Динара Селиверстова «Серый извозчик» (2017)

— Все! — объявил поручик Авдюхин, бросив карту на стол.

— Merde! — вырвалось у Александра.

— Ай-яй-яй, Тольский! — попенял Лещинский, племянник статского советника. Он как раз раскуривал трубку и говорил уголком рта. — На Кузнецком мосту находитесь — и по-французски! По-нашему, по-родному давайте, чай, не при дамах находитесь.

Илья Курослепов, младший среди собравшихся за картами, поднял на него веснушчатую физиономию и недоуменно захлопал белесыми ресницами.

— А почему именно здесь-то? — удивился он.

— Поговаривают, градоначальника именно засилье здешних французских салонов и подвигло на то, чтобы приказать все вывески на русский переписать. Для чего, сказал, Наполеона гнали, коли по всему Кузнецкому мосту сплошные бельвю развешены.

— А не сбежала бы Обер-Шальме с наполеоновским войском, так бы на вывеске и написала бы, как ее в народе кличут, — хмыкнул Авдюхин. Он с довольной ухмылкой подгребал к себе выигрыш, и Александр Тольский уныло следил за его руками.

Курослепов повернулся уже к нему.

— А как именно? — полюбопытствовал он.

— Обер-Шельма, — ответил Авдюхин, вызвав у присутствующих взрыв смеха.

Александр тоже придал лицу веселость и знаком велел половому плеснуть еще водки. Лещинский, наблюдавший за ним, вынул трубку изо рта.

— Отыгрываться будете? — осведомился он.

Авдюхин бросил на приятеля предостерегающий взгляд. Вовремя: Александр, азарт которого подогревали водка и досада, едва не поддался.

— Нет. — Он вяло мотнул головой. — И так проигрался.

— А под расписку? — не унимался Лещинский. — Поручик, вы ведь примете у господина Тольского расписку?

Если что и выдало раздражение Авдюхина, то едва заметное движение бровей. В следующее мгновение его физиономия снова обрела обычную простодушную ясность.

— Что же я, крыса канцелярская — бумажками тешиться? Игра хороша, когда она живая. — Он оживился, точно ему в голову пришла внезапная мысль. — Лещинский, а сами-то партию не хотите?

На лице Лещинского тотчас появилось скучающее выражение. Он недовольно поджал и без того тонкие губы и повел плечом, демонстрируя полное отсутствие заинтересованности. Стравливать других, что петухов, что собак, что картежников казалось ему более увлекательным, чем ввязываться во что-либо самому.

Авдюхин пожал плечами и состроил недоуменную гримасу, как бы говоря: «Ну, нет так нет!»

— И верно, Тольский, — вмешался Зыбин. — Проиграетесь еще вчистую, как Серж Феофанов третьего дня. Давайте-ка я попробую.

И едва Александр выбрался из-за стола, проворно занял его место.

— Колоду! — закричал Авдюхин.

Александр начал пробираться к вешалке, где оставил плащ. Табачный дым вился клубами так, что его хотелось разгонять рукой. Из-за сизой завесы вынырнул половой с подносом, на котором лежала нераспечатанная колода.

— А что Феофанова не видно, кстати? — встрепенулся Курослепов.

— С тех пор и не видно, — подтвердил Лещинский и выбил пепел из трубки.

— Пьет, поди, горькую, — сказал Зыбин. — Уходил, сказал — до дому бы добраться. Я ему предлагал свой экипаж, так ведь нет, отказался.

— Ну, на извозчика-то ему хватило, — заметил Лещинский. — Говорили, на экипаже укатил.

— Стало быть, с тех пор его и не видали, — огорчился Курослепов.

— Бог с ним. Протрезвеет — явится. Авдюхин, ну же?

Александр отворил тяжелую дверь, и в лицо тотчас вцепился знобкий зимний ветер.

— Бывайте, Тольский! — прокричали из дымной глубины зала.

Александр махнул в знак прощания рукой и шагнул на улицу. Поземка вилась под ногами, будто поскальзывалась на заледенелой брусчатке Кузнецкого моста. Холод цепко хватал за шею, задувал в рукава. При мысли о том, что придется по такой погоде своим ходом добираться до Спиридоновки, Александр передернулся. Но выхода не было: при себе остались сущие гроши, а дома… А дома ждал пренеприятнейший разговор с батенькой насчет того, на что развеивал непутевый сын свою долю дядюшкиного наследства. «Подумать только: Александр Васильич! Имя сыну давал — как Суворов будет, думал! А ты…» На этом месте словесный родительский пыл, как правило, иссякал, и papa только молча тряс воздетыми к потолку руками, и лицо его жалобно кривилось, будто он надкусил что-то горькое.

— Подвезти, барин?

Александр вздрогнул. Лошадь, запряженная в возок, казалось, подплыла к нему по снежной дымке — он и не заметил приближения извозчика.

Искушение забраться в возок и за считанные минуты очутиться дома было велико, да только в карманах звенело весьма скудно. Александр махнул рукой. Извозчик поравнялся с ним. Лица его в свете фонарей было не разглядеть, только серый тулуп с высоко поднятым воротом.

— Дорого не возьму, барин, — равнодушно, словно преодолевая скуку, проронил извозчик. — Десять копеек за всю дорогу, куда скажете.

Десять копеек и впрямь были ценой соблазнительной. Александр оглянулся. Неказистая лошаденка серой масти, экипаж ей под стать. Куда с таким добром дорого брать.

— Ну что ж, подвези, пожалуй, — решился Александр.

Он взобрался на сиденье и запахнулся в плащ, стараясь загородиться от колкого снега.

— На Спиридоновку, третий дом по правой стороне, — распорядился он.

Извозчик кивнул и тронул поводья. Возок почти не подбрасывало на брусчатке, только мерно качало. Веки постепенно наливались тяжестью. Александр сложил руки так, чтобы за манжеты не пробирался холод, и задремал.

* * *

Он сам не мог бы сказать точно, что именно заставило его встрепенуться. Поначалу он сидел, равнодушно глядя в сгустившуюся темноту, потом прикинул, далеко ли до дома, и подивился тому, что возок слишком долго катит прямо. «В обход, что ли, повез?» — пронеслось в голове. — «Да бог с ним, за сколько уговаривались — столько и получит, больше условленного не дам». Он пошарил в кармане и вытащил монету. Озябшие пальцы слушались плохо, гривенник выскользнул и со стуком упал на дно возка. Александр наклонился, чтобы поднять его, и замер, когда в лицо неожиданно ударил резкий и тяжелый крысиный дух, какой бывает после потравы. Как будто меж досок застряли мелкие звериные останки. Александр выпрямился, брезгливо морщась, и отодвинулся на самый край сиденья.

Возок как будто мчался быстрее. В обход они ехали или нет, но Спиридоновке давно уже пора было появиться. Александр в тревоге огляделся, чувствуя, как покидают его остатки хмеля. И тут по левую руку из темноты выступили очертания массивной громады, нимало не похожей на дома, облепившие Кудринскую площадь.

«Да это же Пугачевская башня!» — оторопело понял Александр и замер, вцепившись в край возка.

Темная махина, вдоль которой мчался возок, могла быть только тюремным замком, но как они попали сюда, на северо-запад, когда должны были ехать на юг? Какой тут обход?!

— Эй! — встревоженно крикнул Александр.

Извозчик не оборачивался.

— Куда ты погнал, черт тебя подери?

Его будто и не слышали. А впереди замелькали огни. Лошадка — и откуда такая прыть взялась в неказистой кляче! — мчала прямо на них, и Александр, приподнявшись с сиденья, увидел крепостную насыпь, освещенную фонарем. Они приближались к Миусской заставе.

— Ополоумел ты, что ли? Останови! — Александр попытался ухватить извозчика за плечо, но покачнулся и повалился обратно на сиденье.

Возок стремительно пронесся через заставу. На мгновение промелькнуло сонное, бесстрастное лицо часового. Это было даже не равнодушие — казалось, он вообще не видел, что мимо них кто-то проехал.

Александр снова попытался подняться. Теперь это было сложнее: возок начало шатать. «Ограбить хочет?» — промелькнуло в голове. — «Да что у меня брать-то?! Сам же понял, что при себе у меня почти ничего нет, раз за гривенник предложил довезти!».

Извозчик резко повернул направо, и Александр оцепенел, поняв, что они едут к Миусскому кладбищу.

Место слыло лихим с тех пор, как туда стали свозить чумных. Много историй рассказывали о том, как сваленные вповалку мертвецы выбирались ночами из земли и рыскали у кладбища в поисках редких прохожих. Ходили слухи, что там частенько пропадали люди, и потом никто не мог отыскать их следа.

«А что Феофанова не видно?»

«…на извозчика-то ему хватило»

«…на извозчике укатил»

«…с тех пор его и не видали»

— Сто-ой! — отчаянно закричал Александр, выпрямляясь во весь рост на бешено летящем возке и размахивая руками, чтобы сохранить равновесие.

Тяжелые облака расступились. В лунном свете появились очертания недостроенной каменной церкви, которую принялись возводить на Миусском кладбище вместо прежней, обветшавшей деревянной. Возок резко вильнул в сторону, и Александра словно что-то подтолкнуло в спину. В тот краткий миг, когда бег возка чуть замедлился на повороте, он спрыгнул вниз и тяжело рухнул в сугроб.

* * *

Падение вышло неловким, перехватило дыхание. Снег залепил лицо, попал в глаза, и Александр забарахтался вслепую, пытаясь как можно скорее выбраться из вязкой ловушки. Наконец он поднялся на ноги. Кособокая луна выглядывала из-за облаков и освещала недостроенные стены храма, оцепленные лесами. В противоположной стороне, там, где в темноте проступали очертания могильных крестов, замер возок. Кучер, сидя на облучке, оглядывался, медленно поводя головой, будто принюхивался: заметил пропажу седока. Так принюхиваются крысы, возлагая больше надежд на чутье, чем на зрение, и Александр застыл в безумной надежде на то, что его, стоящего на залитом лунным светом снегу, не заметят. Голова извозчика медленно повернулась в его сторону и оба замерли друг напротив друга. Даже на расстоянии можно было наконец разглядеть лицо над воротом тулупа, неестественно вытянутое вперед, с маленькими глазами, похожими на высушенные, сморщенные ягоды. Человеческое, но лучше бы оно было крысиным. Извозчик прыгнул вперед. Александр с диким криком шарахнулся от него; ноги тотчас по колени провалились в сугроб, и он опрокинулся на спину. Он тотчас вскочил на ноги и увидел, что существо в тулупе мчится на него огромными прыжками, отталкиваясь обеими ногами одновременно.

Александр не помнил, кричал он или нет, когда, развернувшись, что есть сил побежал к церкви. Он расшвыривал снег, как мельничное колесо рассекает воду. И все равно понимал, что не успеет. А если и успеет, то сможет ли его защитить еще недостроенный храм?

За спиной тяжело обвалился снег; Александр обернулся на глухой шум, увидел вытянутую морду в каком-нибудь аршине от себя, отпрянул с диким криком и поскользнулся.

Падая, он взмахнул рукой и тыльной стороной ладони задел что-то твердое. Раздался негромкий, но гулкий звук, и растянувшийся на земле Александр увидел колокол, качнувшийся прямо над его головой. Звонница. Маленькая временная звонница под навесом стояла возле строящегося храма.

Тварь в тулупе замерла, пригнувшись.

Александр вскочил, ухватился за ближайший к нему колокол и изо всех сил качнул его, а потом, опомнившись, принялся отчаянно дергать за веревку. Извозчик сипло взвизгнул, повернулся и, низко пригнувшись, кинулся в темноту. Ни лошаденки его, ни возка во мраке уже было не различить. А Александр, задыхаясь, теребил и теребил веревку, пока колокольный звон не наполнил голову горячим мерным гулом, и засыпанная снегом земля не качнулась ему навстречу.

* * *

Авдюхин навестил Тольского спустя дней десять после того, как того нашли в беспамятстве у Миусского кладбища, то есть, дня через три после того, как Александр пришел в себя.

— Как ты очутился там? — дивился он. — Сам не помнишь?

В пятый или шестой раз за три дня Александр в ответ на этот вопрос отрицательно помотал головой.

— Не так много ты и выпил, вроде, — прикинул поручик. — Должно, у тебя тогда уже жар начинался.

Александр кивнул, полагая, что это лучшее объяснение случившемуся.

— В колокола зачем трезвонил, тоже не помнишь? — Авдюхин дождался отрицательного жеста и продолжил: — Ну и хорошо, что трезвонил. Люди-то сбежались, думали, беда какая. А то замерз бы до утра. Кстати! Чтобы хворь из костей быстрей выгнать.

Он вытащил из мешка крутобокую бутыль рома и поставил ее на стол у изголовья приятеля. Александр выдавил улыбку.

— Спасибо.

Поручик поднялся со стула.

— Пойду я. А то утомлять тебя беседами не велено. — Он повернулся к двери, но спохватился и оглянулся. — Да, Сержа-то помнишь?

По телу Александра пробежала дрожь. Он непослушными пальцами схватил край одеяла и подтянул к горлу.

— Феофанова, — уточнил Авдюхин. — Представь, так и пропал Серж. Всего-то перстень его нашли. Знатный у него перстень был, фамильный. Только потому что семейный, Серж его в карты и не прозакладывал. И тут, видишь ты, в кабак у лесных складов заявляется какой-то пьяный в дым пенек червивый и пытается этим перстнем за водку расплатиться. Кабатчик, не будь дураком, скумекал, что такой перстенек не на паперти подали, водки пеньку плеснул, а сам живехонько послал мальчишку за кем надо. Забрали забулдыгу того, уж как стращали да выспрашивали, одно талдычит: нашел, мол, перстень у чумных ям на Миусском кладбище. Что вас обоих понесло-то туда?

Александр развел руками. Надежда, что случившееся окажется горячечным бредом, обрушилась, как наст под каблуком.

— Да бог с ним, — отмахнулся Авдюхин. — Авось, сыщется, как ты сыскался. Бывай, братец. Поправляйся скорее, а то играть скоро не с кем станет. Зыбин вон тоже, как продулся в четверг, так три дня неведомо где шляется.

И он вышел из комнаты, тихонько затворив за собой дверь.

Загрузка...