Может быть-не может быть, а всю последующую неделю я больше занимаюсь созданием платья, чем работой или учёбой.
К моим обычным волосам подходит фиолетовый, и это самый мой любимый цвет. Поэтому вначале я обратилась к нему и сделала себе длинную юбку в пол.
Довольно быстро поняла, что тому несуразному пупсу, который отражается в зеркале по воле начальства, это не подойдёт. Поменяла несколько расцветок и фасонов, но постепенно стала приходить в отчаяние.
Весь этот спектакль происходил в нашей с Маргарет небольшой комнатушке перед зеркалом, наскоро сотворённым на стене. В какой-то момент я начала подумывать: может, это зеркало вышло кривым, а не платье?
Первый день примерок оканчивается ничем – прямо в длинном, со шлейфом, одеянии падаю на кровать, зеркало сползает по стене каплями воды.
Маргарет задумчиво наблюдает за мной, пожёвывая бутерброд.
– А чей это вообще костюм?
С удивлением смотрю на неё. Это первые слова, которые Маргарет произнесла без раздражения, обращаясь ко мне.
– В смысле – чей? Мой.
– Я к тому, что там же маскарад.
Да… Это как-то выскользнуло у меня из головы.
Поворачиваюсь на бок, подсовываю локоть под голову и задумчиво смотрю на неё.
– А ты пойдёшь?
Маргарет пожимает плечами.
– Надо, – говорит она, – нельзя же оставаться одной. Но я надену чёрное, встану в углу и буду изображать мертвеца.
Брр…
– Веришь во всю эту ерунду?
– Это не ерунда.
Я поворачиваюсь на спину и смотрю в потолок. Не хочу её разубеждать, тем более, что отчасти она действительно права. В Ночь Духов открываются двери между миров. Только какая разница теперь, когда мы вовсю используем Врата?
Доклад о Гвендолин проходит на «ура». Окулюс, правда, похоже, начинает ненавидеть меня только сильней.
Он предлагает мне остаться после занятий и сообщает радостную новость, предварительно предположив:
– Вы в самом деле увлекаетесь биографиями великих чародеев, как сказала леди Тора.
Хмыкаю. Быстро же слухи разлетаются среди учителей.
– Увлекаюсь, – признаю я, – честно говоря, не всех.
«И это единственное, что интересует меня в истории магии», – добавляю про себя.
– Чародеек, надо полагать.
Киваю.
– Вы хотите поручить мне ещё одно задание?
Окулюс задумчиво покручивает в пальцах какой-то предмет, похожий то ли на изысканную шариковую ручку, то ли на миниатюрный магический жезл.
– Я хотел бы, чтобы вы расширили свой доклад, – говорит наконец он, – осветили не только ранние годы жизни Первой, но и то, что произошло потом.
Поднимаю брови.
– Но дневники оканчиваются…
– Я знаю, когда оканчиваются её дневники. Я предлагаю вам обратиться к другим источникам.
– Каким… например?
– Поищите. И ваш доклад будет выставлен на конкурс, сможете на будущий год получить солидный исследовательский грант.
Отказываться неудобно, хотя я и уверена, что на следующий год буду уже далеко, и потому остаётся только поблагодарить. И направиться домой. Я, конечно, понимаю, что Гвендолин – легенда Академии, но почему так необходимо сваливать эту проблему на учеников?
Надо бы зайти в библиотеку, но у меня в голове разброд. Накануне, перед тем как я занялась платьем, вроде бы удалось выяснить, какое значение имеет этот амулет – Серебряная Звезда или Звезда Ветров. По одной из легенд Серебряная Звезда горит над сумраком запредельной мглы, в пустоте между миров, где никогда не встаёт солнце, и указывает путь странникам, заблудившимся среди вселенных. По другим Серебряная Звезда – последнее, что осталось от истинного мира, погибшего по воле Радагара много веков назад.
Это, однако, вовсе не означает, что мой амулет имеет какое-то отношение к самой звезде. Он может быть просто символом. Хотя, не обладай он магической силой, вряд ли стал бы светиться в темноте.
От этих мыслей я снова возвращаюсь к размышлениям о предстоящей вечеринке. Если бал будет костюмированный, то я могу не привязывать себя к этому пухлощёкому тельцу… Что если мне предстать… собой?
Со вздохом отгоняю эту мысль. Слишком велик шанс засветить свою личность перед теми, кому ничего не надо про неё знать. Можно было бы навести иллюзию и использовать вообще абсолютно другое лицо, но и этот вариант плох. Тогда Рован может не узнать меня, и всё мероприятие потеряет смысл.
Может, я могла бы хотя бы сделать эту тушку немного похудей? Задумчиво мну мясистые бока своего альтер эго. Оно не толстое, конечно… Но и анорексией явно не больно.
В конце концов решаю всё-таки отказаться от радикальных мер. А вот платье сотворить больше не пытаюсь. Что там говорил Пэйс о том, что в Академии есть укромные места, где можно спокойно совершить переход? Похоже, правила здесь не нарушаю только я. Ну, может быть, Маргарет ещё…
Отправляю Каркушу искать одно из таких мест. Она возвращается через полчаса и манит меня за собой.
Миновав пустынную аллею парка, попадаем в заброшенную беседку. Глядя на академический парк в первый раз, никогда бы не подумала, что здесь такое количество безлюдных мест. Всё участки вокруг корпусов тщательно ухожены и подметены, кустарники подстрижены, на клумбах – идеально высаженные цветы. Но, оказывается, стоит немного побродить, и разглядишь совсем другой парк, где можно спрятаться от людей и несколько часов провести в абсолютном одиночестве и тиши.
Отсюда, из пустынной беседки, открываю Врата и ныряю в них.
Шумный город окружает меня со всех сторон. Низенькие домики с черепичными крышами тянутся по обе стороны от узенькой улочки, многоцветные вывески смотрят на меня со всех сторон. Это Бриджхилл – городок старинных лавочек и антиквариата. И я почти не сомневаюсь, что в одном из местных сундуков смогу отыскать винтажное платье, в котором буду похожа… На миг задумываюсь, задавая себе вопрос – на кого? И тут же улыбаюсь, легко отыскав ответ.
Платье и туфли уже находятся у меня в руках, остаётся расплатиться, когда я замираю, видя за окном магазина знакомый силуэт. Ну надо же, Жаклин тоже здесь… И тоже наплевала на запрет.
Сам вечер на сей раз проходит ни в каком-то запрещённом клубе, а в гигантском зале центрального корпуса нашего острова. Все присутствующие девушки одеты в вечерние платья, хотя маски на лицах и говорят о том, что они пытаются соблюдать традицию. Моё платье на их фоне выглядит даже слишком театральным – старинное, с широкой шелковой юбкой, обнимающей ноги, и открытыми плечами, оно, конечно, куда лучше смотрелось бы на моём настоящем теле.
После первых торжественных танцев зал погружается в полумрак, и этикет становится несколько свободней. Я подхожу к столику с пуншем и вижу подружек, стоящих у стены вдалеке. Жаклин в чёрной маске и с красными рожками похожа на какую-то демоницу. Остальные в тех платьях, которые показывали мне.
Помахав им рукой, отворачиваюсь. Маргарет стоит в противоположном углу. Как и обещала – во всём чёрном, и маска полностью закрывает лицо. Честно говоря, приближаться к ней я тоже не хочу – и никакое милосердие не может на меня повлиять. Каждый должен решать свои проблемы сам. И мне хватает собственных, более серьёзных, чем у неё.
Я наливаю пунш и отправляюсь в путешествие по закоулкам зала, тонущим в сумраке между колонн. Меня сегодня интересует только один человек, но я никак не могу его отыскать.
«Это смешно, – говорю я себе, – тебе тридцать лет, а ему девятнадцать. Или около того». Но всё равно не могу отделаться от желания увидеть Рована ещё раз…
Я уже отчаиваюсь его отыскать и выхожу на балкон, чтобы сделать глоток свежего воздуха, когда спиной ощущаю тень, которая вырастает у меня за плечом.
Резко оборачиваюсь и вижу Рована – в чёрном плаще и кожаных брюках, с маской в половину лица. Но всё равно не узнать его нельзя. Тем более, что он снимает маску и делает шаг ко мне. Как ни странно, в этом пафосном наряде он вовсе не выглядит смешно. Напротив, каждая деталь идеально сливается с ним – с его белой кожей, мягкими волнами распущенных волос, с синими глазами – потемневшими, как небо у нас над головой.
– И чей это костюм? – спрашиваю я, пытаясь спрятаться за бокалом, который держу в руках. Думаю, подобных героев во всех мифологиях можно отыскать не меньше пятисот.
Рован замирает вплотную ко мне. Пока я в этом облике, он заметно выше меня, хотя, наверное, на самом деле от силы на полголовы.
Чувствую его дыхание на своих губах, когда Рован говорит:
– Радагара. Губителя миров.
Меня бьет дрожь. Почему из всех демонов Многомирья нужно было выбрать именно этот наряд?
– А кто ты?
Он выжидающе смотрит на меня. Боюсь сказать.
– Гвендолин… – выдыхаю я наконец, – первая чародейка Игвендола.
«Его последняя любовь».
Рован как будто бы и не слышит моих слов. Он смотрит прямо в глаза, а мне внезапно становится неуютно. Поцелуй как продолжение этого странного затишья напрашивается сам собой. Но что мне толку, если мой герой поцелует её, эту пухлую девчонку, которая стоит на моём месте в эту ночь?
Лицо Рована приближается ко мне. Меня охватывает болезненное чувство – как будто мою мечту украли у меня за мгновение до того, как она могла перестать быть мечтой и превратилась бы в явь.
Его губы уже совсем рядом, когда я отодвигаюсь в сторону и бросаю через плечо:
– Извини, мне надо найти подруг.
Чувствую себя дурой. Дурой тысячу раз, когда бреду по тёмной аллее прочь. Каблук подламывается, и я без сил опускаюсь на скамейку, которая оказывается рядом со мной. Бросаю картонную маску, разукрашенную золотом, в грязь. Почему я не могу точно так же выбросить своё лицо? Лицо, которое видят другие, когда смотрят на меня.
Эти маски одна за другой сменяются, почти всегда заслоняя настоящую меня. Так что я порой начинаю забывать, кто такая Эрнестайн. И проживаю чужие жизни одну за другой, но своей у меня по-прежнему нет – как и десять лет назад. Может быть, поэтому я так боялась и в то же время хотела вернуться сюда, в те годы, когда жизнь моя совершила крутой поворот?
Ничего я уже не хочу. Даже образ Рована померк в моей голове. Только добраться до комнаты и уснуть. Но и этой мечте сбыться не суждено, потому что я внезапно слышу голос в темноте – наполненный десятками отголосков эха, механический и чужой:
– Не трогай его. Ты меня поняла?
Вскакиваю со скамейки, оглядываюсь по сторонам, но не вижу никого. Над аллеей снова повисла тишина.