Том потянулся на кровати. Гостиничный номер дешевого хостела на Старокаширском шоссе. Странное дело, по службе Том повидал полсвета, но никогда его не посылали в Москву. Он не был здесь с самого детства. И только когда его захватило отчаяние, ему захотелось вернуться. Логически он не мог это обосновать, это было чисто интуитивное желание — как бы начать все сначала. Вернуться в точку отсчета. И он вернулся.
Том вышел в коридор. Из лифта появились соседи — пара американских пенсионеров. Том поздоровался с ними и спустился на улицу. Тяжелое серое небо. Второй день, пока он здесь, дождь лил, не переставая. Том открыл зонтик. Не успел даже протянуть руку, как из второго ряда вынырнуло такси и прижалось к тротуару.
— В центр.
Том помнил однажды полученную родителями от кого-то из Москвы открытку с храмом Христа Спасителя. Блеск его золотых куполов. Но то была лишь открытка. В реальности зеленая патина меди светилась тускло.
Том шел по бульвару, ничего здесь не узнавая. Вокруг незнакомые дома, вроде бы похожи на старые, но не совсем. Как будто реплики прежних, но массивнее и грубее. Сам бульвар уставлен незнакомыми памятниками. Они пугали своей чрезмерной реалистичностью и оттого казались уродливыми.
Впервые за многие годы Том был свободен. Он был хозяином своего времени. И мог потратить его на что угодно. Но он не знал на что.
Ему захотелось напиться. Знакомые Тома делились на две категории. Одни после работы проводили свободное время в барах. Другие в тренажерных залах и спа-салонах. Служба в Агентстве не позволяла ни того, ни другого.
Прямо у проезжей части Том разглядел кафе со странным названием «Пьер-Жиль». Под навесом сплошной длинный диван, на котором в тесноте, почти прижавшись плечами друг к другу, сидели люди.
«Настоящие или статисты?» — промелькнуло в голове у Тома.
Напротив дивана — столики. Вокруг них стулья с еще посетителями.
Тому захотелось раствориться в чужом оживленном веселье. Он нашел свободное местечко на диване. Протиснулся за столик, расталкивая плечами соседей.
Заказал графин домашнего красного вина.
— Ноль пять или литр? — спросила официантка.
— Литровый.
Том сам наполнил бокал. Откинулся на спинку дивана. Дождь почти стих. По узкой мостовой мимо проходили люди. Мужчина и женщина за соседним столиком расплатились и отодвинули стулья. Их окликнул шедший навстречу человек в очках, с длинной копной волос и цветастой футболке.
— Вы чего, уже уходите? — спросил человек. — А то может по малой за свидание?
— Мы не пьем, — сказал мужчина. — Только чай. Видишь, мы на машине, — он показал рукой на восьмидверный черный джип, припаркованный на тротуаре.
— Нам рано вставать, — сказала женщина. — Завтра с утра плитку привезут. Кофейного цвета, из Бангладеш. У нас в новой квартире ремонт. А днем мы улетаем на острова.
За другим столиком парень с залысинами жаловался брюнетке с влажными глазами, что с ним перестал общаться старый друг.
— Это потому что с тобой дружить не престижно, — сказала брюнетка.
Постепенно тревога стала отходить на второй план. Том хотел улыбаться и разговаривать. Он посмотрел направо. Рядом сидела девушка в сиреневом сарафане и тоже пила вино. Пышная копна коротко стриженных каштановых волос. Верхняя пуговица сарафана застегнута, следующие две — нет. Четвертая опять застегнута. Том скользнул взглядом в глубокий вырез, потом ниже — на загорелые голые ноги. Девушка поймала его взгляд. Том улыбнулся.
— Вас как зовут?
— Полина. Можно Полли.
— Вы из Москвы? У вас странный выговор.
— Ну, я родилась в Москве. Потом долго жила в Монреале. А сейчас приехала. А вы?
— Я тоже. Тоже родился в Москве, потом жил в Париже, много путешествовал, а сейчас приехал.
Они оба улыбнулись. Том протянул бокал.
— Давайте чокнемся! Полина…
— Полли.
— Полли, если не секрет, а вы кем работаете?
— В Москве я в поисках работы. А вообще-то я — оперная певица. Могу взять четыре октавы.
— Да вы что! А я — директор театра.
Оба смеялись. Том заказал еще графин вина. Он рассказывал ей о детстве. О том, как однажды бежал из детского сада, подбив на побег девочку-ровесницу. Он был вооружен деревянным автоматом и обещал защищать ее. Он обещал ей приключения и новые страны. Он обещал море, острова, корабли, рыцарей, пиратов, индейцев, троллей, эльфов, гномов и хоббитов. Все, что может обещать шестилетий мальчик. И они бежали, взявшись за руки. Но он не знал дороги в эти страны и сбился с пути. Они блуждали по заснеженным московским дворам. Дворы и дома были одинаковы. Когда наступили сумерки, они сели на ступеньки одного из подъездов и заплакали, прижавшись друг к другу. Один из жильцов дома выгуливал во дворе собаку. Он увидел детей и отвел их в милицию. К тому времени их родители уже обзвонили все ближайшие отделения. Вскоре за ними приехали его отец и мать девочки. Том не боялся гнева отца. Он был смущен, что не выполнил свое обещание. Отец схватил Тома за руку и потянул его в одну сторону, а мать девочки потянула ее в другую. Но перед тем, как их разлучили, Том успел шепнуть подружке, что в следующий раз обязательно найдет дорогу в волшебные страны. Но следующего побега не последовало. До этого Том не боялся гнева отца, потому что просто не представлял, сколь страшен может быть этот гнев. В тот день отец выпорол его ремнем, первый и последний раз в жизни. Но этого раза хватило навсегда.
Полина положила руку на внутреннюю сторону его брюк. Между коленом и пахом, но ближе к паху. Том почувствовал накатившее возбуждение. Он наклонился к ней и поцеловал ее в щеку. Она повернула к нему губы. Они долго целовались.
Потом Том взял ее за руку и встал с дивана. Она пошла за ним.
Они целовались в машине и лифте. Едва лишь захлопнув дверь номера, Том стал торопливо раздевать ее. Он целовал ее коричневые соски, потом спустился губами вниз. Она кричала так громко, что Том закрывал ей рот рукой. Она вырывалась и кричала еще громче. Тогда Том прикрыл ей рот своими губами и языком и вошел в нее.
Когда он проснулся утром, она была рядом. Спала, прижавшись спиной к его животу. Том погладил ее плечо. Полина открыла глаза. Спросила, не поворачиваясь:
— Можно я не уйду? Побуду с тобой?
Том не помнил, что это значит — остаться с кем-то. Он привык к одиночеству. Наверное, поэтому он ответил:
— Конечно. Я только рад.
Нельзя было долго находиться на одном месте. Пора было сменить обстановку. Только так, постоянно передвигаясь с места на место, можно было обеспечить себе безопасность. Опередить тех, кто мог идти за ним. Том посмотрел на Полли. Она сидела на полу на коврике и медитировала, тихо читая мантру.
— Что ты видишь? — спросил Том.
— Я вижу сердце Будды Безграничного света. Внутри его Чистая страна высшего блаженства.
Полли открыла глаза.
— Извини, что прервал. В моем арсенале нет такой экзотики. Из того, что могу предложить — Меконг. Не хочешь посмотреть на него?
— Меконг, в котором плещутся пресноводные дельфины?
Том кивнул. Голограммы дельфинов в Меконге и, правда, водились. Он залез в лэптоп. Ближайший рейс в Сайгон через два часа. На секунду задумался, на какое из сотен своих Айди заказать билеты. Нет, лучше сгенерировать новое. Так будет безопаснее. Том запустил генератор Айди. Как агент третьего уровня, он имел право на подобную программу. Встроенный принтер выдал новенькую пластиковую карточку. «Господин Тамиягу Хооси».
Утром следующего дня они сидели на берегу свинцовой реки и любовались неоновой рекламой напротив. Мимо шныряли девушки-гиды на мотобайках. Том вспомнил, как в прошлый его приезд сюда, лет десять назад, к нему подкатила одна из таких девушек и всего за пару юаней предложила показать город. Она завезла его в трущобный квартал без единого фонаря и высадила. Ночные бабочки окружили его толпой.
Они трогали его за живот и говорили:
— Хэппи Будда.
Том вырвался от них и пошел прочь, ускоряя шаг. По стенам и крышам домов шныряли крысы. Впереди возвышалась целая помойка из крыс. Она шевелилась, подпрыгивала и пищала. У подъездов домов стояли другие бабочки, которые хватали его за руки. Том свернул в проулок. Там снова стояли бабочки. Одна из них лопнула ему в лицо пузырь из жвачки. Том шел все быстрее и быстрее, потом побежал.
— Я бы не прочь перекусить, — сказала Полли.
— Пойдем в ресторан «Бо Тан Сео», — предложил Том.
— И что там дают?
— Там дают «Бо Тан Сео».
— Что это такое «Бо Тан Сео»?
— «Бо Тан Сео» значит «резать кусочек за кусочком». Отсылка к древней пытке.
— Звучит очень аппетитно.
— На самом деле вкусно. Это тонкие кусочки нежной маринованной говядины. Тебе приносят решетку с углями, и жаришь сам.
— Ты же не ешь мяса?
— Я не ел его раньше. До встречи с тобой. Раньше я и вина не пил.
Полли улыбнулась.
— Тогда окей. Только зайдем в номер переодеться.
Полли вырядилась в легкий серебристый комбинезон и подпоясалась длинным серебряным поясом. Том оценивающе посмотрел и подмигнул ей. Сам он был в легких парусиновых брюках и футболке с надписью «Иди не вперед, а назад». Он нагнулся к кровати, чтобы уточнить маршрут на компьютерной карте. И в этот момент раздался удар. И открылась дверь. На пороге появился ярко-крашеный парень в темных очках и с автоматической двустволкой «Чжа дань» в руках. Он выстрелил Тому в голову. Но Том угадал его движение за секунду до того, как тот нажал на курок. Том скользнул на пол, подсекая стрелка ногами. Тот опрокинулся на пол, выпустив ружье из рук. Пули пробили потолок. Том молниеносно перевернулся и прыгнул на него сверху. Он ударил его локтями в лицо, зажимая в ладони ружье. Откинулся назад, развернул ружье и спустил курок. Тело парня отбросило к стене.
— Что происходит, что это? — кричала Полли.
— Быстрее, собирайся, потом объясню.
В этот момент пуля разбила окно и, просвистев у Тома над ухом, влетела в шкаф.
— Бежим!
Том закинул на плечо сумку с лэптопом, достал из рюкзака пистолет и засунул за пояс.
— Бросай чемодан, не до него!
Он схватил Полли за руку, и они выскочили в коридор.
Тут же Том увидел двух парней с одной стороны коридора, и еще одного с другой.
Разряжая ружье в парней слева, Том выпустил руку Полли, выхватил пистолет и, не глядя назад, уложил парня справа. Бросил ружье на пол, снова схватил Полли за руку, и они выбежали на улицу.
У дверей дежурило несколько машин такси. Том выкинул шофера из салона, и они понеслись вперед. Несколько пуль из окна дома напротив пробили крышу. На ближайшем повороте их настиг старый джип Грейт Волл. Джип выпустил шипы, и они протаранили зад такси. Но Том успел газануть, превысив скорость Грейт Волла, и соскочил с его наконечников. Джип попробовал второй раз протаранить багажник, но Том резко вывернул руль вправо и ушел на отворот улицы. Полли ударилась головой о его плечо. Джип пронесся вперед.
Они вылетели на хайвэй. Какое-то время Тому казалось, что они оторвались от погони. Но это продолжалось недолго. Сзади раздался странный скрежет. Что-то среднее между цоканьем копыт и шипеньем гусениц танка. Том посмотрел в зеркало заднего вида. Их нагоняла «лягушка». Новейшее изобретение — легкая металлорезиновая машина на лапках. Изобретена была для езды по пробкам. Впрочем, никаких пробок давно уже не было. «Лягушка» отталкивалась от асфальта, пролетала несколько десятков метров и отталкивалась снова. Первый раз она промахнулась и приземлилась на кузов грузовика. Но его массивная крыша от этого не пострадала. «Лягушка» прыгнула еще раз и приблизилась к машине Тома и Полли. Том представил, как она пробивает крышу и вдавливает их в асфальт. «Лягушка» подпрыгнула. Том резко нажал задний ход. «Лягушка» вонзилась своими лапами в идущий впереди серебристо-синий Чероки. Том слетел с хайвэя в проезд между домами, завернул в узкий переулок, еще раз завернул, еще.
— Бежим!
Они бросили машину, пробежали два переулка и выскочили на перекресток. Народ на остановке грузился в автобусы.
— В первый, — сказал Том.
Автобус довез их до дельты Меконга. Там Том купил билеты на «Ракету».
— Плывем в Пномпень. Поговорим по пути, — глядя в глаза Полли, сказал он.
Они сняли тридцатиюаневый номер с вентилятором вместо кондиционера, под самой крышей пятиэтажного дома. Кровать, тумбочка, тесная душевая кабинка. Обшарпанные стены, желтое пятно на простыне. В таких номерах легко затеряться. Их был целый квартал вокруг. Снизу из общей кухни тянулся острый запах вонючего тофу.
— Схожу на рынок, что-нибудь прикуплю, — сказал Том. — Вернусь через полчасика. Будь начеку.
Рынок оказался за углом. Том ходил меж рядов с живыми курицами и утками, рубленным мясом, свежими, мороженными, солеными и вяленными рыбами, крабами, раками, улитками, мидиями, креветками, зеленью, имбирем и чесноком. Ошметки и очистки летели прямо на пол. Туда же лилась и использованная вода. Временами в лицо шибал запах протухшей рыбы и сгнивших овощей. И тогда Том зажимал нос. Он купил по паре баклажанов и кабачков, две кукурузины, цзин помидоров. Вышел на воздух.
«Кто идет за мной? — думал Том. — Люди Агентства или убийцы мистера Моретти? Но на методы Агентства это не похоже. Зачем им меня убивать? Они бы должны меня сцапать живьем, чтобы выпотрошить всю подноготную. А если это убийцы Моретти, то зачем им расправляться со мной? Все равно, я же ничего не узнал. Ни до чего не докопался. Я им не помеха».
Том подошел к дому. Поднялся по лестнице. Посмотрел на часы. Прошло всего пятнадцать минут. За дверью раздавался голос Полли.
— Да, мы здесь, — сказала она. — Он скоро придет.
Том подождал с минуту. Потом открыл дверь. Полли включала в розетку фен. Телефон лежал на кровати.
— Кто ты? — спросил он. — Ты работаешь на Агентство?
Полли опустила глаза.
— Том, ты все не так понял. Я стараюсь тебе помочь.
— Помочь? И как же это?
В этот момент на них обрушился потолок. Они отпрянули в разные стороны. Лапа «лягушки» просунулась в комнату. Хруст. В дыру просунулась вторая лапа. Полетели куски штукатурки, и, кромсая остатки потолка, открылась дверь «лягушачьего» днища. Из нее вынырнули трое в армейском камуфляже и с автоматами в руках. Они не успели прицелиться, как Полли сдернула с себя серебряный пояс и раскрутила над головой. Пояс оказался раздвижным — из него вылетали все новые колена, а на конце оказался острый набалдашник. Первые двое еще не достигли пола, как Полли размозжила им головы. Третьего пристрелил Том. Падая, он лихорадочно стрелял, и одна из пуль пробила Тому левое плечо.
Они выбежали на улицу. С крыши здания на Полли слетела сетка, защелкнулась, и стальной трос потащил ее вверх. Том прицелился и выстрелил. Первый раз, второй. С третьей пули он перебила трос, и Полли приземлилась на асфальт. На крыше мелькнуло лицо. Том узнал Громилу Шмеля. Том стрелял вверх наугад, просто чтобы прикрыть Полли.
Она откинула канализационную решетку и сиганула в темноту. Оттуда доносилось журчание воды. Том спрыгнул за ней. Брызги залили ему глаза. Том вытер лицо рукой. Рядом с ним никого не было.
— Куда мы? — крикнул он.
— В резервацию, — донесся из темноты ее голос.
Лет сорок назад Юго-Восточная Азия стала мировым центром по продаже К-1, в просторечии кетамина. Его употребляли в барах, ресторанах и клубах. Вперемешку с экстази он был незаменим на дискотеках. От экстази просто хотелось двигаться. При добавлении кетамина хотелось летать. Ты плыл в воздухе из одной хрустальной залы в другую. Залы сверкали тысячами цветов. Каждая следующая была ярче предыдущей. Тебя манил яркий свет в конце хрустального коридора. Ты мечтал к нему приблизиться. И нюхал еще. Полеты увлекли молодежь. Зависимость была простой. Чем больше ты нюхал, тем больше тебе открывалось новых зал. В клубах устраивались соревнования, кто больше вынюхает. Одна девчушка вынюхала на спор двухметровую дорожку. И упала замертво при выходе из клуба. Тогда азиатские правительства обратили внимание на К-1. Его запретили употреблять гражданам их государств. Но оставили как средство привлечения туристов. Так появились первые резервации для европейцев. В резервациях водилось, что угодно — К-1, яба, героин и обычная дурь. Потом, когда к власти пришло Агентство, оно смекнуло, что в резервациях есть смысл. Куда лучше, чтобы асоциальные элементы и потенциальные революционеры потихоньку подыхали там сами собой, чем вносили сумятицу в мировой порядок. Мешали благополучию здоровых и успешных граждан, одним своим потрепанным и болезненным видом отравляя их спокойное существование. Попадались им на пути в супермаркеты и торговые моллы, когда те, держа за руки розовощеких крепышей, покупают рождественскую индейку или выбирают новенький телевизор, посудомоечную или стиральную машину. Еще несколько лет назад компании соревновались в выпуске все более новых моделей товаров. Купил, скажем, ты планшет или телефон, а тут уже на подходе новый, с куда более удобным и приятным дизайном, интерфейсом и большим объемом памяти. Вот и бежишь покупать модель следующего поколения. Чтобы подстегнуть продажи, компании стали сокращать срок годности своих товаров. Отдельные из них ломались или выходили из строя уже через пару-тройку месяцев. Компании стали соревноваться и в этом. Срок годности сокращался до месяца, недель, а то и до двух-трех дней. Тогда Агентству пришлось взяться за регламентацию товаров. С тех пор для разных из них были установлены определенные сроки годности — для одних месяц, для других два, но в любом случае не превышающие одного года. Это устроило и компании и потребителей. Впрочем, вся эта регламентация не касалась товаров, предназначенных для сотрудников Агентства. Каждый их них мог заказать личный телефон или лэптоп, выпускаемые специальным подразделением Агентства. Заказывая, ты выбирал удобный для тебя срок годности — год, два, или больше. Правда, и здесь существовали отличия для сотрудников разного уровня. Срок годности товаров для сотрудника уровня Тома доходил до пяти лет. Люди Агентства были элитой общества. Самой элитарной из элит. А обычные обыватели продолжали простаивать в очередях за новинками в дни получек и праздников. Конечно, они были бы не рады столкнуться в дверях на выходе из молла с каким-нибудь оборванцем с гниющей кожей. Выходишь, счастливый, обняв коробку с электроникой, а тут такое унылое зрелище. Улыбка враз сползет с лица. А так все просто и удобно — наркоманов с глаз долой, на обочину цивилизации, подальше от основных магистралей. Агентство легко разрешало выезд в резервации потребителям наркотиков, но запрещало им въезд обратно.
Том разодрал футболку и перевязал плечо. Часа два Том и Полли брели по канализационным коллекторам, по пояс в нечистотах и зловонной воде. Постепенно Том понял, что они идут по руслу подземной реки. Еще по уверенному виду Полли он понял, что она знает путь. Наконец, они уперлись в стену с огромным люком. За люком был слышен сильный шум воды.
— Пришли, — сказала Полли. — Здесь река впадает в озеро. Но еще не время.
— Что не время? — спросил Том.
— Потом узнаешь. Я тоже тебе не все рассказала о себе. Сначала дождемся проверки.
— А где мы ее будем дожидаться? Здесь в трубе?
— Нет, мы пройдем ее в резервации. Но здесь посидеть тоже придется. Мы выйдем наверх только, когда стемнеет.
К люку в крыше коллектора вела узкая металлическая лестница. Полли поднялась на несколько ступенек и уселась на одну из них. Том сел чуть ниже. Ныло плечо.
— Ты была здесь раньше? — спросил Том.
Полли не отвечала.
— А мне казалось, что ты в Пномпене первый раз.
Голос его звучал чуть обиженно.
— Вы, мужчины, очень самодовольны, — сказала Полли. — Все это время ты думал, что это ты ведешь меня. А ведь это я внушила тебе идею поехать в Сайгон. А потом, когда на нас началась охота, это я внушением заставила тебя бежать в Пномпень. Но ты все это время был так поглощен собой, что ничего этого не заметил.
Том молчал. Что он мог возразить? По сути, она права. Он ничего не знает о ней. Но что он знает о себе?
Ночью она открыла крышку люка, и они вышли наружу.
Резервация располагалась на берегу озера. С трех остальных сторон ее окружала стена с колючей проволокой и пропускным пунктом, который они, по счастью, миновали.
Том с Полли поселились в маленьком бамбуковом бунгало, таком же, как и у всех. Сквозь расщелины в досках пола проглядывала вода. Ночью Том быстро засыпал под ее легкий плеск. Ветерок гнал мелкие волны, и вода мерно билась о пол. Здесь все было медленно и спокойно. По утрам Том откидывал накомарник и просовывал ноги в шлепанцы. Полли уже медитировала на полу.
— Зачем ты уходишь в свою Чистую страну? — спросил он как-то.
— Ты боишься смерти?
Впервые за долгие годы Том задумался об этом. Боялся ли он смерти? В его голове был чип с программой, которая предвидела чужие смерти. Но что он знал об этом? Как работает этот механизм? Что такое смерть? Может быть, это обычный генетический код. Все предусмотрено и запрограммировано, и вот его сканер высчитывает предполагаемые сбивки. Но какой будет его собственная смерть?
— Пожалуй, да, — ответил Том. — Боюсь.
— Это как подготовка, — сказала Полли. — Чем больше я практикую, тем меньше страха. Ведь когда придется уходить насовсем, я окажусь в Чистой стране.
Том открывал занавеску в гостиную. Это была общая гостиная на несколько бунгало. Пара соседей находились в ней постоянно. Один в почти истлевшем камуфляже, старик с высохшей кожей, обтягивавшей узкий череп и костяшки пальцев, в которых был зажат неизменный косяк. Он напоминал застрявшего здесь ветерана вьетнамской войны столетней давности, да верно и был им — откопал какое-нибудь местное снадобье и удлинял себе потихоньку жизнь. Другой, молодой длинноволосый парень в шортах, методично скручивал косяки и складывал их в мельхиоровую шкатулку. Так и сидел здесь день за днем и скручивал.
Время стояло на месте, пол, казалось, качался на волнах, а кровать в накомарнике напоминала гамак. Однажды Полли сказала:
— Все в порядке. Твой анти-определитель работает. Не знаю, как уж там тебя вычисляли, но, стало быть, с ним это не связано.
— Откуда ты знаешь?
— Тебя проверили. Сигнала нет. Так что сегодня мы можем идти. Нас уже ждут.
Ночью Полли приволокла откуда-то два акваланга и гидрокостюмы. Они переоделись в комнате, осторожно выползли на причал и, стараясь не шуметь, медленно погрузились в воду.
Вниз шел откос, озеро оказалось довольно глубоким, по прикидкам Тома около шести метров. Они плыли вдоль дна, заваленного корягами и поросшего илом. У одного здоровенного бревна Полли остановилась и показала Тому жестом, что его нужно подвинуть. Они откатили бревно, и под ним обнаружился люк. Том помог Полли откинуть крышку. Внизу был вертикальный туннель метров пять длиной. Вода хлынула внутрь, быстро заполняя отсек. Полли показала Тому, чтобы он лез вниз. Том пополз первым. Полли спустилась за ним и задвинула крышку. Она открыла дверцу в стене и извлекла из ниши два насоса. Протянула один Тому. Они принялись откачивать воду. В левой руке постреливало, Том старался качать одной правой и быстро устал. Работать в тесном костюме было невыносимо трудно, Том взмок от пота. Полли время от времени останавливалась передохнуть и посматривала на часы. Наконец, последняя лужица издала прощальный бульк и исчезла в шланге.
Они подняли за ручки крышку еще одного люка под ногами. Оказались в следующем туннеле, уже не таком длинном и свободном от воды. Прошли сквозь него. И спрыгнули на траву.
Небо здесь напоминало потолок мадридского аэропорта, только на этот раз свет, пробивающийся сквозь натянутую ткань, и в самом деле был искусственным. Ткань была раскрашена в небесный цвет с полупрозрачными облачками, столь натуралистично, что временами Том думал — над ним, и правда, небо. Этому небу не хватало одного — глубины. Глиняные дома длинной вереницей тянулись по долине, зажатой меж невысоких пологих холмов. На второй день Полли велела идти Тому на психотренинг.
— Очередная ступень твоей подготовки, — сказала она.
К чему-то, о чем он не знал. И знать не хотел. С тех пор, как он понял, что незнание окружает его, и потерял цель, он решил просто делать то, что говорит ему Полли. По крайней мере, у нее явно цель была. Том верил в то, что видел — цель Полли не представляла опасности, но могла оказаться защитой. А защита была ему необходима.
На ровной площадке на вершине одного из холмов собрались шестнадцать человек. Как понял Том — все новички. Невысокий терапевт в очках тут же раздал всем клички. Сосед Тома с нервно бегающими глазами, находившийся явно в пограничном состоянии сознания, получил кличку Пограничник. Здоровенный двухметровый детина с кулаками-кувалдами и раздутыми мышцами был назван Шашлычком. Сам Том почему-то получил прозвище Турист. Потом терапевт спросил, у кого какие есть страхи.
Том выпалил первое, что пришло ему в голову:
— Я боюсь смерти.
Шесть человек признались, что боятся получить по лицу.
— Тогда деритесь, — сказал терапевт.
Они помялись с минуту, а потом ринулись с кулаками друг на друга. Тома особенно поразило то, что по лицу опасались получить самые крепкие из собравшихся. Один из них был мастером карате, другой — джиу-джитсу, еще один — боксером. Получается, они всю жизнь занимались боевыми искусствами, боясь повредить лицо. Сейчас они отчаянно месили друг друга. Одному из дравшихся выбили передние зубы. Другому сломали ногу. Победил Пограничник, который с бешеными глазами летал туда-сюда. Он нанес сокрушительный апперкот в челюсть Шашлычку, добив его ловким ударом правой в солнечное сплетение. Потом он рассказал, что никогда ничем не занимался, а в прежней жизни был обычным фермером.
— Хорошо, — похвалил терапевт.
Тренинг продолжался три дня. На второй день Тома похоронили. Его положили в свежевырытую яму и засыпали землей на пару минут. Пока он лежал, задыхаясь, с комьями земли на зубах, остальные пропели над ним поминальную молитву.
Потом они играли в «правду или действие». Тянули фант по очереди, и вытащивший его становился ведущим. Ведущий спрашивал у игроков:
— Правда или действие?
Тот, кто выбирал правду, на любой вопрос должен был говорить только правду.
Тот, кто выбирал действие, должен был делать первое, что ему придет в голову.
Многие боялись правды и выбирали действие. Потом бегали взад-вперед, кривлялись, ругались, чесались, а одна женщина неожиданно разделась.
На третий день терапевт раздал всем по какой-то пилюле. И их прорвало. Они говорили хором, без умолку, и не могли выговориться. Потом терапевт навел порядок, и они начали по кругу рассказывать свои истории. Они рассказывали про школьные драки, детские обиды, болезни, разводы, аборты и измены. Том выучил наизусть всю подноготную остальных пятнадцати. Некоторые из них были семейными парами. Жена случайно исчезала среди холмов, и тогда муж рассказывал все про жену. Потом вдруг появлялась жена, исчезал муж, и слушатели узнавали все подробности про него. Пограничник рассказал, что работал дома, а его жена служила в компании. Она приходила обычно домой около одиннадцати часов вечера. А потом начала задерживаться. Стала появляться в двенадцать, в час. А однажды не пришла и в два ночи. Он, как обычно, приготовил ей ужин. Зажарил индейку, потушил баклажаны, сварил рис. Сидел и ждал ее с остывшим ужином на столе. Потом подумал — вдруг что случилось. Маньяк мог напасть на нее по пути из метро. Он выбежал на улицу. Он слышал стук своего сердца. Он бегал вокруг дома до четырех утра, ища тело своей жены. Раздвигал кусты, изучил все тропинки. Потом упал на асфальтовую площадку перед подъездом и беззвучно плакал. А затем он подумал, что, может быть, она так задержалась на работе, что просто не успела на метро. И едет на такси. Он выбежал на дорогу. Радовался свету фар редко появлявшихся автомобилей. Грустно смотрел им вслед, когда они удалялись, проехав мимо. Под утро, обессилевший, вернулся домой. Рухнул ничком на кровать. В двери раздался звук ключа. Как ни в чем не бывало, появилась жена. Веселая, от нее чуть пахло перегаром. Пояснила, что на работе был какой-то юбилей. Корпоративная вечеринка. Она так закрутилась, что забыла его заранее предупредить. Ее подвез коллега по работе. А еще он учил ее водить машину. И они сделали пару кругов вокруг дома. В общем, отлично провела время. Пограничник был счастлив. Его жена жива, все обошлось. Для проформы он подулся немного, но в душе сразу же простил ее. А через неделю жена ушла от него.
Том неожиданно вспомнил, как умирала его мать. Это случилось, когда ему было двенадцать лет. Прежде тот год и следующий были как бы стерты из его головы. А тут все вдруг ярко вспомнилось. Как она ослабла и почти не могла ходить. И он рассказывал ей новости — что творится в мире. Однажды она сказала:
— Тебя стало двое. Один здесь, а другой там — в ванной.
Потом заговорила вдруг на неизвестном языке. Нельзя было разобрать ни слова.
И Том по-настоящему испугался.
Он водил ее в туалет. Подхватывал под мышки и помогал подняться с кровати. Придерживал за спину, чтобы она не упала. Медленно шли, шаг за шагом. Шаг. Остановка. Еще шаг. Остановка. Она переводила дыхание. Вот уже впереди коридор. Пять шагов. Дверь туалета.
Потом Том поднимал ее с сиденья унитаза. Вел в ванную. Сажал на край ванны. Намыливал губку и тер ей ягодицы, не глядя, отвернувшись в сторону. Стискивал зубы, стараясь не разреветься. Потом снова поднимал, чуть обнимая. Они стояли и отдыхали. Она держала его за плечи, уткнувшись лицом в его ключицу. Он обхватывал ее руками вокруг спины. Она была такая худая.
Впервые в жизни Том рассказывал об этом, и остальные пятнадцать молча слушали. Он был последним в очереди, и после его рассказа все засуетились, начали собираться и разошлись по домам.
Когда Том вернулся с тренинга, Полли сказала:
— Теперь тебе надо научиться отстранению. Завтра пойдешь на медитацию.
И он опять покорно пошел. На этот раз Полли пошла вместе с ним. На медитации, судя по всему, присутствовало большинство жителей поселка. Бородатый европеец-учитель восседал на сцене и пел мантры. Они повторяли за ним. Они медитировали три часа до завтрака, потом три часа до обеда, потом три часа до ужина, потом отправлялись спать. Это продолжалось пять дней. И на пятый день Том увидел, как плывет по хрустальному коридору. Он был в легкой летней одежде, а на плече у него болтался Ремингтон старого образца. В конце коридора был хрустальный водопад, и Том покатился вниз. Он упал в озеро, оно разлетелось на сотни мельчайших хрусталиков, искрившихся на солнце. Вокруг порхали хрустальные птицы, и хрустальные деревья качали изумрудными листьями. Том выполз на берег и пошел по хрустальной пустыне. Навстречу ему появилась белая точка. Точка начала расти, и Том понял, что это снежный лев плавно скачет ему навстречу. Лев становился все больше, и когда он приблизился к Тому, тот ощутил сильную боль. Чем ближе он приближался к Тому, тем больнее ему становилось. Все его нервы напряглись и дрожали, звеня как струны. Боль была мучительной, от льва веяло жаром. Кожа Тома опалилась и начала трескаться. Лев подошел совсем близко, шерсть его вздыбилась. Он вдруг подпрыгнул и вошел в тело Тома. Вдали появились еще две фигуры. Они оказались огромными всадниками на лошадях. Первый был красным всадником на красной лошади, а второй — белым на белой. Они приблизились к Тому, красный показал на него пальцем белому и что-то сказал ему на ухо. Тот улыбнулся в ответ, и они поскакали дальше. Том побежал за ними, он несся легко, словно ветер, но они были еще быстрее и растворились вдали. Внезапно Том увидел перед собой оленя и начал преследовать его. Пустыня сменилась хрустальными горами, в одной из них была пещера, и олень заскочил в нее. Том вошел в пещеру. В дальней стене была дверь, и он открыл ее. За дверью оказалась необычная страна. Том положил ружье у порога и пошел за дверь. Он шел по земле, и земля была там мягкая как подушка. Воздух был не жарким и не холодным. Вокруг раскинулись сады, а меж них стояли прекрасные дворцы. На дороге встречались люди в тонкой одежде, все они были доброжелательны и дружелюбно улыбались Тому. Один из них угостил Тома едой. Эта еда была необычного вкуса. Как будто все вкусы смешались в одном — сладкий и соленый, острый и кислый, вкус тропических фруктов и среднерусских овощей, вкус белой рыбы и сочной говядины с соусом из фейхоа. Это был высший вкус в жизни Тома, и он прижал язык к верхнему небу, стараясь задержать, остановить этот вкус. Но этот вкус вызвал в памяти другой — то был вкус языка Полли. И тут он вспомнил, что должен вернуться. Прошло уже полдня, а его ждала Полли. Угостивший его человек сказал:
— Оставайся с нами. Ты не пожалеешь.
Но Том ответил:
— Я найду свою девушку и вернусь вместе с ней.
Том вежливо попрощался и пошел назад. Он вышел за дверь и нашел свой Ремингтон. Он взял его в руки, с ружья посыпалась пыль. Ремингтон заржавел от старости. Том испугался, что провел столько времени в этой стране, что Полли уже нет в живых. Он бросился на поиски водопада, но не мог его найти. Он бродил по хрустальной стране, но не было выхода. Он уперся в хрустальную стену. Тогда он стал прикладом долбить ее. Сыпались осколки хрусталя, но стена не становилась тоньше. Это было все равно, что долбить толщу льда, от которой откалывались крохотные льдинки. Тогда Том поднял ружье и выстрелил в стену. Эхо выстрела разнеслось по пустыне. И стена рухнула, Том едва успел отпрыгнуть в сторону.
Прыгая, он поскользнулся и упал. Сверху на него летели осколки стены. Том прикрыл голову руками. Так он лежал, пока все не стихло. Потом он встал и открыл глаза. И оказался в той самой долине с низким небом, где они медитировали. Только теперь она была пуста. В ней не было ни Полли, ни жителей поселка. Том бродил по домам, надеясь отыскать хоть что-нибудь живое. Но они были пусты. Том пошел вдаль по долине, но пейзаж не менялся. Все та же долина и все те же холмы. И все то же нависающее над головой небо. Наконец, он выбился из сил и присел отдохнуть. Он не знал, что делать дальше. Мертвая тишина висела вокруг. В ней не было ни одного звука. Тогда он закричал, надеясь услышать эхо. Но крик его погас, как будто вокруг был не воздух, а вата. Тогда Том заплакал от отчаяния. Он рыдал и рыдал, и серый сумеречный свет вокруг стал сгущаться. Том замерз и пошел дальше. Откуда-то налетел леденящий ветер, и его порыв чуть не сбил Тома с ног. Становилось все темнее. Из мрака, окружавшего его, послышались какие-то звуки. Но эти безжизненные звуки совсем не принесли Тому радости. Ему слышалось, что кто-то стонет и воет. Наконец, он отчетливо разобрал:
— Режь, убивай его!
В сгустившемся мраке впереди он различил какое-то копошение. Он сделал еще шаг, и из тьмы вынырнуло косматое существо с черной кожей и в лохмотьях. Безумным светом горели красные глаза.
— Режь, убивай его! — харкнуло слюной в лицо Тому существо.
Том бросился наутек, но кто-то или что-то прыгнуло его в ноги. Он упал и со всех сторон на него налетели кошмарные существа. Они схватили его за руки и ноги. Каждое норовило тянуть на себя. Том тщетно сопротивлялся, пытаясь вырваться. Одно из них вскочило на Тома и занесло нож над его горлом.
— Он мой! — победно засипело оно.
Но тут же другое существо навалилось на первое.
— Нет, он достанется мне! — шипело оно.
Они покатились в сторону. Державшие Тома существа стали набрасываться друг на друга и кусать. Том почувствовал, что их хватка ослабла. Они вырывали друг у друга зубами плоть. Том увидел, как одно из них откусило у другого голову и вгрызлось в череп. Оно пило кровь и лизало мозг. Том воспользовался тем, что про него забыли, и отполз во тьму. Он вскочил на ноги и побежал. Сзади он слышал рык и топот, как будто стадо диких животных гналось за ним. Он бежал, и со всех сторон грохотало и полыхало огнем. До него доносились звуки горных обвалов, шум морских волн, треск пожаров и вой ветра. Он забыл об усталости и, напуганный, бежал и бежал. Он занес ногу для очередного толчка и тут увидел под собой пропасть. Во мраке он не различил ее зияющую чернотой пустоту. Он побежал налево, но дорогу ему снова преградила пропасть. Эта пропасть была белой, как будто камни ее покрылись льдом. Он побежал направо, но и там дорога обрывалась пропастью. Пропасть была красной, как будто в глубине ее полыхал необъятный пожар. Том отступил. Сзади раздавался чудовищный рев.
«Куда же мне деться, где же спрятаться?» — судорожно думал Том.
Он сделал еще шаг, и нога его провалилась по колено в землю. Том нагнулся и увидел под собой нору шириной сантиметров тридцать. Он стал рыть ее руками, погружаясь все глубже в землю. Он отбрасывал комья глины, проталкиваясь вниз. Наконец, ему удалось расширить отверстие. Он с головой укрылся в норе. Топот и рев раздавались совсем близко. Вдруг все стихло. Том почувствовал над собой ледяной холод дыхания. Поднял голову. В нору просунулась, скаля клыки, рожа чудовища. Сверкали глаза, ядовитая слюна капала Тому на лицо. Том понял, что это конец. Он приготовился к гибели. Закрыл глаза.
И тут внезапно, откуда-то со стороны, ему пришла в голову мысль: «А что, если все это мне только кажется? Если никаких чудовищ не существует? Если я просто оказался в плену своего воображения?»
Внутри Тома поднялось вдруг какое-то чувство уверенности. И легкости. Том открыл глаза. Чудовище исчезло. Том вылез из норы. Свободно вдохнул. И тут увидел перед собой громадное существо с пустыми глазницами. В одной руке оно держало чашу из черепа, в другой — боевой топор. Существо прихлебывало кровь из чаши и пустотой смотрело на Тома. На шее у него висело ожерелье из человеческих голов. Кровь из них стекала по его телу.
«Я не боюсь, — подумал Том. — Мне нечего бояться. Этого существа не существует. Оно — плод моего воображения».
И он шагнул вперед. Существо занесло топор над его головой и ухмыльнулось. Том улыбнулся в ответ.
— Ты не сделаешь мне зла, — сказал он существу, не открывая рта. — Ты — моя защита. И мой хранитель.
Он сделал еще шаг вперед. И вошел в тело существа. Мрак рассеялся. Том увидел себя со стороны. Он лежал на кушетке в домике. Вокруг него толпились люди. Том узнал бородатого гуру, терапевта, Шашлычка с Пограничником. И, разумеется, Полли. Она плакала, и гуру гладил ее по плечу.
— Эй! — позвал их Том. — Что с вами? Я здесь, со мной все в порядке!
Но они не обращали на него никакого внимания.
— Полли! — кричал Том. — Не плачь, я пришел!
Но его не слышали. И тогда Том понял, что он мертв.
Он плакал вместе с Полли, он обнимал ее, но она не чувствовала его объятий. Он хотел рассказать ей о том, как одолел чудовищ, и о том, как за эти несколько дней успел ее полюбить. О том, что у него никого больше нет и о том, что он так спешил к ней вернуться, но застрял в этой холодной земле. О том, что отдал бы все, чтобы хотя бы еще секунду побыть с ней вместе. Подержать ее ладонь в своей. Но слова не долетали до нее. И тогда ему снова стало страшно. Это был такой страх, от которого он весь покрылся ледяным потом. И сердце его, казалось, остановилось. Время вокруг тоже остановилось. Все его мысли, все его усилия были направлены лишь на одно — вернуться в собственное тело. Люди завернули его тело в покрывала и ушли. Но Том видел свое тело сквозь покрывала. С ним стало происходить что-то странное — оно начало уменьшаться. Том все пытался в него проникнуть, но оно становилось все меньше. В мире Тома время стояло на месте, но в мире людей прошли три дня. Наконец, они вернулись и открыли покрывала. Тела Тома больше не было. От него остались только ногти и волосы. Ему некуда было возвращаться. И тогда Тома охватило чувство равнодушия. Он вдруг понял, что он безмерно устал. Люди махали руками и показывали вокруг. Они удивлялись радужному сиянию, появившемуся вокруг домика, где умер Том. Но Тому было уже все равно. Он все больше отдалялся от них. Они становились все меньше и меньше, картинка съежилась до размеров этикетки спичечного коробка. Очертания становились совсем расплывчатыми, потом, наконец, исчезли.
Том вздохнул и заснул.
И проснулся.
Полли трясла его за плечо.
— Эй, пора просыпаться!
— Я что заснул?
— Ну да, ничего страшного. Такое случается со многими новичками. Пойдем обедать.
Они вошли в брезентовый шатер, в котором уже выстроилась очередь за едой. Том поздоровался с поваром и протянул ему миску. Повар, худой юноша в смешном женском переднике в горошек, улыбнулся в ответ, зачерпнул половник горохового супа и вылил его в миску.
Том с Полли присели на край лавки у самого конца длинного деревянного стола.
— Время пришло, — полушепотом сказала Полли. — Сегодня тебе надо будет поговорить с одним человеком. Его зовут Лю.
— Он здесь главный? — поинтересовался Том.
— Главных здесь нет. Все равны. Делами управляет общее собрание жителей. Лю просто уполномочен собранием отвечать за некоторые вопросы.
— Какие, например?
— Он сам тебе расскажет. — Полли отломила от серого куска хлеба половину и протянула Тому.
Том смотрел на Полли. На то, как она ест, аккуратно облизывая ложку, на ее худое плечо с выползающей из-под тишотки татуировкой в виде змейки, высунувшей жало в сторону неведомой добычи. Он вспомнил, как много хотел ей сказать, а вот теперь все забыл, растерял все слова. Люди вокруг шумно общались, жестикулировали, хлопали друг друга по плечу. Один за другим они доедали, брали свои миски, ополаскивали их в умывальнике и ставили в решетки кухонного шкафа.
— Нам пора, — сказала Полли.
Они встали из-за стола. Том подождал, пока человек перед ним помоет миску, улыбнулся ему и подставил свою под струю умывальника. Потом запихнул ее в свободную щель решетки и вышел на улицу, дожидаясь Полли. Она появилась через минуту, взяла Тома за руку и повела его к двери одного из домов напротив столовой.
— Он тебя ждет, — сказала она и поцеловала Тома в щеку.
Том поднялся по ступенькам. Постучал в дверь. Ему открыл коренастый человек азиатской внешности. Жестом пригласил внутрь.
Стандартная комната. Голые стены из бруса, кровать, стол с монитором.
— Хотите чаю? — спросил человек.
Том кивнул.
— Не буду спрашивать какого. Выбора здесь нет.
Его рот чуть растянулся в подобии улыбки.
— Здешние условия подходят только для выращивания пуэра. Он отлично гниет в этой земле. Так что пуэр.
Том снова кивнул.
Лю пару раз слил воду, отжал пуэр рычажком на крышке пластикового чайника и разлил чай по чашечкам.
— Вы удивлены, что китаец участвует в сопротивлении? — спросил Лю.
— Да нет, почему?
— Не лукавьте, конечно, удивлены. Наших и, правда, довольно мало среди борцов. Все дело в том, что именно наш народ оказался наиболее восприимчивым к плодам западной цивилизации. Общество потребления поглотило нас с головой. Я вырос в диком краю, отрезанном от остального мира горами. К нам не летали самолеты, не ходили поезда и не прибывали туристические автобусы. Вокруг росли пихтовые леса. На горах сохранились древние храмы, которые не затронула культурная революция. В храмах жили дикие обезьяны. И вы знаете, в наших краях не водились деньги.
Лю посмотрел на Тома. Том внимательно слушал.
— Раз в неделю, по пятницам, в нашем поселке открывался рынок. На него с гор спускались жители отдаленных деревень. Они вели под уздцы мулов, нагруженных товарами. Все, что угодно, можно было обменять на рынке — овощи, фрукты, чай, молоко, мясо, ткани, ковры, веники, одежду ручной работы. За столиками сидели врачи — от народного целителя до стоматолога. С ними можно было расплатиться товарами. Платишь столько, на сколько договоришься. Так было в моем детстве.
— А потом? — спросил Том.
— А потом пришло общество потребления. Какой-то швейцарец нашел нашу долину. И предложил правительству, что его фонд выделит средства на реставрацию рыночной площади, старинного театра и храма на ней. Потекли деньги. Я помню, как приехал первый автобус с туристами. Весело гогоча, они вывалились на улицу с огромными фотоаппаратами на груди, в солнцезащитных очках и ковбойских шляпах. Поселок стал расширяться. Построили первые отели. Потом решили возвести пятизвездочный. Начали рубить лес. Потом я уехал.
— И никогда больше не возвращались?
— Вернулся один раз через пару лет навестить родителей. Вы знаете, у нас в Китае все делается быстро. Я приехал вечером на маршрутном такси. И сперва не понял, куда я попал. Посреди поселка возвышался двухэтажный Макдоналдс, сверкая неоновыми огнями. На следующий день я поднялся на гору.
Лю замолчал. Его губы сжались. Он отвернулся в сторону. Том смотрел на пустую стену. Он почему-то вспомнил, как в раннем детстве его родители сняли дачу под Москвой. Маленький участок, над которым все время пролетали самолеты. Купили ему трех кроликов — двух серых и одного рыжего. Два серых быстро сдохли, а рыжий вымахал здоровенным. Когда лето закончилось, и пришла пора уезжать, они оставили кролика хозяйке. Один раз Том приехал навестить кролика. Хозяйка выпустила его из клетки, и тот бегал по участку как собака. Он даже отзывался на кличку.
— Серый, серый! — кричала ему почему-то хозяйка, хотя он был рыжим. И кролик возвращался.
Лю встал из-за стола и продолжил:
— Вы знаете, даже храмов в горах не осталось. Их снесли и вместо них построили новые. Более шикарные, с огромными позолоченными статуями Будды. И установили плату за вход. Обезьяны ушли. Я посмотрел с горы на долину внизу. Она были испещрена отелями, как шахматными фигурками. И никаких пихт. Больше я не приезжал.
Он посмотрел Тому в лицо.
— Это мы убили Моретти. И остальных.
— Зачем?
— Зачем? Как вы думаете зачем? Вы еще не поняли?
— Не имею понятия.
Лю нервно зашагал по комнате, махая рукой перед лицом Тома.
— Зачем! Разве можно с этим мириться? Кто-то должен остановить их, разрушить этот новый порядок! Вы что, не видите, к чему они клонят? И к чему вы шли вместе с ними?
Вопрос был риторическим. Он не ждал ответа.
— Это общество одинаковых людей. Общество копий и дублей. Где все улыбаются, как под копирку. Общество без изъянов, которое состоит из людей без изъянов! Общество из стекла!
Лю почти кричал.
— Мир, где правит норма, и нет места отклонениям. Мир, где все идет по плану! Мир, где с преступностью борются сами преступники! Мир, где нет места неожиданностям! Но это невозможно. Невозможно жить без неожиданностей. Неожиданности должны быть. Они должны случаться. Неизвестно где и когда. Вот почему мы нарушили их план. Они хотели сотворить мир без щелей и дырок. Мы нашли эти щели и предъявили им!
— Но какой ценой?
— Может, мои слова покажутся громкими, но ломая их порядок, мы дарим людям свободу!
— Да, вы разрушаете порядок. Но вы убивает людей. Которые абсолютно ни при чем. При чем здесь был Моретти? Какое отношение он имел к их порядку? Вы убиваете невиновных людей.
— Вы считаете, Моретти был невиновен?
— Разве нет? В чем доказательства его вины?
— Невиновных людей не бывает. Вы это поймете позже, — сухо сказал Лю.
— Как вы находили этих людей?
— Да какая к черту разница! Вы думаете, если какая-то программа сканер есть у вас, то такой нет у нас? Наивный вы человек! Все те же программы, что есть у Агентства, способны сотворить наши умельцы по всему миру.
Том на секунду задумался, наконец, решился и задал тот самый вопрос.
— Могу я спросить, как вы это делали?
Лю ухмыльнулся.
— Проще простого.
Он выдвинул ящик стола, достал оттуда полиэтиленовый пакетик и протянул Тому. На дне пакетика лежала еле видная фитюлька длиной в пару миллиметров.
— Что это? — спросил удивленный Том.
— Наше изобретение, — довольно произнес Лю. — Графоновый микровзрыватель направленного действия. Вы знаете, что такое графон?
— Нет, — сказал Том.
Он был ошарашен видом этого взрывателя.
— Графон — взрывчатое вещество из смеси кислорода и водорода. В десятки тысяч раз более мощное, чем тротил. Его проводимость идет вдоль слоев, поэтому он и разлетается вдоль, а не поперек. На этом основан механизм направленного действия.
— Как это было осуществлено технически?
— Каждый раз мы на шаг вас опережали. Вы видели жертву, но не замечали убийцу. В случае Моретти, например, это был его сосед справа. Вы засканировали Моретти через пару минут после того, как наш человек незаметно прикрепил взрыватель к его уху. Вот и все. Дальше взрыв и дыра в голове шириной 14 миллиметров.
Том был подавлен. Как же он раньше не догадался?
— Ладно, — сказал Лю. — Я вижу на сегодня с вас достаточно. У нас есть к вам предложение. Подумайте пару дней, готовы ли вы к нам присоединиться.
Том медленно шел к дому. Ему надо было обдумать услышанное. Куда он мог теперь податься? Люди Агентства за ним охотятся. Но вступить в ряды сопротивления и убивать невинных людей? С этим он не мог согласиться. Хотя в глубине его души зародилась уверенность, что в чем-то Лю прав. Но в чем? Этого Том пока не понял.
Полли ждала его на пороге.
— Ты кажешься расстроенным, — она обняла его, взяв руками за шею и крепко прижавшись всем телом.
— Нет, я просто думаю.
Они вошли в дом. Здесь некуда было спешить. Этой ночью они несколько раз занимались сексом. Том зажимал рот Полли рукой, боясь, что ее крики долетят до соседних домов. Вокруг стояла странная тишина. Том понял, что ему не хватает шума проезжающих мимо машин, порывов ветра, возгласов проходящих по улице людей, пения птиц, треска цикад или сверчков. Тишина звенела, и от этого звона временами Тому казалось, что он может сойти с ума.
Перед тем, как заснуть, Полли как обычно прижалась к нему спиной.
— Ты будешь сотрудничать с Лю?
— А куда мне деваться?
— Лю слишком прям и воинственен. Он умеет говорить о действиях, но не всегда может разъяснить их смысл. Тебе надо поговорить с Матеушем.
— С гуру?
— Да, он говорит на другом языке. Завтра будет собрание, я договорюсь с ним, что ты придешь к нему после этого.
— А мне нужно идти на собрание?
— Конечно. Участвуют все жители. Даже дети.
Собрание происходило на том же поле, где и медитация. Только сцена пустовала, все сидели на земле в кругу перед ней. Первым вышел вперед незнакомый Тому человек с чумазым лицом работяги. Он сказал, что система водоснабжения дышит на ладан. Фильтры засорились, вода не уходит в отстойник и имеет болотный вкус. Надо выделить людей на ремонт старой системы и прокладку новых шлюзов. За ним слово взял широколицый человек, похожий на колорадского фермера. Он сказал, что система водоснабжения безусловно важна. Но почти каждый день по туннелям прибывают новые поселенцы, и уже не хватает территории и кислорода для всех прибывших. А что будет дальше? На его взгляд, приоритетнее долбить землю, расширяться и строить вентиляционные шахты. Потом выступил Лю. Он сказал, что ни секрет, что они находятся в стоянии войны с Агентством. И рано или поздно Агентство вычислит их местоположение. Необходимо создавать альтернативные поселения и запасные бункеры. Он считает это делом первостепенной важности. Надо срочно собрать бригаду добровольцев, чтобы они ушли по канализационным туннелям наверх. У сопротивления есть люди в других резервациях, и с их помощью можно будет создать новые поселения. Кто-то с места предложил проголосовать за приоритетность предложений. Больше всех голосов набрало предложение Лю, с небольшим отставанием шел план расширения, а на третьем оказалась система водоснабжения. За нее проголосовали всего несколько человек. Принцип голосования оказался довольно сложным. Чуть ли не час тех, кто проголосовал за водоснабжение, убеждали в том, что никто не отменяет ее ремонт, и ничего страшного не случится, если он немного подождет. После того, как голосовавшие за ремонт согласились с доводами большинства, было устроено переголосование. На этот раз большинство проголосовало за план расширения, а предложение Лю оказалось на втором месте. После этого голосовавшие за расширение стали убеждать сторонников Лю признать их правоту. Споры продолжались еще несколько часов. Тома удивляло, что несмотря на то, с каким жаром спорили участники собрания, никто из них не был зол или ожесточен. Все они сохраняли доброжелательность по отношению к своим оппонентам. Наконец, проголосовали еще раз. Теперь за план расширения проголосовали почти три четверти присутствовавших. Но все равно после этого решение не было принятым. Снова большинство стало убеждать меньшинство в резонности своих доводов. Голосовали раз за разом, пока двое последних не согласных — сам Лю и седой индеец с мускулистыми руками и непреклонным взглядом, — не присоединились к остальным. Было решено, что все работоспособные люди примут участие в расширении поселка. Посчитали, что на то, чтобы значительно расшириться, уйдет около месяца. После этого бригада добровольцев сможет отправиться на поиски новых земель.
— Сегодня уже поздно и все устали, — сказал Полли. — Я договорюсь с ним на завтра.
— Конечно, — кивнул Том.
Он тоже устал и хотел домой. На сегодня впечатлений хватит. Каждый день здесь приносил что-то новое и непривычное. Том никогда в жизни не видел, как люди голосуют. С самой юности он привык к тому, что решает кто-то один, а остальные воплощают его решения. Или кто-то приказывает, а остальные повинуются. Всегда был главный, и этого главного надо было беспрекословно слушаться, сколь бы глупыми и нелепыми не были его приказы. Ослушаться — значило нарушить закон, вылететь со службы или угодить в тюрьму. Том и представить себе не мог, что бывает по-другому. И вот сегодня, впервые в жизни, он увидел, что это «по-другому» работает.
Когда Том вошел в дом Тадеуша, тот медитировал с открытыми глазами.
— Извиняюсь, что прервал, — сказал Том.
— Меня сложно прервать, — улыбнулся Тадеуш. — Я вижу, ты уже готов.
— Как это?
— Ты много знаешь и многое прошел. Прислушайся к себе. Посмотри внутрь себя. Узнай свои сны.
— И как это сделать?
— Просто выпусти себя на волю.
Том задумался. Откуда учитель знает про его сны?
— Хочешь, я научу тебя одному упражнению? Это поможет.
Том кивнул.
— Садись на пол рядом со мной.
Том сел и закрыл глаза.
— Успокой свои мысли. Не подавляй их и не следуй за ними. Итак, это называется практика распечатывания. Вернись в своем уме к той любви, которую кто-то давал тебе. К самой сильной любви. Может быть, в детстве.
Том вспомнил маму.
— Попробуй воссоздать эту любовь, заново представь ее. Вспомни какой-нибудь случай, когда этот человек показал тебе свою любовь.
И Том вспомнил, как в тот раз, когда он убежал из детского сада, и отец бил его ремнем, мама пришла с работы. Она услышала крики Тома и вбежала в комнату. Том не видел маму, потому что отец зажал его голову между ног. Но он слышал ее слова, как она воскликнула:
— Что же ты делаешь? — и оттолкнула отца от Тома.
Она закрыла его своим телом, встала между ним и Томом и закричала:
— Не смей никогда бить моего ребенка!
Отец тяжело посмотрел ей в глаза, а потом повернулся и вышел из комнаты.
— Теперь почувствуй эту любовь, — продолжал гуру, — позволь ей заново вспыхнуть в твоем сердце. Пусть она наполнит тебя благодарностью. Теперь эта любовь направлена на того, кто пробудил ее. Если ты не всегда замечал, как он тебя любит, то этот случай проявил его любовь в полной мере. Ты понял, что заслуживаешь любви, ты ощутил, как сильно ты любим. Ты чувствуешь эту любовь. Она все сильнее и сильнее. Она наполнила твое сердце. Она переполнила его до краев. Сейчас она прольется через край. Открой свое сердце. Дай любви литься из него. Пусть она польется к твоим близким, потом к твоим знакомым, потом ко всем людям на земле. Пусть она льется и к чужим, и к тем, кого ты считаешь врагами. Пусть она льется ко всем существам на земле, по всей вселенной. Ты распечатал свою любовь. Теперь можешь открыть глаза. Ну как?
Гуру добродушно смотрел на Тома.
— Словами сложно выразить.
— Ну и не пытайся.
Том вслед за Тадеушем осторожно встал с пола. Он чувствовал что-то новое, какая-то бодрость и тепло растекались по телу. Здесь не было солнца, но даже блеклый свет ламп и тишина перестали раздражать его. Тому хотелось прыгать и танцевать. Он едва сдерживал себя от дурашливого смеха. С трудом у него получилось сосредоточиться. И он вспомнил свой вопрос.
— Учитель, если я люблю врагов, как я могу их убивать?
— Ты имеешь в виду тех, кто был уничтожен взрывателями?
— Моретти и остальных.
— Лю не все объяснил тебе. Он скорее воин, чем духовный практик. Все очень просто. Дело в карме.
— Как это?
— Это моя ошибка, что я не пригласил тебя зайти ко мне, прежде чем ты пойдешь к Лю. Я не был уверен, что ты готов. Что ты поймешь. Я понял это только сегодня, когда ты зашел, и я посмотрел тебе в глаза. Ты знаешь больше, чем сам сознаешь. Речь идет не совсем о материальных вещах. Теперь, когда ты их почувствовал, думаю, ты поверишь.
— Вы хотите сказать, что их смерть была предписана?
— Именно. И Агентство пыталось нарушить это предписание. А мы просто выполняем закон кармы. Все эти люди в позапрошлой жизни были убийцами. В прошлой жизни в наказание за это они родились в аду. И переродились снова, чтобы погибнуть самим. Вот и все.
— Выходит, Лю не то чтобы объяснил мне не все, он сказал неправду.
— В каком смысле?
— Он говорил о неожиданностях. Но если вы выполняете закон кармы, здесь нет места неожиданностям.
— Не все так просто. Это смотря, как считать. Вернее, с какой стороны смотреть. Для людей Агентства закон кармы является неожиданностью. Да и вообще для обычных людей, проявление кармы кажется неожиданностью. Это ее видимая сторона. Но для видящих истину людей неожиданности нет. В глубине неожиданности таится смысл. И неожиданность оборачивается законом. Я понятно говорю?
— Я стараюсь понимать, — глядя в глаза шифу, честно ответил Том.
— Тогда теперь, после моих разъяснений, ты можешь снова сходить к Лю. Он более подробно посвятит тебя в технические детали.
Пока Том шел к дому Лю, он вдруг понял, что поверил Тадеушу. Все как-то улеглось на свои места. И ему стало легче. Смерть Моретти и остальных была закономерна. Агентство пыталось нарушить предписанное. Том привык все видеть в черно-белых тонах. Где-то есть сторона добра, а где-то — зла. Раньше Агентство олицетворяло для него закон и порядок, то есть добро. Теперь добром стали Лю и другие противники Агентства. Больше не существовало преград, чтобы к ним присоединиться.
— Я был у Тадеуша, — сказал он Лю.
— Окей, — ответил тот, — стало быть, теперь вы знаете про закон, которому мы служим. Я расскажу вам все, как есть. На самом деле все очень просто. Карма — вещь не материальная, но ее можно померить.
— У вас есть приборы?
— Да, существуют счетчики. Они позволяют засечь тех, у кого зашкаливает поле отрицательной кармы. Но есть еще кое-что. Это касается вашей программы.
— Что именно?
— Я думал, вы уже догадались. В ней нет ничего необычного, никакой метафизики. Она как раз очень материальна.
— Я не понимаю.
— Она настроена на таймеры наших взрывателей замедленного действия.
«Боже, как все просто!» — подумал Том. Не раз он задавался вопросом, как работает его программа. Что такое смерть, и как можно определить время ее прихода. А оказалось, сканер просто считывает код счетчика. Вот почему он определяет насильственные смерти. И вот почему он вычисляет время убийства, а не способ. Но тогда это означает…
— Я знаю, о чем вы подумали, — продолжал Лю. — Что ваша программа бессмысленна. Она всегда действует с задержкой. Отстает от нас на один шаг. Просто ведет вас по пути, заданному нами. И никак не помогает предотвратить убийство.
— Но как же так? — спросил Том. — Зачем такая программа понадобилась нашему Агентству?
— В это-то все и дело. Именно за этим мы к вам и обратились. Они сами не имеют представления о том, как устроена программа. Вся загвоздка в разработчике. Это наш человек. И он вешает им лапшу на уши.
Старик Джордан! Том и представить себе не мог.
— А как же раньше, до взрывателей? — спросил он.
— Тоже наших рук дело. Мы добывали по своим каналам информацию о готовящихся мафиозными кланами преступлениях. Скидывали ее Джордану. В нужный момент он подавал сигнал на сканер. И все дела. Программа — просто наш шанс на передышку. Боковой путь. Но рано или поздно люди Агентства должны были понять, что он ведет в тупик. И это час близок. В любую минуту Джордан будет раскрыт. Ваша задача — вытащить его оттуда.
— Вы смеетесь? Джордан сидит в отдельном крыле со специальным кодом доступа, который он сам не знает. И я уже больше не сотрудник Агентства. Как я туда попаду? Они охотятся за мной.
— Да, вы правы. Это сложно. Но шанс есть. И мы должны его использовать. Код мы сосканировали. Я вам его передам. А вы явитесь в Агентство к вашему боссу и придумаете какую-нибудь легенду.
— Какую, например? Что я рождественская фея?
— Я не иронизирую. Придумайте любую. Что вы оторвались от них из чувства самолюбия. Хотели самостоятельно провести расследование и докопаться до истины. И докопались. Узнали про взрыватели. Скажете, что обезвредили нашего человека в момент, когда он прицеплял взрыватель к воротнику очередной жертвы. Принесете им сам взрыватель. Я дам вам его с собой. Это будет для них большим сюрпризом. Настоящим подарком на блюдечке.
— И вы думаете, мне поверят?
— Вполне. Все, что вы расскажете — недалеко от правды. Просто утаите пару деталей. Про то, что побывали в нашем поселке. И про принцип программы. Не надо облегчать им их работу. Пусть сами перебирают варианты. Это даст нам несколько лишних дней.
— Допустим, что так. Но что, если они обнаружат мой антиопределитель? Вы про это подумали?
— Наш человек дезактивирует его, перед тем как вы войдете в Агентство.
— Почему я должен вам помогать?
Том посмотрел на Лю. И впервые заметил, что под маской его энергичности скрывалась безмерная усталость. Лю сел за стол напротив Тома.
— Вы не должны. Вы просто подумайте. Вернитесь домой, сядьте спокойно и подумайте. Посмотрите внутрь событий. В прошлое и будущее. И вы поймете, что у вас нет никакого выбора. Все давно предопределено.
В эту ночь Том не смог заснуть. Они лежали, обнявшись с Полли. Полли гладила его по лицу, по волосам.
— О чем ты думаешь? — спросила она.
— Лю говорил о предопределенности, — сказал Том. — Но, я не понимаю, что это такое. Ты тоже считаешь, что все в жизни предопределено?
— Я это знаю, — ответила Полли. — Со мной это случается.
— Что именно?
— Сложно объяснить. Это стало происходить в последнее время. Стоит мне о чем-то подумать, как это случается.
— Ну, например?
— Ну, как тебе сказать. Например, я подумаю, что хочу кого-нибудь встретить, и тут же его встречаю. Или со мной что-то произойдет, и это действительно происходит. А ты мне вообще приснился.
— Правда?
— Перед тем, как меня послали на задание, я была в Монреале. В тот день я была в музее. Мы с подружкой открыли музей барабанного искусства. Приезжал учитель горлового пения из Тувы и давал семинар. Я волновалась, как все пройдет, и очень устала. Потом еще приходил на переговоры владелец помещения, которое мы арендовали. Мы боялись, что он повысит аренду или вообще нас выгонит. А он оказался нормальный мужик, сказал, что сам ездит на разные практики. Йога, цигун, холотропное дыхание. В общем, он так проникся нашей деятельностью, что сказал, что вообще отменит арендную плату. Это был настоящий восторг! В общем, я пришла домой, и такое ощущала смешанное чувство радости и безмерной усталости. Вырубилась как убитая. А ночью мне приснился ты. Я видела твое лицо, твои мускулистые руки. За нами была погоня, и мы с тобой неслись куда-то. Тусклый свет в длинных коридорах, шахты лифтов, люки, подземные туннели. Ты оборачивался назад и стрелял в темноту. Все это я видела. А на следующий день со мной связались люди Лю и сказали, что пришло время моего задания. Я полетела в Москву. Ну а что было потом… ты знаешь.
Том пригнул голову и поцеловал Полли в худую косточку ключицы. Потом они лежали в тишине. Каждый знал, что скоро Том уйдет, но у них не было слов, чтобы говорить об этом. Том думал о том, что, в отличие от Полли, он не видит будущее. Он не знал, вернется ли он или нет. Впереди была пустота. Он лишь знал, что нужно идти, но ему было тяжело. Холодная тоска сдавливала его сердце. Впервые за долгие годы он познал нежность. И этой нежностью была Полли. Он понял, что двое — это один. Что можно засыпать вдвоем и просыпаться вдвоем. Согреваться теплотой чужого тела, ставшего твоим. И он боялся ее потерять. Раньше он безропотно уходил на задания, не думая о собственной смерти и не страшась ее. Хотя многие из этих заданий не уступали по сложности нынешнему. Но теперь незнакомое щемящее чувство леденило его. И он лежал на кровати, смотря как на рассвете проступают из темноты тонкие черты лица Полли, ее мягкие щеки, губы, ресницы, длинный разрез глаз. Он лежал, пытаясь запечатлеть ее облик и оттянуть, отсрочить момент ухода. Остановить время.