28

— …Что случилось? — слышу я до колик знакомый голос. Медленно поворачиваю голову на звук. Пусть видит, какие эмоции он во мне будит.

Ратмир стоит на пороге моей спальни. В обычном своем желтом трико, только морда сегодня особенно красная, как начищенный медный таз. И такая же широкая. Лежу и продолжаю молчать.

— Быть может, потрудишься встать перед старшим?

— Тоже мне «дед» сыскался, — обидно цежу я сквозь зубы. Вывести его из равновесия — главная задача. Иначе все снова, как и сто раз прежде, ограничится шуточками, нырками и уходами. Иначе его просто не расколоть. — Мне тридцать шесть, да еще шестьдесят семь. Сал-лага…

Впервые вижу, как в считанные мгновения его медная рожа начинает выцветать, тускнеть. Он даже изморозью покрылся от бешенства. Ему здесь никто так не хамил. Даже я.

— Тебя кто-то обидел? — наконец размыкает Ратмир сведенные челюсти.

— Ненавижу, когда из меня пытаются сделать дурака.

— Допустим, особенной нужды в этом нет. Ты у нас никогда интеллектом не блистал.

— Вот и верните меня на подобающее моему интеллекту место. Положите где взяли.

— А ты всегда стараешься заныкать долг? Мы всадили в тебя прорву времени и средств. Мы не дурака — классного резидента из тебя сотворили. Никакой ниндзя тебе в подметки не годится.

— Я к вам не просился. Сами сюда затащили. Работа, впечатления… Да на хер мне пал ваш раздолбанный император со всей его трепаной империей! Тайны эти ваши, лакуны… Держите меня как зверя, взаперти. Я ни черта не знаю о мире вокруг себя. Вам что — стыдно выпускать меня на волю? Есть что скрывать? За железным занавесом… А может быть, я не захочу работать на такое будущее!

Ратмир неспешно проходит в угол под светильником, громоздится в кресло — оно жалобно стонет под его слоновьим задом. Разумеется, он уже осведомлен о моей экскурсии на платформу «Архетип». Вряд ли ему это понравилось, но особых причин для беспокойства тоже нет. Было бы странно, если бы я вынес оттуда помимо беспорядочных впечатлений хоть какую-то полезную информацию.

— Ладно тебе, Славик, — говорит он с непривычным заискиванием. — Пошутили, и будет. Что ты, в самом деле… С Нункой поругался? Сейчас я ей мозги вправлю, — он лезет за пазуху, где обычно таскает личный видеофон.

— Как это — вправлю?! Ты что же, сутенер поганый, — я начинаю привставать, а он совершенно синхронно — вжиматься в спинку кресла. Потому что мы здесь одни, чтобы позвать на помощь, потребуется какое-то время, а между тем я действительно классный резидент и способен раскатать его тонким слоем, как тесто. Все равно чем — голыми ли руками, чем иным ли, что в эти руки случайно попадет. Несмотря на его явное преимущество в весе. Я давно уже не вялый одышливый интеллигентик. Я силен, как горилла, мои некогда дряблые мышцы налиты железом. Кто бы мог подумать, что из мешка с отрубями, в который я превратил свое тело годами неряшливого обращения, получится такая машина для убийства?

Спецподготовка, спецмедицина, спецхимия и даже немного экстрасенсорной обработки… Нунку задевать он не имеет права. — Ты что же, подложил ее под меня? Ты всем ее подставляешь?!

— Прекрати! — орет Ратмир. И я прекращаю.

— Скоро полгода, — говорю я, садясь на своем лежбище напротив него, — как вы лепите из меня тупого телохранителя для Солнцеликого. Можно считать, уже слепили. Я и впрямь отупел. Стал подонком, зверем. Мне человека изувечить ни черта не стоит! Зачем это мне? Зачем?! Я историк, мое занятие — искать и восстанавливать правду. Читать книги и писать книги. Я книжный червь, а не телохранитель!

— Нам не нужен тупой телохранитель, — тихонько произносит Ратмир. — Такие у нас уже были. Подобная тактика себя не оправдала. И мы нашли специалиста. Тебя нашли. Нам нужен человек, способный влиять на развитие событий. Способный управлять историей. Анализировать ситуацию, контролировать ее. Телохранитель, который окажется умнее императора.

— Ну и натаскали бы прежних тупорезов! Обучили бы истории, накачали информацией. Через ту же гипнопедию, это вам ничего не стоит…

— Мы можем натаскать кого угодно в чем угодно, но никакая гипнопедия не сделает мыслителя из дебила. А мы поначалу вербовали телохранителей отнюдь не из интеллектуалов!

— Да на кой хрен…

— Про хрен я уже слышал. Теперь ты послушай меня, Славик. Это уникальный эксперимент. Такого еще не было. Один шанс на миллиард. Он выпал нам, и мы обязаны им воспользоваться. Конечно, все началось с нашей трагической ошибки, о которой во всем мире знают единицы… Да еще ты сейчас узнаешь. Но мы сумели пусть не исправить — сориентировать эту ошибку на общее благо.

Кажется, мне удастся наконец вытрясти хоть малую толику правды из этих конспираторов.

— Так. Что еще за ошибка?

— Всем ошибкам ошибка. Кошмарная, дикая… Мы только начинали темпоральные акции. Закончили испытания установки. Полюбовались на динозавров. Потом осторожненько, шажками, мало-помалу стали смещаться в исторические времена. Увидеть воочию становление человечества кто же откажется? И мы набрели на материк Опайлзигг, которого никогда не было ни на одной карте. Сделали космофотосъемку Земли в минус третьем тысячелетии и увидели, что есть такой материк, а на нем живут люди. Откуда они там взялись — Бог весть, мы еще не выясняли. Может быть, побочная ветвь протоиндов. Цивилизация, родоплеменная знать, рабовладельчество. Мы в изумлении кинулись искать, что с этим материком стряслось, почему его нет в наше время и даже во времена египетского Нового царства нет. Тут и стряслась беда.

Он выбирается из кресла и принимается нервно курсировать по спальне. Совершенно машинально я слежу за его маневрами, ни на миг не упуская из виду. Это в меня накрепко вдолблено. «Бди!» — требовал Козьма Прутков. «Лучше перебдеть, чем недобдеть!» — лозунг Советской власти. Что я как дипломированный императорский бодикипер и делаю.

— Наша темпоральная камера взорвалась, — отрывисто бросает Ратмир на бегу. — Мы отправили ее в минус тысяча девятьсот семнадцатый. Дату выбрали случайно, наобум. Из патриотических, например, соображений… А она грохнула. Какая-то неполадка в пространственно-временной развертке. Причин не доискаться — над регионом образовался темпоральный келоид, а когда он рассосется, никаких следов катастрофы уже с собаками не сыщешь.

— Хроносинкластическая инфандибула, — говорю я раздельно. Он в замешательстве тормозит, морщит лоб, пытаясь разгадать смысл тарабарщины. — Это не из ваших дурных учебников. Это из наших фантастических романов. Курт Воннегут. Может, слыхал?

— Немец?

— Американец.

— Ну, неважно… Кончилось тем, что взрывом этот загадочный материк был уничтожен.

У меня непроизвольно перехватывает горло.

— Как — уничтожен? Взрывом какой-то вшивой камеры?!

— А ты что думал! Это же темпоральная техника, пространственно-временные искажения, высвобождение скрытых сил самого Мироздания! Еще пустяком обошлось, а могли бы Евразию прихватить.

— Пустяком?. Ты сказал — пустяком?! Ни хера себе пустяк! Разнести вдребезги материк, спалить и утопить в океане целый народ… стереть в прах целую культуру, неповторимую — без малейшего следа… Прадедушка Сталин может гордиться своими правнучатами! И где же был процесс — в Нюрнберге? Или, пардон, в «Саратове-12»?!

— Не ори! — Ратмир подходит к распахнутому окну и зачем-то задергивает тяжелые шторы. Делается темно и жутко. — Какой процесс… кто узнает… Не было процесса. Я предупреждал тебя — это тайна. Никто не хотел развалить этот материк. Особенно те трое ребят, что погибли вместе с камерой. Это не преступление, не геноцид. Просто неудачный опыт, завершившийся роковой ошибкой. За что же судить? Да, последствия чудовищные. Что там Хиросима, что там Чернобыль… Ельники ваши… Но это случилось. Материк Опайлзигг канул в небытие. Рассыпался, сгорел, ушел на дно. И отправили его туда именно мы.

— Сколько там было народу? Мне интересно знать цену вашей ошибочки. Детей, женщин, здоровых головастых мужиков, способных строить дворцы, ковать мечи, выдумывать эпосы, продолжать свой род…

— Трудно сказать. Какие-нибудь небольшие миллионы…

— И ты после этого можешь с патетической дрожью в голосе вспоминать о троих засранцах в темпоральной камере?!

— Эти, как ты выразился, засранцы — мои ближайшие друзья. Я и сам мог оказаться в той камере. Должен был оказаться! Может быть, все обошлось бы… Ну, а ты с чего вдруг убиваешься о совершенно незнакомых тебе миллионах грязных, вонючих, полуголых дикарей? — он резко останавливается и начинает наступать на меня. Кулаки его сжаты, под загорелой шкурой вздуваются вены. Впечатляющее зрелище. — Да в твое время от дурных болезней за год вымирало больше народу, чем было тогда на всем материке! Что-то не видал я слез в твоих очах по этому поводу. А знаешь, сколько выкосил СПИД, прежде чем сам собой сошел на нет? Целое поколение! Страшные, инквизиторские меры, искусственный отбор, воскрешение пуританской морали — только так удалось погасить пандемию, какую вы даровали нам в наследство. Вкупе с выпотрошенными недрами, расшатанной экологией, изувеченной биосферой. Заблевали планету и кинули нам — разбирайтесь! У нас до сих пор каждый десятый ребенок по вашей милости идиот или урод, и мы вынуждены убивать его, потому что нет ни сил, ни средств на милосердие! У девяноста процентов мужиков подавленное либидо, зато те же девяносто процентов женщин — нимфоманки… Вот ты Нунку давеча оттрахал, так об этом уже весь институт знает, для девчонки это же как Нобелевская премия, ей завидуют! Если бы не особый режим в лаборатории, к тебе бы в окна лезли, да только нам воин-телохранитель нужен, а не замученный племенной жеребец! Тоже мне, учитель, моралист, папаша… говно…

— В огороде либидо, — бормочу я потерянно. — Будешь слушать дальше?

— Буду.

— Так вот. — Ратмир возвращается в кресло, закидывает ногу на ногу. Он ощущает себя победителем. Не без того: крыть мне особенно нечем. Его рука поднимается, готовясь щелкнуть пальцами и призвать робототехническую пери с прохладительными напитками. Нет у меня здесь никаких пери. Мне с ними жутко оставаться наедине. Как с разбуженными мертвецами. Поэтому рука его застывает, затем опускается. — Наверное, ты заметил, что, говоря о катастрофе, я ни разу не назвал Опайлзигг империей. — Я сумрачно киваю. — Это не случайно. Потому что в минус двадцать пятом веке не было там никакой империи. Разрозненные поселения, примитивный уклад, зачатки письменности, Какие-то примитивные культы. Заселив материк, зигган оторвались от исторических корней и медленно деградировали…

— Что же вы мне голову морочили столько времени?

— Зато сейчас империя там есть.

— Не понимаю.

— Мы ее создали…

Загрузка...