Петер Сабо Сжатие времени

Третьего октября 198… года доктор Джордж Хайд, ассистент кафедры физики Норвичского университета, коренастый, молодой человек, с бородой, в очках, заказал такси, чтобы доехать до лондонской гостиницы, и сложил в потертый чемодан все необходимое для опыта, который предстояло ему продемонстрировать членам Королевского общества.

В машине, тасуя, точно карты, свои заметки, написанные на маленьких листочках, он еще раз просмотрел их.

Имя доктора Джорджа Хайда не было известно в узких кругах специалистов, поэтому члены Королевского общества с некоторым недоумением и недоверием прочли пригласительный билет:

«Доктор Джордж Хайд приглашает Вас на доклад о приборе, управляющем пространством-временем, и о нестационарных течениях времени. Доклад будет сопровождаться наглядным физическим экспериментом».

Хайд был готов ко всяким неприятным сюрпризам, но пустота аудитории Королевского общества его обескуражила. Несколько друзей и знакомых Хайда, тоже молодые ученые, составляли большинство присутствующих, среди которых были также скучающие журналисты, обязанные информировать естественнонаучный отдел своих газет и журналов обо всех публичных лекциях Королевского общества.

Хайд осмотрелся, протер очки и начал говорить. Он вертел в руках свои карточки, мял и крутил их, потом уронил всю пачку на пол. Журналисты усмехнулись.

— Дамы и господа! Нас здесь собралось так мало, что с моей стороны было бы дерзостью долго злоупотреблять… гм… вашим временем… Поэтому я намереваюсь вкратце изложить лишь суть моих исследований. Общеизвестно, что за последние десятилетия сторонники теории «большого взрыва» своими аргументами загнали в угол сторонников теории «стационарной Вселенной». Итак, вот мои расчеты… — Он нервно теребил кусочки бумаги разного цвета и формы, которые тут же снова посыпались на пол. — Но это теперь и не столь важно. По моим расчетам, поскольку строение Вселенной однородно, а пространство-время едины, при расширении Вселенной пропорционально сжимается время. Я долго опровергал эту теорию, долго и сам считал все это фантастикой, пока наконец не задумался над одним тезисом американского физика, доктора Роберта Эрлиха, который считает, что время не непрерывно. По его мнению, должен существовать «хронон», самый короткий в природе отрезок времени, мельчайшая его единица, две триллионных от триллионной доли секунды. Если записать это цифрами, то между десятичным знаком и цифрой два надо поставить двадцать три нуля…

Итак, из теории Эрлиха следует — хотя он относил это лишь к элементарным частицам, — что время не непрерывно, а по природе своей квантовано. Стадо быть, время, если вам угодно, «зернистое». Из этого в свою очередь вытекает, что кванты времени могут ускоряться и замедляться, может возникнуть перерыв, то есть «остановка времени». В истории мира были, видимо, такие «мертвые периоды». Но, кроме того, это означает, что квантованное время не гарантирует необратимости причинно-следственных связей: последовательность причины и следствия может меняться. В лабораторных условиях мне удалось получить хрононы. Я долго бомбардировал ими часть пространства — алюминиевую пластинку. На таком воображаемом теле, которое представляет собой алюминиевая пластинка, я могу при желании продемонстрировать обратимость времени, то есть причинно-следственных связей.

Слушатели с интересом следили за тем, как Хайд вынул из чемодана блестящую металлическую пластинку, положил ее на стол, потом достал несколько стаканов и куриные яйца. По залу пробежал смешок, и даже основательно вспотевший Хайд улыбнулся.

— Я знаю, смешно демонстрировать такой опыт в Королевском обществе, но моя цель, применяя органические и неорганические вещества, убедить скептиков в правильности моего тезиса. Сейчас я разобью стакан на этом алюминиевом противне. Видите? Прекрасно. Теперь я ставлю противень на алюминиевую пластинку. Как вы можете убедиться, сейчас стакан снова стоит перед вами совершенно целый. А теперь этот же опыт я проделаю с куриным яйцом. Пожалуйста!

Встав с мест и вытянув шеи, присутствующие смотрели, как на алюминиевой пластинке из разбитого яйца возникает целое; потом, снятое с пластинки, оно опять разбивается. Хайд предложил зрителям самим проделать несколько подобных опытов. Публике явно нравилось представление; люди аплодировали, оживленно переговаривались, кивали, всем своим видом показывая, что сроду не видели такого ловкого фокусника.

После доклада было задано лишь два вопроса, и оба задал старик, как позднее выяснил Хайд, профессор Финлей, один из самых видных в Америке исследователей элементарных частиц.

— Какое по величине пространство можете вы бомбардировать хрононами и считаете ли вы возможным обращать причинно-следственные связи в живых структурах?

— Максимальное пространство — один квадратный фут, но, думаю, можно и плоскость, значительно больше этой, «выложить» такими пластинками. Яйцо — живая структура, то есть почти живая, именно поэтому я его выбрал. Разумеется, если бы мы умершую уже особь поместили на такую обращающую плоскость, то не «вернули» бы ей жизнь, и речь могла бы идти лишь о виртуальной обратимости…

— А как по-вашему, в какой стадии этого «сжимающегося времени» находится сейчас Вселенная?

Хайд почесал затылок.

— Это скорее философский вопрос… Должен, конечно, наступить такой момент, когда прежнее равновесие причинно-следственных связей нарушится, иными словами, как говорил Гамлет, «распадется связь времен». Жизнь людей и само колесо истории начнут все быстрее крутиться в обратную сторону. Но это произойдет очень нескоро, только тогда, когда время действительно остановится… в переходном состоянии равновесия…

Больше вопросов не было. Кое-кто подошел поздравить Джорджа Хайда, но большинство, смеясь и недоуменно покачивая головой, тут же покинули зал. Секретарь Королевского общества не стал просить молодого физика подготовить письменный текст доклада для опубликования в ежегоднике.

Джордж Хайд вернулся в Норвич в мрачном расположении духа. Его жена Барбара, приготовив праздничный ужин, ждала его, но по расстроенному лицу мужа сразу поняла, что для праздника пока нет никаких поводов.

На другой день лишь одна из утренних газет, «Обсервер», поместила несколько строк о докладе Джорджа Хайда: «Перед немногочисленными слушателями выступил с докладом молодой преподаватель Норвичского университета, доктор Джордж Хайд. Он пытался доказать интересную теорию времени с помощью нескольких не очень убедительных, но забавных фокусов, в которых главную роль играли куриные яйца и стаканы. По его мнению, структура пространства-времени Вселенной такова, что сжатие времени и нарушение причинно-следственных связей могут сопровождаться расширением пространства. Доктор Хайд тоже, как видно, стал жертвой старой ловушки: что было раньше, курица или яйцо? Но на этот вопрос, как мы полагаем, и он не даст определенного ответа».

Покраснев от гнева, Джордж Хайд отшвырнул газету. Теперь на кафедре станут над ним издеваться, а студенты будут пересмеиваться за его спиной.

— Не сердись, дорогой, — проговорила Барбара, тоже прочитавшая газету. — Гении редко получают признание при жизни.

Джордж выругался и, хлопнув дверью, вышел из комнаты. Он знал, что Барбара сказала это из лучших побуждений, но ее наивность хоть кого могла вывести из себя.

В лаборатории он мужественно перенес поздравления и неизбежное подтрунивание коллег, а затем углубился в свои расчеты. О степени расширения Вселенной он располагал данными главным образом благодаря Хабблу, но, определяя возраст Вселенной, мог опираться, разумеется, только на ориентировочные оценки. И о нарушении равновесия пространства-времени мог делать лишь примерные предположения: плюс-минус один-два миллиона лет здесь едва ли учитывались…

Огорченный, Джордж отошел от вычислительной машины. Его взгляд упал на алюминиевую пластинку, которую он предварительно положил возле себя. На ней валялась дохлая муха. Это привлекло его внимание, и он вспомнил вопрос профессора Финлея о живых организмах.

Хайд поспешил на кафедру психологии, где один ученый, с виду робкий, запуганный, уже долгие годы проводил лабиринтные опыты с крысами и белыми мышами, так что постепенно и сам стал похож на своих подопытных животных. В лаборатории психолога стояла ужасная вонь. Хайд попросил у него мышь и, взяв ее за хвостик, морщась, понес к себе на кафедру. Ему не повезло, он встретил несколько своих учеников, на которых вид Хайда с мышью произвел неизгладимое впечатление.

Хайд положил мышь на алюминиевую пластинку. Животное оцепенело, потом заволновалось, за какую-то долю секунды словно бы изменилось в размере и, наконец, вытянувшись, испустило дух.

«Понятно, — рассуждал Хайд. — Жизнедеятельность — комплексное явление, и распад причинно-следственных связей нарушает деятельность клеток и органов. Да, это так… Но сжатие времени Вселенной должно когда-нибудь произойти… Здесь причина и следствие, превращаясь в свою противоположность, не обязательно вредят живым организмам…»

Джордж Хайд потеребил всклокоченную бороду. Алюминиевая пластинка, бомбардированная квантами времени, стала проводником хрононов: время на ней как бы лилось, пульсировало. Но откуда оно лилось и, главное, куда?

Он положил на пластинку свои ручные часы. Часы остановились, но через несколько секунд стрелки стали двигаться в обратную сторону. Вскоре они замерли, и часы распались на части. От них осталась только металлическая и стеклянная пыль.

Потом Хайд проделал еще несколько опытов со всевозможными мелкими предметами, но, как он обнаружил, разные предметы вели себя совершенно по-разному, и никакой общей закономерности ему вывести не удалось. Распад квантов времени происходил, по-видимому, в этих случаях неодинаково.

Все это было невероятно увлекательно, и Хайд подумал, что в ближайшем будущем его ждет Нобелевская премия по физике, а, кроме того, люди когда-нибудь станут называть его имя рядом с именами Ньютона, Эйнштейна, а может быть, первым среди них…

Однако одному из величайших физиков всех времен пора было идти домой — он обещал Барбаре сделать в тот день кое-какие покупки. По дороге Хайд зашел в «Гамбургские небеса» и там, уничтожая с аппетитом вкусный сандвич, подумал, что день сегодня тянется дольше, чем вчера. Вдруг он заметил, что правая рука у него слегка посинела и распухла. Особой боли он не ощущал, но вид руки так смутил его, что по пути домой он заглянул к врачу.

Врач недоуменно хмыкнул, помял руку, задал кое-какие вопросы, сделал укол, потом пригласил еще одного врача, который в свою очередь осмотрел Хайда и тоже принялся расспрашивать его о том о сем. Хайду сделали рентгеновский снимок, после чего оба врача стали шепотом совещаться.

— Видите ли, мистер Хайд, — смущенно сказал наконец один из них, — мы считаем, что вам необходимо немедленно лечь в больницу. У вас нарушено кровообращение, но ни причины, ни характера этого явления мы пока установить не можем.

— Боли я не чувствую, и некогда мне заниматься подобными пустяками, — сердито проворчал Хайд.

Другой врач сокрушенно посмотрел на него.

— Но это необходимо. Если вы не поторопитесь, правую руку придется, по всей видимости, ампутировать.

Три недели пролежал Джордж Хайд в больнице, и врачи сделали все возможное, чтобы спасти ему руку. Их усилия не пропали даром, но только отчасти: рука осталась парализованной.

Все эти три недели Джордж был поглощен мыслью о сжатии времени.

— Какое счастье, что все так обошлось, — ласково встретила его Барбара, которая, казалось, не обращала внимания на то, что рука у мужа висела плетью. — Смотри, не опоздай завтра на доклад в Королевском обществе. Он несомненно пройдет с успехом. Я собираюсь отметить это событие праздничным ужином.

Джордж Хайд оторопел.

— Опять доклад? Но ведь я уже прочел его больше трех недель назад!

— Да что ты, дорогой мой!

— Барбара, я еще не окончательно сошел с ума! Третьего октября я прочел этот проклятый доклад в Королевском обществе. Ты же сама видела ту злополучную заметку в «Обсервере»…

— Джордж, я и в самом деле не понимаю… Ведь сегодня второе октября! Куда ты собрался? Джордж, погоди!

Хайд помчался в университет.

— Как, ты еще не в Лондоне? — спросил психолог и похлопал его по спине. — Быть тебе великим человеком, старина! О чем ты читаешь доклад? Подумать только, такой молодой! А с этими жалкими мышами карьеры не сделаешь!

Джордж Хайд ворвался в лабораторию и подбежал к рабочему столу. Он перевернул все вверх дном, но алюминиевой пластинки так и не нашел. Больше того, не нашел он и своих заметок.

Закрыв лицо руками, он погрузился в размышления. Тщетно допытывались коллеги, что с ним случилось.

Хайд ясно, отчетливо помнил все. И вдруг он понял. Дверь… Эта алюминиевая пластинка была как бы дверью, через которую начало утекать время… время Вселенной. Уже три недели утекает время, и постепенно, но все быстрее, оно сжимается, поворачивая все вспять. И эта алюминиевая пластинка здесь, где-то здесь, только теперь она навеки в другом времени, можно сказать, в другом пространстве…


Случай с Джорджем Хайдом заинтересовал нескольких психиатров, но привходящие обстоятельства помешали им спокойно заняться исследованием.

Когда Джордж Хайд тихо скончался в психиатрической клинике, мир был накануне второй мировой войны. К счастью, ему не пришлось ее пережить.

Пер. Н. Подземской

Загрузка...