— Линда? Это Дэвид.
— Слышу.
— Новости есть?
— Увы.
— Знаете, я сбился с ног.
— Ах, Дэвид!
— Тот звонил?
— И опять не назвался.
— О Фреде никому не слова. Вы слышите, Линда?
— Слышу. Скажите мне правду о Майкле.
— Нужно держаться, дорогая.
— Я не ребенок, Дэвид.
— Могу повторить: он жив. Остальное потом.
— За что вы меня мучаете?
— Я позвоню позже.
— Ах, Дэвид!
⠀⠀ ⠀⠀
Честер как в воду канул. Он мог вернуться в Нью одновременно или чуть раньше Гарда, но розыски, организованные комиссаром, дали пока нулевой результат. В конце концов Фред должен был явиться домой или хотя бы позвонить жене, и Гард уже в пятый раз беспокоил Линду.
Конечно, Честер молодчина, он прекрасно законспирировался, понимая, что имеет дело с опасным противником. Но если он знает, что Гард уже в городе, скрываться от комиссара глупо, а если он думает, что Гард еще в «зоне», давно пора поднимать тревогу. Впрочем, не исключено, что Фред еще сам не выбрался с острова. А вдруг он застрял в трубе, сидит там со своим Шизом и ждет помощи? Или, что еще хуже, и помощи уже не ждет?!
Комиссар не на шутку волновался.
Возле квартиры Честера, перед входом во все без исключения редакции левых газет, на аэродромах и у дворца президента — всюду были расставлены посты, держащие прямую связь с дежурным по управлению. Сам комиссар объездил на машине любимые и наиболее посещаемые Честером кабаки, побывав даже в «Указующем персте», с которым Фред разругался больше года назад.
Таратура был оставлен на острове: вдруг Честер еще там и ему понадобится какая-нибудь помощь! Сюзи находилась с инспектором, и Гард был спокоен хотя бы за то, что сведения о «зоне» никуда не просочатся, пока он сам не даст соответствующей команды.
В четыре дня позвонил Дорон, тоже вернувшийся в Нью. Словно отчитываясь перед Гардом, он сообщил, что его люди проверили списки лиц, покинувших за последние сутки остров Холостяков, но фамилии Честера не обнаружили.
— Вы сами понимаете, — сказал генерал, — это еще ни о чем не говорит.
— Проверьте трубу, через которую «зона» сбрасывает воду в море, — посоветовал Гард после некоторого раздумья.
— Вот как? — сказал Дорон. — Очень интересно. Хорошо, проверим.
— С участием Таратуры, — добавил Гард. — Я дам ему необходимые указания.
Еще через час Дорон сообщил — через минуту это же подтвердил Таратура, — что в трубе чисто. «Слава Богу!» — подумал Гард.
— Он не мог покинуть «зону» еще каким-нибудь путем? — спросил генерал.
— Вам лучше знать эти пути, — ответил Гард.
⠀⠀ ⠀⠀
В четверть шестого раздался звонок из канцелярии президента.
— Говорит Джекобс. Вы, Гард?
— Точно.
— Так я и думал. Будьте здоровы.
И трубка дала отбой.
Гард немедленно соединился с Джекобсом и спросил старика, чем вызван его странный звонок.
— Обычная история, — ответил секретарь президента. — Какой-то сумасшедший или подвыпивший весельчак сообщил мне по телефону, что вы попали на острове Холостяков в трудное положение и что вас нужно выручать. Как вы понимаете, комиссар, я благодарен вам за то, что вы в Нью, а я избавлен от лишних хлопот.
«Это, конечно. Честер… Но Боже мой, — подумал Гард, — как он неумело действует!»
— Любопытно, — переходя на шутливый тон, сказал комиссар, — что бы вы делали, не окажись я на месте?
— Раскошелился бы на свечку, — мгновенно ответил Джекобс.
— А серьезно?
— На две свечки!
Да, старину Джекобса голыми руками не возьмешь…
⠀⠀ ⠀⠀
— Дэвид? Линда.
— Да, да, я слушаю.
— Не помешала?
— Напротив. Что-нибудь случилось?
— Этот опять звонил.
— Не обращайте внимания.
— Мне надоело. Ничего, если я скажу, что Фред приехал?
— Линда, он действительно приехал?
— Я так скажу, чтобы он отстал.
— Лучше не обращайте внимания.
— Дэвид, я увижу Майкла?
— Он жив, и это все, что я могу вам сказать, Линда.
⠀⠀ ⠀⠀
Вскоре позвонил Дорон.
— У вас есть новости?
— Есть просьба, генерал, — сказал Гард. — Оставьте в покое жену Честера. Она уже на пределе. Ваши люди ее замучили.
— Хорошо, я подумаю, — сказал генерал, — а…
— Новостей нет, — перебил Гард.
— Никаких?
— Абсолютно.
— Договоримся о главном, — произнес Дорон металлическим голосом. — Или я могу вам доверять, или не могу. Ситуация не терпит неясностей в этом вопросе.
— Я к вашим услугам, генерал.
— Почему вы не сообщаете мне о звонке из канцелярии президента?
Гард не сразу нашелся, что ответить.
— Но вы и так знаете об этом, — сказал он через паузу.
— Разумеется! Ведь анонимный звонок Джекобсу мною организован!
Гарду пришлось сделать еще одну паузу.
— Вы проверяли меня, генерал?
— Отдаю долг вашей удивительной проницательности.
— Благодарю за комплимент, — сказал Гард. — Откровенно говоря, я сам хочу иметь дело с Фредом Честером, а уж потом доложить вам о результате.
Дорон не ответил.
Ночью Гард был в управлении, поддерживая связь со всеми постами. Уже не в первый раз, работая как бы заодно с Дороном, он одновременно действовал против него, оберегая от генерала предмет их общих забот. Это создавало дополнительные трудности, поскольку комиссар «простреливался» с двух сторон, занимая все ту же «круговую оборону»: там, где были его люди, непременно находились люди Дорона.
Черт возьми, как не хватало комиссару Мердока!
Таратуре больше не было смысла торчать на острове, и Гард отдал ему распоряжение возвращаться домой.
— Одному? — спросил инспектор.
— Вместе, — сказал Гард, подумав о том, что Сюзи Бейл с большим успехом сохранит тайну, если будет при Таратуре.
⠀⠀ ⠀⠀
В семь утра в полицейское управление приехал Дорон. Без предупреждения. Даже без выяснения того, на месте ли комиссар. Невероятно, но это так: член Тайного совета лично посетил комиссара Гарда! Он вошел в кабинет, даже не взглянув на оторопевшего сержанта, и бросил на стол Гарда утренний выпуск «Все начистоту» — левой газеты, издающейся на средства подписчиков.
— Первый ход сделан, — резко произнес Дорон, — важно не пропустить второй!
Гард увидел громадный заголовок, шапкой стоящий на полосе: «Верните моего Майкла!» Быстро пробежав глазами статью, комиссар понял, что это, собственно, даже не статья, а анонс к ней, сделанный второпях, на одном дыхании. Честер, по всей вероятности, не имел времени на тщательное обдумывание материала, он просто кричал! Кричал о том, что его маленький Майкл живет на острове Холостяков в таинственной «зоне», возглавляемой таинственным «шефом», что у бедного мальчика синяя кожа и синяя кровь, что ему и многим другим детям, находящимся под зловещим куполом, сделана операция и что он, Фред Честер, собственными глазами видел леденящую душу картину и теперь свидетельствует перед читателями ее достоверность. О том, как был украден Майкл, как нашел его Честер и с чьей помощью, что представляет собой купол, что за профессора, орудующие в «зоне», и прочие подробности газета обещала рассказать читателям в следующих номерах. Тут же следовал призыв: «Оформляйте годовую подписку на нашу газету!» А под призывом была опубликована фотография ребенка с синим лицом: ребенок жевал бумажную ленту и смотрел на читателя взором, полным ужаса. Это был, конечно, увеличенный и матрицированный кадр из фильма, унесенного Фредом из «зоны».
— Мне удалось блокировать часть тиража, — сказал Дорон, — но дело теперь не в этом. Люди уже знают. Со слухами даже я бессилен бороться. Впрочем, положение пока не столь катастрофическое…
— Минуту, генерал.
Гард взглянул на схему постов, вызвал по селектору «девятого» и спросил его, как получилось, что Честер вошел в здание редакции незамеченным.
— Не входил, комиссар, — ответил «девятый», — если он не сделал себе пластической операции!
— Хорошо, — сказал Гард. — Удвойте внимание. Скоро наверняка войдет… Я слушаю вас, генерал.
— У меня есть возможность, — энергично начал Дорон, — превратить сообщение Честера либо в розыгрыш, либо в бред сумасшедшего, либо в анонс научно-фантастического рассказа. Но дальнейшие разоблачения вашего друга, его следующие публикации…
«Какие разоблачения? — подумал Гард. — Фреду ничего же не известно… Правда, с ним Шиз, но много ли знает рядовой электрик? Быт синих людей, образ жизни, какие-то случаи, истории, способ их охраны, фамилии профессоров, некоторые подробности о Дине Динст — что еще? Впрочем, и это немало…»
— Джинн выпущен из бутылки, — сказал Гард, словно бы подводя черту под своими размышлениями.
— Чепуха! — воскликнул Дорон. — Я все улажу. Мне важно, чтобы Тайный совет не узнал истинных целей эксперимента и чтобы мое имя нигде не фигурировало. Кстати, ваше имя тоже пока не задето. — Генерал посмотрел в глаза Гарда. — Скажите, комиссар, что знает и чего не знает Честер? Я задаю глупый вопрос? Возможно…
— Он не один, генерал, — сказал Гард.
— Да, я знаю, с ним ушел сотрудник «зоны» Вальтер Шиз. Электрик. Что он может знать, если есть сведения, которые недоступны даже Дине Динст! Буду откровенен с вами, комиссар. Если бы я мог убрать вас всех — всех! — одновременно, я бы так и сделал. И кончен бал! Увы, я понимаю, что Честер — гарантия вашей безопасности, как вы — его. И еще этот ваш Таратура с девчонкой. И мой Шиз… («Ни при каких обстоятельствах, — подумал Гард, — нам нельзя оказываться всем вместе!») Короче говоря, — продолжал Дорон, — я вновь протягиваю вам руку, комиссар. Действуйте! Теперь все зависит от вас. Уговорите Честера замолчать! Вы-то, надеюсь, понимаете, что его болтовня приведет к неминуемой гибели двухсот с лишним человек и собственного сына? Мне их не жалко, они уже не люди, но вы…
— Я сделаю все, что в моих силах, — сказал Гард, вставая. — Но именно я сделаю, генерал. Не вы!
Через два часа у входа в редакцию «Все начистоту» группа, возглавляемая Таратурой, спокойно и аккуратно взяла Вальтера Шиза. При задержании электрик произнес только одну фразу, и то лишь тогда, когда увидел за рулем автомашины инспектора Таратуру: «Хорошо, что это ты, черт возьми!» Его привезли в управление и ввели в кабинет Гарда. Он был совершенно невозмутим.
— Сначала я думал, — сказал Шиз, — что ребята от шефа, к чертовой матери! Даже испугался.
— А вам известно, кто ваш шеф? — улыбаясь, спросил Гард.
— Черт его знает! — ответил Шиз. — Не Дорон?
Комиссар опешил:
— Откуда у вас такие сведения?!
— Фредик сказал. Он парень головастый.
⠀⠀ ⠀⠀
— Линда?
— Дэвид! Боже мой, куда вы запропастились? Я с ума схожу, а вам…
— Линда…
— Как будто меня не существует! После этой ужасной статьи, после фотографии — как вы могли, Дэвид! Но это не Майкл! Неужели это мой сын?!
— Линда…
— Что они сделали с Майклом? Я не узнаю его! Куда мне идти? Где этот купол? На острове Холостяков? Я немедленно…
— Линда!
— Но что я могу сделать одна? Бедная, несчастная женщина… Где Фред? Если он печатает статьи, то почему…
— Линда, дайте хоть слово вымолвить!
— Что толку от ваших слов! До каких пор вы будете морочить мне голову?!
— Успокойтесь, Линда! А Фред — вот он, рядом. Можете с ним говорить!
⠀⠀ ⠀⠀
Дитрих кошачьей походкой вошел в кабинет Дорона.
— Ну? — коротко спросил Дорон.
— Сожалею, но… Гард исчез.
Дорон молча посмотрел на Дитриха.
— В четырнадцать двадцать семь он выехал с Таратурой из управления, — продолжал секретарь, — и мы его потеряли.
— Прекрасно, — съязвил генерал. — Честера еще не нашли, а Гарда уже упустили. Представить всех к орденам?
Дитрих не пошевелился, выражение его лица не изменилось. Казалось, никакие чувства не были ведомы этому человеку: ни страх, ни сострадание, ни ненависть, ни любовь. Автомат, вся сила которого — в безропотном автоматизме. Но Дорон, вероятно, все же отлично знал своего секретаря, если по каким-то совершенно неуловимым признакам понял, что тот сказал еще не все.
— Ну? — снова произнес генерал.
— В шестнадцать ноль четыре Гард звонил жене Честера. Сначала он сам говорил с Линдой, затем трубка была передана Фреду Честеру.
Дорон всем телом подался вперед.
— К сожалению, генерал, — спокойно произнес Дитрих, — они звонили из машины комиссара.
— Содержание разговора?
— Общие слова. — Дитрих протянул Дорону маленькую кассету с магнитофонной пленкой. — Если угодно, запись здесь.
Генерал раздраженно махнул рукой, и кассета легла в бездонный карман Дитриха. Дорон с минуту отбивал указательным пальцем барабанную дробь по столу.
— Плохо, Дитрих, — вдруг просто сказал генерал. — Ох как плохо!
Дитрих закрыл глаза и не открывал их до тех пор, пока Дорон не отдал распоряжение:
— Холла и Рейдинга! И сами побудьте здесь. Вы мне потом понадобитесь.
Ближайшие помощники генерала уже битых два часа томились в приемной…
⠀⠀ ⠀⠀
— Фреди, давай еще раз обдумаем все сначала. Я не могу тебе запрещать, не могу от тебя требовать, поэтому прошу.
— Если бы я не знал тебя, Дэвид, то решил бы, что ты подослан Дороном.
— Это близко к истине, но не меняет существа дела. Есть логика, есть здравый смысл…
— Хорошо, давай обдумаем.
Они сидели в небольшой комнате, обставленной вещами, давно вышедшими из моды. Как по линиям на пне, по этим вещам можно было определить, сколько десятков лет минуло с той поры, когда кончилось благополучие этого дома. Впрочем, делать специальных изысканий не было нужды, так как Вальтер Шиз, которому принадлежала квартира, находился тут же. Он сидел в высоком «тронном» кресле, по-королевски уронив голову на грудь, и задумчиво разглядывал торшер из массивного литого серебра, не только не принимая участия в общем разговоре, но даже не прислушиваясь к нему. Немногословность Шиза, как полагал Гард, могла свидетельствовать в равной степени либо об ограниченности его ума, либо, наоборот, о его мудрости. Шиз все еще оставался загадкой для комиссара, который так и не понял и не видел смысла в том, чтобы это выяснять, почему Вальтеру Шизу, человеку весьма странному, пришлось когда-то бросить насиженное гнездо, заколотить маленькую квартиру, закрыть вполне приличное и доходное дело и податься на остров Холостяков, чтобы приобщиться там к мрачной и таинственной «зоне», а затем так же необъяснимо порвать с ней, то есть со своим будущим, и вернуться к прошлому. Массивный торшер вызывал, вероятно, у Шиза какие-то воспоминания, но какие именно, Гард не понимал, поскольку Шиз обронил вслух лишь несколько слов, дающих возможность предполагать все, что угодно. Он сказал: «Наследство жены, черт бы ее побрал!» — и вновь умолк.
К «черту» Шиза Гард уже успел привыкнуть.
Конспираторы! Это же смех: перебраться с острова на материк и, не путая следов, почти на виду у всех прямым ходом направиться в пустовавшую квартиру Шиза! Только абсолютная нелепость такого «хода» помешала Гарду (и, вероятно, Дорону) предположить его возможность.
Однако Дорон еще может хватиться, надо поторапливаться… Тем более что все они, кроме Сюзи, которую инспектор, пользуясь какими-то старыми своими отношениями и связями, пристроил инкогнито в заведение «Милости просим на два часа!», оказались вместе, как безмозглые мухи, сползшиеся, казалось бы, специально для того, чтобы быть прихлопнутыми одним ловким ударом мухобойки.
— Таратура, там все в порядке? — спросил Гард.
Инспектор, который был рядом, оторвался от окна, через которое он наблюдал узкий дворик и аллею, ведущую к подъезду дома, и ответил:
— Как у Христа за пазухой, шеф!
— Отлично. Итак, Фреди, предположим, ты продолжишь свои разоблачения, назовешь все фамилии, адреса, даты. Беру невероятный с точки зрения логики вариант: тебе верят, общественность возмущается, правительство вынуждено принять меры, Дорона подвергают аресту. Что будет с Майклом и остальными детьми?
— Что? — сказал Честер.
— Они погибнут, как только их «освободят». Значит, чтобы сохранить им жизнь, надо навечно оставить их в куполе!
— Это немыслимо, но… твое предложение?
Гард тяжело вздохнул.
— Увы, Фред, изменить что-либо в судьбе детей мы бессильны. Только жажда возмездия руководит нашими поступками! Что же касается Майкла и всех остальных… не лучше ли предоставить событиям течь своим чередом? Марс — тоже планета, им будет там лучше, чем в куполе, и по крайней мере не хуже, чем на Земле.
— Ты способен сказать все это Линде? — почти шепотом спросил Честер.
Гард не ответил.
— И зло, я считаю, должно быть наказано! — продолжал Фред. — Если завтра Дорону понадобятся новые «покорители» Марса, мы не позволим ему покупать или красть новые человеческие жизни!
— Полагаю, — сказал Гард, — нам удастся получить у него в обмен на молчание гарантию прекращения дальнейшей деятельности «зоны».
— Черта с два! — сказал вдруг Шиз. — Его гарантия — пуля!
— Нет, Дэвид, — воскликнул Честер, — не могу с тобой согласиться! У любого яда есть противоядие. Если срочно дать ученым государственной важности задание, если привлечь к делу такие умы, как Чойз, они решат проблему! Я не могу не надеяться на то, что детям вернут Землю! Не могу!
Честер нервно заходил по комнате.
— Реальность твоих надежд минимальна, — жестоко произнес Гард.
— Пусть! Но даже самый ничтожный шанс я обязан использовать. Ну как ты меня не понимаешь?
Гард тоже встал с кресла, тоже заходил из угла в угол, но, встречаясь на середине комнаты, они старались не задевать друг друга. Не только физически, даже словом, но Гард скоро не выдержал.
— Убивать всегда было легче, чем спасать от смерти, — сказал он. — Те же Биратончелли и Янш занимались перестройкой человеческого организма более десяти лет. Сколько десятилетий должно уйти на то, чтобы исправить зло?
— Согласен, — мрачно сказал Честер, — но что из этого следует? Необходимость смирения? Или все же сделать попытку поискать шанс спасти детей?
— Мне трудно с тобой говорить, ты слишком заинтересованное лицо, — ответил Гард.
— Знаешь, Дэвид! — Честер сжал кулаки, но, быстро совладав с собой, только приблизился к комиссару и продолжил срывающимся от волнения голосом: — А ты, выходит, человек, менее заинтересованный? Ты хочешь сказать, что у меня там сын, а у тебя там сына нет? И поэтому я так отчаянно хочу вернуть детей к нормальной земной жизни? И это говоришь ты, поборник справедливости? Но можно ли в принципе защищать «чужую» справедливость, если стать на твою точку зрения? И «чужую» жизнь, «чужое» здоровье, «чужую» честь — ты подумал об этом? Можно ли вообще бороться против зла, если исходить только из личной заинтересованности?
Таратура, забыв об окне, внимательно смотрел на Гарда, и даже Шиз прервал свое мрачное созерцание серебряного торшера.
Гард с жадностью закурил. Да, он имел дело с двумя правдами, одна из которых принадлежала Честеру, другая — Дорону. Как это ни парадоксально, но теперь, когда зло уже свершилось, в позиции Дорона тоже была логика, был резон, была тупая правда безвыходности. Кому же из них отдать предпочтение? — думал комиссар и вдруг понял, что решить этот вопрос «извне», со стороны, стоя между Честером и Дороном, нельзя. Никакая «объективность» не может быть судьей в битве добра и зла, надо занять позицию, определить свое место: либо рядом с Честером, либо не рядом с ним — и тогда не будет сомнений и противоречий…
— Так, — сказал наконец Гард. — Таратура, вам следует немедленно и с соблюдением предельной осторожности переправить сначала Линду Честер, а затем Сюзи Бейл ко мне в управление. Мы едем туда не теряя времени!
⠀⠀ ⠀⠀
Совещание у Дорона кончилось через двадцать минут после того, как началось. От Холла и Рейдинга у генерала не было секретов — так, по крайней мере, считалось, — и оба помощника испытали состояние, близкое к панике, когда Дорон ввел их в курс дела. Да, они читали публикацию журналиста Честера, да, они знали, что комиссар полиции Гард самым невероятным образом проник в «зону» и открыл их тайну, но при всем при этом они не лишали себя надежд на то, что генерал обладает достаточными силами, чтобы пресечь действия нежданных-негаданных противников. Когда же Дорон откровенно признался своим приближенным, что события стали выходить из-под его контроля, что дальнейший их ход зависит от того, какую позицию займут Гард и Честер, а их следы в настоящий момент утеряны, Рейдинг и Холл, не колеблясь, оценили ситуацию как предельно опасную.
План действий был разработан ими достаточно четко, он исходил из трех возможных вариантов.
Первый: Гард и Честер, объявившись в ближайшие десять часов — именно столько времени оставалось до выхода очередного номера «Все начистоту», — принимают сторону генерала Дорона. И тогда:
отбой по всем каналам;
принятие мер, ликвидирующих последствия единственной честеровской публикации (вплоть до объявления журналиста сумасшедшим или официального и публичного признания его в том, что статья опубликована в коммерческих целях);
установление постоянного наблюдения за лицами, так или иначе оказавшимися в курсе дороновских дел (то есть за Гардом, Честером, его женой Линдой, инспектором Таратурой, Сюзи Бейл и, разумеется, Вальтером Шизом), с тем чтобы через некоторое время, в наиболее подходящий момент, аккуратно и без следов всех уничтожить, по возможности одновременно;
тему «Космос» форсировать, хотя и сузить круг непосредственных исполнителей вдвое, увеличив во столько же раз охрану «зоны».
ВТОРОЙ ВАРИАНТ: Гард и Честер в течение ближайших десяти часов не дают о себе никаких вестей или, объявившись, открыто заявляют о непринятии стороны генерала Дорона. Тогда:
немедленный разгром типографии и редакции «Все начистоту» (во всяком случае, за час до выхода тиража очередного номера) с поручением этого дела бригаде «Молния-1»;
немедленная ликвидация группы Гарда по ее первому обнаружению — любыми способами и любой ценой, дабы пресечь дальнейшие разоблачения, с поручением этого дела бригаде «Фильтр-А»;
уничтожение бригады «Молния-1» с поручением этого дела бригаде «Фильтр-А»;
уничтожение бригады «Фильтр-А» с поручением этого дела бригаде «Фильтр-Б»;
уничтожение бригады «Фильтр-Б» с поручением этого задания бригаде «Молния-2»;
немедленное установление контакта с членами Тайного совета, которые, надо полагать, во имя спасения общества и государства благосклонно отнесутся к генералу Дорону, его приближенным и его делам, за что генерал уступит членам Тайного совета часть своих интересов по программе «Космос».
Третий вариант: Тайный совет не принимает предложения Дорона и в силу каких-то непредвиденных причин занимает позицию Гарда и Честера. Тогда:
срочный перевод капитала за границу; ликвидация «зоны»; взрыв купола;
перевод в резерв сотрудников Института перспективных проблем по списку № 1 с последующей работой на нелегальном положении и одновременная ликвидация остальных, не вошедших в список, с поручением этого дела бригаде «Молния-2»;
организация отъезда Рейдинга, Холла, Янша, Биратончелли и, разумеется, генерала Дорона с Дитрихом за пределы страны.
— Как видите, господа, — сказал, улыбаясь, Дорон, — у нас с вами нет безвыходных ситуаций. Желаю успеха. Дитрих, останьтесь.
Когда ближайшие помощники генерала вышли, Дорон открыл сейф, покопался в бумагах и, повернувшись к Дитриху, протянул ему чек.
— Дитрих, — сказал генерал, — если получится третий вариант, вам следует позаботиться о двух профессорах и о себе. И все, Дитрих. — Дорон кивнул в сторону только что ушедших помощников. — Больше того, они, возможно, нам помешают, как и «Молния-2». Вопросы есть?
По секретному статусу Комитета Дитрих, кроме секретарских обязанностей, исполнял обязанности руководителя бригады «Молния-3», хотя не мог головой поручиться за то, что не существует еще «Молния-4». На чек Дитрих тем не менее даже не взглянул, зная, что генерал хорошо платит, когда нужно хорошо платить. Он стоял каменной статуей, невидящими глазами глядя перед собой. Он все понимал, он все чувствовал, все мог предсказать, все мог исполнить.
Одного не ведал Дитрих: когда Дорону понадобится избавиться от самого Дитриха, кому он поручит это дело. Неужели какой-нибудь Дине Динст?! Кстати, почему бы ей не возглавлять «Молнию-4», если такая бригада в самом деле существует?
⠀⠀ ⠀⠀
— Они осадили нас, как медведя в берлоге, — сказал Таратура. — Я насчитал по крайней мере человек двадцать! Ничего не боятся! Уж на что мои ребята работают грязно, эти вообще не скрываются. Пошли, наверное, ва-банк…
Линда не слушала инспектора, она лихорадочно металась по квартире, собирая какие-то зубные щетки, разноцветные скляночки, мази, пасты, потом открыла стенной шкаф и стала бросать в чемодан детские вещи.
— Зачем это? — спросил Таратура.
— Майклу, — коротко ответила Линда.
Инспектор не решился возражать, только пожал плечами.
— У вас один выход? — спросил он, когда Линда, безмерно устав от суеты, присела на краешек кресла, как бы перед дорогой. — Готовы? Нам лучше бы выйти черным ходом.
— Там хорошо кормят? — спросила вдруг Линда.
— Где? В управлении?
— В куполе.
— При чем тут купол, мадам? Мы едем в управление, так приказал комиссар.
— Он может приказывать вам. Я спрашиваю, там хорошо кормят? Майкл очень любит спаржу, я должна захватить ему немного спаржи.
Таратура промолчал. Подумал: бедняжка совершенно потеряла ориентацию, как бы это не кончилось печально для головы…
— Только, пожалуйста, побыстрее. Нам давно пора быть на месте.
За машиной, в которую сели Таратура и Линда, сразу двинулись два «мерседеса». Инспектор нарочно выбрал самый длинный, но относительно безопасный маршрут: через центр города. «Вот они удивятся, когда я привезу их в полицейское управление!» — подумал он о «мерседесах». Линда полностью отключилась: за всю дорогу ни единого слова.
⠀⠀ ⠀⠀
В редакцию «Все начистоту» комиссар Гард входил твердыми шагами. Он справедливо полагал, что людям Дорона никогда не придет в голову, что может лежать в правом боковом кармане его пиджака, а сам факт появления комиссара в газете будет истолкован Дороном как попытка уладить дело. Что же случится потом, когда все выяснится, — о Боже, что случится потом! — лучше пока не думать…
Только одной мерой предосторожности воспользовался Гард: он посадил к себе в машину трех здоровых полицейских из числа тех, которых Честер называл «громилами»: максимум бицепсов, минимум мозгов. Всякое могло случиться, тем более что, избегая Дорона, Гард потерял на какое-то время нить его логики.
Метранпаж провел комиссара в кабинет «лорда Аута», редактора газеты, которого все звали «лордом Аутом» потому, что он всю жизнь стремился в лорды, но неизменно оказывался в ауте. На самом деле его следовало называть Беном Гарбузье, но этого, кажется, уже никто не помнил, даже он сам. Невероятно шустрый и многословный, утомительный, если принимать его в больших дозах, лорд Аут тем не менее был человеком смелым, рискованным, даже авантюрным, и этим снискал к себе всеобщее уважение. «Лучше получить пулю в лоб, — говорил он часто, добродушно улыбаясь, — чем благополучие в задний карман брюк!» До пули в лоб ему было еще далеко, но до благополучия еще дальше.
— Комиссар! — воскликнул лорд Аут, поднимаясь навстречу Гарду из-за стола. — Дорогой комиссар! Ну и дело я заварил! А? Вам снилось такое? И это всего лишь начало, я добавлю еще столько перцу, что у всех будут гореть внутренности! Садитесь, пожалуйста, будьте как дома, вы пришли чрезвычайно кстати. Надеюсь, визит ко мне не связан с какими-нибудь неприятностями?
— Как знать, дорогой лорд, — с улыбкой ответил комиссар. — Пока не придут сами неприятности, мы порой даже не знаем, кто их автор.
Лорд Аут заразительно захохотал, но тут же, словно сняв одну маску и надев другую, стал серьезен.
— Между нами: куда-то исчез автор сенсации, уже давно пора засылать в набор его вторую статью… Вы же знаете. Гард, как я вам доверяю, вы не поможете мне? Читатели сотрут редакцию в порошок, если завтра не получат второй порции!
— Эта порция у меня в кармане, — одними губами произнес Гард.
— Что?! — не понял лорд Аут. — А какое вы имеете…
— Это несущественно, важен факт, только я хотел бы… — Гард оглядел кабинет, в котором они сидели, и редактор без слов понял этот взгляд.
— Не беспокойтесь, — сказал он, — здесь только те уши, которые не имеют языка! — И вновь захохотал.
— Тогда прочитайте при мне второй кусок, я хочу посмотреть, куда денется ваше веселье и каким станет выражение вашего лица, дорогой лорд Аут.
С этими словами комиссар протянул статью Честера. Лорд углубился в чтение, и по мере того, как ему становились известны факты и, самое главное, фамилии действующих лиц, он все больше краснел, пыхтел и покрывался потом.
— Не может быть! — воскликнул он, снимая очки и вновь надевая их на крупный, мясистый нос. — Это же… это… — Ему не хватало слов, и он потряс рукописью над головой. — Гард, вы меня просто…
— Убиваю? — мрачно подсказал комиссар.
— Что? Как вы сказали? Наоборот! — воскликнул лорд Аут. — Вы меня вернули к жизни! Я давно ждал такого материала, я с детства, если угодно вам знать, мечтал о фитиле генералу Дорону.
— Когда вы были ребенком, дорогой лорд, Дорон еще не был ни генералом, ни Дороном.
— Ах, вы не понимаете иносказаний!
— Хорошо, я рад, что вы рады. Но должен предупредить вас о возможных последствиях. С генералом шутки плохи, и если вы хотите…
— Не хочу! — перебил редактор.
— Но вы не дослушали до конца.
— Все равно не хочу! Жить? Сохранять богатство? Обезопасить себя? Не хочу! Знаете, Гард, сколько мне лет? Сколько бы ни дали, будет мало.
— В таком случае давайте подумаем о том, что сделать, чтобы газета с этим материалом нашла читателя, — предложил Гард. — Боюсь, что, прежде чем вы наберете новый кусок, к вам явятся гости с небольшими кастетами в руках.
— Да? — в некотором замешательстве произнес лорд Аут. — Что же вы предлагаете?
⠀⠀ ⠀⠀
— Гард, это хорошо, что вы позвонили сами, но почему с таким перерывом?
— Дела, генерал. Собственно, мне нечего было вам сказать, да и сейчас тоже, я просто демонстрирую вам свою дисциплинированность.
— Предположим, комиссар. И все же?
— Мне очень трудно с Честером, но я не теряю надежд.
— Где вы находитесь?
— В управлении.
— Он с вами?
— Да, генерал.
— Сколько времени необходимо вам, чтобы дать окончательный ответ?
— …
— Что вы молчите, Гард?
— Думаю. Десять часов, генерал.
— Нет, дорогой мой Гард. Будет поздно. Такой срок меня совершенно не устраивает. Больше того, назначение вами именно этого срока вселяет в меня некоторые подозрения. Мне нечего вас предупреждать, комиссар, но вы понимаете, что просто ждать я тоже не умею и не могу. Я привык руководить событиями.
— Хорошо, господин генерал. Восемь часов.
— Не торгуйтесь, комиссар.
— А что хотите вы?
— …
— Вы думаете, генерал?
— Да.
— Я жду.
— Два часа, Гард. И ни минуты больше. Через два часа я вынужден открыть действия. Вы меня поняли?
— Чего уж тут не понять, господин генерал. Мне и самому надоело это неведение. До свидания.
— Если оно состоится…
⠀⠀ ⠀⠀
Полицейский, сидящий в машине, которая стояла у главного входа в редакцию «Все начистоту», принял телефонограмму, быстро расшифровал ее и, выйдя из машины, стремительно поднялся на четвертый этаж, в кабинет лорда Аута. «В вашем распоряжении два часа», — прочитал лорд Аут протянутую полицейским записку.
— Мы же договаривались о пяти! — с непосредственностью, достойной младенца, воскликнул редактор, обращаясь к полицейскому. Тот, недоуменно разведя руками, наградил лорда Аута глупой улыбкой. — Метранпаж! — заорал вдруг редактор. — Метранпаж!
⠀⠀ ⠀⠀
В шесть вечера министр внутренних дел Воннел вызвал к себе для доклада комиссара Вутса. При их разговоре присутствовал только личный секретарь министра, но и этого было достаточно, чтобы в папку Тайного совета легла стенографическая запись беседы.
⠀⠀ ⠀⠀
Воннел. Вутс, с минуту на минуту может позвонить президент и вновь поинтересоваться сегодняшней статьей в этой паршивой газетенке.
Вутс. Вы говорите о статье Честера?
Воннел. Нет, я говорю о стряпне Честера!
Вутс. Так я же и говорю…
Воннел. Отвечайте по существу, комиссар, а то мы еще сутки не продвинемся ни на шаг: что вам известно по делу?
Вутс. В статье говорится о какой-то «зоне», о каких-то опытах над детьми… Но ни одной фамилии и никаких адресов, кроме острова, автор не приводит.
Воннел. Благодарю вас, но я и сам умею читать. Сверх того, что опубликовано в газете, вы что-либо знаете о «зонах» и опытах?
Вутс. Как вам сказать…
Воннел. Так и скажите!
Вутс. Нет, не знаю.
Воннел. А что я должен, по-вашему, отвечать президенту?
Вутс. Что все это выдумка журналиста.
Воннел. А если не так? А если окажется, что в этой таинственной «зоне» ведется подкоп под безопасность государства? Или процветает запрещенный законом бизнес? И я сяду в лужу? И хорошо еще, если мне придется всего лишь покраснеть перед членами Тайного совета! Тогда что?
Вутс. Тогда скажете, что…
Воннел. Хватит гадать, комиссар Вутс. Лучше свяжитесь с редактором «Все начистоту» или с автором статьи, узнайте подробности и доложите мне!
Вутс. Можно исполнять?
Воннел. Вы еще здесь, комиссар? А я-то думал, что вы уже беседуете с лордом Аутом!
⠀⠀ ⠀⠀
Линда пустыми глазами смотрела на мужа, и Фред не терзал ее словесными утешениями, понимая их бесполезность. Говорить им было, в сущности, не о чем: все, что мог на этом этапе Фред сказать Линде, он написал в статье и теперь с тоской представлял себе, что будет с женой, когда ей станет известно содержание второго куска.
Они сидели в кабинете Гарда. Тут уже была Сюзи Бейл, безжалостно расставшаяся с заведением «Милости просим на два часа!». Присутствие женщины, как думал Гард, смягчит положение Линды. Но напряженность не спадала, даже позы присутствующих говорили о том, что они находятся в ожидании чего-то — но чего? Что мог предложить супругам Честер комиссар Гард? Вокруг все словно замерло, как перед взрывом бомбы замедленного действия, когда уже работает часовой механизм, остановить который невозможно. Поглядывая на часы, висящие на стене его кабинета, Гард тоже ждал наступления роковых минут, знаменующих собой истечение срока, данного Дороном.
Нет, генерал не беспокоил Гарда ни своими визитами, ни даже телефонными звонками. Он тоже замер в своей резиденции, но Гард понимал: взрыв неминуем…
— Кто хочет кофе?
Линда все теми же пустыми глазами посмотрела на комиссара и ничего не ответила. «Не обойдется без врача, — подумал Гард. — Как бы не пришлось пользоваться услугами психиатра…»
И вдруг взгляд Линды наполнился содержанием — какой-то разумной мыслью, уже выстраданной, отшлифованной мозгом, рожденной не сейчас.
— Что ты хочешь сказать? — встрепенулся Фред.
— Я хочу к Майклу, — четко произнесла несчастная женщина. — Я хочу к нему в купол.
— Линда, там нет Земли…
— Но там Майкл.
— И нет жизни…
— Но там Майкл.
— Я не могу лишиться еще и тебя…
— Пойдем вместе. Ведь там Майкл.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Президент. Что сие означает, дорогой Воннел?
Воннел. У меня еще нет официальных данных…
Президент. К чему формальности, когда речь идет о детях и о судьбе государства?
Воннел. Судьба нашей страны, господин президент, в надежных руках — в ваших! Я спокоен, пока вы…
Президент. Не будем отвлекаться, дорогой Воннел.
Воннел. Видите ли, господин президент, публикация журналиста Честера — вымысел, как доложили мне мои помощники. И именно по этой причине в ней нет фамилий и адресов, кроме какого-то острова…
Президент. Вы что-то путаете, Воннел. Есть и точный адрес: остров Холостяков, есть и фамилии: генерал Дорон, профессора Янш и Биратончелли, какая-то Дина Динст… Даже цель указана: покорение Марса!
Воннел. Где? Когда?! Впервые слышу!..
Президент. Надо читать газеты, Воннел, тем более вам, уж коли вы отвечаете за охрану государства. Разве перед вами не лежит вечерний выпуск «Все начистоту»?
Воннел. Чего?! Простите, господин президент, но газетенка не имеет вечернего выпуска!
Президент. Что ж, по-вашему, ее специально для меня выпустили в единственном экземпляре? Или я вас разыгрываю? Вроде бы нам не по возрасту, я уж не говорю — не по чинам… Через два часа состоится внеплановое заседание Тайного совета. Подготовьтесь к нему, Воннел, и позаботьтесь, чтобы на заседании присутствовал генерал Дорон.
⠀⠀ ⠀⠀
— Дитрих! Гарда! Из-под земли!
Впрочем, война объявлена, и объяснение с комиссаром уже ничего не даст. Что ему скажет Дорон? Что он считал Гарда порядочным человеком? Как странно оперировать этим термином в данной ситуации, но что поделаешь, если порядочность Гарда, нигде, никогда и ничем не запятнанная, позволила генералу так дешево обмануться! Да, он считал Гарда порядочным человеком, а теперь с удовлетворением констатирует, что Гард такой же мерзавец, как… Как кто? Как все остальные, с кем ходит в одной пристяжке генерал Дорон? Как он сам?
Увы, разговор с комиссаром был бы бессмысленным.
Итак, ему удалось усыпить бдительность генерала. Всего на два часа. Как не понял этого Дорон, торгуясь с комиссаром по поводу часов! А ведь подозревал подвох, ну и чутье у Дорона! Но ста двадцати минут оказалось достаточно, чтобы выскочила вторая публикация!
Тираж вышел. Бригада «Молния-1» безнадежно опоздала. Счеты генерал будет сводить потом, сейчас надо думать, как поступать дальше.
Уже был звонок от президента.
Уже последовал вызов на заседание Тайного совета.
Уже объявился этот кретин Воннел.
Уже дежурят возле особняка Дорона люди комиссара Вутса, идиоты!
— Генерал, у телефона Гард, — бесстрастно объявил Дитрих.
— Вы его нашли или он сам?
— Он сам, — сказал Дитрих.
Помешкав, Дорон взял трубку.
— Что скажете, комиссар?
— Я обеспокоен только одним обстоятельством, генерал. Прошу выслушать меня, так как, по-видимому, нам не скоро удастся встретиться и поговорить.
— Вы пишете этот разговор на пленку?
— Да, генерал.
— Продолжайте, я слушаю.
— Я понимаю, генерал, что перед вами несколько возможностей, которые будут зависеть от хода событий. Не исключено, что вы предусмотрели вариант с уничтожением купола и «зоны», а затем — бегством.
— Предположим.
— Вы хорошо знаете меня, генерал…
— Не уверен.
— Так вот я обещаю…
— Вы уже обещали. Опять?
— То было другое дело, сейчас вы поймете. Я обещаю, что выйду из игры, если дети останутся живы. В противном случае…
— Ну? Продолжайте.
— В противном случае я лично найду вас, где бы вы ни были. Вы, допускаю, уйдете от президента, от Тайного совета, но от меня… Я рассчитаюсь с вами, генерал. Пусть это тоже будет записано на вашей пленке, мне все равно. Я сказал!
— Угроза?
— Да. Предупреждение.
— А что значит «выйду из игры»?
— Вы обратили внимание на то, что и во втором материале Честера не упомянута моя фамилия? Это я настоял. Будут живы дети — и меня нет. Понимаете, генерал? Я не был в «зоне», я ничего не видел, ни с кем не знакомился, ничего не знаю. Всегда вы меня покупали, сегодня я хочу купить вас своим обещанием молчать. Я выведу из игры своих людей — Таратуру, девушку, даже вашего Шиза. Перед лицом общественности у вас останется один противник — Честер. Я буду всеми силами оберегать его жизнь, но, как вы понимаете, я все же облегчаю вашу задачу. В обмен на жизнь детей!
— Вы сказали — перед лицом общественности? А вы знаете, как она себя поведет, ваша общественность?
— Могу представить.
— Ваши гарантии?
— Когда получу гарантии от вас.
— Так… Я подумаю.
— Через тридцать минут, генерал, я вновь позвоню вам.
— Нет, через час, если не возражаете.
И обе трубки одновременно легли на рычаг.
«Какое решение он примет? — думал Гард, закончив разговор с генералом. — Что предпримут президент и правительство? Как отнесутся к происшедшему члены Тайного совета, которые, вероятно, уже назначили час для совещания? Но самое главное, какова будет реакция общественности, сколь сильным окажется возмущение народа? И почему у Дорона проскользнули какие-то сомнения и странные намеки на этот счет? На что он надеется? Что сильные мира сего испугаются не столько человеконенавистнической затеи Дорона, сколько взрыва всеобщего возмущения, а потому возьмут генерала под защиту?»
Сплошные вопросы, и ни одного достоверного ответа!
Самое печальное заключалось в том, что комиссар полиции Гард, находясь в центре событий, имея под рукой верных помощников, формальные полномочия, оружие, в конце концов, до болезненности был бессилен! Нет, он не мог сейчас арестовать преступников. Не мог своей властью переправить на остров штурмовой отряд полицейских и предотвратить уничтожение «зоны». Не мог явиться к президенту со своими предложениями, потому что глава государства сам был зависим от Тайного совета. Не мог, наконец, потребовать вызова на заседание высшего органа власти, чтобы изложить перед ней свои соображения об опасной затее генерала Дорона, о преступности его замыслов и деяний, поскольку власть эта не зря называлась «тайной»: она фактически была, а увидеть ее, предстать перед нею, говорить с ней невозможно! Члены Тайного совета, самые богатые и сильные люди Ньюкомба, правили страной, вершили человеческими судьбами, судили и миловали, разрешали и запрещали, но — невидимо и негласно, как боги с Олимпа, недоступного простым смертным…
Гард ждал, а чего ждал — неизвестно. Он не мог даже предугадать, куда и как повернутся события через минуту…
⠀⠀ ⠀⠀
На заседании Тайного совета генерал Дорон держался уверенно, внешне непринужденно, но те, кто знал его, не могли не заметить, что он тратит массу усилий, сдерживая волнение.
Да, он положил на весы этого самого могущественного в Ньюкомбе органа свою яркую речь, убедительность которой могла бы подействовать на кого угодно, но только не на членов Тайного совета, и теперь ждал, какая чаша перевесит.
Он сказал, что идея покорения Марса плодотворна, поскольку усиливает мощь государства, даст потом бурные всходы, возвысит народ страны в глазах всего мира и своих собственных; и с этой мыслью члены Тайного совета, кажется, согласились, хотя и задали генералу вопрос о том, как, он полагает, будут распределяться обещанные доходы.
Он сказал, что был вынужден окутать тайной свою деятельность в интересах общей национальной безопасности, и члены совета опять не возразили, хотя всем было ясно, к чему это могло привести. Но и Дорон, и все присутствующие, и даже Воннел с президентом понимали, что давний замысел генерала не имеет теперь никакого значения, что отсчет нужно вести с той минуты, когда он вновь сравнялся в своих возможностях с остальными, равными себе, и что опасность каждого здесь присутствующего определяется не его неосуществленными замыслами, а его реальными делами.
Генерал сказал далее, что идея перестройки человеческого организма и ее реализация — пример, свидетельствующий о потрясающих возможностях науки, перспективы которой воистину необозримы, и намекнул при этом, что в недалеком будущем можно будет создавать киборгов, то есть кибернетически организованных людей, способных решать разные — он особо подчеркнул: разные! — задачи, причем последние события показывают, что с человеческим материалом проблем на будет, — и члены Тайного совета его отлично поняли, хотя и поморщились, когда Дорон дал им понять, что ученые, решающие эти научные вопросы, находятся в его ведении и «даже сейчас продолжают свою деятельность, результаты которой мы вынуждены сохранить в тайне все в тех же высших интересах».
Наконец, Дорон сказал, что реакция народа на статьи журналиста Честера, опубликованные в газете «Все начистоту», дает отличную возможность, с одной стороны, сгладить на время классовую борьбу, поскольку позволяет, открыв клапан народного возмущения, сбросить в нужном направлении избыток его энергии и воли, а с другой, воспользовавшись той же реакцией народа, или, говоря проще, толпы, представить ее результатом воздействия левых сил и решительно подавить сопротивление оппозиции, разделавшись с зачинщиками и главарями одним ударом, пока внимание общественности отвлечено, — и члены Тайного совета с видимым одобрением встретили эти слова Дорона.
Провозгласив все это, генерал сел, весьма довольный собой, и нельзя сказать, что он был так уж не уверен в окончательном решении совета. Он понимал, что каждый из присутствующих взвешивает сейчас возможность либо ограничить генерала в дальнейшей работе над проектом «Космос», либо отстранить его вовсе, — но нет, на это они не пойдут! — либо дать ему карт-бланш, правда под неусыпным контролем Тайного совета.
Высший орган власти никогда никому не позволял возвыситься над остальными хоть на мгновение и хотя бы на один миллиметр, но он, как правило, не допускал и понижений…
«Гард! — вдруг выстрелило из глубины дороновского сознания, но генерал тут же себя успокоил. — А что, собственно, Гард? Условия соблюдены: купол цел, синие живы… Подумаешь, Гард! Пусть теперь он живет в напряжении, ожидая, когда и как я с ним рассчитаюсь!..»
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀