Сингулярность (сборник)

Александр Сигида, Михаил Уткин. Серая топь

Лаборант Лавров ворвался в кабинет, как порыв ветра. Грудь судорожно вздымается – хрипит, лицо красное, всклокоченные волосы дыбом. Взгляд, полный безумного страха, впился в седовласую фигуру за столиком, заставленным аппаратурой.

Профессор Коваль удивленно шевельнул посеребренными кустистыми бровями – влетевший молодой человек тяжело привалился к косяку и, с трудом переводя дыхание, выдавил:

– Профессор… там… серая топь.

На Коваля пахнуло могильным холодом, сердце застыло.

– Как серая топь? – вымолвил он, медленно вставая. – Это невозможно.

– В третьем блоке… Быстрее.

Не раздумывая, профессор сорвался с места, в немолодом теле откуда-то взялась резвость двадцатилетнего.

– Рассказывай! – рявкнул он, не оборачиваясь.

Едва поспевая, лаборант лепетал:

– Мы с профессором Звягой… дверь в блок открыли… и видим… Уже полшкафа сожрала… растет на глазах. Профессор сразу к вам послал… Сам остался.

У Коваля будто лед по жилам пустили: если там Звяга, то это действительно серая топь – не бредни аспиранта, раздосадованного низкой должностью в «Роснанотех». Уж Звяга зря шум не поднимет.

Коридоры и лестницы пронеслись в мгновение ока, белая дверь с грохотом распахнулась, открывая мрачный темный коридор, – бронзовая табличка с надписью «Блок № 3» отлетела, зазвенев на кафельном полу, как крышка кастрюли.

– В пятнадцатом? – бросил Коваль.

– Да, Игорь Михайлович.

Громкий топот распугал тишину, автоматика, спохватившись, включала светодиодные панели, но постоянно запаздывала, и две фигуры в развевающихся белых халатах неслись в темноту. Вдруг страшный вопль разорвал воздух. Полный боли и ужаса, он заставил бегущих сделать рывок. Дверь слетела с петель вместе с хлипкой защелкой. Коваль ввалился в кабинет, глаза расширились, кровь отхлынула от лица. Звяга извивался на полу, жутко вопя, тряс и бил правой рукой по полу. Белый комок облепил кисть, прямо на глазах вползал выше, комочки разлетались в стороны. Обезумевший от боли человек пытался судорожно вытереть массу о черные пластиковые плиты, но тщетно. Въевшиеся репликаторы равнодушно вгрызались в плоть, перерабатывая в новые объемы себя.

В отсеке уже весь угол залит шевелящейся белой массой, похожей на жидкое тесто.

– Какого черта ты полез? – ахнул Коваль и, чуть не снеся с ног лаборанта, бросился из кабинета.

– Осторожно… капли… брызги!.. – выкрикнул Звяга, лицо покрыла мертвенная бледность, глаза закатились, голова глухо стукнула о пол. Белая субстанция подтекла под край шкафа – он начал медленно крениться, пластик пола запузырился, словно поднесли пылающую паяльную лампу.

– П… п… профессор, – выдавил Лавров в отчаянии, следя, как субстанция неторопливо переползает на предплечье Звяги.

Коваль вбежал, сжимая красную рукоять пожарного топора. Короткий свист оборвался чавкающим звуком, брызнуло алым, обрубок кисти, пузырящийся, как сахарная вата, нырнул в общую массу. Коваль обхватил пострадавшего, поволок из комнаты. Тут же, скрипнув, согнулся шкаф, словно ладонь великана попыталась ухватить шустрых профессоров. С верхних полок посыпались блоки микросхем.

– Не стой столбом! – гаркнул профессор. Рванул пояс халата и туго перетянул культю Звяги. – Вызывай тревожную группу! Работай по инструкции! Включайся!

Лавров нервно закивал, в остекленевшие глаза вернулась мысль, и пулей унесся по коридору.

Коваль тщательно осмотрел ботинки и пол в лаборатории. Кивнул, отметив несколько пузырящихся очагов на полу, мебели и «поплывшее» лезвие топора. Звяга прислонился к стене, тихо постанывал сквозь стиснутые зубы, прижав к груди, баюкал кровоточащий обрубок. Профессор подхватил увесистое тело на плечо и, слегка пошатываясь, зашагал к выходу.

На восьмом этаже пятого корпуса НИИ нанотехнологии в большой светлой комнате несколько человек сгрудились вокруг длинного стола. В углу на низком диванчике мечется и скрипит зубами несчастный Звяга. Воздух пропитан напряжением и отчаянием, того и гляди заискрится вспышками молний. Огромное, во всю стену, окно открывает пугливым взглядам зрелище катастрофы. На фоне серого бетона, аккуратно расчерченного разделительными линиями, медленно оплывает с одного края широкое приземистое здание. Оно выглядит словно торт, на который вылили кружку азотной кислоты. Сквозь прорехи в циклопических стенах белеет тестообразная масса, облепившая все поверхности. Вот она, словно вязкий белый клей, перевалила через край самого большого провала. Поползла по стене огромной каплей, обманчиво неспешно, оставляя глубокую борозду. Растеклась блином внизу, окутавшись сиреневыми дымками.

– Рассказывай, что произошло, – потребовал Коваль. Аспирант-лаборант втянул голову в плечи. – Рассказывай все, что знаешь. Любые мелочи, догадки!

Академик Кизильцев ахнул, отвернулся от окна:

– Игорь Михайлович, мы впустую тратим время! Нужно срочно уходить и срочно активировать периметр нейтрализации, а не обсуждать, как возникла топь! Дорога каждая секунда, мы даем этому объекту разрастаться, захватывать все больше пространства. Через пару часов от первого корпуса ничего не останется, к вечеру вся территория НИИ станет сплошной белой массой, а к утру она дотянется до города, если мы не отреагируем сейчас же! Наноботы размножаются в геометрической прогрессии, с каждой единицей времени перерабатывают все большие объемы материи!

– Полное уничтожение – крайний метод! – почти выкрикнул Коваль. – У нас есть время попробовать лечение! К тому же прогрессия топи не может быть геометрической, наниты могут размножаться лишь на поверхности, где соприкасаются с исходным материалом!

– К тому же часть сырья они вынуждены расщеплять на энергию, – пробормотал Лавров.

Кизильцев недобро покосился на лаборанта, тот умолк, залился краской и потупил взгляд.

– Мы должны быть уверены, что это серая топь, а не черная, – продолжил Коваль, – уверены, что наноботы размножаются неконтролируемо, а не по чьей-то команде. Не стоит сбрасывать со счетов диверсию. Многие желали бы нам неудачи, ведь нанотехнологии способны обрушить многих монстров старого бизнеса. А у них более чем достаточно возможностей попробовать осуществить такой теракт. В этом случае мы упремся в чужую волю, и бороться надо будет иначе.

Коваль взглянул на сидящего за Лавровым человека лет сорока, гладко выбритого, в дорогом строгом костюме при галстуке:

– Виктор Иванович, вы связались с президентом и силовыми ведомствами?

Представитель государственных структур кивнул.

– Да, президент в курсе, – произнес ровный тихий голос. – ФСБ проверяет возможность диверсии. Периметр нейтрализации активируем по инструкции.

– Но диверсия невозможна, – возразил Кизильцев, – наше НИИ контролируется, как никакое другое! Каждый квадратный метр и каждый человек под наблюдением! Вся информация обрабатывается мощнейшей «Сторожевой» системой ИИ. Замкнутой системой, не включенной в Интернет!

За окном загрохотало. Крыша поврежденного корпуса обрушилась, словно по картонной коробке ударили кувалдой. Коваль нахмурился, тяжело обронил:

– В современном мире ничего нельзя считать невозможным. Как руководитель проекта «Роснанотех», я настаиваю, что причину возникновения топи нужно понять в первую очередь! Спустить и применить мезонные генераторы мы всегда успеем, благо глубокие ограничительные скважины пробурены еще до закладки фундамента первого корпуса. Мы должны отследить причину, чтобы впредь не допускать подобных казусов.

Все опустили глаза под тяжелым взглядом главы «Роснанотеха» – спорить с Ковалем никто не решился. Вдруг застонал, страшно забился, скатываясь с кушетки, Звяга.

– Доктор Цветаев, сделайте двойное обезболивающее. Ну и что там положено. Вы биолог – лучше нас, технарей, знаете, что делать.

– Его нужно срочно в больницу…

– Никаких больниц до выяснения степени нашей опасности для человечества! – отрезал Коваль.

Безопасник понимающе кивнул, ухватил брыкающегося в горячечном бреду калеку, осторожно уложил на кушетку. Под его строгим взглядом Цветаев быстро сделал укол, бормоча и кривясь, начал накладывать дополнительные витки бинта.

– Рассказывай, – снова потребовал Коваль, строго взглянув на аспиранта.

– Сегодня, как обычно, пришли в третий блок, собирались поэкспериментировать с запечатанными минилабораториями, открыли дверь, а там это…

– А вчера, вчера что было?

– Вчера, как обычно, провели эксперимент в мини-лаборатории, проверяли данные по мутированию наномашин в различных условиях. По обычной схеме после окончания эксперимента взяли несколько экземпляров нанитов «на развод». Одна из трех капсул треснула, но ее сразу же утилизировали. Вечером «прожарили» целые капсулы и закрыли кабинет, все было в порядке.

Кустистые, выбеленные годами брови сошлись у переносицы.

– Слишком часто мини-лаборатории начали трескаться… непонятно. Похоже, для вас это стало обычным делом! Да это же чрезвычайные происшествия, каждое из которых должна рассматривать целая комиссия! Почему отчет не предоставили?

Лаборант съежился под взглядом профессора:

– Юрий Михайлович сегодня собирался…

– Собирался. Я ему устрою «собирался», ампутированная рука комариным укусом покажется!

Коваль задумался, ладонь машинально выудила из кармана халата продолговатый черный предмет. Кончик большого пальца погладил гладкую поверхность материала, похожего на пластик, прошелся по шву отсека для капсулы, задержался на отверстии разъема для подключения внешней аппаратуры. Запечатанная ассемблерная лаборатория с трехслойной капсулой. Под оболочкой из уплотненного алмаза ждут сотни тысяч наномашин и необходимых для опытов элементов. Все это мирно устроилось в ладони, ожидая, когда к ней подключат периферийные устройства.

– Да, мини-лаборатории помогли догнать Штаты в нанотехнологиях, – сказал Коваль, – благодаря им опыты стали безопасными, система всегда ликвидировала капсулу с опытными образцами. Что-то мы не учли. – Профессор взглянул на Лаврова: – Что показали исследования мутаций?

– Критические условия среды вызывают сбои в программе размножения. И при самокопировании у них появляются свойства, отличные от материнских. Все как в живой природе – полезные признаки накапливаются, вредные уничтожаются.

Цветаев удивленно покачал головой:

– Сказали бы мне лет десять назад, что появятся механизмы, развивающиеся по законам эволюции, ни за что бы не поверил.

– Эволюционирует не только живое, – задумчиво проговорил Кизильцев, – эволюционируют любые организованные структуры, в том числе общества и даже идеи. Идеи борются за умы людей, как родственные виды животных за ареал обитания.

– Сейчас это неважно, – заметил Коваль, – но стало ясно, откуда взялась топь.

Четыре пары глаз впились в морщинистое лицо.

– Каким-то образом части наномашин удалось остаться целыми при взрыве в капсуле. Они приспособились к высоким температурам и, оказавшись в открытом пространстве, сразу принялись выполнять основную программу размножения.

– Это невероятно! – воскликнул физик. – При ликвидации капсулы пламя в ней хоть крошечное и вспыхивает на долю мгновенья, но температуры возникают порядка солнечных, даже вон оболочку капсулы иногда разрывает. Ни один материал не выдержит, особенно в центре, где первичная секция с ассемблерами.

– Я знаю, – сказал Коваль, – сам разрабатывал проект ассемблерной лаборатории. Наноботам, уцелевшим при ликвидации капсулы, нужно было синтезировать для тел доселе невиданный по прочности материал. Вдвойне удивительно, что это получилось эволюционным путем, без стороннего контроля. Но сейчас именно эта версия кажется мне самой вероятной. Есть ли другие варианты?

В комнате воцарилась тишина.

– Есть предложения по остановке репликации?

Кизильцев двинул плечами:

– Активная защита пока недоработана, мы не предполагали, что она понадобится до широкого применения наномашин. Остается гасить топь только мезонными излучателями, как и предусмотрено по проекту, Игорь Михайлович.

Коваль поморщился:

– Да, жаль, сил не хватило на проработку активной защиты…

Кизильцев задумчиво щипнул подбородок:

– Да, но с этим тоже нельзя было торопиться. Это же создание глобальной иммунной системы всей планеты! Мириады наноботов, блуждающих по поверхности Земли в поисках опасных репликаторов. Могучие, но с ограниченной способностью размножаться. Но вот последние события с эволюцией нанитов ставят под вопрос, да-с… Но сейчас бы они, конечно, не помешали.

Коваль поднялся из кресла, бросил взгляд за окно – на месте первого корпуса кипит и шевелится круглое озерцо. Угловатые обломки стен плавно тонут, словно куски масла в горячей каше.

– В крайнем случае периметр превратит их в излучение. Виктор Иванович, у вас по плану?

– Да. Я держу связь. Уже половина генераторов спущена в скважины и протестирована. Магнитный периметр для направления потока энергии в космос устанавливается. Неспешная эвакуация окрестных жителей начата. ОМОН и милиция ориентированы на патрулирование.

– Дополните инструкции для людей. По включению сирены чтобы все смотрели в землю. Иначе включенный через десять минут поток энергии, в которую превратится все внутри периметра, может повредить сетчатку глаз. И еще, постарайтесь пускать «фонарик» энергии вверх широким раструбом, для максимального рассеивания. Нам даже на минуту не нужен на поверхности планеты космос, просочившийся в дыру атмосферы. И данные в СМИ о проведении широкомасштабного эксперимента. Срочно! А я пока гляну записи Звяги, может, что интересное найду об этой мутации. Лавров, за мной. Остальные, займитесь вывозом оборудования.

Седовласый профессор твердым шагом направился к двери. За ним выскочил лаборант, волей случая оказавшийся почти на равных с маститыми академиками. На пороге Коваль обернулся:

– Да, Виктор, свяжитесь еще раз с президентом, скажите, что серьезной опасности нет. И всем, всем срочно отойти в дальний, девятый корпус!

Виктор Иванович тихонько толкнул дверь. В полумраке голографический монитор кажется особенно ярким. Сочные разноцветные отсветы прыгают по изрезанному морщинами лицу Коваля. В трехмерной проекции четко узнается модель ассемблера – приплюснутое шестиугольное тело, ощетинившееся множеством манипуляторов. На нем быстро сменяются выросты, меняются конфигурации, повинуясь порхающим пальцам профессора. В уголке прыгает колонка цифр и формул, перечеркиваемая замысловатыми графиками. Тоненько – ускоренно – лопочут аудиозаписи экспериментов. Вот профессор жестом ладони зафиксировал один из вариантов трехмерной фигуры и немного развернул. Следующим движением подсветил часть поверхности нанобота, которая тут же исчезла, открывая взору внутренние механизмы.

Виктор кашлянул, заставив профессора вздрогнуть. Он обернулся, глянул с непонятным испугом, тут же скрывшимся за панцирем решимости.

Представитель холодно обронил:

– Извините, Игорь Михайлович… я говорил с президентом…

Ковалев нахмурился:

– Рвет и мечет?

– Да. Скрывать ситуацию от партнеров опасно, да и не получится. Уверен, к вечеру здесь будет толпа иностранных журналистов. Президент опасается, да что там опасается – уверен, что конкуренты воспользуются ситуацией, чтобы подмять под себя нашу наноиндустрию, а там и государство в целом.

– В сущности, в обществе ничего не изменится, – заметил Коваль, поворачиваясь к голограмме, – главное сейчас справиться с угрозой и разобраться в причинах, а политика меня не интересует.

– Я думал, вы патриот. Президент рассчитывает на ваши научные изыскания как на панацею в области национальных интересов.

– Я патриот человечества. Передайте президенту, что время национальных интересов ушло, на карте интересы человечества.

– Передам ваши громкие слова, если угодно. Но не забывайте, это такое ЧП, что, скорее всего, придется передать все наработки партнерам. Японцы давно рекламируют орбитальные блоковые лаборатории…

– Да… они не считаются с затратами. Но мы еще поборемся. Как там эвакуация города?

– Начнется через полчаса.

– Хорошо, вероятность серьезных подвижек земной коры невелика, но подстраховаться нужно, – вздохнул профессор, переводя взгляд на голограмму раскрытого ассемблера. – Я разобрался в исследованиях Звяги… Как он там? Оправился от шока? Понимает, почему нельзя пока покидать периметр нам троим – бывшим в непосредственной близости от топи?

Виктор кивнул:

– Да, все понимает. Импровизированный карантин. Он под обезболиванием может нормально говорить. Сказал, что, видимо, после «прожарки» осталось несколько выживших нанитов. Они потихоньку переработали атомарную пыль в объемную структуру, заставив капсулу лопнуть. Наниты разбрызгало по боксу, и он случайно коснулся незаметной капли.

– Ясно, значит, изначально активировались неравномерно. Попали на разный материал и размножались по-разному. Нужен дополнительный контроль очистки, и капсулы надо хранить в герметичном сейфе… хотя это уже не важно, – сказал Коваль, выуживая из кармана халата черную коробочку ассемблерной лаборатории, – я хочу вас кое о чем попросить.

Разъем мини-лаборатории, щелкнув, состыковался с разъемом прибора на столе, голограмма нанобота мигнула и исчезла, сменившись желтовато-прозрачной плоскостью таблицы. Голограмма снова мигнула, выведя неторопливо заполняющуюся трехмерную полоску процесса.

– Виктор, я разобрался в мутации. Как представителю правительства… Прикройте дверь, не хочу, чтобы услышали лишнее…

Над территорией НИИ сгрудились серые тучи. Пять из девяти центральных зданий превратились в оплывшие холмики посреди плоской неровной блямбы. Корпуса поодаль стоят недвижно и обреченно, в ожидании всепожирающих нанитов, как сухие секвойи – ближайшего урагана.

Шевелящаяся масса пучится, бурлит и расползается, как слой лавы. Медленно, но верно она подминает бетон площади и асфальтовые тротуары с рядами овальных клумб, один за другим глотает огромные горшки с экзотическими молодыми деревцами – гордостью Цветаева.

Потоки воздуха уверенно тянутся пыльными шлейфами к белой поверхности. Край ее то и дело радостно вспенивается, словно заглатывая особо питательный ветерок.

Из ворот выехала последняя машина с оборудованием, что сотрудники успели вынести из корпусов. Следом на шоссе вырулил автобус с персоналом НИИ. Трое ученых, аспирант и представитель президента проводили взглядами цепочку машин. Коваль с шумом втянул воздух, медленно выдохнул, закрыв глаза.

Лавров смотрел на него с сочувствием, профессор за последние несколько часов будто состарился на десяток лет. Сеть морщинок вокруг глаз углубилась, дополнилась новыми, пара новых борозд пролегла меж выцветших бровей. Вместе с тем глаза горели каким-то страстным, лихорадочным огнем.

– Виктор, и все-таки я настаиваю, – проговорил Коваль, впившись взглядом в лицо чиновника, – повремените с мезонными генераторами. Я должен провести этот эксперимент.

– Нет, – отрезал ровный, без эмоций, голос, – промедление чревато, топь разрастается все быстрее.

Физик, биолог и лаборант непонимающе переводили взгляды с Коваля на Виктора.

Кизильцев заинтересовался:

– А что за эксперимент? Неужели вы нашли варианты действий?

Коваль искоса взглянул на коллегу:

– Да, выдалась уникальная возможность поставить небывалый эксперимент. Я попробую перепрограммировать бесконтрольную наномассу.

– До экспериментов ли сейчас?! – возмутился Цветаев. – Нужно быстрее остановить топь!

– У президента то же мнение, – добавил Виктор Иванович непреклонно. – Зачем дополнительные разрушения, лишнее внимание прессы?

– Все равно весь объем материи внутри периметра превратится в излучение! К тому же топь расширяется не в прогрессии, а пропорционально увеличению площади поверхности сферы! Намного медленнее! Поменьше паники, господа, а то ведете себя как истеричные журналисты. Это не займет много времени, у меня все готово. – Коваль выудил из кармана халата коробочку мини-лаборатории. – Я обработал данные Звяги и провел целенаправленную мутацию в этой капсуле. Нужно всего лишь распространить ее содержимое над участком топи, и эти наноботы заразят топь вирусом.

Кизильцев с вызовом спросил:

– И что потом? Каких результатов вы ждете?

Коваль отвел взгляд.

– Сложно сказать… топь отступит или просто остановит размножение. Возможно, мы получим интерфейс для управления наномассой.

– Что за интерфейс? Каков принцип работы?

– Вот чтобы понять, мне и нужен эксперимент.

– А как вы намерены извлечь запрограммированные ассемблеры из капсулы?

– Топь эволюционирует, учится потреблять новые и новые материалы. Капсулы мини-лаборатории же усвоены одними из первых. Так что проблемы с ее растворением не возникнет. Что скажете, Виктор?

Всегда суровый и непреклонный профессор Коваль просяще взглянул в лицо представителя президента. При ЧП такого масштаба последнее слово за властями.

– Хорошо, у вас есть немного времени, потом мы улетаем, и генераторы включаются. Иначе придется удалять слишком большой объем грунта, ведь топь распространяется не только в стороны, но и вглубь. Это чревато локальными землетрясениями, подвижками пластов. Пока каждые пять минут электроразведка отслеживает глубину погружения «Объекта-Т». Соответственно, мезонные генераторы спускаются ниже в скважины. Если вскоре увидим положительные результаты… то предоставим еще время.

Коваль с силой сжал черную продолговатую коробочку, костяшки пальцев побелели, на виске задергалась жилка. Хмуро смотря на расползающуюся шагах в двухстах впереди белую массу, словно взяв в прицел, профессор твердо зашагал вперед. Лавров дернулся было пойти следом, но тяжелая ладонь представителя правительства легла на плечо, он покачал головой.

Зрители впились взглядами в удаляющуюся фигуру в белом халате.

Подходя к объекту, Коваль ощутил, как на лбу выступают мелкие капельки. Воздух вблизи молочно-белой массы прогрелся, как в песках Сахары: наномашины вырабатывают огромное количество тепла.

В десятке шагов уже почти невозможно дышать. Широкий серовато-белый блин, по краю вровень с бетоном и с аккуратными круглыми холмиками – надгробьями усвоенных зданий. Коваль прицелился и катнул капсулу по бетону, словно шар боулинга. Коробочка, вращаясь и подпрыгивая, остановилась в сантиметрах от тающего края. Минута-вторая, и она слилась с распространяющейся массой. Игорь Михайлович удовлетворенно кивнул. Важно было впустить вирус в активный слой, иначе программа повиснет мертвым грузом в выключенных из размножения зонах топи. Он быстро зашагал обратно – осталось только ждать, смогут ли носители вируса изменить программу такого огромного массива.

Ковалев оперся руками о шлагбаум блокпоста, перекрывшего дорогу. Глаза уже слезятся, напряженно всматриваясь в мутно-белую субстанцию, надвигающуюся с неумолимостью бульдозера. Где стояли здания, раскинулось широкое круглое озеро. С первого взгляда мирное и совсем не страшное зрелище. Но только с первого – репликаторы «грызут» материю во всех направлениях. Наверху ничтожный объем – в основном серая топь распространяется вглубь и в стороны. Внизу уже огромный котлован, что растет с каждой минутой. Потревоженные земные пласты давят на массу ассемблеров, и край вздувается толстым тором, поднявшимся каймой-бубликом уже в два роста человека. Вал уверенно, словно тяжеленный каток, подминает бетон. И невольно удивляешься, не слыша треска лопающихся плит, не видя глубоких змеящихся трещин… Только сильный ветер, устремляющийся к белой поверхности, с силой треплет одежду и волосы, гонит пыль, мусор, листья с деревьев, что исчезают, едва коснувшись выпуклого края. Бумажки вспыхивают за мгновенье до соприкосновения, куски целлофана плавятся, корчатся, превращаясь в черные дымки, что мигом втягиваются в пенящийся край.

Цепочки солдат в разномастных камуфляжах охватили место техногенного катаклизма кольцом, оттесняя любопытных, во множестве набежавших с окрестностей. Всех озадачила и обеспокоила внезапная эвакуация. Впрочем, многие – «зеваки по необходимости», по телефонным разговорам понятно, что их отрядили родственники, что не слишком спешат грузить скарб в предоставленные правительством трейлеры. Предпочитают держать связь с семьями, настороженно сидящими на мешках и баулах. Авось все отменится. В толпе довольно спокойных людей носятся быстрые волосатые ребята с озабоченными лицами. Толкаются, наступают на ноги и молниеносно выставляют объективы камер, снимают искаженные гневом и болью лица. Бодро извиняются, бегут дальше, задают «провокационные» вопросы, назойливо пихая разнообразные микрофоны. Вместе с тем кривятся и старательно избегают неинтересных сцен – бодрую торговлю сосисками и булочками в фургоне коммерсантов, горластых бабок с пирожками и пивом, играющих в карты на одеяле, азартно вскрикивающих мужичков, хмурого студента, шлепающего по клавишам нетбука. Зато насели, как мухи, на ревущего ребенка, уронившего чупа-чупс.

Кто бы сомневался, что с места событий будет жареный репортаж о страданиях ребенка, единственного выжившего жителя целого микрорайона.

Сквозь шум ветра Коваль услышал рокот вертолетных лопастей. Маленький двухместный аппарат завис над топью. За лобовым стеклом, округлым, как глаза стрекозы, блеснул объектив видеокамеры. Тут же сбоку выметнулись два военных вертолета. В открытых боковых дверях у пулеметных турелей застыли фигурки бойцов. Боевые вертолеты оттеснили журналистскую «стрекозу» в сторону, заставили сесть далеко за кольцом солдат, но кадры уже наверняка пошли в Сеть на главные новостные сайты.

Коваль сжал челюсти, на политику плевать, но такие передачи посеют панику среди людей. Понятно, кому это нужно, но все обойдется, вирус должен сработать, эксперимент удастся… а если не удастся, мезонные генераторы превратят топь в поток света. Но должно все сработать! Коваль стиснул кулаки, мысли настойчиво мечутся по кругу. Все должно получиться, другого случая проверить теорию не будет.

– Профессор, нужно уходить, вирус не сработал, это очевидно.

Голос Виктора прервал лихорадочное внимание, с которым Коваль всматривался в накатывающий вал. Он бросил быстрый взгляд на севший в стороне вертолет. Солдаты быстро внесли носилки со Звягой. К машине направились, согнувшись с непривычки под напором ветра от лопастей, Кизильцев и Цветаев. Лаборант, стоя за спиной Виктора, умолял взглядом поскорее улететь из опасного места.

– Идите, я сейчас.

Голос профессора дрогнул.

Представитель президента понимающе кивнул и, ухватив под локоть Лаврова, пошел к винтокрылой машине.

Топь подобралась совсем близко, оцепление отодвинулось за скважины. Зевак почти не осталось, журналистов удалось кое-как отловить и под видом эвакуации запереть в автобусах. На ограничительных скважинах растопырились упорами могучие гусеничные машины – гибриды танка с рефрижератором. Толстенные кабели в бедро человека толщиной спускаются к ним прямо от высоковольтной ЛЭП.

Огромные щиты для направления потока излучения похожи на дорожные шумопоглотители с длинными торчащими антеннами. Они плотно обступили территорию, словно македонская фаланга, ощетинившаяся копьями.

Вертолет залопотал винтом мощнее, качнулся на колесах, демонстрируя готовность сей момент прыгнуть в небо.

Но Коваль продолжал стоять, печально глядя на подползающий слой белого вещества. Жар усилился, ветер злобно дергает седую шевелюру и полы халата. Он медленно повернул голову к откинутой бронированной двери с иллюминатором. В полумраке салона бледными пятнами – лица Кизильцева и Цветаева, они чуть посторонились, пропуская чиновника и аспиранта. Лавров обернулся и чуть не рванул назад, к профессору, но мощная ладонь больно сжала плечо, втянула назад.

Вырываясь из хватки Виктора, парень закричал:

– Профессор! Нет! Что вы делаете?!

Люди прильнули к иллюминаторам, неверящим взглядом провожая седовласую фигурку, идущую навстречу белой волне.

Виктор скрипнул зубами:

– Профессор сделал выбор. Жаль, без него будет сложнее осваивать наноиндустрию.

Держа брыкающегося Лаврова, Виктор махнул пилоту. Стальная туша мелко задребезжала, людей слегка вдавило в пол. Когда вертолет поднялся, Лавров перестал отбиваться, лишь печально смотрел вниз, где фигурка профессора шагнула в белую стену и исчезла. По щекам парня пролегли мокрые дорожки, капли сорвало порывом ветра и унесло вниз, где расползался белый ужас, заставляя отступать цепи людей в камуфляжной форме.

Повернувшись к кабине пилота, Виктор крикнул:

– Давай на базу!

В ладони чиновника появился мобильник, сухо прозвучала команда:

– Приготовиться к подаче напряжения.

– Стойте!

Голос Кизильцева как щелчок хлыста – физик внимательно всматривался вниз.

– Мне это кажется? Что происходит с топью?

Все сгрудились у отрытого люка. Виктор сделал жест пилоту, и тот повернул штурвал, вертолет развернулся и опустился ниже.

Молочно-белая масса остановилась, еще минуту назад пенящийся край сжирал пядь за пядью. И вдруг пенистой каймы не стало. Края гигантского белого пятна зашевелились и слегка вздыбились, поверхность пошла волнами.

– Неужели вирус сработал? – потрясенно выдавил Цветаев.

Лавров всхлипнул:

– Игорь Михайлович… он поспешил…

Вертолет опустился еще ниже, завис между кольцом военных и серой топью.

Люди неверяще смотрели, как субстанция по всему краю слегка подалась назад, оголив глубокую борозду и обгрызенный край асфальта, затем, «подумав», вернулась и откатилась снова, но оставив под собой уже ровную бетонную поверхность. Серая топь принялась стягивать края, будто насытившись жертвой, решила, что люди откупились достаточной ценой. Наномашины возвращали уничтоженное назад, восстанавливали поверхность земли с точностью до камушка, возводили стены зданий с точностью до трещинок. Отступая назад, белая масса все восстанавливала.

– Феноменально, – ошарашенно протянул Кизильцев, – вирус взял топь под контроль. Коваль был прав, надеюсь, он не унес с собой все данные, иначе нам не понять, как управлять подобным массивом.

– Так им можно все-таки управлять? – так же потрясенно спросил Виктор.

Кизильцев лишь пожал плечами.

Шасси вертолета коснулись асфальта, четверо людей, пригибаясь, отбежали и, держась на почтительном расстоянии от края топи, двинулись следом.

Цветаев с тревогой проговорил:

– Может, стоит подождать в вертолете? Вдруг это ловушка?

– В смысле? – спросил, не оборачиваясь, Виктор, идущий впереди с Кизильцевым.

– Ну, может быть, этой штуке понравилась человеческая плоть. Может, она сообразила, что можно подманить нас, а затем накатиться?

– Чушь, – бросил Кизильцев.

– Я уже ни в чем не уверен, мои биологические познания пасуют, – пробормотал испуганный биолог, стараясь сдерживать трусливый позыв щупать бетон ногой, словно нащупывая тропку в трясине.

Топь стягивалась к НИИ, репликаторы разбирали друг друга на части, высвобождая атомы и, похоже, ставя каждую молекулу на место.

– А вы заметили, ветер теперь дует на нас, – проговорил Лавров.

– Заметили, похоже, и воздух возвращает. И еще, разборка идет значительно быстрее сборки, – заметил Виктор.

– Ну, ломать не строить… В смысле, ассемблеры все-таки значительно более сложные создания. И превратить их в бетон и глину намного проще.

Потрясенные люди смотрели, как субстанция вздыбилась, встала сплошной стеной, еще немного – и в стене проявились огромные окна третьего корпуса. Группа вошла в ворота, бетон, словно и не был только что страшной всепожиращей массой, бодро застучал под каблуками.

Цветаев медленно подошел к клумбе, как зачарованный потрогал веточку саженца, присев, провел ладонью по верхушкам травинок.

– Настоящее, невероятно!

Изумление в глазах сменилось какой-то детской радостью, будто биолог впервые в жизни потрогал живое растение.

Глаза Цветаева чуть не выскочили из орбит, когда меж травинок он увидел цепочку муравьев, деловито перебирающих лапками в сторону маленькой рыхлой кучки.

Не обращая внимания на погрузившегося в исследования биолога, остальные направились к оформляющемуся приземистому зданию первого корпуса. Пока группа огибала второй корпус, остальные здания закончили обратное превращение. Вся территория НИИ раскинулась в былом величии, будто и не было нашествия нанорепликаторов.

Лавров всхлипнул:

– Игорь Михайлович… он… ушел. И никогда не узнает, что топь отступила.

Виктор сочувствующе похлопал его по плечу:

– Он дал нам, участникам проекта «Роснанотех», фору для нового рывка в ассемблерной технологии.

Лавров хмуро кивнул. Кизильцев вдруг указал в сторону первого корпуса:

– Смотрите, еще не все.

В голосе прозвучали нотки страха.

На ступенях, под нависающим козырьком здания, в котором все началось, взбугрилось бесформенное образование. Шевелящиеся, как ложноножки амебы, края сплелись и, затейливо переплетаясь, потянулись вверх.

Люди настороженно замерли, ожидая, что выкинет сгусток наноассемблеров. Субстанция вытянулась столбом и, как под пальцами скульптора, принялась складываться в человеческую фигуру. Виктор, Кизильцев и Лавров открыли рты, наблюдая появление знакомого лица. Спустя минуту из-под кустистых седых бровей глянули острые знакомые глаза Коваля. Профессор приложил ладони к лицу, с силой потер, улыбнулся. Застегнул распахнутый халат, вытянул руки вверх и с наслаждением потянулся, захрустев позвонками.

– Профессор!

Радостный Лавров бросился к седовласому человеку, чуть не сбив с ног, крепко обнял. Коваль ошарашенно улыбнулся, освободился из объятий расчувствовавшегося лаборанта.

Парень сияющими глазами уставился в лицо профессору:

– Игорь Михайлович, топь ушла сама! Представляете?

Ковалев усмехнулся:

– Сама, говоришь?

– Ага, и восстановила все, что уничтожила.

Виктор и Кизильцев поднялись к профессору и лаборанту. Лица ошарашенные, радостные, глаза сияют.

– Как вы себя чувствуете, Игорь Михайлович? – спросил Виктор, хлопая профессора по плечу и украдкой осматривая, словно что-то ища на его фигуре. – Вы помните, что произошло?

Профессор снова усмехнулся:

– Ну конечно, никогда склерозом не страдал. Если бы не помнил, вряд ли смог бы восстановить все это. Хоть молекулярная структура и записана в памяти массива наномашин, воспользоваться ею было бы сложнее.

Профессор развел руками.

Кизильцева как кувалдой ударило, улыбка сменилась серьезным выражением лица:

– Восстановить? Мы думали, это вирус… Что вы имеете в виду?

– Я считал вас сообразительным человеком, коллега.

– Но… но… Разве это возможно?

Коваль улыбнулся, хитро поглядывая на выпучивших глаза людей:

– В современном мире ничего нельзя считать невозможным. Да, мое сознание слилось с серой топью. Разбирая материю на атомы, наномашины сохраняют информацию о структуре в общей памяти. Разобрав меня и мой мозг, записав структуру клеток молекул и атомов, ассемблеры оцифровали мою личность. Разум и воля, помещенные в массив наномашин, взяли под контроль примитивные программы так же легко, как привыкли контролировать инстинкты. Серая топь стала мной, а я стал ею. Все в точности с моими расчетами.

Кизильцев захлопал ресницами:

– Расчетами? Какими расчетами?

– Обычными расчетами… – Профессор шагнул к стене корпуса, приложил ладони. Поверхность пошла пятнами и вдруг в мгновение ока заполыхала победно-оранжевым металлом. – Всегда любил оранжевый цвет, – хмыкнул он одобрительно, похлопал руку об руку, словно стряхивая пыль. Повернулся к разинувшим рот людям. – Да, я не рассказывал всего, идея достаточно дикая, нужен был эксперимент и значительный объем нанитов, чтобы вместить целую личность.

– Потрясающе, – только и смог вымолвить Виктор, – а я не поверил… Впрочем, второй раз тоже не поверил бы, безопасность прежде всего. Безопасность… – Он судорожно сглотнул пересохшим горлом.

У него забегали глаза, лицо пошло пятнами. Коваль сочувственно кивнул:

– Я не буду пока покидать территорию, щиты оставьте, мезонные генераторы поднимите до уровня корпусных подвалов и выставьте на минимум.

Виктор тяжело перевел дыхание – явно камень с души свалился.

Лавров вдруг нахмурился, взгляд стал суровым, обвиняющим:

– У вас был такой вид… отчаявшийся и испуганный… мы подумали, что просто уйдете из жизни.

– Да, тяжеловато было все-таки, сомнения, страх… Да и весьма болезненное это дело, надо сказать. Кстати, Виктор, предупредите президента, что все обошлось.

Виктор выудил из пиджака красный мобильник.

– Надеюсь, он не успел сделать заявление о потере контроля над наноботами. Репортеры наверняка беснуются. Так что ему доложить?

Коваль на миг задумался:

– Пусть сделает заявление… об успешном завершении эксперимента… «Зачеловек». А теперь ведите к Звяге, верну его… гм, атомы.