Беряна, столица Ольбада
5 серпеня[2] 8151 г.
Быть «прелесть какой дурочкой», не скатываясь до «ужас какой дуры», – искусство сложное, но жизненно необходимое. Этот бесценный талант Чарген, увы, от матери не передался, пришлось нарабатывать долгими тренировками. Острой на язык Чаре сложнее всего далось именно это, даже смирение и послушание не вызывали столько проблем.
Но если бы мама могла сейчас видеть свою старшую и, безусловно, любимую дочь, очень бы ею гордилась. Чарген, то есть Цветана Лилич, то есть теперь уже, по мужу, Цветана Ралевич, дурочкой была восхитительно очаровательной. Легкое воздушное платье нежно-розового цвета оттеняло светлую фарфоровую кожу, аккуратно заколотые драгоценными гребнями локоны блестели полированным золотом, яркие голубые глаза смотрели на мир с наивным восторгом, заставляя стоящих рядом мужчин невольно приосаниваться и вызывая покровительственные улыбки.
Муж, которого это трепетное создание держало сейчас под локоть, поглядывал на распускающих хвосты приятелей и дальних родственников снисходительно, принимая все восторги на собственный счет. Новым приобретением Павле Ралевич был доволен и даже обоснованно горд: найти такое чудо в Беряне – редкая удача. Совсем юная, нежная пансионерка, скромная, хорошо воспитанная, всего пару месяцев назад прибывшая в столицу из своего пансиона. Невинная, как первоцвет, что Павле подозревал все время их знакомства и в чем с глубоким удовлетворением убедился вчерашней брачной ночью.
Выгодное приобретение, доставшееся очень дешево, которое при минимальном вложении засверкало бриллиантом чистой воды.
Павле Ралевич, сорока пяти лет, совладелец ювелирного дома «Северная корона», опытный зеленый маг и авторитетный артефактор, в деньгах не нуждался, поэтому жениться на кошельке считал глупым. Такая девица будет капризна и избалованна, а он слишком занят, чтобы с ней носиться. Голубой крови Павле тоже не искал: тщеславие не требовало обзаводиться титулом, а в его делах положение не играло роли, аристократы и так держались весьма любезно. Да и девица такая будет либо слишком требовательна, либо… В общем, зачем такие сложности?
То ли дело вот это юное создание! Выгодное приобретение, да.
– А как вы думаете, прекрасная Цветана, ждать нам войны с Регидоном? – внезапное обращение одного из друзей мужа заставило очень к месту вздрогнуть от неожиданности.
Голубые глаза пару раз растерянно моргнули, новобрачная неуверенно улыбнулась и проговорила, смущенно опустив взгляд:
– Простите, сударь, я совсем ничего в этом не смыслю… Павле, как ты считаешь?
– Ждать, – с легкой усмешкой ответил тот. – Через пару десятков лет, когда технические средства позволят. Если сумеем протянуть столько без какого-нибудь бунта.
Чарген испуганно ахнула, теснее прильнула к боку мужа, ненавязчиво прижимаясь к его локтю грудью.
– Павле, какие ужасы ты говоришь! Война, бунт…
– Не бойся, Цветочек, нас это все не затронет. – Ралевич накрыл узкую ладошку своей.
Один из собеседников горячо возразил, что владыка ни за что не допустит подобного, еще один, по выправке – отставной офицер, неодобрительно высказался о настрое хозяина приема. Чара слушала, не забывая испуганно жаться к мужу и растерянно хлопать глазами на мужчин, изображая непонимание. И рассеянно думала, что в этот раз вполне угадала с супругом: его точно не будет жаль.
– Цветочек, пойди присядь, ты устала. Да и не нужно тебе все это слушать, – обратился к ней Павле.
– Спасибо, дорогой! – благодарно улыбнулась Чара. И хотя предпочла бы еще послушать и «поболеть» за офицера, послушно ушла к столику с напитками, который стоял возле выхода на балкон.
Прием был очень небольшим. Почему муж решил устроить его на следующий день после свадьбы, Чарген не поняла, но особенно и не расспрашивала: не положено. Шумной компании друзей у Ралевича не водилось, да и вообще тех, кого можно назвать друзьями, большой дружной семьи – тоже. Поэтому сегодня молодоженов окружали деловые партнеры, случайные люди из клуба, который Павле посещал то ли ради статуса, то ли для сбора новостей, да постоянные клиенты ювелирного дома. Разношерстное скучающее общество.
Чара подумала, что ей как хозяйке и виновнице торжества стоило бы блистать и развлекать гостей, раз муж не желает, но от мысли этой отказалась сразу. Где бы вчерашней пансионерке научиться той уверенности, которая для подобного требовалась? Оставалось стоять в уголке, разглядывать гостей и мечтать, чтобы все это поскорее кончилось.
С другой стороны, когда закончится это, снова придется делить с Ралевичем супружескую постель, и неизвестно, что хуже. Любовником супруг оказался скучным и эгоистичным, целовал так, что после хотелось умыться, и смешно сопел. И это тоже не добавляло новобрачной сочувствия и симпатии.
– Скучаете, госпожа Ралевич? – Прозвучавший сбоку голос заставил Чару опять вздрогнуть от неожиданности и встревоженно обернуться. Чтобы тут же расслабиться и смущенно улыбнуться.
Высокий импозантный мужчина, чуть полноватый, с благородной сединой на висках – один из совладельцев «Северной короны». В прошлом сам ювелир, но отошел от дел – проблемы с руками. Холост и очень одинок почти двадцать лет, с момента смерти супруги, не оставившей ему детей. Чарген успела выяснить о нем многое, она какое-то время колебалась между кандидатурами двух совладельцев. Но господин Гожкович понравился ей своей манерой общения, ироничностью и глубокими грустными глазами, поэтому выбор пал на Ралевича.
За последние десять лет она ни разу не сошлась с мужчиной, который был бы ей симпатичен: не хотела повторять ошибок матери и проверять выносливость собственной совести. Все же обманывать приятнее скользких типов вроде нового мужа, а не приличных и порядочных людей.
– Такое количество гостей, и все так строго на меня смотрят! – пожаловалась Чара. – Я страшно боюсь сказать или сделать что-то не так и расстроить Павле.
– Павле сложно расстроить такой мелочью, – одними губами улыбнулся Гожкович. – Позвольте за вами поухаживать. Чего желаете? Вина? Или, может быть, сок?
– Лимонада, если вас не затруднит, – попросила новобрачная, скрывая досаду: выбрать ей хотелось первое.
Вино у мужа было не запредельно дорогим, но хорошим: сорт фенаса, виноградники побережья, Ежарская долина, почти местное. Наглядный пример рачительного характера Ралевича, который не любил переплачивать, особенно за пыль в глаза.
Чара такое очень любила, хотя пробовать его доводилось редко: пить просто так, к обеду или ужину, в одиночестве было скучно и неприятно, хорошо посидеть вечером за бутылочкой – банально не с кем. А когда выдавалась случайная компания – приходилось играть роль, а значит, требовалось сохранять абсолютно трезвый рассудок и остроту восприятия.
Конечно, Гожковича не затруднило. Большой кувшин, зачарованный на охлаждение, мужчина аккуратно взял двумя руками, стекло звякнуло о стекло, плеснула ароматная жидкость и тонкой струйкой полилась в высокий стакан, слегка запотевший от температуры напитка.
– Прошу. – Бывший ювелир протянул наполненный сосуд собеседнице.
Новобрачная приняла его, пригубила ароматный напиток солнечного цвета и немного примирилась с действительностью. Конечно, не белое полусладкое, но весьма недурно.
– Спасибо. У Павле столько друзей, все такие солидные. И дамы… Мне кажется, я никогда не смогу стать на них похожей! – посетовала Чара для поддержания разговора. Не стоять же истуканом.
– А стоит ли кому-то уподобляться? Вы юны и прекрасны, оставайтесь такой подольше. Надеюсь, Павле не загубит такое чудо, – рассеянно закончил он, посмотрев на хозяина приема.
Тот взгляд встретил, отметил почтительное расстояние между своим ценным приобретением и партнером и коротко кивнул. Гожкович улыбнулся в ответ, отсалютовал бокалом.
– Не понимаю, о чем вы. Павле такой замечательный! Я словно попала в настоящую сказку с настоящим принцем!
Собеседник чуть заметно улыбнулся. То ли восторженности Цветаны, то ли ее же фантазии: невысокий, с оплывшей фигурой, невыразительным лицом и залысинами, на героя девичьих грез Ралевич не походил совершенно. Но зато вполне тянул на живого, настоящего принца: они тоже люди, и молодые красавцы среди них попадаются не так уж часто. Как и в любой другой профессии.
– Павле бывает… резок. И скор на расправу. Впрочем, простите, не хотел вас напугать, в конце концов это просто слухи.
– Какие слухи? – проявила Чарген вполне подходящее юной девушке любопытство, на которое наверняка и рассчитывал собеседник.
– Говорят, Павле бывает жесток с женщинами, которые его разочаровали. Одна из его любовниц, например, бесследно исчезла.
– Вы говорите гадости! – Свежеиспеченная госпожа Ралевич обиженно насупилась, а под конец даже добавила слезы в голос. – Павле не такой! Он хороший и добрый, а вы – злой и лицемерный! Как вы можете, вы же его друг?!
– Я лишь хотел выразить надежду, что вы будете с ним счастливы. Прошу простить меня, если допустил бестактность. – Он склонил голову. – Вы, разумеется, совсем не похожи на остальных женщин, вы ведь теперь его жена. И еще раз извините, надеюсь, я не слишком вас расстроил.
Партнер поклонился и отошел, а Чарген нервным жестом пригубила лимонад и нашла взглядом супруга. Тот продолжал увлеченный разговор с прежней группой мужчин, в сторону жены не смотрел и, кажется, не заметил произошедшего между ней с Гожковичем обмена любезностями. Поэтому Чара предпочла сделать вид, что ничего не случилось.
Хорошо, что никто не горит желанием познакомиться с ней поближе. Можно немного расслабиться и, например, спокойно обдумать состоявшийся разговор.
Неприятные слухи об артефакторе, упомянутые сейчас партнером мужа, Чара слышала, но не очень-то им верила. Вспыльчивость и жестокость совершенно не вязались и с рациональностью Ралевича, и, главное, с его почти полной бесчувственностью. Он мог бы причинить боль и даже убить, тут Чарген излишних надежд не питала, но – руководствуясь холодной логикой и собственной выгодой.
Кроме того, Чара видела двух отставных любовниц мужчины, злых и обиженных на Ралевича за его скупость, и вполне допускала, что слухи такие могли распустить именно они из-за чрезмерной прижимистости артефактора. Он не просто не баловал женщин подарками, но не давал даже денег на карманные расходы, поэтому отношения с особами, рассчитывавшими на прибыльное место содержанки обеспеченного мужчины, долго не длились.
Чарген вполне понимала обиду этих любовниц и то, что в объятия Ралевича их толкали неизменный женский оптимизм и уверенность, что уж они-то сумеют добиться от скупердяя какой-то выгоды. Сочувствовала им, но наступать на те же грабли не планировала, поэтому схему с «доением» любовника отбросила сразу, с Ралевичем стоило действовать совершенно иначе.
Тем не менее слух о жестокости Чара тоже брала в расчет, допуская его правдивость. В конце концов, даже очень рассудительные и сдержанные на вид люди могут таить в душе подлинных, жутких чудовищ.
Впрочем, на ее планы эта вероятность не влияла. Чарген не собиралась жить с этим человеком до старости, надеялась управиться за месяц-другой и потому о вероятной жестокости Ралевича в отдельных ситуациях задумывалась мало. Вряд ли он начнет кидаться на нее на ровном месте на второй день супружества, а ни малейшего повода к агрессии Чара давать не собиралась. Глупенькая, наивная, не смеющая сказать мужу и слова поперек, послушная, как заводная игрушка, – вряд ли такая Цветана успеет познакомиться с гипотетическими темными сторонами личности мужа.
Сейчас Чарген волновало другое. Зачем Гожкович заговорил об этом? В альтруизм и заботу о здоровье юной девы не верилось совсем, да и проявлять их стоило заранее, до свадьбы. Хотел посмотреть на реакцию? Надеялся рассорить? Вряд ли, он проницательный человек, должен понимать, насколько полностью молодая жена зависима от мужа и – как минимум пока – предана ему.
Странно. Непонятно и потому очень подозрительно.
Но вскоре к Чарген подошел муж, и посторонние размышления пришлось отложить до лучших времен.
– Павле! Хочешь, я чего-нибудь тебе налью? – предложила она радостно.
– Не стоит утруждаться, Цветочек, – отмахнулся тот и плеснул себе брады. – Как тебе прием?
– Так много людей, все такие яркие, солидные… Это так сложно!
– Ничего, со временем привыкнешь. Если хочешь, можешь пойти к себе и лечь спать пораньше. Завтра у нас дирижабль.
– Дирижабль? – ахнула Цветана.
– Полетим отдыхать, – пояснил Ралевич и вопросительно вскинул брови. – Ты не рада?
– Что ты! Это замечательно, побыть немного только с тобой! Просто ты так занят, у тебя столько работы, и мне стыдно, что я отвлекаю тебя и из-за меня ты вынужден пересматривать планы…
– Могу себе позволить, – покровительственно улыбнулся муж. – Так что, ты хочешь остаться или поднимешься к себе?
– Если ты не возражаешь, я бы лучше легла пораньше.
– Прекрасно. Тогда позволь тебя проводить.
Со вспыхнувшим от неожиданных новостей раздражением удалось справиться быстро и, кажется, незаметно, а возможностью сбежать с этого приема под благовидным предлогом Чарген воспользовалась с облегчением.
Как же несвоевременно Ралевич решил устроить себе отпуск! В столице было бы куда проще: и заветный сейф под боком, и видеть дражайшего супруга предстояло реже. Здесь, в доме, он предпочел отвести молодой жене отдельную спальню, и Чара, внешне изобразив печальную покорность, внутри искренне порадовалась такому подарку. А в гостинице постель наверняка будет общей, и все внимание мужа окажется посвящено Цветане…
Ну да и ладно, потерпит. Никто ведь не обещал, что будет легко!
Уже засыпая на широкой кровати, застеленной хрустящим от свежести бельем, Чара позволила себе немного рассеянности и фантазий. Что когда-нибудь – уже совсем скоро, наверное, сразу после Ралевича, – она все же согласится с матерью. Старшие выросли, и нет столь острой нужды в деньгах, поэтому можно завязать с этим опасным и неприятным делом. Ангелар, например, взрослый серьезный мужчина, хороший юрист, который неплохо зарабатывает и помогает семье. Да, придется пожить скромнее, но даже младшие поймут.
И тогда Чара сумеет начать новую жизнь. Свою. Никаких больше ролей, никаких масок и имен, никакого сбора информации об обеспеченных холостяках столицы. Никаких опасений лишний раз привлечь внимание стражи. Подработка, учеба в университете, о которой она давно уже мечтала. Под своим именем, со своим лицом. Если сумеет вспомнить, как оно выглядит…
От последней мысли настроение привычно испортилось, и Чара поступила так, как поступала много раз до этого: постаралась расслабиться и отвлечься. Перевернулась на другой бок и вскоре уже спокойно и крепко спала – так, как положено юной девушке с кристально чистой совестью.
Утро началось рано, с визита горничной, которая пришла помочь с одеждой и волосами. Вещи в дорогу слуги собрали без участия молодой хозяйки, что Чарген вполне устраивало. А то обстоятельство, что муж спозаранку умчался по каким-то важным делам, наказав ждать его возвращения, и вовсе радовало: завтрак в одиночестве был приятней его компании.
Время до возвращения супруга пришлось коротать за вышивкой, в нынешней роли вариантов было немного. Чара не особенно любила это занятие, но иголку держать умела и резкого отвращения к ниткам, к счастью, не питала. Возможной альтернативой служило чтение чего-то необременительно-развлекательного, но рукоделие подходило куда лучше: пусть муж лишний раз порадуется трудолюбию и скромности жены.
Не говоря уже о том, что книги в этом доме хранились в кабинете, совать в который нос лишний раз было опасно. Нельзя давать ни малейшего намека, будто Чару интересует содержимое этой комнаты! Нет, это территория мужа, на которую приличная жена посмеет шагнуть только по его приглашению. Или тогда, когда будет уверена, что дражайший супруг не явится в самый неподходящий момент и слуги не увидят лишнего. Сейчас явно не тот случай.
Правильно перестраховывалась: Ралевич вернулся вскоре после завтрака. Собранный, деловой, с легкой нервозностью во взгляде и движениях. Очаровательно наивная Цветана этой детали, конечно, не заметила, просияла улыбкой при виде мужа, а вот Чара насторожилась. Особенно когда муж почти без прелюдии заявил:
– Цветочек, у меня есть подарок для тебя. Соревноваться с твоей красотой он, конечно, не способен, но оттенить, надеюсь, сумеет. Пойдем. Мне хочется, чтобы ты надела его сейчас.
– О, Павле! Не стоило, – показательно смутилась супруга, пряча счастливую улыбку.
– Стоило, Цветочек. Ты достойна того, чтобы тебя баловать, – сладко улыбнулся Ралевич.
Чара мрачно подумала, что после такого оскала нужно бы бежать без оглядки. Увы, позволить себе подобного она не могла и смиренно последовала за мужем в кабинет, уповая на удачу. В конце концов, может, ей почудилось, а подарить он решил какой-нибудь пустяк. Много ли надо, чтобы порадовать наивную простушку?..
Не повезло. В черной лаковой шкатулке – простой, без изысков, призванной не отвлекать от содержимого, – обнаружился по-настоящему роскошный подарок. Широкий браслет – кружевная тончайшая скань белого золота с россыпью бриллиантов. Настоящих, за это Чара готова была поручиться, не подходя к артефакту.
«Не подходить к артефакту» было вообще отличной идеей, и Чарген с большим удовольствием воплотила бы ее в жизнь. Любой нормальный человек воплотил, потому что незнакомый артефакт потенциально опасен, а Чара понятия не имела, каково назначение этой штуки. На глаз определить не могла, но ничего хорошего от Ралевича не ждала: до крайности скаредный тип, дарящий такую драгоценность нелюбимой супруге на второй день совместной жизни, выглядел более чем подозрительно. Что он задумал? И с какой целью, во имя богов, создана эта драгоценность?!
По спине пробежал нервный холодок и осел в затылке.
– Какая красота! – зачарованно выдохнула Чара, ослепленная блеском бриллиантов. – Боги! Павле, но это…
– Иди сюда. – Ралевич с улыбкой протянул ей руку, взял в другую браслет. – Я хочу, чтобы ты его надела и не снимала.
– Но он такой красивый! Я недостойна… – промямлила Чарген, однако покорно протянула кисть.
Застежки артефакт, как и большинство подобных ему предметов, не имел, Павле надел его на тонкое женское запястье, не размыкая. Сложное воздействие зеленого спектра Чара заметила, но оно было слишком запутанным и коротким, чтобы разобраться в плетении.
Ощущение, что на руке сомкнулись кандалы, заставило внутренне поежиться. Чара уставилась на артефакт, очень надеясь, что удается изображать восхищение: юная глупышка не может смотреть на драгоценный подарок как на ядовитую змею, готовую ужалить.
– Прекрасно. Я знал, что тебе подойдет, – улыбнулся Ралевич. Нервозность из его взгляда никуда не делась, что не добавило радости и Чарген.
– Павле, это… прекрасно! – прошептала она и, мысленно выругавшись, поспешила повиснуть на шее мужа с благодарным лепетом.
Следовало срочно взять себя в руки, пока он не заметил подвоха. Конечно, он сам слишком встревожен и погружен в какие-то посторонние мысли, но мало ли! Это явно не тот случай, когда можно позволить себе рисковать, даже в мелочах.
– Носи его не снимая, – проговорил Павле, мало успокоенный и такими восторгами жены. – Это артефакт.
– О! А какой?
– Он укрепляет здоровье и защищает от болезней. Ты, мой цветочек, такая нежная и хрупкая, я беспокоюсь. – Ралевич одарил молодую жену еще одним сладким оскалом.
– Павле, ты такой заботливый!
Чара готова была спорить на свою руку вместе с проклятым браслетом, что он солгал, прямо и грубо, не ожидая от глупенькой Цветаны и намека на подозрения.
Целительская магия имела два цвета: красный – прямое управление живой материей, и фиолетовый – ее изменение. Оттенков, положенных целительской игрушке, в артефакте не было и близко, уж за это Чарген готова была поручиться. Да, она самоучка без хорошего образования, но привычную, знакомую магию совершенно точно бы углядела, пусть и без подробностей.
Нет, в сплетении золотых нитей мерцали желтизна и зелень, управление и изменение неживого. Чего? Как именно? Чара не могла оценить даже примерно, только понимала, что вещь наверняка исключительно сильна. Хотя бы даже из-за количества бриллиантов – самого мощного камня в артефакторике.
– Будем надеяться, тебе не придется проверять его действие на практике, – отозвался Ралевич. Странно, но показалось, в этот раз он был вполне искренен. Надо ли говорить, что подобное Чаре совсем не понравилось! – Одевайся, мы скоро отправляемся.
Молодая жена упорхнула, то и дело поднося к лицу обновку, чтобы полюбоваться. Безумно сложное, запутанное плетение – вот так с ходу не удавалось припомнить, когда за свою долгую насыщенную жизнь мошенница видела хоть что-то подобное. Безумно, невозможно дорогая игрушка! Увы, не стоило и пытаться ее снять, для этого требовалось точно знать, куда и как приложить силу. А даже если бы Чарген знала ответ на этот вопрос, все равно бы не справилась: магия этих цветов была слишком ей чужда.
Пока дошла до гардеробной, пока переоделась в легкое дорожное платье с коротким рукавом – нужно же похвастаться обновкой! – Чарген успокоилась и взяла себя в руки.
Что бы ни делал этот браслет, он как минимум не мешал ее собственной магии и никак на нее не влиял. Даже к лучшему, что он не целительский, а завязан совсем на другое направление. Меньше риск конфликта, да и не так страшно: он точно не действует на разум и не заставит болтать лишнее.
Ну а то, что драгоценность не снимается… Кисть – не голова, есть простой фокус, которым при необходимости можно воспользоваться. И удрать. Желательно – прихватив ценную игрушку с собой. Для этого, правда, нужно разжиться экранированным ящичком, чтобы артефакт невозможно было отследить.
Узнать бы, что на самом деле делает это произведение ювелирного и магического искусства, но как? Спрашивать мужа бесполезно, как и о том, зачем он вообще нацепил эту драгоценность на молодую супругу. Точно ведь не подарок, иначе не стал бы врать и о его назначении. Но что?!
Чарген никогда не имела развитой интуиции, компенсируя отсутствие этого полезного чувства осведомленностью. Не требовалось обладать ею и теперь, чтобы понять: Чара влипла в дурную историю и по-хорошему стоило бы сбежать прямо сейчас, не дожидаясь развития событий и плюнув на артефакт. Но до смерти было жаль потраченных на этого человека времени, сил и средств.
Три месяца она аккуратно собирала информацию и готовила маску, разыскивая подходящую девушку с подходящей биографией, отдала круглую сумму за левые документы. Целый месяц проживала в тесной убогой комнатушке, терпела скучные ухаживания жадного, неприятного типа, опускала глазки и томно вздыхала. Да она вчера вытерпела первую брачную ночь с этим неуклюжим индюком! И хотя девственность ее была изрядно потрепана и восстановлена магическим путем, но больно и противно было по-настоящему. А теперь что – она сбежит поджав хвост при первых признаках опасности?! Нет уж, без куша хотя бы в горстку хороших камней она не уйдет!
Преисполненная решимости, Чарген бодро спустилась вниз, где уже ждали вещи. Ничего, она и поездку эту выдержит, зато потом Ралевич, пусть и вопреки собственным желаниям, щедро отблагодарит жену за проведенное вместе время…
В автомобиле супруг был задумчив и погружен в какие-то деловые бумаги, куда Чара, преодолевая собственное любопытство, ни разу не заглянула. Сидела, таращилась в окно и теребила роскошный браслет на руке, то и дело на него поглядывая и искренне жалея, что на улице слишком тепло и глухое платье с длинными рукавами смотрелось бы неуместно. Боги с ним, с истинным предназначением артефакта, но тут ведь издалека видно, что он стоит баснословных денег. А ну как грабители позарятся? С рукой ведь оторвут, им плевать будет, что он не снимается…
Дорога через город получилась долгой. Улицы оказались заполнены машинами, да еще, как назло, по пути попалось несколько аварий, так что до воздушного порта добрались за несколько минут до отправления. К счастью, носильщик подвернулся быстро и оказался расторопным, до посадочной площадки добежать успели. Ралевич, похоже, отлично знал, от какой именно причальной вышки отходит нужный рейс, поэтому спешил через вокзал целенаправленно. И на месте, судя по искренней радости и горячим благодарностям носильщика, расщедрился на хорошие чаевые, что тоже было на него не похоже.
Чару опять охватила тревога. Куда они летят, что происходит?!
Увы, на глаза по дороге не попалось ни одного указателя, в вокзал они забежали через какой-то боковой неприметный вход и почти сразу попали в руки воздушной стражи, проверявшей документы на нужный рейс. Судя по всему, супруги Ралевич оказались последними пассажирами.
Паспорта проглядели наскоро, но сердце Чары в этот момент привычно подпрыгнуло к горлу: вдруг обман вскроется? Но нет, подделка оказалась хороша.
От здания вокзала к каждой из вышек тянулась линия узкоколейной железной дороги, опутавшей всю территорию порта плотной сетью. Пассажиров по ней возил почти игрушечный паровозик с небольшими, словно детскими вагонами. Сходство подчеркивалось их яркой сочной раскраской. Семь штук, каждый выкрашен в свой цвет спектра – прелесть.
– Чему ты улыбаешься? – спросил Ралевич, когда они расселись и маленький черный локомотив тронулся. После проверки документов муж заметно повеселел.
«Тоже, что ли, с фальшивым паспортом летит?» – рассеянно подумала Чара.
– Такой симпатичный паровозик, и вагончики очень милые, – искренне ответила она.
– Все же ты совсем еще ребенок, – снисходительно хмыкнул он.
Спорить Чарген не стала, только беспечно засмеялась и приникла к окну, чтобы не смотреть на спутника. И хотя время для нее имело обычай растягиваться от беспокойства, именно сейчас оно изменило этой традиции: путь до причальной вышки оказался издевательски коротким и быстрым, как и подъем наверх, и посадка в дирижабль.
Каюта была просторной и по-настоящему роскошной, Ралевич явно не поскупился. Две комнаты, гостиная и спальня, своя уборная и даже душ. Чарген даже не пришлось изображать восхищение и удивление, потому что летать в таких условиях ей никогда раньше не доводилось. Кресла в общем салоне обычно вполне хватало, зачем переплачивать за несколько часов? Она, конечно, слышала, что богачи путешествуют в других условиях, но знать и видеть своими глазами – разные вещи.
Когда они оказались в каюте, Ралевич окончательно расслабился и повеселел. Точно ведь чего-то боялся всю дорогу… Из-за этого артефакта? Или у него безо всякого артефакта какие-то проблемы? Боги, да кому мог понадобиться этот тип, кроме аферистки вроде Чары?!
– Какая красота! – проговорила Чара, оглядываясь. – Но зачем нужна спальня?..
– Перелет длинный, почти трое суток. Как тут без кровати?
– Трое суток? – ахнула Чарген. – Но куда мы летим?!
– В Норк.
– Куда? – переспросила потрясенно, хотя и с первого раза прекрасно расслышала.
– В Норк, столицу Регидона. Ты же никогда там не была? – усмехнулся Ралевич.
– Нет, никогда, – пробормотала она. – Мы полетим над океаном?..
– Бояться нечего, дирижабль – самый надежный транспорт, – убежденно отмахнулся Ралевич. – А на Норк стоит посмотреть, прекрасный город. В сравнении с ним Беряна – сонная провинция. Каждый раз, когда туда возвращаюсь, чувство, что приехал в деревню. Иди сюда, Цветочек, ты же не очень устала с дороги? – довольно улыбнулся он.
– Не очень, – вынужденно призналась она, ласково улыбнулась и шагнула к мужу.
Сложнее всего оказалось побороть порыв вцепиться ему в горло. Чтоб ему посереть, этому индюку, куда он ее тащит?! Да уж, теперь точно не сбежишь, не в океан же головой вниз! И что ей делать в этом проклятом Регидоне, если она не знает языка даже на уровне «да, нет, спасибо»?!
А старику Марчелису надо сказать большое спасибо за отличную работу: если его подделку даже здесь, на паспортном контроле не разглядели, она ничем не хуже оригинала. Вот было бы весело, если бы Чару прямо в порту взяли под локотки за подлог документов!
Растерянность и негодование вскоре сменились откровенной злостью. Нет уж, она доиграет свою роль милой влюбленной глупышки и постарается вытрясти из Ралевича как можно больше.
А еще – сосредоточится на поисках компромата. И если что-то попадется, не станет тратить силы и время на шантаж, а с огромным моральным удовлетворением передаст куда следует, пусть с муженьком следственный комитет разбирается. А что-то ведь непременно попадется, потому что… Легальные дела не бывают настолько внезапными, не прикрываются свадебным путешествием, не вызывают у опытного дельца столько волнения.
Нет, Ралевич влез в огромную кучу редкой дряни, и хорошо, если без политического душка. И она – вслед за ним.
Впрочем, ладно, не стоит тратить силы и нервы на панику, сбежать никогда не поздно. Она и в Регидоне, если что, не пропадет, уж как-нибудь выкрутится. Тут главное – отобрать свой паспорт у муженька, а то он так и держит его у себя с самой свадьбы. Причем Чара бы совсем не удивилась, что держит намеренно.
Во всей сложившейся ситуации Чарген пока видела единственный жирный плюс: «жертву» она в этот раз выбрала исключительно удачно. Просто потому, что с каждой минутой общения Ралевича все больше хотелось не только лишить крупной суммы, но вообще пустить по миру без медяхи в кармане.