Сфера

Тень

Бет сидела на койке в лаборатории, уставившись в расшифровку, поданную ей Норманом.

— О Господи, — произнесла она, откидывая со лба короткие пряди густых смоляных волос. — Но как это может быть?

— Это произошло одновременно, — сказал Норман. — Только подумай. Когда начали поступать послания? После того, как Гарри вернулся из сферы. А когда впервые появился спрут и другие животные? После того, как Гарри вернулся.

— Да, но…

— Сначала это были крохотные спрутики, но когда мы решили, что их можно есть, тут же появились и креветки. Как раз в обеденное время. Почему? Потому что Гарри не любит спрутов.

Бет молча слушала.

— А кто в детстве был напуган гигантским спрутом из «Двадцати тысяч лье под водой»?

— Гарри, — ответила Бет. — Я помню, он сам рассказывал об этом.

Норман продолжал как в лихорадке:

— А когда Джерри появлялся на экране? Когда и Гарри находился тут же. И ни в какое другое время. А когда Джерри отвечает, когда мы с ним разговариваем? Когда Гарри находится в комнате и слышит, что мы говорим. А почему Джерри не может читать наши мысли? Потому что это Гарри не может читать наши мысли. А вспомни, как Барнс настойчиво допытывался узнать имя, а Гарри не желал спрашивать? Почему? Потому что он боялся, что на экране появится «Гарри», а не «Джерри».

— А моряк-визитер…

— Правильно. Моряк — негр. Кто появился, когда Гарри мечтал, чтобы нас спасли? В качестве спасителя появился негр.

Бет, нахмурившись, думала.

— А этот гигантский спрут?

— Когда он набросился на Гарри, тот ударился головой и потерял сознание. Тут же спрут исчез. И не появлялся до тех пор, пока Гарри не пришел в себя.

— Господи, — пробормотала Бет.

— Да, — сказал Норман. — Это многое объясняет. Она опять немного помолчала, изучая послание.

— Но как он это делает?

— Сомневаюсь, что он именно делает. Во всяком случае, бессознательно. — Норман задумался. — Допустим, — сказал он наконец, — что-то случилось с Гарри, когда он находился внутри сферы. Он получил какую-то власть, какую-то силу от сферы.

— Какую же?

— Силу, заставляющую мысли становиться реальностью. Делать действительно существующим то, о чем думаешь.

Бет нахмурилась:

— Делать мысли реальностью?

— Это не так уж необычно, — сказал Норман. — Только подумай: если бы ты была скульптором — сначала тебе нужно было что-то задумать, а потом воплотить в дереве или в камне. Сначала идея, затем ее исполнение, да еще добавь известные усилия для создания такой реальности, которая бы отражала твои первоначальные мысли. Так мы и живем в мире: сначала что-то воображаем, а потом приводим замысел в исполнение. Иногда мы делаем что-то и бессознательно, получая неожиданный результат. Как тот муж, который возвращается домой с работы слишком рано и застает жену в постели с любовником. Он не планировал этого сознательно — все случилось само собой.

— Или жена, которая обнаружила мужа в постели с другой, — добавила Бет.

— Да, разумеется. Но суть в том, что мы постоянно что-то делаем, не слишком задумываясь над этим. Я же не размышляю над каждым отдельным словом, болтая с тобой. Я просто собираюсь рассказать тебе что-то, а дальше выходит само собой.

— Да…

— Значит, мы можем делать не совсем простое — например, составлять предложения, — безо всяких усилий. Но многое другое мы не можем делать без дополнительных усилий — например, скульптуры. Мы понимаем, что мы должны сделать что-то, кроме того, чтобы просто иметь об этом представление.

— И мы делаем, — кивнула Бет.

— Да. Но не Гарри. Он просто продвинулся на один шаг вперед. Ему не нужно больше вытесывать скульптуру. Он просто думает о чем-то, и эти вещи происходят сами собой. Он делает мысли очевидными фактами.

— Гарри вообразил жуткого спрута и тот появился у нас за окном?

— Точно. А когда он потерял сознание, спрут исчез.

— И он получил свою силу от сферы?

— Да.

Бет нахмурилась.

— А зачем он это делает? Он хочет убить нас?

Норман покачал головой:

— Нет. Я думаю, происходящее за пределами его сознания.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, — начал Норман, — вот мы тут рассматривали кучу предложений, чем может быть эта сфера из иной цивилизации. Тед думал, что это трофей или послание— он рассматривал сферу как подарок. Гарри полагал, что в ней что-то скрыто — он рассматривал ее как контейнер. Я же склонен считать ее миной замедленного действия.

— Ты хочешь сказать, там какое-то взрывчатое вещество?

— Да нет. Просто это какая-то защита, или тест. Чужая цивилизация разослала эти штуковины по всей галактике, и тот разум, который обнаружит ее, должен испытать силу сферы. А она состоит в том, что все, о чем ты думаешь, становится реальным. Подумаешь о чем-то положительном — и получаешь деликатесных креветок на обед. Думаешь о чем-то негативном — получаешь чудовищ, готовых тебя убить. Тот же процесс, только все зависит от содержания.

— То есть, как мина взрывается, стоит наступить на нее, так и сфера уничтожает людей, если у них появляются негативные мысли?

— Или, — добавил Норман, — если они просто не владеют своим сознанием. Потому что, если ты вполне владеешь собой и своим сознанием, то сфера не может оказать особенного воздействия. Если ты им не владеешь, сфера избавляется от тебя.

— Как можно контролировать негативные мысли? — спросила Бет. Она казалась ужасно взволнованной. — Как можно сказать кому-то: «Не думай о гигантском спруте?» В ту же минуту, когда это будет произнесено, мысли о спруте возникнут автоматически, как раз когда о нем будут старательно не думать.

— Мысли возможно контролировать, — повторил Норман.

— Вероятно, это могут только йоги.

— Это могут все, — ответил Норман. — Можно отвлекать свое внимание от нежелательных мыслей. Как люди бросают курить? Как и все мы думаем периодически о разных вещах? Контролируя наши мысли.

— И все же я не понимаю, почему Гарри делает это.

— Ну-ка, вспомни, как ты сказала, что сфера может нанести нам удар ниже пояса? — напомнил Норман. — Так же как вирус СПИДа наносит предательский удар по нашей иммунной системе, — туда, где мы меньше всего готовы бороться с ним. Примерно также действует сфера. Мы же привыкли думать все, что нам заблагорассудится, да и говорить тоже — слово не ранит. Но пословицы и поговорки только подчеркивают эту проблему, как будто удар палки или камня более болезненный, чем дурное слово. Но в какой-то момент слово становится не менее действенным, чем пресловутая палка, и может причинить нам не меньший вред. Наши мысли становятся явными, но что особенно мило — все наши мысли, и дурные и хорошие. А мы просто не готовы контролировать их, потому что нам никогда не приходилось делать этого раньше.

— Когда я была маленькой, — сказала Бет, — я часто злилась на свою мать, а когда она заболела раком, я чувствовала себя страшно виноватой…

— Да, — согласился Норман. — Детям свойственно так думать. Все дети верят, что их мысли имеют силу. А мы терпеливо разъясняем им, что так думать неверно и глупо. Конечно, — продолжал Норман, — есть и другие традиции отношения к мысли. Но когда в Библии говорится «не пожелай жены ближнего своего», мы склонны растолковывать это так, что прелюбодеяние запрещается. Но ведь в Библии сказано не совсем то. Там сказано, что сама мысль о прелюбодеянии наказуема так же, как и действие.

— А Гарри?

— Тебе что-нибудь известно о психологической теории Юнга?

— Подобные материи никогда не казались мне на что-то годными, — пожала плечами Бет.

— Ну, вот теперь и они сгодились, — сказал Норман и принялся объяснять: — Юнг порвал с Фрейдом в начале века и стал развивать собственную теорию. Юнг предположил, что в человеческой душе кроется нечто потаенное, что отразилось в наших древних преданиях и мифах. Одна из его идеей заключалась в том, что в каждой душе кроется своя темная сторона, которую он называл «тенью». Эта тень заключает в себе все тайные, неосознанные моменты человеческой души — склонность к садизму, ненависть и так далее. Юнг полагал, что людям необходимо познать свою теневую сторону. Но только некоторые это делают. Мы все предпочитаем думать, что все мы славные ребята и не собираемся никого убивать, насиловать или грабить.

— Да…

— Как полагал Юнг, если не знать о своей теневой стороне, она начинает управлять тобой.

— И, значит, мы видим теневую сторону Гарри?

— Собственно говоря, да. Гарри нуждается в том, чтобы представлять из себя этакого Самонадеянного Черного Мистера Всезнайку.

— Что он и делает.

— И если он боится здесь, внизу, в этом жилище — а кто не боится? — он не выказывает внешне своего страха. Но страх может преследовать его повсюду, высказывает он его или нет. И тогда его теневая сторона подтверждает эти страхи — создавая вещи, которые подтверждают, что его страхи небезосновательны.

— И спрут появляется, чтобы подтвердить его страхи?

— Да, похоже на то.

— Не знаю, — сказала Бет. Она выпрямилась, откинула голову, так что на ее скулах заиграли блики света. Она выглядела как супермодель — элегантная, статная и сильная. — Я зоолог, Норман. Мне нужно потрогать вещи своими руками и убедиться в их реальности. Все эти теории насчет реализующихся мыслей, они только… Они чересчур психологические.

— Мир разума точно так же реален и следует столь же твердым законам и правилам, как и внешний мир, — возразил Норман.

— Да я уверена, что ты прав, но… — Она содрогнулась. — Но все же для меня это неубедительно.

— Ты знаешь все с тех пор, как мы спустились сюда, вниз, — сказал Норман. — Пожалуйста, предложи иную теорию, которая бы все это объясняла.

— Не могу, — согласилась она. — Я пыталась, пока ты говорил. Не могу. — Она собрала листки бумаги и некоторое время изучала их. — Знаешь, я думаю, ты произвел блестящие дедуктивные выкладки. Совершенно блестящие. Ты предстал просто совершенно в ином свете.

Норман самодовольно улыбнулся. Почти все время, проведенное им в модуле, он чувствовал себя пятым колесом, совершенно ненужным членом группы. Теперь хоть кто-то оценил его вклад, и он был доволен.

— Спасибо Бет.

Она смотрела на него нежным взглядом своих больших, влажных глаз:

— Ты очень привлекателен, Норман. Как это я раньше не замечала? — Она рассеянно коснулась своей груди под облегающим свитером, еще более туго натягивая материю. Неожиданно она приподнялась и крепко обняла его, прижимаясь к нему всем телом.

— Мы должны быть вместе, — сказала она. — Мы должны быть ближе, ты и я.

— Да, Бет, должны.

— Потому что, если то, что ты сказал — правда, Гарри — очень опасный человек.

— Да.

— Даже то, что он просто ходит тут, в полном сознании, делает его очень опасным.

— Да.

— Что же нам с ним делать?

— Привет, ребята, — произнес Гарри, поднимаясь наверх. — У вас интимная встреча, или можно примкнуть?

— Ну, разумеется, — сказал Норман. — Поднимайся, Гарри, — и он отошел от Бет.

— Я вам помешал? — спросил Гарри.

— Нет, нет.

— Я бы не хотел вмешиваться ни в чью личную жизнь.

— О, Гарри, — только и сказала Бет. Отойдя от Нормана, она присела на койку.

— Ну, вы двое выглядите как заговорщики.

— Правда? — спросил Норман.

— Да, особенно Бет. Мне кажется, она с каждым днем пребывания здесь, внизу, становится все краше.

— Я тоже это заметил, — улыбнулся Норман.

— Не сомневаюсь. Влюбленная женщина — да ты счастливчик! — Гарри повернулся к Бет: — Что ты на меня так уставилась?

— Я не уставилась, — отозвалась Бет.

— И ты тоже.

— Гарри, я не уставился.

— Ради Бога, я что, даже сказать не могу, что на меня кто-то уставился?

Норман начал:

— Гарри…

— Я только хотел бы знать, почему вы оба так на меня смотрите — как будто я преступник или что-то в этом роде.

— Не впадай в паранойю, Гарри.

— Собрались тут, шепчутся…

— Мы не шептались.

— Вы шептались. — Гарри скользнул взглядом по комнате: — Итак, двое белых и один черный?

— О, Гарри…

— Не такой уж я тупой, вы знаете. Что-то между вами происходит.

— Гарри, — повторил Норман, — между нами ничего не происходит.

И тут они услышали низкие звуковые сигналы, настойчивое пиканье из узла связи, и, обменявшись взглядами, бросились вниз.

На экране медленно появлялась группа букв:

СОХ VDX MOP LKI

— Это Джерри? — спросил Норман.

— Не думаю, — отозвался Гарри. — Не думаю, чтобы он вновь обратился к коду.

— А это код?

— Весьма вероятно.

— А почему так медленно? — спросила Бет. Каждая новая группа букв появлялась в равные промежутки времени, через несколько секунд.

— Не знаю, — ответил Гарри.

— Откуда они исходят?

Гарри нахмурился:

— Не знаю, но интереснее всего здесь скорость сообщения. Медленность. Интересно.

Норман и Бет ждали, пока Гарри занимался вычислениями. Норман думал: ну как тут обойдешься без Гарри? Он им нужен, его голова, может быть, важнее всех прочих здесь, внизу — и наиболее опасна. Но он нам необходим.

СОХ VDX MOP LKI ХХС VRW TGK PIU YQA

— Интересно, — бормотал Гарри, — буквы появляются каждые пять секунд. И я думаю, для всех нас не будет большой беды сказать, откуда они поступают. Из Висконсина.

Норман не мог бы быть более удивлен:

— Из Висконсина?

— Да. Это передача ВМС. Может, она направлена нам, а может, и нет. Но идет она из Висконсина.

— Как ты узнал?

— Просто это единственное место на Земле, откуда они могут идти, — сказал Гарри. — Вы знаете что-нибудь о ELF, о чрезвычайно низких частотах? Нет? Суть там вот в чем. Если посылать радиоволны по воздуху, они, как вам известно, прекрасно распространяются. Но вы не можете послать радиосигнал глубоко под воду — вода плохой проводник, — и поэтому вам приходится посылать сигнал невероятной силы, чтобы он прошел по воде хотя бы небольшое расстояние.

— Да…

— Но способность проникновения зависит от длины волны. Обычная радиоволна короткая — коротковолновое радио и все в этом духе. Длина волн крошечная — тысячи или даже миллионы волн в одном дюйме. Но можно создать такие и чрезвычайно низко частотные волны, очень длинные — каждая может достигать двадцати футов. Произведенные однажды эти волны могут проходить очень большие расстояния, тысячи миль, в том числе и под водой. Одна беда — если волны очень длинные, то они и очень медленные. Вот почему каждый сигнал поступает через пять секунд. ВМС нуждались в средстве связи со своими подлодками, вот они и построили гигантскую антенну в Висконсине, чтобы посылать длинные волны. Вот их-то мы и получаем.

— А код?

— Это, должно быть, сжатая шифрограмма — трехбуквенные группы вместо длинных порций информации, чтобы сократить время на передачу сообщения. Потому что если послать полный текст, это растянется на долгие часы.

СОХ VDX MOP LKI ХХС VRW TGK PIU YQA IYT EEQ FVC ZNB ТМК EXE MMN OPW GEW

Буквы перестали появляться.

— Похоже, это окончание, — сказал Гарри.

— А как нам их перевести? — спросила Бет.

— Предполагая, что эта передача ведется ВМС, мы этого не сможем.

— Может, где-нибудь есть справочник шифров, — предположила Бет.

— Дешифратор перед вами, — возразил Гарри.

Изображение на экране изменилось, группы букв преображались в текст одна за другой.

23.40 7-07 ГЛАВНОЕ КОМАНДОВАНИЕ ТИХООКЕАНСКИМ ФЛОТОМ — БАРНСУ ГЛУБОКОВОДНЫЙ МОДУЛЬ DH-8

— Это послание Барнсу, — заметил Гарри. Они наблюдали, как постепенно переводились в остальные буквенные сочетания.

КОРАБЛИ ПОДДЕРЖКИ НАПРАВЛЯЮТСЯ ИЗ НАНДИ И ВИПАТИ НА МЕСТО ВАШЕГО ПРЕБЫВАНИЯ ПРИБУДУТ ЧЕРЕЗ ШЕСТНАДЦАТЬ ЧАСОВ 7-08 ГЛУБОКОВОДНАЯ ПЕРЕДАЧА АВТООТСЧЕТ ВРЕМЕНИ СЧАСТЛИВО СПОЛДИНГ КОНЕЦ

— Это и вправду так, мне не кажется? — спросила Бет.

— Да, — ответил Гарри. — Караван в пути, подмога идет.

— Черт побери, — сжала Бет кулаки.

— Шторм, по всей видимости, утихает. Они послали корабли, и те прибудут через шестнадцать часов.

— А автоотсчет?

Ответ они получили немедленно. В верхнем правом углу каждого экрана появилось окошечко с цифрами: 16.20.00. Цифры отсчитывались в обратном направлении.

— Это автоматический отсчет времени нашего пребывания здесь, внизу.

— Мы должны полагаться на показания этого счетчика, рассчитывая подняться наверх? — спросила Бет.

Норман глядел на цифры. Они бежали назад, так же, как в свое время на субмарине.

— А как насчет субмарины?

— До субмарины ли сейчас, — буркнул Гарри.

— Думаю, ее неплохо бы держать рядом, — сказала Бет. Она сверилась со своими часами. — У нас целых четыре часа до загрузки в нее информации.

— Куча времени.

— Да.

Что до Нормана, то он все пытался подсчитать, смогут ли они продержаться целых шестнадцать часов.

Гарри сказал:

— Такие новости! А что вы оба, как висельники?

— Просто соображаем, удастся ли нам дождаться, — сказал Норман.

— А почему нет? — спросил Гарри.

— Джерри может предпринять что-то первым, — заявила Бет, приводя Нормана в дикое раздражение. Разве она не понимала, что говоря это, она прямо пересаживает идею в мозг Гарри?

— Мы не переживем новое нападение на модуль, — продолжала Бет.

Норман подумал: заткнись, Бет. Ты же прямо вносишь предложение.

— Нападение на модуль? — переспросил Гарри.

Норман быстро сказал:

— Гарри, думаю, нам с тобой нужно еще разок потолковать с Джерри.

— Правда? Зачем?

— Хочу попробовать, не удастся ли нам найти общий язык.

— Не думаю, — возразил Гарри, — чтобы это получилось.

— В любом случае, попытка не пытка, — сказал Норман, метнув взгляд на Бет. — Все же лучше попытаться.

Норман осознавал, что разговаривает он не с Джерри, а с какой-то частью Гарри. Бессознательной, теневой частью.

Справиться ли он с этим? Как ему действовать?

Он сидел перед экраном монитора и размышлял: «Что я, в сущности, знаю о Гарри?» Гарри, который вырос в Филадельфии — тощий, болезненно застенчивый подросток, весь в себе, математик-вундеркинд, над чьим даром потешались друзья и родные. Гарри сказал однажды, что когда он заинтересовался математикой, другие мальчишки гоняли мяч. Даже теперь Гарри ненавидел все игры, всякий спорт.

В молодости его так часто оскорбляли и унижали, что когда к нему пришло наконец признание, оно пришло к нему слишком поздно, как подозревал Норман. Вред уже был нанесен. Конечно, оно пришло слишком поздно, чтобы остановить надменного хвастуна.

Я ЗДЕСЬ НЕ БОЙТЕСЬ.

— Джерри.

ДА НОРМАН.

— У меня к тебе просьба.

МОЖЕШЬ ПОПРОСИТЬ.

— Джерри, многие наши сущности пропали, и наше жилище пострадало.

ЭТО Я ЗНАЮ. ТВОЯ ПРОСЬБА.

— Не мог ли ты перестать появляться?

НЕТ.

— Почему нет?

Я НЕ ХОЧУ ПЕРЕСТАВАТЬ.

Ну, подумал Норман, с этим можно и подождать. Не будем тратить время.

— Джерри, я знаю, что долгое время ты был в изоляции, многие века, и что ты чувствовал себя одиноким все это время. Ты чувствовал, что никто о тебе не заботится, не интересуется тобой, не хочет с тобой поиграть или разделить твои интересы.

ДА, ЭТО ПРАВДА.

— И теперь, наконец, ты можешь проявляться и ты наслаждаешься этим. Тебе нравится показывать нам то, что ты умеешь, чтобы произвести на нас впечатление.

ЭТО ПРАВДА.

— Чтобы мы уделяли тебе внимание.

ДА. МНЕ ЭТО НРАВИТСЯ.

— И это сработало. Мы уделяем тебе внимание.

ДА. Я ЭТО ЗНАЮ.

— Но твои манифестации вредят нам, Джерри.

МЕНЯ ЭТО НЕ ИНТЕРЕСУЕТ.

— И удивляют нас тоже.

Я РАД.

— Мы удивлены тем, Джерри, что ты попросту играешь с нами.

Я НЕ ЛЮБЛЮ ИГР. Я НЕ ИГРАЮ В ИГРЫ.

— Да, Джерри, это игра для тебя. Вид спорта.

НЕТ, ЭТО НЕ ТАК.

— Так, Джерри, — сказал Норман. — Это дурацкий спорт.

Стоя рядом с Норманом, Гарри сказал:

— Тебе что, так хочется ему перечить? Ты его доведешь до белого каления. Не думаю, что Джерри очень нравится, когда ему противоречат.

Уверен, что тебе это не нравится, подумал Норман. Но вслух произнес:

— Ну, я только хочу сказать Джерри правду о его собственном поведении. Он не делает ничего интересного.

О? НИЧЕГО ИНТЕРЕСНОГО?

— Нет. Ты злобный и дерзкий, Джерри.

И ТЫ СМЕЕШЬ ТАК СО МНОЙ РАЗГОВАРИВАТЬ?

— Да. Потому что ты поступаешь глупо.

— Эй, — сказал Гарри, — полегче с ним.

Я ЛЕГКО МОГУ ЗАСТАВИТЬ ТЕБЯ РАСКАЯТЬСЯ В ТВОИХ СЛОВАХ, НОРМАН.

Норман заметил, что словарь и синтаксис Джерри теперь стал безупречным. Претензия на наивность исчезла. Но и Норман ощущал себя сильнее, увереннее, по мере того, как продвигалась беседа. Теперь-то он знал, с кем разговаривает. Он говорил с детской частью другого человеческого существа.

У МЕНЯ СИЛЫ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ТЫ ВООБРАЖАЕШЬ.

— Я знаю, что у тебя есть сила, — согласился Норман. — Очень большая сила.

Гарри вдруг необычайно взволновался:

— Норман, ради всего святого! Ты же не хочешь, чтобы нас всех убили.

ПРИСЛУШАЙСЯ К ГАРРИ. ОН БЛАГОРАЗУМЕН.

— Нет, Джерри, — возразил Норман. — Гарри не благоразумен. Он просто боится.

ГАРРИ НЕ БОИТСЯ. СОВЕРШЕННО НЕ БОИТСЯ.

Норман решил парировать этот удар.

— Я говорю с тобой, Джерри, только с тобой. А ты из тех, кто вечно играет в игры.

ВСЕ ИГРЫ ДУРАЦКИЕ.

— Да, вот именно, Джерри, тебе они не подходят. ИГРЫ НЕИНТЕРЕСНЫ ИНТЕЛЛЕКТУ.

— Тогда перестань, Джерри. Прекрати свои манифестации.

Я МОГУ ПРЕКРАТИТЬ, КОГДА ЗАХОЧУ.

— Не уверен, что ты сможешь, Джерри.

ДА. СМОГУ.

— Так докажи это. Покончи с этими своими манифестациями.

Последовала долгая пауза. Они ждали ответа.

НОРМАН, ТВОИ ТРЮКИ И МАХИНАЦИИ ПРИМИТИВНЫ И, КСТАТИ, НЕВЕРОЯТНО СКУЧНЫ. МНЕ БОЛЬШЕ НЕИНТЕРЕСНО С ТОБОЙ РАЗГОВАРИВАТЬ. Я БУДУ ДЕЛАТЬ КАК РАЗ ТО, ЧТО МНЕ НРАВИТСЯ, И ПОЯВЛЯТЬСЯ, КАК МНЕ УГОДНО.

— Наш жилой модуль больше не выдержит твоих манифестаций, Джерри.

МНЕ ВСЕ РАВНО.

— Если ты разрушишь наш модуль, Гарри погибнет.

Гарри возразил:

— Я и все остальные, черт побери!

МНЕ ВСЕ РАВНО, НОРМАН.

— Почему ты хочешь убить нас, Джерри?

ВЫ НЕ ДОЛЖНЫ НАХОДИТЬСЯ ЗДЕСЬ. ВЫ, ЛЮДИ, НЕ ПРИНАДЛЕЖИТЕ ЭТОМУ МЕСТУ. ВЫ САМОДОВОЛЬНЫЕ СУЩЕСТВА, КОТОРЫЕ ЛЕЗУТ ПОВСЮДУ В МИРЕ, И ТЕПЕРЬ ВЫ РИСКУЕТЕ ЗАПЛАТИТЬ ЗА ЭТО. ВЫ БЕЗЗАБОТНЫЕ БЕСЧУВСТВЕННЫЕ СУЩЕСТВА, ВЫ НИКОГО HF ЛЮБИТЕ.

— Это не так, Джерри.

НЕ ПРОТИВОРЕЧЬ МНЕ, НОРМАН.

— Извини, но это ты — бесчувственное, беззаботное существо. Тебе все равно, навредишь ли ты нам. Тебе все равно, что мы в затруднении. Это ты недобрый, Джерри. Не мы. Ты.

ДОВОЛЬНО.

— Не будет он с тобой больше разговаривать, — сказал Гарри. — Он просто свихнулся, Норман.

Я УБЬЮ ВАС ВСЕХ.

Норман вспотел; вытирая лоб, он отвернулся от экрана.

— Не думаю, что с этим типом можно разговаривать, — сказала Бет. — Не думаю, что на него могут подействовать какие-то доводы.

— Не следовало злить его, — произнес Гарри умоляющим голосом. — Зачем ты так злил его, Норман?

— Хотел сказать ему правду.

— Ты был слишком несправедлив к нему, Норман, и вот теперь он разозлился.

— Это неважно, разозлился или нет, — возразила Бет. — Гарри нападал на нас и раньше, когда не был зол.

— Ты хочешь сказать — Джерри, — выразительно посмотрел на нее Норман. — Джерри нападал на нас.

— Да, верно, Джерри.

— Что за оговорки, Бет! — воскликнул Гарри.

— Ты прав, Гарри, извини меня.

Но Гарри взглянул на нее как-то странно. Норман подумал, что Гарри понял его уловку, и так просто этого не оставит.

— Не понимаю, как ты могла так перепутать, — продолжал Гарри.

— Пойми, это просто обмолвка. Так глупо получилось.

— Не думаю.

— Прости, — сказала Бет. — Нет, правда, прости меня.

— Да ничего, — ответил Гарри. — Неважно.

Он произнес это неожиданно ровным, совершенно безразличным голосом. Норман подумал: ого.

Гарри зевнул И потянулся.

— Знаете, — сказал он, — оказывается, я зверски устал. Пожалуй, мне надо пойти вздремнуть.

И он направился в спальню.

16.00

— Надо что-то делать, — сказала Бет. — Нельзя говорить с ним об этом.

— Ты права, — согласился Норман. — Не можем.

Бет слегка стукнула по экрану. Там все еще светились буквы: Я ВАС УБЬЮ.

— Думаешь, именно это он и замышляет?

— Да.

Бет стояла, сжимая кулаки:

— Значит, или он, или мы.

— Думаю, да.

Невысказанные гнетущие мысли висели в воздухе.

— Эти манифестации, которые происходят благодаря ему, — сказала наконец Бет, — думаешь, он должен совсем лишиться сознания, чтобы они прекратились?

— Да.

— Или умереть?

— Да, — сказал Норман. Ему это тоже пришло в голову. Это казалось столь неправдоподобным, столь невероятным поворотом событий в жизни — то, что вот сейчас он находился под водой на глубине в тысячу футов, замышляя убийство человека. Но это было именно то, чем он сейчас занимался.

— Я не желаю убивать его, — сказала Бет.

— Я тоже.

— То есть, я даже и думать об этом не хочу, не то что браться за это.

— Может, нам не понадобится убивать его, — возразил Норман.

— Может быть, если он не предпримет чего-либо, — покачала головой Бет. — О Боже, Норман, что же теперь будет? Нового нападения этот модуль не выдержит. Нам придется убить его. Я только не готова к этому.

— Я тоже, — кивнул Норман.

— Мы могли бы вооружиться одним из гарпунных пистолетов и привести дело к несчастному случаю. А потом сидеть и дожидаться, когда прибудут люди ВМС и поднимут нас наверх.

— Этого я делать не хочу.

— Да я тоже, — сказала Бет. — Но что мы можем еще?

— Нам не надо убивать его, — сказал Норман. — Только лишить его сознания. — Он прошел в кабинку скорой помощи и стал внимательно просматривать лекарства.

— Думаешь найти что-то подходящее? — спросила Бет.

— Возможно, тут есть что-нибудь анестезирующее.

— А оно сработает?

— Думаю, сработает все, от чего теряют сознание. Так мне кажется.

— Надеюсь, ты прав, — вздохнула Бет. — Потому что если он не уснет и начнет вызывать чудовищ из своих снов, добром это не кончится.

— Да. Но анестезия вызывает полнейшую бессознательность, безо всяких снов. — Норман проглядывал этикетки на пузырьках и отставлял их в сторону, — Ты знаешь, что это такое?

— Нет, — ответила Бет, — но вся информация имеется в компьютере. — Она уселась за пульт. — Читай названия, а я буду смотреть, что это такое.

— Дифенил парален.

Бет нажала на кнопки, и на экране появился текст.

— Это… гм… похоже, что это от ожогов.

— Эфедрин гидрохлорид.

Новый пояснительный текст.

— Это… Думаю, что это от болей в кишечнике.

— Вальдомет.

— Это язвенное.

— Синтаг?

— Аналог синтетического опиума. Быстродействующее.

— Лишает сознания? — поинтересовался Норман.

— Нет. Вернее, не совсем. Во всяком случае, потеря сознания — только побочное действие и проходит через несколько минут.

— Таразин.

— Успокоительное. Вызывает сонливость.

— Хорошо, — Норман отставил пузырек.

— И может вызывать эксцентрические поступки.

— Нет, — сказал Норман и поставил пузырек на место. Только эксцентрики им и не хватало. — Риордан?

— Противовоспалительное. От укусов.

— Оксаламин?

— Антибиотик.

— Хлорамфеникол?

— Тоже антибиотик.

— Черт, — пузырьков становилось все меньше. — Парасолютрин?

— Это наркотик…

— Какой?

— Вызывает сон.

— Ты хочешь сказать, что это снотворное?

— Нет, это — словом, тут сказано, что препарат нужно применять в сочетании с парациновым трихлоридом для анестезии.

— Парациновый трихлорид… Так, вот он, — отозвался Норман.

Бет считывала с экрана:

— 20 %-й парасолютрин в сочетании с 6 %-м парацином вызывает глубокий сон, необходимый в критических случаях при хирургических операциях… Побочного воздействия на сердце нет… сон, от которого пробудить пациента очень трудно… подавляется нервная деятельность.

— А как долго он действует?

— От трех до шести часов.

— А как быстро наступает эффект?

Она нахмурилась:

— Тут не сказано. Только написано: «После наступления глубокого сна можно производить даже экстенсивные хирургические операции. Только не сказано, как быстро наступает сон.

— Проклятье, — выругался Норман.

— Похоже, что быстро, — добавила Бет.

— А что если нет? — спросил Норман. — Что, если понадобится двадцать минут? Ты сможешь выстоять? Отбиться?

Она покачала головой:

— Об этом ничего не сказано.

Наконец они остановились на смеси парасолютрина, парацина, глюкозы и синтага, опиата.

Норман наполнил большой шприц жидкостью. Шприц был здоровенным, как для лошади.

— А ты не думаешь, что эта доза может убить его? — спросила Бет.

— Не знаю. А разве у нас есть выбор?

— Нет, — ответила Бет. — Мы вынуждены сделать это. Тебе приходилось когда-нибудь раньше делать инъекции?

Норман отрицательно покачал головой и спросил:

— А тебе?

— Только лабораторным животным

— Куда я должен уколоть?

— Лучше в плечо, — посоветовала Бет. — Если он спит.

Норман поднес шприц к свету и выпустил для пробы несколько капель.

— О’кей, — сказал он.

— Лучше я пойду с тобой, — предложила Бет, — я подержу его.

— Нет, — возразил Норман. — Если он не спит и увидит нас обоих, он что-нибудь заподозрит. Вспомни, ведь ты уже давно там не спишь, на этих койках.

— А что, если он прибегнет к насилию?

— Думаю, я сумею избежать этого.

— Ладно, Норман. Как скажешь.

Лампы в коридоре цилиндра С казались неестественно яркими. Норман слышал, как его ноги ступают по ковру, слышал ровный гул вентиляторов и калориферов. Он ощущал тяжесть шприца, зажатого в ладони. Он приблизился к двери в спальню.

Две женщины в форме ВМС стояли перед входом. Они насторожились, когда он приблизился.

— Д-р Джонсон, сэр!

Норман остановился. Женщины были высокие, чернокожие, очень мускулистые.

— Хочу отдохнуть, — улыбнулся Норман.

Они были по-прежнему суровы.

— Извините, сэр! У нас приказ, сэр!

— Ну, да, — согласился Норман, — ну и продолжайте. — Он сделал попытку войти в спальню.

— Просим прощения, д-р Джонсон, сэр!

Они загородили ему дорогу.

— А что такое? — спросил он как можно непринужденнее.

— Вход в это помещение воспрещен всему персоналу, сэр!

— Но я хочу пойти поспать.

— Извините, пожалуйста, д-р Джонсон, сэр! Никто не должен беспокоить д-ра Адамса, когда он спит, сэр.

— Я и не собираюсь его беспокоить.

— Извините, д-р Джонсон, сэр! Можно взглянуть, что у вас в руке, сэр?

— У меня в руке?

— Да, вы держите что-то в руке, сэр!

Их напряженное поведение, дикция, как у автоматов, и это пунктуальное «сэр!» в конце концов действовали ему на нервы. Он пригляделся к ним. Отутюженные униформы скрывали мощную мускулатуру. Он не думал, что ему удастся прорваться мимо них. А за дверью на койке, посапывая, лежал навзничь Гарри. Отличный момент для инъекции.

— Д-р Джонсон, можно взглянуть, что у вас в руке, сэр?

— Нет, черт бы вас побрал, нельзя!

— Я все видела, — сказала Бет, кивнув на монитор.

Норман взглянул на экран и увидел двух женщин, дежуривших в коридоре. Затем он посмотрел на соседний монитор, показывавший сферу.

— Сфера изменилась! — воскликнул он.

Насечки входной части определенно чередовались теперь в другом порядке, они усложнились и поднялись выше. Норман чувствовал, что сфера изменилась.

— Похоже, ты прав, — сказала Бет.

— Когда это случилось?

— Можем прокрутить запись, — предложила она. — Но сейчас лучше заняться этими двумя.

— Как? — поинтересовался Норман.

— Очень просто, — сказала Бет, вновь сжимая кулаки. — У нас в цилиндре В есть пять гарпунных пистолетов. Сейчас я схожу за ними, возьму два и мы взорвем этих ангелов-хранителей к чертовой бабушке. Ты войдешь и уколешь его.

От ее хладнокровного предложения мороз мог продрать по коже, если бы она не была так хороша. Все ее черты казались более утонченными, она даже стала более элегантной в эту минуту.

— Оружие в цилиндре В? — спросил Норман.

— Ну да. Посмотри на видео, — она ткнула кнопку. — Проклятие.

Оружие исчезло из цилиндра В.

— Кажется, этот ублюдок припрятал его для себя, — сказал Норман. — Милейший старина Гарри.

Бет вгляделась в него:

— Ты себя нормально чувствуешь?

— Конечно, а что?

— На дверце шкафчика в кабине скорой помощи есть зеркало. Ступай, посмотри.

Он открыл белый шкафчик и взглянул на себя в зеркало. "То, что он увидел, его потрясло. Не то, чтобы он ожидал, что выглядит прекрасно; он привык к дряблым очертаниям своего лица и седой щетине бороды, которую он, случалось, не брил неделями.

Но лицо в зеркале было худым, с грубой, черной как смоль, бородой. Под тлеющими холодным огнем глазами лежали темные круги. Волосы свешивались неопрятными прядями на лоб. Он выглядел, как преступник, находящийся в розыске.

— Я похож на д-ра Джекиля, — сказал он. — Или, скорее, на мистера Хайда.

— Вот именно.

— Ты выглядишь куда красивее, — заметил он. — Но я-то человек, задумавший что-то против Джерри. Вот и получил соответствующий вид.

— Думаешь, это сделал Гарри?

— А кто же? — сказал Норман. И добавил про себя: «Надеюсь, что так».

— А чувствуешь ты себя тоже как-то иначе, а, Норман?

— Да нет, чувствую себя я как раз обычно. Только выгляжу как разбойник с большой дороги.

— Да. Выглядишь ты слегка отпугивающе.

— Не сомневаюсь.

— Ты правда хорошо себя чувствуешь?

— Бет…

— Ладно. — Она отвернулась, вновь посмотрела на мониторы. — У меня есть еще одна идея, последняя. Мы вместе идем в цилиндр А, надеваем костюмы, возвращаемся в цилиндр В и перекрываем кислород во всем остальном модуле. Гарри потеряет сознание, его стражи испарятся, а мы войдем и уколем его. Что ты на это скажешь?

— Надо попробовать.

Норман спрятал шприц. Они двинулись в цилиндр А.

В цилиндре С они прошли мимо двух стражей, вновь напряженно воскликнувших:

— Д-р Гальперн, сэр!

— Д-р Джонсон, сэр!

— Продолжайте, — сказала Бет.

— Да, сэр! Можно спросить, куда вы идете, сэр?

— Обычный инспекционный обход, — ответила Бет.

Последовала пауза.

— Отлично, сэр.

Им было позволено пройти. Они вошли в цилиндр В с его нагромождением труб и техники. Норман нервно покосился на них: он бы не хотел связываться с системами жизнеобеспечения, но он не видел другого выхода.

В цилиндре А осталось три костюма, Норман потянулся к своему:

— Ты знаешь, что делаешь? — спросил он.

— Да, — кивнула Бет. — Доверься мне.

И тут сигнал тревоги заполнил модуль, и вновь замигали красные огни. Это была наружная тревога.

Новое нападение началось.

15.20

Они пробежали через боковой проход прямо из цилиндра В в цилиндр D. Норман заметил, пробегая, что стражи исчезли. В цилиндре D заливалась тревога, и экраны наружных сенсоров полыхали алым цветом. Норман взглянул на видеомониторы.

Я ИДУ.

Бет быстро выключала экраны.

Они почувствовали тяжелый удар, и Норман повернулся к иллюминатору. Зеленый спрут был уже там, его громадные щупальца обвивались вокруг основания модуля. Одно из здоровенных щупалец протянулось к иллюминатору, расплющилось об него.

Я ЗДЕСЬ.

— Гарри-и-и! — закричала Бет.

Последовал пробный удар — щупальца спрута сжали модуль. Медленное, агонизирующее скрежетание металла.

Гарри вбежал в комнату:

— Что это?

— Ты знаешь, что это, Гарри! — выкрикнула Бет.

— Нет, нет! Что это?

— Это спрут, Гарри!

— О, Боже, нет, — простонал Гарри.

Модуль затрясло сильнее. Комнатное освещение вспыхнуло и погасло. Теперь горели только красные огни тревоги.

Норман повернулся к Гарри:

— Останови его!

— О чем ты говоришь? — жалобно крикнул Гарри.

— Ты знаешь, о чем, Гарри.

— Нет!

— Нет, да, Гарри. Это ты, Гарри, — сказал Норман. — Ты делаешь это.

— Нет, неправда, это не я! Клянусь, что не я!

— Да, Гарри, — настаивал Норман. — И если ты это не остановишь, мы все погибнем.

Модуль опять сотрясло. Один из калориферов разбился, посыпалось градом стекло и обрывки проводов.

— Давай, Гарри!

— Нет, нет!

— У нас не так много времени. Ты знаешь, что это делаешь ты!

— Модуль больше не выдержит, Норман, — сказала Бет.

— Не может быть, чтобы это был я!

— Да, Гарри, посмотри наконец правде в глаза!

Даже говоря все это, Норман искал шприц. Он оставил его где-то в комнате, но бумаги сыпались со столов и полок, мониторы валились на пол, вокруг царил хаос…

Снова содрогнулся модуль, в соседнем цилиндре раздался страшный взрыв. Завыли сирены внутренней тревоги, и Норман ощутил бурную вибрацию и тут же с ужасом понял, что это вода под высоким давлением обрушилась на их жилище.

— Наводнение в С, — прокричала Бет, сидевшая за пультом. Она выбежала в коридор, и Норман услышал металлическое клацканье запираемых ею дверей. Комната наполнялась солоноватым туманом.

Норман прижал Гарри к стене:

— Гарри! Пойми же и прекрати это!

— Это не я, это не я, — бормотал Гарри.

Новый жуткий толчок потряс их.

— Это не я! — завопил Гарри. — Это не имеет ко мне никакого отношения!

И тут Гарри пронзительно вскрикнул, его тело обвисло, и Норман увидел, как Бет вынимает из его плеча шприц, с капелькой крови на конце иглы.

— Что ты делаешь! — прокричал Гарри, но глаза его уже стекленели, взгляд становился отсутствующим. Он пошатнулся от следующего толчка и опустился на колени. — Нет, — тихо произнес он, — нет…

Он скрючился, упав ничком на ковер.

Модуль сразу же перестало корежить. Стихла тревога. Наступила зловещая тишина, и только где-то далеко в модуле журчала вода.

Бет быстро двигалась, считывая информацию с экранов.

— Внутренние системы вышли из строя! Внешние — вышли из строя! Все вышло из строя. Прекрасно! Информация не считывается!

Норман бросился к иллюминатору. Спрут исчез. Дно океана было пустынным.

— Информация о повреждениях! — кричала Бет. — Энергоносители вышли из строя! Цилиндр Е разрушен! Цилиндр С разрушен! Цилиндр В…

У глядевшего на Бет Нормана закружилась голова. Если разрушен цилиндр В, значит, разрушена система жизнеобеспечения, и теперь они непременно погибнут.

— Цилиндр В держится, — сказала она наконец. Ее тело обмякло. — Порядок, Норман.

Норман съежился на ковре, истощенный, вдруг почувствовав напряжение в каждой части тела.

Все прошло. Кризис миновал. Они были в относительном порядке, после всего пережитого. Норман почувствовал, как расслабляется его тело.

Все прошло.

12.30

Кровь перестала идти из разбитого носа Гарри, и теперь, казалось, он дышал легко и спокойно. Норман бодрым шагом отправился взглянуть на свое распухшее лицо и попутно поправил трубку внутривенного вливания у Гарри на руке. Бет удалось приладить капельницу к руке Гарри после нескольких безуспешных попыток. Через нее шло вливание анестизируюшей смеси. Дыхание у Гарри было кисловатым, как олово. Но в остальном с ним все было нормально.

Защелкало радио.

— Я на субмарине, — сообщила Бет. — Забираюсь на борт.

Норман взглянул через иллюминатор на DH-7, увидел Бет, взбирающуюся через люк в субмарину. Она в последний раз отправилась нажать кнопку отсрочки. Он опять повернулся к Гарри.

В компьютере не содержалось никакой информации о побочных эффектах пребывания человека спящим в течение двенадцати часов, но именно это им было необходимо. Или допустить Гарри проделывать все это, или нет.

Похоже, для нас наступил отдых, подумал Норман. Он взглянул на часы на мониторе. Они показывали 12.30, отсчитывая время назад. Он накрыл Гарри одеялом и вернулся к пульту.

Сфера была все там же, с изменившимся расположением насечек.

За всеми этими треволнениями он и думать забыл о сфере, о том, откуда она прибыла и что означает. Хотя теперь они уже понимали, что она означает. Как это Бет назвала ее? Мыслительный катализатор. Катализатор — это то, что определяет возможность течения химических реакций без прямого участия в ней. В наших телах постоянно идут химические процессы, но температура тела недостаточно высока для их нормального протекания. Этому и служат катализаторы, как бы подталкивающие реакцию, убыстряющие ее. Они возможны только благодаря катализаторам. А она назвала сферу мыслительным катализатором.

Очень умно, — подумал он. Умная женщина. Даже ее импульсивность обернулась положительной стороной. Хотя Гарри и без сознания, она все равно выглядит очаровательно, а вот Норман обнаружил, что черты его вновь стали прежними. Он снова видел знакомое отражение на экране, разглядывая полированную поверхность сферы.

Эта сфера.

Если Гарри не придет в сознание, удастся ли им узнать когда-нибудь, что же случилось на самом деле, как точно выглядит сфера изнутри. Норман вспомнил огоньки, похожие на светлячков. А что там говорил Гарри? Что-то о море. Море. Норман услышал журчание и выглянул в иллюминатор. Субмарина двигалась.

Освобожденная от якорного крепления, желтая субмарина двигалась по океану, освещая дно своими огнями. Норман нажал кнопку наушников: «Бет? Бет!»

— Я здесь, Норман.

— Что ты делаешь?

— Спокойно, Норман.

— Что ты делаешь в субмарине, Бет?

— Это просто предосторожность, Норман.

— Ты поднимаешься?

Она засмеялась легким, русалочьим смехом.

— Да нет, Норман, успокойся.

— Скажи, что ты делаешь.

— Это секрет.

— Возвращайся, Бет. — Вот чего еще ему недоставало, это чтобы Бет свихнулась. Он опять подумал о ее импульсивности, которой только что восхищался. Больше она его не восхищала.

— Поговорим позже, — сказала она.

Субмарина повернулась в профиль, и он увидел красные коробки в ее манипуляторе. Он не мог прочесть написанное на коробках, но они казались ему невероятно знакомыми. Он видел, как субмарина обогнула высокий киль корабля и затем села на дно. Одна из красных коробок, выпущенная манипулятором, взбаламутила мягкий ил. Затем субмарина снова тронулась, взболтав воду, и прошла сто ярдов вперед. Снова остановилась и снова выпустила следующую красную коробку. И продолжала свой путь вдоль всей длины корабля.

— Бет?

Молчание. Норман вглядывался в коробки. Что-то было написано на них, но он не мог ничего разглядеть на таком расстоянии.

Теперь лодка развернулась и двигалась прямо на DH-8. Огни светили Норману в лицо. Лодка подошла ближе, и сразу сработали датчики тревоги, заревела сирена и замигали красные огни. Ненавижу эту тревогу, думал Норман, пробираясь между пультами и пробегая глазами по кнопкам. Как же ее вырубить? Он покосился на Гарри, но Гарри оставался по-прежнему без сознания.

— Бет? Ты где? Из-за тебя сработала чертова тревога?

— Нажми F-8.

А где эта F-8? Он осмотрелся, заметил ряд клавиш на клавиатуре, помеченных от F-1 до F-20. Он нажал F-8, и тревога унялась. Лодка подошла теперь совсем близко, огни ярко светили в иллюминаторы. В самом высоком из них Бет была теперь ясно видна, огни освещали ее лицо. Потом лодка ушла за пределы видимости.

Он подошел к иллюминатору и выглянул. «Звезда глубин III» двигалась по дну, выставляя одну коробку за другой. Теперь Норман смог прочитать надпись на коробках:

ОСТОРОЖНО. НЕ КУРИТЬ. НЕ ХРАНИТЬ ВБЛИЗИ ЭЛЕКТРИЧЕСТВА. ВЗРЫВАТЕЛИ TEVAC.

— Бет! Какого черта ты это делаешь?

— Потом, Норман.

Он прислушался к ее голосу. Голос звучал нормально. Не помешалась ли она? Нет, решил он. Она не помешанная. Говорит нормально. То есть я просто уверен, что нормально.

Но он не был уверен.

Лодка снова двинулась, огни расплывались в мутном илистом облаке, поднятом двигателем. Облако дошло до самого иллюминатора, ухудшая видимость.

— Бет?

— Все в порядке, Норман. Сейчас я вернусь.

Когда облако ила вновь осело на дно, он увидел лодку уже у DH-7, и мгновение спустя она оказалась под сводом ангара. Потом он увидел Бет, закреплявшую лодку.

11.00

— Все очень просто, — сказала Бет.

— Взрывчатка? — он ткнул в экран. — Здесь сказано, что ТЕ VAC — самое мощное из известных взрывчатых веществ. Так какого черта ты расставила эти взрыватели вокруг модуля?

— Норман, успокойся. — Она опустила руку ему на плечо. Ее прикосновение было мягким, успокаивающим. Он немного расслабился, почувствовав, что она рядом.

— Нам следовало обсудить это вместе.

— Норман, у меня не было больше шансов. Ни одного.

— Но Гарри без сознания.

— Он может проснуться.

— Не может, Бет.

— У меня не было больше шансов, — повторила она. — Теперь, если кто-нибудь посмеет выйти из сферы, мы взорвем ко всем чертям весь, корабль. Я разложила взрывчатку по всей его длине.

— А зачем еще и вокруг модуля?

— Защита.

— Что же это за защита?

— Уж ты мне поверь.

— Бет, это слишком опасно окружать себя взрывчаткой.

— Она не подсоединена проводами, Норман. Правда, я не подключала провода, даже вокруг корабля. Мне нужно для этого выйти наружу и сделать это вручную. — Она взглянула на экраны. — Я думаю, мне надо немного переждать, быть может, вздремнуть. Ты не устал?

— Нет, — ответил Норман.

— Ты давно не спал, Норман.

— Я не устал.

Она понимающе посмотрела на него:

— Я присмотрю за Гарри, если ты об этом беспокоишься.

— Я просто не устал, Бет.

— О’кей, — сказала она. — Одевайся. — Она откинула блестящие черные волосы со лба. — Лично я чувствую себя истощенной. Мне бы несколько часов сна не помешало. — Она стала подниматься в лабораторию, взглянула на него сверху:

— Ты не хочешь присоединиться ко мне?

— Что? — оторопело спросил он.

Она улыбнулась ему прямо, понимающе.

— Ты же слышал, Норман.

— Может быть, попозже, Бет.

— Ну, как знаешь.

Она поднималась по лестнице, ее тело, туго обтянутое костюмом, подрагивало. Выглядела она прекрасно, он не мог не признать этого. Эта женщина была обворожительна.

В другом конце комнаты Гарри равномерно похрапывал. Норман проверил пузырь со льдом, думая о Бет. Он слышал, как она ходила по лаборатории наверху.

— Эй, Норман?

— Да… — он двинулся к лестнице, глядя наверх.

— У нас остались еще такие? Чистые? — что-то голубое шлепнулось Норману в руки. Это был ее свитер.

— Да. Думаю, они есть на складе в цилиндре В.

— Не принесешь ли мне, а, Норман?

— Ладно, — ответил он.

По дороге в цилиндр В он вдруг понял, что он отчего-то нервничает. Что происходит? Конечно, подумал он, он прекрасно знает, что происходит, но почему сейчас? От Бет исходило невероятное притяжение, и это настораживало его. Общаясь с мужчиной, Бет всегда была напориста, энергична, прямолинейна и зла. Брать соблазнительностью было не в ее правилах.

А вот теперь она была такой обворожительной, думал Норман, выуживая из шкафа свитер. Он вернулся с ним снова в цилиндр D и взобрался наверх, в лабораторию. Откуда-то исходило странное голубоватое свечение.

— Бет?

— Я здесь, Норман.

Он приблизился и увидел, что она, обнаженная, лежит на спине под синими, развешанными по стене, лампами. На глазах у нее были защитные очки.

Она соблазнительно потянулась.

— Ты принес свитер?

— Да, — ответил он.

— Огромное тебе спасибо. Брось его где-нибудь там, на кушетку.

— Ладно, — он перекинул свитер через спинку стула.

Она повернула лицо к сияющим лампам:

— Я подумала, что неплохо бы принять немного витамина Д, Норман.

— Да…

— И тебе бы тоже не помешало.

— Да, не помешало бы. — Норман подумал, что ему ничего не было известно о существовании ламп солнечного света в лаборатории. На самом-то деле он был даже уверен, что их там не было. Он часто и подолгу сиживал в этой комнате, он бы запомнил. Он быстро спустился вниз.

Да и лестница показалась ему новой, из какого-то черного металла, — раньше она была иной. Вниз вела новая лестница.

— Норман?

— Сейчас, Бет.

Он вернулся к пульту и начал нажимать на кнопки. Он уже как-то натыкался на этот файл, где говорилось о размерах модуля и так далее. Наконец он нашел.

Он выбрал цилиндр D, появилось новое изображение. Он выбрал расчетные планы, пролистал их до нужного места — проектные чертежи. Он просмотрел их, тыча в клавиши, пока не нашел подробный план устройства биологической лаборатории наверху цилиндра D. На чертежах была ясно видна полка с лампами солнечного света, привинченная к стене. Значит, она там была все время, а он просто не замечал ее. Он не замечал и множества других деталей — вроде аварийного люка в куполообразном потолке лаборатории. И наличия второй подвесной койки рядом со входом в полу. И лестницы черного металла.

Ты паникуешь, сказал он себе. И вовсе не из-за синих ламп и архитектурных чертежей. И не из-за секса. Ты паникуешь, потому что кроме тебя осталась только Бет, а ее поведение изменилось.

В углу он все время видел маленький счетчик, отсчитывающий назад слишком медленно идущие секунды. Еще двенадцать часов, поразился он. Мне бы только продержаться двенадцать часов, и все будет нормально.

Он проголодался, но знал, что еды нет. Он устал, но ему негде было заснуть. Цилиндры С и Е были затоплены, а идти наверх к Бет он не хотел. И Норман лег прямо на голый пол цилиндра D, рядом с Гарри. На полу было холодно и сыро, и он долго не мог заснуть.

09.00

Удары, эти ужасные удары, и трясущийся пол внезапно разбудили его. Он, перевернувшись, вскочил на ноги, сразу насторожившись. Он увидел Бет перед мониторами.

— Что это? — закричал он. — Что это?

— Что это — что? — спросила она.

Она казалась удивительно спокойной и улыбалась ему. Норман огляделся. Тревога не выла, огни не мигали.

— Я не знаю, я думал… Я не знаю, — он совсем сник.

— Ты решил, что это новое нападение? — спросила она.

Он кивнул.

— Почему ты так решил, Норман?

Бет опять смотрела на него как-то странно. Ее оценивающий взгляд был прямым и холодным. От ее обольстительности не осталось и следа. В ней опять проступила подозрительность прежней Бет: «Ты мужчина, в этом-то и проблема».

— Гарри все еще без сознания. Так почему ты подумал, что это нападение?

— Не знаю. Кажется, мне приснилось.

Бет пожала плечами:

— Может, тебя вспугнула вибрация, когда я проходила мимо по полу, — сказала она. — В любом случае хорошо, что ты решил поспать.

Все тот же оценивающий взгляд. Как будто что-то с ним было не так.

— Ты мало спал, Норман.

— Как все.

— Ты особенно.

— Может, ты и права. — Но он и впрямь чувствовал себя лучше и бодрее после небольшого сна. Он улыбнулся: — Ты, наверное, выпила весь кофе и съела бутерброды.

— Здесь нет ни кофе, ни бутербродов, Норман.

— Я знаю.

— Тогда почему ты сказал это? — совершенно серьезно спросила она.

— Это была шутка, Бет.

— А.

— Просто шутка. Знаешь, юмор как реакция на экстремальные условия?

— Ясно, — она отвернулась к экрану. — Кстати, ты узнал что-нибудь насчет баллона?

— Баллона?

— Баллона, который посылают на поверхность. Помнишь, мы говорили об этом?

Норман покачал головой. Он не помнил.

— Перед тем, как я отправилась на субмарину, я попросила тебя разузнать о контрольных кодах для отправки баллона на поверхность, и ты сказал, что посмотришь в компьютере, как это делается.

— Я?

— Да, Норман. Ты.

Он задумался. Он помнил, как они с Бет волокли безвольное тело Гарри, на удивление тяжелое, по полу и взвалили его на кушетку, как они остановили кровь, шедшую у него из носа, и как Бет установила капельницу внутривенного вливания, потому что она, работая с подопытными животными, знала, как это сделать. Да, она ведь еще пошутила, что надеется на Гарри, потому что ее подопытные все умирали. Затем Бет добровольно отправилась на субмарину, а он заявил, что останется с Гарри. Вот и все, что он помнил. И ничего ни о каком баллоне.

— Разумеется, — продолжала Бет, — потому что в сообщении было сказано, что нам следует попытаться установить обратную связь, что и подразумевало отправку баллона на поверхность, а мы высчитали, что шторм пошел на убыль, а значит, баллон поднимется свободно, не оборвав шнура. Но вопрос был только в том, как запустить баллон. И ты сказал, что поищешь контрольные команды.

— Я правда не помню, — сказал он. — Извини.

— Норман, мы должны работать вместе в эти последние несколько часов, — сказала Бет.

— Совершенно согласен с тобой, Бет.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Бет.

— Нормально. Даже хорошо, правда.

— Ну и отлично, — сказала она, — держись, Норман. Осталось всего несколько часов.

Спустя час они узнали, как запустить баллон. Они расслышали дальний металлический звук, с каким разматывался шнур вслед взлетевшему к поверхности баллону. Затем последовала долгая пауза.

— Что случилось? — спросил Норман.

— Мы на глубине в тысячу футов, — отозвалась Бет. — Баллону нужно время, чтобы добраться до поверхности.

Затем на экране замелькали цифры, и они получили информацию о метеоусловиях на поверхности. Ветер упал до пятнадцати узлов. Волны поднимались на шесть футов. Барометр упал до 20.9. Облачность была небольшой.

— Хорошие новости, — заметила Бет. — На поверхности все в порядке.

Норман смотрел на экран, размышляя о том, что это значит, что облачность небольшая. Он никогда раньше не задумывался о солнечном свете. Как хорошо иметь что-то и даже не задумываться об этом. А теперь сама мысль о солнечном свете приводила его в неописуемый восторг. Он и подумать не мог о высшем удовольствии, чем увидеть солнце, и голубое небо, и облака.

— О чем ты думаешь?

— Я думаю, что просто жду не дождусь, когда мы отсюда выберемся.

— Я тоже, — сказала Бет. — Но теперь уже недолго осталось.

Понг! Понг! Понг! Понг!

Норман бросился к Гарри, но тот спал.

— Что это, Бет?

Понг! Понг! Понг! Понг!

— Спокойно, — сказала Бет из-за пульта. — Я как раз пыталась понять, как он действует.

Понг! Понг! Понг! Понг!

— Что действует?

— Один из периферийных высокочувствительных датчиков. Ложно-щелевой сканер. Убей, не пойму, почему они называют его «ложно-щелевым». Не знаешь, к чему это может относиться: «ложно-щелевой»?

Понг! понг! понг! понг!

— Нет, не знаю, — ответил Норман. — Выключи, пожалуйста. — Звук действовал ему на нервы.

— По обозначению я подумала, что это «ложно-щелевой датчик», но там еще сказано «боковой». Очень странно.

— Бет, выруби это!

Понг! понг! понг! понг!

— Да, конечно, — кивнула Бет.

— С чего тебе вздумалось узнавать, как он работает? — спросил Норман. Он был раздосадован, что она словно нарочно мучает его всякими звуками.

— На всякий случай, — ответила Бет.

— На случай чего, черт побери? Ты сама сказала, что Гарри спит. Значит, больше атак быть не может.

— Успокойся, Норман, — сказала Бет. — Я хочу быть готова, вот и все.

07.20

Он не смог отговорить ее. Она настояла на том, чтобы выйти наружу и соединить проводами взрыватели. Это было у нее буквально идеей-фикс.

— Но зачем, Бет? — все спрашивал он.

— Мне будет лучше, если я сделаю это, — отвечала она.

— Но для этого нет никаких причин.

— Мне будет лучше, если я сделаю это, — твердила она, и в конце концов он не смог ее удержать.

Теперь он наблюдал за ее одинокой маленькой фигуркой с единственной лампочкой на шлеме, передвигающейся от одного взрывателя к другому. Она вскрывала каждую упаковку, вытаскивала большой желтый конус, скорее похожий на те, которыми пользуются монтажники. Конусы соединялись проводами, после чего на кончике конуса вспыхивала красная лампочка.

Он видел, что корабль по всей длине усеян красными лампочками, и это ему не понравилось.

Когда она отправлялась, он поинтересовался:

— Но ты не собираешься подсоединять взрыватели вокруг модуля?

— Нет, Норман, не собираюсь.

— Прости.

— Говорю же, что не собираюсь. Если тебя это так расстраивает.

— Ладно, ладно.

Теперь красными огнями была унизана вся длина космического корабля, начиная от едва видного основания, поднимавшегося из кораллового дна.

Норман взглянул на Гарри, громко храпевшего, но остававшегося в бессознательном состоянии, затем прошел через цилиндр к мониторам.

Экран мигнул.

Я ИДУ.

О Боже, подумал Норман. А в следующую секунду его пронзила мысль: но как это может быть? Этого не могло быть. Гарри был недвижим. Как это могло случиться?

Я ИДУ К ВАМ.

— Бет!

Ее голос глухо прозвучал в наушниках:

— Да, Норман.

— Немедленно вернись!

НЕ БОЙТЕСЬ, — возникла на экране надпись.

— Что такое, Норман? — спросила она.

— На экране кое-что появилось.

— Проверь Гарри — должно быть, он проснулся.

— Нет. Иди немедленно обратно.

Я ПРИШЕЛ К ВАМ.

— Хорошо, Норман, я возвращаюсь.

— Быстро, Бет.

Он мог бы и не добавлять этого — он уже видел подпрыгивающий фонарик бежавшей по дну Бет. В наушниках раздавалось ее тяжелое дыхание.

— Ты что-нибудь видишь, Норман?

— Нет, ничего, — он напряженно вглядывался в горизонт, откуда обычно появлялся спрут. Сначала всегда возникало зеленое зарево на горизонте. Но сейчас он не видел никакого свечения.

Бет задыхалась:

— Я что-то чувствую, Норман. Я чувствую, как вода… сильно… бурлит…

На экране загорелось: Я УБЬЮ ВАС.

— Ты видишь здесь что-нибудь? — спросила Бет.

— Нет, совсем ничего. — Он видел только Бет, одинокую на пустынном илистом дне. Все его внимание сфокусировалось на ее лампочке.

— Я чувствую его, Норман. Он близко. Господи Боже. А что тревога, Норман?

— Ничего, Бет, молчит.

— Боже. — Дыхание у нее вырывалось свистящими толчками. Бет была в отличной форме, но и она не могла так перенапрягаться в этой атмосфере. По крайней мере, не так долго, подумал Норман. Он уже видел, как она замедлила шаг, и лампочка на ее шлеме теперь тоже подскакивала медленнее.

— Норман?

— Да, Бет.

— Норман, я не знаю, смогу ли я.

— Бет, ты должна смочь. Только иди помедленнее.

— Он здесь, я чувствую его.

— Я ничего не вижу, Бет.

Он услышал короткий и резкий щелкающий звук. Сначала он решил, что это замкнуло линию, но потом он догадался, что это стучат ее зубы, потому что сама она страшно дрожит. Но от такого напряжения она должна была разгорячиться, а вместо того она озябла. Этого он не понимал.

— …холодно, Норман.

— Помедленнее, Бет.

— Не могу… говорить… близко…

Она все же пошла медленнее, вошла в пространство, освещенное огнями модуля, и ее уже отделяло от люка не больше ста ярдов, но он видел, как медленно, заторможенно работали ее конечности.

А теперь он видел еще и что-то вздымавшее илистую поверхность дна позади нее, в темноте, не освещенной огнями. Это напоминало смерч, вихревое облако ила. Он не мог разглядеть, что было внутри облака, но он чувствовал, что им управляет какая-то сила.

— Ближе… Нор…

Бет споткнулась, упала. Взвихренное облако настигло ее.

СЕЙЧАС Я УБЬЮ ТЕБЯ.

Бет поднялась на ноги, оглянулась назад, увидела клубящееся облако, накрывавшее ее. Отчего-то это облако вселяло в Нормана глубокий ужас, ужас ночных кошмаров.

— Норман-н-н…

И Норман побежал, не отдавая себе отчета в том, что делает, но сметенный с места увиденным, думая только о том, что надо что-то делать, что-то предпринять. И он ринулся через цилиндр В в цилиндр А за своим костюмом, но у него не было времени, а черная вода в открытом люке бурлила и кипела, и он увидел руку Бет, мелькающую у самой поверхности модуля, она была как раз под ним — единственный человек, который остался рядом, и не раздумывая Норман прыгнул в черную воду и стал спускаться.

Шок от ледяной воды был так силен, что он едва не закричал; она обжигала ему легкие. Его тело моментально заледенело и какое-то время он чувствовал себя парализованным. Вода расступилась и захлестнула его огромной волной, он был бессилен бороться с ней; голову его затягивало под модуль. Он ничего не мог различить.

Он добрался до Бет, просто тыча руками во всех, направлениях. Его легкие горели. Вода кружила его, накрывала.

Он коснулся Бет, вновь потерял ее. Вода продолжала засасывать его.

Он схватился за что-то. Рука. Он уже терял ощущения, терял скорость и разум. Он тонул. Он видел над собой кольцо огней: люк. Он дрыгал ногами, но не двигался с места — кольцо не приближалось.

Он опять дернулся, волоча Бет, как мертвый груз. Возможно, она и мертва. Его легкие горели. Такой жуткой боли Норман не чувствовал ни разу в жизни. Он боролся с болью и с жестокой кипящей водой, продолжая брыкаться по направлению к свету. Это было его единственной мыслью — продвинуться к свету, достичь его, подойти ближе к свету, к свету, к свету…

Свет.

Одетое в костюм тело Бет колотилось о металл в люке. Его собственное колено разбилось и теперь из него капала кровь. Дрожащими руками Бет крутила свой шлем, пытаясь расстегнуть его. Руки ее дрожали. Вода в люке вздымалась, засасывая их вниз. Свет в глазах. Острая боль. Ржавчина у самого лица. Холодный металл. Холодный воздух. Огни в глазах туманятся, меркнут. Темнота.

Ощущение тепла было блаженным. В ушах не прекращались шипение и свист. Он поднял глаза и увидел Бет, уже без костюма, казавшуюся необъятных размеров, налаживавшую большой теплонагреватель, усиливавшую подогрев. Она еще дрожала, но уже понемногу согревалась. Он закрыл глаза. Мы сделали это. Мы опять вместе. У нас опять все в порядке. Мы это сделали.

Он расслабился.

По всему его телу бегали мурашки. От холода, подумал он, его тело отогревается. Но ощущение бегающих мурашек приятным не было. Свист тоже был неприятным — шипящий, прерывистый.

Что-то скользнуло под его подбородком, пока он вот так лежал. Он открыл глаза и увидел серебристую белую полоску; сосредоточившись, он разглядел бусинки глаз и узкий язычок. Это была змея.

Морская змея.

Он похолодел. Он оглядел себя, двигая только глазами.

Все его тело было покрыто белыми змеями.

Ощущение бегающих мурашек исходило от десятков змей, обвившихся вокруг его рук, скользивших около ног, ползавших по груди. Он почувствовал прохладное прикосновение к своему лбу. Он закрыл глаза, почувствовав внезапный леденящий ужас, пока змея двигалась по его лицу, ото лба к носу, пересекла губы и уползла.

Он прислушивался к свисту рептилий и вспоминал, что говорила Бет об их ядовитости. Бет, спохватился он, а где Бет?

Он не двигался и только чувствовал, как змеи обвиваются вокруг его шеи, проползают по плечам, скользят между пальцами рук. Ему не хотелось открывать глаза. Он почувствовал приступ тошноты.

Господи, подумал он, меня же сейчас вырвет.

Он ощутил, как змея проползла у него под локтем и поползла ниже, к паху. Он покрылся холодным потом. Его тошнило.

Бет, подумал он, Бет… Он не хотел говорить.

Он слушал шипение и, когда больше уже не мог его выносить, он открыл глаза и увидел шевелящуюся массу, узкие головки, высовывающиеся тонкие язычки. Он снова закрыл глаза.

Он почувствовал, как нога покрылась гусиной кожей — на этот раз змея проползла по открытому участку.

— Не шевелись, Норман.

Это была Бет. В ее голосе ему почудилась напряженность. Он поднял глаза, но увидел только ее тень.

Он услышал, как она говорила:

— Боже, да сколько же времени? — и подумал: да черт с ним, со временем, кому это нужно. Ему это сейчас казалось бессмысленным. — Я должна знать время, — говорила Бет. Он слышал, как она расхаживает по комнате. — Время…

Она ушла, оставив его!

Змеи ползали вокруг его ушей, под подбородком, около ноздрей — скользкие, извивающиеся.

Потом он услышал шаги Бет и металлическое клацанье, с которым отпирался люк. Он открыл глаза и увидел, как она наклоняется к нему, хватает змей большими пригоршнями и швыряет через люк в воду. Змеи извивались в ее руках, обвивались вокруг запястий, но она отдирала их и выбрасывала наружу. Некоторые змеи не долетали до воды и корчились на полу. Но большинство змей она с его тела сняла.

Еще одно скольжение по его ноге и паху. Но он почувствовал, что змея быстро отдернулась назад: Бет схватила ее за кончик хвоста!

— Господи, осторожней!

Змея пролетела через ее плечо и плюхнулась в воду.

— Можешь вставать, Норман, — разрешила Бет.

Он вскочил на ноги и его тут же вырвало.

07.00

Голова у него раскалывалась от головной боли. Свет в модуле казался слишком ярким. Его бил озноб. Бет закутала его в пледом и поместила рядом с калориферами в цилиндре D — так близко, что от гула электрических батареек у него звенело в ушах, и все равно ему было холодно. Он смотрел на нее сверху, пока она бинтовала его пораненное колено.

— Как оно? — спросил он.

— Неважно, — ответила она. — Рана глубокая, почти до кости. Но все будет в порядке. Осталось всего несколько часов.

— Да, я… ох!

— Прости. Почти все. — Бет следовала предписаниям по оказанию первой помощи, извлеченным из компьютера. Чтобы как-то отвлечься от головной боли, он стал читать текст на экране:

ВТОРОСТЕПЕННЫЕ МЕДИЦИНСКИЕ /НЕЛЕТАЛЬНЫЕ/ ОСЛОЖНЕНИЯ

— ТРАВМА

— МИКРОСОН

— ГЕЛИЕВЫЙ ОЗНОБ

— ОТИТ

— ЗАРАЖЕНИЯ

— МЫШЕЧНЫЙ БОЛИ

Выберите одно:

— Вот что мне надо, — сказал Норман. — Микросон. А еще лучше — основательный макросон.

— Да, мне тоже.

Внезапно ему в голову пришла одна мысль:

— Бет, помнишь, ты сбрасывала с меня змей? Почему ты так упорно интересовалась временем?

— Морские змеи — дневные животные, — сказала Бет. — У большинства ядовитых змей чередуются двенадцатичасовые циклы активности и пассивности, соответственно день и ночь. В течение дня, когда они пассивны, с ними можно делать все, что угодно. Например, индийские сильноядовитые змеи никогда не ужалят днем, так что даже детишки играют с ними. Но ночью надо быть настороже. Поэтому я и пыталась определить, в какой стадии цикла находились в тот момент змеи, пока не решила, что они в пассивной дневной стадии.

— А ты сумела правильно вычислить?

— Но ты же жив! — Вот почему решив это, она принялась сбрасывать с него змей голыми руками, зная, что они ее не укусят.

— С руками, полными змей, ты была похожа на медузу Горгону.

— Кто это? Звезда хард рока?

— Нет, мифологический персонаж.

— Та, которая убила своих детей? — спросила она, метнув на него подозрительный взгляд. Бет всегда оставалась настороже, готовая к скрытой насмешке.

— Нет, это другая. То была Медея. А Медуза Горгона была женщиной со змеями вместо волос, обращавшая мужчин в камень, когда они смотрели на нее. Персей убил ее, глядя на ее отражение на поверхности щита.

— Прости, Норман. Это не моя сфера.

А как было замечательно раньше, подумал Норман, когда все образованные европейцы знали мифологических персонажей и связанные с ними легенды так, как знают сокровенные семейные предания. Мифы составляют всеобщее достояние человечества, являясь чем-то вроде карты культуры. А теперь образованный человек вроде Бет совсем не знает мифов. Как будто человек решил, что обойдется и без карты культуры. Но разве это так? Норман покачал головой.

— Все еще холодно, Норман?

— Да. Но хуже всего головная боль.

— Ты, наверное, потерял много жидкости. Давай-ка я поищу, не найдется ли для тебя какого-нибудь питья. — Она подошла к настенному шкафчику первой помощи.

— Сам знаешь, сколько всего ты натворил, — говорила Бет. — Прыгнул в воду без гидрокостюма, а температура воды на несколько градусов ниже точки замерзания. Это было очень отважно. Глупо, но отважно. — Она улыбнулась. — Ты спас мне жизнь, Норман.

— Я не думал об этом, — признался Норман. — Просто взял и сделал. — И он рассказал ей, как увидел ее снаружи с облаком ила, крутящимся за ее спиной и готового поглотить ее, и как почувствовал старый детский страх, что-то из глубин памяти.

— Знаешь, что это было? — сказал он. — Это напомнило мне о смерче из «Волшебника Изумрудного города». Этот смерч заставлял меня в детстве холодеть от ужаса. И как будто я вдруг снова его увидел.

А потом он подумал, что, возможно, это и есть наши новые мифы — Элли и Тотошка, Злая Колдунья, Капитан Немо и гигантский спрут.

— Ну, — сказала Бет, — как бы там ни было, а ты спас мне жизнь.

— Всегда пожалуйста, — улыбнулся Норман. — Только больше так не делай.

— Нет, больше я туда не пойду.

Она принесла какое-то питье в бумажном стаканчике, густое и сладкое.

— Что это?

— Глюкоза. Выпей.

Он глотнул, но было нестерпимо сладко. На экране в другом конце комнаты все еще светилась надпись: «Я ТЕБЯ СЕЙЧАС УБЬЮ*. Он взглянул на Гарри, лежащего без сознания, с трубкой капельницы, протянувшейся по руке.

Все это время Гарри был без сознания.

Ему не хотелось смотреть правде в глаза, но пора было это сделать. Он не хотел, но должен был спросить: «Бет, как ты думаешь, почему все это произошло?»

— Что — это?

— Слова, появившиеся на экране. И еще одна манифестация, похожая на нападение.

Бет смотрела на него прямым немигающим взглядом:

— А что ты думаешь, Норман?

— Это не Гарри.

— Да. Это не он.

— Но тогда почему же это произошло? — Он встал, раскидав одеяла, согнул перевязанное колено: оно болело, но не очень сильно. Норман подошел к иллюминатору и выглянул. На некотором расстоянии от модуля виднелась цепочка красных огней от расставленных Бет взрывателей. Он так и не понял, зачем ей это понадобилось. Все это выглядело так странно. Он опустил глаза к основанию модуля.

И там светились красные огоньки, как раз под иллюминатором. Она расставила взрыватели и вокруг модуля.

— Бет, зачем ты это сделала?

— Что сделала?

— Ты замкнула взрывные устройства вокруг DH-8.

— Да, Норман, — сказала она, стоя перед ним — совершенно спокойная, неподвижная.

— Бет, ты обещала не делать этого.

— Знаю. Но я должна была.

— Как они подсоединены? Где кнопка, Бет?

— Там нет кнопки. Они приводятся в действие вибрационными датчиками.

— Ты хочешь сказать, что они срабатывают автоматически.

— Да, Норман.

— Бет, это безумие. Кто-то продолжает эти манифестации. Кто это делает. Бет?

Она улыбнулась медленной, лукавой кошачьей улыбкой, как будто он разыгрывал ее.

— Ты правда не знаешь?

Он знал. Да, думал он. Он знал, и это кидало его в дрожь.

— Ты делаешь эти манифестации. Бет.

— Нет, Норман, — сказала она совершенно спокойно. — Я этого не делаю. Это делаешь ты.

06.40

Он вспомнил, как в далекие годы, когда он проходил практику в государственном госпитале в Боррего, его шеф поручил ему наблюдать за одним необычным пациентом. Это был молодой человек лет около тридцати, обаятельный и хорошо образованный. О чем только Норман с ним ни беседовал: о. водных передачах Олдсмобиля, о лучших пляжах для виндсерфинга, о последней предвыборной кампании Стевенсона, о распродаже «фордов» и даже о теории Фрейда. Молодой человек был поистине очарователен, хотя курил он почти непрерывно и скрытое напряжение порой проступало в нем. Наконец Норман стал осторожно расспрашивать, почему тот оказался в госпитале.

Молодой человек не помнил. Он очень хотел вспомнить и не мог. Настойчивые расспросы Нормана приводили пациента во все большее раздражение. В конце концов он стал злиться и угрожать, стучал по столу и требовал, чтобы Норман сменил тему.

Только тогда Норману сообщили, кто был этот молодой человек: Алэн Вайтьер, который еще подростком убил мать и сестру в их трейлере в Палм Дезерт, а потом еще шестерых человек на заправочной станции и трех других на стоянке у супермаркета, пока наконец он не явился, рыдая, в полицию, в истерике от содеянного. Он находился в государственном госпитале уже десять лет, и за это время успел совершить несколько жестоких нападений на служащих.

И вот теперь этот человек бесновался от ярости напротив Нормана, пиная стол и швыряя об стены стулья. Норман был еще студентом, он не знал, как сдержать его. Он развернулся, чтобы выскочить из комнаты, но дверь была заперта: ее всегда запирали при беседах с буйнопомешанными. Позади него Вайтьер поднял стол и бросил его об стену; он наступал на Нормана. Норман испытал мгновенный ужас, но вдруг услышал, что замок открывается. Три дюжих санитара ввалились в комнату, подхватили Вайтьера и потащили его прочь, все еще вопящего и вырывающегося.

Норман пошел к шефу разбираться, почему его подставили. Подставили? — удивился шеф. Да, сказал Норман, подставили. Шеф поинтересовался: но разве тебе не сообщали перед этим имя пациента? Разве тебе ни о чем не сказало это имя? Норман ответил, что он как-то не обратил на это должного внимания.

А следовало бы обратить, Норман, заметил руководитель. В местах, подобных этому, нельзя забывать о своей безопасности. Это место слишком опасно.

И теперь, глядя через комнату на Бет, Норман приказал себе: соберись, ты не должен забывать о своей безопасности. Потому что ты имеешь дело с сумасшедшей и еще не понял этого в должной мере.

— Вижу, что ты мне не веришь, — начала Бет, по-прежнему очень спокойно. — Но ты способен просто поговорить?

— Разумеется, — ответил Норман.

— И следовать логике?

— Разумеется, — сказал он, подумав: если здесь и есть сумасшедший, то это не я.

— Хорошо, — сказала Бет. — Помнишь, ты рассказывал мне о Гарри — как все происходящее сходится на Гарри?

— Да, конечно.

— Ты спросил, вижу ли я другое объяснение, и я ответила, что нет. Но другое объяснение есть, Норман. Были в твоем рассказе такие моменты, которые ты намеренно опустил. Вроде медуз. Почему медузы? Ведь это твоего маленького брата обожгла медуза и это ты чувствовал себя виноватым. А когда начинал говорить Джерри? Когда ты был там, Норман. А когда прекратил свое нападение спрут? Когда ты лишился сознания, Норман. Не Гарри, а ты.

Ее голос звучал так спокойно, так убедительно. Он с трудом воспринимал то, что она говорила. Возможно ли, чтобы она была права?

— Вспомни. Подумай, — продолжала Бет. — Ты психолог, единственный человек среди специалистов, имеющих дело с конкретными вещами. Тебе здесь, внизу, нечего делать, — говоришь ты себе. А было ли раньше в твоей жизни такое время, когда ты точно так же чувствовал себя профессионально обойденным? Не было ли это худшим временем для тебя, не ты ли рассказывал мне однажды, что ненавидишь то время в своей жизни?

— Да, но…

— А когда стали происходить все эти странные вещи, дело перестало касаться конкретных вещей. Теперь это стало психологической проблемой. Перед тобой сразу открылась широкая, дорога, Норман, это было дело как раз для тебя. И ты внезапно оказался в центре внимания, не так ли?

Нет, подумал он: это не может быть правдой.

— Когда Джерри стал контактировать с нами, кто заметил, что он обладает эмоциями? Кто настаивал на том, что мы имеем дело с эмоциями Джерми? Никто из нас не интересовался эмоциями, Норман. Барнс хотел знать только об оружии, Теда волновали научные проблемы, а Гарри хотел играть в логические игры. И только тебя интересовали эмоции. А кто манипулировал Джерри — или у кого не получалось манипулировать им? Все это ты, Норман. Все ты.

— Не может быть, — сказал Норман. Его мозг лихорадочно работал. Он пытался найти противоречие и нашел его. — Не может быть, чтобы это был я, потому что я не был внутри сферы.

— Нет, ты был, — возразила Бет. — Ты просто не помнишь этого.

Он почувствовал, как будто его сильно ударили, встряхнули и снова ударили. Он никак не мог обрести равновесие, его словно сбивало с ног.

— Точно так же, как ты не помнишь, что я просила тебя поискать код для запуска баллона, — рассказывала Бет своим очень спокойным голосом. — Или не помнишь, как Барнс спрашивал тебя о концентрации гелия в цилиндре Е.

Он подумал: какая еще концентрация в цилиндре Е. Когда это Барнс спрашивал меня об этом?

— Ты многого не помнишь, Норман.

Норман спросил:

— Когда я ходил в сферу?

— Перед первым нападением. После возвращения оттуда Гарри.

— Да я спал! Я спал на своей койке!

— Нет, Норман, ты не спал. Флетчер искала тебя в спальне, а тебя там не было. Почти два часа мы не могли тебя найти, а потом ты откуда-то выполз, позевывая.

— Я не верю тебе, — сказал он.

— Знаю, что не веришь. Ты бы предпочел свалить все на кого-то другого. Ты умный, Норман, ты преуспел в мастерстве психологических манипуляций. А чего стоят твои тесты — помнишь, как ты отправлял ничего не подозревавших людей на самолете, а потом сообщал им, что у пилота сердечный приступ? Доводил их до полусмерти? Безжалостно, а, Норман? И потом здесь, внизу, когда начали происходить все эти странности, ты нуждался в чудовище. И ты сделал чудовище из Гарри. Но Гарри не был чудовищем, им был ты, Норман. Вот почему изменился твой облик, вот почему ты стал тогда таким безобразным.

— Но послание! В нем говорилось: «Меня зовут Гарри».

— Да, это так. Но как ты сам подчеркивал, тот, кто вызвал это послание, боялся, что его имя появится на экране.

— Гарри, — повторил Норман. — Имя было Гарри.

— А как тебя зовут?

— Норман Джонсон.

— А твое полное имя?

Он помедлил. Отчего-то у него отнялся язык. Голова не работала.

— Я напомню тебе, — сказала Бет. — Тебя зовут Норман Гаррисон Джонсон.

Нет, думал Норман. Нет, нет, нет. Она не может быть права.

— Трудно осознать это, — проговорила Бет своим тягучим, спокойным, почти завораживающим голосом. — Я понимаю. Но если ты подумаешь хорошенько, ты поймешь, что все так и есть, Норман. Ну же, всего несколько минут назад ты даже рассказывал мне о «Волшебнике Изумрудного города», ведь так? Ты помог мне, когда я сама не могла справиться — или это сделало твое подсознание. Ты пока спокоен?

— Разумеется, я спокоен.

— Отлично. Сохраняй спокойствие, Норман. Давай рассуждать логически. Ты будешь со мной сотрудничать?

— Что ты хочешь сделать?

— Я хочу вывести тебя из игры, Норман. Как Гарри.

Он качнул головой.

— Всего на несколько часов, Норман, — сказала она, и ему показалось, что она на что-то решилась; мягкими шагами направилась к нему, в руке у нее был шприц, блеснула игла, и он увернулся. Иголка ткнулась в одеяло, он выкинул ее и бросился прочь по ступенькам.

— Норман! Вернись!

Он карабкался по лестнице, Бет с иглой в руке настигала его. Он перескочил одним махом через несколько ступенек, влетел в лабораторию и захлопнул дверь перед ее носом.

— Норман!

Она колотила по люку. Норман стоял на нем, зная, что вместе с ним ей никогда не поднять крышку. Бет продолжала колотить.

— Норман Джонсон, немедленно открой люк!

— Нет уж. Бет, извини.

Он помедлил. Что она может сделать? — думал он. Ничего. Здесь он был в безопасности. Здесь она его не достанет, она ничего не сделает с ним, пока он останется здесь.

Тут он увидел металлический стержень, продвинувшийся между его ступнями. Бет закрутила колесо.

Заперла его внутри.

06.00

Свет в лаборатории горел только над полкой, уставленной аккуратно запечатанными колбами с экземплярами спрута, креветок, гигантских яиц и медуз. Норман машинально потрогал колбы, затем повернулся к мониторам и принялся нажимать кнопки, пока на экране не появилась Бет, работающая за главным пультом цилиндра D. Сбоку он видел Гарри, по-прежнему лежащего без сознания.

— Норман, ты меня слышишь?

Он громко отозвался:

— Да, Бет. Я тебя слышу.

— Норман, ты ведешь себя неразумно. Ты угрожаешь провалом всей экспедиции.

Неужели правда? — удивился он. Он никак не думал, что угрожает экспедиции. Он чувствовал, что это не так. Но как часто в жизни ему приходилось противостоять пациентам, отказывавшимся признать очевидное! Совсем простой пример — профессор из его же университета, панически боявшийся лифтов, но уверявший всех, что ходит по лестницам, потому что это полезно. Ему приходилось взбираться по лестницам в пятнадцатиэтажных зданиях; часто он не попадал в нужные места на слишком высоких этажах; всю свою жизнь он подчинил диктату проблемы, существование которой он напрочь отрицал. И проблема оставалась скрытой от него, пока его не хватил инфаркт. Или женщина, которая годами самоотверженно ухаживала за больной дочерью; давая дочери пузырек со снотворным, она говорила, что девочке надо отдохнуть; дочь покончила самоубийством. Или моряк-новобранец, который в самый шторм бодренько проводил семью на морскую экскурсию в Каталину, спровадив почти всех на тот свет.

Десятки примеров приходили ему в голову. Известный психологический трюизм — человек слеп, когда дело касается себя самого. Уж не воображал ли он, что сам свободен от подобной слепоты? Не произошел ли три года назад скандал, когда один профессор психологического факультета покончил с собой, сунув в рот пистолет во время праздничного уикэнда? Заголовки тогда были примерно следующего содержания: «Профессор психологии покончил с собой. Коллеги выражают удивление, говоря, что покойник был всегда счастлив». Декан факультета допытывался у Нормана о причинах инцидента, но правда-то состояла в том, что занятие психологией накладывает жесткие ограничения. Даже при всем профессионализме и при всем желании нельзя узнать слишком много о ближайших друзьях, о коллегах, о мужьях и женах, о детях.

А неведение относительно самого себя бывает всего сильнее. Самосознание — самая трудная вещь. Немногие люди им обладают. Или даже никто.

— Норман, ты там?

— Да, Бет.

— Я думаю, что ты хороший человек, Норман.

Он не отвечал и только разглядывал ее на мониторе.

— Я думаю, ты человек честный, и ты веришь в необходимость говорить правду. Это трудный для тебя момент — посмотреть в глаза действительности. Я знаю, сейчас ты ищешь любой предлог, чтобы обвинить кого-нибудь другого. Но я думаю, что ты можешь это сделать. Гарри не мог бы, а вот ты — можешь. Я думаю, ты можешь принять любую, даже самую горькую правду, — пока ты находишься в сознании, экспедиция обречена.

Он чувствовал глубину ее убежденности, слышал внутреннюю силу в ее голосе. Пока Бет говорила, ощущение было такое, как будто ее мысли окутывали его, как одежды облепляют тело. Он все начинал видеть ее глазами. Она так спокойна — наверное, она права. В ее мыслях столько мощи… В ее словах столько силы…

— Бет, ты была в сфере?

— Нет, Норман. Видишь, вот ты и опять ищешь возможности увильнуть от главного. Я не была в сфере. А вот ты был.

Он честно не помнил, чтобы он ходил туда. Ни малейшего воспоминания об этом. А вот то, что Гарри был там, он помнил отчетливо. Но зачем бы понадобилось Норману забывать это, блокировать память?

— Ты психолог, Норман, — продолжала Бет. — Среди всех людей именно вам труднее всего признать, что у вас есть теневая сторона. Вы готовы об заклад биться, что ваше умственное здоровье в порядке. Разумеется, ты будешь отрицать.

Он так не думал. Но как разрешить эту загадку? Как определить, права она или нет? Его голова сейчас не так уж хорошо работала, болезненно ныло раненое колено. Хоть в этом сомнений не было — рана на ноге была настоящей.

Проверка реальности.

Вот как надо разрешить эту проблему. Проверить реальность. Какие могут быть достоверные данные, подтверждающие, что Норман был в сфере? Они записывали все, что происходило в модуле. Если Норман и ходил в сферу много часов назад, где-то должна быть пленка с записью, показывающая его одного в подготовительном отсеке, где он одевался и откуда он выскользнул наружу.

Следовало бы Бет продемонстрировать ему эту запись. Но где она?

На субмарине, конечно.

Давным-давно она переправлена на субмарину. Возможно, это сделал сам Норман, когда совершал свою вылазку.

Нет достоверных данных.

— Брось, Норман. Пожалуйста. Ради всего святого.

Может, она и права, подумал он. Она так уверена. Если он избегает правды, если он подвергает опасности экспедицию, тогда он должен уступить и устраниться. Позволит ли он ей сделать это? Он должен. Выбора нет.

Но он должен быть, должен. Мысль ужаснула его — он и не подозревал, что она может прийти ему в голову. Он сопротивлялся этим мыслям так отчаянно — недобрый знак, подумал он. Слишком отчаянное сопротивление.

— Норман?

— О’кей, Бет.

— Ты сделаешь это?

— Не дави на меня. Дай мне минутку, ладно?

— Да, Норман, конечно.

Он взглянул на видеоплейер рядом с монитором. Он вспомнил, как Бет использовала его, чтобы прокрутить запись снова и снова — ту запись, где открывалась сфера. Пленка лежала сейчас на стойке за плейером. Он сунул ее в щель, запустил видеоплейер. Почему он так волновался перед просмотром, хотел бы он знать. Ты просто медлишь. Просто тратишь время.

Экран вспыхнул. Норман ожидал увидеть знакомое изображение. Бет, доедающая пирог, спиной к монитору. Но это была другая запись. Это был тот монитор, который давал прямо направленное изображение сферы. Светящаяся сфера была на своем месте.

Он наблюдал несколько секунд, но ничего не происходило. Неподвижная, как и всегда, гладко отполированная, совершенная сфера. Он еще немного подождал, но ничего не происходило.

— Норман, если я сейчас открою люк, ты спустишься вниз?

— Да, Бет.

Он вздохнул, вновь уселся в кресло. Как долго пробудет он без сознания? Меньше шести часов. Все будет в порядке. Но в любом случае Бет права, он должен уступить.

— Норман, зачем ты смотришь эту запись?

Он быстро обернулся. Где же камера, которая позволяла ей видеть его?

Высоко в потолке, рядом с верхним люком.

— Зачем ты смотришь эту запись, Норман?

— Она была здесь.

— Но кто позволил тебе ее смотреть?

— Никто, — ответил Норман. — Просто она была здесь.

— Убери ее, Норман, убери эту запись.

Голос ее больше не звучал так спокойно.

— А что такое. Бет.

— Убери чертову запись, Норман!

Он только собрался спросить — почему, как вдруг увидел Бет, появившуюся на видеоэкране, стоящую рядом со сферой. Бет закрыла глаза и сжала кулаки. Насечки на сфере пришли в движение, разошлись, открывая темноту, и он увидел, как Бет вошла внутрь сферы.

Дверь сферы закрылась за ней;

— Ах ты, мерзавец, — произнесла Бет глухим, злым голосом. — Все вы, мужчины, одинаковые. Вас нельзя оставлять одних, ни одного.

— Ты солгала мне, Бет.

— Зачем ты стал смотреть эту запись? Я же умоляла тебя не смотреть ее. Тебе это только повредило, Норман. — Она уже не была ожесточенной; теперь она умоляла его, готовая расплакаться. Ее эмоциональные, переходы были слишком быстрыми. Неуравновешенная, непредсказуемая Бет.

И теперь она управляла модулем.

— Бет.

— Извини, Норман. Больше я тебе не верю.

— Бет.

— Я выключаю тебя, Норман. Я не слушаю тебя…

— Бет, подожди…

— …больше. Я знаю, как ты опасен. Я видела, как ты поступил с Гарри. Как ты повернул факты, чтобы свалить вину на Гарри. О, да, это была вина Гарри, в то время, когда тебе удалось это представить таким образом. А теперь ты хочешь это представить как вину Бет, не так ли? Нет, дай мне выговориться, ты не можешь мне возразить, потому что я вырубила тебя, Норман. Я больше не могу слышать твоих оболванивающих речей. Не могу видеть, как ты манипулируешь мной. Побереги дыхание, Норман.

Он остановил запись. Теперь на мониторе была видна Бет за пультом компьютера в нижней комнате. Нажимающая кнопки.

— Бет? — позвал Норман.

Она не ответила, продолжая работать за пультом и что-то бормоча себе под нос.

— Ты настоящий ублюдок, Норман, знаешь ты об этом? Ты чувствуешь себя так погано, что просто жить не можешь без того, чтобы не унижать других людей.

Она говорит о себе, подумал Норман.

— Ты все готов списать на бессознательность. То бессознательное, это бессознательно. Господи Боже, я просто больной от тебя стала. Твое подсознание, вероятно, хочет всех нас убить, просто потому, что ты хочешь покончить счеты с жизнью и думаешь, что и все остальные должны умереть с тобой.

Его пронизала дрожь. Бет, с ее отсутствием самооценки, с ее глубокой внутренней ненавистью к самой себе, побывала в сфере и действовала теперь с силой, полученной от сферы, но с мыслями, находившимися в полнейшем беспорядке. Бет видела себя жертвой, всегда безуспешно сражающейся с роком. Бет становилась жертвой мужчины, жертвой истеблишмента, жертвой научных исследований, жертвой самой действительности. В каждом случае ей не удавалось увидеть ничего хорошего. И вот она расставила взрывчатку вокруг модуля.

— Я не позволю тебе этого сделать, Норман. Я остановлю тебя прежде, чем ты всех нас убьешь.

Все, что она говорила, было перевернутой правдой. Теперь он видел систему.

Бет догадалась, как открыть сферу, и отправилась туда по секрету, потому что ее всегда привлекала сила — она всегда чувствовала недостаток силы и нуждалась в большей. Но Бет не была готова к тому, чтобы удержать полученную власть. Бет все еще считала себя жертвой, так что даже отвергла власть и организовала все так, будто она опять является жертвой.

Совсем по-иному было с Гарри. Гарри отвергал свои страхи, а они являлись в действительности. Но Бет отреклась от власти, и это воплотилось в клубящееся бесформенное облако ничем не сдерживаемой силы.

Гарри был математиком, живущим в мире абстракций, вычислений и идей. Конкретные вещи вроде спрута — вот чего боялся Гарри. Но Бет, которая каждый день имела дело с живыми существами, которых можно было потрогать и увидеть, создала абстракцию. Силу, которую нельзя было потрогать или увидеть. Бесформенная абстрактная масса, которая гналась за ней, и чтобы обезопасить себя, она окружила модуль цепочкой взрывателей. Небольшая же это защита, подумал Норман.

Если где-то в глубине души ты на самом деле не собираешься покончить с собой.

Норману стал очевиден весь ужас его реального положения.

— У тебя ничего не выйдет, Норман. Я не дам этому случиться. Не дам.

Она все нажимала клавиши. Что она задумала? Что она может с ним сделать? Ему следовало бы над этим задуматься.

Внезапно свет в лаборатории погас. Мгновение спустя перестал работать большой обогреватель, красные элементы гасли, темнели.

Она вырубила энергию.

Как долго сможет он протянуть с выключенным обогревателем? Он собрал пледы с коек, закутался в них. Как долго можно пробыть здесь без тепла? Да уж, конечно не шесть часов, подумал он мрачно.

— Прости, Норман. Но ты понимаешь, в каком я положении. Пока ты в сознании — я в опасности.

Может быть, час, подумал он. Может быть, час я протяну.

— Прости, Норман. Но я должна поступить с тобой так.

Он услышал тихий свист. На нагрудном значке запищал сигнал тревоги. Норман опустил глаза на нагрудный значок и даже в темноте увидел, как тот посерел. Он сразу понял, что произошло.

Она перекрыла ему воздух.

05.35

Он болтался в темноте, прислушиваясь к тиканью личной тревоги и свисту исчезающего воздуха. Давление быстро уменьшалось: уши заложило, как при взлете самолета.

Сделай что-нибудь, думал он, чувствуя, что начинает паниковать.

Но он ничего не мог поделать. Он был заперт в верхнем помещении цилиндра D. Выбраться он не мог. Бет контролировала все средства обслуживания и знала, как управлять системами жизнеобеспечения. Она вырубила энергию, вырубила тепло, теперь она вырубила воздух. Он попал в ловушку.

Как только начало падать давление, колбы с запломбированными экземплярами морской фауны стали взрываться как бомбы, рассыпая по комнате осколки. Он нырнул под одеяла, чувствуя, как стекло рвет одежду. Дышать было все труднее. Сначала он подумал, что это сказывается напряжение, но потом осознал, что воздух иссякает. Скоро он должен потерять сознание.

Сделай же что-нибудь.

Он хватал ртом воздух, дыхание прерывалось.

Сделай что-нибудь.

Но он мог думать только о дыхании. Ему нужен был воздух, хоть несколько глотков. Вдруг он вспомнил о кабинке первой помощи. Нет ли там аварийного кислорода? Уверен он не был, но что-то такое ему припоминалось… Когда он поднялся, взорвалась очередная колба, и он едва увернулся от летящего стекла.

Задыхаясь, он чувствовал, какой тяжестью наливается грудь. Перед глазами поплыли черные пятна.

В поисках кабинки он в темноте нащупывал дорогу, водя руками по стене. Он нашарил какой-то предмет цилиндрической формы. Кислород? Нет, слишком, большой — должно быть, это огнетушитель. Где же кабинка? Руки его двигались по стене. Где?

Он наткнулся на металлический шкаф с рельефным крестом на поверхности. Он открыл его, запустил обе руки вовнутрь.

Пятна перед глазами стали гуще. Времени оставалось все меньше.

Его руки касались маленьких пузырьков, мягких перевязочных пакетов. Емкости с кислородом не было. Проклятье! Пузырьки падали на пол, и за ними что-то большое и тяжелое с глухим стуком свалилось ему на ногу. Он нагнулся, дотронулся до пола, почувствовал, что порезался о стекло, но не обратил на это внимания. Его рука нащупала холодный металлический цилиндр, небольшой, но длиннее его ладони. На одном конце его что-то было прилажено, наконечник…

Это был распылитель, какой-то чертов распылитель. Он швырнул его в сторону. Кислород. Ему нужен кислород!

У кровати, вспомнил он. Не было ли аварийного кислорода у коек в модуле? Он ощупал стену у изголовья кушетки, где спала Бет. Там должен был кислород. Голова у него кружилась, мысли путались.

Нет кислорода.

Потом он вспомнил, что это была не регламентированная постель. Она не предназначалась для сна.' Вот они и не поместили здесь кислорода. Проклятье! И тут его рука коснулась металлического цилиндра, прикрепленного к стене. На конце было что-то мягкое…

Кислородная маска.

Он быстро натянул маску на рот и нос. Он почувствовал колбу у самого лица, повернул тяжелую пробку… Затем свист, и он глотнул холодный воздух. Сначала он почувствовал головокружение, затем голова прояснилась. Кислород. Порядок.

Он осязал форму колбы, ее размеры. Аварийная колба, всего несколько сотен кубических сантиметров. Насколько ее хватит? Ненадолго, подумал он. На несколько минут. Лишь временная передышка.

Сделай что-нибудь.

Но он не мог ничего придумать. У него не было выбора. Он был заперт в комнате.

В памяти промелькнул его учитель, старый толстяк д-р Темкин:

— Выбор всегда есть. Всегда что-то можно предпринять. Всегда остается выбор.

А сейчас нет, думал Норман. Нет никакого выбора. Да и Темкин говорил о том, как обращаться с пациентами, а не о том, как выбираться из запертых комнат. Ему-то никогда не приходилось выбираться из запертой комнаты. И Норману тоже.

От кислорода голова его стала легкой. Или он просто терял ее. Перед его мысленным взором парадом проходили его учителя. Быть может, вот так и проходит перед мысленным взором жизнь, прежде чем человек умирает. Все его учителя: миссис Джефферсон, которая твердила ему, чтобы он учился на юриста. Старый Джо Лэмпер, который посмеиваясь, говорил: «Главное — это секс. Поверь мне. Все и всегда сводится только к сексу». Д-р Стайн, который любил повторять: «Нет сопротивляющегося пациента. Покажите мне сопротивляющегося пациента, и я покажу вам сопротивляющегося врача. Если вы не можете найти общего языка с пациентом, займитесь чем-нибудь другим, чем угодно. Но делайте что-нибудь».

Сделай что-нибудь.

Стайн защищал сумасшедшего. Если вы не в состоянии понять пациента, тогда перевоплотитесь в него, сойдите с ума сами. Наденьте шутовской наряд, ударьте пациента, стреляйте в него из водного пистолета, совершайте любые безумства, которые придут вам в голову, но делайте что-то.

— Слушайте, — говаривал он, — ведь все равно вы занимаетесь ничегонеделанием. Значит, надо делать хоть что-то, и неважно, если это покажется безумством.

Тогда это казалось забавным, подумал Норман. Но хотел бы он сейчас увидеть Стайна, оценивающего положение. Что д-р Стайн подсказал бы ему сделать?

Открыть дверь. Я не могу, она закрыта.

Поговорить с ней. Я не могу, она не слышит.

Вернуть воздух. Я не могу, она контролирует все системы.

Контролировать системы самому. Я не могу, она управляет всем.

Найти помощь внутри комнаты. Я не могу, здесь ничего не может мне помочь.

Тогда уйти. Я не могу, я…

Он остановился. А это было не так. Он мог бы уйти, разбив иллюминатор, или, что то же самое, открыв люк в потолке. Но ему некуда было идти. У него не было костюма. В воде можно только замерзнуть, там можно было бы оставаться всего несколько секунд, а потом он неминуемо должен погибнуть. Или еще до того, как вода наполнит комнату, переохладиться. Он непременно погибнет.

Его мысленному взору предстал Стейн, поднимающий густые брови со своей обычной лукавой усмешкой: вот как? Ты в любом случае погибнешь. Тогда что же ты теряешь?

В голове Нормана начал складываться весь замысел. Открыв верхний люк, он сможет выйти за пределы модуля. Может быть, оказавшись снаружи, ему удастся добраться до цилиндра А, проникнуть в шлюз, а затем и добраться до костюма. Тогда все будет в порядке.

Если он доберется до шлюза. Сколько времени ему понадобится для этого? Тридцать секунд? Минута? Сможет ли он так надолго задержать дыхание? Сможет ли он выдержать холод?

Ты все равно погибнешь.

И тут он подумал: ах ты, дурень, у тебя в руках колба с кислородом; у тебя достаточно воздуха, а ты стоишь здесь, бездарно теряя время. Пока у тебя есть кислород, иди прочь…

Нет, подумал он, есть еще что-то, что он забыл.

Идти прочь.

Тут он бросил раздумья и полез к верхнему люку цилиндра. Потом задержал дыхание, подтянулся и отвернул колесо, открывая люк…

— Норман! Что ты делаешь? Норман! Ты сума… — услышал он вопли Бет. Остальное заглушил рев ледяной воды, обрушившейся гигантским водопадом в модуль, затопляя комнату.

Едва оказавшись снаружи, он осознал свою ошибку. Он был слишком легок. Его тело увлекало, подталкивало к поверхности. Он высосал, выпил до капли последний глоток кислорода, и немедленно сжал ледяные трубы, идущие по всему фасаду модуля, зная, что если он выпустит их, его ничто не удержит, ничто не остановит, его рванет к поверхности. Он достигнет ее и разорвется, как баллон.

Держась за трубы, он стал спускаться вниз, перебирая руками, заранее примериваясь, за что ухватиться. Было похоже на штурм вершины, только в перевернутом варианте: если он сорвется, он полетит вверх и погибнет. Руки у него окоченели, тело ослабело от холода, легкие горели.

У него совсем не оставалось времени.

Он достиг дна, пробрался под цилиндром D, рванулся вперед, пытаясь в темноте найти шлюз. Его там не было. Шлюз исчез! Но тут он заметил, что он находится под цилиндром В. Он двинулся к цилиндру А и прямо наткнулся на шлюз. Шлюз был закрыт. Он покрутил колесо. Оно было плотно завинчено. Он попробовал еще, но не смог даже повернуть его.

Теперь он был заперт снаружи.

Сердце у него сжалось от страха. Тело оцепенело от холода, он знал, что в сознании он сможет продержаться всего несколько секунд. Он должен открыть люк! Он стучал по нему, по металлу вокруг стержня, ничего не чувствуя онемевшими руками.

Колесо начало крутиться само по себе, люк внезапно раскрылся. Там должна быть аварийная кнопка, я должен…

Он оторвался от поверхности воды, глотнул воздух внутри цилиндра, и снова откачнулся. Он не мог залезть в цилиндр. Он слишком закоченел, его мышцы замерзли, бесчувственное тело было неуправляемо.

Ты должен сделать» то, думал он.

Его пальцы скребли по металлу, соскальзывали и вновь принимались скрести. Один рывок, подумал он. Один последний рывок. Он навалился грудью на металлический обод, плюхнулся на палубу. Он ничего не чувствовал, так он замерз. Он перевернулся, пытаясь подтянуть ноги, и опять упал в ледяную воду.

Нет!..

Он рванулся снова, в последний раз — опять через обод, опять на палубу, крутясь и ворочаясь. Одну ногу наверх, удерживая непрочное равновесие, потом другую, совершенно бесчувственную; и затем он выбрался из воды и растянулся на палубе.

Его бил озноб. Он попытался встать и вновь упал. Все его тело трясло так сильно, что он не мог удержаться.

На другом конце шлюзового отсека он увидел свой костюм, висящий на стенке. Он увидел и шлем с надписью «ДЖОНСОН». Норман пополз к костюму, жестоко трясясь всем телом. Как он ни пытался, он не мог подняться. Ботинки его костюма были перед самым его лицом. Он хотел было сдернуть костюм зубами, но и зубы его выбивали крупную дрожь.

В наушниках щелкнуло:

— Норман! Я знаю, что ты делаешь, Норман!

В любую минуту здесь могла появиться Бет. Он должен был успеть надеть костюм. Вот он, висит в двух дюймах. Но руки дрожали, и он ничего не мог удержать. Наконец он увидел веревочные крюки для захвата инструментов. Он просунул одну руку в петлю, пытаясь удержаться, и рывком поднялся, сразу попав одной ногой в костюм.

Затем обул и другую.

— Норман!

Он дотянулся до шлема. Шлем выбил стаккато на стене, прежде чем он стащил его с вешалки и напялил на голову. Он дернул головой и услышал, как защелкнулся замок.

Ему все еще было холодно. Неужели костюм не подогревался? Потом он догадался — энергия отключена, она подключалась через танк с воздухом. Норман схватил его сзади, сдернул, согнулся под его тяжестью. Потом нащупал кишку — вытянул ее — сунул в костюм — обхватил вокруг пояса — застегнул…

И услышал щелчок.

Моторчик загудел.

Он почувствовал болезненные уколы по всему телу. Электрические батарейки, нагреваясь, причиняли боль его обмороженной коже, все тело покалывало.

Что-то говорила Бет — он слышал ее голос в наушниках, — но он не прислушивался. Он грузно, тяжело дыша, опустился на пол.

Но он уже знал, что все обошлось; боль утихала, в голове прояснилось, и его уже не трясло так ужасно. Он еще дрожал, но уже не всем телом. Он быстро восстанавливался.

Радио щелкало.

— Ты ни за что не достанешь меня, Норман!

Он поднялся на ноги, рванул поясной ремень, застегнул его.

— Норман!

Он не отвечал. Ему было тепло и совсем неплохо.

— Норман! Я окружена взрывчаткой! Если ты только подойдешь, я разнесу тебя на кусочки! Ты погибнешь, Норман! Ты не подойдешь ко мне!

Но Норман и не собирался этого делать. У него появился совсем иной план. Он слышал, как посвистывает танк, пока воздух распределяется по костюму.

Он прыгнул обратно в воду.

05.00

Освещенная огнями, сфера таинственно мерцала. Норман видел собственное отражение на ее отполированной поверхности; затем оно исказилось, раздробленное насечками, когда он обошел ее и остановился перед дверью.

Как будто рот, подумал Норман, или даже пасть какого-нибудь первобытного животного, готового сожрать его. Стоя напротив сферы, разглядывая необычное, ни на что на Земле не похожее расположение насечек, Норман ощутил, как улетучивается его решимость. Он вдруг испугался. Он не подумал, а сможет ли он пройти сквозь эту дверь.

Не трусь, приказал он себе. Гарри же вошел. И Бет тоже. И оба остались в живых.

Для самоуспокоения он стал обследовать насечки. Но успокоение не пришло. Он не обнаружил ничего обнадеживающего: просто глубокие прорези в металле, поглощающие свет.

Ладно, решил он наконец. Я сделаю это. Раз уж я дошел сюда, то теперь я выдержу все. Я сумею сделать и это.

Иди вперед и открой ее.

Но сфера не открывалась. Она оставалась тем, чем и была — мерцающим, отполированным, превосходной формы шаром.

Какое могло у нее быть назначение? Хотел бы он знать, для чего ее сделали?

Он опять подумал о д-ре Стайне. Как это он говаривал: «Попытка понять — тактика промедления». Стайн просто из себя выходил, когда кто-нибудь заикался о том, что надо сначала понять. Когда студенты-выпускники начинали умствовать, строя всякие предположения и догадки относительно своих пациентов и их проблем, тот нетерпеливо перебивал их: «Кому это надо? Кому надо, чтобы мы понимали всю психодинамику того или иного случая? Что вам важно, понять, как надо плавать, или все-таки прыгнуть в воду и поплыть? Только тот, кто боится воды, хочет понять. Остальные прыгают в нее, хотя и вымокают».

Ладно подумал Норман. Давайте вымокнем.

Он встал лицом к сфере и подумал: «Откройся».

Дверь не открывалась.

— Откройся, — произнес он громко.

Дверь не открывалась.

Разумеется, он знал, что это не поможет, — Тед ведь пытался добиться того же, часами торчал здесь! Когда Гарри и Бет входили туда, они ничего не говорили. Они производили какое-то действие в уме.

Он закрыл глаза, сосредоточился и подумал: «Откройся».

Он открыл глаза и взглянул на сферу — та была по-прежнему закрыта.

Я готов открыть тебя, подумал он. Я уже готов.

Ничего не произошло. Дверь не открылась.

Возможности, что он может попросту не открыть дверь сферы, Норман не учел. Но, в конце концов, двое других уже сделали это. Как же им удалось?

Первым сумел выполнить это Гарри, с его логическим умом. Но Гарри вычислил, что надо сделать, лишь посмотрев ту видеозапись. Значит, Гарри обнаружил какой-то важный ключ при просмотре записи.

Но Бет тоже просматривала запись, она крутила ее снова и снова, пока не поняла. Что-то на видеозаписи.-

Плохо, что ее нет с собой, подумал Норман. Он часто видел ее, он, вероятно, сумеет реконструировать ее, прокрутив в уме. Как там все было? Перед его мысленным взором возникли образы: беседующие Бет и Тина. Бет ест пирог, а Тина что-то рассказывает о том, как записи переправляются на субмарину. Бет ей что-то ответила. Потом Тина ушла из поля зрения, ее не было видно на экране, но слышно, как она спросила: «Как ты думаешь, они откроют когда-нибудь сферу?»

И Бет ответила: «Я не знаю. Возможно». И тут сфера на мгновение приоткрылась.

Почему?

«Как ты думаешь, они когда-нибудь откроют сферу?» — спросила Тина. И в ответ на этот вопрос Бет, должно быть, вообразила сферу открытой, увидела, должно быть, в своем воображении, как дверь открывается…

Глубокий низкий гул, вибрация во всем зале.

Сфера открылась; дверь широко и темно зияла.

Вот оно, подумал он. Представь, что это происходит, и оно произойдет. То есть, если теперь он представит сферу закрытой…

С новым глубоким гулом дверь захлопнулась.

…или открытой…

Сфера вновь открылась.

— Лучше уж я не буду упускать удачу, — громко сказал он. Дверь была открыта. Он вгляделся в дверной проем, но увидел только глубокую непроницаемую темень. Сейчас или никогда, сказал он себе.

Он шагнул вовнутрь.

Дверь сферы закрылась за ним.

Сначала темнота, а потом, когда его глаза привыкли, появились огоньки. Волнующееся, светящееся море, пенящееся миллионами огоньков, кружащихся вокруг него.

Что это? думал он. Он видел только море. Ни четких очертаний, ни границ. Вздымающийся океан, сверкающие волны. Он почувствовал его необычайное великолепие и умиротворенность. Ему было очень хорошо.

Он шевельнул руками, зачерпнув воду, его движения заставили ее забурлить. И тут он заметил, что его руки стали прозрачными, так что сквозь них он мог видеть переливающееся море. Он оглядел свое "тело — его ноги, его торс, все стало прозрачным. Он стал частью моря, и это было очень приятное ощущение.

Он становился все легче и скоро начал покачиваться на бесчисленных волнах океана. Он закинул руки за голову и поплыл. Счастье наполняло его. Чувство, что он мог бы остаться тут навсегда.

Он стал сознавать еще чье-то присутствие в океане.

— Кто здесь? — спросил он.

Я здесь.

Норман почти подпрыгнул, так громко это прозвучало. Или только показалось громким. Затем он засомневался, что вообще что-то слышал.

— Ты можешь говорить?

Нет.

— К как же мы общаемся? — удивился Норман.

Так, как и все общаются со всеми.

— Но каким образом?

Зачем ты спрашиваешь, если уже знаешь ответ?

— Но я не знаю ответа.

Волны несли его плавно, мирно, но некоторое время он не получал ответа.

— Ты здесь?

Да.

— Я думал, ты ушел.

Здесь некуда уйти.

— Ты хочешь сказать, что ты заточен внутри сферы?

Нет.

— Ты можешь ответить на вопрос? Кто ты?

Я не кто.

— Ты — Бог?

Бог — это слово.

— Я хотел сказать — ты высшее существо или высшее сознание?

Высшее, чем что?

— Высшее, чем я, например.

А как высоко ты находишься?

— Да совсем низко. По крайней мере, так мне кажется.

Ну, уж это твои трудности.

Двигаясь в океане, он подумал, уж не решил ли Бог посмеяться надо мной? Он мысленно произнес: «Ты шутишь?»

Зачем ты спрашиваешь, если знаешь ответ?

Я говорю с Богом?

Ты вообще не говоришь.

— Ты принимаешь мои слова слишком буквально. Это потому, что ты с другой планеты?

Нет.

— Ты с другой планеты?

Нет.

— Ты из другой цивилизации?

Нет.

— Откуда ты?

Зачем ты спрашиваешь, если ты уже знаешь ответ?

В другое время, подумал Норман, он бы давно взорвался от этих монотонно повторяющихся ответов, но теперь он не чувствовал никаких эмоций. И никаких суждений у него не было. Он просто получал информацию, ответы на вопросы…

Он подумал: «Но эта сфера прибыла из другой цивилизации?»

Да.

— И, возможно, из другого времени?

Да.

— А разве ты не часть сферы?

Сейчас — да.

— Так откуда же ты?

Зачем ты спрашиваешь, если ты знаешь ответ?

Волны слегка перемещали его, успокоительно покачивая.

— Ты еще тут?

Да. Здесь некуда идти.

— Боюсь, я не слишком осведомлен в религиозном вопросе. Я психолог. Я имею дело с тем, как люди думают. Во время учебы я не очень-то занимался религией.

О, понятно.

— У психологии мало точек соприкосновения с религией.

Разумеется.

— Так ты согласен?

Я согласен с тобой.

— Это успокаивает.

Не вижу почему.

— Кто я?

И в самом деле, кто?

Его подбрасывали волны, и он чувствовал глубокое умиротворение, несмотря на все трудности подобной беседы.

Я в затруднении, подумал Норман.

Расскажи мне.

— Я в затруднении, потому что ты говоришь, как Джерри.

Этого следовало ожидать.

— Но Джерри на самом деле был Гарри.

Да.

— Значит, ты также и Гарри?

Нет. Разумеется, нет.

— Тогда кто ты?

Я не кто.

— Тогда почему ты говоришь как Джерри или Гарри?

Потому что мы происходим из одного источника.

— Я не понимаю.

Когда ты смотришь в зеркало, кого ты видишь?

— Самого себя.

Ясно.

— Разве не так?

Это на твоем уровне.

— Я уже знаю это. Это все знают, это же психологический трюизм, клише.

Ясно.

— Ты внеземной разум?

Ты внеземной разум?

— Я нахожу, что с тобой трудно разговаривать. Ты дашь мне силу?

Какую силу?

— Ту силу, которую ты дал Гарри и Бет. Силу заставить воображаемые вещи происходить на самом деле. Ты дашь мне ее?

Нет.

— Почему нет?

Потому что она у тебя уже есть.

— Я этого не чувствую.

Я знаю.

— Тогда как же это произошло, что я получил силу?

Как ты вошел сюда?

— Я представил дверь открытой.

Да.

Покачиваясь на волнах, ожидая ответа, но ответа нет, а есть только это движение волн, умиротворяюще вневременное, убаюкивающее ощущение.

Через некоторое время Норман подумал: извини, но почему бы тебе не объяснить и не перестать говорить загадками.

На вашей планете есть зверь, который называется медведь. Это большое животное, куда больше тебя, очень умное и сообразительное, и мозг у него больше твоего. Но он не может представить то, что можешь вообразить ты. Он не может создавать вымышленные образы. Он не может осознавать то, что ты называешь прошлым и будущим. Эта особая способность к воображению и сделала ваш вид столь сильным. И ни что другое. Это не подражательность, не использование орудий, не язык или ваша жестокость или ваша забота и младших или ваше социальное разделение. Ничего из вышеперечисленного, потому что это свойственно и другим животным. Ваше величие лежит в воображении. Способность к воображению — это существенная часть того, что вы называете разумом. Ты думаешь, что способность к воображению — только необходимая ступенька на пути разрешения проблемы или при подготовке чего-то. Но воображение — это и есть то, что заставляет вещи происходить.

Это ваш особый дар, но это и опасность, потому что вы не следите за своим воображением. Вы выдумываете прекрасные вещи и вы выдумываете ужасные вещи, и вы не отвечаете за их выбор. Ты говоришь, что внутри тебя есть силы добра и силы зла, ангел и черт, но истина в том, что в тебе заложена одна простая вещь — способность к воображению.

Надеюсь, тебе понравилась эта речь, которую я приготовил для конференции Американской Ассоциации психологов и социологов, имеющая быть в марте следующего года в Хьюстоне. Предчувствую, что она будет прекрасно принята.

— Что? — подумал он в изумлении.

Как ты думаешь, с кем ты говорил? С Богом?

— Кто это? — спросил он.

Ты, разумеется.

— Но ты что-то отличное от меня, отдельное.

Да, конечно. Ты вообразил меня.

— Расскажи мне побольше.

Больше нечего.

Его щека покоилась на холодном металле. Он повернулся на спину и посмотрел на полированную поверхность сферы, замкнувшуюся за ним. Расположение насечек на двери снова изменилось.

Норман поднялся на ноги. Он чувствовал себя успокоенным и отдохнувшим, как будто он долго спал. Ему казалось, что он видел чудесный сон. Он все помнил совершенно отчетливо.

Он прошелся по кораблю к кабине управления, а затем по движущейся дорожке с ультрафиолетовыми лампами вниз, к комнате с трубами на стене.

Все они были теперь заполнены. В каждой был космонавт.

Только что он подумал: Бет продемонстрировала единственного космонавта — женщину, — чтобы предостеречь их. Теперь командовал Норман, и он обнаружил комнату полной.

Неплохо, подумал он.

Он оглядел комнату и подумал: уходите по очереди.

Один за другим члены экипажа в трубах исчезали на его глазах, до последнего.

Теперь назад, по очереди.

Члены экипажа вернулись на свои места, материализуясь по приказу.

Все мужчины.

Женщины превратились в мужчин.

Все женщины.

И они опять превратились в женщин.

У него была сила.

02.00

— Норман.

Голос Бет из громкоговорителя разнесся по всему кораблю.

— Где ты, Норман? Я знаю, что ты где-то там. Я чувствую тебя, Норман.

Норман прошел через кухню, мимо пустых кастрюль на стойке, отворил тяжелую дверь и оказался в рубке управления полетом. Лицо Бет отражалось на всех экранах; похоже, что и Бет заметила его. Изображение ее повторялось раз десять.

— Норман. Я знаю, где ты был. Ты был внутри сферы, так, Норман?

Он надавил на пульт всей ладонью, пытаясь выключить экраны, но не смог. Изображение Бет осталось.

— Норман. Отвечай, Норман.

Он вышел из рубки, направился к шлюзовому отсеку.

— Это не доведет тебя до добра, Норман. Теперь командую я. Ты слышишь меня, Норман?

В шлюзовом отсеке он щелчком застегнул ремешок шлема; воздух внутри него был сухим и свежим. Он прислушивался к звукам собственного дыхания.

— Норман. — Бет в наушниках его шлема. — Почему ты не разговариваешь со мной, Норман? Ты что, боишься?

Назойливое повторение его имени раздражало. Он нажал на кнопку, чтобы выйти. Вода стала быстро прибывать, подниматься.

— Ах вот ты где. Норман. Теперь я тебя вижу. — И она засмеялась высоким, каким-то кудахчущим смехом.

Норман огляделся, увидел видеокамеру, прикрепленную к роботу, прямо внутри шлюза. Он повернул камеру, отводя ее в сторону.

— Это не приведет ни к чему хорошему, Норман.

Он был за пределами корабля, стоя в шлюзе. Взрывные устройства, ряды мерцающих красных точек, тянулись изломанными линиями, как огни на посадочных дорожках, поставленных каким-то сумасшедшим инженером.

— Норман? Почему ты не отвечаешь, Норман?

Бет растерянно дергалась, он слышал это по ее голосу. Он хотел лишить ее вооружения, отсоединить взрывные устройства, если получится.

Выключаю, подумал он. Пусть взрывные устройства выключатся и разоружатся.

Все красные огни немедленно погасли.

Неплохо, подумал он в приливе радости.

Мгновение спустя красные огни снова зажглись.

— Ты не сможешь этого сделать, Норман, — засмеялась Бет. — Со мной это не пройдет. Я буду бороться.

Он знал, что она права. Это был спор, проверка силы — включение и выключение взрывателей. Этот спор нельзя было разрешить. Не этим образом. Он должен предпринять что-то непосредственно действенное.

Он подошел к ближайшему взрывателю. Вблизи конусы оказались больше, чем он думал, фута четыре высотой, с красным огоньком наверху.

— Я вижу тебя, Норман. Я вижу, что ты делаешь.

На серой поверхности конуса что-то было написано желтыми буквами. Норман стал разбирать надпись. Защитное стекло шлема слегка запотело, но он мог разобрать слова.

ОПАСНОСТЬ — TEVAC ВЗРЫВАТЕЛИ

____________________________________

ВМС США СТРОИТЕЛЬСТВО / РАЗРУШЕНИЕ ГОТОВНОСТЬ К ДЕТОНАЦИИ 20:00 РУКОВОДСТВО ПО ЭКСПЛУАТАЦИИ ВМС США /УУ/ 512-А ТОЛЬКО ПОСЛЕ ЛИЧНОГО РАЗРЕШЕНИЯ

_____________________________________

ОПАСНОСТЬ — TEVAC ВЗРЫВАТЕЛИ

Ниже было написано еще что-то, но буквы были мелкими, и он не сумел разобрать.

— Норман! Что ты делаешь с моими взрывателями, Норман?

Норман не отвечал. Он разглядывал соединения. Один провод входил под основание конуса, другой выходил с противоположной стороны. Второй провод тянулся по илистому дну до следующего конуса, где опять было два провода: один выходил, другой — входил.

— Уходи оттуда, Норман. Ты заставляешь меня нервничать.

Бет присоединила конусы последовательно, как лампочки на новогодней елке! Вырвав один провод, Норман разъединял всю цепь взрывателей. Он бросился вперед и схватился за провод рукой в перчатке.

— Норман! Не прикасайся к этому проводу, Норман.

— Спокойно, Бет.

Его пальцы сжали провод. Он почувствовал пластиковое покрытие, туже обхватил его.

— Норман, если ты вырвешь этот кабель, ты устроишь взрыв и взорвешь ко всем чертям и себя, и меня, и Гарри, и все кругом, предупреждаю тебя.

Он не думал, что это именно так. Бет лгала. Бет не контролировала себя, она была опасна. И она вновь лгала ему.

Он отдернул руку. Он почувствовал напряжение в конусе.

— Не делай этого, Норман…

Теперь кабель был натянут у него в руке.

— Я заставлю тебя заткнуться, Бет.

— Ради Бога, поверь мне, Норман. Пожалуйста. Ты убьешь нас всех!

Все же он колебался. Что, если она говорила правду? Может быть, она больше знала о подсоединенных взрывателях? Он взглянул на большой серый конус у своих ног, достающий ему почти до груди. Что чувствует человек при взрыве? И чувствует ли он вообще что-то?

— Черт с ним, — громко произнес он.

И вырвал провод из конуса.

Пронзительный вой тревоги, раздавшийся внутри его шлема, заставил его подскочить. На самой верхушке защитного стекла был крохотный дисплей на жидких кристаллах; сейчас на нем быстро мигала надпись: АВАРИЯ… АВАРИЯ…

— Ах, Норман. Черт возьми, ты все-таки сделал это.

Он едва слышал ее голос сквозь вой сирены. Красные лампочки наверху конусов мигали по всей длине корабля. Своими руками он устроил взрыв!

Но тут тревогу прервал глубокий резонирующий мужской голос, произнесший: «Пожалуйста, внимание. Всему персоналу немедленно очистить место взрыва. Взрыватели приведены в двадцатиминутную готовность. Двадцать минут и начинайте отсчет».

На конусе красный дисплей высветил 20:00. Затем начался обратный отсчет: 19:59… 19:58…

То же изображение возникло и на дисплее его шлемозащитного стекла.

Ему хватило доли секунды, чтобы осознать происходящее, все понять. Всмотревшись в конус, он вновь прочел желтую надпись: «ВМС США. СТРОИТЕЛЬСТВО/РАЗ-РУШЕНИЕ».

Ну конечно! Эта взрывчатка не была оружием, она использовалась при строительстве! Поэтому они и встроили таймеры безопасности, запрограммированные на двадцатиминутную отсрочку, чтобы рабочие успели уйти.

Двадцать минут, чтобы уйти, подумал он. Да это же куча времени.

Норман развернулся и быстро направился к модулю DH-7, где была припаркована субмарина.

01.40

Он шел ровно, безо всякого напряжения и суеты. Ему было удобно в его костюме, все системы которого отлаженно работали.

Он уходил.

— Пожалуйста, Норман…

Теперь Бет умоляла его — опять неожиданный поворот в ее настроении. Он неуклонно шел к субмарине. Глубокий голос сказал: «Пожалуйста, внимание. Всему персоналу немедленно очистить место взрыва. Девятнадцать минут и начинайте отсчет».

Нормана переполняло чувство собственной силы, ощущение важной цели. Больше у него не было иллюзий, не осталось вопросов. Он знал, что он делал.

Он спасал себя.

— Я не верю, что ты сделаешь это, Норман. Не верю, что ты бросишь нас.

Поверишь, подумал он. В конце концов, разве у него оставался выбор? Бет была неконтролируема и опасна. Теперь уже было поздно спасать ее; да и не безумием ли было даже оставаться вблизи нее? Она уже однажды пыталась убить его, и ей едва это не удалось.

А Гарри находился около тринадцати часов под воздействием сильнодействующих наркотиков; возможно, у него уже наступила клиническая смерть, мозг погиб. Нечего ему было здесь делать.

Теперь лодка была уже близко. Он уже мог различить приборы на ее желтой поверхности.

— Пожалуйста, Норман… Ты мне нужен.

Извини, подумал он, но я отбываю.

Он прошел, нагнувшись, под двухлопастным двигателем, увидел надпись на корпусе: «Звезда Глубин III». Он вскарабкался по уступам, пробрался под купол.

— Норман…

Теперь у него не было контакта с ней. Только с самим собой. Он открыл люк, влез в субмарину. Расстегнул шлем и отбросил его прочь.

«Пожалуйста, внимание. Восемнадцать минут и начинайте отсчет».

Норман сел в мягкое кресло пилота, лицом к приборам управления. Вспыхнул экран.

Он нажал «Да», подождал, пока появится новый текст.

Нехорошо получилось с Бет и Гарри, ему было неловко оставлять их здесь. Но им обоим, каждому по-своему, не ^далось справиться со своим внутренним «я», что сделало их уязвимыми для сферы и ее силы. Классическая ошибка для людей науки, так называемая победа рационального над иррациональным. Ученые отказались признать свою иррациональную сторону, отказались придавать ей важное значение. Они привыкли иметь дело только с рациональным. Все должно обладать смыслом в понимании ученого, а если что-то не имеет смысла, то это отгоняют прочь, считая, вслед за Эйнштейном, «чисто личным».

Чисто личное, подумал он презрительно. Люди убивают друг друга по этой самой «чисто личной» причине.

Норман нажал «Подъем». На экране появилось изображение панели управления. Он подождал следующих инструкций.

Да, думал он, все так: ученые отказываются иметь дело с иррациональным. Но ведь иррациональное никуда не исчезает, даже если вы не хотите принимать его в расчет. Иррациональность не атрофируется от невостребованности. Напротив, у остающейся за пределами внимания иррациональной стороны вырастают сила и масштабы.

И никакие сожаления не помогут. Все эти ученые, тихо ржущие над воскресными передачами, где рассматривается склонность человека к разрушению и его предрасположенность к жестокости, в экстремальных ситуациях сдаются. Это просто признание их поражения.

На экране появились новые надписи:

Норман нажал нужные кнопки, переведя воздухонаполнители на режим подъема, и опять стал ждать дальнейших инструкций.

В конце концов, как ученые воспринимают даже собственные исследования? Все они согласны в одном: научные изыскания не могут прекратиться. Если и не мы создадим бомбу, так кто-нибудь другой. А бомба тут же оказывается в руках следующих людей, которые заявляют, что если не они воспользуются ею, так кто-нибудь другой.

И все ученые сходились во мнении, что эти новые люди ужасны, потому что они иррациональны и безответственны. С нами-то, учеными, все в порядке. Это вот с другими трудности.

Но истина в том, что ответственность начинается с конкретной личности и сделанного ею выбора. У каждого человека есть выбор.

Ну, подумал Норман, он уже ничего не сможет сделать для Бет и Гарри. Он должен спасаться сам.

Он услышал далекий гул, когда пришли в действие генераторы, затем пульсацию лопастей. На экране вспыхнуло:

Вот и отправляюсь, подумал он, опуская руки на пульт управления и чувствуя, как повинуется ему подлодка.

«Пожалуйста, внимание. Семнадцать минут и начинайте отсчет».

Мутная взвесь заклубилась вокруг навеса, когда заработали винты, и затем маленькая субмарина выскользнула из-под купола. Как будто управляешь автомобилем, решил Норман. Ничего сложного.

Он описал дугу, повернув от DH-7 к DH-8. Он завис в двадцати футах надо дном, достаточно высоко, чтобы ил осел.

Оставалось семнадцать минут. С максимальной скоростью он через две с половиной минуты будет на поверхности.

Куча времени.

Он близко подвел субмарину к DH-8. Внешние огни модуля бледно желтели; должно быть, кончалась энергия. Он видел, как повреждены цилиндры: из разбитых стен А и В вырывались каскады пузырей, десятки вылетали из D. В цилиндре Е зияла дыра, залитая водой. Модуль был разрушен и теперь погибал.

Зачем он подошел так близко? Он вглядывался в иллюминаторы, потом понял, что надеется в последний раз увидеть Гарри и Бет. Ему хотелось увидеть Гарри, бессознательного, безответного. Ему хотелось увидеть Бет, потрясающую кулаками, посылающую ему проклятия, стоя у окошка. Он хотел получить подтверждения того, что он правильно делал, покидая их.

Но он увидел только тусклый желтый свет внутри модуля. Он был обескуражен.

— Норман.

— Да, Бет, — теперь ему нравилось отвечать ей. Пальцы его касались приборной доски субмарины, готовой немедленно начать подъем. Теперь Бет уже ничего не могла с ним поделать.

— Норман, а ты и вправду ублюдок.

— Ты пыталась убить меня, Бет.

— Я не хотела убивать тебя, Норман. У меня не было выбора.

— Ну да. Так и у меня нет выбора, — говоря так, он знал, что прав. Спастись одному — лучше, чем ничего.

— Ты прямо вот так и оставишь нас?

— Именно так, Бет.

Его рука потянулась к рычагу включения скорости подъема. Он поставил ее на 6.6 футов. Полная готовность к подъему.

— Ты вот так прямо и сбежишь? — Он почувствовал презрение в ее голосе.

— Да, Бет.

— Ты, кто все время твердил, что мы должны держаться вместе, здесь, внизу?

— Прости, Бет.

— Должно быть, ты очень напуган, Норман.

— Вовсе я не напуган. — И в самом деле он чувствовал себя сильным и уверенным, сидя за приборной доской, готовый к подъему. Он чувствовал себя куда лучше, чем в предыдущие дни.

— Норман, — сказала она, — пожалуйста, помоги мне. Пожалуйста.

Ее слова повергли его в иное состояние, вызвав чувства заботливости, профессиональной компетентности, просто человеческой доброты и сочувствия. На мгновение он растерялся, его сила и уверенность ослабли. Но тут же он подумал о себе и покачал головой.

— Прости, Бет. Уже поздно.

И он нажал кнопку «Подъем», услышав рев выпускающих воздух балластов, и «Звезда глубин III» стартовала.

Модуль DH-8 соскользнул вниз, а сам он устремился к поверхности, отделенный от нее тысячей футов.

Черная вода, никакого ощущения движения, кроме меняющихся показателей на экране. Он принялся мысленно прокручивать произошедшие события, как будто оправдываясь перед ВМС. Правильно ли он поступил, оставив других внизу?

Конечно, правильно, какие могут быть вопросы? Сфера оказалась предметом из иной галактики, дающим человеку силу воплощать свои мысли в действительность. И все бы ничего, да только мысли человека словно разделены на две части, как будто у него два разных мозга. Пока человек в сознании, он контролирует деятельность своего мозга, и он не представляет особых проблем. Но мозг бессознательного человека, дикий и неукротимый, опасен и разрушителен, когда его побуждения воплощаются в реальность.

Беда с Бет и Гарри произошла оттого, что они были совершенно неуравновешенными. Их сознательный мозг был сверхразвитым, но они никогда не затрудняли себя изучением собственного подсознания. Вот в чем состояла разница между Норманом и ними. Как психолог, он не раз сталкивался с подсознанием, и оно не сильно удивило его в своих проявлениях.

Вот почему Гарри и Бет воплощали чудовищ, а Норман — нет. Норман знал свое подсознание. Никаких чудовищ его не поджидало.

Нет. Неверно.

Он был поражен внезапностью мысли, ее неожиданностью. Неужели он и в самом деле был неправ? Он тщательно поразмышлял и опять решил, что все в конце концов правильно. Бет и Гарри подвергались риску из-за плодов собственного подсознания, а Норман — нет. Норман знал себя, а остальные — нет.

«Страхи, вызываемые контактом с неизвестными формами жизни, не поддаются пониманию. Наиболее частотным последствием подобного контакта является полнейший ужас».

Положения из его собственного доклада возникли вдруг в его голове. Почему они ему сейчас вспомнились? Годы прошли с тех пор, как он писал этот доклад.

«В обстоятельствах обостренного ужаса люди плохо принимают решения».

Но Норман-то не был напуган. Совсем нет. Он был самоуверен и силен. У него был план, и он выполнял его. И почему ему вспомнился этот доклад? В то время он измучился над ним, подбирая каждое слово… Почему ему вдруг пришло это в голову? Это беспокоило его.

«Пожалуйста, внимание. Шестнадцать минут и начинайте отсчет».

Норман проверил измерительные приборы. Он был на глубине девятисот футов, медленно поднимаясь. Назад дороги теперь уже не было.

Но почему он вообще должен думать о возвращении назад?

Почему это пришло ему в голову?

Медленно поднимаясь в черной воде, он все больше ощущал внутреннее раздвоение, почти шизофренический бред. Что-то было неправильно, думал он. Что-то было, чего он не учел.

Но что он мог просмотреть? Ничего, решил он, потому что, в отличие от Гарри и Бет, он был в полном сознании; он осознавал все, что с ним происходит.

Только на самом-то деле Норман не верил в это. Полная уверенность может быть философской целью, но в реальной жизни она недостижима. Сознательность — это как галька, скачущая по поверхности бессознательного. Чем больше расширяется сфера сознательного, тем больше область подсознания, и всегда остается что-то, чего просто нельзя обнаружить. Непостижимое даже для гуманного психолога.

Стайн, его старый профессор, предостерегал: «Ваша тень всегда следует за вами».

А что сейчас поделывала тень Нормана? Что происходило сейчас в его подсознании, в скрытых глубинах его мозга?

Ничего. Продолжай дальше.

Он растерянно поерзал в кресле пилота. Он так хотел подняться на поверхность, его убежденность была такой сильной…

Ненавижу Бет, ненавижу Гарри. Не желаю беспокоиться и заботиться о них. Не хочу больше ни о ком заботиться. Я за них не отвечаю. Я хочу спастись сам.

Он был шокирован. Шокирован собственными мыслями, их откровенным жестоким эгоизмом.

Я должен вернуться.

Если я вернусь, я погибну.

Но какая-то другая его часть сопротивлялась с каждым мгновением все сильнее. Бет ведь высказала правду: именно Норман твердил, что им нужно держаться вместе, работать вместе, как же мог он их теперь бросить? Он не мог. Это было противно всему, во что он верил, всему, что было важно и человечно.

Он должен вернуться.

Я боюсь возвращаться.

Наконец-то, подумал он. Вот оно. Страх такой сильный, что он отрицал его существование, страх, который вызвал в нем решение бросить остальных.

Он нажал кнопку, отменяя свой подъем. И, начав погружаться, он видел, как у него дрожат руки.

01.30

Субмарина мягко опустилась на дно рядом с модулем. Норман шагнул в шлюзовой отсек, открыл воду. Некоторое время спустя он влез по боковому трапу и вошел в модуль. Взрыватели, усеявшие красными огоньками дно, казались неуместно праздничными.

«Пожалуйста, внимание. Четырнадцать минут и начинайте отсчет».

Норман рассчитал, сколько ему понадобится времени: одна минута войти вовнутрь, пять, может быть, шесть минут — одеть Бет и Гарри в костюмы. Еще четыре минуты на возвращение вместе с ними на борт. Две, три минуты на подъем.

Люк был закрыт.

Он прошел под здоровенными стояками модуля.

— Так ты вернулся, Норман, — сказала Бет по радио.

— Да, Бет.

— Слава Богу, — произнесла она. И зарыдала. Он находился под цилиндром А и слушал ее рыдания. Он нашел люк, покрутил колесо. Люк был заперт изнутри.

— Бет, открой люк.

Она плакала и не отвечала.

— Бет, ты меня слышишь? Открой люк.

Плачущая, как ребенок, истерично вскрикивающая Бет проговорила:

— Норман, помоги мне, пожалуйста. Пожалуйста.

— Я и пытаюсь помочь тебе, Бет. Открой люк.

— Не могу.

— Как это — не можешь?

— Это не приведет ни к чему хорошему.

— Бет, — начал он, — иди сюда…

— Я не могу сделать этого, Норман.

— Ну, разумеется, можешь. Открой люк, Бет.

— Тебе не следовало возвращаться, Норман.

Времени на препирательство не было.

— Бет, соберись. Открой люк.

— Нет, Норман, не могу.

И снова зарыдала.

Он перепробовал все люки, один за другим. Цилиндр В, заперто. Цилиндр С, заперто. Цилиндр D, заперто.

«Пожалуйста, внимание. Тринадцать минут и начинайте отсчет».

Он стоял у цилиндра Е, который затопило еще при первом нападении. Он заметил пробоину с неровными, рваными краями на внешней поверхности цилиндра. Дыра была достаточно велика, чтобы он мог пролезть через нее, но края были острыми, а если он порвет свой костюм…

Нет, решил он, слишком рискованно. Он двигался под цилиндром Е в поисках люка.

Нашел, повернул легко поддавшееся колесо. Приподнял круглую крышку, услышал, как она клацнула о наружную стену.

— Норман! Это ты?

Он подтянулся и влез в цилиндр Е, с неимоверными усилиями вполз на четвереньках вовнутрь. Он вновь закрыл цилиндр и на мгновение перевел дыхание.

«Пожалуйста, внимание. Двенадцать минут и начинайте отсчет».

Господи, подумал он. Уже?

Что-то белое промелькнуло у его лица, он в ужасе отпрянул, но это оказалась коробка с кукурузными хлопьями. Когда он попытался схватить ее, картонная крышка слетела, и хлопья посыпались желтым снегом.

Он находился в кухне. За плитой он заметил еще один люк, ведущий в цилиндр D. Цилиндр D не был затоплен, а значит, ему надо было как-то изменить соотношение давлений.

Он поднял глаза к люку в потолке, ведущему в спальный отсек. Он быстро вскарабкался наверх. Ему нужен был газ в любой емкости. В спальне было темно, только в воде, затоплявшей ее, отражались наружные огни. Одеяла и подушки плавали в воде. Что-то прикоснулось к нему, он обернулся и увидел темные волосы, обвивавшие лицо. Волосы проплыли по воде, обнажая лицо, и Норман заметил, как оно страшно искажено.

Тина.

Норман содрогнулся, оттолкнул ее тело. Оно поплыло дальше.

«Пожалуйста, внимание. Одиннадцать минут и начинайте отсчет».

Время идет слишком быстро, подумал Норман, теперь его хватало едва-едва. Ему уже следовало быть в модуле.

В спальне не было емкостей с газом. Он вновь спустился в кухню, захлопнув люк над головой. Он осмотрел плиту, печи, открыл одну из створок, откуда, пузырясь, вырвался газ. Газ скопился в печах.

Но все же что-то тут было не совсем так, потому что газ все прибывал. Струйка пузырьков продолжала сочиться из открытой печи.

Ровная струйка.

Что там рассказывал Барнс о готовке пищи под давлением? Что-то необычное, но что, он не помнил точно. Не использовали ли они сжатый газ? Да, и к тому же им нужно было больше кислорода. То есть…

Он отодвинул плиту от стены, напрягая все силы, и тут же нашел, что искал. Плоскую бутыль с пропаном и две больших голубых канистры с кислородом.

Срывающимися пальцами в перчатках он стал отвинчивать клапаны. Газ с шипением вырывался наружу, пузырьки устремились к потолку, где стали собираться в один огромный воздушный пузырь.

Он открыл следующую канистру с кислородом. Уровень воды быстро понижался, до груди, до колен, потом остановился. Канистры были пусты. Ничего, уровень воды был вполне достаточным.

«Пожалуйста, внимание. Десять минут и начинайте отсчет».

Норман открыл дверь в потолке, ведущую в цилиндр D, и шагнул внутрь модуля.

Тусклый свет. Странноватая, липкая и зеленая плесень покрывала стены.

На кушетке по-прежнему без сознания лежал под капельницей Гарри. Норман вырвал иголку со сгустком крови, начал трясти Гарри, пытаясь привести его в чувство.

Гарри заморгал, но он все еще был в прострации. Норман приподнял его, взвалил на плечи и потащил по модулю.

В наушниках все еще рыдала Бет:

— Норман, тебе не надо было возвращаться.

— Где ты, Бет?

На мониторе он увидел надпись:

Обратный отсчет. Цифры бежали слишком быстро.

— Бери Гарри и уходи, Норман. Уходите оба. Оставьте меня.

— Скажи, где ты, Бет.

Он шел через весь модуль, из цилиндра D в цилиндр С. Он нигде не видел ее. Гарри мертвым грузом висел у него на плечах, мешая пролезть через люк.

— Это не приведет ни к чему хорошему, Норман.

— Выходи, Бет.

— Я знаю, что я ужасна, Норман. Мне уже ничем не помочь.

— Бет… — он слышал ее через шлемофон, но не мог определить, где она находится. Но он не мог рисковать и снимать шлем. Не сейчас.

— Я заслуживаю смерти, Норман.

— Оставь эти глупости, Бет.

«Пожалуйста, внимание. Девять минут и начинайте отсчет».

Завыла тревога, ритмическое бибиканье показалось более громким, когда счет пошел на секунды.

Он был в цилиндре В, пещере из труб и оборудования. Когда-то чистенькая и ярко окрашенная, теперь она была покрыта склизкой плесенью. В иных местах с потолка свисали мшистые пряди. Цилиндр В выглядел, как болото в джунглях.

— Бет…

Теперь она молчала. Она должна быть в этой комнате, решил Норман, цилиндр В всегда был ее любимым прибежищем. Отсюда шло управление всем модулем. Он опустил на пол Гарри, приперев его к стене. Но стена была скользкой, и он сполз вниз, ударившись головой. Кашлянув, он открыл глаза.

— Господи, Норман?

Норман замахал рукой, показывая Гарри, чтобы он молчал.

— Бет? — произнес он.

Молчание. Норман двигался среди склизких труб.

— Бет.

— Оставь меня, Норман.

— Я не могу этого сделать, Бет. Я забираю тебя.

— Нет. Я останусь, Норман.

— Бет, — возразил он мягко, — некогда препираться.

— Я остаюсь, Норман. Я приговорена.

Он увидел ее. Бет валялась на спине, вклинившись среди труб, плача, как дитя. Она держала в раках гарпунноразрывной пистолет.

— Ох, Норман, — подняла она полные слез глаза. — Ты хотел нас оставить.

— Прости меня. Я был неправ.

Он направился к ней, протягивая руки. Она крутила в руках пистолет.

— Нет, ты был прав. Ты был прав. Я хочу, чтобы ты теперь уходил.

Над ее головой он видел видеомонитор с неумолимо скачущими цифрами: 08: 27… 08: 26…

Он подумал: я могу изменить это. Я хочу, чтобы секунды прекратили отсчет.

Секунды не остановились.

— Ты не победишь меня, Норман, — сказала она, откатываясь в угол. Ее глаза блеснули яростью.

— Вижу.

— У тебя мало времени, Норман. Уходи.

Она направила пистолет прямо на него. Норман почувствовал абсурдность ситуации: явился спасать того, кто вовсе не хочет быть спасенным. Что он мог теперь поделать? Времени едва оставалось на то, чтобы убраться самому, захватив Гарри…

Гарри, вдруг вспомнил он. Где же Гарри?

Я хочу, чтобы он помог мне.

Но он чувствовал, что времени уже совсем не остается. Секунды бешено бежали назад, хорошо, если осталось минут восемь, теперь…

— Я вернулся за тобой, Бет.

— Иди, — повторила она. — Теперь уходи, Норман.

— Но Бет…

— Нет, Норман! Именно так! Уходи! Почему ты не уходишь? — Но тут она словно что-то заподозрила, начала оглядываться, и в этот момент подобравшийся к ней сзади Гарри с силой стукнул ее по голове, и от этого удара она упала.

— Я убил ее? — спросил Гарри.

А мужской голос произнес:

«Пожалуйста, внимание. Восемь минут и начинайте отсчет».

Норман сосредоточился на часах, отсчитывающих время в обратную сторону. Остановить. Остановить отсчет.

Но вновь взглянув на монитор, он увидел, что часы по-прежнему тикают. А тревога? Тревогу можно остановить с помощью мыслей? Он вновь попытался.

Остановитесь. Отсчет сейчас остановится. Отсчет времени остановился.

— Брось, — посоветовал Гарри. — Не сработает.

— Но должно же сработать, — сказал Норман.

— Нет, — пояснил Гарри, — потому что она не полностью лишилась сознания.

На полу у их ног стонала Бет. Нога ее слабо шевелилась.

— Она каким-то образом в состоянии контролировать это, — сказал Норман. — Она очень сильная.

— Может, сделать ей укол?

— Нет, — покачал Норман головой. У них не было времени возвращаться за шприцем. А если, к тому же, и после инъекции ничего не получится, это будет впустую потерянное время…

— Стукнуть еще раз? — предложил Гарри. — Посильнее? Убить ее?

— Нет, — сказал Норман, подумав: мы же не убили тебя, хотя у нас была такая возможность.

— Если не убивать ее, тогда с этим счетчиком ничего не поделаешь, — предупредил Гарри. — Так что лучше убираться отсюда.

Они ринулись к шлюзовому отсеку.

— Сколько осталось времени? — поинтересовался Гарри.

В шлюзовом отсеке цилиндра А они пытались напялить на Бет костюм. Она стонала, из затылка у нее сочилась кровь. Бет слегка сопротивлялась, еще больше затрудняя их действия.

— Боже, Бет… Сколько там времени, Норман?

— Минут семь с половиной или меньше.

Они уже натянули костюм на ноги, быстро засунули в него руки, затолкали грудь. Подключили воздух для дыхания.

Норман помог одеться Гарри.

«Пожалуйста, внимание. Семь минут и начинайте отсчет».

Гарри спросил:

— Ты подсчитал, сколько понадобится времени, чтобы подняться наверх?

— Две с половиной минуты, после того, как мы погрузимся в лодку, — ответил Норман.

— Красота, — отозвался Гарри.

Норман застегнул ему шлем.

— Пошли.

Гарри погрузился в воду, и Норман спустил тело Бет, оказавшееся в полном облачении довольно тяжелым.

— Иди сюда, Норман!

Норман прыгнул в воду.

Норман вскарабкался к входному люку субмарины, но незакрепленная лодка неожиданно нагнулась под его весом. Стоя на дне, Гарри старался продвинуть Бет к Норману, но она все время сгибалась в талии. Норман, подхватив ее, свалился с лодки на дно.

«Пожалуйста, внимание. Шесть минут и начинайте отсчет».

— Поторопись, Норман! Шесть минут!

— Я слышал, черт побери!

Норман поднялся, влез снова на лодку, но теперь его костюм был облеплен илом, перчатки были скользкими. Гарри отсчитывал: 5: 29… 5: 28… Норман поймал Бет за руку, но она опять выскользнула.

— Проклятье! Норман, держи же ее!

— А я что делаю?

— Вот. Вот она.

«Пожалуйста, внимание. Пять минут и начинайте отсчет».

Теперь тревога пищала на самой высокой ноте, невыносимо громко, так что им приходилось кричать.

— Гарри! Давай ее сюда…

— Ну, давай, подхватывай ее…

— Ушла…

— Вот…

Норман наконец поймал Бет за воздушный шланг на спине. Он боялся, что оторвет его, но пришлось рискнуть. Вцепившись в шланг, он тащил Бет, пока ее спина не распласталась наверху субмарины. Потом он стал проталкивать ее в люк.

— 4: 29… 4: 28…

Норман с трудом сохранял равновесие. Одну ногу он засунул в люк, но вторая была согнута и цеплялась за обод. Он не мог пропихнуть ее вовнутрь. Каждый раз, когда он наклонялся, чтобы разогнуть ее колено, субмарина клонилась на один бок, и ему вновь приходилось пытаться удержать равновесие.

— 4: 16… 4: 15…

— Прекрати считать и сделай что-нибудь]

Гарри навалился всем телом на противоположный борт, уравновешивая лодку. Норман смог наклониться вперед, выпрямить колено Бет, так что она легко проскользнула в открытый люк. Норман влез вслед за ней. Шлюзовой отсек был рассчитан на одного, но Бет была без сознания и не могла справиться сама.

Он должен был помочь ей.

«Пожалуйста, внимание. Четыре минуты и начинайте отсчет».

Он скрючился в шлюзовом отсеке, вдавившись в тело Бет, так что их шлемы стучали друг о друга. С трудом он опустил крышку люка за своей спиной, выкачал воду, пустив большей напор воздуха. Без поддержки воды тело Бет тяжело навалилось на него.

Он пролез к рукоятке внутреннего люка, но Бет заблокировала его. Он попытался сдвинуть ее в сторону. В ограниченном пространстве ему не за что было зацепиться, а тело Бет было мертвым грузом. Норман стал переворачивать ее, чтобы хоть как-то добраться до люка.

Субмарина закачалась: это Гарри карабкался наверх.

— Какого дьявола ты там застрял?

— Гарри, лучше заткнись'.

— Ну, а в чем задержка-то?

Рука Нормана дотянулась до ручки внутреннего люка, он дернул ее вниз, но дверь не поддавалась — ее нужно было открывать на себя. Он не мог открыть ее, пока Бет была в отсеке. Он был переполнен, ее тело блокировало дверь.

— Гарри, у нас осложнения.

— Господи Боже… Три минуты тридцать.

Норман вспотел. Они оказались в настоящей беде.

— Гарри, мне придется опять передать ее тебе и попробовать одному…

— Боже, Норман…

Норман затопил шлюз, открыл снова нижний люк. Гарри держал непрочное равновесие наверху субмарины. Он перехватил Бет за воздушный шланг, подтянул ее.

Норман собрался закрыть люк.

— Гарри, ты не можешь убрать ее ноги?

— Я пытаюсь сохранить равновесие.

— Ты что, не видишь, ее ноги мешают… — Норман в раздражении выпихнул ее ноги; люк захлопнулся, отсек заполнился воздухом.

«Пожалуйста, внимание. Две минуты и начинайте отсчет».

Он был внутри лодки, приборы призывно вспыхивали зеленым светом.

Он открыл внутренний люк.

— Норман?

— Постарайся опять опустить ее, — сказал Норман, — и сделай это как можно скорее.

Но подумал он о том, что беда не миновала: по крайней мере, тридцать секунд на то, чтобы пропихнуть в люк Бет, еще тридцать — на то, чтобы влез Гарри. Целая минута…

— Она внутри. Крути.

Норман подскочил к рычагу, пустил воду.

— Как тебе удалось сделать это так быстро, Гарри?

— Самым естественным способом, — отозвался Гарри, — каким людей протискивают в узкое пространство. — И прежде, чем Норман успел спросить, что он имеет в виду, он открыл люк и увидел, что Гарри просунул Бет через люк головой вперед. Он обхватил ее за плечи, уложил на пол, затем захлопнул люк. Мгновение спустя он услышал свист воздушного потока, когда Гарри зашлю-зовался.

Захлопнулся люк подлодки. Появился Гарри.

— Боже, — одна минута сорок, — сказал он. — А ты знаешь, как она работает?

— Да.

Норман сел в кресло, положил руки на пульт.

Они услышали шлепанье лопастей, ощутили сотрясение. Лодка накренилась, двинулась по дну.

— Одна минута тридцать секунд. Сколько, ты сказал, нужно, чтобы подняться наверх?

— Две тридцать, — ответил Норман, меняя скорость подъема. Он перевел ее за 6:6 — до самого конца шкалы.

Они услышали высокий посвист воздуха, вырвавшегося из балластных танков. Субмарина с резким шумом стала медленно подниматься.

— Это самое быстрое, на что она способна?

— Да.

— Боже.

— Спокойно, Гарри.

Глядя вниз, они могли видеть огни модуля. И длинный ряд красных взрывателей вдоль всего космического корабля. Они поднялись над высоко вздымавшимся килем, оставив его позади и видя теперь только черную воду.

— Одна минута двадцать.

— Девятьсот футов, — сообщил Норман. Они почти не чувствовали движения, только изменения на приборной доске подтверждали, что они поднимаются.

— Не очень-то быстро, — посетовал Гарри. — Там, внизу, все же чертовски много взрывчатки.

Достаточно быстро, мысленно поправил его Норман.

— Взрывная волна расплющит нас, как банку сардинок, — покачал головой Гарри.

Взрывная волна не повредит нам.

Восемьсот футов.

— Сорок секунд, — сказал Гарри упавшим голосом. — Мы не успеем.

Они были на отметке 700 футов, быстро поднимаясь. Теперь у воды был приятный синий цвет: солнце проникало сюда.

— Тридцать секунд, — считал Гарри. — Где мы? Двадцать девять… восемь…

— 620 футов, — сказал Норман. — 620.

Они посмотрели вниз, теперь модуль лишь по точечкам огоньков угадывался далеко внизу.

Бет закашлялась.

— Слишком поздно, — сказал Гарри. — С самого начала я знал, что ничего не получится.

— Конечно, получится, — твердо произнес Норман.

— Десять секунд, — прошептал Гарри, — девять… восемь… Держись!

Норман прижал к себе Бет, когда взрывная волна взметнула субмарину, шутя подбрасывая и крутя, как игрушечную, перевернула вверх ногами, затем опять вниз дном и, наконец, выбросила ее вверх на гигантском фонтане.

— Мама! — закричал Гарри, но они по-прежнему поднимались, у них все было в порядке. — Получилось!

— 200 футов, — сообщил Норман. Вода теперь была голубой. Он нажал кнопки, замедляя подъем. Они двигались слишком быстро.

Гарри завопил, повалив Нормана на спину:

— Получилось! Ах ты, сукин сын, черт тебя дери, получилось! Мы спасены!

Норман плохо различал приборную доску — слезы застилали ему глаза.

И тут он зажмурился, потому что яркий солнечный свет ринулся на них из-под купола небес. Они увидели спокойное море и плывущие по нежной синеве небес кучевые облака.

— Ты видишь? — орал Гарри. Он вопил Норману в самое ухо. — Ты видишь? Какой дьявольски прекрасный день

00.00

Норман проснулся, и первое, что он увидел, был сверкающий луч солнца, проникающий через единственный иллюминатор — химического туалета, расположенного в углу декомпрессорной камеры. Он лежал на койке и оглядывал камеру — горизонтальный цилиндр длиной в пятьдесят футов: койки, металлический стол и стулья в самом центре, за небольшой перегородкой — туалет, Гарри храпел на соседней койке. Напротив, на другом конце камеры, спала Бет, прикрывая одной рукой лицо. Откуда-то издалека до него доносились мужские голоса.

Норман зевнул и слез с койки. Тело его ломило от усталости, но в целом с ним все было в порядке. Он подошел к сияющему иллюминатору и выглянул, сощурившись от яркого тихоокеанского солнца.

Он увидел кормовую палубу исследовательского судна «Джон Хэйвс»: белая посадочная дорожка для вертолетов, тяжелые скатанные канаты, цилиндрический металлический каркас подводного робота. Команда ВМС опускала на палубу второго робота, что-то крича и размахивая руками; но Норман не мог расслышать слова сквозь толстые стальные стены камеры.

Мимо камеры крепкий мускулистый моряк катил большой зеленый баллон с надписью «кислород»; целая батарея таких баллонов была уложена штабелями на палубе. Три медика, надзирающих за камерой декомпрессинга, играли в карты.

Глядя сквозь толстое, толщиной в дюйм, стекло иллюминатора, Норман чувствовал себя так, как будто он наблюдает за каким-то явившимся в миниатюре миром, к которому сам он вроде и не имеет отношения, что-то вроде террариума, населенного необычными, любопытными особями. Этот новый мир был столь же чужд ему, как и черный мир океана, видимый из иллюминатора модуля.

Он наблюдал, как медики сдавали карты на деревянном упаковочном ящике, наблюдал, как они смеются и жестикулируют во время игры. Они ни разу не взглянули в его сторону, вообще ни разу не посмотрели на декомпрессорную камеру. Норман не понимал этих парней. Разве им не было предписано следить за декомпрессингом? Они казались ему юными и неопытными. Увлеченные своими картами, они казались Норману равнодушными к металлической камере рядом с ними, равнодушными к трем уцелевшим после катастрофы на дне морском людям — и равнодушными к самому событию, к тем вестям, которые выжившие принесли на поверхность. Эти веселые игроки из ВМС, похоже, не очень-то были обеспокоены тем, что там случилось с ним, Норманом. А может, они просто ничего не знали.

Он прошелся по комнате, сел за стол. Вокруг белой повязки, стягивающей его разбитое колено, распухла кожа. Врач ВМС осмотрел его, пока их переправляли с субмарины в декомпрессорную камеру. Сначала, из «Звезды глубин III» их поместили в водолазный колокол, с разреженным воздухом, и уже потом перевели в большую камеру на борту корабля, в камеру декомпрессинга, необходимого для восстановления нормального дыхания на поверхности. Им нужно было провести в ней четыре дня, но сейчас Норман не знал, сколько они уже в ней пробыли. Все они мгновенно заснули, а часов в камере не было. Стекло на его ручных часах было раздавлено, хотя он и не помнил, как это случилось.

На столе прямо напротив него, кто-то нацарапал: «Соски ВМС США». Норман потрогал пальцами насечки и вспомнил насечки на полированной сфере. А теперь и он, и Бет, и Гарри была в руках ВМС. И он подумал: что мы будем им рассказывать?

— А что мы будем им рассказывать? — спросила Бет.

Это было уже спустя несколько часов, Бет и Гарри проснулись, и теперь все вместе они сидели за поцарапанным столом. Никто из них не сделал и попытки поговорить с кем-то из команды. Как будто они заключили молчаливое соглашение, подумал Норман, оставаться в изоляции как можно дольше.

— Я думаю, им надо все рассказать, — заявил Гарри.

— Не думаю, что следует это делать, — возразил Норман, удивленный силой собственной убежденности и твердостью своего голоса.

— Согласна, — кивнула Бет. — Я не уверена, что мир готов к этой сфере. Уж я-то точно не была.

Она робко взглянула на Нормана. Он положил ей на плечо руку.

— Все это хорошо, — сказал Гарри, — но посмотрите на дело с точки зрения ВМС. ВМС организовали колоссально дорогую экспедицию, шесть человек погибли, а два модуля разрушены. Им захочется получить ответы — и они не отвяжутся, пока не получат их.

— Мы можем отказаться говорить, — сказала Бет.

— Это ни к чему не приведет, — возразил Гарри. — Вспомни, ведь у ВМС есть все записи.

— Ах да, записи, — спохватился Норман. Он и думать забыл о видеозаписях, которые они исправно переправляли на субмарину. Десятки записей, документально воспроизводящих все, что происходило в модуле во все время их пребывания под водой. Задокументировавших спрута, смерти, сферу.

— Нам следовало уничтожить записи, — сказала Бет.

— Возможно, и следовало, — пожал плечами Гарри, — но теперь уже все равно поздно. Никто не сможет воспрепятствовать ВМС получить интересующие их ответы.

Норман вздохнул. Гарри был прав. В этом случае было бессмысленно скрывать то, что произошло, или помешать докопаться до сферы и содержащейся в ней силы. Что за оружие: способно поражать врага, только стоит вообразить его поверженным. Ужасно, что они были замешаны в это и ничего не могли поделать.

— Думаю, мы можем помешать им узнать, — сказал Норман.

— Как? — спросил Гарри.

— У нас по-прежнему есть сила, ведь так?

— Кажется, да.

— И эта сила, — продолжал Норман, — состоит в способности заставлять вещи случаться, просто думая о них.

— Да…

— Значит, мы можем помешать ВМС узнать об этом. Мы должны решить все забыть.

Гарри нахмурился:

— Интересный вопрос — есть ли у нас сила, чтобы забыть силу.

— Думаю, что нам следует забыть, — заявила Бет. — Эта сфера слишком опасна.

Они посидели молча, обдумывая значение подобного забвения. Потому что забыть — значило не просто помешать ВМС узнать о сфере; это могло стереть всякое знание о ней, включая их собственное. Исключить ее из человеческого сознания, как будто ее никогда и не существовало. Удалить ее из сознания людей навсегда.

— Серьезный шаг, — констатировал Гарри. — Значит, мы прошли через все это только за тем, чтобы все забыть…

— Именно потому, что мы прошли через это, Гарри, — сказала Бет. — Взгляни правде в глаза — мы вели себя не лучшим образом. — Норман заметил, что теперь она говорит беззлобно. Ее предыдущая воинственность прошла.

— Боюсь, что так и есть, — согласился Норман. — Сфера создана для проверки того, что может приобрести с ее помощью разумная жизнь, и мы с треском провалились.

— Ты думаешь, она была создана для этого? — спросил Гарри. — Сильно сомневаюсь.

— А для чего же? — поинтересовался Норман.

— Ну, — начал Гарри, — взгляни на дело иначе. Допустим, ты — мыслящая бактерия, носящаяся в космосе. И вдруг ты наткнулся на искусственный спутник Земли. Ты бы подумал: что за странный, чужеродный предмет, дай-ка я исследую его. Представь, что тебе удалось просочиться вовнутрь его. Ты бы нашел его весьма интересным, с различными приводящими тебя в изумление штуковинами. Но в конце концов ты бы забрался в топливный бак, и водород убил бы тебя. А твоей последней мыслью было бы: это устройство пришельцев, вероятно, создано, чтобы проверять мыслящих бактерий и убивать нас, если мы встанем на ложный путь.

Это было бы правильным с точки зрения погибшей бактерии. Но это совершенно не было бы правильно с точки зрения тех, кто создал спутник. С нашей точки зрения, искусственный спутник вовсе не должен иметь дело с какими-то мыслящими бактериями. Мы даже не знаем, существуют ли мыслящие бактерии, мы только нуждаемся в космической связи и создали для этого самую заурядную в нашем понимании вещь.

— Ты хочешь сказать, что сфера, возможно, не была ни посланием, ни ловушкой, ни добычей?

— Ну да, — согласился Гарри. — Может, сфера не имела ничего общего с поиском других форм жизни или с ее проверкой, как мы могли подумать, столкнувшись с ней. Возможно, это просто несчастный случай, что сфера вызвала в нас такие глубокие изменения.

— Но зачем-то был создан кем-то этот механизм?

— Тот же самый вопрос мыслящая бактерия могла бы задать относительно искусственного спутника: и зачем кто-то создал этот механизм?

— Кстати, — сказала Бет, — возможно, это и не механизм. Может быть, это другая форма жизни. Может, она живая.

— Может быть, — кивнул Гарри.

Бет продолжала:

— Значит, если сфера живая, наш долг оставить ее в живых?

— Мы не знаем, живая ли она.

Норман откинулся на спинку стула.

— Все эти соображения интересны, — сказал он. — Но если вдаваться в них, мы должны признать, что ничего не знаем об этой сфере. Впрочем, мы только так называем ее, но в сущности, знаем ли мы, что это на самом деле? Не знаем, откуда она прибыла. Не знаем, как она оказалась внутри космического корабля. Мы ничего не знаем о ней, кроме того, что сами придумали, — а то, что мы придумали, больше говорит о нас самих, чем об этой сфере.

— Верно, — согласился Гарри.

— Потому что это что-то вроде зеркала для нас, — добавил Норман.

— И если так, то есть другая возможность, — сказал Гарри. — Она, возможно, не из другой цивилизации, а сделана людьми.

Нормана это просто изумило. Но Гарри пояснил:

— Представь, что корабль из нашего будущего прошел через черную дыру в другую галактику или другую часть нашей галактики. Мы не можем даже вообразить, что произошло в результате этого. Но предположим, что произошло сильное искажение времени. Представьте, что корабль стартовал с экипажем людей в 2043 году, а в действительности находился в пути тысячи и тысячи лет. Не мог ли экипаж что-то приобрести за это время?

— Не думаю, что это так, — сказала Бет.

— Ну, предположим только на мгновение, Бет, — мягко сказал Гарри. Норман заметил, что и Гарри не был уже так заносчив, как прежде. Они прошли через все это вместе, подумал Норман, работали вместе, как никогда прежде. Все время под водой они впадали в крайности, но теперь они действовали согласованно, слаженной командой.

— Будущее вообще представляется серьезной проблемой, — продолжал Гарри, — а мы не осознаем этого. Нам кажется, что мы можем смотреть в будущее лучше, чем это происходит на самом деле. Леонардо да Винчи пытался построить вертолет пятьсот лет назад; а Жюль Верн предсказал подводную лодку сто лет назад. И вот исходя из этих примеров мы начинаем верить, что будущее можно предсказать, тогда как далеко не во всем это возможно. Потому что ни Леонардо, ни Жюль Верн даже предположить не могли, скажем, возникновение компьютера. Само понятие компьютера включает так много знаний, которых и в помине не было, когда жили эти люди. Эта информация появилась совсем недавно, если хотите, в наши дни.

Да и мы, сидящие за этим столом, — мы даже не догадывались, что люди могут послать корабль через черную дыру — мы даже не подозревали о существовании черных дыр несколько лет назад — и уж, конечно, мы не можем даже догадываться, чего могут достичь люди через тысячу лет.

— Принимая во внимание, что сфера сделана людьми.

— Да, принимая это во внимание.

— А если нет? Что, если эта сфера и впрямь из другой галактики? Вправе ли мы стереть знание о жизни пришельцев из памяти человечества?

— Не знаю, — покачал головой Гарри. — Если мы решим забыть сферу…

— Тогда она исчезнет, — сказал Норман.

Бет уставилась на крышку стола.

— Жаль, что нельзя ни с кем посоветоваться, — произнесла она наконец.

— Здесь не с кем посоветоваться, — напомнил Норман.

— Но сможем ли мы забыть ее? — спросила Бет. — Сработает ли это?

Они надолго замолчали.

— Да, — заявил наконец Гарри, — безо всяких сомнений. И мне кажется, у нас уже есть подтверждение тому, что мы забудем о ней. Это решает логическую загадку, которая не давала мне покоя с самого начала, когда мы первый раз исследовали корабль. Потому что кое-чего очень важного не хватало на корабле.

— Да? Чего?

— Ни знака, что создатели корабля уже знали о возможности полета через черную дыру. Мы ходили по нему, узнали, что такое возможно.

— Да…

— И все же через пятьдесят лет люди построят такой пробный, явно экспериментальный корабль, очевидно, не зная, что такой корабль уже нашли за пятьдесят лет до них. Никакого знака, что строители корабля узнают о его существовании в прошлом.

— Может, это один из этих временных парадоксов, — предположила Бет. — Знаешь, что нельзя вернуться в прошлое и встретиться с самим собой.

Гарри покачал головой:

— Не думаю, чтобы это был такой парадокс, — сказал он. — Просто знание об этом корабле утрачено.

— Ты имеешь в виду, что мы забудем его?

— Да, — подтвердил Гарри. — И говоря откровенно, я считаю это наилучшим решением. Все то долгое время, что мы находились там, внизу, я понимал, что, может быть, никто из нас не вернется назад. Это было одним из объяснений, какое я мог дать. Вот почему я хотел сделать завещание.

— Но если мы решим забыть…

— Конечно, — подхватил Гарри, — если мы решим забыть, результат будет тот же самый.

— Знание исчезнет навсегда, — тихо произнес Норман. Он вдруг почувствовал, что колеблется. Теперь, когда они сошлись на этом, он почувствовал странное внутреннее сопротивление. Он уперся кончиками пальцев в столешницу, коснулся царапин, как будто надеясь получить ответ.

В сущности, думал он, все, из чего мы состоим, — это воспоминания. Наши личности составлены из воспоминаний, наши жизни организованы вокруг воспоминаний, наши культуры воздвигаются на основе разделенных всеми воспоминаний, которые мы называем историей и наукой. И вот теперь отказаться от воспоминаний, отказаться от знания, отказаться от прошлого?..

— Это нелегко, — покачал головой Гарри.

— Да, — сказал Норман, — нелегко. — На самом же деле он считал это столь трудным, как будто ему приходилось отказываться от чего-то очень важного и существенного, как, например, от любовного влечения. Он просто не мог отказаться от того, что он знал. Информация казалась ему столь важной, переживания столь пленительными… Все его существо восставало против идеи забвения.

— Ну, — сказал Гарри, — я думаю, мы все же должны это сделать.

— Я думаю о Теде, — призналась Бет. — И о Барнсе, и об остальных. Ведь только мы знаем, как они погибли и за что они отдали жизнь. А если мы забудем…

— Когда мы забудем, — произнес Норман твердо.

— В ее словах есть смысл, — возразил Гарри. — Если мы собираемся забыть, как мы сумеем свести подробности? Все потерянные концы?

— Не думаю, чтобы это было проблемой, — сказал Норман. — Подсознание обладает огромной созидательной силой, что мы и испытали на себе. Подсознание и позаботится о деталях. Это вроде того, как мы одеваемся по утрам. Когда мы одеваемся, мы же не задумываемся о каждой детали, о ремне, носках и так далее. Мы просто принимаем основное всеобъемлющее решение о том, как нам хочется выглядеть, и вот мы уже одеты.

— А если так, — кивнул Гарри, — тогда мы примем общее решение, поскольку мы обладаем силой, а если мы начнем воображать разные истории, то внесем путаницу.

— Отлично, — сказал Норман. — Давайте согласуем, что произошло. Зачем мы сюда прибыли?

— Я думала, что речь идет о крушении самолета.

— И я тоже.

— Хорошо. А что случилось?

— ВМС спустили группу людей вниз для изучения места катастрофы, но трудности нарастали…

— Подожди-ка. Какие трудности?

— Спрут?

— Нет. Лучше технические трудности.

— Что-нибудь связанное со штормом?

— Системы жизнеобеспечения вышли из строя во время шторма?

— Да, отлично. Системы жизнеобеспечения вырубились во время шторма.

— И в результате несколько человек погибли?

— Подожди, не так быстро. Что вывело из строя системы жизнеобеспечения?

— В модуле образовалась течь, — сказала Бет, — и морская вода проникла в газопромыватели в цилиндре В, выпустив ядовитый газ.

— А такое могло случиться? — поинтересовался Норман.

— Да, запросто.

— И несколько человек погибли в результате несчастного случая.

— О’кей.

— А мы уцелели.

— Почему? — спросил Норман.

— Мы были в другом модуле?

Норман покачал головой:

— Другой модуль был тоже уничтожен.

— Может, он был уничтожен потом, в результате взрыва?

— Слишком сложно, — вздохнул Норман. — Давайте все упростим. Это была авария, произошедшая внезапно, неожиданно. Модуль начал протекать, испортились газопромыватели, а в результате погибло большинство людей, а мы нет, потому что…

— Мы были на субмарине?

— Ладно, — согласился Норман. — Мы были в лодке, когда полетели системы, поэтому мы выжили, а другие погибли.

— А почему мы были в лодке?

— Мы переносили видеозаписи согласно графику

— А что записи? — вспомнил Гарри. — Что они покажут?

— Записи подтвердят наш рассказ, — заверил Норман. — Все будет в соответствии с нашим рассказом, включая людей из ВМС, которые послали нас сюда, и включая также нас самих — мы не будем помнить ничего, кроме этой придуманной истории.

— И больше у нас не будет этой силы? — нахмурилась Бет.

— Нет, — ответил Норман. — Больше ее не будет.

— О’кей, — сказал Гарри.

Бет помедлила с ответом, покусывая губы, но наконец и она кивнула: «О’кей».

Норман глубоко вздохнул, внимательно посмотрел на Бет и Гарри.

— Готовы ли мы забыть сферу и то, что однажды мы обладали силой воплощать вещи в реальность силой воображения?

Они кивнули.

Вдруг Бет возбужденно качнулась на стуле.

— Но как мы исполним это?

— Мы просто сделаем это, — сказал Норман. — Закрой глаза и скажи сама себе, что ты все забыла.

Бет спросила:

— Но ты уверен, что у нас получится? В самом деле уверен? — Она была опять возбуждена, нервно подергивалась.

— Да, Бет. Ты просто… откажись от силы.

— Тогда мы должны сделать это все вместе, — потребовала она, — одновременно.

— О’кей, — согласился Гарри, — по счету «три».

Они закрыли глаза.

— Раз…

С закрытыми глазами Норман подумал: как бы то ни было, люди всегда забывают о том, что они обладали силой.

— Два, — считал Гарри.

Затем Норман сосредоточился. Без большого напряжения он опять увидел мерцающую, словно звезда, сферу, гладкую, полированную, совершенную сферу, и тут же подумал: я хочу забыть, что когда-либо видел эту сферу.

И перед его мысленным взором сфера пропала.

— Три, — произнес Гарри.

— Три чего? — спросил Норман. У него резало в глазах, он потер их пальцами, затем открыл: за столом декомпрессорной камеры сидели Бет и Гарри. Выглядели они усталыми и подавленными. Но этого и следовало ожидать, подумал он, учитывая то, через что они прошли.

— Три чего? — переспросил Норман.

— Ой, — сказал Гарри, — я просто подумал вслух. Только трое нас, оставшихся.

Бет вздохнула, и Норман заметил слезы у нее в глазах. Она вытащила из кармана платок, высморкалась.

— Не считайте себя виноватыми, — сказал Норман. — Произошла авария. Мы ничего не могли поделать.

— Знаю, — сказал Гарри. — Но остальные задохнулись, когда мы были на субмарине… Я до сих пор слышу стоны… Они постоянно со мной… Боже, и зачем это только случилось!

Они помолчали. Бет хлюпала носом.

Норман тоже дорого дал бы за то, чтобы ничего этого не было. Но ничего нельзя было поделать.

— Мы не могли изменить того, что случилось, — сказал Норман. — Мы должны просто смириться с этим.

— Знаю, — вздохнула Бет.

— Я часто имел дело с психологической травмой, вызванной аварией, — сказал Норман. — Тебе нужно просто все время говорить самой себе, что у тебя нет причин чувствовать себя виноватой. Что случилось — то случилось. Кто-то погиб, а мы спаслись. Здесь нет ничьей вины. Так бывает. Это авария.

— И это я знаю, — сказал Гарри, — но мне все равно не по себе.

— Тверди себе, что это несчастный случай, — повторил Норман. — Никто не виноват, постоянно напоминай себе об этом. — Он поднялся из-за стола. Им нужно поесть, подумал он, им нужна какая-то еда. — Пойду попрошу еды.

— Я не голодна, — возразила Бет.

— Знаю, но нам все равно необходимо поесть.

Норман подошел к иллюминатору. Внимательные медики тотчас заметили его, включили динамики:

— Что-нибудь нужно, д-р Джонсон?

— Да, — сказал Норман. — Чего-нибудь поесть.

— Одну минутку, сэр.

Норман заметил приветливость на лицах. Это не новички — они понимали, какой шок пережили Норман и его друзья.

— Д-р Джонсон? Вы готовы сейчас побеседовать с кем-нибудь?

— Побеседовать?

— Да, сэр. Эксперты просмотрели записи, извлеченные из субмарины, и у них возникли к вам некоторые вопросы.

— Какие? — спросил без большого интереса Норман.

— Ну, однажды, например, д-р Адамс упомянул о спруте.

— Неужели?

— Да, сэр. Но на видеокассетах нет никакого спрута.

— Я не помню никакого спрута, — изумился Норман. — Ты говорил что-то о каком-то спруте, Гарри?

Гарри нахмурился:

— Спрут? Ну, нет, не думаю.

Норман обернулся к представителям ВМС.

— А что демонстрируют записи?

— Ну, они доходят до того времени, когда воздух в модуле… вы знаете, авария…

— Да, — вздохнул Норман. — Я помню аварию.

— Мы узнали из видеозаписей, что случилось. Очевидно, в стене модуля образовалась течь, и газоочистители вышли из строя, постепенно отравив окружающую атмосферу.

— Ясно.

— Должно быть, это случилось внезапно, сэр.

— Да, — ответил Джонсон. — Да, это так.

— Итак, вы готовы с кем-нибудь побеседовать?

— Думаю, да.

Норман отошел от иллюминатора. Он сунул руки в карманы куртки и нащупал кусок бумаги. Он извлек фотографию и с любопытством взглянул на нее.

Это была фотография красного «Корветта». Хотел бы он знать, откуда она взялась. Вероятно, машина принадлежала тому, кто носил куртку до Нормана. Вероятно, это была куртка одного из людей ВМС, погибшего в подводной катастрофе.

Норман смял, скомкал карточку в руке, выбросил в мусорный ящик. Он не хотел ничего на память о катастрофе, которую слишком хорошо помнил. Он знал, что уже до конца жизни не забудет ее.

Он оглянулся на Гарри и Бет. Оба выглядели усталыми. Бет глядела в пространство, занятая собственными мыслями. Но выражение лица у нее было безмятежным; несмотря на тяжкие испытания, выглядела она почти прекрасно.

— Знаешь, Бет, — сказал он, — ты чудесно выглядишь.

Он подумал, что она не расслышала, но тут она медленно повернулась к нему.

— Что ж, спасибо, Норман, — сказала она.

И улыбнулась.