В этот раз сознание возвращалось тяжело, боль накатывала вперемежку с состояниями невыносимого страха и паники, видениями ужасных контуров и теней, надвигающихся из темноты. Вместе с тем какая-то часть моего сознания настойчиво пробиралась наружу, отметая эмоции в сторону, заполняя голову вопросами: «Что со мной?», «Что случилось?». С трудом сознание вернулось, и, успокоенный, я открыл глаза. Надо мной, склонившись и прикрыв глаза, стояла незнакомая немолодая, но еще сильная и статная женщина лет пятидесяти.
Ее черные, с заметной проседью волосы были убраны под темный платок, завязанный узлом сзади, на шее. «Так моя бабушка завязывала», — мелькнуло в голове, и губы растянулись в глупую улыбку. Ее руки катали что-то по моему лбу, глаза были прикрыты, а губы сосредоточенно шептали слова, смысл которых начал медленно доходить до меня:
Ты лети, лети, черный ворон,
Да за далекие поля, за темные леса.
Лети в ночь темную, ночь непроглядную, в царство Чернобогово,
Найди там, черный ворон, душу неприкаянную, душу нестылую,
Проси, ворон, душу неприкаянную сыскать нашего Богданчика,
Вернуть нашего Богданчика.
Обещай, черный ворон, от меня плату великую за службу тяжкую,
Обещай, черный ворон, душе неприкаянной да не темну ночь,
Но светлый день.
Внезапно она замолчала, открыла глаза, и они черными колодцами вобрали меня в себя, перед глазами закружилось, и я в который раз провалился в небытие.