Той мелочи, которую мы изъяли у варанов из полевой группы, хватило на билет на одну поездку. Маршруткой я добрался до центра города, потом вдоль трамвайных рельс пешочком прошёлся до переплетения старинных улочек, в глубине которых и находился нужный мне дом. Шагов за двести остановился, приглядываясь и прислушиваясь к ощущениям. Дом барачного типа, двухэтажный, бревенчатый, одноподъездный. Окна первого этажа закрыты тяжёлыми ставнями, на окнах второго — решётки. По углам камеры, незамеченным не подойдёшь. На тротуаре несколько машин, и среди них знакомый джип.
Я встал за старую липу. Опасности не предвещало ничто, хотя возле барака крутились не вызывающие доверия граждане. Сто процентов это не вараны. Почти всё время они сидели в машинах, лишь изредка кто-то один выходил, прогуливался вдоль фасада и возвращался. Когда дверца открывалась, можно было расслышать льющиеся из динамиков звуки шансона.
Охранников было шесть или семь, сидели они в трёх машинах, чем вооружены не ясно. Вели себя беспечно, смеялись, матерились. За тот час, что я наблюдал за ними, парень в спортивной куртке дважды бегал в ближайший магазин за пивом. Убрать их будет не сложно. Настоящая охрана находилась внутри, и она, скорее всего, под дозой, приливные волны силы периодически докатывались до меня. А эти так, расходный материал, нужны лишь для того, чтобы я себя обнаружил.
От липы я перебрался к углу соседнего дома, расстояние сократилось до пятидесяти шагов. Теперь я неплохо мог отсканировать внутренности барака. Интуиция квалифицировала его как… Пустой? Ни одной кляксы, ни одного движения, хотя сила продолжала давить на мозг, и исходила она не от наружной охраны. Такое впечатление, что барак находился под колпаком, сквозь который ментально проникнуть невозможно. Более того, в ответ на мои попытки прилетел удар.
Меня скрутило. Кишки взбаламутились, свились в жгут, изо рта потекла желчь. Кровь закипела и бросилась в голову. Вены на висках надулись и запульсировали. Там внутри проводник, и это — первая реакция на его присутствие. Всё как обычно. Но слишком уж сильная реакция. Может, он не один? Двое? Трое? Три проводника в одном месте…
Я упал лицом в снег, чтобы хоть как-то остудиться. Кровь начала успокаиваться, боль отступила, но тут же я почувствовал, как кто-то осторожно пытается проникнуть в мои мысли. Мозг словно паутиной опутали, как делала это проводница редбулей в универсаме, только её проникновения были подобны уколам шила, а сейчас меня мягко поглаживали. Этот способ эффективнее. Из меня струйкой потекли откровения. Чужой проводник считывал мои мысли и мою память, а я не мог этому воспротивиться. Не знаю, что он успел прочесть, но если информация о том, где сейчас находится Алиса, попадёт к Толкунову, он кинет туда всю свою армию. Надо предупредить группу, иначе это конец всему.
Я пополз. Прочь, дальше. Да, да! Я слишком близко подошёл к этому бараку. Как далеко проводник способен дотягиваться своим даром до жертвы? Моя интуиция находит опасность в радиусе ста пятидесяти метров, плюс-минус червонец. А этот…
— Фу, нажрался-то как! — услышал я надтреснутый женский голос. — Вот смотри, Васенька, не будешь слушаться бабушку, вырастишь и так же будешь ползать.
— Хорошо, — согласился писклявый детский голосок.
— Что значит «хорошо»? Этот дядя пьяница, у него нет ничего, его никто не любит. Хочешь, чтобы тебя не любили? Чтоб конфет не давали? Этот дядя тоже никого не слушал, в школе учился плохо и теперь ползает по сугробам всеми брошенный.
Возле детской площадки стояли старушка и мальчонка лет шести, оба внимательно наблюдали за мной. Ребёнок смотрел с завистью, в глазках таилась грусть. Ему тоже хотелось ползать по сугробам, забираясь в них с головой, но бабушка не разрешала, да ещё и грозила невнятным будущим. Тут было от чего расстроиться.
— Мне плохо, помогите, — попросил я.
— Конечно плохо, — кивнула старушка. — Если литру с утра выжрать, любому поплохеет. Пойдём, Васенька, не будем мешать дяде деградировать.
Едва они отошли, я почувствовал свободу. Проводник отпустил меня, или я выбрался за пределы зоны его поражения. Что он успел вытянуть? Ни из машин, ни из подъезда никто не выскакивал, не бежал, не палил из автоматов. Похоже, ничего не вытащил, просто прощупал. Посчитал подозрительным и проверил. Обычный человек и не понял бы, что произошло, а меня его ментальная проверка едва в гроб не вогнала.
Я отдышался и вернулся к липе, постепенно приходя в себя. К бараку подъехала солидная иномарка, водитель открыл дверь, из салона вышел мужчина в тёмном пальто и прошёл к подъезду. Минуту стоял неприкаянно, словно охранник внутри решал пускать или не пускать. Пустил. Через полчаса выпустил. Иномарка развернулась и направилась к центральной улице. Я попытался разглядеть пассажира. Это точно не Толкунов, но кто-то очень знакомый. Есть что-то приметное в чертах лица: крючковатый нос, глубокие складки. Не мэр ли наш? Приехал за порцией нанограндов обновить уставший от излишеств организм. Почём, интересно, Тавроди толкает им порцию?
Из машины охраны в очередной раз выскочил парень в спортивке, облегчился на ближайший сугроб и побрёл к магазину. Я быстрым шагом двинулся параллельным курсом. Выяснить, что находится в бараке, не удалось, но у этого любителя пива должно быть что-то в голове, хоть какая-то мизерная информация.
Я догнал его у входа в магазин. Лёгкое головокружение при переходе, тошнота. Ухватился за ручку двери, прижался к ней лбом. Сзади раздался шлепок — упало моё бесконтрольное тело, надеюсь, ничего не сломал и не вывихнул. Ринулся считывать память с подкорки. Десять секунд, двадцать… Парень встряхнул головой. Пора выходить, он не должен знать, что я шарюсь в его мозгах.
Снова головокружение — и ноющая боль в затылке. Ударился падая. Сколько раз зарекался, что перед переходом надо сесть или лечь, дабы не навредить самому себе, но всё время тороплюсь.
— Эй, баклан, чё развалился? Ноги не держать?
Обернувшись, парень смотрел на меня. Взгляд спокойный. Он так и не сообразил, что с ним только что было.
— Поскользнулся, — поднимаясь, ответил я. — Скользко. Хоть бы песком посыпали. На опохмелочку не разоришься, брат? Трубы со вчерашнего горят, а в кармане дыра с кулак.
— Нахер отправляйся, — он вынул нож, крутанул в пальцах и ткнул в мою сторону. — Рожей не вышел в братья ко мне набиваться.
— Да ладно, ладно, чё ты… Нет так нет.
Я не стал настаивать, развернулся и знакомыми проулками направился к автобусной остановке. Всё, что мог, узнал. Не так уж много на самом деле, но посидеть и подумать с боевыми товарищами, как жить дальше, информации хватит.
Я долго стол на остановке, переминаясь и притоптывая. Ноги замёрзли. Берцы летние, носки тонкие, на электронном термометре застыла цифра минус девять. Ветер ворошил позёмку, задувал за ворот, за полы плаща. Флисовая шапка надёжно прикрывала уши, но совсем не защищала лицо. Дважды я пытался сесть в автобус, и каждый раз отступал, встретившись глазами с кондуктором. Можно было устроить скандал или притвориться глухонемым и проехать остановку, хоть немного приблизившись к Борискиному дому, однако проблему это не решало. Такими темпами я до утра не доеду, а всё из-за того, что денег на билет не было.
В Загоне эта проблема решилась бы банальной демонстрацией оружия, да она в принципе не могла возникнуть, потому что единственный общественный транспорт в виде поезда до Полынника либо Северного внешнего поста билетов с пассажиров не требовал. Здесь всё было сложнее. Я уже отвык жить по законам и правилам, целиком полагаясь на меткость и силу, и не переживал за проявление лишней жестокости. Главное, не вставай на пути у Конторы… Я, конечно, встал, но мы сейчас не об этом, а о праве бесплатного проезда на общественном транспорте.
В кармане лежал планшет. Не знаю, насколько он полезен в местных реалиях, но если найти лоха вроде меня, то можно толкнуть. Вопрос, за сколько? В ценах я ориентируюсь плохо, пусть самый дешёвенький в магазине стоит тысяч пять. Мой выглядит нормально, всего-то пара царапин. За тыщу втюхать можно.
Я начал предлагать планшет прохожим. Люди смотрели с брезгливостью, отворачивались, пришлось сбрасывать цену до пятисот. Заинтересовать удалось только подростка с чёрным рюкзачком за плечами. Одет прилично, но, похоже, с наличкой у него было ещё хуже, чем у меня.
— Дядь, а зарядку он долго держит?
— Долго.
— Класс! А тяжёлый? Дай потрогать.
Я дал, он схватил планшет и рванул по дорожке мимо меня в сквер. Рядом хихикнули гнусаво:
— Кинули бомжару.
Я бросился следом. Махнул напрямую через чугунную оградку по сугробам, продрался сквозь заиндевевшие кусты и едва не схватил воришку. Пацан оглянулся на мгновенье, демонстрируя страх на лице, не ожидал, что я так быстро догоню его, и припустился быстрее. Я лишь усмехнулся: состязаться в беге с человеком под дозой… Ну-ну.
Но у пацаны было всё просчитано. В конце сквера стоял полицейский патруль. Подросток заголосил:
— Дяденьки, дяденьки, помогите, он хотел меня в подъезд затащить!
Полицейские среагировали мгновенно. Один загородил собой мальчишку, второй без предупреждений втащил мне в челюсть. Я был настолько не готов к удару — во мне кипели злость, обида, раздражение — что заметил кулак лишь в последний момент. Прилетело очень хорошо. Голова откинулась, ноги подпрыгнули, и я плашмя рухнул на тротуар. Воздух из груди выскочил, перед глазами заплясали чёртики. Но тренировки с Андресом даром не прошли. Я откатился в бок, крутанулся и встал на колено, выставив перед собой защиту. В голове ещё гудело, но мозги уже включились в реальность.
Первым желанием было убить всех троих. Проблем не возникнет, сил хватит, хотя наногранды на шкале ценностей опустились до самого низа, слишком уж активно я начал их тратить, да и холод забирает какую-то часть. Но мы не на диких Территориях. Убийство полицейских в центре города сделает меня для силовых структур целью номер один. Гибель своих они не простят, устроят охоту похлеще Мозгоклюя, а прятаться сейчас не в моих интересах. Поэтому я попытался решить дело миром.
— Вы чё, мужики? Вы… Он планшет у меня украл!
— Это мой планшет! — заливаясь слезами, завопил пацан.
Другого ответа и ожидать было трудно. Шанс доказать, что планшет мой, мизерный, но я не отступал.
— Людей на остановке спросите! Они видели всё. Как он схватил, как побежал. Ну реально, я ж не дурак средь бела дня за малолеткой бегать.
— Он врёт, врёт! — не унимался молокосос.
Полицейские помалкивали. Тот, который ударил меня, потирал подбородок, лицо бледноватое и удивлённое. Похоже, его поразила моя живучесть. Вроде бы втащил от души и в нужное место, а я хоть бы хны. Наконец он повернулся к мальчишке.
— Что за планшет? Покажи.
— Нет у меня планшета, дядя, — он поднял руки. — Хоть обыщи.
Обыскивать его не стали, лишь махнули: свободен. Пацанёнок усмехнулся и незаметно показал мне средний палец.
— Плохо ведь кончишь, — негромко проговорил я.
Ему было плевать. В плохое он не верил, ибо как любой начинающий преступник считал себя не хуже Остапа Бендера. Вот только Остап Бендер чтил уголовный кодекс и освобождал граждан от наличных вполне законными способами, этот же верил исключительно в собственную непогрешимость. Ох обожжётся, придёт время.
— Вставай, — велели мне. Я поднялся. — Документы предъявляем.
Единственное, что я мог предъявить им, штрих-код на запястье, но вряд ли он их заинтересует, поэтому надо было как-то выкручиваться.
— Не хотите сами для начала…
— Опять умник попался. Антон, слышал?
— Ещё раз ему в торец пропиши. Слушай, чепушила, ты подозреваешься в совершении развратных действий в отношении ребёнка. Чуешь, чем пахнет? Ты педофил, и если не хочешь с этим ярлыком в камеру зайти, то мой тебе совет: не доводи людей до греха. Ты заставил нас напрячься, а это должно быть оплачено.
О, так они денег хотят. Я тоже хочу, только где взять?
— А в отношении какого ребёнка я совершал развратные действия? Подскажите пожалуйста, а то я как-то запамятовал.
Полицейские переглянулись. Упс, ребёнок-то ушёл, и любые обвинения в мой адрес будут голословными. И что делать?
— Да накерни ты ему ещё раз, Славян. Чё-то лопухнулись мы, хех. Пацанчик свалил и всю доказательную базу с собою увёл. А этого в отдел вести, только ребят смешить. Нахер такой геморрой нужен? Да и нет у него ничего. Бомжара натуральный.
— Да вроде помойкой не воняет.
— Значит, неформал. Хрен редьки не слаще. Сунь ему в тыкву и пошли.
— Для тыквы не сезон, — скривил я расстроенную рожу. — Лучше бы дали полтину на проезд. Два часа на остановке простоял, замёрз как суслик в прерии. Войдите в положение.
Холод вытягивал из меня последние наногранды. Я уже чувствовал, как леденеют ноги, как густеет кровь в жилах. Надо было Коптича с собой брать, он бы и с кондуктором договорился, и с полицией.
Тот, который Антон, плюнул и пошёл дальше по маршруту. Славян задержался. Я подумал, снова ударит, и приготовился принять кулак, но он вытащил из кармана сотку и сунул мне.
— Держи и вали отсюда. Чтоб я тебя больше не видел.
Развернулся и побежал догонять товарища.
Вот как. Неожиданно.
Тридцать рублей я потратил на билет, на остальное купил пачку гречи и буханку ржаного в магазинчике возле дома. Меня уже ждали. Бориска сидел голодный и трезвый, но претензий не предъявлял. Увидев гречу, обрадовался и побежал на кухню ставить воду. Коптич отщипнул от буханки корку и принялся жевать.
— Этот Бориска конченый нищеброд. У крыс на свалке жрачки больше, чем у него. Как выживает?
Алиса погладила меня по щеке, заглядывая в глаза.
— Ты высох, Дон.
— Пришлось дар использовать, да ещё холод этот и… У них там проводник.
— Проводник?
— Или даже два, а то и три. Я точно не разобрался. Домик вроде бы простенький, бревенчатый, но хрен заберёшься. Мудак, в которого я залез, вообще не в курсах, что там внутри творится. Кто, где, сколько — никакого понятия. Охрана снаружи частная, полукриминальная, оружие на карманах — травмат. При необходимости убрать их будет несложно, но проводник это почует. Он и меня почуял, но, видимо, слабо, потому что никак не отреагировал. А вот я чуть не сдох. Думал, наизнанку вывернет, еле выполз из зоны воздействия. Это меня и подсушило.
— Он тебя выпустил.
— Что?
— Это не проводник, Дон, — двуликий. У него радиус контроля не меньше километра. Он просто позволил тебе уйти.
Алиса продолжала гладить меня по щеке. Это успокаивало.
— Откуда ты знаешь?
— Чувствую. Он до меня не дотягивается, слабоват ещё, а я его чувствую. Он боится. Очень боится. Ему страшно. Он многого не понимает. Я пытаюсь говорить с ним.
Её глаза заполнила чернота.
— Сейчас тоже говоришь?
— Да.
— О чём?
— Я говорю, что мы ему не враги. Он и сам это понимает, потому что прочитал твои мысли, и когда понял, что это убивает тебя, отпустил. Он не хотел причинить тебе вред.
— Зачем я тогда туда ходил, если ты можешь разговаривать с ним отсюда?
— Ты указал место, где он находится, заставил его обнаружить себя. Я не могу просто взять и отыскать кого-либо, я должна знать, где искать и кого.
— Понятно, значит, мы установили связь с двуликим, который сотрудничает с Тавроди и компанией. Что нам это даёт? Он знает, где Кира? Она там?
— Кира там, да.
Я облегчённо выдохнул. Моя дочь там. Господи, наконец-то. Я боялся, что Толкунов перевезёт её в какую-нибудь деревню за две сотни вёрст, но, видимо, этот барак он считает неприступным. Возможно так и есть. Я осмотрел его, прощупал охранника, и пока не понимаю, как попасть внутрь, и что вообще находится внутри. Ни планировка, ни охрана, ни вооружение. Но если мэр топчется у порога как простой посетитель, то охраняется этот барак не хуже московского Кремля. Там не вараны, там ребята покруче.
— Даже не представляю, как мы войдём туда. Взять штурмом не получится. Это не Развал, не Квартирник, не Василисина дача. Мужиков с бердышами и палками встретить вряд ли получится. Да и стрельба в центре города никому не понравится. Прилетит росгвардия, поставит всех раком. Ничего у нас не получится. Твою-то мать…
Я едва не выругался.
— Ты что-нибудь придумаешь, Дон. Там же твоя дочь. Она скучает по тебе.
Да, дочь, это хороший мотиватор. Я обязательно что-нибудь придумаю, более того, мысли уже начали складываться в общую картину. Попасть внутрь на халяву, типа, привет, картошки не желаете, а то у нас урожай нынче богатый, так мы бы вам по дешёвке впарили, не прокатит. На входе камера, охранник визуально осматривает посетителя, убеждается, что сегодня ему назначено, и только после этого нажимает волшебную кнопку, открывающую двери.
Жаль, что я не способен взять человека под контроль сквозь стену или по видеосвязи, необходимо лицезреть его вживую, чувствовать и находится не далее пяти метров…
Меня осенило:
— Девочка моя, ты же способна воздействовать на людей на расстоянии. Что может быть проще, чем взять и завалить всех, кто внутри. Ты же придушила проводницу редбулей, опыт есть. Ну или хотя бы заставь их открыть дверь. А дальше я сам разберусь.
Алиса покачала головой.
— Дон, я не Великий Невидимый, мне такая сила не дана. Разница между одной проводницей и несколькими десятками человек огромна.
— А если по одиночке? — не сдавался я. — Не обязательно всех сразу. Постепенно. Придушила первого, потом второго, а?
— Всё равно не получится. Чем дальше от меня цель и чем больше между нами препятствий, тем больше уходит на неё времени и сил. Я за неделю не справлюсь.
— Тогда пусть твой двуликий сделает это.
— Он не способен. Слишком слаб, — Алиса замотала головой. — Нет, он просто не будет мешать нам.
Бориска принёс кастрюлю с гречей и водрузил по центру стола. Мы отставили разговоры и заработали ложками. Ели быстро, чавкая, Алиса от нас не отставала. Ещё не так давно она заказывала карбонару с панчеттой, наставляя официанта с чем её подавать и как, а сейчас жуёт пустую гречу и радуется.
Коптич рыгнул, Хрюша хихикнул. Я постучал ложкой по столешнице.
— Не в свинарнике, сдерживайтесь. А ты, — это уже Хрюше, — сегодня спишь в ванной.
Айтишник понимающе кивнул.
— И ещё кое-что нужно учитывать, Дон, — облизываясь, заговорила Алиса. — Не забывай о времени года. Мороз меня сковывает. Я и не представляла, что такое возможно. Ваш холод… — она задумалась, хмуря брови. — У меня кровь густеет и замерзает. Наногранды пытаются её отогреть, но получается слишком большой расход, организм не успевает, чтобы произвести новые. При более низких температурах я могу просто замёрзнуть. Насмерть. Понимаешь?
Конечно же я понимал. Я понял это сразу, как только мы вышли из-под станка. Нечто подобное происходило и со мной, но, видимо, на двуликих мороз воздействует сильнее.