Шахматная доска роботов

Часть первая. Юриспруденция для роботов

22 мая 2023 года

– Заседание окончено, – самый, что есть обычный человеческий голос раздался из динамиков на шее робота-судьи, – объявляю перерыв до четверга.

Все присутствующие в зале встали. Робот-судья поднялся со своего места. В руках он держал массивную стопку документов. Передвигался он практически естественно, но, если быть внимательным, можно услышать тихое жужжание механизмов. Пройдя мимо всех присутствующих, он вышел из зала. За ним последовали двое полицейских.

Мой клиент, Борис Джокович, бизнесмен с сербскими корнями, седовласый мужчина невысокого роста в дорогом костюме, с дорогими часами, и с высокими требованиями, перевёл свой взгляд на меня. На его висках проступили капли пота, которые он вытер платком. Он нервничал. В моих глазах он искал подтверждение, что всё идёт по плану.

– Они не найдут доказательства за это время. Бумаги подписаны, они знали на что соглашаются, – сказал я, выйдя из-за стола, пропуская клиента вперёд.

– Из ваших уст звучит убедительно, мистер Донован, но у меня плохое предчувствие, словно эта дьявольская машина сумеет найти лазейку.

– Можете не волноваться, роботы мыслить нестандартно не способны. Из них получается отличная база данных, но этого мало, чтобы быть хорошим юристом. И более того, я не оставлю им никакой лазейки.

– Поэтому я и пользуюсь вашими услугами, мистер Донован, а не робота-адвоката.

Мы вышли из здания суда на улицу. Стоял солнечный весенний день, дул лёгкий ветер, в одном пиджаке становилось немного прохладно.

– До встречи, мистер Джокович, я позвоню вам на днях, как только разработаю план нашей стратегии на следующее заседание.

– Я на вас полагаюсь, – поджав губы, проговорил он и сразу пошёл к своему лимузину, припаркованному у дороги. Водитель открыл перед ним пассажирскую дверь. Мой клиент ещё раз взглянул на меня перед тем, как машина тронулась, и кивнул.

Я начал спускаться по ступеням и увидел, что внизу меня ждёт мой оппонент в судебном деле – представитель противоположной стороны.

– Позвольте, я пожму вашу руку, мистер Донован, – голос робота-адвоката был наполнен интонациями и паузами. Складывалось впечатление, что разговариваешь с настоящим живым человеком, – вы сегодня были на высоте, но это не значит, что я отдам вам победу. Мой подзащитный прав по всем статьям закона.

– Сегодня ты этого не доказал, – я не испытывал ни капли уважения к куску железа вперемешку с пластиком. Пускай он и обладал чем-то, отдалённо напоминающим разум.

– Но и наш процесс сегодня не закончился, мистер Донован. За эту неделю мы найдем доказательства и свидетеля. Этого будет достаточно, и, если преподнести в правильном свете… Судьи Верховного Суда в прошлом году довольно четко дали толкование интересующей нас статьи, как следует её понимать. И в следующий раз я докажу наличие в деле всех установленных ими в комментарии к закону критериев.

Я засмеялся.

– Зачем тебе их толкование, если ты всё равно не понимаешь, что же они имеют в виду. Тебе просто вбили в память эту информацию, запрограммировали, чтобы ты её повторял, и наименовали юристом.

– Мы с Вами более похожи, чем Вы желаете принять. Вы тоже запрограммировали себе понимание законов в мозг. Разница только – в моем больше информации вмещается. А Ваши эмоции и несдержанность не помешают вам в зале суда, я надеюсь.

– Сомневаюсь в твоей способности надеяться, – я два раза хлопнул его по жёсткому металлическому плечу и пошёл к своему автомобилю.

– До свидания, мистер Донован, – донеслось мне вслед.

– До свидания, мистер робот, – ответил я, не оборачиваясь.

Я был одним из лучших людей-адвокатов. Профессия юриста была семейным ремеслом, начиная от моего деда. Сейчас мне сорок пять лет, и я уже давно сделал себе успешную карьеру. Мне нравились судебные процессы, в которых моими оппонентами были люди. Со многими я поддерживал приятельские отношение вне зала суда, а на заседаниях мы схлестывались, ярые фанатики своего дела. Это была битва умов, битва мэтров, в которой стороны соревновались на равных.

Но в последние четыре года количество юристов сократилось в десятки раз. Мы не выдерживали конкуренции со стороны машин. Настоящий ужас для юриста и выгода для любого рядового гражданина. Услуги роботов-адвокатов стоили сущие гроши, и лет через десять, я думаю, станут и вовсе бесплатными. Машины лоббировало государство, но корни проблемы были намного глубже. Власть корпорации Justice-Tech. Миллиарды долларов с государственных заказов на роботов для системы правосудия.

Если люди-судьи остались лишь в Верховном суде, то во всех остальных, как на государственном, так и федеральном уровне правосудие вершили роботы.

Это был долгий путь, в конечном успехе которого сомневались все. Мы считали, что невозможно создать искусственный разум, который бы вёл себя с людьми в суде наподобие человеческого. Первые рабочие модели не выдерживали никакой критики. Я был в числе тех, кто тестировал роботов, создавая и моделируя такие юридические ситуации, с разрешением которых робот не справлялся, и система давала сбой. Программисты работали годами, пытаясь совершенствовать искусственный интеллект, но каждый раз нам, лучшим из лучших, удавалось делать перегрузки механическим мозгам, и роботы справедливо признавались негодными для целей, ради которых создавались. Мы чувствовали себя в безопасности, были уверены, что так будет продолжаться вечно, пока корпорация не признает невозможность реализации своей идеи, ведь чтобы доверить роботам вершить судьбы, нужно было создать их идеальными. Мы так считали, пока однажды новая модель робота-судьи раз за разом сдерживала интеллектуальный натиск, находя выход и решая все юридические конструкции, в которые мы её помещали, а затем поставила нас в тупик своим вопросом, обвела вокруг пальца, связала своим мышлениям нас по рукам и ногам, упаковала людей-юристов в красивую коробку, завернула бантиком и поднесла как памятный сувенир для всей системы правосудия, для всего человечества, показывая свое превосходство. Робот создавал в недрах своего искусственного интеллекта ситуации, из которых мы, лучшие умы юриспруденции, не знали выхода. Машина же моделировала их моментально и моментально находила единственно верный юридический выход из лабиринтов потенциальных ситуаций. Тогда мы осознали, что время людей в судебной системе близится к концу. Эта была первая модель робота судьи, которая прошла тестирование. Затем на протяжении нескольких лет она проходила множество других проверок и претерпела сотню модификаций, прежде чем корпорация Justice-Tech создала робота, который сел в кресло судьи, облачённого в мантию и готового вершить судьбы людей. Идеальное знание законов. Осмысленная речь и совершенная верная логика, основанная на высшем уровне интеллекта, сделанного по подобию человеческого, а в некоторых аспектах и намного лучшего, чем наш.

Затем был создан робот-адвокат. Он предан своему клиенту, и запрограммирован любыми доступными законными путями выводить своего подзащитного из-под молота правосудия.

Система становилась совершенной. Если человек действительно был виновен, он нёс ответственность. Если доказательств вины было недостаточно – робот-адвокат вытаскивал человека со скамьи обвиняемых.

Робота-судью было невозможно подкупить, для него не играли роли человеческий фактор, жалость, сопереживание. Он знал лишь закон и действовал в соответствии с ним. Система исключала возможность ошибки.

Мы – люди, брали за свои услуги дорого по сравнению с машинами. Я не брался за дело, когда знал, что проиграю его. Ранее я мог правильно подать свою речь для судьи, обставить оппонента и повлиять на суд присяжных, играя на их чувствах. Теперь этого не было. С компьютерным разумом следовало вести себя иначе. Значение имело только умение выжать максимум из законов, найти в них лазейки, когда, казалось бы, их не было и преподнести всё в таком свете, чтобы робот принял это за единственно верное решение.

Сейчас моими услугами пользовались лишь мои постоянные клиенты и консерваторы – те, кто не мог принять технический прогресс в таком виде настолько быстро. Ещё были те, кто не доверял машинам. За последние годы я очень устал. Чтобы соревноваться с роботами на равных, нужно было действовать на грани своих сил и на пределе возможностей. И я действовал.

После суда у меня была встреча с клиенткой – Миссис Чемберс. Мы встретились в хорошем ресторане, где я заказал себе ланч.

– Мистер Донован, я жду от вас только хороших новостей, – начала разговор миссис Чемберс.

Я открыл портфель и достал оттуда бумаги. Протянул ей.

– Заключительный этап переговоров со второй стороной прошёл успешно. Они согласны на все наши условия. Это финальная версия договора.

– Мистер Донован, вы же знаете, я не сильна в юриспруденции, потому полностью полагаюсь на вас. Ваше слово для меня имеет конечное значение. Если скажете, что подписывать можно, тогда я сделаю это сейчас же. Если считаете, что не стоит – тогда мы просто примем ланч и поговорим на другие темы.

Я вёл эту сделку долго. Миссис Чемберс чётко поставила передо мной задачу – всесторонне обезопасить её с юридической стороны в договоре, и провести переговоры таким образом, чтобы её защищенность не была ущемлена после требований второй стороны. Я выполнил то, о чём она просила меня. Я защитил её. Юридически сделка для неё была абсолютно безопасной. Но существовал другой фактор. Чисто человеческий. Были моменты, когда закон не покрывал некие сферы и там оставалось место только человеческим взаимоотношениям. Юридически договор был безопасным, но вот исполнение его второй стороной… Если они откажутся выполнять свои обязательства после того, как миссис Чемберс вложит свои деньги, миссис Чемберс их потеряет и далее будет судиться с ними на протяжении долгого времени, чтобы вернуть свои капиталовложения. А чьими услугами она воспользуется? Конечно же, моими.

– Подписывайте, миссис Чемберс, составить договор лучшим образом – невозможно.

Я ей не врал. Это была чистая правда. В общении со второй стороной в договоре я понял, что скорее всего они попытаются обвести миссис Чемберс вокруг пальца. Но ко мне у неё претензий быть не должно – махинации не будут зависеть от написанного. Я же преподнесу это в таком свете, что заранее предусмотрел все варианты развитий в договоре и теперь миссис Чемберс будет иметь право на солидные отступные от второй стороны, так вероломно поступившей с ней. Не факт, что она вернёт свои деньги, не говоря уже об отступных, ведь к тому времени, как вероятные судебные тяжбы завершатся, те люди могут истратить все финансы, но это не важно. Я буду иметь прибыль от суда, я суд выиграю, а вот будет решение исполнено и будут ли деньги возвращены – меня не заботило.

Миссис Чемберс взяла письменную ручку и поставила свою подпись на документах.

– Спасибо, Вам, мистер Донован, не зря я пользуюсь именно вашими услугами.

Был ли я мерзавцем? Нет. Я просто выполнял то, о чём меня просили. Не более. Люди не думали о том, что юристы все просьбы выполняли буквально. А из того, что не было оговорено выжимали максимальную выгоду для себя. И никогда не лгали. Мы умело преподносили правдивую сторону вопроса, оставляя всё лишнее за кулисами.

Двери моей конторы открылись. Я не ожидал кого-либо, да и время было не то. Уже час как должна была висеть табличка «Закрыто», но я часто не вешал её, так как люди не имели обычай заходить ко мне столь поздно. Процентов девяносто моих встреч приходилось до обеда, да и я имел привычку наиболее важные дела решать в первой половине дня, а в оставшейся его части – готовиться к завтра.

На пороге стоял высокий мужчина лет тридцати пяти. На голове у него была шляпа. Струйки воды стекали на пол со светло-коричневого плаща. За работой я и не заметил, что на улице шёл дождь. Незнакомец вытер ноги о коврик, лежащий перед дверью и сделал несколько шагов вперёд. Немного сутулился, у него был уставший вид.

– Мистер Донован? – спросил он.

Я кивнул и привстал, показывая рукой гостю проходить. Я не упускал любой возможности заполучить нового клиента и был готов принимать их даже ночью у себя дома, если было нужно. Но поздние звонки, ночные встречи в опустевших кофейнях, работающих двадцать четыре на семь и полные отчаяния голоса клиентов, не знающих, что им делать и будивших меня в полночь практически прекратились с необратимыми движениями технического прогресса.

– Добрый вечер, обычно я уже не работаю в такой час. Но заходите, присаживайтесь.

– Я знаю, простите, я не мог раньше к вам попасть. Шёл, боялся, что вы уже ушли.

Мы обменялись рукопожатиями. У него была крепкая и сильная рука.

– Меня зовут Крис Терри, – он снял с себя плащ и повесил его на вешалку, стоящую возле стены. Я присел в кресло и жестом предложил сделать ему то же самое.

– Я себе хотел заварить кофе, вы будете?

– Нет, спасибо, на ночь не пью.

На тумбочке стояла кофеварка. После нажатия кнопки открылась крышка, из специальной ниши выехала стеклянная чашка. Раздался звук перемалывания кофейных зерен, и комнату заполнил ароматный запах. Автомат начал заполнять чашку темным кофе, и когда напиток был приготовлен, раздался щелчок, и машина выключилась.

– У меня к вам важное дело, мистер Донован, – без лишних вступлений начал он.

Обычно так говорили многие, каждый считал своё дело важным, и требовал того же от адвоката, не принимая в расчет, что у того на столе всегда лежал с десяток папок таких же важных дел. В работе адвоката главным было дать почувствовать своему каждому клиенту, что его дело имеет для тебя первоочередное значение, но на практике не возводить в такой ранг не одно из дел, чтобы быть равномерно успешным в решении каждого. Потому я слышал от любого переступившего порог моей конторы, что его дело важное. Вот только тон этого человека чем-то отличался от других.

– Но я боюсь, что нас может услышать кто-либо ещё, – добавил он.

– Мы здесь одни, мистер Терри, можете не беспокоиться, мои сотрудники давно ушли.

– А я в этом совсем не уверен, что мы одни. Вас могут прослушивать.

– Нет никаких оснований так думать, последний раз меня прослушивали на приёме в школьный хор в детстве, и с тех пор подобных вещей не повторялось. Вы можете спокойно говорить, всё это останется лишь между нами.

– Мистер Донован, им не выгодно, что вы составляете конкуренцию роботам. И не потому, что вы оттягиваете на себе клиентов. По сути это и не конкуренция, а просто последние вздохи перед агонией. Но пока существуют неподконтрольные люди-адвокаты, они не могут контролировать систему целиком. Но не роботов стоит бояться, а людей, которые за ними стоят.

Я нахмурился. Я не видел причин, ради которых стоило бы сейчас беспокоиться, или тем более бояться. Хотя нет, я вдруг начал и беспокоиться, и бояться того, что зашедший ко мне мужчина прибывал не в себе. Психов всегда хватало, с античных времен – тогда они ходили по деревням и кричали, что прошедшая молния – это знак гнева Богов, и её стоит бояться, а теперь – по кабинетам юристов с подобными предостережениями. Людям трудно справляться с тем, чего они не понимают. И если некоторые стараются хотя бы разобраться, то другим легче придумывать маловероятные, но привлекательные своей необъяснимостью и одновременно простотой для мозга варианты.

– Я вижу, что вы не понимаете, о чём я, – словно читая мои мысли, сказал он, – прочтите это, и подумайте, – он достал из кармана запечатанный конверт и протянул его мне, – там указан мой номер. Только не читайте вслух.

Он поднялся со стула, взял свой плащ, надел его. На полу под вешалкой растеклась лужа дождевой воды.

– Мистер Терри, я не уверен, что смогу помочь вам, если это что-то незаконное.

– Прошу вас, позвоните мне, когда решите, что моё дело заслуживает вашего внимания, – он протянул мне руку, и я пожал ее. Перед самой дверью он обернулся и сказал, – не подумайте, что у меня проблемы с головой.

Дверь закрылась. Я выпил свой кофе и поставил чашку на стол.

– Если меня кто-то в этот момент прослушивает, то катитесь ко всем чертям, – засмеялся я.

Я принялся доделывать свои дела, рутинную работу – с документами. Когда закончил, время на часах намекало, что пора бы ехать домой. Но, после развода, я был предоставлен самому себе, а потому спешить было некуда. Я взял конверт и распечатал его. Внутри был исписанный от руки печатным почерком лист бумаги. Я перевернул его – текст устилал обе стороны до самого низа.

«Крис Терри – выдуманное имя, но я не мог сказать Вам своё настоящее, так как это может поставить нас обоих под удар, если Вас действительно подслушивают. Меня – за то, что я пошёл к Вам, а Вас – за то, что Вы могли от меня узнать.

Я сотрудник Justice-Tech, и я отдал пятнадцать лет своей жизни этой корпорации. Я принимал участие в разработке роботов для правосудия, начиная с первых моделей, до сегодняшнего времени. Я программист и инженер.

Год назад в корпорации был создан новый отдел, все разработки и планы которого строго засекречены. Чем они занимаются неизвестно, это коммерческая, корпоративная и, быть может, даже государственная тайна. Но то, что это имеет связь с роботами, я Вам гарантирую.

Мой товарищ, Стив Макмаран, более талантливый и одарённый специалист, нежели я, три месяца назад получил назначение в этот отдел. Он никогда не говорил, над чем ведётся работа, так как подписал бумаги о неразглашении, а сам всегда слыл человеком правильным и честным. Но две недели назад, поздно ночью он постучал в дверь моего дома. Здесь стоит отметить, что на протяжении пяти дней до этого он вёл себя очень странно, будто боялся чего-то, опасался и везде видел угрозу. Я замечал в нём начальные признаки параноидального психоза. (Смею делать такие выводы, так как мои родители медики и я немного осведомлен в подобных вещах). Когда он вошёл ко мне домой, он был крайне возбужден, взволнован и встревожен. Даже более – он не был похож сам на себя. Он сказал, что увидел то, что не должен был видеть, и не смог бы умолчать, даже если бы подписал договор о неразглашении не с корпорацией, а с самим Дьяволом. Извините за такие сравнения, но я стараюсь дословно передать слова моего товарища, чтобы вы попытались представить какое состояние было у человека, который всегда был уравновешенным и спокойным, всегда избегая будь то алкоголя или наркотических веществ. Он говорил, что обязан рассказать мне всё и у него мало времени.

Justice-Tech создал робота идентичного с человеком. Но не в том понимании, к которому привыкли мы. Не только лишь в плане интеллекта, а буквально – человека-робота. Био-робота. Внешне его никак не отличить от нас, почти, как и внутренне. Он сделан из синтетической плоти, в ней течёт синтетическая эктоплазма, то бишь кровь. Он ест, пьёт, спит и справляет нужду. За основу его разума взят интеллект робота-юриста, но более совершенный, более новый, проработанный и улучшенный. Если робот позиционирует и осознаёт себя как робот, то новый образец – как человек.

Стив сказал, что корпорация желает внедрить их в общество для занятия высших постов. Они будут политиками, государственными служащими и управленцами. Генералами и сенаторами. Министрами и шефами полиции. Законодателями. Таким образом Justice-Tech будет программировать свои творения на написание любых законов, которые выгодны корпорации, а исполнение этих законов будет совершенно легально сделано их же творениями. А любое неподчинение, любой протест будет моментально пресекаться с виду людьми, а на деле – роботами. Они и сами не будут знать истинных мотивов своих действий, желаний и поступков. Они просто будут приходить им в голову. А посылаться – из Justice-Tech. Только представьте! Тогда Justice-Tech сможет провести любое, абсолютно любое решение, и без каких-либо проблем воплотить его в жизнь. Как сказал Стив, для полного контроля над обществом им нужно контролировать систему правосудия, силовых органов, СМИ и политики.

Я не знаю, каким образом будет это делаться – законным путем постепенно и открыто, или же заменой живых людей точными копиями роботов. Но я знаю одно – тестирование работоспособности данной системы они планируют начать с вас. Я не имею в виду именно Вас, но говорю о всех людях-адвокатов. В их ближайших планах – добиться замещения последних людей в судах. Чтобы система правосудия целиком работала на них.

Первых био-роботов они желают ввести в Ассоциацию людей-адвокатов. Но поскольку законодательно количество мест в ней ограничено, им необходимо вывести из игры старых игроков. Я могу предположить, со слов Стива, что на многих членов Ассоциации в ближайшие время готовятся сфабрикованные уголовные дела, идеальные подставы, чтобы освободить места в Ассоциации и провести туда новых людей-адвокатов. Но только с виду людей.

Потому за Вами возможна слежка. Возможно, Вас прослушивают.

Что следует отметить – Стива я больше не видел. Он просто исчез, а его личное дело в базе данных корпорации теперь засекречено. Я надеялся, что он объявится. Прошла пара недель. Я беспокоюсь за его судьбу и склонен предполагать самые худшие варианты.

Мой номер телефона указан на втором листке. Это специально купленный номер, которого нет ни у кого. Позвоните мне, и мы встретимся. Но, ради безопасности, возьмите новый номер, вставьте его в новый телефон, с которого не звоните никому кроме меня.

P.S. Проверьте, нет ли в Вашем кабинете жучков. Иногда они оказываются в самых неожиданных местах».

Я отложил письмо в сторону. Смахивало на бред. Когда только роботы планировались для введения в систему, происходили массовые протесты людей, которые были уверены, что это часть большого заговора. Но со временем, даже самые ярые противники начали убеждаться, что система призвана минимизировать число жертв судебных ошибок, искоренить явление коррупции среди судей и адвокатов, максимально защитить все слои населения и обеспечить их юридической помощью. Мне не нравились роботы, они забирали мой хлеб, мою работу. Но это была новая ступень эволюции правосудия, пользу от которой нужно было понять и признать, как гражданину, и сложно принять, как адвокату.

Вышеописанное было похоже на государственный переворот во всех сферах жизни общества. Но я не видел причин, чтобы верить этому. Я вздохнул. Уже неделю я спал всего по несколько часов в сутки, так как дело моего клиента Бориса Джоковича требовало максимальной отдачи.

На секунду в голове мелькнула мысль «А если правда?», но я тут же отогнал её в сторону, поморщившись. Я был юристом долгие годы, за которые слышал сотни самых разных историй. Кто как ни я знал, к каким умозаключениям способен прийти человеческий разум в попытках создания правдоподобной лжи. Я не понимал лишь одного, почему именно этот мужчина, почему именно такая история. Возможно, он и вправду не способен к адекватному восприятию окружающего. И почему именно я? Это могла быть и провокация, чтобы очернить меня, одного из наиболее авторитетных адвокатов Ассоциации. Вот только можно было придумать множество других историй, более правдоподобных.

Эта встреча немного вывела меня из равновесия, и в совокупности с накопившейся усталостью дала понять, что теперь уж наверняка мне нужно ехать домой и отдыхать. Положив документы по делу мистера Джоковича в свой портфель, я вышел, закрыл свою контору, сел в автомобиль и поехал домой.

Мой будильник зазвонил, когда солнце только начало вставать над городом. Я был один дома, и я не был женат, и абсолютно доволен этим. Я человек, который полностью предан своей профессии, и уже два года как у меня не было серьёзных отношений. За жизнь у меня было много женщин, с одной даже всё было очень серьезно, я дал довести дело до свадьбы, её имя – Диана, но в итоге она поняла, что я не тот человек, с которым можно ужиться. Ей нужен был примерный семьянин, который возвращался бы домой в шесть часов каждый вечер к семейному ужину, расхваливая стряпню жены, которая после брака переставала бы следить за собой и прибавляла в весе, по утрам отвозил бы орущих и отвлекающих от езды детей в школу, а потом забирал бы их обратно, по дороге расспрашивая, как у них дела на какой-то чёртовой футбольной секции, или как там поживают их лучшие друзья, имена которых я бы даже не стал запоминать. Может для кого-то подобная жизнь и была пределом мечтаний, но точно не для меня. У меня не было на это времени. Я считал это всё полным дерьмом. Как и всё в этом мире. И если выбирать дерьмо себе по душе, тогда только лишь то, от которого можно без проблем избавиться, вытерев ноги об свой парадный коврик. Таковой была моя профессия адвоката и все дела в ней.

Каждое утро я совершал пробежки вокруг нескольких кварталов, после чего на спортивной площадке одной из местных школ делал зарядку. Это дарило мне заряд бодрости на весь день. Одни и те же люди каждый день здесь выгуливали своих собак, а те гадили по всему школьному газону. Рядом пробегали старики, предпочитая доживать свой век в здоровом теле, молодые девушки, державшие себя в форме (наверное, не замужем ещё). В отдалении каждое утро один и тот же парень в боксерских шортах выделывал кульбиты и размахивал руками и ногами, имитируя драку с толпами бесчисленных противников в стиле «Малыша-Каратиста». На траве в спальных мешках почивали бомжи, до поры до времени, пока охранник школы утренней смены не прогонял их восвояси. Вечерний охранник был добрее. Или, скорее всего, ему было всё равно, и он просто спал всю ночь напролет, не считая свою зарплату достаточно высокой, чтобы напрягаться. Всё это окружение меня не волновало. Я делал зарядку, затем возвращался домой. Пил кофе, завтракал тостами, собирался и выезжал в центр, где располагалась моя контора. Я купил здание, когда дела шли более, чем отлично, и всегда с иронией думал, что, когда ситуация ухудшится дальше некуда, я всегда смогу продать помещение и жить на вырученные деньги какое-то время. Тем более у меня ещё были определенные сбережения, которые могли обычному человеку показаться целым состоянием. Но те, кто когда-то были лучшими юристами, жили той жизнью, уже не могли жить жизнью обычных людей, сводя концы с концами. Моих денег, остановись я, хватило бы только на какое-то время.

Современный мир в прогрессивных государствах практически поборол коррупцию, но в мелочах она всё равно оставалась. За несколько сот долларов можно было достать интересующие тебя документы у структур, которые делиться ими не должны. А за несколько тысяч – достать сведения, которых и вовсе не должно существовать в природе. Мой давний друг Трейс Уикман, тоже адвокат, мог достать любую нужную бумагу в пределах разумного. И эти пределы были эластичными – могли расширяться пропорционально с толщиной пачки денег, уплачиваемых за них. Я отправился к нему в контору, по дороге заехав купить свежую прессу. Я не читал газет в электронном виде, любил чувствовать в руках пережитки старого мира.

– Донован, привет! Только собирался тебе звонить!

Сейчас мы редко виделись с Трейсом, так как оба были в делах, но это никак не влияло на наши с ним дружеские отношения. Честно говоря, за последний год я не мог вспомнить, чтобы мы с ним просто посидели выпили пива, и говорили о вещах, не связанных с работой. Мы не могли найти свободное время для стриптиз-бара, или для футбола. Мы были фанатами своей работы, которой и отдавались целиком.

– Вот документы по мистеру Джоковичу, – он протянул мне папку с несколькими листами бумаги внутри.

Я её открыл и быстро пролистал. Превосходно. Клиент будет рад, что его адвокат додумался до новых аргументов. В этом мы были лучше роботов.

– Спасибо, я в очередной раз твой должник, – я положил на стол несколько купюр.

– Ты мой друг, а не должник, – рассмеялся он, – э не, – Трейс взял половину, – только за расходы на информаторов, свыше я брать не буду.

Мы сели выпить по чашке кофе и обсудить дела, которые вели. Перед тем, как я собрался уходить, в голове промелькнула мысль, которой я всё утро не придавал большого значения, но, тем не менее, я желал прогнать её раз и навсегда, чтобы более не отвлекаться.

– Трейс, где можно достать сканнер прослушки?

– Я думал, у бизнесмена ранга мистера Джоковича должна быть собственная служба безопасности, которая заботится о таких вещах, разве нет?

– Это не для него. Для меня.

– В чём дело?

– Ничего серьезного, хочу убедиться, что я сам в своём кабинете, что никто не слышит стоны, когда клиентки расплачиваются со мной натурой, – я усмехнулся.

Трейс подумал с десяток секунд и ответил:

– Есть один торговец электроникой на пересечении восьмой и пятой улиц, я ему помогал как-то, наберу его, он тебе даст его в аренду. Или ты насовсем купить хочешь?

– На один раз, свой кабинет просканирую и квартиру.

На девять утра у меня было судебное слушание. Дело мистера Майкла Стибера. Пребывая в солидном возрасте, Майкл работал менеджером в пресс-отделе корпорации. Но допустил утечку конфиденциальной информации компании кем-то из своих подчинённых. Хоть информация и не представляла собой особой ценности, будучи для внутреннего использования, Justice-Tech в тот же день уволил Майкла, и обязал его выплатить крупный штраф. Мистер Стибер отказался, и более того, подал иск на компанию, заявив, что не виновен в утечке и никоим образом не мог её предотвратить, и он не должен нести ответственности за действия других лиц, хоть они и работали под его началом. Майкл Стибер обратился ко мне. Когда он пришёл в мою контору пару месяцев назад он спросил:

– Мистер Донован, насколько высоки наши шансы?

– Мистер Стибер, я не берусь за проигрышные дела. Я дорожу своей репутацией, а её трудно сохранить во времена роботов.

– Ваша репутация возрастет многократно, если вы выиграете суд против моего бывшего работодателя – Justice-Tech.

Тут он преувеличивал. В наши дни постоянно кто-то с кем-то судился. Помещения судов практически полностью заменили комнаты для переговоров, которые сегодня пустовали, потому что люди потеряли способность идти друг другу на встречу и на уступки. По малейшему поводу – в суд. Это было время судов и ликования системы правосудия, и нравы людей всему этому соответствовали. Суды ломились от дел. Justice-Tech не исключение – десятки судебных процессов, которые подавала компания, или кто-то против неё. Трудовое законодательство, экологическое право, споры по помещениям, и просто бессмысленные иски по причине «оскорбление человеческого достоинства созданием роботов». Да, психов хватало. Я брался за это дело не потому, что оппонентом была Justice-Tech, а потому что видел реальную перспективу выигрыша.

– Суд принял решение, – объявил судья. Все присутствующие встали, – претензии Майкла Стибер отклонить в полном объеме и обязать его выплатить штраф корпорации Justice-Tech в сумме семидесяти тысяч долларов, а также уплатить все судебные издержки. Истцу даётся пятнадцать дней на обжалование решения. По истечению срока будет начато исполнение. Суд окончен.

Удар молотка. Мне показалось, что ударили прямо по мне.

– Как такое возможно? Это же абсолютно несправедливо! – Макйл повернулся ко мне и ожидал объяснений.

– Мистер Стибер, не волнуйтесь. Я всё исправлю. Это первая инстанция, мы подадим апелляцию.

– Ваши услуги стоят немалых денег. Вы говорили мне, что все аргументы на нашей стороне и мне не о чем беспокоиться, а тут меня обязывают выплатить ещё и штраф?

– Мистер Стибер, мы будем апеллировать в высшую инстанцию, доверьтесь мне, я знаю свою работу, – мой тон был спокойным и уверенным, хотя решение стало неожиданностью для меня.

– Я тоже знал свою работу, мистер Донован, но вот во что всё это вылилось в итоге.

Мы попрощались, я подождал оригинал судебного решения, сделал с него копию и заверил в канцелярии. Добавилось забот на мою голову. Я тоже считал такое решение несправедливым.

После суда я съездил ещё в несколько мест по мелким делам, заехал в магазин электроники, где взял сканнер у знакомого Трисса и направился в свою контору.

По дороге зазвонил мой мобильный телефон.

– Мистер Донован, здравствуйте, меня зовут Сол Кэмбелл, я журналист из «Bridgit-Times».

– Здравствуйте, мистер Кэмбелл, чем могу помочь? – ответил я.

– Если бы вы нашли для меня время, я хочу поговорить о вашем деле «Стибер против Justice-Tech».

– Я не замечал, чтобы оно имело какой-либо резонанс, – удивился я. Дело как дело, ничего особенного.

– Мне кажется, что решение несправедливое, мистер Донован, потому что…

Я увидел впереди стоящего у обочины полицейского и быстро опустил руку с телефоном под сидение. Как раз вовремя, в следующую секунду, когда мой автомобиль поравнялся с ним, полицейский повернул голову в мою сторону и проводил машину взглядом. А так можно и штраф получить за разговоры по телефону за рулем. Конечно, практически все использовали внешнюю связь в автомобиле, но мне доставляло удовольствие держать телефон рукой. Такое удовольствие могло влететь в круглую сумму.

– Повторите, пожалуйста, мистер Кэмбелл, – сказал я, вновь подняв телефон.

– С какого момента? – сказал тот, замешкавшись.

– Решение несправедливо.

– Да, вам не кажется, что странным такое решение кажется только до тех пор, пока не задумываешься, что решение принимает продукт корпорации, против которой судишься?

– Я не думал об этом. А вы, я вижу ищете сенсации?

– Скорее докапываюсь до правды.

– Ладно, называйте, как хотите. Да, можно встретиться, я не против, всяко будет лучше, если запишите с моих слов мои мысли, чем додумаете за меня и поместите это в газету, – я засмеялся.

– Отлично, когда вам удобно?

– Давайте вы мне перезвоните позже, хорошо? Сейчас у меня есть кое-какие дела, а потом договоримся.

– Хорошо, спасибо, мистер Донован, до звонка.

– На связи.

Я подъехал в свой офис, нажал кнопку на пульте управления и шлагбаум открыл мне въезд на моё парковочное место. Закрыв машину, я поднялся по ступенькам к двери конторы и зашёл внутрь. Прежде чем приняться к сканированию, я разложил новые документы по мистеру Джоковичу и решение по мистеру Стиберу в папки дел, которые вёл. Затем я сделал себе чашку кофе и с большим наслаждением выпил его. Я пил очень много кофе, пристрастившись к нему в последние пару лет. Без чашки ароматного напитка каждые несколько часов я был не в состоянии работать.

Стрелка часов показывала на одиннадцать, но я ещё не собирался открываться, защелкнул замок изнутри, чтобы мне никто не помешал. Предварительно я сказал своим сотрудникам, что у них сегодня выходной. Не хотел, чтобы они видели, как их начальник страдает паранойей.

Прибор представлял собой тонкий квадратный гаджет, весь корпус которого был экраном. Четыре кнопки располагались с обратной стороны, а вверху было пластиковое утолщение – именно оно и должно было воспринимать радиочастотные сигналы, которые излучал жучок. Включив аппарат, я настроил его согласно инструкциям, которые довёл до моего сведения продавец электроники. Загрузка длилась около полуминуты, после чего на дисплее высветился двухмерный план моей комнаты, на котором пунктирными линиями отображалась вся обстановка внутри: стол, шкафы, стулья, тумбочки. «Сканирование» гласила надпись по центру. Я медленным шагом двинулся обходить контору вдоль стенки, медленно поворачивая прибор из стороны в сторону.

Сенсор молчал. Я почувствовал себя немного глупо, повёлся на советы душевнобольного, который даже имя своё настоящее не сказал. А если бы он сказал, что у него есть сведения, что в моих венах течёт машинное масло вместо крови, я бы стал вспаривать себе вены, чтобы проверить? Он не предоставил никаких доказательств своих слов. Удостоверение сотрудника «Justice-Tech», к примеру, придало бы хоть какую-то каплю рациональности его персоне. Но я был юристом. Я привык доверять фактам. И факт отсутствия каких-либо средств прослушки я должен был подтвердить для собственного спокойствия. Когда данная мысль в моей голове дошла до логического завершения, аппарат пикнул. От неожиданности я остановился. Я действительно не думал, что найду что-либо, но на дисплее зажглась и замигала красная точка. Находилась она чуть далее моего стола, на боковой его стороне. Я подошёл поближе, и сигнал раздался вновь. Исходил он от тумбочки. Точное месторасположение он показать не мог, что было для меня странным в эпоху развития высоких технологий. Я открыл дверцу, достал изнутри все книги, что стояли там, и переложил на противоположную часть стола. Вновь взял в руки прибор, но он показал, что цель всё ещё находилась на прежнем месте. Я осмотрел тумбочку, отодвинул её на другое место, но сигнал переместился вместе с ней. Наверху стояла кофейная машина, приподняв её, я ничего не обнаружил. Я внимательно изучил её корпус, после чего переставил кофейный автомат на стол. Аппарат пикнул вновь, и точка медленно переползла вслед за кофеваркой, указывая на стол. Интересно, мог он среагировать на электронику вроде машины для варки кофе? Я включил её, нажал на несколько кнопок. Изнутри выехали три чашки, которые я достал, осмотрев ниши для них. Затем моё внимание переместилось на блок для перемолки, я отсоединил его. Но сигнал настойчиво продолжал показывать на прежнее место. Я зажал пальцами специальные рычажки, и задняя панель кофеварки отъехала в сторону. Я заглянул внутрь. Ничего. Разбирать мне её очень и очень не хотелось, но другого выбора не было. У меня в кабинете был набор инструментов. Воспользовавшись отвёрткой, я снял верхнюю крышку. Внутри ничего не вызвало подозрений. Но теперь сканнер засигналил на саму крышку, которую я держал в руках. Я заметил то, что не бросалось в глаза с первого взгляда – крышка оказалась двухслойная. Поддев отвёрткой нижнюю часть, я разломал (со скрипом в сердце) её напополам. То, что я увидел, не вселяло оптимизма. Маленькое круглое, размерами с клеща, устройство было приклеено между двумя слоями. Рассмотрев его, я понял, что это микрофон – его поверхность была пористой, а когда я поднес его к аппарату, он засигналил с новой силой. Мне приходилось видеть множество жучков за свою жизнь, связано это было с издержками профессии. Данный вариант не сказать, что был самым технически совершенным. Я положил его на стол и рукоятью отвёртки разнес вдребезги. Сигнал на дисплее исчез. Далее я тщательно просканировал каждый сантиметр своей конторы, но, похоже, что это был единственный.

Как давно он здесь, и кто его установил? Кофейную машину я обновил менее года назад, и если он был в ней всё это время, то весьма печально. Клиенты говорили со мной откровенно в моем кабинете. Многие слова могли быть крайне жёстко использованы против них. Остаток дня я посвятил просмотру в ускоренном режиме видео с камер наблюдения. Но поиски мои не увенчались успехом.

Нужно проверить свою машину. И квартиру. И вообще себя, одежду, свой унитаз, чёрт возьми. Я глубоко вздохнул. Мог ли этот незнакомец сам подбросить мне жучок, чтобы я ему поверил? В этом мире могло происходить грёбанное что угодно. А если этот Крис Терри (без него у меня забот будто не хватало) был прав, и содержимое записки тоже правда? Тогда наш мир стоял на краю пропасти, готовый покатиться в неё, а саму пропасть можно было охарактеризовать пятью словами: «ко всем, мать её, чертям».

Я сидел на краю скамейки в сквере, когда ко мне подсел мужчина. Шляпа была низко опущена, так что разглядеть лицо было трудно.

– Мистер Донован, вы не замечали чего-то странного? Будто одни и те же лица мелькают рядом целый день?

– Это вопрос философского характера, или вы таким образом интересуетесь не замечал ли я слежки?

– Второе, разумеется.

– Нет, я уверен, за мной никто не следит. Я такие вещи умею различать.

– Надеюсь, что за мной тоже.

– Я нашёл микрофон. Вы в этом каким-либо образом замешаны?

– Я знал, – он поджал губы, – не потому что я его поместил, – быстро исправился он, – я был уверен, что вы найдёте его. Но я здесь ни при чём. Замешан только в том, что вы нашли его, в конце концов.

– Как мне вас называть?

– Крис Терри, если вас не смущает, что это мое ненастоящее имя.

– Хотел бы я, чтобы не только имя у вас было ненастоящим, но и ваши убеждения.

– Мистер Донован, я не получаю никакого удовольствия от знаний, которыми стал обладать, хоть и не по своей воле.

– Терри, почему вы так слепо поверили истории, которую рассказал ваш знакомый? Правдоподобности в ней мало.

– Почему не правдоподобна? Мы делаем выводы согласно информации, которую нам позволяют знать наверху, решая, что этого для нас достаточно. А что насчет информации, которую скрывают, которую никто никогда не узнает? Уверен, большинство из этого также звучало бы для нас неправдоподобно. Лишь потому что, эти они, наверху, делают всё, чтобы не дать людям повода усомниться в порядке вещей.

– И всё же вы не ответили.

– Большую часть времени в корпорации мы работаем, сами не зная над чем. Каждый из работников делает лишь маленькую часть большого дела. Мы создаем шестеренки, если выразиться образно, но не знаем для какого именно механизма. Порою дают поручения создать определенный алгоритм, который, хоть и направлен для функционирования робота, но никак не связан с его работой в суде. Нечасто, но такие задания бывали, и никто никогда не объяснял зачем. Просто пришло указание сверху вот и всё. С другими ребятами мы осторожно обсуждали это, сопоставляли слова друг друга. Но это всё слухи, которые всегда ходят во всех больших коллективах, работа которого в определенной мере засекречена. Но вот создали специальный отдел, и более никаких неизвестных разработок никому не поручали. Стив не из тех людей, что будет врать. Хотя вы в этом не можете быть убеждены как я.

– Пока что я ни в чем не могу быть убеждён так, как вы. Могу ли я для начала взглянуть на документ, подтверждающий вашу работу в Justice-Tech?

Мой собеседник замялся, было видно, что у него мало желания выполнять мою просьбу. Он, наверное, сопоставил все за и против своего потенциального отказа, и всё же потянулся во внутренний карман своего несменного плаща, откуда достал пластиковую карту. В верхнем правом углу была его фотография, защищенная голографическими печатями. Далее был написан цифровой код, которыми обозначались все сотрудники корпорации. Ещё несколько надписей и три встроенных в карту чипа, каждый из которых предоставлял сотруднику доступ в определенные секции Justice-Tech. Также на карте было написано его имя – Эдгар Льюис.

– Пожалуйста, не произносите моего имени вслух. Если здесь неподалеку работают датчики слежения, то они в ждущем режиме, а при звуке моего имени сразу же активируются. Называйте меня Крис Терри.

– А на ваш голос они не реагируют? – я произнёс это с сарказмом, но собеседник воспринял всерьез.

– Реагируют, в корпорации мы пользуемся голосовым доступом включительно, потому перед встречами с вами я принимаю специальные препараты, изменяющие мой голос на время, зависящее от дозы.

– Если камеры поймают ваше лицо, всё равно они отследят вас, – я пытался найти ещё варианты, как правдоподобные, так и такие, что могли пугать человека с манией преследования.

– Я выбрал именно это место потому что, как раз здесь нет камер.

– Но добраться сюда вы должны были как-то.

– Я передвигался, подняв воротник плаща, низко опустив шляпу, а на лицо надел марлевую повязку от простуды.

Я представил эту картину. Не знаю, как другие, но я скорее обратил бы на подобного типа внимание, чем не заметил его.

– Хорошо, перейдем к делу, что вы от меня хотите? – я скрестил руки на груди.

Я хотел быстрее с этим либо покончить, либо начать – в зависимости от того, что он мне скажет. Настроение у меня было паршивое. Проиграть суд, когда ты не сомневался в победе, найти у себя в конторе прослушку и сидеть после этого на лавочке с сомнительного типа личностью, уверенность которого, что «мы все в опасности» и «за нами всеми следят» передавалась заразнее сибирской язвы, не было в моем представлении картиной идеального дня.

– Вы внимательно прочли? Вам угрожает опасность, вас хотят подменить!

Вот как. Ну да, ещё не вечер. Чем дальше, тем бредовей.

– Подменяют детей в роддомах, мистер Терри, если верить дешевым ночным телепередачам, а со мной, ещё раз, что хотят сделать?

– Вас хотят заменить на робота. Вы в первой волне замен, которые Justice-Tech намерены провернуть с людьми-адвокатами.

– Я предпочитаю факты, а не домыслы, – я начинал терять терпение, – жучок я нашёл, потому мы встретились. Но одного этого будет маловато, чтобы я поверил всему, что вы изложили.

– Какие факты вы хотите, чтобы я вам предоставил? Подписанное указание от Директора корпорации провести вашу замену? Или притащил сюда и показал вам модель робота, на которого вас хотят заменить? Какие у меня могут быть доказательства?

– Такие, чтобы не заставили меня встать и уйти прямо сейчас, посоветовав вам, как бы невзначай, больше не тревожить меня своими догадками, – ответил я серьезным тоном.

Крис немного задумался, и после этого заговорил вновь:

– Хотя вы пока что не верите моим словам, но я исхожу из того, что в частности вам и всему нашему обществу в целом грозят крайне опасные последствия. Я хочу попросить у вас несколько вещей, в ходе которых вы не только убедитесь во всем, что я говорил, но и которые помогут как вам, так и мне. Да и многим другим. Нужно передать всё, о чём я вам написал широкой огласке. Когда люди запротестуют, Justice-Tech уже не сможет с лёгкостью воплотить свои планы в жизнь. Даже если корпорация будет всё отрицать, и большинство им поверит, у некоторых это останется в памяти, и Justice-Tech как минимум отложит такие действия на кое-какое время. Люди должны знать, что роботы служат не людям, а тем, кто этих роботов программирует. Должны знать, что замышляется переворот всего. О том, что роботы вскоре могут ходить среди нас под видом обычных мужчин и женщин, работать рядом, воспитывать соседских детей, быть чьим-то мужем или женой, и повторюсь, с виду, абсолютно нормальными. Но когда придёт время, они начнут действовать согласно командам, исходящим от жаждущих власти, тех, кто стоит у руля Justice-Tech. И не Президент будет властью в стране, не правительство и не люди. А мега-корпорация Justice-Tech. Но поскольку в информацию в таком виде поверят лишь единицы, нам нужны доказательства.

– Нам? Скорее доказательства нужны вам, чтобы вы смогли после этого говорить «мы», – прервал я его.

– Вы замешаны в этом, мистер Донован, хотите вы этого или нет. Вы можете ничего не предпринимать, но будет слишком поздно, когда вы что-то поймёте. Если бы у меня было достаточно доказательств, я бы убеждал вас не сидя в этом парке, а с экранов телевизоров и с первых страниц газет. Но, чтобы собрать доказательства мне нужна помощь. Я обратился к вам, потому что вы должны быть в этом сами заинтересованы, если не по причине, что общество под угрозой, то только лишь потому, что ваша собственная жизнь в опасности.

– Я слышу лишь громкие заявления, но никаких предложений, – ответил я, про себя подумав: «Что я здесь, чёрт побери, до сих пор делаю?».

– Нам нужно начинать с первоисточника. Это самый верный способ. Стив Макмаран. Если нам нужны доказательства, нам нужен он. Но я не знаю, где Стив. Он бесследно исчез, и я хочу, чтобы вы помогли мне найти его. Я молюсь, чтобы он был жив. Если мы найдем его, он предоставит нам доказательства. Но если он мёртв, чего я опасаюсь, его убийство приведёт нас к дверям корпорации, и мы заставим их поплатиться не только за дела, которые они намерены проворачивать, но и за преступления, которые совершают. Мистер Донован, начинать нужно со Стива. Он – наш ключ.

– Пока что я ни капли не собираюсь помогать вам в компрометированнии крупнейшей корпорации мира, с безупречной репутацией, согласно только лишь вашим абстрактным подозрениям. Но пропажа человека – вещь вполне реальная. Если, разумеется, вы не выдумали это, или не затеяли вместе со Стивом какую-то игру, желая вовлечь меня в неё. Пока что я хочу лишь узнать, кто поставил жучок ко мне в кабинет, как давно и с какой целью.

– Я вам уже сказал кто и с какой целью. Вам нужны доказательства этого, понимаю. Найдем Стива – вы сами во всем убедитесь. Но не обращайтесь в правоохранительные органы, об этом сразу станет известно им, они ускорят процесс, заметут следы и у вас будут неприятности. Они и так их заметают, потому нам нужно спешить.

– Теперь говоря «нам» вы подразумеваете только меня?

Мой собеседник промолчал. Я вздохнул. Ох это было дерьмо самого низкого сорта, и на кой хрен я в него лез? Один из моих жизненных принципов гласил – лезь в дерьмо только если сможешь оттереть его с такой же лёгкостью, с какой вступил. Жаль, что наш мир не был устроен для быстрой проверки лжи, следующим образом, к примеру: поднимаешь голову в небо и говоришь: «Если это всё правда, пускай меня ударит молния». И тут внезапно на небе появляются чёрные тучи, материализовавшись из ниоткуда, грозно завывает ветер, словно спрашивает: «Ты точно хочешь знать, глупец?» А ты ему киваешь головой и уже готовишься как тебя поразит электрический разряд, потому что тучи всё черней и черней, у тебя прямо над головой, ты зажмуриваешь глаза… и… Ничего. Тучи исчезают и тебя не бьёт никакая треклятая молния. И ты с благодарностью киваешь небу и говоришь: «Спасибо, что указали мне, что всё сказанное этим психопатом ложь». Или наоборот, молния в мгновение ока веткой без листьев раскладываясь от неба до земли, разделяет мир напополам, а экватор по тебе проходит. И ты лежишь весь обгорелый, еле дышишь и думаешь: «Чёрт, да он ведь правду сказал, надо было без всяких проверок молниями ему поверить». Но к сожалению, или к счастью, наш мир устроен по-другому. Всё приходится проверять самому, не надеясь на помощь абстрактных высших сил. И потому я сказал:

– Мне нужна вся информация о вашем друге. Максимально подробно, до мельчайших деталей.

– Вот, держите, – он снова потянулся в карман. Из него извлёк конверт, – только не произносите его полное имя.

У меня начинало складываться впечатление, что в полах его плаща припасены конверты с записками на все случаи жизни. Я ответил:

– Хорошо. Даже разворачивать конверт здесь не буду, чтобы вы не переживали.

– А вы представьте себя на моём месте, может тогда не будете говорить с издёвкой. Я рискую всем, только лишь говоря с вами.

– Ну тогда хватит на сегодня с вас риска. Пока это всё. Но если вы решили сыграть со мной некую аферу… – недвузначно я не стал продолжать. Моему собеседнику было всё понятно и без слов, он протестующее покачал головой и поднял две руки, ладонями ко мне, и быстро проговорил:

– Если нужно будет какое-то участие с моей стороны, либо же вам станет известно что-либо, пожалуйста, сразу позвоните мне.

Мы пожали друг другу руки, и я направился домой пешком. Машину свою я перед встречей оставил в гараже. Если существовала хоть малейшая вероятность, что Трисс Терри был прав, я не желал привлекать внимание своим автомобилем. На улице уже было темно. По дороге раздался звонок на моем телефоне. Я достал его с кармана, на дисплее высветился контакт «Сол Журналист». Я вздохнул, сейчас было не до журналистов. Хотя я позабавил сам себя, представив, как Сола хватает сердечный приступ от волнения, если бы Трисс всё рассказывал ему, а не мне.

– Алло, да, Сол.

– Добрый вечер, мистер Донован. Вы говорили перезвонить вам сегодня.

– Сол, у меня возникли новые непредвиденные обстоятельства, и я пока что не могу встретиться. Завтра тоже.

– Я вас понял, мистер Донован, надеюсь у вас всё хорошо. Когда у вас получится? Я не хотел бы откладывать это в долгий ящик, пока не прошло много времени после судебного решения.

– Дай подумать… Давайте послезавтра после четырех? Я думаю к этому времени я разгребу все свои дела, и мы сможем поговорить. Заезжай в мою контору. Послезавтра подтвердим встречу, но предварительно рассчитывай на это время.

– Спасибо, мистер Донован, удачи вам.

– И тебе также.

Я не лукавил, когда говорил, что к послезавтрашним четырем часам после полудня я намерен был положить конец вопросу о роботах, заговорах и Стиве Макмарене. Я не мог отвлекаться от работы на больший период времени без ущерба для неё. А моя работа была для меня абсолютно всем.

Утром, прибыв к себе в офис, я захотел было заварить кофе, но с сожалением вспомнил, что собственноручно разломал свою кофеварку. Проклятый Крисс Терри и жучок, оно того не стоило. Пусть бы прослушивали меня пока у них уши бы не отвяли, зато я смог бы пить свой кофе. В конторе я работал не сам. У меня было несколько помощников и секретарша, которые занимали маленькие кабинеты сбоку от моего, и которым я решил дать несколько дней выходных после ночного визита Крисса Терри.

Теперь же я набрал на телефоне номер секретарши, Селины Кьюршик, и когда она подняла трубку, без прелюдий отдал ей указания:

– Помнишь какая у меня кофеварка стоит в конторе? Я говорю не о той, из которой вы пьёте, она дрянь варит, я имею в виду свою, на тумбочке, возле моего стола?

– Да, мистер Донован.

– Так вот, срочно езжай и купи мне в точности такую же.

– А что случилось, ваша сломалась?

– Нет, Селин, ничего не случилось, просто я решил иметь две одинаковые, буду включать их одновременно, чтобы в унисон работали.

– Эээ… Понятно, мистер Донован.

Иногда я жалел, что взял Селин на работу и её тупость меня бесила, но, когда она приходила в офис, я смотрел на неё и сразу вспоминал, что взял её к себе в контору совсем не за Гарвардский диплом, с ним у меня работали мои помощники. А у Селин, так сказать, были и другие достоинства, перекрывающие недостатки.

– Да, моя кофеварка сломалась. Она сломана, не работает, не варит кофе. А я сейчас хочу кофе из неё. Понятно теперь?

– Ааа… Так бы и сказали. Я уже собираюсь!

– Ты должна была собраться ещё когда только услышала мой звонок, а сейчас быть на подъезде к магазину.

– Я быстро, Мистер Донован!

Я положил трубку.

Когда я не пил кофе я был злым. Сам не понимал почему, но, в злости и не хотел об этом думать. Я глубоко вздохнул. Решил не работать без кофе. Через тридцать минут в дверь конторы раздался стук, открылась дверь и вошла Селин, держа в руках коробку с новой кофеваркой. Я встал и взял у неё из рук её тяжкий груз.

– Разверни её, и свари мне кофе.

– Да, да, мистер Донован, – улыбнулась она.

На ней была юбка выше колена, туфли на высоком каблуке, белая блузка с двумя расстегнутыми верхними пуговицами и бежевый пиджак с узорами в виде жёлтых цветов. Я вновь остановился на её стройных и подкачанных в тренажерном зале ногах. Когда она повернулся я в который раз отметил её упругую задницу, которой она также обзавелась то ли от природы, то ли на фитнессе. Да какая к чёрту разница? Главное, что у неё задница была отменной, плавно переходя в узкую талию. Пока она возилась с коробкой я решался с нелёгким выбором – к чему приступить в первую очередь: выпить кофе, или же…

– Селин, хотя я дал тебе и ребятам выходной, я понимаю, что без твоей работы я сегодня не обойдусь, – я окинул её с ног до головы. Вновь до ног. Именно в такой последовательности.

– Мистер Донован, – повернулась она ко мне и с серьёзным выражением лица спросила, – то есть я буду работать в смысле работать, или в смысле… ну… гм… работать? Чтобы я… поработала? Ну… Вы понимаете… чтобы…

– Вот дура, – вздохнул я, – раздевайся.

– Ааа, – заулыбалась она.

Когда мои совместные с Селин, и, как оказалось по её приезду, неотложные дела были окончены во всех смыслах, она заварила мне кофе, и я отправил её обратно домой. Я с наслаждением выпил чашку моего любимого напитка и в голове прояснилось.

Я взял в руки и вновь перечитал записку с данными о Стиве Макмарене. Я думал о ней всю ночь – с чего начать, как лучше поступить. Сев за компьютер, я набрал на несколько строк письмо, но прежде чем его отправлять, позвонил своему другу Трейсу.

– Привет, Трейс, – ответил я на приветствие в трубку, – Да, Трейс, ещё вчера, и даже более… Мои опасения не были беспочвенны. Я нашёл жучок… Нет, не знаю… Конечно, нужно! Хочу, чтобы ты помог мне… Спасибо. Я знаю, что с этим как-то связано одно дело… Я сейчас отправлю тебе по закрытому каналу связи письмо с одной просьбой. Если у тебя получится, пожалуйста, найди информацию, это касается моей безопасности… Да… Да, спасибо… Пока.

Выключив телефон, я отправил ему электронное письмо по каналу, который связывал только наши с ним два ноутбука, которые мы всегда носили с собой. То, что он отслеживается – исключено. По крайней мере хотелось на это надеяться.

Далее я решил сделать поиск в Интернете по имени Стива. Новостей было всего несколько. Первая страница – другой Стив, видимо однофамилец, так как проживал в другом городе, был садоводом и делился рецептом как же нужно ухаживать за цветами, чтобы они цвели дважды в год. Надеюсь, Стив, твоя жена почаще цветёт, а не то понятно, почему ты в садоводство подался. Да и внешность у него была совершенно не такая, как на фотографии, которую Терри вложил в конверт. Вторая страница была также об этом садоводе, только перекопирована другим сайтом. Третья не открывалась, так как устарела.

Четвертая ссылка повествовала о Стиве-активисте, активно сражавшимся против вырубки лесов на Юго-Западе страны, но помер этот невоспетый герой ещё лет пять назад. Кроме того он сочинял стихи, пел в каком-то рок-бэнде, был отличником…

Пятая строка в поисковике отправила меня на сайт одного из мелких телевизионных каналов. Архивная запись программы «В гостях. Дискуссия» четырёхлетней давности. Я включил просмотр.

После начальной заставки диктор коротко рассказал, чему будет посвящён сегодняшний выпуск. На то время роботы в судах были введены недавно, и вопрос целесообразности такой кардинальной реформы ещё остро стоял в обществе. Его и сейчас время от времени пытаются вновь поднять с переменным успехом, но в то время этими обсуждениями болела вся страна, темы мусолили абсолютно все СМИ, круглосуточно. В гостях студии были политики, журналисты, общественные деятели и представители Justice-Tech. Главный пресс-секретарь корпорации, один из членов совета директоров и заместитель главы отдела программирования робо-интеллекта Стив Макмарен. А вот это уже интересно. Терри не упомянул, что Стив занимал высокий пост уже тогда.

Выпуск длился полтора часа. По очереди говорили противники реформы, пытаясь убедить публику своими аргументами, член совета директоров и пресс-секретарь качественно разбивали все доводы, перетягивая нить спора на свою сторону. Ничего нового, всё это я уже слышал сотни раз. Тогда такие споры велись во всех кругах, и Ассоциация адвокатов не была исключением. Время показало, что представители Justice-Tech были правы. От судебной реформы люди получили несказанную пользу при отсутствии явных недостатков. Стив не вмешивался в дебаты. Оно и верно – он, судя по всему, был отличным инженером, а не оратором, за него говорили другие. Но ближе к концу программы прозвучало:

– Раз дело зашло об их интеллекте, о нём нам может рассказать один из людей, которые непосредственно занимались его созданием и последующим совершенствованием. Стив Макмарен, ведущий специалист в области программирования.

Стив взял в руки микрофон. Он старался казаться невозмутимым, но по его движениям было видно, что он волнуется. Выступление перед столькими телезрителями, и сотнями присутствующих в зале студии не было тем, к чему жизнь готовила этого ботаника, судя по его внешнему виду.

– Вы говорите о человечности, что судья должен уметь вникать в ситуацию человека, приходящего в суд, – он сделал паузу на несколько секунд, – но это же так субъективно! Когда в суд придёт хорошо одетый мужчина, интеллигентный, внушающий доверие и когда в суд придёт бездомный или настолько бедный человек, что у него нету возможности опрятно выглядеть, если один обладает природным обаянием, а второй заикается, когда говорит, то как себя ведут некоторые судьи? На уровне подсознания они доверяют более успешно выглядящему, потому что подсознание подсказывает, что он надежный человек, успешный и солидный. А как будет выглядеть бездомный? На уровне подсознания большинство судей никогда не доверились бы ему. Когда в суд приходит человек, чьи жизненные обстоятельства схожи в чем-то на обстоятельства, с которыми сталкивался судья или же близкие ему люди, и когда в суд приходит человек, жизненная история которого вызывает у судьи неприятие, кому он больше поверит? Кому он сможет смягчить приговор? Тому, у кого было трудное детство, а в зале суда сидит жена и плачет на протяжении всего процесса, или тому, кто живет один и не пытается давить на жалость? Судья может войти в положение человека, которое близко ему, которое он может понять. И в то же время не войти в положение другого. Хотя другой судья, мог бы думать иначе.

Стив сделал паузу, собираясь с мыслями, и продолжил:

– Но в момент преступления все люди одинаковы, в миг совершения правонарушения нет красивых и уродливых, бедных и богатых, есть только люди, которые преступили закон. И для разума робота не важно, какой ты, важно, что ты сделал. Для них мы не индивидуальные личности, мы все люди, одинаковые по своим правам и статусу без влияния субъективных факторов. Роботам не присущи чувства, да. Благодаря этому они могут судить. Судить нас, поскольку в этой категории они выше, чем мы. У них есть закон, и он для них истина. Поэтому роботы применимы в суде, и не применимы в какой-либо другой сфере. Они не смогут быть нашими друзьями, нашими врагами, нашей властью или нашими культурными деятелями. Они не могут чувствовать, и этому мы их не научим. Они не могут поддерживать отношения с людьми кроме деловых, по юридическим вопросам, да и этого не нужно. Они не приспособлены ни для чего кроме юриспруденции. Но зато там им нет равных. И мы можем им в этом довериться, поскольку в отличие от людей – роботы не подведут.

Зал взорвался аплодисментами, а я подумал, что сделал преждевременные выводы насчет слабого ораторского искусства Стива.

Более я в сети ничего о нём не отыскал. Что тем более было странным, учитывая высокий пост, который он занимал в корпорации.

Вечером раздался звонок – это был Трейс, мой друг, мой коллега, и мой спасательный круг в море ситуаций, когда мне требовались сведения, а у меня их не было.

– Донован, проверь почту, я тебе прислал кое-что. Когда всё станет ясно и разберешься что к чему – встретимся, расскажешь мне. Удачи.

Я открыл ноутбук, зашёл на закрытый канал связи и увидел входящее сообщение.

«Твой Стив оказался довольно неуловимой личностью, но не настолько, чтобы я его не нашёл.

Полицейские сводки ничего толкового не выдали. Был один тип с такой фамилией, но совсем не тот, что нам нужен. К медикам никто подобный за последние недели так же не обращался. Более того, никто не заявлял о его исчезновении – у него нет ни родственников, ни друзей. Хотя насчет последних не могу сказать точно. Трупа Макмарена ни в одном морге идентифицировано не было. Но я пошёл дальше, и пробил через закрытую базу данных судебных решений, хотя поначалу не видел в этом нужды. Ты удивишься, но тут я и откопал кое-что интересное. Почти две недели назад было закрытое судебное слушание по делу, касающегося корпорации Justice-Tech. Дело объявлено таким, что содержит информацию о коммерческой тайне, и Justice-Tech настояла, чтобы его засекретили. Корпорация была обвинителем. Подробностей дела нет, даже я не смог найти. Судебного решения тоже нет. Только упоминание о самом судебном процессе. И Всё. Больше я ничего не смог найти. Вот номер дела: 406-11338. Информацию о нём можно снять только с системы роботов-судей. Если у тебя нет среди них знакомых, более-менее вменяемого не слишком незаконного способа достать подробности я не знаю.

P.S. Если ранее информацию о закрытых заседаниях можно было узнавать от знакомых судей, которые имели доступ к системе, то теперь через роботов путь закрыт, им взятку не дашь. Остались только судебные распорядители, которые берут втридорога, и то только за номера дел. Говорят, их тоже скоро на роботов заменят, тогда вообще уже такую информацию не достанешь. Так что с тебя кругленькая сумма, дружище!»

Дело приобретало интересный оборот. Justice-Tech выступила истцом против Стива, который занимал ответственный и важный пост в компании. Что он должен был такого совершить? Чёрт. Меня это никоим образом не касалось. А теперь я уснуть не смогу, не выяснив правды. Во мне пробудился огромный профессиональный интерес. По крайней мере профессиональным интересом я назвал его для себя, чтобы не именовать это любопытством или чем ещё по хуже.

Мне нужна была информация по этому делу. Как её достать? Скачать с компьютера робота-судьи. Не иначе.

Вечером я сидел за стойкой в баре со странным названием «Шары не на шару» и ждал одного человека. Я до последнего момента не хотел к нему обращаться, раздумывая над другими вариантами, но ничего другого путного не нашёл. Этот человек был мой должник. Один из самых лучших должников, которые у меня имелись. По крайней мере самый высокопоставленный и могущественный. Он давно был у меня в должниках, но я никогда не просил его вернуть долг, зная, что круг его возможностей чрезвычайно велик, а в будущем может возникнуть непредвиденная ситуация, от которой, быть может, будет зависеть моя карьера или даже жизнь, и тогда я смогу попросить у него помощь. У меня могла быть всего одна просьба к нему, и я берёг её на «чёрный день». Мне очень не хотелось тратить моё единственное желание к золотой рыбке по такому пустяку, который не факт даже, что касался меня, но выбора у меня не было. Я должен был узнать правду.

По телевизору над стойкой крутили какой-то футбольный матч. Раньше я был ярым фанатом, поддерживал Лондонский «Арсенал», но сам не заметил момента, когда моё увлечение этой игрой снизошло на нет. Я отметил про себя, что сейчас у меня практически не осталось увлечений, кроме моей работы. Я даже фамилий не знал игроков моей некогда любимой команды.

Меня осторожно тронули за плечо. Я обернулся.

– Донован, чёрт тебя побери! – мужчина неопрятного вида, наполовину облысевшая голова, оставшиеся засаленные волосы торчали в стороны жирными пучками, лицо, опухшее от длительного и хронического приёма алкоголя. Это был не тот человек, которого я ждал. Кто это вообще? Его лицо показалось мне знакомым.

– Я зашёл пивка выпить, думал ты, не ты. А это ты! Охренеть! А ты не изменился за два года.

Я пытался вспомнить кто же это. Таких клиентов у меня не было, а если это был мой клиент, то стоимость моих услуг, судя по всему, конкретно ударила по его жизненному достатку. Два года? Два года…

– Ты мне в нашу прошлую встречу сказал, что нам пока не следует видеться. А тут… Не судьба ли? Ты в этом городе живешь?

Я пытался припомнить… Какие-то смутные воспоминания проскальзывали у меня в голове. Точно. Я тогда был ещё женат. Не удивительно, что не мог вспомнить. Времена брака я пытался забыть, как страшный сон, сознательно блокируя в своей голове всё относящееся к тем годам. Я с этим типом как-то напился в баре… Кажется. Или на какой-то вечеринке. Напился до такого состояния, что ничего не помнил. И не помнил, что мы натворили. А дров наломали вместе нормально, кажется. Воспоминания ворочались с трудом, крутились вокруг истины, которая, словно вода ускользала из рук, когда я пытался ухватить её.

– Это я, Тим, ты что не узнаешь?

Тим… Тим… Знакомое имя… Или нет?

– Ну что, когда едем на охоту? Я всё жду, жду от тебя вестей, сам не еду.

Я не помнил, что я наобещал или наговорил ему тогда по пьяни, но, чтобы такое предлагать… А, всё понятно. От него веяло перегаром. Этот человек и сейчас был пьян.

– Какая охота… – начал говорить я, но тут к нам подошёл мужчина в помятом сером костюме, неприметного вида, из тех, чьи лица сразу же забываешь, как только отведёшь от них взгляд.

– Джентльмены, извините, что прерываю.

– Ничего страшного, – заверил его я тоном, по которому можно было понять, что наоборот – чувствую к этому мужчине благодарность, что он нас прервал.

– Это случайно не ваш фургон на улице припаркован? – спросил он, и вопрос был адресован не мне.

– Да, мой, а что? – удивился Тим.

– Можете со мной пройти, пожалуйста? – он посмотрел на того взглядом, указывающем, что пройти с ним всё же нужно, и это обязательно.

– Да, да, конечно.

Они вышли. Вопреки моим опасением этот пьяница не вернулся. Я покачал головой. Поэтому я не любил бары. Тут всегда было полно неадекватных пьяных мужчин, которые под воздействием алкоголя теряли свой нормальный облик, проявляя неприятную и отталкивающую суть. Я вновь посмотрел на телевизор. Нули на табло поменялись, причём счёт был уже 2-0. Так и раньше бывало – смотришь матч, смотришь. Ничего не происходит. Потом отошёл на несколько секунд, возвращаешься, а уже крутят повтор гола. И ты чувствуешь себя полным идиотом – час сидел не вставая, а стоило отлучиться, как забили гол.

Тот, кого я ожидал, пришёл через двадцать минут. Он был в кроссовках, джинсах, спортивной куртке. На голове был низко опущен козырек синей кепки с символикой местной бейсбольной команды. Не самой популярной. На лице были очки с широкой квадратной оправой, хотя я знал наверняка, что у этого человека было отменное зрение. Он был вынужден соблюдать такие меры предосторожности, хотя никто и так не подумал бы сравнить его в такой одежде с тем образом, который видели по телевизору.

– Привет, Лэндон, – сказал он, не поворачивая головы, встав за стойку возле меня.

– Сенатор, – ответил я.

– То, о чем ты просишь меня… Это немаленькая просьба. Выполняя её, я возвращаю тебе долг. Раз и навсегда. Ты понимаешь это?

– Да, – коротко ответил я. Конечно я понимал. С сожалением понимал.

– Вот, – он вынул руку из кармана и вложил в мою руку под стойкой маленький ключ, – шестнадцатая улица, трехэтажное здание, второй этаж, коробка за комодом.

– Понял. Спасибо.

– Мы в расчете, Лэндон, – сказал он, глядя на деревянную поверхность стойки, всю в трещинах и сколах.

Он вложил руки в карманы, развернулся и вышел. Я, не смотря на ключ, положил его в брюки. В уме повторил местоположение, которое мне только указали, чтобы запомнить. Постоял ещё минут пять и тоже ушёл.

Я направился к своему автомобилю, который был припаркован в нескольких кварталах отсюда. Район не слыл своей безопасностью, потому у меня были серьезные опасения по поводу сохранности своей машины, но, к счастью, она была на месте и цела. Заведя двигатель, я поехал на шестнадцатую улицу. Она была безлюдна в такое время. Ни на одном из многочисленных фонарей не горел свет. Я медленно поехал вниз по улице, выключив фары. У обочины стояли не машины, скорее – металлолом: без стекол, некоторые без дверей, вместо колес – на подложенных кирпичах, все исписанные в граффити. Вначале я думал, что найти безымянное трехэтажное здание на улице доставит мне хлопот. Но нет – все дома имели один или два этажа, длинные, прямоугольной формы, зияющие чернотой из пустых зениц огромных окон, напоминая давным-давно заброшенные складские и производственные помещения. Трехэтажный дом был один. Я остановился у него. Вышел из машины, огляделся. Никого. Вдалеке раздавался нарастающий вой сирены, но постепенно удалился, снизошёл на нет. Под ветром скрипели металлические балки в здании справа. Где-то лаяла собака. На дереве скорее кричала, чем пела ночная птица.

Я взял из машины длинный массивный металлический фонарь, которым при желании можно было и череп кому-то пробить и пошёл внутрь. Стояла кромешная темнота и я включил фонарь. Луч света вырвал не слишком живописные для глаз картины – пол устилали помятые жестяные банки, обломки мебели, осколки стекла и горлышки с бутылок, полиэтиленовые пакеты, шприцы и прочая хрень. В воздухе стоял резкий запах человеческой мочи. Я, переступая через горы мусора по деревянной лестнице поднялся на второй этаж. Тут был просторный зал с несколькими дверными проемами, которые уже давно не закрывались никакими дверьми. Обойдя пару комнат, которые были пустыми, в третьей я обнаружил наполовину уцелевший шкаф, покосившийся стол, обломки стула, следы от костра возле них и разломанный комод, не падавший на пол только потому, что под углом упирался в стену. Я подошёл к нему и осмотрел. Просунул руку в нишу, которая образовывалась между комодом и стеной и нащупал металлическую коробку. Извлёк её и поспешил убраться из этого отвратного места.

Спустя два часа я стоял перед зданием архива суда, на мне были белые перчатки, в пуках я держал металлический кейс, которые используют для хранения инструментов. На мне была форма сотрудника инженерного отдела Министерства Юстиции, секции профилактики и настройки судебных систем. Соответствующее удостоверение, подтверждающее мои полномочия, висело на шее. На лице были накладные складки и морщины, под носом приклеены пышные усы. Да, Лэндон Донован, ты зашёл слишком далеко. А когда было по-другому? Если я начинал, то всегда шёл до конца. Надеюсь только, что в этот раз этот конец не будет моим.

Я начал движение в сторону входа. Мне навстречу из будки охраны вышел дежуривший в ночную смену полицейский необъятных размеров.

– Чем могу помочь? – спросил он, посветив на меня фонарём.

– Меня направили провести профилактику и диагностику исправности системы.

– В такой-то час? – с подозрением спросил полицейский.

– Думаешь мне это нравится? У меня дома уже детишки уснули, я бы мог жену свою трахать, а эти умники решили, что диагностику нужно провести ночью, чтобы днём не прерывать работу системы суда.

– Обычно днём проводят, – нахмурился коп.

– Слушай, если ты меня не впустишь, я буду только счастлив. Я своё дело выполнил – приехал и всё, я напишу в отчёте, что меня не пропустила охрана и поеду себе домой.

– Твоё имя должно быть в системе, – полицейский подошёл поближе, – в пропускной системе, а когда я заступал на дежурство, никаких имён там не было.

– Так проверь, – тоном, словно это был самый очевидный выход в данной ситуации, сказал я.

– Твоё имя?

– Вот, смотри – я посмотрел на удостоверение, словно показывая ему, хотя сделал это для того, чтобы прочитать его, чтобы ни в коем случае не ошибиться, – Глен Каррик.

Полицейский взял удостоверение и зашёл с ним в будку. Время потянулось для меня как желе. Он долго не выходил. Я не знал наверняка будет ли достаточно одного только удостоверения. Мы не обговаривали с сенатором внесение выдуманного имени в систему посетителей, я привык, что такие люди предусматривают все нюансы в делах, за которые берутся. Моё сердце ускорило темп. Охранник не выходил. Я начал продумывать возможные варианты – броситься бежать назад, как только мог быстро, этот толстяк меня точно не догонит. Если он только не вызывал сейчас подкрепление. Или не связывался с Министерством Юстиции. Может бежать? Вдруг он сейчас появится из будки с пистолетом в руках? Я поджал губы. Может подойти к будке поближе и в случае чего напасть на него, обезоружив? Нет, это уже слишком. Да и я не был профессиональным бойцом.

Дверь будки открылась, полицейский держал руку на кобуре с пистолетом, и я увидел, как он отстегнул верх чехла, и его пальцы потянулись к оружию. У меня внутри ёкнуло.

Вот чёрт.

Бежать назад? Он будет стрелять. Кинуться вперёд и не дать ему достать оружие? Нападение на полицейского. У меня назревали проблемы при любом развитии событий.

– Держи, – протянул он мне удостоверение, – прости, что так долго, у меня кобура с пистолетом отстегнулась и упала. Защелку надо поменять, всё никак руки не доходят, – с этими словами он закрыл кобуру и поправил её на поясе.

– А я думал, что ты меня не пропустишь, уже мыслями дома был, – я постарался, чтобы голос не выдал моего волнения, которое я только что испытал.

– Ага, и подставлять свою жопу под удар твоего начальства? Иди ты… – засмеялся он, – всё в порядке, твоё имя есть в списке, как это я ошибся… Ну да ладно. Куда идти знаешь, или тебя провести?

– Знаю, конечно. Не впервой.

– Ну хорошо, удачной работы тебе.

– Спасибо, ещё увидимся, – ответил я и прошёл мимо него ко входу в здание.

Начинался второй этап. По идее, мой пропуск должен был обладать электронным ключом, которым отпирались двери суда, чтобы пройти в место, куда мне был дан доступ для проведения профилактики.

Я подошёл к входной двери и приложил карту. Ничего. Я отнял её и приложил ещё раз. Безрезультатно. Третий раз – дверь оставалась закрытой.

– Чего там такое? – раздался сзади голос охранника, заходящего в будку.

– Всё в порядке, – сказал я и попытался приложить карту другой стороной.

Раздался щелчок. Вот идиот. Я обернулся на полицейского и показал тому рукой, что всё супер. Он махнул в мою сторону и зашёл в будку. За мной дверь закрылась. Внутри горел тусклый жёлтоватый свет. Я пошёл по карте, которая находилась в моей памяти. Наконец я дошёл до двери «Отдел Конфиденциальных Дел». У меня не могло быть сюда доступа, будь я настоящим сотрудником Министерства, но карту мне выдал сенатор и я приложил её к двери, а та ответила приятным для моих ушей щелчком.

Я сел за компьютер. Моя пластиковая карта открыла мне доступ к системе базы данных. Мои пальцы забегали по клавиатуре. Номер дела 406-11338. Не найдено. Я в недоумении набрал номер ещё раз, может в первый раз я допустил ошибку? Ничего. Я отклонился на спинку стула и подумал. Хорошо. Я ввёл название истца: Justice-Tech. Высветился длинный список судебных дел. А корпорация вела намного больше судебных процессов, чем я думал. И все они были конфиденциальными. Я начал листать список вниз, ища хотя бы что-то, намекающее на нужное мне дело. Файлов было слишком много и проверять каждый у меня не хватило бы времени. Вот. Justice-Tech против Макмарена. Номер дела выглядел следующим образом: 4*6-1**8. Что это за дело такое, если даже его номер в закрытой судебной системе был частично замазан?

Я с разочарованием обнаружил, что все файлы по делу не могли мне дать никакой толковой информации. Даже в закрытом доступе, это были сосканированные страницы, где практически все слова были замазаны чёрным маркером, а из тех, что остались, нельзя было сложить никакой осмысленной связи. Я начал открывать один файл за другим – ничего, везде одинаково. Кто-то позаботился, чтобы все материалы по делу остались в тайне.

Я приложил свою пластиковую карту к сканнеру на компьютере и нажал: «Убрать конфиденциальную маркировку с документов». В доступе отказано. Ни один файл не был читабелен. Я вышел из дела Макмарена и зашёл в другое, соседнее дело. Так же – все строки документов замазаны. Я пролистал список судебных дел с участием Justice-Tech и мой взгляд остановился на строке, в которой было написано: «Донован против Justice-Tech». Это что такое? Я нажал на строку, но файл дела, в отличие от предыдущих, даже не стал открываться. В доступе отказано. Я щёлкнул ещё несколько раз. Что за чёрт? Может мой однофамилец? Скорее всего да, потому что я точно не подавал никаких исков против корпорации. Я начал листать дела дальше, вычитывая названия второй стороны, потому что первой из них всегда была Justice-Tech. Дел было несколько сотен. Листаю вниз. Число приближалось к тысяче. Я дошёл до самого первого судебного разбирательства с участием корпорации, которому был присвоен конфиденциальный гриф. «Купер против Justice-Tech». Я открыл произвольный документ в деле, но вся информация была замазана. Тогда я вернулся и нажал на самый первый документ, в котором должны были излагаться исковые требования. К моему удивлению, файл не был замазан. Я быстро побежал глазами по строкам печатного текста. Некий ***** Купер (его фамилия была мне незнакома) подал на корпорацию Justice-Tech в лице Директора Стиннера иск, в котором обвинял Директора в краже разработанной им самим технологии искусственного интеллекта. Обманным путём завладев разработками, Директор сделал патенты на своё имя, а мистера Купера долгое время запугивал шантажом. Каков именно был шантаж я прочесть не мог – далее практически весь текст был замазан. Интересно. Дело рассматривалось судьями-людьми, ещё до внедрения роботов. Я попытался найти ещё информацию в других документах, но мне было отказано в доступе. У меня было мало времени. Эти компьютеры хранили в себе очень много интересной и занятной информации, за которую многие журналисты бы жизнь отдали, но я пришёл сюда с одной целью, а если и дальше продолжу отвлекаться, то поставлю под угрозу её достижение.

Я встал и пересел за другой компьютер. Он открывал доступ в систему судебных решений. Я провёл картой, и система открылась. Введя в поиске запрос Justice-Tech против Макмарена, мне улыбнулась удача. Судебное решение. В нём можно было хоть кое-что прочесть.

«За … и …, суд, руководствуясь …, а также … постанавливает, что Стив Макмарен, бывший сотрудник корпорации Justice-Tech, занимавший пост … признан психически нездоровым и помещён в государственную лечебницу строгого режима №3… на… до…». Далее чёрный маркер пресекал все попытки узнать, что же суд постановил ещё. Ладно, этого тоже вполне достаточно.

Я не мог перекидывать данные на сторонний носитель информации и, тем более, распечатывать их. Это было бы тут же зафиксировано. Просмотр файла так же не пройдёт незамеченным, но я надеялся, что обнаружат это не ранее нескольких дней, когда мой след здесь уже нельзя будет обнаружить.

Я хотел было выключить компьютер, но перед этим решил вбить в поиск ещё один запрос: «Донован против Justice-Tech». Ничего не найдено. Ладно, меня это не касалось.

Я закрыл файлы, выключил компьютер и направился к выходу. Я не оставлял отпечатков – на моих руках были перчатки. Когда я вышел из здания суда, полицейский удивленно спросил:

– Что, так быстро?

– Эй, меня жена дома ждёт, мне надо успеть пока не уснула, чтобы на что-то рассчитывать.

– Ах ты больной извращенец, – покачал пальцем полицейский, – твоя ночь только начинается, а?

– Здесь она закончена, – я отсалютовал ему и пошёл прочь.

Мне удалось. Правда это и стоило мне нервов. Я достал информацию. Значит, Стив был жив. Более того, изолирован и помещён в психиатрическую лечебницу. Самой же корпорацией. Одно из двух – либо он действительно говорил правду, которую списали за бред сумасшедшего и поместили подальше от людей, чтобы он никому не проболтался, либо он был самым настоящим больным, невменяемым, которого оградили от общества не с целью сокрыть, а обезопасить людей от ещё одного психа. Один дурак сказал, другой дурак поверил. Третий дурак сделал. Да, если Стив психически больной на пару с Триссом, то я выглядел ещё большим идиотом на их фоне после всего, что совершил. Ну а что теперь – нужно было доводить дело до конца: убедиться в своих опасениях, или развенчать их.

Я взял в руки телефон. Набрал номер Терри. Шли гудки, трубку он не брал. Спит, наверное. Хорошо, сообщу ему о находке друга позже. К тому моменту и сведений у меня, надеюсь, будет больше. Сейчас я не желал терять время, чтобы ждать, пока Терри выйдет на связь. Он был мне пока что и не нужен.

Переодевшись у автомобиля, я сел внутрь и поехал сперва сжечь все вещи, которые принадлежали абстрактному сотруднику Министерства Юстиции. Остановился в безлюдном месте, сложил их в кучу и облил из канистры с бензином. Я стоял и смотрел как они полыхали. Мне ясно дали понять, чтобы я не оставлял никаких доказательств своего проникновения в Архив Суда. Нельзя было их просто выкидывать. Одежда сгорела первой, пластиковое удостоверение потрескивало, перчатки разили неприятным запахом резины, пока огонь пожирал их. Кейс с инструментами был сделан из легковоспламеняющегося материала и через несколько минут полностью выгорел.

Я нарушил несколько пунктов федерального уголовного закона. Мучала ли меня совесть? Ни капли. Остался лишь пепел и груда непонятного вида остатков. Я раскидал их ногой, загреб пылью с дороги и вернулся в автомобиль. Ночь была далеко не окончена.

Я остановился на заправке. Заполнил бак доверху, а сам прошёл в магазин, где находился кофейный аппарат. Кофе из него получился отвратительный, но другого поблизости было не попробовать, да и времени у меня особо не было. Государственная лечебница строгого режима №3.

Лечебница не была общедоступным местом. Строгий режим в названии подразумевал заключение в ней лиц, которые несли серьёзную опасность для окружающих, или совершивших тяжкие и особо тяжкие преступления, но в силу своего психического состояния не подлежали удержанию в обычной тюрьме. Мне нужна была весомая причина, чтобы проникнуть внутрь. Я открыл ноутбук и зашёл в базу данных Ассоциации людей-адвокатов. Там я принялся просматривать дела, которые вёл на протяжении многих лет. Я нашёл то, что искал. Шесть лет назад мой клиент, Дин Кассель был признан (моими усердными стараниями) психически нездоровым, опасным для окружающих и помещён в эту лечебницу. Он совершил двойное убийство из мотивов ревности, ему грозила смертная казнь, но я смог сохранить ему жизнь. Интересно, не превратилась ли теперь она в жизнь овоща после всех препаратов, которыми его пичкали на протяжении шести лет? Не важно. Меня не волновала его судьба. Мне нужны были сейчас лишь бумаги по его делу. Их я распечатал на заправке, благо там стоял принтер, хоть и безнадёжно устаревший.

На подъезде к лечебнице располагался блок-пост. Я показал судебное решение, которым Дин Кассель, мой дорогой клиент был приговорен к содержанию в этом ужасном месте, а мне так не безразлична его судьба, что последние шесть лет я только и занимался поиском доказательств, которые бы доказывали его невиновность. Наконец я их нашёл, и не могу ждать не то что утра, мне даже ждать трудно пока меня охрана пропустит – ведь у меня есть сведения, что человек, возможно, по ошибке содержится в столь злополучном месте, и его психика уже безнадёжно травмирована. Потому я должен как можно быстрее попасть к нему, увидеть его, поговорить с ним. О чём? Я не могу рассказать, ведь это адвокатская тайна – придуманная людьми конструкция, которой можно прикрываться в любой неудобной ситуации. Спросят о чём-то, а ты не хочешь отвечать. Надо говорить, что по аналогичному вопросу у тебя есть дело одного клиента, и ты не можешь обсуждать эту тему, так как можешь навредить интересам клиента, и тебя защищает адвокатская тайна. Охрана кивала, понимающе, и пропустила меня, указав, что машину следует оставить возле их поста, а дальше идти пешком. Спасибо и на этом.

Психбольницы сами по себе были жуткими местами, а ночная тьма придавала им ещё более зловещий колорит. Каким ранее нуждам служило это здание? Выглядело оно словно особняк знатных вельмож-плантаторов восемнадцатого века, только в разы больше и масштабнее. Широкие прямоугольные окна были полностью зарешечены, все до единого. Света в окнах не было. Мне показалось или у одного окна на третьем этаже стоит женщина? Я присмотрелся. Действительно, она стояла у окна, длинные черные волосы, белая рубашка в пол, худые стройные ноги, женщина стояла прямо и ровно, не двигаясь. Она неотрывно смотрела меня, провожая идущего взглядом. Мне бы, может, и стало слегка жутковато, но сейчас я был окружён другими заботами. Я прошёл через красивый сад, деревья в котором были подстрижены в различные фигуры и встал у двойных створок на входе в здание. Открыл.

– Я хочу поговорить с дежурным врачом, – так я пояснил свой поздний визит пожилой женщине в приёмной.

– Доктор Хилл дежурит сегодня. Скажите, пожалуйста, своё имя, я вас запишу.

– Нет-нет, это лишнее. Он знает меня, я не по медицинским делам.

Коридор приёмной пустовал, никаких людей кроме крепкого на вид медбрата, сидевшего на стуле, вернее – дремавшего на нём, не было. Я прошёл к кабинету, над которым висела табличка «Дежурный врач» и зашёл.

В таких делах не следовало идти к начальству. Руководители всегда являлись более ответственными, чем сотрудники низшего звена и понимали всю полноту последствий своих действий. Они долго шли к своему шефскому креслу, и боялись его терять. Потому они очень редко соглашались идти на уступки, а если такое и случалось, то заламывали космическую цену, которая не стоила уплаченного за них дела.

Вопросы нужно было решать с теми, кто мог решить их напрямую. Всё равно начальник после взятки поручит исполнить действия своим подчиненным, так почему бы не направиться сразу к ним?

За столом сидел чернокожий мужчина лет пятидесяти. Высокий рост, широкоплечий. В белом халате с короткими рукавами. Крепкие руки. Я думаю, такой мог с одинаковым успехом как лечить, так и утихомиривать больных.

– Могу ли я вам чем-то помочь? – спросил он низким басом.

– Да, разумеется, – кивнул я и закрыл за собой дверь. Пройдя к врачу, я сел на стул перед ним, – как раз вы мне и нужны, доктор Хилл.

– Я вас слушаю, – он вытянул руки и скрестил пальцы.

– Мне очень необходима информация, которой располагает один человек, и оттого, что он скажет, будет зависеть очень многое для меня. Моя личная безопасность, понимаете? Я ищу Стива Макмарена.

Доктор Хилл поджал губы и вздохнул:

– Я не знаю такого. Да если бы и знал, я не имею права пропускать посетителей к нему. Кого бы то ни было. Будь то жена, которая родит от него сына через пять минут, умирающий первый школьный учитель, кузен, мать родная или даже сам апостол Павел, явившейся лично, чтобы забрать его душу на небеса.

Я не услышал ничего такого, чего не ожидал бы. Молча, я взял его руку и вложил туда купюру в сто долларов. Взглянув в свою ладонь, он сделал выражение лица, будто только что вспомнил нечто очень важное:

– Хотя я и обладаю определёнными полномочиями здесь, но их, к сожалению, не достаточно.

Я повторил свои действия с ещё одной соткой.

– Как вы говорите зовут нужного вам человека?

– Стив Макмарен.

– Стив Макмарен, – протянул врач, словно пытался вспомнить, – да, точно. Поместили в одиночную палату полторы недели назад. Острая форма шизофрении, расстройство мышления, бред и мания преследования. К нему нельзя посетителей.

– Мне действительно нужно с ним поговорить, – сказав это, я достал ещё купюры и протянул доктору.

Тот принял, осмотрел и спросил:

– Неужели вы думаете, что я буду рисковать вашей жизнью, подвергая её угрозе, общением с таким опасности человеком, ради тысячи баксов? Нет, вы слишком хороший человек, чтобы так рисковать.

– Больше двух я не дам, – невозмутимо проговорил я.

Он немного замялся, видимо терзаемый собственной жадностью, желая больших денег, но в итоге успокоил свои чувства и ответил:

– Ну, больше двух и не нужно, я думаю за такую сумму я смогу обеспечить вам безопасность во время общения.

Доктор Хилл спрятал две тысячи сто долларов в карман, улыбнувшись мне:

– Надеюсь, Господь Бог простит нам это!

Я ничего не ответил, лишь пожал плечами. Если не простит, я переживу. Я верю в Бога только когда ко мне приходят истинно верующие клиенты. Нужно будет, я и в иудейского Бога поверю если на пороге моей конторы будет стоять раввин и захочет обсудить со мной Тору. Лишь бы это подвигло клиента довериться мне и заплатить за мои услуги.

Врач закрыл свой кабинет, подошёл к дежурной и обратился к ней:

– Я скоро буду, отлучусь ненадолго.

Вход во внутренние помещения лечебницы закрывался несколькими замками, которые для нас отпер санитар, несший дежурство возле них. Длинные прямые коридоры уходили в стороны, освещаемые тусклым жёлтым светом ламп. Все окна закрывали толстые решётки. Прямых углов, лишних предметов – ничего такого, обо что больные могли бы себя травмировать, не было. Несколько минут мы шли, прежде чем доктор Хилл остановился.

– У вас будет десять минут. Запомните, что камеры внутри палаты фиксируют всё происходящее, и в случае чего, если это будет связано с каким-нибудь преступлением, или с больным что-то случится, вся вина будет лежать на вас. Меня то здесь и не было.

– И меня не будет через десять минут, – ответил я.

Хилл приложил пластиковую карту к специальному дисплею у входа в палату. Что-то пискнуло, раздался щелчок, и дверь открылась.

– Макмарен, просыпайся, ты нужен одному человеку, – крикнул доктор и отступил в сторону, после чего обратился уже ко мне, – я дверь закрою, если он на вас накинется, зовите меня. Но вообще он спокойный, поэтому лекарствами мы его не каждый день качаем. Сегодня язык у него не должен заплетаться.

Я вошёл внутрь. Сзади хлопнул замок. Комната была пустой, стены покрыты мягким материалом. Прикреплённая к полу кровать имела округлые формы. Это было единственное из мебели. Зажегся свет, и сонный Стив привстал со своего спального места, не понимающе смотря на меня. Он был в смирительной рубашке.

– Кто вы?

– Стив, меня зовут Донован, я из Ассоциации людей-адвокатов.

После моих слов он окончательно проснулся. Его лицо выражало недоверие и подозрение. Он осмотрел меня с ног до головы, но ничего не ответил.

– Я хочу задать тебе несколько вопросов. Я виделся с твоим другом, Эдгаром, хотя он называет себя Крисом Терри, и он…

– Этот чёртов ублюдок! – воскликнул Стив и подскочил с кровати. Я предусмотрительно отступил на пару шагов назад.

– Тише, пожалуйста, не шуми, иначе нам не позволят продолжить беседу.

– Эдгар Льюис? – вскричал Стив, – он хочет меня убить, проклятый робот! Крис Терри – это название модели! Если бы я не понял это тогда, и встретился бы с ним хоть ещё раз, он меня убил бы! – его голос звучал чуть тише.

Я был в замешательстве. Судьба в последнее время играла со мной злую шутку, постоянно заставляя задавать себе вопрос, почему я общаюсь с психами.

– Что ты хочешь сказать под словом робот? – я постарался сохранить тон голоса невозмутимым.

– Это он послал тебя сюда? Он знает, что я здесь? Что он говорил? – постепенно Стив перестал кричать на повышенных тонах. Но было видно, что он крайне возбуждён.

– Он пришёл ко мне в мою юридическую контору и сказал, что я в опасности. Рассказал, что ты узнал о неких разработках в Justice-Tech, которые направлены на создание робота, выглядящего как человек. Сказал, что ими хотят заменить известных личностей в государстве, а начать планируют с людей-адвокатов. Он сказал, что в моём кабинете есть жучок, и я действительно его обнаружил. По его словам, после того как ты докопался до истины, ты исчез, он попросил помочь найти тебя, а после – обнародовать для людей всю эту информацию. Но ему неизвестно, что ты здесь, я ещё не сообщил ему.

– У него произошёл перегруз системы и сейчас он опасен. Не говори ему, где я, и тебе я тоже не советую с ним видеться.

– Я не пойму, объясни мне.

Он присел на край кровати и задумался. Собравшись с мыслями, он посмотрел на меня и принялся объяснять:

– Он сказал тебе правду, да. Но не всю. Видишь ли, он сам не знает, что он робот. Годами мы работали над системой, которая бы смогла быть идеальной для взаимодействия с живыми людьми в судах. И мы создали её. Но не бывает идеала. Наша цель была создать компьютерный интеллект. Перед нами ставили ежедневную задачу – сделать его лучше, чем был вчера, и так каждый день. Но когда уже казалось, что созданный разум для робота – это потолок, который и отличает его от человека, мы всё равно продолжили. Мы попытались стереть границы в разуме, в котором бы заканчивался робот и начинался человек. Корпорация засекретила эти разработки. Мы работали и не знали, над чем работаем, даже мне, занимающему на то время очень высокий пост, не была ясна вся картина целиком, лишь маленькие её части, из которых невозможно было сложить всё воедино. Затем разработки перевели в новый недавно созданный секретный отдел, изолированный от остальных работников корпорации, где мы продолжили свою работу. И в этом отделе мы стали получать больше знаний о том, что делаем. Мы пытались научить роботов чувствам, пытались моделировать их поведение в ситуациях, которые и близко не были похожи на судебные. Словно делали всё, чтобы приспособить роботов к обычной жизни. К жизни схожей на человеческую. И когда после очередного повышения я получил новый уровень доступа, вся картина сложилась для меня целиком. Justice-Tech создавала робота, который был призван заменить человека. Но главное – чтобы робот сам не идентифицировал себя как робота, а люди вокруг него и подавно. Таковой была задача нового отдела. Поведение робота до точности должно было копировать человеческое, впрочем, как и внешний вид. Идея была такова: чтобы я был робот, но жил как человек, и все думали, что я человек. И чтобы я сам также думал – что я человек. Но мои мысли, спонтанно приходящие мне в голову и определяющие мои жизненные цели, приходили ко мне из главного центра в Justice-Tech. Но суть в том, что созданная органическая машина, биоробот, способна к самообучению. Она может получать какие-то мысли из Justice-Tech, а другие к ней будут приходить сами – вследствие деятельности его биороботного мозга. Конечно, приоритет всё равно оставался на выполнение приказов, посылаемых из корпорации, но, чтобы робот воспринимал их как свои собственные идеи.

– Если действительно такой создан, то, как его отличить от живых людей?

– Стороннему человеку практически никак. Даже чувство усталости у них есть, потому что специальная программа выбрасывает определённые элементы, которые слегка затрудняют их работу. Одни элементы восстанавливаются только после сна, а другие – после приёма пищи. Они чувствуют потребность в воде, в исправлении нужды, в сексе, в конце концов. У них есть Программа, она анализирует нагрузку как интеллектуальную, так и физическую, которая была у робота и на основе этого «прививает» ему усталость. На самом деле это совсем не обязательно, и они могут работать круглосуточно, но такая принудительная блокировка функций сделана специально для соответствия с живыми людьми.

Чем больше Стив говорил, тем больше развеивался мой скептицизм. Это не были речи больного человека. Хотя те же шизофреники являлись умнейшими людьми. Но если слова Стива были правдой, то я влип в очень запутанную историю, масштабов несравнимых с моими предыдущими делами. Мне хотелось ему не верить. Я и не верил до конца.

– То, что Терри – робот? Откуда ты узнал? Из базы данных, к которой получил доступ? – спросил я.

Внезапно за спиной щелкнула дверь, и заглянул доктор Хилл. Без слов он показал на руку, где должны располагаться часы.

– Дайте мне немного времени, я добавлю, – попросил я его.

Он нервно посмотрел по сторонам в коридоре, а потом на камеру, расположенную внутри и недоуменно спросил:

– Что добавите?! Я не понимаю, о чём вы! – вид у него был возмущённый. Но всё же он вышел и перед тем, как вновь закрыть дверь, произнёс одними губами, – потом.

– Нет, нет, – продолжил Стив, – информация эта засекречена абсолютно, и я предполагаю, что доступ к ней имеют лишь члены исполнительного совета корпорации, а может лишь только сам Директор. Потому я не знаю, когда был запущен первый робот и один ли, не знаю настоящих имен. Но я думаю, что первый пошёл в люди около года назад. Я не слышал, чтобы он называл себя Крис Терри, но такое название имела программа искусственного интеллекта, к которой я получил доступ. И когда я всё понял, я был ошеломлен, я возмутился, я был подавлен. Мы не имеем права создавать такое. Мы не Господь Бог, чтобы творить жизнь из ничего. Только он может создавать человека, но не мы.

Стив обреченно опустил голову. Глубоко вздохнул и продолжил:

– Я пришёл к Эдгару, потому что за последний год он стал моим близким другом, которому я мог доверять. Мне больше не с кем было поделиться своими переживаниями, а они у меня до сих пор такие, что не передать словами. Ведь я собственноручно помог запустить этот бесчеловечный механизм. И я пришёл выговориться к Эдгару. Я тогда не думал, что они приспособили робота-юриста к жизни инженера, но теперь понимаю, что это не сложно. Просто заменили знание законов на знание техники и электроники, изменили у него алгоритм, вот и все. Сейчас то я анализирую, что если робот был запущен год назад, то и с Эдгаром я познакомился приблизительно тогда же. Это подстроила корпорация, когда перевела его под моё прямое руководство. Они хотели, чтобы он взаимодействовал и развивался близко к одному из своих создателей, но, чтобы никто из нас не знал правды. Робот не знает, что он робот. Он убеждён, что он человек. Ранее у нас с ним не было неординарных ситуаций. Я, бывало, жаловался ему на свою жену, которая меня бросила, а он, согласно смоделированным ему реакциям, вроде бы жалел и поддерживал меня… Но, когда я рассказал всё, что обнаружил, он попытался приободрить меня, убедить, что такое невозможно и я ошибаюсь. Он вообще был весёлым парнем. И как-то я и сам не заметил, что в шутку сказал, что каждый может быть роботом. Что он сам может быть роботом, а я этого и не знаю. Вот тогда он и повёл себя крайне странно. Около минуты он стоял на месте, словно отключившись, я забеспокоился, что с ним произошёл какой-то припадок, но затем он словно очнулся и сразу же накинулся на меня. Попытался схватить. Я еле смог сбежать. После чего он пришёл к руководству Justice-Tech и сдал меня. Я был схвачен, помещён сюда. Не могу быть до конца уверен в причинах, почему у него произошёл сбой, но это случилось, и он стал опасен.

– Объясни поподробней, – попросил я. Услышанное не укладывалось в моей голове, если он был прав, то мир словно переворачивался с ног на голову и мои худшие опасения, которые я упрямо не впускал в область моего мозга, отвечавшие за правду, подтверждались.

– Понимаешь ли, они живут в равновесии. В своём мире. В мире, который состоит из юриспруденции для юристов, в мире технологий и символов для инженеров. Когда-то ты был одним из тестеров роботов, сейчас я вспомнил. Вы ставили им юридические ситуации, из которых они не находили выхода. Когда нашли – мы поняли, что создали идеального робота-юриста. Но жизненная среда людей намного сложнее понятных и логичных законодательных актов. Если робот столкнётся со стечением определённых жизненных факторов и обстоятельств, на которые у него не запрограммирована или ещё не выработана в процессе самообучения по аналогии и логики реакция, согласно человеческим психоданным, его система не выдержит нагрузки, как было во времена, когда вы их тестировали, и он может довести себя до самоуничтожения.

– В каком смысле самоуничтожения?

– В прямом. На создание идеального интеллекта для машины, которая бы смогла абсолютно уживаться с людьми могут уйти года. Десятилетия. Но на создание им настоящих чувств – целая бесконечность. Люди рождаются с разным набором предрасположенностей к тем или иным чувствам. Именно благодаря чувствам люди не предсказуемы. И когда мы пытаемся поиграть в Бога и привить чувства роботам, мы потерпим неудачу. И наша неудача делает роботов непредсказуемыми – они не знают, какую модель поведения выбрать, в них не заложена информация как человек поступил бы, доверяя своим эмоциям. Они могут быть даже опасными в некоторых ситуациях, правда, я не могу с уверенностью сказать в каких. Наверное, в тех, из которых не могут найти выхода. Тогда их действия не поддаются никаким прогнозам. Эдгар не смог найти выход из ситуации, когда я рассказал ему о своём открытии, а затем пошутил, что он может быть одним из роботов. Его система не нашла выход. Включилась программа самозащиты, он воспринял информацию как угрозу своей системе, следовательно, и меня воспринял как угрозу, потому напал на меня.

– Как я смогу убедиться, что он робот?

– Определить только можно будет в сфере, касающейся его чувств. Мы запрограммировали в интеллект набор стандартных ситуаций, которые он якобы пережил. Попытайся расспросить его об этом, а, получив ответы, узнай – почему именно так.

– Какие вопросы? – спросил я. Я всё ещё ему не верил, но попытаться проверить стоило.

– Первое – о религии. Мы не стали делать их верующими. Второе – о любви. У него отсутствует близкий человек, которого он любил бы. Женщины нет, и объясняет он это будто бы неудачным прошлым опытом, после которого разочаровался в отношениях. Третье – родственные связи. С родственниками он не общается, либо их уже нет в живых. Четвертое – досуг. Он не знает ничего, кроме своей работы, он не желает развлекаться, ему это неинтересно. Пятое – счастье. Он не знает, что это такое, но говорит, что его работа делает его счастливым. И шестое – это событие. В нашем случае – год назад Эдгара перевели на другое рабочее место, и он думает, что из-за работы теперь ограничено его общение с бывшими друзьями, на которых у него не стало времени – всё это для того, чтобы они ничего не заподозрили, чтобы не заметили никаких изменений в нём, ведь роботы не создаются как новые личности, корпорация проводит замену реальных людей. Можешь задать ещё другие вопросы насчёт чувств, это те, которые мне сразу пришли в голову. Но будь крайне осторожным выпытывая детали и объяснения. Не найдя их в памяти, он сам не будет понимать почему они отсутствуют, у него произойдёт перегруз, который сделает его опасным для тебя.

– Хорошо. Если твои слова подтвердятся, что мне делать?

– Я точно уверен, что в ближайшее время тебя попытаются заменить на робота. Возможно, это будет кто-то из ваших коллег, вначале. Но в итоге это коснется каждого человека в Ассоциации. Ваша память будет просканирована, и ваши воспоминания внедрятся в мозг роботам, которые займут ваши места, предварительно пройдя цензуру. Вам нужно донести всё до сведения людей. Чтобы вам поверили, нужны доказательства. Неопровержимые. Я только хотел сделать это, тем более я имел доступ к такой информации напрямую, и Эдгар донёс на меня, я был схвачен. В моем доме, на заднем дворе есть тайник – под деревом, на глубине пол метра лежит пластиковая коробка, в которой я храню устройство для взлома их систем защиты от проникновения. На случай, если бы меня лишили доступа, я всё равно смог бы попасть в корпорацию и скачать данные. Специальная пластиковая карта запрограммирована на выкачку всех данных с компьютера, к которому её подсоединяешь, адаптирована к компьютерам Justice-Tech. Вначале нужно сломать систему компьютера, чтобы данные стали доступны. Для этого в коробке ты найдешь флэшку – подсоедини её, и она всё сделает за тебя. Потом приложи карточку – информация у тебя. Если бы не Эдгар, я бы смог сделать это сам, но мне не позволили… У тебя может получиться. Но не говори ему о своих планах. Моментально он донесёт на тебя в корпорацию. Выведи его из строя вопросами, а когда он нападёт, будут веские причины нейтрализовать его – самозащита, верно?

– Ну всё парни, слишком долго, – доктор Хилл открыл дверь, и всем своим видом показал, что на этот раз он не уйдёт, – выходите. Серьезно. Вы перебрали все временные рамки.

Я встал и посмотрел на Стива.

– Всё запомнил?

– Да, спасибо тебе. Я постараюсь сделать всё, чтобы вытащить тебя отсюда.

Он ничего не ответил, только благодарно кивнул мне. Я вышел. Доктор закрыл дверь. Я достал из портфеля деньги и отсчитал ещё тысячу долларов, протянув их доктору. Я знал куда иду, и взял с собой много денег. Хилл жадно посмотрел на пачку купюр, которые я спрятал обратно, и на его лице прочиталась мысль: «Не продешевил ли я?».

Когда я вышел с территории лечебницы я обнаружил, что проникся сказанным Стивом. Сам для себя я упустил момент, когда начал воспринимать его слова всерьёз. Чёрт, а что если он прав? Мне было плевать на общество, но если это касалось бы меня… Лэндона Донована хотели заменить на робота? Интересно, что бы я чувствовал в этот момент? Что бы сделали со мной настоящим? Я бы умер, а одновременно с этим родился такой же я, с аналогичными воспоминаниями, который бы считал себя самим собой – Лэндоном Донованом? И я бы не знал, что я робот. Все мои воспоминания казались бы настоящими. Я бы не помнил, чтобы меня меняли, я бы помнил свою жизнь с рождения, даже если бы она мне была дана только вчера путем работы инженеров и программистов. От таких мыслей мне стало жутко. Определённая ирония жизни в том, что после работы в Justice-Tech Стив угодил в психушку была. После таких мыслей действительно можно было сойти с ума.

Я достал свой телефон, который предварительно поставил на беззвучный режим. Два пропущенных вызова. Звонил Крис Терри. Или Эдгар Льисс. Смотря, о ком мы говорили – о человеке, или о роботе. Или о человеке, который прикрывался ненастоящим именем, чтобы обеспечить свою безопасность. Я не взял слова Стива за истину в последней инстанции. Мне нужны были доказательства. Но я был склонен ему верить, события складывались таким образом, что дело было явно нечистым. Да, Стив умеет убеждать. После разговоров с ним даже своей матушке доверять перестанешь, не говоря уже о незнакомце, который затянул меня во всю эту историю. Хотя я никогда никому не доверял. Я был юристом, а юрист, который доверял своим клиентам и слепо верил их словам, был безработным юристом. У меня, к счастью, работа была.

И только когда я сел в машину, меня озарило – я совершил упущение. Непростительное для юриста моего ранга. Я ударил себя ладонью по лбу. Идиот. Я же не спросил где именно находится дом Стива.

Стоп. Есть одна идея. Я перезвонил Терри.

– Мистер Донован?

– Здравствуйте, Терри.

– Вы звонили, извините, я не мог говорить. Вы узнали что-то новое насчёт человека, о котором я вас спрашивал?

– Нет, я звонил вам с тем же вопросом – может вы вспомнили нечто, что помогло бы мне? Какую-то новую информацию?

– Нет, я изложил вам всё, что мне было известно.

– Хорошо. Вы проверяли дом Стива? Может там оставлены какие-то зацепки?

– Нет, честно говоря, не проверял.

– Какой у него адрес? Я думаю, стоит начать поиски с места, в котором он наверняка был незадолго перед исчезновением.

– Отличная идея. Он жил на шестьдесят четвертой улице, дом десять.

– Хорошо, Терри. Если я хоть что-то узнаю – сообщу.

Я положил трубку.

В забегаловке, которая работала круглосуточно, я пил уже вторую чашку кофе. Вымученная официантка принимала заказ у молодых ребят на противоположном конце зала, а другая – посвежее и симпатичнее, с тоннами косметики на лице, вытирала тарелки за стойкой. Возле двери, ведущей на кухню, пробежал таракан. Из колонок, висевших по углам раздавался тихий джаз 50-х годов. К потолку поднимался дым от сигары, которую курил сидевший недалеко от меня старик. Эта ночь затянулась. Завтра мне предстояло представлять мистера Джоковича на очередном заседании. Благо, документы уже были готовы. Нужно было готовить апелляцию по делу Майкла Стибера, и сама она точно не напишется. Ещё завтра должен был зайти журналист Сол для интервью. Обычная жизнь. Какого чёрта я впустил Криса Терри к себе в контору после закрытия… Зачем я лез в эту задницу всё глубже и глубже? Что я пытался там отыскать? Что, по-твоему, Лэндон Донован, ты мог найти в заднице?

Мне на нос села муха, я тряхнул головой, прогоняя её.

– Ещё кофе? – спросила официантка, забирая пустую чашку.

– Пожалуй, да.

Почему я не думал о последствиях? Проникновение в архив суда. Проникновение в лечебницу. И что дальше – проникновение на территорию частной собственности Стива, пусть и с его разрешения, сидящего в дурдоме, и прямиком оттуда с флагом в руках проникновение в Justice-Tech?