Шахта

Восемь

Она шла вниз на три этажа, и Круз подумал: «Господи Иисусе, кто-то может туда упасть и разбиться».

Фергус, мажордом в Кенилворт Армс и по совместительству – невероятный жирдяй, проинформировал Круза, что эта бездна на самом деле – вентиляционная шахта. Хотя было непонятно, что она вентилирует. Разве что в ней можно уловить запах соседского ночного горшка. Примерно в трех метрах еще имелось одно заколоченное окно ванной. Другие разбросаны сверху и внизу, со всех трех сторон, черные и запотевшие, как обычно происходит с окнами рядом с душем – их затуманивает смесь пара и мыльной пены.

Стены шахты были обиты ржавыми листами из гофрированной стали. Всякий раз, когда кто-то в этом здании умывался, Круз слышал тихий звук капающей воды. С высоты последнего этажа невозможно разглядеть дно шахты, но, судя по запаху, оно было покрыто застоялой водой, компостом и канализационными стоками. Надо быть силачом, чтобы открыть это проклятое вентиляционное окно хотя бы наполовину. И все усилия – ради вони жидкого удобрения.

За окном царила непроглядная тьма и удушающая теснота. Круз не мог ничего разглядеть ни вверху, ни внизу. Отверстие шахты на крыше было чем-то накрыто. Наверное, из-за снегопада.

– Вентиляция. Понятно. – Он захлопнул окно, и с петель осыпались хлопья краски.

Это была яма. Но в текущих обстоятельствах здесь его дом. Главный плюс: без Баухауса.

Быть частью мокрых снов холостяка, в интерпретации Баухауса, немногим приятнее клизмы с отбеливателем. Он был не просто продавцом кокаина, а стереотипным дилером. И упивался своей ролью. Полдня проводил в телефонных разговорах, а вторую половину хвастался и болтал. Он был похож на свинью – заторможенный, откормленный. Пары секунд ослиного смеха Баухауса хватило, чтобы Круз навсегда его возненавидел. Он был из той породы говнюков, которые приходят в восторг от собственных тупых шуток и сдавленным смешком пытаются намекнуть окружающим их подхалимам, что надо бы смеяться, а то будет хуже.

Баухаус постоянно смеялся этим смехом на публике, выкладывал по пятьсот баксов за ужин и тратил хорошее шампанское на свой очередной трофей, подобранный в зоне малолетних проституток-кокаинщиц.

Той первой ночью Круз под утро прокрался в святую святых Баухауса. Там лежал он, голый, храпел, как выброшенный на берег кит, и обнимал тринадцатилетнего ребенка, который оказался мальчиком и которого не представили.

Крузу наконец удалось успокоить кокаиновую метель в голове, и он вырубился на диване в гостиной. Через пару часов проснулся. Вернувшаяся в мир живых Чари усердно делала ему минет. Стоило ей припудрить носик, и она превращалась в монстра из фильма. Настоящая Оралзилла. Круз даже не почувствовал, как она стянула его штаны. С трудом вырвался, хотя, справедливости ради, особо и не старался. Он решил привести себя в чувство. Щепотка назального эспрессо вернула комнате все краски – словно ударяешь по телевизору рукой, и тот опять начинает работать. Чари продолжала сосать его член с демоническим рвением. За барной стойкой из оникса виднелись распростертые ноги. Кристал по-прежнему валялась на кухонном полу в отключке. Подошвы ее ног были грязными. Белые гранулы приклеились к верхней губе Чари. Похоже на неумелый детский макияж. Она была под кайфом и вряд ли уснет в ближайшие часы. Возможно, не спала всю ночь, обсасывая столовые приборы или танцуя вокруг стойки кровати, будто на пилоне, пока Баухаус трахал в задницу своего любимчика.

Все эти голые сиськи и пьяные ласки с папиком на самом деле были представлением для Круза. Какая радость! Все это дурно пахло тухлыми яйцами.

Круз сразу понял, что ему нужно собственное жилье. Место подальше от этого шоу уродов. И поближе к школе Оквуда, где можно запереться и не бояться всевидящих камер и сигнализаций Баухауса. Безучастное лицо Чари, глотающей сперму, вероятно, прямо сейчас снимает скрытая камера. Тоже белое, подумал Круз, может, это все, что ей нужно.

Он слишком часто трахал снежных королев. Ему бы позавидовали похотливые рок-звезды. Его это больше не заводило, только отвлекало. Кончать в Чари было все равно что кончать в манекен. Спазм и опорожнение. И слабая боль. Ее рот был сухим из-за частых минетов. Чтобы помочь ему забыть день, который начался с влажного падения Чикиты, потребуется что-то более мощное. С Круза хватит человеческой анатомии.

Особенно если речь идет о его внутренних органах в руках Эмилио.

На шее Эмилио, на толстой цепи, висела складная опасная бритва – талисман его бандитской молодости. Не так давно он увековечил ее в платине, и она была такой острой, что могла резать воздух. Круз слышал много историй о фокусах, которые Эмилио мог показывать с помощью своей бритвы, если его вывести из себя. Например, фокус с исчезновением языка. Или с исчезновением яиц. И они были настолько реальными, что с трудом верилось в подобные иллюзии.

Нет, спасибо.

Надо заставить Баухауса найти ему жилье. Любое.

Через два дня Круз был новым жильцом в Кенилворт Армс, неподалеку от школы Оквуда.

Первым шоком на новом месте стал Фергус, «менеджер». Если бы в этом мире существовала справедливость, его должность звучала бы как «мерзкий тип». Одежда Фергуса выглядела так, будто ее сняли с трупов алкашей. И он вонял так, будто ежедневно пил по флакону одеколона. Возможно, он хотел законсервировать свою плоть, рыхлую и покрытую пятнами, будто перезрелый фрукт. Его потрепанные кеды были скользкими и грязными, хотя когда-то имели белый цвет. Возможно. Круз подумал, что в них вылупились какие-нибудь твари, а Фергус натянул их на свои жирные мозолистые ноги, когда оболочки и плацента были еще теплыми. Похожий на гнома с потухшим взором, он источал ароматы гнилых фиников и кислого пота, щедро приправленные лосьоном после бритья. С двух сторон каждого его зуба была коричневая щель. А кончики обкромсанных волос даже в такую морозную погоду покрывала мутная жидкость. Крузу предстояло узнать, что этот парень понимал английский только первого числа каждого месяца, когда приходило время вносить арендную плату. Он проинформировал Круза – на английском, – что арендная плата принимается только наличными или через денежные переводы. Это нововведение полностью на совести новых жильцов, оказавшихся неблагонадежными.

«Мы должны соответствовать стандартам, мистер Круз». Фергус не произнес это вслух, иначе Круз взорвался бы от смеха.

Комната с ванной, которая досталась Крузу, гордо именовалась «студией». Если покрытие на полу можно было назвать ковром, то струп можно называть здоровой кожей. Ему достался холодильник, как он и просил. Тот занимал нишу, когда-то исполнявшую функции шкафа. Два больших окна смотрели на Гаррисон-стрит с высоты третьего этажа. Когда работал паровой воздухонагреватель, окна обычно запотевали. Даже зимой здесь было жарко как в сауне. Дом построен задолго до изобретения теплоизоляции, поэтому теплый воздух с нижних этажей поднимался наверх и аккумулировался на последнем.

Ванная комната неожиданно оказалась отделана новой плиткой, и смесители работали, как надо. Туалет не булькал. Хотя бы этот аспект квартиры выглядел прилично, пусть и без изысков.

Круза представили всем заинтересованным лицам как нового курьера Баухауса. Оквудские парни представляли собой зоопарк из яппи с блондинистыми шевелюрами, крепкими рукопожатиями, улыбками будто с рекламного плаката и голубыми глазами истинных арийцев. Будущие врачи или юристы. На вагинах их подружек можно было нащупать застежку-молнию. Круз разбавлял семидесятипроцентный кокаин Баухауса десятью процентами аспирина. Оквудские дилдо все равно не понимали разницы, а дополнительный доход не помешает. Круз накопил приличный запас чистейшего кокса из центральной горки для собственного пользования.

Где-то через неделю ему стало невыносимо скучно. Он с головой окунулся в чикагскую жизнь. За пару дней без проблем оснастил себя как следует. В центре города раздобыл бумбокс и сорок кассет, ботинки, новую одежду, зимний гардероб, в том числе стильную армейскую куртку черного цвета с утепленной подкладкой на молнии. Он представлял себя Шварценеггером, когда наряжался. Каждое движение сопровождала пафосная музыка в голове.

И ничего примечательного не происходило.

Как-то раз Круз заправился розовой перуанской снежинкой и решил заняться уборкой в ванной комнате. Тогда он впервые услышал стон призрака, обитавшего в здании.

Полвторого ночи. Трехэтажный клоповник Фергуса полон разными звуками: музыка из колонок, хлопанье дверей; злые голоса, что-то кричавшие на испанском в коридорах. Круз услышал пронзительный вопль, означавший, что чернокожие молодожены из 314-й квартиры снова начали избивать друг друга, став ближе к суду или тюрьме. Престарелый белый долбоеб прошаркал по коридору, ворча о том, как евреи захватили великую страну. Впервые Круз встретил этого жильца у почтовых ящиков. Он всегда был одет одинаково: носки в ромбик, домашние тапочки, высоко подтянутые штаны, рубашка и галстук. Вокруг суровых мятно-голубых глаз синяки алкоголика были набиты словно татуировки. И над всем этим возвышалась копна седых волос, как у сумасшедшего ученого. Если почту приносили поздно, были виноваты евреи. С почтой приносили только счета – от евреев, жадных до его денег. Если в почте попадались рекламные буклеты – правильно, опять евреи, которые хотят наводнить страну рекламой и набить свои карманы. Почтальон, без сомнения, наемный убийца из Моссада. Все это было сказано Крузу, когда он абсолютно искренне ответил «нет» на первый и единственный вопрос старика.

Был ли ты когда-нибудь?..

Крошечные кочегары, трудящиеся у топки в мозгу Круза, запросили немедленной добавки топлива. Он организовал срочную доставку для их миниатюрных лопаточек: одну дозу – для левого, вторую – для правого полушария. Для левого чуть больше, чтобы сбалансировать.

Круз отмерил дорожки на тыльной стороне ладони. Остатками порошка смазал десны. Чихнул и расслабился. 78 вдохов в минуту. Он прочистил каждую ноздрю водой из-под крана, и каждая плитка кафеля в ванной стала четкой и выпуклой.

Он знавал наркоманов, которые страдали от галлюцинаций, сопровождающихся тем, что доктора называют «чистым сенсориумом». Какой бы фантом ни породило ваше сознание, он кажется абсолютно реальным, потому что то, что вы видите, – совершенно обычно. Если вы переборщили с ЛСД и комната наполнилась мармеладными драконами, изрыгающими чизбургеры и танцующими твист, вы понимаете, что это странно. Круз забыл настоящее имя Человека-паука, но его история – прекрасный пример данного феномена. Парень вбил себе в голову, что по нему ползают крошечные пауки. Вполне обычные крошечные пауки. Целая куча. И это выглядело вполне правдоподобно для его сознания под воздействием химии. Когда он понял, что не может смахнуть тварей (страдал от боязни насекомых), решил спалить их пропановой горелкой.

Человек-паук позже умер в отделении для бездомных. У него отказали легкие, сожженные постоянным курением. Этот трип длился семь дней.

Человек-паук стал историей. Круз умел учиться на чужих ошибках, поэтому сперва не обратил внимания на звуки, издаваемые кенилвортским призраком.

Бархатная пульсация в висках притупила головную боль, которую вызывал скрежет зубов. Он подумал, что надо попросить у Баухауса немного либриума. Эта мысль не задержалась в мозгу и упала в конвульсиях, потерянная навсегда. Кочегары весело трудились, пыхтя и закидывая в печь его головного мозга белый уголь. Мистер Сердце пустился в слем, и на микросекунду ванная комната озарилась ярким светом.

Через фоновый шум, наводнивший здание, слух Круза смог различить странный звук.

Стон?

Он становился громче, а потом затихал, подчиняясь собственному ритму. Цезура делала его едва различимым в какофонии хлопающих дверей и гремящей латиноамериканской музыки. Круз знал, что кокаин обостряет чувства. И замер, как охотничья собака, готовая к броску, прислушался. Стон дразнил периферию слуха. Всякий раз, когда он думал, что наконец услышал его, в слуховые каналы поступала новая информация. Ее подхватывали жадные нейроны. Синапсы выпускали заряд. Первый эквивалент, зафиксированный на тикер-ленте сознания, – звук улицы, больше похожий на стон боли, чем удовольствия. Глубокий, идущий прямо из нутра. Так оплакивает несварение желудка алкаш в темном переулке, выпив бутылку острого соуса на пустой желудок.