Я никогда не любил мучить людей. Пытки, истязания – это не про меня. Убить быстро и безболезненно – вот мое кредо. Но иногда приходилось пересиливать себя и заниматься неприятной работой.
– Здесь есть где-нибудь ложка? – я обратился к Кристофу.
Парень удивился.
– Наверное. А зачем тебе?
– Ложкой очень удобно выковыривать глаза, – спокойно сказал я и деловито огляделся. – Так что, найдется подходящий инструмент?
При этих словах продолжавший полулежать на полу бритый амбал дернулся и сразу же мучительно зашипел. Он старался не двигаться, опасаясь трогать торчащий из глазницы нож и особо не опираясь на поврежденное колено.
– Где мои деньги, обезьяна? – хмуро спросил я. – Не заставляй меня идти на крайние меры. Если понадобится, я тебя на куски порежу.
Я неспешно протянул руку вперед, показывая, что собираюсь взяться за ручку торчащего из глазницы ножа. Мордоворот испуганно дернулся назад и опять напоролся на острый край тумбочки. Неуклюжий кретин, так он мне все ботинки заляпает кровью.
Мое лицо оставалось бесстрастным. И это пугало больше всего. И Кристофа, смотревшего с испуганным изумлением, и раненого здоровяка, пялившегося с нескрываемым ужасом.
– Не дергайся, или и вторую гляделку выдавлю, – мрачно пообещал я.
Понятия не имею, как у них обстоят дела с трансплантацией глазных яблок, но учитывая, что мне прямо в полевых условиях напечатали искусственные органы на биопринтере, думаю, заменить поврежденную часть не составит большого труда. При наличии достаточного количества денег, разумеется.
Но несмотря на все чудеса медицины, стать слепым боится каждый, легко забывая о всех достижениях биотехнологий. Это заложено с первобытных времен, когда мы еще лазили по деревьям. В те времена лишиться зрения автоматически означало смертный приговор.
Вот брутальный качок и пересрался. Хотя уверен, дай ему время, он бы сообразил, что может выскочить из палатки и добежать до медблока, где ему окажут медицинскую помощь. И через час уже будет как новенький.
– Так где моя ложка? – громко спросил я и, наклонившись вперед, зловеще продекламировал прямо в лицо амбалу: – Раз гляделка, два гляделка, что же выберет перделка, а потом туда нассут, и получится прямо суп.
Увидев охреневшее выражение на лице мордоворота, я заржал. Понятия не имею, что я там нес, но выглядело совершенносумасшедше. Со стороны я сейчас походил на психа, способного убить не задумываясь. Что и требовалось. Дай время этим упыркам хорошенько подумать, и они поймут, что имеют дело с зеленым молокососом, только что прошедшим через сложную операцию.
Кстати об этом… Пора избавляться от трубочек, слишком они стесняют движения. Хрен с ней, болью, потерпим.
Я выдернул трубки из вен, задумчиво осмотрел красную каплю крови на кончике иглы и резко воткнул ее в щеку амбала. Тот вскрикнул от неожиданности.
– Где мои деньги, сука?! – уже не сдерживаясь, прорычал я. Играть в хладнокровного палача надоело. Что-то этот татуированный индюк слабо реагирует на мои почти миролюбивые призывы.
Я твердо намеревался выбить все, что мне причиталось, даже если для этого придется настрогать в мелкое крошево всех должников Тимофея, тихого мальчика, сдуру раздавшего свои невеликие накопления. Не потому что я выступал за некую абстрактную справедливость, где каждый должен отдавать свои долги, а потому что от этого зависела моя жизнь.
Семь дней, мне оставалось всего семь дней. А это очень мало, с учетом того, что я пока ни хрена не знал об окружающем мире.
Так что, надо пытать? Будем пытать. Пусть мне это и не особо нравится. Потому как даже самую неприятную работу необходимо делать. И если уж на то пошло, я ведь не грабил, не забирал чужое, а возвращал свое.
Я вытащил иглу с ворохом трубочек (странная конструкция, похоже, препараты подавались по разным трубкам, но вводились через одну иглу) и воткнул ее в другое место на щеке амбала. На этот раз тот тихо заскулил. Он все еще не верил, что это происходило на самом деле. Что простодушный дурачок вдруг превратился в жестокого истязателя. Лысый до ужаса хотел вскочить и убежать, но мешало сломанное колено. А еще – он боялся, что я его догоню и сделаю с ним что-нибудь еще более жуткое.
Все это легко читалось на перепуганной физиономии. Но особенный шок вызывала внезапная трансформация слюнявого сопляка в машину для пыток.
– Так и будешь молчать? Я в принципе не против, только давай вытащим нож и воткнем его в другое место. Как насчет уха? – я снова сделал вид, что тянусь в торчащему из глазницы столовому прибору. Плохо заточенному и с закругленным концом, а значит, от глаза уже почти ничего не осталось, только мордоворот этого пока что просто не понимал.
– Его зовут Йохан, – зачем-то подсказал Кристоф.
Я отмахнулся.
– Да какая разница, – но затем задумался, вспомнив о втором сбежавшем засранце, и уточнил: – А второго, значит, зовут Марек?
Парень кивнул. Я мысленно повторил про себя имена, стараясь запомнить. Как мне потом его искать? Спрашивать, не видели ли бы где-нибудь здесь трусливого утырка, бросившего приятеля, стоило увидеть у того ножик в глазу?
– Пусть будет Марек, – я пнул по искалеченному колену амбала. – А ты у нас Йохан. И вы два придурка задолжали мне денег.
Я надавил чуть сильней, пока лысый не взвыл. Какого черта он молчит? Может, он из извращенцев, что любят садомазо? Тогда у меня серьезные проблемы, с такими ублюдками в плане пыток всегда затруднительно иметь дело, хуже того, они часто не знают краев и, даже подыхая, могут счастливо улыбаться.
Проклятье.
Собой я тоже остался недоволен, тело слушалось отвратительно, координация ни к черту, мышцы плохо разработаны. Простейшая связка ударов потребовала приложения слишком многих сил. Про скорость и говорить нечего, в два, а то и три раза от привычных значений. Я напоминал себе плохо подвешенную марионетку, неуклюже дергающуюся на веревочках, получившую свободу, но не знавшую, что с ней делать.
Не хватало привычной силы, скорости и выносливости. Проклятый донор не утруждал себя поддержанием хорошей физической формы, и теперь мне приходится за это расплачиваться.
Следовало как можно скорее превратить рыхлый кусок мяса с дряблыми мышцами в жилистую подтянутую фигуру, стремительную и безотказную машину для убийства. Короче, вернуть себя прежнего.
– Ты меня утомил, – со вздохом сказал я. – Сам напросился…
И в этот момент Йохан сломался, трудно сказать, что он услышал за устало сказанными словами, но похожие на сосиски пальцы торопливо нырнули в карман, откуда на свет появился продолговатый черный предмет, напоминающий компактную флешку.
Это еще что за хрень? Брать незнакомый предмет я в руки не торопился. Поняв мои затруднения, Кристоф уже привычно подсказал:
– Это чип-кэш. Денежный чип для хранения электронных денег.
Черная матовая поверхность не имела отверстий и кнопок.
– Проведи пальцем вдоль грани, – снова донеслось от Кристофа.
Я сделал, как он советовал, и увидел, как на темном пластике проявились цифры – 320. К счастью, написанные обычным арабским манером, а не каким-нибудь смешанным римско-индусско-китайским способом. Хоть с этим здесь полный порядок.
– Триста двадцать, – задумчиво прочитал я. Стоило подушечке пальца оторваться от края чипа, как светящиеся цифры исчезли.
Кажется, понимаю, физический метод хранения электронных денег. Напоминало холодные кошельки с криптовалютой. Со мной однажды расплачивались за выполненный контракт таким способом. Не скажу, что особо понравилось. Слишком уж чертов курс у этих штук непредсказуемый. Не успеешь обменять на привычные деньги, как цена упадет, и получишь меньше, чем рассчитывал. В этом плане я предпочитал более твердую валюту. Зато в плане анонимности проводимых расчетов – красота. Отследить подобные переводы практически невозможно. Что в моей работе особо ценилось.
– А сколько он мне был должен? Ты не в курсе? – я обратился к Кристофу.
Черт его знает, триста двадцать – это много или мало в здешних реалиях. И сколько вообще успел раздать денег слабовольный Тимофей.
– Около пяти тысяч, – Кристоф ответил со смешком.
Я прищурился, внимательно его оглядев. Ну да, так и подумал, паренек, похоже, под кайфом. Успел незаметно закинуться, пока длилось веселье. Теперь понятно, откуда его разговорчивость. Я еще удивлялся, чего это он не боится мне помогать, не страшась мести от униженного Йохана. А он просто под наркотой. В таком состоянии на все наплевать, в том числе на себя, лишь бы действие препарата не прекращалось.
– Пять тысяч, – медленно проговорил я и перевел задумчивый взгляд на амбала. – Ты меня обмануть захотел?
На лбу мордоворота выступила испарина.
– У меня больше нет, – торопливо зачастил он. – Но я найду, я обязательно найду.
– Конечно, найдешь, – ласково сказал я. – И к вечеру принесешь. Всю сумму. Плюс две тысячи в качестве процентов за беспокойство.
Йохан дернулся, но промолчал.
– Иначе я тебе вторую гляделку выдавлю. Для начала. Потом отрежу уши, вырежу язык. Отрублю руки и ноги. Сделаю из тебя обрубок, который потом спущу в выгребную яму. Ты будешь барахтаться в вонючей коричневой жиже, и твоими последними мыслями будет: ну почему я не нашел этих чертовых денег, – все это я проговорил доброжелательным тоном, глядя прямо в уцелевший глаз амбала. И это проняло большего всего. Я не угрожал, я обещал это с ним сделать, и он поверил.
– Все, вставай, пойдем к доктору. Мне надо с ним поговорить, заодно вернешь мне мой ножик. Не все же его тебе таскать в своей глазнице.
Я начал подниматься, одновременно заставляя тычком Йохана тоже встать на ноги. В этот момент москитная сетка в очередной раз шевельнулась и в палатку зашел новый гость – худой азиат в уже знакомом свинцово-сером комбезе, с короткой прической.
– Офицер Чанг, – подсказал расторопный Кристоф и хихикнул: – Косоглазая обезьяна, – помедлил и более уважительно добавил: – Хотя драться умеет.
На этом месте глаза парня вдруг закатились, и он рухнул без сознания спиной на койку. Долгожданный приход все же достал наркомана.
– Что здесь происходит, боец? – вошедший в палатку офицер смотрел на Йохана.
Но вместо него ответил я.
– Несчастный случай на бытовой почве, сэр. Боец поскользнулся и случайно упал на нож, при этом вывихнул себе колено. Веду пострадавшего в медблок.
Прозвучало полным бредом. И, разумеется, мне ни хрена не поверили. Это был битый жизнью, прошедший через огонь и воду крутой вояка. Для него слова какого-то молокососа не значили ничего. Для него Тимофей Мещерский был всего лишь куском мяса, по случайности умудрившимся выжить в последнем бою.
Но ведь я не был Тимофеем, зеленым салагой. Я был я. Тот, кто на стезе наемных убийств добился немалых успехов. У меня за спиной выстроилась череда трупов размером с небольшое кладбище.
И, кажется, именно это кладбище офицер-азиат в моих глазах разглядел, потому как внезапно замолк и нахмурился. Он не понимал происходящего, на интуитивном уровне чувствуя подвох.
Как за несколько часов человек мог так кардинально измениться, превратившись из боязливого мальчика в хищника, способного спокойно смотреть в глаза вышестоящему офицеру, не отводя взгляд.
Он видел мою готовность, если придется, переступить через его труп и пройти к выходу. Видел – и не понимал, как такое возможно. Еще вчера Тимофей не осмелился бы ни на что подобное, а уже сегодня вел себя столь вызывающе.
Дикое желание жить? Инстинкт самосохранения считался сильнейшим из инстинктов. Возможно, серьезное ранение повлияло на разум сопляка, и он ринулся во все тяжкие, считая, что ему уже нечего терять.
Так подумал Чанг, и я не стал его разубеждать.
Нутром почуяв, что у умирающего мальчишки лучше не вставать на пути, азиат плавно шагнул в сторону. Он видел, что для меня он всего лишь еще одно препятствие в череде многих, через которые я не задумываясь перешагну, и решил не играть с судьбой в игры.
Похвальное решение, потому что я не шутил. Надо будет убить десяток – убью десяток. Сотню – прикончу сотню. Тем более что здесь собрались далеко не агнцы божьи, а куча отребья, способного пролить кровь невинного человека за пару монет.
Проходя мимо, я спросил:
– Не напомните, где медблок?
– Прямо через три палатки, затем налево, – подчеркнуто уважительно ответил офицер, с любопытством покосившись на торчащий из глаза Йохана столовой нож. Он только сейчас его увидел, когда мордоворот со стоном поднялся.
– Спасибо, – вежливо поблагодарил я и тут же жестко ткнул в спину поскуливающему от боли мордовороту. – Пшел!
Когда подходили к выходу из палатки, я прошептал ему на ухо:
– И не забудь рассказать доку, что нож в глазу – результат несчастного случая, иначе в следующий раз я воткну его тебе так глубоко в задницу, что он выйдет у тебя через рот. Понял меня?
Полностью сломленный неожиданной жестокостью вчерашнего робкого сопляка, Йохан кивнул. Сейчас он мечтал добраться до медчасти и получить медицинскую помощь. Хруст колена и продолжавшая течь кровь не прибавляли особого желания рыпаться.
Хотя уверен, успокоившись и придя в себя, говнюк еще попытается отомстить. Опасаясь, как бы такое желание не возникло раньше времени, я снова наклонился к нему и яростно прошептал:
– Только дернись, тварь, я тебе горло перегрызу. Мне терять нечего, я и так почти труп, так что, если что, тебя заберу с собой первым.
И столько убежденности прозвучало в моих словах, что испарились остатки сопротивления. Бритый принял свою судьбу и покорно зашагал к выходу.