25 августа 1854 года. Франция. Кале Генри Джон Темпл, 3-й виконт Палмерстон, новоназначенный премьер-министр Англии
Я специально предложил этому молокососу Луи-Наполеону встретиться в Кале, городе, который был британским больше двух веков. Отсюда уходили в поход войска славного короля Генриха V и Черного Принца, чтобы громить шумные и пестрые рыцарские полки французских королей во время Столетней войны. Ведь недаром до 1800 года короли Британии носили среди прочих титулов и такой, как «король Франции», а правивших в Париже монархов они даже в международных договорах называли не иначе как «человек, именующий себя королем Франции».
Потом королей во Франции не стало, и после десятка лет революционной неразберихи к власти пришел император Наполеон. Да, тот Наполеон был куда умнее нынешнего. Потому-то он и был опасен, а этот…
Я посмотрел на стоящего напротив меня человека и вдруг вспомнил, какой он был молодой и жалкий, оказавшись в Британии после побега из тюрьмы в 1846 году. Именно я пригрел беглеца, дал ему денег, а потом, после революции 1848 года, когда Франция снова стала республикой, подвигнул его вновь попытаться захватить трон, когда-то принадлежавший его дяде. И он не забыл – вижу по его глазам, – кто именно ему когда-то помогал. И пусть я сейчас не стою у руля внешней политики Соединенного королевства, но этот свежеиспеченный император знает, кто фактически руководит всеми иностранными делами, и кто сделал все, чтобы эта война началась. Тем более что как только парламент утвердит мою кандидатуру, я вновь стану премьер-министром королевства.
Да-да, именно я сделал все, чтобы объединить силы Европы против этого варвара – русского императора Николая. Ведь он и венский деспот князь Меттерних всегда были врагами Британии. Я давно мечтал взорвать «Священный союз» трех монархов, мешавший старой и доброй Англии подмять под себя всю Европу. Но Меттерних умер, а граф Буоль, сменивший его, – бесцветное и тупое ничтожество. С русским же императором надо было кончать, и как можно скорее. Для этого-то мне и понадобился свой ручной император, который, в отличие от его великого дяди, позер и бездарь.
Но он вполне устраивал меня тем, что люто ненавидел Россию и русских, и его страна обладала могучей сухопутной армией, в отличие от Британии, которая всегда была сильна своим флотом. Впрочем, как показали последние события, даже наш славный королевский флот не смог справиться с этими проклятыми русскими. Разгром на Балтике смешал мне все карты. Надо было начинать все сначала. Для этого я и прибыл в Кале.
– Ваше величество, – произнес я, когда затянувшееся молчание стало совершенно неприличным, – нам надо обсудить случившееся на Балтике и принять решение о дальнейших наших совместных действиях.
– Да, милорд, – кивнул император, – Балтику мы потеряли. И вместе с ней были потеряны наши корабли и десантный корпус моего славного генерала графа Барагэ д’Илье. Тяжелая потеря. Но мы, милорд, проиграли сражение, но не проиграли войну. Франция намерена воевать и дальше с русскими варварами. Я намерен приложить все усилия, чтобы воспрепятствовать распространению их влияния и заставить русских вернуться в Азию, откуда они и пришли. Россия – не европейская держава, она не должна быть и не будет таковой, если Франция не забудет о той роли, которую ей надлежит играть в европейской истории… Стоит ослабить связи русских с Европой, и они сами начнут движение на Восток, чтобы вновь превратиться в азиатскую страну. Лишить их Финляндии, балтийских земель, Польши и Крыма не составит труда. Это станет грандиозным падением России, но она его сама вызвала…
Я кивком головы согласился с императором, но про себя подумал, что его слова «не составит труда» явно не соответствуют действительности. В прошлом году русские дважды разбили турок на Кавказе, потом был Синоп. А в этом году – наше поражение на Балтике. Я молю Бога, чтобы за ним не последовало еще одно.
– Ваше величество, – осторожно спросил я, – может быть, стоит ускорить нашу высадку в Крыму? Ведь экспедиционный корпус уже три месяца сидит в Варне, ежедневно теряя десятки человек от заразных болезней. Если в самое ближайшее время они не тронутся с места, то он просто вымрет, так и не сделав ни одного выстрела по неприятелю.
– Да, милорд, – согласился со мной император, – вчера я отдал приказ маршалу Сент-Арно свернуть лагерь и начать погрузку на корабли. Надо высаживаться в Крыму. Наша цель – Севастополь. Я напомню вам слова герцога Аргайла, сказанные в ноябре прошлого года, когда обсуждались планы нашей Крымской кампании. Тогда приводились три аргумента в пользу захвата Севастополя. Вот они: «Во-первых, это наилучшим образом обеспечит выполнение поставленной нами задачи освободить Турецкую империю от угрозы, которой она подвергается в настоящее время. Во-вторых, Севастополь расположен во владениях России, которые в наибольшей степени открыты для нападения с моря, и служит надежной морской базой, способной вести военные действия любой продолжительности. Наконец, в-третьих, Севастополь является таким местом на территории России, защита которого, с учетом размеров ее европейских владений, истощит как людские, так и материальные ресурсы страны».
– Ваше величество, я хочу сообщить вам, что лорд Реглан получит соответствующие указания от королевы и отправится в Крым вместе с храброй французской армией.
– Что ж, милорд, – император внимательно посмотрел на меня, – я надеюсь, что на Черном море у нас не возникнут те же проблемы, которые на Балтике привели к поражению объединенной эскадры адмирала Непира и нашего десантного корпуса.
– По нашим сведениям, – я решил немного успокоить императора, – те таинственные корабли, которые на Балтике стали главными виновниками нашего фиаско, находятся в русских портах и в ближайшее время не собираются оттуда уходить. Да и не так-то уж просто будет пройти через Датские проливы, Гибралтар и уж тем более Босфор и Дарданеллы. Можно быть уверенным – в Крыму не повторится то, что произошло на Балтике.
О том, что по внутренним водным путям в Черное море с Балтики готовится отправиться таинственный караван с оружием, я императору говорить не стал. Достаточно того, что я дал соответствующие указания людям, которые люто ненавидят Россию и готовы нанести ей максимальный ущерб. Если к тому же пообещать им за это хорошее вознаграждение, то они будут рваться в бой хоть с самим дьяволом.
Уяснив для себя главное – французский император готов продолжить войну, – я постарался побыстрее свернуть наш разговор и, сославшись на недостаток времени, откланялся. У причала Кале меня уже ждала быстроходная паровая яхта, которая доставит меня в Дувр. Надо будет подготовить телеграмму на имя лорда Реглана и поручить людям, о которых знают только те, кому это положено, подготовиться к захвату таинственного русского каравана.
18 (30) августа 1854 года. Королевство Пруссия. Данциг Капитан Александр Хулиович Сан-Хуан, командир каравана
Я смотрел на Длинный рынок, на прекрасные здания вокруг него, на фонтан Нептуна за моей спиной, на Мариенкирхе, и думал, что на всей Балтике есть только один город, который красивее Данцига – Санкт-Петербург.
В первый раз я побывал в Данциге – точнее, в Гданьске – с детской группой. К нам прикомандировали местную даму-экскурсовода, которая весьма неплохо говорила по-русски, и которая нам очень понравилась, чего не скажешь о большинстве обитателей города. Впрочем, практически никого из местного населения здесь не осталось – всех немцев поляки выселили после войны, причем многие из них погибли по дороге в Германию. Кто-то умер от голода, кто-то не выдержал длительного похода, а многих убили новоприбывшие поляки… Вместо них сюда переселили – вполне цивилизованно – поляков из Виленского края, и даже уличные художники торговали не только картинами с видами Гданьска, но и с изображениями Острой Брамы в Вильнюсе.
После этого я пару раз успел посетить этот прекрасный город во время визитов вежливости в порт Гдыня, которые позже прекратились по инициативе наших польских «заклятых друзей». И каждый раз у меня не проходило чувство, что я нахожусь в некой сказке, столь новыми выглядели все здания вокруг. Но достаточно было выйти из восстановленной части Старого города, чтобы попасть из прекрасного далека в мрачную реальность современной Польши, с ее панельными, жуткого вида домами, или в районы еще немецкой застройки, с полустертыми надписями типа «Apotheke» (аптека) или «Kolonialwaren» (колониальные товары) на домах, которые, судя по всему, не ремонтировались еще со времен Вольного города Данцига.
Сейчас же город был не менее прекрасен, чем в польском будущем. Но он был именно живым организмом, чуть почерневшим от копоти. Ведь топили тогда каменным углем, как, впрочем, топят и до сих пор во многих уголках современной Польши. А единственный язык, который звучал вокруг нас, был диалектом немецкого, разве что иногда люди, в которых можно было сразу узнать сельских жителей, разговаривали между собой на кашубском – языке славянского меньшинства в деревнях Восточной Померании, похожем на польский немногим больше, чем чешский на русский. Но я сюда прибыл не для изучения местных диалектов.
Мы пришли сюда на «Славяночке» – так мы переименовали бывший французский колесный пароход «La Belle Bretonne» – «Прекрасная бретонка», доставшийся русскому флоту в числе прочих трофеев. Корабль прикомандировали к нам, с командой из хроноаборигенов, сдобренных нашими курсантами.
Первоначально хотели послать «Денис Давыдов», но решили, что не стоит рисковать им на Висле, даже если ее глубина в данный момент несколько превышает его осадку. А у «Славяночки» осадка не более полутора метров, так что у нее проблем быть не должно. Да и незачем показывать немцам нашу новую технику, достаточно «Раптора», который, накрытый старым парусом, пойдет у нас на буксире.
Но максимальная скорость у «Славяночки» – где-то восемь узлов, так что шли мы в Данциг из Свеаборга больше двух суток. Часть пути нас сопровождал «Выборг». Причина проста – один французский пароход из красногорской группировки исчез в Финском заливе, и где он сейчас, не знает никто. И хоть он того же класса, что и «Славяночка», но встреча с ним не входила в наши планы. И только когда мы увидели вдали полоску берега, «Выборг» попрощался с нами, подняв флажной сигнал «Счастливого пути», и остался караулить побережье – мало ли что может случиться.
По дороге я успел сдружиться с ребятами из спецслужб, Павлом Филипповым и Константином Самохваловым. Костя остался на борту «Славяночки», а Паша прогуливался по Длинному рынку и глазел на здания. Типичный турист, каких в Данциге не так уж мало. Но я не сомневался, что будь хоть малейший намек на опасность, то я уже узнал бы об этом от него.
По моему приказу в городе наши ребята могли ходить только группами – дипломатические дрязги нам ни к чему. Хотя Данциг в данный момент к Польше никакого отношения не имеет, вполне вероятно, что польская агентура тут присутствует. Когда в XVIII веке Польшу разделили, то Пруссии достались обширные земли Западной Польши – та же Познань. Естественно, что, как и в России, многие из тамошних поляков переехали в собственно прусские земли – например, в Данциг. Ну, а береженого и Бог бережет, хотя наши прусские друзья из кожи вон лезут, чтобы предотвратить возможные инциденты.
А Пашино присутствие мне нужно для того, чтобы таких ситуаций не возникало даже в принципе. Тем более что на него есть еще кое-какие планы.
Мне пришлось взять с собой в нагрузку этого пиндоса – Николаса Домбровского. Тоже мне русский – почти всю жизнь провел в логове врага. И в армии не служил, даже в американской. А еще и журналюга – насмотрелся я на этих представителей второй древнейшей профессии.
Есть, конечно, исключения – тот же Юрий Иванович Черников или Маша Широкина. Но сколько их, этих самых исключений? Зуб даю – находившийся рядом «подарочек» при первом же шухере хорошо если просто сбежит, а то еще и под ногами мешаться будет – помните капитана Аникушина из комендатуры из богомоловского «Августа сорок четвертого»? Но что поделаешь, пришлось его взять – капраз Кольцов приказал, а приказы, как известно, не обсуждаются.
Теперь, видите ли, он хочет запечатлеть для потомков первую встречу с Бисмарком. Сейчас вон в двух шагах крутится, снимает виды Гданьска – пришпандорил мини-фотокамеру размером 25 на 25 миллиметров на трость в виде набалдашника, чтобы внимания не привлекать. Хорошая штучка, видел я ее как-то, хотя аккумулятор у нее быстро сдыхает.
Машу увел с собой Николай Шеншин, отправившийся с визитом вежливости к бургомистру. Эх, не девушка, а загляденье – красива, умна, и, в отличие от меня, успела побывать в «горячих точках»… Один минус – замужем, пусть и в будущем. А замужних меня родители приучили не трогать, от слова вообще.
Был случай, когда у меня заночевала одна прелестница, с коей я познакомился в каком-то клубе. Она вышла из дома первой, а я минут через пятнадцать. И представьте себе – какой-то шибздик в очках неожиданно встает передо мной на цыпочки и бьет мне в морду. Я от удивления даже сдачи не дал, пялюсь на него – мол, за что? Тот мне: а вот не будешь с чужими женами спать. Я обалдел и говорю – так я не знал, что эта дура замужем, кольца на ней не было… А он мне – она сказала, что будет у подруги, иду на работу – а тут она выступает, будто пава. Решил посмотреть, от кого идет, ведь ее подруга живет совсем в другом конце города. И когда ты вышел с помадой на щеке того самого редкого цвета, который я ей недавно привез из Польши, то я сразу понял, что кувыркалась она с тобой.
Короче, помаду я стер, а Леха – так звали незадачливого мужа – разошелся с этой… ну как там ее… не помню уже. Кстати, Леха себе другую потом нашел. А я у него на свадьбе шафером был – сдружились мы крепко после того случая, и до сих пор дружим… Блин, дружили – он же в будущем остался! В том самом, где остался и Машин муж. Но как бы то ни было – для меня она замужем, и точка. Осталось только сожалеть о том, что могло бы быть…
И вдруг поток моих мыслей прервался – ко мне направился молодой человек в прусской военной форме. Краем глазом я увидел, как Паша вдруг оказался у него за спиной. Подойдя ко мне, пруссак козырнул и спросил:
– Капитан Сан-Хуан?
– Он самый, – улыбнулся я, возвращая ему приветствие. – А вы…
– Капитан Макс Кевич, к вашим услугам. Мой отец в юности носил фамилию Короткевич, но потом проиграл первую ее половину в карты, поэтому у меня остался лишь обрубок фамилии. А по-русски я худо-бедно говорю, потому что отец отказывался общаться со мной на других языках.
– Рад с вами познакомиться, капитан, – сказал я. Меня уже предупредили о встрече с этим человеком. – Вы, как я слышал, из Цоппота? – добавил я условную фразу.
– Нет, из колыбели Пруссии – из Кёнигсберга! – ответил он именно так, как и было оговорено.
– Тогда познакомьтесь, – и я показал на Пашу. – Это старший лейтенант Павел Филиппов. С ним вы поедете в Торн. А это… – я сделал неопределенный жест в сторону моей пиндосской обузы, – Домбровский, журналист, он тоже с нами.
Кевич вежливо раскланялся с моими спутниками, после чего опять повернулся ко мне:
– Давайте пройдем в ратушу, там вас ожидает герр фон Бисмарк.
Бисмарк оказался светловолосым человеком лет сорока (правда, волос на голове у него осталось немного), с бородой и усами, и пронзительным цепким взглядом. После того, как меня, Пашу и пиндоса представили ему, я перешел на немецкий:
– Весьма польщен знакомством с таким человеком, как вы, герр посол. Много о вас наслышан.
Тот громко рассмеялся.
– Вы, наверное, про то, как я вызвал на дуэль этого несносного австрийца фон Прокеша? Так ведь ничего не произошло – этот мозгляк струсил и отказался драться.
– Ну, и про это тоже.
– Герр капитан, меня попросили оказать максимальное содействие в вашем походе в Торн. С лоцманами я уже договорился, они придут завтра на рассвете прямо в порт. Я тоже буду сопровождать вас до Торна. А капитан Кевич поедет туда с вашими людьми завтра утром, чтобы заранее подготовить тамошних чиновников к вашему приходу.
– Яволь, герр посол.
Бисмарк усмехнулся и добавил:
– И не бойтесь моего присутствия, герр капитан, я не шпион, я дипломат. Хотя, конечно, многие не могут найти разницу между двумя этими профессиями. Но одной из причин, почему я следую с вами, является то – мне придется открыть вам секрет Полишинеля – что после нашего совместного вояжа я отправлюсь в вашу столицу в качестве посла. Поэтому мне важно будет пообщаться с флигель-адъютантом Шеншиным. А еще у всех на слуху некая «эскадра», которая так неожиданно смешала карты в балтийской, да и европейской политике. А вы, герр капитан, как мне кажется, являетесь представителем этой самой таинственной силы.
Увидев мою улыбку, он продолжил:
– Так что, как вы понимаете, общение с вами сможет помочь мне сориентироваться в расстановке фигур, которая ожидает меня в Петербурге. А вам ничуть не помешает присутствие человека моего статуса; ни один чиновник не посмеет ставить вам палки в колеса. Кстати, о чиновниках – вам не понадобится еще какая-либо помощь?
– Да нет, герр посол, пока нужды в ней нет.
– Тогда, если вы не против, не заглянуть ли нам в «Ратскеллер» – там варят неплохое пиво?
20 августа (1 сентября) 1854 года. Петербург. Гвардейский экипаж Капитан 1-го ранга Кольцов Дмитрий Николаевич
Передо мной лежала карта так называемого Березинского водного пути, и я, морща лоб, пытался в ней разобраться. Ведь именно по этому маршруту предстояло пройти второму каравану, который должен доставить в Севастополь бронетехнику, оружие и другое необходимое для разгрома союзников имущество и снаряжение.
Что мы имеем в наличии? Читаю подготовленную для меня справку.
«Березинская водная система – искусственный водный путь, соединяющий бассейн Днепра с рекой Западная Двина. Протяженность этого пути – 162,1 км. На нем имеется 14 шлюзов и полушлюзов и 4 бейшлота (плотин с подъемными щитами для спуска воды). Путь из Днепра в Западную Двину шел по реке Березина от местечка Броды, по Сергучевскому каналу (3 шлюза; протяженность 8,7 км), реке Сергуч, озеру Манец-Плавно (соединены каналом длиной 4 км), Березинскому каналу (4 шлюза; протяженность – 7,6 км), озеру Вереща, реке Берсща, Вербскому каналу (2 шлюза; протяженность – 2,6 км), реке Эсса, Первому Лепельскому каналу (2 шлюза; протяженность – 8 км), Лепельскому озеру, Второму Лепельскому каналу (1 шлюз; протяженность – 0,2 км), реке Улла, Чашницкому каналу (2 шлюза; протяженность – 1,2 км), вновь реке Улла, и по реке Западная Двина.
Я сличил каждый из этих сегментов с полученной мною недавно картой – как ни странно, совпадение полное. Разве что нам предстояло пройти этот путь в обратном направлении – от Риги до впадения Березины в Днепр.
Каковы же плюсы и минусы этого водного пути? Плюсы – наши корабли и баржи пойдут по территории, на которой маловероятно нападение отрядов мятежных шляхтичей. К тому же наш отвлекающий караван как магнитом притянет к себе все шайки поляков, и на нас у них просто не останется сил. Конечно, ребятам капитана Сан-Хуана придется нелегко, но кому-то же надо принять на себя основной удар.
Далее, глубины этого канала, если верить документам, предоставленным нам императором, были на всех участках не менее десяти футов, то есть около трех метров. Можно даже допустить, что кое-где глубина не соответствует заявленной процентов на десять. Но все равно, для МДК «Денис Давыдов» с его осадкой 2,2 метра более чем достаточно. Ширина МДК – 8,6 метра – также вполне позволяла ему пройти по каналу, ширина которого была по дну от пяти до восьми саженей – то есть от десяти с половиной до семнадцати метров. Узковато будет в некоторых местах, но все же десантный катер провести можно.
На нем мы перебросим в Крым четыре бронеединицы – два БТРа и две «Ноны-С», а на баржах еще две «Ноны» и кое-какое имущество. Кстати, в закромах «Королева» нашлась одна любопытная вещь – автомобиль «Тигр» с комплексом «Корнет-ЭМ» – наших ПТРК «Корнет» в экспортном исполнении. Машина может отстрелять восемь «Корнетов» (всего у него в боекомплекте 16 ракет). Этакая мобильная батарея.
К сожалению, из-за немалых габаритов нам не удастся пропихнуть по водному пути «Выборг» – для него каналы Березинской системы «жмут в плечах». Ну, да ладно – того, что мы отправим на помощь Севастополю, должно хватить для того, чтобы к англичанам и французам с примкнувшими к ним турками пришел большой пушной зверек.
В планах была отправка очередного каравана еще одним путем – от Твери по Волге до Царицына, а там, по водоразделу между Волгой и Доном, перебросить все грузы на берег Дона. А оттуда лежит прямая дорога в Азовское море. Но это потом, а пока займемся караваном, идущим по Березинскому водному пути.
Теперь минусы. Первый из них – четырнадцать шлюзов. Это многовато, а перед началом пути надо еще будет расчистить канал от возможных помех и заторов и взять под охрану. Особенно ни к чему нам плоты, которые там гоняют в это время. Зная, как лениво работает российская администрация на местах, потребуется энергичный человек с полномочиями от самого императора, который мог бы нагнать страха на губернаторов и городничих, заставив их врубить третью скорость и навести порядок на подведомственной территории.
Флигель-адъютант и личный представитель императора Николай Шеншин уже отбыл в Крым на первом караване, что немаловажно в свете грядущих перестановок в военной и гражданской администрации в Таврии и Новороссии. Он, конечно, подошел бы как нельзя лучше для этой роли.
И тут я вдруг вспомнил, о чем мне вчера вскользь поведал император. Бывший министр внутренних дел Империи, а ныне военный губернатор Петербурга, граф Александр Григорьевич Строганов, с коим я уже успел познакомиться, попросился к нему на прием, где сказал примерно следующее: «Ваше величество, Петербург более не в опасности, поэтому необходимости в военном губернаторе более нет. А вот на Черном море неприятель попробует взять реванш. Не будет ли вашему величеству угодно направить меня в Таврию либо в Новороссию?»
Я кое-что читал о нем. Александр Григорьевич по образованию – военный инженер, да еще и генерал-адъютант, то есть особа, приближенная к императору, – с ним шутки плохи, и ему лапшу на уши не навесишь. Единственное, что меня смущает – это то, что он будет у нас «почетным гостем», без права кем-либо из нас командовать, и это ему определенно будет в тягость. Но у него репутация человека, который строго следует приказам, и если император разъяснит ему «политику партии и правительства», то проблем быть не должно.
С караваном в Крым отправится и наш медицинский отряд. Возглавит его основоположник военно-полевой хирургии Николай Иванович Пирогов. В закромах контейнеровоза «Надежда» мы обнаружили мобильный госпиталь, состоящий из пневмокаркасных модулей. В состав госпиталя входят: административный блок, жилой комплекс (для размещения персонала и палат пациентов), приемно-сортировочный блок, диагностический модуль, медицинские модули (предоперационный, операционные модули, реанимационные, перевязочные и прочие), хозблоки (кухня, столовая, бытовки), санитарно-гигиенические модули (душевые комплексы, туалеты), а также энергоблок с дизельными генераторами. Все это богатство можно было перевезти в разобранном виде и развернуть на месте.
К мобильному госпиталю имелось соответствующее медоборудование. Возьмем мы с собой и солидный запас лекарств. Работать в госпитале будут как Николай Иванович со своими коллегами, так и наши курсанты из Военно-медицинской академии, которые по своим знаниям кое в чем превосходят местных лекарей, уступая им разве что в опыте.
Я прикинул, сколько нам понадобится плавсредств, чтобы погрузить все на баржи и плоты. Для прохода по каналам Березинской водной системы нужны будут также колесные пароходы-буксиры. В наиболее узких местах придется протаскивать наши корабли по старинке – с помощью конской тяги и бурлаков. Чтобы не мучить наших пассажиров, можно будет отправить большую их часть по сухопутью к месту впадения Березины в Днепр. Там они погрузятся на корабли и с относительным комфортом проследуют вниз по Днепру.
Набросав на листке бумаги основные пункты своего плана, я поспешил в Зимний дворец, чтобы обсудить их с императором и получить у него добро, а также договориться, поелику возможно, насчет графа Строганова.
20 августа (1 сентября) 1854 года. Петербург. Зимний дворец Подполковник ГРУ Березин Андрей Борисович
Вчера вечером мне передали записку от императора Николая I. В ней царь изъявил желание встретиться со мной для «весьма важного разговора». Чем могла заинтересовать самодержца моя скромная персона, я не знал и предположил, что в преддверии важных событий в Крыму он хотел бы посоветоваться со мной о возможных вариантах развития событий.
Прибыв в указанное время в Зимний дворец, я был препровожден молчаливым лакеем в так называемый «нижний» кабинет царя, который одновременно служил ему и спальней. Это небольшая узкая комната с выбеленным потолком и стенами, оклеенными темными обоями. Здесь же стояла складная походная кровать императора, на которой в нашей истории он умер от пневмонии. Надеюсь, что в этой истории ничего подобного не случится, и Николай Павлович проживет еще как минимум лет десять-пятнадцать.
Сегодня император выглядел бодро, хотя его слегка покрасневшие глаза говорили о том, что он опять сегодня не спал. Надо будет намекнуть нашим медикам, чтобы они провели беседу с Николаем Павловичем о здоровом образе жизни. Только, боюсь, это вряд ли поможет – царь не жалеет себя.
Николай поздоровался со мной и пригласил присесть к письменному столу, а сам начал медленно прохаживаться по кабинету, видимо, раздумывая, с чего начать разговор. Пригласил он меня, как оказалось, совсем не для того, чтобы побеседовать о том, как русские войска в Крыму собираются отразить высадку англо-французского десанта. Император решил обсудить со мной некоторые внешнеполитические аспекты.
– Господин подполковник, – начал он, – я знаю, что в том ведомстве, в котором вы служили, изучали, среди всего прочего, и политическую обстановку в странах, которые могут быть соперниками России. Я понимаю, что все происходящее сейчас в нашем мире – «дела давно минувших дней». Но с другой стороны, вам известно то, что неизвестно нам. Нам сообщили, что в Австрии сменили министра иностранных дел. Теперь венской дипломатией руководит граф Иоганн Бернгард фон Рехберг унд Ротенлёвен. В ближайшее время он прибудет в Петербург в качестве личного посланника императора Франца-Иосифа, – при последних словах Николай поморщился и выразительно посмотрел на перевернутый лицом к стене портрет того самого Франца-Иосифа, на котором его рукой было написано: «DU UNDANKBARER» (неблагодарный).