Северная война

Глава 5

Сегодняшнее утро началось с того, что во главе воинов моей дружины я бежал по хорошо утоптанной дороге. Под тяжёлыми армейскими ботинками поскрипывал снег, а в распаренное лицо бил холодный морской ветер. За плечами висел рюкзак с грузом в двадцать пять килограмм, а позади пыхтели дружинники. Утренний забег подходил к концу, и люди торопились поскорее попасть в тепло. Шаг и бег, постоянная смена темпа. Сегодня бежали десять километров, а по зиме это расстояние более чем приличное. Поначалу воинам было тяжело привыкнуть, что чуть свет их выгоняли на физзарядку. Однако со временем это вошло в привычку, отлынивать от пробежки в дружине Рарога стало считаться слабостью, и ветераны сами взбадривали новичков. Что же касается меня, то подобная разминка даже в радость. Бежишь и ни о чём не думаешь. В голове нет ни одной посторонней мысли, и на душе спокойно, а когда останавливаешься, тут-то заботы и наваливаются, да так, что не продохнёшь.

Передовая сотня вбежала в распахнутые настежь ворота Рарога. С башен за нами пристально наблюдали дозорные, мало ли, вдруг кто чужой к общему строю прилип. Это, конечно, вряд ли, поскольку все окрестности под нашим полным контролем, но порядок есть порядок. Служба должна нестись справно, а за невнимательность можно ответить не только кошельком, но и жизнью. Каждый воин это понимает, благо охранники города-крепости из старожилов не первый год службу тянут. Все они давно обзавелись семьями или перетянули сюда близких. Поэтому для них Рарог не только твердыня на окраине Венедии, но и дом, в котором живут жёны и дети.

За первой сотней в город влетела вторая. Далее третья, четвёртая и пятая. Конники из степняков и отряд Берладника в это время занимались выездкой своих лошадей и появятся немного позже, когда варяги, пруссы и киевляне закончат зарядку и отправятся на завтрак. Всё как обычно, и, напомнив сотникам, что через час состоится ежедневный военный совет, я сбросил рюкзак и покинул колонну. Воины направились на специально оборудованную спортплощадку рядом с казармами, где обосновались неженатые дружинники, а я, всё так же бегом, рванул к своей хижине, просторному трёхэтажному терему в центре города рядом с храмом Яровита.

Меня уже ждали. Банька натоплена, а жёны, которые на удивление быстро смогли найти общий язык и неплохо поладили, наверняка накрывали на стол. До завтрака ещё пятнадцать – двадцать минут, и я вошёл в предбанник. Здесь скинул промокшие ботинки и сырую одежду, остался в чём мать родила и нырнул в жарко натопленную парилку.

Для начала опрокинул на себя тазик с тёплой водой, которая смыла с меня пот, и сразу же пришло облегчение. Я сел на широкую дубовую лавку, вытянул перед собой подрагивающие ноги и стал вдыхать аромат висящих по углам берёзовых веников. Благодать! Жив и здоров, сил немерено, дом – полная чаша, есть дружина и корабли, казна и своё хозяйство. Рядом две прекрасные женщины и дети. Можно жить – не тужить. Но зима на исходе, и скоро начнётся война. По сообщениям из Европы, которые поступают из разных источников, германцы и французы уже собирают в кулак силы и вскоре тронутся в путь, и я, вместе с наиболее подготовленными к партизанской войне венедскими вожаками, двинусь им навстречу.

Снова вернулись беспокойные мысли, и захотелось вскочить на ноги. Для чего? А для того, чтобы ещё раз проверить людей и заставить их пошевеливаться. Однако я себя сдержал. Не надо лишней суеты. Воины тренируются, хозяйство работает в интересах дружины, а жрецы Святовида исправно пересылают деньги на оплату наёмников. Приказы отданы, и жители Рарога, что военные, что гражданские, о надвигающихся крестоносцах знали не хуже меня. Поэтому подстегивать никого не надо. Это факт, дёргаться не стоит, и я стал спокойно мыться, приводить себя в порядок и вспоминать о том, что было сделано за осень и зиму…

Из Новгорода я вернулся с молодой женой и новыми воинами: четырьмя сотнями степняков, дружиной Берладника, киевлянами и полусотней лучших бойцов племени хеме. К этому времени в Рароге уже построили дополнительные казармы с конюшнями и заготовили корм для лошадей, сено и овёс. Вновь прибывшие воины были устроены, а вскоре большими торговыми кораблями из Дубина и Волегоща вместе с сёдлами и уздечками нам доставили лошадей. Надо отметить, очень хороших, ибо не зря в Европе и по всему Венедскому морю ценятся славянские и прусские кони, умные, выносливые и сильные четвероногие друзья, потомки степных скакунов, которые принесли наших предков с Урала и Волги в западные и северные земли.

Практически сразу же начались совместные тренировки кавалерии и пехоты, и здесь я не придумывал ничего нового. Есть наработанная тактика по рейдам венедов во времена Мстислава Первого, память о продвижении по Европе войск Атиллы и пример партизан Великой Отечественной войны – Доватора и Ковпака. Эти методики были наложены на немалый опыт Берладника и степных атаманов, которые знали толк в военном деле, и всё определилось само собой. Конница ведёт разведку и совершает дерзкие налёты, а пехота двигается следом, зачищает окрестности, отлавливает спрятавшихся в чащобах беглецов и штурмует замки. А поскольку обычный дневной конный переход по пересечённой местности составляет тридцать – тридцать пять километров, пехота вполне за ней успевает. Вот степь – это разговор иной, но нам предстоит действовать в покрытой лесными массивами Верхней Саксонии, так что проблем в разнице скоростей возникать не должно. Пешие сотни, которые в бою наверняка захватят телеги, обеспечивают коннице прикрытие и отдых, а всадники налетают на врагов и создают у противника ощущение, что славяне повсюду. При этом за добычу мы цепляться не станем. Основная цель в ином – разгромить вражеские обозы, уничтожить живую силу крестоносцев, в первую очередь профессиональных вояк и рыцарей, пожечь деревни, которые могут стать для католиков опорными точками, вытоптать поля и добыть ценных пленников.

В общем, боевое слаживание пошло своим чередом. В поход должны были выдвинуться одиннадцать сотен воинов: полтысячи конников и шесть сотен пехоты. Командиры справлялись без меня, и я отправился на Руян, где проходил большой совет князей, на котором были оглашены планы по ведению грядущей военной кампании. Сход прошёл деловито. Вожди племён, понимая, что вместе они – сила, заранее определились в своих действиях и разбили зоны ответственности. Рагдай Померанский должен держать границу с поляками и в случае выступления ляхов собирался налететь на приграничные города Санток и Любуш. Прибыслав оборонял земли лютичей и продолжал оставаться великим князем, который будет координировать действия всех венедов. Мстислав Виславит посылал в Ла-Манш несколько вольных ватаг, а сам вместе с варягами, шведами, пруссами и прочими восточными наёмниками отправлялся в Зверин. Никлоту же предстояло командовать диверсантами, которые встретят крестоносцев на их территории, и готовить своё княжество к войне, ведь как ни посмотри, но основной удар католиков обрушится именно на бодричей.

Такие вот планы, и, если коротко, мне предстояло находиться в оперативном подчинении Никлота. Я против этого ничего не имел и, получив от него указания, когда мне необходимо высадиться на берег в районе разрушенного Ольденбурга, отбыл обратно в Рарог. Ну, а чего? Партия сказала надо – комсомол ответил есть. Приказ дан, цели намечены. Так что я прогуляюсь по германским землям от моря до Гамбурга, а когда прижмут, начну отход. Почтовые голуби имеются, а значит, в угол меня не зажмут, могу от морского берега уйти или к бодричам оттянусь. Опять же рядом соседи, Громобой и Вартислав, дружины коих состоят из бодричей, которые могут и конным строем и пешим биться, так что не пропадём.

Вновь я в Рароге. Начинался месяц студень (январь), и я на время, предоставив своим командирам самостоятельно руководить дружиной, погрузился в дела хозяйственные. В первую очередь меня конечно же интересовало производство огненных смесей и успехи алхимиков, которых контролировали волхвы, и ученики Ромуальда Бургосского меня порадовали. Производство «греческого огня» достигло сорока литров в месяц, а это примерно восемьдесят огненных гранат. Можно было бы и больше делать, но ингредиентов для производства маловато, так что приходится ужиматься. Впрочем, к этому времени у меня уже появился чёрный порох, который алхимик из Бургоса и его ученики называли дым-порошок, и под моим руководством были проведены испытания первых ручных бомб, которые начинялись гвоздями. Результаты достаточно скромные – шум, дым и разлетающиеся в радиусе пяти – семи метров куски металла. Но это лучше, чем ничего, и это начало, так что не зря я вытаскивал молодых алхимиков из Брюгге, глядишь, через пять-шесть лет первую примитивную пушку отольём, а пока есть бомбы, и они нам пригодятся.

Кроме того, алхимики показали моим мастерам и волхвам, как производить кислоты – азотную, соляную и серную. Европейским алхимикам они известны уже более ста лет, и это опять же задел на будущее, хотя кое-что я собирался применить уже этим летом. Например, концентрированную серную кислоту, она же купоросное масло. Эта дрянь очень неплохо разъедает металлы и оставляет на коже человека поганые уродливые раны. Вот я и подумал, что крестоносцы очень удивятся, если увидят кислоту в действии. Наверняка закричат о колдовстве, а нам это на руку. Да и соляная кислота, при правильном применении, может себя хорошо показать. Ведь, если я не ошибаюсь, при реакции с диоксидом марганца и перманганатом калия она образует токсичный хлор в виде газа. Вот вам и химическая война, не сейчас, само собой, потому что опять-таки всё упирается в ресурсы и количество кислот, а лет через пять, когда появятся специалисты этого узкого профиля и свинцовые производственные камеры.

Впрочем, на научно-техническом прогрессе я не зацикливаюсь. Войны, по крайней мере, сейчас выигрывают люди, а не пушки, пулемёты, танки и ракеты, которых пока нет. Сила духа, воинское мастерство, правильная тактика, слаженность действий бойцов одного отряда, дерзость и талант полководца. Вот что приносит победу, а достижения химии и инженерной мысли – это, как я уже неоднократно говорил, процесс вспомогательный. Неуверенному в себе человеку в драке против уличных грабителей даже автомат не поможет, ствол отберут, чтобы не размахивал им. И совсем другое дело – уверенный в себе, хорошо подготовленный боец, который подручными средствами всех на куски распластает и после этого без угрызений совести продолжит жить дальше. Да, возможно, ему придётся сидеть в сумрачном здании с решётками на окнах, но он останется жить, а его противник будет гнить в могиле, и этот частный пример может быть применён почти ко всему, что нас окружает. Как некогда сказал князь Олег Вещий, «кто слаб душой и воли не имеет, тому судьба влачить ярмо раба». Он был прав: главное – осознание своей внутренней силы и чёткое понимание того, ради чего человек живёт и к чему стремится. У нас, вождей Венедии, такое понимание есть – мы хотим уничтожить врага, сберечь родную землю и сохранить людей, которые идут за нами. Ради этого мы станем драться не на жизнь, а на смерть и к этому будем стремиться.

После алхимиков, которые освоились со статусом подневольных специалистов, вынужденных передавать свои секреты венедам, я посетил учебку варогов. Здесь провёл смотр полусотни юных датчан, которые должны участвовать в войне против католиков, и убедился, что они готовы зубами рвать крестоносцев. За минувшие годы вароги превратились в ярых почитателей Яровита, и для них был только один авторитет – хозяин Рарога вождь Вадим Сокол, слово которого равнозначно воле небес. Вот так я стал почти пророком. Скажу варогу: «Умри», – и он умрёт, ибо в его голову крепко вбито, что неисполнение приказа – трусость, которая отсекает воина от лучшей доли на небесах. Честно говоря, сам не ожидал, что так получится, но кое-что у меня вышло. Первая партия неплохо подготовленных молодых фанатиков с нетерпением ждала отправки на войну, и если вароги покажут себя хорошо, нужно будет набирать новых.

После варогов я посетил лесопилку, которая совместными трудами Карла Ван-Мейера, киевских умельцев и кузнецов была поставлена в лесах и начала выдавать первые пиленые доски. Затем проехался по деревням и поговорил со старостами, которые хвалились урожаями и приплодом скотины. Кстати, для сидящих на земле людей это несвойственно, ибо хозяин земли обычно рассматривается как человек, который может всё отобрать. Но я к ним по совести, и они ко мне со всей душой.

Далее я проверил спиртзавод, куда назначил постоянного начальника – хваткого и прижимистого суздальца-эмигранта Симеона Уголька. Потом навестил рыбаков и мельников, корабелов и кузнецов, ткачей и производителей бумаги, а также гончаров и пошивочных дел мастеров, которые шили для войска униформу и рюкзаки. Побывал в торговой фактории ладожских Соколов и трактирах, озаботился заготовкой продовольственных припасов на весну и лето. И так пролетел месяц.

Снова я оставил хозяйство, которым стал руководить перетащивший в Рарог родственников главный интендант Гаврила Довмонтов, за коим присматривал Ставр Блажко, и опять присоединился к военному сегменту моей структуры. Ранний подъём, зарядка, завтрак, развод на занятия и обсуждение текучки. Потом обед, короткий отдых в кругу близких, тренировки с лучшими воинами, обход казарм, разговоры с дружинниками, ужин и ночь в спальне одной из любимых женщин. В общем, размеренная жизнь успешного феодала, которая подходит к своему логическому концу. Со дня на день начнётся оттепель. Из Арконы или Зверина прилетит голубь с весточкой – и вперёд! Всем грузиться на корабли! Курс на Ольденбург! Идём на войну!

Прерывая мои размышления, в предбаннике скрипнула половица. Я прислушался к эмоциям человека – это Дарья, которая принесла чистый комплект одежды. Значит, пора вылезать из парилки и отправляться на завтрак. Так и есть, дверь в баню открылась, и я увидел перед собой Дашу. Она, усмехнувшись, смерила обнажённого мужа игривым взглядом и сказала:

– Стол накрыт.

– А может, ну его, этот стол. – Я тоже улыбнулся. – Заходи, спинку мне потрёшь.

– Нет уж. – Дарья качнула русыми косами. – Знаю я тебя. Сначала спинку потри, а потом из бани только к обеду выйдем, и я виноватой буду, соблазнила вечно занятого воина своими прелестями.

– Да, – продолжая улыбаться, согласился я. – Так тоже может быть. Ладно, ступай. Я сейчас.

Жена ушла, а я покинул баню, надел мундир, обулся, прицепил на пояс меч и отправился в терем, прошёл в трапезную и сел во главе широкого продолговатого стола, который был заставлен едой и напитками. Каша и мясо, белый хлеб и мочёные яблоки, соленья и жареная рыба, свежее молоко, закваски и взвары. Что поделать, когда я дома и нахожусь в состоянии относительного покоя, то люблю поесть, и мои женщины, которые расположились слева и справа, об этом знают. Поэтому балуют меня, пока есть возможность, а я не отказываюсь, лопаю всё, что дают, а потом лишний жирок в поле сгоняю.

Завтрак прошёл как обычно. Мы ели, разговаривали о хозяйстве и детях. Однако в душе моих любимых было лёгкое беспокойство. Своим женским чутьём они понимали, что скоро нашей идиллии придёт конец и я должен буду их покинуть. И хотя они старались не показывать свою озабоченность, я её всё равно ощущал и потому старался быть весёлым и беззаботным, аки молодой ягнёнок на первой весенней травке. Это их успокаивало и вселяло в Нерейд и Дарью уверенность в том, что всё будет хорошо. Муженёк отправится на войну и погуляет с мечом, а затем вернётся к ним и детям.

Я насытился и остался на месте. Служанки убрали со стола, а жёны отправились в детскую. После чего один за другим стали появляться командиры моих воинских контингентов и садились на места, которые считали своими. Ближе всех расположились Ранко Самород, Корней Жарко, Поято Ратмирович, Гаврила Довмонтов и Славута Мох со своим приёмным сыном Торарином, который вымахал в статного юношу и стал неплохим бойцом. Далее Орей Рядко, Илья Горобец и Гнат Твердятов. А в самом конце сели степные атаманы, Иван Берладник и вожак лесовиков Калеви Лайне.

Мой взгляд ещё раз пробежался по лицам суровых мужчин, и я начал совет:

– Значит, так, господа сотники. До нашего выступления времени осталось не много, самый большой срок – две седмицы. Куда мы выдвигаемся, вам известно. Что будем делать, тоже. Чему людей учить, понятно. Но есть у меня, как обычно, несколько замечаний, так что слушайте. Первое, степная конница. Чёрные клобуки до сих пор никак не усвоят, что не надо после обстрела противника и удачного налёта хватать мелкую добычу. Вчера отработали захват вражеского обоза, и всё прошло хорошо. Но зачем же хапать с телег, что плохо лежит? Понятно, что я сам приказал действовать так, как привыкли. Однако помимо этого было сказано, что барахло нас не интересует. Ладно, захватили бы какого-нибудь знатного аристократа. Возможно, попалось бы серебро, драгоценности или золото, тоже неплохо. А вот одежду и простое оружие брать не надо. Для нас очень важна скорость, мы идём навстречу крестоносцам не ради добычи, тем более что воины её не получат. Это надо усвоить и крепко-накрепко вдолбить в голову каждого бойца.

Степные атаманы, к которым я обращался, одновременно качнули головой.

– Всё ясно, – ответил Данко Белогуз.

– Понятно, – вторил ему Юрко Сероштан.

– Привычка даёт о себе знать, – усмехнулся Твердята Болдырь. – Это мои люди на обозе пошалили. Больше не повторится.

– Вот и хорошо, – произнёс я, посмотрел на Берладника и продолжил: – Иван Ростиславич, к тебе тоже претензия имеется.

– Какая? – Князь слегка привстал.

– Зачем твои дружинники на последних учениях до конца за свою позицию цеплялись?

– А как же иначе? – удивился Берладник. – Если бы мы отступили, то «вражеская» конница ударила бы по пешим.

– Да. Но пешие не могли уйти, потому что ты стоял насмерть. Это не дело. За спиной пехоты был лес, и она могла легко в него оттянуться, но не сделала этого, поскольку сама в свою очередь прикрывала тебя. Ты синий флаг видел?

– Видел.

– И что он значит?

– Отступление.

– Вот именно. Поэтому будь добр в следующий раз не бросать своих, – на этом слове я сделал упор, – воинов на убой. Нам не надо держаться за германскую землю. Раз за разом повторяю одно и то же: ударили – и отскочили, налетели – и растворились в лесах. За вами сунутся, а там арбалетчики и лесовики Лайне.

Князь поморщился:

– Усвоил.

Я повернулся к Славуте, который вот уже полтора года был полноправным начальником варогов:

– Теперь по датскому молодняку. Я решил, кто возглавит варогов.

– Кто?

Мох уже понял, что я скажу. Не зря же на совет приглашён его приёмный сын, которым он очень дорожил.

– Варогов поведёт в бой Торарин.

Юноша, встряхнув рыжими кудрями, привстал и поклонился:

– Благодарю, вождь. Я не подведу.

А старик недовольно проскрипел:

– Ему же всего семнадцатый год пошёл…

– Ничего, – оборвал я Славуту, – Святослав Игоревич в его годы уже тысячные дружины в походы водил, а Торарин с варогами два года бок о бок трётся и знает всех как облупленных. Да и они твоего воспитанника за своего держат. А чтобы парни не забывались, приставим к ним опытных десятников.

– Как скажешь, – кивнул Славута, а я спросил:

– Ко мне какие-нибудь вопросы есть?

– У меня имеются, – откликнулся атаман Болдырь. – Нам запас подков и ухналей для похода нужен. Подковать лошадей мы и сами сможем, дело не хитрое, а кузнецы лишнего не дают. Опять же кожа нужна для ремонта сёдел и уздечек, да стремена с подпругами.

– Гаврила, – посмотрел я на Довмонтова, – обеспечь.

– Сделаем, – кивнул главный интендант Рарога.

Следующий вопрос задал Ранко Самород:

– Что по огненным смесям? Мне отдельный десяток в сотне делать, который с ними возиться станет, или всех воинов обучать?

– Сегодня я с твоей сотней буду, так что это отдельно обсудим.

Самород понял меня правильно. Чёрные клобуки и дружина Берладника хоть и свои, но наёмники, а значит, при них некоторые вопросы обсуждать не стоит. Ладно, вароги, наёмники до сих пор не понимают, кто это такие, а «греческий огонь» – военная тайна, хотя крестоносцы, как сообщает агентура волхвов, будут иметь запас огненных смесей и потянут его в Венедию в одном из королевских обозов Людовика Седьмого.

Больше вопросов не было, и совет был распущен. Командиры отправились к своим отрядам и сотням, а я присоединился к Самороду, и вместе с ним пошел на берег моря, где его варягам предстояло штурмовать одну из каменных башен. Время уходило, словно вода сквозь пальцы, и нам следовало торопиться. Каждая тренировка – это чья-то спасённая жизнь и мёртвые крестоносцы. Поэтому у воинов впереди ещё один трудный день. Они будут бегать, прыгать, драться и штурмовать стены. А я стану за этим наблюдать и делать из всего увиденного выводы, которые завтра выльются в новые замечания и приказы.