Сирена [Глубинное течение]

ПРОЛОГ

— Ее привезли вскоре после того, как стемнело, — бормотал служитель, словно краб боком пробираясь меж молчаливых рядов каменных плит. — Кажется, вот она.

Он остановился возле одного из низких каменных постаментов, длинного и плоского, как гроб, и приподнял грязную, мерзкую тряпку. Мертвые девичьи глаза безмятежно уставились в темное небо, лицо, скривившееся от боли и пытки, превратившееся в белую оскаленную маску, было испачкано и покрыто синяками.

Застывшие капельки крови расплылись на шее и груди девушки, сверкая, как ожерелье из темных рубинов.

Человек в плаще коротко и отрицательно качнул головой под темным капюшоном. Страж, с лицом белым и круглым, как луна, опустил тряпку.

— Нет, это не та, — пробормотал он извиняющимся тоном. — Знаешь, иногда возникает такая путаница. Их же много тут, этих девочек. Они постоянно вьются у ворот… — Ежась от холода, он двинулся вдоль помостов, то здесь, то там заглядывая под грязную ветошь. Его спутник молчаливой темной тенью следовал за ним.

Еле горящие фонари скорее сгущали, чем разгоняли тьму в городском мраке Керсальтиаля. Тяжелый дым курений, призванных отгонять запах смерти, смешиваясь с тьмой, превращал ее в театр темных призраков — более зловонный, чем городские отстойники. Со всех сторон сквозь дымку полумрака доносилось монотонное «кап-кап-кап» тающего льда, время от времени где-то с шумом и грохотом обрушивался целый пласт. Городской морг нынче ночью был переполнен, как всегда.

Лишь несколько из его сотен с лишним холодных каменных плит были темны и пусты, на остальных под тряпками громоздились чьи-то безымянные тела — иногда в самых невообразимых позах, словно ни смерть, ни холод не могли заставить их утихомириться. Над городом нависла ночь; но через несколько часов ее сменит утро, здесь же, в этом лишенном окон зале, ночь царила всегда. В свете горящих фонарей, в перекрестье теней на полу и по углам лежали мертвые, без имен и званий, дожидаясь своего срока, одни — родных, которые, быть может, разыщут и заберут их, другие — общей могилы где-нибудь за стенами города.

— По-моему, здесь, — подал голос служитель. — Да. Сейчас я зажгу лампу.

— Покажи, — распорядился голос из-под капюшона.

Служитель оглянулся настороженно и испуганно. Этот неизвестный в плаще излучал какую-то силу. Властность и величие сквозили в его словах и жестах.

Предчувствие беды давно накрыло надменный Керсальтиаль, чьи гордые башни подпирали небо, чьи подвалы и погреба уходили в самое сердце земли.

— Но свет… вы ничего не увидите… — пробормотал служитель, все же послушно откидывая подобие савана.

Не то проклятие, не то рычание вырвалось из горла странного посетителя какой-то нечеловеческий звук, в котором звучало больше ярости, чем горя.

Лицо, обратившее к ним неестественно расширенные глаза, было, вероятно, прекрасно при жизни, но смерть исказила его черты, искривила ужасом и болью.

Струйка крови застыла, стекая с прикушенного языка девушки, а шея выгнулась под невозможным для живого человека углом. Одежда из светлоокрашенного шелка была порвана и натянута на нее неумело и грубо, словно ее одевал мужчина. Она лежала на спине, с плотно прижатыми к телу маленькими кулачками.

— Ее нашла городская стража? — повторил посетитель.

— Ну да, поздно вечером. В парке у гавани. Она висела на одном из деревьев — в той роще, где каждую весну столько белых цветов. Должно быть, только-только отошла. Стражники сказали, что она была еще теплой, как живая, хотя нынче с моря тянет холодом. Похоже, сама повесилась… вскарабкалась на дерево, привязала веревку и прыгнула вниз. Я никогда не мог понять, почему они все это делают… Такая хорошенькая…

Гость молча стоял и смотрел на неизвестную девушку.

— Вы вернетесь утром или подождете наверху? — почтительно поинтересовался служитель.

— Я заберу ее сейчас же.

Старик покрутил в пальцах золотую монету, полученную от незнакомца. Губы его шевелились, подсчитывая что-то.

В морге частенько появлялись те, кто желал забрать тело, объясняя свои цели и причины для спешки одним лишь золотом — объяснением, надо сказать, весьма весомым. В этот раз старик решил поторговаться.

— Нет-нет, этого нельзя делать. Существует закон, существуют правила… Вам не положено даже находиться здесь в это время, господин. Как я объясню все это? Я отвечаю…

С тихим вздохом невыразимой ярости незнакомец обернулся к нему. Резким движением сбросил капюшон.

Первый раз за все время старик увидел его глаза. Он еще успел вскрикнуть от ужаса, но не успел заметить кинжал, пронзивший его сердце.

Сменщики, явившиеся наутро, были удивлены внезапным исчезновением ночного сторожа, но, обыскав все и взявшись, наконец, разбирать партию ночных поступлений в морг, выяснили, что список постояльцев этого заведения за ночь увеличился еще на одного.

Глава 1. ИЩУЩИЕ В НОЧИ

Вот. Он снова услышал тот звук.

Как ни была она приятна, Маурсел оставил беседу с уже почти пустой бутылкой и — не сразу — встал из-за стола. Капитан «Туаба» был в своей каюте один, и время было позднее. Уже много часов подряд единственными звуками, доносившимися извне, были шум волн, бьющих в корпус судна, скрип снастей и треск древней обшивки старой каравеллы, стоящей на якоре у набережной. А потом вдруг он услышал тихие шаги — кто-то крадучись пробирался мимо полуоткрытой двери каюты, и доски палубы скрипели под его ногами. Слишком громкие звуки для крыс. Значит, воры?

С мрачной ухмылкой Маурсел засветил фонарь и, крадучись по-кошачьи, встал за дверьми. Черт бы побрал его драгоценную команду. Все до единого, от кока до первого помощника, они несколько дней назад оставили его одного на судне, заявив, что не вернутся, пока не получат плату за истекший месяц. Неожиданно налетевший шторм заставил их выбросить за борт большую часть груза — листовой меди, и «Туаб» вошел в гавань Керсальтиаля во всей красе: с порванными парусами, сломанной грот-мачтой и дюжиной пробоин в корпусе. Разумеется, все деньги, полученные за остаток груза, пошли на ремонт судна, и вместо предполагаемой прибыли команда получила лишь заверения капитана, что каравелла бесценна сама по себе, что когда-нибудь (очень скоро) он найдет новый, очень выгодный фрахт и с лихвой возместит потерянное. Команда почему-то не пожелала воздать должное ни его красноречию, ни посулам и покинула своего капитана.

«Разве что кто-нибудь из них вернулся…»

Маурсел пожал могучими плечами и поплотнее запахнул плащ. Хозяин «Туаба» никогда не избегал доброй свары со своими подчиненными. Впрочем, вор или подосланный убийца тоже подходили его нынешнему настроению.

Ветреное осеннее небо шатром раскинулось над Керсальтиалем. Было светло без фонаря. Прячась в глубоких тенях, Маурсел напрягал свои маленькие карие глазки, скрытые под мохнатыми бровями, силясь разглядеть гостя. Тихий шорох указал, где искать.

Он быстрым шагом пересек палубу и направил луч фонаря вверх на капитанский мостик.

— Эй, хватит, слезай давай! — крикнул он, махнув темной фигуре, стоящей у балюстрады. Ответом было молчание. Маурсел пнул какой-то деревянный обломок с обрывком холста на нем. — Слезай, чтоб тебя!

Луч фонарика выхватил из темноты две маленькие ножки в сандалиях, неуверенно шагнувшие вниз по ступеням. Вслед за ними появились голые коленки и край туники над ними.

Маурсел облизал вмиг пересохшие губы и издал какой-то неопределенный звук.

Перед ним стояла девушка. В ее глазах, прямо смотревших ему в лицо, не было и тени слез. Изящное, даже артистическое личико было спокойно, но дрожащие ноздри и плотно сжатые губы выдавали ее. Нервные тонкие пальцы теребили край темно-коричневого шерстяного плаща.

— Туда, — велел Маурсел, указывая тесаком на освещенную каюту.

— Я ничего не сделала, — возразила она.

— Угу. Только высматривала, что бы такое стащить.

— Я не воровка.

— Поговорим в каюте. — Он подтолкнул ее, и она нехотя подчинилась.

Пропустив девушку вперед, Маурсел плотно затворил дверь и повесил у входа фонарь. Затем вложил тесак в ножны, уселся в кресло и стал рассматривать непрошеную гостью.

— Я не воровка, — повторила та, кутаясь в плащ.

«Да, наверняка не воровка, — мысленно согласился капитан. — Хотя бы потому, что на такой дряхлой посудине, как „Туаб“, и украсть-то нечего. Но почему же тогда она здесь? Проститутка, — наконец догадался он. — Какие еще дела могли привести девушку такой красоты в гавань поздней ночью? К тому же она действительно красива», — с изумлением вдруг заметил он. Облако медно-рыжих волос окружало голову незнакомки и мягко ложилось ей на плечи, а едва заметные веснушки, рассыпавшиеся золотыми искорками вокруг ее тонкого носика, скорее красили, чем портили лицо классических пропорций. Ярко-зеленые глаза смотрели независимо и даже вызывающе. К тому же незнакомка была высокой и статной.

Прежде чем она запахнула плащ, капитан успел разглядеть высокую, изящную грудь и округлые бедра над светло-зеленой туникой. Один крупный изумруд красовался у нее на руке, другой, еще более дорогой, блестел в широкой плотной повязке из темной кожи и красного шелка у нее на шее.

«Да нет, — снова возразил сам себе Маурсел, еще раз оглядев девушку. — Ока слишком хорошо и слишком богато одета, чтобы быть из братии кошечек, промышляющих на ночных улицах. Но кто же она тогда?» — в замешательстве подумал он.

— Почему же тогда ты здесь? — спросил он ее тоном намного ниже, чем говорил на палубе.

Девушка даже не взглянула на него. Ее взгляд блуждал по каюте.

— Не знаю, — спокойно ответила она.

— Ты хотела спрятаться и отплыть, прежде чем мы тебя обнаружим? — продолжал строить догадки Маурсел.

Она слегка пожала плечами.

— Наверное, да.

Прожженный морской волк, дико выпучив глаза, уставился на нее.

— Кто-то из нас двоих точно свихнулся! — наконец сказал он. — Из всех кораблей выбрать мою разнесчастную посудину, видя, что в трюме у нее пусто, а погрузкой и не пахнет! Да еще и не заметить, что не все пробоины заделаны!

Послушай, стоит тебе захотеть, и самое распрекрасное судно доставит тебя туда, куда пожелаешь… Не говори мне, что ты об этом не знаешь! Шатаешься в таком месте в столь поздний час! Ладно, это не мое дело, но ты уж слишком неосторожна, крошка! Может, тебе и наплевать, но, знаешь, тут шляются молодчики, которые сначала перережут тебе горло, а уж потом посмотрят, что с тебя можно взять! Дьявол! Я в этом порту всего три дня и четыре ночи, а уже наслушался историй про мертвых молоденьких красоток, найденных поутру…

— Прекратите! — звонким от ярости голосом воскликнула незваная гостья.

Пошарив взглядом, она села на другое кресло у стола и поставила на круглый стол острые локти, прижавшись лбом к стиснутым кулачкам. Рыжая завеса волос скрывала ее лицо, так что Маурсел не мог определить, какие страсти бушуют в этой красивой головке. Плащ ее распахнулся, и было видно, как вздрагивает грудь. С каждым быстрым ударом сердца.

Вздохнув, капитан вылил остатки вина в свою кружку и подтолкнул ее к девушке. В его запасах была еще одна бутылка такого же снадобья; поднявшись, он разыскал ее и другую кружку. Вернувшись на свое место, он увидел, что девушка осторожно, морщась, пытается пить.

— Послушай, как тебя зовут?

Она помедлила, прежде чем ответить.

— Десайлин.

Имя это капитану ничего не говорило, хотя по быстрому взгляду девушки он понял, что она считает свое имя достаточно известным, чтобы то само по себе много рассказало незнакомцу.

Маурсел задумчиво почесал в густой темной бороде. Внешне он был олицетворением мужской тридцатилетней самоуверенности и был убежден в том, что любая женщина сочтет его достаточно привлекательным. Оплошало только левое ухо — половину его отрубили в пьяной драке в какой-то таверне, но его прикрывала густая шапка нечесаных вьющихся волос.

— Ладно, Десайлин, — проворчал он. — Меня зовут Маурсел, и я — хозяин этого корабля. Если тебе некуда податься, ты можешь переночевать здесь.

Раздраженная гримаса исказила ее лицо.

— Я не смогу.

Маурсел нахмурился, еще не зная, рассердиться ему или переждать.

— Я не отважусь… оставаться здесь слишком долго, — пояснила Десайлин.

Искорки страха блеснули в ее глазах.

Маурсел скорчил недовольную рожу.

— Девочка, ты пробралась на мой корабль как воровка, но считай, что я забыл об этом. В моей каюте нет крыс, а девушки находят меня неплохим соседом, да и деньжата у меня кое-какие водятся. Так зачем же бродить ночью по улицам и нарываться на то, что придется бесплатно отдаться первому встречному головорезу, когда я хорошо тебе заплачу?

— Вы не поняли!

— Похоже на то. — Он оглядел ее дрожащую фигурку и многозначительно добавил:

— Кроме того, здесь тебя никто не найдет.

— Великие боги! Хотелось бы мне этого!.. — воскликнула она. — Можно подумать, что от него можно спрятаться!

Вскинув брови, Маурсел с удивлением посмотрел на нее. Он и в самом деле ничего не понимал и ожидал совсем иного. Справедливо полагая, что здесь есть какая-то тайна или иное, неизвестное ему обстоятельство и любая попытка что-либо выяснить только запутает его еще больше, Маурсел налил себе еще вина и подумал: а не извиниться ли ему, пока еще не поздно?

— Все проще, чем вы думаете, — тихо сказала девушка. — Я ни на что не рассчитывала. Я только хотела скрыться хоть на час. Оказавшись на берегу, я увидела корабли, в любую минуту готовые отплыть из гавани, и подумала: как бы было хорошо улизнуть на одном из них! Взойти на борт неизвестного корабля, отплыть в ночь к какой-нибудь неизведанной земле — где он никогда не найдет меня! Освободиться! О, конечно, я знаю, мне все равно не удалось бы это, но, когда я шла сюда, мне так этого хотелось! Думаю, мне было просто очень хорошо от мысли, что я, может быть, в конце концов смогу удрать от него!.. — Она взглянула на капитана и истолковала его раскрывшийся было рот по-своему: — Молчите, будто я сама не знаю, что еще никому не удавалось уйти от Кейна.

— Кейн! — Маурсел проглотил едва не вырвавшееся у него страшное ругательство. Все то время, что девушка говорила, в нем рос праведный гнев на ее обидчика и мучителя, но с последним ее словом он улетучился, как легкий дымок, а на его месте вдруг оказался страх.

Кейн! Даже чужаку в Керсальтиале — величественнейшем городе человеческой цивилизации, это имя внушало безотчетный ужас. Тысячи историй о Кейне рассказывали в тавернах свистящим шепотом; даже в этом колдовском городе, где многие хранили чудом не утраченные древние знания ушедших народов и где магия была обычным делом, имя Кейна произносили с благоговением. И, несмотря на многочисленные легенды, об этом странном и противоречивом человеке никто ничего не знал наверняка. Одно было достоверно известно: когда строились первые башни Керсальтиаля, Кейн сидел в раздумьях у их подножия. Из тьмы тысячелетий шел он темными тропами, ведомый своим темным гением, и рука его (обычно левая) приложилась ко всем более или менее трагическим событиям в Керсальтиале.

Искушенные колдуны и властители над всеми силами ада произносили его имя со страхом, и те, кто отваживался назвать его своим врагом, редко успевали повторить эту дерзость дважды.

— Так ты — женщина Кейна? — выдавил, наконец, Маурсел.

— Ему бы этого очень хотелось, — горько улыбнулась она. — Его женщина. Его собственность. Хотя когда-то я принадлежала лишь себе самой, пока не поглупела настолько, чтобы попасть в его сети!

— И ты не можешь оставить его… ну, уехать из этого города?

— Ты не знаешь, что значит: «Так велел Кейн!» Кто осмелится помочь мне, зная, что навлечет этим его гнев на свою голову?

Маурсел расправил плечи.

— Я не клялся в верности ни Кейну, ни его псам. Конечно, посудина эта старая и ветхая, но принадлежит она мне и только мне, и я могу уплыть на ней, куда сам пожелаю. И если ты…

Страх исказил ее лицо.

— Нет! — выдохнула она. — Не искушай меня! Ты не понимаешь, как велика та власть, которой обладает Кейн…

— Это еще что?!

Маурсел замер, насторожившись. В ночи извне послышался шум огромных перепончатых крыльев. Когти заскребли по деревянной обшивке каюты. Огоньки всех фонарей затрепетали и легли, готовые сорваться, тень накрыла корабль.

— О-о, — простонала Десайлин, — это чудовище соскучилось и прислало за мной!

Внутри у капитана похолодело, но решив, что так просто он не сдастся, Маурсел вынул тесак и развернулся в сторону двери. Язычки пламени в фонарях угасли до бледных болотных огоньков. Что-то гигантское, ворчащее во тьме всей тяжестью обрушилось на дверь.

— Остановись! — в ужасе закричала девушка. — Пожалуйста! Ты ничего не сможешь сделать! Отойди от двери!

Маурсел в ответ только что-то прорычал. Лицо его в этот миг выражало странную смесь ужаса и ярости, обуревавших его. Десайлин, пытаясь оттащить его назад, повисла у него на руке. Войдя в каюту вслед за Десайлин, Маурсел запер за собой дверь. Толстый железный стержень надежно удерживал крепкое дерево. Теперь капитан с раскрывшимся от изумления ртом наблюдал, как стержень поворачивается в пазах и сам собою ползет назад, словно им движет невидимая рука. Замок был открыт. Еще секунду царила тишина, а затем с неожиданностью, свойственной одним лишь ночным кошмарам, дверь каюты распахнулась настежь.

В дверном проеме клубилась тьма. Горящие глаза уставились на них. Они стали приближаться. Десайлин вскрикнула — горько и безнадежно. Злясь на собственную трусость, Маурсел, словно во сне, нацелил клинок на плывущие во тьме глаза. Чернота отпрянула, но через всю каюту протянулись к нему невидимые пальцы в впились в горло с нечеловеческой силой. Боль прокатилась по всему его телу — от темени до пят… а после была одна только тьма.

Глава 2. «НИКОГДА, ДЕСАЙЛИН»

Девушка поежилась и плотнее запахнула плащ на узких плечах. Настанет ли снова день, когда она проснется и не почувствует в себе этого всепоглощающего холода?

Кейн стоял, облокотившись на ярко-малиновый от жара перегонный куб. На его жестоком, изможденном лице плясали красные отсветы. «Как красные уголья — его волосы, как колдовская голубая сталь — его глаза…» Он тяжело наклонился вперед, чтобы поймать в кубок красного хрусталя последние капли фосфоресцирующего эликсира.

Она знала, что эта сверкающая жидкость стоила Кейну многих бессонных часов. Тех самых драгоценных часов, что длилась ее свобода — свобода от его неотступного и неумолимого внимания. Ее губы сжались в тонкий, бескровный шрам.

Что за отвратительный рецепт был у этого эликсира! Десайлин вспомнила молодую девушку, чей искалеченный труп приволок Кейну слуга. Ее снова передернуло.

— Почему ты не позволишь мне уйти? — услышала она собственный тоскливый голос. В который уже раз повторяла она один и тот же, один и тот же вопрос?

— Потому что не позволю, Десайлин, — голос Кейна звучал устало.

— Когда-нибудь я все же сбегу.

— Нет, Десайлин. Ты никогда меня не оставишь.

— Когда-нибудь.

— Никогда, Десайлин.

— Но почему, Кейн?!

С выражением величайшего удовольствия на лице и крайней осторожностью он дал еще нескольким каплям упасть на дно чаши. Голубые блики заиграли на его лице.

— По-че-му?!!

— Потому что я люблю тебя, Десайлин.

Сухой кашель, лишь отдаленно напоминающий смех, вырвался из ее горла.

— Ты — любишь меня?

Вся ее обреченность, безнадежность и тоска заключалась в этих словах.

— Скажи, Кейн, смогу ли я когда-нибудь заставить тебя понять, насколько ты мне отвратителен?

— Быть может. Но я тебя люблю, Десайлин.

Новый приступ кашля.

Испытующе взглянув на нее, Кейн бережно протянул ей чашу:

— Выпей, только быстро… пока не умер свет.

Она уставилась на Кейна потемневшими от ужаса глазами.

— Глоточек еще одного мерзкого снадобья? Ты же не надеешься заполучить меня таким образом?

— Называй это как угодно.

— Я не буду пить.

— Нет, Десайлин, ты выпьешь.

Его взгляд сковал ее, словно льдом. Почти не сознавая, что делает, она склонилась над рубиновой чашей; мерцающая жидкость смочила ей губы, комочком ртути скатилась в горло.

Кейн вздохнул и вынул опустевший кубок из бесчувственных пальцев девушки.

Его массивное тело казалось вырубленным из камня, в котором каким-то чудом циркулирует в пустотах кровь.

— Я все равно сбегу, Кейн.

Порыв соленого ветра с моря ворвался в узкое окно темной башня, бросив рыжую копну волос прямо на лицо Кейну.

— Никогда, Десайлин.

Глава 3. В ТРАКТИРЕ «СИНЕЕ ОКНО»

Сам себя он называл Дрегар…

Окажись он там секундой позже, он, вероятно, не сумел бы определить, откуда донесся тот ее вскрик. Чужестранец в Керсальтиале, этот варвар, тем не менее, бывал прежде в крупных городах, выстроенных цивилизованными людьми, и провел там достаточно времени, чтобы уяснить неоднозначность криков о помощи среди ночи и подумать дважды, прежде чем бросаться сломя голову во тьму, навстречу неведомой опасности. Но от варваров-предков он наряду с сильными мышцами, гибкой рукой и волшебным клинком унаследовал и первобытное понятие о кодексе рыцарской чести.

Он застыл, пораженный, как громом, красотой девушки, когда она несколько минут назад поспешно прошла мимо. И теперь весь поглощенный мыслью о том, что это воздушное белокожее существо попало в беду, он выхватил из ножен свой тяжелый клинок и помчался туда, откуда только что пришел.

Свет ярких фонарей соседней улицы сюда не доставал, но дикарю хватило и слабого лунного света. Плащ был уже давно сорван, туника сползла с плеч, девушка билась в руках двух головорезов. Третий, заслышав шорох шагов, со злобной ухмылкой развернулся к Дрегару, нацелив меч прямо в живот юноше.

Дрегар рассмеялся и мощным ударом меча отмел более легкое оружие противника далеко в сторону. Не теряя времени, он тут же поднял меч высоко вверх и обрушил его всей силой своих волосатых рук на череп ночного грабителя.

Один из державших девушку бандитов бросился на помощь товарищу, но Дрегар, метнувшись вбок, избежал удара, а потом резким движением направил клинок в сердце разбойника. Третий, видя такой поворот, швырнул девушку под ноги нежданному спасителю и, завывая, бросился наутек.

Не обращая больше внимания ни на него, ни на убитых, Дрегар помог девушке подняться на ноги. Губы ее еще дрожали. Она машинально поправила на плечах порванную шелковую тунику. Кожа ее, и без того светлая, теперь казалась мертвенно-бледной, в углу рта появился кровоподтек. Дрегар поднял ее плащ и накинул ей на плечи.

— Благодарю, — выдохнула она наконец срывающимся голосом.

— Совершенно не за что, — поклонился он. — Давить крыс — недурная тренировка. С тобой, надеюсь, все в порядке?

Она кивнула и, пошатнувшись, ухватилась за его подставленную руку.

— О преисподняя! Послушай, девочка, здесь недалеко есть таверна. Серебра у меня немного, но вполне хватит на глоток вина, чтобы согреть твое сердечко.

По ее высокомерному виду можно было сказать, что, держись она тверже на ногах, она бы отказалась. Но вместо этого незнакомка позволила ему довести ее до трактира «Синее окно». Там варвар усадил ее за свободный стол и спросил вина.

— Как твое имя? — поинтересовался он, глядя, как она с трудом глотает крепкий напиток.

— Десайлин.

Он беззвучно повторил имя, пробуя его на вкус.

— Я зовусь Дрегар, — сказал он. — Моя родина далеко отсюда, в южных горах, и всего несколько лет назад я охотился и кочевал в степях со своим кланом. Но, почуяв жажду приключений, я отправился странствовать и с тех пор следую то за одним знаменем, то за другим… а иногда всего лишь за собственной тенью. Мне все уши прожужжали рассказами о великом Керсальтиале, и тогда я решил посмотреть, хорош ли он хоть вполовину так, как о нем рассказывают. Ты, конечно, тоже чужая здесь?

Она покачала головой. Теперь, когда ее лицо приобрело нормальный цвет, она не казалась уже такой отстраненной.

— На первый взгляд, так да. Иначе ты бы хорошо знала, что такое бродить ночью одной по улицам Керсальтиаля. Нет? В таком случае веская же должна быть у тебя причина, чтобы так рисковать.

Плечи девушки чуть заметно шевельнулись, но лицо сохраняло прежнюю неподвижность.

— Никаких причин… хотя для меня это было и в самом деле важно.

Дрегар вопросительно поднял брови.

— Я хотела… ох, ну просто хотела побыть одна, хоть на время. Чем бы это ни кончилось… Не знаю. Я не думала, что кто-нибудь посмеет тронуть меня, если я скажу, кто я такая.

— Похоже, твой титул не внушил почтения этим кретинам, как бы тебе того ни хотелось, — рассмеялся Дрегар.

Десайлин резко вскинула голову.

— Все смертные боятся имени Кейна!

— Кейн! — в крайнем изумлении повторил Дрегар. «Что же в таком случае эта девушка сделала, чтобы он?..» Но еще раз оглядев ее с головы до ног, ее изумительно красивое бледное лицо, маленькие руки идеальной формы, он понял, что делать ничего и не надо было. С неудовольствием он отметил, что своим невольным выкриком привлек внимание всех немногочисленных посетителей таверны.

Несколько лиц обернулось к нему с выражением замешательства и любопытства на лице.

Ладонь варвара легла на рукоять испытанного меча.

— Ну так я — человек, который не пугается одного только имени, кому бы там оно ни принадлежало! — во всеуслышание заявил он. — Конечно, я наслышан о самом ужасном и могущественном колдуне Керсальтиаля, но его имя для меня — не более чем пустой звук! Со мною мой меч, чья сталь искромсает любого колдуна и чернокнижника, и, уверяю тебя, он уже немало преуспел в этом. Я зову его «Проклятием магов», и в аду уже довольно печеных душ, которые присягнут, что это имя дано не из бахвальства!

Десайлин смотрела на него с неожиданным для нее самой восхищением.

А что было потом, Десайлин?

Я… Я не уверена… мои мысли — они еще путались. Я, кажется, все еще не пришла в себя тогда… Я помню, что держала его голову на коленях так, как будто это было всегда и будет вовеки… Я помню, как смешивались вода и кровь в деревянной чашке, и вода была такая холодная и красная, такая красная… Я, должно быть, оделась… Да, я помню город, и как шла по нему, и все эти лица… все эти лица… Они глядели на меня, глядели украдкой, а иные в упор.

Всматривались — и отводили взгляд, всматривались — и спешили скрыться, всматривались — и смеялись у меня за спиной, всматривались — и громогласно выкрикивали гадости… А иные не замечали меня, просто не видели… И я не помню, что из этого было мне более отвратительно — наверное, все сразу и одинаково. Я ила, шла, шла… Я помню… Мысли мои путаются… Я помню…

Я не могу вспомнить.

Глава 4. МЫ УНЕСЕМ ТЕБЯ

Он поднял голову… и увидел ее, стоящую на набережной, наблюдавшую за ним со странной гримасой напряженности и нерешительности одновременно. От неожиданности Маурсел выругался и вышел из-за своего импровизированного верстака. Девушка казалась призраком, так тихо и неподвижно стояла она и смотрела на него.

— Я… я всего лишь хотела узнать, все ли у вас в порядке, — наконец сказала Десайлин с неуверенной улыбкой.

— Вполне, если не считать проломленного черепа, — ответил Маурсел, пожирая ее глазами.

Когда он очнулся и выбрался из-под обломков мебели в своей каюте той ночью, уже светало. Волосы у него на затылке слиплись от крови, а голова болела так, что довольно долго он просто сидел, тупо глядя перед собой, пытаясь восстановить в памяти ночное приключение. Он помнил, как нечто вошло в его каюту и, дотянувшись до него, отшвырнуло его, как тряпичную куклу. А девушка исчезла — может, ее и в самом деле уволокла та тварь? За себя Десайлин явно не боялась, пытаясь оттащить его от двери…

Или, может, просто кто-нибудь из его парней вернулся и сыграл с ним эту злую шутку? А голова трещит с похмелья?.. Да нет, это — чушь, кому знать, как не ему. Приятели наверняка бы его прирезали, да еще раза три проверили, мертв ли. Как, впрочем, и любое человеческое существо, хоть вор, хоть бывший матрос.

Но девушка говорила, что ее воздыхатель — колдун, и только колдовство могло управлять той тварью с черными крыльями, что ночью посетила каравеллу. А теперь девочка вернулась, и гостеприимство Маурсела оказалось несколько подпорчено неуютным ощущением опасности, сопровождающим ее повсюду.

Должно быть, Десайлин угадала его мысли. Она шагнула назад, словно собираясь уйти.

— Погодите! — неожиданно выкрикнул капитан.

— Не хочу навлечь на вас новую беду.

Этого замечания оказалось достаточно, чтобы завести и без того вспыльчивого капитана.

— Новую беду! Да провались этот Кейн в ад вместе со всеми своими дьяволами! Череп-то мой оказался крепким для его зверюги, так что если у него ко мне какие-то личные претензии, пусть уж приходит в этот раз сам!

Огромные глаза Десайлин зажглись искренней радостью. Она шагнула к капитану.

— Некромантия истощила его силы, — сообщила она. — Теперь Кейн будет спать не один час.

Маурсел с галантностью помог ей подняться на борт.

— Тогда, может, зайдете ко мне в гости? Доски стругать уже темновато, а мне бы хотелось потолковать с вами. Я, знаете ли, подкопил с прошлой ночи несколько вопросов.

Как и накануне, пропустив девушку в каюту вперед себя, капитан зажег фонарь над дверью и, обернувшись, увидел ее уже сидящей на краешке кресла; она смотрела на Маурсела с настороженным беспокойством.

— Что же это за вопросы?

— Почему?

— Что почему?

Маурсел сделал широкий жест.

— Все почему. Почему вы живете в неволе у этого колдуна? Почему он держит вас у себя, если вы его так ненавидите? Почему вы не можете покинуть его?

Девушка в ответ улыбнулась так печально, что капитан почувствовал себя наивным мальчишкой.

— О, Кейн умеет очаровывать. У него есть свой, особый магнетизм. Глупо отрицать: и его богатство, и ощущение сопричастности его власти удерживают меня возле него. Но мне от этого не легче, нет. Мы встретились, и уж виной тому колдовство, нет ли — не знаю, но я не устояла перед ним. Быть может, я даже любила его когда-то. Но я уже так давно и так яростно его ненавижу, что не могу вспомнить ничего, кроме ненависти. Но Кейн… Кейн продолжает любить меня — на свой лад. Любовь! Из всех страстей, когда-либо его обуревавших, эта — самая мизерная. Его понятие любви претит мне. Так любит собиратель редкостей какую-нибудь древнюю статуэтку в своей коллекции, такое чувство испытывает паук к своей плененной жертве! Я — его статуэтка, его драгоценный камень, его собственность. А кто когда-либо задумывался о чувствах вещи, которой владеет?

Может ли немного забавное признание собственности: «Я тебя ненавижу» — лишить владельца удовольствия владеть?.. Ты спрашивал, почему я не покину его? — Тут голос ее дрогнул. — Во имя всех богов, неужели ты думаешь, что я не пыталась?

В полном смятении ума и чувств Маурсел, не отрываясь, смотрел на скорбное лицо девушки.

— Но почему же вы оставили попытки? Не удалась одна, может, удастся другая. Если вы можете иногда улизнуть ночью на улицы Керсальтиаля, вы можете и выбраться из города. Я что-то не вижу цепи, которая тянется за вами повсюду.

— Не все цепи видимы, — тихо возразила она.

— Слыхал я о таком, да, признаться, не верю. Слабый просто выдумывает себе свои кандалы.

— Кейн не позволит мне уйти.

— Власть Кейна велика, но не беспредельна, как бы ему того ни хотелось.

— Я уже встречала тех, кто думал так, как ты. Смерть прибавляла им мудрости, но слишком поздно.

Зеленые глаза девушки мерцали, как звезды. В них был вызов, насмешка и ожидание. Маурсел не мог противиться чарам ее красоты, ее быстрым, молящим взглядам. В нем проснулся рыцарь. Он расправил плечи и гордо заявил:

— Корабль плывет туда, куда направит его рулевой, — пусть хоть все ветры ада и все волны моря будут ему помехой!

Она придвинулась ближе, наклонилась. Прядь ее огненных волос коснулась руки моряка.

— Храбрые речи делают вам честь, капитан, — сказала она низким грудным голосом. — Но вы плохо представляете себе, как велика власть Кейна.

Маурсел бесстрашно рассмеялся.

— Скажем, я просто не гажу в штаны при одном только упоминании его имени!

Из пояса туники Десайлин извлекла и перекинула Маурселу потертый замшевый мешочек. Поймав его, капитан развязал тесемки и тряхнул мешочком над ладонью.

Рука его задрожала. На заскорузлой ладони вспыхнули радужными огнями драгоценные камни, яркие блики запрыгали по потолку каюты. Круглые, идеальной обработки камни — рубины, алмазы, изумруды, какие-то еще, названия которых он не помнил.

С трудом оторвав взгляд от сверкающей пригоршни, он вопросительно посмотрел на Десайлин.

— Я полагаю, этого достаточно, чтобы починить твой корабль… — Она запнулась, и странная искорка пробежала в ее глазах, когда она добавила:

— И заодно оплатить мой проезд в какой-нибудь отдаленный город — если, конечно, ты осмелишься на это!

Капитан «Туаба» клятвенно поднял руку.

— Я сказал, что сказал, девочка! Дай мне несколько дней, чтобы привести старушку в порядок, и мы унесем тебя к берегам, где никто и не слыхал о Кейне.

— Ты не передумаешь?

Она встала с кресла. Маурсел решил, что она собралась уходить, но увидел, что пальцы ее теребят какой-то тонкий шнурок на поясе. У него прервалось дыхание — шелковая туника распахнулась и медленно сползла с ее мраморных плеч.

— Я не передумаю, — хрипло пообещал он, начиная понимать, почему Кейн пойдет на все, лишь бы удержать Десайлин.

Глава 5. ПРОКЛЯТИЕ МАГОВ

— Как истекающие медом соты — кожа твоя, — говорил нараспев Дрегар. Всеми богами клянусь, ты и на вкус — настоящий мед!

Десайлин мурлыкнула от удовольствия и притянула себе на грудь светлую лохматую голову варвара. Но секунду спустя она вздохнула и нехотя выскользнула из его объятий. Сев на постели, она жестом отчаяния запустила тонкие пальцы в рыжее облако своих волос, окутывавшее ее голые плечи и спину.

Рука Дрегара скользнула по ее бедру и крепко обхватила талию, когда Десайлин попыталась встать с развороченной постели.

— Не ускользай от меня, словно стыдливая девственница. Твой наездник спешился лишь ненадолго. Скоро он снова будет готов скакать на тебе через все ворота наслаждений — еще и еще раз, пока солнце не скроется в морских глубинах.

— Это чудесно, но мне пора идти, — вздохнула она. — Кейн может заподозрить…

— Чертов Кейн! — разъярился вдруг Дрегар, грубо бросая ее на постель рядом с собой. Его мощные руки стиснули Десайлин, он впился ей в губы с ожесточенной яростью. Она пылко ответила, и скоро, успокоившись, он уже ласково водил ладонью по ее упругим маленьким грудям, шее, лицу, животу — прощупывая биение каждой жилки. Наконец он рассмеялся. — Ну, теперь скажи мне еще, что ты предпочитаешь крабьи клешни этого колдуна объятиям настоящего мужчины!

Тень холодной отстраненности пробежала по ее лицу.

— Напрасно ты недооцениваешь Кейна. Он вовсе не мягкотелый увалень.

— Несчастный колдун, не вылезавший из своей башни один только дьявол знает сколько лет! — огрызнулся юноша. — У него должна быть вода вместо крови и сухие сучья вместо костей! Ну так ступай к нему, коли тебе больше нравятся его беззубые поцелуи и немощные чресла!

— Нет, любимый, я не пойду! Я хочу твоих объятий, а не его! — промурлыкала Десайлин, обвиваясь вокруг варвара и усмиряя его гнев поцелуями. — Просто я боюсь за тебя. Кейн вовсе не седобородый старец. Если бы не безумие его глаз, я назвала бы его лучшим воином нашего времени. С ним стоит опасаться не только колдовства. Я не один раз наблюдала, как он убивает без всяких чар, одним лишь мечом. Он очень опасный противник!

Дрегар фыркнул и потянулся, демонстрируя свое гибкое сильное тело.

— Я не встречал еще колдуна, который стоил бы хоть что-то на поле брани. Кейн — просто громкое имя, страшный бука, которым пугают непослушных детей. Я не боюсь его имени — но опасаюсь его магии. А мой меч отведывал уже крови воинов и получше, чем твой тюремщик с черным сердцем!

— О судьба! — прошептала Десайлин, потершись щекой о его плечо. — Ну почему она распорядилась так, что я попала в Кейновы черные сети, а не в твои сильные руки!

— Судьбу человек выбирает себе сам. Если ты желаешь быть моей женщиной, ты будешь ею.

— Но Кейн!..

Варвар одним прыжком вскочил на ноги и угрожающе навис над нею.

— Хватит о Кейне, девочка! Любишь ты меня или нет?

— Дрегар, любимый, ты знаешь, что да! Разве все это время…

— Все это время я слышу твои причитания о Кейне, и у меня уже болит живот, настолько я ими сыт! Забудь о Кейне! Я забираю тебя у него! Мы уезжаем отсюда!

Несмотря на все свои дворцы и башни, Керсальтиаль — такая же вонючая дыра, как и любой другой город из тех, что я уже видел. И я не намерен далее здесь околачиваться. Так вот, завтра же я уезжаю отсюда — или по суше, или по воде.

Хочу поискать какие-нибудь не испорченные цивилизацией земли, где сильного воина с хорошим мечом встречают радушнее, чем здесь. А ты едешь со мной.

— Что ты такое говоришь, Дрегар!

— Если ты думаешь, что я лгу, можешь оставаться здесь.

— Кейн бросится в погоню, и…

— Ну так он потеряет не только возлюбленную, но и жизнь!

С обычной юношеской самонадеянностью он вытащил из ножен свой большой меч и залюбовался его зеркальной голубовато-серой сталью.

— Посмотри на него, — сказал он, легко крутанув тяжелым мечом над головой.

— Я зову его «Проклятием магов», и тому есть свои причины. Посмотри на его лезвие. Это не та сталь, про которую хвастают ваши кузнецы, будто она закалена в драконовом пламени! Посмотри на эти письмена, идущие вниз от рукояти. Он несет в себе силу! Давным-давно выковал его древний мастер в жаре упавшей звезды и своею рукою нанес оберегающие руны. Тот, кто владеет «Проклятием магов», может не опасаться колдовских чар. Они не будут властны над ним. Мой меч не темнеет даже от крови демонов. Он защищен от чародейства и сам находит черное сердце колдуна! Пусть Кейн насылает на нас полчища своих тварей! Меч защитит нас от его чар, а я уж постараюсь заставить его прихвостней повернуть обратно в подземелья его башни! Пусть выползает за нами хоть сам, если отважится! Я рассмеюсь ему в лицо, когда увижу его мертвые глаза!

Взгляд Десайлин засветился верой и обожанием.

— Ты и в самом деле сможешь это сделать, Дрегар? Ты единственный, кто может забрать меня от Кейна! В целом свете нет никого храбрее тебя, мой любимый!

Юноша рассмеялся и потрепал ее по голове, как маленькую.

— В целом свете! Что ты знаешь об этом свете, детка? Ты называешь мужчинами этих полудохлых крыс, что жмутся по стенам своих курятников и гордо именуются «жителями величайшего города»! Забудь о башне Кейна — пока я жив, он тебя там не увидит. Сегодня, моя девочка, я намерен показать тебе, как может любить свою женщину настоящий мужчина!

— Но почему же так уверена ты, что сбежать от Кейна невозможно?

— Я знаю.

— Как ты можешь знать? Ты слишком боишься его, чтобы по-настоящему проверить это.

— Я знаю.

— Но тогда почему же ты твердишь о бегстве снова и снова?

— Потому что я знаю.

— Быть может, все эти «невозможно» не вокруг, а в тебе самой, Десайлин?

— Но я знаю, что Кейн не позволит мне уйти от него.

— Какая уверенность. Это потому, что ты уже пыталась?

— Ты пыталась, Десайлин?

— Находила нового избавителя принцессы, от дракона — и терпела поражение?

— Ты не в силах быть честной со мной, да, Десайлин?

— Ну вот, теперь ты отворачиваешься.

— Так там был еще один? Сколько же всего их у тебя?

— Невозможно сбежать от него — но ты раз за разом предаешь меня, Десайлин. Скажи мне. Как я могу верить тебе, если ты не веришь мне?

— На слово, надо думать. Так там был еще один…

Глава 6. НОЧЬ И ТУМАН

Ночь вернулась в Керсальтиаль и простерла свой мглистый плащ над узкими улочками, гигантскими площадями и высокими башнями. Голос города из обычной дневной какофонии превратился в таинственный сумеречный шепот. Сквозь туман, наползающий с моря, мерцали звезды, улицы становились тише, только иногда вскипала на них водоворотом какая-нибудь свара и снова распадалась, утихнув, так дергается во сне неугомонная гончая. На улицах зажглись фонари, разгоняя ночные тени, и те попрятались по углам, словно их и не было. Только один человек во всем городе знал, что свет фонарей обманчив, что ночью тьма, тишина и туман правят здесь безраздельно, а свету не остается места. Ночь, чей мрак был в Керсальтиале непрогляднее, чем в любом другом городе, вернулась в свои исконные владения.

Любовники лежали, тесно переплетясь телами, истомленные, но слишком возбужденные, чтобы заснуть. Они почти не говорили, только слушали биение собственных сердец, слившееся в единый ритм. Туман вползал сквозь щели в ставнях, неся с собою холодное дыхание моря и эхо криков с кораблей, швартующихся в порту.

Десайлин вдруг зашипела, как напуганная кошка. Остро отточенные ее коготки впились в руку Дрегара, так что браслет из ярко-красных лунок отпечатался у него на предплечье. Насторожившись, варвар скользнул ладонью к рукояти обнаженного меча, лежавшего подле их постели.

Клинок сверкнул голубой вспышкой — более яркой, чем просто блик на полированной поверхности стали.

В ночи за стенами старой таверны что-то происходило. Был ли то порыв ветра, хлопнувший ставнем, так что он приоткрылся и клок клубящегося тумана щупальцем потянулся в комнату? И звук… может, это тихо зашуршали огромные кожистые крылья? Страх липкой паутиной опутал убогий домишко. Тишина стояла такая, что на миг любовникам показалось, будто во всем мире остались только два их сердца и оглушительные удары — последний живой звук в этой тишине.

Что-то вдруг завозилось и заскребло наверху, словно металл прошуршал по черепице крыши.

«Проклятие магов» наливался голубым пульсирующим светом. Тени и мороки отшатнулись, прячась по углам, испуганные его разгорающимся сиянием.

Дубовые ставни затрещали, словно на них давили извне. Наконец они не выдержали и подались, несмотря на щеколды и железные петли. Туман, до тех пор сочившийся еле-еле, потоком хлынул в образовавшуюся щель. Он принес с собой новый запах — если это был запах моря, то еще не открытого людьми.

Мерцающий свет разгорался все ярче. Мощь меча словно передавалась юноше, он сам наливался таким же светом. Наконец вспыхнул купол синего пламени, накрывший Дрегара и его перепуганную подругу. Свет лился сквозь туман, а ставни трещали все отчаяннее… Железные запоры вдруг со звоном лопнули и разлетелись, охваченные колдовским огнем. В ночи раздался вопль, леденящий более душу, чем слух, — яростный вопль твари, призывающей себе на помощь все силы ада.

С почти человеческим вздохом облегчения ставни вдруг снова плотно затворились как ни в чем не бывало. Тварь отступила. Снова донесся из тьмы шорох перепончатых крыльев. Призрак удалялся. Страх нехотя разжал хватку и сполз с трактира.

Дрегар рассмеялся и триумфально воздел меч, едва не воткнув его при этом в потолок. Купол синего огня исчез, клинок отблескивал тихо и умиротворенно, как отблескивает всякая хорошая сталь. Похоже на кошмарный сон, подумала Десайлин, отлично зная, что это была явь.

— Кажется, твой укротитель демонов не всесилен! — радостно воскликнул варвар. — Теперь Кейн знает, что его трюки бессильны перед «Проклятием магов»! Твой великий заклинатель летучих мышей трясется сейчас, наверное, спрятавшись по кровать, и думает: как странно, можно, оказывается, еще встретить доблестного воина, способного принять его вызов! Ну, полагаю, этого с него хватит.

— Ты не знаешь Кейна, — вздохнула Десайлин. Дурачась, Дрегар легонько пихнул кулаком свою помрачневшую подругу.

— Ты по-прежнему боишься детских сказок? После того, как видела силу моего звездного меча? Ты слишком долго прожила под вонючими крышами этого города, детка. Через несколько часов рассветет, и я заберу тебя отсюда в настоящий мир, где мужчины не продают свою душу за стаю трусливых призраков умерших народов!

Варвар говорил так уверенно. Но страхи ее не ушли, и весь остаток ночи Десайлин не помнила, сколько времени — она просидела, тесно прижавшись к нему, с тяжко бьющимся сердцем, вздрагивая от малейшего ночного шороха.

Она ждала не напрасно. Уже на рассвете, когда погасли уличные фонари, послышался, бесконечно повторенный эхом, глухой перестук копыт по каменной мостовой.

Сначала она еще надеялась, что этот звук — просто игра ее воспаленного воображения. Но по мере того, как всадник приближался, все отчетливее слышны были удары копыт о брусчатку. Город словно вымер, и цоканье копыт раздавалось громко и мерно, как капанье воды над самым ухом.

Цок-цок, цок-цок, цок-цок.

Кто-то неспешным шагом подъехал к старому трактиру.

— Что это? — услышал, наконец, перестук копыт Дрегар.

Она смотрела в темноту глазами, полными ужаса.

— Я знаю этот звук. Это едет черный жеребец с глазами, как горящие уголья, и с железными копытами!

Дрегар нахмурился.

— И я знаю, кто едет на нем верхом!

Цок-цок, цок-цок.

Стук копыт перекатывался, как костяные шарики. Вот всадник уже во дворе «Синего окна». Эхо отскочило от покореженных ставней… Десайлин заломила руки над головой.

Неужели же больше никто не слышит этого холодного звона?

Цок-цок, цок-цок, цок-цок. Невидимая лошадь стала у самых дверей. Звякнула пряжка сбруи. И ни единого вскрика или слова.

Откуда-то снизу, со стороны общего зала, донесся звук бессильно осыпавшихся запоров и замков. С тихим скрипом отворилась дверь. Почему трактирщик не заступил дорогу незваному гостю?

Шаги на лестнице. Едва слышные шаги мягких кожаных сапог. Шаги в коридоре, ведущем прямо в их комнату.

Лицо Десайлин превратилось в маску ужаса. Не чувствуя боли, она прикусила губу, так что кровь темной струйкой потекла по ее подбородку. Круглые от страха глаза ее не отрывались от двери.

Дрегар мельком взглянул на меч. Никаких признаков свечения не было, лишь обычный блеск стали, изголодавшейся по крови.

Шаги замерли у их двери. Дрегар выставил меч, сжав его обеими руками.

Казалось, он мог услышать дыхание того, кто стоял, выжидая, за порогом.

Негромкий, но тяжелый удар встряхнул дверь, едва не слетевшую с петель.

Один. Единственный вызов. Единственное приглашение.

Словно чего-то спохватившись, Десайлин знаками показала Дрегару: молчи!

— Кто посмел?!.. — зло выкрикнул варвар. В ответ на дверь обрушился удар сокрушительной силы. Искореженное железо замка и петель посыпалось на пол прямо с кусками штукатурки.

— Кейн!!! — завизжала Десайлин.

Порог переступил могучий воин, исполненный силы и своеобразной грации. В дверь он прошел немного боком и пригнув голову. В левой руке его был обнаженный меч, но в глазах не читалось ни жажды крови, ни безумия берсерка — скорее усталость.

— Добрый вечер, — приветствовал он любовников с безрадостной улыбкой.

Предупрежденный намеками Десайлин, Дрегар ожидал увидеть более-менее воина. То, что он увидел, его ошеломило. По-видимому, этот колдун знал секрет бессмертия.

Шести с лишним футов роста, Кейн был на несколько дюймов ниже рослого варвара, но чудовищные бугры мышц под молодой, блестящей кожей делали его широкую фигуру гораздо внушительнее. Длинные руки и мощные плечи говорили о воине недюжинной силы и мастерства — хотя юноша и сомневался в том, что Кейн сможет передвигаться с той же скоростью и гибкостью, как и он сам. Узкая кожаная лента с черным опалом впереди перехватывала его длинные рыжие волосы, а в спутанной бороде пряталась усмешка, придававшая его лицу неуловимо аристократическое выражение. Голубые глаза горели огнем прирожденного убийцы.

— Пришел полюбоваться напоследок на свою женщину, колдун? — поинтересовался Дрегар, не спуская глаз с меча в левой руке Кейна. — А мы решили, что ты уж никогда больше не выйдешь из своей башни, после того как я припугнул хорошенько твоих ящериц!

Кейн прищурился.

— А, так вот он… «Проклятие магов», как ты его называешь… Легенды и в самом деле не лгали. Чудо-меч, защищающий от чар. Видимо, я не должен был говорить об этом Десайлин. Но услышав, что этот прославленный меч якобы появился в Керсальтиале, я немедленно поделился с ней новостью… И поплатился за свою глупость — вот передо мной стоит его хозяин, уже успевший причинить мне кучу неприятностей.

— Убей его, Дрегар, убей его, любимый, не слушай его, он лжет!

— Постой-ка, что ты имеешь в виду? — насторожился юноша, не поспевавший за мыслями Кейна с той же легкостью, что и Десайлин.

Воин-волшебник печально улыбнулся.

— А сам ты не догадываешься, романтический ты пень? Ты не понимаешь, что эта умная стерва использовала тебя? Ну конечно же, нет, наш великодушный варвар просто пришел на помощь бедной девушке. Жаль, что я позволил Лароку умереть сразу после того, как узнал, что на этот раз задумала наша прекрасная госпожа. Он бы рассказал тебе, что таится за невинностью этих глаз…

— Дрегар! Убей его, пока не поздно! Он же просто отвлекает тебя!

— Это уж точно! Убей меня, Дрегар, — если сможешь! Вот так-то. С помощью моего… м-м… ну, пусть волшебства, я узнал об этом мече, и о тебе, и о том, что вы прибыли в наш город. И упомянул об этом в разговоре с Десайлин. А ей, похоже, надоели мои заботы. Она подкупила слугу, и не кого-нибудь, а самого безжалостного — Ларока, и помчалась разыгрывать — с хорошими актерами — уличное изнасилование, уверенная, что наивный варвар помчится спасать ее. Неплохо придумано, согласись. И теперь у бедняжки Десайлин есть заступник — с мечом, который защитит ее от злобных чар Кейна. Единственное, что мне еще не ясно, Десайлин: ты хотела только бежать с этим пробкоголовым варваром или надеялась, что он убьет меня, чтобы ты стала хозяйкой всех сокровищ моей башни?

— Дрегар! Он лжет! — простонала девушка, хватая варвара за плечи.

— Потому что если все-таки второе, то, должен тебе сказать, твой замысел был не так разумен, как показалось мне вначале, — насмешливо заключил Кейн.

— Дрегар! — выкрикнула она с яростью полузадушенной кошки.

Совершенно сбитый с толку, Дрегар скосил глаз на искаженное лицо красавицы.

Кейн осклабился.

Молния в руках Дрегара сумела отразить удар в самый последний момент, так что меч Кейна только чиркнул варвара по ребрам, а не пронзил ему грудь.

— Будь ты проклят! — выкрикнул Дрегар.

— Я и так уже проклят! — радостно расхохотался Кейн, с легкостью парируя ответный удар юноши. Скорость, с какой он передвигался, была невероятной, а сила рук, направлявших меч, — нечеловеческой.

Искры сыпались от ударов мечей, когда они сталкивались в тщетном стремлении поразить противника. Исписанный рунами звездный металл, быть может, впервые встретился со сталью лучшей, чем он сам, ибо керсальтиальские мечи славились далеко за пределами города. Звон клинков походил на выкрики двух сражающихся демонов — резкие скрежещущие вопли, исполненные то ярости, то боли.

Блики от огонька масляной лампы сверкали на мокрой от пота голой спине Дрегара, дыхание со свистом вырывалось сквозь стиснутые зубы. Прежде в многочисленных драках с противником, равным ему по силе, он легко одерживал победу за счет своей ловкости и гибкости. Теперь же, словно в кошмарном сне, он стоял перед искушенным и умелым воином, чья скорость реакции была близка к его, а сила оказалась много больше. После первой, легко отбитой, атаки действия Дрегара стали менее рискованными и более продуманными. Он мрачно бранил себя за то, что не расспросил как следует Десайлин, полагая, что всякий колдун — воин никудышный.

Во всем городе, наверное, не было слышно ни единого звука, кроме этого звона мечей и свистящего дыхания. Словно повсюду в Керсальтиале время остановилось, примерзнув к месту, и только здесь, в грязной трактирной комнате с убогой обстановкой, неслось, как безумное, не поспевая за прыжками и ударами этой парочки.

Дрегар почувствовал прикосновение клинка Кейна к своей левой руке прежде, чем успел увидеть сам меч. Атакующий клинок Кейна оказался в пугающей близости, и только поспешный прыжок в сторону спас варвара от худшего. Он вдруг отметил, как будто только теперь увидел, что левая рука Кейна не устает, и колдун каждый удар наносит, как первый. На «Проклятии магов» начала появляться одна зазубрина за другой — по мечу била более прочная сталь и более сильная рука. Рукоять, влажная от пота, скользила в руках юноши. Кейн со своим более тяжелым мечом получил еще одно преимущество.

Тогда, нанеся сильный удар — Кейн отразил его, — Дрегар немедленно атаковал повторно, из-под руки Кейна, вывернув острие меча. Удар рассек колдуну лоб, сорвав с головы кожаную ленту. Кровь залила ему глаза, но длинные волосы тут же прилипли к ране, останавливая кровотечение, и Кейн, подавшись назад, попытался как-то отереть кровь и откинуть назад слипшиеся пряди.

И варвар ударил. Полуослепленный Кейн не смог ответить сразу, и меч Дрегара обрушился на его левое запястье. Длинный меч Кейна вздрогнул, словно рана досталась ему. Дрегар, не теряя времени, ударил снова.

Меч выпал из руки Кейна. Он еще не достиг пола, когда Дрегар, увидев, что он, наконец, сумел обезоружить колдуна, занес над головой «Проклятие магов» — для последнего удара.

Но правая рука Кейна метнулась вслед падающему оружию со скоростью, говорящей о долгих тренировках. Вывернув меч еще в полете, Кейн отразил скомканную под конец атаку Дрегара. И, не давая изумленному варвару опомниться, направил острие своего меча прямо ему под ребра.

Юноша переломился пополам, сила удара отшвырнула его к кровати. “Проклятие магов" выпал из бесчувственных пальцев и упал на темные дубовые половицы.

Из горла Десайлин вырвался крик невыразимой боли. Она кинулась перед раненым на колени, приподняла его голову. Коснулась дрожащими пальцами страшной рваной раны.

— Пожалуйста, Кейн! — прохрипела девушка. — Пощади его!

Кейн взглянул в ее умоляющие глаза, затем оглядел искалеченную грудную клетку варвара — и, рассмеявшись, опустил меч.

— Дарю его тебе, Десайлин, — объявил он с галантным поклоном. — И жду тебя в моей башне — если, конечно, твой юный любовник не увезет тебя, как собирался.

Кровь струилась по его руке, кровь стекала с его клинка. Он развернулся и вышел из комнаты прямо в предутренний туман.

— Дрегар, Дрегар! — причитала Десайлин, целуя его бледнеющее лицо и губы.

— О, не умирай, любимый, прошу тебя! Онте, всесильный Онте, не дай ему умереть!

Слезы текли по ее лицу, она прижалась щекой к его виску.

— Ведь ты не поверил ему, ведь не поверил, правда? Ну как бы я могла заранее знать нашу встречу! Я люблю тебя! Это правда, я люблю тебя! Я всегда буду любить тебя, Дрегар!

Он взглянул на нее мутнеющими глазами.

— Сука! — сплюнул он и умер.

— Сколько раз, Десайлин? Сколько раз ты будешь еще играть в эту игру?

— Это был первый!

— Первый? Ты уверена, Десайлин?

— Клянусь!.. Хотя… как я могу в чем-либо клясться?

— И много ли их будет еще? Сколько их будет еще, Десайлин?

— Их? Что за тьма царит в моей голове?

— Сколько раз, Десайлин, ты играла в прекрасную морскую сирену?

— Сколько их было, тех. кто тонул, устремившись на твой голос?

— Сколько живых душ утонуло ради твоих прекрасных глаз, Десайлин?

— Их поглощали тени, всегда готовые принять твою жертву, их тела уносились в ад с каждым отливом. Сколько раз, Десайлин?

— Я не помню…

Глава 7. ОН ДОЛЖЕН УМЕРЕТЬ

— Ты знаешь, что он должен умереть.

Десайлин покачала головой.

— Это слишком опасно.

— Гораздо опаснее оставлять его в живых, — мрачно возразил Маурсел. — Из всего того, что ты мне нарассказала, я понял только одно: он не даст тебе уйти.

Да и бегство наше не будет похоже на бегство жены от жирного бездельника-нобиля. Сети колдуна раскинуты дальше, чем те, что плетет Орейха.

Что пользы будет удрать из Керсальтиаля, если вся нечисть Кейна бросится за нами в погоню? Даже в море они нас легко настигнут.

— Но они могут нас и не найти, — неуверенно возразила Десайлин. — Океан велик, а на воде не остается следов.

— Он отыщет нас с помощью своих колдовских трюков.

— И все же это очень опасно. Я вообще не уверена, что Кейна действительно можно убить! — В волнении она стиснула переплетенными пальцами горло и принялась расхаживать взад-вперед; губы ее были плотно сжаты.

Маурсел сердито наблюдал, как она теребит свой драгоценный ошейник. В Керсальтиале можно было встретить весьма причудливо одетых девушек — тем более причудливо, чем красивее они были сами, но Маурсел готов был поклясться, что это украшение — не причуда, и Десайлин, вероятнее всего, не снимает его даже на ночь.

— Ты никогда не избавишься от этого рабского ошейника, пока жив Кейн, — проворчал он, высказывая свою мысль вслух.

— Я знаю, — тихо сказала девушка, и нечто большее, чем страх, промелькнуло в ее глазах.

— Но теперь у тебя есть руки, которые могут убить его. — Маурсел демонстративно сжал огромные кулаки.

Губы красавицы дрогнули, но она промолчала. Ночные звуки гавани разносились далеко по воде. «Туаб» тихонько покачивался на мелкой волне, поскрипывая и вздыхая под несильным ветром. Часовой мерил шагами палубу, вновь набранная команда отдыхала в кубрике от дневных трудов. В каюте капитана в такт покачиванию судна мерцал огонек лампы, отбрасывая тени то в один угол, то в другой. Освещенная каюта казалась девушке единственным уцелевшим островком света в бескрайнем океане тьмы.

— Кейн любит тебя, — продолжал Маурсел с каким-то упоением. — Он не желает слышать о том, что ты его ненавидишь. С другой стороны, он уж как-то очень небрежно тебя сторожит. Он позволяет тебе стоять у него за спиной, и ему просто в голову не приходит, что однажды ты воткнешь ему кинжал под левую лопатку.

— Да, это правда. — Голос ее звучал как-то странно.

Маурсел сжал ее плечо и повернул заплаканным лицом к себе.

— Я не понимаю, почему ты до сих пор этого не сделала. Боялась?

— Да. Я безумно боюсь Кейна.

Он выругался и взял ее за подбородок. Ошейник, этот символ власти Кейна над девушкой, раздражал его, и он грубым жестом сорвал его с шеи девушки. Она взметнула руки, закрывая оголившуюся кожу, но он успел увидеть синие страшные пятна.

Он снова выругался.

— Это Кейнова работа?

Она кивнула, глаза ее были по-прежнему дики — то ли от страха, то ли от возбуждения.

— Он держит тебя, как рабыню, так что ты даже вздохнуть всей грудью не можешь — и у тебя не хватает духу на убийство или хотя бы на ненависть за все то зло, что он тебе причинил?

— Это неправда! Я всем сердцем ненавижу Кейна.

— Тогда перестань трястись! Что еще худшего может этот дьявол сделать с тобою?

— Я просто не хочу твоей смерти, понимаешь?

Капитан мрачно усмехнулся.

— Ну, если ты хочешь остаться у него рабыней лишь потому, что тебе не хочется моей смерти, тогда, конечно, дело того стоит! Да ведь только смерть-то может прийти не за мной, а за Кейном — если мы хорошо сыграем. Ну? Давай попробуем — ради свободы для тебя и любви для нас обоих.

— Я попытаюсь, Маурсел, — пообещала она, не смея отвести взгляд. — Но я не смогу этого сделать одна.

— А тебя никто и не просит делать это одной. Могу я проникнуть как-нибудь в башню Кейна?

— Туда не проникнет и армия, если этого не захочет Кейн.

— Слыхал, — отмахнулся капитан. — Но я — не армия. Я — могу туда войти? Наверняка у колдуна есть тайный лаз для ночных выходов.

Она решительно сжала кулаки.

— Я знаю один. Если только тебе удастся войти так, чтобы он тебя не почуял… Нюх и слух у него звериные.

— А вот если ты расскажешь мне обо всех ловушках и засадах, которые там наверняка есть, — сказал ей капитан очень тихо, — и подскажешь, когда можно застать Кейна врасплох. Если ты в состоянии время от времени ускользать из башни, то уж я там как-нибудь пройду.

Десайлин кивала его словам, страха в ее глазах поубавилось.

— В башню можно проникнуть, когда Кейн занят колдовством. От этого его оторвать невозможно. Как раз недавно он начал новую ворожбу и провозится с ней до исхода завтрашней ночи. А потом разыщет меня и заставит разделить с ним плоды его трудов.

Маурсел оживился.

— Ого! Ну, это будет его последнее путешествие в ад — мы сошлем его туда навечно. Что ж, отлично. Я завтра с утра прикажу людям грузиться, а послезавтра мы будем готовы к отплытию. Значит, завтра ночью, Десайлин. Тебе следует остаться рядом с ним. Если он увидит меня прежде, чем я ударю, — погоди, пока он развернется ко мне, чтобы убить. И тогда вгони ему в спину вот это!

Он протянул ей тонкий изящный кинжал, вынув его из ножен над изголовьем кровати.

Словно зачарованная его речью и блеском стали, вертела Десайлин в руках смертоносную игрушку.

— Я попробую. Во имя Онте, я попробую сделать все, как ты сказал!

— Он должен умереть, — повторил Маурсел. — Ты знаешь: он должен умереть.

Глава 8. ИСПЕЙ ПОСЛЕДНЮЮ ЧАШУ…

Туман, родившись где-то в истоке мира глубоко под Керсальтиалем, выполз по невидимым скважинам и щелям, окутав город, заполнив широкие мощеные улицы, обвив колоннады портиков. Лишь надменные башни, обдуваемые верхним ветром, избежали его душных объятий. Рожденный двумя стихиями, воздухом и водой, он вился и плыл, влекомый третьей стихией — огнем, он был словно воплощение четвертой стихии — земли, плакавшей тысячами глаз. Огни улиц и площадей светились тусклыми золотыми шарами сквозь плывущую дымку, словно плыли сами, и город напоминал гигантское мрачное болото, где плывут над топью неверные огоньки.

— У тебя нынче какое-то странное настроение, Десайлин, — заметил Кейн, зажигая огонь под плоской широкогорлой чашей.

Она двинулась прочь от узкого окна-бойницы.

— Тебе оно кажется странным? Удивляюсь, что ты заметил. Бессчетное множество раз говорила я тебе, что мне противны твои колдовские опыты, и столько же раз ты не обращал на это ни малейшего внимания.

— Все, что исходит от тебя, для меня важно и дорого, Десайлин. Извини. Твое присутствие здесь необходимо. Я делаю то, что должен делать.

— И это тоже? — почти взвизгнула она, указывая на искромсанный труп девочки-подростка.

Кейн проследил ее жест. Боль исказила черты лица колдуна, он сделал какое-то движение руками и почти пролаял то ли фразу, то ли длинное слово из коротких звукосочетаний.

В распахнутый ставень вползла тень и окутала труп. В ее колеблющейся тьме детское тельце пропало без следа. Затем исчезла и сама тень, только ветер донес шорох гигантских крыльев, когда чудовище улетало.

— И ты думаешь, я забуду, из чего ты готовишь то мерзкое снадобье, которое каждый раз заставляешь меня пить?

Кейн нахмурился и молча уставился на фосфоресцирующую жидкость, исходящую паром в небольшом тигле.

— На тебе случайно нет ничего железного, Десайлин? Цвет изменился. Я просил тебя не приносить железа, когда я занимаюсь этим колдовством, ты помнишь?

Холод клинка, спрятанного под туникой, обжег ей тело.

— Я помню, Кейн. На мне только мои кольца.

Но Кейн уже был весь поглощен процессом перегонки и не услышал ее последних слов. Внутри алой чаши что-то булькало, закипало, вспыхивало огненным светом, отбрасывая кровавые блики на стены башни. Наконец большая радужная капля повисла на конце выводной трубки.

Кейн быстро подставил под нее кубок.

— Что же ты не требуешь, чтобы я выпила это, Кейн? Или те цепи страха, которые ты наложил на меня, еще достаточно крепки?

Он скосил на нее удивленный взгляд, и, хотя это могло быть и просто игрой теней, ей показалось, что в этом взгляде есть и усталость, и боль. Словно все неисчислимые столетия, что прошли мимо Кейна, не задев, разом вдруг легли ему на плечи.

— Тебе непременно нужна эта игра, Десайлин?

— Мне нужно только одно: быть свободной от тебя, Кейн.

— Ты любила меня когда-то. Все возвращается, ты полюбишь меня снова.

— По твоему велению? Ты глуп, если надеешься на это. Я ненавижу тебя, Кейн. Убей меня или держи при себе, пока я не состарюсь и подурнею. Я умру, переполненная ненавистью к тебе.

Он вздохнул и отвернулся. От его дыхания вздрогнуло пламя.

— Ты останешься со мной, потому что я люблю тебя, и красота твоя останется при тебе навсегда, Десайлин. Когда-нибудь ты поймешь. Ты никогда не задумывалась об одиночестве бессмертия? Это бесконечное изгнание. Изгнание человека, который никогда нигде не знает покоя, чья тень оставляет руины, где бы он ни прошел. И в каждом триумфе — падение, а каждая радость — мимолетна.

Его царства рушатся, его песни забываются, его любовь обращается в прах. Дни и ночи напролет с ним лишь царство пустоты — скелеты в мантиях памяти, и больше никого… И так ли преступно для такого человека пытаться всеми силами удержать при себе то, что он любит? Даже если силы эти темнее ада. Сотни цветов завянут и погибнут — разве преступно желать сохранить красоту хотя бы одного цветка?

Даже если цветок ненавидит садовника — разве тот сможет поднять руку на своего подопечного?

Но Десайлин не слышала Кейна. Она, не отрываясь, смотрела на гобелен, на цветущем лугу которого не шелохнулся пока ни один цветок. Услышал ли Кейн скрип потайной двери? Нет, он говорит о чем-то, весь поглощенный своей мыслью.

Сердце ее забилось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

Маурсел уже стоял за гобеленом: сощурясь, она могла разглядеть его. Сумеет ли он подобраться к Кейну незамеченным? Кинжал под одеждой жег ее, как раскаленный уголь. Она осторожно пододвинулась к Кейну, заслоняя собой Маурсела.

— Ну вот, напиток готов, — сказал Кейн, внезапно выходя из своей меланхолии. Ярко-янтарные капли горели на дне кубка. — Пей скорее.

— Я не буду снова пить этот яд.

— Пей, Десайлин. — Его глаза снова подчинили ее своей воле. Словно в бесконечно повторяющемся кошмаре Десайлин поднесла кубок к губам, чувствуя, как вязкая жидкость касается ее языка.

Свист летящего кинжала рассек тишину. Хрустальный кубок тысячью осколков брызнул из ее ослабевших рук.

— Нет! — дико крикнул Кейн. — Нет! Нет!

Он в немом ужасе уставился на маленькую лужицу на полу.

Выпрыгнув из своего укрытия, Маурсел кинулся к Кейну, рассчитывая вонзить тесак в сердце чародею прежде, чем тот обернется.

Беда капитана была в том, что Кейн ожидал визита гостя не человеческой расы, а увидел всего лишь моряка с тесаком. Оскалясь, колдун развернулся к вторгшемуся в святая святых — и Маурсел оторопел от выражения искренней радости на лице колдуна.

Нырнув под удар тесака, Кейн схватил Маурсела за запястье — и поскольку он сделал это левой рукой, тесак выпал из руки капитана, зазвенев по камням, а сам моряк взвыл от боли. Длинные пальцы Кейна сомкнулись на его бычьей шее. Маурсел беспомощно лупил колдуна по чему попало здоровой рукой, извиваясь изо всех сил, но Кейн с хохотом поволок его обратно к гобелену, удерживая за шею и слегка придушив.

Красная мгла застилала капитану глаза, звон в ушах рвал барабанные перепонки. Кейн убивал его медленно, наслаждаясь его беспомощностью.

И вдруг Маурсела отпустили.

Кейн как раз выгибал ему спину, намереваясь сломать позвоночник, когда Десайлин изо всей силы вонзила свой кинжал в плечо чародею. Кровь брызнула ей на руку. Прежде чем Кейн успел отшатнуться от удара, кинжал сидел в нем по самую рукоять.

Десайлин вскрикнула — одним рефлекторным движением локтя он отбросил ее на каменный пол. С упорством кошки она поползла к осевшему у стены Маурселу полузадохшемуся, но живому.

Страшно выругавшись, Кейн всей тяжестью навалился на свой рабочий стол, обрушив при этом большую часть колдовских инструментов. Опрокинувшийся перегонный куб вспыхнул на полу сине-зеленым пламенем.

— Десайлин, — в изумлении выдохнул он. Кровь потоком лилась у него по груди и руке, но опасен он был не менее, чем раненый тигр. — Десайлин!

Что-то тяжелое влетело в окно с отвратительным чмокающим звуком. Кейн выкрикнул длинную непонятную фразу.

— Если ты убьешь его, на этот раз убьешь и меня! — кричала Десайлин, заслоняя собой капитана, который очнулся уже настолько, что пытался встать на четвереньки.

— Оставь ее в покое, колдун! — прохрипел он, скосив глаз на свой тесак, по-прежнему лежавший посреди обломков алхимической лаборатории. Слишком далеко. — На ней нет никакой вины, кроме той, что она любит меня и ненавидит тебя! Ты можешь убить и ее, и меня, но не заставишь ее полюбить тебя!

— Так, еще один, — сказал Кейн неожиданно спокойно и горько. — Ты дурак. Знал бы ты, скольких я уже убил — таких же дураков, как и ты, спасавших Десайлин от коварного чародея. Это ее любимое развлечение. С самого первого дурака… Просто игра. Ее забавляет то многообразие способов, которыми я могу вернуть ее назад. И я потакал ей, раз ей так хотелось. Но она не любит тебя.

— Тогда почему она воткнула кинжал тебе в спину? — Отчаяние придало Маурселу мужества. — Она ненавидит тебя, колдун, — и любит меня! Ты не в силах даже разглядеть чувства женщины, не то что направить их! Ну так убей меня и будь проклят — но ее любви ты все равно не получишь!

Лицо Кейна превратилось в маску нечеловеческой муки, голос стал странен и страшен.

— В таком случае — убирайтесь! — прошипел он. — Убирайтесь отсюда — вы оба! Я отдаю тебе твою свободу, Десайлин. Капитан, я отдаю тебе ее любовь! Забирай свое сокровище и выметайся из города! Не стоит благодарности!

Переступив порог потайного хода, Маурсел сорвал кожаный ошейник с Десайлин и швырнул его Кейну под ноги.

— Забирай свой рабский ошейник! — крикнул он. — Довольно того, что на ее шее остались следы от твоих поганых лап!

— Ты дурак, — повторил Кейн тихо.

— Как далеко мы теперь от Керсальтиаля? — прошептала Десайлин.

— В нескольких лигах, если по прямой, — ответил Маурсел сжавшемуся у него под боком дрожащему комочку.

— Я боюсь.

— Не дури. Мы разделались с Кейном. Скоро рассвет, мы уплываем все дальше и от Керсальтиаля, и от всего, что в нем осталось.

— Тогда прижми меня к себе крепче, любимый. Мне так холодно.

— Морской ветер холоден, зато чист, — улыбнулся капитан. — Он уносит нас на всех парусах к новому берегу.

— Я боюсь.

— Тогда прижмись ко мне крепче.

— Кажется, теперь я вспоминаю…

Но морской волк уже спал. Крепким, безмятежным сном — последним безмятежным сном в своей жизни.

На рассвете он проснулся в объятиях трупа — безобразного, полуразложившегося трупа девушки, которая двадцать или двести лет назад повесилась в городском парке от несчастной любви.