Схватка

Глава 13

– Нет, я… я просто не могу в это поверить! Они уничтожили Олу, убили миллионы людей только потому, что им нужно было разместить на планете подпространственный маяк? И все?!

– Пленный утверждает, что дело обстоит именно таким образом, – дипломатично отозвался Ямамото. Честно говоря, он и сам не сразу поверил в эту… в то, что кто-то умудрился уничтожить целую цивилизацию для того, чтобы… ну-у-у… по земным меркам, проложить дорогу. А потом припомнил, как поступала японская императорская армия, если ей нужно было наладить снабжение где-нибудь в бирманских джунглях, и понял. Если заменить две родственные планеты на пару глухих затерянных деревень, населенных представителями какого-нибудь мелкого кхмерского племени, то никакой разницы. Ведь жители этой пары деревенек тоже могли считать себя представителями некой древней и невообразимо мудрой цивилизации, прямыми потомками богов, просветленными, постигшими самую сокровенную мудрость и так далее, но кого это волновало? То есть все как обычно – горе слабым…

– Но почему они просто не обратились к нам? Почему не попросили?

– Люди чаще всего действуют не так, как хорошо и разумно, а так, как привыкли, – мягко ответил адмирал.

– И поэтому можно убивать? Даже не попробовав договориться. Ведь мы бы с радостью помогли им!

– А вот это – вряд ли, уважаемая Тэра. – Ямамото с легким вздохом качнул головой. – Вот представьте себе, я являюсь в вашу Симпоису, но не тот я, который уже имел опыт жизни в вашей цивилизации и многое понял, а прежний… тот, каким я был дома, на Земле… Так вот, являюсь я в Симпоису, в мундире, с родовой катаной на поясе, с пистолетом, в сопровождении вооруженной охраны. Я же представитель великого Ниппон и должен показать всяким мелким и слабым местным князькам, что такое великая империя, не так ли? И вот я весь такой вхожу и с порога требую подчиниться воле Священного тэнно и предоставить японскому императорскому флоту место для постройки маяка, а также необходимые строительные материалы и снабжение для его постоянного функционирования. Чтобы вы ответили?

– Вам?

– Да, мне, – кивнул адмирал и еще раз уточнил: – В мундире, с мечом и вооруженным конвоем. Вы, уже давно познавшие истинный свет мысли Белого Эронеля.

Пламенная несколько мгновений молчала, сильно помрачнев лицом, а потом горько вздохнула и с мукой в голосе произнесла:

– Будь проклято насилие!

С минуту в зале для совещаний висела звенящая тишина, а затем Тэра подняла голову и, воткнув в Ямамото сочащийся болью взгляд, глухо спросила:

– А что вы собираетесь делать с… с тем, что они держат моих… что они удерживают Избранных?

– Ничего, – спокойно ответил адмирал.

– Ничего? – Пламенная удивленно воззрилась на сидящего перед ней Ямомото, а затем в ее глазах полыхнул гнев. – То есть как ничего? Вы же слышали, что творят с ними эти звери! Вспомните, что говорил ваш пленный.

Адмирал согласно наклонил голову.

– Слышал. И мне это тоже не нравится. Но мы прилетели на Олу для достижения важной цели. Важной не для меня, не для остальных землян и даже не для «руигат», а для всей вашей цивилизации. И потому не можем делать ничего, что помешает нам ее достигнуть.

– И-и-и… что? – не поняла Пламенная. Адмирал вздохнул.

– В военном деле есть такой очень важный параметр – внезапность. Если ее удастся достигнуть, то даже малыми силами можно победить большое войско. Вот только это происходит лишь в том случае, когда внезапный удар точно рассчитан по времени и нанесен по ключевой точке. Иначе ничего не получится. – Ямамото сделал короткую паузу, а потом продолжил с явно увещевательными нотками: – Нас мало. И даже после следующего такта обучения нас все равно будет намного меньше, чем противника. Поэтому мы можем рассчитывать только на внезапность и точный расчет. А атака лагеря с остатками пленных Избранных лишит нас нашего единственного серьезного козыря – этой самой внезапности. Потому что в этом случае нам потребуется не только уничтожить охрану, но и вывести из лагеря ваших бывших подопечных, при этом сохранив максимум жизней. А потом еще и провести их через все Руины, не дав преследователям ни перебить их, не поймать вновь. Вследствие чего нам придется задействовать в операции все наши силы и средства. Так что ни о какой внезапности после этого не может быть и речи. И если мы нанесем подобный удар и даже добьемся успеха, что далеко не факт, так как мы все еще очень слабы, я почти уверен, что на освобождении Олы можно будет поставить крест. Потому что такая атака позволит противнику совершенно точно оценить наш потенциал и возможности. После чего «желтоглазые» совершенно точно перебросят на Олу подкрепления, которые с запасом позволят им отбить любую нашу атаку. И тогда у нас не будет никаких шансов. Вообще.

В зале для совещаний снова повисла гробовая тишина. А затем Тэра встала и, гордо вскинув голову, произнесла:

– Что ж, адмирал, я понимаю вашу аргументацию… и принимаю ее, но… в таком случае я ухожу. К ним. Я обязана разделить их судьбу. Слишком долго я избегала ее, но теперь пришло время исправить эту несправедливость. Простите. И дай вам боги удачи. Прощайте… – после чего повернулась и вышла из зала.

В Бункере, как называлось это грандиозное убежище, обустроенное «руигат» под поверхностью Олы, в каком-то древнем сооружении, похоже, имеющим отношение к транспорту, она жила уже десять дней.

В тот день, день ее встречи с «руигат», помощь пришла, как и обещали, вечером. Как вновь прибывшие «руигат» ее отыскали, Пламенная так и не поняла. Вернее, в тот момент ей как-то и в голову не пришло, что в этом может быть какая-то проблема. И не потому, что она была так уж уверена в их возможностях, если честно, она об этом как-то даже и не думала, просто… просто «руигат» как-то «включили» в ней некое ощущение, м-м-м-м… ощущение Киолы, что ли. Чувство того, что все вернулось на круги своя и теперь все будет хорошо. Что больше не будет страха, голода, холода, боли. Смешно… Она всегда считала, что нет ничего более чуждого цивилизации Киолы, чем насилие. И «руигат», как практикующие оное, несомненно, так же были ей совершенно чужды. Но… здесь, на Оле, они отчего-то воспринимались ею не просто как неотъемлемая часть родной планеты – их появление внезапно заставило ее испытать такой прилив облегчения и надежды, что Тэра даже слегка испугалась. Потом. Когда осознала, свою реакцию.

Но как бы там ни было, они пришли. Трое. Впрочем, судя по тому, как на них отреагировала ее «охрана», трое «руигат» в Руинах считались немалой силой. Потому что стоило бойцам, одетым все в те же странные, заставляющие взгляд будто соскальзывать с фигур накидки, показаться из-за куч строительного мусора рядом с норой Тэры, как «охрана» испуганно вскочила и вытянулась во фрунт, всеми силами демонстрируя дружелюбие или, скорее, угодливость. Даже их старший, который с ней вел себя весьма высокомерно, и тот изо всех сил улыбался и кланялся. А еще они демонстративно держали руки как можно дальше от оружия. Хотя Тэра уже давно заметила, что хвататься за ножи, наоборот, было первым рефлексом всех мужчин, обитающих в Руинах. Ну, поголовно всех.

Впрочем, «руигат» не обратили на них никакого внимания. Во всяком случае, так это выглядело со стороны. Один из прибывших сразу же направился к Тэре, а двое разошлись в стороны и присели, замерев, отчего стали почти незаметны. Было ли это свойством их комбинезонов или умением, присущим самим «руигат», бывшая глава Избранных так и не поняла.

– Как вы, Пламенная? – негромко спросил подошедший.

– Все хорошо, – вымученно улыбнулась Тэра. Эти несколько часов дались ей нелегко. Она то впадала в эйфорию, то успокаивалась, то начинала психовать. Что было довольно странно. До этого нечто подобное случалось с ней только в периоды, когда ее охватывал очередной приступ любовной лихорадки. Ну, когда ты влюблена и, едва расставшись, даже ненадолго, тут же начинаешь скучать по предмету твоей любви, грезить о нем, мечтать, придумывая себе счастливое будущее, или впадать в отчаяние, припоминая какие-нибудь слова или жесты, которые можно неоднозначно истолковать, и выстраивая у себя в голове целые логические цепочки, которые любому другому человеку, не находящемуся в таком состоянии, покажутся совершенно абсурдными. Но не влюбилась же она в «руигат»? То есть в одного из них, похоже, да, но… неужели он придет за ней сам? Чушь, Иван занимает среди «руигат» довольно высокую позицию и явно не сможет бросить все… А вдруг?.. Или все дело в том, что эти несколько месяцев, которые Тэра провела здесь, в Руинах, научили ее, что именно в тот момент, когда ты считаешь, что все наладилось и дальше будет полегче, обязательно случается что-то, после чего все идет кувырком. И хотя «руигат» явно были куда лучше подготовлены к тому, с чем столкнулись киольцы на своей древней прародине, и, похоже, сумели заставить местных себя уважать, опасение того, что этот пресловутый закон подлости достанет ее и в этот раз, накатывалось на нее волна за волной. И вот они наконец пришли…

– А где ваша спутница?

– Задремала, – отозвалась Тэра, слегка разочарованная тем, что это не Иван. – Очень ждала, когда появятся знаменитые «руигат», переволновалась и вот – уснула.

Боец понимающе кивнул и развернулся к ее замершей «охране», одновременно сбрасывая со спины заплечный мешок. Вытащив оттуда какой-то сверток, он сильным движением метнул его в сторону окаменевшей троицы и коротко бросил:

– Благодарность, – после чего добавил: – Свободны.

– Спасибо, – крайне вежливым тоном отозвался главный «охранник». Хм, а с ней такой вальяжный был… – Если что еще нужно – обращайтесь.

Но «руигат» уже отвернулся.

– Товарищ старший инструктор передает вам свою любовь, Пламенная, – с легкой улыбкой сообщил «руигат». – Он очень рвался забрать вас сам, но у нас сейчас на ходу важная операция, в которой он задействован. Да и идти ему до вас почти двое суток. А вас было решено вытаскивать немедленно. – Он сделал короткую паузу, после чего уточнил: – Какие у вас планы, Тэра? Идти нам около шести часо… – Он осекся, покосился на занавешенный тряпками вход в нору. – То есть, скорее всего, часов восемь. А если пойдем ночью – и того больше. Бинокуляр с ночным режимом мы для вас взяли, но опыта пользования им у вас нет. Так что не думаю, что он вам сильно поможет… Думаю, будет разумным переночевать здесь, а тронуться завтра с рассветом. Пусть девочка выспится.

Тэра оглянулась на свою нору (о боги, как бы она хотела уйти сейчас, немедля, чтобы это напоминание о боли, холоде и горе не мозолило ей глаза), а затем кивнула.

– Да, если восемь часов, то вы правы. Лучше двинемся утром. Только… – она запнулась и беспомощно покосилась на занавешенный тряпками вход, – мы там все не поместимся.

«Руигат» улыбнулся.

– Об этом не беспокойтесь. Мы переночуем снаружи. Мы привычные. Заодно и присмотрим за окрестностями. На всякий случай…

Выйдя из зала для совещаний на кольцевую террасу, Тэра подошла к парапету и обняла себя за плечи, уставя взгляд вниз. Ее слегка потряхивало. Пленный рассказал о том, что творили «желтоглазые» с Избранными. Это было… ужасно. Нет, жизнь на Оле научила ее многому. Ранее Пламенная не могла себе представить, на что способны Деятельные разумные, поставленные в подобные обстоятельства. Но даже на фоне того, что творилось в Руинах, «желтоглазые» выглядели тошнотворно. Да одно то, что они развлекались, загоняя Деятельных разумных как древние представители мерзкой и уже давно умершей на Киоле профессии под названием «охотник», испытывая извращенное удовольствие от того, что ловили и… и… и убивали людей, которые пытались убежать, скрыться от них, уже вызвало отвращение. И не только убивали! Подобные охоты, которыми они развлекались довольно длительное время после прилета Избранных, когда испуганные остатки последних прятались в развалинах и в лесных массивах вокруг тех мест, на которые приземлились их корабли, именовались среди них «охота за шлюхами». А что они творили с теми, кого пленили… Недаром этот «желтоглазый» так трясся, в свою очередь попав в плен. Ибо в его цивилизации по-прежнему господствовал напрочь забытый на Киоле, но вполне себе известный на Земле принцип «сильному можно все»… Так что она прекрасно представляла себе, что ее ждет. Да, представляла. Но… но она должна, должна, должна быть с ними. Ведь это она привела Избранных на Олу. Это был ее проект и… ее ошибка. А может, не ошибка?.. Может, ей просто не хватило ума и таланта? До сих пор не верилось, что эти люди… да – люди, такие же, как и киольцы – с двумя ногами, руками, головой, владеющие языком и умеющие строить дома и космические корабли, не осознавали всю мерзость насилия! Хотя бы где-то глубоко внутри. На подсознательном уровне. И она просто не смогла достучаться до этой спрятанной искорки человечности…

Тэра вздохнула. Что ж, значит, так тому и быть. Она попробует еще раз. А если не получится – разделит свою судьбу с остальными. Так будет честно. Слава богам, или, как говорят здесь, на Оле, Небесным, за Ук теперь можно не опасаться. «Руигат» ее в обиду не дадут…

Пламенная горько усмехнулась, Да уж, жизнь любит все переворачивать с ног на голову. Она, твердо знающая, что насилие – это зло, испытывает облегчение от того, что этот маленький человечек, который стал ей так дорог, находится рядом с теми, кто, не стесняясь, практикует это насилие…

Что ж, надо идти собираться. Особо много вещей у нее нет, но стоит попросить Ивана заказать ей копию концертного костюма. И какой-нибудь портативный мелодикей. Танцевать без сопровождения музыки – это не то. Хотя ей уже приходилось это делать, но… лучше все-таки с ним. Так что даже мелодикей с урезанным частотным диапазоном и мощностью это все равно лучше, чем ничего. Ибо как там дальше все сложится – неизвестно, но она обязана сделать еще одну попытку достучаться до душ «желтоглазых»…

Иван отыскался в «зале рукопашки», как называлось это помещение. Когда Тэра появилась на пороге, ее слегка замутило. Потому что в спортзале творилось странное и… и отвратительное действо, которое Иван называл «схватки». То есть Деятельные разумные, разбившись на пары, применяли друг к другу насилие, пытаясь заставить своего соратника упасть, вскричать от боли, потерять ориентацию или просто лишиться сознания. Так что квинтэссенция насилия буквально висела в воздухе…

– Костам, ну что ты как вареный! На противоходе его цепляй, на противоходе!.. – орал Иван кому-то. – Тпол – спишь! Тебя же сейчас в захват поймают и… Ну что я говорил!

Пламенная подошла к нему, протянула руку и осторожно коснулась ладонью любимого, старательно отводя взгляд от происходящего на толстых веревочных матах.

– Тэра! – просиял тот, обернувшись. – Погоди минуту, я сейчас закончу.

– Я подожду снаружи, – едва сдерживая тошноту, тихо отозвалась она.

С Иваном все было… сложно. Там, на Киоле, где Тэра была самой знаменитой танцовщицей планеты, членом Симпоисы, главой Избранных, самой лучшей, самой светлой части киольского общества, их взаимоотношения представлялись ей немного в другом свете. Иван был… сильным, с ним ей всегда было как-то спокойно и надежно. Он мало чем напоминал ее прежние связи из числа людей творчества – талантливых, но нервных, сильных духом, но ранимых, отдающихся любви полной мерой, но в первую очередь ориентирующихся на свои чувства и эмоции. Иван же был не таким. Спокойным. Добрым. Уравновешенным. Ему никогда не пришло бы в голову как, например, Острэйну, вознестись вместе с ней на ледяную вершину Эминтрелы, самой высокой горы планеты, включить трансляцию и кричать всем и вся, кто может услышать:

– Люблю! Люблю! Люблю… – а спустя всего полгода, после наполненной страстью ночи, сообщить ей, что «к сожалению» они должны расстаться. Потому что вот этой ночью он окончательно убедился, что из их отношений ушло нечто, что делает любовь человека «равной богам». И что он не хочет обманывать ни ее, ни себя. Ибо только высокая и безбрежная любовь, когда страсть сжигает мысли, когда тело вздрагивает от простого прикосновения, когда даже просто случайный звук, отблеск, запах заставляет возбуждаться, гореть и бросаться на предмет твоей страсти, придает совместному проживанию мужчины и женщины хоть какой-то смысл… Он много тогда наговорил. И если бы он был у Тэры первый – она бы, скорее всего, ушла бы к богам… как, по слухам, сделали уже пятеро из бывших любовниц Острэна. Но к тому моменту она успела пройти уже через многое. Поэтому удержалась…

Иван был не такой. Он мог краснеть, мямлить и даже когда от чего-то загорался, то предпочитал хранить это в себе. Молчал и хмурился. Похоже, сердясь на то, что не может удержаться и у него все-таки прорывается все то… что другие считали страстностью, искренностью, эмоциональностью и почитали достойным и естественным. Более того – выигрышным. А он – нет. Но зато если он сказал «люблю», то…

И ей это нравилось. Но в этом «нравилось» была и некоторая доля… снисходительности, что ли. Ибо там она была общепланетной величиной, а он – пусть странным, загадочным и любимым, но обычным и… все-таки… немного больным человеком.

Но это было там, на Киоле. Здесь все было по-другому. Здесь, на Оле, она была никем. Здесь, на Оле, она жила среди людей, которые сделали насилие своей профессией. Здесь, на Оле, она была полностью зависима от них. И это угнетало ее больше всего. Нет, Иван ни в малейшей доле не изменил своего отношения к ней. Он был так же нежен и надежен. Но на Киоле у нее была иллюзия (да-да, иллюзия, уж теперь-то она могла себе в этом признаться), что она сможет изменить его, переделать, убедить в том, что насилие неприемлемо. Здесь же, на планете, до краев переполненной жестокостью, это было недостижимо! И возможно, эта осознанная Тэрой на подсознательном уровне недостижимость послужила дополнительным стимулом ее решения уйти к остальным Избранным…

– Привет, малыш, заждалась? – Иван был возбужден и весел. Тэра грустно улыбнулась. Все то время, которое она ждала его, она прощалась с ним. Молча. Мысленно. Думая, что так и не сможет сама сказать ему о том, что уходит. Но это было неважно. Конечно, ему расскажут обо всем другие. Но пока… пока она вообще ничего не будет говорить. И костюм она, пожалуй, тоже попросит заказать кого-нибудь другого.

– Что случилось? – встревоженно спросил Иван, склоняясь над ней, беря ее лицо в ладони и разворачивая к себе. – Ты какая-то прям сама не своя сегодня. Что произошло?

– Ничего, – слабо улыбнулась Тэра и, не в силах больше смотреть в любимые глаза, которые вскоре придется оставить, потому что долг и… разочарование уведут ее навстречу смерти… или чего-нибудь еще хуже этого, прикрыла веки. – Просто я… я еще раз убедилась, что ненавижу насилие.

Иван отпустил руки и медленно разогнулся. Сжал губы. Они очень много разговаривали об этом. Он пытался ей объяснить, что все не так просто, что насилие насилию рознь, что иногда нет другого способа остановить насилие, чем ответить на него таким же насилием. Но сейчас она не хотела говорить об этом. Хотя… может быть, как раз эта тема и поможет ей скрыть от любимого все то, что так ее гнетет?

– Иван, прости, но… – несколько покаянным тоном начала Тэра, – я не хочу тебя обидеть, но пойми, все твои аргументы уже когда-то были озвучены в нашей истории. И отвергнуты. Неужели ты думаешь, что у Белого Эронеля были глупые оппоненты? Просто ваша цивилизация еще не доросла до понимания их ничтожности. Насилие не бывает и не может быть допустимым. Насилие – это абсолютное зло. Всегда. Как только ты допустил хотя бы малую возможность насилия – ты начал свое падение. Ибо насилие убивает все светлое, что есть в человеке – любовь, верность, способность к самопожертвованию… – Тэра говорила мягко, но убежденно, а затем, увидев, что ее любимый все больше и больше мрачнеет, замолчала, просто смотря на него влюбленным и извиняющимся взглядом.

Иван некоторое время сидел, задумавшись, а затем хмыкнул.

– Любовь убивает, говоришь? Способность к самопожертвованию? Тогда послушай… – Он чуть откинул голову назад и начала тихим голосом:

Его голос звучал хрипло, глуховато, но, несмотря на это, к ним стали подтягиваться со всех сторон. Сначала подошли несколько человек, стоявших совсем рядом, затем еще один, потом еще двое, трое. А потом народ повалил валом.

Иван прикрыл глаза. Стихи звучали непривычно, чуждо, выбиваясь из обычных для уха киольцев размеров и ритмики – ну еще бы, эти стихи изначально были продуктом другой культуры, другого языка, другой цивилизации, в конце концов… но от этого они звучали еще более завораживающе.

Тэра почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. В этом тексте не было ни возвышенного, ни пафосного, ни разу не прозвучало слово «любовь», не было одухотворенных стенаний по поводу «твои глаза», «твоя душа» или того, как тяжелы даже минуты «без тебя», как расцветает мир, лишь только я подумаю «о тебе», то есть совсем ничего того, чем были полностью, до отказа, под завязку наполнены стихи, песни, скульптура, танцевальные композиции, да вообще все искусство Киолы! Простая жизненная история… из другой, совершенно чуждой ей жизни.

Когда Иван закончил, вокруг установилась мертвая тишина. Тэра смотрела на него полными слез глазами. Что же за жизнь была у них там, на Земле, если отцу приходилось отправлять сына на смерть и он считал это правильным, нужным, необходимым! А потом… потом она заметила, что вокруг них собралась целая толпа. Люди стояли молча, направив на Ивана напряженные взгляды и, похоже, все еще переживая ту историю, что была рассказана только что. А Тэра встала и, почти ничего не видя перед собой, бросилась прочь. ОН НИЧЕГО НЕ ПОНЯЛ, НИЧЕГО!