Шотландия молодая

Глава 1

Неподалеку рявкнула мортира, послав снаряд через стену замка.

Мы осаждали Стирлинг второй день. Не сам Стирлинг, разумеется, а крепость на скале. Но эта крепость не имела себе равных по значению.

После победы при Торнагрэйне, мы отдыхали не более недели, собирая провизию, помогая восстановиться раненым и дожидаясь подкреплений.

У меня тоже был повод для радости — самые неприятные раны наконец зарубцевались и перестали кровоточить. Говорил же, заживет, как на собаке, а вы не верили! Не ножами же с меня мясо пластами срезали, в конце концов! Прижгли железкой, дернули клещами пару раз, ну и что такого? Конечно, большинство шрамов останутся на мне до самой кончины, которая может наступить вполне неожиданно, учитывая местную специфику, да. Но кого это волнует? В фотомодели я не собираюсь. И должности такой тут нет.

Кстати, насчет должности — лорд Джордж назначил меня ординарцем при командующем Кланом Кэттан, что означало для меня немыслимые труды и страдания. Но вы не переживайте — должность была чисто официальной, так что в походе я тупо трясся на лошади, а большинство свободного времени проводил в разговорах с клановыми вождями, совершенствуя знание английского.

Не, ну а как вы думали? Что я сразу заделаюсь вождем клана, как какой-нибудь герой дешевого романа? Ага, здорово, да. Клан Алексея Хромова — и отныне все клансмены носят фамилию Макхромов! Макхромов, ага!! Ну скажите, что я идиот. Ну же! Не надо спешить, спокойно, отчетливо: И Д И О Т!

Ну ладно, не хотите — не говорите. Да короче, не надо париться, я просто… Просто самокритика зашкаливает у Леши, доступно, не? Юмор такой дебильный у меня, понятно?!

Иан Макгилливрэй, кстати, невероятно обрадовался, увидев новобранца и немилостиво начал драконить меня — я имею в виду, упражнения с палашом и секирой, а не то, что вы подумали было… Иногда "к нам на огонек" заглядывал Джордж Мюррей и Иан прекращал занятия, а я валился на спину и просил шотландских богов, чтобы это скорее закончилось.

Мюррей частенько выхватывал палаш и проверял, насколько хорошо я усвоил основные стойки и блоки. Потом он уходил и мы с Макгилливрэем продолжали отрабатывать детали фехтования.

Откровенно говоря, я был признателен Иану за науку — она спасала мне жизнь не раз. Однако, не будем забегать вперед.

Фехтовать на палашах оказалось не так и сложно, хотя для этого требовались безумно сильные запястья. А все почему? Потому что, раз: тут был разрешен жесткий блок, и два: распространены удары по атакующей руке противника, то есть, удары БЕЗ замаха, без замаха — значит, не задействуя плечо, а только кисть руки. А палаш-то — он не легенький совсем.

Мой дед, сухумский казак, учил меня обращаться с шашкой, но в бою с шашкой жесткий блок был строжайше запрещен — ибо на шашке отсутствовала гарда. С палашом все было наоборот.

Иан показал мне много хитростей, о которых никогда не догадается человек, впервые взявший в руки палаш. Как и в классическом фехтовании, здесь огромную роль играли ноги. Ну не настолько огромную, чтобы там уже..! Но роль они играли важную. Сдвинувшись на пол-шажочка, можно было легко уйти от бешеного рубящего удара и провести фатальную контратаку. Или отступив на шаг, ударить по вытянутой руке соперника. То есть, везде были свои приколы.

В ответ я научил его нескольким приемам, что узнал на занятиях по вольной борьбе и он, черт дери, был в восторге! Он постоянно отрабатывал режущий бросок, подсечки и захваты на ком-то из клансменов.

Ближе к середине мая армия двинулась на юг. Помня ошибки предыдущих лет, Мюррей старался не терять ни дня впустую и гнал войска нещадно. Захваченную артиллерию мы взяли с собой — иного выбора не было. К тому же, раз мы тащили обоз — по настоянию принца, то можно было захватить и пушки. Но приходилось поторапливаться.

Погода сопутствовала нам — дождей практически не было, да и деревья уже окутались листвой, что способствовало горской тактике войны из засад. Именно так, при Аберфелди, Макферсоны разбили эскадрон английской конницы и позже, при Лункарти, на подступах к Перту, Макдональды уничтожили английский заслон.

По некоторым сведениям, англичане собирали большую армию под командованием возвращенного из немилости генерала Уэйда.

По некоторым другим сведениям, французы, ободренные нашим успехом, планировали высадку, либо на Гебридах, либо на северном берегу Ла-Манша. Второй вариант — то есть, Ла-Манш — был бы куда предпочтительнее для нас, ибо ганноверцы оттянули бы все силы туда, дав нам крайне нужную передышку. Но он был пока что реален только по сведениям, опять же.

Принц, ободренный перспективой, не мешал действовать Мюррею. Замок Блэр в графстве Атолл, тот самый, что Макферсоны не смогли взять зимой, сдался нам. Но Стирлинг остался неприступным. Как и зимой, когда маркиз Мирабель, бездарный француз, собутыльник Чарльза, погубил артиллерию якобитов под стенами замка.

Блэкени, командовавший гарнизоном зимой, погиб под Торнагрэйном и сейчас крепостью рулил молодой полковник по фамилии Аткинс. Он, как и его предшественник, проявил твердость и отказался сдать крепость. Но мы еще не сыграли своими главными козырями — жизнью Камберленда, Хаске и Хоули. На самом деле, мы рассчитывали получить жирный выкуп и гарантии мира в обмен на их жизни, но, похоже, ситуация складывалась такая, что никаких гарантий никто не мог дать. Никому.

Вот вы можете себе представить, чтобы в наше время, кто-нибудь зажал бы крепость в обмен на жизнь человека? Не, ну как это можно? Слезинка ребенка — это же наше все! Наши родные хомяки бы прокляли вас навеки и предали анафеме, попутно сжегши вашу куклу из сена.

А здесь — чистая стратегия. Генералов найдем всегда, а вот крепость отдавать непозволительно. От одной крепости может зависеть исход войны. Что значит исход войны? Верно — это жизнь сотен тысяч людей. Нет, не всегда, конечно; вот в Эльзас-Лотарингии можно сколько угодно хреначить друг друга, а население так и будет там жить и считать себя кто — немцами, а кто — французами и при этом прекрасно сосуществовать в одном малюсеньком регионе.

На Британских островах оно немного не так. Тут если уж ты скотт, то есть, пардон, шотландец — то это навсегда и англичанином тебе не быть, хоть ты… хоть ты прими лютеранскую веру десять раз. А если ты гэл — то тебе не стать и полноценным шотландцем никогда. Ты дикарь и твое место в аду.

Наши соотечественники этого не понимают. У них все, кто живет в Англии, Шотландии и Ирландии (не забудем и Уэльс) — британцы. Хотя за слово "британец" в некоторых местностях можно получить по роже, да еще и так, что мало не покажется.

Я-то это знал, поскольку в период моего хождения по кабакам, имел несчастье обозвать ирландца "британцем". Он был музыкантом, которые джэмили в баре в тот вечер, поэтому он не стал меня бить, а тупо и смертельно обиделся. К счастью, со мной были знакомые, подтвердившие, что я русский, не имею понятия об Ирландии, и сказал слово "british" просто по незнанию ирландских обычаев и тому подобное. За пинтой пива мы восстановили дружбу, но это стало мне уроком на всю жизнь.

Говоря о наших… Знаете, в мое время было… Нет, было — это в прошлом, а я-то из будущего, блин, да что ж такое…

Ну пофиг, в общем, в моем времени народ любил делать фотки, типа, военных. Фоткаться в форме, с оружием. С кобурами, портупеями и планшетками. С дедовскими орденами. С женщинами в платьицах времен тридцатых-сороковых.

Переводить фотографии в черно-белый формат, добавлять трещинок для аутентичности, как это называется-то, кракелирование, что ли, короче, все дела там. Можно, наверно сделать фотку так, чтобы никто, без радиоуглеродного анализа не отличил его от фото со Второй Мировой. Можно.

Но вот достоверно передать лицо у вас не получится. И дело не в том, что в сороковых фотографировались иначе, нет. Это даже не объяснишь, я ведь не физиогномист, я — обычный парень без каких-то особых увлечений и талантов.

Однако за месяц, проведенный с шотландской армией, я почувствовал разницу в лицах. Разницу между окружающими меня людьми и нашим поколением. Лица людей, воюющих и прошедших войну, разительно отличаются от лиц их соотечественников и потомков, которые никогда не держали в руках винтаря, а если и дрались, то только против фанатов из соседнего района, да и то — раз в жизни.

Не хочу никого обидеть, но у тех, кто воевал, выражение лица более осмысленно. Оно, знаете, неуловимо, несколько другой взгляд, иной прищур глаз, посадка головы какая-то немного отличная от других, причем на миллиметр. Но это видно. Если вы побывали среди людей, что смотрят смерти в глаза едва не каждый день и сами несут смерть врагу, вы поймете. Это невозможно охарактеризовать, это можно только увидеть и почувствовать.

Ну и еще я понял многое другое. На войне люди показывают себя. То есть, СЕБЯ. Кто они на самом деле есть. Все эмоции, все действия — вот они, на виду у всех. Промедлил на секунду, замешкался — уже трус, уже почти предатель. Вспылил — ненормальный, садист. На войне есть свой кодекс, свои правила, которыe переступать нельзя, иначе прослывешь черти-знает-кем.

Нет, это я не к тому, что судят жестко — как раз наоборот, на войне многое прощается, а к тому, что каждый находится в обществе себе подобных и должен держать себя в руках. И действовать, как мы, россиянцы, говорим — адекватно. То есть, буйный должен сдерживать себя, а робкий — наоборот, находить в себе смелость. Иначе потом всем кланом тебя осудят и немало седых волос прибавится.

За то, что я убил Брэдстрита, я себя возненавидел. Но в глазах шотландцев я не упал за этот поступок — они списали это на пытки, которым меня подвергли в лагере Камберленда. Так оно и было, в общем-то. И случись мне учудить подобное еще раз, или два, максимум — они поймут. Но если я начну вытворять такое постоянно — выгонят к чертям собачьим и еще угостят пулей вдогонку.

Суровая жизнь производит суровых людей, это правда. Но поскольку они все же люди — ничто человеческое им не чуждо, простите за избитый оборот. И они находят в себе силы на то, чтобы ожесточить свое сердце перед битвой, и на то, чтобы уметь оказать милосердие поверженным врагам после сражения. Вот, к примеру, англичане не такие. Это палачи, "мучители людей", они пришли подавлять "варваров" и не давать пощады. Но варвары в этот раз сами уделали их по самое "не балуй".

А еще такой поворот мысли натолкнул меня на совсем отдаленную тему. Вот лучшие друзья Горбачева — американцы, жалуются, что их солдаты получают какие-то психические заболевания, которые они называют: "shell shock". Ну или более политкорректно: "combat fatigue". Или совсем уже завуалировано: "postwar traumatic situation", или что-то типа того.

Вот это реально интересно — наши деды и бабки прошли всю войну, воевали против всей Европы, немцев, венгров, румын, финнов, итальяшек, плюс еще и чехи клепали противнику танки и грузовики.

И что? Да ничего, прошли тяжелейшую войну — да, стэйцы пишут в учебниках, что Берлин взял генерал Паттон, ага — и вернулись домой, подняли страну и родили потомство, которое стало учеными, музыкантами, художниками и космонавтами.

И никто не жаловался. И не вякал. Просто делал свое дело. Потом мы прошли Афган. Прошли две чеченские войны. Ветеранам никто не помогал, они все делали сами. Никто не придумывал диагнозов психических заболеваний, заработанных ими на войне. Тем не менее, люди встают на ноги, находят работу, находят жен, становятся мастерами в своем деле, даже несмотря на инвалидность. А в Америке что? Плаксы сопливые.

Вот именно шотландцы натолкнули… нет, напомнили мне об этом. Людей рвало на части ядрами, косило картечью, протыкало штыками и они все равно сохраняли в себе дух и бились до победного конца. А не плакались о пацифизме, гуманизме, "слезинках ребенка" и психических травмах. Хотя, может это только потому, что такие понятия еще не придумали. И в связи с этим возникает вопрос: кому понадобилось изобрести эти самые понятия?

Вторая мортира истошно ухнула и за стеной замка послышались вопли — снаряд нашел свою цель.

Чтобы не повторять ошибки, я посоветовал лорду Джорджу основательно окопаться. Он и сам все понимал.

Под покровом темноты горцы старательно насыпали валы, мастерили и размещали связки хвороста — фашины, устанавливали плетенки, заполненные землей, копали траншеи.

Уже после первого обмена любезностями, гарнизон Стирлинга понял, что их снаряды не наносят нам никакого вреда и прекратил обстрел, видимо, экономя ядра для более удачной возможности.

Мы же, не имея осадной артиллерии, лишь забрасывали осажденных бомбами мортир по крутой параболе, благо, что бомб хватало, для мортиры калибр не так важен. Но задерживаться под стенами Стирлинга мы не могли. Следовало прибирать к рукам все крепости и отодвигать фронт на юг, к реке Твид. А значит, для взятия замка нужно было искать какие-то другие, более действенные средства.

Глава 2

На третий день осады, утром, было весьма прохладно, как, впрочем, и в любое другое утро. Не май-месяц, ага. Хотя как раз май, вообще-то, причем уже вторая половина. За городом всегда холоднее. А здесь и городов-то нормальных нет, в нашем понимании. Как я шучу искрометно, а!

Поговорив с одним из офицеров из атольской бригады, я узнал новости — основные силы ушли на юг через Камбусбаррон, чтобы не попасть в зону видимости гарнизона Стирлинга. Одному богу известно, как они могут передать сообщения, если б они заметили передвижение наших войск, но лучше не рисковать. Оттуда армия скорым маршем двинулась к Боннибриджу, а оттуда, через Фалкирк и Линлитгоу — на Эдинборо. К полудню они должны быть уже в Фалкирке, поскольку идут налегке. Обоз остался здесь, под Стирлингом.

И самое главное — армию возглавил принц. Страшная новость, на самом деле, но и облегчение в этом было. Видеться с ним я совершенно не хотел. Я старательно избегал его в течение всего нашего похода на юг. Теперь можно вздохнуть спокойно. Примерно вот так: "Пфу-у-уххррр… Господь миловал."

С осаждающими силами остался Мюррей — не по своей воле. Он вообще боялся отпускать принца во главе диких горцев к Эдинборо. Напомню: полгода назад только вмешательство Дональда Кэмерона спасло Глазго от разграбления проходившей мимо армией якобитов.

А сейчас он, один из немногих, кто имел сумасшедший авторитет, лежит в Инвернессе, залечивая перебитые ноги. Да не, я считаю, ему повезло, что не словил пулю в живот или в грудь, но факт есть факт — Дональда с нами не было, к величайшему сожалению. Да и на севере, в Инвернессе, он не мог полноценно командовать, пока оставался иммобильным.

Его приказы передавала Анна Маккинтош самолично. Полевое командование взял на себя Саймон Фрэйзер-младший, его отцу Саймону уже никто не доверял, после того как он вел двойную политику. Он бы и сейчас продолжил выдумывать всякие козни, но болезнь прочна приковала его к постели. И не только болезнь, а еще и старость. Но сын, Саймон, был в авторитете, как сказали бы мы. В мое время. В моей стране.

Фрэйзеры и Маккинтоши почти стопроцентно встали под знамена Стюартов, после чего многие проправительственные кланы стали переходить на нашу сторону без боя. Маклеоды, в свое время, поставили под ружье сравнительно большие силы — в поддержку ганноверианцев, и с ними пришлось бороться. Зато Макдональды из Слита, игнорировавшие в сорок пятом призыв Чарльза, сейчас вливались в войско Дональда и Саймона, пусть и небольшими порциями, но начало было положено.

Мы нечасто получали сообщения с севера, но по тем сведениям, что достигали нас, можно было судить — кампания на севере уже почти закончена в нашу пользу.

Тем же самым утром, как только офицер ушел, я услышал грохот артиллерии замка.

— Что это за нахрен? — Повинуясь какой-то генетической привычке, я вжал голову в плечи. Но снаряд улетел куда-то правее наших позиций.

Я выглянул из окопа. К нам тянулись несколько подвод, очевидно со снарядами и порохом. Возможно, с провизией также.

— Едрить твою коляску!! — Ведь говорили же им, возить только по ночам! Я заорал: — Вы идиоты, спрячьтесь куда-нибудь!!!

Сам-то хорош. Куда они там спрячутся, на склоне. Вот сейчас гарнизонные пушкари пристреляются, у них это долго не займет. Но нет, две повозки повернули и начали уходить из пристрелянной зоны, два ядра взрыли землю как раз там, где они только что были. Третьей повезло меньше: чугунный шар переломил ее напополам. Хорошо хоть, не зажег ничего — порох или заряды, только раскидал в стороны людей и лошадей.

Несколько горцев из клана Макдональдов, находившихся при батарее, бросились помогать, пытаясь дотащить груз до нашего окопа.

— Куда?!! Стойте, болваны! Сейчас и вас достанут!!

Ну и конечно… Я оказался прав. На этот раз из замка прилетела бомба по уже пристрелянному месту. Рвануло так, что у меня в голове словно запрыгали гномы с миниатюрными кувалдами, колошматя по стенкам черепа изнутри. Прыгучие такие, собаки… Боезапас, что был в телеге, хоть и не весь, взлетел на воздух.

Когда я отряхнулся от налетевших комьев земли и восстановил слух, мне предстала великолепная картина: раздолбанная в щепки телега, умирающие клансмены и разорванные остатки лошадей.

Черт с лошадьми, несколько шотландцев еще были живы! Пока англичане перезарядятся… Была-не была! Я рванул из окопа с низкого старта. Один из Макдональдов шевелился. И не один даже. Я пригляделся — у самого ближнего ко мне был вырван бок. Не жилец. Метнулся к другому. У него лишь пара ранений, похоже, задело по касательной.

Я подхватил его под руки и уволок в окоп, не обращая внимания на боль в старых шрамах — тех, что прикасались к телу раненого. Выскочил обратно.

Помог бы кто-нибудь, что ли… Нет, артиллерийская прислуга, очевидно напуганная могучим взрывом и последовавшим обстрелом, засела на дне окопа и высовываться не собиралась. Одно дело самому пушку наводить, а другое — когда вокруг тебя взрываются снаряды.

Рядом рванула еще бомба и я распластался на земле. Поднялся на ноги — надеюсь, они еще будут долго перезаряжать — и помчался к раненым. Точнее, к телам, среди которых могли быть раненые.

Еще один горец — совсем молодой парень, со стоном пытался подняться. Явно контузия. Я попробовал помочь ему встать, но он лишь рухнул мешком. Черт, живой же, даже не ранен! Я поддел одну руку ему под колени, другой ухватил за плечи, поднялся, восстановил баланс. И поковылял к нашему укреплению. То есть, я думал, что несусь изо всех сил, но на самом деле, я полз, как покалеченная улитка.

Снаряд, яростно завывая, пролетел прямо надо мной, едва не задев волосы. Во всяком случае, такое ощущение возникло, честное слово.

И я хлопнулся на колени, выронив раненого. Мысленно, я от всей души просил у него прощения. Ну что за бл… Вторая бомба ухнула рядом, на склоне, осыпав нас землей.

Уроды, уйметесь вы там, нет?! Не уймутся, наверно. Мы же как раз напротив ворот, там и у них тоже вся артиллерия сосредоточена. Другого пути подступиться к замку нет, всюду отвесные скалы.

Да что ж такое, неужто я его не вытащу? Он же всего лишь контужен! Я подполз к раненому, подхватил его за торс, просунув руки подмышками и… И собрался утянуть его под защиту наших так называемых фортификаций, как ладони мои… Э-хм, ощутили… Наполнились, ну… Елки, ну да, именно! Вы правильно поняли! У этого шотландца были вторичные половые признаки. А именно — грудь. И не у "этого шотландца", а у этой… Да, небольшой такой шок, специально для тебя, Леша. "Special price for you, my friend!"

Артиллеристы помогли мне спуститься вниз. Уложив спасенного… э-э-э… Наверно, спасенную все-же, на землю, мы осмотрели раны первого шотландца, притащенного мной. Вода нашлась, нашлась и относительно чистая рубашка, в момент изрезанная на бинты.

Англичане, видя, что вся суета вокруг разбитой подводы улеглась, прекратили обстрел. Берегли снаряды, сучьи дети.

Пока первый раненый отдыхал, я присмотрелся ко второму. Внимательно присмотрелся.

Ну так и есть — девчонка.

Вьющиеся светлые волосы, подстриженные с боков и сзади, как у некоторых молодых горцев. Слегка курносый, чуть приплюснутый нос, массивная челюсть — массивная для девушки, зато дающая ей сходство с парнем — и густые брови. Неухоженные, сказал бы я в две тысячи четвертом году, но тут все сходилось. И никаких следов бритости — маскируется под шестнадцатилетнего, никак. Не, ну а что ж, все логично. И последнее — едва заметные выпуклости на груди. То есть, они сейчас стали заметными, а так я бы и не посмотрел. Идет себе какой-то молодой клансмен, ну и пусть себе идет.

Пока я так стоял и размышлял, девушка пришла в себя. Увидев меня, она удивленно уставилась мне в глаза. Я протянул руку, чтобы помочь ей подняться, но руку она оттолкнула и попыталась было даже попятиться, вверх, по брустверу.

Не, ну точно контуженная. В плохом смысле этого слова.

Я выставил руки ладонями вперед, в примиряющем жесте.

— Успокойся. Все нормально. — Какую чушь я несу! И она не понимает, похоже. — Как тебя зовут? Имя твое как?

Она, похоже, вообразила, что попала в плен или еще чего. Только смотрела на меня огромными ярко-синими глазищами, стрельнув взглядом по сторонам пару раз.

Но первый вытащенный мной шотландец что-то хрипло и отрывисто крикнул по-гэльски. Что-то, предназначавшееся девушке.

И она ответила на очень специфическом диалекте английского.

— Меня зовут Морэд. Морэд Макантоир.

— Мэреад, что ли?

— Мэри Макинтайр, — пояснил за нее более-менее понятном английском первый горец. — Сэр, мы плохо знаем английский. Спасибо вам за заботу. Мы хотели бы отправится в свой полк.

— Отдохните здесь. Пока вам лучше не напрягаться…

— Но…

— Не спорьте, я знаю, что говорю. Как стемнеет, так и пойдете.

Пес знает, почему я это сказал. Да не, ясно все, как день, чего тут ловчить. Хотел с девчонкой поболтать, это стопудово. Тут нечего кривляться и лицемерить. Не то, чтоб она мне понравилась… Хотя… Ну не смотрите на меня так!!! Мне сейчас кто угодно понравился бы! После сражений и маршей-то! Была вон одна знакомая… Ага, знаете ее, да, рассказывал уже, так а что толку. Анна осталась на севере. А я ведь по ней скучал немножко. Я вообще влюбчивый, да. Южные гены играют, дедовские. Он у меня ж из Сухуми. Ну ладно, это я уклонился от темы.

Я облокотился на склон окопа рядом с Мэри.

— Как же вас угораздило на войне очутиться-то, леди Мэри?

За нее ответил горец:

— Клан Макинтайр очень пострадал за последние годы. Они разбиты. Многие уходят к Кэмбеллам, другие к аппинским Стюартам и Макдональдам. Вы, сэр, не судите строго…

— Да и нечего тут судить! — вмешалась Мэри. Она вполне сносно владела английским. Шотландец тактично отвернулся. — Кэмпбеллы убили моего отца, а братья погибли, воюя против англичан. Я последняя в семье. А разве может женщина продлить свой род? Нет!! Ее сыновья возьмут фамилию отца…

— Да это ж неважно, какая фамилия… — Я осекся. Да, либерализм въелся. "Неважно" ему. Тут в каждом клане люди наперечет, а я… — Почему же вам не найти мужа из своего клана?

— Потому что моего клана больше нет. Как Ламонтов. Как Макгрегоров. — В ее глазах блеснули капельки слез.

Ну отлично, поболтал с девчонкой. Ма-ла-дец.

Я вздохнул и отвернулся. Ненавижу такие моменты. Да и зачем вообще полез? Какие, нафиг, разговоры, тут вон народ на куски рвет, до болтовни ли?

И вообще, чего геройствовал? Оставил бы их лежать, все равно на нескольких раненых не стали бы тратить ядра, а потом бы и вытащил потихоньку. Да нет, что я несу. Для благородных порывов тоже должно быть место. Хотя и благородства там никакого, это ж элементарная взаимовыручка, естественная вещь, и не только на войне.

— Сэр, а это не вы тогда, в апреле… — услышал я сзади голос. — Это не вы сумели заманить англичан в Инвернесс и… и вас еще пытали?

Опа! И снова я в центре внимания.

— Да, это я.

— И сейчас вы помогли нам. Вы очень мужественный человек.

— Знаешь, Мэри, твои… — ох, я едва не сказал "родственники"! — Твои соратники тоже все мужественные люди. Неизвестно, что тяжелее: один раз решиться рискнуть жизнью или каждый день стоять под пулями.

— Но когда не можешь предсказать, то и не боишься. А если знаешь, какая тебе уготована судьба — разве это не страшнее во много раз?

— Не скажи. Неизвестность страшит не меньше.

Она замолчала и я больше ничего не говорил. Только сидел на ящике от снарядов и думал. Закурить хотелось просто безумно. Бывают такие ситуации, вам знакомо, наверно? Вроде ты и не куришь, а потом что-нибудь случается и организм требует сигарету, прямо-таки на подсознательном уровне.

И с чего я так разволновался? Наверно, оттого, что целую неделю после битвы лежал пластом, а потом еще неделю, если не больше, трясся в обозе. Соскучился по женскому обществу? Ну это само собой.

Девчонкам же вообще свойственно давить на жалость. На жалость к себе или к другим — так оно было всегда и никогда не изменится, наверно. За редкими исключениями. Кстати… Давить на жалость — неплохая идея. Надо бы ее "пролоббировать" у командарма.

Да, я ж вам так и не рассказал, почему я тут. Когда стало известно, что армия уходит на Эдинборо, я уговорил Иана оставить меня при батарее. В походе требуется скорость, а я буду только обузой. Даже на коне. Пусть лучше мое место займет умелый воин. Я-то и палаш в руках держать пока не умею особо — сколькому там научишься за неделю?

Иан, конечно же, долго ворчал, но пошел мне навстречу исключительно из-за моих "прошлых заслуг". А может и потому, что лорд Джордж, услышав наш разговор, что-то сказал командующему Клана Кэттан. И я остался при мортирах, гордо именуемых "нашей артиллерией".

О'Салливан, правда, уверял, что скоро раздобудет нормальные орудия. По крайней мере, такие ходили слухи. Но виновник возникновения слухов отбыл на Эдинборо вместе с принцем и какие там орудия, что с ними, где, когда — осталось загадкой.

Глава 3

Когда начало смеркаться, Мэри, я и раненый горец — он назвался Бреннаном — выбрались из траншеи и, стараясь не привлекать внимание английских часовых в замке, побрели в сторону нашего лагеря. В полумраке я различал фигуры несущих дозор горцев.

Лагерь надвинулся внезапно, словно кто-то приподнял герметичную силовую завесу, как это бывает в фантастических фильмах про будущее. В нос сразу ударили запахи дыма, жареного мяса, нестиранной одежды и еще чего-то горелого. Пришла пора попрощаться с попутчиками.

— Да благословит вас Господь, сэр.

— Пусть сопутствует вам удача и все дороги, на которые вам придется ступить, будут чисты и безопасны, Александр.

— Спасибо вам, и удачи, Мэри, Бреннан… — Я не нашел никаких других слов и просто поклонился на прощание.

Мой путь лежал к лорду Джорджу. Найти его было нетрудно, ибо еще перед началом осады я посвятил его в суть проблемы — беготня и поиски мне уже изрядно поднадоели, да и ему, впрочем, было не до суеты: армия стояла, прикованная к замку, а по поручениям всегда можно было послать ординарца. Теперь он почти всегда находился неподалеку от своей палатки.

И это было хорошо.

Я нашел его у костра, в гордом одиночестве. Страшно подумать, как он изменился по сравнению с тем гордым, холеным аристократом, которого я видел в день нашей первой встречи. Я имею в виду раны и шрамы. А сколько еще под одеждой… Я-то знал, что такое штыковой бой, по рассказам наших ветеранов.

Не то чтоб его нынешняя внешность была мне в новизну, нет; тем не менее всякий раз, когда он поворачивал ко мне лицо, меня передергивало, но не от отвращения, а скорее, от сочувствия, от того, что я представлял, как если б так изрезали и искололи меня… А потом еще вычищали раны. А потом зашивали. Брррр-аааа! Противный спазм где-то между желудком и позвоночником сдавливал меня на долю секунды.

— Ну что у вас там нового, Сэнди?

— Да как сказать… Неужто вы не слышали?

— Слышал, слышал, — он усмехнулся. — Хочу услышать это от тебя.

— Ах, вот так? Тогда слушайте: того дурака, который распорядился подвозить нам боеприпасы при свете дня, следует подвесить за яйца! Люди погибли ни за хрен собачий и…

— Знаю, знаю, — Мюррей устало потер лицо, испещренное шрамами. — Я уже разбирался с этим. Произошло недоразумение. Тот, кто отвечал за это, отправился на юг с армией.

— Ладно. Двух человек мы спасли. Но целая подвода с порохом и снарядами взлетела на воздух.

— Ничего, и не такое случалось, — он жестом пригласил меня сесть на бревно напротив. — Но ведь ты здесь не за этим, если я не ошибаюсь.

— Так точно, Ваше Превосходительство. Не за этим.

— Ну?

— Я полагаю, те орудия, которые пообещал О'Салливан, будут еще нескоро, если будут вообще?

— Разделяю твои сомнения. Но ничего поделать мы не можем. — Лорд досадливо скривился.

— Не можем? Но крепость-то брать надо! Пока англичане не послали против нас новую армию.

— Конечно надо. Это ясно как день. И что дальше?

— Позвольте спросить: пленные английские генералы все еще у нас?

— У нас? Конечно, у нас, куда ж им деться?

— Нет, я имею в виду: здесь ли они или отправлены вместе с армией на Эдинборо, Ваше Превосходительство?

— Они здесь, армия двигается налегке. И не называй меня "Превосходительством". Никто из горцев так не говорит.

— А как?

— Говори просто "Джордж".

— Слушаюсь, сэр. Сэр Джордж, у меня появилась мысль о том, как мы можем взять замок.

— Ну что ж, послушаем. — Мюррей шевельнул бровью, которая была исковеркана шрамом.

— Есть еще один вопрос: где те англичане, которых мы разбили у Перта?

— Там же, где и Камберленд.

— Отлично. Смею предположить, их мундиры все еще при них?

— Кажется, понимаю, куда ты клонишь. Это будет бесчестный поступок.

— Сэр, это не бесчестный поступок, это война! — Я поднялся с бревна в возбуждении. — А честно ли они поступили тогда с Макдональдами в Гленкоу?

— Не буду спорить. Излагай дальше.

Я почесал репу. Перемялся с ноги на ногу.

— Есть ли у вас на примете кто-нибудь, кто может подделать печать и подпись английского короля?

— Ты что имеешь в виду? — Мюррей склонил голову набок.

— Ну… это долго объяснять.

— Не страшно, у нас весь вечер впереди. Давай уже, выкладывай.

На следующее утро вся атольская бригада выстроилась вдоль старой римской дороги. То есть, дорога была не старой, но начало ей положили проклятые империалисты римляне — факт.

С юга по дороге двигалась небольшая процессия всадников в красных мундирах. Передний вез белый флажок, отчаянно треплющийся на шотландском ветру. В стирлингском замке их тоже заметили, зазвучали сигнальные рожки, на стенах сделалось оживленно.

Со стороны шотландского лагеря тоже отделилась процессия, но не торопилась выдвигаться.

Всадники подъехали к воротам и передний, передав флаг одному из спутников, вскинул руку. Через пару минут ворота отворились и из замка выступили англичане, почти целая рота солдат с молодым офицером во главе. Они встретились в ста метрах от ворот.

Всадник, возглавлявший кавалькаду, немного неловко спешился, снял треуголку, уложил в нее перчатки. Поправил парик. Поклонился. Выкрикнул с отчетливым немецким акцентом:

— Майо'г Ма'гкус Кнайсль!

— Полковник Питер Аткинс, — ответил английский офицер, вышедший из крепости. — Что привело вас сюда, майор?

— Послание от Ефо Феличества, ко'голя Гео'га, сэ'г! — отчеканил Кнайсль. Порылся за пазухой, вытянул оттуда свиток. — Нишайше п'гошу меня п'ростить, сэ'г, письмо подпо'гчено. Мы были ф бою с мятешниками по пути сюда и я ут'гатил мою сумку.

— Давайте его сюда. — Аткинс развернул свернутое письмо. По мере прочтения послания его глаза заметно расширились. — Это очень важно! Не согласитесь ли вы и ваши спутники проследовать за мной в замок?

— Никак не могу, сэ'г! Мятешники настояли на том, штопы фст'геча п'гоходила у них на гласах. П'ги их непос'гедстфенном ушастии.

— Но это просто безобразно! — Полковник топнул ногой. — Что они себе позволяют?

— Ф п'готивном слушае, сэ'г, нас сюда не пустили бы фообше, — невозмутимо ответил майор немецкого происхождения.

Аткинс вытянул шею, оглядевшись.

— О каком участии может идти речь, когда я не вижу никого из них? Кроме того сброда вдоль дороги?

— Те'гпение, господин полкофник, они дали сфое слово п'готив моефо. И я сфое слово де'гжу. — Кнайсль гордо выпрямился.

— Нда? Ну подождем.

Ожидание долго не продлилось. Шотландцы появились из-за своих артиллерийских укреплений. Впереди вышагивал лорд Джордж Мюррей, довольно неплохо сохранившийся: многие раны куда-то волшебным образом исчезли. За ним двигался эскорт Макдональдов, все — рослые мощные красавцы. Замыкали процессию подвода с раненым и двое английских пленных под конвоем еще нескольких клансменов. Раненый на телеге был довольно крупного сложения, но выглядел жутковато. Его мундир — изорван в клочья и весь испещрен пятнами засохшей крови, голову окутывали бинты, оставляя свободным лишь рот, один глаз и клок волос.

Все уставились на него, даже Аткинс приоткрыл рот.

Джордж Мюррей, сняв шляпу, поприветствовал англичан легким кивком.

— Итак, лорд, что вы хотите нам предложить?

— Не имею понятия, сэр. Вот этот майор соблаговолил сообщить нам, что состоится обмен пленными — это все, что я знаю.

Присутствующие воззрились на немца. Тот слегка поклонился и ответил:

— Фнофь я долшен поп'госить у фас п'гощения, господин полкофник. Я фск'гыл письмо. Такофы были укасания ма'гшала Вэйда, ф том слушае, если мы будем ф опасности. Поэтому мятешники снают, што именно п'гедлагает Ефо Феличество.

— Будьте вы прокляты! Вы понимаете, на что я иду? Мне приказывают сдать крепость в обмен на жизнь герцога Камберленда?

— Черт дери! — донесся возглас с повозки на безупречном английском. — А вам этого недостаточно? Или моя жизнь для вас ничего не значит? Я и так обгорел в бою, а вы еще торгуетесь!

— Да нет, что вы, сэр… — Аткинс замялся, но быстро взял себя в руки. — Итак, я должен оставить замок в обмен на вашу жизнь. И моим людям гарантируют свободный проход до границы у реки Твид. Хорошо. А эти двое пленных?

— Э, нет, — учтиво наклонил голову Мюррей. — Разве речь шла о них? Как мне кажется, договор касается лишь Его Высочества герцога. Генералы Хаске и Хоули останутся у нас. За них мы рассчитываем получить выкуп. Извините меня за цинизм, но Шотландия не оправилась от ран, нанесенных войной и выкуп, какой бы он ни был, нам не помешает.

— Ну а зачем тогда вы их привели сюда, если вы и так все знаете?

— Исключительно для того, чтобы вы убедились, что мы хорошо обращаемся с пленными и держим слово. Если вы не уверены, что перед вами сам герцог Камберленд, вы можете попросить их удостоверить мои слова.

— Я именно так и сделаю. — Аткинс хотел было подойти ближе, но горцы из конвоя стояли вокруг пленных генералов, словно влитые. — Джентльмены! Этот мятежник не обманывает? Я действительно вижу Его Высочество?

— Да, — подтвердил Хаске. Хоули угрюмо кивнул.

— Я с огромной печалью покидаю вас, джентльмены, — Аткинс надвинул треуголку на голову. — Но я вынужден повиноваться приказу Его Величества. Тешу себя надеждой, что мы скоро встретимся, во главе нашей армии.

— Ну наконец-то вы вняли голосу разума, полковник, — проскрежетал раненый, разметав солому, на которой лежал. — Я уж думал, мне суждено испустить дух в этих диких местах.

Мюррей попрощался неглубоким кивком головы.

— Оставляю подводу с раненым на вас, майор Кнайсль. Полковник, будьте уверены, ни один волос не упадет с головы ваших людей. Мы оповестим все наши посты, лишь только вы покинете замок. И не беспокойтесь насчет пленных — им оказывается наилучший прием, который мы в состоянии предложить, как вы и сами видите.

С этими словами он развернулся и вместе с пленными генералами, ведомыми под конвоем, ушел вниз по дороге.

Аткинс пробормотал какие-то проклятия под нос, велел майору не сводить глаз с раненого и исчез в замке вместе со своей ротой солдат.

Около трех часов мы ждали. Ждали мучительно, каждые пять минут сомневаясь — а вдруг сорвется? Кнайсль — а это был я, как вы уже догадались, мучился особенно. Черт, ну и стоило же мне эта сценка седых волос!

Нет, у нас был запасной вариант. Я не такой, чтобы действовать напропалую, знаете… Макдональды порубили бы солдат и даже если б мы не успели добежать до ворот, еще ночью несколько горцев залезли по западной стене, там, где росли деревья. Пока гарнизон отбивал вход в замок, они могли атаковать с тыла, врукопашную и открыть ворота. Разумеется, атольцы тоже были выстроены вдоль дороги не просто так. Но это запасной вариант. Все еще могло обойтись малой кровью.

Глава 4

Английский гарнизон оказался на удивление мал. Пара сотен человек, не более. Да и то, едва не каждый третий был ранен. Но жалости у меня к ним не возникло. "Так вам и надо, гниды! Вы выполняли свой долг, да? Ну а я — свой."

Я взгромоздился на коня и мы отправились в путь. Последний для многих.

Около сотни солдат двинулись впереди повозки, еще сотня сзади. Повозка с раненым, Аткинс, я и мой эскорт оказались в середине колонны. Солнышко здорово припекало и многие стягивали головные уборы, чтобы вытереть пот. Шеренги атольцев остались далеко позади.

— Майор, скажите, какова ситуация в целом? — обратился ко мне Аткинс.

— Уфы, сэ'г. Я нишефо не могу фам 'гасскасать по йетому пофоду. Мы фидели только пат'гули мятешников. И одна такая фст'геча едфа не стоила нам шисней. Мое садание было лишь достафить фам послание Ефо Феличестфа и посодейстфофать п'ги пе'гегово'гах.

— Да, с этим вы отлично справились, — пробормотал Аткинс с мрачным сарказмом.

Мы приближались к Ливиландскому болоту — месту памятной битвы при Баннокберне. Если это название вам ничего не говорит, то ступайте в библиотеку и возьмите какой-нибудь учебник по истории Британских островов. Объяснять значение этой битвы лично я не собираюсь. Я бы и не смог. Скажу лишь — это легендарное событие для Шотландии и шотландцев, другого такого у них нет. Причем чем дальше, тем больше. Атольцы, в частности, рядовые из бригады, вряд ли могут рассказать что-то о битве при Баннокберне. Но в моем времени об этом событии знают все: ирландцы, шотландцы, англичане.

На пути к развалинам церкви Святого Ниниана, я ловко зашвырнул свою треуголку в телегу с раненым Камберлендом. Аткинс лишь покосился на меня и снова отвернулся.

Я резко остановил своего скакуна и мой конвой сделал то же самое.

— Полковник Аткинс, советую вам немедленно разоружиться и сдаться, иначе я не поручусь за вашу жизнь. — И вытянул из ножен саблю.

— Что-о-о? — Питер Аткинс округлил глаза.

Из высокой болотной травы по краям дороги поднялись клансмены.

— Ах ты ублюдок! Предатель! — заорал один из адъютантов полковника и бросился на меня с поднятым клинком.

Признаюсь, я совсем забыл о его существовании. И едва не поплатился за это, но тут грохнул выстрел и англичанин запрокинулся в седле. Его конь испуганно метнулся прочь от колонны, волоча по болоту тело своего хозяина, застрявшее в стремени ногой.

Лорд Джордж — а это был именно он — сорвал с лица бинты и вскочил на телеге во весь свой огромный рост. Отбросил разряженный пистолет, достал второй и направил его прямо в переносицу Аткинсу.

— Никому не двигаться, твари, или сейчас я разнесу башку вашему командиру!!

Ах, какая фраза! Моя школа!

Многие солдаты начали было снимать ружья с плеч, но горцы, появившиеся с обеих сторон дороги, уже направили на них острия палашей и стволы мушкетов. В хвосте колонны закипела было схватка, но погасла так же быстро. Нескольких англичан, пытавшихся сопротивляться, изрубили на месте.

— Вы… Вы!!! Вы бесчестный ублюдок!! Проклятый слизняк!! Я бы вас голыми руками… — взревел Аткинс.

— Не двигайся, сынок. — Мюррей прижал дуло пистолета ко лбу англичанина. — Напомни мне, когда вы, английские собаки, вели себя честно? Мы сейчас находимся на месте битвы! На месте битвы, которая произошла из-за вашего коварства! Припоминаешь такое?! Ваш король узурпировал власть в нашей стране, вырезал Бервик под корень! А его наследник-мужеложец собирался сделать это со всей страной! Молчи или я сейчас проделаю дыру в твоей голове, да такую, что никто не залатает!

Аткинса разоружил лично я, остальные англичане безропотно сдались. Многие садились прямо на дорогу, обхватывая голову руками.

Мюррей спрыгнул с телеги, стянул с себя ненавистную форму, швырнул ее под ноги.

— Я рад, что все обошлось, Сэнди. Но я никогда не отделаюсь от чувства, что мы поступили подло.

— Сэр, они обошлись бы с нами еще хуже, если б победили тогда, при Каллодене.

— С чего ты взял?

— А помните те письма, которые вы нашли у них в штабе в Инвернессе? Там где они, якобы, перехватили нашего посыльного с вашими приказами? Подделки, которые сделал Камберленд? Где было написано, что вы велели войскам не давать пощады? Они использовали их, чтобы разозлить своих солдат — и если б мы проиграли то сражение, все были бы мертвы: раненые, пленные. Помните?

— Действительно… — Мюррей вытер пот. — Ну и память у тебя.

Он подобрал оба пистолета и присел на обочину, отдышаться. Я не стал мешать. Скинул парик, снял английский камзол, забросил его на телегу и сам уселся на краешке.

Шотландцы — это были Чизэмы* и Макдональды — погнали пленных англичан по дороге обратно к замку.

Лорд Джордж поднялся, походкой смертельно усталого человека подошел к повозке и что-то выудил из-под соломы. А именно, здоровенную баклагу, выдернул пробку. Это явно был алкоголь — запах долетел до меня, я же сидел совсем рядом. Мюррей, без лишних итераций, поднес горлышко ко рту.

Кадык засновал вверх-вниз, как поршень — он пил самогон, словно это была вода. Красивым, утонченным жестом промокнул губы обшлагом "моего" английского мундира, лежавшего на подводе и протянул флягу мне.

Я принял сосуд и только тут обнаружил, что руки дергаются. Да не просто дергаются, а пляшут так, что приспичь мне сейчас набрать номер на мобиле, я бы не попал по кнопкам. Взявшись за баклажку обеими руками, я выхлебал из нее добрую половину, невзирая на страшное жжение в горле. Занюхал пучком соломы.

И меня отпустило.

В стирлингском замке было тесно. Макдональды, Чизэмы и атольцы — все толпились во двориках, многие оккупировали лестницы, ведущие к дворцу и Большому Залу. Английских пленных разместили у дороги в крепость, по наружную сторону стен.

Для вождей специально расчистили небольшой пятачок среди толпы. Некоторые клансмены взобрались на стены, оттуда открывался прекрасный вид. Из подвалов выкатили бочки с элем, нашлось и бренди.

Я и Мюррей прибыли, когда веселье уже началось. Но нас ждали, ждали. При виде лорда Джорджа палаши вылетели из ножен, загремели мушкеты и пистоли, и смешанные лозунги на гэльском распугали птиц, наблюдавших за празднеством с крыш.

Дождавшись, пока присутствующие попритихнут, Мюррей возгласил:

— Сегодня! Мы! Одержали победу! — выждал, дав горцам поликовать, но никто не раскрыл рта. Все слушали. — Победу, пускай не в бою, но победу. Мы добились того, что было так важно!!!

Тут было бы уместно сказать, что его слова, как это принято говорить — потонули в слитном крике шотландцев. Ну да, примерно так и было, только слов в их возгласах я разобрать не мог.

Джордж призвал всех ко вниманию высоко поднятой рукой и клансмены попритихли, эхо отдельных перешептываний разнеслось по закоулкам замка.

— Сегодня мы будем праздновать, а завтра… Завтра нас ждет Его Высочество принц Чарльз под Эдинборо!! Отдыхайте!

Когда горцы, наконец, разбрелись к кострам и выпивке — за пределами замка в большинстве своем, Мюррей вытащил меня вперед и поставил перед вождями. Александр из Струана, престарелый, но, по-своему, красивый мужчина, именно он сыграл роль Джорджа Мюррея сегодня утром. Его заместитель, Дональд Робертсон из Вудшила, Александр Макдонелл Кеппох, могучий, узловатый старик и его приемный сын, Ангус Бан Макдонелл, а также несколько мелких клановых вождей, в том числе, Арчибальд Мензис из Шиана и Джеймс Спалдинг из Гленкирхи — и все уставились на меня.

Муха-бляха! Хотел бы я быть где-нибудь подальше! Ну или не подальше, но вне досягаемости, если вы понимаете… Так неуютно мне не было с того раза, как я впервые увидел Дональда Кэмерона. Эти глаза, елки-палки! Так никто в нашем мире не смотрит! Все сразу прячут взгляд куда-то. А если смотрят — то это шизики, стопудово.

Мюррей, как всегда… Как всегда! Сориентировался первым.

— Этот человек повинен в том, что мы сегодня празднуем победу в замке! — Ай да юморист!

— Ну я только подкинул идею…

— Молчи, Александр. Молчи пока. — Он ткнул в меня пальцем так, что я чуть не отлетел. — Вот! Он! Он привел нас к победе под Крэдлхоллом и под Торнагрэйном. А сегодня он, при помощи хитрого замысла, взял для нас замок, который мы бы не взяли и за месяц!

— Сэр…

— Не мешай! Вот именно его, этого русского я хотел бы почтить сегодня! Его смелость, его преданность, его смышленость!

Ох, как мне было стыдно! Никогда, никогда мне так стыдно не было! Ведь я просто дурак, заброшенный к чертям на рога и рвущийся вон из штанов, чтобы доказать свою лояльность… Хотя нет. На самом деле, я делал то, что делал из любви. Простой и тупой любви к стране, историей которой я проникся всего пару лет назад, читая книги и слушая народную музыку.

— Считаю, что самое малое, что мы можем сделать для него — это отдать ему честь!

Вожди выхватили палаши и над замком разнеслись древние боевые кличи. Я стоял, как громом пораженный. Точнее, молнией. Да к черту эти научные термины. От выкриков горцев, эхом разнесшихся по двору, меня продрал мороз по коже — настолько дико и вместе с тем величаво… Нет, не величаво, а просто воинственно это прозвучало. Я не выдержал и упал на колени, склонился до земли.

— Спасибо вам! Спасибо огромное!

— Александр, — негромко сказал Мюррей. — Есть ли что-то, что мы можем сделать для тебя? Проси и твое желание будет исполнено. Все, что в наших силах…

Я снова почувствовал маленькую ладонь, но на этот раз она прикоснулась не к моей руке, а легла на плечо. "Молодец, делаешь все правильно. Еще один шаг и мне больше не надо будет направлять тебя."

"Но как же так? Я ведь тут совсем чужой?"

"Уже нет. И не будешь. Всего один шаг. Один."

Я поднялся. Коленки тряслись, как заведенные, зубы тоже выбивали нехилый ритм.

— Сэр, я хотел бы стать одним из вас…

— Но как так? Ты же русский?

— Да, я русским и останусь, с этим ничего не поделать. Но я хотел бы стать одним из вас, — повторяюсь опять, да? Знаю за собой такой грех. — Я хотел бы быть одним из клансменов. В клане Макдональд.

— Ты уверен?

— Уверен.

— Ну что ж, это мы можем устроить. — Мюррей жестом подозвал Александра Макдонелла из Кеппоха.

— Александр Макдонелл! Согласитесь ли вы взять этого достойного юношу, этого верного приверженца династии Стюартов и нашего общего соратника и друга, в свои сыновья, даровать ему место под знаменем вашего клана?

— Не просто соглашусь, а почту за честь! — пробасил Кеппох.

— Тогда на колени, Александр!

Кеппох вытащил свой палаш — он сверкнул у меня прямо перед глазами! — и приложил его поочередно к правому плечу, к левому и ко лбу. Поднял меня на ноги и поцеловал в обе щеки и в лоб.

— Нарекаю тебя моим сыном, Алистером! — он обернулся к Мюррею и что-то спросил на гэльском.

— Как твоя фамилия, Александр? — перевел Джордж.

— Хромов.

— Ты отныне будешь называться Кромах.

— Добро пожаловать, Алистер Кромахаш Фэм**, - сказал Кеппох.

Ангус Бан с улыбкой подошел ко мне. Пожал руку.

— Приветствую тебя, названный брат! Будешь ли ты мне братом?

Я даже не сообразил, что он имеет в виду. Сначала. Но потом понял.

— Буду!

Ангус вытащил короткий нож. Махнул головой кому-то из клансменов и тот умчался исполнять поручение. Через пол-минуты вернулся с большой серебряной чашей.

Сын вождя надрезал ладонь, потом проделал то же с моей рукой. Насколько я понял, наши капли крови должны были смешаться в чаше. Ну не глядите так на меня, я был в шоке, елы-палы!

Когда мы накапали крови в чашу, один из горцев подлил туда бренди. Ангус первым отпил из чаши, протянул ее мне. Я отхлебнул и передал ее вождю, моему названному отцу.

Затем мы с Ангусом сплели ладони в пожатии.

— Брат за брата, везде и всегда!

— Брат за брата, везде и всегда!

— Dia's Naomh Aindrea!

— Диаш Нау Андре! — подхватили клансмены боевой клич.

— Бог и Святой Андрей! — выкрикнул я.

Мы с Ангусом обнялись. Кеппох перекрестил нас. Братство было заключено. Теперь оставалась самая малость — не подвести своих.

После церемонии я, как это ни было грубо, рванулся за лордом Джорджем, расталкивая толпу.

— Сэр, а что значит "Кромах"?

— Тебе обязательно это знать? — Мюррей усмехнулся, невидимо, одной стороной рта, но я это заметил.

— Еще как обязательно!

— Хорошо. Но ты сам просил. Это значит "кривоногий". Не обижайся. Один из вождей клана, триста лет назад, звался Алистаир Кротах, "Бородавчатый".

— Во как! — я усмехнулся. — Так весь смех-то в том, что моя фамилия на русском означает что-то типа "хромой".

— Серьезно? Ну тогда тебе не о чем беспокоиться. Кривоногий куда лучше, чем хромой, — Мюррей широко улыбнулся.

— Так вот я именно об этом! А не может быть так, что наши языки происходят из одного? — не отстал я. — Вот ваше это "Клайдем Мор" — "Большой меч", это ж наш меч-кладенец!

— Не знаю, Сэнди. Я думаю, тебе лучше остаться со своими названными братьями. Они будут огорчены твоим отсутствием. А у меня есть дела поважнее.

— А, да. Хорошо. Но помните, сэр, я всегда к вашим услугам!

— Это я не забуду, Алистер.

Негодник, ведь подметил, что у меня ноги не идеальны! Не, ну не настолько, будто сидел двадцать лет на бочке, но выгнуты наружу, от этого никуда не деться. Казацкие гены, наверно. Да лучше уж так, я думаю, чем если бы они у меня были в форме буквы "икс", верно?

* Клан называется "Chisholm" (Na Siosalaich), но произносится "Чизхэм" или "Чизэм".

** "Cromachas Fem" означает "выгнутая голень". Ну а "Cromach" — просто "кривоногий".

Глава 5

Ответив на все вопросы вождей и видя, что они удовлетворены моими ответами, я немножко успокоился. Стоять перед такими представительными людьми, особенно, когда с трудом понимаешь только половину того, что тебе говорят — тут нужны нервы будь здоров, доложу я вам.

Но они прекрасно поняли мое взвинченное состояние и сделали скидку на мое русское происхождение, что касается языка. Получив ответы на самые основные вопросы, касающиеся моей биографии — а я уже свыкся со своей легендой — они оставили меня в покое.

Я выбрался в северный бастион, называемый "Nether Bailey", выбрал солнечное место на стене и уселся на пушку. Озирать окрестности через амбразуру — занятие совершенно неблагодарное, поэтому я решил просто понаблюдать за замком. Отдельные кучки горцев по-прежнему пили пиво, радовались и периодически палили в небо. Ну точь-в-точь, как афганцы, курды и многие другие любят праздновать в наше время.

Над королевским залом реяли два знамени: андреевский крест — флаг Шотландии и якобитский штандарт, красный, в синей окантовке и с надписью "Tandem Triumphans" в середине.

Я вздохнул и отвернулся. На ум почему-то пришли строки старой песни. "Когда мы были на войне…", промурлыкал я под нос.

Когда мы были на войне

Когда мы были на войне,

То каждый думал о своей

Любимой или о жене.

Вот уже второй раз за день мне дико захотелось выкурить сигарету. Не пить, не нарезаться от радости или от тоски по дому. Просто покурить, уйти в себя ненадолго.

"И я бы тоже думать мог…"

Кто-то хлопнул меня по плечу так, что я едва не сверзился с пушки.

Рядом стоял Ангус и улыбался. В зубах он сжимал трубку.

— Грустишь, Алистер?

— Есть немного, — выдавил я сиплым от смущения голосом. Прокашлялся. — Думаю о своем доме.

— Понимаю. Но если тебя одолевают тяжелые мысли, приходи к нам. Твой клан — это твоя семья теперь, помни.

— Я помню. Спасибо.

— А-а-а. — Ангус отвел взгляд. — Переживаешь об оставленной любви?

— Да видишь, Ангус, — я замялся. Можно сказать и "да" и "нет", но зачем? Чего я добьюсь этим, страдалец хренов? Без лишних слов, я указал на его трубку и он, ни секунды не колеблясь, протянул ее мне. Ну как же мне везет сегодня!

Трубку я курил всего пару раз в жизни. Предвидя ваши мысли, поспешу опровергнуть: нет, не с травой. С обычным табаком.

Прикрыв раструб, я затянулся горьким дымом. Вот это дело.

И я бы тоже думать мог

И я бы тоже думать мог.

Когда на трубочку глядел,

На голубой ее дымок.

Вот так мы и пребывали в раздумьях: Ангус, облокотившись на зубец стены и я, сидя на стволе орудия и затягиваясь из трубки.

— Брат, пойдем. — он снова опустил руку мне на плечо. — Завтра нас ждет долгий марш.

— Пойдем.

Лагерь Макдональдов находился немного на отшибе от атольцев. Усталые горцы возвращались из замка, разыскивали своих соратников и рушились замертво. Умеют же люди праздновать.

Ангус, как самый простой рядовой, устроился прямо на земле, недалеко от палатки своего отца. И моего. Приемного. Забывать об этом не стоило. Теперь я — один из огромной семьи, как бы ни сложно было к этому привыкнуть.

В расположении атольцев я, порасспрашивав немного, нашел таки Колла и Йуэна. У первого на лице красовался безобразнейший шрам, Йуэн же заметно припадал на одну ногу. Но самое главное, они оба живы и это уже радость.

Я не виделся с ними со дня сражения при Торнагрэйне — всякий раз прихоть судьбы делала так, чтобы мои старые знакомые и я оказывались на немалом отдалении друг от друга. В те дни, когда мы отдыхали после победы над Камберлендом, атольцы были задействованы в разведочных миссиях у Грампианских гор, к югу от Наирна, в районе Баллиндалоха и Гранттауна, прочесывая долину реки Спей.

Колл искренне обрадовался, увидев меня, не менее искренне заулыбался и Йуэн; они тотчас пригласили меня к трапезе. Отказаться было бы дурным тоном, но и оставлять свой клан тоже не совсем прилично. В итоге, я пошел на компромисс с самим собой: посидел полчаса у костра Стюартов, послушал новости, рассказал кое-что о своих приключениях. От меня не ускользнуло то, что некоторые горцы останавливались поодаль, кивали головами в моем направлении и что-то сообщали друг другу на гэльском. Вот положа руку на сердце, признаюсь: особо стеснительным я никогда не был — иначе б я никогда тут не оказался, ха-ха — но в такие моменты мне хотелось смыться побыстрее. Известность, популярность и слава — это как-то не по мне, точнее, не мое.

Половиной часа наши посиделки не ограничились. Новые и новые горцы подсаживались к костру и принимались донимать меня расспросами, причем на таком английском, который я не осилил бы, проживи я тут лет десять. Да и поздние майские сумерки уже опускались на долину. Пришло время прощаться и возвращаться к своему — к моему! — клану.

Утром, после короткой молитвы, мы выдвинулись на Эдинборо. Дорога, по идее, должна быть очищена — всего два дня назад здесь прошла наша армия под руководством принца. Тем не менее, колонна шла в боевом порядке: Чизэмы впереди, рассыпав по окрестностям разведчиков, за ними атольцы и в хвосте — Макдональды с пленными англичанами — уж те-то знали, что с Макдональдами не забалуешь. Случись нам принять бой, дивизия — это я так выражаюсь — мгновенно разворачивалась лицом на юг, с Атольской бригадой в центре и кланом Дональд на правом крыле. Хотя это было крайне маловероятно, англичан повычистили еще до осады Стирлинга.

Самой большой угрозой являлась армия Уэйда, но по слухам, она еще только формировалась где-то в Йоркшире или даже южнее. Эдинборо и замок, во главе с заместителем губернатора, генералом Джорджем Престоном, оставался нам на поживу. Вот только будет ли нам по зубам такой орех?

В Стирлинге комендантом остался Александр Робертсон из Струана. Стоило больших трудов вытянуть его на восстание вообще, а уж на весеннюю кампанию, после того как он укатил домой в карете разбитого генерала Коупа — ну это просто невероятно. Он и получил место коменданта себе на радость, а отряд Робертсонов возглавил Дональд из Вудшила.

Я шагал бок о бок с Ангусом, моим побратимом. Суровый горец, он, однако, был склонен к разговору и не лишен чувства юмора. За каким-то чертом, меня толкнуло завести с ним разговор о принце и о "деле". "The Cause" — больная точка всего восстания.

— Почему вы сражаетесь за Чарльза Стюарта? — спросил я напрямик.

— Алистер, ты понимаешь сам, о чем говоришь? Это обычно не обсуждается.

— Но все же? — не отстал я.

— Все же? — Ангус понизил голос. — Стюарты есть наши законные короли. Мы жили при них и защищали их. Всегда.

— Да, но ведь с тысяча семьсот девятнадцатого прошло столько времени. Я слышал, что многих людей пришлось… — я помешкал. — Пришлось выгонять на войну под угрозой?

— Пойми, война идет не только за династию. Это хорошая причина, да. Но мы, горцы, всегда были унижаемы и угнетаемы. И не только за то, что мы католики, в то время как население крупных городов и вообще все лоулендеры — протестанты. Мы — никто. Мы были никем еще со времен битвы при Харло и остались никем. Нас ненавидят и боятся. Ненавидят потому что боятся. Монарх из династии Стюартов может исправить это.

— Как он может это исправить? Он ведь всего один человек!

— Это не столь важно. Постепенно, если нам не будут мешать, мы построим города у себя, наладим нормальные взаимоотношения с остальным населением страны. У нас уже есть дороги — проложенные англичанами, правда, но тем лучше — есть и крупные города, Инвернесс, например.

— А как же религия?

— Религия тут вообще никак не препятствует, — Ангус даже театрально закатил глаза и вздохнул. — Протестанты живут рядом с католиками уже не одно столетие и что? Да ничего, никто никому не мешает. Если кому-то нужен конфликт — то это или землевладельцы, или англичане. Я понимаю, ты наслышан о том, что здесь творилось сто лет назад. Но это все делалось ради власти. Ради борьбы за власть, точнее. Уживаться в мире мы вполне можем.

— Одну минуту. Так а разве это не зависит от правящей династии? Ты же сам сказал, что при ганноверской династии вас принимают за варваров?

— Зависит. Пропасть между нами, горцами и лоулендерами пролегла давно. Религиозный раскол только усугубил дело. Но если Стюарты всегда вмешивались в наши дела и подключали клановых вождей к своей политике, то правительство Кромвелля и ганноверцы расценивают нас, как дикарей. Пойми, религиозным распрям, если они имеют место быть, уделяют значение лишь англичане. И на этом основании заставляют нас убивать друг друга. Религия — всего лишь видимая причина, повод. Если угодно, знамя, под которым можно выступать якобы для благой цели и которое оправдывает все.

Я помолчал, переваривая услышанное.

— Не доверяй клерикам, брат. Они набьют тебе уши сахаром, а потом пошлют тебя умирать непонятно за что.

Какое-то время мы шли в молчании. Потом я не выдержал:

— Ангус, а что ты думаешь о принце?

— Что я думаю? — Ангус хохотнул. — Да я не думаю о нем вообще.

— То есть как? — я внимательно вгляделся в его лицо, уж не думает ли он, что..? — Я понимаю, ты с ним лично незнаком, но все же?

— Скажу тебе по секрету, брат: он и есть как раз тот, за кого стоит сражаться и проливать кровь.

— Ты это серьезно?

— Конечно. Мы вышли на восстание ради него и ради него же мы умрем, если надо. Или посадим на трон. — Ангус горделиво вздернул нос.

Я посмотрел на него с опаской.

— А если он не оправдает нашего доверия — зашьем его в мешок и скинем в залив.

Мне захотелось гомерически заржать, но я сдержался. Лишь только хлопнул Ангуса по плечу, ухмыльнувшись.

— Не стоит смеяться. Весь прошлый год и до самой победы у Торнагрэйна дела шли ни шатко, ни валко, и люди это ощущали. И я это ощущал. Все ждали скорой развязки, трагичной развязки. И я ждал. Но развязка вышла в нашу пользу. Благодаря и тебе, как говорят люди. Но самое главное — это то, что мы увидели победу наяву. После Проклятого Кромвеля, после казни Монтроуза, после гибели Клэйверхауса, поражения в пятнадцатом году и в девятнадцатом, никто не верил в то, что можно бороться на равных с Англией. А теперь мы чувствуем, что можем победить, понимаешь? Никакой принц нам не поможет и не помешает. Времена романтизма прошли, сейчас все по-другому. Сейчас все зависит только от нас. А если народ верит в себя — он непобедим.

Такой проникновенной речи я не ожидал от горца, пусть даже приемного сына вождя. Со мной шагал настоящий политик, невероятно умный, осведомленный, мыслящий. От такого я даже ужаснулся — ребята, а зачем вам я? Когда у вас такие кадры?

У деревушки Ларберт, немного не доходя до Фалкирка, объявили привал. Мне пришлось растормошить Ангуса, чтобы потренироваться в фехтовании.

А, да, совсем забыл — теперь мое правое плечо приятно оттягивал ремень с ножнами. В которых сидел самый настоящий палаш. Дорогущее оружие, в самом деле. Если бы не снабжение из Франции и Испании, с палашами бы ходили не более одной пятой части горцев. Остальным бы улыбнулось побегать с вилами, косами и топорами. Да впрочем и таких тоже я видел.

Мой палаш, который мне вручили утром, перед началом похода, принадлежал кому-то из погибших ранее. Хоть я и атеист, но меня предупредили, чтобы я обращался с ним аккуратно, бережно и… "И ты зря лыбишься, Алексей. У оружия есть душа, как бы ты не хорохорился со своим атеизмом", — прозвучал голос у меня в голове.

Вдогонку к палашу мне досталась сумочка с необходимыми вещами, типа жира для смазки, оселком и куском ветоши. Такие сумки шотландцы в наше время обычно носят на причинном месте, ну вы видели, да? При парадном костюме. Видели? Тут были похожие, только их носили на боку.

Ангуса удалось расшевелить с большим трудом. Сам он не желал ничего делать, лишь отдыхать с дороги. У меня же наоборот, энергия перла только в путь, сам не знаю откуда.

Первые удары он лениво отбил. Потом, видимо раскочегарившись, скользящим блоком отклонил мой палаш, неуловимым движением перехватил меня за руку, одновременно приложив лезвие своего меча к моей груди.

— Не так уж и плохо, — обронил он, отходя на исходную позицию. — Но не теряй концентрацию. Она тебе понадобится, если ты встретишь соперника, вооруженного саблей или шпагой.

— Ага, понял, — у меня в голове снова пронеслись кадры из "Роб Роя", где Тим Рот великолепно нырял и уходил от ударов палаша.

Уроки Иана не прошли даром — хотел бы я знать, что с ним сейчас? Я довольно уверенно парировал атаки Ангуса и не поддавался на его уловки, хотя он все же успел задеть меня по руке пару раз.

— Недурно, Алистер, недурно. Тебе следует поднабраться силы, чтобы палаш в твоей руке двигался быстрее.

— Ну прости, Ангус. Мы, русские, более привычны к топору.

Мы засмеялись.

— Ладно, брат, ты уже много понимаешь в деле фехтования, надо лишь побольше практики. Теперь отдыхаем. У нас впереди еще много миль.

Ночевать мы остановились у моста, неподалеку от Линлитгоу.

Глава 6

Рано утром колонна миновала Линлитгоу. Там мы встретили наши конные патрули.

Эдинборо не был занят нашей армией — хоть на это у принца хватило ума, хотя представляю себе, как ему, должно быть, невмоготу уже короноваться в Холирудском дворце. Зато у кого-то из командующих армией достало здравого смысла стребовать с города контрибуцию провизией и блокировать замок. Также нам сообщили, что несколько рот английской пехоты, милиции и драгунов сдались без боя. Почти все рекруты завербованы здесь, в Шотландии, поэтому при появлении превосходящих сил, да еще и ведомых законным монархом, они без колебаний переходили на сторону сильнейшего.

Проблема была в том, чтобы удержать их, склонить на свою сторону, чтобы — навеки и до смерти. Но это и в самом деле проблема. Испокон веков шотландцы разделены. Если не считать Порубежье, англичане и дружественные им силы вербовали солдат в окрестностях Глазго, Эдинборо, Абердина. Ну, скажем, не испокон веков — все же Уоллес и Брюс набирали войска именно здесь в Лоуленде. Но последние пару сотен лет горы и низины живут отдельно друг от друга. Вот если бы консолидировать все области в одно государство с единым патриотическим чувством, какое присуще шотландцам двадцатого и двадцать первого века… Ах, да, если бы, если бы…

Такой процесс займет не одно столетие. Конечно, можно форсированно провести коллективизацию — но это ж смешно, сами понимаете. Смешно, но делать что-то надо, чтобы у нас появился хоть шанс на победу в долгосрочной войне.

После полудня мы прибыли к Эдинборо. Шел третий день осады. О'Салливан так и не сподобился раздобыть обещанную артиллерию — что неудивительно, брать пушки было негде. Но нас встретили криками ликования, как и вести о взятии Стирлинга.

С Эдинборо, правда, такие уловки не прокатят. Престон — старый тертый вояка, его не возьмешь актерской игрой.

Более того, до нас дошли слухи, что принц вполне может погнать войско на открытый штурм, если не найдется других вариантов. И при этом сам возглавит атакующих. Черт, а я-то начал было подозревать в нем мало-мальские способности к рациональному мышлению.

Вообще, шотландские замки — это какая-то напасть, честное слово. Все отстроено на скалах, огромные высоченные стены, башни, бастионы, словно кто-то из планировщиков гигантоманией страдал. Такое брать без артиллерии — нереально, только народу положишь кучу, и без толку.

Но брать-то надо, надо. И как можно скорее, пока великие мира сего не наломали дров и пока — что важно — англичане не выдвинулись на помощь.

Войска разместились на окраинах Эдинборо. Макдональды нашли своих сородичей — Кланранальд, Гленгарри и Гленкоу, разбивших лагерь к югу от города, ввиду замка.

Дав роздых ногам, уставшим после марша, я отправился осматривать замок. Ангус, не оставлявший меня последние сутки, остался отдыхать в лагере.

Я прогулялся вокруг замка. Да, положение аховое — скала в форме капли, вытянутая с востока расширяющимся концом на запад и чуток загнутая на север. Точь-в-точь как Стирлинг по форме. Штурмовать можно только с ворот, под шквальным обстрелом с башен и господствующей над местностью батареи Полумесяца. Положим половину армии, даже если ворота выбить предварительно. Что будет тяжеловато, без артиллерии-то.

А если и была бы артиллерия, что толку? Такие бастионы, наверно, неделю расстреливать придется. И то, если б они на ровном месте стояли. А они ж на скале.

Скалы, скалы — беда с ними просто. Хотя, не такие уж они и неприступные, если приглядеться. Неприступных крепостей нет, как говорилось. А осел, нагруженный золотом, возьмет любую, так тоже говаривал кто-то. Вот только с золотом у нас не очень. Зато есть Камберленд и генералы. Правда, слухи о нашей выходке под Стирлингом могли просочиться. Очень я сомневаюсь в этом, конечно, но все же могли, могли. Да и Престон не сдаст замок. Не сдаст. Уж больно он важен. И англичане могут подойти на выручку уже скоро.

Можно начать резать пленных по кусочкам ввиду у гарнизона. Но нет, Мюррей на такое не пойдет. И принц не пойдет, тем более. Этак мы себя зарекомендуем совсем уж чудовищами. Мало того, что не сдержали обещания перед комендантом Стирлинга, так еще и живодерстововать? Не, война есть война, это само собой, но все же переходить определенные границы не стоит.

Нагулялся я по самое не хочу, запомнил несколько мест, где скалы спускались вполне себе благопристойными уступами. Там и скалолазом быть не надо, ставь себе руку-ногу, руку-ногу, и всего делов. Теперь бы еще выяснить, какие планы у командования, что они там напридумывали. Я-то человек маленький.

— Алистер! — раздался сбоку свистящий шепот.

— Что? — я ответил, не оборачиваясь.

— Нам надо правее, намного правее! — сказал голос, налегая на твердые рычащие "р".

Не ответив ничего, я стал передвигаться в указанном направлении.

Я полз по скале, медленно, осторожно, распластавшись. Словно паук, подбирающийся к запутавшемуся в паутине шмелю. Сумка с бомбами, точнее, гранатами, подпрыгивала и стукала меня по пятой точке всякий раз, когда я подтягивался рывком. Надоедливая штука. Зато палаш я привязал за спиной и он не мешал.

За мной карабкались добровольцы из Макдональдов и Маклинов. Еще несколько наиболее опытных скалолазов лезли впереди. Их задача была подсказывать остальным, куда ставить ногу и за что хвататься. Луна светила нам в спины, но этого было маловато. Впрочем, и скала была не такой уж отвесной. Обычная скала. Непростая, да. Но никто ж не говорил, что будет легко.

Весь вчерашний день я потратил на разговоры — ох, и достало меня это! Сначала Ангус начал глубокомысленно выказывать сомнения, затем Мюррей полностью раскритиковал мой план. Но не отверг, однако же.

Потом подключились Йуэн Макферсон, Ранальд, Кеппох и вождь Маклинов из Дриммина. Принца, к счастью, не пригласили и очень правильно сделали — нехай себе тешит самолюбие планами о коронации. Зато подошли Иан Мор Макгилливрэй и командиры атольцев. Пришлось рассказать им всем о плане в доступном виде. Напомнить о том, как был взят Гибралтар. Кучка матросов залезла по скале и подняла над крепостью флаг, пока гарнизон был на молитве. И испанцы сдались. Удивительно, что делает с людьми время. Пару веков назад испанцы разгоняли миллионные толпы индейцев исключительно силой духа и смекалкой. Ну и обманом, конечно, тоже. Не хвалю их за это, но факт есть факт. После разгрома Армады и господства англичан на морях в Вест-Индии, Испания стала какой-то, блин, Чехией, что ли. Вялой, неспособной ни на что, исчерпав человеческие ресурсы.

По одной книге детства вспомнилось, что Сашко Филлипыч Македонский подобным образом взял горную крепость где-то в Афганистане. Ну или в Бактрии, или как там оно называлось-то в те времена… и известен он там под именем Искандер Зуль-Карнайн. Но это я так, к слову.

Что случилось дважды — может произойти и трижды. Закономерность это называется.

Вот только мне что-то не верилось, что гарнизон сложит оружие, увидев якобитский флаг над одной из башен. Поэтому был проработан вариант на случай неудачи — а именно, пороховой погреб. По свидетельствам немногих, кому доводилось бывать в Эдинборо, он находился в подвалах у южной стены, как раз за Большим Холлом.

Ночью в замке очень легко запутаться среди различных переходов, эстакад, лесенок, поэтому мы допросили нескольких пленных англичан. По отдельности, разумеется. Они подтвердили наши предположения.

Ну и… Ну и я вызвался добровольцем. Дональд Робертсон серьезно нахмурился, Иан воздел к небу руки в немом жесте, Макферсон осуждающе покрутил головой, Мюррей разразился довольно негативной тирадой. Лишь Ангус и мой названный отец не произнесли ни слова, хотя старший Кеппох отвел взгляд в сторону.

— Не нужно, Алистер. Еще успеешь показать свою удаль. У нас есть опытные воины, кто всю жизнь проходил по горам, пусть они этим занимаются. Это замок не есть наша конечная цель.

— Конечно нет. Вот и я удивляюсь, ради чего мы тут застряли? Давайте просто коронуем принца в Холируде и все!

Собравшиеся переглянулись. Иан сказал:

— Не знаю, будет ли это сюрпризом для тебя, но принц пришел сюда не за короной. Его желание — короновать своего отца, Джеймса.

От так вот! Ну что ж, лучше позже, лучше позже…

— И для этого вы шли на Лондон год назад?

— Не совсем так. Тогда вся наша надежда была на французов, — взял слово Ангус. — Окажись мы в Лондоне, можно было бы рассчитывать на скорую высадку французской армии. Да и на поддержку всего католического населения Англии.

— Тогда это полностью меняет дело. Когда нам грозит новая армия Уэйда, нельзя оставлять в тылу замок. Тем более, как я слышал, гарнизон силен, там укрылись остатки немецких наемников. И они могут в любой момент ударить нам в спину. Ведь так?

— Это правда, — Ангус кивнул.

— Ну вот. А если мы взорвем их запасы пороха, то они окажутся безоружны.

— Брат, я уважаю твою решительность, но даже если ты взорвешь их погреба, как ты выберешься оттуда? Одно дело — встретить врага в бою, где ты сам решаешь свою судьбу. И рядом стоят твои братья. Другое дело — когда ты будешь сидеть в этом замке, как в западне, если вообще уцелеешь после взрыва. Что ты станешь делать? Прыгнешь со стены, словно кот?

— Видите ли… — я прокашлялся в кулак. И вспомнил слова Роба. — Вы все водили людей в бой, все рисковали жизнью. Бросались в атаку на ряды красных мундиров, на пули. И не думали о риске. Так почему мне отказано в праве проявить себя, пусть и с риском для жизни?

Лорд Джордж тем временем подошел ко мне ближе:

— Вот зачем тебе это надо? Ты уже и так сделал все, что в твоих силах, а именно — дал нам идею. Зачем тебе идти на риск? Ты отменный боец? Или скалолаз? Или что..? У тебя есть что-то, чего нет у других?

— Да, есть. Вот, смотри, — с этими словами я выхватил из кармана зажигалку и ткнул ей чуть не под нос Мюррею.

— Узнаю. Одна из твоих вещиц. Что это?

— Это кремневый замок, — перевел я на доступный язык. И чиркнул колесиком. Вокруг сразу стало как-то тихо, хоть я и глядел в глаза Джорджу, но понял, что все взгляды сфокусированы на мне. Для убедительности высек огонь еще несколько раз. — Если нужно запалить шнур для гранаты или пороховой бочки, удобнее такой шутки не сыскать.

— Запалить шнур можно и от фитиля… — неуверенно сказал Йуэн Макферсон.

— Верно. Но кто потащит с собой тлеющий фитиль ночью, по скалам? И будет карабкаться с ним через стену? И потом красться по замку?

Помолчали.

Мюррей поскреб отросшую щетину. Сказал:

— Друг, доныне ты ни разу не подвел нас. Хоть я в тебе и сомневался поначалу. Пожалуй, ты сам вправе решать свою судьбу и не мне тебя удерживать. Однако знай, эта авантюра приведет тебя к гибели, скорее всего. Но я буду за тебя молиться.

Подошел Ангус. Промолвил:

— Я с тобой.

— Нет, Ангус.

— Ты обижаешь меня, брат.

— Нет, Ангус. Как старший из нас двоих, я прика… Нет, прости! — я положил руку ему на плечо. — Если со мной что-то случится, ты должен жить и помогать нашему отцу.

— Но я выбираю — быть рядом с тобой!

— Ангус, нет. Я не пущу тебя. Или тебе придется убить меня.

— Я понял, брат. Иди. Храни тебя Господь.

И вот я лезу по скале, с тремя десятками добровольцев. И у меня есть запасной план. О котором знаю только я.

Юго-западный склон был не особо крут, за несколько минут мы добрались до невысокой стены, защищавшей ровный кусочек плато за пределами самого замка. Я бы назвал эту стенку палисадом, но официальное название ей — куртина, если не вру. И удача! Она не охранялась! В самом замке горели факелы, а на куртине — ни души. Тем лучше.

Поднявшись чуть выше — и севернее — мы нашли место, которое я приметил еще двумя днями ранее. От скалы и до гребня стены здесь было два человеческих роста, ну может, чуть более.

Сразу же двое горцев прислонились к стене, им на плечи вскарабкался еще один, а довершил конструкцию четвертый, опустившийся на колени рядом с первыми двумя.

Один из диверсантов, сухощавый, жилистый малый, вскочил на спину своему товарищу, упер ногу в сплетение рук того клансмена, что стоял на плечах двух других. И одним махом оказался на стене.

Мы ждали недолго. Его голова вскоре показалась над кромкой стены и хриплый шепот возвестил о том, что все спокойно. Когда на куртине оказались трое бойцов, живая пирамида распалась. Взамен сверху спустили веревку и все мы, подтягиваясь, и будучи подтягиваемы, взобрались наверх.

Несколько горцев тенями ускользнули по стене на восток — наблюдать за замком. Остальная группа, вытянувшись "ручейком", последовала за ними. Дверь, ведущая с куртины в замковую башенку оказалась заперта. Да, вот уж сюрприз.

Нам пришлось спуститься на землю, точнее, на скалу и исследовать саму замковую стену. Здесь мы уже передвигались медленно и плавно. Скрипни ремень или звякни ножны — все, каюк. Даже если мы сможем уйти, гарнизон усилит внимание и нам не придется рассчитывать на повторную диверсию.

Рядом с одной из башенок мы остановились. Шотландцы переговорили между собой шепотом, указывая руками наверх. С замковой стены доносился топот часового, то приближаясь, то вновь затихая.

Мы затаились в тени, скучившись. Над моим ухом прерывисто дышал кто-то из горцев. До смены оставалось совсем немного.

Лишь только до нас донесся грохот каблуков и голоса, свидетельствующие о проходе караула, как двое горцев вскочили и вскинули луки.

Глава 7

Вверх взлетели тяжелые, окованные железом стрелы с "кошками" — якореобразными крюками, сопровождаемые колышущимися хвостами веревок. И снова удача — оба зацепились за камни, легонько лязгнув.

Некоторое время мы выжидали. Заметят или нет?

Нет.

Часовой, пройдясь к нашему отрезку стены, развернулся и его шаги стали удаляться.

Я обернулся. Свет луны падал на нас сбоку и я смог разглядеть блестящие глаза соратников. Мы ведь шли на смерть. Подрыв порохового запаса, скорее всего, означал не только страшные разрушения в замке, но и нашу гибель тоже. И хоть бы кто сморгнул, стушевался. Нет.

В памяти почему-то всплыла строфа из песни. Песни из моего времени, совсем еще свежей.

Ну вот и танки в поле, и тут мне стало страшно,

Ведь жизнь кончалась этой высотой.

Но только вдруг я понял, что жизнь — не так уж важно,

А важно — то, что сзади, за тобой.

Да, шотландцы — они такие. И не потому, что жизнь их настолько плоха. Просто они привыкли жертвовать собой ради своего народа, ради своего клана и ради законного монарха. Ах, если бы только мои соотечественники видели это.

Ведь у нас не только жизнь — какое там нафиг "жизнь" — у нас вряд ли найдется один из десяти, кто сможет променять личный комфорт на ту пользу, которую он может, или мог бы принести, а уж если оно связано с риском для жизни! Ну-у-у, это все, это сразу: "мне семью надо кормить, надо содержать родителей, бабушку-дедушку, тещу, собачку…"

У этих горцев, я уверен, тоже остались семьи и родня в Баденохе и на острове Скай. Но они не задумались ни на секунду, вызвавшись добровольцами. Как же это происходит такое нечто, при котором в голове у человека врубается понимание: "я — не столь важен, важно достичь цели, важно сделать так, чтобы жили потомки и клан"? Откуда оно берется?

Двое ловкачей, отбросив луки, приступили к восхождению. Я слабо видел их, но все равно, не смог не восхититься физической силой этих людей — держась за веревку руками, они взмыли вверх по стене, словно занимались этим всю жизнь. Хотя… Может и занимались? Впрочем, стена была не так уж высока в этом месте, да и клансмены, вышедшие на эту, с вашего позволения, операцию, скинули свои пледы в лагере, оставшись в одних рубашках, чтобы не стеснять движения.

Все мы — тридцать человек, бесшумно перетекли к подножию стены, к веревкам. Двое наших "альпинистов", насколько я понял, затаились между зубцов стены.

Шаги часового зазвучали в ночной тишине — он возвращался. Зря он это делал. Как только шаги приблизились, послышались возня и предсмертное хрипение, а вслед за ними — тихий посвист. Мы бросились к свисающим концам веревок.

На стене отцепили кошки и придерживали веревки вручную. Горцы поднимались, перебирая ногами по стене и подтягиваясь руками. Экстремалы, блин. Я так не мог. Я сжимал канат руками и лодыжками, буквально ползя по нему, раскачиваясь и иногда стукаясь о стену всем телом.

В один момент я было подумал, что больше не сдюжу. Ну что делать, в двадцать первом веке наши мышцы не приспособлены к весу собственного тела. Беда, беда.

Шотландец, начавший карабкаться синхронно со мной, по второй веревке, уже исчез между зубцов стены, а я все полз. Или думал, что полз. На деле, я продвигался, наверно, на несколько сантиметров каждым рывком. Едрить твою коляску! А еще собрался воевать! В диверсанты устроился! Му… Мудрило!

Думал, что в хорошей форме ведь, а в реальности что? Неделю отлеживался, неделю сидел в седле, под Стирлингом сидел, опять же, в окопе. Баран, какой баран! Ведь предупреждали, но не-е-е! Все, боги, небоги, полубоги, сиды и кто еще там есть, вы свидетели: если выживу — никаких акций больше. Буду восседать в шатре, положив ноги на барабан и покуривать трубку. Ну и иногда гонять адъютантов с приказами. И все…

Рука просунулась меж зубцов стены и словила меня за камзол. Я вцепился в своего благодетеля одной рукой, не выпуская веревки. И меня втянули на стену.

— Алистер, ты, никак? — раздался знакомый шепот.

— Ну конечно я. Не шуми. Давай, дуй на восток по стене, надо добраться к Большому Холлу. Там где-то рядом — погреба.

— Сейчас. Займи мое место, помоги остальным подняться, — шотландец передал мне веревку, окликнул остальных и они резво рванули по гребню, мимо казарм новой постройки.

Я передоверил канат еще одному горцу и побежал за первой группой, по стене на восток.

И тут что-то случилось. Что-то пошло не так. Something went wrong — стукнуло мне в мозг. Ну я уже привык не только говорить, но и думать на английском. Слишком долго нам везло, лимит удачи исчерпался, не иначе.

Сменные караульщики не ушли, а возвращались обратно. Нас заметили, еще издалека. Возгласы и команды разнеслись по внутреннему дворику.

Что произошло с оставшимися горцами, которые залезали на стену, я так и не понял. Поворот скрыл обзор. Но, видимо, англичане появились с противоположной стороны и сбросили нескольких человек со стены, судя по жутким крикам, раздавшимся у меня за спиной.

Впереди несколько клансменов — наш авангард — сцепились с караульной командой. То есть, "сцепились" — не тот термин. Наши перебили англичан за насколько секунд и бросились к башенке, откуда появились дозорные. Я же и еще двое-трое горцев, всполошенные тем, что творилось сзади, промешкали, остановившись на стене, на пол-пути.

Внизу, во дворике, застучали мушкеты и вверх выплыла туча дыма, утягиваясь на восток под порывами ветерка.

Ее я, впрочем, не увидел, точнее, не обратил внимания. Что-то двинуло меня в плечо, да так, что я отлетел к зубцам стены, грохотнув об пол сумкой со снарядами. И только сползя на пол, почувствовал страшную боль в руке, равно как и мокрую, липкую пакость, мгновенно заполнившую левый рукав.

Горцу, находившемуся в полдюжине шагов от меня, повезло куда меньше: он упал со стены мертвым, даже не охнув.

Я попробовал подняться, по привычке опираясь на левую руку. И чуть не лишился чувств от… А-а-а-а!!!!! Нет, все! Решено: если выживу — заделаюсь штабистом. Ибо это уже слишком.

С другого конца стены, откуда мы и пришли, появились англичане. В темноте сложно разобрать, кто есть кто, но треуголки на головах и сверкающие штыки не оставляли никаких сомнений. Значит, вся оставшаяся позади группа перебита или отрезана. Хотя даже если отрезана, все одно, помочь нам уже не смогут. Вот дьявольщина.

Англичане приблизились быстро, неестественно быстро. Или это я сомлел? Нет времени выяснять.

Подтянув ремень от ножен, я потащил палаш из-за спины. Первый англичанин, похоже, принял меня за убитого или тяжело раненого. Он был, в общем-то, прав, но за свою беспечность поплатился, ибо я вздернул свою тушу на ноги и въехал в него плечом, как обычно толкаются защитники в футболе.

Солдат лишь коротко вскрикнул на вдохе и полетел в замковый дворик, головой вниз. Что с ним дальше было — размышлять недосуг.

В метре от меня блеснуло острие штыка. Я отклонил его палашом и рубанул обратно, по сути даже не видя своего противника. Да и он оказался явно не новобранцем — палаш пробороздил пустоту.

Слева, вдоль зубцов стены проскочил еще один, замахиваясь на меня. Я отступил, уходя с линии атаки и ударил по руке англичанина, как на тренировке. Тот взвыл и повалился, но через него перепрыгнул очередной солдат. Одновременно с этим, первый, опытный противник, ужалил штыком. Я успел отодвинуться, но недостаточно — штык "на излете" вспорол штанину и кожу на бедре. Стиснув зубы, я попытался отступить еще на несколько шагов, но запутался в собственных ногах и потерял равновесие…

Страшный вопль высоким тенором вклинился в звуки схватки.

— КРУ-А-ХАААН!!!!!

Бам!!

Налетевшая сзади тень одним мощным толчком сшибла с ног английского солдата. Второй, тот, что "опытный", развернулся к невесть откуда взявшемуся подкреплению, но тут же ему в лицо врезалось лезвие меча, да так, что брызги разлетелись, окропив и меня в том числе…

Черти полосатые, "Круахан" — это же клич клана Кэмпбелл, проанглийских предателей, разъедрить! Это все, что я успел подумать. Но заодно я успел и вспомнить, что, как ни странно, аналогичный клич был у клана Макинтайр.

Макинтайр???

Этого не может быть!

— Мэри, ты как тут…?

— Вставай, бежим отсюда! — она бросилась к башне. Вот такие они вот, женщины.

Я с трудом приподнялся. Мэри мгновенно вернулась и подхватила меня, не дав снова упасть. Окей, беру свои слова обратно.

Из дворика раздались команды: "Aim!" Я схапал Мэри за плед — она одна из всех отличалась наличием верхнего одеяния поверх рубахи — и опрокинулся на спину. Она упала прямо на меня. Да, романтика! О зубцы стены защелкали пули.

Пока внизу солдаты перезаряжали, мы поднялись и бросились в башню со всех ног. Там уже ждали четверо горцев, "авангард".

— Здесь мы находиться не сможем, дверь слабовата, — сразу обратился ко мне один шотландец. — Внизу тоже есть проход, оттуда могут атаковать. Эту башню мы не удержим.

— Так чего тянем тогда? Бегом, к погребам!

Цели мы, разумеется, не достигли. Англичане сновали уже повсюду, словно муравьи в растревоженном муравейнике. Пришлось укрыться в здании тюрьмы. Большой Холл и замковые подземелья находились в нескольких шагах от нас. Но блин, сделать эти несколько шагов — означало самоубиться.

Тюрьма оказалась хороша тем, что тут был только один выход. Я устроился напротив двери, усадив рядом Мэри, в роли заряжающего. Бомбы пригодились бы, но… Но нет, иначе мы погребем сами себя под развалинами.

Остальных я распределил по сторонам здания. Двух на северные окна, по одному на восток и на запад. Чтоб эти краснопузые мартышки не лезли, я приказал стрелять, но стрелять на совесть, наверняка, чтоб каждое неосторожное движение стоило им жизней. У нас имелись захваченные ружья и запас зарядов, снятый с англичан, убитых непосредственно перед тем, как мы сюда ворвались — успех. А вот в целом, успехом эту операцию не назовешь.

Под моим руководством Мэри промыла рану. Пуля пробила мякоть и ушла навылет, к счастью. Тем не менее, я приказал ей наложить жгут под самым плечом. Так-то оно надежнее, нечего кровянить тут. Хрен с ним, с ранением, главное — чтоб правая рука фунциклировала.

Вот здорово-то! Теперь, если выживу, буду не только кривоногий, но и криворукий. Если выживу.

Воспользовавшись передышкой, я глянул в глаза воинственной девчонке.

— Ты за каким вообще… Зачем ты здесь?

— Как зачем? Мы на войне, Алистер. Война есть война. — пожала плечами Мэри. — Что ж мне еще оставалось? Размахивать флагом и поддерживать наших криками?

— Нет, но… Но зачем ты влезла в штурмовую группу?

— Затем. Повторяю тебе: война идет. А раз уж я пришла в армию, чтобы воевать, то я должна воевать. И вообще, лучше бы сказал спасибо, за то что я спасла от тех солдат.

— "Спасла"? — я охнул и схватился за поврежденную ногу. — Ну да, пожалуй, что так. Спасибо тебе.

— Пожалуйста. Ты нас вытащил из-под обстрела, так что… Услуга за услугу.

— Ну ничего себе! А если б не вытащил, то ты бы мне не помогла в этот раз?

— Да что вы, русские, такие тонкокожие? — Мэри осклабилась и легонько похлопала меня по здоровому плечу. — Помогла бы, конечно. У меня свои счеты с краснокафтанниками.

Наш разговор оборвал вскрик одного из горцев, оповещавший об опасности. Лишь только рассвело, англичане атаковали. Понимали, паскуды, что противостоящих им мало; надеялись уничтожить нас одним натиском.

У стрелков на окнах появилась масса работы. Дверь перед нами тоже задребезжала от ударов, и, не выдержав, рухнула внутрь.

Первого солдата я свалил выстрелом из пистолета, разрядил второй в следующего. Третий поймал пулю, выпущенную Мэри из трофейного мушкета. Все.

Мы похватали палаши и рванулись к двери. Ну то есть, Мэри рванулась, а я допрыгал следом.

Чей-то штык уже летел ей в живот, но я отбил его в последний момент и девушка свалила солдата колющим ударом. Судя по возгласам, за дверью толпился десяток-другой, не меньше.

Когда упал пятый нападавший, англичане перестали лезть. Подвох какой-то. Ну точно. Я оттолкнул Мэри в сторону и сам отступил назад, уйдя из дверного проема. Тут же снаружи загрохотало и внутрь влетели пули, кроша в щепки деревянную мебель.

Махнув пару раз палашом для острастки, я нащупал в сумке бомбу. Длиннющий фитиль, рассчитанный на то, чтоб успеть удрать подальше при подрыве порохового погреба… Черт с ним, не помешает, просто подожгу его ближе к снаряду. Я схватил палаш в зубы — как удержал только, сам не знаю, и выудил из кармана зажигалку.

Солдаты по ту сторону двери уже перезарядились и ждали команды офицера, чтобы ворваться внутрь.

Не дожидаясь нового штурма, я выглянул в проем, оценив расположение неприятеля и снова спрятался. Вслед мне грохнули два выстрела. Фитиль прогорал.

Я прикинул в уме расположение солдат, траекторию броска, время догорания шнура…. И метнул бомбу.

Бабахнуло так, что я едва не оглох. Нда, так это я, а каково им там? Я не стал смотреть наружу. Не рискнул. Ну его нафиг, проблююсь еще. Вместо этого я подозвал соратников и мы на скорую руку забаррикадировали дверной проем. У горцев, собственно, дела шли тоже далеко не лучшим образом: двое получили ранения, так что теперь стрелять из окон придется мне и Мэри, в том числе.

Англичане могли бы уже давно разнести нас в пыль с противоположной стены, если б они сумели развернуть орудия. Но это нереально. К счастью для нас.

Гарнизон вместе с гессенцами пробовал нас выбить еще пару раз, но наткнувшись на баррикаду, отходил, тем более, что в порохе и пулях у нас недостатка не было. К тому же, когда они пошли в третью по счету атаку, я еще раз порадовал их гранатой.

У нас уже не осталось не подвергшихся ранениям, даже Мэри зацепило осколком камня, отлетевшем от кромки окна и оставившем щегольскую царапину на лбу — от переносицы вверх-вбок. Гарри Поттер, обзавидуйся!

Странно, что англичане сами не пользуются гранатами. Не может быть такого, чтоб они не имели ручных бомб. Впрочем, раз нет, то и зашибись.

Передышка — чему бы мы ни были ей обязаны, но я решил воспользоваться этим нежданным затишьем с умом. Прихватив с собой одного клансмена, я спустился в подвал, в казематы.

О, вот она, цивилизация эпохи Просвещения и Реформации! Узников тут оказалось немного, но зато какие! Кандалы, совместно со вшами, проели целые дороги в их плоти, волосья сплелись в такие немыслимые конструкции, от вида которых любой гарлемский негр со своими дредлоками побелеет от стыда и уйдет с позором на три буквы. От тел несло чем-то настолько приятным, что хотелось блевануть, не отходя от кассы.

Глава 8

Странно, по идее, англичане вроде бы отправляли пленных в Карлайл, дальше на юг, в Лондон, дабы судить их — и, вне зависимости от приговора, сослать на каторгу в колонии. А здесь узников было не так уж много.

На самом деле, подвал оказался довольно ужатым, да и то сказать — много ли в скале повырубишь. Не, крепость тут стоит больше тысячи лет, если верить историкам, так что теоретически могли. Но видать, тюремными делами занимались больше всего в последние лет двести.

К тому же, общая камера находилась над землей, под залом, где мы держали оборону, только она пустовала. Случись битва при Каллодене в этой реальности — глядишь, камере нашлось бы применение. А так…

Пока я прикидывал, как расстрелять замок из пистолета, чтобы не попасть рикошетом в себя или в узника, сопровождающий меня шотландец нашел комплект ключей. Вот ведь народ, никогда не теряются.

Какой букет! Тут нашлись пленные из Испании, Франции, даже один датский наемник — во ирония! Ну и местные, конечно.

Испанец — один, страшно обросший, прожигающий взглядом — рванулся наверх, как только дверь распахнулась. Мстить, насколько я понял. Я и горец с трудом его словили. Невероятная силища в таком измученном, изможденном теле.

Как мы его удержали — сам не пойму, но нам помогли другие пленники, не утратившие разум. Как он остатками зубов рвал хлеб, принесенный сверху — это даже подумать страшно, и не дай бог никому увидеть.

За три минуты наши силы возросли втрое, если не больше. Вот только как удержать под контролем эту толпу, жаждавшую вцепиться зубами в глотку первому же англичанину? И стоит ли их удерживать?

— Транкильо, транкильо… — шептал я на ухо испанцу, ну или как там на ихнем-то? "Не рвись, друг, не рвись, ты еще нам пригодишься. Не рвись." Телепатом мне не стать, но я хотел бы им быть в тот момент.

На верхнем этаже было жарко. Каменное крошево сыпануло в лицо. Пули влетали в окна, расплющивались о стены.

Только не прыгай через баррикаду, испанец чертов! Мэри услышала мои мысли, подбежала и обхватила испанца. Безумец — вот ведь чудо — унялся враз.

— Кто здесь понимает по-английски? — заорал я благим матом, пока никто еще не психанул. Почти все освобожденные узники подняли ладони. — Suberb! Хватайте мушкеты, заряды и бегом к окнам. Стрелять в саксов!

Людям, что сидели в подземелье, не объяснишь, что и как. И пытаться нечего. Людская масса хлынула к оружию убитых солдат, обтекая меня. Я удержал нескольких, чтоб не дошло до драки.

Один датчанин остался бесстрастным.

— Что здесь творится?

— Сэр, вам бы не помешало представиться, — я вытянулся, напустив на лицо серьезное выражение.

— Фредерик Энемарк, сэр. В заключении около года.

— Все ясно, Фредерик, — ответил я на датском. Ну или на таком датском, какой знал. — Меня зовут Алистер Макдонелл.

— О, сэр, вы бывали в Дании?

— Доводилось. Но сейчас речь не об этом. — Я перешел обратно на английский. — Мы заперты здесь. Нашей целью был пороховой погреб, но нас упредили. Теперь мы здесь. Вот и все. Если ваша цель — отомстить англичанам, то дверь вон там. Я дам вам саблю и вперед. Если же вы сохранили способность нормально мыслить, то план таков: продержаться до захода солнца и потом атаковать их погреб. Они, скорее всего, догадываются о наших задумках, поэтому легко не будет. Вам все ясно?

— Так точно, сэр. Я с вами.

— Прекрасно. Тогда у Мэри найдется лишний мушкет. Верно? — Я обернулся к Мэри.

— Найдется, — мрачно сказала девушка.

Доверять датчанам — глупо. Но это в моем времени. А здесь… Да к тому же, военному… Черт знает. Посмотрим.

Англичане не приближались к тюрьме. Ни в полдень, ни позже. Либо затевали что-то, либо одно из двух.

Я и горцы оборудовали окна на особый манер, удобнее для стрелков — и стрелять, и прятаться.

Освобожденные заключенные постепенно приходили в себя. Одного из них пришлось удерживать силой — нет, не испанца. Наоборот, шотландца. Истовый якобит, он сидел здесь около тридцати лет и если б не Конелл с Шоном — двое крепких ребят, державших оборону на западном и северных окнах — он бы вырвался и побежал рвать англичан зубами. Прям как тот испанец.

Пленника звали Александр. Блин, у них тут заело, никак? Чуть ни каждый третий — Александр. За время, проведенное в темнице, он одичал, лишился многих зубов и непривычно щурился на свет. Фамилию свою он помнил, к счастью — Гордон. Когда мы успокоили его, он устало опустился у стены и словно махнул рукой на все.

Испанец, напротив, отпихнув Мэри, снова начал метался по всему зданию, пока Конелл не ухватил его за шкирку. Этих двух несчастных мы усадили у лестницы, ведущей вниз и приставили датчанина охранять их. Он был явно не рад, но приказы не обсуждались.

— Если что, бей по голове прикладом, Фредерик. Психи задолбали уже. И без них проблем масса.

— Слушаюсь, сэр, — вот ведь бесстрастный солдат, прям позавидуешь.

Вечером, совсем поздно, на закате, англичане сделали еще одну попытку выбить нас из здания. Мы отогнали их уже без проблем — нас стало в несколько раз больше. Однако из тех горцев, что были со мной — Конелл, Шон, Иан и Дугалл — остались в живых трое, Иан погиб от пулевого ранения в голову при последнем штурме. Шон тоже находился не в лучшей форме, его ранения скоро можно станет исчислять двузначными цифрами. Дугаллу пуля перебила плечо. Конелл был ранен, но единожды, в мякоть, потому из всех он оставался самым боеспособным.

— Сегодня ночью мы должны добраться до погреба. Еще один день мы не выдержим.

— Почему нет-то? Они ничего сделать не смогут, — возразил Дугалл.

— Ты в окно выгляни, — сердито зашипел на него Шон. — Там уже мешки со взрывчаткой подтаскивают. Дай им немного времени и мы взлетим на воздух.

— Все верно. — Я опустил взгляд. — Шон все правильно сказал.

— И что делаем-то? — задал вопрос за всех Конелл.

— Что-что… Берем всех, кто здоров и крепок, рвемся к пороховому складу и кидаем туда бомбы. Вот эти, которые в сумке у меня. Чего еще непонятного?

— Так нас самих порвет же, — тихо сказал Дугалл.

— Ну а ты хотел жить вечно, или как? — вскинулся я, вспомнив знаменитую фразу Фридриха Второго. — Не волнуйся, не порвет. Там видал какие фитили? Они дли-и-иннющие. Так что напорешься на штык или на пулю чуть попозже, а от взрыва не погибнешь. Ну кто еще со мной?

Все высказались единогласно. Даже Шон вызвался прикрывать нас огнем и я тут же отдал ему пистолеты. Что касается узников, то тут мнения разделились. Защищать тюрьму — оно, конечно, безопаснее, да и мы сами планировали вернуться сюда, после подрыва. Вот только не улетит ли она в стратосферу, когда рванет? Оно ж тут рядом.

Горцы были иного мнения. Такие сопляки, как англо-саксы, должны сдать крепость, лишь только мы взорвем их запасы пороха, считали они. Я не соглашался, но пусть, пусть… Люди должны во что-то верить. Лучше всего — в себя.

Но к моему резервному плану переходить еще не время.

— Мэри, ты… Ты… Короче говоря, можешь подойти сюда?

— В чем дело? — Девушка обернулась, не выпуская мушкета из рук. Ее взгляд был страшноват.

— Подойди сюда, пожалуйста.

— Зачем? — она сбежала по ступеням. — Что случилось?

— Есть одна проблема. Давай отойдем. — Я увлек ее в темный угол, сцапав за локоть. — Ты жила в клане с детства, так?

— Ну да, и что? — вот сейчас она залепит мне оплеуху, плюнет под ноги и уйдет. А ибо нечего давить людям на мозоль. Но я, как всегда, соображаю медленно.

— Ты сможешь вызвать духа?

— Духа?

— Ну сида, как это на вашем языке. Иначе нам не выбраться.

— Ты что, спятил? Мы христиане…

— Ага, я в курсе. Только не говори, что сидов не существует.

— Я и не говорила. Я бы и остальным это рассказала. Но кто мне поверит?

— Я поверю, — ответил я глухим сиплым голосом. Интересный разговорчик, а! Только что утверждала, что христиане. А теперь уже, значит, сиды — ближайшая родня. Не, ну вот как это?

Нет, стоп, что ж я несу. Наши ж священники тоже, говорят, старались не обижать духов. Богу молись, а местных не гневи. Или как-то так, не поручусь за точность, не сердитесь на меня. Слышал краем уха. Я перешел почти на шепот. — А они, горцы, знают, но не верят, или что?

— Именно, — ответила Мэри тихо. — Не верят. Хотя знают.

— Но ты-то знаешь? И веришь?

— Ну да…

— Поможешь мне? Если мы не прорвемся?

Мэри ответила кивком. И ушла вверх по лестнице. Приклад ее мушкета ритмично стукался о ступени.

Я вернулся к горцам. Мы потушили все немногочисленные источники света, и теперь я боялся, как бы во мраке не отдавить кому ногу. Однако глаза привыкают быстро — через минуту я уже различал, где что.

— Значит так, ребята. Будем прорываться к погребу, он тут рядом,

— Трудновато будет, Алистер, — простонал с пола Шон. — В большом зале полно стрелков. Они перестреляют нас через окна.

— Это правда, — подтвердил Конелл. — И подорвут порох, как только мы выйдем.

— Ну блин, — я ругнулся по-русски. — Так что ж нам делать-то?

— Попробовать можно, — сказал Дугалл. — Начнем перестрелку. В темноте, авось, проскочим. Если только там охраны нет.

— Да есть, наверняка, — ответил Шон. — Они ж не дураки, поняли, куда мы прорывались.

— Зато нас теперь пятнадцать человек. Этих, безумных, можно первыми пустить. Таким везет обычно, — сказал Конелл. — А мы можем выскочить в окна.

— Ага. Но если не повезет и их положат парой выстрелов, тогда что? — Я оглядел всю компанию.

— Так ты ли не сам говорил, Алистер, что "пан или пропал"? — Конелл начинал злиться. — Или взорвем, или погибнем, тут нечего болтать.

— Верно. Это я задумался просто. Надо действовать.

— Ну и прекрасно, — Конелл подергал палаш, пробуя, как он идет из ножен. — Шона оставим здесь, и датчанина тоже. Если что, вернемся. То есть, те, кто останутся живы, они вернутся. А лучше бы — никому не вернуться. Мы пришли сюда делать дело. И все.

Соратники слитным гулом поддержали его и я лишь успел махнуть рукой: — Собираемся! Про окна лучше забыть, они наверняка пристреляны из Большого Холла. Да и прыгать высоковато. Пойдем по стене. Фредерик!

— Сэр? — донеслось из черноты.

— Зарядите все мушкеты. У нас должен быть перевес в огневой силе, иначе нас перебьют, как курей на узком пространстве.

Услышал его подтверждающий возглас. Обернулся.

— Все остальные — берите два или три ружья каждый, времени перезаряжать не будет. — Я подвигал левой рукой, черт, плохо дело, боль жуткая. Ну, значит, положусь на палаш, что ж еще осталось. — Первые четверо-пятеро двигаются по стене к Большому Холлу. Надо найти подвал. Кто окажется во втором ряду — смотрите внимательно вниз, во двор, стреляйте, если там кто покажется. Как только забросим бомбы, надо сразу уходить, тем же путем, что пришли, то есть, на запад, по стене, иначе нас взрывом всех прибьет. Дальше действуем по ситуации.

Вокруг меня тут же собралась толпа, топоча и погромыхивая оружием. Ни единого слова, только резкий запах пота и изветшалых рубашек узников. Хриплое дыхание. Покашливание. Изредка поблескивающие во тьме белки глаз, уставленных на дверь.

Ах, едрена ж! Почему таких людей нет в моем мире? Почему они не рождаются? То есть нет, виноват. Есть такие люди, но их концентрация слишком мала. Везде сидят жирные офисные крысы. Какой и я хотел бы стать. Мда…

Откуда в руках у Дугалла появился лук, я не понял. Видно, он снял его с тела Иана, того самого скалолаза, одного из двоих.

В кромешной темноте он подобрался к окну, шипя сквозь зубы проклятия на гэльском. Конелл поддерживал его короткими восклицаниями. Перебитое плечо Дугаллу мы уложили в лубок, теперь самоотверженный горец использовал руку по полной.

Клянусь, я бы так не смог. Нет, не думайте, что две сотни лет — это сразу создает разницу. Хотя… Глупость сморозил, создает, конечно. Даже одно поколение — огромная разница. Но, пожив около месяца с горцами, я научился терпеть боль, как легкую, типа от удара по щиколотке шипами бутс, что случалось в прошлом мире, так и настоящую.

Они-то знали, что я прошел через английские пытки, но не знали, что к боли я не успел привыкнуть. А я знал. Там была разовая акция, а потом потребовалось поступательное движение.

Пару раз, когда мне действительно было больно — невыносимо больно — на меня опускалась маленькая горячая ладошка и невидимый утешитель шептал:

"Все в порядке. Переживешь. Мы тебя в обиду не дадим."

Ну а как же сейчас? Где вы, ребята из потустороннего мира? В который я уверовал. Ибо как не уверовать, когда тебя трогают, встряхивают и перекидывают во времени и пространстве?

Почему вы не помогаете мне? Я ведь сделал, что мог! Что, продолжать? Ломануться с десятком людей на мушкетные жерла, да еще с одной лишь действующей рукой?

Или что? Не молчите же!!! Где ты, ладонь моего покровителя? Я не справлюсь без тебя и ты это знаешь! Ты это видишь и понимаешь!

…Но молчишь. И правильно. На себя следует полагаться. На себя и на товарищей. Тут тебе не "Герои меча и магии", хватило уже мистики, теперь люди должны сделаться оружием. Тело и воля людей.

У одного из восточных окон прогудела тетива и через секунду снаружи до нашего слуха долетело негромкое, но отчетливое "Оаа-а!!"

Я перебрался через баррикаду и выбежал на стену, сопровождаемый десятком людей, жаждавших мести.

Глава 9

И снова все пошло наперекосяк.

Часовых оказалось трое вместо одного. Дугалл сумел свалить ближайшего, однако двое других не зевали и отстрелялись по нам. Я пригнулся, верный привычке, криком предупреждая остальных, но одна из пуль нашла цель у меня за спиной, судя по звукам.

Нет времени разбираться. Стиснув зубы, а также палаш в руке, я рванулся к часовым, которые уже перезаряжали.

В свете факелов они казались бесцветными оловянными солдатиками. А мы — толпой обозленных пролетариев, лохматых, небритых, в рубищах и страшно завывающих на ходу.

Перезарядить мушкеты они не успели. Из окна тюрьмы прилетела стрела, проткнув горло тому, что стоял ближе. Второго рубанул палашом я. Крайне неприятно — нет, не сам факт, а то, как именно оружие едва не отделило ему руку и застряло в ключице. Вообще-то, я иногда удивляюсь тому, что мне удалось убить того английского шпиона и при этом не проблеваться, не помутиться рассудком и не наложить на себя руки. Одно дело застрелить кого-то, совсем другое — зарубить. Но лиха беда начало, а дальше уже проще.

Мы рысью метанулись к тому месту, где по прикидам должен был находиться пороховой склад.

"Второй эшелон" не смог нас поддержать. Оглянувшись, я понял, что им пришлось вступить в перестрелку с англичанами, которые подошли ко входу тюрьмы по стене с запада, услышав сигнал тревоги.

Не останавливаться! Пули летели уже из двора, он наполнялся солдатами. Вот дьявол! Я притормозил, отклонившись к стене, дабы не достали пулей. Выронил палаш, достал гранату — боль в плече подло резанула! — зажигалку, зажег шнур. Получите!

Нет ни секунды, чтобы посмотреть на взрыв. Подобрал меч и побежал за остальными к двери на другом конце стены. Кажется, по нам уже стреляли из окон Большого Холла.

Дверь не заперта — удача. Вылазка явно оказалась неожиданностью. Зато за дверью нас уже поджидали "красные мундиры". Стрелять не стали, не ровен час попадешь в своих. На замкнутом пространстве, в полумраке замелькали штыки, палаши и приклады. Как говорил поэт, "смешались в кучу кони, люди". А также чей-то… этот самый на блюде…

Солдат побили довольно быстро. Кто-то замахал рукой в сторону бокового прохода, крича: "Порох — там!"

Пробежав несколько метров по темному коридору я увидел справа от себя широкую лестницу, ведущую вниз. Позади загрохотали выстрелы, кто-то истошно вопил.

Вот же наказание, а! Все идет, сука, не так, как планировал! А я-то уже начал привыкать к роли офигенного стратега и тактика.

Не теряя ни секунды и подвывая от боли в плече, я нащупал бомбу, запалил фитиль — должно хватить на минуту или больше, и швырнул ее вниз, в темный провал уходящего вниз хода.

Получится, нет — неизвестно. Надо бы и вторую добавить, но некогда, некогда! Валить надо, что есть сил.

У двери трое наших — всего трое осталось! — дрались с гарнизоном. Сквозь клубы дыма я краем глаза заметил, что на солдатах не привычная красная форма, а сине-серая. Гессенцы.

Потянувшись в сумку правой рукой, чтобы не тревожить раненое плечо, я вытянул последнюю бомбу. Так, теперь самое сложное.

— Все наружу, быстро! Сейчас же, говорят вам!! — я раздул легкие на всю мощь, вознося голос над шумом драки и это отдалось болью в ране. — Еще быстрее!

Слава богам, меня услышали. Я поджег фитиль у самого отверстия — хватит секунд на пять-шесть. Выскочил последним, запулил внутрь гранату и освободившейся рукой дернул на себя дверь. Бежать, бежать!

Да куда там. Я даже развернуться не успел и периферическим зрением увидел вспышку, даже через дверь, которую, полсекунды спустя, вынесло к чертовой матери, но не только к ней, а еще мне прямо в спину. Трудно сказать, сколько я провалялся, но не долго, явно.

Кто-то вздернул меня на ноги, похлопал по груди.

— Жив? Бежим!

Мэри. Снова она. И силища же — поднять такого кабана, как я. Не, я не Камберленд, тот вообще в сумоисты сгодится, если годик покормить; но и не маленький отнюдь.

Я поковылял было за ней. Да уж, вот еще один мой ангел-хранитель, видно, судьба мне быть опекаемому. Шлепки пуль вокруг нас придали мне прыти. Жить-то охота. Как в нас только не попали, по сей день не пойму.

Видать, из-за нехватки света, в темноте не прицелишься ж.

И тут, где-то в недрах замка, грохотнуло так, что стена под нами вздрогнула и мы чуть не полетели на камни пузом. Да, а я-то ожидал, что взрыв порохового склада будет поэффектнее. И поэффективнее.

Похоже, до самого склада моя бомба так и не докатилась. Хреново, больше снарядов у меня не было. А для обороны ох как пригодились бы.

Но англичане нас больше не тревожили, зализывали раны, наверно. Если б только они знали, сколько нас. Нас ведь осталось совсем мало.

Конелл вернулся одним из последних. Его фигуру, перескочившую через баррикаду, я узнал даже в темноте. Дугалл и Шон дежурили у окон.

Нас осталось с полдюжины — так закончилась моя затея. Завтра нас возьмут голыми руками. Я сел у стены, расположив мушкет меж коленей, палаш пристроил рядом, под правой рукой. Левую руку опустил свободно, дав кисти упасть на пол. Развязал жгут. Пес с ним, пускай кровь вытекает. Или нас спасет чудо, или одно из двух.

Рядом кто-то тяжело дышал.

— Мэри, ты?

— Ну а кого ты ожидал? Святую Бригитту? — она встряхнула короткой шевелюрой.

— Я и не против бы, но какой от нее толк? Зато ты мне опять помогла.

Она лишь отмахнулась, вздохнув.

— Зря ты не спустился в погреб. Там бы все и сделал наверняка.

— Это правда. Побоялся за свою жизнь.

Я и правда побоялся. Все так. Мне даже в голову не пришло сойти вниз по той лестнице. Можно свалить все на то, что я не был уверен в том, что именно ТА самая лестница. Да чего уж тут…

Будь на моем месте кто-то другой, так и взорвали бы уже, глядишь. И что теперь обо мне будут думать? Да не, ничего они не будут думать. С восходом нас выкурят отсюда. И никто не узнает о подробностях этого дела. Потом принц погонит горцев на штурм…

— Слушай, Мэри, ты лучше пойди, помоги другим перевязать раны. Там, у лестницы, можно зажечь свет, его не увидят. Я побуду один.

— Дурачок, я ж вижу все. Я тебя не оставлю. Они и без меня справятся.

У меня не осталось сил возражать. Я лишь тискал свою руку через рукав, прижимал, надавливал, пытаясь сделать так, чтоб не было больно. Про штыковую рану в бедре я почти забыл, хоть она и саднила.

Уже сутки мы не ели ничего, но куда как явственней ощущалась нехватка воды. Бочку с дождевой водой давно вычерпали узники. Многие из которых уже мертвы.

В живых лишь мы — пятеро диверсантов, датчанин Фредерик, Александр Гордон и двое освобожденных. Сумасшедший испанец погиб, атаковав английских солдат с тесаком в руке.

Мэри, будто прочитав мои мысли, протянула мне руку с чем-то массивным. Фляга с водой! Я приник к горлышку, но после третьего глотка сумел обуздать себя.

— Не надо. Вода пригодиться раненым.

— Ты ведь тоже ранен…

— Да нет, я имею в виду — промывать раны. Их ведь будет больше.

— Если их будет больше, то мы уже не отобьемся.

"Не если, а когда", хотел ответить я. Нет, не стоит. Черный юмор тут ни к чему. Я поерзал, чтобы усестсья поудобнее, и тут же едва не взвыл от боли. Хотя, наверно, взвыл, скрывать не стану. Мэри подсела рядом, взяла мою руку под локоть и, не обращая внимания на мои оханья и шипения, устроила предплечье у себя на коленях. Блин, так действительно стало легче.

— Спасибо, — скребущимся-скрежещущим голосом просипел я.

— Не думай об этом. С восходом мы все умрем. Это самое меньшее, что я могу сделать.

— В том, что мы умрем, виноват я один.

— Ты что, совсем дурак? — Могу поклясться, она прожгла меня взглядом, хоть я и не видел этого в темноте. Однако руку мою не тронула.

— Не знаю, дурак или не совсем. Но это была моя задумка…

— Нашел, чем удивить. Все знают, что это была твоя задумка. Но все лучше, чем если бы принц погнал нас на штурм.

— Так ведь теперь он погонит людей, так или иначе… — я уронил голову на грудь. Я погубил людей, которые были со мной, а моя неудача погубит еще многих.

— Возможно. Но ты сделал все, что мог и никто не упрекнет тебя. — Ее ладонь легла мне на лоб. Боже, она была холодна! Не представляю, как можно было иметь такие сухие прохладные ладони после боя. У меня все тело полыхало и потело. Я прикрыл глаза.

Пожалуй, мы просидели так несколько часов: Мэри опустила голову мне на плечо, а я щекой оперся на ее темя. Так сидят многие, с позволения сказать, влюбленные в автобусах и метро. Здесь не то. Просто два усталых бойца, израненных и павших духом, отдыхали, облокотившись друг на друга. Не более того. Ну если не считать, что мое предплечье покоилось на ее коленях.

Мы почти задремали; но майская ночь коротка. В окна, из которых стрелял Дугалл, ворвался свет.

Я подтянул к себе руки — левое плечо тут же отозвалось дикой болью, отчего я окончательно проснулся.

Осмотрелся. Кажется, Конелл, Фредерик и Дугалл дежурили у восточных и северных окон. Если они дежурили, в смысле, бодрствовали, вообще — протянуть сутки без сна все-таки не так уж и просто, как бы там не извращался Алистер МакЛин со своими наваронцами, которые никогда не спят, пьют спиртное каждые два часа и убивают без остановки.

Блин! Да это же стопроцентный шотландец — Алистер МакЛин, как же я раньше не догадывался. Мой, считай, тезка. Вот стыда-то гора…

Мэри до сих пор дремала. Я легонько погладил ее по волосам, и она, ахнув, чуть не подскочила. Да, женщины всегда есть женщины, сколько бы ни храбрились.

Я тихонько извинился, но она уже, видно, забыла об этом и прижалась ко мне снова, прямо к пробитому плечу. Я вскрикнул. И она проснулась, теперь уже тоже окончательно.

— Слушай, эй! — потормошил я ее.

— Что?

— Как оно, в целом?

— Ну а как оно может быть перед смертью?

Тьфу, я и забыл совсем. Ей-богу, забыл. Ну такой я сентиментальный дурень, в присутствии девушки могу забыть вообще обо всем. Почти.

— Лично я умирать так просто не собираюсь.

— Верно. Побольше бы саксов с собой захватить.

Немного помолчали.

— Слушай, я знаю одну песню. Она про Шотландию, но на английском. Не уверен, что ты ее слышала…

— Не, ну ты нашел время, о песнях думать!

— Погоди. — Я взял ее за ладонь здоровой рукой. — У нас песня всегда являлась лучшим средством, как бы худо человеку ни было.

Тихонько я напел знакомые любому кельтоману строки:

By yon bonnie banks and by yon bonnie braes

Where the sun shines bright on Loch Lomond

Певец из меня, конечно, отвратительный, и это мягко сказано. Чем тише, тем лучше.

Where me and my true love will never meet again

On the bonnie, bonnie banks o' Loch Lomond.

Именно поэтому, ну и еще, чтобы не привлекать внимания остальных, кто, возможно еще спал, я продолжил тихо-тихо:

'Twas there that we parted in yon shady glen

On the steep, steep sides o' Ben Lomond

Where in the purple hue, the hieland hills we view

And the moon coming out in the gloaming.

Мэри посмотрела на меня, я бы сказал, с любопытством. Я пропел припев:

O ye'll take the high road, and I'll take the low road

And I'll be in Scotland afore ye

For me and my true love will never meet again

On the bonnie, bonnie banks o' Loch Lomond.

— Ты сам это сочинил?

— Ну — я отвернулся. — Не совсем.

Я поступил неподобающе — песня сочинена посла разгрома восстания одним из узников в карлайлской тюрьме. Но что уж тут поделаешь.

— Ты… ты просто сумасшедший. Но гениальный сумасшедший. Я никогда не слышала ничего подобного. — Она быстрым движением, гибко выгнувшись, поцеловала меня в щеку, вскочила на ноги и ушла к западным окнам.

А я остался сидеть, перебирая пальцами по цевью мушкета.

Вскоре под окна явился парламентер, с белым флажком и с предложением сдаться. На этот раз, англичане не имели иллюзий по поводу нашей численности. И они явно были осведомлены, что скоро из Нортумберленда подойдут войска.

Ответить никто не успел, кроме Гордона, который схватил мушкет, без промаха уложил англичанина и закричал в ответ что-то непотребное.

Мы и не думали его останавливать. Все уже смирились с поражением. Только попадали на пол, прячась от пуль, влетевших в окна.

Я уже начал было надеяться на то, что наши начнут штурм, какой ценой — неважно, лишь бы спасти нашу шкуру. Эгоистично, знаю. Но не хотелось так глупо погибать.

Однако штурма не последовало. Скоро нас выкурят. Остался последний вариант.

Опираясь на здоровую руку и кривясь от боли в плече, я поднялся на ноги. Взобравшись на площадку перед восточными окнами, я собрал четыре огарка свечи. Очертил острием палаша круг на полу, в пыли и копоти. Установил свечи на разных сторонах, соответствующих сторонам света — тут мне помогла Мэри, иначе я бы не разобрал, где север, а где юг.

Запалив огарки зажигалкой — в ней оставалось не так уж много газа — я опустился на колени.

Обернулся к северу.

"Я дитя земли и сын звезд. Духи природы, вы помогали мне познать Вселенную. У вас есть сокрытое знание Созидания и Жизни. Мы с вами и со Вселенной — одно целое. К вам я обращаюсь за помощью."

Я говорил все это внутри, про себя, на русском. На английском я не смог бы воспроизвести то, чему меня учили.

"Хранитель севера, дух камня и леса, приветствуем тебя. Благодарим за твое присутствие, кое мы засвидетельствовали. Приди же, мы призываем тебя этим ритуалом, коим пользовались и наши предки. Будь наш союз священен и нерушим ныне и впредь. О помощи просим тебя."

Свечка на северном направлении полыхнула какой-то зеленью и снова успокоилась. Поднявшись, я повернулся к востоку.

"Хранитель востока, воздуха и ветра, приветствуем тебя…"

Восточная свеча отреагировала иначе — ее словно сдуло порывом ветра, но нет. Она снова загорелась, будто бы ничего и не было. Я повернулся ка югу.

"Хранитель юга, дух пламени и царства огня, приветствуем тебя…"

Свеча ничуть не изменилась, лишь пламя поднялось выше и от нее словно дыхнуло жаром. Я повернулся еще на сорок пять градусов, заметив мельком напряженные лица шотландцев, стоявших вокруг. И они стояли на коленях!

"Хранитель запада, дух волны и моря, приветствуем тебя…" В этот раз пламя свечи рассыпалось искрами, как бенгальский огонь, но не погасло.

А в голове у меня раздался голос. Тот самый, которого я так долго ждал.

— Юноша, вы все-таки неподражаемы. Ну кто, кто вам внушил, что сидов вызывают таким образом?

— Ну как… Мне же рассказали все, до мельчайших…

— Да ну что за глупости! Зачем вам стихии? Вот зачем?

— Но ведь оно связано… я думал. Да и свечки отреагировали…

— Вы успокойтесь, юноша. Своим ритуалом вы действительно взбудоражили весь наш мир.

— Простите меня, пожалуйста, у меня не было другого…

Меня, как в тот раз, выдернули куда-то вверх. Я летел над страной, наблюдая деревушки и сельские церкви, долины и озера, древние мегалиты и острова — дикая и в то же время дивная, обалденная красотища… Я страшно боялся упасть с этой высоты и разбиться вдребезги, но какой-то голос, нет, не голос, а некое чувство напоминало мне, что это видение, что мое тело-то — оно внизу, там, в Эдинборо.

И я вдруг вернулся. Обратно. В замковую тюрьму. Где я стоял на коленях в круге, который сам и начертил.

— Видите, юноша, — произнес тот самый насмешливый голос. — Это теперь и ваша страна. Любите ее.

— Я уже…

— Малый народец поможет вам.

— Малый?

— Нас называют разными именами. Не отвлекайтесь. Это будет последний раз. Дальше решать свою судьбу будете сами. Понятно?

— Конечно, — я попытался обозначить кивок головой, но тело не слушалось.

— Вот и хорошо. Надеюсь, запомнили. Повторять не буду.

— Запомнил.

— Прекрасно. И не вздумайте еще когда-либо проводить эти свои ритуалы, вы не друид. Только перебудите всех духов в Лоуленде, а зачем вам оно?

Я могу поклясться, я видел призрачную фигуру, сидевшую в оконном проеме, и словно ухмыляющуюся поверх плеч горцев. Никакой не эльф, не гном, не фея… Отнюдь. Это был крупный плечистый мужчина, воин, на что указывал вычурный шлем на его голове. В ответ донеслось хихиканье.

— Не все на самом деле таково, как вам видится.

— Понял.

— Отлично. Теперь выходите во двор замка — медленно — и идите к воротам. И не оборачивайтесь.

— Туда? Вниз? — проблеял я.

— Да, туда, вниз. Повторяю в последний раз: выходите отсюда и идите вниз, потом к воротам. И не оборачивайтесь.

— Я все сделаю.

— Вот и умничка! — смешок растаял вдали.

Только теперь я пришел в себя. Меня подняли на ноги Мэри и Фредерик.

— Что? Где я?

— Сэр, вы вообще нас видите? — беспокойно сказал датчанин, заглядывая мне в лицо.

— Ви-вижу…

— Алистер, на тебе лица нет! — Мэри с перепугу даже побледнела, как полотно. — У тебя зрачки укатились куда-то на затылок, клянусь Святым Андреем!

Я отдышался. Да уж, хватит с меня мистики, нет, серьезно. Хватит-хватит. Так и с катушек съехать недолго. К тому же, я обещал. С этого момента — все. Надеюсь, они меня тоже оставят в покое.

— Где Шон? — Я нашел израненного горца и забрал у него пистолеты, проверив их. Заряжены. Молодец Шон, следит за оружием. — Так, слушать меня всем! Сейчас! Мы! Выходим на стену и спускаемся во двор. Никому не оглядываться назад! Это ясно?

Прошелестели согласные голоса.

— А кому не ясно, того застрелю я лично! — рявкнул я. — Поскольку я иду последним. Все. Вперед!

Передним двинулся Конелл, за ним узники, Дугалл и Гордон. Шона поддерживали под руки Мэри и Фредерик. Я шел последним, в руке пистолет со взведенным курком — не приведи кому оглянуться. С сидами шутки плохи. А со мной тем более.

Конелл и Гордон раскидали баррикаду. Мы начали выбираться наружу по одному. Перед самым выходом мне в спину ударила волна жара, от которой я, как ни странно, почувствовал озноб по всему телу. Казалось, вот-вот меня охватит пламя, то, что за спиной. Нечеловеческим усилием я заставил себя не смотреть назад. Только передернулся и выскочил в дверной проем.

Глава 10

Уже на стене я услышал звук рога. Никакой рог не мог издать такой звук, по меньшей мере, никакой рог сделанный руками человека. Я даже остановился в изумлении. Но мои соратники, похоже, не слышали ничего.

Как мы спускались вниз во двор я описывать не стану. Это было тяжко, тяжко и страшно. Но оказавшись на земле-матушке, я осознал, что все англичане столпились у ворот.

Едрена-матрена, их было и вправду много! Какой там штурм! Звук рога раздался снова, с востока, да так, что все вздрогнули, включая вашего покорного слугу.

Над башней у ворот появилась исполинская фигура воина, в галльском шлеме, с овальным щитом и длинным клинком в правой руке. Я не могу даже описать, из чего состояла эта фигура — по ней прокатывались волны энергии, а силуэт мерцал синим. Как-то так.

Воин взмахнул мечом — и через стену хлынуло призрачное воинство, похожей субстанции, что и он сам. Господи! Тут были и лохматые приземистые карлики, и женщины, словно только что восставшие из могил, и змеи в человеческих доспехах, и одноглазые одноногие уроды (фоморы, не иначе — подумалось мне), и еще масса существ. И все призрачные.

Но они источали такой страх, что даже я шевельнуться боялся, даже шевельнуться, не то что стрелять в кого-то, кто обернется… Они словно переливались через стены и башни, а английский гарнизон застыл, онемел. Многие просто бросали мушкеты и падали на землю, подвывая от ужаса.

Один какой-то дерзкий солдат бросился с поднятым штыком на огромного светлоликого воина с копьем, шагавшего впереди волны духов. Тот лишь махнул рукой в сторону нападавшего и смелый англичанин рухнул на землю, извиваясь и хрипя.

Орда призраков прошла через толпу солдат — и горе тому, кто не посторонился! Затем они образовали коридор — от тюрьмы и до ворот. Англичане, стеная от страха, расступились и не решались даже близко приблизиться к этим солдатам потустороннего мира.

Я окликнул своих:

— Мэри, Шон! Вы это видите?

Слитный выдох был мне ответом.

— Отлично, тогда к воротам! — Как я смог сохранить самообладание после такого, сам не знаю. — К воротам, быстрее! Надо открыть ворота, чтобы наши вошли!

— Все правильно! — Конелл первым рванул вперед.

Уж не знаю как, но сиды, видимо, дали знак нашей армии. Как только мы открыли ворота, внутрь влились Макферсоны с палашами наготове. За ними поспешали Макдональды и ирландцы.

Ворвавшись в замок, они были поражены зрелищем: англичане, побросав оружие, жались к стенам, поскуливая. Я обернулся — никаких призраков не было и в помине. Только сведенный с ума гарнизон и наши горцы в роли победителей.

Пленных выгнали из замка пинками. Престона нашли в тени лестницы у Королевской Площади близ здания королевы Анны.

Все это происходило медленно, люди двигались, будто полностью не очнувшись от долгого сна. Похоже, ни англичане, ни сами шотландцы до конца не верили в случившееся.

Принц и его свита въехали в замок верхом. Надо отдать ему должное, Чарли прокричал что-то на гэльском и в небе зарябило от подброшенных вверх беретов. Эту сцену я наблюдал уже с наружной стороны ворот. Мимо меня промаршировали представители кланов, вожди, сопровождая своего принца, с развернутыми знаменами и с непроницаемыми лицами. Еще бы, на их месте кто угодно призадумался бы от увиденного.

А я присел у стены, ощущая спиной приятный холод. На руку мне было уже наплевать, хоть бы ее совсем не было.

Я просидел там целую вечность. Шотландцы палили в воздух и подбрасывали береты, радуясь, что штурм закончился, не начавшись. Но я не видел их в упор. Я думал о том, что я увидел часом ранее. Кто-нибудь еще видел это? Англичане, несомненно. Но кто им поверит? Хотя, наверно, не смогут не поверить. Но все же…

Я сошел с ума. В этом, то есть в состоянии прострации, есть много плюсов, главный из которых — ты не обращаешь внимания на внешние раздражители. Совсем. Иногда это может сыграть дурную шутку, как, например, в моей ситуации — легко отморозить себе внутренние органы. К счастью, меня скоро привел в себя чувствительный шлепок по щеке. Подскочив, я уже размахнулся и увидел перед собой Джорджа Мюррея. И сполз обратно по стеночке.

— Разрази меня гром, Сэнди, ты даже не представляешь, сколько хлопот ты мне задал.

Я промолчал, глядя в землю.

— Когда вернулись выжившие, я думал, что с вами покончено. А потом там, наверху, началась пальба. Думаешь, легко удержать целую армию, да еще и принца, от штурма? Я и сам рвался вам на помощь, но я-то знал, я знал, что ты выкрутишься! Зато остальные чуть не повредились рассудком.

— Понимаю, — простонал я.

— Да ничего ты не понимаешь! Макдональды уже рвались атаковать, даже таран сколотили. Ангус — тот вообще едва с катушек не съехал. Он же привязался к тебе, как к родному, неужто не видишь?

— Да вижу…

— И этот призрак еще, — Мюррей словно бы не обращал на меня внимания, увлекшись рассказом. — И спасибо ему тоже, да простит меня Всевышний. Кабы не он, тут уже бы творилось пес-знает-что.

— А он таки был?

— Да не просто был! Люди от ужаса на землю попадали, даром что храбрые воины, а такого не видывали. Но, к их чести, они быстро оправились. Когда прошли сутки, мы уже рассчитывали увидеть ваши головы на копьях над бастионом.

— Вот и обломились, — я нервно хихикнул.

— О, Всевышний!!! — нас кто-то догнал и прыгнул мне на шею. Я едва не полетел ничком. Обернулся — это был Ангус. Он облапал меня за шею, за голову, возглашая что-то на гэльском, уткнулся лицом мне в плечо — я с трудом сдержал вскрик. Но черт, я тоже был рад видеть его и наплевать на боль! Мы крепко обнялись.

— Боже милосердный, я не надеялся увидеть тебя живым!

— Тем не менее, я жив, брат. Не хочу показаться неучтивым, но прошу тебя, не трогай мое плечо, пожалуйста. Пока что…

— А, прости меня, прости меня, я должен был догадаться. Просто я уже почти похоронил тебя мысленно, — и он снова стиснул меня в объятиях. — Мы уже хотели ломать ворота и лезть по скале, да и Его Высочество нервничал не на шутку.

— Хорошо все, что хорошо кончается, — сказал лорд Джордж. — Полагаю, нашему русскому соратнику следует позаботиться о своих ранах.

— Да-да, — поддержал Ангус. — На церемонии пока что присутствует наш отец.

И он увлек меня вниз по дороге, осторожно поддерживая под здоровую руку. Внизу мы встретили выживших участников штурма.

Вот так и закончился штурм Эдинборо. Мы с почетом похоронили павших у крепостной стены. Выстроившиеся Макдональды и Маклины разрядили в небо мушкеты, отдав последний салют погибшим товарищам.

Думаю, нет смысла расписывать, как меня врачевали. Впрочем, надо сказать, что эти коновалы оказались вполне искусны в своем деле. Не без моего руководства, конечно. Рана в плече выглядела преотвратно и ее чистили, промывали довольно долго. Но самое неприятное выяснилось позже — штыковой прокол на бедре воспалился. Я немедленно велел раскалить железо и принести мне чего-нибудь крепкого для анастезии, благо что в замке этого добра оказалось немало. И конечно, страшно вопил во все горло, когда раскаленным докрасна ножом мне срезали, отковыривали, вылущивали загноившуюся плоть и кровь. Орал еще сильнее, когда поливали рану спиртным. А что делать, другого выхода не было. Англичане, возможно, подлатали бы меня более качественно, но я был не на их стороне.

Ангус регулярно подходил к нам, клал мне ладонь на предплечье и что-то шептал на гэльском.

К моим шрамам добавился еще один, весьма уродливый. В ноге у меня отныне красовалась впадина. Что касается плеча — зашить его было нереально, поэтому прочистив рану, ее замотали и подвесили мне руку в "косынку".

Потом я пристально наблюдал за лечением Шона и давал ценные указания. У него, как ни странно, ничего не успело воспалиться, слава Богу.

Ковыляя мимо толпы английских пленных, я услышал обрывки разговора.

— Но сэр, вы ведь видели сами… — говорил один англичанин.

— Знаю, Уилл. Этот замок строился более тысячи лет назад. Так что неудивительно, что места полны призраков, — ответил другой, видимо, офицер.

Ну или как-то примерно так, я не расслышал всего в точности, да и акцент мешал разобрать слова.

Сам принц и О'Салливан не появлялись поблизости — и спасибо всем святым за это. Рано или поздно, они захотят увидеть героев вылазки и на этот случай я сныкался в ближайший лесок.

Пускай Гордон, Конелл и другие отдуваются. Мне попадаться на глаза Его Высочеству совсем не хотелось. Уж точно не в таком виде.

Да еще, упаси меня боги, начнут расспрашивать о том, почему сдался гарнизон — этого я не выдержу. Люди-то набожные, решат незнамо что. Пусть сейчас и восемнадцатый век, но это ж не кино про Индиану Джонса! Ангус, похоже, что-то понимал, судя по его глазам, но не стал расспрашивать до поры, тактичный молодой человек. С другой стороны, призрака видели многие, если верить словам Джорджа. Ну вот пусть сами и разбираются, что к чему. Большинство горцев есть люди суеверные, ну или так я надеялся, для них это будет чудом, но чудом, не особо выдающимся за пределы общей картины мира в их понимании. Недаром же один знакомый шотландец рассказывал мне всякие интересные байки про своих современников, среди которых попадались и пророки, и чуть ли не святые.

Мюррей, впрочем, отыскал меня и тут.

— Как ты, Сэнди? — поинтересовался он, присев на землю рядом со мной.

— Все нормально, сэр. Заживет до свадьбы, как говорят у нас, — я попытался улыбнуться, но он не оценил шутку.

— Знаешь, все хотят видеть героя штурма. Включая принца.

— Нет-нет-нет. Исключено. Я ранен и мне нужен покой. Тяжело ранен — и много-много покоя, да. Много отдыха.

Мюррей усмехнулся, выдохнув воздух через нос.

— У принца на уме лишь одно: празднование. А ведь Уэйд уже ведет на нас новую армию. Чертов ирландец. Кто бы мог подумать, что мы претерпим столько бед именно от ирландцев! Но неважно. Беда в том, что горцы расходятся. Наиболее лояльные — Макдональды, Клан Кэттан и атольцы, конечно, останутся, но остальные, награбив, потянутся на север с добычей. Через пару недель у нас окажется не более трех, а то и двух тысяч.

— Я этого ожидал, — пробормотал я. — Так всегда и было.

— Именно.

— Ну и что же вы хотите от меня? Требуется создавать регулярную армию. Знаю, это звучит дико. Но придется вербовать рекрутов в здешних местах и платить им жалование, иначе никак. Не вижу возможностей удержать в войске горцев. А вы, сэр?

— Да ты кругом прав, — Джордж тяжело вздохнул. — Затяжная война нам не по силам.

— Это да. Но у нас все еще есть пленные.

— Ты думаешь, что…

— Черт, я не думаю, а точно знаю, сэр! Немедленно пошлите вестовых на юг с ультиматумом. Если только англичане пересекут Твид, мы зверски умерщвим Камберленда, а с ним и Хаске, Хоули, Аткинса и Престона. И всех остальных пленных.

— Да что же ты несешь? — Мюррей даже слегка отодвинулся.

— Только так, сэр, только так и никак иначе. Я знаю, что жизни генералов не значат и одной десятой от жизни Камберленда, но ведь и он тоже в наших руках. Это надо использовать. Другого выхода нет. Только так мы сможем выиграть передышку. — Я оперся о ствол дерева.

— Наверно, ты прав, — сказал Мюррей после долгой паузы. — Надеюсь, что принц согласится. И очень надеюсь, что французы так же используют эту передышку. Если мы коронуем Джеймса Стюарта и сможем заставить всю Европу признать нас, как государство, дела пойдут на лад. Над этим стоит подумать.

— Одну секунду. Для государства важно не только наличие монарха, я считаю. — У меня появились кое-какие мысли за последнее время, в том числе, за сутки сидения в замке. — Не помешало бы выстроить экономику. Колоний у нас нет и не появится. Существенных ресурсов, которых нет у других стран и которыми мы могли бы торговать, тоже нет. У нас есть уголь и железо, мясная и молочная продукция — это все. Достаточно, чтобы держать страну наплаву, но конкуренцию с любой другой страной мы не потянем.

— А у тебя есть, что предложить? — спросил лорд после короткой паузы.

— Технологии. Вгрохать все ресурсы в развитие технологий. Хотя даже так мы вряд ли сумеем обогнать англичан с их мануфактурами, но они вынуждены тратить огромные средства на войну и на связь с колониями. Я уже говорил принцу о том, что в Европе назревает громадный конфликт, и я не шутил. И Англия, и Франция, и Пруссия, и Россия с Австрией будут втянуты. Пруссия и Австрия уже переломали немало копий.

— Знаю.

— Ну так вот. Когда это случится — не могу сказать точно, но это будет. Мы останемся в стороне. Если только англичане не раздавят нас прежде.

— Именно, Александр. Боюсь, что вгрохать, как ты выразился, ресурсы нам придется в защиту границ, в первую очередь. Кто знает, ганноверцы могут вполне пожертвовать жизнью одного человека, чтобы устранить угрозу на севере.

— Отлично, к этому я и собирался перейти, особенно, если события — не дай-то Господь — станут развиваться по сценарию, который вы озвучили, сэр. Это касается наших способов ведения войны…

— А что конкретно тебе не по душе?

— Да все, сэр! Нам повезло раз, повезло другой; но скоро это везение закончится — англичане совсем не так тупы, чтобы с их огневой мощью подпускать нас с нашими железками на расстояние взмаха. Рано или поздно, скорее раньше, чем позже, они придумают способ. Да не, ну вообще-то способов у них и так уже немало: картечь, повзводный огонь, мортиры, кавалерия. Чтобы побеждать при нынешней тактике, нам надо иметь в три-четыре раза больше людей. Причем не больше, чем есть сейчас, а больше, чем у них. Что невозможно. Или нам надо воевать с ними в горах — а это значит: отдать Лоуленд, замки и уйти обратно. Это тоже невозможно.

Мюррей слегка нахмурился и выпятил нижнюю губу.

— Не в горах, а даже всего лишь на пересеченной местности мне удавалось преподать урок краснокафтанникам, — он говорил ровно, но я почувствовал, что он уязвлен. — Под умелым руководством, горцы смогут победить любую армию, и я не бахвалюсь!

— Знаю, сэр, знаю, я наслышан о ваших победах. Но принц и его ирландские советники, не смыслящие ни черта в войне могут одним решением перечеркнуть все, чего мы добились. Я полностью за то, чтобы командование армией взяли на себя вы.

Похоже, Джордж немного оттаял.

— Но тем не менее, если к нам пожалует вся "королевская рать", придется туго.

— И это я тоже прекрасно осознаю. У тебя есть какие-то предложения?

— Есть, сэр. Но пока они не пожаловали, стоит играть нашу козырную карту с заложниками.

— Да.

Он поднялся на ноги и ушел. Я остался сидеть у молодого вяза, в роще.

Меня мучала одна мысль, причем уже давно.

Вот как так получается, что человек, взращенный профессиональным военным, прошедший несколько войн — и говорит о том, что мои методы ведения войны неподобающие?

Почему англичане — гады, ублюдки и мрази — ни разу не стеснялись в выборе средств для достижения победы? И ведь не только они! Американцы тоже не испытывают никаких моральных неудобств, когда требуется полностью извратить реальные факты в средствах массовой информации, или напасть на суверенную страну, или занести инфекцию кому-то, кто не подчинился, или…

Почему так? Почему гниды никогда не выбирают способы борьбы, а нормальные люди пытаются действовать честно, благородно и, как следствие, всегда проигрывают. Ведь чтобы не проиграть, достаточно перенять способы войны у тех, которые гниды, и все! Так почему же?

Наверно потому, что нормальные люди — не гниды. И больше всего боятся стать гнидами, больше, чем проиграть.

Глава 11

Проливной дождь, хлынувший с небес, заставил меня искать убежище. Странно, что в такой стране, как Шотландия, было сухо целую неделю, если не больше. Я бы списал это на сверхъестественное, но это я…

Я преизрядно вымок, прежде чем нашел своих — клан Кеппох.

В палатке никого не было, все горцы, очевидно, столпились в замке. Ну и отлично. Я устроился на чьем-то лежаке, подложив под поврежденную руку скомканный плед. Сам не заметил, как забылся…

Во сне мимо меня маршировали клансмены, многие выглядели точно, как увиденные утром призраки. А потом чей-то голос произнес:

— Алексей, твой лимит везения исчерпан.

— Так это что, получается меня теперь могут грохнуть в любой момент?

— Могут, но только если ты сам это допустишь.

— Да а как… Как я могу этого не допустить? Война же…

— Э, нет. Ты уже набрался опыта. Пора уже тебе научиться отличать опасность. Твои друзья-горцы — и то младше тебя, а осознают…

— Пардон! Но они-то воюют чуть не с малолетства! А мне дали месяц всего!

— Не дави на жалость. За этот месяц ты узнал и понял достаточно. В том числе и то, где лучше быть, а чего следует избегать.

— Секундочку! Это так и есть — но вы что, в моих мыслях копались? Да и как на меня посмотрят, если я буду отсиживаться в тылу?

— Твои мысли у тебя в глазах видны. Это первое. Второе — раз ты понял, что к чему, то найдешь и выход. Не переживай, я буду за тобой приглядывать. Ты, и только ты можешь сам все изменить и сделать по-своему. Ты сам и никто иной. Только не вздумай устраивать ритуалы, понял?

— Блин, но ведь… — я пошевелился и боль в руке потревожила мой сон. Не знаю, отчего, но мне привиделось поле боя. Горцы рядом, наступающие, заряжающие оружие. Напротив — стена врагов в красных мундирах. Крики командиров раскатились над полем и я увидел стволы мушкетов, направленные прямо в меня. Да, я увидел жерла ружей, направленные мне в грудь, прямо перед собой. Дернул палаш из ножен, захотел дотянуться до неприятеля. Все происходило медленно, руки и ноги ослабли, я пытался броситься навстречу, достать солдат клинком, но выстрелы грянули и меня отбросило назад, как тогда, на стене. Я увидел кровь, хлещущую из раны в груди — и проснулся. За пологом палатки ливень сек землю.

"Только ты сам и никто иной." Ага, утешили. Я перевернулся на живот, скривившись от боли в плече. "Ты сам. Никто иной". Ну ладно, сам, так сам. Я уже давно сказал себе — больше никаких авантюр. Хватит с меня. Даже Ангус не проймет. Надоело. Эдак, годам к тридцати, я стану уже конкретным инвалидом. Все-все-все.

С этой мыслью я уронил голову на руки и снова захрапел.

Разбудили меня горцы, вернувшиеся в лагерь. Я поднялся, только для того, чтобы обнаружить кровотечение в плече. Перевязка намокла — ну что ж, никто и не обещал, что будет легко. Опираясь на правую руку, я встал, с грехом пополам.

Дождь прошел, чистое небо над нами светило звездами. Оглядевшись, я едва не подпрыгнул — рядом со мной стоял Ангус, любовавшийся, казалось, небом, как и я.

— Что нового, брат?

— Пока ничего такого, о чем ты бы и сам не догадался. К англичанам отправлены парламентеры с ультиматумом. Через день принц намерен короноваться в Холируде.

— Принц? А как же Джеймс?

— Он… — Ангус поскреб затылок. — Он, видимо, прибудет позже. А пока Чарльз намерен провозгласить себя регентом.

— Даже так?

— Ну пока вот так. Все будет зависеть от того, как поведут себя англичане. Они могут наплевать на жизнь Камберленда и продолжить войну…

— Это понятно. Кому охота оставлять у себя в тылу враждебное государство?

— Погоди. Это маловероятно. Он, как ни крути, наследник. Его выкупят, скорее всего. Но следует быть готовыми.

— Верно. Но только что мы сможем им противопоставить? Весь Лоуленд — протестантский, они поддержат Англию…

— Ну тут ты загнул. Сторонников Стюартов и здесь хватает.

— Возможно. Однако, если начнется полномасштабная война, на кого мы сможем рассчитывать?

— Пока трудно сказать. Но без поддержки мы не останемся. — Ангус кивнул.

— Да, именно, без поддержки. Зато подавляющее большинство жителей Глазго и Эдинборо — протестанты. Нам надо как-то сплотить их и горцев в одну нацию.

— Согласен. Но об этом тебе стоит поговорить с лордом Джорджем или с принцем. Только… — он помолчал. — Только в том случае, если у тебя есть какие-то предложения. Настоящие, реальные предложения. В противном случае, потратишь время впустую.

Я призадумался.

С населением мы уж как-нибудь справимся — до поры их сдерживают палаши горцев, но только до поры. Стоит прикинуть, как обеспечить стране экономическую стабильность. Пускай протестанты молятся по своим обрядам, никому не жалко, но кроме этого им всем надо жрать, нормально одеваться и вообще, обустраивать свое житье. Армии, проходящие туда-сюда этому никак не поспособствуют. Это раз.

Границу следует отодвинуть к Твиду, это и дураку ясно, военный мускул придется напрячь. Хотя говорить о "мускуле", как о таковом, немного неправомерно или, скорее, рановато.

Но даже если Англия и пойдет на перемирие, от морской блокады нас никто не убережет. Никто, кроме французов. Правда, все их попытки пока не принесли никаких успехов — уж больно велика дистанция и опасен путь. Можно наладить снабжение через Скандинавию, конечно, но это опять же, риск. Требуется какое-то экономическое решение… Но какое?

Мой старый препод в России говаривал: "Запомните, ребята: прибыль делают не на разнице себестоимости и рыночной цены. Прибыль делают умные на дураках."

Но как оставить в дураках такую державу, как Британия? Шотландия способна производить сельхозпродукцию в избытке — факт. При соответствующем уровне наращивания технологий, Шотландия, пожалуй, сможет потягаться с другими в производстве тканей, одежды, вино-водочных продуктов и прочего. Но этого все равно мало. Нужен какой-то бренд, какого еще нет ни у кого.

Я зло сплюнул и решил: "Let's sleep on it". Забрался в палатку и улегся досыпать. Ангус, судя по всему, ушел куда-то к себе.

Весь следующий день лил дождь, а раненый боец валялся под холстиной, пристраивая поудобнее левую руку. Ночью мне не удавалось заснуть — свежие раны ныли, даже когда я лежал неподвижно, как камень, ну а днем я постоянно ворочался, измышляя разные варианты внешней и внутренней политики с экономикой. Да только все безрезультатно. Такие вещи должны быть прикладными, если вы понимаете, о чем я. Придумывать сферических коней в вакууме можно сколько угодно, но в реальности все будет иначе.

Вечером мне удалось выпросить анастезии в лице бутылки вина, которую я приговорил в гордом одиночестве. Ну да, алкаголические замашки, да, да. Зато она, бутылка-то, помогла мне уснуть.

Пробуждение было не самым лучшим продолжением времени суток, могу вам сообщить и пусть вас не смущает мой корявый язык. Снаружи моросило и доносились отрывистые, но мягкие фразы на гэльском. Я наскоро обулся и вылез наружу.

Гиллис Макбин, Иан Мор и Александр Макдонелл, вождь клана Кеппох, а также Ангус Бан — яростно обсуждали что-то в десяти шагах от палатки. Я потер свою, без сомнения, помятую рожу — ну почему я не могу быть таким, как они? Вот реальные дети гор, им дождь, снег и недосып нипочем. А я? А я до сих пор не могу наблюдать, как забивают овцу на обед. Тьфу, изнеженный потомок сухумских казаков.

Я не успел подойти к вождям, как периферическим зрением отметил высокую фигуру, огибавшую палатки.

Лорд Джордж, кто же еще.

Перекинувшись несколькими словами с вождями, он поманил меня жестом.

— Сэнди, у меня есть две новости для тебя.

Я не сдержался:

— Что, опять??

— Не кипятись. Первое: коронация отменяется.

— А, великолепно…

— Отменяется она потому, что англичане убили наших парламентеров.

— Убили?

— Да, убили. Не сами они. Но на пути обратно все наше посольство пропало. — Мюррей вздел вверх указательный палец. — Одному человеку удалось спастись и он-то рассказал нам, что нападавшие были не бандиты из Порубежья, а англичане.

— Но почему?

— Как "почему"? Потому что им выгодно потянуть время. Потянуть время, создать неопределенность, не отвечать нам ни "да", ни "нет, может даже согласиться на наши условия, собрать войска тем временем, и так далее. А как только мы выпустим заложников за выкуп, они снова вторгнутся, в огромных количествах.

— Почему-то мне тоже так кажется, сэр.

— То, что они вторгнутся — не тайна ни для кого. Беда в том, что они уже тут. Лорд Элхо докладывает, что в Глазго замечены беспорядки — население выступает против Чарльза, им не нравится, что он ведет с собой дикарей с Гебрид. Килмарнок и Ланарк тоже гудят, словно растревоженные ульи. Но это и неудивительно, лоулендеры никогда не любили горцев.

Как это знакомо, а! Не можем победить в бою — будем действовать исподтишка, разлагать страну изнутри. Типичные благородные и цивилизованные люди. Правильно, играть карту "дикарей", как же иначе? Через пару столетий в оборот войдет сказочка о "демократии". Знакомо до боли.

— Сэр Джордж Мюррей прав, — сказал сбоку Иан Мор. — Насчет того, что они тут. Наши конные патрули напали на след небольшой группы верховых. Они прошли через Эттрикский лес и потерялись.

— Чего же вы ждете? Немедленно отправьте людей, чтобы их разыскать!

— Простите, сэр, но мы решили, что легче поджидать их здесь, чем распылять людей по всему региону, — вмешался Гиллис. — К югу много холмов и болот, мы не найдем их. Гораздо проще перекрыть все дороги на Эдинборо прямо здесь.

— А с чего вы взяли, что им нужен Эдинборо?

— Ну как… Принц ведь здесь, — ответил Иан, нахмурив брови.

— Да. Но кто вам внушил, что они охотятся за принцем? — Мюррей вскинул к небу ладони. — Что если они просто хотят поднять население против нас, как в Ланарке?

— Нет, сэр, исключено, наша конница контролирует дороги и населенные пункты.

— Хорошо же она контролирует! Лично мне не верится, что беспорядки вспыхнули сами по себе. Короче, я здесь лишь затем, чтобы поставить вас в известность. Принц отбывает в Глазго, успокаивать народ и я вынужден следовать с ним. Так что вам придется разгребать проблемы самим. — Он упер в меня палец. — Это и тебя касается, у тебя светлая голова.

Вот так. Такие пироги. С котятами. Йуэн Макферсон и Александр Кеппох были единогласно избраны главными в отсуствие принца и Мюррея. Неясно, правда, к чему и зачем нам нужны главные, когда мы все одно ничего не делаем — если только свалить на них ответственность в случае чего.

Однако, ближе к полудню, в лагерь примчался гонец от лорда Элхо. Неизвестные, числом до двадцати, замечены на дороге из Пеблса. Похоже, это опытные люди, поскольку они сумели затеряться, даже несмотря на дождливую погоду, выдающую любые следы. Вполне вероятно, что их больше, чем предполагали дозорные.

Александр Кеппох остался под Эдинборо, Йуэн же, как более молодой (относительно молодой) и рьяный, поддержанный Ранальдом, собрал людей и вывел несколько отрядов на юг, прочесывать местность.

Кланом Кеппох, как и Макдональдами в целом, руководили Ранальд и Ангус. Я последовал со своим кланом, несмотря на яростную попытку Ангуса отговорить меня. Мне добыли лошадь и этим я был вполне удовлетворен. Руку, конечно, приходилось прижимать к телу, чтоб не трясло, ну да и хрен с ней, не отвалится, поди.

Около Охендинни мы устроили короткий привал.

Ранальд, Йуэн, Ангус, Спалдинг и еще несколько офицеров тут же заспорили. Атольцы предлагали усилить поиски к востоку, поскольку там, в основном, нехоженная местность и диверсантам не нужно форсировать Эск, дабы подобраться к Эдинборо. Ранальд возражал, что наоборот, переправиться через реку не так уж сложно, зато на левом берегу небольшой мобильной группе открывается простор, в случае неудачи они могут всегда отойти к югу.

Ох уж эти мне вожди. Сами по себе — прекрасные люди, воины, стратеги, вполне харизматичные личности. Но как только их соберется больше двух в одном месте, то…

Надо единоначалие, надо! Но кто потянет? Мюррей? Да, он и стратег, и тактик, и подход к людям умеет найти. Но вот его это постоянное "бесчестно" — блин, ну что за дела? Вот я сейчас предложу — в отместку англичанам за их диверсии, взять да и отравить у них колодцы где-нибудь в Ньюкастле. Так Джордж же с ума сойдет! Не, ну война, так война, что тут такого? А он начнет снова свою волынку… Эмм, не волынку, сейчас это звучит не смешно, пусть будет — шарманку. Вот начнет он снова свою шарманку — "мы не убийцы", "побойся Бога", "не уподобляйся им", тра-ля-ля… Как великодушно, а! Нас мочат, а мы — не уподобляйся! Может Мюррей, он — православный? Я даже серьезно засомневался на секунду. Такое всепрощающее отношение, оно католикам и протестантам несвойственно, насколько я могу судить. Не-е-ет, если уж я дорвусь до власти, мало никому не покажется. Поэтому лучше мне до нее не дорываться, наверно.

Однако пора уже заканчивать этот балаган. Я подошел к спорщикам, с учтивым видом выждал, пока они сделают перерыв и гаркнул:

— Если мы не будем терять время на разговоры, мы застанем саксов там, где их видели разведчики. И все!!

Они посмотрели на меня ошалело, только Ангус и Йуэн заулыбались.

— Верно сказано, — отметил вождь Макферсонов и принялся раздавать команды.

В соответствии с его приказами, наши силы разделились. Йуэн со своими Макферсонами пересек Северный Эск и двинулся на юг, к Дьюару. Чизэмы и атольцы остались между Боннириггом и Далкейтом, следить за восточной дорогой. Как, собственно, они и хотели. Ну а мы с Макдональдами и отрядом Родерика Макнила принялись прочесывать местность вокруг дороги на Пеблс.

Миновав Хоугейт, мы очутились на влажной, грязной равнине, без каких-либо признаков так называемой цивилизации, за исключением редких фермерских домиков. Дальше и правее, ну то есть, юго-западнее, должен был находиться Ледберн.

Возвышаясь на конской спине, я видел, как группки горцев постоянно отделялись от общей "стаи" и заходили в дома, расспрашивая хозяев на предмет новостей о диверсантах. Без толку.

Ранальд предложил устроить привал в Ледберне, но за три-четыре километра от этого населенного пункта нас нашел верховой. Оказывается, они наткнулись на след предполагаемых диверсантов неподалеку от Портморского озера. След вел на север.

Не теряя ни секунды, Ангус и Ранальд разбросали своих людей веером. Ангусу досталось правое крыло. Я спешился и побежал вместе с Макдональдами. Рана в бедре давала о себе знать, но азарт, азарт! Не до раны!

Дорогу нам преградил лес. Даже не лес, заросли ивняка. Горцы умело рассыпались, я же нашел тропку, протоптанную, видимо, местными жителями. Дрянное место, массы мошкары, что неудивительно, болота рядом, да и дождь прошел. Тропинка вела меня через лес, причудливо извиваясь. Иногда я останавливался, чтобы прислушаться. Выбрался на небольшой взлобок — и увидел их. То есть, ИХ!

Десяток человек, из них трое или четверо в английских мундирах, остальные в синих и бурых камзолах. Лошадей не видно, неужто пешком пришлепали?

Что они обсуждали — не услышать отсюда. Я сполз вниз со склона, путаясь в зарослях. Нет, все равно не слышно. Подбираться ближе я не рискнул, услышат, собаки. Напряг слух, как только мог — нет. Не разобрать. Черт, ну почему нет мобильника! Сейчас уже созвал сюда весь отряд.

Так вот что нам надо! Средства связи! Это ж будет прекрасно, мы будем опережать врага на пару ходов, минимум!

Пока я размышлял, англичане отдали команду и их отряд рассыпался. О, вот это совсем плохо.

Стараясь приземляться исключительно на носки, я посеменил в сторону. Перепрыгнул через лежащее дерево и… заглотил какую-ту мошку.

Страшный кашель распугал птиц на ветвях деревьев. Отхаркнув и продолжая кашлять, я побежал через кусты в сторону, где предположительно должны были находиться наши. Из-за могучего ствола ивы вывернулась фигура в красном мундире, широко замахнулась саблей. Разгадав траекторию удара, я уклонился и клинок пронесся мимо, чиркнув меня по рукаву. Я отпихнул англичанина и бросился прочь — только для того, чтобы влететь в самую гущу заголосивших неприятелей.

Чуть не поскользнувшись на склизкой почве, я резко сменил направление, но уже в зарослях запнулся и грохнулся наземь, круша под собой молодые побеги.

Надо мной почти сразу вырос преследователь с кривым ножом в руке. Захоти он приколоть меня — тут бы и хана Леше, на короткий удар ножа я никак не смог бы среагировать, но он, очевидно, собирался располосовать меня скользящим движением. Не успел.

Я схватил руку с ножом и дернул вражину на себя. Такого он не ожидал и упал на колени. Сцепив руки у него на затылке, я рванул голову напавшего к себе, усиливая разгон, и одновременно боднул его в лицо, поднимаясь. Получи, сукодей, наш подмосковный поцелуйчик!

Англичанин неожиданно тонко, как евнух, закричал, зажимая лицо рукой. Я, лежа на земле, добавил ему с ноги, вскочил и большими прыжками ломанулся по лесу, неважно куда, только бы подальше от опасности. Да тут же, через пару десятков шагов наткнулся на пол-дюжины клансменов. Едва переводя дыхание после всех предыдущих приключений, я лишь махнул рукой туда, откуда прибежал. Дважды повторять не пришлось — наши ребята сорвались с места, словно стая гончих, преследующих волка назрячь.

Пару мгновений спустя гомон англичан сменился жуткими воплями, перемешанными с проклятиями и рычанием сцепившихся бойцов.

Кое-как стерев с рук грязь, я извлек из ножен палаш и заорал во всю мочь, сзывая своих на помощь:

— Dia's Naomh Aindrea!

Пожалуй, это было уже лишним — сквозь подлесок с разных сторон к месту схватки продирались шотландцы. Охота пошла! Глубоко вдохнув, я побежал туда, откуда только что сматывался, сломя голову.

Англичан уже не было там, где я им едва не попался. Горцы гнали диверсантов, которые улепетывали со всех ног — видно, у них где-то имелись лошади и они еще надеялись уйти. Куда там…

Скатившись с пригорка, диверсанты исчезли в "зеленке". Страшно заухали мушкеты шотландцев. Пули срезали ветви и поднимали в воздух целые рои листьев. И другие горцы, с топорами и палашами, безмолвно рванулись в погоню, огибая стрелков и исчезая в пороховом дыму.

Я поразился физической силе и ловкости этих людей — впрочем, я повторяюсь, как обычно, но что поделать, я не писатель, я рассказчик. Многим из горцев я бы легко дал за тридцать, а кому и за сорок; тем не менее они двигались, как дикие животные, с проворством, быстротой и даже, уж простите меня за банальность, изяществом. Я бы так не смог, даже после долгих тренировок, а ведь мне всего двадцать четыре. Конечно, вольная борьба и футбол — это неплохо, но жизнь в горах с малолетства — круче в разы.

Диверсанты сопротивлялись отчаянно, скажу больше — они дрались как черти, как крысы, припертые в угол. Мы потеряли двух человек убитыми, десяток — ранеными. И взяли в плен двоих.

Глава 12

Один из пленных оказался англичанином — сюрприз! Другой же был из клана Армстронг, только с английской стороны границы. Явно проводник.

Ангус разослал гонцов к другим кланам с известиями о том, что диверсанты пойманы. Теперь осталось только доставить их в Эдинборо и показать им "the mother of Kuz'ma". Показать им… Черт, а ведь прекрасная идея! И как оно раньше не пришло мне в голову?!

Я поискал глазами — будет лучше, если Макдональды и большинство горцев не будут в курсе, поэтому я выбрал одного из Макнилов, показавшемся мне довольно смышленым мужиком, быстро, на пальцах, растолковал ему свою идею. К счастью, он неплохо понимал английский.

— Давай, дуй, — я легонько подтолкнул его к своей лошади. — И помни, говори об этом только с Александром Макдоннеллом, ни с кем более!

На ночлег мы остановились возле Хоугейта. Мало того, что раны саднили от промозглой сырости, так еще и Ангус кидал на меня подозрительные взгляды. Обижался, видать, за то, что я услал кого-то на своем коне и не посвятил его в свой план. Я только улыбался в ответ настолько безмятежно, насколько мог.

Сон не шел. Совсем. Не мешало бы убиться местным алкоголем, да только где его достанешь, в таком часу-то? Ближе к утру я задремал на пледе, уложенном поверх высокой травы, но проснулся почти сразу же. Или так показалось, во всяком случае. Снова моросил гадкий дождик, клансмены сворачивали лагерь и выдвигались.

Стиснув зубы, дабы не выдать своих мучений, я поковылял вслед за отрядом. В Охендинни, у переправы, там, где мы и расстались, нас нагнали Макферсоны. Атольцы и другие отряды тоже возвращались в Эдинборо.

После полудня мы уже были ввиду нашего лагеря. У дороги поджидала толпа клансменов — тех, что остались в лагере, а за ними возвышались четыре виселицы, громадные сооружения, видимые издалека.

Подойдя ближе, я различил своего приемного отца — Александра Макдонелла, помахал ему рукой. Он ответил мне важным кивком головы. Издалека мне даже показалось, что он подмигнул. Отлично, значит мой посланник сумел донести мысль.

Я подошел к Ранальду и пошептал кое-что ему на ухо. Повинуясь его команде, горцы вытолкнули вперед пленных. Александр подошел к ним и сказал своим басом, прокашлявшись:

— Вам ничего не грозит. Вы будете отпущены на свободу.

Воины вокруг притихли. Александр продолжил:

— Но сначала мы покажем вам, что мы делаем с теми, кто не соблюдает условий перемирия и убивает парламентеров. Мы терпели ваши преступления очень долго. Теперь же… Впрочем, я сказал достаточно. Наблюдайте.

Из глубины лагеря вышла небольшая процессия. Хаске, Хоули, Престон, Аткинс — с завязанными глазами, священники и конвой. Аткинса заметно пошатывало. Последним шагал человек с капюшоном, опущенным на лицо.

Пленных англичан подвели к помосту. Церемония не затянулась — священники исполнили свою роль и человек в капюшоне набросил петли на шеи пленным, немного повозившись за спиной у каждого. Натянул им на головы мешки. Махнул рукой куда-то в сторону. Загремели барабаны. Шотландцы вокруг слитно охнули, раздались крики протеста.

Пленный англичанин, сумев различить командующих по мундирам, заметался, закричал: "Вы не можете! Не имеете права!" и что еще в том же духе, но его крепко схватили за руки двое Макдональдов, стоявшие рядом.

Люки в помосте отворились и четыре тела повисли на натянувшихся веревках. Горцы загомонили, англичанин отвернулся. Ангус хотел было что-то сказать, но я остановил его энергичным жестом.

Александр Макдонелл подошел к пленным.

— У нас есть еще немало пленных, как солдат, так и офицеров. Баттеро, Конвэй и другие. А в заливе стоит довольно ветхий корвет. Если Англия не прекратит нам пакостить — надеюсь, вы догадываетесь, какая судьба ждет ваших людей. Да, именно! Мы выгоним судно с ними в море и пустим всех ко дну! А Камберленда оставим напоследок.

— Вы, вы! — взвыл англичанин. — Вы ублюдки, варвары!

— Ну да, мы варвары, — невозмутимо ответил Александр. — Вы ведь считаете нас дикарями, не так ли? Так почему вы удивляетесь, что у нас дикарские методы? Кстати, вы и сами отправляете наших пленных на плантации, четвертуете их, гноите в лондонском Тауэре. Почему, спрашивается, мы должны с вами миндальничать? А? Не слышу ответа?

— Мы могли бы их выкупить… — бесцветным голосом сказал английский офицер.

— Ну так почему же не выкупили? Почему продолжили устраивать диверсии? Ладно, довольно разговоров, — Кеппох отмел возражения взмахом руки. — Вам дадут лошадей и охранные грамоты, отправляйтесь к Уэйду, к королю или хоть к самому дьяволу. Передайте мои слова, ибо я уполномочен говорить от лица принца Чарльза: если Англия не ответит на наше предложение о мире, то через неделю полторы тысячи ваших солдат и пруссаков найдут могилу на дне Фиртского залива. А с Камберлендом мы позабавимся по-своему.

— Не посмеете, будьте вы прокляты!

— Очень даже посмеем. Причем, с огромным удовольствием посмеем. А теперь проваливайте.

Горцы весело улюлюкали, палили в воздух и выкрикивали оскорбления в адрес английского короля, а когда двое пленных пустили лошадей в галоп, плевались вслед.

Кеппох махнул рукой куда-то в сторону виселиц.

— Снимайте этих дураков! — И обернулся ко мне. — Алистер, ты — голова. Продеть им ремни в подмышки! Ну как только ты додумался, а?

— Видите ли… — я поскреб отросшую бороду. Ну как ему сказать, что мы таким способом пугали прохожих возле нашей общаги? — Просто долго думал над этим, вот и додумался.

— Молодец, молодец! — Кеппох потрепал меня по голове. — А знаешь, тяжелее всего было напоить их до беспамятства.

— И засунуть кляпы в рот, так чтобы никто не заметил, — добавил подошедший человек в капюшоне, сыгравший роль палача.

— Да перестань! — Александр хлопнул его по спине, отчего тот едва не упал. — Главное, что все получилось, как задумывали. Алистер, тебе бы только спектакли ставить в театре!

— Да и вы, сэр, исполнили все идеально, — вернул я комплимент.

Ангус молча наблюдал за этой сценой. Потом стянул берет с головы, подошел ближе и обнял меня.

— Брат, прости, что я в тебе сомневался.

— Да брось. Теперь понимаешь, почему это важно было хранить в тайне?

— Теперь понимаю.

Осталось только дождаться вестей из Глазго. Как там справятся Мюррей и принц?

Самое дурацкое во всей этой истории было то, что после всех пертурбаций в лесу, у меня открылась рана на левой руке и я надолго слег. Меня слегка лихорадило, не от заразы в ране, а больше от боли. Ангус просиживал дни и ночи напролет рядом со мной, сам, лично менял повязки и развлекал историями о событиях прошлого года, за что я был ему безмерно благодарен.

Уж как я не старался не афишировать свое состояние, а слухи таки разлетались по лагерю с бешеной скоростью. Ко мне приперлись Конелл с Шоном и даже Колл (который на самом деле был Comhgall) из атольской бригады. Пришел и датчанин Фредерик, справиться о моем здоровье. Я не мог скрыть свою радость при их появлении. Колл притащил с собой не только запасы бухла из замка, но и двух волынщиков. Вечером второго дня они исполнили традиционный пиброх и несколько маршей. Я был тронут до самой-самой…

Нет, серьезно! Они сами отдавали свои жизни в войне за своего законного монарха, и тем не менее, у них оставались силы, и главное — мотивация, чтобы развлекать какого-то чужеземца.

Я поделился своими мыслями с Ангусом за чаркой вина. Он лишь укоризненно покачал головой.

— Алистер, ты дурной. Неужели ты до сих пор не понял, что закон гостеприимства священен, что бы там ни говорили про нас саксы? Даже если б я пришел в лагерь Фрэйзеров среди ночи, уставший и голодный, они бы в первую очередь накормили, напоили и усадили меня к костру, а уже потом стали бы разбираться, кто я и что со мной делать.

— А если б это были не Фрэйзеры, а Кэмпебеллы?

— Да хоть черти рогатые, — Ангус тяжело вздохнул. — Закон гор один для всех. Понимаешь, иногда мы режем друг друга без пощады. Но на войне, как на войне. Там действуют военные отряды, от них никто не ждет пощады. Здесь совсем другое. К тому же, люди знают, что ты не местный, но ты прилагаешь все усилия, чтобы помочь нам победить. Это никак не может укрыться от их внимания. Положим, не будь у нас такого понятия, как "гостеприимство" — что мне трудно представить, все равно, разве мы бы не оценили твой вклад в нашу победу?

— Э-э-э… Ну… да, я… я понимаю…

— Вспомни, в твоей стране служили многие наши офицеры — Ламонты, Брюсы. Разве они не получали заслуженные награды за свою службу?

— Получали, — пробормотал я. Во дела, двадцатилетний парень знает о нашей истории не меньше, чем я!

— Я знаю, тебе бы хотелось укрыться от посторонних взглядов. Но здесь нет посторонних. Все работают, прикладывают усилия для победы и ты тоже сыграл свою роль. Сыграл блестяще — лорд Джордж Мюррей говорил об этом, хотя ты мог этого не слышать или не понимал. А уж он слов на ветер не бросает.* Поэтому не стесняйся, принимай почести, как должное, ты их заслужил. В будущем, возможно, от тебя потребуют еще больших стараний, но ты справишься. Я в тебя верю.

В ответ я лишь крепко сжал его ладонь.

— Помни: ты теперь один из нас. Ты должен по мере сил помогать своим, но если ты окажешься в беде, то и тебя никогда не бросят. Никогда.

— А если я подведу свой клан?

— Ну-у-у… — Ангус рассмеялся. — Это надо очень постараться. Даже те, кто служил ганноверцам умышленно, прощены. Если ты не предашь нас, а просто ошибешься, никто тебя не упрекнет. На войне все ошибаются. Но запомни — тебе всегда помогут. У нас так. Сородича следует спасать любой ценой, даже ценой жизни. Ты должен так поступать и остальные поступят так же по отношению к тебе. А пока — наслаждайся гостеприимством. Скорейшего выздоровления.

Он быстрым движением выскользнул из палатки, а я остался сидеть и размышлять.

На следующее утро вернулись принц со свитой и Мюррей.

Я даже не интересовался, как прошли дела в Глазго, я представлял себе лицо лорда.

"Ты — что? Ты — инсценировал повешение англичан? И отправил гонцов?"

К счастью, отвечать придется не только мне, но и моему приемному отцу, так что Мюррей утрется. Но Мюррей не утерся. Мюррей был доволен, а принц, узнав об инсценировке, так вообще долго аплодировал в адрес инициатора. Мне хватило ума спрятаться в толпе шотландцев и вся слава досталась Александру Макдонеллу. Я не возражал.

С Мюрреем у меня состоялся долгий разговор. Лорд напирал на то, что нам теперь никак не уйти от вторжения и англичан следует встречать поступенчато: возле границы, потом трепать их под Ньютауном, Селкирком и Галашилсом. Ну а если они двинутся вдоль моря, то надо бы нападать на них постоянно, поскольку их поддержит эскадра. Я отверг его предложения. Диверсии только распылят наши силы. Вместо этого, я предложил выбрать место решающей битвы и… и тщательно заминировать его.

Лорд был в шоке, что неудивительно — о минах в этом столетии никто не слышал. Я сразу предупредил главнокомандующего, что если он заикнется о чести — ну или бесчестности — то я сажусь на первый же корабль в Абердине и уваливаю отсюда. Похоже, Мюррей согласился дослушать меня, но вот проблема — как выбрать поле сражения и заложить мины? А если английская армия двинется другой дорогой?

Дурацкие вопросы, если честно. Никакой английской армии пока нету… хотя, конечно, подготовиться никогда не поздно, то есть, в смысле, никогда не рано, хочу сказать.

Но может быть, фокус с заложниками таки сработает? Очень хотелось бы: каждый день передышки идет нам на пользу. В этом плане мы с Мюрреем достигли полной солидарности. Но зато и каждый день ожидания добавляет седых волос — в этом главнокомандующий также был согласен.

Зато на вопрос о принце он закатил глаза, устало выдохнул и отвернулся.

— Что, он все-же надумал короноваться?

— Он и хотел бы, но сыновняя любовь в нем сильнее личных амбиций.

— Понимаю. Ну что ж… Мы можем и подождать. Особенно, если Кэмероны и другие кланы подойдут с севера.

— Сэнди, — Джордж долго глядел в одну точку, потом посмотрел мне в глаза. — Мы вынуждены ждать, мы зависим от обстоятельств, инициатива у англичан, будь они прокляты! И это меня убивает. Я военный, я не политик, хотя тебе могло так показаться. И как военный, я не переношу выжиданий, неопределенности.

— Знаю, сэр. У меня похожие проблемы…

— Они не только у тебя. Беда в том, что кланы уже начинают рассасываться. Люди устали от войны. Англичане прекрасно это понимают и тянут время.

— Это ясно. Но решаться ли они поставить под угрозу жизнь Камберленда?

— Трудно сказать. Время работает против нас, но и против них тоже. Французы в курсе всех событий, у них сейчас есть шанс покончить с Англией раз и навсегда.

— То есть, посадив на трон Британии монарха из Стюртов?

— Да. Но хотят ли они именно этого или чего-то еще — неясно. Новостей с континента мы почти не получаем. Возможно, на днях будет что-то определенное. Вот О'Салливан настаивает на том, чтобы принц короновался как можно скорее и его можно понять. В таком случае мы сможем заявить о себе, как о полноценном королевстве. Королевские регалии — корона, меч и скипетр находятся в замке Эдинборо, в наших руках. Камень Судьбы — в Англии, но это не так уж и важно, в конце концов, у нас не двенадцатый век на дворе. Проблема в другом. Знаешь в чем?

— Э-э-э… Ну… Наверно в том, что… — я потеребил край камзола, подбирая слова. — Наверно, в том, что принц, оказавшись на престоле, начнет упиваться своей неограниченной властью и устроит бардак?

— Совершенно верно. Видно, Господь послал нам тебя; ты схватываешь все с полуслова. Поразительно.

— Благодарю за комплимент, но… Но нельзя ли поставить ему условия? Он коронуется, а вы становитесь его первым советником, министром, если угодно? Чтобы без вашего согласия и без согласия других вождей он не мог принимать никаких решений?

— Да ты явно начитался чего-то странного, Сэнди. Ты парламентарист, никак?

— Никак нет, сэр, я…

— Власть короля неограниченна, пойми ты это уже. Даже сейчас, он выше нас всех на голову. И что самое главное — люди идут за ним. Не за нами, не за вождями, не за католическими священниками, нет. За ним. Пока есть законный наследник Стюартов, горцы будут сражаться, пусть даже их тяжело поднять и расшевелить. Поэтому мы все зависим от него. Успех в войне зависит от нас, скажу без ложной скромности, но мы зависим от него, а он — от людей.

— Черт дери, сэр, это слишком сложно. То есть, нет. — Я поскреб кумпол здоровой рукой. — Это как раз просто. Как только он вступит на царствование, загрузите его кучей административных дел. Он ведь не справится. И его советники не справятся, они же бездари. У Инвернесса это уже подтвердилось один раз. Заставьте его разгребать конфликт между гэлами и лоулендерами. Тут никто не сдюжит. А пока он будет заниматься этим, мы сможем управлять армией без его вмешательств.

— Проклятье! Сэнди, неужто ты думаешь, что он так и полезет в это дело? Ты же говоришь о многовековой вражде!

— Я прекрасно в курсе, милорд. Но разве вы сами не считаете, что с этим надо что-то делать? Лоулендеры бояться и презирают гэлов, а горцы ненавидят горожан за их пособничество англичанам. Это самая больная тема; для создания королевства нацию надо объединить и точка. Так что пускай Чарльз этим займется — он все-таки метит на английский престол, а там будут проблемы посерьезнее. А в военные дела ему лезть незачем, он в них не смыслит ни грамма.

— Знаешь, я, похоже, начинаю тебе безоговорочно верить.

— Да, а я этим бессовестно пользуюсь, — ухмыльнулся я. Ну да, а еще я родился на двести пятьдесят лет позже.

— Ты или гений, или же тебе сказочно везет.

— Как насчет понемножку от всего, сэр?

— Не-е-ет. Тут что-то одно.

— Ладно. — Я напустил на лицо суровое выражение. — Это все очень хорошо, но помимо всего прочего, у меня есть еще кое-какие претензии.

Я порылся в карманах и вытащил листок бумаги, на котором выделялись кривые надписи углем:

1. Артиллерия

2. Связь

3. Единоначалие.

— Это что?

— Сейчас объясню.

— Да не трудись, я не настолько глуп, — хмыкнул Мюррей. — Но что значит вот это "Связь"?

— О, это будет сложно, но если удастся, то мы сможем разговаривать друг с другом на расстоянии. Одновременно. Не смотрите на меня так, я расскажу вам потом.

— Уж будь любезен! В такие сказки мало кто поверит, но я, так и быть, выслушаю тебя. А вот это "Единоначалие"? Это к чему?

— К тому, что нужно разработать строгую иерархию в армии. Иначе клановые вожди будут спорить часами из-за каждого вопроса. Они хорошие командиры и умелые бойцы, но нам нужно упорядочить систему.

— Хм, — Мюррей покрутил головой. — Вижу, ты всерьез взялся за реформы, а? Не терял времени даром?

— Нет, сэр, не терял! — вот сейчас бы еще сплюнуть тонкой табачной слюной и перекатить зубочистку из одного угла рта в другой. Что может быть круче? — Кстати, отложите на время все вопросы. Пока что это только предположения. Но вот с артиллерией нам надо что-то делать. Как вы сказали, у нас не двенадцатый век за окном, артиллерия сейчас решает многое, если не все.

— Но артиллерию взять негде…

— Как это негде, сэр? А самим сделать? Разве здесь, в Лоуленде, не льют пушки?

— Насколько я знаю, нет.

— Что, совсем?

— В Эдинборо делают орудия, но это отдельные мастерские, их технология устарела на столетие.

— Ну так займитесь тем, чтобы их технологии сравнялись с английскими!

— Интересно ты заговорил. — Мюррей скривился. — Но этим надо заняться. И это будет задача штаба принца, не моя. Хотя все наши мысли заняты не этим. А победой в войне.

— Вы меня поражаете! — я потер лоб большим и указательным пальцами правой руки. — Победа, говорите? То есть, на Шотландию наплевать, получается? Надо только выкачать из нее все ресурсы, чтобы захватить престол в Лондоне?? Это то, что нужно для победы, знаю. Но так не получится! Даже если собрать всех боеспособных мужчин по эту сторону от Твида.

— Да я это понимаю. Но с Англией мы тягаться не можем, как бы этого ни хотелось.

— Можем и будем, я вам это, сэр, обещаю! — сказал я с угрозой в голосе. — Главное, чтоб ваши люди верили мне, я уже знаю, что делать. И будем рассчитывать на наших союзников из Франции. Вы сами должны знать примеры из истории, когда фламандцы били французов, швейцарцы тоже… Короче говоря, мы можем победить!

— Это окрыляет. — Джордж усмехнулся. — Но пока ход за ними. Если они согласятся на перемирие, мы получим очень нужную нам передышку. Если же нет…

— Нет, сэр, вы правы. Придется ждать. Но надо быть готовыми, что бы ни случилось.

* Последнее предложение переведено с учетом русской специфики, но прозвучала онo примерно так: He is not the one, who speaks idly.

Глава 13

Отдохнув от поездки в Глазго, принц со товарищи принялся деятельно готовить какой-то акт. Не иначе, как коронацию. Вот ведь, мудрило — мы еще от англичан не получили внятного ответа, а у него уже в одном месте заиграло.

Своего отца он посадить на престол не сможет, по простым техническим причинам — доставить его сюда из Франции не представляется возможным. По крайней мере, пока. Потому надо короновать монарха, какой есть в распоряжении. Видимо так он рассуждал.

Доля здравого смысла в этом, в общем-то, была: как самостоятельное государство, Шотландия могла бы открыть торговлю с остальными странами. Неизвестно только, что скажет на это Джеймс Стюарт. Впрочем, что он скажет, никого не волнует. Чарли поправит на правах регента до прибытия законного монарха.

Англия тоже не помешает, это ведь вам не двадцатый век, признание государства ООН, США признает, Россия — нет, всякая лабуда… Тут все проще. Отвоевали землю, провозгласили независимость и все, никаких там лиших трепологий. Самое интересное начнется потом, когда лоулендеры и горцы будут вынуждены жить в одной стране. А этого ни тем, ни другим явно не хотелось. Хотя, по словам Ангуса, это не будет проблемой такого масштаба, как представлялось мне. Но безболезненно оно не пройдет, в этом я уверен.

Конечно, можно загнать лоулендеров в колхозы, разводить скот под руководством горцев. Или поселить горцев в рабочие гетто при городах — пусть вкалывают на мануфактурах, глядишь и привыкнут к урбанизированному образу жизни. Придется, правда, установить жесткий контроль и над теми, и над другими. В противном случае, получим новую Бельгию — один этнос работает, другой сидит на соцпомощи и бухает. Но вот кто будет осуществлять, контроль этот?

Сложно все, сложно. Легче колонизировать горы, Северо-Запад. Однажды англичане уже сделали это… Ну то есть, сделали БЫ, если б не ваш покорный слуга и некоторые обстоятельства. Разрушить клановую систему. Поработить часть горцев, другую часть выдавить в вынужденную эмиграцию, построить города, фабрики. Нехай переходят от родового строя к нормальной "цивилизации" городского типа.

Но для этого ведь надо разломать весь их уклад! Этого никто мне не позволит. А даже если… Даже если, чисто теоретически, предствить, что это случилось — кто будет служить в армии? Особенно, если Англия нападет. А она ведь нападет, да еще как, тут никаких сомнений нет. Как так, имея колонии в Индии и Америке — позволить каким-то дикарям оттяпать половину собственного острова. На слове "Америка" я запнулся и мысли потекли в другую сторону.

Через тридцать лет американские колонии восстанут и Англии будет совсем не до нас. Что за бред! Какие тридцать лет, нафиг? Нам бы Семилетней войны дождаться. А уже через тридцать лет меня может и в живых не оказаться. Запросто. И кстати, кстати… Пришедшая к власти в Шотландии династия Стюартов может изменить все так, что не будет никакой революции, никакой Америки вообще. Ага, как в том анекдоте; "Да нету, нету больше вашей Америки. Кто бросил валенок на пульт?!"

Хы-хы. Ведь реально, ее может и не быть, если мы тут постараемся как должно. Ладно, не будем загадывать так далеко. Итак, о чем бишь я? А, ну да. Служить в армии… Армии-то у нас и нет. Но ведь, но ведь! Но ведь горцы прекрасно служили при английских монархах. Королевские Фрэйзеры и Садерленды, Блэк Уотч, что там еще-то. "Тонкая красная линия" под Балаклавой…

Вот это меня бесит! За каким хреном эти варикозные напыщенные уроды посылали кельтов стрелять в русских и умирать непонятно за что непонятно где? Что плохого сделали мы шотландцам? И чем они навредили нам? Ничем абсолютно!

Так что не будет шотландских полков в английской армии. Не будет, пока я жив и сохраняю способность мыслить, говорить и передвигаться.

Хм, мда, опять я отвлекся. Главная мысль же такова — горы способны производить человеческий материал, вполне сильный, рьяный и готовый воевать. Даже после "чисток". Так с чего же ему не быть сейчас? Он есть, есть, это точно, надо всего лишь суметь раскочегарить их, поднять под общим знаменем. Но опять проблема — для этого нужно разрушить кланы, ввести воинскую повинность. А как это сделать?

Снова все упирается в горцев. Лоулендеры будут воевать, если платить им жалование, однако, самые боеспособные части набираются именно среди горцев. Следовательно, именно с горцами придется проводить работу. Ой, нелегко это будет.

Я оторвался от размышлений — как будто вынырнул на поверхность. Плохо, плохо. Ни к чему будущему политику и идеологу (ну дайте мне помечтать чуть-чуть!) так глубоко погружаться в свои фантазии.

Черт, я ведь уже полчаса думаю об этом, а на уме все одно и то же, одно и то же. Да какие полчаса, я уже месяц, считай, думаю над этим. И хоть бы продвинулся на шаг! Все то же самое тривиальное дерьмо! Не выйдет из меня государственный деятель.

Ведь еще что-то там размышлял над экономикой. Да какая тут экономика. Лучший ресурс, который у нас есть — не уголь, не дерево и не шерсть. А горцы. Именно они. Солдаты, набранные в горах и на островах — это и есть самое главное наше сокровище. Но солдат не выставишь на рынке по хорошей цене. Ими не расплатишься за необходимые товары. Солдаты должны выполнять свою работу — а именно, умирать в бою и одерживать победы.

Но чтоб они это делали хорошо и добросовестно, следует обеспечить их должной мотивацией. И вот мы снова упираемся в коронацию. Окей. Допустим, коронация состоялась. Тогда уже нет смысла заключать мир с Англией, каким бы полезным он не оказался в данный момент. В такой момент следует собрать всех, кто умеет рубить палашом и стрелять из мушкета. И двинуть на Англию. Ибо пока у нас под брюхом враждебная страна — да не абы какая страна, а целая колониальная держава — никаких планов об обустройстве внутренней экономики быть не может. Почему я осознал это только сейчас?

Ведь это же ясно, как небо. Сейчас не двенадцатый век, как верно подметил Джордж. Заблокируют, установят эмбарго, натравят каперов и приватиров — ну что им, впервые, что ли?

Но ладно, хватит ныть. Обратной дороги нет. В прямом смысле нет. Не надеяться же на то, что вдруг меня вернут обратно, в мою уютную комнатку на Снобэксвай, в тот же самый момент, когда и изъяли оттуда столь бесцеремонно. Сомнительно. Хотя хотелось бы. Но прошло уже полтора месяца, нечего тешить себя всякими глупостями.

Теперь мой дом — Шотландия. Пусть я и повидал такое, от чего крыша может съехать, поспешая, но тем не менее… Шотландия, так Шотландия. Блин, я все еще не могу смириться с тем, что я тут! Это кошмар какой-то.

Ну да хрен с ним. Прогоним англичан, установим власть Стюартов, я посватаюсь к… Ну к кому-нибудь, заведем семью, домик в горах. Пару голов скота, курей там, рыболовецкое суденышко. Что еще надо человеку?

Не, чушь и бред. Англия не остановится. Стюарты тоже. Рано почивать на лаврах и думать о покое. Обещал же Мюррею все устроить? Обещал. Вот и думай своими мозгами бараньими, Леша, думай.

Блин, масса мыслей, уйма всяких мыслей прокатывалась через мое воспаленное сознание, пока я валялся с открытой раной. Тут вам и радио, и самодетонирующие снаряды, и идеи коллективизации. Чего только не приходило мне в голову.

Я не мог отвлечься от этого, даже когда пришли хирурги — прижигать и вылущивать мою рану. Отвлекся только когда заявились Конелл с Шоном и Мэри с Бреннаном. Мэри даже осталась ненадолго, когда все ушли, гладила меня по волосам и держала за руку. Какая романтика. Кошмар. Не знаю, как она, но я начал чувствовать, что прикипаю к ней душой. Как-никак, а прошли вместе кровавейший бой.

Наверно, в этом и есть смысл. Нахрен всех этих длинноногих моделей, кому они, черт дери, сдались? Вот здесь, рядом, моя боевая подруга. И все. Это все, реально — все, что мне надо. А разве наши деды искали себе женщин по внешности? Чушь собачья! От женщины, с которой хочешь провести остаток жизни, требуются исключительно моральные качества, не более того.

Эх, Мэри, до чего ж ты меня доводишь!

Провалявшись еще сутки, я был разбужен Ангусом.

— Брат, новости, новости!

— Что такое? — я поднялся было, но тут же зашипел от боли в плече.

— Ты не поверишь!

— Поверю, говори скорее!

— Англичане! Англичане ответили! Они согласились на перемирие!

— Да ты что? — я плюнул на проклятое плечо и встал на ноги. — Не может быть! То есть, я хотел сказать: наконец-то!

— Вот именно!

— Стой, погоди. А что с Камберлендом? Его выдадут?

— Похоже на то, тут не я решаю, а Мюррей и принц, — Ангус сморщился и отвернулся. — Но выкуп, говорят, будет стоить того. Они вернут нам всех узников, захваченных ранее, еще с тысяча семьсот пятнадцатого и солидную сумму золотом.

— Насколько солидную?

— Этого не говорят простым людям. Но…

— Не-не, я еще раз перебью. А как с "повешенными" генералами?

— А, ну там все очень тонко. Если мы расскажем, что они живы, то англичане могут пойти на попятную.

— Вот это правильное мышление. Сначала все пофиксить, а потом уже разбираться с оставшимися.

— Пофи… Чего? — не понял Ангус.

— Ну обустроить, в смысле. Постой-ка, — я напрягся. — Получается, коронация состоится не сегодня-завтра?

— Похоже на то.

— И как это обставят? Принца объявят регентом до возвращения Джеймса? Постой, не отвечай. А насколько реально нам вернуть самого Джеймса?

— Тхэ-хэ-тха… — Ангус засмеялся-закашлялся. — Это почти невозможно. Корабль из Франции не дойдет сюда, англичане перехватят.

— А как же перемирие? — что я несу? Исправился: — Натравят корсаров?

— Ну конечно же. Так что у нас выбор один — принц Чарльз.

— Будет регентом?

— Похоже на то.

— Слушай, Ангус, а если переправить короля окольными путями. Через Нидерланды или через Скандинавию?

— Хорошая мысль, но это не со мной надо говорить.

— Верно, забываю.

В конце мая, после праздников, коронация должна была состояться. Для этого в Холируд прибыли члены магистрата Глазго, Килмарнока, Ланарка, Перта и других городов.

Насколько я мог понять из разговора с Мюрреем, принц и вправду собирался короноваться в качестве регента. Никаких репрессивных мер против протестантского населения низин предпринято не было. На это ума хватило и слава богу. Хотя проблемы с ними возникнут, даже к бабке не ходи. Но пока все ровно.

Коронация намечалась на тридцать первое. Собрались не только мэры, но и все вожди, в спешном темпе. Прикатил даже Струан в своей карете — ну, не совсем своей, а захваченной у Коупа в прошлом году.

Как я ни противился, но в Холируд пришлось пойти и мне. Празднество было подготовлено соответствующим образом. Все вокруг блистало, сверкало и… и я даже не знаю, как еще это описать. В общем, все было на высоте.

Я отбил локтем пистолет, нацеленный в принца, вытягивая другой рукой палаш. С другой стороны, О'Салливан схватился с каким-то невзрачным человечком в буром мундире.

Обрушив палаш на противника, я бросился было на помощь ирландцу, но тут грохнул выстрел откуда-то сзади и О'Салливан повалился, держась за пробитую ногу. Снизу уже набегали горцы.

Я кинулся к стрелявшему, но тот оказался не промах — выхватил шпагу и успел ранить меня в грудь, пока я замахивался. Зато опустив клинок, я разрубил мерзавцу шею и он упал, захлебываясь собственной кровью. Подскочив ближе, я прикончил гада, пробив ему живот палашом.

В середине зала оставался лишь Джон Макдонелл, держащий пистолет, направленный на Чарльза. В одно мгновение горцы окружили его, заслоняя собой принца. Я никак на мог вмешаться, поскольку стоял слишком далеко. Но с возвышения все было видно.

Шотландцы поднесли оголенные клинки к груди Джона, Один из горцев уже забежал сзади, готовясь свинтить предателя. Вот только Джон не позволил им этого. Быстрее, чем атакующая змея, он поднял дуло пистолета к виску и нажал на спуск. Горцев забрызгало кровью.

Теперь пожалуй, пришло время объяснить, что произошло.

Еще до того, как в аббатство прибыли все вожди и губернаторы, я зашел внутрь — несмотря на мои отношения к принцу — что-то потянуло меня сюда. И я не прогадал. Англичане все же проникли в Эдинборо, хоть мы и перехватили один отряд. Мне сразу бросились в глаза несколько человек в бурых мундирах — один в один такие, что были на убитых диверсантах. Оттого-то я и взошел вверх по ступеням, вклинился между подозрительными людьми. Ну и тот факт, что Джон Макдонелл держался отдельно от свиты принца не мог не насторожить.

В последний момент мне удалось отвести угрозу, но надо признать, англичанам едва не посчастливилось воплотить в жизнь их план, а именно — убить принца. Джона, они, должно быть подкупили. Как у них это получилось, чем они его соблазнили — сказать трудно, сам Макдонелл мертв и ничего уже не расскажет. Но момент они выбрали верно, ровно перед тем, как в здание вошли остальные шотландские вожди.

Гниловатенько, надо сказать, в окружении у принца. Вроде Джон был верным соратником, воевал во Франции, пил с принцем рюмка в рюмку. А тут, поди ж ты! Ну и ничего, будет внимательней относиться к соратникам наш Чарли. Может хоть этот случай отрезвит его мальца.

В зал уже вливались нескончаемым потоком горские вожди, воины из охраны расступились, давая новоприбывшим взглянуть на тела. Гомон поднялся такой, что небеса, казалось, вот-вот рухнут. Или кровля, что там ближе-то.

Я же, обтерев лезвие об штанину, вложил палаш в ножны и побежал вниз по ступеням к О'Салливану. Пуля пробила ему бедро, могла задеть и артерию — и я, не теряя ни секунды, расстегнул свой ремень и затянул его на ляжке пострадавшего.

— Быстрее, на воздух! — скомандовал я горцам. — Вы там! Не стойте, черт дери! Тащите сюда врачей!

Мюррей, Иан, Йуэн Макферсон и другие отвлеклись от созерцания мертвого тела и переключили все внимание на меня. Чарльз тоже отошел от шока, сбежал по ступеням и начал было причитать над раненым Джоном Уильямом О'Салливаном, которого по моей команде уже выволакивали наружу.

Я лишь похлопал принца по плечу: "Все с ним будет нормально, доверьтесь мне, Ваше Величество", и побежал за горцами, тащившими ирландца.

О'Салливана положили прямо около входа в аббатство, на траву. Краем глаза я заметил, что с крыльца сорвалась фигура и ринулась ко мне.

— Что такое?

— Да я сам хотел спросить, что происходит? — это был Ангус. Ну как же, ни шагу без него теперь.

— Ангус, — я крепко вцепился в его рубаху. — На принца покушались. Этот… Ты сам видишь, кто это, но он ранен. Сделай одолжение.

— Что требуется?

— Совсем немного, — обожаю людей, которые не вякают, не кликушествуют, не роняют сопли, а переходят конкретно к делу! — Вскипяти воду и разведи огонь. Я не знаю, прошла ли пуля навылет, но нам потребуются раскаленные ножи и кипяток!

— Понял.

— Стой. Пошли кого-нибудь за бутылкой спиртного, может пригодится! — я уже не отдавал себе отчета в том, что просто и тупо ору на Ангуса. Он, кажется, ничуть не обиделся, махнул мне рукой, убегая.

— Все сделаем!

Принц тем временем уже отогнал своих телохранителей, и оставив здание аббатства за спиной, опустился на колени рядом со своим раненым товарищем. Ирландец только злобно щерился от боли — надо отдать ему должное, он переносил мучения стойко, как настоящий воин — и сдавливал в руке ладонь принца, бормоча "Ваше Высочество, Ваше Высочество… я виноват, я не углядел".

— Тише, не разговаривай! — свирепо прикрикнул на него я. Не дай бог, задели артерию, тогда все, суши весла. Получите место у кремлевской стены, товарищ О'Салливан. А точнее, на кладбище Эдинборо.

— Почему нет? — поднял на меня взор принц.

— Потому что я сказал "нет"! — наорал на него я. — Ему нельзя резко двигаться. И вообще нельзя ничего делать резко, пока мы не обработаем рану! Понятно, черт дери?

Вероятно, моя фраза прозвучала очень американизированно, на языке, неизвестном в эти времена. Но общий смысл дошел.

Вокруг уже столпились вожди. Мюррей, тихонько подойдя сбоку, наблюдал за моими действиями. Макдонеллы стояли прямо за спиной. С противоположной стороны скучились мэры городов и другие горцы.

Я безжалостно располосовал штанину на ноге ирландца. Прощупал рану — он хрипел и морщился — нет, все нормально, пуля прошла насквозь. Бутылку, которую принес Ангус, я едва не силком впихнул в зубы О'Салливану.

— Пей, сволочь, пей, тебе говорят.

— Не понимаю, что вы… Что вы хотите сказать, — просипел он, откашлявшись.

— Конечно не понимаешь, я же по-русски говорю, балбес, — ответил я ему на русском. Жестом подозвал к себе врачей. — Начинайте чистить рану. Но только осторожнее. Артерия, кажется не задета, иначе кровищи было бы море. Но все равно, осторожнее. Не давайте ему дергаться ни в коем случае. А когда закончите, замотайте поплотнее. Плотно, но аккуратно! И чтоб никто его не тревожил следующие три дня!

В сорок лет такие ранения заживают не очень быстро, но все же, чем черт не шутит. Ирландец не раздумывая рванулся в бой за принца, спася таким образом и мою шкуру — ведь пуля, которую он получил, могла достаться и мне. Могла. Легко.

Вернутся к коронации было не так просто, в свете всего происшедшего. Но надо. Мюррей обратился ко всем с речью, временами прерываясь, давая сказать слово принцу и пастору Келли, как очевидцам событий.

Трупы Джона и английских шпионов вынесли наружу, но накала это никоим образом не умалило. В здание аббатства набилось дохренищи горцев, ловивших каждое слово и бурно негодующих при упоминании о заговоре. В их глазах ирландская свита принца здорово упала. Как и в глазах Мюррея — если это было возможно. Как и в глазах принца. Как и в моих.

Но все кончается, равно хорошее и плохое. Священнослужитель — не могу сказать, какого ранга, наверно таки аббат — возложил символическую корону на голову коленопреклоненного принца и перекрестил его. Крикнул толпе:

— Приветствуйте вашего государя, Чарльза Стюарта!

Горцы одним слитным движением выхватили палаши и под сводами аббатства стало тесно от криков.

— Да здравствует король Чарльз Стюарт!

— Да здравствует наш избранник!

— Да здравствует… Долгих лет!

— Да здравствует!

Вот так мы и короновали пьяницу Чарли. Остались лишь пустяки — разрулить вековую вражду горцев и лоулендеров, поднять экономику страны и расправится с англичанами. Сущие пустяки ведь, правда?

Глава 14

Казалось бы — после коронации у нас должен наступить рай на земле и прочая, и прочая. Но так только казалось.

Перемирие было на руку нам. И только нам. Его следовало использовать с умом.

Мюррей, как я его ни отговаривал, отправился в Атолл, вербовать горцев в регулярные полки. Я испытывал некоторые — да чего уж тут, огромные сомнения я испытывал по поводу его затеи. Но если уж сам Мюррей взялся за это, то глупо сомневаться в его успехе. Были бы средства — а качествами наш командный состав не обделен.

Горцы расходились по домам — никакой король не заставил бы их служить в действующей армии, а если точнее, в бездействующей. Как я уже, наверно говорил, горцы воевали за добычу. Не, ну конечно присутствовали моральные составляющие, но горец — не горец, если он будет сидеть на месте и ждать у моря погоды. Ну или не у моря.

У горца дома кровля не латана, дрова не запасены, корова не доена, жена не е… Ой. Извиняйте. Короче, их можно понять. Именно потому Мюррей, а за ним и братья Драммонды занялись вербовкой регулярных рекрутов.

Кстати, именно я порекомендовал Мюррею открыть порты на севере — там Кэмероны успешно разделались с оппозицией — и разрекламировать Шотландию, как удобный и дешевый перевалочный пункт для сообщения с американскими колониями. Ну насчет дешевизны я погорячился, пожалуй, но в сравнении с Англией мы должны были быть предпочтительнее. И мы постарались сделать все для этого.

Само собой, я не ждал наплыва немецких и скандинавских мигрантов, готовых отдать нам свои последние гроши за билет в Новый Свет. Это мы понимали. У нас и флота-то не было.

Что подтолкнуло меня к мысли — флот нужен! Очень свежая мысль, очень такая, оригинальная. Но зато в нерадивости упрекнуть нас не вправе никто.

Прошла лишь неделя с оглашения перемирия, а мы, со Струаном и Ангусом уже облазили весь город и нашли корабельщиков. Еще нескольких специалистов нам прислали из Глазго — или "Глезга", как говорили тут.

В моем начинании меня поддержал О'Салливан — после того инцидента на коронации он, похоже, горячо влюбился в меня. Нет, ну это я раздуваю, конечно.

Ангус шепнул мне как-то, что повлияло мое рвение во время спасения принца. Я это понимал и сам, хотя подобные нюансы меня бесили — оставшись наедине я подумывал, как бы поэффективнее и поэффектнее скрутить шею этому ирландцу. Все же боремся за одно дело — а он тут вздумал капризничать: что хорошо принцу, что нет… Мудак старый.

Пока вся административная волокита тянулась своим чередом, я отлеживался в лагере за городом. Все-таки слишком много ранений за каких-то два месяца — пробежавшись по делам с утра, я уже к полудню чувствовал себя совсем разбитым. Но деваться некуда, обещал — так изволь.

По моей указке, клановые вожди набрали ополченцев из наиболее ревностных католиков, собрали артиллерию — пусть и совсем убогую пока, но с чего-то надо же начинать.

Возле замка регулярно обучалась прислуга. Сам я, разумеется, не мог полюбоваться на "маневры", но Ангус либо кто еще из соклановцев регулярно сообщали мне о происходящем.

Наша беготня чем-то напомнила мне стратегические игры молодости.

И да, не придирайтесь — за два месяца я почувствовал, будто набрал десяток лет.

Так вот, об играх. Все, наверно, знают цикл Микрософта "Age of…". Ну или "Heroes of Might & Magic", уж это вы точно должны узнать. Помните, когда ты только строишь City Hall, ну или там храм, правительственный центр — это я уже путаюсь, не суть. Так вот, строишь себе, строишь, думаешь, какой я продвинутый.

И тут на тебя наваливается толпа. Неясно откуда она появилась, ведь время течет одинаково для всех — но факт остается фактом: в самый интересный момент приходит орава врагов и начинает тебя курочить.

Ну что поделать, собираешь все ресурсы, отбиваешь ораву. Восстанавливаешь хозяйство, чинишь здания, строишь юниты. И тут приходит еще одна толпа. А за ней уже поспешает следующая.

И ты понимаешь — все, хана, дружочек. Момент безвозвратно упущен. Не, ну а что тут поделаешь?

Выбор невелик. Позорно выходишь и начинаешь по новой. Но теперь ты уже умный, ты уже просек, в чем фишка. Ты не строишь много — ну если только охранные башни — и сам начинаешь давить гадов всеми имеющимися силами. Причем времени терять нельзя, надо давить и давить, не останавливаться.

Вот и в жизни такая морока. Только вот беда — англичане не идут вровень, нет, они опережают нас на пару порядков, они целый век без часу — колониальная держава. Разбить их раз-другой можно, но выиграть гонку…

Но как я уже говорил — деваться-то некуда. Вот и вертимся. Причем терять нельзя ни одного часа.

Перемирие у нас бессрочное, как я выяснил, но кто помешает им взять да напасть? Готов спорить, они уже сейчас готовятся к этому. Да еще и принц наш — горе то еще, все бредит планами о вторжении.

Нет, поход до Дерби и едва не состоявшаяся катастрофа у Каллодена, безусловно, остудили его пыл, но сейчас у него снова поплыла голова от успехов. В этом я почти уверен. К счастью, О'Салливан с недавнего момента лил воду на нашу мельницу — убеждал принца потерпеть и за это я, хочешь-не хочешь, был ему заочно благодарен.

В равной степени я был благодарен членам эдинборгского магистрата, а именно двум мужичкам по фамилии Каннингхем и Примроуз. Узнав о проанглийских настроениях в городе, эти двое поспешили заверить нас, что найдут агентов англичан и симпатизирующих им. Доверия у меня они особого не вызвали — как в общем-то, и никто не вызывал в последнее время — но мой опыт по проведению оперативно-розыскных мероприятий в восемнадцатом веке сводился к нулю, поэтому выбора не было. Я лишь приказал Ангусу замешать к ним пару ребят из наших местных сторонников, чтоб знать, что твориться.

Напрасно беспокоился кстати. Всего за сутки Примроуз сотоварищи повязал десятка два человек, обвиненных в диверсионной деятельности. Их поведение не давало ни на секунду усомниться в их вражьей сущности. Члены магистрата собирались уже вздернуть пойманных, но я остановил их под предлогом, что глупо тратить человеческий материал попусту. Сначала надо бы допросить с пристрастием, а потом и выменять можно будет.

Примроуз, не привыкший к таким гуманным мерам, разглядывал меня недоверчиво — вроде как он напрасно старался, но меня поддержал Ангус. В ту же сторону высказался и Йуэн Макферсон.

Что ж, магистрат не спорил и согласился перевести их на баржу, в "плавучую" тюрьму. На это я решительно возразил:

— Убегут. Или попытаются. Будет морока, будет кровь.

— Ну а что же вы предлагаете, сэр? — я заметил, что к знатным людям, будь им хоть шестнадцать, здесь обращались почтительно вплоть до показухи. Ну да, у нас вон и Пушкин считал стариками всех, кому за тридцать, хотя сам еще до совершеннолетия не дорос. Акселерация, черт возьми.

— Я вам расскажу. Выкопайте яму в земле, в два-три человеческих роста. И засуньте их туда.

— Жестоко, сэр, жестоко. Не проще ли задействовать подземелья в замке?

— Нет, далеко тащить. А если они нам понадобятся для допроса? Найдите старую шахту или колодец, ну чего вам стоит? Насчет жестокости — я ж не запрещаю вам их кормить. И ведро для оправления нужды дайте. Пусть все будет, как в тюрьме. Зато они не сбегут.

Шотландцы поглядели на меня с каким-то смешанным… этим… выражением. А ничего страшного. На войне как на войне. Некогда церемониться с какими-то уродами, когда судьба государства решается.

Примроуз, правда, ничуточки не смутился.

— Вы, сэр, не волнуйтесь. Мы все сделаем, как надо. Не извольте беспокоиться, если можно так сказать.

— Да я уже не беспокоюсь. Особенно после того, как вы изловили всех за одни сутки…

— А, это. Ну вы понимаете, простой народ всегда был против англичан. Так что можете целиком рассчитывать на население. Не подведут.

— Вот как? А я думал, у вас… как бы это сказать… непростые отношения с горцами и с католиками вообще.

— Это правда. Но англичан… Постойте-ка, вы ведь, готов побиться об заклад, никогда не слышали о бунте имени Порчеуса?

— Пожалуй, что нет. Я здесь всего два месяца, — смутился я.

— Ясно. Нет, я слышу, что вы не местный. Историю Порчеуса я вам пересказывать не буду, у нас у всех есть дела поважнее. Но знайте, простой народ, даже в городах, особенно здесь и в Глазго — против англичан. Кровь уже пролилась, прощения не будет. Повторю: можете на нас рассчитывать.

При упоминании Глазго снова вспомнилось творчество Брайана Макнила, в частности его песня "Fighter".

Now the song that comes from Glasgow says the city's raw and rough

And standing by the Clyde I knew the song was true enough

But a sound came o'er the river, the beating o' a drum

From the Gorbals that they tore down just to build another slum

It beat upon my heart and told me never to forget

That we're waiting for the fighter that will come from Glasgow yet

We'll know him by his courage, for he'll never give an inch

With the dignity of Roberton and the guts of Benny Lynch

Да, паршивка судьба снова подкидывает козырь. И его надо разыгрывать.

После нескольких дней беготни, за которые я успел убедить вождей начать мобилизацию роялистски настроенных кланов Порубежья, меня грубо растолкали в предутренний час.

Ангус. Ну конечно, кто это мог быть еще?

— Алистер, проснись!

— Да что ж такое-то, — заскрипел я на родном языке, однако из палатки вылез, растирая слезящиеся глаза и подрагивая от утренней прохлады. Так всегда бывает, когда не выспишься, холод донимает. — Ну что приключилось?

— В заливе датский корабль. Большой. "Люнет". ("Молния", если перевести на русский) Может быть, получится склонить их к переговорам!

— Ну так и склоняйте! Не понимаю, зачем нам переговоры с датским кораблем?

— Вижу, что не понимаешь. А если подумать? А?

Я проморгался. Посмотрел на названного брата. Посмотрел и так, и эдак.

— Мда, вижу, ты еще спишь. Вспомни, кто нам предлагал наладить связи со Скандинавией?

— А что, я пред… Тьфу, ну да, да. Была мысль. Но что это за манеры — будить человека среди ночи? У меня голова не варит вообще…

— Вот ты даешь! Это же была твоя идея и только твоя.

Постепенно до меня начало доходить. Вот же, сука, изнеженный человек двадцать первого века! Тут народ не спит по нескольку суток от осознания важности происходящего, радеет, так сказать. А я совсем уехал в свой мир. Точнее, в мир Морфея.

— Так, да. Да. Понял. И что вы хотите от меня?

— Как что?! — Ангус только руками развел, не найдя крепкого словца. — Идем к ним!

— Но почему я? Пусть О'Салливан похлопочет, члены магистрата, клановые вожди, в конце концов. Почему я-то?

— От те на! Так ты же все задумал! К тому же ты еще их язык знаешь…

— Это кто сказал?

— Ну как же… Солдат этот, из тюрьмы… Энемарк, во!

— Черт… — я помрачнел. Отвертеться не получится. Но попытку предпринял. — Так пусть этот Энемарк вам переводчиком и послужит, он же датчанин, для него язык родной.

— Э, нет. Твоя идея была. Никто лучше тебя ее не изложит.

— Понятно. Но пару часов я поспать-то могу? До утра?

— Пока доберемся, как раз рассветет.

Не проймешь его ничем, здоровяка. Я вздохнул и начал потихоньку приводить себя в порядок.

Переговоры с датским капитаном прошли… Не скажу, чтоб слишком плодотворно — да если честно, я вообще слабо припоминаю, как они прошли. Голову клонило, глаза слипались, я приводил себя в чувство лишь регулярными дозами бренди. Как ни странно, но они действовали, давали энергию.

Внешность, конечно, тоже не способствовала — волосы у меня на лбу растут строго вверх, дедовское казацкое наследие, больше нечему быть, зато остальное — под Иванушку-дурачка. За пару месяцев я, само собой, зарос, и "ежик" на лбу приподнимал остальную шевелюру, не давая ей свалиться на глаза, но заодно и образовывая нехилой величины чуб.

Что наталкивало меня на мысль — неплохо бы уже гребешок раздобыть и в баньке попариться. Но на это тупо не было времени. Возвращаясь в лагерь, я падал на землю и засыпал, просыпался со страшным скрежетом зубовным — и это тоже начинало меня тревожить, не прикинулась ли хворь какая?

Макдональдам-то было наплевать, но вот датчане немного подвигали бровями, глянув на меня. А ведь я еще и не брился с того памятного числа апреля. Ну да и бес с ним, нехай привыкают, у нас тут Шотландия, а не Версаль.

Не стану приводить здесь диалог, не рассчитывайте. Не то чтоб, я совсем не помню, но мои фразы получались настолько корявыми, что я даже…

Помог Фредерик. Реально помог. Без него бы не знаю, что и делал бы.

Самое сложное было — убедить капитана в том, что мы представляем интересы принца, поскольку оный в данный момент занедужил, но власть в этой стране представляют горцы, поэтому нечего тут и все!

Суть свелась к тому, что я налегал на поставку нам орудий и специалистов в изготовлении современных образцов. Пусть это будут немцы и шведы, неважно, доплатим. В обмен я предложил датчанам — а в частности, датской короне, уполномочив капитана говорить от лица шотландского монарха — строевой лес, памятуя о том, что леса в Дании были сведены под корень в девятнадцатом веке, если не раньше. Взял на себя наглость отдать датчанам под выработки лесные участки в Сазерленде, возле Келсо и Дингуолла, присовокупив к этому монополию на торговлю определенными товарами в шотландских портах.

Не могу сказать, остался ли капитан доволен — заключать подобные сделки от лица всей страны ему приходилось явно нечасто — но он все четко зафиксировал на бумаге, забрал наше, аккуратнейшим образом составленное послание и, уходя, выглядел вполне удовлетворенным.

Фредерика я отпустил. Признаться, он не слишком хотел нас покидать, но и от соблазна вернуться на родину отказаться не смог. Прикидывая путь судна от Эдинборо до Ютландии, а затем нашего послания — до датского двора, я решил, что Фредерик поможет ускорить процесс. Это единственное о чем я попросил его — таким образом он оплатил бы спасение из каземата Эдинборо. Он все прекрасно понял и крепко обнял меня на прощание, отправляясь на судно с датской командой.

Все-таки скандинавы не те сейчас. Нет, не те, что бы они там ни говорили о своих свободах, спортивных достижениях… Глядя в спину датчанам и Фредерику, я вздохнул и подумал: "Что ж вы, ребята, развели у себя два века спустя…"

Потом я поймал уже готового бежать куда-то Ангуса и очень мягко, но недвусмысленно попросил его не будить меня до завтра.

Насчет хвори я не ошибся — уже второй день я вставал с температурой. Разумеется, никаких градусников в округе не было, но я переболел в свое время достаточно, чтобы распознать повышенную температуру.

Поначалу я списал это на банальное переутомление и простуду. Возможно, лихорадка, как уже было раньше, до коронации.

Однако в один прекрасный солнечный денек я выполз из под полога и словил странные взгляды горцев.

Один из них, немолодой мужичище, приподнял бровь, подошел поближе и положил ладонь мне на лоб. Обернулся и что-то сказал окружающим.

Это уж слишком очевидно. Я схватил его за плечо.

— Что такое? Объясни на английском, пожалуйста.

— Ну, это… — он замялся. И меня чуть не вывернуло наружу. Никогда в жизни я не кашлял так… Да я никогда вообще не кашлял! А тут… — Чахотка, Алистер. Не иначе.

Опа, приехали.

Когда пришел Ангус, я уже заплевал все пространство вокруг мокротой, смешанной с кровью. Почему-то я надеялся, что это не чахотка, а обычная пневмония. Которую я мог вполне подхватить еще тогда, в английском лагере.

Я-то знал, что организм может побороть пневмонию, но вот туберкулез? Изо всех сил я надеялся, что это всего лишь лихорадка — ну откуда мне знать о болезнях? Я экономику учил.

Мне полегчало — но этот момент я использовал, чтобы как следует выматериться. И еще мысленно призвать сидов, гномов, духов — или кто они там, несмотря на предупреждение. Я звал их на помощь, заходясь в жутком кашле, я клялся, клял, проклинал… И конечно, обещал сделать все, от меня зависящее… Но что уж там. Меня же предупредили.

Под утро следующего дня мне в голову пришла фраза из учебника: оксигенация. Ну не фраза, да, знаю. Термин. Но что это за бред? Как будто здесь, в Шотландии, нет свежего воздуха?

Может, в лагере его и мало — лагерь, как и водится, засран, за малым только не заболочен. Но воздуха уж точно хватает.

Я ошибался.

Утром я уковылял в перелесок, чтобы не позориться. Там и прохаркался. Когда я вернулся, меня уже ждал Ангус с новостями. Англичане обменялись с нами заложниками — знак окончательного примирения.

Ну ничего удивительного. Англичане выигрывали передышку, которая шла на пользу только им и никому другому. Франция занята своими проблемами. Шотландия, при всем желании, не может тягаться с колониальной державой.

Черт с ними. В поле мы можем их разбить, сейчас разговор не об этом. Только бы у Чарли хватило мозгов не обострять. Не обострять…

Очнувшись, я увидел весь контингент — Колл, Гиллис, Александр Кеппох, Ангус. Йуэн Макферсон. Шон и Дугалл. И Мэри. И Иан Мор, конечно же. Охренеть.

Я вам клянусь, я прослезился. Пусть Ангус говорит о воинской или там, клановой солидарности — на здоровье, сколько угодно.

Но блин, если кто-то считает шотландцев скупыми, холодными и расистами — скажите это мне в лицо! И я вырву вашу печень голыми руками!

Ангус, конечно, загородил собой палатку, где валялся я, но Мэри он помешать не смог. Она прорвалась внутрь. Она бы сделала это в любом случае.

— Чахотка, Мэри, — я приподнялся. Ненавижу показывать свою слабость перед девушкой.

— Ничего, пройдет. Пройдет, слышишь! — она встряхнула меня, ухватив за ворот. — Пройдет! У нас и хуже бывало.

— Рад, что ты так оптимистично настроена, — кажется, она не поняла слова "оптимистично". Ну и ладно. Я закашлялся и повалился навзничь.

— Я от тебя не отойду теперь ни на шаг.

— Зачем? В смысле, почему?

— Потому что. И не спорь.

— Ладно, — я еще раз прокашлялся. Ну какая же гадость! Никогда в жизни не кашлял, да чтоб так! Собрав волю в кулак, я поднялся на ноги. Александр и Шон первыми бросились поддерживать меня.

"Чахотка", прокатилось меж людей. Колл укоризненно-сожалеющее покрутил головой, Ангус закусил губу и отвернулся. Зато Йуэн Макферсон подошел и тяжко хлопнул меня по груди.

— Ты не воин, что ли? Или ты не русский? — а, черт, этой шутке так много лет, оказывается? — Не сдавайся! Посмотри на себя! Ты здоровый парень! Переборешь болезнь запросто!

Он дружески тюкнул меня лбом в лоб, приобнял, еще раз врезал ладонью.

— Не сдавайся, парень!

И пошел к своему полку.

И знаете что? Наверно, именно это мне помогло.

Когда я валялся в жару, сплевывая мокроту, я думал о том, что я "здоровый парень", более того, я — воин из клана Макдонеллов.

Насчет того, что это помогло, я, пожалуй, погорячился. Но настрой был задан. Отныне у меня не было другого выхода, кроме как выздороветь. Но все по порядку.

Пока я лежал в своей палатке, мучаясь — да, именно так, чахоточный кашель не подарок — прибыли воинские соединения от Гордонов. Не иначе как стараниями Мюррея и Драммондов. Стюарты и Фаркухарсоны прибыли в небольшом числе. Макгрегоры также прислали небольшой контингент — удивительно, клан реально перестал существовать полвека назад, однако же что делает с людьми мотивация!

Последними прислали отряд Маккензи и Маклеоды — да-да, так называемые "Маклауды". По две-три сотни от клана, не больше. Но этого было достаточно. Гордоны и Стюарты выступали, как регулярные части — Мюррей позаботился снабдить людей ранцами, сухпайком и мушкетами. Отныне эти клановые полки ничем не уступали английским регулярным частям, а в плане рвения так и вовсе превосходили.

Александр — мой приемный отец — вернулся из ратуши с одной лишь новостью. А именно: Макгилливреи, Макбины, Макдонеллы и другие, в частности те, кто воевал еще с сорок пятого — распущены по домам.

У принца или у его советников, очевидно, хватило ума не держать горские полки на иждивении и не напрягать лоулендеров. С ними придется как-то налаживать связи — это все я думал в горячечном бреду, хватаясь за стволы деревьев, когда приспичивало. Мэри я строго-настрого запретил следовать за мной в таких случаях, хотя я знал, точнее, чувствовал, что она наблюдает за мной, аки заботливая нянька. Ну может оно и к лучшему. А ну как я повалюсь в кучу собственных экскр… Ну ладно, не будем о плохом. К счастью, я ни разу не опозорился.

Впрочем, там и позориться-то было некогда — Ангус заявил, что клан выступает на следующий же день после того памятного собрания.

Колл прибежал, одарив меня здоровенной флягой с самогоном и головой сыра — наверняка стянул у кого-то из горожан. Сам он оставался в городе, "раз уж подошли Стюарты", как он объяснил. Иан Мор тоже наведался, просто пожелать выздоровления, удачи и не забывать навыков фехтования. Шон и Дугалл обняли меня напоследок — их ничуть не смущали ошметки мокроты с кровью, которые я отхаркивал регулярно.

Клан шагал пешком, и мне было до ужаса обидно, что меня везли на телеге. Мэри, которая пристроилась рядышком, однако ничуть не смущалась.

А уж как она суетилась вокруг меня! Мне было неловко, честное слово!

— Ты болеешь, вот и лежи, — сказала она, ткнув пальцем мне в грудь. Я даже не понял — у нас вообще что-то было, или как? Или… э…?

Но если откровенно, это не такое уж напряжное мероприятие, знаете — лежи себе, любуйся на пейзажи. Если б только не приходилось периодически свешиваться с повозки и отхаркивать сгустки мокроты, вздымая фонтанчики пыли.

Глава 15

Ангус, конечно же, не мог сравниться с Мэри — но это я уже выражаюсь субъективно — постоянно подходил ко мне, точнее, к моей повозке.

Особенно после того, как мы миновали достопамятный Стирлинг.

Черт, а тут ведь все очень близко. Будь я здоров, зашагал бы вместе с остальными, я ведь люблю ходить. Я за день могу километров тридцать-сорок покрыть, без проблем, была бы обувь подходящая.

Я у себя в области обожал ходить. Мои дружбаны все только на мотороллерах гоняли — в основном, собственной сборки. Надо ли упоминать, что они тратили больше времени на ремонт, чем на само, собственно катание? Или на приставках резались в видеоигры. Кто как с ума сходил.

А мне было по кайфу в одиночестве побродить. У нас под Зарайском такие просторы — с ума сойдешь. Речки, речушки. Взлобки, холмики, рощицы, дубравы. Много посадок, конечно, тут уж никуда не деться, но есть и лесищи такие, что даже местные побаиваются хаживать. А я не боялся. Вырезывал себе палку из ореха, брал пару бутербродов в карман — иногда и беломорину прихватывал у деда, ну грешен, грешен, научили в школе — и вперед. Порой натыкался на зверье, на змей, на местных грибников — вот уж кто умеет по лесу ходить! — на воинские части набредал. А, чего только не было.

Но тут, в Шотландии — все другое. Тут, как ни шаг — скалы, потом переправа через речушку. Потом опять скалы. Потом долина. А вокруг опять скалы.

— Trossachs, — говорит один из моих попутчиков. Один из моих братьев, точнее.

Знакомое название. Земля Роб Роя.

Не то чтоб я Шотландии не повидал, когда мы шли на юг, к Стирлингу. Повидал, само собой. Но тогда был скорый марш. Теперь же — прогулка. Да еще с экскурсоводами. Горец идет вровень с моей тележкой и рассказывает на своем изломанном английском:

— Вон там — Лох Венахар. Не видно отсюда. А вон та вершина — Бен Леди. Нет, не та "леди", что вы могли бы подумать. Просто гэльское название.

Здесь красиво, здесь земли Макларенов. А завтра пойдем через земли Макнабов и Кемпбеллов. А вот и холмы Балкухизер…

И я вспоминаю песню Tannahill Weavers — незабываемое "Braes of Balquhidder"…

Will ye go, lassie, go

And we all go taegether

Рехнуться можно. Это и есть те самые — "braes". Охренеть. Я забыл о своей болезни к чертям собачьим. Если это холмы, то какие же горы?

— А горы будут, не беспокойся, — и шотландец хлопает меня ободряюще по руке. — Дай добраться до Лохабера, там ты увидишь горы. — И добавляет: — У вас-то в России, поди, гор нету?

Я соглашаюсь. В европейской части — точно нет.

— А вот погоди, — горец аж прикрывает глаза в предвкушении того великолепия, которое мне, да, мне, предстоит лицезреть. — Бен Невис, Ленаханский лес, Лох Эрих, Глен Спэйн.

И даже я, глядя на троссахские красоты уплываю куда-то в мечты.

Ангус отпихивает моего собеседника, кричит:

— Форт Уильям сдался. Теперь весь Грейт Глен в наших руках.

И я уплываю насовсем, куда-то в эйфорию, в благодать, в теплоту. Мне видятся мои родные леса, поля, речушки, мы с Мишкой, с Вовкой и с вовкиным дедом идем по грибы, а может и на рыбалку — во сне не разберешь — а по ту сторону речки высятся скалы, как вот только что сейчас. А в предгорьях, по ту сторону реки, несколько шотландцев понукают стадо коров — никак угнали у лоулендеров, с них-то станется.

И вовкин дед несколькими умелыми взмахами ножа выстругивает удилища нам с Мишкой, достает моток лески. Грузила у нас свои, самодельные.

— А что там такое? — спрашиваю я.

— Это земли Макнабов, там надо быть поосторожнее, — и я понимаю, что опять на телеге. Опять в Шотландии. Отвечал мне Ангус. На английском.

И я отхаркиваю сгусток мокроты на дорогу.

Мэри протирает мне лоб влажным куском материи. Забылся, бывает. И ведь не просто так, с лихорадки отошел, нет. Сам это понимаю. Просто красота заворожила. Казалось бы, лето сейчас. Ан смотри, на скалах лес — разноцветный, там все краски. И желтый цвет тебе, и густой багрянец, и бурый подлесок. Я смотрю с телеги и балдею. Для горцев это привычно, да. Но для меня нет.

И снова холодная тряпица ложится мне на чело. Я уже забыл, где я, что я и зачем я. Но вот грубый голос врывается в мою дрему, кто-то сует мне плошку — горячая, бляха-муха! Я перехватываю другой рукой — для этого мне приходится подняться. Через дымку навожу резкость — Ангус. Мы, видимо, на привале, вот он и принес мне поесть. Мэри отбирает плошку, прогоняет Ангуса на гэльском. Я уже не понимаю ничего. Кто-то сует мне в рот деревянную ложку с варевом. Ммм, мясо. Вкусно. Я упрямо жую резиновый кусок коровьей плоти. Или чьей бы то ни было. Сглатываю. Еще. И еще. Дико кашляю и падаю на спину.

И снова трясусь на телеге, кручу головой по сторонам. Красиво, черт дери! А я вот в таком состоянии…

Просыпаюсь среди ночи. Кто там свистел, что в Шотландии все время дожди? Да плюньте ему в рожу! Поворачиваюсь — рядом кто-то. Сопит тихонечко. Подгребаю тело к себе, машинально — и о нет! Мэри, елки-палки!

А она только прижимается ко мне. Вот же…

Дико кашляю на другую сторону. Но ее это не смущает, она обхватывает меня одной рукой и придвигается ближе. Теперь я уже ощущаю ее теплоту всем телом. Еще только теплоты мне не хватало с моей температурой!

Но пофиг, пофиг все. Я засыпаю. Точнее, пытаюсь заснуть. Гляжу на звезды. Смыкаю веки. Бесполезно. Ну а вы попробуйте уснуть, когда вас обнимает девушка!

Впрочем, меня это не остановило. Я забылся под утро — и очнулся только когда телега наехала на камень, в следствие чего я подпрыгнул на соломе и стукнулся башкой о дерево настила.

— Лох Эрих! — возгласил кто-то.

— Мы в Глен Гарри, — поспешил обрадовать меня тот самый горец, что шагал рядом с телегой вчера. Как будто мне от этого легче. Ну то есть, им-то легче, они уже рядом с домом. А я вот лежу с туберкулезом. Здорово, да?

Я прокашлялся и попытался снова "отъехать". Мне это удалось.

Ангус разбудил меня.

— Гляди, брат, это Ленаханский лес.

Да, было на что глянуть. Лес простирался на всю длину, до горизонта, влево и вперед.

— Мы сейчас спустимся в долину, в Киллихэнат. Будем тебя лечить.

— Не "будем", а я буду! Я умею! — раздался голос из-за моего плеча. И я вспомнил, как Мэри лежала рядом со мной на телеге…

Я определенно схожу с ума. Или это температура так влияет.

Рука, которую я поднял, чтобы нащупать палаш — кстати, где он? — тряслась. Я специально поднес кисть к лицу — пальцы дрожали, как у алкаша.

Спишем на болезнь. Впрочем, так, оно и было. Болезнь донимала.

Но рядом со мной сидела Мэри, а около подводы шел Ангус, и я не имел права, просто не имел права выглядеть сопливым. Особенно, когда внизу показались огоньки.

— Киллихэнат, — нейтральным тоном произнес Ангус. Я соскочил с телеги, прошел пару шагов и… И увидел над собой небо. Меня кто тряс, кто-то кричал. Или крикнул, не уверен. Я повернул голову в сторону и понял, что я уже овощ, особенно, без посторонней помощи. И с ней тоже — овощ. И все.

Овощ, то бишь, меня сгрузили в какое-то здание, накрыли шкурами, пододвинули кадку, чтобы отхаркивать. Я помню, все искал палаш — вот такие заскоки бывают в горячке. Постоянно вскакивал — ну как же, все-таки персональное оружие, не какая-нибудь вам зажигалка.

Меня заботливо укладывали на место, показывали где лежит меч, давали подержаться за рукоять и снова неумолимо укладывали в койку.

Сколько я там пролежал в общей сложности — не знаю. Весь мой мир уместился в этой… лачуге? Хижине? Доме?

Вокруг постоянно проплывали какие-то лица, люди приходили и уходили, слух резала незнакомая речь — гэльский, он самый. Изредка я просыпался только затем, чтобы снова забыться в горячке. Явь смешалась со снами и я не могу сказать, что из увиденного и услышанного было, а что — являлось лишь картинкой в моем сознании.

Ненадолго обретя рассудок, я понял, что потерял счет времени еще там, на повозке. Наш поход из Эдинборо в Лохабер занял в моем воображении одни сутки, но так быть не могло, ведь колонна двигалась со скоростью пеших воинов, не быстрее. Наверняка трое суток, не меньше. Эк меня прибило-то…

В полузабытьи меня почему-то тревожил именно этот вопрос. Говорят, туберкулез не вызывает настолько высокой температуры. Значит, лихорадка. Лихорадка? Откуда тогда кашель? Или у меня все вместе? Весь букет?

Черт его разберет. В болезнях я не смыслю — и не смыслил тогда тем более. Ну сами посудите, откуда могут взяться познания в медицине у студента экономической школы, чьими главными увлечениями по жизни были женщины и алкоголь? Ну за редкими исключениями разве что. Правильно. Неоткуда.

Я, конечно, проходил курсы первой помощи и в плане обработки ран имел побольше знаний, чем мои современники — я имею в виду шотландцев. Но вот вирусные заболевания… Повторюсь — ну черт знает. У нас на любой случай есть таблетки.

Врач ставит диагноз, выписывает препарат, опа-опа и все дела, через недельку снова здоров. А тут-то можно и кинуться от какой-нибудь банальной пневмонии.

И знаете, эта мысль вызвала во мне страх. Реальный страх. Но кроме страха еще и какую-то злость. Не буду хвастаться — не спортивную злость, хотя может и сродни ей.

Что это за нахрен? По мне стреляли из пушек, в меня разряжали мушкеты, били прикладами, жгли раскаленным железом — и что же теперь? Вот так взять да и поставить кеды в угол из-за какой-то сраной заразы? Да не бывать этому!

Почему-то снова вспомнился Шон Бин со своим героем — Шарпом. Второй раз уже за мое пребывание в Шотландии. То есть не сам он вспомнился — будь он проклят, к англичанам я уже отношусь с предубеждением, куда тут деваться — а серия, в которой его лечили. Лечили предельно жестко, ледяной водой, с шансами один к двум — или поправится, или хана котенку. Котенку Шарпу.

Беда в том, что у котенка была злокачественная лихорадка, if my memory serves me right… Блин, вот уже мозги едут с этим английским. Неважно. У него была лихорадка. А у меня… А что у меня? Неясно.

Коли я начну устраивать ледяные ванны, пневмония не уйдет. А если ее нет — то это как раз отличный шанс ее заработать. Но делать что-то надо, не валяться же овощем вот так.

Все эти мысли бегали внутри моей головы, перебегали от одной стенки к другой, менялись местами, щупали, гладили, терли мои извилины мягкими, осторожными, но настойчивыми пальцами.

А я валялся в коме, по-прежнему. Ну или в горячке. Я, как уже говорилось, в этом слабо разбираюсь.

Но мысль никуда не ушла. В один прекрасный теплый вечер — про погоду я узнал только когда выбрался наружу, естественно — я откинул шкуру и пледы, встал с ложа, мягко отпихнул Ангуса, который пытался мне помешать и нашел дверь.

Ах, какое лето! Нет, определенно, надо идти в литературный. Безумно хочется описать все это, но слов нет. Нету слов.

Спейн — умиротворенная гладь предлагает отражение противоположного берега — но только смутное, чисто символическое. Сама поверхность воды, чистейшей, прозрачной воды у берега, на середине реки передает в глаз глубину сине-бирюзового цвета. Всю вечность бы смотрел и не отрывался.

На северной стороне скалы — переливаются от мутно-серого до радостной зелени — мшистое покрытие. И сверху лес, знаменующий буйство лета — красные деревья, не знаю, как они называются, над ними грозный покров сосен, а ближе к воде — молодая поросль, вся в белых цветах, издалека чем-то напоминающая гигантские седые отцветшие одуванчики. Господи, какой вид! Как тут умирать?

Ангус поспешил ко мне снова, но я ухватил его за рубаху — скорее, чтоб удержаться. Мне нездоровилось.

— Давай воды! — и я скинул с себя одежду.

— Ты что, брат, с ума сошел?

— Нет, но я сойду… Давай воды!

Ах, как они обливали меня и как я орал! Скорее от восторга, чем от шока. Потом я рванул к воде сам и бултыхнулся в ледяные волны Спейна. Заодно хоть голову вымыл.

Примчалась Мэри, закутала меня в плед и угнала чуть не пинками обратно в поселок.

Еще двое или трое суток я валялся на койке и позволял делать с собой все, что угодно. Меня мазали смердячим жиром, растирали спину, массировали так, что я чуть дух не испустил, оборачивали в несколько слоев одеял и поили самогоном до полной отключки.

Наконец, одним утром — солнечный свет проникал в хижину через восточные окна — я с трудом сдвинул с себя все слои одеял и шкур, гревшие меня ночью. Спустил ноги на пол. Отхаркнул прямо на пол, мимо бадьи.

И почувствовал себя совершенно здоровым. Даже потянулся, сильно, вольно, превозмогая боль во внутренностях:

— Ууааагх-ыыы!

И чуть не повалился обратно на лежак — мышцу в шее прихватило с непривычки.

Вошел Ангус. Точнее, вбежал.

— Алистер!

— Это я! — невозмутимо отозвался я.

— Ты как? — Ангус мгновенно подлетел ко мне, сел рядом и ощупал мой лоб и запястья.

— Нормально. Нормально, говорю тебе, — повторил я, ибо он, похоже, не верил. Слава всем сидам и кто еще здесь обретается, я переборол болезнь. В этом я был уверен. Посмотрев Ангусу в глаза я почему-то — ха, почему-то! — вспомнил Макферсона. Он-то не сомневался! Вот кто помог мне побороть болезнь. То есть даже не он сам, а его сила духа.

— И Мэри, — прокомментировал мой названный брат, когда девушка вошла в хибару. — Спасибо ей, она тебя не оставляла ни на час.

Да, и Мэри, несомненно. Первым делом она обхватила меня за шею:

— Ты как? Пошел на поправку наконец?

— Похоже на то, — робко улыбнулся я.

— Отлично, — Мэри одним движением оттеснила Ангуса и пристроилась рядом. — Я же говорила, что вылечу! Если б ты не удумал купаться тогда, в субботу, процесс пошел бы быстрее.

— В субботу?

— Ну да. Скоро будет летний солнцеворот. Ты удачлив, Алистер. Возможно, ты сможешь принять участие в празднествах.

— Секундочку, — я так и не отделался от своего "американского" английского. — А что, сейчас уже конец июня?

— Ага, — она обворожительно улыбнулась. Только вот я не разделял радости. Проваляться две недели — это надо ж. А вроде здоровый, молодой, все дела… Кошмар.

На холме, к югу от поселка подняли штандарты якобитов. Собралась огромная куча народу — соседние кланы приветствовали восстановление Стюартов на троне Шотландии.

Сказать, что пиво лилось реками — все равно, что ничего не сказать. Горцы бухали как ненормальные. Ладно, я из России, видывал всякое, но здесь… Чем-то мне это напомнило рассказы деда о Грузии, где пьют крайне упорядоченно. Тост — перекус, еще тост — еще перекус. Шотландцы не соблюдали подобного алгоритма. Они пили, ели и танцевали абсолютно спонтанно, как придется. Демократия и свобода, елы-палы.

Я плюнул на все и, поймав Мэри за талию, запрыгал вместе с остальными горцами в танцевальном круге. Наверно, не самая лучшая мысль — я быстро выдохся.

Пока народ скакал под звуки волынок, я убрался в тень, переводя дыхание. Тут-то она меня и поймала, Мэри. Ага. Мы заползли в заросли вереска, неподалеку от самых окраин Киллихэнана.

Ну что вам еще сказать?

Место было выбрано удачно. Время тоже. Хотя… Хотя, впрочем, сами додумывайте все остальное. Пофантазируйте мальца, разрешаю.

Лишь только я привел себя в порядок, нарисовался Ангус.

— Вот ты где, брат!

— Отдыхаю, да… А что такое? — похоже, он не заметил Мэри. Ну и она тоже сделала все для этого, скользнув дикой лаской во мрак.

— Тебе послание.

— Мне?? — я неподдельно удивился. Вполне неподдельно. Никаких посланий я не ожидал.

— Тебе, тебе, — Ангус приподнял бровь и оглядел одним глазом окрестности. — Лорд Джордж что-то сообщает. Именно тебе.

— Во как… — я принял конверт из рук Ангуса. — Ну тогда я удалюсь в мое помещение, если ты не против?

— Да нет же, конечно!

— Хорошо, — я запихал письмо за пазуху и потихоньку потопал наверх, к поселку.

Но как же хотелось закурить!

Однако не все дается, что хочется, пора бы уже привыкнуть. Ну это я так шучу. Над самим собой.

Найдя свою хижину, я взобрался на валун у восточной стены, с него перебрался на верхушку дома, где и развалился под звездами, на колючей кровле, на сухих водорослях.

Покурить все-таки хотелось будь здоров. Я укорил сам себя — привычка привычкой, но надо ж осознавать разницу! Это не студенческие забавы на один вечер или на один уикенд. Да и Мэри — не дурочка из двадцать первого века. Мы сражались вместе, черт возьми!

Да. Слишком много впечатлений за один вечер. It's not good for you, сказал я вслух. Хотя нет. За пазухой лежало письмо, упиралось уголком в шею и хрустело при движениях.

Впечатления еще не кончились на сегодня. Я осторожно съехал на землю, зашел в дом и запалил свечи. Жутко неудобно. Даешь электрификацию всей страны! Теперь-то я понимаю коммунистов. И особенно тех, кто их поддерживал. Это ж прекрасно — зашел в дом, нажал на выключатель и все видно! Что может быть удобнее?

Письмо выглядело очень серо, даже печать показалась мне какой-то скромной, будто ее ставил какой-то мелкий помещик, не знающий что это и для чего оно вообще. Однако, герб Мюрреев, пусть и миниатюрный, но просматривался.

Я довольно неловко сломал печать, чуть не разодрав само письмо пополам. Вытащил листок. Он был сложен много раз и в развернутом состоянии оказался довольно большим куском бумаги.

"Приветствую, друг мой, Александр!"

Ага, друг мой, Алексашка. Блин, когда-нибудь надо все-таки сознаться ему, что я вовсе никакой не Александр, а очень даже Алексей. Ладно, едем дальше.

"Слышал о твоей болезни. Тебе не следует так себя запускать. Говорю тебе на полном серьезе: если будешь чувствовать себя хуже, немедленно шли за помощью в Эдинборо или в ближайший город. При всем уважении к горцам, они в болезнях разбираются слабовато."

Так, а каким образом он узнал о… Нет, стоп. Я же валялся еще чуть не с начала месяца. Ну да. За три недели слухи вполне могли достичь Атолла. Зато слать за помощью нужды нет. Организм заборол болячку, слава всему. Молодо-зелено, да. А прикинься такая хворь лет в пятьдесят, что тогда будет? Не-не-не, не стоит об этом думать. Дожить сперва надо.

"Также слышал о твоем договоре с датчанами. Разумно. Но я бы не рассчитывал на многое. Я слышал и знаю наверняка, что со строевым лесом у них туго, но боюсь, им дешевле завозить его из Норвегии."

От же ж мать-перемать! Уел, как есть уел. Я-то полностью запамятовал, что Норвегия принадлежит Дании и будет принадлежать еще где-то столетие. Лоханулся Леша.

"Мы пока не знаем, что именно делать, но магистрат здорово помог. Несколько человек — якобитов, заметь — отправлены в Англию, следить за обстановкой. Если не ошибаюсь, это тоже была твоя идея."

Ну да, разумеется. Технологии двадцатого века в восемнадцатом. Теперь еще осталось подвигнуть английскую интеллигенцию на бунт против режима — и дело в шляпе. Правда, это нереально.

"Сейчас страной управляет принц и его двор. Но я-то помню, что у тебя были какие-то дельные предложения по части экономики. Сообщи мне, если есть мысли. Магистрат подчиняется принцу, но мы тоже имеем свои рычаги влияния. Я верю в тебя. Джордж Мюррей."

Ах. Эх. Да если б я знал. Все не так просто. Треба поразмыслить.

Планировать сферического коня в вакууме проще всего. Но в реальности, имея дело с живыми людьми, с настоящей страной восемнадцатого века — что тут придумаешь? То есть, напридумывал-то я уже кучу всего. Как это воплотить в жизнь? Чтоб срослось, выражаясь языком двадцать первого столетия. Чтоб заработало, чтоб начало приносить результаты. Да еще суметь это передать на словах? Ой, е…

Отоспавшись, я поймал одного из горцев — Ангуса не нашел, ну так не откладывать же дело! — и попросил письменные принадлежности.

Глава 16

Так. Кто-то — не будем тыкать пальцем, хотя это я — помнится, кричал о том, что нельзя упускать ни дня. Ну а что, все верно. С каждым днем, пока мы бездействуем, Англия копит силы. И англичане учатся на своих ошибках. Они уже научились — попытка диверсии налицо. Прямое вторжение тоже исключать нельзя.

Да. И при всем этом — упущено около месяца. Вот дьявол, а! Как некстати меня подкосило.

Упущено не только это. Все мои экономические планы рухнули в небытие. Сейчас я сижу в небольшой хижине, в краю Макдонеллов и понятия не имею, что, собственно, творится в стране. Мануфактуры, торговые патенты, социальное сближение горцев и жителей городов… Где оно все теперь?

Ох.

Я отложил перо, кряхтя поднялся с табурета и выполз на свежий воздух.

Красиво тут. Интересно, где Мэри сейчас.

Все-таки жалко, что я не пошел в какой-нибудь литературный… Ну или в художественный — а что, написать местные красоты на холсте было бы здорово. Да и горцы бы удивились. Или хоть в ЦАГИ, или что там еще у нас есть.

Неподалеку, на расстоянии двух бросков камня, горцы — одного я узнал, он был из тех, кто заглядывал ко мне "в гости", пока я болел — очищали шкуру. Коровью, судя по размерам. Потроха уже, поди, варились где-нибудь рядом.

Точно! Запах достиг моих ноздрей, лишь только я подумал об этом. Небось, забабахают сейчас свой знаменитый хаггис. Или что-то в этом духе.

А ведь не случись кое-чего — я не буду говорить чего конкретно, дабы вы не заподозрили меня в тщеславии, лучше уж припишите мне ложную скромность — и в этих местах паслись бы овцы.

Те самые овцы, съевшие людей.

И — стоп!

Англичане разводили овец не просто так. Не будь за этим прибыли — овцы не "съели" бы людей. Да, знаю, я мыслю примитивно. Но почему-то вспомнились именно овцы. Овечья шерсть. Ну конечно. Твид.

Я отчаянно поскреб заросшую репу и ускользнул обратно в дом.

Твид действительно не новое изобретение, но если мне не изменяет память, он вошел в обиход ближе к середине девятнадцатого столетия. А у нас сейчас тысяча семьсот сорок шестой. "Деньги делают умные на лохах". Все верно.

Так что же мешает нам сейчас наладить производство?

Категорическое отсутствие овец. Через это — нехватка сырья. И отсутствие технологии. Вот что мешает.

Ну и горские территории. Горцы не согласятся гонять овец по своим горным лугам, когда тут пасся крупный рогатый скот тысячелетиями.

Ну а и черт с ними! Не хотят — заставим.

Я поплевал на пальцы, пошкрябал пером в убогой глиняной чернильнице. Аккуратно вывел:

"Уважаем…"

Не, что за бред!

Скомканный лист полетел на пол.

"Дорогой Джордж! Имею вам сообщ…"

Да ежкина мышь!

Еще один лист умер, собрался в комочек и улетел куда-то в угол.

"Ваше Превосходительство!"

Это лучше.

"Благодарен вам за ваше соучастие, моя болезнь пошла на убыль. Не извольте беспокоиться."

Так пойдет. Я пожевал верхушку пера, с отвращением сплюнул — грязное гусиное перо, фу! Подтер кляксы рукавом.

"Думаю, нам следует соглашаться на любые договоры."

Черт, я даже не знаю, поймет ли он мой письменный английский? Будем надеяться.

"Как вы и сами понимаете, с таким подходом нас попытаются использовать. Это понятно. Но любая прибыль, любой контакт сейчас — нам на пользу. Понимаю, что вы не являетесь ответственным за экономику в стране, но у меня есть предложение. Если вам интересно, я попытаюсь изложить его в следующем послании."

От так! Маленечко заинтригуем старого вояку.

"Касаемо же наших людей в Англии, могу лишь поаплодировать вашей дальновидности."

Да. Все правильно. Знать каждый шаг врага — уже половина успеха.

"На вашем месте, я бы создал целый институт, организацию, если вы понимаете меня, который занимался бы исследованием чужеземных политических веяний. Ну а в случае с Англией — разведывал и доносил бы все их шаги, особенно что касается формирования военных соединений, их дислокаций и передвижений."

Коряво получилось, но что уж теперь. Не стирать же. Не получится по-любому. ФСБ или КГБ, или как угодно назови — оно нужно. Сообщения приходят быстро, а вот собрать армию в горах — дело хлопотное. И я дописал:

"В этом пункте я совершенно серьезен, Ваше Превосходительство. Знать о намерениях врага — значит выиграть войну, как говорят в Китае."

Не могу объяснить, с чего мне это пришло в голову, я даже Сун Цзы не читал ни разу. Но пусть будет.

"По причине, вами означенной, я не хочу торопиться со своими соображениями. Как уже говорилось, сообщите мне, если вы готовы — и я попробую изложить вам свои идеи."

Ну не нахал, а? Определенно нахал. Но делать нечего, взялся за гуж — не говори, что ингуш, как искрометно шутили у нас в Москве. Ага. Взялся за танец — не говори, что шотландец. Тьфу, блин, что за бред. Пора бы заканчивать.

"Касаемо магистрата — хорошая новость, сэр. Пока мое послание совершает путешествие к вам, и пока вы пишете ответ, я обязательно подумаю над заданной вами темой."

Я притормозил. Как у них тут прощаются-то официально? Ну хрен с ним!

"Best regards. Alexander Cromach MacDonell (of Keppoch)"

Теперь самое интересное — запечатать письмо. И отправить его, да.

Я отряхнул перо, аккуратненько уложил его на край чернильницы, приподнял письмо за край, памятуя, что чернилам надо подсохнуть. И направился к выходу, где меня чуть не сбил с ног Ангус, ворвавшийся в хату вихрем. Я даже выматерился от неожиданности.

— Ты чего, брат?

— Да совсем ничего! Вас стучать не учили?

— Что ты хочешь сказать этим?

— Ничего, забудь. Мне надо отправить вот это вот письмо Джорджу.

— Какому еще Джорджу? — Ангус глянул на меня так, будто его только что разбудили. Кстати, может быть так оно и было.

— Джорджу Мюррею, — холодно произнес я, отставив руку с листом, ну не дай бог повредит! Второй раз писать я не стану!

— Ах, ну да, да, — он подхватил меня под локоть, вытянул наружу и показал пальцем куда-то наверх. — Вон там, у старейшины есть человек, Мердох. Он занимается такими делами. Поговори с ним.

— А-а-а… — только и сказал я. — А ты не поможешь?

— Не, брат, у меня дела. Я по пути забежал, посмотреть, как ты. Внук друга моего отца — то есть, извини, нашего отца — попал в переплет — и поверь, это серьезно, это связано с восстанием. Мне надо бежать.

— Погоди, — я поймал его за руку. — А что такого может быть серьезного…

— Очень много чего! — перебил меня Ангус. И в подтверждение своих слов сцапал меня за мышцу на плече. — Слушай! У нас была война. Люди гибли. Все серьезно. Не мешай, а!

— Извини, — я даже опешил. Будь это другой человек, я бы уже примерился к его челюсти. Но только не Ангус.

— Ты меня тоже извини. Дело серьезное. Я объясню тебе потом, хорошо? — и он побежал в центр поселения. Обернулся и крикнул: — Ищи Мердоха! Ты такой же Макдонелл, как и все, он поможет!

Ну… Мердоха я нашел. Это был немолодой низкорослый узловатый шотландец, изьяснявшийся однако на неплохом английском. Он зыркнул одним глазом из-под брови, кустистой и седой, и уверил меня, что отправит послание при первой возможности.

Одно дело сделано. Теперь не мешало бы пойти к Ангусу и выяснить, что там приключилось с его — а получается, что и моим уже — родственником. Но что-то притормозило меня. Какое-то чувство, что, мол, не стоит лезть не в свое дело. Мой мозг полностью солидаризировался с этим чувством и я, вместо того, чтоб пойти влево и вниз по дорожке, к своей хатке, повернул в противоположную сторону и углубился в холмы.

Холмы плавно перерастали в склоны гор, вереск скоро уступил место хвойному лесу.

Вообще, я обожаю гулять по лесу, как я уже упоминал. Опять повторяюсь? Ну куда ж без этого.

На родине леса совсем не такие, как, скажем, в той же Дании. У нас бурелом — если не считать посадки — страшное месиво, труха и листва по колено, паутина лезет в лицо. Это если ломиться напрямик, позабыв о дорожках грибников.

В Дании леса другие. Начнем с того, что они все частные, хоть и открыты для доступа. Все чистенько, никаких буреломов, зарослей, ничего. Специально приставленные люди чистят.

У них не растет орешник и прочее — у них стоят древние вязы. Или буки, или как там это все называется. Или вязы вместе с буками. И с бяками. Короче, знаете, такие здоровенные деревья, на них даже не залезешь, у них ветви растут метрах в десяти от земли. То ли дело наши дубки, березки и ясени!

А вот тут, в горах, в землях клана Кеппох, лесочек не похож ни на один из всех лесов, которые я видывал ранее. Надо, конечно, признать, что и времена другие. У нас-то все искусственно понасажено, а здесь — дичь первозданная. И от этого еще более прекрасная и незабываемая.

Продрамшись через молодую поросль, я, внезапно и неожиданно для себя, оказался на скале. Прошел еще пару десятков шагов — и вот я на самом уступе.

Чуден Днепр при… Или как там? Неважно, классику — классиково, а у меня свое. Чуден Лохабер, как бы это похабно для русского уха ни звучало — но место обалденное. Невероятный пейзаж открывается с этого уступчика. Отсюда волнами сбегает покров леса, а дальше — и вереск. Спейн поблескивает далеко внизу. Поселка не видно вообще.

Я аж сел. Ну а что? Любоваться пейзажем — так уж на полную, верно? И воздух здесь такой… такой… Даже не знаю, как описать. Отравление чистым кислородом. Нет, я уже три месяца здесь, но чистый горный воздух — это что-то!

Позади хрустнула ветка. Я поднялся на ноги. Мэри.

— Ты что, выслеживаешь меня?

— Это несложно, признаюсь. — И она упала в мои объятья, как это принято говорить. Да так, что мы чуть не полетли вниз со скалы.

Ну это я так, образно, вы ж понимаете, э? Романтизм развожу. Или романтицизм, как это называется-то по-научному?

Мы долго бродили по лесу, бродили, болтали. В смысле, разговаривали. А я же обожаю ходить по лесам, как я уже рассказывал.

Шотландский лес не представляет из себя ничего особенного, на самом деле. Но когда выходишь на скалу и смотришь вниз — вот это просто "priceless".

Мэри-то было пофигу, она тут всю жизнь жила. А я порой просто замирал в восторге. Забывал обо всем на свете.

Не, я знаю, что у нас на Кавказе или там, в Карпатах — говорят, тоже безумно красиво. Но я не был ни на Кавказе, ни в Карпатах. Поэтому я наслаждался видами и даже порой забывал о существовании девушки.

До тех пор, пока не навалились сумерки. Тут я понял, что в темноте вряд ли найду дорогу домой. И я поспешил озвучить свои опасения:

— Мэри, не пора ли нам возвращаться? Не знаю, как ты, но я уже понятия не имею, где нахожусь.

— Дурашка ты, Александр. Тут поселок рядом, там и заночуем.

Честно говоря, у меня появилось опасное желание признаться, что я не Александр. Но я его подавил. Не нужно смущать людей, пускай останется как есть.

В поселке лесников, оказалось, народ был наслышан о последних событиях. По крайней мере, приемный сын Александра Макдонелла — не сюрприз. Интересно, Ангус там волнуется, наверно. Устроит мне головомойку, когда я вернусь. Ну да не страшно, как-нибудь улажу.

Конечно, я немножко разочаровался, когда горцы предложили мне постель в одной из хижин, а Мэри устроили на сеновале. Я-то уже, в соответствии с моим развращенным сознанием, строил планы на ночь. Но нет. Ничего, подождем.

Я бы и подождал, но беготня в доме потревожила мой чуткий сон. Это такой сарказм у меня, да. На самом деле я, обычно, дрыхну без задних ног в последнее время и поднять меня стоит больших усилий… Но аборигены так гомонили, что я не выдержал, спустил ноги с лежака, продрал глаза.

Мужик, хозяин дома, и несколько теток, неразличимых друг от друга в полумраке, о чем-то яростно препирались. Я не смог вынести всех этой акустической — и не только — кутерьмы, встал и подергал хозяина за рукав.

— Что случилось, друг мой?

— А-э… We speak no English.

— I know! — тьфу, черт! Вчера же вроде нормально общались. Нет, нет, вчера Мэри переводила, точно. Я повторил вопрос, не совсем верно грамматически. — What happens here?

— А-а-а… — снова прорычал хозяин. Скорчил гримассу, постукал себя пальцами по лбу и сказал, после небольшой паузы: — You. Follow me. Right?

— Yeah, sure, — я запахнул камзол и выбежал наружу вслед за хозяином.

Он побежал куда-то, между домами, по пути, известному только ему. Я приложил все усилия, чтобы не отстать, спросонья поскальзываясь на камнях.

Наконец, мы добрались до какого-то сарая. Там уже тусовались несколько мужиков.

Я растолкал их, глянул поверх плеч.

В глубине сарая, на соломе, лежала корова. Судя по всему, она вот-вот должна была разродиться, но что-то пошло не так. Скорее всего, плод застрял.

В молодости я читал Джеймса Хэрриота, о его бесчисленных вызовах на роды коровы или овцы. Мне даже показалось это смешным — ну вот, пригодились знания! Никому из присутствующих, однако, смешно не было. Похоже, что теленок действительно застрял — и все попытки мужичка, обнаженного по пояс, играющего роль ветеринара — оказались тщетны. И само животное, будучи не в силах избавиться от своего отпрыска, жалобно всхрапывало и мычало.

Я протолкался поближе.

— Что не так-то?

— Теленок, кажется, застрял, — ответил мне кто-то из толпы, на английском.

Ну блин, ну блин, ну блин! Неужто мне и тут надо посодействовать? Мало того, что я рубил и стрелял англичан? Так еще надо и принимать роды у коровы?

А, чертова жопа! Ну не зря ж я читал книги, в конце концов!

— Кипятите воду! — крикнул я горцам.

Они, судя по их реакции, нихрена не поняли.

— Где тот человек, который говорил на английском?

— Я здесь! — ко мне протиснулся невысокий, но кряжистый бородач.

— Отлично. Ты теперь будешь рядом со мной, понял? — и не дожидаясь его ответа, я продолжил: — Вскипятите воду! Или принесите кипяченой воды, мне похер! Давайте побыстрее!

Вот уж не думал я, что доживу до такого. Одно дело читать, другое — засовывать руку в коровье… Ээххх… В корову, короче. Попробуйте такое разочек! Я вас уверяю, впечатлений будет масса, поделитесь ими с друзьями. Особенно, если ваши друзья — менеджеры, бухгалтеры и тому подобное.

Как только мою руку сжало, я понял в чем дело. Подозвал к себе того шотландца, что уже пытался извлечь плод. Кивком велел ему помогать. И закричал бородачу:

— Вели мужикам взять корову за ноги! — когда они выполнили команду, продолжил: — Теперь поворачивайте ее. Медленно. Да не в ту сторону!!!

Пфууу. Реально, сценка из Хэрриота. Кисть сдавило с дикой силой. Матку перекрутило, это совершенно стопудово. Я сам до сих пор не пойму, как так может быть, там же мягкие органы? Полуголый мужик рядом со мной тоже почувствовал давление, но я рыкнул на него, не отпускай, мол!

Шотландцы развернули корову, наконец-то. Я облегченно выдохнул. Первым желанием было выдернуть руку — но тогда все пойдет насмарку. Животное провернули еще раз. И еще. Для этого потребовались усилия всех присутствующих…

Извлеченного теленка растирали соломой хозяева. Я отмывал руку, корчась — не скрою — от отвращения. Как ни странно, отвращение не захватило меня во время процесса, но таков уж я — цель важнее всего. А сейчас я черпал кипяток из котелка пригоршней левой руки, морщась от боли — кипяток, не хрен собачий! — плескал на локоть правой руки и старательно стирал полой камзола. Мыльца бы сейчас — но ладно, ничего, выживу, я ж деревенский почти парень.

Когда я закончил "омовение" и собрался уже на свежий воздух, то тут же натолкнулся на Мэри.

Вот же ж засранка! Она все это время, видимо, стояла в дверях и наблюдала!

— Ну что? Насмотрелась?

— Да, насмотрелась, — она отошла от света, во двор. — Не сердись. Я не подглядывала. Просто проснулась от шума.

— Хха! — не удержался я. — Я здесь по той же причине.

Но она, кажется, не обратила внимания на последнюю фразу.

— Я и не знала, честно.

— Чего именно ты не знала?

— Я думала, что ты из благородных… Ну знаешь, дворянин, из знатного рода. Просто играешься со мной. И тебе развлечение, и мне, вроде как, приятно. А ты не такой. Ты англичанам дал себя пытать, чтобы их заманить в Инвернесс. Кровь проливал рядом с другими в боях. А сейчас фермерам помогал. Никто из вождей или офицеров так не поступит. Они руки замарать бояться. А ты — нет. А я думала, что ты такой, как они. А ты…

Я немного опешил.

— Разве я это уже не доказал? Ну хотя бы в замке Эдинборо?

— Доказал. Но я думала, что ты просто хочешь, чтоб тебя любили все, доверяли. А теперь вижу, что ты одной с нами крови.

Она уткнулась головой мне в грудь. Ну зашибись. Еще бы прозвучали эти три важных слова и… Может быть, они и прозвучали бы (только этого не хватало), но я проявил инициативу.

— Так, Мэри, все. Иди отдыхать. Утро вечера мудренее, завтра поговорим, хорошо?

— Хорошо, — она улыбнулась, прикоснулась — с какой-то робостью, будто в первый раз! — к моей щеке, и ушла. Мда, чужая душа — потемки, а уж женская так втройне.

Я тоже поплелся к своему месту. И непременно б заблудился, если б меня не перехватил мой хозяин, не говоривший по-английски, но объяснивший мне жестами, что я все сделал очень хорошо.

Утром меня снова разудила суматоха в доме, правда, довольно мирная в этот раз. Одна из женщин, довольно миловидная, хотя и полненькая, принесла мне миску проса с парой кусков мяса. Ну а что, все лучше, чем ничего.

На следующий день мы вернулись в долину и время потянулось, да, избитый оборот, знаю, но оно потянулось, потянулось своим чередом.

Кто говорил, что в Шотландии и Ирландии все время льет с небес? Бред абсолютный. Ну за неделю пару раз поморосило, отрицать не стану. Но в целом погода установилась настолько благодатная — я даже вспомнил, что в тысяча семьсот девятнадцатом английские бомбы зажигали вереск, такая стояла сушь! — что я успел загореть, валяясь на склонах холмов на северном берегу, пусть даже для этого приходилось переплыть неширокий, но быстрый Спейн. И не спрашивайте, зачем я это делал, я не смогу ответить. Хотя… Ну… Я стеснялся. Не буду врать, я стеснялся и по этой причине сматывался из поселка всякий раз. Может быть то, что случилось между нами было и в норме, кто его разберет, но у меня на душе скребли кошки. Черт, ну вот угораздило же!

Не, приведись на моем месте побывать какому залихватскому иностранному легионеру или пиндосу там — они б точно огуляли б половину поселка и ни на секунду бы не успомнились в правильности содеянного. Но вот Леша из-под Коломны испытывал затруднения.

Однажды Ангус — ну и Мэри, как же без нее — увлекли меня еще дальше на север, поглазеть на Грейт Глен, точнее, Гленн Мор, на языке местных жителей.

Выдвинулись мы с утречком, я даже не успел совершить привычный ритуал омовения. И на самом деле я не ожидал, что путешествие займет целый день. На словах-то оно всегда ближе. И на карте тоже.

А в реальности — нет. Солнышко уже садилось, когда мы добрались до места, на долину спустился туман. Впрочем, даже в таких метеоусловиях Гленн Мор смотрелся весьма и весьма величаво.

Ангус нашел местечко на сколе горы, откуда открывался вид на всю долину. Представляю, как оно выглядит при ясной-то погоде.

— Видишь ли, — сказал Ангус, когда я пристроился на валуне, рядом с ним. Сидеть на холодном камне, да еще и при порывах западного ветра не особо приятно. Я с куда большим удовольствием завалился бы спать во мху, рядом с Мэри, но что-то как-то… Что-то как-то не давало мне покою. — Видишь ли, наш клан, как и многие другие, не особо стремился поддерживать принца. Даже те же Маккензи и Кланранальд не проявили рвения. Людей приходилось выгонять из домов насильно, как ты и говорил, под угрозой поджога.

— Ну так и что?

— Так а то, что сейчас все изменилось. После Торнагрейна никто еще не верил в нашу окончательную победу.

— И после взятия Стирлинга и Эдинборо — тоже не верят? — поспешил перебить я.

— Именно. Но настроения полностью изменились.

— А в чем тогда проблема?! — я обернулся проверить, не разбудил ли я Мэри своим возгласом. Нет, все тихо.

— В том, что еще немало людей в кланах… — Ангус помотал головой. — То есть, в нашем клане, много людей, кто не верит в успех восстания. Ты знаешь историю Шотландии, насколько я помню, ты должен понять…

— Ну да, изучал, — кивнул я.

— Так вот, некоторые протестуют. Говорят, мол, англичане снова придут, будет море крови. Но большинство-то, понимаешь, большинство за нас. Во многом благодаря тебе. Народ поверил в то, что мы можем победить и англичане никогда не ступят на эту землю, никогда.

— И что?

— А вот то, что Лиам, родственник вождя и, следовательно, наш с тобой родственник, хоть мы и приемные сыновья оба, — Ангус быстро зыркнул одним глазом на меня и сразу отвел взгляд. — Так вот Лиам подговаривал других не воевать за принца, а присягнуть Аргайлу. Кэмпбеллам, то бишь. И уверял всех, что когда англичане одержат верх — а в этом он не сомневался — то наш клан пощадят. Он уверял, что если это восстание подавят, то горцев истребят. Кроме тех, кто лоялен Гановерской династии.

О как. Лиам-то этот был, оказывается, "a visionary", как говорят. Или же он знал что-то о планах Камберленда? Тех самых, которые включали в себя чистки.

— Интересно. И многих ему удалось убедить?

— Да нет, не особо. Народ, как я тебе уже говорил, не тот сейчас. Сейчас все за принца горой. Вот и Лиама едва не прирезали, я успел в последний момент.

— Это, вообще-то, не слишком хорошо, Ангус, — я потер слипающиеся глаза. — Это, как бы сказать, вредный элемент. Таких людей надо… Того… Ну ты понимаешь…

— Глупости. Наоборот, это прекрасно показывает, что мы со своей работой справились, раз большинство населения на стороне Стюратов. Разве ты не понимаешь? Прошел лишь год, а лояльность людей изменилась полностью. Такие, как Лиам всегда были и будут. Это даже хорошо, что его прижали, по-крайней мере теперь мы уверены в том, что нас поддерживает почти весь клан, — он сунул кулаком в плечо мне. — Разве ж ты не рад?!

— Рад, рад, конечно, — я вернул любезность, шлепнув Ангуса по спине. — Мне просто не по душе, когда в клане разногласия.

— Да ну, не смеши. Кланы воевали друг с другом с незапамятных времен. И постоянно грызлись внутри. Вон, возьми хоть Маккинтошей! Анна еще благородный человек, она простила своего мужа. А прикинь, если б один из нас служил бы краснокафтанникам и потом попался бы в плен. Его бы порвали на куски, я ничуть не утрирую.

— Хм, действительно, — я вспомнил историю о муже Анны Маккинтош, кою поведал мне Колл еще тогда, в апреле.

— Все будет хорошо, главное "держать глаза открытыми" и не спускать руку с рукояти меча.

Я довольно засмеялся, Ангус тоже хихкнул.

Потом он помог мне разложить плед и сам устроился неподалеку.

Утром меня взбудоражило присутствие чужого человека поблизости. Я здорово расслабился за последние дни, но чутье, выработанное всего за пару месяцев, не подвело.

Поднявшись на ноги я увидел какого-то шотландца. И коня. Судя по всему, его коня.

— Алистер Кромах? — он произнес слова так, что я понял только через несколько секунд.

— Да, это я… — поворочал кулаками, продирая глаза. Заметил, что Ангус тоже поднялся.

Шотландец что-то сказал, быстро, но мягко, плавно. Ангус перевел:

— В поселке тебя ждут. Послание с юга.

— Понял. Постараюсь поспешить, — и обернулся к Ангусу. — Скажи, что уже иду.

Когда мы увязали все наши немногочисленные пожитки, я обернулся, глянул на долину. Тогда еще я не мог знать, что вижу ее в последний раз.

В поселок мы пришканыбали к вечеру. Несмотря на усталость, первым делом я рванулся искать Мердоха и нашел его, сидящим около своей хижины, с длинной трубкой а-ля Гэндальф. Без лишних слов он выудил из-за пазухи здоровенный конверт и протянул мне.

"Приветствую, Александр.

В данный момент я несколько занят тренировкой и снабжением новых рекрутов. Как идут дела в плане торговли — хотел бы сообщить, но, к прискорбию, не знаю почти ничего об этом. Слухи доходят до меня о том, что наш совет удачно заключил договора со скандинавскими странами, однако это всего лишь слухи покамест.

Увы, Англия находится в состоянии перемирия с континентальными державами. По этой причине угроза вторжения для нас наиболее насущна. Я отправил посыльных к кланам гор и островов.

Однако, насколько мне известно, совет и принц планируют некую акцию на материке. Это связано с королем Джеймсом. Более не могу сообщить ничего конкретного.

Очень надеюсь, что ты выздоравливаешь.

Джордж Мюррей."

Ого!

Наконец-то малыш-алкаш наш Чарли завел какую-то активность. Я не стал терять ни секунды. Поблагодарил Мердоха и вихрем умчался в свой домик. Чернила высохли почти полностью, но я не стал искать новых. Уронил в чернильницу капельку масла из светильника, еще каплю кипятка, помешал эту адскую смесь как следует и засел за ответственное послание.

"Ваше Превосходительство!"

Он просил не называть его так, но нихрена! Привыкнет.

"Насчет торговли и экономики у меня есть планы, как я и обещал, излагаю. Овечья шерсть является превосходным материалом для твида, материала, из которого возможно изготовление одежды. Поверьте мне, на такую одежду будет спрос. Я вполне допускаю, что мануфактуры подобного рода уже существуют на материке, но если мы немного напряжемся, то сможем превзойти их и по количеству, и по качеству. Проблемой будет лишь создание большого количества пастбищ для овец. В это заключалась моя мысль в плане экономики."

На самом деле, попытка обогнать время может обернуться полным фиаско. Но что ж вы хотите от меня? Я всего лишь студент на факультете экономики, заброшенный волей судеб, точнее, духов, сюда, в восемнадцатый век.

"Не стану интересоваться ваши продвижениями в деле внедрения наших людей в английские структуры. Там вы справитесь лучше меня."

Польстил немножечко старому головорезу. На самом деле, там еще поле непаханное. Насколько я помню, англичане выпускают банкноты еще с тысяча шестьсот хрен-знает-какого года. На этом деле можно будет их поймать. Но все по порядку.

"Экспедиция на материк — весьма удачная затея. Если все пойдет удачно, можно будет достигнуть многого.

На сем разрешите откланяться.

Алистер Кромах."

Я совершил все нужные ритуалы при запечатке письма, подумывая при этом — как неплохо было бы провести сюда интернет! — и вылетел наружу.

Мердох все еще курил свою трубу а-ля Гэндальф. Получив от меня письмо, он лишь шевельнул мохнатыми бровями, лукаво глянул на меня, запрятал послание за складки пледа и ушел в глубину поселка.

Не знаю, что все это значило. Я тупо отправился отсыпаться, со смутной надеждой, что ко мне ночью наведается Мэри. Но это все надежды, надежды.

Прошло лишь двое суток, как кто-то забарабанил в дверь спозаранку. Хозяев не было дома, поэтому я сам отворил дверь, сгорбился под притолокой и вылез наружу. Мердох — а это был именно он — ткнул мне в рожу письмо, запечатанное привычной печатью. Я поблагодарил, насколько позволял мой гэльский и поспешил обратно. Такая скорость! Видать что-то, не терпящее отлагательств.

"Друг мой, Александр!"

Так, уже неофициальное обращение.

"Твои идеи придутся многим не по вкусу, но это обсуждаемо."

Не, ну еще бы!

"Пишу я тебе не за этим. Совет постановил предпринять вылазку на материк."

Ага, ну вот, вот и оно.

"По договоренности с нашими — и твоими, полагаю — датскими друзьями, нам предоставлен быстроходный шлюп. Возможно, даже корвет, я не знаю, не видел судно сам. Оно прибудет в Эдинборо через четыре дня с даты написания этого письма. Несколько человек высказались за твое личное участие в этой экспедиции. Ты будешь смеяться, но в их числе — сам О'Салливан. Впрочем, некоторые были и против, но это не столь важно. В следующий понедельник жду тебя в Эдинборо, где ты узнаешь все в точности и получишь необходимые инструкции.

Джордж Мюррей."

Сказать честно — я ожидал чего-то подобного. Подобного, но не конкретного. Теперь же все ясно. Леша плывет на материк, за королем Джеймсом, вероятнее всего.

Ну что ж. Все правильно.

Прощаться не буду. Ненавижу прощаться, только душу бередить.

Я разыскал пояс с палашом, пистолеты. Все, хватит валяться, пора действовать.

Здесь заканчивается вторая часть. Всем большое спасибо за внимание.