– Глупые, напыщенные альфа-самцы и их вспыльчивость, – Тэмпест осознала, что повторяет эти слова, как мантру. Настроение сильно ухудшилось к тому моменту, когда она наконец дошла до внешних стен Дотэ. А ведь настроение начало портиться еще в пещере Пайра.
Путь до городских стен прошел без происшествий, если не считать необходимости терпеть невероятно холодный ночной воздух и стук в висках. Тэмпа решила не входить через главные городские ворота. У женщин, слоняющихся по ночам, складывалась определенная репутация. И Тэмпе, хоть и не настоящей леди, следовало избегать скандалов. Итак, она незамеченной пробралась в юго-восточную часть города. Трущобы. Городская стена там постепенно разрушалась, и до нее уже давно никому не было дела. Тэмпа знала, что патруль избегал этого района, поэтому место не охранялось. Она поспорила бы на свой лучший кинжал, что именно таким образом Пайр доставлял наркотики в город.
Тэмпест проворно взобралась по стене, цепляясь за расшатанные и раскрошившиеся кирпичи. Голова слегка закружилась, пока девушка залезала все выше и выше. Она едва удержалась от ликующего выкрика, когда добралась до самого верха тридцатифутовой стены. Юбка и плащ развевались на зимнем ветру. Посмотреть бы, как кто-нибудь из собратьев-Гончих справится с подобной задачей, надев платье.
Стена извивалась и уходила вдаль по обе стороны. Очень хотелось хоть немного прогуляться по городу, но тогда Тэмпу обязательно кто-нибудь увидит, а сейчас предпочтительнее заниматься делами и оставаться при этом незамеченной.
Тэмпест глубоко вдохнула ледяной воздух, обжигающий легкие, удивляясь, почему просто не прошла прямо через городские ворота. Желание избежать встречи со стражниками не тянуло на оправдание и на деле являлось откровенной ложью, которой она пыталась одурачить саму себя. В конечном счете в глубине души Тэмпа понимала, почему не хочет возвращаться в казармы для Гончих. После всего, что ей стало известно за последние несколько недель, девушка все меньше и меньше чувствовала себя своей в их рядах и едва могла смотреть на кого-либо из них.
Скрывать что-то от дядюшек было болезненно. Она никогда им не лгала. С каждой ложью Тэмпе казалось, что она теряет частичку себя. Больше всего на свете она хотела иметь семью. Дядюшки предоставили ей такую возможность. Теперь же вся их жизнь находилась в шаге от коллапса.
Твоя так называемая семья может оказаться сборищем убийц.
Тэмпест отогнала от себя эту мысль. Не хотелось думать или верить, что это правда, особенно учитывая то, как они заботились о ней. А что насчет Мадрида? Он никогда ни с кем не откровенничал, тем более с Тэмпест. Она всегда считала причиной его занятость на должности главы Гончих. У него не хватало времени беспокоиться о тощей девчонке-сироте, слишком дикой для воспитания при дворе короля Дестина.
Но теперь Мадрид уделял Тэмпе все больше внимания. Не потому ли, что в чем-то ее подозревал?
Например, в предательстве короля и родной страны.
Тэмпест перепрыгнула со стены на ближайшее здание и еще минут пятнадцать пробиралась по крышам лачуг. Она остановилась и посмотрела вниз с края шумной таверны. Пьяницы смеялись, остальные бесшумно скользили по темным улицам. Жизнь в трущобах, казалось, не утихала даже ночью. Местные наверняка почти не спали.
Кто-то громко захныкал. Девушка оглядела улицу и заметила ночную скиталицу, к которой пристал мужчина в два раза крупнее ее. Тэмпест встала на цыпочки, приготовившись вмешаться, когда женщина ударила мужчину по лицу и вдобавок наступила ему на ногу. Мужчина поднял руки вверх и шагнул назад.
– Протрезвей, – прошипела женщина. – Или никогда больше меня не увидишь!
Волнение улеглось, и Тэмпест взглянула на небольшую банду детей, выбежавших из таверны с хрустящим хлебом в грязных ручонках.
Тэмпест усмехнулась. Даже с такого расстояния она узнала пару ребятишек из приюта, которому часто помогала. Вопрос заключался в том, украли ли они хлеб или им его отдали? Вероятно, первый вариант. Мелкие негодники. Разъяренный мужчина выбежал на улицу и погрозил кулаком убегающим детям.
– Если я поймаю вас еще раз, вам это не понравится!
Все-таки украли.
Дети из этого приюта всегда баловались воровством. Тэмпест научилась у них некоторым из своих лучших трюков. Она была в большом долгу перед ними за то, что они поделились с ней секретами. С легкой улыбкой она бросила взгляд на юго-запад и северо-восток: торговый сектор и сектор рабочего класса. В них стояла полная тишина. Большинство их жителей лежали в постелях, измученные тяжелым рабочим днем.
Последний сектор на северо-западе являлся самой богатой частью города, в пределах которой располагались дворец и морской порт. Там тоже, казалось, все спали мертвым сном, но Тэмпест знала, что все это – притворство. Представители высшего класса такие же буйные, как и жители трущоб, только за закрытыми дверями. В каждой третьей или четвертой грандиозной постройке проходили вечеринки и пирушки, проворачивались грязные делишки. Веселье не заканчивалось до восхода солнца, когда гедонистически настроенный высший класс ложился спать только для того, чтобы следующей ночью повторить то же самое.
Дотэ огромен. Сколько здесь человек? На земле трудно оценить масштабы численности населения столицы. Однако, поднявшись на крыши, Тэмпест видела Дотэ с высоты птичьего полета. Она знала, что в трущобах втрое больше людей по сравнению с торговым сектором, и это по самым скромным оценкам. В общем и целом Тэмпест предполагала, что в стенах Дотэ проживают около миллиона человек.
Устрашающий город. На много лиг вокруг не было поселения и вполовину настолько же большого.
Хотя ей нравился город, она даже любила его, но не чувствовала себя настоящей жительницей Дотэ. В глубине души она была лесной девушкой. Дочерью целительницы. Любительницей всего искреннего и чистого. Это все незапятнанное, что у нее осталось. Нетронутое королем Дестином. Гончими. Самим Шутом.
Тэмпест даже не была до конца уверена, как добраться до маленькой полянки в лесу, где находился домик ее матери. Воспоминание ослабело, и это причиняло боль. Сердце защемило так же болезненно, как и лицо от ночного кусачего воздуха. Тэмпа теряла связь с единственной понятной и четкой частью прошлого, которая делала ее собой. Если она забудет мать, то вымарает изнутри последнюю черту той лесной девочки.
Тэмпест могла восстановить голос матери из обрывков украденных мгновений между сном и бодрствованием, но ей становилось все труднее вспоминать ее лицо. Была ли она похожа на маму? Девушка похлопала себя по щекам, чтобы почувствовать хоть немного тепла. Никто не мог ответить на этот вопрос.
Ей хотелось, чтобы жизнь распорядилась иначе.
Голова снова начала пульсировать. Острая боль пронзила череп. Достаточно проведенного на улице времени. Действительно, пора ложиться спать. Тэмпа не чувствовала ни ушей, ни кончиков пальцев. Зубы стучали так сильно, что она боялась прокусить себе язык. Когда она успела так замерзнуть?
Бесшумно ступая, Тэмпест проплыла по морю крыш. Она спустилась на улицу и повернула налево, чтобы срезать путь к казармам, и тут ей в глаза бросилась группа стражников, не занятых на дежурстве. Девушка подавила желание прикрыться и высоко подняла голову, привлекая их внимание. Без униформы она чувствовала себя голой. Мужчины двинулись в ее направлении прежде, чем она успела ускользнуть вниз по улице. Тэмпест нахмурилась, но затем слегка расслабилась, заметив среди них Левку. Девушка все еще была не до конца уверена, искренне он говорил или просто воспользовался возможностью сблизиться с ней теперь, когда она вступила в военный совет. В любом случае она испытала облегчение, увидев Левку. В его присутствии стражники не посмеют нападать на нее или создавать лишние проблемы.
– Где же была наша прекрасная леди Гончая? – спросил один из охранников. – Трущобы не для таких, как ты.
Плечи напряглись при упоминании имени, которым одарил ее король. Значит, дворцовая стража.
– Я могла бы задать вам тот же вопрос, – ответила Тэмпест таким же добродушным и веселым тоном. – Чем вы все занимаетесь? Уже так поздно, а мы прямо здесь, в трущобах! Только не говорите мне, что вы посещали бордель.
Взгляд скользнул к другу.
– Ты, безусловно, этого не делал, Левка.
Она постаралась выделить его имя и бросила на будущего Гончего многозначительный взгляд.
Левка не отвернулся и даже не покраснел – а так и произошло бы, если бы Тэмпа ему действительно нравилась.
Очень показательно.
– А что насчет тебя?
Стражник, которого Тэмпест узнала, парировал, мерзко ухмыляясь:
– Ты гуляешь настолько же поздно и в той же печально известной части города, что и мы. Только не говори мне, что у тебя здесь любовник.
Она ни за что не ответит на это. Они в любом случае подумают самое худшее.
– О, похоже, девчонке стыдно, – сказал третий стражник. – Погоди-ка. Ты что, любительница покувыркаться с животными? Твой любовничек – Оборотень? Большинство ублюдков в этом районе такие. Иначе зачем тебе шататься по трущобам в одиночестве?
Тэмпест вздрогнула от этого предположения. Не из-за того, что ей могло бы стать стыдно, а потому, что теперь она знала многих Оборотней, которые были хорошими людьми. Она подумала о Бриггсе, об Аспене, олененке-Оборотне и его матери Рине, испекшей хлеб для Тэмпест. Большинство из них хорошие, честные люди, не заслуживающие того гнева, с которым они сталкивались со стороны Дотэ ежедневно. Предубеждения против Оборотней не имели почвы и оправдания.
– Держу пари, ей бы понравилось, если бы ее облапал медведь, волк или лев, – насмехался третий стражник. – Я имею в виду, – невнятно пробормотал он, немного пьяный, как, очевидно, и все они, – она достаточно легко справилась с этим чудовищем на ринге. Ни одному мужчине она не под силу.
Губы девушки скривились от его тона.
– Ну, конечно, не всякому такое под силу. Только самым сильным и умным. Очевидно, не таким, как ты.
Не лучший ответ, но она не могла просто стоять и молчать. Тэмпест изогнула бровь, глядя на притихшего Левку, который ничего не говорил, предпочитая вместо этого смотреть себе под ноги. Трус.
Тэмпест осталась сама по себе.
– Учитывая твою любовь к кроликам-Оборотням, – начала Тэмпест, обращаясь к дворцовому стражнику, – и те невообразимые вещи, которые ты просишь их сделать с тобой, я бы сказала, что ты гораздо ближе знаешь Оборотней, чем я.
Спасибо тебе, Джунипер, за то, что всегда сплетничаешь со мной о происходящем во дворце. Ее улыбка стала шире, как только лицо мужчины помрачнело.
– Тебе действительно следует быть более осмотрительным в таких вещах.
Стражнику совсем не понравился ее ответ.
– А ты как думаешь, Левка? – спросил он, заставляя парня оторвать взгляд от своих ног и ответить на вопрос. – Вы живете с ней вместе с самого детства. Ей нравятся Оборотни? Или ее вкусы еще более отвратительны?
Неожиданно Тэмпест подумала о Пайре, а затем с отвращением прищелкнула языком. Она уставилась на Левку, призывая его сказать хоть что-нибудь.
– Ну, скажем так, я бы никогда не прикоснулся к женщине, запятнанной подобной дрянью, – пробормотал он, не глядя на нее.
Тэмпест не могла поверить своим ушам. Он действительно оскорблял ее прямо сейчас? Ставил себя выше ее? Как будто она была грязью у него под ногами? Разве она не Гончая, а он не простой воспитанник? Иногда она проклинала себя за то, что родилась чертовой женщиной. Разве она не заслужила место в военном совете? Но для них это не имело значения. Их заботили только части тела, спрятанные под одеждой. Как будто это определяло ее ценность. Хотя Тэмпа и не чувствовала ничего к Левке, ее все равно задело, с какой легкостью он от нее отмахнулся.
– Нет, – произнесла Тэмпест твердо и медленно. – Я не любительница покувыркаться с животными. И все же что-то подсказывает мне, что я бы предпочла лечь под кого-нибудь из них, чем трахаться с одним из вас.
Она бросила пронзительный взгляд в сторону Левки, снова разочарованная его молчанием. Не говоря больше ни слова, она протиснулась сквозь группу пьяных стражников и направилась обратно в казарму. Тэмпу одолевали усталость и злость. Она злилась на короля Дестина, который хотел, чтобы она сделала что угодно, лишь бы снискать расположение талаганских повстанцев. Злилась на дядюшек, которые, вероятнее всего, виновны в распространении наркотика по деревням. Злилась на Пайра, который оказался безжалостным и хладнокровным Шутом.
Да, на Пайра она злилась больше, чем на остальных.
Она чувствовала себя виноватой и даже преданной из-за того, что доверилась ему, хотя он ничем не лучше тех людей, против которых она теперь работала в качестве двойного агента. Он мятежник, наркобарон и играет чужими жизнями. Что, если он действительно виноват в пропаже детей? Как она вообще могла ему доверять?
Плечи поникли, когда на глаза наконец попалась дверь в казарму. Но этот момент длился недолго. Спина напряглась, как только Левка вышел из-за темного угла и остановился возле двери. Как он смог обогнать Тэмпу? Крошечная часть внутри ее удивилась скорости, с которой он вернулся в казарму.
Длинноногий ублюдок.
– Что ты делала там совсем одна? – негромко, но требовательно спросил он.
Это уже слишком. Тэмпест скрестила руки на груди. Терпение вот-вот лопнет по-настоящему.
– Не твое дело, Левка.
– Ну да. Ты достаточно ясно дала это понять.
Он вздохнул и потер лоб. Плечи Левки опустились, и у него хватило ума принять смущенный вид.
– Знаю, ты сказала, что не хочешь связываться со мной. Знаю, что ты не моя собственность и что я не имею права просить у тебя прощения после того, что только что произошло. Но я… не знаю, что на меня нашло. Я не знаю. Мне не следовало так себя вести, особенно перед другими людьми. Это неуважительно. Понимаю, у меня нет никакого права знать, где ты была. Прости.
Тэмпест почти сдалась и приняла его искренние извинения.
Почти.
– Понимаю, как легко поддаться давлению сверстников, – сказала она, чувствуя себя так, словно разговаривает с ребенком. – Но тебе следовало хоть немного задуматься. Мы провели вместе большую часть нашей жизни. Ты должен хотеть защитить меня, особенно если я тебе небезразлична, Левка. И даже если бы ты меня не знал, тебе не следовало позволять этим мужчинам так со мной разговаривать, – она с трудом сглотнула. – Ты встал на их сторону почти без колебаний.
– Тэмпа…
– Извинение тебя не оправдывает, и ты это знаешь. Судя по твоему поведению, мы не подходим друг другу.
Она открыла дверь в казарму и посмотрела ему прямо в глаза.
– У нас нет будущего, и я не изменю своего мнения по этому поводу.
Тэмпест захлопнула дверь прямо перед носом Левки, прежде чем он успел ответить. Сердце девушки сжалось от боли, промелькнувшей на его лице. Она прислонилась к двери, тяжело дыша, сразу же почувствовав себя ужасно из-за неоправданно жесткого отказа. Не думай об этом.
– В следующий раз, когда будешь прокрадываться внутрь, не хлопай чертовой дверью, – пробормотал Дима со своей койки.
– Прости, – прошептала Тэмпест.
Не хотелось переполошить всех в казарме. Она на носочках прошла к своей кровати и смогла тихо скинуть сапоги и сбросить плащ на пол, прежде чем забраться под простыни, все еще одетая в платье и все остальное.
Завтра она разберется со всеми возникшими проблемами. А пока она поспит.