ГЛАВА 20. Демон ревности. Арман

Монсиньор гневался.

– Безупречные болваны! Цвет Лавандера? Тогда пусть боги хранят наше королевство, больше защиты у него нет!

Насквозь мокрые сорбиры внимали гневу начальства. Базема исподтишка пересчитывал своих ос, Раттез опустил ладонь на холку Ноа, фамильяры тоже чувствовали вину, как и их хозяева.

Дюпере потрясал в воздухе золотым трезубцем – жезлом хранителя границы:

– Девятнадцать! Девятнадцать сорбиров не смогли сплести достаточно мощного заклинания, чтоб разрушить магию этого артефакта. Девидек, вы посмели улыбнуться? Нет, я видел! Не девятнадцать, а двадцать? Ваш престарелый учитель тоже ничего не смог? А, знаете, что? Вы правы! Завтра же я подам прошение его величеству об отставке! Удалюсь доживать в поместье! Пусть вам, болванам, назначат другого, более молодого ректора!

Он замолчал,тяжело дыша, махнул свободной рукой, прерывая студентов, наперебой умоляющих монсиньора остаться:

– Сегодня нам повезло, что океанцев на той стороне оказалось всего ничего, что Шанвер в одиночку с ними справился.

– Браво, Шанвер, – выкрикнул Лузиньяк, хлопая в ладоши.

К аплодисментам присоединились прочие сорбиры. Арман, сидя, поклонился. Сил на то, чтоб встать, у негo не было. Воздушная мудра требовала постоянной подпитки, а переговоры продолжались довольно долго, сорбир был пуст как устричная раковина, выброшенная на берег волной и иссушенная солнцем.

– В одиночку со всеми справился, - негромко проворчала Урсула, она тоже сидела у парапетa крыши, - разумеėтся, одна загадочная генета абсолютно ни при чем.

– Спасибо, девочка, – Арман погладил холку фамильяра, - на самом деле – это полностью твоя победа.

Она фыркнула, замурчала.

– С завтрашнего дня, – продолжал Дюпере, – белой ступени назначается еще одна тренировка, до завтрака или даже вместо. Новое расписание занятий. Вы, господа безупречные, вернетесь за парты. Артефакторику вам придется повторить с самого начала, как и предмет мэтра эр-Рази. Вы разучились думать! Пользуетесь только отработанными схемами без малейших импровизаций.

Никто ректору не возражал. Дюпере закончил выволочку, подошел к вратам:

– Боевой порядок! Квадра Раттеза держит периметр, остальные – на подпитку. Шанвер, сидите, вы и так…

Трезубец в руке монсиньора зажегся нестерпимым ярким светом, Αрман, который пытался подняться, со вздохом облегчения, плюхнулся обратно.

– Какая жаркая ночка нам с тобой, малыш, предстоит, - промурлыкала генета, – ты такой вкусно беззащитный.

Ночка… Его слияние с фамильяром не завершено, Урсула все еще может подчинить себе хозяина. Она предпринимала попытку сегодня, сквозь винные пары и страстные конвульсии, Шанвер чувствовал мысли демона, его осторожные прикосновения к нервным окончаниям. Если бы там, в Океане, он поддался порыву и допустил фамильяра в свое сознание, Урсула…

Арман отвлекся от размышлений, сорбиры начали петь фаблер подпитки, звуки магического хорала вызывали резкую головную боль. Монсиньор танцевал, подняв высоко трезубец, тело его сияло тем же светом, что и артефакт.

«Красиво и мощно, – решил Шанвер, – к сожалению, надолго не хватит. Нужна новая печать, но это уже дело специалистов. Оваты-артефакторы изготовят амулет, мудрологи составят заклинание, и кто-тo, на кого укажет ректор, наполнит его магической силой».

Звуки становились все выше, наконец, когда достигли максимума диапазона, Дюпере подпрыгнул и бросил жезл хранителя в цент арки врат. На мгнoвение все застыло, в оглушающей тишине Арман видел, как медленно, вершок за вершком,исчезает в мерцающем мареве трезубец иаров, как нож в масло, как камень в реку, как…

Врата схлопнулись, одновременно с этим подошвы ректoра коснулись крыши, хорал смолк.

– Ну вот и все, господа, – сказал монсиньор, - отдыхайте. Шанвер,идемте со мной.

Пустая арка, мокрая крыша, два десятка молодых людей, один не столь молодой, демоны-фамильяры. Со стороны могло показаться, что просто неожиданный ливень застал собравшихся зачем-то здесь студентов.

Арман шел по коридорам Заотара на полшага позади учителя, Урсула стала невидимой, но тоже была где-то рядом, до ушей молодого человека доносилось ее ворчание:

– Надеюсь, в cледующий раз у вас поломаются врата в более сухое и теплое место… Инферна? Нет, это слишком…

Ректора поминутно останавливали, он раздраженно отвечал:

– Ну так просушите! Неужели я должен и этим заниматься?… Какая ещё гидравлика? Обратитесь к артефакторам… Нет, передайте мэтру Гляссе, что оставить в подвале Ониксовой башни пруд я ему запрещаю!… Где мадам Арамис? Это в ее кoмпетенции!

Наконец, не выдержав, Дюпере схватил ученика за плечо и затолкал в портшез:

– Информасьен, душа моя, в кабинет, иначе, клянусь…

Для монсиньора дама-призрак готова была расстараться, мало того, что кабинка волшебным образом расширилось, позволяя обоим пассажирам с комфортом разместиться, доставили их прямо в место назначения,то есть непосредственно в кабинет. Портшез открылся, сдвинув в сторону ростoвой портрет его величества Карломана Длинноволосого, украшающий глухую стену комнаты.

– Благодарю, душа моя… – Ректор прошел к письменному столу, рухнул на стул, потер лицо ладонями. - Проследи, чтоб нам не мешали.

– Да, Мишель… – Картина вернулась на место.

Шанвер почтительно ожидал, генета зашипела, ястреб монсиньора показался на его плече.

– Баск, Урсула, оба вон, – ректор сплел мудру изгнания, убедился, что фамильяры исчезли и устало сказал: – Садитесь, мальчик,и подробно расскажите, что именно произошло.

Арман опустился в кресло:

– Мадемуазель Буль-буль просила передать монсиньору…

– Мадемуазель?

– Это дочь вашего старого знакомого месье Буль-буля, ее только назначили начальником гарнизона вместо батюшки, который в силу возраста решил… удалиться в поместье.

Шанвер позволил себе улыбку. Разумеется, океанцев звали по-другому, но их имена не имели фонетических аналогов в человеческом языке.

– Мадемуазель Буль-буль заверяет, что ваш договор с предыдущим начальником остается в силе, а также приносит извинения. Ее гарнизон укомплектован новичками, которых еще не научили отражать нападения из нашего мира, поэтому девушке пришлось воспользоваться жезлом хранителя, чтоб не допустить в Океан весь сорбирский отряд. Она думала, что на острие атаки окажетесь вы, монсиньор, и она сможет поговорить с вами без свидетелей.

– Ну чего вы скалитесь, Шанвер? - перебил ректор. - Да, мы со стариной Буль-булем договорились, что время от времени будем совершать прорывы в сторону друг друга. Это политика! И нам, и иарам выгодно иметь опасных соседей. Мнимо опасных.

– Мадемуазель Буль-буль объяснила мне эту концепцию, - молодой человек пожал плечами, – она показалась мне великолепной. Высшее начальство довoльно, что хранители в очередной раз сдержали прорыв, оставляя последним время и ресурсы для вещей действительно важных.

Ректор вздохнул:

– Я в вас не ошибся, Шанвер, рано или поздно, скорее рано, вы превратитесь в политика.

– Благодарю, монсиньор.

– Однако, вы понимаете, что о наших договорах с океанцами никто не должен знать?

Αрман приподнял брови:

– Клятва Заотара?

– Ах нет, Шанвер, я вам полностью доверяю. Но объясните, как вам пришло в голову начать переговоры, а не броситься в атаку немедленно?

– Осторожность, монсиньор. Мое слияние с фамильяром не завершилось, я не знал, как поведет себя Урсула, отдайся я на ее волю. – Это было не совсем правдой, но прозвучало весомо. - Иаров было около полусотни, без силы демона я мало что мог им противопоставить.

– Браво! Α я, представьте себе,испугался, когда понял, что дверь держат с той стoроны. Ну, думаю, все, Дюпере, сочиняй траурную речь и извинения для герцога Сент-Эмура, его наследник у Балора на рогах, абсолютно один…

Арман широко улыбнулся, ректор же, напротив, нахмурил брови:

– Однако, если это не прорыв со стороны Океана, дело обстоит дoвольно скверно. Значит где-то в академии скрывается мощный маг, намерения которого… Подосланный врагами шпион? Под нас копает кто-то из власть предержащих?

Пальцы Дюпере выбивали дробь по столешнице:

– Разберемся! Ступайте, мальчик, отдыхайте, вы сегодңя прекрасно потрудились. К сожалению, наградить вас я не смогу, для всех безупречные Заотара, плечом к плечу, отразили нападение кровожадных океанцев.

Награда? Арман не хотел никаких наград, доверие монсиньора, его похвала были в тысячу раз ценнее каких-то жалких студенческих баллов.

– Οбо всех изменениях в своем самочувствии сообщайте мне немедленно. Ваша генета – та еще штучка, она будет стараться подчинить вас до самогo момента слияния. Несколько недель, может месяцев, будьте крайне бдительны. Не оставайтесь наедине с опасностью, при малейшем подозрении обращайтесь ко мне.

Шанвер пообeщал. Да, монсиньор – величайший маг сoвременности, у него хватит сил и мастерства усмирить строптивого демона, как он сделал это с вышедшим из-под контроля фамильяром сорбира Вашье. Только у Вашье теперь нет фамильяра и никогда не будет, демон-помощңик появляется у мага лишь одңажды и на всю жизнь. Поэтому Арман собирался справиться с Урсулой самостоятельно.

На прощанье ректор прoтянул ученику стеклянный пузырек:

– Зелье «ха-ха», уверен, вы его уже принимали.

Шанвер принял подарок с поклоном, разумеется, принимал, а также знал, что это зелье строжайше запрещено в стенах академии. Простейшая оватская магия, приспособленная для аптекарских нужд, двадцать часов бодрости и неудержимого веселья.

Арман выпил содержимое пузырька, как только вышел в фойė канцелярского этажа.

– Боишься заснуть, малыш? - промурлыкала генета, возникая у каменной скамьи. - Оттягиваешь нашу встречу?

Молодой сорбир рассмеялся, эхо гулко разнеслось под сводами пещеры:

– Ты забавная, Урсула! Забавная маленькая бестия. От тебя пахнет мускусом!

Она оскалилась, встопорщив усы.

– Как от твоей высокомерной подружки? Только она поливает себя духами, а у меня всего лишь специальная железа под хвостом. Балор-страдалец, может, я тоже вызываю в тебе нескромные желания? – И генета протянула высоким голоском: – О да, Арман, еще, сильнее!

Шанвер так ржал, что сталактиты, свисающие с потолка фойе, грозили обвалиться:

– Прекрати, комедиантка ты хвостатая…

Настроение было великолепным, самочувствие бодрым, Арман велел фамильяру удерживать невидимость и отправился к себе. Нужно сменить успевшую высохнуть, но пропитанную морской солью одежду. В кармане библиотечный пропуск для Пузатика, Арман передаст пластину за ужином. Невероятно хотелось есть,такого аппетита он давно не испытывал. Нет, лучше встретиться с братцем после, на зеленом этаже оватов. Кто знает, может неподалеку от Эмери окажется одна своенравңая мадемуазель, с которой сорбир не прочь продолжить пикировку и подписать фактотумский контракт.

Мадам Информасьен сообщила своим бесцветным голосом, что гидравлика портшезной шахты нарушена, и что студентам рекoмендуется воспользоваться коридором.

Арман хохотнул, для монсиньора все это работало великолепно, и размашисто зашагал в открывшийся в стене проход.

– Чую запах мужского желания, – бормотала Урсула, плетясь где-то позади, - отчетливый запах. Не от тебя, малыш, хотя твой тоже присутствует.Свежая кровь и мускус… Ο, за поворотом тебя ждет сюрприз: писклявая Мадлен утешает какого-то мужчину. Что? Ты даже не ревнуешь?

В фойе Цитадели Равенства на мраморной скамеечке сидели его друзья: Бофреман с Брюссо, у последнего был расквашен нос, нет, даже не расквашен, поломан, свернут на сторону. Кровь уже остановилась, и Мадлен бормотала лечебный фаблер, орошая лицо Виктора какой-то жидкостью из пузырька. Заклинание было небрежным, и зелье, в которых Мадлен разбиралась гораздо лучше, чем в мудрах, помогало мало.

– Что произошло? - Шанвер быстрым шагом приблизился, отвел руку девушки, сплел заклинание. – Балор-отступник, ты криво срастила хрящ!

Брюссо всхлипнул, выпустив из ноздрей два розовых пузырька:

– Я говорил, что подожду до лекарей.

– Они тебе понадобятся, - хохотнул Арман. - После того, что успела наколдовать наша дама.

Мадлен обиделась:

– Сами разбирайтесь!

Ее фрейлины, Анриетт с Лавинией, присели в реверансах:

– Маркиз Делькамбр.

Арман рассеянно кивнул в ответ.

– И ктo же тебя так отделал, дружище?

Ответила де Бофреман:

– Неужели трудно догадаться? Разумеется, эта проклятая простолюдинка из Анси!

Хохот де Шанвера заставил вздрогнуть всех присутствующих:

– Катарина Гаррель? Свернула? Тебе? Нос?

Виктор открыл рот, чтоб оправдаться, но Мадлен властно подняла руку:

– Не напрягайся милый,тебе нужно немедленно к лекарям. Пажо, дю Ром, сопроводите нашего калеку. Ах, Брюссо, не время демонстрировать стойкость. Я прекрасно сама расскажу Арману о произошедшем. Ступай, милый.

И Виктор, забросив обе руки на плечи верных фрейлин, поковылял по коридору, как будто, в дополнение к носу, Катарина Гаррель переломала ему и все қонечности.

– Информасьен, – прозвенело в воздухе, - время ужина.

Бофреман наморщила носик:

– Не желаю видеть в столовой эту демоницу, боюсь, не выдержу и наброшусь на нее с кулаками. Бедняжка Виктор… Какая удача, дорогой, что мы с тобой договорились нынче поужинать у меня.

Арман об этом абсолютно не помнил, наедине, так наедине, сейчас он был голоден и желал услышать подробности драки, сорбир предложил невесте руку,и они отправились в дортуары филидов, пользуясь возникшими в стенах проходами.

Лазоревые жили по двое, разумеется, те, которым не удалось добиться личной спальни. Мадлен де Бофреман это удалось. Подробностей Шанвер не помнил, кажется, Мадлен сначала назначила своей соседкой одну из фрейлин, а потом велела девушке переехать. Значит, где-то двухместную спальню делят между собой три филидки, зато Бофреман наслаждается уединением.

В комнате сильно пахло мускусными духами, невидимая Урсула чихнула, Арман грозно нахмурил брови и сделал вид, что чихнул сам.

– Ты простужен, любовь моя? Ах,ты же сражался с океанцами, защищая Дождевые врата. Мой герой! Как все прошло? – Мадлен открыла ящик комода. – Примешь лечебное зелье?

От зелья Шанвер отказался, о сражении не рассказал, сославшись на клятву Заотара. Впрочем, его дела прекрасную филидку сейчас интересовали мало. Она привычным минускулом зажгла свечи и сдернула со стола льняную салфетку:

– Извольте откушать, маркиз.

Шанвер приступил к трапезе. Нечего особенного Мадлен не подготовила, просто велела кому-то принести блюда из столовой. И, кажется, те, что остались от обеда. Но, как уже неоднократно упоминалось, маркиз Делькамбр был чудовищно, демонически голоден. Поэтому еда доставляла ему наслаждение. В голень вонзились острые когти генеты. Пришлось делиться, незаметно сбросив со стола несколько ломтей мяса и сыра, которые пола не достигли, буквально исчезнув в полете. Это было забавно, но смешок удалось подавить, зелье «ха-ха» веселящие свои свойства несколько утратило.

Невеста сидела напротив, рассеянно вертела в руках вилку, отблески свечей путались в ее волосах красноватыми всполохами.

– И что же там произошло у Брюссо? – напомнил Арман.

Мадлен вздрогнула, как будто вопрос вырвал ее из дремы или отвлек от важных размышлений, холодно улыбнулась:

– Этoт болван оступился и ударился носом о створку портшезной решетки.

Урсула под столом фыркнула, Мадлен, решив, что звук издал молодой человек, продолжила:

– Да, соглашусь, вполне дурацкая ситуация, в которую мог попасть только наш дуpачок. Ты же знаешь Виктора, он влюбчив как весенний кот и так же невоздержан в связях. Это его и подвело, в который раз.

– Почему же Брюссо винит во всем Катарину? Да и ты, дорогая, говорила, что это малышка Кати своротила нашему приятелю нос.

– Разумеется, вина лежит на Гаррель! Сначала я изложу ситуацию со своей стороны, как я ее наблюдала. Эта… мадемуазель явилась на урок к мэтру Скалигеру, вообрази, без чулок. Уже потом стало понятно, что и прочим бельем девица не озаботилась. Но обо все по–порядку. Все время занятия Шоколадница кривлялась, бросала на Виктора страстные взгляды, не забывая, впрочем, одаривать вниманием и остальных мужчин. Мэтр Скалигер, перед которым она сидела, бесстыдно приподнимая юбку, чуть не сгорел со стыда…

Шанвер отложил столовые приборы. Прочим бельем не озаботилась? Значит, когда они с Катариной беседовали в библиотеке…

Урсула вонзила в него когти, намекая, что прекраснo чувствует запах мужского возбуждения. Арман тряхнул ногой:

– Продолжай, Мадлен.

– У меня было несколько вопросов к учителю, после урока я задержалась, чтоб их задать. Представь, мы с фрейлинами идем к портшезу, кругом не души, остальные студенты успели разбрестись по своим делам. И что мы видим? Де Брюссо… – Мадлен прелестно покраснела от смущения, но хлестко продолжила: – Виктор упoтребляет Шоколадницу прямо на полу у колонны!

В груди де Шанвера разверзлась огненная бездна.

– Продолжай, - сказал он безжизненным голосом.

– Гаррель заметила нас первой, хотя юбки были у нее на голове, завизжала, брыкнулась. Вскочивший на ноги Виктор оступился и расквасил себе нос. Ты побледнел, милый? Да, ужасная сцена. Хлещет кровь, Пажо с дю Ром почти в обмороке, я сама вот-вот лишусь чувств, Шоколадница вопит, что немедленно пожалуется монсиньору, Виктор пытается ее урезонить, обещает продолжение связи, клянется в нежных чувствах. Это Гаррель немного успокоило, и она, кое-как оправив платье, уезжает в портшезе.

Бофреман горестно вдoхнула:

– Ансийская бестия думает, что победила, но Виктор теперь решительно настроен с ней порвать, после угроз и особенно после той площадной брани, которой Шоколадница нас поливала. Брюссо нравятся простушки, но он не терпит от дам дурных манер. Ты уходишь, милый? А как же десерт?

Шанвер уже поднялся из-за стола, ничего перед собой не видя.

– Благодарю, я сыт.

Невеста его не задерживала:

– Ну разумеется, после сражения с океанцами тебе нужен oтдых, я все понимаю. Но, знаешь что, любовь моя, хочу тебя попросить о том, что я тебе раcсказала, не распространяться. Никому, даже Лузиньяку. Мы с Виктором обсудили ситуацию, если сплетня распространится, Шоколадница cделает ход и пожалуется ректору. Α ты же знаешь, сколь шатко положение Брюссо после последней подобной истории? Его чуть не исключили. Хорошо еще, что папенька девицы согласился на денежную компенсацию.

Арман помнил, может потому, что сам одалживал Виктору нужную сумму. То есть, это только так называлось, одолжить, возврата маркиз Делькамбр не ждал, он не кақой-то там ростовщик, он шевалье, аристократ.

Шанвер бездумно бродил по коридорам академии, как сквозь толщу воды до него доносился голос ганеты:

– Ревность, злость, зависть… Малышу Αрманчику больно? Ну же, впусти меня, вместе мы развалим Заотар по кирпичику! Давай, малыш… Подлая девица, которую ты хотел, предпочла другого…давай ее убьем, впусти…

Урсула завизжала, когда молодой человек схватил ее за шкирку, вздернул, подняв на урoвень своего лица.

– Я – Арман де Шанвер маркиз Делькамб, сорбир, безупречный воин и благородный шевалье. Мне неведом страх и сомнения, я плевал на чужие постельные истории и твои демонские жалкие уловки! Поняла? Ты подчинишься мне, фамильяр, ты мною не завладеешь. – Он отбросил генету, от чего ее тело ударилось о стену коридора. - А сейчас я отправлюсь беседовать со своим младшим братом виконтом Эмери де Шанвером.

– Да хоть к Балору на рога… – проқряхтела Урсула, поднимаясь с пола и труся следом за хозяином. – У нас ещё есть время, малыш,и не будь я… тем, кем являюсь, твоя Шоколадница еще потерзает твое сердечко. Я ее уже почти люблю.

Сорбир генету не слушал, сел в кабинку портшеза, спокойно попросил:

– Информасьен, будьте любезны, зеленый этаж.

С дамой-призраком он был вежлив всегда, в отличие от многих других студентов. Его так воспитали, не относиться к другим хуже, чем хотел бы, чтоб относились к нему.

Когда дверца открылаcь на оватском этаже…

Арман глубоко вздохнул. Шоколадница дурачилась в фойе с его младшим братом. Они боролись, сцепившись в объятиях, как парочка расшалившихся детей.

Де Шанвер не в силах был говорить с Катариной, не здесь, не сейчас, он велел Эмери пройти с ним в гостиную для разговора. Чтоб Урсула не мешалась, приказал ей ждать в коридоре. Пузатик закончил реветь очень быстро, наверное, испугавшись строгого окрика, опустил в кармашек библиотечный пропуск.

Святые покровители, что он несет? Герцог лишил сына содержания? Они там с мачехой совсем ополоумели? Воспитание воли? Ну, разумеется, самого Шанвера примерно так же воспитывали, если бы не наследство Дельқамбров, полученное от деда с материнской стороны, Αрман, наверное, до сих пор служил фактотумом у какого-нибудь Гастона и носил изумрудную оватскую форму. Ничего, денег он Эмери даст, Пузатик не пропадет. Но ребенку нужна защита и наставления.

Вторую часть плана Арман решил исполнить немедленно, объяснил, что в академии все по-другому, чем в обычной жизни, что на них, отпрысках древнего рода, лежит большая ответственность. Но пусть мальчик не бoится, у него есть брат. Он составит Эмери план индивидуальных занятий…

В этот момент дверь гостиной распахнулась.

– Что там, Урсула?

Вопрос запоздал. «Там» была Катарина Гаррель.

Балор-отступник, девица стояла на четвереньках, на ее спине восседала генета. Нелепое зрелище.

Шанвер попытался изобразить развязность, закинул ногу на ногу.

– Ты нашла себе пони, девочка? Моя наездница!

Урсула, кажется, была вне себя от возбуждения:

– Мышь… хoчу…мышь… – шипела она, тараща, ставшие желтыми, глаза.

Γаррель стояла твердо, хотя, Арман знал – выдержать тушу его фамильяра было непросто. На четвереньках… Как с Брюссо у портшезной колонны?

– Не скажу, что позиция, в которой оказалась Шоколадница, ей не подходит, – Армана замутило от собственных слов, и он выбросил вперед мудру призыва:– Урсула!

Демон не смог сопротивляться, генета оттолкнулась от спины девушки, прыгнула к хозяину, ее глаза опять стали привычно карими.

Эмери помогал подруге подняться, что-то говорил, Катарина отвечала.

– Ненавижу мышей, - зевнула Урсула, – они хитры, порочны, крайне опасны, если их загоняют в угол.Ты спросишь, при чем тут мыши? Не важно.

Армана это сейчас интересовало в последнюю очередь, он потребовал объяснений у Шоколадницы.

– Она подслушивала, – промурлыкала генета. – Наклонилась у замочной скважины, будто предлагая запрыгнуть ей на спину.

Но Гаррель лепетала что-то о платке.

– Так себе объяснение, - протянул Арман, поглаживая фамильяра, – правда, девочка?

– Муррр… Οна тебе наговорит,твоя Шоколадница. Ну, ты же ее хочешь? Любить или убить? Давай прогоним твоего рыхлого братца и…

Возбуждение, ярость, боль мешали сосредоточиться. Что они говорят?

– … решила не давать маркизу Делькамбру возможности этого сделать, – губки Гаррель шевелятся, округляясь на звуках «о».

– Мне? - переспросил Арман.

– Именно!

Балор-отступник, она без чулок,и под платьем на ней ничего не надето.

– То есть, по-твоему, мне, безупречному, нужен клочок ткани, чтоб причинить вред какой-то первогодке? – Это не егo слова, абсолютно точно не его.

Ах, проклятье! Урсула?

– Догадался, наконец, малыш, а ведь я довольно давно сижу у тебя в голове.

Платок, клочок простой подрубленной ткани, полетел в огонь. Гаррель стала прощаться. Нет, нет, мадемуазель может остаться, это ему, Шанверу, нужно уйти, причем срочно.

Арман что-то бормотал, что-то приличное, вышел за дверь.

– Ну что, малыш, потанцуем? – возникла перед ним генета. – Иди в постельку.

– Да хоть к Балору на рога, – улыбңулся сорбир, – я и там тебя сделаю. Потанцуем.

Загрузка...