Шварцкау

9

Над позеленевшей медной чашей подпрыгивала струйка слабенького фонтана. Джек сидел на скамье, в тени большого куста сирени и ел мороженое, то и дело поглядывая на часы и на дверь небольшого доходного дома, одного из множества одинаковых построек, принадлежавших какой-то фирме.

Все домики здесь были обшарпанными и недорогими, а потому в них селились студенты, наемные рабочие и прочая не отягощенная средствами публика. Много было проституток-надомниц, массажисток и психологов, объявлениями об услугах которых были обклеены все заборы и стены самих домов, где эти услуги и оказывались.

Мимо пробежал бродячий пес – потомок когда-то забытого на улице пуделя. Остановившись, он бросил на Джека оценивающий взгляд, прикидывая, не перепадет ли чего-нибудь от его трапезы, но, видимо, решив, что нет, побежал дальше.

Из запущенного палисадника вышла пятнистая кошка. Посмотрев вслед собаке, она перешла дорогу и скрылась в палисаднике на другой стороне дороги.

Джек доел мороженое, свернул обертку в комок и засунул в широкую трещину на скамейке, где было полно других оберток, окурков и жевательной резинки. Он уже слегка жалел о том, что согласился на предложение лейтенанта Хирша смотаться в город «для амурных дел». Сам Джек в амурном направлении пока не нуждался, ему хватало приключений на боевой работе, но лейтенант, засидевшись в госпитале, а потом в вынужденном запасе, хотел показать себя с лучшей стороны и накануне познакомился с девушкой, которая брала с мужчин деньги, но лейтенант почему-то настаивал, что она не профессионалка.

– Может, тоже к какой-нибудь зайдешь? – предложил он Джеку, прежде чем пойти на свидание. – Вон сколько их из окна выглядывает.

Из окон действительно выглядывало немало специалисток, готовых оказать помощь одиноким солдатам, но Джек к этому был не готов. Он еще не чувствовал себя настолько обжившимся на войне солдатом, которому срочно требуются карты, девки и спиртное. Наверное, время еще не пришло.

– Нет, я лучше пойду куплю мороженое и вернусь на скамейку. А вы идите, сэр, и ни о чем не переживайте.

– Ну как знаешь, – пожал плечами Хирш и пошел через улицу, заметно налегая на трость, с которой ему было рекомендовано ходить еще два месяца.

С этого момента прошло три часа, Джек уже дважды сходил за мороженым и один раз в туалет – в небольшой ресторанчик на другой стороне проезжей улицы. Там ему дали бутерброд с жареной рыбой и бутылку пива. Джек просидел за столиком с четверть часа и вернулся на скамейку, однако лейтенанта там все еще не было, пришлось есть третье по счету мороженое «розовый барбарис», потому что сидеть просто так было уж совсем тяжко.

Джек посматривал на часы и удивлялся – ну откуда в лейтенанте столько сил на утехи, если он и ходить-то еще толком не научился? Ему вспомнилось свидание с Китти Холланд, которая привечала всех парней в округе. Тогда все закончилось довольно быстро, намного быстрее, чем в кино «про это». А здесь – три часа! А вдруг что-то случилось?

Джек даже встал со скамьи, подумав, что нужно пойти и выяснить, в порядке ли лейтенант Хирш, но в этот момент дверь домика распахнулась и появился он сам – собственной персоной с тростью наперевес.

– Сука! Бессмысленная сука! – закричал он, вприпрыжку пересекая улицу. – Я тебе припомню этого калеку! Я тебе припомню калеку!

Джек не знал, что и думать. В окне дома он заметил женщину в кружевной сорочке с большими, чуть испуганными глазами на бледном лице. Что там могло случиться?

– Сука! Бессмысленная сука! – повторил лейтенант, останавливаясь рядом со скамьей. Потом нервно улыбнулся и сказал:

– Ну вот я и освободился. Поехали, больше мне здесь делать нечего.

Хирш на мгновение замешкался, глядя то в одну, то в другую сторону.

– Наша машина – там, – сказал Джек, указывая рукой.

– Да, точно, что-то я не сразу сориентировался, – согласился лейтенант и зашагал в указанном направлении, налегая на трость. Джек пошел следом, ожидая каких-то разъяснений, но лейтенант был погружен в свои мысли. Было ясно, что мысли эти невеселые.

Их внедорожник стоял на солнцепеке и сильно нагрелся. Машина имела легкое бронирование, но кондиционера ей не полагалось, поэтому пришлось открывать все окна. Вдобавок, забираясь в салон, лейтенант ударил себя по носу рукоятью трости. Покраснев от ярости, он едва не взорвался ругательствами, однако присутствие Джека его остановило.

– Ужасный сегодня день, тебе не кажется? – спросил он, заводя мотор.

– Да вроде нормальный день был… – пожал плечами Джек, едва не добавив: пока я с тобой не поехал.

– А у меня с самого утра не заладилось, – признался Хирш и несколько нервно начал сдавать машину задом, ухитрившись заехать колесом на клумбу. Наконец они выехали на проезжую часть, и Хирш сразу пришпорил голосистый мотор, быстро переключая скорости и впуская в окна свежий ветер.

– Я утречком люблю печеньица с молочком или с чаем покушать! – продолжал он, обгоняя один автомобиль за другим. – Сегодня заварил чаю, налил в стакан и печенье стопочкой поставил, а сам отошел носки надеть – не люблю, когда тапочки на босу ногу, меня это нервирует…

Джек кивнул. После возвращения из госпиталя лейтенанта все нервировало. Механиков в техпарке он до того замучил, что даже политкорректный старшина Тильгаузен однажды не выдержал и послал его открытым текстом. Правда, Хирш на него вовсе не обиделся.

– И вот иду я обратно, с этой палкой, разумеется, – продолжал Хирш, кивнув на лежащую между сиденьями трость, – и то ли ковер дернул, то ли что-то еще, но стопка печенья вдруг свалилась со стола на пол, а сверху грохнулся стакан с чаем и даже разбился, зараза! И все утро насмарку, представляешь? К тому же это было последнее печенье.

– Можно остановиться и купить печенья.

– Купим, конечно, но в центре. Там есть хороший магазин – я уже разведал в прошлый раз.

Мимо проехал военный микроавтобус, также принадлежавший Тардиону, впрочем, других в этом районе и быть не могло. Город был разделен на две части – в одной могли появляться только солдаты Тардиона, в другой – только Аркона, а вот центр был общим.

У каждого отпускника в увольнении была специальная карта с линиями раздела зон города, чтобы не было недоразумений. Говорили, будто на таком порядке настояла администрация города, которой нравилось, что солдаты оставляли в городе свои деньги, но когда, приняв на грудь, они начинали задирать своих противников, военные действия переносились на городские улицы.

– Все же эта Оливия – бессмысленная сука, – вспомнил вдруг Хирш и хлопнул ладонью по баранке, отчего сработал сигнал и ехавший перед ними фургон подался к обочине.

– Если ты заметил, я после госпиталя стал немного нервным. Заметил?

Джек пожал плечами, не зная что ответить.

– Ну, может быть, вы стали чуть резче? Это имелось в виду?

– Ну да – резче! Это из-за костыля и этой хромоты, понимаешь? Хочется поскорее уже забраться в кабину и погонять своего «грея» как положено. Я к нему в парк каждый день хожу и вижу, что он тоже скучает…

Хирш вздохнул и вдруг резко выжал тормоз, от чего заскрежетали покрышки, и машина остановилась на светофоре.

Джек представил, как лейтенант гладит броню «грея» и разговаривает с ним. Для постороннего это показалось бы странным, но в роте все пилоты относились к своим машинам как к живым существам и здоровались с ними, когда приходили в парк. Это было нормально.

– А Хольмер, мне кажется, что-то задумал, – сказал Хирш, барабаня пальцами по рычагу переключения скоростей. – Ты не слышал, он ничего такого не задумал?

– Насчет чего?

– Насчет меня. Мне кажется, он хочет от меня избавиться и взять кого-то другого. Я уже и в строевую часть ходил, пытал сержанта Бизона, но тот ничего не сказал, только пучил на меня глаза, как сумасшедший. Хольмер вполне мог запугать его, он только выглядит мягким, а на самом деле он жесткий человек. Очень жесткий.

Включился зеленый, и Хирш, распугивая на «зебре» запоздалых прохожих, дал машине полный газ.

– Одним словом, меня эта история с собственной неполноценностью очень, знаешь ли, угнетает. А помнишь, как мы с тобой «большой сато» разделали? – неожиданно сменил тему Хирш.

– Разве такое забудешь? – улыбнулся Джек и зябко повел плечами. Воспоминания были не самыми приятными, да и не помнил он ничего, кроме жуткого страха, переходящего в оцепенение. Даже когда стрелял в арконовских роботов из бронебойного ружья в битве при «Машинерии», он чувствовал себя куда увереннее, чем в схватке с «большим сато».

Нет, определенно это были не те воспоминания, которые хотелось перебирать, как любимые игрушки.