Штурмовик из будущего-2

Глава 2

— Пропустите! Да пропустите же! — Григорий распихивал столпившихся вокруг разбитого самолета людей. Кто-то попытался его остановить, но Дивин на ходу, не останавливаясь, злобно оскалился и от него мигом отстали.

«Ильюшин» выглядел неважно. На первый взгляд казалось, что он разлетелся на тысячу деталей. Мотор улетел в одну сторону, плоскости — в другую. Хвостовое оперение от удара глубоко ушло в землю. Несколько человек разбрасывали обломки, искали экипаж.

— Вот стрелок! — крикнул кто-то.

— Жив?

— Какое там, — красноармеец из БАО безнадежно махнул рукой. — Его, видать, еще в воздухе наповал.

— Летчик! Летчика ищите! — экспат оттолкнул стоявшего на дороге человека и полез в искореженную кучу металла.

— Эх ты ж, мать-перемать!

Прорву вытащили из изувеченной, смятой и простреленной кабины всего в крови. Врач торопливо расстегнул куртку, припал ухом к груди. Потом полез проверять пульс.

— Что? — не выдержал кто-то. На него зашикали — не мешай доктору!

— Жив! — Врач ловко сделал укол. — Срочно на носилки и в медсанбат!

Проводив санитарную машину, экспат опустился на подножку пожарки и зашарил в карманах куртки, отыскивая папиросы. Доктор коротко сказал, что вроде бы ничего страшного с Рыжковым нет. Сильно ударился о приборную доску. Но это на первый взгляд, точно будет известно позднее, после всестороннего осмотра. Что ж, и на том спасибо.

А вот стрелок действительно погиб. Пушечный снаряд «фоккера» угодил прямо в голову. Страшное зрелище, не для слабонервных. Хоть и привыкаешь на войне к смерти, видишь ее в самых разных обличьях, но каждый раз, когда дело касается кого-то знакомого — пусть даже мимолетного — к этому примешивается острая горечь утраты. Григорий встречал людей, которые придерживались совсем иных взглядов и относились к гибели товарищей равнодушно, с холодной отстраненностью, и даже где-то немного завидовал такой способности закрыться, но сам нет-нет, да и обнаруживал, что панцирь души получал болезненные пробоины.

Вот и сейчас. Смерть стрелка прошла где-то на периферии и оставила внутри лишь крохотную зарубочку, а вот ощущение, что погиб и Прорва неожиданно взорвало сознание. Надо же, вроде и не были так близки, как с Малаховым, и ругались частенько, и убить даже один раз готов был Рыжкова на полном серьезе, а вот поди ж ты!

— Как же так, лейтенант?

Экспат поднял голову. Батя. Стоит рядом, руки нервно теребят застежку куртки. Григорий нехотя поднялся и изобразил нечто, отдаленно напоминающее уставную стойку.

— Товарищ майор...

Хромов устало присел на подножку и хлопнул по ней ладонью.

— Сядь, не маячь. Давай по делу. И папиросы не прячь, давай сюда!

Дивин облокотился на крыло автомашины, собрался с мыслями.

— Чистой воды психология, товарищ майор.

— А поподробнее?

— Экипаж при возвращении с задания всегда расслаблен. Возбуждение от атаки спадает, опять же, утомление после боя, вот бдительность и притупляется. А фрицы очень умело этим пользуются и подлавливают на посадке.

— Ты мне брось прописные истины втирать, эту муть я и без тебя знаю. Скажи, лучше, что можно противопоставить таким атакам, ты же вечно что-то придумываешь, вот и пошевели мозгой!

— А что тут думать, — удивился экспат. — Решение на поверхности: надо наладить патрулирование истребителей над аэродромом, тогда и противник нас врасплох не застанет.

— Вот ты голова! — мрачно глянул на него Батя. — Где их взять, истребителей-то? У них тоже потери будь здоров.

— Усилить зенитное прикрытие аэродрома? Странно, честно говоря, что нас всего две счетверенных пулеметных установки охраняют, толку от них, как от козла молока!

— Просил уже, — майор с силой провел рукой по лицу, словно паутину смахнул. — Обещали прислать что-нибудь посолиднее, но когда еще это произойдет!

— Тогда можно попробовать организовать охоту на самих «охотников», — предложил Григорий.

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался Хромов. — Что ты имеешь в виду?

— При получении информации о том, что в каком-нибудь районе барражируют «фоккеры», направляем туда группу штурмовиков. А потом несколько «маленьких» начинают имитировать атаку на них. Крутятся вокруг, наскакивают, может быть даже стреляют — все зависит от того, насколько опытные будут на наших истребителях пилоты. Вертимся над землей, чтобы вовлечь их в маневренный бой, где они слабоваты. Если немцы клюнут и попытаются помочь своим, то вторая группа — лучше всего, если это будут «лавочкины» — бьет их сверху. Без высоты и скорости им придется очень не сладко. Вот как-то так, если вкратце.

— Любопытно, — задумался майор. — Где-то я подобное уже слышал. Кто-то из бомбардировщиков рассказывал что ли? Знаешь, а ведь может сработать, — загорелся он. — Особенно, если «лавочки» под фрицев перекрасить — они, если спереди глядеть, на «фоккер» здорово смахивают.

— А свои не собьют? — осторожно поинтересовался Дивин.

— Своих заранее предупредить можно, — отмахнулся Хромов. — Ты вот что, проработай хорошенько детали, изложи в письменном виде и сразу ко мне. А я пока тоже подумаю над этой идеей, посоветуюсь кое с кем. Все, жду рапорт. — Батя поднялся и энергично зашагал на КП. Лейтенант задумчиво посмотрел ему вслед. Смущала его во всей этой ситуации одна подленькая мыслишка, зудела в мозгу противным комариком, но экспат постарался прогнать ее прочь.

После двух совершенных вылетов страшно хотелось поплотнее поесть и завалиться спать. Григорий посмотрел на небо. Облачность усилилась, скорее всего лететь еще раз сегодня вряд ли придется.

— Товарищ лейтенант, — тронул его осторожно кто-то за рукав. — Вы бы отошли, а? Нам обломки со взлетной полосы убрать надо.

— Да-да, конечно. — Дивин тяжело встал, поднял меховой воротник и, поеживаясь под порывами холодного ветра, побрел в столовую. Ну а куда еще? Первейшее дело для летчика — это пожрать. Да и пообщаться с товарищами куда как приятнее, сидя в хорошо протопленном помещении за столом с кружкой чего-нибудь горячительного, нежели чем прыгать на улице. Чай, не лето на дворе. О, совсем забыл поинтересоваться у майора, что он надумал делать с просьбой перегонщиков оставить их в полку.

Оказалось, Хромов решил удовлетворить эту просьбу. Когда Григорий вошел в столовую, к нему подошел один из «миллионеров» и, радостно улыбаясь, сказал:

— Товарищ лейтенант, а мы к вам. Командир назначил нас в вашу эскадрилью. К сожалению, комэск куда-то ушел, так что решили с вами переговорить, что и как.

— Кого это «нас»? — с любопытством уточнил экспат.

— Извините, — смутился летчик. — Нас трое, — он показал на еще двух человек, нерешительно мнущихся поодаль. — Ребята, идите сюда! Это младшие лейтенанты Казаков и Филатов, — представил перегонщик товарищей. — А я старший лейтенант Куприянов. Можно просто Николай.

— Филатов? — удивился Григорий. — В дивизии у нас есть капитан Филатов. Не родственник, часом? Его Дмитрий зовут. Недавно на конференции познакомились.

— Нет, видимо просто однофамилец, — открестился младший лейтенант. — У меня старший брат есть, но он не летчик, а химик и сейчас где-то на юге воюет.

— Досадно. Ну что ж, присаживайтесь за наш стол — он теперь и ваш. Ильмир, — окликнул лейтенант Валиева, что-то негромко обсуждавшего со своим воздушным стрелком. Здесь же находился еще и стрелок Карманова. — А куда капитан делся?

— К Бате ушел.

— Жаль, сразу бы все и обсудили. — На самом деле экспат не слишком расстроился из-за отсутствия комэска — после сегодняшней стычки вряд ли они с ним нормально общались бы, но вываливать сходу на новых людей грязное белье неприязненных взаимоотношений не хотелось.

— Товарищ лейтенант, — возбужденно спросил Казаков. — А мы скоро на боевое задание полетим?

Дивин испытал легкое чувство дежавю — за те, без малого, два года, что воюет, уже столько раз слышал подобный вопрос, что он успел ему порядком поднадоесть. В каком-то смысле ему и Карманов-то нужен был, чтобы свалить на него первоначальный инструктаж новичков. Но, не повезло. Григорий с тоскливым вздохом устроился на скамье поудобнее.

— Сначала проверим, как вы пилотируете машину, — неторопливо стал объяснять он. — Потом слетаете на полигон и покажете, как умеете стрелять и бомбить. Разумеется, отработка групповой слетанности и изучение района предстоящих боевых действий. И вот только после того, как вы успешно преодолеете эти барьеры, пойдете в бой.

— Так долго? — ужаснулся Филатов. — А мы думали, что завтра уже полетим фашистов громить.

Лейтенант отвернулся, пряча кривую улыбку. Как дети, честное слово. На лицах написано все, не нужно даже быть хорошим психологом. Для них война — это какое-то небывалое приключение. С яркими подвигами, непременными портретами на передовицах газет, блеском орденов и золотыми погонами с большими звездами. Неужели и он когда-то был таким же?

— Вы видели, как «фоккеры» расстреляли на посадке моего ведомого?

— Да. А при чем здесь это?

— При том! — экспат поиграл желваками. — У Гришки больше двух десятков боевых вылетов и два ордена. Не желторотик, если коротко. А вы сейчас просто легкая мишень для самого захудалого фрица, не более того. Так что, если жаждете побыстрее сгореть где-нибудь, то это не ко мне. Я уже достаточно друзей хоронил, вот где у меня это! — он зло чиркнул себя ребром ладони по горлу. — Запомните раз и навсегда: в авиации долго живут лишь зануды и педанты. Те, кто не рвется в бой с шашкой наголо, не полагается на случай, удачу или везенье, а все заранее рассчитывает, досконально выверяет и тысячу раз перепроверяет, и поднимается в небо с железобетонной уверенностью, что ничего не забыл и сделал как следует! Понятно?

— Понятно, — вразнобой ответили лейтенанты. А Куприянов, явно желая смягчить тон беседы, спросил:

— А почему вас Кощеем зовут?

— Ребята, давайте на ты? — предложил Григорий. — Мы здесь все свои, так что хватит выкать. Ильмир, тебя это, кстати, тоже касается! А с прозвищем так получилось...

***

От аэродрома до землянок, где жили летчики, было примерно километра два. Неспешным шагом, с разговорами, идти минут сорок-пятьдесят. По утрам за пилотами приезжал старенький трудяга-автобус. Назад добирались на нем же, либо на попутке. Или, как некоторые ненормальные вроде Григория и Таи, шли пешком.

Вот и сегодня они решили прогуляться, как говорится, на сон грядущий. Благо, погода позволяла. В феврале начались оттепели, днем на летном поле стали появляться наледи. Красноармейцы из БАО старались счищать их, посыпали песком, золой или угольной крошкой. А как иначе — один из штурмовиков уже выскочил на разбеге со взлетки прямо в сугроб из-за одной такой оставшейся незамеченной ледяной дорожки. Все бы ничего, но в бомболюках у него находился полный комплект осколочных бомб — полдня потом со всеми предосторожностями извлекали. Хромов орал так, что вороны с деревьев поднимались. И Карпухин ходил вокруг и что-то черкал в своем блокнотике.

— Как там Прорва? — поинтересовалась Тая.

— Да что этому чертяке будет, отделался несколькими ушибами, два зуба вылетели, но в целом доктор обещал, что через пару недель уже выпишет, — лениво отмахнулся экспат.

— Ты сегодня сам на себя не похож, думаешь все время о чем-то, молчишь. Случилось что? Я могу чем-то помочь?

— Что? Ох, извини, действительно, негоже себя так вести, — покаялся Григорий. — Готов искупить свою вину. Кстати, говорят, что скоро к нам в дивизию из Москвы театр приедет. Я слышал, какая-то совсем новая постановка — «Фронт» называется. Давай съездим?

— А давай! — засмеялась девушка. — Смотри, Кощеюшка, ловлю на слове, не отвертишься!.. Ой, глянь, что это?

Дивин обернулся. Из ближайшего лесочка в воздух взвились несколько ракет разного цвета. И полетели в сторону аэродрома. Лейтенант поднял голову — в ночном небе отчетливо слышалось басовитое гудение моторов. Рупь за сто, немецкие ночные бомбардировщики, скорее всего «хейнкели-111».

— Сигнальщик! Ах, сука, ну я его сейчас!

— Гриша, не надо, останься! — не на шутку испугалась Тая. — Убьют ведь, как ты их в темноте разглядишь?

— Не волнуйся, увижу, — нехорошо улыбнулся экспат. — Стой здесь, никуда не уходи, поняла? Я скоро вернусь, обещаю.

Он заметил в призрачном лунном свете узенькую тропинку, ведущую от дороги к лесу, и, не колеблясь ни секунды, припустил по ней. Пару раз, правда, все равно провалился чуть ли не по пояс, сумел вылезти обратно, хоть и почувствовал, что в унты набилось порядком снега. Но азарт гнал его вперед и Григорий не обращал особого внимания на маленькие неприятности. Мантис преследовал дичь! Причем, самую желанную — двуногую.

Пока он бежал, сигнальщики запустили в воздух еще одну серию ракет. «Хейнкели» — Дивин теперь точно узнал звук их моторов — приближались. Еще немного и они обрушат свой смертоносный груз на аэродром штурмовиков.

Лейтенант поднажал. Он немного изменил зрение, перешел на ночное видение и все окружающее окрасилось в серо-зеленые цвета. Экспат знал, что любое живое существо, окажись оно неподалеку, будет выделяться, светиться тепло-розовым ореолом. Но пока он ничего не замечал. Происходи дело в Империи, Григорий решил бы, что тому виной специальные маскировочные накидки. Но здесь пока о таких даже не подозревали. Значит, просто пока не добежал, куда нужно, не нашел врагов.

Ага! Среди деревьев мелькнуло маленькое пятнышко. Но для обострившегося зрения экспата оно было подобно зажегшемуся фонарику. Дивин бесшумной тенью метнулся к нему. Достать пистолет? К черту, только мешаться будет. Григорий встряхнул руками и кисти стали быстро менять свой внешний вид.

За спиной громыхнули первые взрывы. Это «хейнкели» достигли-таки места назначения и начали бомбежку. Дивин оскалился. Раз не удалось предотвратить ночной налет, значит, хотя бы умножим на ноль гитлеровских диверсантов!

Сгорбившаяся фигура, в которой, несмотря на одежду, осталось не слишком много от человека, поднырнула под еловую ветку и выскочила на маленькую полянку. На ней, возле порядком занесенного снегом дома лесника, находилось трое людей. Все в красноармейских шинелях, ушанках, с вещевыми мешками за плечами. В руках у двоих массивные ракетницы, у третьего — ППД с круглым диском.

Экспат скакнул вперед, прыгнув с места метра на три, разом очутился рядом с охранником, преодолев глубокий снег. Так, что ему позавидовал бы черной завистью олимпийский чемпион — в тех условиях, что предшествовали прыжку, повторить подобное вряд ли было под силу какому-нибудь человеку.

Диверсант превратился в соляной столб, когда лунный свет вдруг выхватил из темноты узкую морду с горящими угольками глубоко запавших глаз и страшные челюсти-жвалы. А в следующую секунду он получил страшный удар и осел мешком наземь, булькнув напоследок разорванным горлом.

Один из ракетчиков начал поворачиваться на шум, потянулся свободной рукой к поясу, но неясная, размытая тень двигалась гораздо быстрее. Хруст ломающейся кости, бессильно упавшая рука и человек мгновенно потерял сознание от болевого шока. Третий диверсант бросил ракетницу и пустился наутек, вереща что-то нечленораздельное. Пребывая в состоянии полнейшего ужаса он даже не помышлял о сопротивлении.

Но ему удалось сделать всего несколько шагов, а потом сверху на него обрушился черный силуэт, сбил с ног и коротким рывком сломал шею. Замер на пару секунд, чутко прислушался, с шумом втянул воздух, а потом протяжно и страшно зашипел. Клацнул челюстями и поднялся на ноги. Хрустнули негромко кости, что-то противно чавкнуло, заскрипело.

Слишком просто! Просто и быстро, даже не интересно! Григорий запустил процесс обратной трансформации, дождался его завершения, поднялся и разочарованно пнул ногой труп ракетчика с неестественно свернутой набок головой. Равнодушно перешагнул через него и подошел к единственному живому еще диверсанту. Тот как раз начал шевелиться, приходя в себя.

Лейтенант спокойно обыскал его, бесцеремонно ворочая с боку на бок, отбросил в сторону «наган», финский нож и две ручные гранаты.

— Не убивай! — белым цветом лица лазутчик смело мог соперничать с нетронутым снежным покрывалом. — Пощади, я все скажу!

— Да на хрен ты мне сдался со своими тайнами? — искренне удивился лейтенант. — Я что, по-твоему, должен взять тебя сейчас на закорки и тащить к доктору? Может еще цигарку тебе свернуть? Или сто грамм поднести? Во, а давай я тебя лучше к бабам доставлю? А что, тепло человеческого тела знаешь как хорошо согревает? Нет, брат, шалишь, не выйдет. Да и не знаешь ты ничего такого, из-за чего тебя можно пощадить. Такие, как ты, на базаре за пятак пучок. Шваль ты. Расходный материал. — Григорий перевернул пленника на живот, прижал коленом и деловито принялся оттягивать его голову назад, откровенно издеваясь над поверженным врагом. Будь на его месте фашист, подарил бы смерть быструю, но, судя по речи, это предатель, а таковых экспат на дух не переносил.

Диверсант замычал, забился под ним, тоскливо и безнадежно взвыл. И вдруг, откуда-то сбоку ему кто-то откликнулся. Дивин замер и медленно повернул голову. Между деревьев светилось много-много горящих огоньков и виднелись серые тени. Волки! Наверное, стаю привлекли звуки схватки и они решили проверить, кто посмел забраться в их владения.

За последнее время волков развелось видимо-невидимо. И, что характерно, они практически совсем потеряли страх перед человеком. Сбивались в большие стаи и подходили чуть ли не на порог домов, безжалостно нападали на немногочисленную домашнюю живность. Старики и бабы не могли с ними совладать и волки наглели с каждым днем, терроризируя деревни.

Красноармейцы из охраны аэродрома уже убили нескольких серых хищников, но меньше их не стало и многие бойцы откровенно побаивались ходить в ночной караул.

Лейтенанту тоже доводилось видеть бесшумно скользящие стремительные силуэты, но вот так, лицом к лицу, встречаться не доводилось. Интересно. Страха экспат не испытывал. Что ему эти звери, если внутри тебя дремлет до поры до времени свой, гораздо более сильный и матерый. Поэтому он спокойно ударил сигнальщика особым образом — так, чтобы парализовать, обездвижить, но не убить, и встал над ним в полный рост.

Здоровенный вожак сделал шаг навстречу. Пригнул лобастую голову и негромко рыкнул, предъявляя права на поляну и все, что на ней находится. Григорий усмехнулся. А потом, пережив короткий приступ дурноты от мгновенной трансформации, протяжно и страшно зашипел в ответ.

Волки шарахнулись назад, словно их окатили струей пламени. Некоторые поджали хвосты и тихонько поскуливали, отбежав подальше за деревья, другие остались на полене, пытались огрызаться, но как-то вполсилы, исключительно по инерции.

Только вожак остался на прежнем месте. Но и он явно чувствовал себя не слишком уверенно, потому что развернулся и готов был сбежать. И только природный инстинкт, что сделал его хозяином стаи, не давал пока это сделать, останавливал, подсказывал, что нельзя терять лицо перед другими волками.

Экспат шагнул вперед. Сделал шаг. Потом еще один. Вожак предостерегающе заворчал. И тогда мантис громко фыркнул. Так, словно хотел сказать: я сыт и потому настроен миролюбиво. Но если захотите бросить мне вызов, то убью всех!

Странное дело, но волк поднял голову и пристально уставился на диковинного зверя, с которым никогда прежде ему встречаться не доводилось. А потом, пересиливая себя, вдруг пошел к Григорию, повиливая хвостом, словно обычный пес. И, не доходя совсем чуть-чуть, припал к земле и открыл шею, признавая свое подчиненное положение.

То-то! Дивин коротко усмехнулся, совершенно спокойно повернулся к волку спиной и неторопливо двинулся назад, по своим следам, возвращаясь на дорогу к Тае. И лишь перед тем, как скрыться за деревьями, лениво махнул рукой: можно!

Волки молча бросились к лежащим людям. Страшно заорал последний сигнальщик, но почти мгновенно его крик оборвался. На поляне злобно рычали друг на друга звери, сражаясь за добычу.

— Гриша, это ты? — Девушка опасливо смотрела на приближающегося к ней человека.

— Ну а кто еще-то, дуреха? — засмеялся лейтенант. — Бомбежка кончилась?

— Ага. Как ракеты перестали пускать, самолеты еще немного покружили, бомбы побросали, а потом улетели. А ты догнал этих диверсантов?

— Да нет, — равнодушно произнес Григорий. — Кажется, видел кого-то вдалеке, но не догнал. Ты права оказалась, как в темноте человека разглядеть? Пошли потихоньку, замерзла небось?