Глава 14

Очень хотелось взглянуть на часы, но здесь их не было — время измерялось положением солнца и урчанием в животе. Присев на трухлявый пень в углу мастерской, стал ждать. Минуты тянулись, как смола. Оборудование, которое предстояло заточить, всё не несли, и по горлу начало подниматься глухое раздражение. Какого чёрта? Сроки и так почти нереальные, а они ещё и тянут!

К раздражению прибавилось настойчивое чувство голода. Желудок, напомнив о себе громким урчанием, требовал топлива после утренней тренировки и стрессового перехода. Подошёл к своему мешку. В полумраке еда выглядела серой и непривлекательной, но пахла спасительно. Достал узелок и развернул его. Всё в порядке, ничего не испортилось.

В руке оказалась половинка лепёшки, оставшаяся с утра. Я собирался растянуть её на весь день. Если съем сейчас, то перед сном голод вернётся с новой силой. Но с другой стороны… какого чёрта жадничать? Я больше не тот бесправный сирота, который дрожит над каждой крошкой. А человек, заработавший на гвоздях достойную еду!

Отломил от половинки ещё половину — четвертинку — и достал кусок солёного сала. Оно было твёрдым, почти каменным от соли, грызть такое — сомнительное удовольствие. Нужен нож.

Оглядел захламлённое помещение. Взгляд зацепился за что-то, торчащее из кучи ржавого железа, подошёл и вытащил его. Это был старый нож или то, что от него осталось. Ржавый, погнутый, с обломанным кончиком и, разумеется, тупой, как полено.

Что ж. Раз уж жду, почему бы не заняться делом?

Достал точильные камни, разложив их на относительно чистом краю верстака. Сначала нужно было избавиться от ржавчины и выправить клинок. Я выбрал самый грубый, шершавый брусок из тёмно-серого песчаника.

Положил камень на верстак, затем прижал ржавый клинок к камню почти плашмя и начал водить им взад-вперёд.

Давалось это непросто. Руки, привыкшие к балансу хорошего инструмента из прошлой жизни, боролись с кривизной клинка. Ржавчина сходила неохотно — это была грязная монотонная работа, требующая не столько мастерства, сколько терпения. Система подсказывала мне движения, но по сути здесь не было тонкостей, только грубая сила. Минут через десять яростного трения на металле наконец-то проступили первые чистые пятна. Я выправил лёгкий изгиб клинка, постучав по нему молотком, который нашёл в куче.

Теперь — самое интересное. Взял второй камень из светло-серого сланца, с гораздо более мелким зерном. Время формировать лезвие.

Это было в новинку, в прошлой жизни я точил топоры и ножи на электрическом точиле. Работа руками с камнями требовала совершенно другого подхода — здесь важны не обороты, а угол и давление. Система подсказывала мне правильные действия, и я следовал за советами.

Снова приложил клинок к камню, но на этот раз под углом — градусов двадцать, на глаз.

[Внимание: Угол заточки нестабилен. Колебания: 18–25 градусов. Рекомендуется зафиксировать запястье.]

Действительно, кисть «гуляла». Упёр локоть в бок, зафиксировав руку, и попробовал снова, движения стали более уверенными. Вёл лезвие по камню на себя, будто пытаясь срезать с него тончайшую стружку.

[Давление на клинок слишком сильное. Риск «завалить» режущую кромку.]

Я ослабил нажим, теперь не давя, а лишь позволяя весу самого клинка делать работу. Движения стали плавнее.

Сосредоточился на звуке — равномерном шуршании, и на ощущении лёгкой вибрации, идущей от камня через сталь в мои пальцы.

Точил одну сторону, пока не почувствовал на обратной кромке тонкий заусенец. В этот момент система дала рекомендацию перевернуть нож. Я последовал совету и начал точить другую сторону, стараясь сделать ровно столько же движений. Снова и снова, пока заусенец не стал едва ощутимым.

[Сформирована первичная режущая кромка. Качество: удовлетворительное.]

Закончив, вытер тыльной стороной ладони взмокший лоб и придирчиво осмотрел свою работу. В полумраке сталь выглядела просто серой, хотелось увидеть её на свету.

Вышел на улицу. Небо ещё не начало темнеть, но в воздухе уже чувствовалась вечерняя изморозь, а тени стали длиннее и гуще, времени оставалось не так много. Подняв клинок на уровень глаз, поворачивал его то так, то этак. Он блестел. Из ржавого огрызка он превратился во что-то, что уже можно было с гордостью назвать ножом. Я осторожно провёл подушечкой большого пальца по лезвию. Остро, но… не то, это была грубая острота — она цеплялась за кожу, а не скользила.

Поддавшись азарту перфекциониста, снова нырнул в сумрак мастерской. Теперь — финальный штрих. Достал последний, самый гладкий камень, тот самый с редким рангом, каким-то образом оказавшийся у Гуннара в заначке.

Это была уже не заточка, а скорее полировка. Убрать микроскопические царапины, оставленные предыдущим камнем, вывести лезвие в идеальную, невидимую глазу линию. Это была почти ювелирная работа, где одно неверное движение, один лишний градус угла — и вся предыдущая работа насмарку.

Движения стали медленными, почти невесомыми. Система постоянно поправляла меня, что с одной стороны помогало, но в то же время и отвлекало, было сложно слиться с ней в одно целое. Будто в моей голове засел строгий критик, который без умолку твердит, что я делаю не так. Едва касаясь камня, прислушивался к тончайшему шелесту. Пытался поймать то самое ощущение, когда металл и камень становятся единым целым.

На мгновение отвлёкся, рука дрогнула, и угол чуть «гульнул». Тут же услышал, как изменился звук — шелест сменился лёгким скрежетом. Замер, убрав клинок и поднёс к свету. Чёрт, на самой режущей кромке, на самом кончике, появилось крошечное, но заметное блестящее закругление. Я «завалил» заточку, сделал лезвие в этом месте не острым, а тупым.

[Ошибка: Нарушен угол заточки. Режущая кромка завальцована.]

Выругался сквозь зубы, придётся начинать почти сначала. Снова взял камень со средним зерном и, матерясь про себя, аккуратно, стараясь снять минимум металла, вывел дефект, заново формируя геометрию на этом крошечном участке. Затем снова перешёл на тонкий камень, на этот раз работая с предельным вниманием, движения стали выверенными до миллиметра.

Наконец, почувствовал, что кромка стала почти идеальной.

Взял готовый нож и очень осторожно прикоснулся остриём к подушечке пальца. Сначала — ничего. Но стоило мне сделать микроскопическое режущее движение, как я ощутил жгучую боль. Одёрнул руку — на коже тут же выступила алая капелька крови.

Нож был не идеален — в нём не было изящества шедевра, но это была достойная работа. Он был действительно острым.

И тут же пришло отрезвляющее понимание: на этот один ржавый нож ушёл почти час. Заточить таким образом гору инструментов к завтрашнему вечеру было физически невозможно. Этот кропотливый труд не имел ничего общего с той потоковой работой, которая мне предстояла.

Я с тихим вздохом отложил камни в сторону. Придётся искать компромисс между качеством и скоростью, но теперь, по крайней мере, знаю, на что способны эти камни и мои руки.

Инструменты так и не несли. Голоса и смех доносились откуда-то со стороны большой казармы, но в мою сторону никто не шёл.

Чёрт с ними.

Подойдя к мешку, выложил припасы на пень и свежезаточенным ножом отрезал несколько тонких ломтиков сала. Положив их на кусок лепёшки, с наслаждением вгрызся в свой импровизированный бутерброд. Простая еда, но сейчас она казалась пищей богов. Жирная солонина наполнила тело долгожданным теплом и энергией. Пусть времени в обрез и я в этом Богом забытом месте, но у меня есть острый нож и еда, что было уже неплохо.

Доев, тщательно вытер клинок о мешковину, убрал всё обратно и вышел из мастерской. Ждать дальше было бессмысленно. Они могли просто забыть обо мне, но, чёрт возьми, им что, не нужен острый инструмент?

На улице стало тише, прошлое оживление испарилось. Зато из того двухэтажного дома — «замка» местного царька — доносился гул множества возбуждённых голосов. Там явно шёл какой-то спор.

Стараясь выглядеть как можно незаметнее, двинулся в ту сторону, ловя на себе подозрительные взгляды немногочисленной охраны, оставшейся во дворе. Из зияющего зева шахты как раз выходила очередная смена. Чёрные как смола, измождённые люди в рванине, едва волочили за собой тяжёлые кирки. Лица шахтёров были пустыми. За ними, держась на расстояния, вышло пятеро бойцов в кожаных доспехах, с мечами и щитами, значит, угроза как внутри, так и под землёй. Да уж, работа кузнецом в тёплой деревне вдруг показалась мне весёлой прогулкой. Хорошо, что я переродился не в теле шахтёра.

Прошёл к «замку» на расстояние в десяток шагов и остановился, подходить ближе было бы наглостью. Слов разобрать не получалось, но было ясно, о чём речь: охотники пришли не просто так, либо они сейчас качали права перед местным начальством, либо все вместе пытались выработать стратегию против волков.

Их напряжение было понятно — те твари, что чуть не сделали из меня фарш, были настоящими монстрами. До сих пор трудно представить, как человек, даже такой, как Йорн, может с ними справиться.

Хотелось подойти ближе, прислушаться, понять расклад сил. Но у меня были свои, более приземлённые проблемы. Нужно найти того седобородого со шрамом и выяснить, где мои инструменты, помимо тех немногочисленных, что лежали в сарае, и, что не менее важно, решить бытовой вопрос — я умирал от жажды, а колодца нигде не было видно.

Стоя посреди двора, усыпанного чёрной каменной крошкой, окружённый тёмно-серыми скалами, я, наверное, выглядел абсолютно потерянным. Вновь поймав на себе взгляд одного из охранников, решил действовать.

Расправил плечи, придал лицу максимально деловое, немного скучающее выражение, как будто работаю здесь всю жизнь и направился к нему.

— Добрый вечер, — остановился на безопасном расстоянии. — Я здесь по поручению господина Борга, чтобы заточить инструмент. Но человек, который должен был мне его принести, куда-то пропал. Седой такой, со шрамом на щеке. Не подскажешь, где его найти?

Охранник — рыжеволосый мужик с тонкой косичкой у виска, смерил меня взглядом, в котором читалось откровенное омерзение. Тело само по себе напряглось. Я же просто вежливо спросил, в чём дело⁈

Наконец, не говоря ни слова, тот лениво кивнул подбородком в сторону «замка», где шло совещание.

Вот же чёрт, это плохо. Врываться туда и требовать свои инструменты — верный способ нарваться на неприятности. Придётся снова ждать.

Опять повернулся к рыжему, который всё сверлил меня взглядом, и заставил себя улыбнуться.

— Где тут воды набрать? Для работы пригодится, камни смачивать.

Сказал это не просто так. Когда я точил нож, Система постоянно напоминала, что эффективность заточки на мокром камне выше.

Рыжий медленно перевёл взгляд куда-то за большой сруб и, не произнося ни слова, кивнул в ту сторону.

Ясно, разговорами охранник себя не утруждает.

— Спасибо, — развернулся и пошёл на поиски.

Обогнув казарму, наткнулся на колодец. Он был обложен массивными и грубо отёсанными камнями, а земля вокруг него превратилась в грязное месиво. Глядя на твёрдую скальную почву вокруг, трудно было понять, как им вообще удалось здесь пробиться к воде.

Пришлось вернуться в свою тёмную мастерскую. Пошарив по углам, я нашёл то, что искал — старое, брошенное кем-то деревянное ведро. Вонючее. Да уж, с вёдрами в этом мире мне определённо не везло. Я вынес его на свет, осмотрел — стенки внутри были покрыты склизким зелёным налётом, но дыр и трещин, на удивление, не было, что уже было хорошо.

Нервно провёл рукой по волосам. Час кропотливой работы над одним ножом принёс мне жалкий процент прогресса в «Закалке Тела». Такими темпами могу не успеть вовсе. Беспокойство начало перерастать в глухую тревогу. Тем временем солнце скрылось за горным хребтом, и лагерь быстро погружался в холодные тени. Точить в темноте? Отличная перспектива, нужно было срочно решать вопрос с освещением.

Подойдя к колодцу, зацепил ведро за крюк и опустил его вниз, цепь со скрежетом ушла в темноту. Глубокий — гораздо глубже, чем в деревне. Поднимать пришлось с большим трудом, упираясь ногами в скользкую грязь. Первую порцию мутной воды я тут же вылил на камни, промывая ведро от грязи, затем повторил процедуру. Эту воду я уже потащил в мастерскую, мысль о том, что придётся пить из этой грязной посудины, не радовала. Надеюсь, в нём хотя бы не таскали отходы из плавилен.

Зашёл внутрь, поставил ведро на пол — вода шумно расплескалась, залив мне сапоги. Я выругался, припал к ёмкости и, зачерпывая ладонями, начал жадно пить. Вода ледяная, аж зубы свело, но всё-таки была чистой и невероятно вкусной.

Снова сел на пень. И что, теперь сидеть и ждать, пока их высочества закончат совещание? Ситуация раздражала. Был готов уже снова выйти, когда дверь мастерской скрипнула.

На пороге появился старик. Он был с ног до головы покрыт чёрной сажей, которая въелась в каждую морщинку его бугристого лица. Его чёрные волосы были растрёпаны, а маленькие глазки недоверчиво щурились в полумраке.

— Сюда, Тарк! — крикнул он кому-то через плечо, даже не взглянув на меня.

Следом за ним в комнату, тяжело дыша, ввалился парнишка лет шестнадцати, тоже чёрный, как ночь. В охапке он нёс гору разномастного инструмента: кирки, лопаты, ножи. Он явно был здесь на самой черновой работе. Не глядя по сторонам, с грохотом свалил свою ношу на пол передо мной, развернулся и тут же исчез.

Чумазый старикан наконец удостоил меня взглядом.

— Здравствуйте, — сказал я, поднимаясь.

Тот прищурился, остановив взгляд на ведре с водой.

— Набрал уже водицы? — в его голосе, на удивление, не было злобы. — Освоился, значит?

— Да, набрал.

— Ладно, жди. Пацан сейчас всё сюда стаскает. Там много.

— Скажите, а как здесь с огнём? — быстро сориентировался, пока старик не ушёл. — Боюсь, я тут допоздна задержусь. А может, и всю ночь просижу, чтобы успеть.

Я оглядел тёмные стены — на них были вделаны держатели для факелов, но самих факелов нигде не было видно.

— А… — выдохнул чумазый дед, и в его голосе прозвучало что-то вроде сочувствия. — Огонь организуем. Только ты это… старайся не шуметь сильно. Наш Глава ночную тишину уважает. Если из-за твоего стука к нему сон не придет, тебе, парень, не поздоровится, помяни моё слово. Лучше бы ты оставил работу на завтра, а сегодня отдохнул с дороги. Я сейчас Тарка попрошу, он тебе соломы сюда притащит, постелешь.

Новая непредвиденная проблема. Значит, ночная работа здесь не просто не приветствуется — она под негласным запретом. Почувствовал, как раздражение внутри сменяется бессильной яростью. Каждый час был на счету, а мне предлагали спать.

— Не могу, у меня сроки сжатые. Не успею — не получу ничего. — заставил себя говорить твёрдо. — До заката завтрашнего дня управиться нужно. Да и вообще, чем быстрее сделаю, тем и вы быстрее сможете в полную силу работать, разве нет? Инструмент нужен не мне, а вам.

Старик задумался.

— Твоя правда, пацан. Инструментов и вправду не хватает.

В этот момент в мастерскую снова ввалился молодой парнишка с очередной охапкой инструмента. Он свалил его к моим ногам с таким видом, будто выкидывал мусор. Мельком осмотрев моё «сырьё», стало ясно, это и был мусор: кирки, покрытые толстым слоем засохшей грязи и ржавчины, лезвия лопат, сточенные до полукруга. Этот инструмент не чистили и не правили месяцами, если не годами. И, разумеется, всё было тупым до невозможности.

Старик тем временем вышел, а мне оставалось лишь надеяться, что он не забудет про огонь. Молодой Тарк таскал железо ещё добрых полчаса, а я сидел на пне, не зная, как подступиться к работе. В мастерской стало совсем темно, силуэты с трудом различались. Дурацкая беспомощная ситуация.

Наконец, когда я уже был готов идти и просить огонь снова, в дверном проёме появилась фигура деда. В руках тот держал связку из пяти просмоленных факелов.

— Держи. Тарк сейчас принесёт огниво и ещё паклю со смолой, на случай если эти прогорят. И соломы на лежанку.

Старик протянул мне факелы и, не дожидаясь благодарности, ушёл. Через минуту появился парнишка, молча бросил на пол мешочек с огнивом, моток просмоленной пакли, охапку соломы и исчез.

Я остался один в полном мраке, нарушаемом лишь тонкой полоской звёздного неба в дверном проёме. Время начинать ночную смену. Руки нащупали кремень и огниво. Пора зажечь огонь в этом холодном и тёмном месте.

Загрузка...