Шахта. Ворота в преисподнюю

Преследователи

Все началось с тетрадки, обыкновенной тетрадки в косую линейку, где Свят старательно выводил палочки и крючочки. Кто-то просто украл у него эту тетрадь.

Такой случай не имел бы никакого значения, кроме, разве что, обиды, поскольку учительница решила, что он лжец, и просто-напросто не написал должного количества крючочков и палочек дома, и вот теперь врет, что тетрадку украли. Кому она нужна?

– Может быть, ты оставил ее в раздевалке? – сказала учительница, строго посмотрев на Свята из-под больших очков, нечеловечески коверкавших ее глаза.

Свят сбежал по широкой лестнице вниз, бросился в раздевалку, осмотрел пол и подоконник: тетрадки не было нигде. Вот и его курточка, синяя, которую купила ему недавно тетя. В курточке также не было да и не могло быть никаких тетрадок, как и вообще – в раздевалке. Чего-то в этой курточке не хватало… Впрочем, не в этом дело: Свят стоял между рядами одежды, которая топорщилась на крючках, будто какая-то пузатая гвардия. Он грыз ногти и думал. Тетрадку могли украсть только из портфеля. Он ясно помнил, как положил ее вчера вечером в портфель, открыл даже, прежде чем положить, и еще раз оглядел ровные линейки крючочков и палочек, вполне довольный своей работой.

На большой перемене их всех водили кормить, построив парами. Класс в это время оставался пустым, не запертым. Значит, кто-то вошел в класс и украл его тетрадку. Святу почему-то стало страшно. Он прижался к своей курточке, погладил ее, сказал:

– Курточка. Моя курточка.

Он понял, что вот-вот заплачет, и ему вдруг стало стыдно перед самим собой… Но что это? Ах, да, курточка. Теперь он увидел, чего на ней не хватало: кто-то отпорол бирку с его именем, которую тетя пришила на воротник.

– Значит, ты оставил тетрадку дома, – холодно сказала учительница. – Был бы ты хотя бы во втором классе, я бы послала тебя сейчас же домой за тетрадкой.

Пока Свят шел между рядами, отовсюду слышались смешки. Кто-то поставил ему подножку: мальчик чуть не упал, оперся о чужую парту и застыл, будто палочка на косой линейке. Сел на свое место, продолжая напряженно думать обо всем, что произошло.

– Не грызи ногти! – крикнула на него учительница.

Свят спрятал руку в карман. Итак, у него украли тетрадь и отпороли бирку от куртки. То и другое должно быть связано. Не может быть так, чтобы украл один человек, а отпорол – другой. Зачем?

Страх, который поселился глубоко внутри, с той самой минуты, когда он сбежал по улице вниз, прочь от горящего дома, не раз и не два за день пронзал все его тело – так, что холодели пятки. Этот страх овладевал им порой совершенно неожиданно, от самых незначительных мелочей, и Свят не мог объяснить его.

После школы и продленки, уже в сумерках, его встречала тетя Шура. Он рассказал ей про тетрадь и показал курточку, признался, что ему отчего-то стало страшно.

– Кто-то подшутил над тобой, – говорила она, надевая и оправляя на его голове шапочку, которую сама и связала, – а ты и распустил нюни. Нельзя быть таким соплей! – тетя вдруг повысила голос, будто бы Свят был сам виноват в том, что у него украли тетрадь. – Тебе предстоит большая, трудная жизнь. Надо стать настоящим человеком.

Свят засопел, утер кулаком нос. Странные это были слова, что он не раз слышал и от тети, и от учительницы. Стать настоящим человеком… А теперь он кто – зверушка какая-то?

– И что ты такой бледненький? – с раздражением сказала тетя. – Уж не заболел ли?

Свят был бы не прочь заболеть, школа не нравилась ему: все почему-то хотели как-то поддеть его, толкнуть или обозвать. Он не сразу понял, что лично к нему это не имеет никакого отношения – просто каждый задевал каждого, это был стиль самой школьной жизни, да и стиль жизни вообще, и нынешней, и грядущей.

Через несколько дней, в субботу, они с тетей поехали по магазинам на городском трамвае. Тетя редко оставляла его одного – и дома, и на улице, считая, что такой маленький мальчик всегда должен быть где-то поблизости. Вот и сейчас она отлучилась лишь ненадолго, зашла в универмаг. Свят стоял на ступеньках и смотрел на пустую улицу, стараясь правильно сосчитать окна домов. Вдруг к нему подошла какая-то женщина с коляской, сказала:

– Мальчик, покарауль, пожалуйста, моего ребеночка, а я в магазин схожу, – и, не дождавшись ответа, скрылась за стеклянными дверьми, оставив крепкий цветочный запах своих духов.

Ребенок в коляске был укрыт кружевным одеяльцем, высовывался только его розовый носик. Странно, но этот носик показался Святу знакомым…

В конце улицы он увидел машину – это была «Волга». Свят уже хорошо разбирался в марках автомобилей. Еще в шахтерском поселке он поражал сверстников тем, что мог безошибочно сказать:

– Это иностранка, – так в те далекие годы именовали иномарки.

Сверстники пучили глаза:

– Ты что – знаешь все иностранки?

– Конечно, – весомо отвечал Свят.

Они понимали, что иностранок неизмеримо больше, чем наших, и знать все иностранки – совершенно немыслимое дело, удивлялись на Свята и не могли догадаться, как у него получался такой фокус. А ведь все было довольно просто: для того, чтобы определить иностранку, достаточно всего лишь знать все отечественные марки, которые можно по пальцам пересчитать.

Машина медленно двигалась вдоль тротуара, приближаясь. «Волга», как и та, на которой приехали убийцы. Ну и что? Мало ли на свете таких белых «Волг»?

Свят почувствовал непонятную тревогу, ему захотелось, чтобы женщина поскорее вернулась и забрала коляску. Розовый носик ребенка по-прежнему высовывался из под кружевного одеяльца. Свят решил посмотреть ребенка и отдернул ткань. То, что лежало в коляске, не было ребенком. Вот почему Святу показался знакомым курносый кукольный носик – это и была кукла, большая кукла, точно такая же, что у соседской девочки Нюши. В тот же момент «Волга» взревела мотором и рванулась вперед. Свят понял, что кукла в коляске и машина связаны между собой, что именно потому она сейчас едет к нему, что люди в машине увидели, как он отшатнулся от куклы, более того, это и есть та же самая машина…

Свят бросился в магазин и тотчас почуял цветочный запах, наткнувшись на женщину, которая стояла прямо за дверью. Вовсе она ничего не покупала, а просто ждала его тут. Она цепко схватила Свята за локоть.

– Куда же ты, мальчик? А где колясочка моя?

– Колясочка ваша… Колясочка… – задыхался Свят. – Вы… Вы…

В этот момент над ним нависла голова тети Шуры.

– Ты что это здесь?! – сердито воскликнула она. – Где я сказала меня ждать?

Испугавшись гнева тети, Свят на секунду забыл обо всем, лишь отметил, что рука чужой женщины отпустила его. Женщина исчезла, а тетя опустилась перед Святом на корточки и принялась поправлять его шарф и шапочку, попутно ворча и отчитывая его. Увлекаемый тетей Шурой к выходу, Свят видел, как поодаль женщина и еще кто-то, неразборчивый, засовывают детскую коляску в багажник «Волги».

На следующий день было воскресенье, а в понедельник на перемене к Святу подошла Зойка Цветкова и толкнула его в плечо.

– Там тебя вызывают, – сказала она. – Дядя твой пришел.

– Нет у меня никакого дяди, – буркнул Свят и снова уткнулся в книгу, которую читал.

Он и сейчас помнил, что это была за книга: «Муравей Ферда». Веселый, красивый и очень умный муравей, всегда красуясь своим галстучком в горошек, вдруг задрожал перед ним, будто и сам испугался, теряя все свои горошины, которые, казалось, сыпались с листа прямо на колени читателю.

– Дядя тебя ждет, – настаивала Зойка, над партой раскачиваясь. – Внизу, в раздевалке.

Свят захлопнул книгу. Надо пойти посмотреть, просто пойти посмотреть, чтобы убедиться: да, дядя действительно есть, просто он раньше не знал о нем. Самый настоящий дядя, брат тети, как сама тетя – сестра матери.

То есть, дядя должен быть и матери братом, – думал Свят, сбегая вниз. – Но никто раньше не говорил о нем. Значит, никакого дяди все-таки нет.

Свят выглянул из-за угла в коридор. В конце раздевалки, улыбчиво разговаривая с техничкой, которая сидела на своем обычном месте у двери, стоял незнакомый человек. Дядя.

Свят подошел и остановился перед ним.

– А вот и Ванечка! – воскликнул дядя, называя его так, поскольку Святу в еще несколько часов оставалось носить свое прежнее имя. – Ну, что, Ваня? Я должен тебя отвезти домой, к тете Шуре. Тебя ждет большой сюрприз, подарок, – добавил он, беспокойно стрельнув в сторону глазами, поскольку Свят, похоже, не смог скрыть своего страха.

– Но у меня уроки, – пролепетал он.

– Ничего, я уже договорился с директором. Давай, шевелись. Бери курточку и поедем. На машине прокатишься… – заговорщически добавил он.

На машине! – мысленно повторял Свят, идя вдоль ряда пузатых гвардейцев по раздевалке. С некоторых пор это слово стало для него страшным, как и многие, казалось бы, совсем обыкновенные вещи.

Вот и курточка. Тетя опять пришила к воротнику бирку с его именем. Но почему – курточка? Откуда дядя знает, что у него курточка, а не, скажем, пальто или плащик?

Свят надел ее, высоко подняв руки. Ряды вешалок скрывали его от незнакомца. В конце рядов светилось окно. Свят подбежал и выглянул на улицу, толком не зная, что он хочет там увидеть. И увидел. Перед школой стояла «Волга». Та самая. Место за рулем было пусто. Но справа сидел, опустив голову и что-то читая – Человек-месяц.

В тот момент Свят впервые в жизни ощутил то, что случится с ним еще не раз в будущем – как волосы встают дыбом на голове.

Из раздевалки был только один выход – туда, где ждал его «дядя».

И вновь, как и тогда, подражая кошке, Свят двинулся прямо на него. Тот шутливо раскинул руки, будто бы шутливо… Свят увернулся.

– Я в туалет, – на ходу сообщил он.

Незнакомец опустил руки, шлепнув себя по бокам.

– Ой, да и я, пожалуй, зайду на дорожку, – сказал он.

Свят услышал за спиной его тяжелые шаги. Всё. Конец. Вырваться не удастся. Тут подала голос техничка:

– Да там унитазы детские!

Незнакомец остановился.

– Да я уж как-нибудь… Того…

– Нет, – строго сказала техничка. – Для взрослых у нас другая уборная, в противоположном конце коридора.

Свят свернул за угол. Открыл и закрыл дверь туалета, чтобы казалось, будто он вошел. Ему и правда сильно хотелось – от страха, но времени не было: считанные секунды.

Здесь был пожарный выход из школы. Свят с трудом повернул задвижку, которая будто окаменела под его пальцами. В лицо дунул пронзительный холодный воздух. Свят побежал прочь от школы, через спортплощадку и огород, достиг ближайшей улицы и кинулся во дворы. Так, дворами, он и пошел, и шел довольно долго, не ведая куда – мимо одинаковых песочниц в виде облупленных мухоморов, мимо детских качелей, вяло болтавшихся на ветру.

Большой, нескончаемый город. Свят и представить не мог, где его край и как далеко до этого края. И вот, во всем этом городе, негде спрятаться от убийц.

Сколько их было? Человек-месяц – один. Тот, кто был с ним в шахтерском поселке – другой. Женщина с коляской – третья. «Дядя» – четвертый. Теперь Святу казалось, что он и прятал в багажник коляску. Что это была за банда? За что они убили его родителей и почему хотят убить его, разыскав даже в другом городе?

Разыскали и долго следили за ним… Святу стало ясно: неспроста он испугался, когда пропала тетрадка, когда оторвали бирку от курточки. Все это также было их рук дело, только вот зачем им тетрадка и кусок материи?

Домой идти было нельзя: ведь если они знали его школу, то знали и дом. Можно было пойти к тете: она работала заведующей библиотекой, совсем рядом – Свят часто сидел там вечерами, листая книги под лампой, чтобы потом вместе с тетей пойти домой. А что, если тетя заодно с ними? Ведь он тогда пытался рассказать ей про куклу в коляске, но она просто подняла его на смех. Он настаивал на своей правоте, заплакал. Он стоял перед тетей, задрав голову, тряс кулаками и говорил, что эти самые люди, он знает, убили его родителей. И тогда тятя ударила его по щеке. Такое случилось впервые. Мать, конечно, шлепала его, но тетя – никогда.

Он вспомнил, как она вязала ему шапочку, бормоча и чертыхаясь под нос, как грубо вертела его на месте, примеряя шапочку…

Нет, не пойдет он к ней в библиотеку. Все это вдруг показалось ему какой-то далекой, уже прошедшей жизнью, будто он уже догадался, что никогда больше не вернется к тете – ни в библиотеку, ни домой. Все это было в прошлом: и коричневый дом с лифтом, и библиотечная лампа, и световой под лампой круг…

Он вышел на железнодорожные пути и двинулся вдоль линии. Его обогнал товарный поезд, очень длинный, Свят остановился и сосчитал вагоны. Затем прошел навстречу пассажирский поезд, на боках вагонов мелькала белая табличка с надписью, мелькала быстро. Свят, читавший еще с усилием, успел таки схватить слова на последнем вагоне: «Севастополь-Москва».

Вот бы сейчас ехать в этом поезде – и ни куда-нибудь, а в Москву! Поезд унесся, оставив за собой след из крепкого, особенного запаха поезда, который Свят запомнил, когда они с тетей ехали в этот город…

Шагая по путям, Свят оказался на вокзале. Там стояла электричка, пассажиры бежали, Свят медленно шел мимо вагонов, кто-то второпях толкнул его, остановился, взял за плечи:

– Мальчик, ты с кем?

– С папой и мамой! – Сказал Свят и вдруг, неожиданно для самого себя запрыгнул в вагон.

Много позже, вспоминая свою жизнь, он обнаружил, что это была самая первая ложь, которую он помнил, а ведь потом, в его детской и взрослой жизни, ему пришлось лгать очень много, лгать постоянно и фундаментально.

Двери сомкнулись, и электричка тронулась. Народу было немного, Свят нашел место у окна и сел, отвернувшись.

Он ехал непонятно куда и неизвестно зачем. За окном разворачивалась картина, столь удивительная и прекрасная, что Свят не смел отвести глаз. Перед ним расстилалась сама бесконечность, голубая равнина, огромная, как жизнь. От этих медленно вращающихся полей веяло чем-то таким сладким, таким спелым и недоступно-таинственным, что хотелось смотреть и смотреть, и уже час прошел, и другой, а он все сидел и сидел в оцепенении, и казалось, что все это – огромный, счастливый сон, и ни за что на свете не хотелось ему пробуждаться.

Темнело, в глубине полей светились огни. Странное чувство овладевало Святом – это была грусть, но какая-то добрая и светлая, и почему-то замирало в груди, словно в ожидании подарка или мультфильма, который вот-вот начнется по телевизору. Далеко-далеко, среди высоких деревьев, виднелся дом с белой стеной, в этом доме вспыхнуло окошко – в тот самый момент, как Свят посмотрел на него. И дом, и деревья, растущие над ним, словно гигантские грибы, двигались вместе с поездом, но все же чуть отставали. Свят подумал, что вот так теперь уходит, отстает от него не этот чей-то дом, а дом вообще, и только месяц навсегда останется с ним, потому что месяц, узкий серп, возникший теперь на месте ушедшего солнца, всегда был на одном и том же месте, ехал и ехал за ним.

В вагоне зажегся свет, Свят увидел свое отражение в стекле, а весь заооконный мир теперь смешался с его маленьким круглым лицом. Поезд пошел очень медленно, пассажиры поднимались, снимали вещи с полок, надевали береты и шляпы. Вскоре все сгрудились в две тесные очереди у дверей. Свят догадался, что электричка остановится и больше никуда не пойдет…

– Мальчик, ты с кем? – услышал он точно такие же слова, но теперь их произнесла толстая старушка.

– Меня на вокзале тетя встречает, – сказал он, и это была его вторая ложь.

На перроне, куда он вышел, к ему опять подошла толстая старушка, но теперь уже схватила его за руку.

– Ну, и где же твоя тетя? – спросила она.

– Не знаю, – сказал Свят. – Вот, сейчас она придет.

И оглянулся, утверждая свою ложь, будто бы ища глазами тетю.

– Подождем ее вместе, – сказала старушка. – А если она не придет, – многозначительно добавила она, – отведу тебя в детскую комнату милиции.

Это в наши дни никому нет дела до мальчика, который едет один в электричке между двумя крупными городами страны, но тогда, в середине шестидесятых, все было не так, как сейчас: не было ни дразнящих рекламных плакатов, ни сплошного потока иномарок на улицах, и люди в стране жили совсем другие.

– Как тебя зовут? – спросила старушка.

Свят молчал, нахмурившись. Ему вдруг открылась правда, вернее, часть правды о себе самом. Имя – вот причина всему, что происходило с ним последние дни. На тетрадке было его имя. На бирке от курточки – тоже. Убийцы нашли его по имени, и только в имени было все дело…

– Ты что же, мальчик? Забыл, как тебя зовут? – старушка пытливо смотрела на него, хитро прищурившись.

Свят потер лоб. Разве бывает, что человек забыл свое имя? – подумал он. Старушка вдруг нахмурилась, взяла его за плечи и резко развернула к себе. И вдруг подсказала ему решение:

– А если и правда? Такое на войне случалось.

– Я… – неуверенно произнес Свят. – Не знаю, как меня зовут.