Штурвал тьмы

Глава 78

Скотт Блэкберн сидел, скрестив ноги, на развалинах «Триплекс "Пенсхерст"». Гостиная роскошных покоев имела такой вид, словно по ней пронесся торнадо, — все полностью разрушено. Редкий фарфор, драгоценный хрусталь, изысканные полотна масляной живописи, мраморные и нефритовые скульптуры — все рассеяно и свалено у одной из стен жалкой грудой.

Но Блэкберн всего этого не замечал. Все время кризиса он провел в стенном шкафу, баюкая и охраняя самое драгоценное сокровище. И теперь, когда худшее осталось позади и корабль направлялся в порт — а он всегда знал, что так и будет, — любовно перенес драгоценную собственность обратно на золотой крюк в гостиной.

Его собственность… Определение было неверным. Ибо уж если на то пошло, скорее наоборот — это она владела им.

Поплотнее закутав атлетическую фигуру в монашеские одеяния, Блэкберн сидел на полу перед Агозиеном в позе лотоса, ни на секунду не позволяя взгляду метнуться в сторону мандалы. Один, в блаженном одиночестве: прислуга куда-то исчезла — погибла, вероятно, — и теперь никто не мог помешать его общению с вечным и бесконечным. Тело дрожало от наслаждения в предвкушении того, что должно наступить. Воздействие мандалы походило на наркотик — самый совершенный, самый экстатичный, полностью освобождающий наркотик, — и Скотт все никак не мог полностью им насладиться. Скоро и весь остальной мир разделит его жажду. Блэкберн сидел мирно, спокойно; биение сердца замедлялось, и умственное возбуждение постепенно сходило на нет. Наконец, с нарочитой медлительностью, столь восхитительной и сводящей с ума, он поднял голову и устремил взгляд на бесконечное чудо и тайну Агозиена.

Но в этот самый момент что-то вторглось в его пространство. Необъяснимый озноб заставил тело вздрогнуть под шелковыми покровами. Завоеватель мира почувствовал, что комнату наполняет затхлая вонь — грибов и сырого дремучего леса, — полностью заглушая густой и пряный аромат масляных свечей. Сладостное желание и предвкушение сменились тревогой и смятением. Как будто… но нет, такое невозможно. Движимый дурным предчувствием, он обернулся и, к своему неописуемому ужасу, увидел это. Оно вовсе не преследовало его врага, а, напротив, с совершенно явным вожделением приближалось к нему. Блэкберн стремительно вскочил на ноги, но существо уже набросилось на него, проникая внутрь, наполняя тело и мысли все выжигающим, все истребляющим голодным желанием. Издав булькающий звук, миллиардер отшатнулся, споткнулся и, перелетев через боковой столик, рухнул на пол. Он еще успел ощутить, как его жизненная сила высасывается, вытягивается в глухую и черную пустоту, откуда нет возврата…

Вскоре спокойствие вновь воцарилось в покоях. Гортанные крики и звуки борьбы затихли, истаяли в дымном, тяжелом воздухе. Прошла минута, за ней другая. Потом входная дверь номера отворилась. В номер вошел специальный агент ФБР Пендергаст. Он помедлил в прихожей, взглядом светлых глаз окидывая картину опустошения. Затем, с кошачьей фацией перешагивая через нагромождение искореженных предметов искусства, вошел в гостиную. Скотт Блэкберн лежал распростертый на ковре, неподвижный, неестественно вывернутый — как если бы какая-то неведомая сила вытянула из него все кости, мышцы, жилы и внутренние органы, оставив пустой, обвисший кожаный мешок.

Детектив удостоил жертву лишь самым беглым взглядом. Переступив через тело, он приблизился к Агозиену. Тщательно избегая смотреть на него, протянул руку — осторожно, словно перед ним не кусок ткани, а ядовитая змея. Набросив на лицевую сторону картины шелковый покров, он тщательно ощупал полотно по краям, дабы убедиться, что каждый дюйм мандалы закрыт. Затем — и только затем — повернул голову, снял полотно с золотого крючка, аккуратно скатал в свиток и сунул под мышку. Постоял немного и бесшумно удалился из каюты.