Сила воображения

Петухов опаздывал. В это было трудно поверить. Он был из тех людей, которые никогда никуда не опаздывают. Конечно, его отсутствие можно было объяснить просто: сенокос, аврал перед обещанными дождями… Но, во — первых, было уже почти девять вечера, а во — вторых, не пойти на фильм «За миллион лет до нашей эры» Петухов не мог по определению. Видимо что‑то случилось.

Перед клубом уже собралось довольно много народу. Становилось шумно — зрел аншлаг. Разгоряченная очередь в билетную кассу курилась табачным дымом, за кустами что‑то размеренно булькало, на асфальт с легким шорохом опадала шелуха семечек.

Шухов рассеяно отвечал на приветствия, ища глазами Петухова. Тот не появлялся, хотя время уже поджимало. Наконец, двери клуба были открыты и народ дружно устремился в зал, увлекая за собой контролеров.

Володька Шухов попал в трудное положение: войди он в зал — Петухов не попадет на фильм. С другой стороны, не прийди тот вовсе, он оказывался в дураках при наличии двух входных билетов. Фильм, как только на клубе появилась новая афиша, стал усиленно нахваливать их приятель Ильюха — студент из Питера, проходивший в хозяйстве свою дипломную практику. По рассказам студента Шухов знал ленту почти наизусть, но так хотелось самому увидеть динозавров, других доисторических тварей… Если бы Шух, как все называли Володьку, не был в школе двоечником и не пошел после армии работать на приборный завод — он бы наверняка стал палеонтологом.

Все‑таки дружеские чувства взяли верх. Шухов решил ждать до последнего. Но топтаться на месте было уже выше его сил. Он отправился встречать Петухова.

Солнце село. Высоко над лесом еще догорали облака, а на дорогу уже стали наползать сумерки. В какой‑то сотне метров от грунтовки начинался крутой склон. Там, внизу, поле переходило в заливной луг. Ни луга, ни реки не было видно. Лишь верхушки ракит, росших вдоль берега, показывали дальнюю границу сенокоса.

Сам того не замечая, Шухов с каждой минутой ускорял шаг. Он был зол. Он злился на себя, на Петухова, на звон комаров, на щебет и писк лесной мелочи, которые крайне раздражали его. А в это время на экране уже мелькали первые кадры фильма, унося зрителей к началу времен.

Миновав еще один поворот, Володька поравнялся с большим просветом между деревьями и невольно остановился.

Эту картину невозможно передать словами. Ее надо было видеть. Впрочем, нет, ее надо было УВИДЕТЬ. На краю поля, у самой опушки, стояло несколько роторных косилок, называемых в просторечье кирами.* Их неуклюжая массивность, красивый изгиб погрузочных желобов на фоне угасающей зари подхлестнули его воображение. Мгновение — и нет совхозного поля, нет косилок, нет двадцатого века…

В полном безветрии теплого летнего вечера перед ним возникла картинка, выхваченная мыслью из КИР — косилка — измельчитель роторная.

глубин Времени. Там, где только что стояли киры и сосны Шухов увидел несколько молодых игуанодонов, жадно припавших к зелени саговника. Они спешили, стремясь набить желудки до наступления темноты.

Густой после недавнего дождя воздух кружил голову незнакомыми ароматами. Стояла полная тишина. Все выглядело очень реально, однако что‑то было не так, чего‑то в этой экспозиции явно не доставало. Не хватало какой‑то очень существенной детали. Тираннозавра! Да, рядом с игуанодонами не было тираннозавра! Никто не убивал, не терзал, не пожирал свою травоядную жертву, как это обычно бывает на иллюстрациях в книгах.

Вспомнив тираннозавра, Володька почувствовал себя неуютно.

И тут раздался рев. Он нарастал, приближался.

То, что в следующую минуту появилось из‑за склона, нельзя было назвать головой. Это трудно было назвать челюстями. Зубы. Два ряда кинжаловидных зубов хищника. Зубы, которые могли лишь вонзаться, хватать, тащить. Затем показалось уродливое узловатое тело. Вот она, недостающая деталь! Ткаппогаигиз гех — гроза мелового периода, овеществленное зло, материализованный ужас…

Раскачиваясь из стороны в сторону, чудовище быстро приближалось к игуанодонам. Те, словно оцепенев, не в силах были сделать ни шага.

Шухов попятился. Движение привлекло внимание ящера. Он повернул в его сторону. От хлынувшего в кровь адреналина онемела поясница. По телу прокатилась анестезирующая волна страха. Если бы Володька тут же не бросился бежать, то ужас наверняка бы парализовал его, как это иногда бывает во сне.

«Так вот почему не пришел Петухов… Эх, Петька… Но откуда… откуда здесь эта мерзость?.. — думал Шухов, вылетая за поворот. — Только бы не упасть…»

Мысли его пришли в совершеннейший разлад. Они то скакали вприпрыжку, то замирали, то, сломя голову, уносились прочь. Шухов слышал за спиной треск

и глухое рычание преследователя. Это заставляло его бежать изо всех сил.

«Нет, надолго меня не хватит, — задыхаясь, понял он. — Курить надо бросать… Кретин, его жрать собираются, а он о куреве… Только бы не упасть…»

Шухов никогда не бегал так быстро, однако протяжное гнусавое кваканье внесло коррективы в его представления о человеческих способностях. Вдруг, он понял, что бежит в сторону поселка.

«Нельзя туда, там ведь люди… Эта ископаемая сволочь такого может натворить… Уж лучше я сам…» — и он круто свернул на едва заметную в сумерках тропинку, что вела к дальним прудам.

Чудовище отозвалось недовольным кваканьем.

«Что, не нравится? То‑то…»

Тираннозавр заметно отстал.

«Терпи, Шух, терпи, — подбадривал он себя. — Главное подальше его увести. А там уж… Может улицу какую в твою честь назовут…»

«Или пивбар», — съязвил внутренний голос.

Развязку приблизил старый полуразвалившийся пень, который стоял у самой тропинки. Прыгая, Шухов зацепился за него каблуком, на долю секунды завис в воздухе и, описав дугу, рухнул на траву. С сухим треском лопнули по шву джинсы. От жесткого падения, как от сильного удара в солнечное сплетение, перехватило дыхание. Заныло ушибленное колено.

«Ну, вот и все, — подумал он. — Побегали. Теперь точно сожрет.»

Тут Шухов вспомнил, что у жертвы, настигнутой хищником, наступает шок и она ничего не чувствует. Где‑то он об этом читал. У него шока пока не было. Было больно. И было очень обидно. Ему вдруг непременно захотелось вспомнить название той книги о тиграх — людоедах. Захотелось настолько, что все остальное отошло на второй план, даже тираннозавр.

‘‘Черная пантера из Шаванипали!..«- в последний момент выстрелила память.

Пение соловья ворвалось в его сознание разом, словно невидимый режиссер нажал на своем пуль

те кнопку «Звук». Лес сразу стал как‑то ближе, роднее.

— Шух! Володька! — неожиданно и совсем рядом раздался голос Петухова. — Ну, ты чё, в натуре, в прятки играть собрался? — теряя терпение, кричал тот.

Шухов не верил своим ушам.

— Петух, ты, что ли? — недоверчиво сказал он в темноту. И, точно спохватившись, крикнул:

— Беги, Петька, беги!!! Он за мной гонится!.. Он совсем близко!.. Динозавр… Сожрет ведь обоих…

Петухов был совсем рядом. Он щелкнул зажигалкой, присел на корточки и смотрел на него.

— Да ты чё, Шух, какой, нахрен, динозавр? Ты чё, перегрелся сегодня? Или опять таджики свежей дури привезли?

Шух не отвечал. Его трясло.

— Чё тебя на поле‑то занесло? Я стог закончил, чувствую, опаздываю, ну и подался к клубу на стогометателе. Выезжаю к кирам, смотрю — ты стоишь. Ну, думаю, фильм отменили или еще чё. Я к тебе. Так ты ни с того, ни с сего к поселку шарахнулся. А у меня, как на грех, фары не работают. Того и гляди тебя заденешь или на дерево налетишь. Я сигналить, так ты, блин, и вовсе в кусты ломанулся. Чувствую, чё- то не то. Трактор бросил и за тобой. Чё случилось- то?

Шухов глядел на него, беззвучно смеялся и повторял:

— Петух, ты… Стогометатель… Живы… Петька…

Петухов озабоченно смотрел на друга. Он ничего не понимал.

Тираннозавр остановился. Какое‑то время он бестолково топтался на месте, словно пытаясь сообразить, что заставило его пробежать мимо верной добычи, затем повернул и размашистым шагом побежал обратно — в сторону зарослей. Уже через четверть часа он с аппетитом пожирал нежное мясо только что убитого молодого игуанодона.

1983