Глава 2 Рай в преисподней

1

Два восьмиосных «Изюбра» уверенно пылили по шоссе в сторону Москвы. Любой слепец, даун или младенец, пожелай он узнать, а кому же, интересно, принадлежат эти ревущие машинки, удовлетворил бы свое любопытство незамедлительно.

Во-первых, на их бортах сверкали рубиново-красные двухметровые буквы «ВИН». Для младенцев. Эти же буквы повторялись на крыше.

Во-вторых, фургоны несли рекламный слоган компании: «В рай с „Виртуальной Инициативой“!» Надпись повторялась многократно. На всех официальных языках ООН. Для даунов.

В-третьих, мощные динамики, вынесенные над кабинами, во всю пятисотваттную глотку бубнили все тот же слоган. На всех официальных языках ООН. Это, разумеется, для слепцов.

И, наконец, в-четвертых. Голографические проекторы, вынесенные заодно с динамиками, на верхнюю плоскость кабины, транслировали восхитительное шоу с грудастыми девицами и мускулистыми молодчиками, которые маршировали по крыше фургонов прямо в рай с «Виртуальной Инициативой». Это – для всех!

Вот такой веселый балаган приближался со скоростью сто двадцать километров в час к Москве.

– Боже, храни президента! – изощренно выругался Джонни. – Не видно ни зги.

Он только что перевел сенсоры «Аргуса-18» на проницающий режим, но крыши и борта фургонов оказались надежно экранированными. Ну а традиционных окон в кабинах, извините, не было. Вместо них вперялись в шоссе внешние телекамеры, лазерные сонары и высокочастотные радары, со вкусом замаскированные под галогенные фары.

Мак-Интайр ухмыльнулся.

– Правильно, не видно. И именно это позволяет сделать по меньшей мере два вывода. Первый. С вероятностью девяносто девять процентов они везут сейчас первую партию чипов обратной связи. Непосредственно в свои московские супермаркеты. Второй. По оценкам наших экспертов и по некоторым косвенным данным, предельное число чипов обратной связи, выпущенных сейчас экспериментальным цехом ВИН, составляет около восьми тысяч. Учитывая, что даже десять тысяч чипов вместе с упаковкой, рекламными брошюрами и прочей требухой занимают максимум один фургон, легко заключить, что половина полезного объема фургонов занята чем-то другим. Это уже с вероятностью сто процентов. Сержант Ковальская, чем бы вы заполнили оставшийся объем фургонов, если бы вашей приоритетной задачей было обеспечение максимальной безопасности перевозимых грузов?

Джонни с Майком снова переглянулись. Уж они-то вкусы Джины знали отлично. Страшно себе представить, сколько красивых смуглых мужиков с обнаженными кольтами напихала бы туда Джина, дай ей только волю…

Джина, она же сержант Ковальская, прищурилась и закусила нижнюю губу. Ответ последовал только через минуту.

– Даю расклад для одного фургона. Привязной зонд кругового наблюдения. Выдвижная бронированная турель с семиствольной тридцатимиллиметровой артсистемой «Ангара». Два автоматических гранатомета АГС-100 «Ванечка». Зенитный ракетный комплекс «Жало». Система отстрела пассивных инфракрасных помех и радиолокационных ловушек. Голографический имитатор ложных целей. И восемь мортирок для постановки дымовой завесы.

– А ядерная боеголовка мощностью двести килотонн? – ехидно осведомился Мак-Интайр.

– Тогда не поместятся смуглые усатые мужики с обнаженными кольтами. – Джина не улыбнулась.

2

Локи исчез, и Августину стало страшно. Потому что оттуда, где сейчас, презревая все законы Герцогства Велес и Социальной Республики Сол, растворился грациозный аватар Локи, не было возврата.

Это место называлось Утгард. Геенна. Преисподняя. Короче – ад. Доподлинной информации о нем практически не существовало. А та, которая все-таки находилась в распоряжении сетевой полиции, мягко говоря, не обнадеживала.

Младшие аватары никогда не возвращались из Утгарда. Люди, убитые до смерти в Утгарде, не помнили ничего о своей гибели. Многие из них сходили с ума. Некоторые заканчивали земную жизнь самоубийством. Интроскопия мозга не приносила почти никаких результатов.

Старшие аватары из Утгарда иногда возвращались. В Герцогстве ходили страшные легенды о Зу-л-Карнайне Республики, который, еще не будучи Зу-л-Карнайном, в аватаре класса Джирджис спустился в Утгард по собственной воле. Он считался убитым до смерти и больше года не включался в ВР. Потом он вернулся, и вместе с ним пришла огромная свита фантомов – столько может вести за собой лишь аватар класса Зу-л-Карнайн. Он умертвил в закрытом поединке тогдашнего политического комиссара Республики и занял его пост. Видевшие Зу-л-Карнайна говорили, что в его аватаре из Утгарда вышла сама смерть.

«Сама смерть!» Августин презрительно фыркнул, чтобы заглушить страх.

Он переминался в нерешительности у края желтой песчаниковой пустоши.

Он не верил в истерические бредни, которыми полнятся все кабаки от Амстердама до Китежа и страницы желтых компьютерных еженедельничков вроде «Мотай на УС».

Он не верил в потайные семантические каналы, связывающие виртуальный Утгард с Истинной Геенной, о которых талдычат доморощенные проповедники на своих сходках. Он верил только в отменную натренированность своего виртуального тела, в свои стрелы и в успех своей карьеры. Сейчас эта вера окрепла в нем окончательно, и Августин, выматерившись, шагнул вперед. Туда, где несколько минут назад сгинул Локи.

Аватар класса Гильгамеш, морф «Робин Гуд», регистрационный код GIMEL-529-301-772/RUS, был потерян системой сопровождения Марьинского Координационного Центра в 18.02.369 по среднерусскому времени.

3

Неумолимые законы небесной механики волокли «Аргус-18» все дальше на восток. Фургоны ВИН двигались на северо-запад. Через две минуты они должны были выйти из полосы сканирования.

Мак-Интайр бросил крохотный, поперек себя уже, остаток сигары прямо на пол, растоптал его и, потянувшись, зевнул.

Механическая мышь со здоровенной пастью на брюхе выскользнула из неприметной дверки в тумбе видеопланшета, сожрала мусор и столь же стремительно исчезла. Ничего интересного не намечалось. «Ну их к черту», – собрался предложить Мак-Интайр.

– А вот это что-то новенькое, – заметил Майк.

Мак-Интайр, пялившийся в потолок, опустил глаза на видеопланшет. По борту первого фургона гулял крошечный солнечный зайчик величиной с булавочную головку.

– Общий план! – зарычал Мак-Интайр.

Фургоны уменьшились до размеров спичечных коробок, но зато стали видны окрестности шоссе. Впереди по курсу фургонов невдалеке от дороги стояла ветхая силосная башня и заброшенный коровник. Или свинарник.

– Там, – убежденно кивнул Ганс. Для угрюмого фрица это неуставное замечание было верхом красноречия. Впервые за много дней ожидалось что-то интересное.

Но Ганс был не совсем прав. Старая противотанковая ракета с наведением по лазерному лучу «Фагот» была выпущена из кабины инструктора легкого учебно-спортивного самолета «ХАИ-29», находящегося восточнее и не захваченного сенсорами из-за отсутствия прямого приказа. Но подсветка цели лазерным лучом действительно осуществлялась из заброшенного курятника.

Они успели увидеть ракету, неумолимо приближающуюся к головному «Изюбру», и в этот момент изображение безвозвратно поплыло. Сенсоры «Аргуса-18» больше не могли держать фокус.

– Кинушка накрылась, – безразлично бросил Майк. Его совершенно не занимали сцены насилия.

Ганс покосился на ниггера с нескрываемым презрением.

4

«Фагот» был ракетой семидесятилетней давности. В свое время он предназначался для борьбы с танками НАТО, имевшими традиционную многослойную броню, основной изюминкой которой являлся обедненный уран.

Натовские танки «Фагот» брал на Балканах и в Ираке более чем уверенно. Но большегрузный фургон «Изюбр» 2047 года выпуска, перестроенный в мастерских ВИН под специфические вкусы господина Щюро, – это вам не танк двадцатого века. «Это, пожалуй, куда хуже», – подумал Алекс, с замиранием сердца ожидая результатов своего пуска.

Кабина «Изюбра» вспухла огненным шаром. Райское шествие на крыше фургона сразу же прекратилось.

«Взорвались, значит», – пробормотал Алекс с сомнением.

Он переключил бинокль в инфракрасный режим. Абсолютно никакого аномального нагрева, если не считать сравнительно небольшого пятна в месте попадания ракеты. Кабина была целехонькой. Так он и думал – голограмма. Детский лепет. Дешевка. Но какая, черт побери, прочная все-таки эта зараза! Неужели раскошелились на активно-поглощающую броню? Ну тогда поцелуйте свои денежки.

– Вариант «Стройка», – передал Алекс по рации.

5

– Вариант «Стройка», – произнесли губы безликого модельного аватара на борту модельного же одномоторного самолета.

Безделье пилотов патрульно-базовых самолетов типа «Стрибог» вошло в анекдоты, легенды и поговорки. Говорят, что они – самые высокооплачиваемые люди на земле. Пилоты «Стрибогов», дескать, получают «штуку красных» за каждое нажатие кнопки.

Это почти правда. Вот только кнопок они обычно не нажимают. Весь типовой полет «Стрибога» от взлета до посадки полностью автоматизирован.

Перед взлетом первый пилот вставляет свой ключ в гнездо с надписью «взлет» и поворачивает его на двести восемьдесят градусов против часовой стрелки. Трое других пилотов делают то же самое.

Перед тем как сойти с циркуляции патрулирования, первый пилот вставляет ключ в гнездо с надписью «посадка» и поворачивает его на двести восемьдесят градусов по часовой стрелке. Трое других пилотов делают то же самое. Остальное – дело компьютеров. Работа скучная, но денежная.

Зато операторы системы слежения развлекаются на патрульно-базовых самолетах вовсю. На борту каждого «Стрибога» существует своя специализированная виртуальная реальность, имеющая мало общего с мировой.

Информация, которая поступает на «Стрибог» от десятков разнокалиберных радаров, станций радиоперехвата и систем оптического наблюдения, сопоставляется с глобальной базой данных Департамента Безопасности, обрабатывается бортовыми компьютерами и посылается в отфильтрованном виде операторам. Фильтруются, как правило, девяносто девять целых и девяносто девять сотых процента. Оставшаяся одна сотая – самое интересное.

Сейчас самое-самое интересное происходило на шоссе Москва—Воронеж. «Змей» находился в ста километрах от места событий. Это, однако, не помешало его радарам на фазированных антенных решетках отследить пуск ракеты с легкого одномоторного самолета. Спектр выхлопа, скорость и габариты ракеты позволили за две миллисекунды опознать ПТУР «Фагот» 1984 года выпуска.

Змей-7 уселся на хрупкое с виду крыло спортивного самолета и с интересом поглядел на шоссе. Там неслись два восьмиосных параллелепипеда. На них быстро проступали детали подвески, колеса, кабины и надписи «ВИН». Четверо других операторов – Змей-1, Змей-3, Змей-24 и Змей-37 – гуляли по крышам фургонов.

Змей-7 помахал им рукой. В ответ Змей-3 показал большой палец. Дескать, хорошо летишь. «Стройка, стройка… – подумал Змей-7. – Ага, наверное выпустят экскаваторы!»

В этот момент прямо под Змеем-3 из крыши второго фургона показался яйцеобразный выступ. Спустя несколько секунд на борт самолета поступила дополнительная информация, и компьютер смог детализировать изображение.

Змей-3, оказывается, стоял на выдвижной башне пятиствольной автоматической пушки. Пушка вела огонь по самолету, на крыло которого столь опрометчиво присел Змей-7.

Очередь прошла сквозь его аватар.

Если бы Змей-7 сейчас находился не в специализированной, а в мировой виртуальной реальности, то кредиты посыпались бы из него вместе с кусками родного мяса, как из мешка. А здесь Змей-7 лишь слабо махнул рукой, словно отгонял надоедливую муху, и поймал выбранный наудачу снаряд. Ого! Тридцать пять миллиметров. Американская штучка у ВИНовских дяденек, «Рэпид» GAU-5/35.

Баллистический вычислитель пушки принял соответствующие поправки, и следующая очередь оторвала самолету крыло.

Змей-7 проводил взглядом кувыркающуюся машину и полетел вперед. Смотреть на реалистические муляжи трупов, которые наугад сгенерирует компьютер, совершенно не хотелось. Зато очень хотелось не пропустить «стройку».

– Не пора ли вмешаться? – неуверенно спросил он у Змея-3, опускаясь рядом с ним на башню автоматической пушки.

– Не наша забота, – равнодушно пожал плечами тот, присаживаясь на блок стволов «Рэпида». – Вон Змей-один о чем-то уже треплется по «наручнику», пусть снаружи с его слов и решают.

«Снаружи» находилось на расстоянии сорока метров от виртуальной капсулы, в которой лежал Змей-7. Полковник Хованский принял доклад Змея-1, немного постоял, вбирая всем телом тихий успокаивающий гул двигателей.

Потом Хованский резко выдохнул и, усевшись перед вифоном, попросил Главный Корпус ВИН, господина Щюро.

6

«Уже на исходе прошлого века, несмотря на всеобщую эйфорию по поводу темпов и перспектив развития компьютерных технологий, мне стало совершенно очевидно, что возможности развития электронных компьютерных систем практически исчерпаны. То же самое, только в десять раз острее, ощущалось мною по поводу устройств отображения видео– и аудиоинформации: мониторов, громоздких очков, шлемов, наушников и устройств обратной связи – перчаток, всех этих трехмерных джойстиков и микрофонов. Я уже не говорю о том, что такие органы чувств, как вкус, обоняние и осязание, вообще оставались не у дел. К кретинским комбинезонам для „секса через океан“ серьезно могли относиться только отпетые сексуальные маньяки, лишенные, вдобавок, какого бы то ни было вкуса.

В 2014 году я выбросил новомодную альфа-станцию «Prime» в свинцовые воды Балтики, раскроил молотом все свое тогдашнее нехитрое ВР-оборудование, купил авиационный билет до Катманду и исчез на три года. Там, в Тибете, моя голова очистилась от вредных западных предрассудков и я отыскал правильное решение, изменившее мир.

«Чтобы почувствовать вкус свежего бифштекса с кровью, необходимо откусить кусочек», – скажет невоспитанная домохозяйка, которая не умеет пользоваться ножом и вилкой. «Чтобы почувствовать вкус свежего бифштекса с кровью, необходимо, чтобы сигнал чувствования пришел в головной мозг», – скажу я и буду совершенно прав. Когда наш язык соприкасается с жареным мясом, мы, строго говоря, в этот момент еще ничего не знаем о его вкусе. Только спустя несколько микросекунд сигнал добегает до головного мозга, обрабатывается там и сообщает нашему сознанию: «Бифштекс – дерьмо; пережаренный и недосоленный».

Этот пример подходит для иллюстрации того, как мы вообще живем и постигаем то, что называем реальностью. Что бы мы ни делали, к нам ежесекундно сбегаются тысячи разнообразных сообщений реальности: «ты давишь весом своего тела на собственные ступни, и ты чувствуешь прикосновения морской гальки», «морской ветер овевает твое тело», «твой нос вдыхает аромат йода, подгнивших водорослей и далекого костра во-он там, на песчаной косе», «твои глаза видят все это, плюс солнце, плюс морскую синеву, плюс прекрасную обнаженную девушку у далекого костра» и так далее, и тому подобное. Более того, как сейчас достоверно установлено, наш мозг – сложнейшее кибернетическое образование во Вселенной – способен воспринимать и обрабатывать еще массу информации, поступающей от второй, третьей и Бог знает еще каких сигнальных систем, которые пока что удовлетворительно не описаны.

Повторю еще раз: то, что ты называешь таким ультраобъективным словом «реальность», – просто совокупность информационных сигналов, которые получает и обрабатывает твой головной мозг. И даже самый твой невероятный оргазм – в конце концов всего лишь сухая констатация мозга: «оргазм».

Поэтому любому барану ясно, что достаточно лишь правильно подготовить пакет информации и послать его в твой мозг непосредственно, минуя твои привычные рецепторы, чтобы ты почувствовал себя куколкой бабочки в момент метаморфозы, коровой под быком, Наполеоном в день Ватерлоо, прокаженным пророком Аль-Хакимом из Мерва или, если угодно, Господом Богом».

Олаф Триггвассон. «Страннее, чем рай»

7

Вначале не было ничего, и если только сознание Августина в это время можно было назвать существующим, оно воспринимало поглотившую его ткань иллюзорной реальности как абсолютное небытие.

Он полагал себя мертвым.

Не убитым до смерти, но именно мертвым, развоплощенным, Тем, Который Не Есть. Он должен был умереть. Но он не умер.

В сокрушительные смерчи пралогического хаоса вторглась чья-то всемогущая демиургическая воля, и хаос отпустил Августина, предоставив ему новое внечеловеческое бытие.

Спустя вечность он открыл свои круглые алмазные глаза и, подняв тяжелые пластинчатые веки, увидел привычный от рождения пейзаж.

Тысячи черных рек, свитых в переливчатые коридоры. Реки висели в пустом пространстве. Одни из них текли медленно, другие – быстро, одни состояли из огня, другие – из мельчайших частичек, похожих на песок, третьи напомнили бы ему ледники, если бы он знал, что это такое.

Августин больше не имел имени. Мир из двух обитателей не знает имен. В нем есть только Я – огромное сильное рыбообразное существо, сотканное из звенящей яростью плоти – и Моя Тень. Моя Тень сейчас бежит от Меня, и Я должен настичь ее во что бы то ни стало. И когда это произойдет, мы сольемся в Одно и зачнем Нечто.

Я чувствовал след Тени. Она совсем недавно была здесь, и если Мне хватило бы терпения дождаться ее, то рано или поздно она пришла бы сюда вновь, ибо такова природа этого мира. Но Я нетерпелив, Я очень спешу.

Я сильно схлопнул четыре хвостовых плавника – материя Моей реки возмутилась, и несколько огромных шаров искристой жидкости, оторвавшись от ее поверхности, полетели в разные стороны. Спустя мгновение они, повинуясь силе тяготения Моего Мира, закружатся вокруг реки, как планеты кружатся вокруг солнца в Мире, Которого Я Не Знаю. Но Я этого уже не увидел, потому что Мое тело с веселым свистом, который мог слышать только Я своими бугристыми ушами – по одному бугорку под каждой пластиной чешуи – уже неслось вперед в шлейфе возбуждающих ароматов Тени.

У Меня был только один инстинкт – инстинкт Слияния, и у Тени тоже был ровно один инстинкт. Инстинкт Бегства.

Тень почувствовала присутствие преследователя, ибо точно так же, как она, благодаря прямой причинно-следственной связи, оставляла свой след позади себя, Я, из-за наличия в этом мире связи обратной, оставлял песню своей ярости впереди себя, и она слышала эту песню, и она бежала.

Но Я был быстр, все быстрее змеилось Мое тело сквозь кристально-чистую воду этой реки, и река за Мной разлеталась мириадами капель. Я приближался. И тогда Тень свернула в песчаную реку, выделяя из своих брачных желез липкую жидкость, склеивающую песчинки в единую сверхпрочную субстанцию, которая вставала за ней непроходимой стеной.

Я в остервенении бился костистой мордой, увенчанной тремя корундовыми бивнями, о бесстрастную серую поверхность. Ни одна трещина, ни одна царапина не подмигнули Мне надеждой на успех. Отчаяние затопило Меня свинцовой волной. Мне нечего делать здесь, и нигде больше делать Мне нечего. И ждать Ее здесь Я не имею времени. И тогда вибрации Моего Мира напомнили Мне один из своих нехитрых законов и указали выход.

Я устало опустил пластинчатые веки на горящие дихроматическим, бирюзово-охряным светом глаза – солнце Моего Мира. Во тьме нет Тени. Без Тени нет Меня. Без Меня нет Моего Мира.

8

– Папа-папа-папа-папа, – я всегда обращаюсь к нему так, когда мне очень хочется, – расскажи стишок.

Он подымает на меня свои неприкаянные глаза в окантовке синих кругов.

– Стишок? Стишок слушай…

Его интонация всегда имеет какие-то трудноуловимые странности и всякий раз новые. Он задумчиво смотрит в потолок, потом грызет пластиковую насадку на позолоченной дужке очков, потом говорит:

Тарантул, сделанный из плюша,

Глаз не имеет – только уши

Мохнатые все тело покрывают.

Я отчаянно ору: «Не нада-а-а!!!» – плачу, бегу. Всякий раз он рассказывает один и тот же стишок, всякий раз я взрываюсь ужасом, негодованием, омерзением, мое тело покрывается мурашками, словно по нему ползет этот самый тарантул, который сделан из плюша.

Мой папа днем мучает меня, мучает своими непрестанными штудиями в огромных томах с незнакомыми буковками и страшными стишками о диких существах, которых не бывает и которые живут только в его безумном воображении.

Ночью мой папа мучает маму. Кто это такая – мама – я не знаю. Он называет это так – мама, и я думаю, что это очередной зверь, порожденный его фантазиями. Он никогда не пускает меня в комнату, где живет мама. Но ночью оттуда доносится его довольное уханье и слабые стоны. Не знаю. Нас двое, и больше нет никого – чьи же это стоны? Кого обижает мой папа по ночам? Может быть, он кривляется на два голоса? Но даже если он кривляется, это все равно равноценно – так говорит папа, и я учусь у него целесообразным мыслям и точным словам – равноценно тому, что у нас в доме завелся кто-то третий. Мама. И, раз все сказанное выше верно, полагается оградить маму от папиного насилия.

Вечером я беру большой кухонный нож, которым мы разделываем огромные мясистые арбузы с нашей плантации, и захожу в папин кабинет.

Кабинет пуст. На столе короткая записка. «Я твоя мама, придурок. Локи».

Я не понимаю странных слов записки, но знаю только одно – папы больше нет в этом доме и мне тоже больше нечего делать здесь. Я снимаю с полки «Наставление к безболезненному суициду. Издание восьмое, стереотипное».

Спустя несколько минут я лежу в горячей ванне и нож в моих руках растворяется во всеобщем растворении мира.

9

Главный Корпус компании «Виртуальная Инициатива» поднимался в небо Подмосковья всего лишь на восемь этажей. Со стороны он выглядел не очень внушительной башней, но лишь посвященные знали, что под землей расположены еще двадцать пять уровней, где помещаются лаборатории, мастерские, сборочные цеха и секретные агрегаты компании. На крыше корпуса, выложенной панелями розового стеклопластика, располагалась вертолетная площадка и красовались три огромных буквы: ВИН – «Виртуальная ИНициатива».

Четыре зоны охранного периметра и защитный купол надежно оберегали территорию ВИН от любопытных глаз и непрошеных гостей с земли и с воздуха.

О существовании защитного купола было известно немногим. Уникальный проект его создания никогда не выходил за охранный периметр компании, а его отцы – инженеры и программисты ВИН – со дня успешного тестирования купола не покидали третьего подземного уровня. Чтобы предотвратить утечку коммерческих тайн.

«Можно называть это пожизненным рабством, а можно и контрактом с неопределенным сроком окончания», – любил разглагольствовать по этому поводу Венедикт Щюро, мозг и воля компании ВИН.

Если бы какой-нибудь беспилотный аппарат-разведчик смог преодолеть охранный периметр и бесшумно зависнуть возле ничем не выделяющегося среди остальных окна четвертого этажа Главного Корпуса, то его камерам удалось бы заснять лишь редкой невыразительности картину. Президент компании и начальник охраны играют в нарды, склонившись над раритетной – подлинной, зэканской, времен ГУЛАГа – игральной доской.

Если бы на микрофонах аппарата-разведчика был установлен фильтр «антишум» (который позволил бы подслушивать разговоры, заглушаемые установленной у каждого окна системой шумогенерации), то и они донесли бы до своих хозяев абсолютно тривиальную информацию. Типичную болтовню двух игроков в нарды.

Запищал вызов видеотелефона.

– Переключи на сотовый, – приказал президент окружающему пространству и, достав из внутреннего кармана компактную трубку, лениво бросил: – Щюро.

Не меняясь в лице, он выслушал чужой монолог, проворчал «Да оставьте вы их, сами разберутся» и сунул трубку обратно. Игра продолжалась как ни в чем не бывало.

Но с определенного момента изменилось буквально все.

Панель-привратник последовательно озарилась всеми цветами радуги, и на экране появилось взволнованное лицо референта господина Щюро – Александра Малинина.

Весь вид референта свидетельствовал о том, что он только-только вернулся из виртуального мира, не успев еще толком адаптироваться к земным реалиям.

Вот теперь камерам и микрофонам аппарата-лазутчика было бы чем поживиться. Да только не было и не могло быть лазутчиков под окнами Главного Корпуса ВИН.

– Входи, – нехотя сказал Щюро, поднимая голову.

Пьеро – так звали начальника охраны – выпрямился в кресле, ожидая дурных новостей. Ему, так же как и боссу, не нравилось, когда их беспокоят за нардами. И уж если кто-то идет на это, значит, причинами он располагает самыми уважительными.

Малинин вошел, переступив порог со встроенным металлоискателем, который остался совершенно равнодушен к вошедшему.

– Я покинул ВР четыре минуты назад, – начал он. – Два объекта проникли в Зону Стабильности. Они вошли через «кроличью нору» в кластере три-ам-ру. Судя по всему, проникновение не является предумышленным. Рядом с ними сейчас находится экспериментальный шатун «Адский Желудок».

Щюро вздохнул, по его высокому лбу поползли морщины. Это всегда нервирует – когда приходится суетиться по таким мелочам.

– Что за объекты? – спросил он.

– Первый – в аватаре класса Джирджис, живучесть в настоящий момент сравнительно низкая, но вообще очень ловкий черт. Второй – лейтенант сетевой полиции. Аватар класса Гильгамеш. Этот тоже не промах. Полицейский преследует первого. Наверное, есть за что.

Щюро был невысок, и тело его могло бы показаться тучным, если бы не мастерски сшитая тройка. Гений кутюрье, воплощенный в неброском, но шикарном твидовом костюме, маскировал недостатки фигуры, скрывал животик и делал Стального Венедикта – как за глаза называли Щюро сотрудники – почти стройным. Он поднялся, подошел к Малинину и, пристально глядя в глаза, спросил:

– Личности объектов установлены?

Малинин, не выдержав тяжелого взгляда начальника, смешался и зачастил:

– Это очень долгая процедура. Незаконная. Сервер с базой данных ООН в данный момент нам недоступен…

– Знаю, – перебил его Щюро, не скрывая раздражения.

– К тому же я просто не успел выяснить, да и никто не успел бы на моем месте! Я только что вышел…

Стальной Венедикт продолжал сверлить взглядом референта, на висках которого выступили предательские капли пота.

– Личности установить, объекты уничтожить, – подытожил президент ВИН.

Малинин поднял руки в упреждающем жесте.

– Но ведь один из них полицейский! А личные дела полицейских…

Щюро зловеще усмехнулся.

– Через два дня не будет никаких полицейских, – сказал он, и его массивное тело упало в кресло, услужливо подкатившееся со спины.

Кости вновь застучали по доске. Бросок принадлежал Пьеро, который, как всегда, был полностью согласен с боссом.

10

Болтовня «Вована» была первым, что услышал Августин, придя в себя под полифертиловым сводом капсулы.

Голова его раскалывалась от нечеловеческой боли, кровь стучала в висках. Но хуже всего была чудовищная жажда – пересохший язык едва ворочался во рту.

Анекдота он не запомнил – слова, доносящиеся из речевого синтезатора, казались чем-то совершенно нереальным, бессмысленным, нечеловеческим.

Он не понимал, что произошло. Почему он выжил в Утгарде? Почему вернулся? Почему помнит так много? Почему на капсуле не горит роковой знак УС, «убийство до смерти», или хотя бы «временное убийство»? И куда, в конце концов, подевался этот весельчак Локи, его Тень, его папа (при этом воспоминании Августина передернуло – папаша, вглюченный ему в голову глючным Утгардом, был удивительно похож на его настоящего отца, Бориса Михайловича Деппа) и персонажи еще полутора десятков виртуальных миражей, которые почти не запомнились?

Вопросов было больше, чем волос на лобке Сэми, и последняя метафора с японским колоритом немного приободрила уставшего душой и телом Августина.

Показно кряхтя, он приподнялся на локте и осмотрелся, привыкая к твердому миру, сотворенному Богом из Логоса, протонов и нейтрино, а не господином Олафом Триггвассоном из культовых компьютерных игрушек, нейронных импульсов и нанотехнологий.

Собственно, привыкать было не к чему – за окнами царила глухая ночь, в комнате, соответственно, стояла непроглядная тьма.

Августин вполголоса выругался – громче было бы слишком болезненно для его бедной головы. Почему, почему теплым июньским вечером в огромном мегаполисе так темно, почему в окно не бьют огни Златоглавой? Беспутной, Купеческой, Разгульной?

Ответом ему послужило глухое утробное ворчание. И в этом ворчании что-то было не так.

– Сэр Томас? – спросил Августин у темноты несколько более настороженно, чем обычно хозяин обращается к сво-ему псу, пусть даже такому внушительному, как ньюфаундленд.

Темнота ответила леденящим душу воем, какой может издавать только очень голодное, истосковавшееся по пище существо. И это существо тосковало явно не по зеленой травке и парному молочку.

Августин почувствовал, как расползается раскисший папирус реальности под первыми же прикосновениями цепких пальцев критического сознания. Он похлопал себя по бокам и ощутил грубую ткань ливреи – верхней одежды морфа «Робин Гуд». Ага.

«Ага», – мысленно повторил он только для того, чтобы не заорать благим матом, не захныкать, как до смерти перепуганный ребенок.

Августин быстро вскочил на ноги, выхватил из колчана стрелу, привычным движением сдернул с плеча лук и выстрелил в темноту, ориентируясь на слух.

Раздался разъяренный рев, темноту разорвала яркая вспышка, и в ее свете Августин увидел человекоподобный силуэт, скорчившийся от боли.

В том, что это Локи, Августин без всяких там здравых размышлений не сомневался ни секунды и удивлялся лишь, почему тот позволил ему до сих пор оставаться в живых.

Он достал еще одну стрелу в решимости до конца защищать свою виртуальную жизнь и – не дай Бог – реальный рассудок.

– Упрямый ты фараон, твою мать! – к своему величайшему удивлению, услышал Августин весьма миролюбивое замечание Локи. – Я тебе только что жизнь спас, а ты мне за это третий глаз выбил. Гляди!

Под потолком комнаты вспыхнула и заколыхалась яркая зеленая медуза, «светляк» из стандартного магического комплекта аватаров класса Джирджис.

В зеленых сполохах Августин увидел, что помещение, в котором он находится, не имеет ничего общего с его московской квартирой, но это его не удивило. Он был поражен совсем другим.

На полу, у ног Локи, во лбу которого еще подрагивало оперение его йоменской стрелы, медленно растворялась уничтоженная до смерти субстанция. Выглядела она настолько необычно, что Августин машинально подмигнул в ее сторону, по привычке посылая запрос в полицейскую базу данных по аватарам и морфам. Будь они в Митгарде, Голос Неба тотчас же сообщил бы ему всю необходимую информацию. Но в Утгарде Голоса Неба не услышишь, разве только здесь есть иное Небо и иной Голос.

– Можешь мигать хоть до выключения, – язвительно заметил Локи, – все равно такого не сыщешь. Дрянь была совершенно отпетая, а уж выла так, что у меня чуть уши не лопнули.

– Так это не ты выл? – пробормотал Августин, медленно опуская лук.

– Нет, – только и успел сказать Локи.

Тишину комнаты разорвал оглушительный грохот. Там, где только что возвышалась колоритная фигура Локи, взвился гудящий вихрь огня.

Стена помещения, в котором они находились, превратилась в тучу горячей каменной пыли.

Августин не стал дожидаться, когда невидимый наводчик перенесет огонь на его скромную персону, и стремглав ринулся в открывшийся пролом.

Что бы там ни находилось, но бежать все равно было больше некуда – еще в колеблющемся свете медузы, подвешенной Локи, Августин подметил, что он, оказывается, пробудился на расстоянии вытянутой руки от многорядной колючей проволоки. Не приходилось сомневаться, под тысячевольтным током. В таких вещах любому завсегдатаю ВР лучше не сомневаться.


Аватарам класса Гильгамеш третий глаз не положен. Для этого нужно дослужиться до Джирджиса. Поэтому Августин долгое время не видел ни хрена.

Наконец клубы каменной пыли, от которой, вдобавок ко всем ее недостаткам, нестерпимо першило в горле, поредели. Сквозь них стало пробиваться поначалу слабое, но со временем все более яркое апельсиново-оранжевое сияние, и Августин увидел то, что менее всего ожидал увидеть в Утгарде. В преисподней. В геенне. В аду.

В изумрудных небесах сияло солнце. Оно не было похоже ни на реальное, земное, ни на светила Митгарда. Оно было приплюснутым, будто растянутым в стороны, как НЛО на кустарных фотографиях прошлого века. И, как положено любому уважающему себя НЛО, оно степенно пересекало небосклон.

Под оранжевыми лучами этого блуждающего светила плескалось ласковое лазурное море. А в море, совсем близко от берега, на сверкающих всеми цветами богемского стекла столбах стоял огромный остров, покрытый лесом.

Лес, как и остров, как и солнце, не старался имитировать какие-либо естественные прообразы. Деревья в лесу, насколько мог видеть Августин, в основном были хрустальные, золотые, серебряные и яшмовые. С острова доносился одинокий напев свирели.

Замысел творца всей этой безвкусицы был совершенно очевиден. Аваллон. Элизиум. Рай. Карманный парадиз в недрах Утгарда.

Когда Августин бывал чем-то смущен, он, как и всякий нормальный человек, подсознательно стремился скрыть свое смущение каким-нибудь привычным «рефлекторным» действием. Даже в тех случаях, когда рядом не было никого, кто мог бы служить свидетелем его смущения.

Сейчас Августин был определенно смущен – все происходящее совершенно не вязалось с расхожими представлениями об Утгарде, а Аваллон окончательно выбил его из колеи.

Августин рефлекторно посмотрел на часы (причуды Утгарда вернули ему, кроме привычного морфа, еще и стандартный наручный интерфейс). Они показывали 18.02. С момента его вхождения в Утгард прошли какие-то никчемные секунды.

«Да будьте вы все прокляты!» – проорал взбешенный и вконец измученный Августин изумрудным небесам, холодея от мысли, что ему предстоит провести в Утгарде еще целых четыре часа.

Частичный контакт с аватаром класса Гильгамеш, морф «Робин Гуд», регистрационный код GIMEL-529-301-772/RUS, был восстановлен системой сопровождения Марьинского Координационного Центра в 18.02.371 по среднерусскому времени. Задержка пинга, таким образом, составила две десятых секунды, что находится в пределах, допустимых спецификацией VIR 7.0.5. Подготовка к экстренному отключению объекта была прервана, неспецифическая потеря контакта квалифицирована как НИВФ (нон-идентифицируемый виртуальный феномен).

11

Лучше бы Августин не кричал. Потому что в ответ на его крик сторожевой бот, ошибочно принятый им вначале за солнце, резко изменил траекторию и полетел в его сторону.

– Стоять! – заорал до смерти перепуганный Августин, щурясь навстречу непокорному солнцу. – Стоять именем сетевой полиции!

Местная природа осталась глуха к призыву властей.

От адского солнца отделился длинный сверкающий протуберанец. Сомневаться в его предназначении не приходилось.

Августин был хорошим полицейским. Он понятия не имел, почему вдруг Утгард прекратил с ним свои чудовищные игры и вернул ему прежний привычный аватар. Зато он моментально припомнил все потенциальные возможности своего аватара и сразу же ими воспользовался. В ВР сперва стреляй, а потом думай. Для того ее Триггвассон и создал.

На месте Августина остался фантом, убедительно натягивающий лук навстречу приближающемуся протуберанцу.

Сам Августин был уже в воде – на вкус она напоминала «Мадам Клико» – и плыл в направлении столбов из богемского стекла.

За его спиной прогрохотал взрыв, очень похожий на тот, в вихре которого исчез Локи. Августин-фантом показательно превратился в мясную пыль. Августин-настоящий нырнул, оставив на поверхности второй фантом, столь же упорно гребущий к острову, как и его хозяин. Вот только брызг не было – его руки входили в воду бесследно и бесшумно.

Сторожевому боту на такие мелочи было наплевать. Новый протуберанец старательно слизнул с поверхности моря Августина-второго вместе с десятками кубометров воды, которая, зашипев, превратилась в облако паров первосортного шампанского и взорвалась в полном соответствии с законами объемного взрыва.


Августин был первоклассным пловцом. Особенно в морфе дельфина.

Он вынырнул только под стеклянной опорой острова и уже глазами человека посмотрел по сторонам. Сумасшедшее противозаконное солнце этого кластера Утгарда, по всей видимости, удовлетворилось результатами своей работы. По крайней мере, видно его нигде не было, и, присмотревшись к тени острова на воде, Августин понял, что «солнце» поднялось высоко и кружится где-то в стороне.

Августин сам толком не понимал, что толкнуло его к Аваллону. Скорее всего, просто возможность использования морфа дельфина, в котором он мог рассчитывать на спасение от испепеляющих протуберанцев. Так или иначе, раз уж он здесь оказался, следует осмотреться получше. Странный здесь какой-то Утгард все-таки. Чересчур стабильный.

Колонна, под которой он находился, была абсолютно гладкой, и уцепиться было не за что. Но у любого настоящего йомена есть кое-что кроме лука. У настоящего йомена за сапогом торчит превосходный нож из металла чуть покрепче золлингенской стали.

Августин достал нож и, примерившись, без особого усилия воткнул в колонну. Так и есть – одиозный матерьялец не может устоять перед универсальным полицейским инструментом «Клык Фенрира».

Нож, едва заметно вибрируя, вошел в стекло и, повинуясь движению кисти Августина, отпластал от колонны лунообразный кусок с едва заметно оплавленными краями. Кусок отправился в лазурные воды моря, Августин занялся следующей ступенькой.

Он не очень спешил и не очень медлил. С одной стороны, ему действительно было любопытно, что за звери гуляют по кичевому лесу там, наверху, на острове.

С другой – до отключения оставалось около трех часов и его главной задачей было прожить это время без фатальных последствий для своей сетевой карьеры.

Так, достигнув компромисса между инстинктом самосохранения, полицейским долгом и простым человеческим любопытством, он не спеша подымался вверх по колонне.

12

Четыре экскаватора перегораживали шоссе полностью. Они стояли, уперев в бетон мощные гидравлические опоры и опущенные ковши.

– Ставлю один к трем на террористов, – заявил Змей-7, созерцая несокрушимых железных гигантов.

– Все верно, один к трем, – кивнул более опытный Змей-3. – Но только не на террористов.

Фургоны ВИН приближались к экскаваторам, не снижая скорости. Над головным теперь реял похожий на ободранного воздушного змея привязной зонд внешнего наблюдения.

Потом крыша фургона поползла вверх.

– Что-то новенькое, – пробормотал Змей-7, просовывая нос в растущую щель.

Крыша поднялась на метр. Радары патрульно-базового самолета пока что не могли прощупать, что же скрывается там, под ней, и Змей-7 был вынужден удовольствоваться созерцанием зияющей пустоты.

Фургоны начали сбрасывать скорость. Задний тормозил значительно энергичней переднего, и дистанция между ними увеличилась до двухсот метров. Скорость фургонов упала до шестидесяти километров в час и продолжала снижаться, когда из-под крыши головной машины вылетели две гладкие сигары и, раскрыв стабилизаторы, устремились к экскаваторам.

Прогремели два оглушительных взрыва, разделенных сотыми долями секунды.

Экскаваторы исчезли под огненной полусферой радиусом не меньше сотни метров.

Змей-7 видел такое только в учебной виртуальной реальности. Но чтобы так, можно сказать, почти в жизни…

От многотонных машин осталось немногое. По крайней мере, на поверхности шоссе. Вакуумная боевая часть типа «Молот», сравнимая по мощности с небольшим ядерным боеприпасом, раскатывает танк едва ли не в лист жести. А не раскатывает, так вбивает в землю по самый командирский люк. А экскаватор не танк все-таки.

Змей-7 печально вздохнул. Втайне он болел за террористов. Он видел одного живого человека там, в легком самолете. И этот живой человек был террористом. А когда он глядел на ВИНовские фургоны, ему казалось, что к Москве приближаются два заговоренных железных ящика, набитых мертвящей пустотой. Ящики Пандоры…

Террористы, потеряв связь с командиром ударной группы и убедившись в подавляющем огневом превосходстве противника, прекратили операцию.

На «Изюбрах» вновь завелась прежняя волынка, заплясали голограммы, загнусили динамики, и они, увеличив скорость до ста сорока километров в час, понеслись дальше.

13

Августин, прилепившись к колонне в двадцати метрах над поверхностью моря, дорезал последнюю ступеньку и, подтянувшись на руках, перебросил свое крепкое виртуальное тело через край острова.

Бешеное солнце было очень далеко и на его появление никак не отреагировало.

Августин с удовлетворением подумал, что он, видимо, занесен в списки погибших.

Вокруг него тихо звенели искусственные деревья, бесчисленные тропинки были вымощены не то золотом, не то позолоченным свинцом. В воздухе было разлито пение все той же проклятой свирели, которое, как Августин неожиданно осознал, почти перестало раздражать его придирчивый слух.

Сам не понимая отчего, он принялся насвистывать, стараясь попасть в тон свирели, и пошел куда глаза глядят по тропинкам этого непонятного сада.

Вынутой из колчана стрелой он беззаботно почесывал правую щеку – еще один верный признак хорошего настроения.

Потом Августину неожиданно надоело свистеть, и он запел старую песенку из любимого когда-то в детстве фильма о подлом короле Филиппе, бравом Генрихе Пятом и его несравненных лучниках, выкосивших в чистом поле под Азенкуром весь пышный цвет французского рыцарства.

Наш йомен, право же, неплох,

Когда, отставив локоток,

Шлет стрелы в цель

И ни одной

Не тратит даром он, —

тихонько напевал, а на самом деле во все горло орал дурным голосом Августин, перевирая слова.

Он был сильно пьян, но не осознавал этого. Море шампанского может укачать даже стадо кашалотов, не то что одного сетевого лейтенанта.

Тут генуэзцев страх берет,

Потерям их потерян счет,

И вряд ли им поможет Петр,

И громкий крик,

И страшный ор,

Ведь с нами Христофор, —

сообщил Августин большому черному камню, преградившему его путь.

Камень поднялся на четыре когтистые лапы, грациозно потянулся, зевнул, открывая огромную розовую пасть, и ласково сказал:

– Я так долго ждала тебя, Локи…

– Я не Локи, я солдат короля Англии! – заносчиво ответил Августин, чувствуя предательскую слабость в коленях. Ноги совсем не держали, и он опустился на тропу.

Мягко ступая, пантера подошла к нему вплотную и принюхалась.

– Ты пьян, – сказала она с отвращением.

– Я пьян, – кивнул головой Августин.

«Ты пьян, а перед тобой очередное чудовище!» – вспыхнул в голове сигнал тревоги.

Между тем «очередное чудовище», продолжая принюхиваться, ткнулось ему своей мягкой мордой между ног. Сигнал тревоги в голове разлился оглушительным звоном.

– Ты не Локи, – свирепо сказала пантера, подымая на него свои пронзительные азиатские глаза.

Прошла секунда, показавшаяся Августину дольше любой индуистской вечности-калиюги. Затем пантера обрушила на его грудь когтистые лапы, приблизила оскаленную пасть вплотную к лицу и прорычала:

– Ты не Локи!

– Я не Локи, – согласился Августин, с величайшим напряжением пытаясь унять дрожь в голосе. И, не найдя ничего лучшего, сообщил:

– Я тень, я свиристель, убитый влёт…

Зрачки пантеры – совершенно человеческие зрачки – удивленно расширились.

– Повтори! – разъяренно прохрипела она, обдавая его горячим, словно ветер пустыни, дыханием. Августин, недоумевая по поводу ее возмущения, послушно пролепетал:

– Я тень, я свиристель, убитый влёт. – И поспешно добавил: – Вообще-то я лейтенант сетевой полиции по имени…

Когда человек, пребывающий в ВР, называет свое имя, у него всегда возникает секундное замешательство. Первая рефлекторная реакция – назвать подлинное, «земное» имя – всегда блокируется сервером Координационного Центра. Это нерушимый закон ВР – истинное имя актанта окутано непроницаемой тайной и даже сам актант не имеет права, просто физически не может разглашать его. А свое «аватарное», виртуальное имя приходит в голову далеко не сразу. Но Августину так и не пришлось его назвать.

В тот момент, когда он уже собирался произнести «Джонни Джармуш», наступила непроницаемая тьма. Далекое солнце-сторожевик выключилось.

– Кто бы ты ни был – беги!!! – заорала пантера, убирая лапы с его груди.

Августин понял только одно – СНОВА ОПАСНОСТЬ. Окончательно трезвея, он вскочил на ноги. В его руках мгновенно оказался лук с вложенной в него стрелой. Августин попытался включить инфракрасное зрение – черта с два. Проклятый Утгард вернул все-таки отнюдь не все базовые характеристики его аватара.

– Куда?! Куда бежать?! – спросил он у пантеры.

Вопрос не был праздным. В такой кромешной тьме нельзя было сделать двух шагов, чтобы не удариться лбом о ствол какого-нибудь райского апельсинового дерева.

– Ну ты идиот, легавый, – проворчала пантера. – Садись ко мне на спину.

Августин почувствовал, как в его йоменский гульф ткнулся теплый зад пантеры. Не задавая лишних вопросов, он оседлал свою новую знакомицу. И они понеслись.

Пантера, не в пример Августину, прекрасно видела во тьме. Она неслась по одним лишь ей ведомым тропинкам. Иногда, вся подобравшись, она перепрыгивала через поваленные деревья. Несколько раз под ее лапами раздавался плеск воды и в лицо Августину летели брызги шампанского.

Их все-таки настигли. Из кромешной тьмы за спиной Августина совершенно бесшумно возникло нечто и вонзило в его спину стальные когти.

Мягкая спина пантеры ушла куда-то вниз. Августин, чье тело разрывалось на куски от боли, с ужасом почувствовал, что несется в воздухе.

За спиной раздался чудовищный, леденящий душу надрывный вой сверла. В затылке Августина возникла крошечная точка новой боли. И она росла.

14

«ВР без боли – ничто. Без боли – значит без наслаждения, без страха, без эмоций. Поэтому я сделал боль и положил ей меру. Если, пробив титановый панцирь, пробив кевларовую подкладку, пройдя сквозь одежду и кожу, в твою грудь вонзится меч Джирджиса и войдет в твое живое сердце, ты не только увидишь его, ты не только почуешь запах своей горячей крови, но ты испытаешь то, что должен, – боль. Очень сильную боль. Возможно, меньшую, чем испытывают в подобной ситуации наяву – ибо боль будет изготовлена добрым компьютером Координационного Центра, а не твоими злыми человеческими нервами, которые не знают пощады, – но это будет очень сильное, ха-ха, переживание. И, очнувшись среди океана липкого холодного пота в своей капсуле, ты поймешь, какое это прекрасное времяпрепровождение – жизнь».

Олаф Триггвассон. «Страннее, чем рай»

15

– Антропос, антропос… Какое это прекрасное времяпрепровождение – жизнь, – раздался за спиной Августина мечтательный голос. – Сейчас мы посмотрим, что там у тебя внутри.

Сверло вворачивалось все глубже. Похоже, его обладатель был существом обстоятельным и никуда особенно не торопился.

Августина ждало долгое, мучительное, сводящее с ума убийство до смерти. Причем «сводящее с ума» не было здесь фигурой речи. Если, не дай Бог, плохо сработают фильтры Координационного Центра, Августин вернется в реальность безумцем.

По спине Августина струился слабый пока ручеек крови, когти болтливого мерзавца, казалось, вошли в его тело до самого позвоночника. «Момент минус десять», – сообщил Голос Неба.

Августин отшвырнул совершенно бесполезный лук.

Подогнув ногу к груди – это простое при нормальных обстоятельствах действие теперь стало для Августина страшной пыткой – он выхватил из-за сапога нож и ударил им наугад, стремясь перерубить сверло.

Но, увы, механический гад был сработан на совесть. С негромким лязгом нож отскочил от бешено вращающейся стали.

– Беспокойный антропос… – констатировал его мучитель.

Вслед за этими словами блеснула яркая вспышка, и правая рука Августина, сжимавшая нож, полыхнула малиновым пламенем. На ее месте осталась лишь обугленная культя.

– А-а-а-а-а!!! – завопил Августин, теряя остатки самоконтроля.

– Хорошо, – мечтательно пробормотал киборг (сомнений не было, это был именно киборг, аватар класса Джирджис, морф «Бешеный Макс»). – Очень хорошо. Ты приближаешься к Идеальному Катарсису.

Идеальный Катарсис придумали политические комиссары Социальной Республики Сол. Идеальный Катарсис, как учил великий Кетцаль, это полное растворение через отражение и преломление человеческой души в абсолютно гладких гранях Сердца Материи. Выражаясь проще, такая себе нирвана.

В Республике рекомендуется приводить к Идеальному Катарсису через долгие и изысканные пытки.

Но отчего в электронных устах исчадия Утгарда вдруг прозвучали слова из лексикона идиотов Митгарда – этого Августин взять в толк не мог. Да и не пытался. Сверло медленно, но уверенно продиралось сквозь его затылочную кость.

Кричать он уже не мог.

«Момент минус пять».

Киборг продолжал философствовать, но Августин уже не понимал его. Слова, фразы казались строками телеграмм из потустороннего мира, да и сам Августин был уже на пороге истинного ада.

В голове расцветали пурпурные цветы. Над океанами крови парили уродливые бабочки, сотканные из огня, окурков, немытой посуды, смятых и расстрелянных тел, пустых шприцов и бутылок, автоматных гильз, поношенной одежды и рваных простыней.

«Момент минус один».

На поверхности кровавого океана появилась черная воронка.

По ее краям вились длинные рыжеватые стебли. Августин падал в нее со скоростью метеора, падал и никак не мог упасть.

«Выключение».

Загрузка...