще есть шанс стать частью нашей силы, той силы, которая даст тебе богатый достаток и уверенность в завтрашнем дне. Ты молод и у тебя вся жизнь впереди. Сейчас ты должен решить, согласен ли нам помочь или нет, второй раз я предлагать не буду. И еще, не забывай, что в данный момент наше братство воспринимает тебя как креатуру Демьяна и только в нашей с тобой власти изменить эту точку зрения. Согласись, Алёша, пойти опять, назад в системные администраторы, у тебя уже не получиться. Ты должен принять решение и доказать мне что можешь быть честным и полезным.

– Что вы желаете знать, учитель?

Мой неожиданно прямой вопрос, казалось, удивил Якова, он даже слегка приподнял брови и откинулся на спинку кресла.

– Представляешь, Алёша, а ты мне сегодня приснился, – сказал он вдруг вместо ответа, странным и загадочным тоном.

– Неужели, и как же?

– Да чушь всякая, видел я во сне будто ты единственный в мире человек, который хочет и главное может меня убить. Представляешь?

– Странный сон!

– Да. Но, оставим лирику романтическим поэтам и обратимся лучше к физике. У меня к тебе ряд вопросов и первый может показаться странным. Но ты не торопись с ответом, ладно?

– Да.

– Обещаешь?

– Конечно!

– Итак, вопрос первый – каким физическим образом доллары, которые я тебе дал, оказались в Швейцарии?

– Так я же часть из них давно истратил, по-вашему бизнес заданию.

– Я ведь просил тебя не торопиться. В том-то все и дело, мой мальчик, что речь идет о нескольких конкретных банкнотах, за определенными номерами.

– Не понимаю.

– Я тоже не совсем пока понимаю, но вся загвоздка состоит в том, что три стодолларовые бумажки за слишком короткий отрезок времени волшебным образом проделали из нашего города путь более тысячи километров и были засечены спецдетектором в живописном городке Лозанна, что стоит на берегу Женевского озера. Математический расчет подтвердил абсурдность ситуации. И это только один вопрос к тебе, есть и другие. Снова прошу тебя не торопиться с ответом и хорошо подумать, поскольку от этого зависят наши с тобой отношения – останемся ли мы друзьями и партнерами или нет.

– Ладно, – решился я, наконец, понимая, что с этого момента события примут иной оборот и полетят вскачь, – я расскажу вам всю правду, учитель Яков, но за это вы оставите в покое моих родственников!

Яков изобразил на лице недоумение (прекрасный актер), но только холодно произнес:

– Слушаю.

– Понимаете, учитель, в Швейцарии отличное молоко, а я на самом деле не обычный человек, я обладаю сверх силой, способной перемещать мое тело в пространстве со скоростью света...

Яков шумно и резко поднялся, его глаза сверкнули злобой, а шея и лысина быстро краснели. «Помню, помню, что это означает», – подумал я и тоже машинально приподнялся.

– Ты что мальчишка ваньку мне тут валяешь?! – Прошипел он грозным и пронзительным тоном, который способен был напугать кого угодно. На моем лице, вероятно, изобразился (чисто рефлекторно) испуг, но я быстро взял себя в руки и опять присел. Яков продолжал стоять, нависнув надо мной, как кобра перед броском.

– Так и знал, что вы не поверите, а ведь я говорю вам чистую правду, как вы и просили, – робким голосом добавил я.

Странное дело, но Яков тоже сел и было видно, что он в замешательстве. Человек, обладающий искусством определять в собеседнике обманщика, видел по всем признакам, что я не лгу. Мы помолчали, красный цвет постепенно сошел с лысины учителя.

– С чего ты, Алеша взял, что я беспокою твоих родственников? – Резко сменив тему, вдруг спросил учитель спокойным и даже мягким тоном.

– Я же вам говорю, моя сверх сила, которая называется Демон-2 дает мне возможность видеть любую аппаратуру слежения в любой точке мира и блокировать ее работу, я вижу всех ваших агентов одновременно как с высоты птичьего полета, (брови Якова уже достигли затылка!) так и изнутри их организмов. Я могу облететь земной шар за пару секунд и вы этого даже не заметите.

– Так значит, ты умеешь летать? – Бархатным голосом уточнил Яков.

– Поверьте, это не самое сложное, что я умею.

– А показать мне прямо здесь в купе можешь?

– Нет, сейчас не хочу, но обещаю когда нибудь показать, если вы не тронете мою семью.

– Понятно, – спокойно и несколько разочарованно произнес учитель, – ну хорошо, Алеша, вот как мы сделаем. С тобой пообщается один хороший специалист. Он добрый и ученый человек, ты ему все расскажешь про свои сверх способности, а потом, мы опять встретимся и продолжим нашу беседу. На некоторое время ты поступаешь в его распоряжение. Ни о чем не волнуйся, с твоей семьей все будет в порядке, я и не собирался причинять им вред, я же твой учитель, и надеюсь, в будущем мы станем друзьями.

Яков нажал кнопку под столом и уже через несколько минут четыре крепких парня в темных очках везли меня в белом «Мерседесе» в «неизвестном» направлении. Кто бы мог сомневаться, что я предстану перед светлыми очами психиатра. Пока автомобиль отмерял километры городских дорог, учитель Яков набирал какой-то номер на телефоне. Трубку сняли:

– Ало, здравствуй Витя!

– Добрый день Яков Иванович.

– Сейчас к тебе привезут одного моего клиента, ты должен выяснить псих он или симулянт. Сделать это надо вежливо, без членовредительства. Даю тебе максимум три дня, хватит?

– Хватит, Яков Иванович, а сыворотку ему колоть?

– Попробуй, но только в крайнем случае, сейчас вышлю тебе на него материалы. Выполняй.

– Слушаюсь!

Эпизод второй

Виктор Викторович Плотников, «выдающийся» доктор психиатр, был человеком занимательной судьбы. В нашу постсоветскую «демократическую» реальность он вынырнул из мутных глубин советской карательной психиатрии, где дослужился до профессорской должности, поскольку был ярым сторонником известной теории «вялотекущей шизофрении». Это когда человек не согласный с коммунистическими идеалами открыто, высказывал свою позицию и, хотя в обыденной жизни был адекватен, ему ставили чудо-диагноз. Означенная болезнь проистекала настолько вяло, что обнаружить ее могли только советские врачи и только в советских закрытых учреждениях. Тысячи здоровых людей, объявленные психами сидели в закрытых тюремных психбольницах годами и десятилетиями, где наш Виктор Викторович делал им укольчики. Многие те мученики так и сгинули в небытие.

Профессор Плотников и сейчас шел в ногу со временем, последняя его научная статья называлась: «Влияние компьютеризации и интернетизации общества на развитие подросткового онанизма».

Через пол часа езды на «Мерседесе», мне совершенно напрасно завязали глаза широкой черной повязкой и вскоре мы уже въезжали на территорию частной клиники, где всем заправлял товарищ Плотников. Еще через несколько минут блужданий по коридорам и схождений в подвалы я, наконец, предстал перед хозяином заведения. Меня усадили на стул, сняли повязку и я увидел перед собой внимательные, добрые, светлые глаза Виктора Викторовича. Усики, бородка, высокий лоб, седые холеные волосы – обыкновенный доктор, только благообразный до приторности. В ослепительно светлом от ламп кабинете без окон, чуть в сторонке стояли два его ассистента, похожие на тех парней, что меня сюда привезли, только в белых халатах. Все указывало на то, что разговор наш будет длинным, однако вышло иначе.

– Добрый день, молодой человек, – сказал доктор приветливым, приятным баритоном.

– Здравствуйте, – ответил я любезно.

– Будем знакомы, меня зовут Виктор Викторович.

– Алексей, – коротко отрекомендовался я.

Доктор взял лист бумаги со стола, надел очки и, обращаясь то ко мне, то к листку заговорил:

– Нам нужно поговорить, Алексей, для вашего блага. Вы не против?

– Конечно не против, я всегда рад новым знакомствам.

– Хорошо. Тут написано, будто вы сказали, что умеете летать вокруг земного шара со скоростью света, это правда?

– Что вы, Виктор Викторович, разве я больной на голову? Просто меня неправильно поняли, я имел в виду полеты во сне, а не наяву.

Профессор, слушал меня, пристально вглядываясь в мое лицо. Ответ мой его совсем не удивил. Он повернулся к одному из ассистентов и сказал:

– Принесите мне диск.

Здоровяк в халате вышел из кабинета и через минуту вернулся с пластиковым диском в руках, который был тут же проворно вложен в DVD проигрыватель. На экране телевизора возникло знакомое купе Якова и пошла видео – запись нашего с ним последнего разговора. Профессор строго, как бы с укоризной на меня смотрел.

– Будем смотреть до конца или вы, молодой человек, согласитесь, что уверяли Якова Ивановича, в своих сверх способностях?

«Прямо как на допросе», – подумал я.

– Не было этого, Виктор Викторович, да вы сами посмотрите.

Все обратились к экрану, на котором происходило нечто странное. Вначале все шло нормально, но когда разговор с учителем добрался до момента, где я произносил те самые слова о сверх способностях, в телевизоре вдруг начал пропадать звук. На самом деле звуковую дорожку я «подправил» еще на стадии записи в поезде. Но ассистенты вместе с доктором подумали, что дело в телевизоре и стали хлопать и стукать бедный японский аппарат.

– Что с телевизором? – Спросил уже немного рассерженный профессор у своих помощников.

– Я думаю брак записи, – ответил один из них вполне резонно.

– Ладно, я позже сам разберусь, – недовольно проворчал Плотников. Чувствовалось, что ему страшно хотелось сделать большой разнос своим ассистентам, но, в моем присутствии приходилось сдерживаться.

«Какой из него, к черту, психиатр, если он сам себя держать в руках не умеет, вот из Якова бы вышел отличный психиатр», – подумал я.

Но профессора можно было понять, все-таки игра, которую он спланировал так нелепо обломалась в самом начале по дурацкой причине («то ли Яков напортачил с записью, то ли эти болваны телевизор недоглядели!»). Теперь ему приходилось менять тактику. И Виктор Викторович не нашел ничего лучшего как взять тайм-аут.

– Вот что, молодой человек, сейчас мои помощники проводят вас на обследование, вы очень бледно выглядите и вам нужно отдохнуть. Завтра утром, мы продолжим наш разговор, а я, как врач, дам вам совет, не пытайтесь меня обмануть, у вас вся жизнь впереди и от моего диагноза она во многом теперь зависит.

Меня увели. Профессор решил сделать ставку на свою самую современную аппаратуру и продолжить наше общение, опираясь на результаты моих анализов и тестов. Следующие несколько часов я словно побывал в космическом центре подготовки космонавтов. Меня держали в тесных кабинках странного вида, ко мне присоединяли разноцветные датчики, брали кровь из вены, надевали на голову пластиковые шлемы, прилепляли какие-то присоски к телу, делали массу непонятных мне вещей и, наконец, оставили в покое.

Я оказался в закрытой одиночной комнате с мягкими, как надувной матрац стенами, потолком и полом. Честно говоря, мне уже хотелось чего-нибудь перекусить. Но главное мне было крайне важно повидать Семёна, который находился в данный момент в городе Стокгольме и готовил операцию по похищению моей племянницы. Подготовка находилась, уже на завершающем этапе и потому следовало торопиться. Лети, лети, мой крылатый конь!

В Швецию я прибыл налегке, в нашей летней одежде, а тут ночь была довольно прохладная, моросил дождик и дул пронизывающий насквозь ветер. Для начала я переоделся в уже закрытом магазине одежды, потом зашел в один из местных ночных кафе, заказал себе легкий ужин и перекусил. Мой шведский был безупречен. Теперь пришло время нанести визит Семёну.

Д-2 давно вычислил его конспиративную точку и я уже подходил к высоким кованым воротам одного из небольших особняков на окраине Стокгольма. Пришлось звонить в домофон. Никаких вопросов, типа «кто там?» не последовало, замок щелкнул и дверь автоматически приоткрылась. Навстречу мне, из глубины аккуратного дворика, шел Семён в сопровождении трех своих головорезов-помощников. Четверка успела натянуть легкие бронежилеты, под короткими серыми куртками, и была при пистолетах наизготовку. «У всех есть помощники и только у меня нет», – подумал я.

На приближающемся лице Семёна было неподдельное удивление.

– Какими судьбами, Леша? – Спросил он, еще издалека, осторожно приближаясь.

– Учитель Яков приказал передать тебе кое-что.

Семён переложил на ходу пистолет в левую руку, а правую протянул для приветствия. Но рукопожатия не вышло, в один миг я был взят в захват и Сёма уже тщательно обыскивал мою одежду.

– В правом внутреннем кармане, – подсказал я ему, улыбаясь, – вот, значит как ты встречаешь приятелей.

Из кармана Семён достал белый запечатанный конверт с оттиском от перстня Якова – «Л.Л.»

– Извини, надо разобраться, – бросил он мне в ответ, вскрыл конверт, достал письмо и стал читать.

Письмо я состряпал пять минут назад, в ночном баре, за ужином и вот, что там было написано: «Сёма, допроси этого ботаника по схеме за номером четыре и ликвидируй. Целую, Л.Л.»

Прочитав текст письма, Сёмен задумался, посмотрел на меня и вдруг расхохотался. Я улыбался. Мускулистые помощники, однако не расслаблялись.

– Может, хватит выкручивать мне локти, – продолжая улыбаться, обратился я к Семёну.

Вместо ответа, он обратился к парням:

– Отведите этого юмориста в мой подвальчик и усадите в мое любимое кресло, я сейчас вернусь.

Мы разделились, меня поволокли в «подвальчик», а Семён, разумеется, пошел звонить по закрытым каналам Якову, чтобы выяснить, каким образом я приперся к нему в Стокгольм, на ночь глядя, когда должен был находиться в психушке у Виктора Викторовича. Но со звонками у него вышла какая-то чертовщина (нужно ли говорить, что я слегка «потрудился» над его телефонами). Набрав номер Якова, Сёма попал в какой-то частный зверинец, где, под крики экзотических птиц, лай породистых собак и мяв встревоженных котов, его отборным матом обругал разбуженный смотритель зверинца, предложив «засунуть своего Якова себе в задницу!»

Следующий звонок на номер профессора Плотникова ответил ему из трубки мужским, но очень ласковым тоном неизвестного: «Ну что, мой сладкий пупсик ты уже по мне соскучился?».

В «подвальчик» Семён вернулся несколько озадаченный. Осмотрев меня, сидящего прикованным к «креслу» (на самом деле это было сложное железное сооружение для пыток) он опять вернулся к веселому расположению духа.

– Оставьте нас, – приказал он помощникам и те торопливо вышли, закрыв за собой дверь. Семен подошел ко мне вплотную и потрогал замки, надежно приковавшие к креслу мои руки, ноги и лоб.

– Правильно, Сёма, нужно самому все проверять, чтобы не получить однажды пулю в лоб из-за какой-то мелочи, – обратился я нему, приветливо.

Хлесткий удар в мою левую скулу не стал для меня неожиданностью, но я фальшиво застонал.

– Для тебя я до конца твоих дней Семён, а Сёмой, в этом мире, меня может называть только Яков! Теперь, по поводу твоей ксивы. Во-первых, Яков никогда не употребляет слово «ликвидируй», во-вторых, нет никакой схемы «за номером четыре», а в третьих учитель Яков целует только роскошных женщин! Я пока не знаю, как ты здесь оказался, но думаю, что смогу и сам, получше всякого психиатра вывести тебя на чистую воду. Подумать только, отдать его Плотникову! Сейчас ты мне без всяких профессоров все честно расскажешь! И про Демьяна все расскажешь и про Ставра и про себя! Кстати, могу тебя обрадовать, учитель твой любимый, Ставр на днях издох! И это прекрасно, он уже задолбал меня своими проповедями! А ты мне все расскажешь!

– Обязательно расскажу, – ответил я, по-прежнему приветливо и даже беззаботно, – но для начала я кое-что поведаю о тебе, самом, Сёма.

Второй удар в мою правую скулу, был несколько тяжелее, но чувствовался расчет пока меня не калечить. «Настоящий мастер», – подумал я сплюнув.

– Что ты можешь обо мне знать, ботаник из зоосада?

– Имей терпение, пупсик, и твое любопытство будет удовлетворено.

Слово «пупсик» насторожило Семёна и он отошел от кресла на пару шагов.

– Ладно, говори, даю пять минут.

– Мне хватит четырех минут и двадцати трех секунд, все-таки речь пойдет хоть и о яркой, но короткой судьбе.

– Говори, сука, быстрее, иначе, сейчас по твоей заднице пойдет ток.

– Итак, Семён Борисович Адлов (глаза Сёмы, при упоминании его настоящей фамилии широко раскрылись и оставались таковыми уже до конца) родился в приморском городе Одесса, в семье потомственных советских чекистов. Деда его расстреляли как троцкиста, а отца мальчик не знал (с ним была связана какая-то темная история) и он перешел на попечение к могущественному дяде Яше. Детство и юность гениального в своем роде парнишки прошли не в играх, а в суровом режиме специальной учебы и тренировок. К 18 годам отборные учителя превратили мальчика в зрелого мужчину. И какого мужчину! Мастер-боец, полиглот, подрывник, снайпер, организатор, секретный агент, разведчик – в общем натуральный Джеймс Бонд в квадрате. Паренек стал совершенным оружием высокоточного действия и нужно признать, что среди его жертв было немало людей его же склада и подготовки. От его руки погибали разные люди – коварные финансисты, агенты разведслужб, боевые армейские генералы, умнейшие политики и даже серые кардиналы «СТО».

Про его многочисленные задания, убийства, теракты, про сакральное посвящение в Братство Белых Джипов я не буду рассказывать. Внешняя сторона жизни не самое интересное. Обратимся лучше внутрь. Кем, в итоге стал, по сути, Семён Борисович Адлов? Ответ прост – он стал палачом. Но каким палачом! Видимо, отсутствие нормального детства, тайна отца, особое воспитание и так далее, в этом пусть Плотников разбирается, сыграли с ним злую шутку. Когда он вступил во взрослую жизнь, в нем вдруг проявились такие черты характера, что даже одно время беспокоили дядю Якова. В характере Семёна образовалась некая гремучая смесь из подлости, гордости, жестокости, расчетливости и черт его знает чего еще!

Тонко рассчитанная подлость доставляла Сёме глубочайшее удовольствие. Он возбуждался от неожиданного для себя самого и особенно для родных и близких людей подлейшего поступка. К примеру, он, однажды, изменил молодой жене именно в момент ее несчастья, когда она попала в больницу. Людей, которые помогли ему в чем-то однажды он искренне ненавидел и всеми способами старался поиздеваться над ними. Подлость словно бы освежала его. Только одному человеку он был верен как пес – дяде Яше.

При этом, он оставался истинным самураем и к жизни своей относился по-философски легко. В спальне, над кроватью он повесил самодельный плакат из ватмана, похожий на транспарант. Красным по белому там написано: «Приветствую тебя – последний день моей жизни!» Сёма сам написал эти слова, в которых сосредоточилась его философия. И хотя лично своими руками он устроил последний день жизни для очень многих людей, и хотя он был дьявольски осторожен и неуязвим, он всегда отлично понимал хрупкость и ненадежность бытия. Эти слова встречали его каждое утро и вероятно уравновешивали его рисковый, авантюрный характер. Сёме нравилось играть с судьбой, чувствовать себя на грани, брать у жизни все до самой последней возможности. До последней капли, копейки, глотка удовольствия.

Но, рано или поздно, приходится отвечать за свои слова, особенно если они написаны таким жирным и крупным почерком. Однажды в прекрасный, солнечный день он встал на пути одного бывшего системного администратора, на моем пути. И он вряд ли бы смог поверить, что тот солнечный день заведет его скоро в эту мрачную сырую ночь – последнюю ночь его жизни.

Я умолк и больше не улыбался, наблюдая исподлобья за реакцией Семёна. Он хранил молчание, заложив руки за спину и расхаживая взад-вперед. Видимо мой рассказ потряс и увлек его, заставив о чем-то задуматься. Скорее всего, он размышлял только над одним вопросом – каким образом ко мне попала вся эта информация? Я отвлек его от размышлений.

– Теперь, инквизитор, можешь начинать свое грязное дело, но больше я тебе ничего не скажу!

Мои последние слова будто вывели его из мыслительного тупика и послужили сигналом к действию. Драма подходила к финальной стадии.

– Инквизиция! – Презрительно отозвался Сёма, растягивая это слово, – какая грубая работа – ломать кости, поджаривать мясо. Непрофессионально, глупо и... стыдно! – Вдруг, ни к селу ни к городу, добавил мой палач и я понял, что такие разглагольствования для него не редкость, а словно бы рутина, и как старый профессор университета он иногда заговаривается и задумывается о чем-то своем во время лекции. Между тем Сёма продолжал.

– Лишать человека его здоровья, сводить с ума, это же чудовищное и непростительное дилетантство! Слава богу, с тех пор многое изменилось в пользу человека, мы стали гуманнее, – Сёма порылся в чемоданчике и звякнул чем-то железным.

– Наш девиз – здоровье прежде всего и как можно дольше!

Он входил в раж, я внутренне развлекался.

– Причем, здоровье как физическое, так и душевное. Ведь, согласись Лёша, только здоровый, цветущий организм способен долго и упорно реагировать на разного рода раздражения и, так сказать, вторжения в него, – из чемоданчика Сёма, наконец, достал какой-то блестящий инструмент, похожий на плоскогубцы.

– Только здоровое тело и ясная психика способны воспринимать мою работу. Я понимаю многих своих коллег из прошлого, которым нужно было торопиться, над ними часто висел приказ как можно быстрее добыть информацию, разговорив подопечного. Им не было дело до науки, до искусства. Их можно простить, они спешили, а нам спешить некуда – перед нами вечность!

Сёма положил на столик рядом со мной свои «плоскогубцы» и опять полез в чемоданчик. А мне пришла в голову удивительная мысль. Я даже чаще задышал от этой мысли, поразившись тем, почему я раньше не задумался таким образом. Я подумал – а что если и для Демон-2 найдется его палач? Что если существует сила, способная поместить вечно живущий организм в условия бесконечных пыток? Ведь если простой человек смертен, то в конце концов он оставит всех своих мучителей с носом, уйдя в смерть. Никто и никак не остановит его, не спрячет от смерти, умрут все и палачи и жертвы. Останется только пепел, пепел просыплется сквозь любые цепи, благословенный пепел смертельного освобождения!

Но если ты бессмертен, а рядом с тобой такой же бессмертный палач и ты навсегда у него в плену? Это и есть тот самый христианский ад, та самая «геенна огненная» в действии!

Сёма, кажется, не заметил моей задумчивости и продолжал еще громче прежнего:

– Сопротивление! Максимум сопротивления, вот что мне нужно! Поверь, я ценю, я уважаю сильного врага, я, можно сказать, наслаждаюсь им...

«Какой же он забавный», думал я, «и бесконечно жестокий, может и мне стоит поступить с ним в духе его философии и убить как-нибудь эдак... Нет! Не надо, что это со мной?... »

А Семен все разглагольствовал и в его взгляде появилось уже мутноватое, садистическое безумие.

– К примеру, что такое время? Ученые говорят, что оно, по сути, есть движения планет в пространстве. Время относительно, это Эйнштейн говорил. Но я свое личное открытие сделал – время, оно бывает разным. Если, к примеру, секунды превратить в мучительные удары током – бум, бум, бум, то каждая такая секунда покажется долгой. И что на это сказали бы физики? Тут, в подвале я смогу продержать тебя дней пять, пока тебя не хватятся по-настоящему. Эти пять дней покажутся вечностью, к которой ты навсегда попал в объятия...

«Да уж, не хватало мне еще застрять в вечности имени Сёмы Адлова!» – подумал я и решил блеснуть эрудицией.

– Великий знаток человеческой души и тела Эпикур призывал не страшиться боли, вот что он говорил своим ученикам, цитирую: «Непрерывная боль для плоти недолговременна. В наивысшей степени она длится кратчайшее время; в степени, лишь превышающей телесное наслаждение, – немногие дни; а затяжные немощи доставляют плоти больше наслаждения, чем боли».

– Сразу видно, что этот античный болтун не сталкивался с профессионалами – хмуро прокомментировал Семён.

Слева от меня на металлическом столике, он выложил уже целый арсенал диковинных инструментов, однако он пока еще не приступал к делу, его философия лилась и лилась рекой, раскачивая душу палача на внутренних волнах наслаждения.

– Ты задумывался когда-нибудь, Лёша, над тем, что человек может сделать с другим человеком, когда тот находиться в его полной власти. В физическом смысле, конечно. Какой тут возможен полет фантазии! Какое громадное поле для творчества! Вот, к примеру, животные, львы – ну что лев сделает с раненной антилопой? Ну придушит ее и сожрет. Или, что кошка сделает с мышкой? – Максимум недолго с нею поиграет и убьет. Просто и неинтересно. А вот человек иное дело! Нам даны разум и опыт! Ты только представь, сколько поразительных трюков существует! Сколько неописуемых чудес можно проделать со своей жертвой!

– Такие палачи как ты, Сёма, дискредитируют свой народ в глазах всего мира.

– Аааа, нас на национальную тему потянуло? Но я отвечу – ты ошибаешься, такие как я ведут свой народ к процветанию!

– Что хорошего, когда вокруг вашей цветущей клумбы все остальные цветы вянут?

– Ну и пускай завянут, лишь бы наша клумба цвела!

– Нет, Сёма, ты враг своего народа и погибнешь врагом народа, как твой злобный папаша!

Мне уже надоела его болтовня и я решил вывести его из равновесия, кроме того, пора было заканчивать и возвращаться к профессору Плотникову.

При словах «злобный папаша» Семен зарычал от ярости, на минуту забыв, о своих теориях и принялся наносить мощные удары по моим ребрам и лицу. Д-2 включил незримую защиту и 28 мощных профессиональных удара не принесли мне никакого вреда. Семён всаживал и всаживал свои джебы и апперкоты, а я только подзадоривал его криками – «еще, еще, еще!» На 85 ударе Сёма почувствовал, что выдыхается. По его опыту от моих костей должна была остаться мука. Но ни крови, ни даже кровоподтеков видно не было. Сёма громко и часто дышал, он еще не понял, что происходит. Я решил извести его окончательно, надавив на больное место.

– Кстати, твоя грязная мамаша была тоже далеко не ангел!

Сема взревел и, не отдышавшись, снова было бросился месить мое тело кулаками. Однако, на этот раз, Д-2 включил защиту, при которой все мои мышцы окаменели. После первого же мощного удара в солнечное сплетение Семён сломал свою правую руку, жутко вскрикнул от боли и согнулся пополам. Мне пора было заканчивать эту комедию.

– Ты, Сёма, показал мне чудеса человеческой ловкости, в качестве ответа, я покажу тебе чудо космической скорости!

Мокрый от пота и своей крови Семён отупевшим до предела взглядом смотрел на меня. Видимо он испытал настоящее потрясение, когда я на его глазах поднялся с пыточного кресла как с обыкновенного стула на кухне, несмотря на железные захваты.

– Ты не волнуйся, – весело продолжал я, подходя к нему – это не недалеко, под Швейцарией и Францией. Тебе повезло, там физики как раз адронный коллайдер испытывают.

– Как это? – Наконец промычал мой партнер и его здоровая рука потянулась к пистолету.

Но я резко железной хваткой взял Семёна за предплечье.

– Сейчас поймешь и даже сам все увидишь.

Не успел он опомниться, как Д-2 отнес нас обоих за сотни километров южнее и забросил прямо в гигантскую трубу ускорительного кольца Большого Адронного Коллайдера. Мы пронзили сто метровую подземную глубину, где господа физики как раз в этот момент проводили там свои эксперименты, запуская навстречу друг-другу по кольцу гигантской трубы пучки ионов свинца и протонов.

Семён как парализованный только и мог, что предельно широко раскрыть рот, поскольку глаза его уже было раскрывать дальше некуда. Быть может, в его повидавшем виды мозгу, включилась защитная реакция – это просто сон.

Думаешь тебе это сниться? – Закричал я ему в ухо, – нет, брат-палач, ты в реальности, в самой что ни есть физической реальности!

Семён молчал, вероятно, он был на грани безумия. Мы проделали захватывающую экскурсию в несколько сот кругов по кольцу коллайдера. Мощные магниты, разгоняющие пучки совершенно не влияли на полет, пока Д-2 управлял движением.

– А теперь прости, – обратился я к окончательно обалдевшему Семёну, но я вынужден тебя оставить, нужно еще к твоему дяде заглянуть на чай. Перед концом знай – тебе выпала историческая честь получить самую маленькую свинцовую пулю в лоб за всю историю человечества.

С этими словами я разжал руку и покинул коллайдер, хотя мог бы превратить эту сверх технологичную трубу в груду развалин смешав определенным образом несколько веществ в гремучую атомную смесь.

Семён остался в коллайдере и еще некоторое время продолжал по инерции лететь, но уже постепенно замедлялся и в какой-то момент к его телу стали возвращаться прежние нормальные свойства. Миллионы свинцовых пуль прошили насквозь каждый миллиметр живой его ткани и растворили ее в облаках гелия. Я сдержал свое слова, данное палачу. Пора было лететь на родину, в психушку.

Эпизод третий

По дороге к Виктору Викторовичу, я решил не приходить к нему с пустыми руками и еще несколько минут потратил на сюрприз-подарок для него. Недавние сцены с Семёном привели меня в состояние азартного и неудержимого восторга, так, что перед возвращением в закрытую мягкую комнату для буйных я несколько минут резвился в облаках над Адриатикой, Балтикой и Средиземным морем. Искупавшись во всех этих трех морях, я, наконец, вошел в здание клиники.

В восемь тридцать, уже знакомые рослые ассистенты профессора ввели меня в его кабинет. Я решил тут не задерживаться и быстро закончить общение – головорезы покойного Семёна, которых я замкнул в подвале, обрезав связь, уже рвались на свободу.

Профессор Плотников важно восседал за своим столом, изучая, раскрытую перед собой новенькую папку – результаты моих анализов и тестов. Встретил он меня несколько вяло, но приветливо, настроение у него было отличное.

– Доброе утро, молодой человек.

– Здравствуйте, доктор, как спалось, кошмары не снились?

Он уже было раскрыл свой рот для ответа, только я не дал ему заговорить первым. В тон его отличному настроению я громко и как бы радостно произнес, обращаясь то к нему, то к ассистентам:

– А вы лихо пишите о подростковом онанизме, профессор, интересно как у вас самого обстоят с этим дела?

Сказав такие, по меньшей мере, бестактные слова я еще и подмигнул ассистентам. У тех выразилось недоумение на лицах, видимо они все же имели медицинское образование. Нет, все-таки психиатр из Плотникова совсем никудышний. Выражение, вспыхнувшее на его лице от моих слов, было просто невыносимо идиотским. Я не выдержал и расхохотался как ребенок!

– Вы...ты.. это... не очень..., – только и мог он произнести в ответ. Однако, развивать его дальнейший бред я ему не дал. Опустив руку в карман брюк, я вытащил от туда небольшой пистолет, захваченный в подвале у покойного Сёмы. Дуло пистолета я направил на ассистентов.

– На колени! Руки за голову или перестреляю как бешеных собак! – Рявкнул я, знакомую по какому-то фильму фразу.

Все трое медленно опустились на колени, дольше возился профессор, поскольку ему пришлось еще вылазить из-за стола. Кнопка тревоги, которую он «незаметно» нажал, конечно, не сработала.

– Вставай, профессор, кнопка тебе не поможет, найди в шкафу ампулы снотворного и сделай своим холуям укольчики.

Никогда не думал, что отдавать четкие приказы тоном ефрейтора так приятно!

Плотников встал на ноги и уже через пять минут его помощники спали сладким сном на паркетном полу. Я спрятал в карман пистолет, открыл один из шкафов в кабинете и достал оттуда заранее приготовленный подарок-сюрприз. Это был толстый фотоальбом в бархатистой обложке, в котором находились фотокарточки многих бывших пациентов Виктора Викторовича, так никогда и не возвратившихся домой после его уколов. Я бросил альбом на стол и обратился к Плотникову:

– А теперь смотри мне в глаза и слушай меня внимательно – ты, сволочь с бородкой! Я сохраню тебе жизнь, но взамен ты кое-что обязан будешь сделать.

В этот момент я исчез с его внимательных глаз и в одно мгновение оказался за его спиной в противоположном углу кабинета. Со спины мне было видно, что Виктор Викторович усиленно трет глаза.

– Я, кажется, попросил смотреть на меня!

Мой голос, грянувший вдруг ему в затылок заставил, его вздрогнуть и одновременно вскрикнуть. Он как лунатик неуклюже развернулся и с отвисшей челюстью уставился на меня.

– Итак, – спокойно продолжал я, – ты будешь пересматривать этот альбом один раз в день как раввин тору и вспоминать каждого человека, которого ты замучил!

И снова я проделал тот же трюк, переместившись в прежний угол.

– Крууууу-гом! – Скомандовал я громко и рофессору пришлось опять развернуться на 180 градусов, только на этот раз ноги его подкосились и он упал на колени.

Я, товарищ профессор, обязательно все проверю и если хоть раз ты пропустишь данную процедуру и забудешь про альбом, то я стану приходить к тебе по ночам вот с этим изящным напоминателем, – я указал на пустой шприц, – и вкалывать тебе твои любимые препараты. Кроме того, из своих трех домов ты продашь два, а вырученные деньги раздашь семьям или родственникам этих жертв. Сейчас у меня нет времени и потому делай быстро то, что я приказываю. Звони Якову, скажи, что я здоров, только немного переутомился, пусть пришлет за мной машину. Да, еще, скажи ему, что «сыворотка правды» на меня не действует. Расслабься и постарайся говорить привычным голосом.

На всякий случай я снова направил на него пистолет. Как ни странно, реальная железная машинка для убийства подействовала на профессора успокаивающе.

Он поднялся с колен и выполнил мой приказ с точностью. Кажется, Яков ничего не заподозрил.

– Теперь возьми шприц на десять кубиков и нацеди в него галаперидола.

Он поднялся с колен и суетливо забегал по кабинету, открывая шкафчики ключами и доставая ампулы. Руки его дрожали. Может быть, он даже успел поставить сам себе неутешительный диагноз. И все же, он нашел в себе силы и уже лихорадочно ломал ампулы. Одноразовый шприц блеснул тонкой иглой.

– Иди сюда, сядь на стул, – велел я доктору и протянул к его потному лицу свою правую руку, – коли сначала мне.

Он отшатнулся.

– Коли, я сказал, в вену!

Он боязливо ощупал мои вены и попытался сделать укол, но иголка погнулась.

– Бери другую иглу, дилетант! – Скомандовал я, веселясь все больше.

Профессор испортил четыре иглы, но моя кожа странным образом не поддавалась. Такое, вероятно, произошло впервые в его многолетней практике инъекций. Пока он все это проделывал, впадая постепенно в апатию, я дал ему дельный совет:

– Ты, Плотников, обязательно расскажи своим коллегам по психиатрическому цеху о том, что сейчас видел, я разрешаю. Поверь, интересно будет.

Он только затравленно озирался, пот капал с его лба крупными каплями. Когда шприц был, наконец, готов, я коротко скомандовал:

– А теперь, коли себе в мышцу!

– У меня больное сердце! – Застонал он жалобно, но уловив мой взгляд, тут же спустил штаны и медленно ввел себе в ягодицу все содержимое шприца. Процедура была весьма болючей. Профессор опустился на пол и стал ползать громко и жалобно охая. Потом он совсем прилег на пол. Челюсть его безвольно свесилась, вены на шее вздулись, теперь он что-то невнятно бормотал, обливаясь собственной слюной. Жалкое зрелище! Пусть, гад, на себе испытает хоть малую долю того, что сотворил с другими!

Из больницы я вышел с пропуском от профессора, лежащим в компании своих помощников, в запертом кабинете.

И опять мне пришлось под опекой людей Якова ехать в белом «Мерседесе» обратно к нему в вагон с авторитетным медицинским заключением о моем психическом здоровье. И опять я сидел напротив учителя Якова, который пока еще ничего не знал о трагической кончине своего племянника и невменяемой состоянии своего цепного психиатра.

Яков встретил меня приветливыми словами о том, что «про сверх силу ты вчера смешно придумал!» И мы посмеялись вместе.

– Но я лично думаю иначе, – продолжил он уже серьезно, – тебе, попросту помогала организация Демьяна, которая, по моим сведениям имеет беспрецедентные оперативные возможности. Его люди, прошли подготовку по какой-то особой программе и эта программа на порядок выше любой другой в области шпионажа. По странной причине Демьян покровительствовал тебе. Почему он это делал, я скоро выясню, но лучше будет, если ты сам мне все расскажешь. Даю тебе, Алексей, последний шанс.

– А какие у меня гарантии, что вы меня не застрелите, после того как я буду с вами откровенным?

– Вот это разговор мужчины, а не ребенка-фантазера. Никто тебя не застрелит, мой мальчик, ты, Алёша должен сам придумать свои гарантии и мы тебе их устроим, в разумных конечно пределах. Кроме того, поразмысли, ну зачем мне от тебя отказываться? Молодой человек, программист, спортсмен, мой ученик, еще и с воображением, такие люди нам нужны. Я понимаю твое беспокойство и знаю, что в твоих обстоятельствах обезопасить себя очень сложно. Но с другой стороны выбора у тебя нет. Я лично, со своей стороны, обещаю сделать для твоего будущего все, что в моих силах. А сил у меня, как ты знаешь, достаточно.

– Вы и так для меня уже очень много сделали, благодаря вам я посмотрел на понятия «правды» и «лжи» трезвыми глазами.

– Скоро ты на многое посмотришь абсолютно по-другому, мир людей окружающий нас, таит в себе много интересного. Вот, к примеру, обрати внимание на эту ветку акации в вазе.

В углу купе стояла массивная ваза, из которой тянулись корявые, сухие, колючие ветки акации, увешенные как елка миниатюрными долларами и евро. «Раньше ее тут не было», – подумал я.

– Знаешь ли ты чей это символ?

– Знаю, учитель Яков, это символ древнего братства вольных каменщиков. Мне нравиться акация, в детстве я любил обгрызать ее сладкие, цветущие лепестки.

– Вот и прекрасно, – не понял моей иронии Яков, – про твое прошлое я кое-что выяснил, ты всегда стремился служить светлым идеалам, не правда ли?

– Правда.

– А сам состоишь в Черном Братстве, это ведь, согласись – глубоко символично.

Я почувствовал, что пора переходить Рубикон, Яков тянет время, видимо сбой связи замедлил на время его решения.

– Да, я уже заметил, учитель, вашу склонность к символике, но я так же заметил, что во всех наших черных джипах внутри салоны белого цвета, а в ваших белых машинах все салоны черные. Это ведь тоже глубоко символично, вы согласны?

Яков поднял брови и откинулся спиной на сиденье. Он молчал.

– Кроме того, – продолжал я, – ваши вольные каменщики давным-давно превратились в подневольных могильщиков.

Я ожидал хоть какой-то реакции на свои «роковые» слова, но на лице Якова не дрогнул ни один мускул. Удивительной выдержки человек!

– Принесите нам чай, пожалуйста, сказал вдруг учитель, нажав на какую-то кнопку под столом, – какой поезд без чая в подстаканнике и кусочка завернутого в этикетку рафинада? – Произнес он тоном беззаботного путешественника.

Принесли, наконец, первый, в моей жизни, чай «от Якова», который должен быть стать и последним, поскольку в стакане, на золотом подстаканнике была доза яда, у Якова же был стакан в серебряном подстаканнике. Правда учитель не знал, что мне это известно и что Д-2 совершил потрясающий трюк, переменив подстаканники, незадолго, до того, как внесли чай. Мы одновременно развернули рафинад, бросили кусочки в свои стаканы и размешали. На красных этикетках был изображен голубой поезд-экспресс, несущийся вдаль. Яков взял свой стакан, отпил большой глоток и небрежным жестом предложил мне последовать его примеру. Я поднял довольно тяжелый от золота стакан и отпил довольно много (чай был не очень горячим). Наш диалог продолжался, только принял несколько иную форму.

Учитель: Ты знаешь, Алешенька, я давно заметил, что почти в каждом русском человеке заложена склонность к самопожертвованию, которую можно точнее назвать склонностью к самоубийству.

Я: Вы мне угрожаете?

Учитель: Мне жаль, мой мальчик, но здесь некому угрожать, ведь тебя уже нет, а твои слова – это просто последняя звуковая инерция живого трупа. Но, заметь, слово я свое сдержал, тебя не застрелили.

Он говорил торжественно, с расстановкой, как в фильме. Наверняка эту сцену он запланировал еще не один раз, потом, пересмотреть по домашнему видео. Забавно было наблюдать, как слазит благожелательная маска с лица этого урода.

Я: И вовсе вам не жаль. Вы, учитель Яков за свою удивительную жизнь узнали о трупах почти все, теперь вам осталось узнать самое главное.

Мы смотрели друг другу в глаза и я видел, как снисходительная, даже сладострастная усмешка растянула губы Якова, но через секунду она сменилась едва заметным недоумением, а еще через пару секунд беспокойством. Дыхание якова участилось, его брови сдвинулись и на его резко покрасневшем, гладком, высоком лбу возникли три глубокие горизонтальные складки. Наперерез складкам вылезла и протянулась вздутая вена, обозначив как бы знак китайской триграммы сверх рационального интеллекта. Учитель судорожно задвигал пересохшими губами и громко сглотнул. Обе его руки потянулись к горлу, не к моему горлу, что было бы в принципе глубоко символично, а к его собственному. Глаза его налились кровью и вдруг закатились. Он резко приподнялся, держась за горло так, словно хотел оторвать сам себе голову и рухнул лицом на стол, с грохотом опрокинув оба стакана.

Пора было уходить, в бронированную дверь вагона, которую я предусмотрительно замкнул, уже ломилась охрана. «Сами виноваты, отгородились броней от всего мира», подумал я, вынимая из кармана подарочный телефон Якова и выкладывая его на стол, рядом с мертвой уже головой учителя. Потом в одно мгновение я покинул летящий на огромной скорости экспресс и стал в лесопосадке, в 20 метрах от железнодорожного полотна, наблюдая хвост уходящего поезда. Д-2 отправил нужный сигнал ему вслед и в момент, когда охранники ворвались в купе, раздался взрыв. До меня он донесся как резкий и негромкий хлопок, распугавший, однако ворон, которые мирно сидели на деревьях неподалеку и не о чем не догадывались. Вороны не знали, что заряд взрывчатки из мобильника не повредил серьезно вагон. Он только ранил охранников и высадил все бронированные стекла в купе, скрыв последние улики обо мне и странной смерти учителя Якова.

«Интересно, кто теперь поселиться в его бронепоезде?» – Подумал я.

Глава 9 Подарок Миры

Прижмись ко мне крепче и ближе,

Не жил я – блуждал средь чужих...

О, сон мой! Я новое вижу

В бреду поцелуев твоих!

Александр Блок

Когда погибают хозяева, то их верные псы впадают в тоску, растерянность и страх. Но, если говорить про Якова, то лучше сравнить его с пауком, внезапно и навсегда покинувшем свою дырявую паутину, которую он ткал долго и старательно, но так и не успел ею воспользоваться. Клочки брошенной паутины быстро развеял ветер перемен и моим родным, теперь ничего не угрожало. Пока, разумеется. Пока новый паук не разберется что к чему.

Вернувшись на попутке в город, я первым делом купил самый простой мобильник без полифонии и пошел домой пешком. Мне нужно было проветриться и вернуться к уравновешенному состояние духа, после всех этих баталий. Однако, успокоиться получилось не сразу. Память возвращала одни и те же образы. Я шел и видел, как наяву, коварные глазки Якова, слышал его недавние лживые вкрадчивые речи. Потом звучали маниакальные разглагольствования Семёна и сразу выплывало его безумное лицо в адронном коллайдере. Я видел холеную морду психиатра – важную, уверенную в своей власти, а затем жалкую и помятую. Передо мной маячили равнодушные, точные движения всех их помощников, ассистентов, охранников...

Какие мерзкие это были люди! Меня тошнило от их образа жизни, от их мировоззрения. В принципе они тоже шли путем прогресса, но их путь был бесчеловечно жесток. Убить миллион? Легко, даже миллиард! Они не верили, что отношения можно построить как-то иначе, с минимумом крови при максимуме развития цивилизации. Они были мясники и мыслили как мясники. Их наука напоминала тот же мясокомбинат с грязными окровавленными цехами и бесчеловечной техникой убийства. Если это, к примеру, геология, то непременно для вызова искусственных землетрясений, если педагогика, то чтобы воспитывать из детей безвольных рабов, если экономика, то для тотального контроля над народами, а про технику даже и упоминать не стоит!

Самые тупые из них ездили по дорогам мира с огромной скоростью и с мигалками. Те, кто был поумнее, больше сидели по домам в особняках или бункерах. Их технические средства (как они думали) превосходили все, что изобретено на свете и потому их задницы якобы недосягаемы. О принципиально иных видах скоростей, материй, форм они не могли и подумать, поскольку были просто палачами, которые умели подгонять прогресс лишь ударами своих топоров. Все их суперкары, их сверхзвуковые самолеты, их "незаметные" подлодки, их мощные атомоходы, все это – металлолом! Грубые, уродливые исполины прошлого, изверги техногенной индустрии, ржавые горы будущих времён, бесполезные и токсичные остатки мнимого могущества.

Они уже подготовились к борьбе с перенаселением и готовили "всемирный потоп" – тайную стерилизацию, биологические, химические и другие методы массового уничтожения. Их лозунг предельно прост – легче убить, чем возиться. Многие из них в серьез считали себя великими филантропами. Сколько прекрасных людей, целых народов и культур уничтожили они на своем пути! И в какую еще пропасть эти слепые поводыри заведут свои ослепленные народы?

Я уже подходил к дому, когда в моем новом телефоне, номер которого никто не мог знать, вдруг раздался звонок. Странный это был звонок. Его рингтон играл настолько необычно, красиво и громко, что я даже вздрогнул. Несколько секунд я раздумывал принять или не принять вызов, удивленно разглядывая экран телефона. На экране, вместо номера звонившего незнакомца, высветилась картинка с изображением ночного звездного неба. Я нажал кнопку вызова и приложил трубку к уху.

– Ало?

– Браво, Алёша, поздравляю тебя, вот ты и стал охотником!

Это был голос Демьяна! Великого, дорогого Демьяна, моего потрясающего, далекого, космического, друга! "Впрочем", – мелькнула у меня мысль, – "может он на Земле, может мы сейчас увидимся?"

– Я звоню не с Земли! – Словно, перехватив мою мысль, в ответ произнес, Демьян, – но надеюсь, что мы скоро увидимся, если ты, конечно, готов совершить дальнее путешествие?

– Всегда, всегда готов! – Воскликнул я, невольно повторив пионерский лозунг, вероятно от волнения и радости.

– Тогда слушай внимательно, завтра на Землю прибудет Мира, она заберет тебя с собой. Понятно?

– Да!

– И еще, ты можешь делать все, о чем Мира тебя попросит. До встречи.

– Постой, постой! – Закричал я в трубку, но мой телефон не только замолчал, но даже полностью отключился.

Ночь я провел дома на своем диване. От мыслей о недавних боевых событиях, о том, что предстоит мне завтра я долго ворочался и наконец, повелел Д-2 погрузить меня в нормальный, глубокий, освежающий сон.

Утром грянул звонок – он заставил меня вскочить и с трепетом схватить трубку телефона. Он обещал мне новый день, который принесет нечто восхитительное в мою и без того невероятную реальность. И этот новый день сдержал свое обещание.

– Ало?

– Привет, витязь!

– Мира!

Это была она! Ее звонкий, чарующий голос мгновенно проник в мое сознание и тут же начал плести прозрачную сеть ворожбы.

– Здравствуй, Мира!

– Ты хочешь со мной увидеться, Алёша?

– Я об этом мечт…, да, Мира.

– Тогда собирайся, иди в душ, выпей кофе и через полчаса встретимся в Милане.

– В Милане?

– Ну да, в итальянской столице модной одежды, я решила тут приодеться, ты поможешь мне выбрать?

– Хорошо, через полчаса я буду на месте.

– Ну, тогда аривидерчи, Алёша.

– До встречи, Мира.

Пока я принимал утренний душ и варил себе кофе, меня не покидала одна мысль. Мысль о том, почему прекрасная Мира решила предстать передо мной именно таким образом. Без сомнения, эта небесная девчонка, могла бы проделать какой-нибудь роскошный трюк – назначить, к примеру, встречу на берегу океана и выйти ко мне из воды как пеннорожденая Афродита. Или еще чего-нибудь такое. Нет же, с прибытием на Землю ее первым делом потянуло в магазин женской одежды! Мне даже стало как-то обидно, – "вероятно я не интересую ее как мужчина", – думал я, допивая кофе.

Милан встретил меня шумной и многоликой толпой красивых людей, старинных улиц, мраморных фонтанов, каменных площадей и современных зеркальных зданий. Я вошел через огромные прозрачные двери в обширные помещения назначенного магазина. В руке я нес красную розу. Вошел и сразу же увидел её. Она была сногсшибательна! Лучистые синие глаза и рыжие волосы, уложенные в аккуратную прическу, длинное платье цвета бирюзы на узкой стройной фигуре и никаких украшений. Я почему-то уставился на ее голые плечи и никак не решался заглянуть в ее глаза.

– Бон джорно, синьор витязь, будь джентльменом и вручи, наконец, даме свою розу.

– Рад тебя видеть, – отчего-то холодно произнес я и протянул ей цветок.

– Грассиа! Какой колючий цветок, прямо как ты.

Я не ответил. От аромата ее духов у меня слегка закружилась голова.

– Ну, пошли выбирать, – весело предложила она и, схватив меня за руку, повела в сторону одежных витрин.

Первым делом она решила выбрать себе новые джинсы и блузку. Вокруг нас сновало множество покупателей, как правило, сосредоточенных женщин в сопровождении хмурых мужчин. Попадались подростки и дети. Все были в каком-то суетливо-возбужденном состоянии, включая Миру. Она, не стесняясь, быстро и ловко сновала между выставленными кругом бастионами одежды (розу пришлось таскать мне), выхватывала интересующую вещь, смотрела, отбрасывала и бежала дальше. Я мотался за ней как собачка на привязи, отдавшись во власть грозному богу шопинга.

Наконец, она выбрала себе три пары джинсов и две коротких блузки разного цвета из легкой воздушной ткани.

– Как думаешь, это подойдет? – Обратилась она ко мне, с таким серьезным видом, что я вспомнил свою строгую школьную учительницу математики старших классов.

– Красивые вещи, – неуверенно ответил я. Мира внимательно на меня посмотрела, ее бровки были нахмурены:

– Тогда пошли примерять.

Захватив с собой джинсы и блузки мы быстро направились в примерочную кабинку, где Мира скрылась, задернув за собой ткань ширмы и бросив мне на последок соблазнительное – "я сейчас".

Оставшись за пределами райской кабинки, я прислушался. В кабинке, послышался стук сброшенных с ног туфелек и шуршание, снимаемого с тела платья.

"Боже", – подумал я, "держи себя в руках, Алексей!" Бесовка! Тысячелетняя бесовка!"

Минуты через три Мира отодвинула ширму и вышла ко мне.

Оно улыбалось, это маленькое божество! Оно вертело своими тонкими ножками, двигало своими сахарными пальчиками и ступало своими розовыми пятками по паркету. Вместо строгой учительницы передо мной крутилась рыжая девчонка в светлой блузке и джинсах на босу ногу.

– Ну как, нравиться?

– Очень тебе идет, – отвечал я, хотя мой взгляд предательски спускался вниз мимо одежды на ее голые ступни.

– Куда ты смотришь, Алеша? – Словно обидевшись, спросила только она, нахмурилась и опять исчезла за ширмой. И еще два раза мне пришлось услышать сладкую музыку ее раздеваний и просмотреть волнующее кино ее показов.

Мы остановились на самом первом варианте – серебристая блузка очень шла к ее серебристым же туфелькам, а светло-голубые джинсы, соответственно – к ее глазам. Расплатившись, мы, наконец, покинули шумный магазин и пошли по улице мимо фонтана. Я нес бумажную сумку с ее бирюзовым платьем, Мира несла розу.

– Что теперь будем делать? – Весело обратилась она ко мне на ходу.

– А чего бы тебе хотелось?

– Какой ты скучный витязь! Ну разве можно это спрашивать?

– Прости, Мира, но я просто ума не приложу, что бы тебе предложить.

– Для начала, давай найдем тут какое-нибудь укромное местечко, закрытое от посторонних глаз.

Мира увлекла меня влево и мы нырнули в прохладную тень узкой безлюдной улочки, по которой мог проехаться разве что мотоциклист. Потом подошли к огромным двустворчатым дверям, украшенным красивой резьбой. На это древнее произведение искусства был налеплен современный кодовый домофон. Я погрузил указательный палец в круглую выемку электронного замка, раздался щелчок и дверь со скрипом приоткрылась. Мы вошли в пустой высокий холл старинного многоквартирного дома и, наконец, остались одни. На белое лицо Миры легла серая вуаль полутьмы каменного подъезда, глаза ее блеснули словно вечерние звезды. Щелкнул каблучок и она приблизилась ко мне вплотную.

– Брось ты этот дурацкий пакет, – прошептала она мне прямо в ухо и я уронил пакет. Волна внезапно нахлынувшей страсти прошла по моему телу.

– А теперь, витязь, мы полетим в твой пустующий особняк с камином и кожаным диваном.

– Зачем? – Прошептал в ответ я, слегка прикоснувшись губами к ее уху.

– Мне нужно принять душ, а потом кое-что сделать.

– Что именно?

– Послушай же... Я приготовила тебе подарок, Алёша.

Нежный ветерок от ее последних слов и особенно от слова "Алёша" коснулся мочки моего уха. Я был на грани. На последней, тонкой грани мужского безумия. Но я так и не почувствовал прикосновения ее губ...

В знакомом и уже обжитом мною особняке с камином, куда мы прибыли из миланского подъезда, Ужели не было. Мира пошла принимать душ, а я решил сварить кофе на двоих. Из опыта знаю лучший способ уравновеситься – это сварить кофе. Вскоре, мы сидели на кожаном диване у выключенного телевизора с дымящимися чашечками в руках. На голове Миры было накручено полотенце и она выглядела как домохозяйка из сериала.

– Я успела соскучиться по Земле, что ни говори, а на вашей планете есть много забавного, – голос Миры звучал по-домашнему уютно. Ей теперь хотелось говорить, а мне хотелось слушать. Впрочем, я еще до конца пока не разобрался, чего мне больше всего хотелось.

– Здесь бушуют такие страсти, – продолжала Мира, – разыгрываются такие драмы!

– А в вашем мире, разве не бывает драм и страстей? – Спросил я.

– Бывают, конечно.

И тут она начала рассказывать мне про себя и Демьяна. Я узнал, что у Демьяна была еще с юности первая любовь к другой женщине, которая разбила ему сердце. В те времена он был романтиком и поэтом, верил в бесконечное милосердие любви. Но его ждало разочарование и он пожелал уйти в смерть. Родители и друзья отговорили его и несколько веков он пробыл в глубоком сне. Когда его разбудили, он по-прежнему не хотел жить в реальности, но уже не так сильно. Потом, все постепенно наладилось и Демьян решил начать миссию в глубокий космос. Это был верный шаг, поскольку лучшие миссионеры получаются из людей с разбитым сердцем.

– И вот однажды он наткнулся на вашу милую, голубую планетку. Затем, вернувшись домой и получив право на освоение, он в качестве его спутницы выбрал меня, как одну из нескольких предложенных ему кандидатур. Так мы и провели часть нашей жизни вместе в твоем мире, – завершила свой печальный рассказ Мириада.

"Везде одно и тоже", – подумал я и поставил пустую чашку на столик. Я, почему то, вспомнил лицо Демьяна, каким его увидел в первый раз и внутренне ужаснулся. Тень глубокой, хоть и отлично скрываемой тоски оставила свой след в его глазах на тысячи лет!

– Ты любишь Демьяна? – Вдруг спросил я, неожиданно для самого себя у Миры, но спохватился, – прости, я поспешил, можешь не отвечать.

– Отвечаю! Я люблю только саму жизнь – бесконечную, красивую жизнь, а Демьян мне просто нравиться. Впрочем, как такой человек может кому-то не нравиться?

Я ничего не ответил и вдруг вспомнил про Ставра.

– Мира, скажи, ты случайно не знаешь где учитель Ставр, жив ли он?

– На этот вопрос тебе ответит Демьян, но будь спокоен и не волнуйся так за своего учителя. А сейчас пришло время дарить обещанные подарки.

Она встала с дивана и бросила на пол пустую чашку. Звон от разбитых осколков ударил мне в уши. Потом она легко соскочила с дивана и сорвала с волос влажное полотенце, которое, вслед за чашкой полетело на пол. В ее руке, неизвестно откуда возник довольно большой веер из полупрозрачного на вид материала.

– Подойди ко мне мой витязь! – Сказала она торжественно и протянула ко мне свободную руку. Вокруг ее тела уже загоралась фиолетовое свечение и я понял, что нам предстоит полет и скорее всего не близкий.

Мы неслись над Землей, взявшись за руки. Серые города и зеленые веси мелькали под нами, чередуясь блестящими лентами рек и зеркалами лесных озер. Потом ландшафт сменился буграми гор и, наконец, под нами открылась бесконечная голубая равнина океана. Моя спутница влекла меня все дальше и дальше и, казалось, не собиралась никогда останавливаться. Мы пересекли океан и направились в сторону высоких, зеленеющих гор, где-то в район Венесуэлы. Я почувствовал, что мы идем на снижение. Мира расправила свой прозрачный веер и развернула его параллельно земле. Мы снизились так близко к поверхности, что я лицом чуть не задевал высокие травы и ветви кустарников.

– Что ты делаешь? – Крикнул я.

– Смотри на веер! – Был мне ответ.

На лету Мира словно что-то собирала своим веером, хоть и не прикасалась им ни к чему. Одна из ребристых граней веера начала приобретать золотистый цвет и насыщаться им ярче и ярче.

– Я собираю здесь в мой веер ароматы тропических горных трав, запахи влажной почвы, мха, и камней! – Забормотала Мира, – еще прибавим дух табака и тумана...

Мне оставалось только дивиться таким словам и крепче сжимать ее руку.

– Теперь в Испанию к фиалкам! – Крикнула она и рассмеялась. Смех ее остался жемчужной россыпью в горах, от которых мы уже стремительно удалялись.

После того, как мы пронеслись бреющим полетом над фиалковыми полями Испании, вторая грань веера приобрела фиолетовый цвет. Следующей была Болгария с ее бескрайними полями роз, потом Голландия с ее знаменитыми тюльпанами, затем еще многие и многие страны. Веер Миры перестал быть прозрачным и сверкал в ее руке, словно маленькая живая радуга. Я видел, что моя неудержимая спутница пронесла его над россыпью полевых цветов Молдавии и Украины, над цветущими садами цитрусовых Грузии, над хвойными лесами Сибири, над диадемами белых лилий индийских болот. Я не помню уже где и как, но в радужный веер Миры попали ароматы ландыша и мимозы, сирени и мяты и еще многие другие известные только ей самой ингредиенты.

Наконец я ощутил, что Мира замедляет полет. Под нами простирались горные, заснеженные хребты Гималаев. Пролетев сквозь влажные облака, мы опустились в сугроб самой высокой в мире горы. Джамалумгма встретила нас холодным ветром, привычным для этих мест. Здесь, вероятно, совсем недавно отбушевала страшная вьюга, нам повезло. Около минуты мы простояли как в оцепенении, любуясь грандиозной панорамой гор, доступной лишь для избранных покорителей вершин.

Выбравшись, наконец, из сугроба мы стали весело играть в снежки, а веер в сложенном виде лежал в сторонке. Джинсы Миры, как впрочем, и мои брюки насквозь промокли, но думаю, вряд ли нам грозила простуда. Когда Мире удалось попасть мне точно в глаз снежком, и я уже собирался проделать с ней то же самое, она прекратила внезапно игру и схватила веер.

– Дело сделано, Алёша, принимай подарок, – крикнула она издалека, и мне пришлось отбросить заготовленный снежок в сторону. Я медленно подходил к ней, а она, серьезная и румяная от снега, стояла в неподвижном ожидании. Как же прекрасна она сейчас была!

– А тебе идет на пользу игра в снежки, – сказал я ей и подошел совсем близко.

– Тебе тоже, мой витязь,– произнесла она и вытерла мне с лица мокрые остатки снега, – скоро начнется буран, пожалуй, нам пора лететь в гости к Демьяну. Так что... – она сделала паузу, – прими от меня этот подарок в качестве ответа, на твой букет из весенних подснежников. С этими словами она развернула свой радужный веер и сделала быстрый, изящный взмах у моего лица.

Сначала я не понял что произошло. Радужное облачко отделилось от веера и мягко спустилось на мои ресницы. Потом я сделал глубокий вдох и...

Осыпались как тяжелые сосульки все неуклюжие слова моего восхищения! Я только вдыхал и вдыхал парфюмерное волшебство Земли, цветущий ее сад, невыразимый, незримый, сводящий с ума подарок космической женщины.

Она вдруг схватила меня за обе руки и по прямой линии вверх мы устремились в небо. Веер, потерявший ароматную радугу, остался лежать в снегу далеким перламутровым треугольничком. Я уносил в своей груди в открытый космос благоуханную душу родной планеты.

– Спасибо, Мира, этот букет был намного больше моего, так, что я твой должник.

Но она, казалось, не слышала меня и смотрела в сторону. До моего слуха донеслось ее странное бормотание: "тропо... страто... мезо... термо... экзо... – сфера!!!" – Вдруг выкрикнула она звонко и только теперь заглянула в мои глаза.

– Сейчас, Алеша, ты сменишь свой велосипед на мой самолет иначе нам не добраться. Она крепче сжала мои ладони и я вдруг ощутил уже знакомое приятное жжение в позвоночнике. Моя фиолетовая аура, стала приобретать более насыщенный цвет.

– Что произошло с Д-2? – Обратился я к Мире.

– Ничего плохого, просто мой Демон временно стал твоим, и теперь вся Вселенная открыла тебе маршруты всех своих дорог!

– Мира обвила одной рукой мою шею и заглянула в мои глаза так надолго и глубоко, как никто еще не заглядывал.

– А ты не боишься, витязь, что я унесу тебя за горизонты всех горизонтов, в бесконечно-далекие дали, где нет даже звезд, где никто – ни Демьян, ни один из самых великих богов нас не найдет? Скажи, тебя не страшит легкомыслие космической женщины?

– Страшит, – отвечал я ей, – у себя на Земле я всегда опасался легкомыслия пьяных женщин.

Что-то случилось с окружающим пространством, сместилось расположение созвездий, и я больше не узнавал Млечного Пути. Я не узнавал планет, не видел Солнце, но главное я вдруг понял, что Мира стала ко мне ближе. Что ее дыхание это уже иное дыхание, что нет больше ткани, нет больше ничего, разделяющего нас. В ее потемневших глазах сосредоточились все звезды, они собирались в блестящие ожерелья и я любовался чистыми переливами их сверкающего узорочья.

– Мира, – произнес я, – кто ты?

– Миры больше нет. Настоящее мое имя звучит иначе.

– Скажи мне его.

– Хорошо, витязь, ты уже готов его принять и я назову, только знай – у нас имя человека содержит всю его сущность, его силу, его слабости. Произнесение кем-то моего имени дает власть надо мной. Так что обещай не говорить его слишком часто.

– Обещаю.

Она обвила другой рукой мою шею и медленно прижимая свою грудь к моей нежно вдохнула прямо в раскрытые мои губы – ИМЯ...

Я повторял его снова и снова, утопая в ее глазах, в ее губах...

Глава 10 Колесо миров

Отсюда ввысь стремлюсь я, полон веры,

Кристалл небес мне не преграда боле,

Рассекши их, подъемлюсь в бесконечность.

И между тем, как все в другие сферы,

Я проникаю сквозь эфира поле,

Внизу – другим – я оставляю Млечность.

Джордано Бруно

– Тебе пора, Алёша. К Демьяну ты пойдешь без меня.

– Мне так хочется остаться с тобой!

– Я знаю.

– Мы еще увидимся когда-нибудь?

– Может быть, но не забудь, что я сказала тебе о разбитом сердце...

Здесь могли бы жить скандинавские боги. Криония, планета-север, планета-зима, сколько видит глаз – сплошная, гладкая, заснеженная равнина. А можно сказать и так – бесконечная, безбрежная белая степь. Воздух неестественно прозрачен, звезды на черном как уголь небе огромны и серебристо-чисты. Я иду по поверхности и понимаю, что меня тревожит полное отсутствие ветра. Впрочем, ведь это не Земля, а какая-то неведомая планета. Вдалеке я вдруг замечаю белый шатер (сначала я принял его за большую льдину), над остроконечной крышей которого поднимается в черное небо белый столбик дыма. «Наверняка Демьян косулю жарит» – думаю я, взяв курс на шатер, до которого ещё метров двести. Ноги по колено погружаются в снег и по хрусту, по ощущению я понимаю, что это не обычный снег, а какая-то легкая ледяная субстанция напоминающая снег. Меня, почему-то, веселит одна мысль – я воображаю, как Демьян гонялся на этой планете за косулей.

Когда я приближаюсь к шатру, то понимаю, что у него нет входа, и нерешительно останавливаюсь. Вдруг изнутри откидывается белая тяжелая ткань замаскированной двери и передо мной возникает Демьян. На его лице печальная, но довольно бодрая улыбка и одет он, как это ни странно, во все белое! Первый раз вижу такое. Однако и встречаемся мы не на Земле тоже впервые. Мы пожимаем друг другу руки и он жестом приглашает меня войти. Внутри шатра, в самом его центре, действительно пылает большой открытый костер, окруженный кольцом белых каменных глыб. Костер, правда, весьма странный, поскольку языков пламени не наблюдается, а выглядит он словно солнце в миниатюре. При этом над маленьким как баскетбольный мяч солнцем постоянно проносятся огненные бури, а изнутри выплескиваются алые струйки протуберанцев. Белые глыбы очага, раскаленные этой бушующей, но как бы замкнутой в кольцо энергией переливаются изнутри муаровыми проблесками...

Я осматриваюсь. Вместо дров в углу лежит большая свалка книг, видны названия религиозного характера известные мне и какие-то другие загадочные произведения, собранные может быть, с разных планет. Демьян выбирает книгу потолще, раскрывает золотистую обложку, рвет по несколько листков сразу и отправляет содержимое в огонь...

– Знаешь, что общего у нас с тобой, – обращается он ко мне, – почему я выбрал именно тебя? Ты ненавидишь ложь, ты не терпишь ее как зубную боль. А я всю жизнь веду борьбу с ложью, уничтожаю ложь, превращаю ее в пепел, в удобрение для Истины. На пепле лжи цветы Истины вырастают особенно красивыми. Ну как поживает Мириада?

Этот внезапный вопрос поднимает во мне горячую волну стыда. Я молчу, Демьян подходит ко мне ближе, мы смотрим друг другу в глаза.

– Не беспокойся, витязь, в моем мире не бывает измен или предательств, там все люди как бы всецело принадлежат друг другу и одновременно бесконечно свободны. Прошу тебя, не беспокойся, – повторил он снова и хлопнул меня по плечу.

Тон его уверенных слов, а особенно выражение открытого лица, лица настоящего друга, заставляют меня поверить в искренность его слов. Однако чувство стыда еще долго не проходит и того теплого, веселого общения, которого я ожидал не выходит.

– У меня к тебе вопрос, Демьян, – обращаюсь я, наконец, к нему, – что случилось с учителем Ставром, я так и не смог обнаружить его на Земле.