Сияющий полдень Уренира

Глава 2

Третье ноября считалось днем рождения Асты, и они всегда проводили его вместе. Вообще говоря, эта дата никак не была связана с появлением на свет Анны Марии Блейд, к коему ее отец, Ричард Блейд, тоже не имел никакого отношения — как и его родная реальность. Аста Лартам родилась в мире Киртана, в неведомых далях пространств и времен, отстоящих от Земли на неведомое и неизмеримое расстояние. Там она и прожила до семнадцати лет, превратившись в очаровательную юную девушку с точеной фигуркой и нежным личиком, с сапфировыми глазами под арками темных бровей, каштановыми локонами и алыми губами. К сожалению, в реальности Киртана, суровые нравы которой напоминали Европу в начале второго тысячелетия, прелести Асты не остались без внимания; нашелся и сеньор, весьма желавший заполучить право первой ночи.

Блейд, очутившийся в Киртане в ноябре семьдесят шестого — по земному счету времени, разумеется, — попытался устроить девочке побег, а когда дело сорвалось, телепортировал ее в Лондон. Таким образом, юная Аста сразу стала очень важной персоной: первым и пока единственным разумным существом, переброшенным с помощью телепортатора на Землю из иного мира. Однако в приемной камере Малыша Тила она появилась не совсем в разумном состоянии и далеко не в том прелестном облике, который имела в Киртане. Правда, с последним утверждением можно было бы поспорить: у семнадцатилетней девушки своя прелесть, у полугодовалой малышки — своя.

Да, Аста сильно помолодела, пока ее разум и плоть мчались на Землю по тропинкам времен, извивавшимся среди звезд и галактик! Лорд Лейтон ничего не мог сказать о причинах подобной метаморфозы, а Блейда оные причины вообще не интересовали: он получил дочь и, по зрелом размышлении, решил, что это совсем неплохо. Она была его ребенком, только его, и ничьим больше — ведь ни одна женщина на Земле не могла предъявить каких-либо претензий на эту малышку. И в подобной ситуации скрывалось множество преимуществ.

Удочерив девочку, Блейд указал в метрике как дату ее рождения третье ноября 1976 года — день, когда он отбыл в Киртан. На самом деле Аста выглядела на четыре или шесть месяцев постарше заявленного им возраста, но кого это интересовало? Дж., начальник отдела МИ6А и всемогущий шеф Блейда, принял необходимые меры, и все нужные бумаги были оформлены в течение суток. Аста Лартам исчезла, зато все законные права обрела Анна Мария Блейд, младенец женского пола, урожденная англичанка, дочь полковника Ричарда Блейда и женщины, пожелавшей остаться неизвестной.

Аста жила и воспитывалась в весьма достойной семье, у пожилых бездетных супругов, которые не чаяли в ней души. Но с самых ранних лет она знала, что тетушка Сьюзи и дядюшка Пит — всего лишь ее тетушка и дядюшка. Самым же главным и самым родным был отец — обожаемый дадди Дик.

В этом ноябре Асте исполнилось шесть лет, и она являлась очаровательной юной леди, весьма разумной, воспитанной и одолевшей не только свои первые книжки на английском, но и способной связать пару фраз на немецком и французском. Блейд полагал, что через год или два он выберет хорошую закрытую школу для девочек, где его малышка получит среднее образование и подготовится для поступления в университет.

Но то были далекие планы; сейчас же Аста сидела рядом с ним за столиком фешенебельного ресторана, поглощая куриную котлетку. Вечером, и уютном домике тетушки Сьюзи и дядюшки Пита, соберутся подружки и приятели, ребятишки из соседних коттеджей, и пир пойдет горой — с именинным пирогом о шести свечах, лимонадом, чаем, печеньем и пирожными, с визгом, с шумом и веселыми играми… Но то будет вечером! Днем же Аста и ее дадди отмечали событие наедине, и малышка, впервые попавшая в ресторан, вела себя с важностью наследницы британской короны.

Аста расправилась с котлеткой. Заметив это, Блейд наполнил ее фужер лимонадом и поднял свою рюмку.

— За тебя, мое солнышко!

Они чокнулись и выпили. Официант, мгновенно выросший за спиной девочки, подал мороженое, горячий шоколад для Асты и кофе для Блейда. Малышка, однако, не торопилась приступать к десерту.

— Дадди, мне надо с тобой ссрье-о-озно пог-оворить, — эта фраза звучала бы совсем по-взрослому, если б она не растягивала так забавно некоторые слова.

— Возникли какие-нибудь проблемы, Асти? — спросил Блейд.

— Никаких про… проб-лем, — она героически, справилась с трудным словом. — Просто я хочу быть с тобой почаще.

Теперь, когда девочка подросла, Блейд старался забирать ее к себе на уикэнд почти каждую неделю — когда был в Лондоне. Но последнее время это случалось не так часто: в марте он вернулся из Эрде, апрель провел в Ницце на отдыхе, в августе начались пертурбации в связи со смертью лорда Лейтона, сентябрь и часть октября Блейд провел в Таргале, возвратившись оттуда дней десять назад. Фактически только май и два летних месяца он мог регулярно видеться с дочкой, но и этот срок был ополовинен: летом тетушка Сьюзи увезла Асту на взморье, на один из детских курортов.

Припомнив все это, Блейд виновато улыбнулся и сказал:

— Потерпи чуть-чуть, малышка. Твоему дадди предстоит еще одна командировка, самая последняя, а потом он засядет в Лондоне… засядет насовсем.

Он знал, что вопрос о назначении его шефом МИ6А и руководителем проекта «Измерение Икс» уже решен. Что касается звания бригадного генерала, то позавчера Ричард Блейд уже примерил свой новый мундир.

— Засядет… — с легким недоумением произнесла Аста, ковыряя ложечкой мороженое. — Я не понимаю, папочка… Куда ты за-ся-дешь? — она произнесла незнакомое слово по слогам.

— Я буду сидеть в кабинете, лапушка. Это такая комната для начальников, где находятся большой стол, кресло и много-много телефонов…

Аста захлопала в ладоши.

— Я знаю, что такое кабинет! — заявила она. — У дядюшки Пита есть кабинет, но там столик маленький и только один телефон. А у тебя много телефонов! Значит, это и взаправду ка-би-нет для на-чаль-ни-ков! Значит, ты тоже будешь на-чаль-ни-ком!

Этот вывод был неоспорим, и Блейд, вздохнув, признался:

— Да, Асти, я тоже буду начальником. Буду сидеть в кабинете, говорить по телефону и раздавать приказы…

Он уже почти смирился с такой перспективой — хотя бы ради Дж., который уже лет пять поговаривал об отставке. Возможно, старый разведчик высидел бы еще год-другой в своем кресле, но смерть Лейтона его подкосила. К счастью, не в физическом смысле; несмотря на свой преклонный возраст, Дж. был весьма крепок. Однако он с математической точностью вычислил момент, когда надо уйти. Ричард Блейд, заменивший старому холостяку сына, вступал в зрелые годы, когда человеку солидному, достигшему генеральского звания, уже тяжеловато протискиваться ту узкую щель, что вела в иные миры. Значит, Ричарду Блейду пришло время сменить амплуа, превратившись из исполнителя в руководителя. И предусмотрительный Дж. еще пару лет назад начал давно запланированную операцию, в результате которой Ричард Блейд должен был унаследовать и должность, и кабинет своего шефа.

Аста еще не могла разобраться во всех этих тонкостях, но поняла одно: ее дадди будет большим начальником и перестанет исчезать из Лондона на целые месяцы.

Подлив девочке лимонада, Блейд полез в карман, вытянул сигарету и, воровато оглянувшись, прикурил. Ему не пришлось пользоваться зажигалкой; коснувшись пальцем кончика сигареты, он ощутил мгновенный прилив тепла и всплеск огненного жара. Табак затлел, и странник довольно улыбнулся. Способность к пирокинезу, возвратившаяся после недавнего странствия в Таргал, радовала его не меньше, чем мальчишку — новый велосипед. Аста, к счастью, не заметила, какие чудеса вытворяет ее дадди.

— Сколько телефонов в твоем кабинете? — спросила она, прилежно трудясь над мороженым.

Перед мысленным взором Блейда возник стол Дж., старинный, массивный и довольно просторный; рядом находилась тумбочка, тоже старинная, которую старик использовал в качестве бара. На ней-то и стояли телефоны в количестве пяти.

— Семь, — сказал он, чтобы сделать приятное Асте. Семь телефонов означало, что он — очень большой начальник; по крайней мере, в глазах своей дочурки.

— О! — Аста округлила глаза. — Семь! — Отложив ложечку, она принялась чтото считать, загибая розовые пальчики. — Семь телефонов — семь дней! — последовало торжественное заявление. — Воскресенье, понедельник, вторник…

— Я понял, лапушка, можешь не продолжать, — сказал Блейд.

Аста повозила ложечкой в креманке с мороженым.

— А твои телефоны — разноцветные, дадди?

— Разумеется. Два — красных… — начал Блейд, но девочка тут же прервала его, сморщив носик и заявив:

— Два красненьких нельзя, папочка! Все, все должны быть разноцветными! Красненький — для воскресенья, розовый — для понедельника, желтый — для вторника…

На этот раз Блейд дал ей закончить и согласно кивнул:

— Я непременно установлю себе семь разноцветных телефонов, как ты сказала. И тогда ты сможешь звонить мне в воскресенье по красному…

Он хотел продолжить перечисление, явно забавлявшее девочку, но Аста напомнила:

— В воскресенье мне не надо звонить тебе, дадди. В воскресенье я буду с тобой… и в субботу… В воскресенье и субботу я совсем-совсем другая!.. — вдруг негромко пропела она.

— Почему, Асти?

— Вот видишь! У тети Сью я — Анни, а у тебя — Асти… Тетя Сью одевает меня в платьица, а ты любишь, когда я ношу ком-би-не-зон… — Асти провела по рукаву своего нарядного серебристого комбинезончика и заключила; — Нет, в воскресенье и субботу я — другая девочка!

Блейд смотрел на нее едва ли не с благоговейным восторгом. Шесть лет назад ему в руки сунули крохотное создание, почти ничем не напоминавшее семнадцатилетнюю красавицу Асту Лартам. Теперь бы он этого не сказал! Сейчас все было на месте — и сапфировые глаза, и каштановые локоны, и розовые губы. Круг неизбежно замкнется, и его Аста, Анна Мария Блейд, станет такой же прелестной, как и та, киртанская… Иначе и быть не могло — ведь они являлись одним и тем же существом!

— Интересно, — сказала Аста, — а могу я быть еще и совсем другой девочкой? Другой-третьей и другой-четвертой? Например, когда со мной гуляет дедушка Коль? — так она называла Дж.

— Ты будешь другой, когда вырастешь, — сказал Блейд. Он протянул руку, потрепал шелковистые каштановые локоны, и малышка подняла на него засиявшие глаза. — Я обещаю, что вскоре мы станем встречаться с тобой чаще. Когда я вернусь из самой последней командировки…

— Дадди, зачем тебе ехать в эту самую последнюю ко-ман-ди-ров-ку? -спросила Аста. — Ты не мог бы сразу стать на-чаль-ни-ком?

— Я должен ехать, — вымолвил Блейд, отвечая не то девочке, не то себе самому.

— Зачем?

— Увидеть новое место, малышка. Поглядеть…

Да, тут действительно было на что поглядеть!

Солнце, сиявшее в самом зените, прямо над головой странника, было похоже на земное, и небо выглядело таким же голубым, но на этом сходство кончалось.

В родном мире Ричарда Блейда небесный купол опрокидывался над землей, прикрывая ее гигантской чашей; здесь же земля казалась чудовищным неглубоким котлом или тазом, на который сверху надвинули голубую крышку неба. Края ее были размыты и подернуты цветным туманом. Блейд не видел здесь линии горизонта, той четкой черты, где небесам — разумеется, для человеческого взгляда — полагалось граничить с лесом и степью, болотом или горами; разноцветные туманные полоски и пятна по всей верхней окружности земного котла постепенно переходили в синеву, сливались с небом.

Откинув голову, Блейд разглядывал вздымавшуюся перед ним огромную карту. За лесом вставал горный хребет, до которого было пятьдесят или сто миль, сложенный из розового гранита или чего-то подобного — во всяком случае, его изрезанные причудливые вершины напоминали шапки бледнорозовых пионов. Дальше, в том направлении, куда смотрел странник, лежало море -некая ровная синяя поверхность, выдававшаяся из-за хребта и будто служившая фоном его каменным цветам. Выше, за морем, нельзя было различить ничего, поскольку дальний его край, подымавшийся градусов на двадцать от привычной Блейду линии горизонта, таял в небесах. Скорее всего, это синее полотнище, нависшее над розоватыми горами, являлось океаном, а не морем. В нем чувствовались воистину океанское величие и безмерность, и Блейд, неведомо почему, вдруг подумал, что этот океан уходит вдаль не на тысячи, не на десятки тысяч, а на миллионы миль.

Странная мысль, решив он, по-прежнему не сводя взгляда с синего занавеса, стекавшего к вершинам гор развернутым рулоном сапфировой и аметистовой парчи, расшитой серебряными блестками. Тысяча миль являлась очень большим расстоянием, десяток тысяч был уже дистанцией планетарного масштаба, сотня тысяч составляла немногим меньше половины той космической бездны, что отделяла Землю от Луны. Но миллионы миль? Пространство, которое оценивалось подобной мерой, было сопоставимо со всей Солнечной системой.

Блейд не мог представить, почему идея о безмерной протяженности обозреваемого ландшафта пришла ему в голову. В конце концов, он находился на планете, в мире с нормальным тяготением и привычным составом воздуха, с небом и солнцем, весьма похожими на земные. Да, он явно пребывал на планете, а не в космосе, и немыслимые размеры этого моря или океана, висевшего над розовыми горами, являлись всего лишь иллюзией!

Он видел в его сине-голубом пространстве пятна зеленого, желтого и коричневого, некие пестрые области и районы, над которыми вроде бы клубились тучи. Вероятно, то были острова, покрытью лесами, гористые, песчаные… Или целые континенты?

Покачав головой, Блейд медленно повернулся, пытаясь проследить иззубренную розовую полоску гор, тянувшуюся слева направо, с востока на запад. С востока на запад? Или с запада на восток? Может быть, с юга на север или наоборот?

Почему-то он полагал, что стоит лицом к югу, но, взглянув на солнце, висевшее прямо над головой, понял, что затрудняется определить стороны света. С тем же успехом он мог глядеть сейчас на север, на запад или восток, на юго-запад или северо-восток! Во всем этом было нечто странное, какая-то дьявольщина…

Блейд потер затекшую шею, сердито сплюнул в траву, и вновь уставился на розовый горный хребет. Оба его края загибались, словно охватывая и лес, и болото, и все огромное пространство суши, на, котором сейчас находился странник. Сколько видел глаз, слева и справа над розоватой полоской синел океан, а под ней виднелось нечто зеленое, серое, желтое, коричневое -обычные краски твердой земли. Они текли вдоль стен гигантской плоской чаши, сливались в неразличимую картину, в пестрый запутанный клубок, где было невозможно отличить скалы от леса, пустыни от степей, плоскогорья от морей и океанов, озера от снежных горных вершин; и все это вместе и по отдельности — от туч и облаков. Затем, еще дальше и выше, к самому краю чаши, отдельные цвета теряли свою определенность, расплывались, окончательно перемешивались и тонули в голубом небесном просторе.

Покачав головой, странник опустил взгляд. Он уже смирился с тем, что попал как бы в двойной мир, вполне привычный вблизи, но полный каких-то странных иллюзий на заднем плане. К счастью, ближнее в настоящий момент было куда важнее дальнего, и Блейд, подобрав свои копья, решительно направился в лес, подальше от встававших над горами фантомов, от топкого болота, и поближе к пище.

Вскоре плотные зеленые кроны сомкнулись над странником. Отсюда, изпод лесного полога, он не видел ни розового горного хребта, ни чудовищного океана, ни прочих непонятных объектов и тех ярких и приглушенных красок, которыми пестрели приподнятые края этой чудовищной чаши, блюдца или котла. Лес стеной своих стволов, кровлей ветвей и листьев защищал Блейда от нависавшего вдоль границы небес безумия, милосердно прикрывая калейдоскоп иллюзий и выставив на обозрение все те же стволы, ветви и листья, а также клочки голубого неба вверху да солнце, изредка мелькавшее в разрывах древесных крон.

Этот лес казался прекрасным! Тут были мощные раскидистые деревья, лиственные и хвойные, почти неотличимые от земных буков, дубов и сосен; тут вздымались ввысь темно-зеленые свечи кипарисов; тут росли какие-то бочкообразные многоствольные великаны с плоскими кронами — целая роща из одного дерева! Одни растения напоминали пальмы, другие походили на бамбук, кусты акации и сирени, третьи — на лиственницы, секвойи, голубоватые ели или гигантские папоротники с перистыми листьями. На обвивавших их лианах, то гибких и тонких, то одеревеневших и мощных, словно огромные, футового диаметра, канаты, пламенели цветы, большинство деревьев было усыпано плодами и крупными орехами, и Блейд готов был поклясться, что все эти лесные дары абсолютно съедобны.

Он не прошел и сотни шагов, как по дороге стали попадаться уютные поляны с мягкой травой, заросли похожих на ковер мхов, крохотные ручьи и озерца; одни притаились в тени, другие сверкали прозрачными водами на луговинах, среди цветов и трав, берега третьих обрамляли маленькие каменистые пляжи. В лесу были камни и побольше. Кое-где Блейд видел невысокие утесы и валуны, торчавшие из мягкой почвы, а один из ручьев сбегал со склона пологого холма, заваленного глыбами кремня.

И живность!.. Тут оказалось полно всякой живности — и птиц, и зверей, свистевших, верещавших, возившихся в древесных кронах и на земле!

Ошеломленный этим нежданным изобилием, странник замер, озираясь по сторонам. Дичь, плоды, лианы, кремень, скалы, деревья… Пища, материал для луков, копий и топоров, камни, с помощью которых можно высечь огонь… Рай для первобытных охотников! О таких угодьях остается лишь мечтать!

Пожалуй, леса Талзаны и Иглстаза были не менее красивы, но этот показался Блейду более щедрым. Ему чудилось, что некая высшая воля собрала в одном месте все, что могло пригодиться нагому и беззащитному человеку, вступившему в новый мир, — не то в виде приветствия, хозяйского дара гостю, не то в качестве приманки. Во всяком случае, лес представлял такой контраст унылому болоту, по которому ему пришлось проблуждать несколько часов под дождем, что Блейд в изумлении прикусил губу.

Затем он огляделся, сорвал плод, походивший на титанических размеров огурец, и зашагал обратно к опушке. Стоило взглянуть на грязное болото и на зеленое лесное царство одновременно, чтобы составить более верное впечатление об этих местах! Об этом мире, который вначале погрузил его в уныние, потом удивил, а после начал преподносить подарок за подарком!

Мякоть «огурца» была прохладной и свежей, кисло-сладкой, приятной на вкус. Странник как раз расправился с ним, когда за деревьями вновь засинел необъятный небесный простор, почти плоский голубой диск, опиравшийся на пестрое широкое кольцо размытого горизонта. Блейд вышел на опушку и остановился, с изумлением взирая на недавнюю топь. Поросший травой песчаный откос, по которому он минут сорок назад поднимался к чаще, был на месте -как и странные кусты с заостренными стволами-дротиками; солнце по-прежнему висело в зените, и над головой нельзя было заметить ни облачка. Но болото исчезло! Вместо него перед странником простиралась широкая равнина, где шуршали, разворачивали свои стреловидные листья травы, распускались цветы, покачивались под легким ветерком серебристые метелки ковыля, прозрачными алмазными очами гляделись в небеса озера. Казалось, лиловый дождь напитал почву неистощимой живительной силой, и сейчас она выбрасывала вверх, к жаркому солнцу, все новые и новые зеленые стебли, на которых покачивались радужные головки цветов.

С четверть часа Блейд глядел на это чудо, затем, покачивая головой, повернулся и зашагал в лес. На какое-то время он смирил свое любопытство. Еще не минуло и половины дня, как он появился в этом мире, не менее удивительном, чем Таргал, окутанный плотной и почти безжизненной атмосферой, или Гартанг, с его лесами, полными чудовищ. Пройдет день, другой, третий; загадки начнут множиться, как снежный ком, чтобы в какой-то момент растаять, обнажив истину. Так было во многих реальностях. Рано или поздно на все вопросы находились ответы, необычайное становилось естественным, поразительное — привычным. Блейд не торопился; ему предстояло до капли, до самого дна испить сладость и горечь своего последнего странствия, и это заключительное пиршество не терпело суеты.

Он шел к розоватому горному хребту, нависавшему над лесом, то и дело останавливаясь, чтобы распробовать какой-нибудь новый плод и ягоды или сорвать лиану, подходящую для перевязи. Часа через три путнику показалось, что начинает смеркаться; обратив взгляд к небу, он заметил, что солнце, все так же висевшее в зените, начинают затягивать облака. Они совсем не походили на давешние лиловые тучи, пролившиеся обильным дождем; эта облачная масса двигалась на огромной высоте и была чернильно-фиолетовой, темной и необычайно густой. Примерно с полчаса солнечный свет мерк, убывал, пока небосвод над головой полностью не затянула плотная мгла. Вероятно, наступала ночь — странная ночь в этом странном мире, где светило не пряталось за горизонт по вечерам и не вставало над краем земли утром.

Блейд, перепробовавший с десяток плодов и вполне сытый, забрался на дерево. Хотя ему не попадались ни опасные твари, ни вообще никакие животные крупнее овцы, он предпочитал максимально обезопасить место своего ночлега. Самым подходящим он счел растение-рощу с плоской кроной. Три десятка неохватных стволов занимали площадь около тысячи квадратных ярдов; их толстые ветви переплетались, образуя надежную и упругую опору, перевитую еще и лианами. Это лиственная полянка висела в тридцати футах над землей, образуя нижний ярус леса, над которым простирались кроны дубов и елей -вернее, тех деревьев, которые Блейд решил называть этими именами. Еще выше в небо уходили зеленые башни кипарисов и секвой, казавшиеся в полутьме огромными колоннами и пирамидами размытых очертаний.

Осторожно пробираясь по пружинящей крыше дерева-рощи, Блейд вдруг обнаружил весьма удобное место. Тут вроде бы лианы переплелись особенно плотно, а их большие и мясистые листья выстилали ветви неким подобием матраса, довольно толстого и мягкого. Странник решил, что это ложе на ощупь кажется вполне подходящим. В сумерках его было трудно разглядеть, но Блейд попробовал покачаться на ветвях и убедился, что держат они прочно. Затем он лег на спину, пристроил с правой стороны свои копья, а с левой — увесистую заостренную пластину кремня, подобранную по дороге, и уставился вверх.

Тучи закрыли местное светило непроницаемым пологом, создав некую иллюзию ночи — не темной земной ночи, а серой или серебристой, ибо неясные тени солнечных лучей, профильтрованные облаками, напоминали свет луны. Это казалось красивым, таинственным и чарующим, и Блейд сожалел лишь о звездах, которых тут, очевидно, ждать не приходилось. Он лежал с полчаса, прислушиваясь к вскрикам птиц и шуршанью травы где-то внизу, под своим воздушным ложем, опасаясь, что вот-вот раздастся громоподобный рык какого-нибудь хищника, но все было спокойно. Потом веки странника сомкнулись, и он уснул.

Пробудился Блейд от дождя. По сравнению со вчерашним ливнем он напоминал теплый ласковый душ, приятно массировавший кожу; тонкие невесомые струйки смывали с тела странника последние следы болотной грязи, древесную труху и приставшие к ногам травинки. Блейд лежал в своей колыбели, нежась под деликатным прикосновением крохотных капель, разглядывая повисшие в небе тучки; они были изумрудно-зелеными, и дождь тоже казался изумрудным, хризолитовым, цвета весенней травы. Падал он недолго, всего с полчаса, затем зеленые облака рассеялись, словно по мановению волшебной палочки, и вечный поддень, царивший в этом мире, вновь вступил в свои права.

Блейд полежал еще несколько минут, ворочаясь с боку на бок и поджидая, пока прямые солнечные лучи не обсушат кожу и большие листья, выстилавшие его гнездо. Внезапно он заметил, что и в самом деле находится будто бы в гнезде, в большой овальной корзине, сплетенной из стеблей лиан и гибких ветвей дерева-рощи. Сделав это открытие, странник резко привстал, сел на колени и принялся с тревогой всматриваться в зеленую крону, послужившую ему убежищем.

Да, он не ошибся! Тут и там темнели гнезда, покинутые и пустые, но бывшие, несомненно, результатом чьих-то целенаправленных усилий. Блейд насчитал их около трех дюжин, затем, подвинув ближе свой каменный кинжал и дротики, приступил к изучению собственной корзинки

Ее сплели довольно искусно и выстлали дно ворохом листьев, еще не успевших потерять свежести. Значит, два или три дня назад здесь ночевали какие-то существа! Разумные или полуразумные, но вряд ли являвшие вершину местной цивилизации! Скорее всего, племя обезьян… или обезьянолюдей… ни питекантропы, ни неандертальцы уже не обитали на деревьях…

Не успели эти мысли промелькнуть в голове странника, как пальцы его зарылись в листья в поисках каких-нибудь артефактов местной культуры. Подстилка, дочиста промытая дождями, не пахла; в ней и под ней не было ни палок, ни каменных орудий, ни фекалий или остатков пищи; вероятно, древесное племя являлось поборником чистоты и порядка. Тем не менее Блейд обнаружил несколько бурых волосков длиной в три дюйма, и эта находка сказала ему о многом.

Волосатые! Он сталкивался с примитивными доисторическими племенами по крайней мере трижды, в Джедде, Уркхе и Брегге, и, если не считать омерзительных джеддских гобуинов, умел находить с этими парнями общий язык. Они уважали силу и жестокость — те качества, которыми Ричард Блейд отнюдь не был обделен. А посему он считал, что за сутки или двое сумеет стать в любой орде волосатых вождем, первым охотником, шаманом и пророком. Собственно говоря, если прибегнуть к помощи Малыша Тила, то на должность шамана он мог попасть за пять минут!

Ухмыляясь, Блейд спустился вниз, сунул в рот какую-то шишку, вкусом напоминавшую грецкий орех, и начал разглядывать мох под деревьями. Никаких следов он не обнаружил и решил, что волосатые аборигены этого полуденного мира предпочитают скакать по ветвям. Это был несомненный признак их дикости, куда более существенный, чем обильный волосяной покров. Катразские хадры, например, тоже были волосатыми (и, вдобавок, четырехрукими), но они являлись весьма цивилизованными существами, великими мореходами и морскими охотниками своей реальности. Вдобавок, несмотря на некоторую грубость нравов, любовь к спиртному и приверженность к крепким выражениям, хадры блюли некий кодекс чести, более гуманный и неизменный, чем законы Соединенного Королевства. Блейд, побывавший на Катразе лет двенадцать назад, сохранил о его шерстистых четырехруких обитателях самые лучшие воспоминания.

Коричневатые мягкие шишки или орехи, свисавшие с ветвей дерева-рощи, ему понравились. Завернув дюжину в широкий лист, он сунул кулек за пояс из лианы и зашагал по лесу, присматриваясь к кронам. Там, однако, мельтешили лишь птицы да с десяток пород всяких зверьков, напоминавших то больших бесхвостых белок, то обезьянок с блестящим серебристым мехом, то апатичных ленивцев, то юрких пушистых куниц. У этих, в отличие от белок, имелся длинный и подвижный хвост, которым они ловко подтягивали к себе понравившиеся плоды. Совершенно очевидно, ни одно из этих созданий не являлось хищником — как и наземные животные, полосатые маленькие свинки, легконогие лани с изящными рожками, какие-то резвые прыгучие твари, которым могли бы позавидовать кенгуру, и прочая лесная мелочь, напоминавшая Блейду то барсука, то енота, то ежа, покрытого не колючками, а жесткой, топорщившейся во все стороны шерстью.

Пожалуй, наиболее опасным существом в этом зверином царстве был сам Ричард Блейд, с его каменным кинжалом, копьями и желудком, жаждавшим мяса. Вскоре он доказал это на практике, подбив крупную птицу величиной с индюка, с ярким и необычным оперением — хвостовые перья оказались шириной с ладонь. Странник связал ей лапы лианой, сделал петлю и, перебросив добычу через плечо, решил поискать ручей. Этого добра в лесу хватало; крохотные речки и ручейки попадались почти на каждой поляне, и многие струили свои воды в небольшие озерца размером с домашний бассейн.

На берегу одного из таких ручьев Блейду сказочно повезло. Тут был галечный пляжик шириной в четыре фута, заполненный плоскими разноцветными камешками самых разных размеров — от крохотных, с ноготь мизинца, до увесистых дисков величиной с ладонь. Некоторые оказались почти прозрачными, отшлифованными водой и мелким песком, блестящими, как горный хрусталь. Вероятно, это и был кварц; Блейд заметил не только бесцветные разновидности, но и сиреневый аметист, и желтый, солнечного цвета цитрин. Он поднял одну из прозрачных галек, удивляясь ее сходству с двояковыпуклой лупой, стал разглядывать ее на свет, и вдруг щеку его под самым глазом обожгло. Он и в самом деле нашел лупу!

Через полчаса на полянке у ручья пылал костер, а над огнем висел на вертеле ощипанный и выпотрошенный индюк. Блейд мастерил себе юбку из длинных и широких хвостовых перьев, не забывая время от времени поворачивать птицу и с тоской поглядывая на яркие языки пламени. Еще совсем недавно он мог поджечь эту груду хвороста без всякой лупы, без помощи огнива или спичек! Но — увы! — он потерял свой дар… По собственной глупости!

Покачав головой, странник постарался прогнать невеселые мысли, с прежним усердием продолжая трудиться над своим пестрым одеянием. Вскоре пояс-кильт был готов, и жаркое тоже поспело; если не считать отсутствия соли, удалось оно на славу.

Впрочем, как полагал Блейд, если как следует поискать, то в окрестностях обнаружилась бы и соль. Этот лес был на диво изобильным! Впившись зубами в сочную ножку, он вновь попытался оценить все местные богатства: благодатный климат, невероятное количество плодов, несметные запасы дичи, камень, дерево, лианы, природные зажигательные стекла, изобилие чистейшей воды и свежего воздуха. Воистину, мягкая колыбель для любой первобытной культуры! Кто ее только устроил? Кто с такой заботой пестует местных обезьян, гнездящихся где-то на деревьях?

Вытирая жир с подбородка, он поднял голову и осмотрел небо и ветви ближайших деревьев. Ни тут, ни там не было ничего заслуживающего внимания, но Блейд почти не сомневался, что в чудесном лесу обитает некое примитивное племя или племена, а где-то за лесом и горами находятся покровители, устроившие весь этот первобытный рай. В конце концов Хейдж переправил его в область мощных темпоральных возмущений, и было совершенно ясно, что их устраивают не мохнатые обитатели плетеных гнезд!

В урочное время над лесными чащами распростерлась полутьма; наступила ночь — или, вернее, псевдоночь, наведенная все теми же плотными облаками, внезапно сгустившимися из ничего. Эти тучи совершенно не походили на земные; они казались куда плотнее, и протяженность их фронтов, вероятно, исчислялась тысячами или десятками тысяч миль. Они не клубились, как дождевые облака, не сверкали молниями, не рокотали громами, не сеяли ливнем; быстро и бесшумно они затягивали небосвод, словно задергивая некую шторку, создававшую иллюзию ночи.

Утром — таким же условным, как прошедшая псевдоночь — снова выпал дождик, на сей раз бирюзовый. Эти разноцветные ливни являлись еще одной загадкой, над которой Блейд долго ломал голову. Разумеется, радужные дожди украшали местный пейзаж и придавали ему неповторимый экзотический колорит, но вряд ли их функция заключалась только в этом. Поразмыслив, странник решил, что падавшая с небес вода содержит какие-то добавки. Может быть, таким образом вносились микроэлементы в почву или осуществлялась глобальная санация огромных пространств степей и лесов? Как бы то ни было, затяжной лиловый дождь, под который он попал в первые же часы в этой реальности, больше не повторялся. За изумрудным и бирюзовыми дождями выпал розовый, и страннику пришло в голову, что эти цветные ливни словно маркируют дни, проведенные в мире вечного полудня. Итак, в день розового дождя он заметил, что за ним следят.

Преследовавшее его создание передвигалось абсолютно бесшумно. Блейд не слышал ничего — ни шороха травы, ни потрескивания ветвей; он не замечал никакого запаха, не видел трепета листьев или мелькнувшей за стволами тени, и это казалось ему очень странным. Горная цепь из розоватого гранита приближалась, подлесок редел, и тишь древесные кроны могли еще служить надежным укрытием. Возможно, за ним и наблюдали оттуда? Он удвоил внимание, но по-прежнему не обнаружил явных признаков слежки. Однако давящее ощущение чужого взгляда на спине не проходило, и в подсознании включился тревожный сигнал: неведомым преследователем замышлялось что-то недоброе.

Что ж, решил странник, в любом раю может обнаружился свой дьявол. До сих пор он путешествовал по этой благодатной земле в полной безопасности, пуская в ход дротик или кремневый кинжал лишь для того, чтобы подшибить очередного индюка, теперь настала пора схватиться с кем-то посерьезнее. Не с теми ли существами, что обитают в больших гнездах на деревьях?

Лес кончался, местность начала повышаться Впереди вставала до самых небес гранитная стена, венчающие ее пики были острыми, словно лезвия подъятых кверху копий. Собственно, небо висело где-то в тысячах — или миллионах? — миль над этим каменным барьером, между ним и небесами синел океан. Блейд разглядывал острова, разбросанные в его необозримом просторе, гадая об их истинных размерах. Временами ему казалось, что эти пестрые пятна причудливых очертаний имеют совсем крохотные размеры, но иногда масштаб как будто смещался, и страннику чудилось, что перед ним разворачивается панорама огромных континентов, в десятки раз превосходящих всю сушу Земли.

Он заторопился, желая поскорей выбраться из лесной чащи на открытое пространство, пологий косогор шириной в милю, обрамлявший подножия гранитных утесов. Там к нему не подберется незамеченным ни один враг, к тому же скалы предоставляли большие возможности для обороны. Вот только удастся ли забраться на них? Сквозь просветы между деревьями гранитная стена выглядела нерушимым розовым монолитом, без трещин, разломов и отверстий пещер. Впрочем, что можно разглядеть с далекого расстояния? Блейд полагал, что не найдется скалы, непреодолимой для опытного человека, пусть даже без альпинистского снаряжения.

А если его загонят в тупик… Что ж, тогда он либо договорится с волосатыми, либо пустит в ход Малыша. Судя по размерам гнезд, местные аборигены были немного крупнее человека, а это значило, что он может переправить в Лондон целое стадо со скоростью десять особей в минуту. На миг у Блейда мелькнула мысль, что самцы могут и не попасть по назначению -телепортация живых существ имела некие странные особенности. Он попытался вспомнить свои четырехлетней давности эксперименты в Ханнаре, как вдруг на спину ему свалилось что-то огромное и тяжелое.

Странник упал, как подкошенный, уткнувшись лицом в мягкий мох. Атака этой твари — или тварей, судя по обрушившемуся на него весу — оказалась настолько неожиданной, что он не успел пустить в ход дротики, а лишь отбросил их, чтобы освободить руки. Оставалось надеяться лишь на свою силу да каменный кинжал, из положения «ничком» особо не размахнешься, так что приемы карате не давали тут особого преимущества.

Он потянулся к кремневому лезвию, но хватка сильных лап словно сковала предплечья. Похоже, тварей, что сопели сейчас на его спине, было не меньше трех: одна держала руки, другая вцепилась в голени, а третья повисла на щиколотках. Грузные ублюдки, подумал Блейд, с трудом привстав на четвереньки. Затем он изо всех сил лягнул самого нижнего из противников, рассчитывая разбить ему череп или, как минимум, сломать ключицу. Нога его, однако, необъяснимым образом угодила в пустоту.

Невероятно! Преодолевая сопротивление твари, насевшей ему на шее, он нанес удары локтями налево и направо — где-то там полагалось находиться среднему из мерзавцев, прижимавшему к земле его колени. Но ожидавшегося треска ребер не последовало, и Блейд, обливаясь холодным потом, снова попробовал дотянуться до кинжала.

Очевидно, противник, который держал его за руки, догадался, на что годится каменное острие; волосатая лапа скользнула к поясу Блейда, нащупывая кремень. Странник понял, что это почти конец. Троица дюжих дикарей держала его, и если один из них пустит в ход кинжал… Да, тогда конец! Удар по черепу, кровь и мозги, брызнувшие фонтаном… Его кровь!

Он не видел ничего и не мог воспользоваться телепортатором. Проклиная свою неосторожность и самонадеянность, Блейд вдруг сообразил, что правая его рука свободна. Один из противников — тот самый, что пытался завладеть кинжалом — допустил оплошность, и этим следовало воспользоваться! Не теряя времени, странник извернулся, стиснув шею врага в железном захвате.

Напавшие на него дикари по-прежнему оставались невидимыми, но теперь он чувствовал голову одного из них рядом со своим лицом. Шея, которую он давил, была мощной, мускулистой, волосатой; его кисть пришлась на самое горло, и Блейд вонзил пальцы под челюсть противника. Раздался хрип, и хватка трех пар рук внезапно ослабла.

Это казалось удивительным! Один тварь, одна голова, обозначалась вполне четко, но лап для нее было многовато! Где же остальные? Блейд снова принялся лягаться, отпуская сокрушительные пинки назад и в стороны, но безрезультатно. Он бил в воздух!

Тем не менее ноги его освободились, и, уперевшись коленом в землю, он резко перевернулся, пригибая голову пойманного в захват дикаря к его мохнатой груди. Треск шейных позвонков прозвучал для странника победным аккордом; он выпустил врага, откатился в сторону и вскочил на ноги. Миг — и дротики были в его руках. Раздувая ноздри, Блейд выставил вперед копье, оглядел безмолвные кроны, затем стремительно повернулся к поверженным, ожидая увидеть груду тел.

Нет! На земле валялся только один труп — огромной мохнатой обезьяны с нелепо вывернутой шеей. Странник не сразу понял, что так поразило его при виде семифутового бесхвостого монстра, покрытого бурыми короткими волосами, потом ему показалось, что в траве распластался гигантский жук — шерстистый, с головой гориллы и шестью лапами.

Эта тварь совсем не походила на катразских мореплавателей-хадров, о которых Блейд недавно вспоминал. У них тоже имелось по шесть конечностей, но нижняя пара была самыми обыкновенными ногами, а передние и задние руки росли примерно на одном уровне из плеч, неимоверно широких, но все же походивших на человеческие. Монстр же этого полуденного мира обладал совершенно иным сложением. Судя по всему, у него было два плечевых пояса, причем нижний располагался где-то посередине удлиненного корпуса, что придавало этой твари сходство с огромным жуком; кроме того, все конечности являлись хватательными. Они заканчивались мощными четырехпалыми кистями, и Блейд понял, что это существо гораздо лучше скачет по ветвям, чем бегает по земле.

Известный враг — не страшный враг. По крайней мере наполовину! Поставив ногу на лохматую грудь, странник издал боевой клич и потряс копьем. Если в засаде сидит дюжина приятелей покойного, пусть видят, что он не боится!

Его голос разнесся по мирному лесу, наполненному птичьими трелями и негромкими шорохами, словно трубный зов горна. Секунду дарило молчание, лес притих, устрашенный, затем взорвался воплями и визгом. Возможно, каждый из этих криков звучал не так громко и мощно, как голос пришельца, но их хор казался весьма устрашающим. Вслед за воплями появились и те, кто их издавал — из густых крон дубов и буков на землю посыпались шестилапые.

Сотни тварей! Каждая — на голову выше Блейда и весом фунтов в триста. Целая орда огромных разъяренных обезьян!

Блейд понял, что надо либо бежать, либо прибегнуть к услугам Малыша. Когда-то, лет десять назад, в Талзане, он подвергся атаке такого же стада и хорошо представлял, на что способны крупные приматы, впавшие в бешенство, -неважно, с четырьмя или шестью лапами. Обезьяны — не люди, и договориться с ними гораздо труднее, как и устрашить. И талзанийские чудища, и эти шестилапые монстры повадками сильно напоминали впавших в неистовство земных горилл, но с одним существенным отличием: они не делали угрожающих жестов, не колотили себя в грудь, а сразу шли в атаку.

Блейд замер, вглядываясь в приближавшуюся бурую массу. Поразительно, как такие крупные и мощные существа могли беззвучно скользить по ветвям и прятаться в кронах! Но сейчас они не скрывались, а приступали к незваному гостю с явным намерением разорвать его в клочья! Странника поразило разнообразие способов передвижения этих тварей. Одни довольно быстро скакали на всех шести конечностях, другие пользовались только четырьмя нижними, напоминая мохнатых кентавров, третьи неуклюже ковыляли на задних лапах, размахивая палками и камнями. Вероятно, это племя по своему развитию все-таки стояло повыше горилл, хотя у них были такие же огромные выступающие челюсти, низкие лбы и маленькие глазки под выпуклыми надбровными дугами. Они орали, рычали и визжали, но эти звуки не являлись речью; просто угрожающий звериный рев.

Блейд усмехнулся, вообразив себе всю эту ораву в приемной камере Малыша. Она представляла собой обширное помещение с бронированными стенами, проложенными поролоном поверх стальных плит, и откатной дверью такой толщины, что ее не пробил бы снаряд гаубицы. В камере мог свободно разместиться экскаватор; покойный лорд Лейтон оборудовал ее всеми мыслимыми и немыслимыми системами наблюдения и защиты. Вдобавок за дверью дежурило отделение морских пехотинцев с массой различных приспособлений, способных утихомирить любого буяна — временно или навсегда. У них было все, начиная от наручников и гранат со слезоточивым газом и кончая парой базук.

Странник вновь ухмыльнулся. Похоже, парням из морской пехоты скоро предстоит размяться!

Для первого эксперимента он выбрал здоровенного самца, до которого оставалось уже не больше тридцати шагов. Он сфокусировал взгляд на этом шерстистом клубке ярости, привычно оконтурил его, словно изъяв из окружающего пространства, затем мысленным усилием включил Тила. Сейчас тварь должна исчезнуть…

Однако ничего не произошло. С захолонувшим сердцем Блейд сделал вторую попытку и на этот раз ясно почувствовал, что отклик телепортатора отсутствует. Датчик в его черепной коробке был мертв! Мертв, как камень!

Еще раз… Стараясь не обращать внимания на приближающуюся орду, Блейд сосредоточил взгляд на каком-то орехе, свисавшем с ветви в четырех ярдах от него. Знакомое ментальное напряжение… пошел! И — ничего… Проклятый орех даже не шевельнулся.

Тогда, взревев от ярости, Блейд швырнул дротик, пробивший мохнатую грудь самца, своей несостоявшейся посылки; затем развернулся и побежал к опушке.

До нее было совсем недалеко, и через пять минут он выскочил на луговину, поднимавшуюся вверх, к отвесным розовым скалам. Он мчался к ним по прямой, размеренно вдыхая воздух и не глядя по сторонам; луг выглядел ровным, и странник не боялся споткнуться. На преодоление мили в таком темпе ушло минут семь-восемь. Когда Блейд уже едва не упирался лбом в шероховатую поверхность утеса, пришло время затормозить. Он вытер испарину с висков и посмотрел назад.

Шестилапые отставали как минимум на четыре сотни ярдов. Впрочем, на всех шести конечностях они прыгали довольно резво, и не приходилось надеяться на то, что от орды удастся убежать. Слишком их было много! И эти твари казались очень упорными.

Решив, что на несколько мгновений о. погоне можно забыть, Блейд перевел глаза на скалы. Они выглядели совершенно неприступными, но это его не смутило. Где-то найдется подходящая тропинка, трещина, расселина, выступ… Скалы есть скалы; творение природы всегда отличается приятным разнообразием от монотонности бетонной стены.

Он побежал налево, внимательно оглядывая розоватую поверхность, пронизанную белесыми жилками кварца и блестками слюды. Он не сомневался, что на протяжении десяти или двадцати миль найдется что-то подходящее для подъема и что на таком расстоянии ему удастся удержать преследователей далеко позади. Возможно, они устанут, возможно, им надоест эта облава… Все могло случиться в течение ближайших трех-четырех часов.

Одолев в бодром темпе мили полторы, Блейд обернулся. Шестипалые бежали за ним на расстоянии трех сотен шагов, но такое сокращение дистанции его не удивило — они наверняка срезали угол, заметив, что добыча повернула влево. Блейд видел, что бурые твари скачут сейчас на всех шести конечностях, что было, очевидно, самым скорым способом их передвижения. И надо заметить, мчались они довольно резво!

Пожав плечами, он снова пустился в путь вдоль скалистой стены. Солнце на открытом месте палило немилосердно, хотелось пить, саднили царапины на ногах и плечах, оставленные когтями твари, с которой он сошелся в рукопашную. На бегу Блейд размышлял над тем, почему вся мохнатая орда не навалилась на него во время этой схватки. Возможно, у них есть некий кодекс таких поединков? И первым должен вступить в единоборство вождь или сильнейший из самцов?.. Но тогда за честной победой должны воспоследовать заслуженные почести… Заслышав рев и визг позади, он оглянулся. Не похоже, чтобы эти твари собирались воздать ему заслуженное!

Он начал уставать. Побаливала нога, которую он подвернул год назад, во время неудачного марш-броска на тренировочном полигоне, перед отправкой в Эрде… Впрочем, то были мелочи; в свои сорок семь с половиной лет он находился в отличной форме и мог одолеть за час десять-двенадцать миль. За час… Но что потом? Скалы справа выглядели абсолютно бесперспективными.

Блейд сбавил темп, и орда позади торжествующе взвыла. Похоже, шестипалые монстры были не столь уж неразумными и сообразили, что добыча начала уставать. Они казались дьявольски неутомимыми и упрямыми, как бульдоги.

Пот заливал глаза. Внезапно странник сообразил, что скальные стены, вдоль которых он мчался, могли быть выровнены искусственно — специально для того, чтобы шестилапые не переступали границ отведенной им территории. Если так, его шансы сводятся почти к нулю! С канатом, молотком и стальными клиньями он влез бы на отвесные склоны, но и в таком случае это потребовало бы времени… Блейд снова оглянулся. Времени у него не было.

На протяжении следующего часа он то бежал, то шел, судорожно вдыхая воздух. Царапины на плечах и голенях начали кровоточить, жажда томила нестерпимо, переломанные и измятые перья самодельного килъта били по ногам. Блейд выдрал несколько и бросил на землю, но дротики и кремень, довольно тяжелый, по-прежнему нес с собой. Это примитивное оружие было его последней надеждой — если не на жизнь, то на доблестную смерть.

На доблестную смерть! Он невесело усмехнулся. Много ли доблести в том, если он, странник, прошедший два с половиной десятка миров, падет в этот ясный солнечный день от лап обезьян? Будет разорван и затоптан волосатым стадом? Воистину доблестная кончина для генерала секретной службы Ее Величества, для профессионального разведчика! Блейд злобно скривился и потер потный лоб. Дьявольщина! Что же случилось с телепортатором? Может, потратить еще минуту-другую, остановиться, сосредоточиться и произвести еще один опыт?

Он обернулся в очередной раз и понял, что не располагает даже минутой: до шестилапых было ярдов сто, и они не выказывали никаких признаков утомления. Похоже, эта облава их сильно развлекала.

Блейд перешел с шага на бег и выиграл несколько футов. Теперь, с тоскливой безнадежностью озирая скалы, он решал сложную дилемму: надо ли бежать дальше или же, пока силы окончательно не иссякли, лучше остановиться и дать бой. С каждой минутой ситуация становилась все безнадежнее долгий бег мог вымотать любого.

Ему уже начало казаться, что смерть в бою предпочтительней пытки, которой подвергались его ноги, несчастные легкие и все тело. Он снова замедлил шаги, то и дело оглядываясь назад, пытаясь успокоить дыхание, и тут заметил тропу. Настоящую тропу шириной в ярд, что шла вверх под углом тридцать градусов! Она была вырублена в скале и поднималась к небольшому карнизу, нависшему на высоте футов семидесяти.

Странник, пораженный, остановился. Эта дорожка явно была искусственного происхождения, и уж конечно, не палки шестилапых потрудились над ней! Похоже, путь наверх оставался для него последним шансом, и сейчас Блейд испытывал сомнения лишь в одном: шестилапые могли двигаться по этой ровной тропинке с такой же легкостью, как и он сам. Что находилось там, на карнизе? Удастся ли ему, забраться выше? Или он попадет в ловушку?

После пятисекундных колебаний Блейд направился вверх. Тропа была недлинной, и он добрался до карниза буквально за пару минут. Перед ним находилась ровная площадка с обрывистым краем; с ее противоположной стороны скала казалась словно бы срезанной и отполированной до зеркальной гладкости. Влезть на эту стену представлялось абсолютно невозможным, и никаких иных путей подъема тут не было. Ни механизмов, ни веревок, ни ступеней, ни расселины!

Блейд вернулся к тропинке и посмотрел вниз. Шестилапые уже столпились у подножия утеса, опираясь на четыре задних конечности и задрав вверх уродливые морды. Несомненно, они видели его, может быть, даже понимали, что добыча сама загнала себя в ловушку. Их нижние челюсти отвисли, обнажив внушительные клыки, и от этой пародии на ухмылку странника пробрала дрожь.

Потом он пожал плечами и презрительно сплюнул вниз. Чтобы принять бой и погибнуть, это место подходило не хуже любого другого, оно было даже лучше, ибо он находился сверху и контролировал узкую тропу. Будь у него лук, половина стада сверзилась бы с этой скалы, прежде чем кто-то забрался бы сюда! Но лука не было. Он располагал лишь грубым каменным кинжалом да тремя деревянными дротиками шестифутовой длины

Надо бы проверить связь с Малышом, мелькнула мысль. Блейд отошел от края карниза и начал выглядывать подходящий экземпляр, не слишком крупный и находящийся немного в стороне от массы бурых тел. Выбор оказался довольно богатым. Сосредоточившись, он попробовал направить свои ментальные усилия на молодого самца, весившего, судя по виду, не больше его самого.

Так. Зафиксировать объект визуально… теперь как бы оконтурить его… ощутить его тяжесть, его запах, фактуру его грубой шерсти… мысленно приподнять над почвой…

Блейд делал все как на учениях, тщательно и неторопливо, он даже коснулся ладонью датчика на затылке, словно желая убедиться, что тот никуда не исчез. Зафиксировать-оконтурить-ощутить-приподнять! Отлично! Теперь -последний и главный аккорд! Связь с Малышом! Включить ее! Включить!

Странник напрягся, инициируя ментальную посылку, и тут за его спиной чей-то голос негромко произнес:

— Вот этого, уважаемый, я бы не советовал вам делать!