Знающий не говорит, говорящий не знает.
Прихожане как-то спросили настоятеля Фроско, зачем Проведение наделило живых существ столь разными языками. Он ответил, что все многообразие мира на одном языке не выразить. Прихожане понимающе покивали, но учеников у него не прибавилось. Его любовь к знанию и книгам разделяла только мышка Хрустелка — да и то, только потому, что книжный пергамент оказался ей очень по вкусу. Каждый вечер он выкладывал для Хрустелки кусочек сыра, дабы та не стремилась усваивать знания через желудок. Другой живности в доме Фроско не водилось, пока не скончался сосед-пасечник, бездетный и причудливый старик. Осиротевших пчел разобрали соседи, но аквариум с диковинными рыбками оказался никому не нужен, и Фроско забрал рыб себе.
Он задавал рыбкам корм (прожорливым не меньше Хрустелки), когда в его дом постучали.
На пороге стоял средних лет мужчина с усталым и загорелым лицом. Его одежда была бедной и поношенной, сапоги со стоптанными каблуками не чистились уже миль сто.
— Порошу прощения, — сказал гость, поклонившись, — меня зовут Рудвель, я хотел бы взять у вас несколько уроков. Декан Магбиднус рекомендовал вас как весьма сведущего в языках человека.
— Декан преувеличивает, — скромно ответил Фроско, — но позвольте спросить, который из языков вас интересует?
— Все, что вы знаете. И исключая те, которым меня научил господин декан. Он сказал, что его языки исчерпаны, и направил к вам.
— Вы изучили всё, что знает декан?!
— Позвольте мне объяснить…
Объяснение оказалось еще удивительней, чем признание в том, что незнакомец выучил все девять языков, известных декану факультета языкознания Королевского Университета. Рудвеля интересовала одна единственная фраза, которую он хотел бы научиться произносить на всех земных наречиях — древних и настоящих, народов человеческих и иных.
— И что это за фраза? — спросил Фроско.
— Это вопрос, очень короткий. «Человек ли я?».
Фроско внимательно присмотрелся к гостю — так, словно и у него появились сомнения, человек ли стоит перед ним.
— Конечно, вы вправе не отвечать, но почему именно этот вопрос вас интересует?
— Могу ли я рассчитывать, что мой ответ вы сохраните в тайне?
— Мой сан обязывает меня хранить чужие тайны.
— Хорошо, я скажу. Вопрос «Человек ли я?» — пароль, которым открывается дверь, ведущая к богатству и славе. Но никто не знает, на каком языке его нужно произнести. Если вы поможете мне найти нужный язык, вашу церковь будет ждать значительное пожертвование.
Фроско встретил объяснение полуулыбкой, какая появляется на лице родителя, довольного, что его дитя твердо выучило урок.
— Наш приход беден, — кивнул он, — и мы рады любым пожертвованиям. Вы готовы приступить сейчас?
Гость был готов, и они приступили.
У Фроско никогда не было ученика, который бы занимался с таким прилежанием. А прилежания требуется немало, когда учишься рычать, как трульф или блеять подобно сатиру.
Клокотание горных карликов требовало особой сноровки. Рудвель едва не проглотил язык, выговаривая простое слово «Я».
— Представьте, что вы показываете языком на себя, — инструктировал его Фроско.
К исходу часа из сил выбились оба.
— Удовлетворительно, — сказал Фроско, утирая пот. Если не слава и богатство, размышлял он, то что еще могло подвигнуть незнакомца на столь странный труд?
Когда подошло время вечерней службы, им пришлось прервать урок — к великому сожалению обоих.
«Настоятель мой и, если позволите, мой коллега!
Спешу поделиться новостью, могущей коснуться нас с вами самым непосредственным образом. Вы ведь знаете, что многие из моих учеников трудятся на государственном поприще во благо нашего королевства. Один из таких учеников служит сейчас толмачом в Министерстве Заморских Дел. Не далее как неделю назад ему была оказана честь толковать речь посланников из племени сыроедов — варварского, надо сказать, народа, взявшего за правило атаковать наши заморские владения при каждом удобном случае. Так вот, по его словам, посланники уверяли, будто кто-то из людей имел дерзость украсть их реликвию — таинственный предмет неизвестного вида и силы. Ученик подслушал, что меж собой они назвали реликвию „Сферой Знаний“. Он попытался расспросить сыроедов о Сфере, но стоило ее упомянуть, как посланники сделались немы, как рыбы. Они не желали о ней говорить, а лишь требовали разыскать и выдать им вора. Они дали описание похитителя — хоть и смутное, оно навело меня на мысль, что я встречал искомого человека буквально на днях.
Зная вашу проницательность, смею предположить, что вы уже догадались о каком человеке идет речь. Если нет, то, значит, он к вам в Ведячий Лог еще не прибыл. Он назвал себя Рудвелем и положил за цель произнести на любом наречии вопрос „Человек ли я?“. Между прочим, он сказал, что знаком с языком сыроедов, и это служит еще одним доказательством его вины.
Друг мой, Фроско, оставляю на ваше усмотрение, как с ним поступить — доносить ли властям или отпустить восвояси. Мы все — законопослушные подданные Его Величества, но сама мысль, что родич наш будет выдан врагам на растерзание, внушает мне отвращение и стыд.
На другой день Рудвель явился угрюмым. На предложение повторить предыдущий урок, он ответил отказом.
— Я все помню, — добавил он таким тоном, как будто речь шла о чем-то плохом и требующим отмщения.
Перед уроком Фроско сообщил нечто, что весьма огорчило Рудвеля.
— У голых людей, — сказал Фроско, — нет общего понятия «человек». Перевести ваш вопрос на их язык невозможно. И сходное свойство имеют многие языки зверей.
— Как же они называют себе подобных? — удивился Рудвель.
— Для каждого племени есть у них свое название. Нас, например, они зовут «живущие в чужой шкуре». Но, я полагаю, для вас это неважно. Вряд ли требуемый пароль надо произнести на языке без общих понятий.
Однако Рудвель не счел это известие неважным. Он прикусил губу и лицо его, несмотря на загар, заметно побледнело.
— Вам нехорошо? — спросил Фроско, поднимаясь, чтобы принести воды.
Рудвель помотал головой. Не ясно, что это могло означать точно, но Фроско догадался, что ученик не прочь остаться наедине со своими мыслями.
Чаша с водой была принята с благодарностью.
— Давайте все же попробуем перевести, — предложил Рудвель, — как будет на языке голых людей «я ли из племени голых людей?».
— Это тоже пароль?
— Не уверен, но на всякий случай…
Фроско не стал возражать. Он дал несколько вариантов перевода, и с полчаса они упражнялись в произношении.
Подкрепив силы скромным обедом, они изучили языки белых пауков и вымерших ныне кентавров. Как и накануне, перед вечерней службой им пришлось прерваться. Фроско предложил Рудвелю посетить службу, чтобы вместе со всеми воздать должное Проведению, но тот отказался, объяснив, что ему необходимо заучить урок дома — то есть в трактире, где он остановился.
На следующее занятие ученик не явился. Фроско забеспокоился. Накануне он подумал, что ему выпал тот редкий случай, когда ученик преподавателю интересней, чем наоборот. Да и на прогульщика Рудвель ничуть не походил.
После службы к настоятелю подошел местный трактирщик.
— Забрали вашего ученика, — сказал трактирщик, — нынче утром и взяли. А он, между прочим, за три дня остался мне должен.
— Забрали?! Кто?
— Казенные слуги и забрали. Рудвель вором оказался и мошенником. С самого Порт-Фарина по счетам не платит. Долгов, говорят, накопил аж на десять золотых.
У Фроско немного отлегло от сердца.
— Долгов? И только-то?
Трактирщик неодобрительно посмотрел на настоятеля. И то сказать, десять золотых — огромная сумма для небогатых обитателей Ведячего Лога.
— Долги копить, ума не надо. А ты пойди, заработай. Три серебра мне задолжал, чем теперь их покрою?
Знакомый с местными ценами, Фроско понимал, что хозяин трактира преувеличил долг раз в десять. Еще он понимал, что последний вопрос тот задал совсем неспроста. Трактирщик задержался явно не для того, чтобы просто поделиться новостями.
— Могу предложить только это, — сказал Фроско, показывая трактирщику одну серебряную монету. Тот облизнулся, приложил палец к губам и поманил Фроско идти за собой.
Позади храма, вдалеке от глаз остальных прихожан, он выудил из сумки нечто, завернутое в холщовую тряпицу.
— В дыре под потолком Рудвель прятал, — пояснил он, — но не ради воровства я взял, а в уплату.
Тусклый шар размером в два кулака и перламутрового оттенка явился перед глазами настоятеля. Он бережно принял шар в руки. Предмет был холоден на ощупь, тяжел как камень, и походил на большую, неясной чистоты, жемчужину.
— Заморская вещь, должно быть, колдовская, — сказал трактирщик. — Мне грех ее держать, и я подумал, что вы-то, отец-настоятель, знаете, как с ней поступить.
— Отчего ты решил, что колдовская?
— Не в моих правилах подглядывать за постояльцами, но от вас я правды не скрою. Вечером видел я, как бубнил он над штукой этой не по-нашему. Что бубнил, зачем бубнил, этого я не ведаю, клянусь Провидением.
Фроско убрал перламутровый шар под сутану и передал трактирщику монету.
— Не стоит говорить кому-либо об этом предмете.
— Что ж я, без понятия, что ли, — отозвался трактирщик, безмерно довольный сделкой. Укрывать незаконную вещь — дело подсудное, а деньги, кто их теперь отнимет?
В долговую тюрьму округа Ведячий Лог священников и поручителей пускали без препятствий. Удовлетворившись одной медной монеткой, тюремщик проводил Фроско до крохотной клетушки, где второй день содержался человек, называвший себя Рудвелем.
— Ни дать, ни взять, сумасшедший, — пояснял тюремщик, — бормочет что-то несуразное, и клянется, что, если отпустить его, он сразу же разбогатеет, и вернет весь долг до полушки.
В бывшем ученике действительно произошла перемена. Он сильно осунулся, глаза потускнели. В его взгляде были и смятение, и страх, и вместе с тем — толика надежды, которую Фроско приписал своему появлению. Настоятель попросил тюремщика оставить их одних.
— Плохое время для урока, — сказал Рудвель, силясь изобразить спокойствие.
— Но хорошее, чтобы рассказать правду. Мне известно о Сфере Знаний и о сыроедах, у которых вы ее похитили. Туземцы обратились к нашим властям, дабы те разыскали вас и вернули реликвию.
— Меня ищут?
— Вполне вероятно. Хотя, хвала Провидению, не с тем усердием, с каким у нас разыскивают должников. Как вам удалось скопить такой большой долг?
— На путешествие в страну сыроедов мне пришлось занять денег. Часть долга я отдал, продав привезенные оттуда диковины. Другая часть осталась невыплаченной. Наверное, мои кредиторы решили, что я хотел сбежать, когда покинул Порт-Фарин ради Ведячего Лога.
— Десять золотых — большая сумма, но я найду способ помочь вам. Расскажите мне о Сфере, в чем ее сила?
— Я не знаю, о чем вы говорите.
— О перламутровом шаре, который вы спрятали в трактире. Трактирщик нашел его и передал мне.
Рудвель тяжело задышал и сжал кулаки. Фроско пришло в голову, что сделай он это признание в более уединенном месте, ему пришлось бы дорого поплатиться.
— В ней вся моя жизнь, — выдавил Рудвель, делая шаг навстречу. Но напугать Фроско было непросто. Среди его прихожан попадались и не такие строптивцы.
— Ваша жизнь может окончиться в этих стенах, или того хуже.
Тягостно оставаться в застенке тому, кто привык вольно путешествовать по свету, и Рудвель сдался.
— Ладно, будь по-вашему. Этот шар действительно зовется Сферой Знаний. Сыроеды верят, что она знает все, что творилось или творится на свете. Сфера может ответить на любой вопрос, если только ответ у вопроса «да» или «нет». Но никто не знает, на каком языке надо спрашивать.
— И вы придумали простой вопрос, чтобы найти нужный язык?
— Да. Сначала, я пытался изучать языки по книгам, но книги дороги, и они не могут сообщить, как правильно произносить слова. Тогда я решил нанять учителя.
— Мы спрашиваем словами, но как Сфера нам отвечает? Она тоже говорит?
— Нет, она не говорит, но светит. Она светит золотом, если ответ «да», и серебром, если «нет».
Фроско не мог сдержать своего изумления.
— Воистину удивительная история! Мы копим знания тысячелетиями, мы собираем его по крупицам, а оно, оказывается, сосредоточено в одном единственном предмете!
Фроско постучал в дверь, вызывая тюремщика.
— А ваше обещание? — взмолился Рудвель.
— Как я сказал, вы скоро покинете это место. Но я не обещаю, что вы получите назад Сферу. Есть ли в ней знание или нет, она должна быть возвращена законным владельцам.
Тюремщик принял от Фроско поручительство. Но сразу выпустить Рудвеля было невозможно. Согласно закону, поручитель должен доказать свою состоятельность, внеся половину долга. Фроско был беден, как и весь его приход, но у него были книги, которые он собирал всю жизнь, и которые теперь можно было продать или заложить. Какой в них прок, думал он, если Сфера знает больше, чем все книги на свете.
Не требуя понуканий, ослик бодро тащил повозку домой. Сидя в повозке, Фроско размышлял о том, какими хитрыми путями Провидение дает нам знание о мире. Прямых указаний от него не бывает. Поколение за поколением пытливые умы разыскивают спрятанные Провидением тайники, собирая знание, как мозаику. Сколько ложных дорог исследовано, сколько трудов положено зря! Провидение словно смеется над нами, как иной раз взрослые смеются над ребенком, предлагая ему коробку конфет, которую он не в силах открыть.
Огонь и вода, земля и воздух, безмолвные предметы скрывают свою сущность, хоть и даются в руки. С какой целью Провидение создало то, что нельзя познать? Чтобы подразнить нас? Или чтобы поставить на путь истины? Как бы то ни было, Сфера устроена слишком просто. Какой-то подвох Провидение приготовило и на сей раз.
С такими мыслями Фроско распряг ослика, отвел его в стойло и вошел в дом. Ему показалось, что верные друзья его, книги, смотрят на него с подозрением. Ведь с кем-то из них теперь придется расстаться. Возможно, со многими — ростовщик не даст хорошую цену за то, что никому, кроме Фроско, не нужно. Полки опустеют, и останется Фроско один, без друзей.
Рыбки в аквариуме ничем не выражали своего беспокойства, как будто знали, что продажа им не грозит. Никогда ему не научиться говорить с ними, как с книгами. Да и много ли можно узнать от молчаливых рыб?
Фроско достал из сундука Сферу и поднес к аквариуму. Рыбки, думая, должно быть, что им приготовили корм, подплыли к поверхности и раскрыли рты. Но на этот раз Фроско приготовил им не еду.
— О, Провидение! — молвил он тихо, — неужели ты вновь сводишь непознанное к непознаваемому?
Не закатав рукавов, он опустил Сферу на дно. Рыбки испуганно метнулись по углам, но вскоре успокоились и занялись изучением вновь прибывшего предмета. Прошло, вероятно, не больше минуты, когда сквозь толщу зеленоватой воды Фроско ясно различил свечение — то золотом, то серебром.