Серое братство

1

2431 г. Обновленной Эпохи

Ночью продолжала бушевать буря, не прекращающаяся уже третьи сутки. Она поднимала на море огромные волны и гнала их на берег, разнося в щепы плохо закрепленные лодки, баркасы, парусники. Неистовый ветер срывал крыши с домов, несся по улицам города и со всего размаха бился лбом в мощные укрепления королевского дворца. Стража даже и не думала в этот час высовывать нос из смотровых башен, чтобы пройтись по стенам. Тем самым они нарушали устав несения караульной службы. Зная, что, будучи пойманными за такой проступок, можно отправиться в дальние гарнизоны (и это в лучшем случае!), тем не менее, охрана махнула рукой на службу, надеясь на благосклонность богов. Если бы лейтенант Ласар знал, что его солдаты из рук вон плохо относятся к ответственному делу, он бы самолично застрелил разгильдяев из арбалета. Но Ласар крепко спал, и не ведал, что вдоль стен крадутся около трех десятков одетых в черные одежды людей. Они были хорошо вооружены и могли спокойно справиться с противником, превосходящем их не только в количестве.

Веревки со свистом взмыли вверх, острыми крючьями, обшитыми шкурами, зацепились за зубчатые выступы. Вооруженные люди по паучьи полезли наверх. Никаких слов — все обходились жестами пальцев. Десять человек побежали влево, десять вправо. Остальные ждали сигнала. Двери помещений распахивались — и стража не успела даже вскинуть арбалеты — настолько молниеносно произошло нападение. Солдаты умирали быстро с недоумением в глазах. Их резали как баранов. Когда все было закончено, сверху махнули рукой. Теперь уже вся группа ринулась по стенам вверх.

— Верхняя охрана убрана, — один из нападавших подошел к высокорослому мужчине в плаще с высоким воротником. — Что будем делать дальше? Вход во дворец охраняется сотней отборных гвардейцев. Это не лопухи-стражники.

— И не надо туда соваться, — мужчина слегка сгорбился, и слова застревали в воротнике, отчего голос казался глухим. — Достаточно зайти со стороны Королевского сада. Поднимитесь по стене в спальню королевы. Сведения о Вадигоре точны?

— Я сам видел, как он садился на корабль, который вскоре отплыл. Я ушел из порта, когда он скрылся за горизонтом, — второй человек выжидающе посмотрел на собеседника.

— Надеюсь, что их уже перехватили в море бравые парни Фаль-Адени, — главарь хмыкнул. — А если нет — шторм доделает свое дело. Ну, что ты стоишь, Глуз? Вперед, мне нужна голова королевы.

Он не видел, что происходит во внутреннем дворе резиденции королевы. Но знал, что его парни рассыпались по строго намеченным местам, и тремя железными клиньями пробираются к саду. Две группы отвлекают гвардейцев, третья — занимается тем, что возведет их в ранг государственных преступников. Но они сознательно шли на это, зная, что в кармане каждого лежит увесистый кошель с золотом.

— Тревога! — раздался истошный вопль, пусть и запоздавший.

Мужчина чертыхнулся.

— Глуз! — рявкнул он, лихорадочно оглядываясь.

— Да, центур, — вырос Глуз перед ним, обнажая меч.

— Пока тебя не увидели, беги и принеси мне голову королевы. Выполнишь задание — получишь втрое больше прежнего. Пусть гвардейцы завязнут в бою — ты успеешь сделать свое дело. Не вздумай применять магию во дворце! Я не уверен, что Лация беспечна, и не оставила при себе хоть самого завалящего мага. А быть узнанным раньше времени не хочу.

Центур по усиливающемуся шуму со стороны дворца уже все понял. Либо он с необъяснимым упрямством продолжит охоту за королевой, что приведет к его неминуемой гибели, либо скроется, бросив на произвол судьбы хорошо обученных, но обреченных своих людей. Нужно уходить — пришло решение, тем более что со стороны казарм, расположенных вне стен дворца, уже набегали солдаты.

Ласар в эту ночь почти не спал, но беспокойная суета в резиденции вымотала его. Лация строго наказала ему усилить охрану, и он до второй стражи не сомкнул глаз. Яростный шум, крики, вопли подбросили Ласара с лежанки. Схватив в охапку камзол и перевязь с мечом, он выскочил на крыльцо караулки. Во внутреннем дворе шла бойня. Сделав широкий прыжок, лейтенант бросился к своим бойцам. По пути отбил скользящий удар, увернулся от размашистого маха кистенем. Кого-то ткнул острием меча, и врубился в свалку.

— Гвардейцы! — заорал он. — Оцепить дворец! Второй взвод — на охрану королевы! Быстро!

Уже распахивали ворота, и в широкий проем вваливалась масса солдат с факелами, арбалетами, копьями и мечами. Где-то блестело полотно топора. Перед Ласаром возникла оскаленная физиономия незнакомого человека в черном плаще. Он попытался ткнуть лейтенанта ножом в лицо, но Ласар увернулся и сделал полуповорот вокруг своего тела с одновременным качем влево, делая широкий замах мечом. Куда попал — не стал разглядывать, а просто выдернул клинок из податливого тела. Шум боя утихал.

Центура догнал Глуз. Он даже не делал попыток спрятать окровавленное оружие. Его взгляд лихорадочно горел, а зрачки расширились, и в них отражался дрожащий свет факелов. Руки Глуза были пусты, и как центур не старался рассмотреть своего помощника внимательнее, он ничего не обнаружил.

— Где? — все же решился спросить центур.

— Ее не было в спальне, — выхаркнул ответ Глуз. — Я прирезал пару слуг, прежде чем убедился, что они не врут. Я узнал, что королевы во дворце нет. Успел выпрыгнуть в окно, как следом ворвались солдаты. Там магия присутствия!

— Проклятие! Она снова увернулась! — центур с трудом совладал со своим гневом. — Второй раз везет девке! Но я все равно ее достану!

Они нырнули в узкий переулок, и шум боя сразу затих. Здесь никто не любопытствовал по ночам, не следил за прохожими, как правило, ищущими убежище. Темные приземистые дома настороженно молчали, провожая двух человек, быстрым шагом уходящих вглубь бедных кварталов. Один из них озадаченно думал о том, что найти королеву теперь представляется не таким уж легким делом. Если ее предупредили — это одно. Есть много тайных мест, о которых знающие люди предпочитают молчать. Если же отъезд Лации всего лишь временное явление — что ж, можно будет и подождать. И он подождет! А с губ срывались проклятия. Второй благоразумно шел следом и хранил молчание. Он больше мечтал о теплой комнате с горящим камином, бутылке вина и горячей женщине, чем о причинах неудачи. А еще больше он был рад тому, что остался жив.

Морская гладь мирно раскинулась на всем протяжении пути нашего корабля, лениво покачивая его на мягком ложе. Солнце освещало палубу, свежий ветер без усилий надувал паруса, и мачты, жалобно постанывая, с трудом удерживали рвущуюся вперед ткань. Мы все были настроены благодушно, но капитан корабля со смешным прозвищем Морской Еж все больше и больше хмурил брови. Он изредка кидал тревожный взгляд на горизонт, беспрестанно слюнявил палец и поднимал его вверх.

— Будет шторм, и очень сильный, — наконец открыл рот Морской Еж.

Я тоже не был расположен к разговорам и веселому настроению. Мое сердце еще находилось рядом с Лацией, и внутри червяк сомнения точил душу вопросами, на которые не находилось ответов. Правильно ли я поступил? Не струсил ли я, убежав со старухой по первому ее зову? И когда я вернусь обратно? Кто может об этом знать? Голова разболелась.

Меня звали обедать, и я спускался в каюту капитана, где, кроме хозяина, меня и Брюнхильды, обедали Мастер, ваграмский купец со странным для этой страны именем Леший, и какой-то сухопарый хлыщ из Одема. Он хотел посетить Континент с целью изучения животных, обитающих в Пафлагонии. Странное занятие для такого неспокойного времени. Возникло даже подозрение, что он не сколько ученый, сколько человек, тщательно скрывающий свои истинные таланты. Впрочем, Мастер тоже об этом думал.

Каждый раз, прежде чем приступить к трапезе, Леший поднимал бокал с вином, и его голос затапливал каюту Морского Ежа. Частый тост его был такой: «Чтобы удачно пройти Мышеловку».

Меня это чрезвычайно заинтересовало:

— О какой мышеловке вы говорите?

— Это место на море, где промышляют полчища пиратских галер из Муфазара. Сколько уже кораблей пропало там, — пояснил Морской Еж, хмуря брови. Поглядев на хлыща, добавил: — И не надейтесь, уважаемый. Уж что-что, а этого неприятного места нам не миновать. Справа от Мышеловки я рискую сесть на мель, а слева большое течение, которое легко унесет нас в Ледяные Поля. Будем молиться, чтобы муфазарцы не зацепили нас на крючок. Моряки Фаль-Адени слишком шустры для моего «Льва». Помимо парусов пираты используют весла.

— Вы не доверяете своему кораблю? — Леший задумчиво поглаживал бороду.

— Отнюдь. Я просто признаю, что Фаль-Адени сумел прибрать к своим рукам все пиратские гавани, и, построив при этом новые корабли, теперь имеет возможность появляться где угодно, и когда угодно. Это очень опасный человек, господа.

Морской Еж вяло улыбнулся и отпил из своего кубка воды. Вино он категорически не употреблял, но ради гостей велел выставить на стол двухведерный бочонок с терпким напитком густо-бордового цвета.

— Выходит, мы обречены? — ученый хлыщ по имени Баралар вытянулся за столом и испуганным взглядом обвел сидящих рядом. Невозможность избежать нападения пиратов очень удручала его — это легко читалось в его глазах. Что до меня — я не был знаком с этим Фаль-Адени, и в дрожь не бросался.

Мастер помалкивал, не вступая в разговор, и лишь изредка прикладывался к кубку. Впрочем, он молчал уже давно, с тех самых пор, как взошел на палубу «Льва». Я не был настроен с ним общаться, и Мастер это чувствовал. Даже Брюнхильда не подходила ко мне, понимая, что творится в моей душе. Она аккуратно прожевала кусок лепешки, запила водой и спросила капитана:

— Что будет, если «Лев» подвергнется нападению? Я хочу знать, на что рассчитывать мне, старухе?

— На легкую и быструю смерть, — серьезно ответил Морской Еж. — Старухи пиратам не нужны. А вот те, кем они интересуются в большей степени, пойдут на невольничьи рынки, где будут проданы. Муфазар большой, затеряться и сгинуть там легко. Из рабства еще никто не возвращался. Или я не знаю о таких счастливчиках.

— Мне говорили, что Муфазар весьма обширен землями и горами, есть даже пустыни, — Баралар поерзал на стуле, — и там плохо с водой. Пески тянутся на много лиг, вода на вес золота. Ужасные места, очень ужасные.

— А еще пугают племенами, дикими и необузданными, — подлил масла в огонь Морской Еж. — Только вот этих прелестей нам бы лучше не видеть.

…Буря налетела нежданно, хотя ее и ждали с нарастающим волнением. Она резко ударила мощным кулаком, обрушив на корабль тяжелую водяную пыль, отчего паруса враз отяжелели, пока их спешно спускали с мачт. Палуба накренилась, но мы, наученные Морским Ежом, крепко привязались веревками к железным скобам, набитым по бортам корабля, чтобы в случае передвижения по палубе, нас не смыло за борт. Капитан занял место на мостике и громким рыком отдавал приказы, такие же резкие, как ветер, приводя в чувство суетящихся внизу матросов. У поворотного руля стоял боцман по имени Клык и еще парочка дрожащих морячков. Второй боцман, не меньшей комплекции, раздавал щедрой рукой затрещины и зуботычины, пока не привел всех в чувство. Нужно было работать, а не голосить, глядя на бушующие тяжелые волны, бросающие судно с одного гребня волны на другой.

— Вам лучше спуститься вниз! — проорал сквозь неистовый свист ветра и шум вздыбившихся волн капитан. Он с неодобрением смотрел на наши героические потуги удержаться на ногах. — Сейчас здесь будет сущая пляска дьявола!

Мы послушались дельного совета и спустились в свою каюту. Здесь было не лучше; качка ощущалась гораздо сильнее, да к тому же жалобный скрип бортовых стен не прибавлял нам уверенности в благополучном исходе путешествия сквозь полосу шторма.

Мастер вытер голову куском ткани и заметил:

— Пора вынимать мечи. Как только утихнет буря, пираты будут тут как тут.

— Можно попробовать проскочить эту Мышеловку во время шторма, — рассудил я, сбрасывая мокрую одежду на пол, и сел на узкую койку.

— Не льсти капитану. Даже бывалые моряки не смогут проскользнуть Мышеловку в шторм. Он постарается уцепиться за кончик шторма, но туда не сунется. Лучше пираты, чем дырка в днище от камней. Возможно, что это наше последнее путешествие. Когда мы плыли сюда — нам сказочно повезло. Ни одной фелюги этих морских разбойников не заметили. Боишься?

Я неопределенно пожал плечами. Мастера тянуло на откровения, которыми делиться я не собирался. Он рухнул на койку и с блаженной улыбкой вытянул ноги. Невыносимая болтанка его, казалось, не волновала совершенно.

— Я надеялся, что Егерь изменит свое отношение ко мне, но жестоко ошибся. Он не прощает проколов, которые допускают его люди. — Мастер махнул рукой в пустоту. — В Паунсе я отошел от обиды, да и некогда было пережевывать то, что произошло. В последнее время в порт зачастили странные гости. Они что-то явно вынюхивали. Разговоры вертелись вокруг Короны Мира, которая, якобы, хранится в пещерах Драконьих Зубов. Эти люди искали Вечных Смотрителей. Наивные болтуны думали, что Смотрители выведут их на то самое место. Как ты думаешь, это возможно?

— Я ни разу не слышал о Короне Мира ничего полезного, а Ронгар не слишком распускал язык, — огорошил я Мастера. Откровения напарника меня озадачили. — А уж о Вечных Смотрителях — тем более.

— Да и я толком ничего не знаю! — усмехнулся Мастер. — Но эта загадка меня и заинтересовала. Я долго ходил за чужаками, прослеживал их связи в Паунсе, пока не убедился, что они ищут вслепую. У них нет никаких имен, никаких ниточек, за которые можно ухватиться. Я бы не обратил на них внимания, признаюсь тебе, если бы не упоминалось имя Магвана. Ты же знаешь, как мы любим этого неуловимого парня. Тем паче он и в Паунсе сумел отметиться. Ну, я и закусил удила. Обиды обидами — но служба Братству всегда стоит на первом месте.

— Магвана так и не нашли? — спросил я, зная ответ.

— Нет. Он скрывается в полосе боевых действий. В Фобере укрепляют стены, сгоняют войска и крестьян со всех окрестных деревень. Пахать некому. Ясно, что лапотники бегут из армии как крысы. Никто из них не хочет защищать господ Дома Лоран. Война-то проиграна, брат!

Мастер цокнул языком и уставился в потолок. Моего ответа он и не ждал, а я, убаюканный качкой, провалился в сон, нисколько не заботясь уже о завтрашнем дне. Если суждено утонуть в шторме — стоит ли из-за таких пустяков дрожать от страха?

Шторм продолжался всю ночь и утро, но сила его стала стихать. Нам повезло выскочить из центра дьявольского завихрения с наименьшими потерями. Было сломано одна из мачт, да и пара матросов пропала. Вероятно, что смыло за борт. Капитан выглядел мрачнее туч, что нависли над нами. Он не уходил со своего места, не обращая внимания на противный дождь, хлеставший тугими плетями по лицу. Лишь однажды он спустился вниз, в каюту и обвел нас суровым взглядом.

— Если появятся самбуки Фаль-Адени — мы не уйдем живыми. Примем бой или сдадимся сразу?

— Что за самбуки, капитан? — полюбопытствовал Баралар, несмотря на зеленый цвет своего лица. Ему приходилось хуже всех, но, как ни странно, ученый не жаловался на свою участь.

— Это трехмачтовое боевое судно с двадцатью веслами с каждого борта, — мрачно ответил Морской Еж. — Раньше на таких перевозили бочки с винным напитком, но эта затея захирела, а пираты оснастили их по-своему усмотрению. Так что теперь самбука имеет огромное преимущество перед нашим «Львом». Мы уже потеряли ход, да и шторм значительно усугубил ситуацию. А самбуки могут ходить и в сильную волну, и в полный штиль. Так что мы в любом случае проигрываем.

— Не переживайте, капитан, — с серьезным видом откликнулся Мастер. — Если и суждено принять бой, обещаю вам: мы сумеем постоять за ваше имущество и свои жизни. Сколько на борту матросов, умеющих драться при абордаже?

— На экипаж не стоит надеяться, сразу предупреждаю. Они все нанимались на легкую морскую прогулку… Разве что Клык, — капитан задумался. — Позвать его?

Вызванный Морским Ежом, боцман загородил своей широкой спиной дверь каюты, с любопытством повертел головой, обозревая странную компанию, собравшуюся на военный совет. Если присутствие меня и Мастера с капитаном его не удивило, то восседающий на скамейке Леший вызывал некоторые вопросы. Купец твердо заявил, что в молодости он немало порыскал по Степи со стороны Залива, охотясь на диких кочевников, был рублен и продырявлен стрелами. И поэтому имеет право находиться в столь ответственный момент здесь, а не рядом со старухой и ученым. В подтверждении своих слов Леший скинул кафтан и рубаху, обнажая грудь и спину. Количество рубцов и шрамов впечатляло. Морской Еж сказал что-то в том роде, что очень рад видеть бывалого воина в своей команде.

— Капитан! — рявкнул, наконец, Клык. — Звал?

— Проходи, боцман, садись, наливай себе вина, пей. Ты уже догадываешься, зачем я позвал тебя?

Боцман без малейшего смущения осушил полную кружку, вытер рукавом куртки губы, крякнул. Осторожно покачал головой.

— Нет. Но я быстро соображаю.

— Ну, сообразил?

— Почти.

— Корабль в плохом состоянии, поступили доклады о течи в трюме. В трех местах. Ребятки стараются, но из-за этого «Лев» теряет ход. Я боюсь, что после того, как установится погода, пираты нападут на корабль. Они постоянно крутятся на выходе из горловины, куда нас угораздило попасть, и высматривают основательно потрепанные бурями судна. Мы — не исключение. И убежать не сможем. Поэтому… Есть у тебя на примете с десяток парней, умеющих и не боящихся драться?

Клык подпер кулаком подбородок, на мгновение задумался.

— Десятка не будет. Но шесть-семь наберу. Они отчаянные головорезы, только прикидываются ангелами. Я их сам набирал, поэтому знаю, что они из себя представляют.

— Сколько оружия на борту?

— Кроме трех бортовых самострелов и пары мечей больше ничего нет.

— Плохо, — Морской Еж в расстройстве даже встал и прошелся по каюте. — Мы даже отбиться не сумеем.

— Если пираты полезут на корабль — парни разберутся с ними своими ножами. Уж этого добра у них хватает.

— Я еще с тобой поговорю, как ты умудрился протащить на борт бандитов, — сердито буркнул капитан.

— Самое лучшее — рубить абордажные веревки, если ничего не остается, — предложил я. — Этим пусть занимаются те, кто не умеет драться. А мы займем все важные позиции, а из самострелов постараемся поджечь самбуки. Глядишь — отобьемся.

— Что-то набирается, — усмехнулся Мастер.

— Хорошая идея, — Морской Еж хлопнул меня по плечу.

Целый день прошел в томительном ожидании нападения. Солнце изредка выглядывало из-за рваных туч, чтобы снова скрыться в свинцовой тяжести клубящихся масс. Море еще грозно шевелило водяные валы, легко подкидывая наш корабль в своих мягких ладонях. Капитан безотрывно смотрел вперед, отыскивая что-то, ведомое только ему.

Брюнхильда зашла в нашу каюту, когда я там находился один. Старуха, видно, специально выждала момент, когда Мастер ушел на палубу по своим делам. С непроницаемым видом она подошла ко мне, внимательно посмотрела на стоящие в изголовье ножны, и негромко заговорила:

— Мальчик мой, все рассуждения о возможности и невозможности нападения пиратов меня совершенно не трогают и не волнуют. Я свое пожила, и могу уходить спокойно к предкам. Совесть моя тоже чиста, и ты это знаешь. Род Вадигоров может быть спокоен за своего потомка. Ты должен возродить славу, незаслуженно забытую, очерненную и опозоренную. Я много сделала для того, чтобы ты мог требовать себе корону Ваграма. Пусть Женнис не городит чепухи, что твое право приведет тебя на эшафот. Иди до конца, требуй свое!

— Я дал Лации слово, что не посягну на ее власть, — я рывком поднялся и в упор посмотрел на старуху, как она поведет себя. — И сдержу его.

— Благородство всегда подводило Вадигоров, — поджала губы Брюнхильда, — отчего они и потерпели поражение. Ты любишь Лацию — я это вижу ясно. Сердце не обманешь, и это мне знакомо. Но подумай хорошо, а что даст тебе союз с королевой Ваграма?

— Власть, взятую законно. И Лация не отрубит мне голову, — я задумался не о том, что мне может грозить в случае нарушения договора, а о нашем последнем вечере. Накатила тоска. — Мы будем жить долго и счастливо, а наши дети станут основателями нового рода, свободного от мести и страха за свою жизнь.

Брюнхильда с жалостью посмотрела на меня, и ее ладонь неожиданно для меня легла на мою макушку. Она пригладила волосы, а потом морщинистая длань скользнула по щеке. Я замер.

— Ты плачешь?

— Нет, скучаю. Ты не знаешь, как мне тяжело. Наша встреча должна была закончиться ударом топора палача. Но вышло все иначе. Так зачем жалеть об этом?

— Тоже правильно. Вижу: это твоя судьба, да и ее тоже, впрочем.

— Не судьба, а мое решение. Когда-нибудь я вернусь в Одем,… когда пойму, что мне нужно.

— Ты знаешь что-нибудь о Короне Мира? — неожиданно сменила тему разговора старуха.

— Да только то, что Ронгар упомянул ее вскользь в разговоре со мной, — внутренне я насторожился. За последнее время о Короне упомянули дважды. Это не может быть случайностью. — Но я ничего не понял. Может, ты мне расскажешь?

— Прежде всего, ты должен узнавать ее в лицо, если так можно выразиться, — старуха с кряхтением села рядом со мной. — Она состоит из восьми крупных бриллиантов, соединенных золотыми пластинами с искусной гравировкой и надписями на языках, неизвестных нам. Древние мастера постарались на славу. Круговая же надпись легко читается. Она гласит, что достойный обладатель этой Короны подчинит себе весь мир, населенный живыми существами, уничтожит зло, несущее смерть, и на долгие века оставит о себе память, пусть даже она не будет прекрасной.

— Мне отводят роль обладателя такой короны? — я усмехнулся. — Слишком высокое предназначение, чтобы этим лицом стал я.

— А зачем? — Брюнхильда таинственно улыбнулась, словно ведала мое будущее, но не стремилась поделиться крупицами знаний. — И без тебя хватает претендентов. Просто прими к сведению. Охотников за Короной в последнее время расплодилось очень много. Вот пусть они и ищут ее.

— А я-то почему должен знать об этом? Мне что, спокойно жить не хочется?

— Я не толкаю тебя ни в какую авантюру. Живи своей жизнью, но если на твоем пути встретятся такие люди — уничтожь их. Это единственное, о чем я тебе настоятельно советую. Я даже охотно согласилась бы на твой отказ от короны Ваграма, но заклинаю не поворачиваться спиной к своим настоящим врагам!

— Да почему? Я каким боком в этой истории? — холодок догадки пополз по спине, щекоча напряженные нервы.

— Ты — один из двенадцати Претендентов на эту Корону. Даже не зная об этом, ты с рождения подвержен риску быть убитым кем-то из других.

Брюнхильда тяжело вздохнула. Нечего сказать — ошарашила она меня таким признанием! Теперь я стал понимать загадочное стремление бабки оградить меня от людей, с неохотой посылая в город или близлежащие деревни. Во что меня втянули?

— И как же я узнаю своих соперников? — я грустно усмехнулся, не рискуя даже обратить все в шутку. Старуха обжигала меня взглядом, таящим гораздо большее, чем я мог узнать. — Не спрашивать же мне каждого встречного, что он ищет.

— Гай, есть вещи, о которых тебе надо знать обязательно. Корона Мира — тяжелая обязанность, но и очень почетная. Если ты не хочешь нести ее, то постарайся, по крайней мере, не ввязываться в драку между одиннадцатью оставшимися, что рыщут по свету. Каждый сам по себе — таковы правила. Не нами установлено — не нам и отменять. Но от этого они не становятся менее опасными.

— Значит, только одиннадцать? — задумался я.

— Их было гораздо больше, но за двести лет погибло много искателей раритета.

— Как все это происходит? Я имею в виду то, как выбирают Претендентов? Как передают знания, которые не теряются в веках?

Корабль жалобно затрещал, накренился. Брюнхильда схватилась за деревянную спинку койки, с трудом удержалась, чтобы не упасть на меня. Звучный шлепок волны, посланной неутихающим штормом, был слышан даже в нашей каюте.

— Корона Мира имеет одно важное свойство: она дается в руки того, кто смел со своего пути всех соперников. Она может лежать без действия столетия и столетия, пока кто-нибудь не придет и объявит свою волю победителя. Никто не властен над Короной, никто не назначает обладателя. Природа Короны сама выбирает Претендентов миру. И люди вступают в борьбу прежде всего с самим собой. Очень тяжело пройти жизненный путь без потерь, сохранив за собой право существования. Бывает и так, что Претендент умирает не от руки противника, а от старости. Значит, ему нужно найти преемника, передать нужные знания и подготовить к борьбе. И это действие тянется до тех пор, пока в решающем поединке не соберутся последние Претенденты.

Передохнув, старуха вздохнула и добавила:

— Короной владели лишь дважды на памяти человечества. Первый раз это было в эпоху Красных Драконов три тысячи лет назад. Имя правителя не сохранилось. А второго знали Великий Арис. Все земли подчинились его злой воле. Но он не бесчинствовал в мирной жизни, давая людям спокойствие, веру в будущее. В битве же он неиствовал как морская буря, круша и ломая устои государств, перемешивая и подчиняя себе племена, целые народы и земли. Пафлагония, Алам, Муфазар — все познали железный порядок Ариса. Порядок держался на воле и личности этого человека.

— Куда потом делась Корона?

— После смерти правителя ее тайно увез один монах, служивший Смотрителям. Куда? Никто не знает.

— Значит, Вечные Смотрители?

— Они самые. — Брюнхильда сильно сжала мои пальцы и зашептала, словно нас могли услышать сквозь шум волн, проникающих в глубины судна. — Ты знаешь много, чтобы самостоятельно разобраться в своем назначении. Я помогу тебе, насколько хватит сил. Я знаю имена двух человек, являющихся Претендентами. Но этим я нанесу тебе жестокую и незаживающую рану.

Сердце мое тревожно забилось. С неприятным ощущением я ждал ее слов, предчувствуя нехорошее. Словно упал в нечистоты, которые с неумолимым упорством засасывают в свои недра.

— Это Магван. Он ведь не зря ищет именно тебя. Только не пойму до сих пор, почему он так рьяно рыщет по твоему следу? Ты ведь не единственный в свое роде… Кто-то открыл ему твое имя. Что это значит?

— Не знаю, — честно признался я.

— Кто-то, а я подозреваю — кто — знал, что ты спасся во время вражды между Вадигорами и Одемирами.

— А кто второй? — Неприятное предчувствие сжалось комком в животе. В горле пересохло.

— Ты ее хорошо знаешь.

Мой мир остановился, рухнул, рассыпался на мелкие осколки, забился стеклянным порошком в рот. Боль была тем невыносимее, что я любил Лацию. А страшная правда, преподнесенная Брюнхильдой, подводила черту под нашими отношениями. Я никогда не смогу переступить через черту, ведущую к предательству. И через Лацию я не смогу переступить, как того требует традиция в странной игре за обладание Короной. Конечно, можно скрыть тайну, убив десятерых, и тогда королева проживет в счастливом неведении, что над ней навис рок.

Брюнхильда схватила мои руки и стала целовать их.

— Прости меня, дуру, малыш! Я понимаю твои чувства, что разрушила твое счастье, твои грезы о будущем! Но я не прощу себе, если не предупрежу тебя об опасности!

— А зачем — потускнел мой голос. — Разве это решит мою судьбу? Всегда найдется кто-то, кто сильнее тебя. Я могу убрать с дороги многих, но везение не бесконечно. И на меня отыщется свой клинок. Так нужно ли знать, что я мог примерить Корону?

— Но Лация, я подозреваю, знает о тебе все. Женнис наверняка рассказала ей историю Короны. И молодая королева не будет жалеть тебя, встреться ты ей на пути.

— Ее пытались убить на охоте, — напомнил я Брюнхильде, намекая, что услуга, оказанная однажды, вернется тем же. — Кто это был?

— Не исключаю Магвана, — твердо сказала старуха. — В их семейке это в порядке вещей. Претенденты собрались в Одеме. Что бы это значило?

— Мастер рассказал, что видел в Паунсе людей, которые усиленно искали Смотрителей.

— Странно, — старуха впала в задумчивость. — Это меня начинает глубоко настораживать. За короткое время на Континенте и на Аламе появились уже пять охотников за Короной. Все слишком быстро. Видно, пришел срок.

— Ты ведь тоже была Претендентом? Признайся? — резко спросил я ведьму. — Женщины тоже участвуют в игре?

На мгновение старуха онемела, но нашла в себе силы кивнуть головой, но глаза ее приобрели стальной блеск.

— Я скрывалась от преследователей долгие годы, пока не стала влиятельным лицом в Аламе. Я очень уважала Вадигора, твоего отца, радовалась его успехам. Именно с его помощью я стала Главной в Гильдии Судей. Его влияние и сила стали раздражать Одемиров, но чтобы пойти на истребление рода, этого было недостаточно. Род твой, мальчик, погиб из-за тебя. Женнис предполагала, что ты можешь со временем стать соперником ее дочери. И тайная война была развязана против тебя.

— Допускаю такое, — с трудом, но согласился я. Брюнхильда была права. — Но при чем здесь Лация и Магван? Особенно ее брат?

— Вечные Смотрители посылают Черного Монаха, который объявляет о приходе в свет Претендента. Магван был рожден от барона Пархан-Шида, муфазарца, осевшего в Одеме после долгих и авантюрных приключений. Лация — дочь другого человека. И Черный Монах приходил дважды, чем довел до истерики королеву-мать. Женнис не была в восторге от такого выбора. Но когда вестник от Смотрителей объявил высшую волю Ливии — твоей матери — конфликт был предрешен. Если раньше два рода старались извести друг друга, не особо выпячивая свои отношения на людской суд, то после этого все словно с цепи сорвались.

Вот значит как… Мое рождение уничтожило мой род, мою мать и отца.

— Лация не знает, что Магван — Претендент?

— Разумеется! Какая мать в здравом уме сообщит такое своему ребенку? Но вот Магван знает о сестре все. И условия игры знает.

— Я уничтожу Магвана раньше, чем он доберется до королевы, — я сжал зубы.

— Станешь врагом Лации, чего тебе не очень хочется, так?

— Что ты хочешь предложить взамен? Бегать всю жизнь от опасностей, ждать старости, чтобы найти преемника и передать ему свои страхи? По-твоему, это выход?

— Я не знаю ответа, мальчик. Как же сложно сейчас решать! Я никогда не разрешала такие вопросы. Порой гримасы богов настолько непонятны, что не знаешь, улыбка это или оскал.

Сверху с палубы раздался крик наблюдателя, приглушенный палубным настилом:

— Слева два корабля! Справа один корабль!

«Лев» заходил ходуном. Матросы все до единого высыпали на палубу, где вовсю рычал Клык:

— Шевелите мослами, акульи сыны! Если не хотите грести на самбуках Фаль-Адени, быстро ставьте паруса!

Клинки с тихим шорохом вошли в ножны, висящие за спиной, ножи рассованы в сапоги. Обтянув запястья кожаными ремнями с вделанными в них стальными полосами, я напоследок посмотрел на Брюнхильду, кивнул головой и взлетел по лестнице наверх.

Матросы уже готовились к бою. Отчаянно ругаясь от бессилия, Морской Еж резво бегал по мостику, беспрестанно глядя на поднятые с утра паруса, грозящие сорваться с мачт и оставить корабль без движения. А самбуки пиратов нагоняли «Льва», несмотря на высокую волну. В какой-то момент я оказался рядом с Клыком, глядящим с недобрым прищуром на приближающихся врагов.

— Готовы ли люди для срыва абордажа? — надрывал голос капитан.

— Они уже готовы, — боцман кивнул в сторону моря. — Через двадцать гребком они будут на расстоянии броска крюков. Но как идут! Ребятки Фаль-Адени всегда были великолепными моряками! Я ведь боялся, что они вздумают атаковать при высокой волне!

— Господин Вадигор, вы с нами? — отчаянно возопил Морской Еж.

— Несомненно, — успокоил я капитана. — Мой напарник тоже готов присоединиться к потехе.

Морской Еж приободрился, и первым делом прогнал Баралара вниз присматривать за старухой. Заспанный Леший вытащил на свет божий длинный шест с железной рогатиной на конце. Где он его раздобыл на корабле, никто толком и не успел расспросить его.

— Я рад, что общался с вами, господа, — сказал купец, присоединяясь к нашей группе возле левого борта, откуда исходила основная угроза. — Надеюсь, мы дорого продадим свои жизни.

— Этим вы попытаетесь спасти свою жизнь? — скептически спросил Мастер. — Ну, парочку вы спихнете в воду, но острые клинки пиратов быстро укоротят древко. Возьмите еще топор.

Как-то незаметно возле левого борта помимо нас оказалась еще парочка здоровенных матросов, потом Морской Еж пригнал пять человек с ножами. Угроза исходила со всех сторон, и не было смысла укреплять какое-то одно направление. Корабль совершенно очевидно терял ход. А между тем одна из самбук перерезала нам путь, а две другие подошли вплотную к бортам «Льва»; мы даже разглядели напряженные загорелые лица пиратов, вдобавок еще и смуглые и скуластые. Они столпились возле низкого борта самбуки, готовые прыгнуть к нам в гости. И как только волна приподняла самбуку, в воздухе засвистели веревки, железные крючья со стуком падали на палубу, натягивались и впивались в борта нашего судна. Пираты заревели и рывком подтянули «Льва» к себе. Столкновение! Глухо стукнулись бортами два корабля.

— Руби веревки! — заорал боцман и первым бросился перерезать многожильные канаты. С самбуки полетели стрелы; вражеские стрелки не давали нам прервать атаку. Двоих матросов тут же убило. А на нас ринулась разношерстная толпа со сверкающими клинками. И потеха действительно началась. Мы слаженно отбили первый натиск, но с борта пиратского корабля с воплями ринулась вторая абордажная команда, и тут же драка разбилась на мелкие островки, где каждый был сам за себя. Я успел отбить чей-то удар, сам рубанул по податливому телу в цветном халате, увернулся, подсек еще одного пирата, и в образовавшемся пространстве заработали мои клинки, сея смерть.

Ко мне прибился Мастер, теснимый уж очень большим количеством пиратов, и вдвоем мы сделали порядочную просеку. Леший и капитан держались с трудом, и в первую очередь нужно было спасать их. Жердь купца, как и предсказывал Мастер, укоротили наполовину, но даже с остатками палки Леший орудовал довольно умело.

Нас загнали на середину палубы тучей стрел с двух самбук, и остатки экипажа перестали сопротивляться. Клык упал навзничь, и над ним склонились разъяренные пираты, взмахивая саблями. Как-то незаметно мы остались втроем, прижимаясь спинами друг к другу. Из нутра судна вытолкали Брюнхильду и этого ученого… Баралара. Я дернулся.

— Философ! — рыкнул Мастер. — Ей уже ничем не поможешь!

Чудес на свете не бывает, всегда убеждался я. Но сейчас мне больше всего хотелось помочь именно Брюнхильде, попавшей в унизительное положение рабыни, или, того хуже, будущего корма для рыб. Краем глаза я поздно заметил оживление у правого борта. Что-то жесткое и волосатое обхватило мою шею; сильный рывок опрокинул меня лицом вниз. Пока я пытался освободиться под свист и улюлюканье пиратов от удушающей хватки аркана, удар по голове отправил меня в темноту. Сколько можно! — только и успел я подумать.

— Потом я купил себе пару быстрых кораблей с такими трюмами, чтобы забивать их под завязку, — бубнил под ухом чей-то знакомый голос. Сознание медленно, болезненными толчками, отдаваемыми в голове, вливалось в меня. — Ростовщик, давший мне деньги, требовал, чтобы я отдал долг с процентами уже к будущей зиме, когда морские пути станут труднопроходимыми. Вот я и рассчитывал двумя-тремя рейсами на Континент разбогатеть. Святой Стир[26] благоволил мне. Я разбогател, купил дом рядом с кварталом Ювелиров, что считается очень почетно. Женился… Что еще надо человеку?

Это же Леший! Это его бубнящий голос бьет по моей многострадальной черепушке. Как же больно! С кем он там разговаривает?

— Теперь нужно молиться Всеединому, чтобы остаться в живых. Никто не знает, что ждет нас впереди, — подал голос Мастер. Значит, мы еще вместе. Уже лучше. Моя глупость на корабле чуть не привела к гибели. Если мы здесь, это означает только одно: нас продадут в рабство.

— Наш герой вернулся к нам.

Ба! Да это ученый по имени Баралар! Хороший раб получится из ученого!

— Дружище, ты был неосторожен, — с насмешкой произнес Мастер.

Я открыл глаза, скосил их на Мастера, которому изрядно досталось в драке на палубе. Глубокая ссадина на щеке кровоточила, и он все время стирал сукровицу рукавом камзола. На лбу содрана кожа. Губы Мастера кривились в улыбке. Я перевел взгляд на Баралара. Выходит, что старуху тоже могли прихватить в качестве рабыни. Стирать и готовить пищу кому-то все равно надо.

В глазах перестало плавать, и я понял, что нас посадили в сарай, не отличавшийся крепостью стен. Стены были настолько трухлявыми, что сквозь сгнившие доски пробивался солнечный свет, и сверху, и сбоку. Крыша соломенная, но до нее очень высоко. Пошатываясь от непонятной слабости, я встал на ноги, подошел к двери и подергал ее за перекосившийся угол.

— Бесполезно, — зевнул Леший. — Нас заперли, да еще палкой приперли с той стороны. — Предлагаю поспать еще немного, осьминог меня раздери! Чую, что морячки Фаль-Адени еще нескоро вспомнят о нас.

— Где бабка? — первым делом спросил я Мастера.

— Мы не видели ее, — поспешил с ответом Баралар. — После того, как вас словили веревками, нас растащили в разные стороны. В суматохе я потерял ее из виду. Надеюсь, что ее увели позже нас.

— Что это значит? — насторожился я.

— Ну, ее не убили сразу, а это добрый знак. Обычно пираты сразу избавляются от тех, в ком они не нуждаются, и за кого не выручить ни одной монеты.

— Что с кораблем? — прервал я ученого, не желая больше слышать его рассуждения.

— Потопили, — пожал плечами Мастер. — Таким способом избавляются от ненужных кораблей. Зачем им «Лев»? Обыкновенный торговый корабль. Только товар и взяли.

— Весь мой товар погиб! — в отчаянии воскликнул Леший. — Сколько раз судьба улыбалась мне, а сегодня отвернулась, и, по-моему — навсегда!

— Не должно же всегда везти, — рассудил Мастер и вскочил на ноги. Он подошел ко мне и тоже стал смотреть сквозь щели наружу. Снаружи ничего интересного не происходило. На желтом песке возились голопузые дети, возле них крутились тощие собаки с уныло повисшими хвостами, тщетно пытаясь выпросить еду. Вероятно, мы находились в рыбацкой деревушке, так как мы заметили натянутые для просушки на жерди сети.

— Что там? — Баралар спросил безо всякого интереса, просто так, лишь бы заполнить возникшую тишину. Пленение и постоянные мысли о будущем наводили на него ужас. Он весь как-то сжался в комок, прячась в темном углу, словно пытаясь оградиться от мира, в который попал не по своей воле.

— Ничего. Даже охраны нет, — буркнул Мастер. — Насколько самоуверенны, однако!

Мы отскочили от двери одновременно, как только услышали громкие голоса, приближающиеся к месту нашего заточения. Кто-то рывком распахнул не столь уж хлипкую дверь. В проеме выросли три фигуры пиратов; один из них держал в руках необычной формы арбалет, настороженно поводя им из стороны в сторону. Пираты нас опасались, но робости в их движениях мы не заметили. Вперед выступил толстяк в цветастом халате. Несмотря на жару, он был плотно запахнут на груди. Вытирая пот с лица, толстяк обратился к нам на плохом ваграмском:

— Сиятельный топчи[27] Фаль-Адени заинтересовался вашими жалкими личностями, и требует доставить вас к нему в золотой шатер. Подняли свои задницы и живо пошли!

— Пойдем, что ли? — Мастер нарочито лениво вразвалочку двинулся к выходу. Его тут же взяли на прицел. Толстяк резво отошел в сторону. Воин Серого Братства улыбнулся уголками губ.

— Без глупостей, дерзостные червяки, — сорвался на грубость толстяк. Он выскочил наружу и что-то высказал пирату, державшему нас на мушке. — А вы, ничтожества, тоже собирайтесь, — увидев, что Леший и Баралар сидят на месте, вестник от Фаль-Адени ткнул пухлым пальцем в наших несчастных товарищей.

Оказавшись под ярким солнцем, я прищурился. После морской трепки и сырости я наслаждался теплом. Нас взяли в плотное кольцо невесть откуда появившиеся смуглолицые пираты с саблями. Гортанно покрикивая, они толкали Мастера и меня в спину, посчитав, что мы наиболее опасные пленники, а посему можем вырваться и убежать. Даже толстяк счел нужным предупредить:

— Будете бежать — убьем.

— Да идем мы, — успокоил его Мастер.

Золотой шатер, о котором с таким почтением говорил толстяк, находился между двух песчаных холмов, поросших травой. Где-то шумело море, накатываясь волнами на берег. Я вдохнул полной грудью свежий воздух и огляделся, куда же нас привели, окруженных оравой голопузой ребятни.

Возле высокого и действительно золотистого цвета шатра копошилось около полусотни пиратов, деловито подтаскивая к пологу сундуки.

— Это же мое! — просвистел сквозь зубы Леший. — Осьминог вам в печенку! Пропали деньги, товар и корабль!

— Зато сам жив, — отрезал Мастер, — так что не хнычь!

Леший внял совету, но я по его глазам уловил желание броситься на пиратов и быстро получить клинком по голове, чтобы не мучить себя созерцанием разграбления своих богатств. С его губ срывались проклятия.

Мы подошли к шатру, и пираты отвлеклись от важного дела, оживленно обсуждая наше появление. С шумом и гамом затолкали нас под жесткий полог. Нас окутал приятный полумрак, а жаркое дыхание песков здесь теряло силу. Плотная ткань сдерживало солнечный свет. Сам шатер оказался очень большим, около сорока шагов в окружности, перегороженный, вдобавок, еще на две части, которые были завешаны тканью.

Фаль-Адени я заметил, как только глаза мои привыкли к полумраку. Он сидел на низенькой скамейке, уперев один локоть в колено, чуть наклонившись вперед. Седая бородка клинышком свисала почти до груди, через распахнутый халат виднелась обнаженная волосатая грудь, мускулистая, напряженная. Сам предводитель пиратов выглядел лет на сорок пять-пятьдесят, но безжалостное солнце состарило его очень быстро. Но несмотря на морщины возле уголков губ и на лбу, он еще крепко держал в руках не только меч или саблю, но и огромную армию необузданных пиратов.

Охраны не было видно, из чего я сделал вывод: она пряталась за занавесками, готовая в любой момент защитить хозяина. Сделать лишний шаг я не решался, справедливо опасаясь, что они вполне спокойно изрубят нас на куски. Таких глупостей совершать нельзя.

Фаль-Адени цепко окинул нас взглядом своих проницательных черных глаз, и к нашему удивлению, заговорил на хорошем ваграмском:

— Я видел ваш бой на корабле. Мне посчастливилось быть в то время неподалеку, на самбуке, не участвовавшей в захвате законной добычи моих героев. Должен польстить вам, что еще ни разу не видел, чтобы так умело дрались против моих акул. А они непревзойденные бойцы на море. Так кто вы? И ваши спутники, хотя серьезными соперниками я их не могу назвать.

Палец топчи ткнул в сторону Баралара. Сглотнув слюну, тот выступил вперед и поклонился.

— Я ученый, и мое призвание — путешествовать, смотреть, запоминать любые чудеса природы, чтобы потом создавать творения для человеческих умов — книги.

— Ученые мне ни к чему, — махнул рукой пират. — От них мало толку. Да и без тебя есть кому записывать мои подвиги. Мне необходимы люди, умеющие владеть оружием, как ты — языком! Впрочем, я смогу получить за тебя неплохие деньги. Есть у меня забавные друзья, которым ты подойдешь.

Следующим Фаль-Адени выбрал Лешего.

— Купец из Ваграма, — нехотя ответил Леший, не удосужившись даже склонить голову. Пират едва слышно хмыкнул. — Весь груз, который я вез на Континент, твои бандиты уничтожили. Кто теперь возместит порчу товара?

— Ты хорош на шестах, — усмехнулся топчи, — что указывает на воинскую подготовку. Твои удары часто достигали цели.

— Я защищал свою жизнь.

— Вот видишь, а ты беспокоился о каких-то жалких тряпках и специях. Так что соверши разумное: не старайся меня переубедить в обратном.

Фаль-Адени пристально поглядел на нас, видимо, ожидая, когда мы начнем трепетать от ужаса. Но ситуация пока не настраивала на такой поворот событий. Топчи оказался сдержанным человеком, без малейшего намека на самолюбование и самодурства. Мастер нахально кривил губы в усмешке, даже слишком вызывающе.

— Кто вы такие, знатные воины, скрывающие под невзрачной одеждой путешественников доблесть львов и храбрость пустынных орлов? Если вы хотели скрыть свое истинное назначение под хламидами, то… В одном ошиблись: ваше оружие сделано из хорошего металла, который недоступен простым бойцам. Вы не так просты, правда?

Мастер молчал, словно давая мне возможность поговорить с Фаль-Адени, проявить свое красноречие. Но это уже походило на дерзость. В нашем положении это могло привести к нехорошим последствиям.

— Мы не так искусны в воинском ремесле, если твои бойцы сумели одолеть нас.

— Они превосходили вас в числе, но не в умении, — правильно рассудил Фаль-Адени, — а это уже дает мне повод относиться к вам с должным вниманием. Но вы мои рабы… Вот беда для вас! Мне интересно знать, куда направлялись наемники?

— Секретная миссия, — я сделал загадочное лицо. — Не могу раскрыть тайну, ибо любое слово, сказанное вслух — предупреждение для врага, пусть даже находящегося на другом конце моря.

— Похвально, — раздвинул губы в улыбке топчи. — То, что вы свято соблюдаете установленные правила, уже говорит о многом. Я взял бы вас к себе в команду, осыпал бы золотом… Но вы мои рабы! Теперь я ваш господин, и волен сделать с вами все, что захочу. Я очень капризный, и мои решения меняются как ветер в море. Подчинитесь моей воле, прахоподобные, и останетесь живы до тех пор, пока я не найду вам достойного хозяина.

Нам оставалось только молчать, проглотив обиду и гордость своего свободолюбия. Что еще можно сказать после слов пирата? Золотой шатер был окружен вооруженными головорезами, и было самоубийством прорываться в неизвестность на чужой земле. Предположим, что я и Мастер положим охрану и выскочим к береговой линии. А дальше что? Куда бежать? Перед тем, как нас повели к Фаль-Адени, Леший предположил, что мы попали на Муфазар — землю, о которой мало что известно, и все благодаря ее закрытости и необузданности пиратов на морских просторах. И бежать неизвестно куда? Где каждый кустик, каждый холм таит в себе опасность? Нет, лучше послушать, что придумал топчи.

— Через два дня я собираюсь плыть в Ахайю, где находится большой базар. Там продают и покупают все, начиная от иголки и заканчивая таким товаром, как вы. Я продам вас одному человеку, нуждающемуся в рабах-бойцах. Так что я спасу вас от унизительного положения простых рабов, — Фаль-Адени сделал паузу и неспешно погладил бородку, — а сам получу достойную награду: золото и драгоценности. А дальше все зависит от вас самих. Как сумеете распорядиться своими способностями, такая жизнь будет на благословенной земле Белого Солнца.

— А что будет с нами? — осторожно поинтересовался Баралар.

— Я уже сказал: купцы и ученые мне совершенно безразличны. Но вас я продам тоже. Не стоит разбрасываться таким богатым уловом, — топчи рассыпался мелким смешком. Потом резко оборвал смех, выкрикнул что-то в сторону, и за нашими спинами выросли огромные чернокожие великаны с одними льняными повязками на бедрах. Они грозно поведи глазами, и уперли острия копий в наши спины.

— Сейчас вас отведут обратно, накормят. И не вздумайте бежать. Я дал вам шанс пожить дольше.

Здесь Фаль-Адени захохотал во все горло, вдобавок хлопая в ладоши. Потом махнул рукой, подавая знак своим телохранителям увести нас.

2

Весть о нападении на дворец застал Лацию по пути в Газар, где она хотела остановиться на пару дней, прежде чем достигнуть побережья, охраняемого крепостью Энгал. Вначале она оторопело слушала сообщение догнавшего кавалькаду королевы гонца. Находившийся рядом Калиус хмуро топтался на месте, пока гонец полностью не выложил события, произошедшие в Одеме.

— Надо срочно возвращаться, — решил Калиус, когда Лация отпустила гонца и бессильно теребила край занавеси на карете. — В Одеме мы будем, по крайней мере, под защитой родных стен. А здесь — прекрасные места для засад. Еще около сотни лиг до Энгала. За такое время нас могут убить трижды.

— Как раз сейчас не нужно делать поспешных решений, — Лация глубоко задумалась. — Я не уверена в личной безопасности после приезда во дворец. Попытка нападения может повториться. Это уже не первый случай, вы не находите это странным, энн Калиус?

— Кто-то упорно хочет вашей смерти, моя королева, — Калиус понизил голос, огляделся, ища взглядом охрану. Гвардейцы окружили карету плотным кольцом, не дожидаясь приказа своих командиров. Министр Внешней Охраны посмотрел на застывшего Пака. — В этой ситуации мне разрешено право применить свои полномочия и силой отвезти вас обратно.

— Объясните, зачем! — Лация раздраженно стянула с рук перчатки. — Мне нужно проинспектировать Золотую Цепь, оценить степень готовности гарнизонов к предстоящей войне со Степью. Это займет много времени, которого у меня не хватает. Но королева-мать предупреждена, и сумеет удержать в своих руках порядок в городе.

Не хотела Лация объяснять министру, что всю историю с инспекцией Золотой Цепи она придумала только ради одной цели: убежать, скрыться с людских глаз, от надоедливой толпы придворной челяди, с трудом сдерживая рвущийся из груди крик горечи, обиды, невысказанных слов. Заглушить тоску внезапно свалившегося одиночества могло только что-то необычное, изматывающее физически и нравственно. Без Вадигора жизнь стала пресной и скучной. И как только корабль с Гаем и Амалеей на борту растворился на фоне свинцового горизонта, она поторопилась во дворец. Верный Пак не проронил ни слова, глядя на королеву, кусающую губы, соленые от слез. По прибытии в свою резиденцию она уже знала, что будет делать. С ее планами согласился министр Калиус, не забыв поставить условие, что сам будет сопровождать королеву. И через два дня сотня гвардейской охраны и две ничем не примечательные кареты бешено вылетели из ворот дворца. В одной находилась королева, верный Пак и служанка Фавия. Бесконечная болтовня веселой служанки на время разжала тиски на сердце Лации, но мысли упорно держали прошлое. Она понимала, что Вадигор должен был уехать, несмотря на большие перемены, затеянные ради благополучия Одема, как бы пафосно это не звучало. В сердце еще теплилась надежда на скорую встречу. Пак мудро заметил, что далекая война может похоронить эти надежды. Вадигор встретит другую девушку, простую, не знатных кровей; его поразит стрела или меч более удачливого воина. Лация хмуро ответила, что она имеет право на надежду.

Махнув рукой, девушка залезла в карету. Калиус сделал отмашку в голову кавалькады, вскочил на коня и пристроился вслед второй кареты, везущей необходимые вещи королевы, вместившихся в два чемодана.

Барон Афлег — наместник Газара — оказался удивлен, когда на двор его огромного поместья, подняв тучи пыли, влетела сотня королевских гвардейцев, плотно окружив две кареты. Охрана барона суматошно заспешила с длинными алебардами к незваным гостям, еще плохо соображая, почему так спокоен хозяин. Увидев Лацию, со всей резвостью сбежал с крыльца и широко раскинул руки.

— Моя королева! Вот уж не ожидал такого подарка! Какая честь для нашего дома!

— Я устала, барон. Мне нужно отдохнуть. Ванна и сон — вот и все. Разговор будет завтра, — Лация равнодушным взглядом скользнула по согнутым спинам баронской челяди.

— Эй, бездельники! — заорал Афлег на слуг. — Горячую ванну, чистое белье, постель, вино в гостевую комнату! Живо! Шевелите своими клешнями! Бердо! Займись людьми королевы, накорми их! Арриан, устрой гвардейцев в казарме, присмотри за лошадьми! Живо за работу!

— Вы умеете занять людей, — усмехнулась Лация и, опершись на руку Афлега, пошла с ним по лестнице вверх.

Бравый шестидесятилетний мужчина с намечающимся брюшком браво повел плечами, подкрутил усы, довольный комплиментом.

— Они все вышколены, энни королева. Я дам приказ, если позволите, никому даже рта не раскрывать, чтобы вы спали спокойно. Будьте уверены, энни, ни одна муха не посмеет прожужжать под окном вашей комнаты! Вечером будет ужин в кругу моей семьи и с вашими офицерами. Скромно и со вкусом, как и положено в Газаре. Я так понял, вы здесь не задержитесь?

— Угадали, барон. Послезавтра утром я отъезжаю. Много дел, дорогой барон.

— Что ж, желание гостя — закон. Тем более — такого гостя.

Поднявшись наверх в комнату, уже убранную слугами, королева с облегчением скинула с себя пропыленный и пропахший дорожный костюм, подошла к большому деревянному корыту, сунула кончик пальца в воду, задумчиво поболтала им.

— Госпожа, я проверяла воду, — сказала Фавия, придерживая двумя руками большой кувшин. — Она уже достаточно остыла. Нужно поторопится.

— Я поняла, — Лация с наслаждением погрузилась в корыто по плечи, закрыла глаза. Сладкая истома опутала ее с ног до головы. Теплая вода напомнила о ласковых прикосновениях Гая; его грубые, шершавые руки опытного воина, привыкшего к мечам и ножам, были необыкновенно нежными. Снова и снова Лация переживала те счастливые минуты, нисколько не сожалея о произошедшем.

— Госпожа! — голос Фавии вернул ее в реальность. — Вода остыла совсем! Позвольте помыть вас!

Отдавшись в руки своей служанки, Лация прикрыла глаза, стараясь ни о чем не думать. Что-то мешало расслабиться.

— Фавия! — позвала она.

— Да, энни! — тут же отозвалась девушка.

— Ты бы сильно переживала, если бы тебя покинул любимый человек? Пусть даже его зовет долг…

— Если он любит и любим, то никогда не бросит меня, — уверенно ответила Фавия, протирая плечи королевы мягкой тряпкой. — Зачем ему покидать меня?

— Война, красотки-соперницы, государственные заботы…

— Ой, мне, простой служанке это не грозит! Кто позарится на такую? — Фавия засмеялась. — А если серьезно — мы все видели, как вы переживаете из-за отъезда этого… Как его… Вадигора! Он красивый мужчина, смелый, сильный, но… Он сделал большую глупость, которую совершают все мужики… Ой, простите, энни королева! Само вырвалось!

Лация сделала излишне резкое движение, и вода плеснулась через край корыта, забрызгав подол платья служанки.

— Почему же глупость? Он ведь не обязан был оставаться при мне. У Вадигора теперь есть статус, есть земли и деньги, слуги. Совсем как у меня. Кроме власти.

— Вот я и говорю: глупо бежать от власти!

— Он убежал от меня, — задумчиво глядя в воду, тихо сказала девушка. — Ему не нужна власть, поданная на ладони. Он воин, привыкший брать свое оружием. Женщины на его пути — помеха.

— И он прав, — Фавия вздохнула, сдернула с плеча полотенце, собираясь прикрыть им вставшую из воды госпожу. — Осчастливив вас, он стал бы уязвим. Семейный человек уже не воин.

— Может быть ты и права.

— Конечно, права. Ваш Вадигор силен одиночеством. Он способен спасти королеву, но не способен принести ей счастье.

— Фа-аавия! О чем ты говоришь!

— Вы просили поговорить… Извините, энни, я простая служанка, да к тому же глупая и непонятливая. Много болтаю попусту.

— Да что же ты упрекаешь себя! Я даже удивлена, услышав от тебя такие вещи, которые раньше мне были недоступны! Они просты, но точны! А можешь ли ты дать ответ: вернется Вадигор в Одем?

— Нет.

— Почему? — Лация вскинула голову.

— Не могу объяснить. Женская интуиция. Я думаю, что вам не стоит ждать его. Душа поплачет, а потом успокоится. Не ждите Вадигора, моя королева!

Лация вышла к вечернему столу в глубокой задумчивости. Она надела ярко-красное платье с широким воротником, на котором золотом были расшиты птицы и гроздья винограда — символ Ваграма. За столом уже сидело семейство Афлегов, Калиус, Олимбрий — начальник походной охраны — и Пак. Все встали, приветствуя высокую гостью.

— Моя королева, я рад, что вы засвидетельствовали свое почтение присутствием в моем доме. Позвольте представить мою жену Циону и наших детей. Вы ни разу не встречались, насколько я помню.

— Да, ваша жена не появлялась во дворце. Это меня несколько озадачивало, — королева села во главе стола, развела руками. — Серьезное упущение, барон. Надеюсь, что вы исправитесь.

Когда слуги сноровисто разлили вино по второму разу, Афлег осторожно спросил:

— Цель визита в Энгл — простая инспекция, или она имеет какой-то глубокий смысл? Как мне поступить в этом случае? Держать дорогу в постоянной готовности или разрушить?

— Не стоит торопиться, дорогой барон. Я, скорее всего, поеду дальше. Инспекция будет продолжительной. Мы сможем удалиться? У меня серьезный разговор с глазу на глаз. Я решила, что откладывать разговор на завтра совершенно не стоит. Прошу прощения, господа, что покидаем вас!

— Мой кабинет к вашим услугам.

Кабинет барона больше походил на хорошо укрепленный каземат, только вместо оружия и солдатского скарба вдоль стен стояли массивные полки из мореного дуба, покрытого для сохранности древесины лаком, отчего они отбрасывали таинственные отблески от пламени свечи, что держал Афлег. Этой свечой он зажег канделябр и довольный своим богатством — бесконечными рядами книг — посмотрел на Лацию.

— Впечатляет, — призналась девушка. — Сколько лет собирается библиотека?

— Сорок лет. А начинал еще мой отец. Фамильное поместье требует соответствующего наполнения, — Афлег вздохнул, видя, что королева не в настроении продолжать беседу, приятную его душе. — Что случилось, дочка?

Лация прильнула к нему, зашептала горячо и сбивчиво:

— Я не знаю, что делать. Вокруг меня творится непонятное. Бесконечные интриги, направленные на мое уничтожение. А началось все это года два назад. А недавно уже всерьез пытались убить. Две попытки уже было. Боюсь, с третьей они меня достанут. Я чувствую зло.

— Кто?

— Не знаю. В последнее время плохие новости сыпятся со всех сторон. Я не успеваю принять нужное решение. Степь накапливает силы, готовится к войне весьма активно. У меня осталось всего три года, чтобы что-то сделать. Камбер и Сатур с большой неохотой союзничают с нами, одновременно поглядывая на кочевников, словно они пообещали им поддержку. Вадигор догадывался, что на уме у этих ублюдков, но мало кто знает, что произошло. Союзники уверены, что я ничего не знаю. Как мне не хватает людей, подобных Вадигору!

— Это ты о том парне из преисподней, как он сам выразился, когда его обнаружили на дороге? — Афлег улыбнулся, отошел от Лации и грузно сел в кресло.

— Да, о нем.

— Славный малый. Мы говорили о многих вещах, и сей муж удивил меня большими познаниями в стратегии, и даже в том, что осведомлен о соглядатайстве. Мне показалось, что энн Вадигор знает гораздо больше, чем показывает в разговоре. Кстати, где он сейчас? Опять исчез неизвестно куда? Или бродит в катакомбах Камбера по твоему указанию?

— Дядя Малон, для меня было бы сейчас спокойнее, если быон бродил в катакомбах. Но сейчас Вадигор на пути в Пафлагонию. Но сердце мое беспокойно. Был страшный шторм…

— Все в руках провидения, — вздохнул Афлег. — Так что ты хочешь от меня?

— Я буду инспектировать всю Золотую Цепь. Это займет много времени. Возможно, что целый год. За этот срок в Ваграме может произойти все, что угодно. Любое событие будет влиять на нашу жизнь. Ты бы мог негласно взять под свой контроль часть страны. Я послала гонцов с письмами наместникам Римата и Сегула. Каждый из них возьмет ответственность за свои земли, своих людей… Армия в вашем распоряжении. Флот передан в ведение адмирала Парюса. Он тоже знает, что делать в случае… Ну, ты понимаешь. У меня больше нет верных людей, кроме тебя, дядя. Честно скажу: беспокоюсь за Римат и Сегул. Мне бы молодых и преданных дворян поставить наместниками.

— Не суетись, дочка, — успокаивающе поднял руку Афлег. — Армия полностью закоснела, скажу тебе откровенно. Да ты и сама это знаешь. Наши генералы обременены догмами, животами и кучей аристократических условностей. Речь, конечно, не обо мне! Но это не твоя вина. Раз ты решила проверить, чем дышат гарнизоны — лучшего времени не сыщешь. Степь пока спит. Инспектируй Цепь, а я буду посылать гонцов с вестями. Таким образом, ты будешь знать все, что происходит за твоей спиной. А что ты хочешь предпринять после инспекции, если не секрет?

— Пусть кочевники остаются в неведении и видят сны о передаче крепостей Камберу. Я опережу их, и ударю там, где нас меньше всего ждут. Полтора-два года — и я рассеку Хибустан пополам, оттесню кочевников к побережью. А там и до хессов доберусь. Пусть они ужасны — но и против них есть оружие.

— Идея хорошая, но в одиночку Ваграм не выдержит войну. Затянется она на два-три месяца — все пропало.

Лация прошлась по кабинету, мельком глядя на корешки книг, потом заинтересованно остановилась, взяла с полки книгу в мягком кожаном переплете и прочитала название, глубоко выдавленное на обложке и залитое золотой краской:

— «О чувствах и мере вещей». Не знала, что ты увлекаешься вещами сугубо философскими. Афлеги из поколения в поколение слыли воинами, политиками и интриганами.

— Да так оно и есть! — засмеялся барон. — Только интриги были направлены на благо Ваграма. Благодаря Сивилию Афлегу была предотвращена война с Сатуром, если ты помнишь по курсу истории нашего государства. Женнис наговорила о нас невесть что.

— Она редко говорит о ком-либо больше десяти ударов сердца. Ее не интересуют призраки прошлого.

— Призраки? — усмехнулся барон. — Кстати, королева-мать знает о твоих намерениях?

— Подозревает она гораздо больше. Она долго сердилась на мое решение. Ей казалось, что, отойдя от государственных забот, она спокойно будет созерцать, как я кручусь в колесе проблем. Пусть вспомнит былое. Полезно…

— Ты не ласкова с матерью, — Афлего внимательно посмотрел на девушку.

— Она лишила меня отца, не защитила от Вечных Смотрителей, взваливших на меня еще один тяжкий груз, который я должна нести всю свою жизнь.

— Она не могла защитить дочь, — согласно кивнул барон, но это не значит, что ты не обязана чтить ее. А отец… Одемиры всегда удивляли окружающих своей эпатажностью. На трон садились только женщины. Таковы традиции вашего рода. Мужчины использовали свой счастливый шанс, и навсегда исчезали из жизни очередной королевы. Зато сколько воспоминаний, будоражащих кровь и плоть. Но и деньги многое решали.

Афлег пытливо взглянул на Лацию, грустно глядевшую в окно. В кабинете стало темно, и барон зажег дополнительные свечи. Желтоватый свет разогнал сгущавшийся мрак. Лицо девушки выглядело бледным.

— Хочешь узнать, кто твой отец? — неожиданно спросил Афлег.

— Что? — вздрогнула королева. — Тебе известно, кто он?

— В полной мере. Одно время мы славно покуролесили у Сангарского святилища. У него до сих пор хранятся черепа хессов и скуртов.

— Скуртов? Кто это?

— Считается, что они исчезли двести лет назад. Тогда было немало охотников за черепами этих животных. Удальцов и храбрецов хватало. Вот якобы и истребили. Но твари уцелели каким-то чудом. Скурты ужаснее по своей природе, чем хессы.

— Назови его имя, — потребовала Лация. — Не заговаривай мне зубы.

— Давай с тобой договоримся, — Афлег поднялся с кресла, подошел к девушке и обнял ее за плечи, — что после инспекции ты приедешь ко мне, и я называю его имя. Не раньше. Почему так? Я хочу встретиться с ним, узнать, хочет ли он посмотреть на тебя. Это ведь тоже важно.

— А если не захочет — это навсегда останется тайной?

— Там посмотрим, — уклонился барон. — Надо решить много проблем. Если ты считаешь, что войну необходимо начинать с опережением — торопись.

Они спустились в общий зал, где уже царило оживление. Калиус рассказывал солдатские байки, а остальные заразительно смеялись, будто не заметили, что барон и королева исчезали на время.

— Я позволил себе немного развеселить вашу жену, барон, — охотно объяснил Калиус. — Мне претит видеть очаровательную женщину в столь грустном настроении, тем более что вы покинули нас. Вы слишком долго были наверху. Не сидеть же нам в молчании?

— Вы правы, энн министр, — сел на свое место барон и широко улыбнувшись, развел руками. — Я позволил себе задержаться сам и лишить вашего общества королеву. Но вы правы, что взяли инициативу в свои руки. Я ведь бываю слишком занят, и редко веселю жену.

— Не нужно корить себя, дорогой, — улыбнулась Циона. — Я уже привыкла, что шутки и каламбуры не входят в круг твоих интересов.

Все засмеялись, и беседа потекла своим чередом. Даже Лация отвлеклась от тяжелых дум, заслушавшись Калиуса, оказавшегося прекрасным рассказчиком. В конце концов Вадигор — не мальчик, и сумеет выбраться из осложнений, попади туда ненароком. Она хотела на это надеяться.

Ахайя оказалась большим городом с многочисленными глинобитными домами, тянущимися вдоль широко раскинувшейся реки под названием Сузай, впадавшей в море. Улиц как таковых не было; я заметил лишь несуразное скопление строений разной высоты, огороженных низкими заборами из дикого камня, и они были разбросаны на большой территории. Город уходил от реки куда-то за сыпучие барханы. Сама Ахайя была поставлена очень удачно, в дельте, разбивающей огромную площадь плодородной земли на многочисленные островки, затапливаемые, как объяснил Баралар, во время весеннего разлива Сузая. Шумный и разноликий порт был забит в большом количестве мелкими суденышками. От парусов немыслимой раскраски рябило в глазах.

Фаль-Адени все время, пока наша карка[28] искала место, куда бы приткнуться, шарил взглядом по каменным причалам. Изредка гортанным голосом отдавал приказы, и экипаж карки тут же бегом исполнял их.

— Неужели мы расстанемся? — Баралар почему-то не отходил от меня, позванивая колодками, которые нацепили не только ему. Это на тот случай, если нам вздумается броситься в реку и попробовать удрать. Фаль-Адени предпочел не рисковать.

— От меня не зависит твоя судьба, ученый, — огорчил я Баралара. — Может быть, она улыбнется тебе прежде, чем нам. Меня ждет война, а тебя — хозяйский двор. Заодно пополнишь свои знания о свете.

— Предпочел бы делать это в вашей компании! — воскликнул ученый и грустно улыбнулся. — Вы мне симпатичны, Философ, простите, что не зову вас по имени, ибо не знаю настоящего.

— Так и зови.

— Хорошо… Я говорю, что могли бы славно попутешествовать по Муфазару.

— Я обещаю, Баралар, что выдерну тебя из рабских колодок, если останусь в живых. Только постарайся не помереть раньше срока, — хмыкнул я.

— Вы — славный юноша, — Баралар вздохнул и стал созерцать залитую палящим солнцем Ахайю.

Карка, наконец, рыскнула влево, обнаружив небольшую щель между плотными рядами лодок, и нахально втиснулась в нее, стукнувшись бортами с соседями. С других лодок возмущенно заорали смуглые рыбаки, обнаженные по пояс. Они размахивали кулаками, но лезть на наш борт не осмеливались. Фаль-Адени с каменным лицом едва пошевелил пальцами, и пираты разом звякнули саблями. Их, кажется, признали, и гневные нотки сменились доброжелательными, даже раболепными улыбками.

— Вас боятся, хозяин, — Мастер сидел на свернутом в кольца канате, вытянув с наслаждением ноги.

— Моя слава идет впереди меня, — охотно откликнулся пират. — Эти собаки совсем разучились узнавать, кто перед ними. А вы поднимайтесь. Сейчас я поведу вас на рынок. Аршак уже здесь. Надо торопиться.

На карке остались два моряка, а остальные повели нас по улочкам, бесцеремонно пихая рукоятками сабель в спину. Под звон цепей и покрикивание охраны мы плелись за Фаль-Адени, страдая от невозможной жары. Главный пират гордо вздернул свою голову, обернутую белой тканью. Перед ним расступались, узнавая, а, узнавая — кланялись. А как только мы проходили мимо, жители тыкали пальцами в спину, что-то быстро говорили и весело хохотали. Однако интерес теряли быстро. Такая добыча для Ахайи была не редкостью, стал подозревать я.

Наш путь продолжался между узких прилавков, за которыми торговцы разложили свой товар, яркий, кричащий. Здесь было все, начиная от ножей и заканчивая огромными коврами, висящими прямо на толстых палках. А в тени этих ковров сидели мужчины, обливающиеся потом. Казалось, в их глазах застыла безучастность ко всему происходящему, даже к покупателям, деловито приценивающихся к товару. Но иногда сквозь полузакрытые веки проскальзывала какая-то искра, и в спину упирался сверлящий взгляд.

Фаль-Адени вел нас в одно известное ему место. Мы свернули налево и оказались под навесом, из-под которого в нос бил сладковато-пряный запах. Главный пират щелкнул пальцами, и нас схватили под руки, заломили их назад, деловито ударили под колена. Пришлось ткнуться носом в пыль. Нас проволокли в сторону небольшого помоста, застланного подушками, на которых восседал худощавый черноволосый, темнолицый человек. Он лениво жевал сочные ягоды, изредка выплевывая косточки на пол.

— Это что, уважаемый Адени? — мужчина ткнул в нашу сторону пальцем.

— Я хочу предложить тебе товар, Аршак. Я знаю, как в Каратепе нуждаются в воинах.

— Это воины? — Аршак заинтересованно поерзал на подушках.

— Двое, те, что с краю. Не смотри, что один из них не отличается силой пехлевана[29]. Он быстр, как леопард, его клыки уложили немало моих людей во время морской охоты. Отличные воины.

— Если бы я не знал тебя, Адени, ни за что бы ни поверил. Почему же ты не взял их себе? Гнилой товар мне брать несподручно. Гневный Схоор голову оторвет, если увидит, что новые рабы не умеют махать мечом.

— Умеют, Аршак, еще как умеют, — убедительно произнес Фаль-Адени. — Можешь проверить. А мне они не нужны. Своих храбрецов хватает.

— Проверить? — Аршак задумчиво пошевелил пальцами, словно мучаясь сомнениями.

Я изнывал от жары, совершенно не слушая, о чем говорят пират с человеком на подушках. Язык был мне незнаком, но понять смысл неторопливой беседы оказалось нетрудно. Нас продавали. Оставалось ждать, когда закончится пытка поджариванием на медленном огне. Моим спутникам было не легче. Мастер прикрыл глаза, словно умер, и даже не шевелился. Леший и Баралар затихли, напряженно всматриваясь в глубину постройки, где решалась наша судьба.

— Если у тебя есть пара захудалых воинов… — осторожно произнес Фаль-Адени.

— Ненужных и захудалых не держу, — отрезал Аршак. — Я же говорю: верю тебе. И заплачу столько, сколько попросишь. Хороший воин живет долго, и если ты не лукавил — они принесут мне доход, несравнимый с потерями, что я сейчас понесу. Так сколько ты хочешь?

— Двести золотых динариев.

— Двести? — вытянулись губы у Аршака.

— За каждого, — появились нотки твердости у пирата, почуявшего слабину соперника. Он посмотрел в глаза сидящего и протянул руку.

Аршак перевел взгляд в потолок и надолго замолчал. Пират терпеливо ждал.

— За такие деньги я могу купить десять рабов, — ответил, наконец, Аршак.

— Они стоят сотню тупых солдат, — не отпускал руку Фаль-Адени. — Я даю тебе слово, что через год-два они будут командовать армиями гневного Схоора, а сам Схоор может спокойно лежать на подушках, как ты сейчас, и ни о чем не беспокоиться.

— Твои слова — мед на губах, славный Фаль-Адени, — усмехнулся Аршак, до сих пор не решаясь отдать все деньги, которые он держал в мешочке под подушками. Отправляясь сюда, он рассчитывал максимум на десяток рабов, не совсем захудалых, но и не того уровня, которого желал его хозяин. Борясь с сомнениями, Аршак извлек мешочек на свет и с трепетом положил его на ладонь топчи. — Ты умеешь убедить. Я даже не буду сейчас проверять их умение. Настолько безгранично мое доверие к тебе, уважаемый.

По короткому кивку головы меня и Мастера подняли с земли и, толкая в спину, отогнали за помост Аршака. Цепи снимать никто не собирался. В сущности, ничего и не изменилось. Мы стали рабами нового хозяина, а он мог сделать с нами все, что придет в голову. Досадуя на незнание чужого языка, я подозревал, что нас будут использовать в каких-то особых целях. Бросив прощальный взгляд на несчастных Баралара и Лешего, я ободряюще кивнул им. Какую судьбу уготовил им пират? Не поторопился ли я, давая слово ученому вырвать его из рабских цепей? За Лешего переживать не стоило. Он — человек бывалый, сумеет сохранить свою жизнь, и быть может, вернется домой еще богаче, чем прежде.

Аршак махнул рукой, и небольшой караван, охраняемый полусотней конных воинов на горячих жеребцах, двинулся в путь. Нас запихали в клетку, сооруженную на старой телеге с большими деревянными колесами, запряженную двумя волами, беспрестанно жующими, и недвусмысленно намекнули, что бежать не стоит. Чтобы в дальней дороге нас не изжарило солнце, на клетку сверху накинули большой холст.

По-ваграмски никто не говорил. Это мы выяснили очень быстро. Всадники постоянно носились из одного конца каравана в другой, и только зло зыркали на нас, когда мы пытались с ними заговорить. Охрана была поставлена правильно. Пять-шесть воинов время от времени отрывались от каравана и исчезали на горизонте. Еще с десяток осматривали местность, чтобы избежать внезапного нападения пустынных жителей, если таковые имелись. Но я подозревал, что путь будет безопасным до самого конца. Да и охранять было некого, кроме двух чужеземцев и пары захудалых рабов.

На кратковременных привалах Аршак подходил к нам, бросал в ноги кожаный бурдюк с водой, с гримасой сомнения осматривал наши руки, плечи, с силой открывал рот и осматривал зубы, словно хотел найти что-то, одному ему известное. После чего качал головой и отходил от телеги.

Весь путь занял три дня. Мы подошли к крепостным стенам большого города, не уступавшего по размерам Одему. Это был конец пути, изнуряющего своей жарой, бескрайним морем желтых песков с редкими вкраплениями одиноких глинобитных домов, тощих баранов и голодных детишек с впалыми животами.

— Каратеп! — махнул плеткой в сторону города Аршак. Он волновался. Как примет караван Схоор? Не отрубит ли голову за расточительную покупку? Оставалось надеяться, что белокожие рабы воистину умельцы в ратном деле, как и говорил Фаль-Адени.

Мы въехали в Каратеп через широко распахнутые ворота, обитые золотыми пластинами. Яркие блики играли на лицах многочисленных зевак и солдат, охранявших ворота. Они громкими выкриками встретили караван, потрясая руками, кривыми саблями и копьями.

Улочки Каратепа оказались уже, чем в Одеме. Волы с трудом протискивались между одноэтажными домиками, и вся пыль, поднятая передними животными, густыми клубами оседала на наших лицах, одежде, волосах. Долгое время мы ничего не видели, кроме однообразной линии глинобитных стен, пока не выехали на площадь, выложенную серым камнем. На другом конце площади вольготно раскинулся дворец, обнесенный стеной из обожженного кирпича толщиной в два локтя взрослого человека. Через каждые сто шагов стена разделялась высокой сторожевой зубчатой башней, где притаились лучники. Благодаря этому все прилегающие к площади улочки оказывались под прицелом. Враг без больших потерь вряд ли сможет проникнуть во дворец. О чем я даже не сомневался. На открытом месте их всех перестреляют. Я мысленно кивнул головой: фортификация продумана до мелочей.

Схоор оказался молодым мужчиной лет тридцати пяти с густой черно-смоляной бородой и рысьими глазами на округлом лице. На голове у него сидела высокая красная шапка, скрывающая такую же густую шевелюру. Схоора вынесли навстречу нам в крытых носилках четверо дюжих рабов, голых по пояс. Носилки поставили на землю. Аршак сразу же бросился к ним и упал на колени, уткнувшись носом в ноги Схоору.

— Мой господин! — воскликнул Аршак, когда правитель легонько стукнул его по плечу тонким хлыстом, разрешая говорить. — Дозволено ли мне будет показать тебе товар, что я приобрел в Ахайе?

— Встань, мой верный пес, — ласково произнес Схоор. — Скажи, как прошло путешествие? Здоров ли ты? Цвет твоего лица беспокоит меня.

— Да продлятся дни Отца нашего Всеблагого! — воскликнул Аршак. — Все в добром здравии. Только животные немного утомились.

— С чем же ты пожаловал? — Схоор с любопытством мальчишки окинул сгрудившийся возле ворот караван, словно ожидая необычного подарка. — Я не вижу рабов. Сколько бихуров[30] привел ты в мой дворец?

— Не гневайся, всемогущий! — затрепетал Аршак. — Меня сбил с толку лукавый Фаль-Адени. Он ухитрился продать мне всего лишь двух бихуров, уверяя, что те стоят целой армии.

— Действительно, лукавый, — усмехнулся правитель. — Если бы я не знал топчи Адени, то срубил бы твою голову. Но сейчас я заинтересован, что за товар ты вез из Ахайи за четыреста динариев!

Схоор захохотал, ему подхалимски вторили придворные. Он вскочил на ноги и стремительно двинулся в нашу сторону. Вокруг внезапно наступила тишина, вся дворцовая площадь упала на колени, пряча лица в землю. Охрана со свирепым видом взирала по сторонам. Правитель Адирияха с непрекращающимся любопытством уставился на нас, словно на диковинных зверей, перебегая взглядом с одного на другого.

— Аршак! — воскликнул Схоор, не поворачивая головы. Словно знал, что верный помощник стоит рядом, затаив дыхание. — Ты проверял их способности, испытывал в бою, чтобы привести их ко мне и передать в дар?

— Нет, — помертвел Аршак. — Но кроме рабов у меня много ценного товара…

— Ты потратил большие деньги, но привел только двух бихуров! А у меня на носу поход на Шаураф, где сидит проклятый Эр-риях — Кровавая Секира! У него только всадников триста тысяч! А ты привез двух бихуров, по которым не скажешь, что они умеют махать мечами! Где были твои глаза?

Не понимая ни слова из развернувшегося перед нами разговора, я догадался, что хозяин вот этого великолепного дворца очень сильно рассердился на парня, что доставил нас в Каратеп. У несчастного на висках выступили капельки пота, нижняя часть лица перекосилась как от зубной боли. Я звякнул цепями, разминая кисти рук. Мастер продолжал стоять не шелохнувшись.

Схоор перевел дух, лицо его неожиданно смягчилось.

— Что два, что двести — это не решает мои затруднения и печали. По донесениям соглядатаев и лазутчиков, из Шаурафа и Хашана выступили пятьсот тысяч копий. Через пять дней они соединятся в Долине Ветров, и если выберутся в междуречье — мы их не сдержим. Я до сих пор доверяю тебе, Аршак. У тебя в запасе не больше десяти восходов солнца, чтобы вывести армию в междуречье и остановить Эр-рияха. Собери всех полководцев в один кулак, и дайте этому обжоре хорошую кость, сожрав которую, он сдохнет.

— Нас в десять раз меньше! — Аршак упал на колени, — но я добуду победу или умру на поле боя!

— Сделай милость, исполни то, что сейчас сказал. Твое поражение меня не очень обрадует, скажем, совсем не обрадует. Это будет второй ошибкой. Так что встань, определи место бихурам. Они тоже есть хотят. Прикрепи к котлу, назначь командиров. Кому, кстати, хочешь отдать несчастных?

— К Басаге. Он давно мечтает заполучить к себе ваграмцев. У него к ним особая страсть.

— Басага — редкостная сволочь, — вскинул брови Схоор, — но я уважаю его мнение. Тысяча его бойцов могут выиграть войну. Ладно, уведи их отсюда. Некогда мне проверять их способности. Сегодня они сдохнут, или завтра — не важно. Если Аршак добудет мне победу — прощу ему глупые траты хозяйских денег. А подарки можешь отнести в мою сокровищницу.

— Спасибо, господин! — Аршак вспыхнул от радости, рявкнул охранникам, чтобы убрали с глаз долой бихуров.

Теперь нам предстояло познакомиться с неким Басагой. Этот парень оказался не чета Аршаку, начинавшему отращивать живот на непыльной службе правителя Ахайи. Он был высок, мускулист; его пронзительный взгляд пронзал нас с нескрываемым подозрением. Гладко выбритая голова блестела на солнце. Запястья рук обхватывали кожаные ремни с металлическими заклепками. На ногах у него были легкие сандалии, на коленях — плотные щитки из бычьей кожи. Басага постоянно вытирал ладонью макушку, пока мы молча созерцали друг друга. Вдоволь налюбовавшись нашим неприглядным видом, он широко расставил ноги и терпеливо ждал, когда Аршак соизволит открыть рот, чтобы рассказать, для чего к нему привели двух тупоголовых бихуров. Которых он откровенно презирал за врожденную трусость, нежелание завоевать в бою свободу и постоянную ненависть к тому, кто учит их защищать себя. Сколько раз он заявлял Схоору, чтобы ему не поставляли рабов. Толку все равно не будет. Басага знал: в первом же бою большинство из них гибнет жалко и бездарно, даже не прихватив на тот свет хоть одного врага. Так зачем тратить силы на обучение мяса махать мечом? Его тысяча вышколена, научена действовать по обстоятельствам, и даже в одиночку. Вошедшие в раж «стервятники», как их любовно называл Схоор, могли выиграть безнадежно проигранную битву. В «стервятники» принимали редко, и то после длительной проверки, порой длящейся годами. Разумеется, об этом мы и не могли знать, молча гадая, о чем думает Басага.

— Это что, Аршак? — бесцеремонно ткнул пальцем в нашу сторону тысячник. — Очередное мясо?

— Их повелел привести к тебе в тысячу сам Схоор, — пожал плечами Аршак и сделал знак стражникам, чтобы те сняли с нас колодки. — Сам знаешь: веление господина не принято обсуждать. Верно?

— Нет. Я сам определяю, где их место. В первых рядах.

— Это твое решение, и ты за них отвечаешь. Забирай бихуров, и делай все, что захочешь. Они твои по милости Схоора.

Аршак торопливо развернулся и пошел между каменных казарм, явно не желая больше разговаривать с тысячником, которого откровенно недолюбливал.

Басага все так же стоял с широко расставленными ногами, и гримаса отвращения уже не сходила с его лица. Наконец открыл рот. Я понял, что он задал вопрос, на каком языке мы говорим.

— Ваграм, — ответил я.

— Уже легче, — буркнул Басага на этом же языке, пусть и не идеальном, но все-таки понятном. — Вы поняли, куда попали? Скорее всего, вам не дожить до следующего года. Схоору захотелось повоевать. Что мне делать с вами, ваграмские собаки?

— Накормить, помыть, вооружить, — вмешался в разговор Мастер, к моему удивлению, тоже на языке Лации. Откуда он его знает? Еще одна заноза впилась в душу. Как долго от меня будут скрывать истину?

Мастер продолжал:

— Мы не можем второй день оставаться голодными.

Этот работорговец почему-то забыл о нас, как только увидел крышу дворца.

Басага усмехнулся:

— Другие требуют оплаты за полгода вперед. Какая наглость! Не забывайте, что вы рабы, моя собственность с этого дня и до тех пор, пока сам не решу, свободны вы или нет!

Я переглянулся с Мастером. Басага начинал нам нравиться. Не было в нем той гнильцы, которая откровенно делает из человека раба своих прихотей. Этот же мог пойти с восторгом на врага, имея в руках лишь один нож. Только так вкус победы ощущается острее.

— Хватит торчать на моих глазах! — рявкнул Басага, переходя от созерцания к действиям. — Ступайте в казарму из белого камня, вон ту! Найдете сотника Хлыста. Он будет вашим непосредственным командиром. Бегом!

Как-то сразу подчинившись властному голосу Басаги, мы резво побежали в указанном направлении. На ходу переговаривались.

— Как тебе этот тип? — спросил Мастер.

— Хорош с виду. Но в ногах слабоват. Слишком широко расставляет их.

— Если ткнуть в точку солнца — сразу упадет. Не выдержит.

— Он не даст даже приблизиться к нему. Опытный, хоть и с недостатками.

— Ладно, Философ, увидим, на что способны его ребята. Надо держаться вместе. Слишком мало времени, чтобы вырваться отсюда. Муфазар проживет и без нас, а Егерь ждать не будет.

Площадка перед казармой оказалось пустой. Увязая по щиколотки в песке, мы подошли к указанному строению и стали вглядываться через окна, заделанные решетками, вовнутрь. Видимо, вся тысяча Басаги ушли на учения. Но нет, в дверях показался полуголый парень с татуировкой в виде огромного орла, раскинувшего крылья во весь живот.

— Где Хлыст? — рявкнул Мастер не хуже Басаги. По его виду было понятно, что становиться рабом он не собирается. Да и мне претило такое состояние, в которое мы попали так нелепо.

Парень от неожиданности икнул, и слова не говоря, скрылся в приятной прохладе помещения. Через некоторое время к нам вышел, судя по вальяжной походке, сам Хлыст. Он почесывался и зевал во всю свою пасть. Но нас не обмануло внешнее благодушие крепкого на вид сотника. Хлыст поскреб щетину, лениво спросил к нашей радости по-ваграмски:

— Кто такие? Почему горланим?

— Присланы к тебе Басагой, сотник, — пояснил Мастер. — Принимай в свой отряд.

Хлыст взглянул на наши руки, хранящие следы недавно снятых колодок, недобро хмыкнул:

— Бихуры, выходит? Быстро что-то оперились. Кто вас отловил, голубчиков, не Фаль-Адени?

Важный пират оказался популярным человеком в этих местах. Не один год, выходит, он поставляет живую силу армии Схоора. Мастера задело упоминание человека, продавшего нас в рабство.

— Кроме этого пирата нет других имен в Муфазаре? — Мастер явно нарывался на скандал. Правильная позиция. Сразу показать, кто здесь будет вести в танце.

— Были — да сгинули. Фаль-Адени — вечный поставщик всякого дерьма ко двору Схоора, да пребудет его имя в полном здравии с небом, — Хлыст улыбнулся своим мыслям. — Воин, уважающий себя, не будет ходить в цепях, он лучше бросится на свой меч. Вы — бихуры, паршивые собаки. Ваграмское дерьмо…

Рука Мастера метнулась вперед, но ушла в пустоту. Непостижимым образом Хлыст увернулся, и уже сзади, кулаком, поддал пониже спины моему напарнику. Мастер мгновенно, не уступая сотнику, с разворота врезал в плечо Хлыста. Тот отшатнулся к стене.

— Довольно, — сказал он, — убедил ты меня, что это только недоразумение. Спали, наверное, вот и попались. Надеюсь, твой дружок такой же прыткий.

— Вот его бойся больше, — предупредил Мастер. — Он — беспощадный убийца. Однажды перерезал всю охрану своего хозяина и спокойно ушел от погони. А по следу пустили не один десяток волкодавов. Соображаешь, к чему я это говорю?

Ни один мускул не дрогнул на лице Хлыста. Он с видимым спокойствием выслушал пламенную речь Мастера и произнес в ответ:

— Такие истории я выслушиваю каждый раз с большим интересом, но потом убеждаюсь, что бихуры только языком трепать умеют. А каков результат? Девяносто из ста гибнут в первом же бою. А кто-то умудряется дать зарезать себя в уличной драке. Давайте, заходите в казарму — я вам объясню, для чего вы здесь.

Хлыст объяснил, что в его распоряжение поступают бихуры, которые должны обучиться владеть мечом, копьем, секирой, луком, ножом. После недолгой муштры, которая нужна была самим бихурам, но никак ни Схоору, ни Басаге, ни самому Хлысту, сотня уходила в назначенный ей гарнизон. Таких гарнизонов было множество, разбросанных вдоль границ с Мусасиром, враждебным государством-соседом. Стычки с соседями происходят часто, отчего в сотне Хлыста постоянно тяжелые потери. Из-за этого Басага запрещает сотнику биться в первых рядах. Бихуров Фаль-Адени еще наловит, а ты у меня один, — заявил тысячник.

— Ваше дело — прилежно учиться военному делу, — поучал нас Хлыст. — Скоро начнется война с Мусасиром. Или вы овладеете искусством ломать спину врагу, оставаясь в живых, или же после первой стычки будете закопаны в песок. Выбирайте сами, что вам больше нравится.

Мы скромно промолчали, чего нам больше хочется. А разговорившийся сотник уже объяснял, что его отряд собран недавно, многие не притерлись друг к другу, и у нас есть шанс стать десятниками, если подойти к военному делу с умом. И тогда, кажется, у меня и у Мастера возникла одна мысль; едва уловимая улыбка на губах моего спутника осталась незамеченной Хлыстом.

3

Сухой жаркий воздух из степи принес запах трав, чуть горьковатый, будоражащий чувства. Такой запах всегда нравился Лации, напоминая о днях детства, когда она тайком убегала от матери к одному чудаковатому старику, служившему при дворце обыкновенным садовником. Он жил в тесной каморке-пристройке, и жилище было густо пропитано как раз таким запахом.

Лация с видимым любопытством смотрела с крепостной стены Энгла на серо-зеленые краски степи, которая уходила за горизонт, сливаясь с небом. Блеклые цвета настолько перемешались, что создавали унылое настроение. Девушка с усилием отогнала от себя мрачные мысли, обернулась. За ее спиной стоял комендант крепости, поседевший от жизненных неурядиц аншеф-капитан[31] Бивар, терпеливо ожидая, когда королева закончит осматривать окрестности.

— Итак, дорогой Бивар, как вы оцениваете опасность нападения степняков?

— Энгл выдержит долгую осаду, моя королева, — после недолгого молчания ответил Бивар, — но уже не сможет контролировать побережье. Ведь я как действую? Каждый день я посылаю отряды к морю, к побережью и вглубь степи. Мы отслеживаем передвижения кочевников, но для активного наступления нам не хватит сил.

— Никто и не просит активно наступать, — улыбнулась Лация, — по крайней мере — сейчас. Я хочу знать, хватит ли запасов продовольствия, если увеличить состав гарнизона?

Бивар задумался. По его глазам Лация поняла, что бывалый вояка раскусил ее. Жалкая тайна, которая известна всем. Аншеф отвечал медленно, осторожно, тщательно взвешивая слова.

— На случай военной кампании в течение трех месяцев крепость обеспечена продовольствием на шесть тысяч человек. Но ведь и мы не будем сидеть на месте. Я дал команду увеличить запасы еды своими силами, не дожидаясь, пока из Одема поступит нужное распоряжение. Знаете, энни королева, я слишком долго нахожусь лицом к лицу со Степью, и хорошо вижу, что там происходит.

— Я рада, что вы понимаете с полуслова мои замыслы, — снова улыбнулась Лация, — и мне приятно, что инспекция началась столь удачно. Энгл в хорошем состоянии. Сколько солдат насчитывает гарнизон?

— Три тысячи боеспособных солдат, пятьсот кавалеристов, двадцать два младших офицера, пять капитанов, один помощник аншефа. Больше я не видел смысла окружать себя лишними чинами, — тут же оправдался Бивар. — Один помощник для меня достаточен. Бригадир Ортелий зарекомендовал себя очень способным командиром.

— Это ваш гарнизон — вам и решать, — развела руками девушка. — Но я плохо знаю фортификацию Энгла, и хотелось бы в общих чертах представить, что собой представляет крепость.

— С удовольствием стану вашим проводником, — галантно подал руку королеве Бивар.

Они без спешки пошли по крепостной стене, и Бивар, когда нужно, тихо, но четко объяснял предназначение той или иной позиции, башни, выступа стены, ниш для стрелков.

— К сожалению, я не могу использовать ландшафт с максимальной отдачей для защиты крепости, — с досадой произнес аншеф. — Кругом степь, гладкая как поверхность стола. Ни курганов, ни холмов, где можно построить передовые укрепления с целью задержки кочевников. Вся надежда на пять высоких башен, увеличивающих дальность обстрела. Также используем валтанги и барбеты[32] для подъема и установки катапульт. Арбалеты я хотел бы счетверить. Над этим сейчас работают лучшие умы Энгла. Такое оружие очень страшно для наступающих. Я просчитал, что достаточно десяти самострелов по углам и в центре. Это сорок выстрелов одновременно, способных отразить конную атаку.

Бивар замолчал.

— Что бы вы еще хотели? — Лация остановилась напротив смотрового окна над каменным сводом башни. — Пока есть время и средства — требуйте, не стесняйтесь.

— Моя королева, — учтиво склонил голову аншеф, — осмелюсь указать на важнейшее значение порта. Если мы его потеряем — все пропало. Нас отрежут от моря, и мы погибнем. Голод, жажда — вот причинасдачи порта. Я уже думал о том, чтобы послать десант в тыл степнякам, что отвлечет их от осады. Не мешало бы послать часть флота к Энглу.

— Вы так уверены, что степняки первый удар нанесут по Энглу? — королева притронулась ладонью к шершавым камням башни. — В конце концов, есть еще и Блик, и Горб, и Крот, и Штар, и Дарк. Удар может быть нанесен в любом месте. Например, баланги пойдут на Луту, кеноманы и верлы ударят по нам. Я удивляюсь, как они до сих пор не перегрызлись друг с другом. Да и хессы…

— Хессы — сами по себе, — возразил Бивар. — Они как могильщики пойдут следом за степными ордами. Но они и страшнее. Оставшиеся в живых столкнутся с ними вплотную. А драться с исчадиями преисподней в открытом бою — гиблое дело.

— Я знаю людей, пробившихся через места обитания хессов, — выдохнула Лация.

— Так почему их нет с вами? Мы с удовольствием выслушали бы соображения опытных воинов. И придумали бы несколько сюрпризов.

— Увы, судьба против нас. Ну, это дело прошлое. Оружия хватает?

— Нужны наконечники для стрел и арбалетов, причем из разных сортов железа. Рудники Римата дают отличное железо, и из него можно наделать отличные вещи. Хорошо бы увеличить подвоз именно риматского железа. Наши кузнецы сами обеспечат необходимое количество стрел и копий.

— Хорошо, я распоряжусь.

Уставшая, но довольная осмотром крепостных стен, Лация добралась до постели, и едва скинув сапоги из телячей кожи, ставшие за день тяжелее колодок, рухнула на прохладные простыни. Тут же перед ней вырос Пак, словно и не ходивший за ней невидимой тенью. Он еще больше похудел, или это странная игра света и тени так обманывают зрение?

— Что желает моя хозяйка?

— Спать. Завтра я отправлю распряжения в Римат и Одем. Хочу пройтись по городу, зайти в порт, увидеть своими глазами, что происходит в Энгле. Иногда это полезно. Находясь далеко от настоящей жизни, начинаешь забывать, что существуют люди, делающие свои дела обыденно, и с некоторой ленцой. Ведь вся моя деятельность и должна быть направлена на благо этих людей. Каждый день.

— Это твоя ноша, госпожа, — пожал плечами Пак. — Но ведь ты этого не замечаешь.

— Иди отсюда, разговорился, — сонно пробормотала Лация, проваливаясь в глубокую яму, темную и желанную.

…Сквозь зыбкую пелену тумана просвечивается сад с нахохлившимися от сырости деревьями. Последние листья сорваны с ветвей, желтый ковер травы, тронутый чернотой гниения от беспрерывных дождей, покрывает парк. По мокрым дорожкам разгуливает праздная толпа, собравшаяся здесь по одному поводу: наследнице трона исполняется семнадцать лет.

Почему ее день рождения совпадает со смертью цветущей зелени сада, когда хочется петь от избытка чувств, ощущая себя всю, свою значимость в большом мире? Я — есть, я — существую! И неважно, что творится вокруг. Только вот никогда Лация не любила эту картину: убитый осенними дождями сад. Теперь четыре месяца будут литься водные потоки с неба, заставляя даже самых стойких сидеть дома и не высовывать нос дальше порога. Тем лучше: меньше визитов.

Осень! В тебе вместилась вся моя грусть, вся радость оттого, что я повзрослела, оттого, что скоро услышу слова, будоражащие кровь, ощущая себя выше всех смертных, повелительницей всех прямоходящих, ползающих, плавающих. Ощущение своей значимости возносит меня на такие высоты, что дух захватывает.

Осень! Сегодня тебе не удастся поколебать мою уверенность, мою предопределенность. Я вхожу в Храм Власти, где нет места меланхолии, нет времени для созерцания умирающих листьев, но есть работа, долг, обязанности, слияние ума и таланта. Жизнь — это служение Миру. Разве нельзя восторгаться от своего предназначения?

Так что же ты нашел во мне, Гай Вадигор? Что сразу привлекло твое внимание в моей черствости, гордыне? Сможешь ли ты когда-нибудь объяснить это? Я же тебе сразу понравилась, да? А что я нашла в тебе?

Туман сгустился, не пропуская ни единого лучика солнца, светящего где-то вверху, тщетно пробиваясь сквозь плотное покрывало белого молока. Гай вышел из-за серого силуэта дерева, нежно обнял за талию. Лация откинулась, отдаваясь во власть его объятий. Губы, горячие, сухие, жадно искали ее полуоткрытый рот, чтобы поцелуем лишить воздуха, чтобы сердце дико забилось, запрыгало в груди и взорвалось страстью…

Лация открыла глаза; пылавшие огнем щеки были мокрые. «Так больше нельзя, — подумала она с тоской. — Я чувствую неизъяснимую тревогу, совершенно не хочу ничего делать. Мне абсолютно безразлична опасность, наползающая из Степи. Все мысли о нем, только о нем. Один миг встречи с тобой, ставшим желанным и любимым…»

С раннего утра королева созвала малый военный совет, на котором присутствовал весь офицерский состав Энгла, где главными лицами были Бивар и Ортелий — улыбчивый малый с щегольскими усиками. Хотя больше всего Лации бросились в глаза пуговицы на мундире, начищенные до ослепительного блеска. Кроме них и капитанов гарнизона Лация решила позвать еще и Калиуса. Ему будет полезно послушать, что говорят военные.

Королева внимательно оглядело воинство, с которым предстояло решать важнейшие задачи по укреплению обороны Энгла, встала из-за стола, и медленным шагом прошлась по комнате, специально предоставленной Биваром, при этом прислушиваясь к скрипу своих новеньких сапожек. Офицеры выжидающе молчали, поглядывая на Лацию, отмечая, что походный костюм ей идет как нельзя кстати.

— Господа, — голос королевы прозвучал неожиданно, некоторые мужчины даже вздрогнули. — Я собрала вас не для очередной накачки, чтобы вы и впредь служили верно короне Одемиров. Не время, сами понимаете. Аншеф Бивар, я думаю, уже вкратце обрисовал те мысли, которые я высказала с ним в приватной беседе. Давайте обсудим их более подробно. Как вам должно быть известно, протекторат Золотой Цепи скоро переходит в другие руки, в связи с чем союзники стали затевать грязные игры за нашей спиной. Подозреваю, что готовится измена. Слухи о решении открыть ворота Цепи перед ордами степняков, подтверждены верными источниками. Это меня очень беспокоит и вынуждает принять ответные меры. Какие? Военная операция в Степи. У нас мало времени, и мало союзников. Сатур может быть и согласится выступить на нашей стороне, но на Камбер надежды нет. Да и кочевники могут напасть раньше. Агенты донесли: прошлогодняя засуха уничтожила много пастбищ в Хибустане. Там начинается голод. А это грозит скорой войной. Надо ждать гостей.

— Мы готовы, энни королева, — вскочил Ортелий и ловко одернул мундир. — Фортификации в полном порядке, оружия хватает. Осталась, правда, часть стены, которую нужно укрепить. Я уже распорядился на этот счет.

— Проследите, Ортелий, — кивнула Лация, — сейчас важно не упустить ни одной мелочи. А еще меня беспокоит ров. Очень мал, очень. Надо его расширять, углублять и забивать колья на дне. Даже можно использовать морскую воду, заполнив ею ров.

— Для этого придется согнать всех простолюдинов, — осторожно сказал один из младших офицеров. — А это половина Энгла.

— Так в чем дело? — повернулась к нему королева. — Объясните, что это делается для их же безопасности. Ничего с ними не случится! Не сломаются! Энн Бивар, я возлагаю на вас назначение людей, которые сумеют заставить всю бездельничающую массу работать на общую победу!

— Слушаюсь, энни, — коротко ответил Бивар, и не стал задавать лишних вопросов, что очень понравилось Лации.

— Сколько ополченцев можно собрать?

— Почти пять тысяч человек с округи, — тут же откликнулся Ортелий, — и это только учтенные люди. Если поискать хорошенько — еще тысячи две-три наберется.

— Оружием сможете обеспечить такую массу?

— Мы забиваем оружейные склады, — кивнул бригадир. — Нам необходимо еще около тысячи подвод. И тогда можно спокойно вооружить ополчение. Кузницы работают на заказ, но не успевают.

— Я дам распоряжение сегодня же. Продовольствие?

— В случае осады его хватит на три-четыре месяца. Вода поступает из глубинных шахт. С этим нет проблем, — Бивер оглядел своих офицеров. — Никто не сидит сложа руки, не обращая внимания на слухи. Будет война или не будет — мне, если честно, безразлично. Здесь военный гарнизон — и этим все сказано.

— Спасибо, господа! — улыбнулась Лация. — Я рада, что вижу Энгл в полном порядке. Я пробуду в городе еще пять-семь дней, а потом поеду в Блик. Надеюсь, мне хватит этого времени для полного осмотра крепости.

Военная подготовка бихуров в армии Басаги вызывала удивление. Их наскоро обучили махать всем, что умещалось в руках, начиная с тяжелых двуручных мечей, чтобы потом перейти на легкие безобразные клинки. Кузнецы, было ясно видно, не вложили в изготовление оружия душу. Железо легко тупилось, крошилось, из-за чего многие рабы получали увечья. Раны долго не заживали, гноились. Смерть от таких ран была обычным явлением. После обучения рабов сбили в разноязыкие сотни. После этого пошли разговоры, что нас погонят в дальние гарнизоны. Я поделился с Мастером своими соображениями, когда после очередного трудового дня мы уселись у костра и готовили себе еду:

— Этих парней нельзя бросать в бой. Они уже боятся брать в руки меч.

— Стой за себя, — отрезал Мастер, переворачивая на вертеле тощего поросенка, призванного утолить сосущий нас и еще восьмерых таких же бихуров голод. — Я не собираюсь спасать чью-то шкуру, если он не хочет научиться махать клинком. У меня есть брат — это ты. Вот за тебя я буду драться. Думай, как спрятать свое умение и не выпячивать его слишком рьяно. Хлыст к нам присматривается очень уж внимательно.

Хлыст и в самом деле в последнее время не отходил от нашего десятка, подолгу простаивая чуть в стороне, сложив на груди руки. Сощурив от слепящего солнца глаза, он цепким взглядом ловил каждое наше движение, стараясь найти что-то известное ему одному. Поэтому мы договорились всячески скрывать истину, скрытую в наших руках и позах. Кажется, провести сотника нам не удавалось.

— Спина должна быть прикрыта, — возразил я. — А будешь ли ты уверен в своем десятке, если большинство будет знать, что их жизни тебе безразличны?

— У нас другие планы, Философ! — отрезал Мастер, давая понять, что в данной ситуации он остается организатором всей затеи. — Кто выживет и пойдет с нами — сам научится рвать глотку врагу.

Решив немного полежать, пока готовится мясо, я отошел в сторону, лег на землю, бросив под голову тощий походный мешок. Назавтра утром предстояло выйти из Каратепа. Басага готовил армию бихуров к походу с приказом достичь гарнизона Гудящий Улей (адирияхцы любили давать поэтические названия военным гарнизонам), который расположился между рекой Сузай и морским побережьем. Этот путь считался самым легким. По нему ходили караваны, и гарнизоны защищали дорогу на всем ее протяжении. Но в случае нападения врага именно Гудящий Улей принимал на себя основной удар. Хлыст сказал, что гарнизон сильно укреплен, и в нем сидит три тысячи хорошо обученных бойцов.

— А сколько бихуров? — ехидно спросил Мастер, которого Хлыст назначил десятником, несмотря на хитрость и изобретательность первого, не желавшего, чтобы его способности были раскрыты раньше времени. Но, зная Мастера, я подозревал, что он сознательно допускал «оплошности», чтобы встать во главе десятка. Опытные воины нужны были Хлысту, как ни крути.

— Их никто не считает, — спокойно ответил сотник. — Каждые полгода в Улей пригоняют очередное мясо. Полагаю, что еще сотни две наберется.

Проглотив кусок мяса с пресной лепешкой, я задумчиво смотрел на Мастера, чье лицо, освещенное бликами костра, казалось жестоким, сведенным судорогой. Наверное, он почувствовал мой взгляд, поднял голову, губы его разомкнулись.

— Послушай, Философ, меня очень внимательно. Егерь очень уважает тебя за твои заслуги перед Братством, Поэт души в тебе не чает. А они — лучшие бойцы за последнее время. И мне не понятно их отношение к тебе, бабское какое-то… Как отношусь к тебе я? Ты слишком много размышляешь о добре и зле, о том, что следует делать, а что — нет. И чтобы не в ущерб самому себе. Я знаю даже: ты держишь на меня зло за разбитую физиономию. Согласен — переусердствовал. Но это не значит, что нужно всю жизнь лелеять ненависть в своей душе. А твои заслуги меня совершенно не трогают. Ты еще ничего не сделал, чтобы считаться важной птицей в Братстве.

— Насчет ненависти — это не так, — вяло возразил я.

— Да ну? Я же не слепой. Ты отправил меня в Паунс одним лишь словом, заслужив этим репутацию интригана. Я простил Философа, потому что так требовала жизнь. Переломив свою гордость. А это не так легко, как ты думаешь. Ты мало видел в жизни, которая тебя толком-то и по соплям не била. Но простить — дело святое для Братства.

— Лицо уже давно не болит, — усмехнулся я.

— Я слышал краем уха, что у тебя неплохие отношения с королевой Ваграма, — Мастер слизнул с кончика ножа жир.

Я сел, обхватил колени руками.

— Откуда ты об этом узнал?

— Одно дело — дружеское рукопожатие. Совсем другое — женский взгляд, — Мастер спрятал нож и внимательно посмотрел на меня. — Я видел вас в парке, когда сидел в кустах. Совсем рядом, кстати.

— И как ты умудрился пробраться во внутренний двор резиденции? — сохраняя спокойствие, стал выяснять я.

— По легенде первый боец Серого Братства появился в волчьей шкуре, — засмеялся напарник. — Тебе ли не знать, на что способны оборотни! Как мясо? Готово? Что ж, пора звать наших соратников! Эй, Худоба! Поросенок ждать не будет!

Смуглолицый Худоба был действительно тощим высоким парнем, постоянно ходивший в набедренной повязке. Он промышлял воровством в Каратепе, и имел неосторожность попасться на глаза личной страже Схоора. Конец истории был бы печален, не нуждайся Схоор в новом пополнении своей армии.

— Мне еще повезло, — скромно отвечал Худоба, когда его расспрашивали, как он умудрился стать бихуром.

Он вынырнул из темноты, терпеливо выслушал Мастера, объяснявшегося с ним на ломаном адирияхском, понятливо кивнул и снова исчез из полосы света. Вскоре вокруг костра собрался наш десяток, жадными глазами глядя на сочащегося жиром поросенка.

— Сдается мне, что эта свинья похожа на Худобу, — хмыкнул плечистый, с буграми мускулов бихур по имени Бахай. Он тоже был местным, но разговаривал и на ваграмском, и на камберском, и даже на пафлагонском языках, что очень обрадовало в свое время Мастера. Он сразу приблизил Бахая к себе, научил кое-каким военным премудростям, и тот с увлечением махал клинком и копьем с утра до вечера. Казалось, он не знает усталости.

Все расселись вокруг костра. Мастер ловко рассек кинжалом тушку на десять равных частей, оставив при этом себе самую аппетитную. Никто не стал роптать. Мастера сразу признали вожаком. Бахай с ухмылкой как-то сказал, что настоящий Мастер скрыт за пятью личинами. И ни одна из них не отвечает его истинной сущности. Моему напарнику, видимо, понравились слова Бахая.

Поросенка уничтожили быстро. Не успели облизать пальцы, как подошел Хлыст. Мы дали ему место, и сотник уселся рядом с Мастером. Он долго молчал, задумчиво глядя в огонь.

— На рассвете твой десяток выдвигается в разведку и идет вдоль побережья. Нам нужно как можно быстрее добраться до Улья. Смотрите в оба. Передовые отряды из Мусасира, по слухам, уже могут шнырять неподалеку от гарнизона. При встрече постарайтесь не вступать в бой. Выясните количество противника, и сразу же возвращайтесь назад.

— Понятно, — Мастер повертел в руках нож, и отточенным движением сунул его в ножны. Хлыст покосился на него, однако промолчал. — Нам нужны кони.

— Пойдете пешком. На конях ездит только знать и дружина Схоора. Я буду ждать вас вечером или к следующему заходу солнца. Если не найдете нас — идите в гарнизон сами. Только хочу дать один совет: не вздумайте бежать. Сделаете себе хуже.

— Ладно. Проверим свои силы. Пора посмотреть, на что способны мои ребятки. Засиделись мы на месте.

Прохлада раннего утра проникла под тонкий халат, заставила открыть глаза. Я подогнул ноги, старательно подоткнул края халата, чтобы не выпускать последнее тепло, но голос Мастера, будившего свой десяток, окончательно прогнал остатки сна. Солнце еще не выглянуло из песков, лишь позолотив гребни холмов. В рассветных сумерках мы построились в одну шеренгу, толкаясь спросонок друг о друга, зевая до ломоты в скулах. Мастер с усмешкой оглядел воинство и хмыкнул:

— Вояки! Ладно, слушать внимательно. Сейчас даю время проверить все свое снаряжение, оружие, воду. Идти будем быстро, поэтому не потерплю отставших! Убью лично! Мне тихоходы не нужны! Соблюдать порядок, тишину. При обнаружении неизвестных — не орать, а тихо передать по цепочке. Но это в том случае, если я сам не увижу. Понятно?

Мастер задал отряду хороший темп. Даже я, привыкший к быстрой ходьбе, едва держался его следа. За себя я не беспокоился, а вот другие могли подвести. Сначала я слышал бодрый топот, но чем дальше мы удалялись от казарм Каратепа, тем больше хрипели глотки парней. А солнце уже поднялось над головой, постепенно нагревая песок. Улучив момент, я вышел из строя и посмотрел назад. Ни один не отстал. Это радовало. Я не думаю, что угрозы Мастера возымели действие. Нет, все обстояло гораздо проще. Наши восемь товарищей каким-то необъяснимым чутьем угадали в Мастере бывалого воина, который способен защитить от врага и научить выживать.

На первом привале Мастер обошел лежащих пластом бойцов, посмотрел на меня и заметил:

— Плохо! Мы еще и полпути не прошли! Бахай! Ты знаешь эти места?

— Нет, командир. Но вот Череп вырос где-то здесь, и должен знать дорогу.

Черепом мы звали совершенно лысого бихура, плотного в кости, широкоплечего, но постоянно молчащего. Он редко открывал рот, поэтому Мастер с недоверием переспросил:

— Череп? И как же мы его расспросим, если он даже разговаривать не хочет?

— Он из местных, командир, — словоохотливо пояснил Бахай. — Есть такие рыбачьи поселки, в которых говорят на непонятном всем языке. Но я знаю мало-мальски как его можно разговорить. Когда-то бродил среди их брата, вот и нахватался.

— Ценный ты у меня солдат, — чуть не умилился Мастер и знаками подозвал Черепа.

Бахай начал расспрашивать его, активно размахивая руками. Череп закатил глаза, глубоко задышал и … Заговорил. Говор у него был действительно странным, с непонятными посвистами и пощелкиваниями.

— Все в порядке, командир, — Бахай выглядел довольным. — Он не ожидал, что ему окажут такую честь. Люди его племени очень горды и самолюбивы, и прежде чем о чем-то их спрашивать, надо немножко польстить им, возвысить их перед другими. Так что до моря дойдем спокойно, не заблудимся.

Череп не обманул наши ожидания. Переждав жуткую жару под самодельными навесами из козьих шкур, специально для этих целей, выданных нам Хлыстом для похода, мы к вечеру вышли к морю, жадно вдыхая соленую свежесть. Ветер гнал к берегу волны, украшенные белыми кружевами. На песок же выплескивались грязные ошметья вперемешку с мусором: обломками корабельных снастей, рыболовных сетей и мертвой рыбы.

— Теперь нам предстоит идти по берегу, изредка удаляясь вглубь пустыни, — посмотрев на меня, Мастер вдохнул полной грудью воздух. — Так, вояки, хватит отдыхать! Идем вперед — смотрим в оба! Луки держать наготове!

Бойцы беспрекословно поднялись с песка. Солнце уже бросило кровавые блики на водную поверхность. Мы рассыпались цепью и побрели вдоль береговой линии. И вскоре наткнулись на всадников. Они выскочили откуда-то из-за барханов, и, заметив нас, оживились и стали окружать. Я быстро сосчитал их. Выходило — восемь. И все в металлических латах, обшитых кожей, закрывающих грудь, плечи, локти. На головах красовались шлемы с развевающимися на ветру перьями сумасшедшей окраски. Зазвенела сталь. Как бы жалко мы не выглядели, опытные всадники предпочли не рисковать, и не спеша, пустили коней легкой рысью с обнаженными клинками.

— Три ряда! — рявкнул Мастер.

Наша цепь быстро перестроилась, став плечом к плечу.

«Четыре лука, три арбалета и три меча, — быстро просчитал я в уме. — Против конников у нас мало шансов. Кто им мешает просто смять нас копытами?»

— Три арбалета вперед! Трое за ними перезаряжают! Четыре лука за их спинами! — продолжал командовать Мастер.

Так как у меня, Мастера и у еще одного бихура по имени Халим — почти мальчишки — не было ничего кроме мечей, мы встали в третий ряд, готовые в любой момент перезаряжать дальнобойное оружие.

Тем временем нас окружали широкой дугой с видом бывалых охотников, скрадывающих обреченную дичь. Всадники похохатывали, но держали дистанцию. Наконец, один из них что-то крикнул.

— Бахай! Что он говорит? — потребовал Мастер.

— Требует бросить оружие, — дрогнул голос Бахая из второго ряда, — иначе пустят коней. Командир, я знаю этот прием. Кони у мусасирцев очень злобные, рвут на куски своими зубами. Эти воины видят в нас жалких бихуров, которых убивать мечами считается зазорным. Они намеренно нас оскорбляют! В любом случае нас живыми не выпустят!

— Это мы еще посмотрим, — зло сощурился Мастер. — Арбалеты готовы?

— Да, — ответил Худоба, благоразумно не поднимая оружие, боясь, что всадники тут же ринутся вперед.

— Как только они приблизятся на выстрел — бить навскидку!

Сказав это, Мастер вышел из строя и показал обидный жест, от которого всадники злобно зарокотали. Земля под нашими ногами едва слышно вздрогнула. Мусасирцы пошли в атаку.

Щелкнули механизмы, зазвенели тетивы, и тяжелые железные болты ушли в полет, жадно ища цель. Стрелки из наших бихуров были никудышные. Лишь один болт ударил в бок животного. Конь взвился вверх, и всадник, не ожидавший такой подлости, упал на песок.

Первая шеренга быстро передала арбалеты нам и присела. Вперед выступили лучники. Эти уже стреляли лучше. Еще три коня зарылись в землю, поднимая тяжелые волны песка. Мы быстро передали арбалеты первой шеренге, а вторая, пользуясь передышкой, вновь натянули луки. Еще одна порция болтов и стрел. Дело было сделано. Конная атака не удалась. И в этих условиях можно было драться. Мастер прыгнул первым на поднимающегося мусасирца и наотмашь ножом успокоил того навеки. Дальнейшее я помнил с трудом. Мне пришлось уворачиваться от визжащих и размахивающих мечами врагов, и не только от них. Наши бихуры не менее страшно орали что-то в ответ. Мастер пользуясь суматохой, навязывал бой противнику. Он где-то потерял меч, и теперь орудовал засапожным ножом, подрезая жилы у оставшихся коней, не забывая и мусасирцев. Я отбил чей-то удар, прочертил клинком воздух, снес голову зазевавшемуся врагу, ушел в сторону, стремясь выбраться на свободное место. На упавших наваливались по двое-трое и били с хеканьем и ревом.

Бой рассыпался на мелкие островки. Мне достался очень упрямый боец, на смуглом лице которого не отражалось ни капли эмоций, не дрогнул ни один мускул. Лишь одна холодная решимость. Пешим он вначале выглядел немного неуверенно, но навыки бойца, данные ему при обучении, сработали. Мусасирец начал теснить меня к воде. Пришлось больше отбиваться, чем наступать. Из-за своего роста его удары шли сверху или сбоку, размашисто, мощно. Чувствуя, что инициатива переходит к нему, я бросился вперед под ноги противнику, упал, резко перевернулся на спину. И уже снизу вогнал меч в пах всаднику. Еще два удара ошеломленному мусасирцу довершили дело.

Я с усилием столкнул с себя убитого врага, встал. Мастер с восторгом мальчишки носился по кругу, очерченному лежащими конями и людьми. Он не верил своим глазам.

— Философ! Мы победил! Почти голыми руками! Ну, кто бы мог подумать!?

Я медленно приходил в себя. Непонятный звон в ушах прошел, сердце успокоилось. Оглядел поле боя. Вся конная группа была уничтожена, а избежавшие ран животные разбежались, и теперь бродили в воде, раздраженно фыркали, разбрасывая брызги. Наши потери составляли четыре человека. Худоба с тихими проклятиями дергал перевязь с плеча мертвого мусасирца, чтобы нацепить на себя меч. Бахай смотрел на свои окровавленные руки, а Череп сосредоточенно ловил оставшихся коней, похлопывая их по крупу, успокаивая таким образом. Мастер одобрительно хмыкнул.

— Ты как? — спросил я дрожащего Халима. Паренек с недоумением смотрел на песок, жадно впитывающий кровавые пятна. Скоро от следов боя здесь ничего не останется. Любая влага будет выпита жарким солнцем или песком.

— Сын рабыни убил знатного воина, — хрипло ответил Халим.

— Ты говоришь на ваграмском? — поразился я.

— Говорю. Мать родом из Одема. Семнадцать лет назад корабль, на котором она плыла к своему будущему мужу в Латрун, был захвачен пиратами. Она стала рабыней одного из наместников самого Куранчи, отца Схоора. Мать родила меня и умерла. А я бродяжничал одиннадцать лет.

Подошел Мастер, сжал плечо мальчишки.

— Убил кого?

— Не знаю. Тыкал ножом, сам получил по голове рукояткой. Шишка будет.

— Молодец, что остался жив. Эй, воины! Ко мне! — зычно крикнул Мастер. Дождавшись, пока оставшиеся в живых соберутся вокруг него, торжественно сказал: — Сегодня вы перестали быть ублюдками-бихурами, а стали бойцами. Теперь никто не посмеет назвать вас этим прозвищем. Никто! Почуяв вкус вражеской крови разве можно бояться своей собственной тени? Я сделаю из вас таких бойцов, которые станут наводить ужас на всех, даже на Схоора! Пусть дрожит от понимания того, кто может дотянуться до него через многочисленную охрану!

Маленький отряд что-то восторженно взревел, а кони испуганно всхрапнули, поднялись на дыбы. Череп быстро успокоил их, собрав в огромный кулак поводья.

Наше появление верхом на чужих конях произвело впечатление. Весь отряд, шедший в Гудящий Улей, остановился на переходе, готовясь к отдыху. Хлыст долго хлопал глазами, еще не веря, что это мы. Даже Басага выскочил из своей палатки, стоящей в самом центре стоянки. Он протирал глаза, с трудом рассматривая нас в сумерках. Мастер, гарцуя на захваченном жеребце, подъехал к тысячнику. Бросил сверху небрежно:

— Уничтожил разведку мусасирцев. Они просочились побережьем, и не сегодня-завтра могут перерезать все дороги. Нужно спешить.

— Я это чувствовал, — глухо обронил Басага. — Будем идти ночами, чтобы успеть. А ты молодец.

Он внимательно оглядел его с ног до головы, изумляясь бихуру, вздумавшего поучать полководца, которому верил сам Схоор; не раз он доверял Басаге водить отряды на вражеские копья и мечи. И не возникало у него сомнение в том, что делал Басага. А сейчас возомнивший о себе после первого боя невесть что этот ничтожный червяк, сумевший перебить кучку мусасирцев, поучает тысячника в ратном деле!

— Только запомни одно, — спокойно добавил военачальник. — Паршивая собака, первый раз попробовавшая крови, не станет великим охотником на волков и пустынных львов! Я сохраню твою жизнь, но за дерзость свою ты пойдешь со своим десятком первым на ублюдков из Мусасира! И ты сдохнешь, в чем я не сомневаюсь.

— Тебе виднее, — нисколько не удивился Мастер такому обороту дела. — Но, прежде всего, мне нужны люди, чтобы снова был десяток. И коней оставлю себе.

— Дерзкий раб! — Басага шумно выдохнул и глазами нашел Хлыста, неподвижно стоявшего чуть поодаль. — Хлыст! Я не люблю, когда кто-то смеется надо мной. Но этот бихур принесет пользу, чую своей печенкой. Или ты рискуешь потерять голову… У тебя свободно место пятидесятника?

— Вчера несчастный Улар помер, объевшись какой-то гадости, — Хлыст с отвращением сплюнул в сторону, чтобы брызги не долетели до сапог тысячника. — Я тоже думал о замене. Улар не справлялся со своими обязанностями. Ты поступаешь мудро, что ставишь Мастера командиром в первую полусотню. Надеюсь, уважаемый Басага, ты не будешь возражать, если я сейчас же представлю нового командира шакальему племени?

— Иди, покажи ему место. Пусть там проявит свою прыть! А кто займет его место в десятке?

— Его друг, — Хлыст даже не задумался над ответом. — Сдается мне, этот парень будет похитрее Мастера.

— Да кто они такие? — поморщился тысячник. — Откуда их Аршак выкопал?

— Они — члены тайной секты, — убежденно произнес Хлыст. — Да нам что с того? Умеют драться — и это главное. Опытные бойцы никогда лишними не бывают.

Уже немного понимавший местный язык, я порадовался такому обстоятельству. Теперь не было необходимости скрывать свои способности, чтобы не попасть на допрос под сухие крепкие палки телохранителей Басаги. Нас вполне могли принять за шпионов враждующей стороны. А со шпионами разговор во все времена короток.

— Твое место в отдельной палате, пятидесятник, — сказал в спину уходящему Мастеру Хлыст.

— Я буду там, где пожелаю быть, господин сотник, — поклонился Мастер командирам, — и буду делать то, что посчитаю нужным. А первым делом я считаю, что армия проиграет войну, если вы будете относиться к своим солдатам как к быдлу. Доверьте всех бихуров мне, и через месяц у вас будет боеспособный отряд.

— Не хватало слушать из твоих поганых уст такую похвальбу своим способностям, — Хлыст со злостью сжал рукоять ножа. — Твое слово я запомнил. Учи бихуров своей полусотни, а я посмотрю, как они поведут себя на поле боя. Если они побегут от врага — можешь сразу вспороть себе живот.

— Договорились, — Мастер улыбнулся, простенько так. Я посочувствовал Хлысту.

Оставшись наедине, не доходя до костров, я тихим шепотом спросил Мастера:

— Ты с ума сошел? Кто за короткое время сделает из крестьян армию?

— Я, — ничуть не удивился Мастер, глядя на меня. — И ты мне поможешь в этом. Ведь так? Не откажешься, надеюсь, если хочешь увидеть свою красотку.

Нет, иногда Мастер становится невыносим. Хочется избить его, сладострастно сбивая кулаки в кровь. До чего живуч в нем огонек тщеславия и заносчивости! Чего в Мастере больше: хитрости и храбрости, или плохо скрываемой злости на всех живущих на земле? Думать о чужих страстях мне совершенно не хотелось. Я устроился возле сопящего Черепа и быстро уснул, зная, что ночь, наступившая столь стремительно, словно солнце дернули за веревку, и оно упало за горизонт, так же неожиданно быстро закончится. Я до сих пор не могу привыкнуть к таким резким переходам. Перед глазами стоят долгие розовые закаты, обливающие своим светом лесистые пики Андальских гор. Сколько же я не был в родных местах? Резанула острой болью по живому мысль: а есть ли это место? После всех событий, произошедших со мной, я окончательно запутался в хитросплетениях жизни. Дом мне вроде бы обещали, но в Оламе. А родная Андалия тянет, сил нет. Без семьи, которую олицетворяла Брюнхильда, я уже не мог считать Андалию своим домом. Так что же получается, Гай Вадигор? Совсем плохо получается. Только бы Лацию увидеть, обнять, уткнуться ей в грудь, уронить скупую мужскую слезу — и снова в путь. В путь? Вот твой дом, парень! Дорога и оружие — привычное, как биение сердца, состояние. Мои вечные спутники жизни.

Сквозь веки я глядел на яркие россыпи звезд, пока сон не сморил меня. Лишь во сне я освобождался от всех пут, связывавших меня в реальном мире, и попадал в страну грез, где жила темноволосая, с гибким станом девушка, по воле небес ставшая королевой. Неплохая награда для человека, чья жизнь — война.

4

Поэт с облегчением откинулся спиной к шершавому стволу дерева, вытянул ноги к жаркому пламени костра. Пальцы, давно не державшие графитовое стило, онемели от забытых навыков. Строчки лежали кривыми стежками на желто-бурой бумаге, словно пьяные, растянувшись на долгом пути домой. Треснул сучок — на поляну вышел Шип с котелком воды. Он повесил его над костром и прилег рядом с Поэтом.

— Пишешь? — спросил он, что первое пришло на ум.

— За это время накопилось много мыслей, которые мешают спать, — Поэт положил стило и бумагу в походный мешок, — а я не люблю держать их в голове. Давно не писал. Рука устала.

— И кому нужны твои мысли?

— Кому-нибудь захочется прочитать мои сочинения, а, прочитав — воскликнуть: «А ведь недурен этот сочинитель!» — Поэт улыбнулся. — Да и неважно, будут читать или нет. Не до прекрасного сейчас людям. Война уничтожает в человеке все самое лучшее, доброе. А озверевший от крови и сопутствующих войне несчастий простолюдин вряд ли захочет когда-нибудь внимательно послушать поэзию.

— Крестьянин безграмотен, — заметил Шип. — Твои стихи — метание бисера перед свиньями. В лучшем случае книги по поэзии займут подобающее им место в библиотеках правящих Домов.

— Н-да, ты прав, пожалуй. Где Ноздря? — решил сменить тему разговора Поэт.

— Караулит тропу. У меня есть время на пару храпков, чтобы потом сменить его.

— Лишь бы Магван пошел этой тропой, — сказав это, Поэт вытащил из ножен клинок с изящной гравировкой на гарде и рукояти, с видимым удовольствием оглядел оружие, заворожено наблюдая за тусклыми бликами на нем. Отточенным движением вернул клинок на место.

— Как долго он бегает от вас? — полюбопытствовал Шип.

— Три года, — Поэт задумался. — Если бы не старая Брюнхильда, то о нем до сих пор никто бы и не знал. Это она предупредила Братство о парне по имени Магван, который вынюхивал след Философа. А бабка не захотела, чтобы аламец вольно распоряжался жизнью ее питомца.

— Так почему Магван искал именно Гая? — Шип устроился возле костра удобнее и пристально посмотрел на Поэта. — Ведь для этого нужны основательные причины.

— Есть такая причина. Гай — наследник рода Вадигоров, которые когда-то имели неограниченную власть на Аламе; именно они подняли Серое Братство на те высоты морали и установили жесткие законы, по которым мы действуем и поныне. Гай не только Наследник, но и к тому же еще Претендент. Его жизненный путь — путь, указанный Короной Мира. Вот почему Магван путается у нас под ногами.

— Магван — Претендент? — хмыкнул Шип.

— Вероятно — нет. Но вот его сестра — королева Ваграма — как раз является Претендентом. Если бы Философ имел желание занять трон королевства, это было бы полбеды для партии противников, но в случае борьбы за Корону он любыми путями достанет Гая. За сестру Магван будет драться до последнего.

— Но почему он охотится именно за Гаем? Я слышал краем уха, что Претендентов очень много! — Шип заглянул в котелок.

— Это значит, что кроме него Магван ни о ком больше не знает, или не хочет замечать до поры до времени. В чем я сомневаюсь, — Поэт зевнул. — Недавно Егерь получил сообщение от Мастера, что какие-то подозрительные типы шарятся в землях Ансвера. Закончим с Магваном — направимся на ловлю этих парней. Егерь пока отслеживает их, не предпринимая никаких действий.

— Где сейчас Философ? Вот что я хотел бы узнать, — Шип задумался, глядя в огонь.

— За ним отправились Мастер и старуха. Корабль из Ваграма ожидают со дня на день. Что он там натворил, интересно.

— Признаться, я не ожидал, что Философ выскочит живым из той передряги, — Шип поежился от дуновения сырого ветра. — Когда мы прорвались сквозь хессов, я слышал звуки отчаянной рубки. Хессы визжали как резаные. Да оно так и было.

— Философа учил Ронгар, — напомнил Поэт, — а это говорит о многом. Мы можем дать лишь каплю того, что имеется в запасе у Отшельника. Только он учит молодых волков выживать и побеждать. Даже за очень короткий срок. В этом ему нет равных.

Поэт стал готовить себе постель. Он лег на заранее заготовленный лапник и укрылся теплым плащом, подбитым мехом. Закрыл глаза и тихо пробормотал:

— Вообще, Егерь хочет видеть Философа во главе Братства через много лет, но мальчишке уготована другая судьба. Возможно, что яркая и трагичная.

— Это почему? — удивился Шип и поежился. То ли от порыва холодного ветра, то ли от будничности сказанных Поэтом слов.

— Гай и королева Ваграма — Претенденты. Это первое, — загнул палец Поэт. — У них, возможно, взаимное чувство — это второе. Если для них это любовь — то для нас большая проблема. Значит, что? Не допустить этого чувства, а плавно перевести в дружеский союз — это третье. А этого Гай нам никогда не простит. И значит, два Претендента сойдутся лоб в лоб. Кто уступит? Знаешь?

— Я даже не боюсь ошибиться, — усмехнулся Шип.

— Вот то-то и оно, — внимательно посмотрел на него Поэт. — Душевные мучения убивают человека гораздо сильнее, чем боевые раны, парень. Так что поддержи Философа, когда ему будет трудно.

Шип ничего не ответил и посмотрел в котелок. Вода уже била ключом. Он бросил туда горсть сухих трав темно-коричневого цвета, от которых сразу пошел аромат, приятно щекочущий нос. Сняв котелок с огня, поставил на его землю и завалился спать.

Поэт дождался тихого сопения парня, осторожно поднялся и накинул на себя плащ. Смутные предчувствия чего-то упущенного засели колкой занозой в глубине души, царапая острой кромкой позвоночник. За Ноздрю можно было не беспокоиться — если это предчувствие касалось сидящего в засаде напарника. Бывалый боец, пять лет мотавшийся в долине Гроз, откуда открывается красивейший вид на Драконьи Зубы, был вызван Егерем в срочном порядке из-за острой нехватки людей. Ноздря ловил контрабандистов, волхвов, колдунов-шарлатанов, сподвижников Храма Странников и огневиков. Последние вовсю использовали свои связи и возможности, помогая патриканцам, сдавая тайные каналы сообщений доминиканцев, что существенно вредило и Серому Братству. Не та была ситуация, чтобы гоняться за мелочью.

Две недели назад человек Ронгара сообщил, что Магвана видели в Ринге, и особо отмечали его возросшее любопытство к старым лесным дорогам. Стало ясно, что гость стремится прорваться в Розетту. Егерь срочно вызвал Поэта, Шипа и Ноздрю — всех, кого смог найти за короткий период времени — и поставил конкретную задачу. Магвана проще было перехватить на лесных тропах. По оживленным дорогам он не пойдет — осторожен и хитер. Но и перекрыть все тропы бойцы Егеря физически не могли. Для преследуемого существует тысяча путей, тогда как для загонщиков — одна. В этом еще раз убедился Поэт. Егерь тогда просто посмотрел на него и сказал, что надеется на интуицию бывалого воина. А кто может убедить Поэта, что ошибок в его жизни не было? И кто поверит, что он может легко просчитаться? Смирившись с обстоятельствами, Поэт на свой страх и риск выбрал самую глухую тропу, о которой знали два-три жителя Ринга, да и сам он. Будучи уверенный, что именно здесь захочет проскользнуть Магван, Поэт организовал пост прямо на тропе. Пришельца из Алама гнали в капкан умело, но осторожно. Десятки человек дышали в спину Магвана, заставляя того нервничать и спешить. Поэт усмехнулся в темноту. Гость не знал, что Философа нет в Пафлагонии вообще, не говоря о Берге. Вот и пусть не знает.

Ноздря сидел тихо, как мышь, укрывшись под раскидистыми лапами ели, опустившихся почти до самой земли. Он кинул камешек под ноги крадущегося Поэта, показывая, что не спит. Поэт нырнул под ветвистый шатер.

— Тихо?

— Даже слишком. Скучаю, — тихо пророкотал Ноздря, поведя широкими плечами. — Помню, в Гуарде трое суток караулил одного стервеца в копне соломы. Мыши одолели, труха за шиворот сыпется, все тело чешется. Но поймал. Вот тогда и отыгрался за милую душу. Изукрасил как картину того художника из Фобера, ты помнишь? «Адская карусель» называется. Мы ее изничтожили, чтобы неповадно было всяким там художникам мутить души. Чего смеешься? Шельма эта по заслугам получила. Я уже не про художника…

— Да, представляю, как ты кулаками мазки наносил, — Поэт улыбнулся в темноте. — Красный посредине, синий под глазами, зеленый на ребрах.

— Под глазом был фиолетовый, — проворчал Ноздря.

— Тихо! — Поэт резко поднял руку, весь обратясь в слух.

Молчание затягивалось. Испытывая томление, Ноздря пошевелился, и одними губами спросил:

— Идет?

— Крадется, голубчик. Сучья хрустят, неосторожно идет. Не прогадал я, — возбужденно прошептал Поэт.

— Ты гений, брат, — Ноздря подобрался как кошка перед прыжком. — Попал с первого раза. Как брать будем? Где Шип?

— Дрыхнет. Пропускаем на два шага и бьем со спины.

— А, может, под ноги?

— Упустим. Он нас увидит, как только из-под дерева выползем.

На тропе показался темный силуэт человека. Ночные прогулки, судя по его шагу, являлись для него делом обычным. Он шел медленно, не расходуя почем зря силы, тщательно выбирая место, куда поставить ногу. Это насторожило Поэта. Что-то было не так. Еще не осознав полностью, почему сомнение мучает его, он схватил Ноздрю, приготовившегося выскочить из укрытия, за руку и приложил палец к губам.

— Что? — одними глазами спросил напарник.

— Не тронь его. Пропустим.

— Уйдет! Что случилось?

— Это не Магван!

— А кто? Поэт, он уходит! Даже если это не он, лучше будет повязать его. Потом разберемся.

— Сидеть! — рявкнул шепотом Поэт. — Подождем еще немного.

Вот теперь сосущее чувство напряжения и беспокойства исчезло. Поэт уверил самого себя, что сегодня Магван предстанет перед Егерем.

Подул ветер, раскачивая верхушки деревьев, враз зашумевших грозно и величественно. Напрягая слух — сейчас немудрено пропустить даже ломящегося сквозь заросли медведя — Поэт закусил губу. Сколько бы он не выглядывал из-за ветвей на тропу, до рези в глазах ощупывая пространство, появление очередного любителя ночных прогулок стало неожиданностью. Что это был Магван — Поэт поверил сразу. Слишком часто незнакомец останавливается, прислушивается к лесным звукам, вертит головой, неуверенно топчется на месте. Ноздря от избытка чувств потряс Поэта за плечи. Он тоже поверил в случившееся. Враг, которого они преследовали столько времени, сам шел в сети.

Темный силуэт проскользнул мимо засады и показал спину. Поэт неслышно выдохнул воздух из груди и одновременно с Ноздрей ринулся следом за ночным гостем. Как ни старались они не шуметь, чужак их заметил. Он резко повернулся, выхватил клинок, махнул им, рассекая пространство перед собой. Ноздря был готов к такому повороту событий. Его прыжок в ноги сопернику оказался действенным. Сильными руками напарник Поэта схватил долгожданного Магвана за лодыжки и рванул на себя. Поэт уже пытался блокировать руки отчаянно сопротивляющегося гостя веревкой, накидывая ее на запястья. Каким образом охотники упустили этого шустрика, Поэт так и не понял. Тело лежащего под ними человека стало извиваться и крутиться в немыслимых движениях, пока руки его не освободились. Первый удар пришелся в переносицу Поэту. Тот завалился на спину. Ноздре тоже досталось — он рыкнул от боли. Чужак вскочил на ноги и бросился прочь от места драки, не разбирая дороги. И наткнулся на Шипа. Жесткий кулак встретил летящее тело на полном ходу и опрокинул его на землю.

— Хорошо, что я проснулся, — довольный своей работой, сказал Шип. Он внимательно смотрел на сконфуженных бывалых волков.

— Ты бы связал его для начала, — буркнул Поэт, прижимая ладонь к носу. — От такого удара быки дохнут.

— Ты убил его! — Ноздря рухнул на колени и приник к груди лежащего. — Фу! Хвала Единому! Дышит. Больше так не шути, мальчишка!

— Да я только раз приложился, под правый сосок! — удивился Шип, помогая Ноздре связывать ночного путешественника.

— А теперь скажи мне, брат: зачем первого пропустил? — Ноздря пытливо взглянул на Поэта.

— Он шел слишком уверенно, словно знал тропу насквозь. Я вовремя задержал тебя. Магван пустил проводника вперед именно с этой целью. Представляешь, что бы он сделал, начни мы возиться с проводником посреди ночного леса?

— Верно, — хмыкнул Ноздря и взвалил на свои плечи бесчувственное тело и понес его к костру.

Связанный зашевелился. Его слабый стон заставилохотников обратить на него внимание. Поэт неспешно подошел к лежащему Магвану — теперь он окончательно уверился в этом — и рывком поднял того на ноги. Оглядел с ног до головы и остался доволен. Пора было идти к лагерю. Поэт подтолкнул пойманного в спину.

— Иди вперед, дружок, да не вздумай бежать. Враз ноги поломаешь. Давно тебя ждали, Магван.

По тому, как пленник дернулся, Поэт с ликованием в душе утвердился в своем мнении: да, это был тот, кого они искали так долго и упорно. Неуловимый для Братства и опасный для Философа, Магван наконец-то попался в их руки!

— Слушай, а что делать с проводником? — озабоченно спросил Шип.

— Как будто ты поймал и его, — проворчал Ноздря.

— Да я и не пытался его ловить специально, — удивился парень. — Он сам выскочил на меня. Пришлось связать его и положить у костра.

— Ладно, на месте поговорим, — нетерпеливо пошевелился Поэт и легонько толкнул Магвана, приказав ему двигаться.

При свете костра пойманного рассмотрели повнимательнее. Лицо Магвана не представляло собой нечто необычное, скорее, было одним из многих тысяч лиц, встречающихся на улицах городов и деревень. Только глаза резали глубокой чернотой, да над верхней губой виднелся белесый шрам, тянущийся к щеке. Поэт даже разочаровался, ожидая увидеть мужественное, чуточку хищноватое, может, даже порочное лицо, чтобы больше не возникало сомнений в том, что они делали на протяжении стольких лет. Обыкновенный человек…

— Насмотрелся? — разомкнул губы Магван. — Может быть, господа позволят мне присесть?

— Садись прямо на землю, если не боишься застудить свой зад, — Ноздря не церемонился.

— Ого! — вдруг воскликнул пленник, и кивнул в сторону Поэта. — А я ведь помню вас, сударь. Где-то наши пути пересекались. Причем два раза. Я проходил мимо, буквально под носом, но ваша сноровка и выучка не помогла! Ведь так?

— Прекрати задираться, умник, — Ноздря был настроен решительно. Ведь из-за него ему пришлось без передышек скакать в этот чертов лес и сидеть в засаде, не обращая внимания на дожди и холодные ночи. — Что будем с ним делать, Поэт?

— Привязать к дереву и караулить всю ночь, — отрезал Поэт, — а проводника — к другому. А то начнут помогать друг другу. С восходом солнца снимаемся с места и идем в Фобер.

— Эй! — подал голос связанный проводник. — А что со мной будет, парни? Я-то здесь не при чем! Он только нанял меня!

— Помолчи, живее будешь! — рыкнул Ноздря и показал тому кулак.

Проводник благоразумно заткнулся.

Мастер развил непомерно шумную деятельность в гарнизоне, как только мы там появились. Первым делом он озадачил кузнецов важным делом: обеспечить свой отряд боевыми топорами, наконечниками для копий, клинками и ножами. Хлыст, зараженный непрерывными метаниями пятидесятника по Гудящему Улью, замучил Басагу такими же требованиями.

— Я соглашусь только потому, что впервые вижу бихура с головой. Он не будет подставляться под удар, — ворчал Басага. — Прикажи Тиргару подстегнуть кузнецов. Время дорого, а у нас еще ничего не сделано. Да, еще ведь нужно выковать крючья для стаскивания всадников с лошадей.

Басага взял на себя управление Гудящим Ульем, и каждое утро две с половиной тысячи воинов выходили из лагеря и укрепляли насыпные валы кольями, разбрасывали железные шарики с шипами, чтобы конница врага калечилась при попытке прорваться к гарнизону. Вскоре вал был отсыпан полностью, окружив Улей железом и деревом, окованным смертоносными остриями клинков, наконечников и шипов. На валах Басага поставил стражу с приказом смотреть во все глаза, и в случае обнаружения мусасирцев поджигать заранее сложенные кучки сухого тростника. В этом была необходимость: гарнизон был большим, и весть о приближении врага будет долго лететь от одного отряда к другому. А дым виден со всех точек лагеря.

С момента стычки нашего отряда с разведкой мусасирцев (оказывается, это были союзники тех, с кем предстояло драться) прошло десять дней, но до сих пор стояла тишина, и это беспокоило Басагу. Он созвал военный совет, пригласив Тиргара, бывшего тысячником и начальником Улья одновременно, своих сотников. О чем они говорили в большой палате — мы не особо старались выяснить. Мастер, пользуясь выпавшей возможностью, отвел меня в сторону от стоянки нашего отряда и тихо зашептал, постоянно оглядываясь:

— Все их потуги бессмысленны. Я смотрел карту и понял, что в Адириях можно пройти и по морю, и через Великую Пустыню. А можно и сквозь нас и все гарнизоны, стоящие в междуречье. Самое лучшее в нашей ситуации — идти вперед с боями, стараясь проникнуть в тыл нисайцев и больно клевать их, пока они, совершенно обезумев, не начнут совершать ошибки.

— Такая авантюра была бы успешной, если в твоем подчинении есть десять-двадцать человек, обладающих такими же способностями как и мы, — вздохнул я.

— Так в чем дело? — усмешка, столь мне знакомая, расползлась по лицу Мастера. — Наберем способных ребят, обучим их.

— Это риск. Они не успеют овладеть всем набором боевых навыков, — возразил я. Мне было понятно, куда клонит Мастер, но с трудом верилось, что за короткий срок нам удастся из безликой массы рабов вылепить настоящих бойцов.

— Предстоят большие битвы, Философ. Те, кого мы чему-то научили, впервые попробуют вкус чужой крови. А оставшиеся в живых и станут тем костяком, на который нарастет мясо. Согласен, что у нас мало времени на все. Нужны годы, да. Только война, в которую мы поневоле оказались втянуты, вдвое быстрее научит их дорожить жизнью.

Я не возражал. Мастер говорил правильно, направляя все свои усилия на одну цель: вернуться в Пафлагонию, соединиться с Братством. Мы нужны там, в который раз повторял я про себя, и ради этого подчинюсь старшинству Мастера, его опыту, его интуиции.

Через неделю томительного ожидания, которое скрашивалось бесконечными тренировками, Мастер попросил Хлыста поговорить с Басагой, чтобы тот разрешил отправить его отряд в глубокую разведку. Ведь сидя в неведении невозможно оценить происходящее вокруг. Вражеские отряды почему-то до сих пор не появлялись на горизонте. Мастер мечтал взять свою полусотню и столько же запасных коней, хорошее оружие и еды на десять дней, чтобы проверить, наконец, куда подевались нисайцы и мусасирцы. Басага опять разворчался, но на этот раз тише обычного. Он уже привык к нововведениям Мастера, задавшегося, кажется, удивлять полководца неожиданными решениями. Да ему самому надоела тревожная тишина, в которой томился гарнизон, постепенно расслабляясь в бездействии. По сути, дело было предрешено. И вскоре гарнизон провожал нас в опасный рейд. Басага привел к нам двух человек и тоном, не терпящим возражений, сказал:

— Эти люди будут наблюдать за тобой, хитрый бихур. Если в твоих действиях появится корысть и предательство, они лично прирежут тебя.

— Пусть лучше глядят друг за другом, — усмехнулся Мастер. — Какая мне корысть переходить из одних колодок в другие?

Подготовка к походу была завершена, и рано утром пятьдесят два человека выехали из ворот Гудящего Улья и погнали лошадей на полдень, стараясь не растягиваться по дороге. Мы стремились выйти на побережье, где стояли рыбачьи поселки; Мастер считал, что там можно разузнать, не проходили ли недавно чужие корабли в сторону Адирияха, и если — да, то сколько. После этого повернуть к реке Гуржал, текшей с высоких гор и ледников.

— Много их здесь, этих поселков? — поинтересовался на первом привале Мастер у одного из соглядатаев.

— По берегу моря их не слишком много, а вот в междуречье будут встречаться чаще, — пояснил тот.

— Как твое имя?

— Башар.

— А тебя? — Мастер повернулся к другому, ни на миг не оставляющего своего напарника в одиночестве. Сейчас он беспокойно ерзал на месте.

— Друзья называют меня Молотом, — ответил слуга Басаги. — Ты можешь тоже называть…

— Ладно, — согласился Мастер, — пусть так и будет. Я уже предупредил вас, красавцы: если вступим в бой — держаться всем вместе, слушать мои приказы. Это закон командира. Я решил идти в междуречье и там разнюхать кое-что полезное для меня.

Молот попробовал было возразить, уже и руки вскинул для размахивания, как это любили делать ахайцы, но Мастер насмешливо сощурился, и слова соглядатая застряли в горле.

— Командир здесь я, — напомнил Мастер. — И мне решать, что делать.

— Мы все же не рабы, — обиделся Молот. — Не позволено бихуру указывать нам на то, что мы не увидели.

Чтобы прекратить ненужные споры, Мастер велел сворачивать стоянку. Отряд бешеным аллюром понесся к морю. И к вечеру уже въезжали в поселок, полностью разрушенный. Кое-где дымились развалины домов. Откуда-то несло тошнотворным запахом гнилой рыбы, перемешивавшимся с гарью медленно угасающих углей. Мертвых жителей мы нашли на краю поселка. Они были свалены в кучу, все кто имел несчастье попасться под горячую руку вражеского отряда. Над трупами вились тучи мух, и зрелище это было настолько омерзительным, что многие побледнели. А я вспомнил Ленту, заваленную такими же несчастными, не умевшими держать в руках меч, и умиравшими как бараны. Комок подступил к горлу.

— Дальше, — Мастер не стал долго раздумывать и стегнул коня плеткой. — Впереди — десяток Философа!

Я вывел своих людей в авангард, и мы помчались вдоль унылого берега, заваленного остатками сгнивших сетей, обломками лодок, кучами водорослей, облепленных усыхающей пеной. Нам встретились еще два поселка, которых постигла участь первого. Нисайцы или мусасирцы — кто их разберет — совершенно обезумели, вырезая все население побережья.

Когда я доложил об увиденном Мастеру, он задумался.

— Действует один отряд, я уверен. И его нужно найти, во что бы то ни стало. Хочу взглянуть на этих мясников.

Мы настигли их на отдыхе в пожухлой траве, едва достававшей нам до стремян. Нисайцы — Бахай определил их принадлежность, как только разглядел одежды и вооружение — вольготно раскинулись лагерем, не выставив даже охранение. Настолько они были уверены в собственной безопасности. Мастер не стал играть в благородство, желая побыстрее познакомиться с нисайцами. Наш отряд ударил по ним с налета, опрокинул и начал сечь. Пока враг приходил в себя, мы отправили на небеса больше половины.

Череп, Бахай, Худоба и Халим держались вместе рядом со мной, боясь, что без моего присутствия им не справиться с грозными нисайцами. Но постепенно входили в раж. Пока они рубили только бегущих врагов, которые орали от страха, но я не препятствовал этому. Пусть привыкают к крови. Главное — дисциплинированно держат строй, не рассыпаются.

Избиение длилось недолго. За этот срок мы изловчились уничтожить восемьдесят пять нисайцев. Никто не ушел, щедро устлав своими телами золотистые пески.

На следующий день мы круто изменили маршрут и направились в междуречье. Я и Мастер ехали впереди и тихо переговаривались. Победа победой, но стоило рассуждать здраво. Наш отряд еще не готов к настоящему бою. Мастер изнывал от жары и прилаживался к горлышку глиняной фляжки довольно часто. Он никогда не любил жару, иссушающую его нутро.

— Только из-за этого адского пекла я готов бежать в Пафлагонию, — невесело хмыкнул Мастер.

Мы уже неплохо говорили на местном наречии, что позволяло нам напрямую общаться с Башаром и Молотом и пополнять сведения о Муфазаре и причинах возникшей войны. Так, за разговорами мы незаметно выехали еще на одну деревеньку, которая, конечно же, была абсолютно пустой.

— Они выживают людей с насиженных мест, — пояснил Мастер, — чтобы за спиной их армии не было населения. Что бы это значило?

— Вторжение нисайской армии на наши земли, — хмуро буркнул Башар.

Ночь сменилась днем, опалившим нас нещадным солнечным светом. Здешнее светило нисколько непохоже на солнце Андалии. Мягкое, северное — оно ласкало и не давало кипеть крови в жилах. Здесь же все мысли были направлены на поиски места, спасающего от жары. Тени от коричневых курганов лишь на время укрывали отряд. Мастер стремился сократить время привалов; он продолжал двигаться от деревни к деревне, но повсюду натыкался на стойкий запах разложения и гари. Казалось, он будет преследовать нас повсюду. Нисайцы, видимо, решили уничтожить все живое на много лиг вокруг. Мастера и меня такое обстоятельство стало удивлять. Для чего совершалось скверное дело? Напугать? И только? Если вражеская армия хочет идти по землям междуречья — она обязана сохранять места, где могла отдохнуть, пополнить фураж, запасы еды и воды. Но амбары с зерном сгорели, вода в колодцах отравлена. Это мы выяснили случайно, когда пара нетерпеливых бойцов напилась такой воды, а потом изошли пеной и кровью. Мастер строго-настрого запретил брать воду, пользуясь лишь остатками прежней.

На одном из очередных привалов Мастер отозвал меня в сторону и с выражением недоумения на лице спросил меня:

— Ты что-нибудь понимаешь во всем этом?

— Только одно, — ответил я сразу. — Армия нисайцев не пойдет по междуречью. Думаю, что они переправятся через Сузай и рванут скорым маршем к Ахайе.

— Точно! — улыбнулся Мастер. — Там мало войск, а вытянувшиеся в линию гарнизоны не сумеют помочь тем, кто вступит в бой.

— И что ты предлагаешь? Изменить маршрут?

— А не боишься, что я предложу? — Мастер оценивающе поглядел на меня. Словно и не было за плечами нескольких лет совместной борьбы.

— Уже давно отвык от такой напасти. Кто пережил хессов, тот уже ни за что не испугается.

— А зря. Опасаться надо любого бугорка, пусть он даже неказист на вид…

— Мастер, — прервал я своего командира, — я же говорю: «испугаться», а не «опасаться». Разницу чуешь? Говори, что задумал.

— Скоро начинаются земли Нисаи. Мы забрались слишком далеко. Я даже уверен, что нам уже перерезали все дороги. Так что надо быть осторожными. Переплывем Сузай, пристроимся в хвост нисайцам, и начнем понемножку отщипывать кусочки. Это серьезно осложнит их наступление. А мы будем действовать быстро, нагло, скрытно. Как тебе мой план?

— Авантюра, конечно, но это в нашем стиле, — я не удивился очередной выдумке напарника, и даже не пробовал возразить, насколько это опасно. — Только я не могу сейчас с тобой спорить, лучше это или хуже. Давай, попробуем. Заодно ребят проверим в бою.

После разговора мы собрали десятников, позвали Башара и Молота, чтобы у них не возникло подозрений в сговоре против Басаги. Лишнего при них старались не болтать, но в общих чертах объяснили, что придумано. Все, кроме Молота одобрили его. Соглядатай скривил губы:

— Мастер ведает ли, что может произойти, если его выводы окажутся неверными? А вдруг правитель Шаурафа Сахиб Второй Дерзновенный вздумает послать корабли вдоль южных берегов Муфазара? Или разрушение рыбачьих и крестьянских поселений — отвлекающий маневр?

— Это как раз тот момент, что враги ждут нашего наступления в междуречье, — ответил Мастер. — Вот почему они выжигают земли. А что бы делал ты в таком случае? Большая армия без воды и фуража для животных не имеет шансов подойти к решающей битве свежей и отдохнувшей.

— Мастер прав, — Башар хмуро посмотрел на Молота. Ему нелегко было противоречить помощнику. Но, как ни странно, именно он осознавал правоту пятидесятника.

— А если нас ждут на границе? — не унимался Молот.

— Какая армия у Сахиба? — повернулся Мастер к Башару. — Тебе что-нибудь известно?

— Достаточно большая, чтобы пустить сто тысяч сабель по Сузаю, и еще столько же, чтобы сомкнуть челюсти с флангов, — Башар крепко сжал губы. — Но будь спокоен: нисайцев еще больше.

— Прекрасно, — Мастер оглядел всех своим прищуром, в котором таилось нечто, что могло не понравиться многим из сидящих. Но они плохо знали командира. — Завтра мы сворачиваем к Сузаю, переправляемся через реку и ждем противника. Я не думаю, что они уже начали движение к Ахайе. Десятникам проверить готовность своих бойцов к походу. Накормите лошадей. Выступаем с рассветом. Все! Отдыхать!

5

«Морской Лев» не достиг берегов Пафлагонии — таково было известие, которое нашло Лацию в Кротах — фортификационной крепости на границе со Степью. Писал Абилард, которого она неплохо знала. Почерк был мелкий, убористый, но хорошо поставленный, и девушка легко разобрала его. Абилард писал:

«Моя дорогая королева! Позвольте так обращаться к Вам несмотря на то, что я остаюсь подданным другой страны. Мое отношение к Вашим благодеяниям вызывают в моей душе положительные отклики. А Ваше знакомство с Гаем Вадигором просто-напросто заставляет меня просить Вас поддерживать отношения со мной. Случайно я узнал, что Вы находитесь в поездке по Золотой Цепи. Посредством каких методов — позволю себе умолчать. Но теперь о главном, что и подвигло меня написать письмо. Господин Ральер, которого я уважаю и ценю, узнал, что Гай Вадигор и госпожа Амалея не вернулись в Пафлагонию. Это меня весьма насторожило и обеспокоило. Я посчитал нужным известить Вас об этом. Но прежде, чем впадать в отчаяние, я долго проверял надежность сведений. Выходило, что «Морской Лев» и в самом деле пропал без следа. Боюсь, и не без оснований, что он попал в «Мышеловку», где орудуют пираты муфазарца Фаль-Адени. Может статься и так, что корабль не выдержал шторма и затонул. Я бы предпочел тот исход, при котором Вадигор остается жив, пусть даже и в руках Фаль-Адени. Будем откровенны, энни Лация — шансов, чтобы еще раз увидеть человека, предназначенного судьбой изменить мир, почти нет. Увы, все мы смертны в этой юдоли печали, и нет ничего слабее нити человеческой жизни. Конечно, Вадигора долго учили выживать в тяжелых ситуациях, и я до сих пор надеюсь и верю в его спасение. Его смерть не выгодна тем силам, которые видят его в первых рядах новой эпохи. Когда идет игра, цель которой — Власть и Безграничная Сила, такой игрок обязан присутствовать на поле боя. Я считаю своим долгом уведомить и заверить Вас, что в моем лице Вы найдете союзника в Игре, которая началась с поездки в Энгл. Я знаю много, но предпочитаю поделиться некоторыми соображениями, не раскрывая истинных намерений и имен, которые готовят хаос и смуту.

Еще два года назад степные ханы начали активно собирать по всему огромному пространству Хибустана кочевые племена, столь малочисленные, что и не принимались всерьез нашей разведкой, да и не только нашей. Однако нашлись люди, которые сумели лестью, коварством, а где и силой, и деньгами склонить мелких ханчиков к союзничеству. С тех пор Степь активно готовится к Большому Набегу. Удар придется в слабое место Цепи. А мест этих несколько, и правильно, что Вы вовремя начали проверку боеготовности крепостей. Но, кроме этого, предстоит выявить эти самые места. Они не обязательно будут сопоставляться с недостатком людей, оружия, продовольствия. Ищите также и склонных к измене старших офицеров. Порой коварство тех, кому доверяешь почти слепо, приносит больше горя, чем прочие «удовольствия» в виде обидных поражений на поле боя.

Мне очень хочется встретиться с Вами и обсудить проблемы, возникающие постоянно и без причины. Пишите ответ господину Ральеру (не ругайте старика. Он не корыстен и не держит в уме зло. Все лишь ради науки и вас), и он найдет способ передать мне письмо.

С глубочайшим уважением Абилард.»

Лация медленно положила письмо на колени, сжала дрожащие пальцы в кулаки. Хотелось быть спокойной, но яростный крик боли и ненависти к миру, погубившему ее любовь, рвался из груди, крушил последние барьеры, сдерживавшие чувства девушки. Зачастую люди хотят верить в лучший исход, верить в то, что их любимые и близкие, ушедшие безвозвратно в никуда, просто немного пошутили; они вернутся, тихо зайдут со спины и, закрывая теплыми ладонями глаза, будут радоваться вашему счастью. Эти мгновения стоят многого, за них готовы отдать почти все.

В комнату, предоставленную комендантом Кротов для королевы Лации, вошла Фавия. За месяцы путешествия она немного похудела, только яркий румянец на щеках горел пунцовым цветком. Служанка осторожно подошла к постели с кувшином воды и полотенцем, прекрасно замечая, что утреннее письмо, о котором шепнул ей на ухо Крикун, принесло королеве большие неприятности.

— Вас ждут господа офицеры, — сказала Фавия.

Нужно идти, потому что личные переживания никого не разжалобят. Каждый день кто-нибудь теряет близких или друзей. Королева остается символом вечного спокойствия и железных нервов. Нельзя показывать посторонним, как страдает сердце.

Кроты — это крепость, подчиняющаяся Камберу и его законам. Все административное управление состоит из камберцев. Но в данной ситуации Лация имеет право властвовать в сфере своих интересов, не касаясь чужих.

Кажется, все повторяется изо дня в день: стремительно войти в зал, где все офицеры ждут ее появления, кивнуть головой, пройти на возвышение, сесть, слегка улыбнуться, смущая своей красотой молодых безусых мальчиков в мундирах, а потом начать разбор всех недостатков, увиденных накануне. И здесь она заставит краснеть бывалых вояк, прошедших не одну кампанию в Степи. А все потому, что такой организации обороны она никогда не видела. Кроты были открыты всем ветрам: приходи и забирай. Вся мощь великолепной крепости использовалась впустую. Совершенно не учитывались особенности ландшафта, дозорные вышки были полуразрушены, ров осыпался. Ворота находились в ужасном состоянии, прохудившись настолько, что железные пробои провисали и болтались в дырах, стрелковые башни использовались как склады какого-то хламья, бочек, ящиков. Верхние площадки загажены птичьим пометом. Конечно, птицы не могли служить помехой для войны, но Лацию возмутил сам факт данного безобразия. Военная подготовка гарнизона проводилась по настроению строевого офицера, которого Лация тут же сняла, назначив другого, мелкого дворянчика из обедневшей семьи, пообещав тому продвижение по службе, если он рьяно возьмется за исправление недостатков.

Продовольствие использовалось без оглядки на будущую войну. Процветало воровство. Простые солдаты мясо ели раз в пять дней. Сказать, что королеву эту возмутило, значит, не сказать ничего. Она была взбешена до белого каления, и Калиусу пришлось срочно убирать пройдоху-интенданта с глаз долой. В воздухе запахло грозой. Казалось, фигуру девушки окутали яркие блестки искр. Магия, пусть и слабая дала о себе знать. Офицеры знали — и поежились. Она даже не стала садиться на стул.

— Безобразие! — Лация с трудом сдерживалась, чтобы не перейти на крик отчаяния, понимая, что это уже был бы просто бабий визг. Им можно пугать воробьев, но никак не вояк. — Крепость в совершеннейшем запустении! И это накануне войны, которая не за горами! Да вас можно просто оставить в тылу и не осаждать, приберегая силы для настоящего боя! Вы должны оттягивать на себя многочисленные силы противника до прихода объединенной армии, щипать его пятки, всячески обращать на себя внимание! Вот что такое ваша крепость! Вам самим не стыдно?

Им было стыдно, и еще как! Господа офицеры прятались друг за друга, опускали глаза, заливались краской стыда. Молодежь топталась на месте, и по их виду королева поняла, на кого стоит положиться. Но без опыта старых воинов мало что получится. Так почему бы не попробовать? Лация на минуту задумалась, окинула взглядом угрюмо молчавших офицеров, и чтобы разрядить ситуацию, слегка улыбнулась.

— Я не принижаю ваши достоинства, господа! Но есть важные мелочи, которых стоит придерживаться, иначе нас постигнет хаос и запустение. Я бы попросила вас принять сказанное мной к действию, но никак не сердцем. Обиды не копите. Мне нужны люди, способные на авантюры. Есть ли среди вас такие?

— Мы все немного авантюристы, — осторожно ответил комендант Кротов, — только смотря, на что направить свой интерес.

— На Степь.

— На Степь?

Офицеры заметно оживились, не ожидая такого ответа. У кого-то понимающе загорелись глаза.

— Мне нужны трое толковых молодых командиров, не боящихся настоящей рубки, — Лация наконец присела на стул, услужливо приставленный кем-то из офицеров. — В Кротах легко самоуспокоиться за толстыми стенами. Нужна хорошая разведка. Меня интересует, чем дышит Степь, ее обитатели. Это очень важно. Какова реальная сила степняков на сегодняшний день…

— Когда предоставить вам их? — осведомился комендант.

— К вечеру, пожалуй. И еще одно, энн комендант: у меня к вам одна просьба. Нет, нет, это с глазу на глаз, — заметив движение старого офицера, поспешила поднять руку Лация. — И тогда же я предоставлю план разведрейда.

— Авантюра же, — проворчал комендант, вызвав смех сослуживцев.

Проводив задумчивым взглядом последнего человека, королева тихо вздохнула и развела руками:

— Ну, энн Коваш, я надеюсь на ваше понимание моего плана и личной просьбы. Степь беспокоит меня больше всего, но я даже не имею соглядатаев в рядах кочевников. Чье это упущение, Коваш?

— Наше? — выдержав паузу, спросил комендант.

— Неправильно, Коваш. Это упущение всех коронованных особ, их нежелание почувствовать угрозу, исходящую из Хибустана. Я должна взвалить эту ношу на свои хрупкие плечи. Помогите мне — и я помогу вам. Я не преувеличиваю, Коваш. Ситуация очень серьезная.

— Я понимаю, энни королева, — комендант почесал мизинцем переносицу, — что всю ответственность за, скажем так: провал рейда — на мне не будет лежать?

— Никоим образом, — заверила Лация. — Но я не все сказала. В этом рейде буду участвовать я. Очень важно.

— Я не могу, — побледнел Коваш. — Убейте меня, казните самой страшной казнью, но на такую авантюру я не соглашусь.

— В чем дело? — вздернула брови Лация. — Что беспокоит лично вас? Забота обо мне?

— Нет. У меня есть свой король. А он запросто может голову срубить за своевольство. У правителей ведь своя этика.

— Как человек чести вы все делаете правильно, — девушка задумчиво сделала два шага по комнате. — Но я сама вольна выбирать свой путь в жизни.

— Был бы я молод, — улыбнулся комендант, — то не стоял бы, разинув рот, как эти юнцы, глупые и наивные. Однако же я несу ответственность за венценосную особу союзного государства, и увлекаться мне не положено.

— Мало кто знает, что я в Кротах, — попробовала зайти с другого конца Лация.

— Не имеет значения.

— Я ваша гостья, и нахожусь на территории Сатура. За частным визитом мало кто наблюдает. Скажем, произошло следующее: двести всадников выехали в Степь на приграничную линию. Кто-то будет проверять такие слухи?

— Нет.

— Коваш? — обворожительно улыбнулась Лация, зная, что этот маневр подействует даже на черствого коменданта.

— Да, энни королева, — вздохнул Коваш, — вы умеете убеждать. Я закрою глаза на вопиющее безобразие. Вы совершенно не думаете о последствиях. Ведь можете пострадать не только вы, но и множество офицеров гарнизона. А я могу лишиться головы, если ваша мать-королева узнает, кто не предотвратил безумную выходку молодой королевы. А нас вас бремя власти, и лишь это должно сдерживать ваши порывы.

— Я постараюсь поберечься и не рисковать излишне. Тем более, что рядом со мной верный телохранитель.

Лация скрыла от коменданта, что из Энгла, Блика и Горба уже тайно выдвинулись к степным границам по пятьсот всадников, вооруженных до зубов, отчаянных рубак. Аншеф Бивар сам выбирал добровольцев, от которых не было отбоя, и брал с них клятву не щадить своего живота ради королевы. Поэтому называя численность отряда из Кротов всего лишь в двести человек, Лация намеренно усыпляла бдительность Коваша. Он здраво рассуждал, что с таким отрядом никто не посмеет совать нос в Степь. Открывая свои намерения коменданту, королева заодно решила проверить, не кроется ли в Кротах та самая измена, то слабое звенышко в Золотой Цепи, о котором упоминал Абилард. Но главная причина крылась в другом. Сосущая душу тоска искала выхода, мысли постоянно возвращались к Гаю, иссушали и мучили. Да и вся идея с инспекцией была порывом, необдуманным и спонтанным. Но к ее удивлению верный Пак не стал возражать, когда девушка объявила, что они выходят в Степь, и лишь кивнул головой и пошел точить мечи и ножи. Такое поведение озадачило Лацию. Пак буркнул что-то вроде «необходимо выпустить кровь кому-нибудь». Лация стала подозревать, что телохранитель тяжело переживает потерю человека, к которому привык. В чувствах, как и в оружии, он был весьма разборчив. Оставляя душу закрытой для других, он, тем не менее, такими вот неожиданными поступками разоблачал себя в привязанности.

Степь только просыпалась, когда всполошенные ото сна птицы, прятавшиеся в густом ковыле, взмыли вверх, оглашая утренний воздух треском сильных крыльев. Конный отряд на рысях, приминая траву, мчался по бездорожью, направляясь вглубь вражеских земель. Лация ничем не отличалась от других ратников, упрятанная в облегченную кольчугу, в шлеме, скрывающим ее волосы. Накануне похода Фавия, размазывая слезы по щекам, укоротила их. Королева прикрикнула на нее, когда служанка заупрямилась. В походе нельзя выделяться, тем более, если ты женщина.

У Лации были сомнения насчет Калиуса: брать его или обойтись без присутствия министра. Поразмышляв на досуге, она все-таки решила взять его в отряд. Пожалела Коваша. Девушка представляла, что произойдет, когда Калиус узнает о ее детской выходке. Поступили просто: разбудили его глубокой ночью и приказали срочно собираться. Спросонья Калиус ничего не понял, предположив, что королева желает продолжить инспекцию. Прозрение пришло лишь тогда, когда сплошь бронированный и вооруженный всевозможным оружием отряд вломился в земли кочевников. Возвращаться уже не было смысла. Крепость исчезла из виду.

— Моя королева, я уважаю в вас решительность во всем, — хмуро сказал Калиус, когда сумел поравняться с ней, сдерживая своего горячего коня. — Однако это лихачество может дорого нам обойтись. Буду вынужден доложить королеве-матери.

— Конечно, энн министр, — кивнула с улыбкой Лация. — Сколько угодно и когда угодно.

— Цените то, что вам дано, моя королева, — Калиус пристально посмотрел на девушку. — Ваша жизнь — это судьба Ваграма.

— Есть нечто важное, что перевешивает судьбу Ваграма, дорогой Калиус, — тень набежала на лицо королевы. — Выше трона, который я занимаю… Это Корона Мира.

Меньше всего Егерю хотелось глядеть на смазливую девицу, раскинувшуюся на медвежьих шкурах, выставляя без стыда свое привлекательное естество. Желание отвлечься от напряжения последних дней, предшествующих поимке Магвана, было недолгим. Теперь остался непонятный осадок то ли досады, то ли раздражения. Люди сутками сидели под открытым небом, мокли, мерзли, недоедали, а ему досталась эта служанка из харчевни, в которой Егерь снимал комнату. Раз в год он платил хозяину сполна звонкой монетой. Зная, что в любой момент, как только судьба забросит его в Фобер, комната будет свободной, такая оплата не казалась обременительной.

Вчера, кажется, хозяин перестарался в гостеприимстве. Егерь хмыкнул, легким тычком в бок разбудил служанку.

— Одевайся и выметайся, — сказал он, не глядя на нее. — Скажи хозяину, чтобы приготовил поесть.

Девушка, нисколько не обидевшись такому тону, легко поднялась, игриво изогнулась, покачала бедрами, искоса глядя на постояльца.

— Ступай, — не удержался от усмешки Егерь, но чарам обольстительницы не поддался. — Потом… Когда-нибудь.

День прошел в томительном ожидании за одной-единственной чаркой вина за пустым столом в темном углу. Прошли все сроки, когда можно было дать весть о провале или удаче. Егерь боялся признаться себе, что не просчитал до конца ситуацию, все варианты исхода поиска. Магван мог выбрать совершенно иной путь, отличный от того, какой начертали ему опытные бойцы Братства. Шпион имел все возможности проскользнуть в Берг или Фобер. Создавалось впечатление о неуловимости врага. И, кажется, Егерь начал подозревать, что весь север основательно прочесан Магваном. Что-то он там подзадержался. А теперь спускается к морю. Уходит?

Сквозь вечерний гомон полупьяных посетителей Егерь услышал резкий стук входной двери. Поднял голову. На пороге стоял Поэт. Вечно непроницаемый; и не сразу поймешь, что случилось. Он поискал глазами Егеря, увидел его и кивнул головой. Потом жестом показал, что ждет на улице. С бешено забившимся сердцем Егерь вышел из харчевни, спрыгнул с крыльца. Поэт ждал за углом.

— Говори, — приказал Егерь.

— Мы взяли его. Я уверен, что это тот самый человек, пусть даже и не признается.

— Колотушку пригласил?

— Он еще три дня назад приехал в Фобер, — улыбнулся Поэт. — Словно чуял. Ладно, пошли.

— Где вы его держите?

— В подвале городской магистратуры, — Поэт явно был в хорошем расположении духа. — Идеальное место. Туда редко заглядывают даже слуги, и нам можно сполна показать свои способности.

Егерь что-то буркнул себе под нос и зашагал по грязным улицам, не проронив ни слова. Он обдумывал предстоящий разговор с опасным противником, предоставив Поэту смотреть по сторонам во избежание каких-нибудь «случайностей» вроде нападения сообщников Магвана. Фарогар не исключал и такую возможность. За долгое время пребывания в Пафлагонии аламец мог создать серьезную шпионскую сеть.

Колотушка уже ждал их с плохо скрываемым нетерпением. Он приветливо махнул рукой, увидев входящих в двери Поэта и Егеря. Едва уместившись за дощатым столом, Колотушка шелестел бумагой и точил перо в ожидании допроса. За то время, что Егерь не видел писаря, тот весьма раздобрел; давно не стираный камзол не сходился на животе. Фарогар улыбнулся:

— Здорово, пивная бочка! Как поживаешь?

— Неплохо, брат! — Колотушка ухмыльнулся и выполз из-за стола.

— Потише, толстяк! — охнул фарогар, одновременно втянув живот и выскользнув из капкана писаря. Резким движением он схватил Колотушку за мотню.

— Эй, нечестно! — заорал толстяк, отскочив назад.

Посмеиваясь, Егерь прошел в угол, куда не падало пламя чадящих свеч и сел на отчаянно скрипящую лавку. Уже оттуда раздался его вопрос:

— Кто еще будет на допросе? Сознавайся, с кем прибыл в Фобер?

— Известно, с кем! — хихикнул Колотушка. — Как только наши старики узнали, кого вы захотели поймать на крючок — сразу же отрядили в Фобер Беркута. Я, как только мог, сдерживал его, ожидая, когда Шип принесет благую весть. Неизвестно, что Беркут нес с собой: запрет или добро на охоту.

— Молодец, брат. Умеешь, когда надо, врать. И где же сейчас Беркут?

— Я здесь, Егерь, — раздался низкий, тяжелый мужской голос под сводами подвала от входной двери. На пороге стоял кряжистый человек в кожаной, сшитой из лоскутов бычьей шкуры, куртке с короткими рукавами. Мышцы бугрились по всему телу, а внимательные, настороженно осматривающие помещение глаза, остановились на углу, где сидел Егерь. — Я догадывался, что Колотушка заговаривает мне зубы, но особо не беспокоился. Гораздо хуже было бы, не поймай вы нужного человека. В последнее время нас преследуют одни неудачи.

— Магван не принесет нам удачу, если вы так думаете, — возразил фарогар. — Он знает много секретов, но делиться ими, я думаю, не собирается. Железный человек.

— Для этого я здесь и нахожусь, — Беркут осмотрел подвал. — Пожалуй, прятаться в угол мне не с руки. Не люблю задавать вопросы из темноты. Где же Магван?

— Сидит в чулане, отдыхает после путешествия по лесу. Привести? — Колотушка двинулся в сторону низкой дверки, скрывающей за собой маленькое помещение, что-то вроде ледника.

— Давай, пожалуй, — Беркут кивнул. — Чую, тяжелый разговор будет…

Колотушка загремел связкой ключей, и пока отпирал дверь, посланник Братства тихо обратился к Егерю:

— Есть вести от Философа?

— Никаких, — замер Егерь. — Но ходят упорные слухи о разбое на морях. Уже несколько кораблей потоплено. Это достоверные сведения.

— Там ведь не один Философ был?

— И Мастер, и старуха-ведьма.

— С ведьмой разберется Единый, — Беркут в отчаянии махнул рукой и резко повернулся на звуки шагов. Мужчина, сопровождаемый Колотушкой, прихрамывал на левую ногу, держа связанные за спиной руки. Выйдя на середину подвала, он замер, ссутулился, исподлобья посматривая на странную троицу. Егерь, специально севший в темный угол, чтобы его не было видно, жадно впился в лицо Магвана, изучая его до мельчайших подробностей. Действительно, как описывал его Поэт — ничего примечательного, такие на каждом углу встречаются. Только глаза насыщенного темно-зеленого цвета, губы слегка тонковаты, аристократичные. Уши плотно прижаты к черепу, нос с легкой горбинкой.

Магван решил начать первым:

— Что нужно важным господам от меня?

— Все, что запрятано в твоей голове, Магван. Всего-то, — Беркут, тихо ступая по полу в мягких сапогах, обошел чужеземца кругом.

— Вы ошиблись, любезные, — улыбнулся мужчина. — Мое имя ну никак не Магван. Это какое-то недоразумение.

— Возможно, — не стал настаивать на своем Беркут. — В наше неспокойное время ошибки неизбежны. Мы и призваны в этот мир исправлять их. Только ошибиться можно, когда торопишься и делаешь глупости. Мы же долго ходили за тобой, парень. Так что не уповай на счастливый случай.

— Меня в чем-то обвиняют? — чужеземец, в речи которого акцент совершенно не прослушивался, пошевелил затекшими руками.

— Шпионаж в пользу патриканцев, — загнул палец Беркут. — Но не это самое страшное. Далее: создание тайных обществ на территории Дома Лоран, о чем сознались ваши последователи, схваченные еще тепленькими после ночных визитов господина Магвана. Но это тоже можно пережить. За тобой большой грех: поиск артефактов древних эпох, что уже сулит казнь на месте. В моем случае я не допущу прихода демонов в наш мир.

Мужчина с нескрываемым любопытством глядел на Беркута и ждал, пока тот закончит. И когда тот замолчал, усмехнулся.

— Меня впервые обвиняют в таких преступлениях, и надо сказать, очень тяжелых. Но уверяю вас: это ошибка.

— Ты являешься подданным королевства Ваграм, вассалом королевы Лации, тайно проникшим в Пафлагонию для разжигания смуты и уничтожения единственного законного наследника рода Вадигоров. Мы имеем честь защищать этого человека, и полагаем, что Ваграм ведет опасную игру.

Скрипело перо от быстрого бега по бумаге. Колотушка усердно пыхтел, высунув по-детски кончик языка, склонившись над столом. Егерь едва сдерживал изумление, глядя, как Беркут несет откровенную чушь с серьезным видом, примешивая сюда толику правды. Однако же не доверять опытному дознавателю Братства было бы непростительной ошибкой. Беркут учился у лучших мастеров словесной казуистики, потратив на это многие — и лучшие! — годы, не забывая и мечом помахать и ножи покидать.

— Не понимаю, — пожал плечами мужчина, — в чем моя-то вина? Я всю жизнь прожил в Розетте, а меня сделали вассалом какой-то королевы… Как ее там?

Беркут умело проигнорировал вопрос, но занес в память попытку чужеземца направить разговор в нужное для него русло.

— Наше право выносить приговор любому подозрительному лицу, проникшему на земли Дома Лоран с неясными и несущими угрозу целями, подтверждено высочайшим указом герцога Линда, — Беркут намеренно перешел на монотонное перечисление всех кар, отчего задержанный вдруг заволновался.

— Постойте, вот так просто, из-за подозрения?

— Конечно. Время какое, видишь? — невозмутимо кивнул Беркут. — Так что нет смысла запираться, врать что-то насчет Розетты, в которой ты никогда и не жил. Легко попадешь на виселицу. Бывали случаи, что вздергивали на дереве и невиновных. Впрочем, это тоже к лучшему. Воздух чище… А сейчас, кстати, война. Понимаешь, куда я клоню?

— Серьезная организация, — внезапно успокоился мужчина и снова улыбнулся, но как-то кисло, слабо. — А есть ли у вас бумага, подтверждающая право казнить и миловать?

— Ты не простолюдин? — проявил «сообразительность» Беркут.

— Конечно, — напрягся аламец. — Это к чему, уважаемый?

— Дворянин? — спросил из-за его спины Поэт.

— Нет. Я торговец, мелкий, но преуспевающий. Я из разорившегося купеческого рода. В третьем поколении.

— Состоишь в гильдии? — это уже Беркут.

— Состоял, но был изгнан за непотребное отношение к своему делу. Не буду объяснять, в чем состояло обвинение. Хотя это честно, не так ли?

— Имя? — Беркут хищно оскалился. — Мы же все равно проверим. Ложь всегда всплывает, стоит чуть потревожить поверхность.

Егерь с интересом прислушался, что же скажет Магван. Не может у такого опытного шпиона не быть в запасе парочки имен. Наверняка в Розетте проживал человек с именем, которое мы сейчас услышим.

— Мое имя — Картам, — широко улыбнулся чужак, блеснув хорошими зубами.

Егерь обратил на это внимание, насторожился. На его лице отразилась борьба мыслей, но потом морщины разгладились. Свои выводы фарогар сделал.

— Проверим, — заверил Беркут.

Допрашиваемый расслабился, что подтвердило подозрения Егеря. В Розетте проживал Картам, нет никаких сомнений. И вздумай сейчас проверить его наличие, окажется, что именно сейчас уважаемый Картам отъехал по делам. Куда? Не докладывал, извините.

— Тебе знакомо имя Брюнхильда?

— Нет.

— Философ?

— В первый раз слышу.

— Амалея?

— Слушайте, господа, — попробовал возмутиться «торговец», — может, прекратим бессмысленный допрос? Если вы ошиблись — признайте свою ошибку, и выпустите меня. Я даже шума поднимать не буду.

— Гай Вадигор? — гнул свое Беркут. — Я знаю: ты знаком с ним. Слухи идут, что ты ищешь именно его.

Он обошел Магвана и остановился за спиной, но чужеземец не посмел повернуться к нему лицом.

— Меня явно с кем-то путают, — развел руками пойманный, возведя глаза к потолку. — Сплошь загадки… Может быть, по Пафлагонии бродит мой двойник? Бывают же такие случаи.

— Исключено, — отрезал Беркут. — Гай Вадигор пропал недавно, и мы подозреваем тебя, черная душа. У нас есть сведения, что его грозились убить. Но… Ведь бывают ошибки, говоришь? Двойник, значит…

Егерь не понял, что задумал Беркут. Но допрашиваемый вздохнул с облегчением. Дознаватель тем временем подошел к столу и нарочито громко сказал:

— Запиши, что господин Вадигор утонул в море на корабле «Морской Лев» неделю назад, и наследников у него не осталось. Это для тебя, Картам, или кто ты там еще: если кто-нибудь захочет выяснить об этом человеке. Так и отвечай. Мы продержим тебя еще пару дней, пока не выясним, что ты действительно тот, за кого себя выдаешь.

— Будьте уверены, — бодро заверил назвавшийся Картамом.

Колотушке снова пришлось вылезать из-за стола и уводить его, после чего Беркут присел рядом с фарогаром и спросил:

— Что думаешь, брат?

— Крепкий, стервец, — кивнул Егерь. — Ни разу не дрогнул, когда ты жал на него. Я даже засомневался, того ли человека взяли.

— Да я даже и не жал на него. Однако уверен в себе сильно, — Беркут обхватил ладонью подбородок. — Есть у него прикрытие, есть. Ничего не боится. А ты до сих пор будешь утверждать, что это Магван?

— Более чем…

— А в чем твоя хитрость, Беркут? — к ним подошел Поэт и сложил руки на груди. — Я, признаться, не понял. Ты же не просто так отпускаешь Магвана?

— Не нужно быть провидцем, — буркнул дознаватель. — Я не зря упомянул Философа под его настоящим именем. Ваш дружок Магван, если это он и есть, сразу же бросится бежать из Пафлагонии. Вот тогда мы его и скрадем, как зверя. Хочешь пойти по его следу, Егерь?

— Наверху думают, что я жиром заплыл? — усмехнулся фарогар.

— Как раз наоборот. Магван — опытный лазутчик, и сразу не помчится в Паунс или в сторону Драконьих Зубов. Вот здесь и пригодится твой опыт. Многие в Братстве помнят, как ты три месяца шел за Лабелем-мясником. Вот это было искусство. Сами старики хотели дать тебе Третий Чин[33].

— Помню, — улыбнулся Егерь. — Однако и Первый Чин тоже неплох. Поэт же не возмущается, что ему не дают следующий, хотя столько лет служит нашему делу.

— А ведь это я отговорил стариков от необдуманного поступка, — признался вдруг Беркут, и на немой вопрос Егеря объяснил, что для него такой взлет был слишком опасен. Молодость горяча, и каких дров можно было наломать, возомнив себя опытным бойцом?

— Да я не обижаюсь, — Егерь ободряюще хлопнул Беркута по плечу. — И ты не переживай.

— Возьмешь Магвана за жабры — я обещаю тебе Третий Чин, — со всей серьезностью ответил дознаватель. — Я не шучу. Мое слово имеет большой вес.

— Заманчиво, — почесал затылок фарогар. — Но я не могу разделиться на пять частей, так?

— Пусти по его следу всех своих лучших гончих, заставь Магвана нервничать, совершать ошибки. А сам тем временем…

— Сяду на хвост, — закончил Егерь. — Я давно понял твою задумку.

— Так за дело, сынок! Братство ждет результатов, чтобы заняться, наконец, Белой Розой. Сделай это… Ради тех, кого уже нет.

Беркут резко встал, и, не попрощавшись, вышел из подвала. Некоторое время Егерь сидел молча, глядя в пол. Глухо произнес:

— После таких слов должен ли я давать клятву, что выполню наказ?

— Я был уложен в черную могилу,

Навечно спрятавшись от суеты земной.

Три сотни лет прошло — меня забыли.

Забыли, кроме той единственной, родной.

Продекламировав, Поэт выжидающе посмотрел на друга.

— Это твой ответ? — поднял голову фарогар.

— Обычно Философ любил играть со мной в одну игру, суть которой — быстрое написание четверостиший. Бывало — выигрывал. Он знал многих поэтов, чье наследие помогало ему, но лишь один Поэт знал Философа…

— А это чьи слова?

— Мои.

Наша полусотня уже несколько дней больно кусала арьергард нисайцев, изрядно опустошив запасы фуража и пропитания для армии. Рано или поздно за нас могли взяться. Пока везло. Но везение никогда не длится вечно. Сахиб был не из тех людей, которые терпят подобные укусы, пусть и схожие с мушиными. А мы и были теми надоедливыми мухами: злобными, подвижными и неуловимыми. И которых должны прихлопнуть в скором времени. Мастер с упоением разрабатывал планы нападения на противника, доводя их до такого количества, что со стоном сожаления отбрасывал в сторону в силу их авантюрности и невыполнимости. Ночевали мы в пустынных местах далеко от дорог, по которым войска Сахиба двигались на Ахайю. Наши дозоры беспрестанно контролировали окрестности, но пока ничего серьезного не происходило.

Наступило еще одно утро, еще не жаркое; солнце только-только принялось нагревать воздух, а мы уже были на лошадях. Мастер сразу показал взмахом руки направление движения.

— Бахай и Хаим — в дозор! — крикнул он.

Двое мгновенно сорвались с места. Я с удовлетворением отметил, что боевая выучка вчерашних жалких бихуров возросла многократно. Десяток стычек не только раззадорил их боевой пыл, но и заставил уважать себя. Нет, нам сказочно везло, с возрастающей тревогой думал я. Убитых не было, лишь пятеро получили резаные раны. Не знаю, чего здесь больше: выучки или благоволения небес.

Мастер посмотрел на меня, жестом показал, чтобы я подъехал к нему. Поравнявшись с ним, я оказался не единственным, кого он хотел видеть. Тут были Молот и Башар, и даже десятник Хо-Ван, хитрец и проныра, умудрявшийся добывать сведения даже с помощью слабого отпечатка копыта на песке.

— Мы здесь спорили, Философ, — лениво произнес Мастер, когда я вопросительно посмотрел на него, — и не могу убедить этих упрямцев продолжить простой прием «кусай-беги».

— Почему? — поинтересовался я, пристраиваясь сбоку. Хо-Ван посторонился. — Мы все живы, получили бесценный опыт боевых действий, да и Сахибу, наверное, крови немало попортили.

— Меня это и беспокоит, — встрял в разговор Башар. Мне он не нравился все больше и больше. Его мнение совершенно не интересовало Мастера, и это бесило соглядатая Басаги. Он мог испортить нашу задумку, но, как говорил Ронгар, «иногда для спокойствия своей души следует избавляться от таких людей». Для нашего душевного равновесия хотелось «потерять» Башара в пустыне.

— Мы добиваемся того, чтобы Сахиб завернул свои отряды в сторону, — объяснил Мастер. — Ведь Басаге нужно для подготовки еще несколько дней.

— На нас скоро устроят облаву! — воскликнул Башар и резко дернул поводья. Его лошадь недовольно дернула головой. — Нужно возвращаться в Улей! Свою задачу мы выполнили — чего еще надо?

— Я жажду крови, — хищно оскалился командир. — Мне нужна человеческая плоть, желательно — вражеская! И моим парням она нужна не меньше! Это мужская работа! Так что дороги назад нет. Пока я сам не решу…

Башар благоразумно замолчал и отстал, погруженный в свои мысли. За ним следует посматривать. Мало ли что может сотворить.

Встреча с крупным отрядом произошла уже под вечер. Мы решили остановиться на ночлег между песчаными холмами, на боках которых лежали огромные валуны, неизвестно, как и кем — или чем — сюда были занесены. Наверное, древние великаны играли между собой, похваляясь немереной силой, а камни служили им для показа молодецкой удали.

Отряд числом около ста человек появился между этими холмами с закатной стороны. На фоне багрового солнца, падающего в пески, темные фигуры всадников выглядели зловеще. Передние ряды остановились как вкопанные, увидев нас. Они искали нас — сомнений не было. На десятки лиг вокруг мы не встретили ни одного человека, ни одной группы вооруженных людей. А основные силы нисайцев спешно шли вдоль Сузая. Так что вопросов типа «что они здесь делают» у нас не возникло. Уже издали послышались воинственные крики, и отряд разделился. В разные стороны помчались человек по двадцать. Берут в клещи. Мастер сощурил глаза, что-то прикинул в уме.

— Философ, сможешь остановить тех, что слева ползут?

— Постараюсь, — успокоил я легким поглаживанием заволновавшуюся лошадь.

— Возьми, кого считаешь нужным. Опрокинь их, и сам зайди со спины. Врежь со всей силой. А с остальными я справлюсь.

Я выбрал Черепа, Халима и ловкого до жути во владении ножами Барсука, тощего, темнокожего парня. Сколько ему было лет — он упорно не говорил. Но воин был справный. Нахлестывая своих лошадей, мы устремились к валунам, пытаясь спрятаться быстрее, чем отряд нисайцев заметит наши перестроения. Враг двигался быстро, без лишнего шума, даже кони их, казалось, не дышали, не выдавая своего присутствия. Вынутые из ножен сабли отблескивали кровавыми сполохами заходящего солнца. Я сразу определил: перед нами настоящие бойцы. Стало страшно за своих неумелых парней. До сих пор нам попадались хорошие рубаки, но не такие же! Выдержат ли мои ребятки скоротечного боя, не испугаются диких воплей неведомых мне, но знакомых им, нисайцев? Но жалеть я никого не собирался: ни своих, ни чужих. Война есть война — а у меня свои цели.

— Слушайте меня! — злым шепотом взбодрил я сжавшуюся троицу. — Хватит дрожать! Рубить быстро. Ранил врага — не добивай, ищи следующего. Потеряете время — погибнем все! Чем больше мы пометим кровью врагов — тем легче будет нашему отряду!

Наше маленькое, но стремительно несущееся крыло со всего размаха влепилось в отряд нисайцев. Неожиданность и наглость внесли сумятицу в ряды противника. Этого было достаточно, чтобы уменьшить их число на четыре человека. Барсук с громким визгом крутился волчком на своем коне, только взблескивали лезвия ножей. Вскрики задетых острой сталью людей, звон оружия, проклятия на разных языках — все отложилось в моей голове какой-то хаотичной картиной. Она потом не раз будила меня кровавыми отрывками, будоража память.

Мы уложили их всех, не потеряв никого. В который раз я с удивлением подумал о какой-то высшей силе, хранившей моих неопытных спутников от смерти. Череп скорчил рожу в странной гримасе, больше похожей на застывшую улыбку мертвеца. Барсук торопливо обшаривал убитых, забирал у них какие-то безделушки и монеты. Раб с северного побережья Муфазара высоко ценил не только золото, но и странные амулеты, висевшие на шее каждого нисайца. Эти амулеты, изображавшие неведомых мне животных, были сделаны из темно-зеленого нефрита настолько искусно, что казались живыми.

— Что он делает? — спросил я Халима.

— По поверьям ансийцев, Философ, амулет, сорванный с шеи врага, не дает тому перевоплотиться в будущем в воина. Он станет кем угодно: крестьянином, принцем крови, женщиной, — но никогда не сможет взять в руки оружие, его будет отталкивать вид простого ножа, — охотно пояснил Халим.

— Предусмотрительный, — буркнул я, подумав, что такой обычай мне больше по нраву, чем вырезание и поедание сердца у поверженного врага. Я поторопил парней. Нельзя забывать, что за курганами сейчас начинается приличная рубка.

Обогнув возвышенность, мы выскочили прямо за спину основным силам нисайцев. Мастеру полководцем бы быть, а не простым пятидесятником или рядовым бойцом тайного ордена. Нас не заметили. Я поднял руку, приветствуя маячившего на вершине кургана Мастера. Он расположил отряд полукольцом, ощетинившись копьями и арбалетами. Не зря он настаивал на обеспечении армии таким удобным оружием. Нисайцы имели только тяжелые луки, опасные, конечно, но в таком бою арбалеты могли существенно переломить исход сражения. Дальность полета арбалетного болта незначительно превышала убойную силу тяжелой стрелы, но в умелых руках становилась смертельной.

Недоумение нисайцев переросло в тревогу, когда стало ясно, что посланные в обход отряды появились в значительном меньшинстве, и не со всех сторон. Внезапность тройного удара пропала.

Две части отряда стремительно сблизились на пустом пространстве и уже подковой понеслись к вершине. Их встретил железный дождь из болтов. Наш отряд действовал уже по проверенной тактике. Произведя опустошительную чистку в первых рядах, остановив тем самым напор снизу, Мастер в свою очередь повел отряд на сближение. Удар был страшным. Копья снесли еще часть нисайцев. Засвистела сталь. Полетели головы, кувыркались сшибленные с седел тела, трещали копья. Нисайцы дрогнули и повернули назад. Это было их ошибкой. Атакующий вал понес их с сумасшедшей скоростью к подножью.

Череп умоляюще посмотрел на меня, словно просил разрешения присоединиться к потехе. Наша четверка выглядела несколько нелепо на фоне нескольких десятков спасающихся бегством врагов, когда попробовала перехватить их. Но так казалось на первый взгляд. Мы еще больше подлили масла в огонь. В котором сгорела вся вражеская сотня.

После мясорубки Мастер подъехал ко мне и молча подал руку. Я уже не колебался и пожал ее. Отныне наше маленькое Братство обрело спокойствие и мир. Мы могли быть уверенными, что никто не ударит в спину друг другу. Мастер догадывался о моих намерениях, мыслях и желаниях на свой счет, но первым пошел на примирение.

Наши бойцы совершили обряд сожжения всех павших в короткой сече. Жаркий огонь яростно поедал богатую пищу, а оставшиеся в живых упали на колени и затянули унылую песню. Только я ничего не понял из нее. В ее ритмах слышалась тоска по ушедшим в большое путешествие, а из глубин нарастал яростный рокот будущих побед, в которых кровь погибших требовала отмщения.

Мастер отодвинулся подальше от погребального костра и повернулся ко мне покрасневшим лицом.

— Что скажешь, брат: идем обратно или прорываемся к морю?

— Нас мало, — я долго думал о нашем будущем. Выходило, что оно нерадостно. Оставаться нам здесь еще долго. — Но я боюсь, что мы не скоро увидим своих друзей. Мне тоже хочется ускорить бег к морю, но ты же сам видишь, Мастер: мы не пробьемся. Надо возвращаться.

— Жаль.

— Чего?

— Всего. И времени, и себя. А больше всего меня мучает непонимание того, чем мы занимались в последнее время. Егерь ставит на тебя, надеясь увидеть Корону Мира на твоей голове. Но не много ли для Философа, которого опекает все Братство?

— Совсем недавно я узнал о себе много интересного, — помолчав, ответил я. — Выходит, покоя не дождусь. Восстановить честь рода Вадигоров — не пустой звук. Надеюсь, ты понимаешь?

— Конечно. Я и сам не прочь отдохнуть от бесконечной борьбы за жизнь. В каждом городе я находил лишь короткое удовлетворение от своего существования…

— Куча ребятишек, красотки, смотрящие на дорогу с надеждой, когда же появится их единственный мужчина.

— А как же иначе? — голос Мастера помягчел. — В жизни все бывает. Просто кому-то выпадают счастливые кости в игре, как тебе. А я не требую для себя чего-то необычного…

— Чего? — толкнул я спутника в бок. — Можешь мне признаться!

— Спокойная жизнь на берегу лесного озера придется, пожалуй, по душе, — ответив, Мастер задумался. — Ну и красивую и молодую девчонку с желанием нарожать мне кучу ребятишек. Знаешь, как я буду их воспитывать?

— Представляю, — я усмехнулся, вспомнив картину первой нашей встречи.

Товарищ, видимо, тоже подумал об этом, нахмурился и ничего не сказал в ответ, глядя в затухающее буйство огня.

— Вот и все, — тихо сказал пятидесятник. — Когда я тоже погибну в бою — сожги мое тело так же, а пепел развей по ветру. Только заберись сначала на самую высокую гору.

— Не нравится мне твоя песня. Не вовремя…

— Придумай лучше. Вы же с Поэтом умельцы в таких делах.

— Когда-нибудь придумаю, — пообещал я.

6

Человек в рваных шкурах на голом теле, держа в одной руке короткий меч, а другой беспрестанно дергая поводья, подлетел на костлявой кобыле к остроконечному шатру, спрыгнул на землю и вломился вовнутрь, растолкав охрану.

У теплого очага сидели четыре человека и вполголоса что-то обсуждали. При виде наглеца, нарушившего мирное течение разговора, они вскинули головы.

— Однако, охрана у тебя, Ханвар, — оскалился светлокожий мужчина, единственный среди степняков, обгоревших и прокаленных солнцем. — Я уже не чувствую себя спокойным, несмотря на твои заверения. Теперь думаю: ночевать ли мне здесь или уехать домой?

— Пустое говоришь, центур, — на ломаном ваграмском сказал тот, кого мужчина назвал Ханваром, и злобно зыркнул в сторону стоящего на коленях гонца. — Охрану я пошлю в первых рядах на стены Энгла. Зря рубить головы я не привык. А тебе чего надо, волчья требуха?

— Великий, с вестью к тебе! — воскликнул всадник и низко опустил голову. Шапка упала с его головы, обнажив проплешины на затылке. Споро подполз к Ханвару, и, обхватив руками сапоги, поцеловал их.

— Не тяни!

— За Сторожевыми Курганами обнаружен большой отряд из крепости! Зоркий взгляд Курбачи обнаружил их, как только они повернули на наши пастбища!

— Это где? — заинтересовался центур.

— День быстрой скачки на хорошем жеребце, — почему-то неохотно пояснил Ханвар. — Выяснили, кто это?

— Это ваграмцы в сборе с другими отрядами. У них разные знамена. Три или четыре отряда идут.

— Сколько их?

— Больше тысячи! Движутся спокойно, высылая вперед по сто-двести всадников.

— Что они здесь делают? — нахмурился центур.

— Шакал их знает! — вскочил Ханвар на ноги. — Эй, Бурчак, Холан! Хватит лакать это пойло! Сейчас же скачите до своих порогов и поднимайте всех, кто еще держит в руках лук и меч! Вечером я хочу видеть всех перед моим шатром!

— Не успеем, Ханвар, — поднялся следом одноглазый, весь покрытый растительностью, кривоногий, но, несмотря на всю ущербность, хорошо развитый физически мужчина. Ему было лет сорок.

— Должны! Если наши враги не спешат, то мы обязаны поторопиться! Я хочу разбить этих наглых рыцарей!

Центур заметил, что Ханвар говорит дельно, ни на мгновение не давая усомниться в своих приказах. Он давил, требовал, торопил. Гость степняка тоже бы поступил также, если в спину дышит опасность.

Ханвар выгнал всех из шатра, кроме центура, и спросил его:

— Что ты думаешь? Неужели королева осмелилась развязать войну? Значит, это упреждающий удар?

— Тысяча — от силы полторы тысячи бойцов — это не война, — спокойно ответил гость. — Королева не станет рисковать столь безрассудно. Ваграм просто прощупывает наши возможности и силы.

— У тебя появились предатели!

— Это я выясню. А ты сможешь вырезать их отряд?

— Могу! У меня сейчас достаточно людей на расстоянии трех дней пути, и подходят еще. Но если мы развяжем сейчас войну — вся мощь Союза Трех обрушится на Степь.

Доводы Ханвара, конечно же, были разумны, но центур не собирался отступать. Он улыбнулся и сказал:

— Нет.

— Нет? — Ханвар был удивлен. Вся палитра чувств заиграла на его бесстрастном лице.

— Если в отряде находится королева Лация — им не следует так рисковать. Но тебе по секрету скажу: она там. Это лучший способ спрятаться от наемных убийц, и она правильно все рассчитала.

— О! — только и мог вымолвить Ханвар. — Это подарок небес!

— Понял? Мы одним ударом решаем все свои проблемы, — центур возбужденно заходил по шатру. — Если хочешь — можешь держать ее в заложницах, а хочешь — убей. Это уже твое дело. Но я все-таки прошу отдать ее мне.

Ханвар сощурил и без того узкие щелочки глаз, оценивая сказанное гостем. В его молчании читался вопрос.

— Она нужна мне, — словно подсмотрел мысли Ханвара центур, но вдаваться в подробности не захотел.

— Хорошо, — кивнул степняк.

— А теперь поговорим серьезно, — центур перестал мерить шаги. Подойдя к двери, откинул полог шатра, выглянул, посмотрел по сторонам, что-то коротко сказал охраннику, и только после этого повернулся к Ханвару. — Ты уже придумал, как уничтожить ваграмцев?

— В дальних становищах прячутся два мага, которым хотели срубить их никчемные головы. Но их способности оказались намного лучше, чем думали некоторые, в том числе и я. Они держат зло на всю Золотую Цепь.

— Так зови их, посмотрим, умеют работать эти лентяи или только притворяются. Сколько тебе нужно времени доставить их к нам?

— Прикажу, за один день доставят.

Ханвар подошел к центуру вплотную, примерился, восхищенно оценил рост и ширину его плеч.

— У меня много воинов, и два бездельника-колдуна, которых не терпится проверить, мало что решат. Но я использую их.

В последние дни Лация ощущала незримую опасность, сгущавшуюся вокруг отряда. Родового наследия в виде слабых зачатков магии вполне хватило, чтобы уловить угрожающие колебания эфира. Королева не всегда доверяла своим сверхчувствительным способностям, со смехом воспринимая слова матери о необычном даре, который так и не помог узнать о судьбе Гая. Теперь же внутренний голос безостановочно прямо-таки вопил о грядущих ужасах. Каждый нерв ее тела твердил, что нужно уносить ноги подальше от древних курганов, под стены крепости, пусть даже ослабленной бездействием. Махнув рукой на сомнения, Лация позвала к себе Калиуса и приказала усилить наблюдение за окрестностями и увеличить ночные дозоры.

— У вас появились подозрения? — Калиус решил не покидать королеву и пристроился рядом, стараясь придерживать свою лошадь, чтобы та не опережала соседку. Министр приказал охране плотнее сомкнуть ряды, чтобы бронированный щит надежно прикрыл девушку.

Надо сказать, что перед выходом на рекогносцировку Лация приказала всем офицерам облачиться в одежду простых рыцарей, чтобы не выделяться на общем фоне. Теперь по степи текла однородная масса, и лишь мелкая суета, почти незаметная издали, могла натолкнуть на мысль, что весь отряд имеет строгое подчинение определенному кругу лиц.

— За нами наблюдают, — Лация кивнула в сторону далеких курганов. — Чем дальше мы продвигаемся, тем оживленнее становится на высотах. Вы заметили, Калиус, что за нашими спинами дымятся костры?

— Да, воняет прилично, — мрачно ответил министр. — Система оповещения у степняков работает отлично. Смею высказать мысль: нас окружают.

— И очень быстро, причем. Еще один день пути — и мы будем отрезаны от крепости.

— Вернуться? — осторожно спросил министр и придержал лошадь. — Еще не поздно. С трудом верится, что степняки перерезали уже все дороги.

— Вам страшно?

— За вас, моя королева. Обидно мне, что вы в расцвете своей молодости так безрассудны, хотя в иных случаях я склонен восхищаться вашим умом.

— Спасибо за комплимент, энн министр, — щеки Лации порозовели.

— Ваша гибель будет означать крах всех надежд, которые мы связываем с вашим правлением.

— У нас хорошие воины, — напомнила королева.

— Да, только драться придется со всеми наравне, что не для ваших рук. Меч слишком тяжел для девушки.

— У степняков есть шаманы? — неожиданно прервала неприятный для нее разговор Лация.

Калиус некоторое время ехал молча, только его кустистые брови хмуро шевелились. Но королева ждала ответа, и он нехотя произнес:

— Такие слухи небезосновательны. Только я хотел бы уточнить: помимо шаманов у Ханвара — главного полководца степняков — за пазухой сидят два мага высшего порядка. Имен их никто не знает, забыли за давностью лет. Но эти старики злопамятны, и готовы услужить хозяину.

— Они — ваграмцы?

— Да. Я не знаю, какими способностями они обладают, но если применят их — нам придется очень и очень сложно.

Лация поежилась от дурных предчувствий.

Отряд заметно снизил скорость передвижения. Авангард помчался вперед, приминая высокий ковыль. Лация задумчиво смотрела вслед всадникам. Дозорными командовал молоденький офицер, как видно неравнодушный к красоте королевы. Сам он был сатурец, но неоднократно твердил, что отдал бы власть в руки молодой и энергичной правительнице Ваграма.

А внутренний голос продолжал нашептывать гадости, от которых становилось противно и страшно. Пропадала уверенность в успехе экспедиции. Стоило бы вернуть авангард обратно. Но опасность двигалась со всех сторон, и неприятности с дозорными не могли перевесить гнетущего состояния души. Раньше таких наваждений она за собой не замечала. Следует побольше выяснить от матери о своих тайных способностях, возможно, и у самого Ральера, старого хитреца. Он умудрился прожить достаточно долго, чтобы знать, какие силы таит в себе молодая королева.

— Моя королева, вам плохо!? — воскликнул кто-то и наклонился к ней. Высокий, в блестящей кирасе, офицер.

Лация припомнила его. Он был из Энгла, и звали его, кажется, Гринтар. Бивер с трудом отпустил опытного офицера с отрядом, сознавая опасность предприятия, затеянного королевой. Гринтар будет полезен рядом, в походе.

— Нет, все в порядке, — очнулась девушка. — Вы друг Ортелия, не так ли?

— Он слишком молод, чтобы познать, что такое настоящая дружба, — проворчал офицер, но по его загорелому лицу пробежала улыбка, — но он действительно мой друг.

— Гринтар, прикажите перестроиться в боевой порядок, — Лация закусила губу. — Что бы ни произошло — не поддавайтесь панике.

Отряд без видимой спешки стал сжиматься в ударный кулак. В центре оказалась королева и Калиус с доброй сотней рыцарей — цвет дворянства — с длинными копьями, пока что вздернутыми в безоблачное небо. Фланги прикрывали кирасиры, а сдвоенный внешний центр готов был принять на себя первый удар степных орд.

Все произошедшее позже не укладывалось в голове, отчаянно сопротивлялось разумом, но встающая перед глазами картина парализовала, наверное, всех. Впереди заполыхало яркое зарево желто-малинового огня и с ревом, слышным на десятки лиг вокруг, обрушилось на авангард. В один миг разведотряд был отрезан от основных сил пожирающим сухую траву пламенем. Ржали обезумевшие от ожогов лошади, вопили люди, не находящие выхода из огненной преисподней. Кто пытался, тот получал добрую порцию неутихающего огня и сгорал в считанные мгновения. Это не был степной пожар в прямом значении. Нечто, неподвластное разуму уничтожало людей. Сожрав обжигающими языками пламени траву, это продолжало гореть, находя пищу даже в земле.

— О, боги! — прошептал потрясенно Гринтар побелевшими губами.

Лация сжала в кулаках поводья, не обратив внимания, что ногти глубоко впились в кожу ладоней. Она безотрывно смотрела на стену огня и молчала. Калиус не терял хладнокровия, но можно было догадаться, какая буря бушует в его сердце.

— Надо уходить, — сказал он во всеобщей тишине. — Это магия.

— Поздно, энн министр, — прерывающимся голосом ответила девушка и кивнула в сторону возвышенностей, тянувшихся по обеим сторонам дороги.

Несколько тысяч степняков с режущим уши визгом летели на незваных гостей, оголив мечи. Конница широкой дугой охватывала остановившийся отряд, постепенно замыкая кольцо.

— А говорили, что войны не будет, — усмехнулась Лация, сдерживая дрожь в голосе. — За короткий срок Ханвар успел собрать всю Степь под свое крыло.

— К сожалению, мы заплатим за открытие большую цену, — Калиус потянул из ножен зазвеневший в предчувствии боя клинок. — Я хочу сказать, моя королева, что не допущу вашего пленения вонючими степными сусликами! Гринтар! Мы будем сдерживать врага сколько надо, но вам надлежит доставить королеву в крепость! Пока нас окончательно не окружили — торопитесь!

— Да, энн министр! Я сделаю это! — Гринтар воспрянул духом.

— Ханвар поднял всех балангов[34], но у вас есть шанс прорваться к Сангарскому святилищу. Идите все время на закат и не сворачивайте. Там общинные земли, и вы можете занять оборону в Каменной Долине! А потом выходите к Кротам! Удачи, моя королева! Да процветает и здравствует Ваграм! Честь и слава Союзу!

Отряд выдохнул боевой клич в едином порыве и опустил копья. Тут же Лацию надежно прикрыли щитами. Тяжелые стрелы, пущенные балангами, со свистом рассекли воздух и входили в живую плоть людей или отскакивали от обитых железом щитов.

Калиус показал мечом направление движения, и конница ускорила ход. Плотная масса всадников набрала достаточную скорость, и как только степняки лихорадочно стали перестраиваться, двести рыцарей отделились в сторону и помчались на закат. Степняки не успели что-либо предпринять, потому что уже столкнулись с основным отрядом Калиуса. Командиры кочевников, видимо, посчитали более важным уничтожить тех, кто ступил с ними в бой. А беглецов догонят позже. Тем более что они уходили вглубь необъятной Степи.

Центур спокойно выслушал гневные выкрики Ханвара о том, что тот ввел его в заблуждение. Под мечами и копьями ваграмцев и их союзников полегло почти две тысячи степных воинов. А ведь нужно было учитывать, что это был лишь глубинный рейд небольшого, по сути, отряда. И таких потерь каган стерпеть не мог.

— А женщина среди них была? — спросил центур у вождя степняков.

— Я не проверял каждого убитого железного воина, — ворчал, остывая после вспышки гнева, Ханвар. — Если ты ищешь свою королеву — то она уже давно убежала от моих воинов, я так полагаю.

— Сможешь узнать, куда она направилась?

— К Сангарскому святилищу. Там легче всего укрыться. Знаю, есть такие места, что найти человека в каменных россыпях очень трудно. Но если они сунутся в башню… Я подозреваю, что в ее отряде есть человек, который показывает дорогу.

— Пусти своих лучших охотников по ее следу! — воскликнул центур. — Пусть щиплют бока, не притрагиваясь к середине. И к Сангару королева прибудет обескровленная. Если ей повезет не попасть в наши руки — ее сожрут хессы. В любом случае гибель Лации принесет нам больше пользы, чем вреда.

— Далась она тебе, — буркнул каган.

— Сам потом спасибо скажешь, дружище, — усмехнулся гость. — Без королевы Ваграма Союз Трех развалится. Лишь она способна сплотить все силы своенравных соседей.

Ханвар без особых эмоций выслушал доводы центура и предложил совершенно неожиданно для него:

— Хочешь посмотреть на пленных?

Центур заметно оживился.

Захваченные в бою рыцари сидели плотной кучей посредине площадки, окруженной потемневшими от времени и копоти шатрами на вытоптанной тысячами ног земле. Вокруг шумел орда, собравшаяся поглазеть на невиданное доселе приключение. Кто-то уже в пылу победного ража умудрился отрезать ухо одному из рыцарей. Раненый упал на землю, обливаясь кровью. Ханвар отхлестал своевольного воина плеткой, впрочем, не особенно усердствуя в этом предприятии, скорее, для острастки.

Центур без особого любопытства прошелся мимо сидящих пленников, словно кого-то высматривая. Его встречали глаза, иные глядящие со страхом, иные — с презрением, иногда — с вызовом, но в большинстве своем это было безразличие, готовность к смерти. Рыцари понимали, что живыми отсюда они не выйдут. Они знали, в чьи руки попали, и мечтать о пощаде мог только безумец или тот, кто не потерял веру в милосердие человека, пусть он даже и степняк.

Центур остановился перед пленником в помятой кирасе, забрызганной чужой кровью. Светлые волосы свисали мокрыми и грязными прядями на лоб и щеки.

— Не ожидал увидеть вас здесь, барон, — ухмыльнулся центур. — За какой надобностью вас занесло в эти неласковые земли?

— Захотелось поохотиться, да и забыл, чьи яйца в курятнике, — осклабился в нехорошей улыбке пленник.

— А вы все такой же неугомонный, энн министр, — улыбнулся в ответ гость Ханвара. — Шутить любите, да?

— Сейчас не до шуток.

— Почему же? Вы славно нас развеселили своей удалью. Сунулись в Степь, потеряли в Жадном Огне много своих людей, ввязались в ненужную совершенно драку… Кто же так поступает? Неразумно для аристократа и опытного воина.

— Кто вызвал этот Огонь?

— Они знакомы вам, — осторожный центур не стал называть даже прозвищ или тайных имен шаманов. — Десять лет назад вы вели дело о волшбе в Энгле.

— Ага, — кивнул Калиус и наморщил лоб, одновременно облизав пересохшие губы. — Вспомнил, кажется. Жаль, что тогда смалодушничал, не перерезал глотки проходимцам. Взрастили мстителей.

— Теперь-то понятно, что необдуманные поступки, малодушие и человеколюбие приводят к гораздо более серьезным событиям? — центур едва видимым движением поклонился Калиусу и прошептал, что через семь-десять дней он расправится с королевой Ваграма, и путь к Короне Мира будет открыт.

Калиус вздрогнул от услышанного, но совладал с собой. Только безразличие в его голосе не обмануло центура.

— Не знал, что ты еще и Претендент! Только не говори «я», пока не сказал «а».

— Да брось ты свои заумные бредни! — центур схватился за плечо министра. — Скоро твое тело отдадут голодным собакам, но перед этим изрядно помучишься. Что случилось? Я вижу страх в твоих глазах?

— Вадигор найдет тебя и выпустит твои кишки, если ты тронешь королеву! — гнев выплеснулся наружу, и Калиус сделал попытку дотянуться до центура, но веревки, спутывающие ноги, не дали ему совершить возмездие.

— Вряд ли, — задумчивость центура сбила порыв министра. — В Аламе я убрал почти всех Претендентов, осталось совсем немного. А сейчас меня интересует, как ты догадался, что мальчишка — Претендент?

Калиус благоразумно закрыл рот. Предатель не знает истинной причины мести, если она случится. Министр надеялся, что любовь поднимет Вадигора из любой могилы, и его рука сомкнется на шее преследователя королевы.

— Нападение на дворец — твоих рук дело?

— Тебе не кажется, Калиус, что для смертника ты задаешь слишком много вопросов, интересуешься не тем, чем надо. О смерти думай! Готовься к путешествию!

Ханвару, кажется, надоела непонятная болтовня белокожих соперников, и он махнул рукой своим воинам, стоящим полукругом за пленниками. Рыцаря грубо подняли на ноги, встряхнули, чтобы почувствовал силу, и поволокли его в сторону начавших пировать вождей. Центур вздохнул и сел рядом с Ханваром на почетное пустое место.

— Он не хочет покориться мне, этот поганый пес? — облизывая пальцы, спросил каган. — В чем дело, мой брат? Эй, железный человек, покорись мне!

Сидящие на коврах молодые и старые военачальники оскалили желтые зубы в предчувствии развлечения.

— Не дождетесь, — Калиус выпрямился.

Каган кивнул. Могучий степняк, исполнявший в улусе Ханвара роль палача, отдал короткий приказ своим помощникам, и те мигом растянули министра на земле. Два раза блеснул клинок — Калиус закричал. Его руки были отделены от тела. Кровь густым ручьем потекла наружу.

— Мне тебя жаль, несчастный, — Ханвар послал в рот большой кусок мяса, тщательно прожевал, но проглатывать не стал. — Ты еще будешь упрямиться?

Калиус молчал. То ли он от боли потерял голос, то ли просто решил умереть побыстрее. Без лишних слов. Вождь степняков пожал плечами, выражая удивление.

— Ему трудно говорить, что ли? Болой, помоги умирающему шакалу сказать мне напоследок несколько слов.

Высоченного роста палач, у которого, казалось, нет шеи — настолько он был толст и неуклюж — улыбнулся, подошел сзади к министру, сунул ему в рот два пальца и резким движением в разные стороны разорвал губы. Центур поморщился, сознавая все же, что за ним наблюдают. Он предпочитал другие методы умерщвления своих противников. Всадить в грудь кинжал не считалось для него варварством. Как казнят степняки — могло шокировать кого угодно. Они умели заставить заледенить кровь в жилах. Но это их жизнь, их способы расправы с врагами. И центур благоразумно промолчал, заставив себя остекленевшим взглядом смотреть на смерть Калиуса.

— Он еще жив? — поинтересовался каган. — Тогда удостойте его быстрой смерти. Он стойко держится.

Болой неуловимым движением перерезал горло министру и повернул его лицо в сторону вождя. Ханвар внимательно посмотрел в гаснущий взгляд Калиуса, жадно ловя миг перехода души в иные миры. Центуру показалось, что министр подмигнул ему, и слегка побледнел.

Сколько веревке не виться… Или можно еще сказать, что на нашу хитрость нашлась чья-то умная голова, и за нас взялись всерьез. Барсук сразу предупредил Мастера о наличии в рядах преследователей магов. Без волшбы здесь не обошлось. На раздраженный вопрос командира, почему он так решил, Барсук ответил:

— У нисайцев очень сильные маги. Наше присутствие они ощутили задолго до того дня, когда мы разбили отряд Сахиба.

Мы были измучены пятидневным переходом. Враг шел за нами по пятам, не давая прорваться к адирияхским гарнизонам. Продавливали нас тремя отрядами, методично загоняя в пустыню. Забыл добавить: Великую Пустыню. То, что она Великая, мы ощутили на своей шкуре. Палящее солнце, казалось, не думало заходить за горизонт, выплавляя из наших тел последние капли влаги. Бесконечная жара сводила с ума, иссушала мозги, хаотично перекручивала картины мыслей. И проклятые миражи… Они больше всего бесили меня. Мастер ревмя ревел, чтобы не допустить бессмысленную беготню за сверкающей серебром полоской, так похожей на воду. Мы пробовали прорваться к Сузаю, но нам так наподдали, что от отряда осталось всего тридцать человек. Погиб Молот, и Башар теперь осторожничал, держа крамольные мысли о наших действиях при себе. В дела Мастера он уже не влезал.

Можно было прорваться к горам, но параллельно нам двигался двухтысячный отряд нисайцев, препятствуя нашим планам. Устраивать драку с противником, превосходящим тебя во много раз — это полное безумие, порожденное отсутствием воды и давящей на темя жарой. Так что горы остались таким же миражом. И Мастер маниакально, не осознавая последствий, уводил нас в сердце пустыни — Мооми — Матери Всех Пустынь.

— Как нас вычислили? — не мог успокоиться мой спутник, мучая Барсука.

— Кровь убитых и горячие следы, — Барсук высох на солнце, но держался лучше всех нас. — Это самая лучшая привязь. Теперь не отцепятся.

— А ты? — яростно ожег его взглядом Мастер. — У тебя есть умение?

— Если дойдем до Белых Песков — спасемся, — спокойно ответил Барсук. — Я знаю, где найти Куангу — колдуна, очень сильного и опасного для наших врагов.

— Далеко?

— Далеко. Мы не дойдем, — огорошил ответом Барсук. — Нас сожрет Вооку, — легкий кивок на небесный раскаленный блин. — В этом году он очень голоден.

— Боишься? — я поравнялся с Мастером и Барсуком. Наши лошади едва передвигали ноги, и было больно смотреть на их страдания.

— Смерть можно обмануть один раз, второй, но однажды она тебя поймает за яйца. Умрем мы сейчас — избавимся от страшных мук, которые ждут нас впереди.

Да уж, умел Барсук объяснять коротко и ясно. И ведь по-своему он прав. Каждый следующий день сулит нам только страдания. Путь отступления отмечен смертью еще пятерых товарищей и двух лошадей.

— Твоему Вооку мало жертв? — Мастеру хотелось говорить, отвлечься от бесконечных мыслях о воде. Те запасы, которые у нас были, практически кончились. Последние капли не утоляли жажды. Еще день — помрут все животные. А следом наступит наша очередь.

— Вооку очень любит покушать. Каждый год в Мадж-Арье[35] проходят празднества, чтобы умилостивить бога, — знающе пояснил Барсук. — Отбирают трех красивых девушек и трех преступников, после чего сжигают их в огне, зажженном от яркого луча Вооку.

— Живьем? — я содрогнулся, представив жуткую картину жертвоприношения.

— Им дают выпить сладкий напиток, чтобы потом перенести спящих на Ложе Бога.

— А почему такой странный выбор: три девушки и три преступника? — Мастер переглянулся со мной. На его лице читалось и отвращение и удивление.

— Чистота невинных девушек — лишнее напоминание Вооку, что люди чтят его и преподносят самое лучшее на сегодняшний день. Для преступников — это просто казнь. Но для Вооку приятно, что люди осознают в себе две сущности: чистоту и грязь души.

— Сложно, — покачал головой Мастер, — но вполне подходит для затуманивания мозгов. Жрецы — парни не промах, а, Философ?

— Каждый спасает свою шкуру, — мрачно ответил я. — Жрецы знают точно, чего они боятся. Вот и стараются обезопасить себя. Допусти умников до священных книг, и больше ни одна девушка не взойдет по своей воле на костер.

Мастер засмеялся, но смех его вышел какой-то надсадный, хриплый, похожий на воронье карканье. Воздух с трудом проходил через сухое горло. Барсук только помрачнел еще больше.

— Проклятие! Когда кончатся эти пески? Кажется, целую вечность я не вдыхал запах первого снега! — чуть не взвыл Мастер.

— Лошади медленно брели по сыпучим пескам, оставляя на них следы. Пройдет некоторое время, и от них ничего не останется. Иногда испуганная змея юрко проскользнет мимо, пересекая нам путь, и исчезнет в редких зарослях кустарника.

— Барсук! — опять окликнул парня Мастер.

— Да, командир!

— Нисайцы знают, куда мы направляемся?

— Да. У них есть маги.

— Это я уже слышал! Но мы давно не проливали кровь! Вооку хочет пить!

— В их стороне постоянно стоят дождевые облака. Таких облаков здесь никогда не бывает. Значит, маги притягивают дождь к себе. Так ведь легче передвигаться по пустыне. А теперь посмотри, где эти облака?

— Почти впереди, — прокашлялся Мастер. — Нас берут в кольцо! Вопрос: нам не дадут дойти до Белых Песков?

— Нет, командир. Нисайцы перережут путь. А у нас нет ни воды, ни сил.

— Философ! — оскалился в жуткой улыбке Мастер. — Может, нам сразу броситься на мечи?

— Пожалуй, я еще поживу немного, — я покачал головой, отказываясь от соблазна разом покончить с мучениями.

Жаркое солнце, казалось, запылало яростным огнем. Не спасал даже кафтан, обернутый вокруг головы. Противная сухость во рту, разбухший и шершавый язык, мерно раскачивающаяся перед моими глазами спина Бахая — раздражали. Ко мне пристроился Башар. Все это время он ехал без слов, но по его виду я понял, что ему хочется поговорить. Я не торопил Башара, просто поглядывая в его сторону. Пусть соберется с силами, если так трудно что-либо спросить. Лицо соглядатая посерело от недостатка воды, но к его чести — берег последние капли.

— Мы не переживем перехода, — начал издалека Башар.

— Барсук уже обрадовал нас. Говори прямо, не крути хвостом. Чего хочешь?

— Ты — один из лучших бихуров…

— Я не бихур! — напомнил я Башару. — И здесь нет рабов. Мы — воины! Советую тебе найти другой способ обращения к этим парням.

— Ладно, постараюсь не напоминать им… Я заметил, что ты и твой друг задались какой-то целью. Вы упрямо идете к ней. Не знаю, что у вас на уме, но вы определенно хотите покинуть отряд. Иначе Мастер сделал бы все возможное, чтобы прорваться к Улью.

Я глубокомысленно промолчал. Пусть думает, что хочет. Башар не умел читать мысли, а свои планы мы перед ним не открывали. Подслушал?

— Не ломай голову, Философ. Я не слышал о ваших тайнах. Все гораздо проще. Был момент, когда отряд мог прорваться к Басаге. Но Мастер решил уйти в пустыню. Но самый ближайший город — это Мадж-Арья. А оттуда легко добраться до Гужана. К морю. Вы стремитесь к морю.

Что мне еще сказать? Мне не захотелось уверять Башара в незнании местности. Он сам дал расклад, путеводную нить, куда идти дальше. Привлечь Башара на свою сторону? Парень он толковый, только немного натаскать как пса на определенную цель.

— Ты что-то хочешь от нас?

— Передай Мастеру, что я иду с вами. Куда бы вы ни направились.

Какой прыткий, однако! Я с трудом сдержал улыбку.

— А ты не только подглядывать умеешь.

— Когда твоя семья находится в темнице Схоора, то научишься даже чужое дерьмо подлизывать, — побледнел Башар, и вся серость на его лице сошла на нет. — Мне приходилось всячески ублажать этого червяка, чтобы только он не тронул родителей и сестер.

— Как такое произошло?

— Сам я не из Адирияха, — разоткровенничался Башар. — Мои родители пришли из Мусасира. Это большое государство на западе. Однажды случилась большая засуха, продолжавшаяся пять лет! Представляешь? Вместе с сотней таких же бедолаг родители сели на купеческий корабль в Латруне, заплатив последние деньги. В Нисае их не захотели принять. Говорили, что самим еды не хватает. Пришлось плыть дальше. Бог миловал, они не попали ни в шторм, ни в лапы пиратам. Настал день, когда корабль вошел в Ахайю. Отец пошел работать во дворец к Анвару — отцу Схоора. Через год родился я, а потом, что ни год — сестры. При Схооре его земли совсем пришли в запустение. Люди стали уходить кто в пираты, кто в соседние государства. Я считаю, что Схоор — сумасшедший, раз затеял войну с Нисаей. Сахиб — великий воин, он не будет отсиживаться за стенами своего дворца или за высокими перевалами. Адирияху грозит гибель.

— Как же ты попал на службу к Схоору?

— Он приказал схватить всех пришлых и бросить их в тюрьму. Сыновья взяли оружие под угрозой жизни для своих родных. Схоор издал указ, по которому их могли казнить в случае перехода сыновей на сторону Сахиба. А теперь скажи, Философ, разве я могу поступить как-то иначе? Есть ли у меня другие пути? Пусть все думают, что я погиб. Это наилучший выход. Зато семья выйдет из дворцовой тюрьмы.

— Значит, убегаешь? — призадумался я.

— Да! — в сердцах воскликнул Башар и сжал зубы.

— Выходит, мы подвели тебя?

— Я не виню вас. Каждый старается решить в первую очередь свои проблемы. Так выпали кости для меня. Я свой выбор сделал.

Башар пришпорил коня, оставив меня в глубокой задумчивости. Как-то само собой получилось, что мое животное притулилось к лошадке Мастера. Оставлять разговор втайне от своего спутника я не собирался. В конечном итоге это головная боль не одного меня. Мастер, ни единый мускул которого не дрогнул во время рассказа, не хотел обременять себя думами о далеком от нас человеке. Действительно, кто он — Башар — несчастный, попавший в жернова судьбы? Наши пути и цели неодинаковы. А я ко всему прочему хотел увидеть Лацию. Сердце отозвалось легким толчком в груди. Как давно я о ней не думал, не вспоминал. Даже во снах она перестала приходить ко мне. Давно ли я целовал ее губы, отдающие горечью степных трав, пьянея от близости ее тела. Трудно ли жить, не возрождая к жизни счастливые моменты наших встреч? Оказалось — нет. Просто я загрубел от желания выжить в незнакомом мне мире. Мы оставили за собой широкую просеку в рядах врагов, не проронив ни капли слезы от вида их крови. И ни тогда, и ни сейчас никто из нас не раздумывал.

— Пусть идет с нами, — неохотно решил Мастер. — Если дойдем до Гужана — придумаем, что делать. Не думаю, что солнце испекло его мозги. Такое не придумаешь, даже если делать нечего. Но я боюсь, что Басага послал его не только приглядывать за моими действиями.

Наш отряд взобрался на гребень большого бархана, и от неожиданности никто из нас не смог сдержать восклицание. Прямо под нами внизу раскинулся старый, и видимо, давно заброшенный город с осевшими и пробитыми в некоторых местах крепостными стенами. Глинобитные дома стояли неровными рядами молчаливых призраков. На десяток лиг вокруг распространялась зловещая тишина.

— Это что? — изумленно спросил Мастер.

— Город Четырех Ветров, — тихо сказал Барсук, судорожно сглатывая комок воздуха, попавший в горло. — В старинных книгах его называют Городом Демонов — Асура.

— Ты ничего не говорил нам о нем, — нахмурился Мастер. — Упорно твердил о Белых Песках. Непростой ты человек, Барсук.

— Я молил всех богов, чтобы не наткнуться на Асуру. Нельзя будить демонов-стражей. Они охраняют покой этих мест.

— А мы им мешаем? — простодушно спросил Мастер.

— Нельзя входить в город, — уперся Барсук.

— Вода есть там?

Барсук колебался. В его глазах читался благоговейный ужас, навеянный видом Асуры. Но невыносимая жажда пересилила запреты. И Барсук кивнул утвердительно. Из сухих глоток воинов исторгся вопль радости. Теперь им никакие демоны были не страшны.

— Командир! — воскликнул Барсук. — Если ты войдешь в город, предупреждаю: мы должны уйти до наступления ночи. И никто не должен трогать вещи, оставленные в домах или на улицах! Ни в коем случае!

— Слышали? — обернулся Мастер к своим подчиненным. — Кто протянет руку к плохо лежащей вещи — лишится этой самой руки.

Меня насторожило, что кроме Барсука о Городе Демонов никто в отряде не знает. Уж слухи о несметных сокровищах, что горами валяются в подвалах Асуры, должны стойко овладеть умом и сердцем муфазарцев. Или остается одно объяснение: Барсук имел доступ к тайным знаниям жрецов, что выдавало в нем не простолюдина.

— Философ, пошли своих ребят вниз, пусть проверят окрестности. Если все чисто — дадут знак.

— Бахай, Халим, Хотор! — назвал я тех, кто с надлежащей аккуратностью исполнят задание. — Осмотрите подступы к городу, можете войти в него. Если заметите что-нибудь необычное или опасное — не кидаться вперед с мечами, а тихо отойти назад!

Проводив бойцов, я присоединился к Мастеру и Барсуку, созерцавших спящую Асуру. Желтые пески, на которые легли плотные темные тени барханов, напоминали нам, что мир еще жив. А здесь тишина показалась зловещей, таящей в себе неведомые опасности, перед которыми преследование нашего отряда беспощадными врагами казалось легкой и неутомимой прогулкой. Бесконечные пески окружали город, и мой взгляд постоянно упирался в зыбучие стены. Я поймал себя на мысли, что ищу некое соответствие тишине и безлюдью. Врагов нигде не было видно, но на душе оставалось тревожно. А если Барсук — лазутчик нисайцев? Тогда — засада?

— Кого высматриваешь? — беспечно спросил Мастер, но глаза смотрели настороженно именно на Барсука. Тоже подозревал. — Нисайцев?

— Нет… Скорее…

— Подумал о хитрости Барсука? Молчал о городе, хотя знал, где он находится. И вывел нас прямо на него. А, увидев Асуру, стал пугать призраками.

Барсук вспыхнул от негодования, но промолчал. Я решил защитить его.

— Не беспокойся. Он не из конченых негодяев.

— Ага! — воскликнул Мастер и вытянул руку. — Нам дают сигнал! Путь свободен и город чист. Поторопимся, друзья. Скоро солнце сядет. Нам нужно напиться и выйти за стены!

Поредевший отряд въехал в оглушающую тишину города. Пусть пустыня и не была многоголосой, но даже шорох песка говорил о каком-то шевелении природы. А здесь тишина показалась зловещей, и ощущение опасности только усилилось. Барсук ехал рядом с Мастером чуть впереди отряда, вытянув левую руку в сторону и посыпая дорогу мелким белым зерном. Мы не особо интересовались его странными манипуляциями. Гораздо интереснее было бы спросить его, а где он достал это зерно? Если надо — значит надо. Воздух Асуры был насыщен застарелым ужасом и смертью, а от теней домов веяло необычайным холодом. У моих храбрецов застучали зубы, что уж говорить обо мне. Чувствовал я себя неуютно, проезжая по улицам заброшенного города. Жар пустыни странным образом не доходил сюда, и замогильный холод шел буквально по пятам. Лошади начали всхрапывать, останавливаться без причин, и даже пятиться. Пришлось поработать плетью, чтобы животные пришли в себя.

— Не сбиваться в кучу! — рявкнул Мастер, почуяв неладное. — Сохранять боевой порядок!

— Где здесь вода? — не вытерпел я. — Должны же быть в городе колодцы!

— За следующим поворотом начинается площадь. Там есть вода в большом водохранилище, — ответил Барсук.

— Худоба! Череп! Со мной в разведку! — я уже не мог находиться в бездействии, давившем на сознание с неумолимой настойчивостью. Но жажда оказалась сильнее. Хотелось припасть к холодному источнику, ощутить волшебство воды, сполоснуть лицо от ненавистного пота и пыли.

Лошади вынесли нас на вымощенную коричневым мрамором большую площадь, окруженную двухэтажными домами с хорошо сохранившимися стенами. На них отчетливо просматривались замысловатые узоры с поблекшей краской. Сама площадь была чем-то вроде базара или сборного центра, с присутствующими на ней каменными столбами по всему периметру на равном расстоянии друг от друга. Не хотелось думать, что эти столбы могли предназначаться для каких-то иных целей. А посредине мы увидели ровный круг воды, отливающий серебром с кровью на фоне заходящего солнца.

Видимо, мы слишком увлеклись утолением жажды. Мастер торопил нас, приказав строиться в походный порядок. Когда отряд покинул площадь, оказалось, что солнце исчезло за стенами Асуры — я едва различал лица едущих рядом.

— Рысью — марш! — крикнул Мастер. Удивительно. Неужели слова Барсука о проклятии города так взволновали его?

Асура не дала нам возможности покинуть своих улиц. Ворота оказались наглухо закрытыми, причем без каких-либо приспособлений. И кто это сделал — нам было невдомек. Кроме нас в городе уж точно никого не было. Наши тщетные попытки раздвинуть створки не увенчались успехом.

— Бесполезно, — глухо обронил Барсук. — Теперь молитесь, чтобы хозяева города не обратили на нас внимания.

От его мрачного тона по спине пробежали мурашки. Не хотелось верить в нечисть, населяющую Асуру. Если легенды не врут — нам предстоит веселая ночь. Если же Барсук предатель — нас попытаются уничтожить люди, не призраки. Хотелось верить в его нечистоплотность — пусть это и было кощунством. Но право слово: воевать с существами из плоти и крови куда сподручнее, чем с нежитью.

В эту ночь разразилась страшная гроза. Непрекращающиеся вспышки молний озаряли черное небо; остроконечные языки, казалось, доставали верхушки деревьев, разрывались и лопались с оглушительным звуком. Потоки холодного дождя назойливо проникали за шиворот, и скоро на Егере не осталось и сухого места. Но он упрямо шел вперед, слегка наклонившись, и каким-то чудом не натыкаясь на торчащие во все стороны ветви. Егерь мог проклинать себя за необдуманное решение не брать с собой добротный дорожный плащ, который мог спасти его от дождя, но кто же знал, что Магван не пойдет прямым путем из Розетты в Паунс, где мог спокойно сесть на корабль и уплыть в Алам. Нет же, он прямиком направился в Красные Холмы, за которыми лежал небольшой городок Лебен. Из-за вычурности его маршрута приходилось теперь месить грязь лесных троп и держать в поле зрения спину Магвана. Да, Егерь старался не упускать своего врага, маячившего впереди на три полета стрелы. Он знал, что в Лебене Магвана ждут. Кто были эти люди, доносчик не знал. Беркут надеялся на опыт Егеря, и как он сумеет оценить степень опасности при встрече с незнакомцами.

А пока он шел, словно привязанный нитью, за чужаком, который и не думал останавливаться, обретя второе дыхание. Это начинало надоедать. Бесконечная ходьба может навредить. Оставалось надеяться на спасительную ночь. Ночью, как известно, по лесу особо не разгуляешься, и где сделает привал Магван — одному ему известно. А утром можно отследить направление движения и спокойно выспаться. Десятки тропок, которые помогут сократить путь, выведут рано или поздно к беглецу.

Пять лет назад Егерь бродил в этих местах, и если кардинально ничего не изменилось — где-то к югу находится избушка одного старичка-ведуна. Помощи у него воин просить не собирался, но вот прознать, что творится в округе, не помешает.

Ночью спать не пришлось. Дождь и не думал прекращать свою песню. О костре только мечталось. Да и какой костер, если Магван носом чует преследование? Так и просидел под елью, скорчившись, стараясь не упустить остатки драгоценного тепла, исходившего от разгоряченного ходьбой тела. Еле-еле дождался утра. К этому времени дождь ослабел, но лить не переставал. Он плавно перешел в противную морось, нудную, как извилистая тропинка в густой чаще леса.

Немного подумав и внимательно осмотревшись, Егерь решил уйти с тропки. Где-то левее, чуть ниже протекает ручей. За ним начинается подъем на Красные Холмы. Оттуда, с возвышенности, можно разглядеть, кто выходит из леса. Никуда Магван не денется. Он попадется в руки Братства на месте своего преступления, и уже никогда не вырвется из них.

Ноги разъехались по грязи, и Егерю пришлось приложить немало усилий, чтобы удержаться на склоне. Цепко хватаясь за ветви деревьев, он спустился еще ниже и услышал шум разлившегося за ночь ручья. Но этот случай не беспокоил Егеря. Ручей не мог разлиться настолько широко, чтобы задержать путника. Вот Магвану придется попотеть, чтобы преодолеть преграду. Как раз на его пути незлобный с виду ручеек разольется в добротную речку.

Перемахнув через набирающий силу водный поток, Егерь попал в заросли остролиста, и, стараясь не прикасаться к режущим кромкам растений, выбрался на свободное от них место. Набрав хороший ход, он вскоре был у подножия Красных Холмов. Магвана Егерь разглядел сразу. Далекая фигура чужеземца маячила на краю темной стены леса. Усмехнувшись, следопыт сел на сырую хвою, прислонившись спиной к дереву, и закрыл глаза. Он рассчитал, что времени хватит, чтобы хорошо отдохнуть. Магван шел так, как и предполагалось. Незаметно для себя Егерь уснул, не обращая внимания на усилившийся дождь.

— Эй!

Егерь резко, даже еще не раскрыв глаза, упал на бок и откатился в сторону. Только потом он вскочил. Рука заученным движением выхватила меч из ножен, а тело приняло стойку «стерегущего зверя». Никого не было видно. Воин прокрутился на месте, рассекая лезвием мокрую взвесь. Короткий смешок слева заставил его снова сгруппироваться. Он уже знал, где находится невидимая глазу опасность. Так и есть. В мутной стене дождя разглядел силуэт человека.

— Даже не пытайся двинуться, незнакомец, — голос был звонкий, молодой. — Моя стрела окажется быстрее.

Егерь не отвечал, а лишь разглядывал того, кто держал его на прицеле. Кто это такой шустрый и смелый? Фигура осторожно пошевелилась и продвинулась вперед. Значит, не боится, если выходит на открытое пространство.

«Женщина!» — чуть вслух не ахнул Егерь.

Точнее, это была девушка, больше похожая на драчливого подростка. Ее коротко обрезанные волосы не обманули бы искушенного человека. Слишком уж симпатично выглядел сей отрок в дырявом кожаном балахоне.

— Чего ты улыбаешься? — недружелюбно спросила девица. — Прекрати, а то стрелу спущу!

— Захотела бы — пустила, — Егерь снова растянул губы в улыбке. Как-то несерьезно стоять под прицелом лесному волку. — Как зовут тебя, прелестница?

— Я не… — дернулась было девушка, но лук опустила. — Кто ты такой, и что здесь делаешь?

— Ты не из «Лесных сов», я вижу, — Егерь сделал попытку подойти ближе, но остановился, как только лук вновь взлетел вверх. — Одежонка больно старая. Барон Валленбах очень щепетилен в вопросах обмундирования своих солдат.

— Не знаю я никаких сов, — буркнула девушка. — И барона твоего не знаю. Я живу здесь с Вир-Биром. Это его владения.

— Неужели? — развеселился Егерь. — С каких это пор старый колдун стал властителем Красных Холмов?

Лучница внезапно покраснела. Оружие переместилось за спину. Егерь облегченно вздохнул. Все лучше, чем ждать, когда дернется рука девчонки. Больше всего опытные бойцы погибают от таких вот нелепых выстрелов.

— Так кто ты? — девчонка, видимо, не могла держать руки свободными, и вытащила из голенища охотничий нож. Нагнулась, подобрала с земли суховатую палку, стала ее очищать от коры.

— Проводи-ка, красавица, меня до Вир-Бира. А то, я боюсь, заплутаю. Давно здесь не был.

— Что-то ты мало похож на неопытного щенка, — лесная дива отбросила палку и повернулась к Егерю спиной. Следопыт быстро подобрал ее с земли, сунул за пазуху, а стружки растер и втоптал в траву. Не следует оставлять явные следы для чужих глаз.

— Пошли, — девчонка нырнула в кусты.

Егерь усмехнулся и последовал за ней. К чести неожиданной проводницы, она взяла хороший шаг. Отдохнувший следопыт легко шагал за ней по узкой, едва заметной глазу тропинке, петлявшей между деревьев. Приходилось только внимательно смотреть под ноги, чтобы не запнуться о выступавшие из земли коряги, да не наступить ненароком на скользкий от дождя камень. Уклонившись от ветки игольника, которую идущая впереди девушка не удосужилась придержать, Егерь спросил:

— Как тебя зовут, красавица?

— Нисла, — не стала кокетничать она.

— Странное имя.

— Странное, — согласилась девушка. — Меня так мама назвала. Сколько раз я просила ее рассказать, что означает мое имя, но она делала хитрое лицо и молчала.

— Значит, имя под магией, — непонятно почему вздохнул Егерь. — Скажи, Нисла: много здесь было людей за последнее время?

— Нет. Все мужчины ушли в Лебен, к побережью. Там сейчас собирают большое войско. Патриканцы решили прорваться по берегу к нам в тыл.

— Дела плохи?

— Еще как! — воскликнула бодро Нисла, словно ее не касались ужасы продолжающейся войны. — Скоро Красные Холмы станут преградой для патриканцев, и здесь начнутся бои. Вир-Бир очень опасается. Говорит, что вся живность уходит в лесную глушь с открытых мест.

— Зверье чует опасность, — подтвердил Егерь. — Так вот, чтобы этого не случилось, я сейчас здесь нахожусь. Веди меня к старику побыстрее, а не таскай вокруг старого и гнилого пня. Мы уже проходили его три раза.

По спине девушки Егерь почувствовал ее смятение. Он усмехнулся наивным попыткам обдурить его. Не получилось у нее провести плохого парня. После замечания дело пошло лучше. Не успел следопыт сделать и сотню шагов, как перед ним выросла срубленная из крепкой лиственницы избушка, в которой не было ни одного окна.

Старик с последней встречи сильно сдал. Тот шустрый колдун, которого знал Егерь, без особого напряжения отмерявший десятки лиг по звериным тропам, и ни разу не жаловавшийся на усталость, исчез. Уступил место человеку с опущенными плечами, с серой пеленой в глазах и безразличием.

— Пришел? — вместо обычного приветствия спросил Вир-Бир. — Уж не думал, что еще раз увижу тебя. Что на этот раз произошло?

— Скрадываю зверя, — Егерь огляделся.

— Тянешь на Третий Чин?

— Я не прошу его, — Егерь не удивился осведомленности колдуна.

— Зато в голове держал…

— Так это никому не ведомо.

— Всем ведомо кроме тебя, — Вир-Бир встал с помощью Нислы и подошел к следопыту. — Ты один из тех, кто способен не только крыс ловить в угоду герцогу. Твоя жизнь подчинена служению долга. А такое сочетание редко встретишь сегодня. Но знаешь ли ты, что может погубить тебя? Гордыня, которую ты скрываешь в груди.

Разговор показался следопыту странным. Колдун мог быть и поласковее, учитывая, что долго не виделись. Егерь сдержался, не стал втягиваться в спор, где старик, несомненно, одержит верх. Да и присутствие Нислы смущало. Она в это время делала большие глаза и отрицательно — незаметно от колдуна — мотала головой, словно упрашивая не перечить Вир-Биру.

— Голоден, наверное? — ворчливо спросил старик. — Пошли в избу, там просушишь одежду и поешь.

После скромной трапезы, состоящей из полусухой лепешки, птичьих яиц и родниковой воды, он долго разглаживал бороду и смотрел на Егеря, обдумывая, как вести себя с гостем.

— Стало очень нехорошо, — пожаловался он неожиданно. — Лес пустеет. Я чувствую присутствие сильной магии. Кто-то очищает магическое поле для важного гостя. Кто прибыл на Континент? Ваше Братство должно знать этого человека и тех, кто ему помогает.

— Ты уверен, что их несколько? — задумался Егерь.

— Десять дней назад у меня были гости, — Вир-Бир не был многословен, и Егерю приходилось терпеливо ждать, когда старик выдаст очередную порцию вестей. Но его неторопливая речь стала понемногу раздражать следопыта. Не для мирных посиделок он очутился в глухом уголке Холмов.

— Кто?

— Люди Агведы.

— Ха! — вот чего не ожидал Егерь, так этого. — С чего вдруг они надумали посетить тебя?

— Они заинтересованы в происходящем, — старик зашевелился, устраиваясь поудобнее на средней высоты чурке и протянул ноги к огню, разложенному прямо на полу избушки. Дыма не было, дышалось легко. — Согласись, фарогар, что служители культа гораздо лучше используют магию!

— Ронгар был?

— Нет. Но он послал Лебедя.

Сие известие было уже более чем странным. Лебедь слыл среди всех адептов Агведы очень одиозным и непримиримым к иным организациям. Он считал, что нет никакой необходимости сотрудничать ни с Серым Братством, ни с огнепоклонниками. Лишь храмовникам дозволено решать судьбу человечества и делиться знаниями с избранными. Но интерес к Красным Холмам не случаен.

— Чего хотел Лебедь?

— Лебедь — сильный колдун, очень сильный. И просто так не будет трудить ноги, ты это хотел сказать? — Вир-Бир прищурился и с хитрецой посмотрел на гостя. — Конечно, мне тоже стало интересно, зачем притащился в мои владения этот змей. Я никого не боюсь из их шайки, но когда на маленьком клочке земли собирается целая стая старых ведунов — становится страшно.

— Что ему надо?

— Они ищут Претендента. Вот тебе и ответ, почему Лебедь привел свою шайку ко мне в гости. Пафлагония стала местом, где хотят решить судьбу мира. А ты знаешь, что из этого бывает: война, кровь, насилие, ненависть.

— Сколько их было?

— С Лебедем — семеро.

— Любимое число Агведы, — пробормотал Егерь. — И куда они ушли?

— В Лебен. Если хочешь поговорить по душам с храмовниками и теми странными людьми с побережья — поторопись.

Слишком много совпадений. Егерь мог теперь с уверенностью сказать, что в Лебене назревают нехорошие события. Пришельцы, о которых колдун ничего путного не сказал — с Алама. Они идут на помощь Магвану. Ведь недаром тот стремится в направлении моря со стороны Лебена. Сам по себе созрел план. Егерь не будет ловить Магвана в лесу. Гораздо интереснее увидеть и понять, что замышляет неуловимый аламец.

— Надо идти, — фарогар встал, одернул на себе высохшую одежду.

— Я с тобой, — Нисла, до этого сидевшая тихой и скромной мышкой в темном углу, вскочила следом, схватила лук и колчан. — Надоело торчать в лесу. Мой старик и сам не рад, что делит со мной крышу над головой. Он же отшельник!

— Я не советую тебе сейчас куда-то идти, срываться с насиженного места, — предупредил Егерь. В его планы не входило тащить за собой девицу. Привыкший действовать в одиночку, он не хотел отвечать за жизнь незнакомого ему человека. Да и кто ее знает? Не свихнулись ли мозги девчонки от лесного затворничества?

— Что тебе вообще нужно в Лебене? Там, по слухам, осадное положение. Тысячи оголодавших по бабам мужиков с оружием и сотни мародеров, которые без лишних раздумий и слов сунут нож под ребро. А перед этим изнасилуют! Тебе это надо?

— Я могу за себя постоять! — Нисла закусила нижнюю губу.

— Верю, — серьезно ответил фарогар. — Но я никогда не рискну взять тебя, возомнившую, что удачливее и сильнее никого нет.

— Возьми ее, — неожиданно вступился за девушку Вир-Бир. — Я знаю ее возможности. Ты еще спасибо скажешь ей.

— Ты знаешь, а я — нет! — разозлился Егерь.

— Напрасно, — старик плотнее закутался в дырявое покрывало и прилег у очага. — Давай спать ложиться. Завтра с утра пойдешь дальше.

Нисла сверкнула глазами и ушла в маленькую комнатушку, которую Егерь разглядел лишь недавно, как только глаза привыкли к полутьме избушки. Девушка хлопнула дверью, словно злость, которую она выместила на ней, предназначалась гостю. Фарогар хмыкнул. Зря девчонка старается. Лишняя обуза ему ни к чему, если намечается приличная заварушка.

Подумав, он все же решил не торопиться, а выспаться в тепле. Хуже не будет.

Он тихо встал ранним утром, когда густой туман клубами скатывался с верхушек деревьев на влажную траву. Егерь старательно приоткрыл дверь, выскользнул наружу, огляделся по сторонам, стыдясь самого себя. Подумать только: он боится, что настырная лучница увяжется за ним, что сулит одни неприятности! Сплюнув от злости на самого себя, воин нырнул в белесое молоко. Идти еще прилично, и никаких задержек больше не предвидится.

Он не сразу понял, что за ним кто-то идет, не стараясь даже скрыть свое присутствие. Мелькнула предательская мысль, что Магван из преследуемого превратился в охотника. Егерь решил ускорить движение, чтобы устроить в удобном месте засаду. Первое время дыхание шедшего следом слышалось за спиной, но вскоре пропало. Довольный собой, Егерь изменил свое решение и еще три лиги шагал широко и пружинисто, пока усталость не дала о себе знать. Присев на поваленное давней бурей дерево (ствол успел замшеть), с удивлением воззрился на невесть откуда взявшуюся Нислу.

— Это ты взяла мой след? — сжал губы мужчина.

— Конечно! — с ноткой вызывающего хвастовства заявила девушка, поудобнее устраивая свой лук на плече. — Я же просила тебя по-человечески. Не захотел — и мне пришлось исхитриться.

Глаза Нислы горели упрямством и дерзким вызовом. Она сумела не отстать от следопыта, более того — выбрала самый оптимальный путь, чтобы догнать его на привале, не боясь потерять в густом лесу. Впервые Егерь почувствовал бессилие, а, скорее всего — сам хотел, чтобы лесная прелестница пошла с ним. Перегнуть через колено и отшлепать по мягким бугоркам и назидательным тоном предостеречь глупую девчонку от необдуманных поступков ему расхотелось. И он неожиданно для самого себя спросил, прерывая возникшую паузу в разговоре:

— У тебя есть мужская одежда?

— Да, — кивнула Нисла и потрясла заплечным мешком. В ее голосе скрывалось торжество победителя. — Поверь мне, Егерь, я не подведу тебя! И буду вести себя так, что ты и не заметишь моего присутствия.

Каменная Долина представляла собой ровную полосу густо растущей травы-ползунца, зажатую с двух сторон вздыбленными в природном хаосе скалами. Подобно застывшим волнам, они нависали над отрядом, грозясь сорваться вниз и раздавить, смять горстку людей. А их оставалось не так уж и много: всего сто пятьдесят всадников из двухсот, сумевших прорвать кольцо окружения. Сейчас они торопливо направлялись к месту, о котором говорил Калиус. Лации впору было сетовать на себя, пока отряд отбивался от визжащих балангов. Дикари-степняки лезли на копья и мечи, совершенно не обращая внимания на смертельные удары профессиональных бойцов. Но и профессионалы умирали тоже.

Рядом с Лацией неотлучно находился Гринтар, похудевший от бесконечной скачки и недосыпания. Его лицо сильно загорело, и королева иногда с ужасом думала, что сама выглядит не лучшим образом. Однажды она все-таки не вытерпела и спросила.

— Королева, вы очаровательны, — чувство такта у Гринтара было, но воин избегал смотреть в глаза Лации.

— Прекрати, Гринтар! — рассмеялась девушка. — Скажи уж честно, как подобает мужчине.

— Сами напросились, — пожал плечами Гринтар. — Вы ужасно поизносились! Я признаю, что у нас не нашлось лишнего камзола, чтобы прикрыть дыры на вашей одежде!

Лация решила больше не испытывать мальчика подобным образом. В конце концов он не придворный льстец, а воин, познавший запах свежей крови. А только так и становятся мужчинами.

— Я обидел вас? — расстроился Гринтар, и даже чуть придержал своего коня.

— Не бери в голову… Что у нас впереди?

— Я уже послал разведку, — с облегчением ответил юноша. — Если судить по местности — скоро появятся развалины крепости.

— Крепость? — удивилась королева. — Мой министр об этом ничего не говорил.

— Не мудрено. О крепости знает не так уж много людей. Еще триста-пятьсот лет назад здесь находился форпост древнего государства Шофар. Каменная Долина являлась надежной торговой дорогой, по которой шли караваны в сторону моря из-за Ворот.

— Откуда тебе известно?

— В старинных книгах нашей родовой библиотеки написано много чего интересного. И не случайно. Мои далекие предки защищали Шофар. Это потом, гораздо позже, когда образовались и Ваграм, и Камбер, и Сатур, они перешли под знамена более могущественных правителей. Строить государство у морского побережья оказалось лучшим вариантом.

— Крепость, значит, — Лация задумчиво поглядела вдаль. — Это меняет дело. Лишь бы стены сохранились.

Свои мысли королева предпочитала держать в голове и пока ни с кем не делиться ими. В большей степени ее беспокоила внезапная передышка. Почему-то баланги перестали досаждать бесконечными наскоками. Их смертоносные стрелы косили направо и налево, что затрудняло отход. Гринтар с большим напряжением сил организовывал защиту королевы. И, может быть, благодаря тем убитым рыцарям она до сих пор дышит пылью степного бездорожья. Иногда проскальзывала подлая мыслишка о безрассудности затеянной акции. Но что бы ни произошло дальше, стало ясно: Степь основательно готовилась к войне, и к войне крупной, затяжной. Неожиданный рейд союзников смешал все карты кагану. Уж в этом исходе Лация была уверена основательно.

Вернулись разведчики. По их лицам королева поняла, что без известий не обойдется. Но каких? Она едва сдерживала нетерпение.

— Через пол-лиги долина сужается, и ее перегораживают развалины, — поспешил доложить усатый гвардеец. Он был из Кротов. Лация почему-то запомнила его.

— Это она? — повернулась к Гринтару королева.

— По склонам скал заметили стены? — выступил вперед юноша.

— Конечно. Удобное место для засады. Я оставил там двоих ребят. Они проследят за местностью.

— Как твое имя? — поинтересовалась Лация у толкового гвардейца.

— Шим.

— Шим? Что за имя?

— Это прозвище, энни. Уже тридцать лет меня зовут только так. Я почти забыл, какое имя дали мои родители. Так что зовите просто Шимом.

— Сколько у нас офицеров? — вопрос был предназначен Гринтару.

— Со мной трое. Да и то из младшего звена.

— Переведите их в старшее звено по моему личному приказу. Для командования десятками назначьте соображающих людей. Шим, назначаешься командиром квадрона[36].

— Слушаюсь, энни, — склонил голову Шим. — Это большая честь для меня. Но как я объясню своему начальству о своем повышении?

— Если нам удастся живыми вырваться из Степи — я лично подпишу указ. У меня есть такое право. Бери квадрон и быстрым маршем продвигайся к крепости. Займете ее и выставите караул.

Отдав приказание, Лация хоть как-то смогла успокоиться. Шим теперь до мозга костей будет предан ей. Соседи-правители весьма редко повышали в звании своих офицеров, а уж расторопных и смелых солдат совершенно не замечали, полагая, что усиление командирской прослойки из простолюдинов рано или поздно сыграет роковую роль в управлении армией. Которая, естественно, обратит оружие против существующей власти.

— Гринтар, почему баланги от нас отстали? — этот вопрос мучил Лацию больше всего. Никто из кочевников просто так не отпускает свою жертву, продолжая загонять ее в крайне неудобное место, где окончательно может добить.

— Мы идем по ничейным землям, за которыми начинаются владения хессов, — ответил офицер. — Нас просто загоняют в ловушку прямо в лапы злобных тварей. С ними мы никогда не договоримся.

— Предпочла бы этого не слышать, — сухо обронила Лация. — А здесь хессы попадаются?

— Редко. Не знаю, как сейчас, но раньше они соблюдали договор с людьми.

— Как же они могли договориться, если родились животными? — усмехнулась Лация.

— Они блестящие владеют мысленной человеческой речью. Об этом было написано в старых книгах. Когда-то их хорошо изучили.

— Мы положим весь отряд, — Лация ударила плеткой жеребца. — Гай Вадигор рассказывал об их неимоверной ловкости и коварстве. Прибавьте сюда смелость и жестокость — и получится боевая и непобедимая сила.

— Отсидимся за стенами. Стрел у нас достаточно. Лучники будут стрелять по любой тени, — неуверенно произнес Гринтар.

— Насколько нас хватит? — Лация задала вопрос скорее себе, нежели офицеру. — Стрелять по тени совсем не обязательно. Каждая стрела должна попасть в цель.

Самое сложное заключалось не в том, что предпринимать в случае нападения какого-либо врага, а в способе уйти из-под удара, оторваться от преследования и добраться до Ваграма. На Калиуса уже не было надежды. Министр мог погибнуть в бою. А такой исход был наиболее вероятен. Так же, как и то, что оставшиеся с ним рыцари предпочли смерть плену. Оставаться в развалинах крепости у королевы не было ни малейшего желания. Слух о поражении союзников рано или поздно докатится до ушей королевы-матери. Сможет ли она удержать в руках власть? Не рухнет ли в одночасье то, что Лация возводила своим упорным трудом, скрывая истинные цели от родной матери?

Девушка встрепенулась. Отряд уже подъезжал к остаткам заброшенной крепости, как вдруг лошади повели себя непонятным образом. Они остановились, и никакие крики и удары плетьми не могли заставить их двинуться с места. Некоторые животные даже вздыбились и попробовали рвануть в сторону.

Пак цепко схватил жеребца королевы и молча кивнул на темно-фиолетовую тучу, клубящуюся над верхушками скал, которые накрывали крепость мрачными тенями. Туча стояла неподвижно, но от этого казалась еще более опасной, чем просто обыкновенная предвестница грозы. Она жила своей жизнью, и в ее черном провале рта таилась угроза, непонятная и страшная.

— Это дело рук магов, служащих у Ханвара! — воскликнул Гринтар.

Люди инстинктивно сплотились вокруг королевы; звенела сталь, всхрапывали лошади. Лация с горечью подумала, что мечом эту напасть не одолеть.

— Кто-нибудь знает, что это такое? — ледяным голосом спросила королева. — И как с ним бороться?

— Это зло! — раздались голоса, близкие к панике. — Мы погибнем!

— Тихо! — рявкнул Гринтар неожиданно грубым голосом. — Сейчас мы все направляемся в крепость! Никому не отставать! Поодиночке погибнем! Баланги все равно не дадут вам шанса умереть в своей постели! Так умрем достойно, но сохраним свою честь и честь королевы!

В ответ рыцари заревели, подбадривая себя перед броском под защиту древних стен.

— Сигур! — Гринтар взял на себя командование отрядом. — Твой квадрон берет под охрану королеву и доставляет ее к левым башням! Остальные со мной к правым башням! Марш, бродяги!

Туча неожиданно зашевелилась, словно почуяла намерение людей спрятаться под каменными сводами. Из фиолетовой она превратилась в багрово-красную, словно натужилась, и выплюнула сгусток густого огня. Мощный шквал плеснулся на землю и, сжигая траву, подкатился к животным. Отряд Гринтара был распылен на десятки мелких островков, вопящих от боли и ужаса.

Квадрон Сигура можно было не подстегивать. Плотное кольцо воинов, от которых разило самым настоящим ужасом, увлекло за собой Лацию. Все ждали огненного плевка в спину. Пак с обгоревшими волосами успел выдернуть из шквала огня Гринтара, который сейчас болтался поперек седла. Выглядел он удручающе. Даже беглого взгляда хватило понять, что лейтенант не жилец на этом свете. Кожа свисала лохмотьями по всему телу, обнажая розовую плоть.

— Вперед! Вперед! — заорал Шим, не слушая возгласы рыцарей при виде своего командира.

Отряд терял темп, поднимаясь по камням к стенам крепости. Вокруг было навалено столько валунов и мелких булыжников, что приходилось внимательно смотреть по сторонам. Потерять лошадей при такой панике можно было легко. Животные, испуганные даже больше чем люди, ржали от боли. Всадники понукали их, озверевшие от страха и бессилия. Против магии ничего нельзя было противопоставить.

— Она сейчас ударит, — сказал Пак, и прикрыл спину королевы. Все прекрасно поняли, что имел в виду телохранитель.

Раздался пронзительный визг, заложивший уши, и сзади грохнуло так, что земля зашевелилась как живая. Людей обдало невыносимым жаром. Казалось, они попали в преисподнюю в гости к Кайеде[37].

— Все живы? — надрывался Шим.

— Все! Огонь не достал нас! — доложили самые последние.

Один за другим рыцари достигали полуобвалившихся ворот и торопливо исчезали во внутреннем дворе мертвой крепости, надеясь, что магический удар не достигнет этих стен. По склону справа еще раз шарахнуло как следует, и на этом все закончилось. То ли туча исчерпала свои возможности, то ли колдуны Ханвара решили дать возможность остаткам отряда прожить несколько лишних часов.

Шим отдышался и пошел с обходом, попутно расставляя караулы по стенам. После всего этого подошел к Лации, бессильно опустившей голову в тени стены. Воин почтительно остановился в трех шагах от королевы.

— У нас осталось шестьдесят пять человек. Кое-кто из людей Гринтара присоединился к нам. У нас мало шансов не то что бы продержаться, но и вообще выжить. Против магов мы ничего противопоставить не можем.

Лация молча посмотрела на Шима, и было не ясно, слушала она его или нет. Новый командир квадрона нерешительно переступил с ноги на ногу.

— Энни?

— Говори, Шим, — Лация закрыла глаза. — Я уже спокойно принимаю дурные вести. Все так безнадежно?

— Боюсь, что спастись будет очень трудно, — Шим взял себя в руки, поняв одну вещь: от судьбы не убежать никакими силами. И принять смерть нужно достойно, глядя в ее поганую морду. Без страха, без сожаления о прерванной нити существования. Конечно, он и раньше размышлял об этом, но именно сейчас перед ним в полный рост встал призрак бесконечного путешествия в ничто. Будет тяжело, потому что никто не оценит их подвига, да и не будет знать о нем.

— Как себя чувствует Гринтар?

— Он умрет, королева. Раны слишком опасные. И мы умрем. Воды очень мало.

— Позаботься о нем, офицер. До самого конца. Так ему будет легче.

— Да, энни. Какие еще будут приказания?

— Ты остался единственным командиром. Все ложится на тебя. Я женщина, и в военном деле понимаю столько же, сколько мужчина в вышивании.

Оставшись одна, Лация уронила голову на руки и попыталась уйти из этой реальности. Хорошо, что не придется смотреть в укоризненные глаза матери. Она знала, что скажет Женнис. Не подобает королеве ввязываться в авантюрные предприятия, тем более, что для подобных случаев всегда есть куча почитателей из числа мужчин. Операция, задуманная Лацией, была рискованной и глупой, и потому проигранной вчистую. Кто поможет ей во враждебной Степи? Разве что Гай вынырнет из-под земли и придумает план спасения. Грустно усмехнувшись несвоевременным мыслям, Лация незаметно для себя задремала.

7

Ночью Асура проснулась. По улицам подул промозглый сырой ветер, странный в своей сущности в самом сердце пустыни. Он принес с собой запах тухлятины, да такой мерзкий, что все позатыкали носы, стараясь как можно меньше вдыхать отравленный воздух ртом.

— Что это за гадость? — Мастер в ожидании ответа смотрел на Барсука, превратившегося в главного советника в отряде.

Багровые отсветы костров, разложенных прямо у ворот, играли на лице Барсука, который плотно сжал губы в каком-то мучительном раздумье.

— Мертвяки оживают, — буркнул он, наконец.

— Какие мертвяки? — не сразу понял Башар.

— Самые настоящие. Из земли. Их тут тысячи. Они каждую ночь бродят без дела, но если почуют нас — мечами не отобьешься.

— Что предлагаешь делать? — оскалился Мастер. Ему что с ведьмами воевать, что с мертвецами — одна история. Ну не боится он ничего и никого!

— Ничего не брать из домов, — повторил Барсук, — не кричать громко, и не отходить от костров. Тогда, может быть, доживем до утра.

Легко сказать: ничего не брать! Въезжая в Асуру, меня поразило обилие драгоценных вещей, лежавших на самых видных местах, и до сих пор не тронутых временем. Алчные взгляды наших воинов, никогда не державших в руках больше одной оловянной монеты, легко можно понять. Мастер, я и Барсук как-то старались отбить охоту у бывших бихуров завладеть золотыми чашами, кубками, инкрустированными крупными рубинами. Я уже скоро стал подозревать, что приказ Мастера не выполнен.

Из темноты внезапно на нас наползло что-то огромное, бесформенное. Оно топало прямо на костры. Наши воины завопили от ужаса. Немудрено. К нам в гости пожаловал самый настоящий слон. Только мертвый. В его боку зияла рваная рана, а сам он смердел, словно выгребная яма во дворце Схоора. Слон не причинил нам вреда, не считая испорченного воздуха.

— И долго это будет вонять? — с тоской спросил Череп. Он подошел к нам, крепко сжимая в руках копье.

— До утра, — успокоил нас Барсук.

— Рассказывай, что ты об этом знаешь, — потребовал Мастер.

— Под Асурой восемьсот лет назад произошла битва, в которой погиб правитель государства Фох. Остатки его армии спрятались за стенами города, который считался святым. Все наивно полагали, что пришельцы из-за гор не посмеют штурмовать Асуру, но ошиблись. Семь недель длилась осада. Горожане держались стойко, и выдержали бы осаду наверняка. Но всегда находится паршивая овца, которая надеется на снисхождение врага. Предатель указал горцам, где есть подземные ходы и слабые места в обороне. Враги проникли в город. Три дня на улицах шла резня. Ни детей, ни стариков, ни женщин не щадили. Грабеж не прерывался ни на минуту. Горцы настолько увлеклись сбором богатств, что не заметили подхода союзных войск своего противника. Они плотным кольцом окружили город, а маги наложили страшное заклятие, которое уничтожило грабителей. Но и этого показалось мало победителям. Асура объявлялась мертвым городом, а враги не имели никакого права спокойно покинуть земную юдоль. Им не позволили сгнить в земле, а души навечно приковали к своим несчастным жертвам. Каждую ночь это смрадное войско оживает, а души солдат облекаются в плоть и бродят до утра по улицам, испытывая муки совести. Но стоит кому-нибудь проникнуть в город и взять вещь, принадлежащую Асуре, то горе тому идиоту…

Речь Барсука прервалась. Рот его медленно открылся, челюсть отвалилась, глаза полезли на лоб.

— Что, мертвяка увидел? — Мастер стоял лицом к Барсуку и не видел, что происходит сзади. Он обернулся.

Напасть в виде вонючего слона была только началом. К нам в гости валила толпа уродов в обветшалой одежде, грязной и залитой кровью. Но они были хорошо вооружены: копья, луки и короткие мечи так и мелькали над головами. От того, что они мертвы, нам было не легче, потому что опасность все равно представляли нешуточную. Кто-то из наших парней посчитал иначе, и не успев отскочить в сторону, получил вполне настоящий удар копьем в грудь.

— Мы погибли! — охнул Барсук. — Эти олухи таки присвоили себе что-то!

— Кто наворовался, негодяи?! — заорал Мастер и выхватил меч. Снизив голос, поинтересовался у бледного Барсука:

— А если выбросить? Нас перестанут замечать?

— Поздно. Теперь надо только молиться, чтобы выжить до утра.

— И как? — меланхолично спросил командир, пристально вглядываясь в приближающуюся толпу нежити.

— Бегать по улицам, — последовало хорошее предложение со стороны Бахая.

Барсук скептически усмехнулся.

Наш маленький отряд сбился в кучу, ощетинившись оружием. Лошади уже давно разбежались по Асуре в паническом ужасе. Глупые животные, порой от их живости зависела наша жизнь.

— А ну, братцы! — рыкнул Мастер. — Будем прорываться сквозь дохляков и бегать до тех пор, пока солнышко не встанет! А так как колдунов у нас нет — надейтесь на свой клинок и быстрые ноги!

И началось веселье! Сначала мы ринулись навстречу вонючей толпе, издавая дикие крики, подбадривая скорее себя, чем пугая мертвецов. Мечи вспарывали податливую плоть, и из ран выплескивалась темная жижа, похожая на кровь, марая клинки, но кровью не была. Все было ничего, но удары проклятой армии оказались очень даже настоящими. Через первую волну мы прорвались и со всех ног устремились в черный провал улицы, отходившей прямо от ворот налево.

— Философ, ты еще жив? — крикнул откуда-то спереди Мастер.

— Прекрасно себя чувствую! — откликнулся я через голову бегущего передо мной человека. Вроде бы Башар.

— Барсук!

— Я!

— Знаешь расположение улиц, и куда они выводят?

— Только центр!

— Бегом ко мне! Философ, организуй заслон! Дай отдышаться! А где подземные ходы?

— Не знаю! — выдыхнул Барсук.

— Я так и понял, — сразу успокоился Мастер.

Я выкрикнул имена Черепа, Бахая, Халима, Худобы. Потом остановил еще парочку бойцов, и мы молча перегородили улицу. Где-то в темноте доносились крики наших людей. Они погибали, отстав от нас, но мы не могли помочь им.

— Никогда не встречал такой напасти! — содрогнулся Халим.

Я с ним согласился, но вслух ничего не сказал. Время, казалось, остановилось. Мы до рези в глазах вглядывались в темень улицы, откуда едва слышно доносилось какое-то странное шуршание. И оно, судя по нарастанию, приближалось. Я крепко сжал рукоять меча, чувствуя, как повлажнела ладонь. Ситуация была нереальной и глупой одновременно. Нет такого закона природы, чтобы мертвые шатались по улицам и убивали живых. Хотя в таком жутком месте возможно все.

У одного из бойцов не выдержали нервы. Он разрядил арбалет в густую чернь, наплывающую из мрака. Драться с невидимым врагом мне не улыбалось вовсе. И я с нетерпением ждал сигнала Мастера к отходу, чтобы убежать со всех ног к нему поближе. Но его не было. А мертвечина надвигалась. Смрад опять бил в нос, воротил желудок, уже неделю, как не знавший хорошего обеда.

— Философ! Нам не продержаться! — завопил Череп. — Нам не совладать с ними!

— Сам вижу, — пробормотал я и дал приказ к отходу. Гибнуть бессмысленно я не видел причины. И мы снова побежали мимо мрачных стен опустевших давным-давно домов, мимо засохших деревьев, таких редких в Асуре. Бежали без огня, что и привело к встрече с горцами. Они навалились на нас из-за угла, взяли в плотное кольцо и стали наседать. Я каким-то чудом отбил низколетящее копье прямо в мой живот, тут же увернулся от секиры. Дальше так продолжаться не могло. Я сам стал наступать. Мой меч со свистом отсек три башки, обтянутые пергаментной кожей. Горцы не проронили ни слова, будто в рот воды набрали. И от этого становилось еще страшнее. Мои волосы стояли дыбом, но рука рубила и рубила. Тела мертвяков механически дергались в боевой стойке, без какой-либо фантазии. Это было мне на руку, обученному совершенно по другим канонам боевых искусств. Я прорубил славную просеку, а Халим, Череп и оставшийся в живых арбалетчик шли следом, расширяя коридор. В темноте мы не имели преимущества, и поэтому каждый наш маневр был сопряжен с огромным риском. Стоит недоглядеть — проткнут клинком или копьем.

— Не отставайте! — напомнил я, не оборачиваясь. — Убегаем прямо по улице! Где-то прячутся наши!

Так мне хотелось надеяться. Мертвяки же дрогнули от свиста наших клинков, падая на землю, обильно поливая ее своей жидкостью. Да кровь ли это?

Дико закричал арбалетчик. Его схватили цепкие руки за полы халата и потянули в толпу преследователей, где уже голодная стая клацала зубами от нетерпения и желания разорвать живую плоть.

Выбравшись из вонючего кольца, мы сломя голову побежали, куда глаза глядят. Нужно найти место, где можно отсидеться до утра, отдышаться и спокойно отбить возможные атаки покойников. Похоже, до восхода солнца будет очень весело. Слева промелькнули развалины, в которых спрятаться сложно. Еще груда камней, еще, стоп!

Большой дом из красной глины с соломой вперемешку выглядел вполне обитаемым, словно последние хозяева лишь недавно покинули его, спасаясь от врага. Двери из прочной кованой решетки, стены достаточно высоки, чтобы какая-нибудь нежить не смогла залезть на крышу.

— В дом! — скомандовал я.

Не знаю, сколько мы сможем продержаться до рассвета впятером, но искренне надеялся, что и на этот раз судьба убережет меня.

Запалено дыша, влетели в пустое помещение. В стенах, выходящих во внутренний двор, имелось по одному отверстию, служившими, видимо, окнами. Ясно, что двор нам не удержать. Будем отбиваться здесь. Халима и Бахая я поставил возле одного оконного проема, а сам с Черепом и Худобой встал у дверей. Решетка запиралась изнутри большим крюком, накидывающимся на прочную петлю, вделанную в косяк. Из-за решетки можно вести обстрел нападавших, если бы у нас были луки, да только пользы от этого не было. В руках у нас лишь мечи, которыми можно действовать только в ближнем бою. Что-то мне резко расхотелось умирать в непонятном заброшенном городе, когда в памяти стоит пленительный образ девушки, которую я покинул, но твердо решил вернуться. Зачем оставил Лацию в неизвестности? Счастье было на расстоянии руки, а я пошел за Амалеей, как ласковый бычок. Идиот!

Движение на улице заставило нас насторожиться. Темные силуэты странной дергающейся походкой шли мимо дома. Впору перевести дух, унять бешено бьющееся сердце. Горцы не заметили нас. Только рано мы радовались. Мертвяки внезапно остановились и повернули обезображенные лица в нашу сторону. В их пустых глазницах светился зловещий бледно-голубой огонь, разгоняющий темноту. От жуткого света неприятно заныл низ живота, комок подступил к горлу. Затаив дыхание, я и Череп безотрывно наблюдали за горцами, совершенно забыв об остальных в доме. Только восклицания Халима и Бахая заставили нас обернуться.

— Нас обходят со всех сторон! — звонко крикнул Халим.

— Не высовывайтесь из окна!

Что я мог еще сказать в этой ситуации? Надеяться на себя, на счастливый случай, что позволит прожить до утра? И так все знают, что нас спасет только верная рука с клинком.

Они полезли разом всей массой. Не знаю, что или кто ими руководил — слепой инстинкт охотников или очень умелая рука, поднимающая каждый раз мертвецов из могил. Очень умело вычислили нас. А в случайности я не верю.

Мертвяки с удалью, достойной живых, окружили дом и полезли на стены. Закрытая решетка их нисколько не привлекала. Да и зачем? Слишком поздно я заметил дыру в потолке, служившую, по-видимому, дымоходом. Именно туда стремились нападавшие, и именно оттуда они посыпались на нас горохом. Пошла ужасная рубка. Во все стороны летели обрубки ног, рук, голов. Враги больше мешали друг другу, чем облегчили наше положение. Они спешили, толкались и запинались об лежащие тела. Череп с остекленевшим взглядом отчаянно отмахивался от четверых насквозь прогнивших горцев. Я был ближе к нему, но никак не мог помочь, потому как застрял в бешеной рубке, которой не видел конца. Череп еще разок мелькнул в массе мельтешащих тел, и больше я его не видел.

Смерь смрадным дыханием коснулась меня; от ее запаха перехватило дыхание. Еще пришла мысль, что Серое Братство не должно бросать своих в беде. Как бы тяжело ни приходилось, оно всегда приходит на помощь. И помощь пришла.

Я совсем забыл о Мастере.

Миляга Мастер с горсткой бойцов внес сумятицу в стан врагов. Он обрушился на них с тыла, когда те увлеченно уничтожали нас. Выбили их со двора, потом распахнули неведомо как решетку и с ревом стали шинковать горцев и складывать их в большую зловонную кучу.

— Живой? — Мастер прорвался ко мне, весь изодранный, но с яростным блеском в глазах. Он распинал черепушки в разные стороны. — Хорошо держался.

Среди подоспевших на помощь я заметил Барсука и Башара. И обрадовался им. Они молча потрясли мечами в приветствии.

— Это все, кто спасся?

— Все, — кивнул Мастер. — Остальные наверняка погибли.

— Мальчишку жалко, — я посмотрел на скрючившегося в углу Халима. В его животе торчало копье.

— Это война, — голос Мастера ожесточился. — Но мне тоже не хочется помирать от лап давно умерших!

И страшно захохотал. Бес в него вселился, что ли? За короткое время, что он где-то плутал в закоулках Асуры, с его рассудком явно что-то произошло. Я старался об этом не думать. Сделал лишь зарубку в памяти, что за командиром нужно приглядывать.

Мы подъехали к воротам, когда первые лучи солнца осветили крыши Асуры, окрашивая их в ярко-желтые цвета. Город выпускал нас. Ворота распахнулись, словно не ведали, на что обрекли своих гостей. Словно и не было ночного кошмара, не было отчаянных попыток взломать их, моля о спасении.

Нас осталось одиннадцать человек. Без единой лошади мы вышли на верную смерть в пески. Но никто не роптал. Ни у кого не было желания встречать еще одну ночь в Асуре.

Наше желание умереть в песках было услышано. Под стенами города стояло войско нисайцев. Словно ждали встречи. Всадников было не меньше тысячи. Ладно, сотню мы положим, без лишней скромности отметил я, но остальные просто задавят нас. Мои мысли были прерваны. От небольшого отряда, стоявшего чуть поодаль от основных сил, отделилась группа всадников и направилась к нам, горя желанием приветствовать храбрецов. Они даже не обнажали оружия, из-за чего мы стояли спокойно. Ясно, что драться с нами они не будут. Черноусый красавец в ярко-золотистом халате приблизился и насмешливо проговорил по-ахайски:

— Вот так дела! Оказывается, мы преследовали жалкую кучку проходимцев и грабителей, возжелавших сокровищ Асуры! Ну и как вам ночка? Довольны?

— Веселая ночка, — кивнул Мастер и оскалился. — Нет желания самому развлечься со своими храбрецами?

— Я подумаю, — всадник развернул жеребца и, отъезжая, добавил:

— Великий Садихан желает побеседовать с вами. Идите за мной, нечестивые воры. Бежать некуда.

В Лебен Егерь и Нисла вошли рано утром. Изрядно промокшие в череде нескончаемых дождей, они вошли в первую же попавшуюся им на глаза харчевню, неказистую, и, кажется, дешевую. Разбрасываться деньгами фарогар не горел желанием. Блеск монет привлекает излишнее внимание любителей поживиться на дармовщинку, ладно, если в живых еще оставят.

Харчевню содержал довольно неприятный тип, обросший и обрюзгший, с выпирающим из засаленного и грязного кафтана животом. Наверняка один из любителей дуть пиво с утра до вечера. Толстяк неприветливо поглядел на ранних гостей, и с нарочитой небрежностью стал греметь оловянными кружками, в которых плескались остатки кислого пойла.

— Здравствуй, хозяин, — Егерь подошел к стойке, тяжело ступая в грязных сапогах, огляделся по сторонам, как будто выискивал в пустом зале что-то такое, что позволит изменить свое решение пообедать именно здесь, и уйти прочь. — Мне нужна комната и чистое белье. Я собираюсь пожить у тебя дня три-четыре. Плачу сразу.

— Десять золотых, — буркнул толстяк, а сам нет-нет, отрывает взгляд от пола и смотрит на реакцию гостя.

Реакция оказалась неожиданной. Рука Егеря схватила хозяина за ворот кафтана и рывком перегнула через стойку.

— Слушай, умник, внимательно, — негромко, но с различимой угрозой в голосе сказал фарогар толстяку, распластанному на грязной поверхности словно лягушка. — Я прекрасно знаю, что, где и сколько нужно платить в Лебене. Однажды я переплатил, но там был смысл, а здесь не вижу ничего, за что пришлось бы отдавать кучу денег. Хочешь иметь дело с нюхачами[38]?

— Нет, благородный господин! — залепетал хозяин, заметно задыхаясь от душившего его ворота. — Этой напасти мне не пережить. Вы же знаете, что нюхачи ищут любой предлог наложить лапу на имущество честных людей… Устроит четыре золотых?

— Можно было и поменьше, — проворчал Егерь, но ворот отпустил. Постарался сделать довольное лицо. — Да ладно, считай, что это доплата за твое будущее усердие… честный человек.

— С превеликим удовольствием, — толстяк неуклюже раскланялся за стойкой, на что Нисла громко фыркнула.

— Как твое имя?

— Модо[39], — сверкнул глазами хозяин.

— Кто же назвал тебя так, сердешного? — откровенно ухмыльнулся Егерь.

— Спасибо папаше, — буркнул Модо. — Назвал младенца, а сам смылся в неизвестном направлении. Пришлось расхлебывать его шутку. Парни проходу не давали, чтобы не обозвать и надавать тумаков.

— Сменил бы имя.

— А зачем? Уже привыкли. Человек, ежели ему вдалбливать в голову каждый день подряд одно и то же, перестает замечать, какой он на самом деле… Есть у меня одна свободная комната, без клопов. Сам выводил!

— Приготовь ее. Через час придем. Да, обед подашь наверх. Надеюсь, у тебя кормят не тухлятиной?

— Как можно? — оскорбился Модо. — Все в наилучшем виде!

Егерь оставил на стойке один золотой в задаток, кивнул Нисле, и вместе с ней вышел на крыльцо.

— Ну и тип, — снова фыркнула девушка, поправляя сползающий с плеч лук. — Того гляди и прирежет.

— Не прирежет. У него на роже написано дрожать и подхалимничать. Не тот человек. Однако наш вид не ввел его в заблуждение. А его поганую руку, если она нырнет в мой карман, я отрублю с превеликим удовольствием.

Егерь не злился, а просто знал, что говорил. С такой публикой нужно держаться соответствующим образом, а то оставят в дураках, да еще и в спину смеяться будут. Он оглядел просыпающиеся улицы, и чтобы не выглядеть более чем странно в этот утренний час, не спеша спустился с крыльца и пошел по утоптанной тысячью ног дороге в самое сердце Лебена — на базарную площадь. В этом отношении провинциальный городишко ничем не отличался от других своих собратьев, будь они или в землях Протектората или в земле Оушн. На небольшом пятачке земли скапливалась большая масса народа, старающегося не столько продать товар, а сколько пообщаться, узнать последние новости, обсудить сплетни и домыслы, чтобы потом хорошо выпить или затеять рискованное дело. Именно здесь Егерь надеялся узнать о странных пришельцах, замеченных на побережье. Выпивка и блеск монет развяжет любой язык.

Вытоптанный людьми и скотом участок земли, предоставленный городской управой специально для торгов, представлял собой забавное зрелище. Место, где велась торговля, было огорожено многочисленными повозками, возле которых дымились костры, а из фургонов торчали босые грязные ноги, и доносился храп. Кое-где народ уже проснулся, и кто-то раздувал огонь из тлеющих углей, чтобы прогреть замерзшие за ночь конечности.

На путников глядели искоса, но без какой-нибудь вражды. Мало ли странного народа бродит сейчас по округе. Война сорвала многих с насиженных мест, и теперь не редкость встретить вооруженных до зубов пилигримов.

Егерь подошел к палатке, в которой сидела немолодая женщина, и, нахохлившись от холода и сырости, тянущейся с земли, грела руки над маленьким костерком. На длинном столе стоял бочонок в окружении деревянных кружек.

— Что продаешь, мать? — поинтересовался Егерь, усаживаясь за стол.

Нисла неодобрительно засопела, но присела следом.

— Если хочешь согреть кишки — то мое пойло тебе как раз подойдет, — простуженным голосом ответила женщина. — Рановато для покупателей-то. Да и на купца не похож.

— Не пытайся быть ведуньей, — улыбнулся Егерь, — а налей-ка лучше полную. Я тут посижу, пока туман не рассеется.

Хозяйка палатки плеснула ему в кружку темно-бордовую жидкость, пахнущую, к удивлению фарогара, вовсе недурственно. Смесь вишни и кисло-сладких ягод, растущих на склонах Красных Холмов, — сообразил Егерь, отпив глоток из кружки. Одобрительно кивнул.

— Чего приперся? — неожиданно рявкнула женщина и недобро сверкнула глазами. Егерь поперхнулся, но, проследив за ее взглядом, увидел на пороге палатки карлика в ветхом одеянии. Изо рта посетителя вырывался пар.

— Дай мне, Олия, кружечку твоего волшебного эликсира, — довольно грубым голосом, не уступающим хозяйскому, проговорил карлик и вдруг шмыгнул. — Промерз я до самых косточек, пока шел побережьем.

— Никто тебя не звал сюда, Сухарь! — отрезала женщина. — Проваливай, давай-давай! Знаю, что за твоей душонкой ни гроша!

— Иногда ты становишься очень злой, Олия, — укоризненно покачал головой карлик и протопал на коротких ножках до скамейки, подпрыгнул и сел рядом с Егерем. Нисла настороженно поглаживала лук.

— Девочка, я догадываюсь о твоих намерениях, — сразу вычислил принадлежность Нислы к слабому полу Сухарь и подмигнул. — Расслабься! Ничего я не подсыплю твоему дружку.

— Олия, налей еще одну кружку, — попросил с улыбкой Егерь.

— Да он же настоящий прохиндей! — Олия не остывала, но кружку наполнила. До самых краев.

Карлик быстро осушил ее и, крякнув от удовольствия, повеселел.

— Мир не обделен великодушными людьми! — он посмотрел на Егеря и подмигнул едва заметно.

— Откуда идешь, Сухарь? — Егерь полагал, что за бесплатную выпивку карлик обязан развязать свой язык. Мелкие детали в мешанине образов и в хаосе мыслей могут вывести на едва видимый след.

Карлик и не думал что-либо скрывать.

— Из Паунса. Я уже два месяца в пути. Пора искать берлогу на зиму. Вот думаю, Лебен подойдет для таких целей. Что думаешь, девица? Не скоротаешь со мной зиму?

— Перебьешься, — отрезала недружелюбно Нисла. — Допивай и проваливай!

— Женщины из одного теста вылеплены, — по-дружески, понизив голос, сказал Сухарь фарогару. — Стоит одной завестись — другая тут же подхватывает песню. А по тебе и не скажешь, что похожа на Олию.

— Вот еще! — фыркнула девушка.

— Закажи еще по одной, — поглядел карлик на Егеря донельзя усталыми глазами. — А потом разбежимся по разным углам.

— В Паунсе тихо? — фарогар подал знак Олии, дождался, пока она наполнит кружку, и только потом пододвинул ее к карлику.

Сухарь уже не спешил и смаковал каждую каплю напитка.

— Корабли Морской Гильдии уходят в море, нагруженные под завязку. Но куда бежать? Некуда! По ту сторону Драконьих Зубов их не ждут.

— Патриканцы наступают?

— Пока я вижу, что наступило затишье, воин, — карлик охватил Егеря цепким взглядом. — В Берге сколачивают ополчение.

— Много заметил?

— Достаточно. Кроме глаз у меня есть еще уши и быстрые ноги. Это помогло мне вовремя исчезнуть из города.

— А что еще?

— А ничего, — хихикнул карлик. — Что это ты вдруг стал интересоваться чужими делами?

— Ищу кое-кого, — Егерь положил на стол одну золотую монету. — Думал, дорога свела тебя с интересными людьми. А ты, оказывается, все время от чего-то или от кого-то убегаешь. Ладно, пошли мы… Не мое дело.

Со скучающим видом фарогар вышел из-под навеса. Нисла многозначительно посмотрела на Сухаря, но ничего не сказала, и покинула палатку следом. Торговый люд просыпался. Со всех сторон слышался гул голосов. Где-то остервенело лаяли собаки, мычали коровы. К Олии потянулись ранние выпивохи.

За рукав Егеря осторожно дернули. Он оглянулся, но никого не увидел. Только после повторного подергивания, более настырного, воин догадался посмотреть вниз. Карлик, насупившись, переминался с ноги на ногу.

— За угощение, конечно, спасибо. Это к тому, чтобы ты не считал меня скотиной. Ты ищешь чужаков?

— Не нарывайся на неприятности, — предупредил его Егерь.

— Да их у меня на хвосте десяток, — беспечно махнул рукой собеседник. — Обо мне не переживай.

— Какой заботливый и вежливый карлик, — язвительно сказала девушка.

Сухарь пропустил мимо ушей колкость, и так как Егерь пошел в сторону базара, засеменил рядом, смешно передвигая ноги.

— Ты можешь мне сказать что-то важное?

— Я же не зря брожу по Континенту, — обиделся Сухарь.

— Докажи.

— Семь храмовников Агведы торчат в Лебене уже трое суток, — торжественно заявил карлик. — А ты не из их шайки, парень. Так? Тебе нужны они?

— Да я об этом знал вчера, — нарочито лениво ответил Егерь, внутренне насторожившись. — Мимо, Сухарь.

— Хм, ладно. Ты знаешь, с кем я шел из Паунса в Лекс? Догадаешься?

У Егеря часто забилось сердце. Он каким-то образом почувствовал, что сейчас скажет недомерок. Нужно только сдержаться, не показывать, насколько важна весть о чужаках.

— С кем? С бродячими артистами, наверняка, — придав голосу равнодушие, ответил следопыт. — Их сейчас развелось великое множество.

— Ага! — хитрая бестия поняла, каким образом можно было заинтересовать Егеря. — С тебя пять золотых реалов! Гони монеты!

— Успеешь, — отрезал фарогар. — Первым делом я хочу услышать от тебя интересную историю.

— Задаток — два реала! Чтобы не передумал оплатить за важную весть, — продолжал торговаться карлик.

— Позволь, я проткну его поганый рот стрелой! — возмутилась Нисла и ловко взяла лук наизготовку. — Это же грабеж!

Егерь сделал властный жест рукой, и девушка опустила лук, ворча под нос проклятия, которые обрушатся на наглого коротышку после того, как он отойдет от них на пару шагов.

— Чтобы это золото превратилось в твоем кармане в головешки!

— Золото не горит, — рассудительно заметил Сухарь. — Его можно расплавить, но я до такого цинизма не дойду.

— Откуда ты взялся?

— Твой хозяин позвал!

Девушка от неслыханной дерзости только открыла рот, и слова, готовые сорваться с ее языка, застряли в горле.

Егерь вытащил из внутреннего кармана деньги и положил в грязную ладонь Сухаря. Два ярких кругляшка исчезли в недрах драной куртки. Карлик со счастливой улыбкой кивнул:

— Теперь можно вести разговор. Эти парни прибыли издалека, из Алама, как я понял. Они ищут путь к Вечным Смотрителям. Я подслушал их разговор у костра. Один из них хорошо говорит на нашем языке. Проговорился на мое счастье. Так вот, Смотрители им нужны для подготовки к приходу Претендента, которого аламцы ожидают со дня на день. В их задачу входит расчистка дороги к Драконьим Зубам, если возникнут некоторые неприятные обстоятельства. Ну, вдруг соперник всплывет…

— Всплывет? — переспросил Егерь, ощущая непонятное волнение. — Так и сказали?

— Да.

— Сколько их было?

— Четверо. По ним видно — тертые калачи. Нож под ребра засунут — не поморщатся. Но ведь ты тоже не слабак, воин?

— Дальше!

— Они хотели пожить в Лебене неделю. Вчера я их видел здесь. Остановились в трактире «Бездонная бочка». Все.

Карлик снова протянул руку, и Егерь без лишних колебаний вложил в нее обещанную награду. Информация стоила того. Это уже было что-то полезное и нужное для него. Сухарь же довольно шмыгнул носом, и собрался было уходить, но вдруг передумал и сказал:

— Ты бы мог дать мне работу, воин. За один золотой в неделю. Лучше шпиона не найдешь.

— Я подумаю, шнырь, — Егерь ускорил шаг, стремясь оторваться от назойливого спутника. Нисла не отставала, поглядывая через плечо на стоящего посреди площади Сухаря. Фарогар думал над словами карлика. Что-то было не так, какая-то неувязка. Он не привык доверять первым попавшимся проходимцам, набивающимся на службу. Если идет сброс ложных вестей для Серого Братства, то становится ясным, что заинтересован в этом Лебедь. Колдуну ничего не стоит узнать, кто идет следом за ним. Карлик сдает тех, кто мешает храмовникам. Агведа стремится поставить над миром своего Претендента, и потому так активно сталкивает Егеря с аламцами. Пока они разбираются между собой, храмовники благополучно первыми достигают Смотрителей. Да, такая работа тянет на Третий Чин!

Последние две ночи Лация спала плохо, если только это можно было назвать сном. К постоянно мучавшей ее жажде прибавилась стойкая и неосознанная тревога — на уровне инстинкта — что вокруг древних стен бродит опасность. И она пострашнее кочевников. Кстати, их стало меньше. В долине горели костры, возле которых расположились степняки. Как только солнце выглядывало из-за изломанных шапок холмов, они по десять-двадцать человек пробовали прорваться за стены, но натыкались на меткую стрельбу оборонявшихся. Памятуя о скудном наличии стрел, арбалетчики тщательно выцеливали врага. Было десять выстрелов — и десять трупов остались между камней. Но степняки уносили убитых с собой, прихватив и такие драгоценные боезапасы.

Лация вспомнила рассказа барона Афлега о неких скуртах. Похоже, что легенды об оживших тварях начинают воплощаться в жизнь. Как только огромная луна зависала над крепостью, раздавался шорох и цоканье по камням, причем одновременно с двух-трех сторон. Девушка вставала с жесткой подстилки, служащей ей вместо постели, и шла к бойцам, сторожившим ворота и бойницы. Арбалетчики сжимали в руках оружие и напряженно всматривались в серебряную полосу света, лежащую на склонах каменистых холмов.

— Что видно? — спрашивала она, зябко кутаясь в мундир Шима, пахнущий потом и гарью от магического огня.

— Неясно, — пожимали плечами стражники. — Кто-то кружит вокруг нас, но это не кочевники. Покрупнее будет.

Шим возник из темноты. Он угрюмо созерцал величественную картину ночи, долго молчал, что-то обдумывая в своей голове.

— Это хессы? — даже с некоторой надеждой (!) спросила королева. Легко узнаваемые, а потому и предсказуемые враги, были для нее желаннее, чем непонятные и ужасные скурты.

— Нет. Я вчера посылал двух человек на ту сторону холмов. Никаких хессов нет поблизости и в помине. А вот баланги закрыли путь к единственному источнику. Если только…

Шим замолчал, но Лация заинтересовалась. Не зря новоиспеченный командир квадрона рискует своими людьми, чтобы разузнать обстановку вокруг крепости. Это хорошо. Он не пал духом, продолжает бороться. Пусть шанс спастись был мизерным, но имел место быть.

— Что происходит за холмами?

— Баланги закрывают дорогу к морю, а если идти по гребню холмов, то можно выйти к Сангарскому святилищу. Там леса, вода, еда. И рукой подать до Драконьих Зубов.

— А хессы? Они не контролируют разве эти земли? Вадигор рассказывал, что они доходили до самых гор, и чувствовали себя совсем неплохо.

— У них есть своя территория, за пределы которой они не рискнут вылезти, — пояснил Шим. — Она похожа на узкую ленту, в пределах которой хессы и живут. А скурты не дают им совать нос дальше определенных границ.

— Все-таки они существуют? — вырвалось у Лации.

— Ну да, — Шим передернул плечами. — Спаси и сохрани нас от мерзости и ужасов сих творений земных!

— Это они по ночам бродят вокруг?

— Может быть.

— Значит, могут напасть, — упавшим голосом произнесла Лация.

— Отойдем, энни, — Шим предусмотрительно отодвинулся, давая Лации пройти в тень развалин. Он наивно предполагал, что здесь их не подслушают. — Вам прекрасно известно, или вы уже догадываетесь, что мы долго не протянем. Я не хотел говорить горькую правду — а придется. Я решил прорываться в сторону Сангара по гребню, где нас не достанут баланги. Пока у людей есть силы, мы сможем осуществить задуманное. Пусть кто-то погибнет в пути — остальные имеют шанс. Маленький, но шанс.

— Почему именно в Сангар? — невольно задрожал голос Лации. — Нас уничтожат, как только мы приблизимся к внешним кольцам.

— Ничего подобного! — вдруг хмыкнул Шим. — На саму территорию, где наложено табу, никто не посмеет сунуться. Баланги ревностно охраняют свои земли, хессы — свои, а скурты — так они сами по себе, изгои природы. А мы проскользнем мимо них и укроемся в священной роще. Там вода, и самое главное — башня! Там сможем отсидеться и решить, что делать дальше.

— Это ловушка, — обреченно вздохнула Лация. — Мы все глубже и глубже толкаем руку в пасть зверя. Можно прорваться к морю…

— Энни королева! — воскликнул с излишней горячностью Шим. — Этот путь, безусловно легче, но при одном условии: если на наших плечах не будут висеть преследователи. Но баланги нас переловят раньше, чем достигнем прибрежных дюн. Нельзя опускать руки! Я не прощу себе, если упущу возможность убежать из чертовых развалин! Ханвар с магами только-только решают, как нас уничтожить, а скурты не ожидают дерзкого шага. Я оставлю трех-четырех человек для прикрытия нашего отхода. Они будут изредка стрелять по степнякам. Пусть думают, что мы еще здесь.

— Значит ли это, что ты оставляешь их на верную смерть?

Лация была поражена не той легкости, с которой Шим отдавал людей в лапы смерти, а тактической гибкости, проявившейся в скромном доселе человеке, простом до вчерашнего дня воине. Жертвуя малой частью, он искал выход из тупика, чтобы спасти остальных.

— Если выживем — я назначу тебя командиром фиррона[40], — потрясение еще не прошло, но Лация знала, что говорила.

— Обязательно выберемся, — улыбнулся Шим ободряюще.

— И кто же останется прикрывать отход?

— У меня есть люди из племени куяргов.

— Однако! Я думала, что они все уже вымерли! — удивилась Лация.

Куярги считались лучшими воинами на всемпобережье Западного океана в ту эпоху, когда предки нынешних правителей Союза еще только-только начинали осознавать необходимость объединения разрозненных сил. Эти самые куярги с готовностью приносили свои жизни в жертву богам, но только с оружием в руках. Смерть на поле боя считалась самым лучшим исходом жизненного пути. О такой славе мечтали все, включая женщин и детей. Надо ли говорить, что стариков в этих племенах практически не было.

— Кровь куяргов течет в каждом десятом жителе Камбера, — усмехнулся Шим. — Так что нам сказочно повезло, что после магической атаки осталось несколько таких воинов. Они истинные куярги, и никогда не отрицали свою принадлежность к славному роду. Все, что я знаю про них — достаточно для успешного отхода. Готовьтесь к походу, моя королева. А я осчастливлю парней.

Шим не шутил, не ерничал, произнеся эти слова. Он говорил так, словно жизнь и смерть всего лишь игра, странным образом переплетенные в одну прочную нить, а живые люди — некие игрушки в руках Всесоздателя.

Мысли Лации перекинулись на далекого теперь брата, ищущего приключений в далеких краях. Магван не ведал, что младшая сестра погибает в раскаленных солнцем развалинах древней крепости. Какие хитросплетения дорог судьбы возникают в жизни человека по воле Танара-Всесоздателя! Магван ищет Гая, который канул в неизвестность, о ком еще живы воспоминания последних дней! И как знать, что сделает брат, когда узнает о Вадигоре всю правду? Не толкнет ли его ревность на новые безумства, кои он творит сейчас в Пафлагонии?

Лацию привлек внимание нарастающий шум у ворот. Шим, оказывается, уже организовал сбор отряда по собственной инициативе. Впрочем, так и должен поступать будущий командир фиррона. Сдержанно разговаривающие воины с некоторой настороженностью поглядывали на стены, но ничем не выдавали своего страха или волнения, и вместо недопустимых в этот момент колебаний проверяли боевое снаряжение.

— Я оставил Гринтара с куяргами, — шепнул на ухо Лации Шим, оказавшись рядом. — Он сам попросил меня об этом.

— Надеюсь, что он простит нас, — пробормотала потрясенно королева.

— Переход будет опасным и тяжелым, а Гринтар слишком слаб. Мы не сможем заботиться о нем так, как полагается.

— Подождите меня немного, — закусила губу Лация и быстро зашагала в сторону слабо стонущего офицера.

Молодой человек тяжело дышал и без конца облизывал пересохшие губы. Не зная, что сказать, девушка взяла его руку, поразившись тяжести кисти. Гринтар открыл глаза с мутной поволокой, узнал королеву.

— Спасибо, — прошептал он. — Я надеялся увидеть вас, энни, в последний миг.

— Мы уходим на Сангар, — только и могла сказать Лация, чувствуя, что совершает подлость по отношению к верному офицеру.

— Правильно, — моргнул глазами Гринтар. — Не терзайте себя мучениями. Шим меня предупредил. Я сделаю все возможное, чтобы заморочить голову Ханвару. Дня три у вас в запасе будет.

— У них маги, — напомнила Лация. — Они сразу поймут, что в крепости нет отряда.

— Уходите! Чем раньше уйдете отсюда — тем больше шансов на спасение, — Гринтар сжал свободной рукой локоть девушки. Пальцы были сухие и горячие. — Прощайте!

Он закрыл глаза, но губы его продолжали что-то шептать. Речь перешла в бессвязный бред. Лация освободила руку от неожиданно цепких пальцев офицера, погладила его по щеке и быстро отошла. На сердце лежал тяжелый камень, а к самой себе она испытывала небывалое отвращение. Впервые, наверное, дан урок, насколько достается ей благополучие, благодаря вот таким героям ненужной войны. Ради них стоит добраться до Ваграма и осмыслить всю свою жизнь, начиная с самого начала и вплоть до будущих времен.

Шим развеял ее тоскливые мысли. Он держал в руках меч. Рядом крутился Пак, в последнее время переставший надоедать своим присутствием своей подопечной. Каждый вечер телохранитель молча кланялся и исчезал в сумерках, возвращаясь только к утру. Ничего не говоря, он ложился на не успевшую остыть за ночь землю и засыпал. Или притворялся спящим. Слуга старательно избегал вопросов королевы, только вот при атаках степняков тщательно оберегал ее.

— Выходим, — выдохнул Шим и махнул рукой.

Поредевший отряд тощей змеей заскользил между камней и стал выбираться на гребень холма.

— Впереди идут опытные и сильные бойцы, — шепотом объяснил Шим. — А вам, энни, я советую держаться в середине, и ни в коем случае не выходить наружу. Что бы ни случилось — не бегите! От скуртов не скрыться в любом случае, а так мы как-то сможем защититься.

— Это моя обязанность, — Пак загородил девушку своим тщедушным телом. — Дай мне еще четверых воинов с длинными копьями. Там мы сможем отгонять скуртов.

Пак явно что-то знал и скрывал. Настолько он выглядел уверенным. Слишком уверенным и спокойным. Люди, идущие в неизвестность, так не держатся. Волнение, свойственное любому смертному, легко заметно. Но ведь это был старина Пак.

— Что задумал? — улучив момент, Лация спросила слугу, идущего впереди.

— Все будет хорошо, энни, — обернулся Пак и обнажил зубы в улыбке. — Я буду рядом.

— Успокоил, — проворчала королева.

Отряд, поредевший еще на пять человек, выскользнул в начинающую сереть ночь. Шим сновал из головы колонны в ее хвост, тихим шепотом подгонял отстающих, подбадривал, и даже успевал пошутить. Шагали быстро, стараясь не производить лишнего шума, что было нелегко. Мелкие камешки предательски выскальзывали из-под сапог, и с кажущимся громовым в тишине раскатом скатывались вниз по откосу. Колонна тут же замирала, ощетинившись оружием, вслушивалась в ночь, и только потом, когда опасности не возникало, продолжала путь. Лации стало казаться, что они никогда не закончат поход, балансируя на грани страха и надежды. Бывают же счастливые исключения — и скурты не выйдут в эту ночь на охоту. Заболеют, передерутся, направятся в другую сторону, почуяв добычу более лакомую, чем пахнущие потом и железом люди.

Они появились. Причем сразу — с трех сторон. Одна зверюга моментально перерезала тропинку позади отряда, вторая молча уселась впереди, и ее сверкающие даже в темноте глаза немигающе уставились на людей. Движение сбилось, и через мгновение дружина превратилась в растерянную кучку, не знающую, что делать. Еще две твари приближались снизу, отрезав все пути отступления. Вверх далеко не убежать — всем стало ясно.

Скурты отличались от хессов. Они были похожи, скорее, на бойцовых низкорослых собак. Их тела были более плотными, сбитыми в сплошной комок мускулов, короткий хвост вздыблен, а мощные лапы подогнуты для мгновенного прыжка. Короткая, почти усеченная, морда была заросшей жесткими волосками. Вроде и не страшен зверь, если встречался с хессами, и знаешь, что те особой красотой не блещут. Но вот повадками и звериной хитростью скурты намного опережали своих сородичей.

— Копья вперед! — крикнул Шим, пихая кулаками солдат. Говорить шепотом, чтобы не привлечь внимание спящих балангов, уже не имело смысла. Он вовремя встряхнул оцепеневший отряд.

Скурт прыгнул, и уже в воздухе пытался изменить линию полета. Копья взметнулись вверх и упали под наклоном, упираясь одним концом в землю. Тело твари тяжело рухнуло на наконечники и задергалось в конвульсиях. Одновременно с прыжком первой твари три остальные рванулись вперед. Большая часть солдат тут же была разметана по сторонам. Воздух огласился криками боли, страха и завываниями умирающих.

Пак толкнул Лацию в сомкнувшийся квадрат из ваграмских рыцарей, а сам перекрыл движение того скурта, который стелющейся походкой пытался прорваться сзади. Животное с ходу бросилось на твердо стоящего человека, умудряясь размахивать лапами крест-накрест, отчего удары получались размашистыми, рвущими плоть имевших неосторожность попасться под страшные когти воинов. Но как только скурт оказался возле своего главного противника, тот отошел в сторону, и его рука метнулась вперед. Большой нож с крюком на конце вспорол брюхо и вошел в податливую плоть. Пак резко дернул нож обратно, превращая кишки и жилы в рваные нити. Скурт взревел и завертелся волчком на месте, безуспешно хватая рану зубами, словно пытаясь закрыть разорванные края шкуры. Кто-то добил третьего скурта, чье рычание перешло в хрип, и тут же замолк.

Наступила звенящая тишина. Люди замерли от ужаса, осознавая, в какую беду они попали. Шим шепотом ругался, наводя порядок в поредевших рядах. Лация вопросительно посмотрела на него.

— Нас осталось слишком мало, — понял ее Шим. — Мы можем не дойти…

— Надо попытаться, — слабым голосом выдохнула королева. Она чувствовала, что еще немного — и она потеряет сознание. — Чем быстрее мы уйдем с гребня — тем больше шансов, что кочевники не догонят нас.

Она как заклинание повторила слова Гринтара.

В подтверждении ее слов со стороны крепостных развалин донесся едва слышный вой. Степняки пошли на приступ. Как только они узнают, что им противостоит горстка отважных куяргов, неминуемо сметут их и направят погоню по свежему следу. Для Ханвара нет ничего слаще, чем королева Ваграма в его руках. Сладостная весть о его доблести и храбрости разнесется по Степи и объединит разрозненные племена под единым стягом. Вот что страшило Лацию больше всего, а не опасность попасть в плен, и таким образом, оказаться в унизительном для ее сана положении.

Отряд прибавил шаг и, не оглядываясь, пошел по гребню холма. А за ними неслышной тенью скользил последний оставшийся в живых скурт.

Муфазар. Асура. Пустыня

Самое удивительное в этой злополучной истории, случившейся с нами в проклятом городе, было не то, что удалось в очередной раз избежать неминуемой гибели. К этому я стал привыкать, и поэтому пленение воспринял спокойно. Удивление и трепет вызвал сам город. Мертвый, заброшенный — он привлек своими страшными тайнами. Встающие из небытия воины, вынужденные еженощно обрастать плотью, чтобы маяться непогребенными сотни и сотни лет — вот вечное проклятие, оставившее в моей душе заметный след. Стоило задуматься. А чем я лучше горцев? Такой же мятущийся, не находящий себе места в жизни, живущий в постоянном и непрекращающемся бое, рискуя однажды стать пищей для червей. В конце концов мы все смертны, и нет никого, кто бы избежал печальной и немного завораживающей участи. Я, это уж точно, не встречал таких. Пожалуй, лишь Ронгар знает, как прожить дольше всех. Мое настроение не стало лучше. Но плечо Мастера внушало доверие. Мы должны что-то придумать.

Наши жалкие остатки пригнали в лагерь нисайцев. Сотни легких шатров, спасающих от ставшей ненавистной жары, окружали один, стоящий точно посредине. Он отличался от прочих белоснежной тканью поверху и большими размерами. Весь путь через многочисленные заслоны и сторожевые посты позволил во всей красоте обозреть, насколько враг Адирияха силен вооружением, и подготовлен к войне. Бихуры Схоора рано или поздно предадут своих военачальников, устрашенных только одной демонстрацией силы. Им не за что драться, как и нам. Только жизнь и конечная цель имеет какую-то ценность в нашем положении. В первом же бою рабы сбегут, предоставив возможность дисциплинированным и храбрым солдатам возможность самим испытать удар нисайцев, которые преданы своему главному божеству — правителю Нисайи. Это прекрасный образец хорошо сколоченной шайки. Одежда их хоть и поистрепалась после погони за нами по жарким пескам, но в отличие от нас в их глазах светился огонек сытости и довольства. На своем гортанном языке они выражали явно не лестное, что думают о нас.

Перед шатром нам преградили дорогу. Отряд из восьми человек со свирепым видом обнажил клинки. В их намерении порубить нас в мелкую крошку никто не сомневался. Они контролировали пустую площадку вокруг ставки Садихана. Сопровождающий нас всадник спешился и властным жестом приказал освободить путь.

Садихану на вид казалось лет сорок; его старила густая черная борода. Нижняя губа полководца была надорвана, и мне все время казалось, что он беспрерывно кривится в злой усмешке.

Садихан поглядел на нас с нескрываемым изумлением, поцокал языком.

— Это все? — голос его оказался довольно молодым.

— Да, мой господин, — кивнул сопровождающий, стоящий за нашими спинами. — Но мне казалось, что после ночевки в Асуре никого не останется.

— А ты не скрываешь, что кого-то зарубил по пути, Ошек? — теперь уже подозрительный взгляд окинул своего подчиненного. — Я тебя хорошо знаю.

— Если бы их было больше — я не задумывался бы, — загадочно улыбнулся Ошек.

И оба разом засмеялись, запрокидывая головы к потолку, словно посвященные в некую тайну, недоступную нам. Мы сбились в плотную кучку, готовые к любым неожиданностям. Такой смех никому не понравится. Наслышанные о зверствах нисайцев, мы уже решили, что дорого продадим свои жизни, какую бы кару нам не выдумали.

— Стоит заковать паршивых грабителей в цепи и послать в Шаураф, — опечалился нашей судьбой Садихан. — Наисветлейший будет очень доволен подарком. Самое меньшее одиннадцать дней он будет слушать байки об Асуре!

Нисайцы снова захохотали, теперь уже похлопывая друг друга по плечу. Вот же веселые люди! Удачный день прибавил им, наверняка, настроения.

— У тебя хорошо получилось, Ошек, — похвалил соратника Садихан. — Пожалуй, можно поворачивать войско и выходить из проклятой пустыни. Мне она уже снится ночами, и я действительно задыхаюсь от невыносимой жары. Как будто не хватает лицезреть ее наяву, да еще каждый день!

— А этих куда? — Ошек слегка кивнул в нашу сторону с легкой гримасой презрения.

— Мне они совершенно неинтересны, — Садихан поднял руку, намереваясь дать сигнал к нашему выводу из шатра. — Впрочем, у меня осталось любопытство: как эти оборванцы разбили мой передовой отряд? Ладно, уведи их отсюда. Начинают попахивать.

Место, в которое нас привели, назывался «зинзаном»[41]. Это был наспех сколоченный из деревянных плашек огромный ящик с узкими прорезями. Крышка закрывалась ужасным на вид и громоздким замком. Нас с руганью и тычками рукоятей мечей затолкали вовнутрь. Мы с трудом, в три погибели разместились в узком пространстве, раскаленном беспощадным горячим солнцем.

— Каково? — Мастер оказался рядом. Его дыхание обжигало мою щеку. — Нас преследует рок. Чертов Муфазар испортил всю мою кровь. Сколько мы находимся здесь?

— Пять месяцев, как отплыли из Одема, — сквозь полусон ответил я, мало соображая, что говорит Мастер.

— Кошмар! — притворно удивился Мастер, округлив при этом глаза. — А о чем, Философ, ты задумался?

— Я не хочу ни о чем думать.

— Тогда, — Мастер закопошился, устраиваясь поудобнее, — расскажи что-нибудь. Песню спой, на худой конец.

— Я хотел услышать от тебя, как ты попал в Серое Братство, — неожиданно спросил я.

— Незачем сейчас ворошить прошлое, но можешь поверить мне: — интересная судьба только у бродячих артистов и клоунов. Да и бродягам куда проще рассказать пару-тройку смешных рассказов. Все за это денежку получат.

— Так уж темно, твое прошлое? — усмехнулся я.

— А ты уверен в обратном? — хмыкнул в ответ Мастер.

— Я ни в чем не уверен, пока стою рядом с тобой.

— И правильно, что не уверен. Нимб героя разрушить очень легко. А что оставишь себе?

— И все же?

— Философ! Ты стремишься узнать обо мне все, а сам не видишь, что висит на твоем хвосте!

— Много интересного? — настала моя очередь любопытствовать.

— А как сам думаешь? Ты иногда задумывался, почему так легко попал к нам?

— Задумывался, — честно ответил я.

— Ну-ка! — Мастер зашевелился, устраиваясь поудобнее в узком коробе. — Надеюсь, сегодня я узнаю, почему же тебе не пришла в голову мысль убежать от Братства куда подальше!

— Я не нашел причину. Егерь, сам знаешь, человек непредсказуемый. Понравился я ему, что ли?

— Понравился… Как же! Твоя старуха посодействовала. Она хочет возродить былую славу рода Вадигоров. Не знаю, как это ей удастся, но до сих пор все складывается удачно. Она склонила на свою сторону важных руководителей Братства. Вот думаю: чем заговорила, околдовала? Впрочем, без магии здесь не обошлось. Да ладно, мне все равно, чью сторону принять. Драка будет в своем доме. Одно может помешать: договор с Домом Лоран. Только по окончании его мы снова станем независимыми.

— Независимость — главная идея Братства? К ней вы стремитесь? — от неудобного сидения у меня стали затекать ноги.

— Конечно! На этом стояло и стоит наше Братство. Мы никому не подчиняемся на долгое время, и сами решаем, кому помогать.

Мастер разговорился. То ли гнетущая тишина зинзана поспособствовала его красноречию, то ли неизбежная расправа, которую нам готовили нисайцы. Но он говорил, то и дело переходя на шепот, или на язык, известный только нам. И мне оставалось только слушать его откровения, которые не были новы — Егерь и Поэт сами частенько напрягали мой слух идеями и целями своего Ордена.

— А как же Брюнхильда? — попытался рассуждать я, когда Мастер устал и замолчал. — Выходит, она имеет власть над Братством? Я изучил книги, написанные в разные времена: о таинственном Ордене, кстати, тоже. Благо размеры Королевской библиотеки позволяли хранить старинные рукописи не в подвалах. Раньше смело писали, друг мой! Много нашел о Вадигорах. Они создали организацию, которая могла влиять на знать и аристократию не только в Ваграме, но и по всему Аламу. В какой-то мере это удалось, но после удачного, и даже блестящего, периода клан начал редеть. Убивали всех, кто был причастен к имени Вадигоров. Создание Союза Трех — это попытка огородить коронованные особы от посягательств извне. К тому времени Серое Братство скрылось за Драконьими Зубами. Поэтому Амалея-Брюнхильда и пыталась в духе традиций и способа действий вернуть мне положенное.

Мастер хмыкнул и скорее утвердил, чем спросил:

— Неплохо для старухи, верно? Но сейчас Братство — не собственность Вадигоров. И никто тебе не позволит держать Орден в своих руках, пусть даже из-за заслуг предков. Как только ты получишь законные права на престол — ты станешь врагом для всех братьев! Я не пугаю тебя, Философ, лишь предупреждаю. Каждый правитель для нашего ордена — изначально враг.

Вот это был поворот! Сам Мастер додумался до этого, или опасные разговоры уже шли в сердцевине Братства? Если так — мне стоит заранее побеспокоиться о своей шкуре. Не стать бы дичью и для Магвана, и для Претендентов, и для Братства! Получится такая охота, что спастись, вероятно, не удастся. Опасения небеспочвенны. Амалея использовала Братство для моей пользы, надеясь, что вместе с властью в Одеме ко мне перейдет и власть над Серым Братством. Наивная старуха! Преподнесла сюрприз, называется! Разве такого шага ждут от меня? Если Егерь и высшие чины предугадывали, что последует за восстановлением моего статуса — то почему помогали? Из союзников легко превратиться во врагов. Неужели прогадали? Я бы посмеялся, если не было так грустно.

— А как думаешь ты? — я все же решился спросить Мастера. — Взять свое законное и продолжать жить по законам Братства, или остаться нищим воином?

— Еще никто, достигнув власти, не придерживался строгих устоев! — засмеялся Мастер. — Чушь, конечно! Извини.

Он тяжело перевернулся с боку на бок.

— Ты должен сделать выбор меж двух огней. Опасный, надо сказать, выбор. Но Братство никогда не ударит ножом в спину.

— А Егерь что-нибудь говорил по этому поводу?

— Егерь вообще мало что говорит. Все в себе, все в голове держит. Кто его поймет…

Мастер неожиданно замолчал, вглядываясь в темноту зинзана, потом тихо рявкнул:

— Барсук!

— Что? — сонно пробормотал Барсук. Жара с наступлением темноты чуть спала, что принесло облегчение.

— Ты все слышал?

— Нет. Но я понял, что вы птицы высокого полета. Садихан еще не сообразил, кого получил в свои руки, — Барсук, чтобы не напрягать голос, пополз через чьи-то ноги. Кто-то вполголоса выругался.

— Знаешь, куда нас могут отправить?

— В Шаураф, я думаю. Там много серебряных копей. Это лучшее. А худшее еще не исчерпано. Я не горю желанием попадать туда. Мы держали путь в Гужан, так? Вот и надо туда идти.

— Легко сказать, — присоединился к нашему разговору Башар. — С нашими желаниями еще не считались. Так вот просто отпустят и дадут спокойно дойти до Гужана.

— Эх, нет среди нас мага! — вздохнул Худоба. — Вылезли бы из этого ящика и устроили бы заварушку.

— Устроишь тут! — хмыкнул Башар. — Возле каждого костра кто-нибудь да и бодрствует. У нас нет шансов проникнуть к лошадям и незаметно исчезнуть! Даже если попытка удастся — догонят. Значит, нужно сделать так, чтобы нам дали уйти.

Мысль была правильной. Но для ее осуществления требовалось захватить в заложники самого Садихана. А вот это было совсем нереально в нашем положении.

— Не по зубам работенка? — Мастер оживился, настроение его поднялось.

Я молчал. Авантюра требовала размышлений, и не скоропалительных, как того хотелось Мастеру. Мой напарник никогда не отличался кротостью, и жажда крови пересиливала разумные доводы и элементарную осторожность. Он был воспитан в духе Ордена; высшая цель оправдывала любые жертвы. Только вот где она, высшая цель? К ней стремятся много лет, а ведь никто толком сказать не может, когда же окончится поход.

— Что молчишь, брат? — Мастер обратил внимание на мою персону, тихо сидящую в стороне от бурных обсуждений плана побега. — Не хочешь бежать? А ведь может получиться…

— И что ты придумал?

— Для осуществления плана нужно хотя бы одно: чтобы стражник засунул свою голову вовнутрь.

— И как? — скептицизм так и выпирал наружу.

— Барсук, ты умеешь говорить по-нисайски? — кажется, у Мастера и в самом деле зрел план.

— Не обольщайтесь, друзья. Мои познания — позор языку и голове, — Барсук занялся самобичеванием, хотя мы-то знали, что нисайский он знал очень даже и неплохо. — Я ведь два года жил там. Вот и научился, вернее, пришлось научиться. Что ты задумал, Мастер?

— Скажи стражнику, что у нас умер человек. И его нужно как можно скорее убрать отсюда.

— Думаешь, поверит? — первым свою недоверчивость проявил Барсук.

— Постарайся, чтобы поверил. От этого зависит, где ты будешь завтра.

Задумка Мастера была не ахти какая оригинальная. Все строилось на быстроте, неожиданности и панике врага. Объяснять ничего не нужно — решай сам, действуй по обстановке. Да, если цель открывает двери на свободу — нельзя гнушаться никакими средствами. Мне было бы легко оправдать свои действия тем, что Братство ждет моего возвращения. Но стыд за реальность предательства своих бойцов я упрятал далеко в тайники души. Больше всего я жаждал обнять Лацию и извиниться перед ней. А уж потом выполнить условия договора. Вот была цель. А спасение Ордена, Братства — долг, еще никем не отмененный. Это само собой разумеющееся.

Барсук откашлялся, словно собирался с духом перед ответственным делом, и громко заколотил кулаками в крышку деревянной тюрьмы. Стражники еще не погрузились в расслабленную дремоту от тишины пустыни, и довольно скоро мы услышали их голоса.

— Что случилось? — спросили через узкую щель. — Да прекратите долбиться! Говорите!

— У нас умер товарищ! — завопил как можно громче, придавая голосу нотки паники, Барсук. — Надо вытащить его отсюда! Здесь и так тесно!

— Ничего! Переночуете ночку рядом с ним, не сдохнете! Или покойников боитесь?

Стражники захохотали. Барсук снова завопил, уже отчаянно. Кто-то откинул крышку зинзана, и в проем заглянула злая физиономия нисайца.

— Выкидыш ослицы! Я сейчас сам отрежу тебе язык и затолкаю очень далеко, что бы ты смог ощутить его лично!

Мастер растопыренными пальцами левой руки ударил этого стражника в глаза, правой сжал рот, чтобы рвущийся наружу крик боли не услышали остальные воины. Тело рывком втянули вовнутрь. Мастер вытащил из-за голенища нож, а я взял саблю. Без лишних слов мы взлетели вверх и обрушились на ничего подобного не ожидающих охранников. Их было трое, как нам удалось разглядеть в темноте. Мастер уложил одного на месте и молнией метнулся ко второму. Мне пришлось повозиться с крепким парнем, который превосходил и размерами и весом. Он вывернулся из моих рук и оказался сверху, как только я неловко упал в песок. Дело было плохо. Грудь сдавило обручем от обрушившегося веса нисайца. Он прижал мои руки к земле и локтем подвел под горло. Еще немного — он просто передавит мне шейные позвонки. Я вывернул одну руку, преодолевая сопротивление, и ударил ею по его переносице, но противник только покачнулся и ускорил давление.

Мастер вовремя сунул ему под левую лопатку нож и отбросил тело в сторону.

— Хватку теряешь, — построжел напарник.

— Спасибо, — прохрипел я.

— Двигай к коновязи. Нисайцы еще не сообразили, что происходит. Барсук! Уходим в разные стороны!

— Но как же… — Барсук остановился от неожиданности. Он-то думал, что мы продолжим славный поход в Гужан. А мы уже бежали к лошадям, попутно освобождая путь от зазевавшихся противников. В лагере началась суматоха. К зинзану сбегались вооруженные люди. Кто-то сообразил расставить охрану по внешнему кольцу лагеря. Пока нас окончательно не закрыли в мышеловке — следовало торопиться. Я сам до конца не понял, как удалось ускользнуть в ночную пустыню. Мы схватили лошадей, а тех, что остались, отпустили. Животные понеслись в лагерь, усиливая суматоху. Странно, но даже стрелы лучников не задели нас. Арбалетные болты со свистом рассекали воздух над головой и с глухим стуком зарывались в песок. С каждым ударом сердца мы отрывались от преследования, и вскоре крики заглохли за барханами. Вражеские костры остались далеко позади.

Пришлось сделать смену лошадей — Мастер благоразумно взял запасную пару — и продолжили путь в неизвестность. Ехали всю ночь, рискуя угодить в новую неприятность. То ли небеса нас хранили сегодня, то ли мы были везунчиками. До самого первого рассветного луча никаких приключений и неприятностей не произошло.

А потом нас нагнали Башар и Барсук на взмыленных скакунах. Это тоже был добрый знак. Хоть кто-то остался жив. Не люблю напрасных жертв, пусть даже моя миссия серьезна.

Алам. Сангарское святилище

На пятые сутки пути обессиленный отряд вышел на гребень холма, с которого открывалась панорама широкой долины, заросшей вековыми дубами. Совсем недалеко, в пределах видимости человеческого взора, возвышалась башня, окруженная развалинами, бывшими в свое время то ли храмовым комплексом, то ли обыкновенными жилыми домами. Древнее опустошение было окольцовано каменными глыбами неправдоподобных размеров. Словно неведомый гигант резвился на поляне, проверяя свою силушку бросанием обломков скал. Камни были разной формы: неправильного круга, треугольника с ломаными линиями, с откусанными боками, в выемках которых вполне можно устроиться на ночлег.

— Ничего подобного не видела, — выдохнула Лация.

— Старинные легенды гласят о живших в этих местах великанах. Они молились, несмотря на свой исполинский рост, своим свирепым богам, заодно воюя с врагами по ту сторону гор, — Шим неопределенно кивнул вперед, где едва угадывались горные пики, снежные шапки которых сливались с молочной белизной облаков.

— Какие наши действия, Шим? — Лация оживала. Сумасшедшая мысль мелькнула в голове: если дошли сюда, почему бы ни попробовать перемахнуть через хребет?

— Нужно идти к башне и привести себя в порядок, — твердо ответил новоиспеченный командир квадрона. За время похода у него выросла густая борода; глаза выражали готовность постоять за королеву. Он возмужал, стал собраннее, голос приобрел командирские нотки, и Лация с удовлетворением подумала, что непременно поставит его на самый высокий офицерский пост. Думала, и тут же одергивала себя. Одем удалялся с каждым шагом, а впереди лежит страшная неизвестность. Глупая безрассудность обернулась тяготами борьбы за жизнь.

— Силбер, Гарвиг! — крикнул Шим. — Возьмите с собой еще пятерых бойцов и выдвигайтесь вперед! Ваша задача: проверить безопасность пути и место ночевки.

— Даже отсюда видно, что в долине никого нет, — возразила Лация.

— Неважно. В самой роще может быть засада. А я не хочу рисковать всем отрядом.

Их оставалось тридцать два человека. За время отступления от скуртовых ран умерли еще трое бойцов. Но зверь больше не делал попыток атаковать отряд. Его присутствие угадывалось по непрекращающемуся сопению и шуму осыпающихся камней. Он скрадывал своих кровных врагов по ночам, но не делал попыток напасть. Шим два дня гнал людей, стремясь уйти от боя, в котором куярги и Гринтар сдерживали преследователей как можно дольше. Лишь на третий день он разрешил полноценный отдых, но сам караулили спящих людей.

Разведчики спустились в долину. Шим дал команду двигаться следом, как только стало известно, что опасности не существует. Немногие догадывались о крутящемся поблизости скурте, рыскающих балангах и хессах. Враждебная среда, готовя уничтожить незваных пришельцев, незримо окружала их.

— Эти великаны, я надеюсь, были людьми? — поинтересовалась Лация.

— Несомненно, — подтвердил Шим.

— Так почему вся эта нечисть взяла на себя право не допускать сюда нас, хозяев Алама? — задумчиво спросила королева скорее себя, чем офицера. Она впервые осознала, насколько хрупка ее власть, насколько ситуация неподконтрольна ей. Помимо степняков и правителей-соседей, алчно глядящих на цветущий Ваграм, есть другой мир, где нет места человеку. А где должна быть она, и что делать, когда перед ней встанет вопрос об очищении всего Алама от врагов, мешающих достижению цели? А такое должно произойти — рано или поздно.

— Энни королева! — резкий оклик Шима вывел ее из раздумий. — Наши разведчики дошли до рощи. Все тихо, хвала Всеединому. Надо спешить. До наступления темноты желательно быть в башне.

Проходя мимо громадных валунов, Лация обратила внимание на высеченные на их отполированных боках неведомые современному миру письмена. Они шли ровным столбцами сверху вниз и оканчивались замысловатыми орнаментами. В них угадывались то ли звери, то ли цветы. Лация приложила ладонь к черной поверхности и ощутила жар, исходящий от рун.

— Интересно, — задумалась она, — а эти места отмечены волшебством?

— Такие места рано или поздно становятся особыми и запретными, — Шим держал меч наготове и беспрерывно оглядывал местность.

Пак, похудевший за эти дни еще больше, да еще ставший к тому же на местном солнце совсем черным, как головешка, ни на шаг не отступал от своей госпожи.

— Все последние дни мы не видели проявления волшебства со стороны степняков, — осторожно заметил Шим, — а Сангар, я слышал, закрывается от магических проявлений извне.

— Тем более хорошо, — оторвалась от валуна королева и быстрым шагом направилась вглубь рощи, в которой вовсю хозяйничали солдаты. Одни жадно пили воду, текущую между высоких дубов, другие, утолившие жажду, разводили костры.

Лация почувствовала, что у нее совершенно не осталось сил. Ноги сами подогнулись, и она опустилась на густой шелк травы, а спиной привалилась к теплому, нагретому за день дереву. Закрыла глаза.

— Что я хочу, Пак? — спросила она слугу, зная, что он находится возле ее ног, ревностно охраняя от всего, что могло помешать отдыху.

— Тебе надо вымыться и поспать, — буркнул Пак. — А когда проснешься — я уже приготовлю ужин.

— Как мне удастся вымыться, когда кругом одни мужики? — усмехнулась Лация. — Ты будешь прикрывать меня?

— Я сейчас приду, — Пак вскочил и отыскал Шима. Потом они долго о чем-то шептались.

Королева открыла глаза и посмотрела на башню, видневшуюся между деревьями. Замшелые стены круглого строения притягивали своей древней мощью, какой-то тайной, сокрытой в каждом камне, в каждом ряде кладки. Лации пришла в голову мысль проверить стены. Там вполне могут оказаться начертаны охранные руны. Нужно перерисовать их, чтобы потом книжные мудрецы поломали головы над их расшифровкой. Кто же строил башню? И почему степняки, а с ними и дикие хессы, и кровожадные скурты одинаково трепетно и со страхом относятся к святилищу?

— Госпожа, я нашел место, где не будет лишних глаз, — Пак смотрел на нее чуть печально, осознавая, насколько трудно Лации в этом походе в никуда. Он не осуждал — и это было самое страшное. Лучше бы кричал, обвинял в бессмысленной гибели лучших воинов Союза. — Ты сможешь привести себя в порядок. Шим уже послал солдат настрелять птиц. Крупных зверей здесь не заметили, и на хороший ужин рассчитывать не стоит.

— Нам не привыкать, — Лация поднялась с земли с помощью слуги-телохранителя. — Веди меня к тому месту.

Солнце неумолимо склонялось к горизонту, и его свет едва пробивался сквозь густые кроны деревьев. Но не наступил еще тот момент, когда предметы начинают расплываться серой массой, и их трудно будет различить на расстоянии.

Чистая вода, освежившая тело, пяток птичьих тушек, специально выделенных Шимом королеве, сделали свое дело. Королева ожила, и подозревала, что похорошела. Молодые солдаты откровенно разглядывали королеву Ваграма, как будто впервые видели ее такой привлекательной и загоревшей, пусть даже и похудевшей. Шим незамедлительно отвесил по оплеухе самым любопытным.

— Не пяльтесь так, словно дикари! — шипел он сквозь зубы.

— Где мы будем ночевать? — спросила Лация. Сгущающаяся темнота начинала беспокоить.

— На ночь пробираемся в башню, — твердо ответил Шим. — Будет большой глупостью остаться на земле, пусть даже это местечко райское. Да и вон та туча не нравится мне.

Все как по команде повернули головы в сторону, откуда пришли. Иссиня-черная туча, похожая на «морского дьявола», раскинула с десяток щупалец по горизонту; словно от дуновения верхового ветра они шевелились и медленно-медленно ползли в сторону Сангара.

— Вы осмотрели башню?

— Конечно. Наверху находится смотровая площадка с бойницами. В случае нападения можно отбиться.

— У нас мало стрел, да и они не помогут защитить от магии, — возразила Лация.

— Я приказал своим парням сделать стрелы из орешника. Это, конечно, не даст нам большого преимущества: у нас нет искусных оружейников и стрелоделов.

— Что внутри башни?

— Пусто. Лестница ведет наверх, а где-то посредине находится маленькая келья. Как раз для вас. Выспитесь, приведете себя в порядок. Я проверил комнату. Никаких тайных ходов. Глухие стены.

— Думаю, что пора туда, — Лация облизала пальцы, не испытывая при этом угрызений совести или стыда. Грань, которая проходила между ней и солдатами, стерлась. К дьяволу этикет! Сейчас самое главное — выжить любыми способами!

— Огонь в башню! — распорядился Шим. — Берите побольше хвороста. Пошли, пошли! Клос, твой десяток идет первым! Костры на земле потушить! Воду взяли?

— Так точно! — рявкнули солдаты.

— Тогда — вперед!

Шим все время, пока отряд втягивался в чрево башни, стоял у двери и ободряющим хлопком ладони по спине провожал каждого. Наконец последние солдаты очутились внутри, и тогда тяжелая дверь из дубовых плах, обитых кованым железом, не рассыпавшимся от времени, отрезала их от внешнего мира. Лишь отсветы факелов да гомон людей, поднимающихся наверх, нарушили вековую спячку строения.

— Клос! Выдели из своего десятка троих и выстави пост на переходной площадке внизу! И чтобы не спали!

— Слушаюсь! — десятник оказался расторопным и быстро организовал стражу.

На самом верху башни дул свежий ветер, еще не ночной, порывистый, а мягкий, теплый с запахом степных трав. Окрестности уже плохо различались.

— А вот и гости, — сразу сказал Шим, ткнув пальцем вниз.

Вокруг кромлехов кружили с десяток отвратительных скуртов. Они поднимали головы и щерились острыми зубами, но переступить некую магическую черту не решались. Валуны с рунами не пускали тварей в рощу.

— С заката! — закричал один из солдат, размахивая руками.

— Будет весело! — хмыкнул Шим.

Около сотни темных приземистых фигур, вытянувшись в струнку, споро приближались к Сангару. По мере приближения к внешнему кольцу они замедляли ход, пока совсем не остановились. Затем, как по команде, разделились на тройки и рассыпались по окрестности, отсекая возможные пути отхода противника. Это были хессы.

И туча не замедлила подползти ближе. Ее щупальца сложились в один большой комок, и судорожными рывками это порождение магии двигалось к святилищу. Запахло грозой.

— Госпожа, шли бы вы в келью, — забеспокоился Шим, взявшийся, видимо опекать Лацию со всей прилежностью. — Я приказал своим ребятам разжечь огонь. Будет немного дымно, но все не так холодно.

— Подождем, пока нет опасности, — Лация старалась не выдать голосом тревогу.

— Степняки!

С дальних холмов густой массой сползала конница. Казалось, все кочевники объединились для охоты на горстку испуганных животных, загнанных в ловушку. Воины сурово молчали. И так было ясно: их не выпустят из рощи живыми. Пак побледнел и сжал рукоять ножа. Он не хотел думать, что придется своей рукой отправить в Страну Вечного Сна свою госпожу. Надругательства над ней охранитель не допустит никоим образом.

Узкая полоса долины, еще не занятая степными тварями, тут же заполнилась галдящей живой толпой. Степняки тоже не стали проникать в рощу, а расположились у валунов. Загорелись костры, потянуло едким дымом. Грозно и с надрывом застучали маленькие круглые барабаны, обшитые кожей, содранной с врагов. Они постепенно ускоряли ритм, превращаясь в непрерывный рокот.

— Может, их сожрут эти уроды? — с надеждой посмотрел на Пака Шим. — Я бы хотел этого. Смотри, они как будто и не видят друг друга!

Пак медленно покачал головой. Он знал совершенно точно, что спасения не будет. Надо было идти дальше, пусть этот путь и был бы усеян телами павших. Но тогда оставался бы шанс хоть кому-нибудь прорваться в Пафлагонию. А в роще лягут все. Слишком много врагов, жаждущих крови тех, кто нарушил табу, спокойствие Степи. Пак догадывался, почему кочевники так упорно преследуют отряд. Причина одна: королева Ваграма. Ее смерть — великая возможность обрушиться на Союз Трех, оставшийся без командующего, стереть цветущие города в мелкую пыль, расширить свои владения, огрузнеть сокровищами и приобрести рабов. Надолго, если не навсегда. Если бы можно было воздержаться от похода! Только кто перечит королям?

— Что бы ни случилось с нами всеми — королева не должна попасть в руки этих грязных ублюдков, — прошептал Пак Шиму.

Шим лишь сжал зубы.

Резкий заунывный звук, поднявшийся из густой листвы дубовой рощи, заставил Лацию рывком сесть на каменном ложе, где она прикорнула, прикрытая плащами солдат. В этом звуке таилась неведомая людям боль, страх и ненависть одновременно. Нечеловеческое, неземное прорывалось сквозь толстые стены башни, вибрировало в ушах. Лация почувствовала нарастающий внутри нее дикий ужас. Он парализовал волю, сковал руки и ноги невидимыми узами.

— Пак! — жалобно крикнула девушка, больше всего боясь остаться одной внутри башни. Ей казалось, что весь мир каким-то образом опустел, и она одна лицом к лицу встретится с опасностью.

Верный телохранитель вынырнул из темноты кельи, и его дыхание успокоило Лацию. Он прошептал:

— Молчи, госпожа, ради святого Танара. Ни звука!

Так они и сидели рядом: она заткнула уши, второй раскачивался из стороны в сторону и что-то бормотал едва-едва до тех пор, пока вой не откатился от стен куда-то за границу каменного кольца. Снаружи он пошел колобродить по стоянкам степняков и лежбищам скуртов и хессов. Крики ужаса, рев, визги — все смешалось в какой-то невозможный для слуха шум.

— Что это было? — наконец осмелилась шепотом спросить Лация, когда вопли и стоны врагов смолкли в предутреннем часе.

— Зло Сангара так же неистребимо, как и зло людское, — Пак встал и потянул за собой королеву, засеменившую из-за боли в ногах.

— Так что это? — снова спросила она. — Или кто?

— А никто и не знает, — бросил Пак через плечо. — А кто знает — уже гниет в земле.

На верхней площадке царило оживление. Страшные звуки, конечно, посеяли панику и ужас в рядах союзников, но никто из солдат не пострадал. А вот в рядах преследователей произошло самое настоящее побоище. В первых лучах солнца стало хорошо заметно, что у потухших костров валяются трупы степняков, а в округе — еще и с десяток хессов. И куда бы не обращался взгляд — простиралась равнина без единого живого существа.

— Я уже попрощался с жизнью, — передернул плечами, словно от отвращения, один воин с расширенными от пережитого страха глазами. — Меня так и тянуло прыгнуть с башни вниз головой.

— Я ничего не видел, — признался Шим на вопрос королевы. — Это была какая-то черная масса с множеством отростков. Она передвигалась вдоль башни, но наверх не поднялась. Я слышал от стариков о сангарском призраке, что при встрече с ним нельзя подавать голос. Если бы вы, энни, поддались его зову — мы бы уже не разговаривали сегодня.

— А степняки? — не унималась Лация, силясь понять природу произошедшего. — Разве они не знали об этом призраке? Не поверю, что они беспечны до такой степени.

— Они слишком долго шумели и били в барабаны, — Шим внезапно нахмурился и кинул взгляд на дубовую рощу. — Призрак услышал и вышел на охоту.

— Мы сможем выйти отсюда?

— Не думаю, что это будет разумно. — Шим покачал головой. — Днем мы в безопасности. Но враги не отпустят нас просто так. Сейчас они убежали в страхе, но я уверен, что нам не следует выходить из башни.

— Мы долго не выдержим, — покачала головой Лация. — Нужно придумать что-нибудь оригинальное.

— Можно выйти к морю, — почему-то смутился Шим. — Справа от нас Крабов залив, там часто промышляют пираты. Они ведут торговлю с мелкими племенами. Можно договориться с пиратами, и они быстро доставят нас в Пафлагонию.

Королева внимательно посмотрела на него.

— Сдается мне — ты не такой простак. Знаешь больше, чем положено простому смертному.

— Мой дед был моряком, и частенько рассказывал мне о своих путешествиях, — усмехнулся Шим. — Вот и пригодились знания. Госпожа, до залива будет дойти проще, — неожиданно сменил он тему, — чем до Ворот. На побережье хессы не сунутся, а от степняков можно спрятаться в прибрежных скалах.

Шим даже воспрянул духом. Он и в самом деле уверил себя в реальности спасения, уверил в то, что сможет вывести отряд к морю и спасти королеву Ваграма. Для его дальнейшего продвижения по службе это был бы несомненный успех. И Лация прекрасно его понимала, однако существовала опасность впасть в заблуждение относительно легкости предприятия. Баланги, Ханвар с магами будут идти по следу до самого конца, если только их всех не перебить. Иначе в покое не оставят. Так снова жертвы? И ради чего? Полторы тысячи воинов не вернутся домой. Лация решительно отбросила все переживания о бессмысленности похода. Во всем есть смысл, — поправила она себя, — даже в таком трагическом исходе. Горевать и просить прощения она будет потом, когда увидит стены родного Одема, свой дворец и мать.

— Готовьтесь к походу! — приказала Лация. — Лично я еще одну ночь на башне проводить не собираюсь.

Шим почтительно склонил голову и повернулся к своим воинам.

— Все слышали, парни? Тогда шевелитесь, скоро выступаем!

8

Пафлагония, Лебен

Нисла безотрывно наблюдала за Егерем, с самого раннего утра не отходящим от маленького окошка. Казалось, он кого-то или чего-то ждет. Так напряжено было его лицо. Еда, приготовленная Модо, осталась стоять на столе нетронутой.

Солнце неприветливо осветило грязные и выцветшие улицы Лебена.

— Что произошло? — наконец собравшись с духом, спросила девушка. Вид Егеря не внушал того чувства, когда с ним можно говорить на любую тему.

— Это тебя не должно касаться, — отрезал Егерь. — Я и так взял на себя большую ответственность, когда разрешил одной девчонке увязаться следом.

— Я не маленькая, — Нисла вздернула подбородок, — и представляю ту опасность, которая окружает тебя. Только знай: за себя постоять я могу. Понял?

— Дело ведь не только в этом, — попытался смягчить разговор Егерь и отвернулся от окна. — У нас не игры, а настоящая война. Все воюют против всех. Патриканцы рвутся на наши территории, не считая, сколько людей уничтожено в их желании овладеть Фобером или Готой. Да ладно бы это… У каждого есть своя война. Личная. А она страшнее всего. Так вот: это моя война. Ты не должна здесь присутствовать.

— Егерь, я все понимаю, — тихо ответила Нисла, — и все же буду с тобой рядом. В этом проклятом месте нужно сделать выбор: или ты овца, которую рано или поздно прирежут, как бы она не пряталась, или — воин. Я хочу умереть с оружием в руках. Патриканцы — еще те ублюдки. Знаешь, сколько их прошло через Красные Холмы? Они были похожи на загнанных зверей, отупевших от страха. Их не убили, но они уже были мертвы. Ты представляешь меня такой? Или втайне мечтаешь, чтобы меня поскорее изнасиловали в канаве и распороли брюхо?

— У тебя все же был шанс уйти вглубь Земель, — Егерь избегал смотреть в глаза своей попутчице. Убеждать ее было бессмысленно. — Там безопаснее.

— Пока — да, — кивнула девушка. — Но для меня нет безопасного места, когда идет война. Если не убьют одни подонки — достанут другие. Так какой у меня выбор?

— Наверное, в чем-то ты права, — сдался фарогар. — Вот мои условия: ты слушаешься только меня. Делаешь то, что я скажу тебе. Даже если огнепоклонники будут резать Егеря на куски — ты не бросишься спасать его.

— Договорились, — Нисла протянула узкую ладошку и Егерь осторожно сжал ее своими огрубевшими ладонями.

После разговора он опять надолго приник к окну. Нисле казалось, что день так и пройдет, унылый и скучный, когда Егерь довольно хмыкнул. Ткнул пальцем в замутненное стекло:

— А вот и наш знакомый! Судя по его виду, он давненько отирается здесь, только хорошо прятался.

Нисла уже догадалась, о ком идет речь. Сухарь изрядно надоел им за вчерашний день, и до сих пор не оставил попыток услужить Егерю. Да уж слишком назойливо, что не понять истину мог только дурак. Как будто ему дано задание вцепиться в новых гостей Лебена и выудить ценную информацию.

— Сухарь что, шпион? — Нисла перешла на полушепот.

— Он — соглядатай храмовников. Я в этом уверен.

— Позволь мне поговорить с ним, — Нисла встала рядом с Егерем. — Чертов карлик действует на меня как ягоды «волчьей ярости». Готова убить его.

— Зачем? Пусть живет. Храмовники думают, что перехитрили Егеря. Я не буду их разочаровывать.

Даже слишком неторопливо для ситуации Егерь собрался деловито и спокойно. Нож — в сапог, два ножа — за пояс, меч в ножнах за спиной. Узкую прочную цепочку намотал на торс. Когда-то именно она спасла его в крупной заварушке в Паунсе, и с тех пор эта недвусмысленная вещица всегда присутствовала в арсенале опытного бойца. И это несмотря на едкие насмешки друзей.

… Двое вышли из харчевни, окунувшись в промозглую сырость улиц, и направились неспешно за согнутой спиной карлика. Оба сосредоточены и серьезны.

Фарогар обратил внимание, что за прошедшую ночь солдат в Лебене стало гораздо больше. Кроме пехотных частей с ярко-малиновыми нашивками на мундирах, мелькали грязно-серые камзолы пластунских отрядов; только еще вчера они занимали важные стратегические позиции между Лебеном и Байтом. Их появление могло означать только одно: Байт и Гуарда сданы патриканцам, или готовятся быть отданными. С генералов, держащих оборону в «Треугольнике»[42] могло статься бросить все к дьяволу и открыть путь на Красные Холмы. Егерь представлял, чем грозило такое отступление. Патриканцы таким образом разрезали пополам оставшиеся территории противника. Для Егеря, ведущего долгую охоту за Магваном, такой расклад, вообще-то был глубоко безразличен. Ведь Магван нырнул в затхлые улицы Лебена не для шпионских целей. Да и Лебедь здесь объявился не для пожертвований бедноте.

— Пошли в «Штос», — Егерь круто свернул с главной улицы в полуразрушенный переулок. Таким образом он надеялся срезать часть пути и тщательнее проследить путь карлика.

Карлик, еле передвигавший ноги, до сих пор не мог поверить, что за ним следят. Он постоянно оглядывался, цепким взором охватывал улицу, почему-то качал головой и продолжал путь. Настороженность постепенно покидала его, уступая место благодушию. Но как только он шагнул в сторону от главной улицы — как острое железо кинжала нацелилось ему в ямку под кадыком. Сухарь замер.

— А теперь выкладывай все, что знаешь, — Егерь немигающее уставился на съежившегося карлика. — На кого работаешь?

Карлик раскололся сразу.

— Я их не знаю, — сглотнул слюну Сухарь. — Они заплатили мне хорошие деньги. Ты бы отказался?

— Нет.

— Вот видишь! — обрадовался карлик, не теряя надежды вырваться на свободу.

— Гляжу, ты хорошо пристроился. Пора и по счетам платить. Давай, говори: это был Лебедь?

— Нет. Они нездешние. Интересуются, как пройти к Зубам. Им нужен проводник. А заодно следят и за Лебедем.

— Обо мне знают?

— О тебе знает Лебедь, охотник. Он давно следит за тобой, и весьма интересуется, куда исчез парень по имени Философ. Всем известно, что он встречался с Ронгаром на острове.

— Заткнись! Говори по существу! Ты еще и у храмовников на побегушках?

— Жить-то надо!

— Ладно! Ответь мне: Лебедю нужен лишь Философ?

— Да. Они и пришли сюда, чтобы познакомиться с ним поближе. Ты в любом случае выведешь на своего дружка.

— Разбежались! — ухмыльнулся Егерь. — Чем же он заинтересовал храмовников? А я разве не пригожусь?

— Философ — центровая фигура на поле. С его помощью многие хотят переделать мир. А храмовники и вовсе желают быть первыми в этой партии.

— Так уж он и опасен? — Егерь усилил нажим кинжала, и карлик зашипел от боли. — Он простой адепт Ордена.

— Ха! Наивный! Высшие жрецы в панике. Корона Мира скоро обретет своего хозяина. А Философ — Претендент.

Егерь ожидал чего-то подобного. Не мог Гай быть простым лесным мальчишкой, учитывая, как тщательно Брюнхильда пестовала операцию, в целях которой мало кто мог разобраться. В ней задействованы такие силы Серого Братства, чего не было уже лет сто. Ради пресловутого восстановления лишенного статуса не раскидывают сети по всему Континенту. Егерю стало казаться, что старуха заранее просчитала появление Магвана и поставила его на игровое поле. А Серое Братство не почуяло подвоха.

— Только Философ — конкурент?

— Храмовники имеют своего Претендента, но в их планы не входит рисковать им до определенного момента. Главная роль — я уже говорил — отводится твоему дружку.

— Имя конкурента?

— Я не скажу тебе, даже если ты меня проткнешь. Зато смерть будет быстрой. Агведа будет жрать меня по частям — а мучаться я не хочу.

— Значит, тебя не хватятся?

— Они сразу поймут, что со мной случилось, — осмелился улыбнуться карлик. — Только Лебедь больше обрадуется, что маленькая ниточка, одна из многих, которая тянется к храмовникам, будет оборвана.

Егерь медлил с решением, понимая, что не сможет сегодня отправить негодяя на свидание с Единым. Понимал свою ошибку, оставляя Сухаря в живых, но ничего не мог сделать. Это была действительно ниточка, пусть и ненадежная, но все-таки реальная в игре тайных сил.

Нож нырнул в рукав Егеря. Сухарь перевел дух, скосил глаза на Нислу. Девушка не скрывала своего презрения и демонстративно поигрывала стилетом. Уж она бы не задумываясь, вогнала бы узкое жало промеж глаз противного и опасного соглядатая. Однако у Егеря свои интересы, а перечить командиру она не хотела. Нисла отвернулась, но своим взглядом дала понять Сухарю, что не намерена оставлять того без внимания.

— Хочешь работать на меня?

— На Серое Братство? — хмыкнул карлик. — Почему нет? Одним меньше — одним больше. Без разницы.

— Много платить не буду. Подавишься от золота.

— Серое Братство всегда так вырывает свое зубами? Сколько человек уже вы привязали к себе?

Легкий взмах руками — и Сухарь взвыл, держась за уши. Шумно выдохнул воздух и прохрипел что-то невнятное.

— Не тебе судить, урод, — спокойно сказал Егерь. — Запомни, раз и навсегда, мышиный помет: если вздумаешь утаивать от меня сведения о Претендентах или крутить хвостом в пользу моих врагов — я просто приду к Лебедю и сдам тебя со всеми твоими гнилыми потрохами.

Потрепав снисходительно карлика по щеке, Егерь кивнул Нисле, и они продолжили свой путь. Выйдя из подворотен на кривые улочки Лебена, заполненные разнолюдьем, они направились в «Штос» — знаменитую харчевню, где изредка — раз в неделю — посетители устраивали сумасшедшую потасовку. Зная об этом, к назначенному сроку туда стягивались любители подраться. «Штос» держал за собой такую привилегию, нисколько на этом не проигрывая. Разбитая мебель заменялась новой за счет проигравших и не успевших вовремя смыться с поля боя. Для таких случаев хозяин харчевни держал солидную охрану из пяти деревенских молодцев с пудовыми кулаками. Конечно, не развлекаться туда шел Егерь, тяня за собой девушку. У него созрел план, и его нужно было осуществить.

— Ты серьезно думаешь, что Сухарь будет на тебя работать? — Нисла посмотрела на Егеря, быстро шагающего вперед. — У него ведь хватит глупости не удержать свой язык.

— Лебедь для него страшнее смерти. Храмовники не любят перевертышей. Знаешь, как они поступают с такими? Сначала запирают на пять дней в темный подвал с голодными крысами, и пока те объедают несчастному ноги, выслушивают все проклятия на свою голову. Потом вытаскивают полуживого узника и начинают нарезать ремешки со спины и живота. Затем снова подвал…

— Не интересно, — отвернулась Нисла. — Я знаю, на что способны эти ублюдки. Мой парень пропал в этих самых подвалах.

— Извини, — смутился Егерь.

Дальше они шли молча и старались не глядеть друг на друга. Лишь в харчевне, когда они нашли место в заполняющемся зале, Нисла вздохнула и сказала:

— У меня свои счеты, Егерь, с этими… Только я сейчас с тобой, и не буду заниматься местью. Потом.… Когда-нибудь, если это не помешает твоим делам.

Они зашли в гудящий от многоголосья «Штос», но местечко нашли. Еще не все любители подраться собрались в назначенном месте. Егерь не успел даже обвести взглядом харчевню в поисках прислуги, как к ним, тяжело хромая, подошел молодой парень. Он почтительно поклонился и выжидающе глянул на посетителей. Нисла с трудом отвела глаза от чудовищного шрама, багровевшего длинной бороздой на левой щеке.

— Принеси-ка, братец, кувшин розетского вина, жареную кабанью ногу с корочкой и хлеба. Слышишь?

— Да, господин, — парень расторопно развернулся и быстро захромал к стойке, за которой находилась дверь в кухню.

— Эк, угораздило его так покалечиться, — вздохнул Егерь.

— Или покалечили, — добавила девушка.

— Ты еще не отказалась от своей затеи? — Егерь мотнул головой через плечо. — Шляться по злачным местам, вылавливать тех, на кого покажут пальцем хозяева… Лично для меня такая жизнь потеряла новизну, и в своей работе я не вижу ничего хорошего.

— Не отговаривай, воин, — усмехнулась Нисла, — не из пугливых я.

Подошел хромой и со стуком поставил на стол кувшин с ярко-рубиновым вином, оловянную тарелку с кабаньим окороком, источающим дразнящие нос запахи, на котором лежали две пресные лепешки.

— Держи, — Егерь великодушно протянул парню реал. — Даю еще два золотых на заклад, что ты работаешь здесь за похлебку и пару медяков.

— За три, — усмехнулся парень.

— Как тебя звать?

— Карек. Только зачем вам это? Если есть желание поговорить — так я не тот собеседник. Их вон сколько сидит.

— Ну, это мое дело. Воевал?

— Был в ополчении на Тунсе. Патриканцы здорово нам вломили. Из трех сотен еле ноги унесло не больше десятка, — Карек разговаривал охотно, словно старался выговориться на год вперед. Для него события минувших дней не вызывали трепета, и говорил он спокойно и рассудительно.

— Тебя там ранили?

— Ага. Патриканцы пустили кавалерию. Мне досталось в самом конце боя.

— Это лет семь назад было, — припомнил Егерь. — Парень так тебе сколько лет?

— Двадцать три, господин.

— И в шестнадцать лет ты поперся воевать с матерыми вояками! Да где у тебя мозги были?

— В заднем месте, — усмехнулся Карек. — Только я это поздно понял, когда получил свое. Кавалерия прошлась по нам, как по травке. Ладно, жив остался. Ногу мне раздавили, но я и пара знакомых рванули в сторону Розетских лесов. Нас перехватили и взяли на ножи. И опять мне повезло, если вот этот шрам считать везением.

— Пойдешь еще? — усмехнулся Егерь.

— Надо будет — пойду, — твердо, зная, что говорит, ответил Карек. — Я хорошо из арбалета стрелять научился. У меня дома специальные стрелы есть — бронебойные. Всадника сбивают с лошади только так!

— Молодец, — Егерь уважительно поглядел на парня. — Не падаешь духом. — На, выпей. У меня к тебе вопрос есть.

Он налил в стакан вина и подал Кареку. Слуга осушил стакан и вытер губы.

— Говорите, господин.

— Я ищу людей, чужаков, совсем непохожих на патриканцев. Они откуда-то с востока, из-за Ворот. Не появлялись ли они здесь?

— Да они все время вертятся в «Штосе» — обрадовался Карек, что помог доброму человеку. — Как только солнце садится, так они гурьбой валят сюда, садятся за стол и начинают шушукаться.

— Ты что-нибудь можешь сказать о них? Имена, прозвища?

— Нет. Они стараются при разговоре не называть имен. Краем уха слышал, что они намереваются идти в горы. Говорили что-то о Вечных Смотрителях. Это показалось мне подозрительным. Никто не ищет Вечных, если не имеет за пазухой пару козырей. Нужно твердо знать, чего ты хочешь от них.

— Да ты у нас весьма сообразительный малый, — усмехнулся Егерь. — Ну, ладно, иди, работай. Твой хозяин уже позеленел от злости.

Он еще долго сидел в полном молчании, попивая вина. Устав ждать от Егеря каких-либо решений, Нисла сосредоточилась на куске мяса. Время потянулось медленно, тягуче. И это было тем более невыносимо, что девушка не знала о намерениях своего загадочного спутника. Нисла прислонилась к стене и задремала, надвинув широкополую шляпу на глаза. Шляпу пришлось приобретать по совету Егеря, как и новые сапоги, кованые, высокие. Сейчас она выглядела как молодцеватый паренек лет двадцати, разве что миловидное личико не могло сбить с толку бывалого человека с наметанным глазом. Даже свободный камзол, призванный скрыть формы, указывающие на принадлежность к женскому полу, не спас бы от внимательного взгляда.

Уже становилось поздно, и Егерь перестал надеяться, что гости, которых он ждал, появятся. Но дверь в харчевню распахнулась, и он увидел того, кто называл себя Картамом при допросе в подвале. Можно было не прятаться — Магван не знал Егеря в лицо, и не мог распознать в сидящем в расслабленной позе своего соперника.

Картам, он же Магван тихо расположился за спиной Егеря за соседним столиком и громко выкрикнул, чтобы ему принесли выпивку.

Карек подскочил и склонил голову, давая понять, что весь во внимании.

— Принеси пару кувшинов, парень. И мяса побольше!

Карек пробормотал что-то вроде «будет исполнено» и быстро ретировался на кухню. Магван шумно выдохнул воздух из груди, бросил шляпу на скамью рядом с собой, загремел ножнами, устраиваясь поудобнее. Медленно потягивая вино, Егерь лениво подумал, где же он приобрел оружие. Взгляд его периодически останавливался на двери. Наконец, в харчевню ввалились трое, судя по описанию, те, кого фарогар ожидал, и с порога, не оглядываясь, направились к столу, где сидел Магван. Пока они шли через зал, ни разу не обмолвились и словом, как будто опасались чего-то. Егерь понял — чего, когда они заговорили на незнакомом языке. Быстро обменялись репликами, и перешли на местный, континентальный.

— Сколько мы еще будем торчать здесь? — раздраженно спросил Магван, едва дождавшись, когда троица насытится и напьется.

— Терпение, светлейший, — пробасил один из пришедших. — Мы уже нашли толкового проводника. Послезавтра выходим.

— А в чем задержка?

— Он приносит жертву своим непонятным богам. Ты же знаешь, что у пафлагонцев на этот счет заскоки. В каждом доме по пять-шесть разных божков из глины. В общем, проводник сказал, что в Ворота его не затянут даже на аркане, если он не помолится.

— Черт с ним. Подождем. Только я беспокоюсь. Проклятые Храмовники сидят на моих пятках, шныряют под носом. Видели тут поблизости карлика-урода?

— Столкнулись с ним на улице, — заговорил второй чистым мелодичным голосом. — Он нас предупредил, что охотников стало слишком много. Все словно сошли с ума, направляясь в Лебен. К чему бы такая услужливость?

— Каких охотников? — насторожился Магван. — Серое Братство?

Егерь выругался про себя. Он твердо решил убрать Сухаря. Толку от перевертыша не будет все равно, а хлопот принесет уйму. У того в голове только лишь одна мысль: урвать побольше денег со всех, кто задает много вопросов. Тупица!

— Он ничего не сказал, возомнив себя владетелем тайн, — усмехнулся третий собеседник, весь какой-то бесцветный.

— С ним надо разобраться, как только выйдем в путь, — напомнил Магван.

— Проблем не будет, — пробасил первый.

— У тебя что-то еще есть, Мальтус?

Обладатель баса прокашлялся, сделал большой глоток из кувшина, оттер губы рукавом плаща.

— Прибыла голубиная почта. Плохие вести, светлейший. Королева Лация исчезла в Степи. Мои агенты у Ханвара доложили, что этот дикарь загнал остатки отряда в Сангар.

— Проклятие! — громко выдохнул Магван и сжал зубы. — Призрак?

— Он умертвил множество людей, скуртов и хессов, но твоей сестре удалось каким-то образом вырваться из Сангара, но после этого след теряется. Или они пошли к побережью, либо к Воротам.

— Дура! Самонадеянная дура! Эта очередная авантюра моей сестрицы дорого обойдется Ваграму!

— Вопрос стоит в том, нужно ли спасать королеву из западни, — осторожно заметил второй. — Ведь это нам на руку.

— Она моя сестра, пусть мы и от разных отцов! — тихо зарычал Магван. — Мы выросли вместе!

— Лация — Претендент, — снизил голос Мальтус.

— С ней я разберусь в последнюю очередь. Куда она могла пойти?

— Да куда угодно! Все зависит от ее умения договариваться с пиратами. А уж возьмут ли ее на борт корабля или нет…

— Значит, Паунс или Мирра, — задумался Магван. — А ведь еще может быть и Ламберг. Или все же рискнет и пойдет через Ворота?

— За ней идет какой-то центур, — сказал бесцветный. — Я не знаю этого человека, но наши люди говорят о его сумасшедшем желании уничтожить Лацию.

— Я ему башку отверну! — пригрозил Магван и сжал кулаки. — Сколько у нас любителей Короны набирается?

— С тобой — пятеро, — Мальтус еще раз взял кувшин и разлил остатки вина в кружки.

— Кого еще нашли? — удивился Магван. — Кроме меня, сестры, одного из храмовников, центура…

— Это тот самый парень, живший во дворце молодой королевы. Философ, кажется.

Магван нервно рассмеялся, откинувшись назад. На него стали коситься. Егерь пихнул под столом ногой Нислу. Та мгновенно встрепенулась, приподняла шляпу.

— Просыпайся, сейчас будет весело, — вполголоса произнес Егерь.

— О Философе забудьте, — торжественно объявил Магван. — Серые сами позаботились о своем выкормыше. Их хваленый мальчишка канул в Море Закатов. Все. Нет больше Философа. Все попытки старой Амалеи вернуть ему статус и честь закончились ничем. А моя глупая сестрица вздумала влюбиться в него! А он еще и Претендент! Какая гремучая смесь получилась бы!

Да. Это был Магван. Сомнений уже не осталось. Если они и были у Егеря, то только до последнего момента. Однако он хорошо осведомлен, что происходило в его стране, — удивленно подумал Егерь. — Сколько же людей связано с ним невидимыми нитями соглядатайства? Только ли голубиная почта здесь задействована?

Он незаметно оглянулся. Посетители уже разогрелись достаточно, и лишь малой искры не хватало, чтобы «Штос» содрогнулся от грохота ломаемых столов и лавок, криков, свистов и пронзительных криков подрезанных драчунов. Пора было начинать. Раз народ хочет развлечься — нельзя его разочаровывать.

— Беги на площадь и кричи во все горло, что поймали лазутчиков Протектората, — вполголоса сказал Егерь Нисле.

Девушка кивнула, неторопливо поднялась, небрежно надвинула шляпу на нос и направилась к двери, слегка покачиваясь на ходу. Из харчевни трезвым не уходят, и вид быстро идущего целеустремленного человека неизменно привлечет внимание. Дождавшись, когда Нисла скроется за дверью, Егерь тоже встал, дошел до стола аламцев, неловко взмахнул руками и навалился всем телом на Мальтуса. Тут же прощупал складки его одежды. Нож висел под левой мышкой, закрепленный прочным ремешком. Ясно, что аламец пустым ходить не будет.

— О, извините, господа! — пробормотал Егерь, делая попытку подняться, но тем самым еще больше наваливаясь на Мальтуса.

— Пошел прочь, свинья! — аламец брезгливо оттолкнул Егеря.

— Не оскорбляйте благородного господина! — пьяно икнул Егерь. Иначе мой меч испробует крепость ваших голов!

— Каков нахал! — хмыкнул Магван, не двигаясь с места. — Вьяго, Лифар, выведите несчастного на улицу и вразумите его.

Двое аламцев схватили Егеря под руки и потянули к выходу.

— Эй! — нарочито громко закричал тот, вырываясь из «замка», сделанного чужаками. — Куда вы меня тащите! Люди! Ламбергские шпионы хотят убить меня!

— Какие мы тебе шпионы? — зашипел тот, кого назвали Лифаром — бесцветный аламец. Он опасливо покрутил головой во все стороны. А опасаться было чего. Захмелевшие посетители уже отрывались от кружек с вином и мрачно поглядывали на странную компанию.

— Лебенцы! Бей шпионов! — закричал Егерь и со всего размаха ударил головой в лицо Лифара. Обливаясь кровью, тот упал на пол. Это послужило сигналом к всеобщей свалке. Чужаков растащили в разные стороны; дружно заработали кулаки.

В хаосе мелькающих тел Егерь зорко следил за Магваном. Оставшись один, аламец пытался по столам пробиться к выходу. Это ему удалось, оттоптав кое-кому руки, а то и голову. Егерь выскочил на крыльцо следом за ним, но чуть не опоздал. В сгустившейся темноте он увидел удаляющуюся фигуру человека и бросился за ней. Магван почуял слежку и ускорил шаг. Вот уже центральная площадь городка осталась позади. Мимо замелькали развалюхи с покосившимися стенами. Они прятались за такими же унылыми заборами. Лениво брехали собаки, скорее для острастки, чем для реального запугивания ночных гостей.

Магван уже не шел так уверенно. Настал миг, когда он вовсе остановился. Резко повернулся.

— Эй, приятель! Какого дьявола ты идешь за мной? — раздраженно спросил аламец. — Хочешь испробовать моего меча?

— Мне платят не за разговоры! — Егерь в свою очередь обнажил клинок. — Мне нужен ты.

— Ты — наемник? На кого работаешь?

— Не важно.

Егерь осторожно приближался к Магвану. Чужак не двигался, но по его решительной фигуре было видно, что он прыгнет незамедлительно, как только поймет, что пора…

— Тебя прислали Серые? — попытался заговорить с Егерем аламец. — Ну да, как же я сразу не догадался!

— Не знаю таких, — увернулся Егерь.

— Кто же? Ронгар? Красноповязочники? Кто-то же должен стоять за тобой, направлять оружие в мою сторону! — Магван сделал шаг вперед, крутанул меч в руке, да так, что он со свистом рассек воздух. Клинки с протяжным звоном столкнулись и разлетелись в разные стороны, замерли в ожидании следующего удара. Еще один выпад. Егерь отбил, но следующий, косой, направленный немного вниз, чуть не пропорол ему бок. Ответный удар. Размах, удар «мельницей» — Магван отбил и тут же обрушил свой меч сверху вниз. Он явно перехватывал инициативу. Егерь должен был признать, что чужак видит в темноте даже лучше его самого! Неужели в действиях Магвана присутствует магия?

— Магичишь? — хмыкнул фарогар. Он чувствовал ее присутствие, и не мог ошибиться. Защиту противника составлял амулет, направленный против тяжелых ран. Он как раз способствовал быстрому заживлениюи не давал раненному истечь кровью.

— Значит, Серый, — засмеялся Магван и ринулся вперед, умело блокируя защитные удары фарогара. — Я сразу почуял вашу игру!

Егерь решил не испытывать судьбу и отступил назад, совсем чуть-чуть, позволив аламцу сделать замах шире, а следовательно, раскрыться. И тут же Егерь сделал прыжок вперед и чуть вбок. Магван уже не мог ничего противопоставить удару, потому что сам уже заваливался вперед. Меч Егеря вошел под ребра противника; Магван зарычал, упал лицом вниз, попытался встать, опираясь одной рукой о землю. Чем и поплатился. Без какого либо сожаления Егерь перевернул его ногой на спину и вогнал клинок ему в грудь. Все было кончено. Прислонив ухо к неподвижно лежащему аламцу, он силился услышать хоть малейший удар сердца. Тщетно. Магван уже не дышал.

Егерь разорвал ворот куртки Магвана и дернул шнурок с амулетом; выпрямился и оттер холодный пот со лба. Дело сделано. Отсутствие оберега не даст выжить этому человеку. Магван все-таки задел его, но в пылу боя он даже не почувствовал удара. Рука выше локтя болела, одежда набухла от крови.

Меч медленно вошел в ножны. Пора было возвращаться к Нисле.

Муфазар. Белые Пески. Мадж-Арья

Куангу оказался на редкость словоохотливым отшельником, соскучившимся, вероятно, по людскому общению. Сухонький, с редкими волосенками на продолговатой голове — он показался мне хитрым и изворотливым старикашкой, но никак не магом. В его глазах светилось извечное любопытство, свойственное людям любознательным, но в силу известных причин не могущих удовлетворить жажду познаний. Он осматривал нас со всей внимательностью, насколько позволяли границы дозволенности. Барсук расслабленно сполз с жеребца и на негнущихся ногах подошел к старику.

— Я вернулся, — разлепил он сухие треснувшие губы.

— Это хорошо, — легкая улыбка пробежала по сморщенному лицу мага. — Я ждал вас, давно ждал. Но… Вижу, что большой и сильный отряд остался в пустыне?

— Судьба, — понурился Барсук.

— Не судьба, — возразил Куангу, — а твоя гордыня и слепота привели к власти Пуштара. Видишь, к чему привело твое бегство? На твоей совести много жизней.

— Мой брат ответит за предательство, — сжал зубы Барсук.

Этот разговор очень нас заинтересовал. Мы спешились и приблизились к разговаривающим. Куангу цепко взглянул на нас, поднял руку, призывая Барсука замолчать.

— Один — непризнанный король, второй — вечный воин, блуждающий неизвестно где и зачем, — ухмыльнулся маг. Довольно туманно, но для знающих и посвященных вполне понятно. — Ты нашел опасных союзников, раджа.

— Воды дай, старик, — Мастер бесцеремонно заглянул в ветхое жилище Куангу. Его сухие, выцветшие глаза лихорадочно осмотрели полутьму помещения.

— Если ты еще не ослеп, воин, то увидишь колодец в моем доме. Я храню источник от губительных песков, — проворчал маг. — Возьми кувшин, набери воду и пей. Только не жадничайте. Холодная вода может свалить вас. А лечить вас я не собираюсь.

Мастер деловито загремел черепками, и вскоре я услышал его крик:

— Философ! Старик не наврал! Есть вода!

— Куангу! Мы хотим пить. Все разговоры потом! — зарычал Барсук и бросился к хижине.

Мы наконец-то утолили свою жажду, преследовавшую нас столько мучительных дней. И пусть вода отдавала каким-то резковатым вкусом, но мы пили настоящую воду, холодную, ломящую зубы.

Следовало подумать, как напоить лошадей.

Маг терпеливо ждал.

— Воины Долины Ветров перестали преследовать вас, — сказал он. — Однако поостерегитесь.

— А что еще? — Барсук сполоснул лицо. — В Мадж-Арье у меня остались друзья. Они помогут моим спутникам перебраться в Гужан. А я останусь и поговорю со своим братцем.

— Ты не идешь с нами? — Башар растерянно посмотрел на товарища, потом перевел взгляд на Мастера, словно тот мог разрешить проблему.

— Здесь мой дом. А Пуштар должен ответить за предательство, — сжал зубы Барсук. — Если оставаться честным — я не надеялся дойти. Но это случилось. Небесам было угодно довести меня до дома. А я верю в судьбу. И я дойду до конца. Не ради своего благополучия — ради памяти отца.

— А можно объяснить, что тут вообще происходит? — Мастер утер губы. — А то я не очень-то понял, что затеял Барсук.

— Барсук — правитель Анси, — пояснил Башар. — Его отец перед смертью завещал трон старшему сыну, то есть ему — Барсуку. Но Пуштар организовал заговор против своего брата. Барсук правил всего месяц. Однажды ночью его предупредили о том, что ему грозит смертельная опасность. В заговоре участвовали почти все сановники покойного отца. Против такой силы невозможно устоять. Барсук сбежал.

— Вот как? — усмехнулся Мастер. — Не сладко тебе пришлось! Как же ты умудрялся столько времени скрывать свое прошлое и ни разу не открыть рта! И еще стоически переносил унижения как раб.

— Меня бы сразу удавили, — буркнул Барсук.

— И лез в драку? Тебя могли проткнуть — и прощай трон! — Мастер развел руками. — Не понимаю, хоть убей.… Как твое имя, раджа?

— Прахва.

— Ладно, Прахва, понял. Только есть у меня одна просьба. Разреши уж мне называть тебя тем именем, к которому я привык. Хотя бы до того дня, когда ты подвесишь братца за ноги и сядешь во дворце хозяином.

— Договорились.

— Ну и дела! — Мастер ошалело покрутил головой. — Я воюю бок о бок с двумя высокородными господами-изгоями, но ни разу не увидел, чтобы у тех дрогнула рука и взяло верх малодушие.

— Короли не умеют держать меч или лук в своих руках, ты думаешь? — усмехнулся я.

— Да почему же? — Мастер пожал плечами. — Вот тебя я хорошо знаю. Нам еще долго идти вместе, а вот с Прахвой гораздо сложнее. С одной стороны я не привык бросать тех, с кем пережил ночь в Асуре и поход по пустыне. А с другой — у нас почти нет сил, чтобы вернуть трон Барсуку. Но ведь мертвяки приносят меньше хлопот. Да, старик?

Куангу загадочно улыбнулся, сел на горячий песок, зачерпнул горсть и медленно, сквозь пальцы пропустил золотисто-белую струю. Стал тихо бубнить себе под нос какое-то заклинание, потом резко очертил вокруг себя круг пальцем.

— Заблажил, что ли? — Мастер когда надо умел быть непонятливым.

— Он говорит на анси, — пояснил Барсук.

— Ты понимаешь?

— Это старый диалект, но кое-что можно разобрать. Старик говорит о каком-то венце на голове и лучах, что тянутся от него в разные стороны. А на концах лучей — вещи, без которых венец невозможно одеть, завладеть миром.

Мастер кивнул головой и посмотрел на меня, словно проверяя, понял ли я, о чем речь шла. Я сделал знак, что понял. Куанга говорил о Короне Мира. Непонятным оставалось назначение вещей, идущих вместе с Короной. Хотя нет — Ронгар ведь что-то говорил о семи артефактах. Точнее, сказал о трех. Скажет ли Куанга о недостающих вещах?

— Что за вещи? — поинтересовался мой товарищ, как только маг замолчал.

— Найдешь одну — она укажет на другую. И так образуется бесконечная цепь поиска, укрепляющая дух того, кто захочет удержать в своей руке мир, — ответил старик.

— Н-да, Философ, не видать тебе Короны как своих ушей.

— И хвала богам, — пробормотал я. — Не стремлюсь к величию.

— А напрасно, — оскалился в улыбке Мастер. — Если бы мне выпал такой шанс — я бы расшибся, но вцепился в корону.

— Ладно, — я хлопнул Мастера по плечу. — Дерзай. Я тебе помогу. Что ты предлагаешь делать сейчас? Так и будем торчать здесь?

— Идем в Мадж-Арью как только отдохнем. Ты знаешь, Философ, я что-то перестал загадывать наперед. Проникаюсь духом этого проклятого континента. Здесь никто не думает о будущем.

— Жизнь — ничто, а вера в загробный мир всячески поддерживается жрецами, — кивнул я согласно в ответ. Спроси того же Барсука. Ты думаешь, он рассчитывает на что-то в Мадж-Арье?

— Да с трудом, с трудом. Пошли, наши уже костер развели. Я решил дать передышку людям. Завтра на рассвете и выступим.

У костра уже завязался разговор, довольно горячий и нервный. Башар уверял других:

— Он просто обязан казнить Пуштара, всех его жен, наложниц, родственников и детей. А Барсук не такой. Душа его в разладе с традициями Анси.

— Ладно, к чему эти слюни, — грубовато сказал Мастер, усаживаясь к костру. — Нам нужно знать, остались ли у Барсука верные люди, на которых можно еще рассчитывать. Найти недовольных властью братца, провести необходимую работу по промыванию мозгов населению. А на это требуется время. Поэтому я и спрашиваю тебя, парень: потянешь ли ты такую ношу без верной тебе армии, в окружении соглядатаев и наушников? Мой совет прост как сапог солдата: иди с нами, а уж потом мы сумеем обеспечить тебя сильной армией и кучей шпионов. Философ тебе поможет, если сумеет обуздать одну непокорную лошадку. А на это требуется время. Решай.

Я бросил яростный взгляд на Мастера, вздумавшего кидаться совершенно невыполнимыми обещаниями. Слова о непокорной лошадке как-то проскочили мимо моих ушей.

Мы проснулись рано утром под заунывное пение Куангу. Маг кружился вокруг нас и разбрасывал зерна по сторонам. Лицо его в предрассветный час выглядело грозным; заостренные скулы были обтянуты сухим пергаментом кожи. Мне показалось, что сама смерть пришла проводить нас в опасный и, возможно, последний путь. До цели нашего опасного путешествия оставалось совсем немного, но именно эти последние лиги стали даваться с трудом.

— Возьмите амулеты, — Куангу протянул каждому из нас круглые костяные пластины с причудливым и неразборчивым узором. В середине пластинки была просверлена аккуратная дырочка, сквозь которую пропущена веревка. Я без лишних вопросов надел амулет на шею, а Мастер оскалился:

— Забавно, друг Философ! Я почти всю свою жизнь искоренял магическую ересь и всерьез считал, что поступал правильно. А теперь что я делаю?

— Этот амулет если и не спасет твою непутевую жизнь, то хотя бы предупредит об опасности, — рассердился старик. — В Мадж-Арье во дворце Пуштара живет мой враг Хоранга. Он лижет зад радже, а тот в знак благодарности назначил его главным жрецом. Волшебник он никудышный, но в своей злобе и алчности может вам очень навредить.

— При дворе моего деда существовала школа магов, — пояснил Барсук. — Довольно сильная на всем Муфазаре. В Мадж-Арью приезжали учиться даже из Латруна и Пахавара. А ведь там тоже неслабые колдуны водились. Хоранга окончил эту школу, так что с приобретенными навыками магии он будет очень опасным врагом. Берите амулеты.

— Послушай, чародей, а ты учился в Мадж-Арье? — ехидно спросил Мастер.

— Я самоучка, которого признавали все маги, — отрезал Куангу и замолчал, глядя, как мы собираемся в путь.

— Насколько амулет защищен? — спросил я, запрыгнув в седло.

— Если вам повезет, и кроме Хоранги никто не будет защищать дворец — а я в этом сильно сомневаюсь — то сумеете проскочить Мадж-Арью. Ну, а в худшем случае против вас встанут сильные маги, они сломают защиту амулетов. Но можете поверить старому колдуну, — Куангу усмехнулся, — что эти червяки не смогут преодолеть мою защиту.

— Есть еще какие-нибудь сюрпризы? Вспоминай, старик, пока мы не уехали! — Мастер с трудом сдерживал гарцующего жеребца, отчего мотало его во все стороны.

— Торопишься, юноша? — старик поднял лицо к наливающемуся жаром солнцу. — Думай не о себе, а о тех, кто доверился тебе. Жизнь, может, ты проживешь и долгую, но кровь тех, кто уйдет, будет тяготить тебя.

— Я знаю это, колдун, давно. С самого рождения, — ухмыльнулся Мастер. — И поэтому не боюсь пророчеств.

— Я просто напомнил, — скромно заметил маг. — Но во дворец вам лучше не соваться. Это мое последнее слово.

Отдохнувшие лошади споро рыхлили зыбучий песок, а Мастер в это время проводил совещание. Он допытывался у Барсука:

— Есть ли в городе твои сторонники?

— Если ничего не случилось после моего побега — то три человека должны ждать меня.

— Надежны? — не отступал Мастер. — Ты пойми: если хотя бы один испугается смерти и сдаст тебя с потрохами — погибнем мы все.

— Они надежны, — Барсук говорил это уверенно, но у меня закралась мысль, что опальный раджа и сам с трудом скрывает сомнение. Прошло слишком много времени, чтобы продолжать хранить верность исчезнувшему в неизвестном направлении правителю.

— Кто они?

— Казначей, старший конюший и начальник ночной стражи.

Мастер хмыкнул, недоверчиво посмотрел на Барсука, словно проверяя, не шутит ли он. Но раджа даже глазом не моргнул.

— Хорошие у тебя союзники, Барсук, — Мастер покачал головой и пришпорил коня.

Алам. Залив Крабов

Счастливые мгновения жизни остались в прошлом. Все те бесконечные дни и ночи Лация отбросила прочь, так же, как и наивные мысли о переделе мира. Нельзя исправить все ошибки небес, нужно лишь правильно рассчитать силы, которые следует направить на исправление ошибок своих, и только своих. Сангар был злом, но злом неподвластным человеческому разуму, и поэтому не требующим уничтожения. А Ханвар, злобный степняк, сделает все возможное, чтобы погубить ее. Капкан уже смыкался.

Третий день они беглым маршем шли в сторону своего спасения. Их ноздри уже ощущали сквозь запахи душистых степных трав дуновение свежего, насыщенного влагой ветра. Шиму казалось, что он видит синюю полоску моря. Никто не ожидал, что земли Сангара такие обширные.

Степь кончилась — потянулось редколесье. И там нагрянула беда. В виде той же лиловой тучи. Магические завихрения окружили жалкую кучу ваграмцев, которых, истинных, осталось пять человек из двух десятков. Сборный отряд сплотился вокруг королевы не столько из-за любви к ней, сколько из-за желания чувствовать твердую волю. Но сейчас неясная сила будто сковала людей в невидимом круге, стянула какой-то плотной сетью. Лация даже ощутила шевеление волос на голове — защипало кожу рук.

— Нас догнали! — проскрипел зубами Шим.

Лация сразу вспомнила давнюю историю на болоте. Тогда она чудом спаслась от человека, преследующего ее. Кто это был? Какие коварные замыслы держит в своей душе?

— Королева! — рядом вырос Пак, преодолевая невидимое сопротивление воздуха. — Вспоминайте то, чему вас учили придворные шарлатаны, называвшие себя магами! Вспоминайте — и разрывайте круг! Пусть спасетесь только вы — но это стоит нашей смерти!

— Я ничего не помню! — отчаянно закричала Лация. В ушах тонко завибрировало; нарастающий шум согнул девушку пополам. Она закрыла уши руками.

— Госпожа! — Шим упал ей в ноги. — Молю вас, сделайте что-нибудь! Я же слышал, что всех Одемиров учили магии! Это невозможно терпеть!

Лация при желании могла вспомнить те крупицы знаний, что дали ей суетливые личности, которых Пак метко назвал шарлатанами, но кроме непонятной тарабарщины на ум ничего не приходило. Было даже смешно, что бормотание типа «алух сана барух фара» может изменить материю окружающего мира, сделать невозможное возможным. Помнится, так разговаривали торговцы с Муфазара — заклятие больше походило на речь этих загадочных купцов. Ладно, вспомнили. При случае надо попробовать. А что еще? Что поможет сейчас? Лиловая туча рассеялась, сделав свое дело. Вдали показалась другая туча — более темная, насыщенная совсем уж чернотой. Не оставалось сомнений — Ханвар их достал.

Мысли Лации лихорадочно заметались по закоулкам памяти. Что могло помочь вырваться из невидимых нитей паутины? Кажется, на этот счет что-то говорила вредная колдунья, прозванная девушкой за глаза Крыской. Память подсказала: для нейтрализации «сети» требуется всего лишь сосредоточиться, представить, что тело сжимается в плотный комок и рассеивается сквозь магические ячейки сети. Противодействие магии волшебством же здесь бессильно. Этим лишь усугубляется эффект волшебства.

«Хорошо, — мысленно согласилась Лация, — допускаю, что мне удастся вырваться из сети. Но хватит ли мне сил спасти не только себя? Сил далеко не мужских».

— Пак! Шим! — крикнула Лация, сев на землю. — Ко мне! Возьмите меня за руки. Пусть солдаты постоянно проверяют натяжение сети! Если мы сорвем заклинание — пусть сразу же бегут!

Она закрыла глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. Нужно было отвлечься от бесконечного гула в голове, ломящего звона в ушах. Она сжалась в комок. Словно озарение пришло. Она увидела себя со стороны, державшую за руки двух мужчин. Потом белесый туман стал окутывать ее, сжимая тело в плотный кокон. Слегка полегчало. Ощущение режущих ячеек сети исчезло. И Лация воспарила вверх, в небо.

— Встали и пошли! — резко открыла глаза Лация. — Кто сможет вырваться — идите!

Это уже было сказано солдатам, ошеломленно смотрящим, как королева широким шагом уходит от них.

— Королева моя! — Шим упал на колени. — Я не уйду! Я погибну вместе со своими людьми!

— Шим! — голос Лации зазвенел от горя. — Ты командир квадрона! А я сейчас решаю, кому жить — кому остаться здесь! Ты идешь с нами! Твой опыт и умение стоят больше двадцати жизней простых воинов! Мы потом будем плакать и достойно поминать этих храбрых мужей. А сейчас мы уходим!

Пак до сих пор молчал, но в этот момент взглянул в глаза королевы. В них что-то мелькнуло, и сердце девушки дрогнуло. Нет, он не укорял, не призывал к милосердию. В его темных зрачках стоял невыразимый ужас от произнесенных слов Лации. И она поняла. Пак никогда не думал, что девочка, выросшая и ставшая королевой, всегда ценившая человеческую жизнь, вот так легко отдаст на лютую смерть остатки своего воинства. Он простил ей бездарный разгром полуторатысячного войска, но никогда не простит двадцати человек, простых солдат.

— Они еще далеко, — тихо сказал Пак и ободряюще улыбнулся, правильно поняв колебания девушки.

И пока Лация с напряжением всех своих сил выдергивала из «сети» бойцов, Пак и Шим неотрывно следили за приближающейся тучей мошкары. Степняки шли скорым маршем, поняв уже, что жертва ускользает из ловушки. Они знали: чтобы заново соорудить «сеть», потребуется не один день камлания. Колдуны Ханвара замучаются «поднимать» тучу. Шим уже приплясывал от радости, что они успели. И пусть даже они примут бой, но погибать будут с оружием, как настоящие воины, а не обезноженные бараны.

Совсем обессиленную королеву подхватили на руки и побежали в сторону леса, ухитряясь уворачиваться от замшелых стволов деревьев, низкорастущих кустарников с их острыми сучьями. Шим бежал последним, подгоняя отставших. Смена шла непрерывно, и уже казалось, что они оторвались от погони. Показалась синяя полоса морской глади, а свежий ветер даже усилился и теперь бил в лицо, сбивая дыхание. Воины хрипели, сбивались на шаг, спотыкаясь о камни. Но никто не роптал. За свое спасение они готовы были нести Лацию даже по глади моря.

Их настигли у прибрежных скал со спасительными пещерами, пробитыми природой и морской водой. В таких затейливых лазах можно было прятаться хоть годы, и никто бы не догадался, в каком месте. Это понимали и преследователи. Около полусотни всадников обхватывали широкой дугой беглецов, стремясь отсечь от скал.

— Им нужна я! — встрепенулась Лация. — Опустите меня на землю!

— Королева, нас все равно убьют, даже взяв вас в плен, — прерывисто дыша, отважился сказать один из воинов. — Мы будем драться!

— Пак! Уводи госпожу в скалы! Мы задержим степняков! — Шим дрожащими руками застегнул пряжку на коротком плаще и выхватил меч.

— Не успеем! — Пак кинул взгляд полный отчаяния на стремительный рывок всадников к кромке воды. Их отрезали от спасительных пещер.

Со стороны моря из-за невысоких гребней круто изломанных скал что-то тяжело ухнуло. Перед рассыпавшейся на части конницей взметнулся огромный столб песка вперемешку с огненным вихрем. Дикое ржание лошадей смешалось с криками боли и ужаса. Большая часть степняков попадала на землю. Еще одна вспышка завершила разгром преследователей, и жалкие остатки степняков скрылись в подлеске.

— Огневое зелье! — благоговейно прошептал Шим и заорал во все горло: — Огневое зелье!

И он пустился в странный танец, кружась, словно помешанный ганеш[43], всплескивая руками и изгибаясь змеей. Бойцы с удивлением смотрели на своего командира, но потом их губы расплывались в улыбке. Первой опомнилась Лация. Танец ее заворожил, обволакивал сознание, расслаблял. Краем глаза она заметила новую попытку степняков приблизиться к отряду. Заставить их на это стоило командирам преследователей огромного труда. Всадники с неуверенными криками вырвались из-под защиты деревьев и на ходу стали натягивать тетивы луков. Лация уже знала о меткости кочевников. Стрелы густым роем взмыли вверх и тут же обрушились на потерявших бдительность ваграмцев.

Пак успел оттолкнуть Лацию в сторону; стрелы упали кучно, но ее не задели. Шестерых убило сразу. Шим заорал:

— В скалы! Халек! Филон! Защищайте королеву. Вперед! Вперед, не останавливаться!

Жалкие остатки некогда грозного отряда убегали от смертоносного ливня. Почти каждая стрела находила цель. Но даже раненые понимали, что шанс спаститсь у них только один: в движении и глубоких пещерах.

Им повезло. Они забились в какую-то первую попавшуюся на их пути расщелину и затихли.

Еще раз громыхнуло со стороны моря. Шим осторожно выглянул наружу. На спокойной глади моря колыхался трехмачтовый парусник, повернувшийся правым бортом к берегу.

— Что там? — нетерпеливо спросила Лация из глубины пещеры. Ей очень хотелось вырваться из тесноты помещения, забитого до отказа вооруженными людьми. Запах страха до сих пор ощущался в воздухе, и девушке казалось, что еще немного — и она сломается; слишком тяжело ей давались последние дни, занятые лишь побегом от кочевников.

— Мне кажется — это пираты, — осторожно высказался Шим, — но я не очень уверен.

— Ненадежный народ, — проворчал кто-то из солдат. — Им только попадись — головы не сносить.

— Сколько там может быть человек? — поинтересовалась королева.

— Человек пятьдесят как минимум, — уверенно сказал Шим. — Проклятье! Сюда плывут три баркаса!

— Что это за оружие? — задумчиво спросила Лация, словно не услышав последнее восклицание Шима. — Очень разрушительная сила.

— Последние десять лет ходили упорные слухи, что в Ламберге сошлись несколько ученых и магов, чтобы создать сокрушающее все живое оружие. Смесь магии и науки, — Шим задумчиво рассматривал приближающиеся к берегу лодки. — Значит, создали… Тогда это не совсем пираты.

Лодки скрылись из глаз, скрытые нависшими над берегом валунами. Беглецы еще достаточно долго сидели в тишине, не делая попыток вылезти наружу.

— Так-так, господа, — вдруг раздался ироничный голос. — Неудачное вы место выбрали. Во время прилива вода заливает эту пещеру полностью. Если не хотите быть утопленным — советую вылезти.

— Я думаю, нам они ничего не сделают, — вздохнула Лация, — но в этом я не уверена. Что вы думаете, солдаты?

— Так и так нас перебьют этим адским огнем, — прбурчал кто-то угрюмо. — Попытаемся выйти и если что — примем бой.

Шим решительно разогнулся и шагнул наружу. Его тут же схватили и скрутили руки, после чего прижали к горлу широкий тесак.

И тот же голос произнес:

— Не волнуйтесь зря. Это на всякий случай. Я не люблю сюрпризы, тем более от солдат. Выходите, выходите!

Спустя несколько минут остатки союзников стояли в тесном окружении ухмыляющихся морских разбойников. Мечи и копья были отброшены в сторону, а сами солдаты угрюмо молчали. Лация вышла последней и увидела перед собой улыбающегося мужчину, очень даже симпатичного. Его нисколько не портил белесый шрам, идущий от левого виска к губе; впрочем, отличный морской загар почти скрыл этот страшный след. Глаза этого незнакомца смотрели дерзко и весело. Белая рубаха, расстегнутая на груди, обнажала часть татуировки. Лация видела лишь часть ее: скелет, сидящий на якоре.

Пират мягко подошел к Лации, поглядел на нее, обошел кругом, загадочно хмыкнул. И неожиданно спросил:

— Госпожа Лация, если я не ошибаюсь?

Чего угодно ожидала она, но только не этого вопроса. И пока обдумывала ответ, пират сказал:

— Не затрудняйтесь выдумывать что-то несуразное. Я вас не знаю. Просто оказываю услугу одному человеку.

— С кем имею честь разговаривать?

— Зовите меня капитан Корс, — наклонил голову пират. — А насчет вас… Меня предупредили насчет знатной особы, которой следует помочь незамедлительно. Каюсь, я был в затруднении. Странная просьба, конечно, была закреплена солидным вознаграждением, и я, несмотря на всевозможные сомнения, все же оказался здесь.

— Слушайте, мне и моим людям нужен отдых и еда! — Лация даже притопнула ногой. — Мы совершенно вымотались в бесконечных стычках со степняками. Так вы поможете нам?

— Конечно! Мой «Волнорез» к вашим услугам! Но учтите! Если ваши солдаты вздумают чудить и пытаться захватить корабль из-за благородных даже побуждений! — я брошу всех за борт на корм осьминогам и акулам! Я не любитель беспорядка!

Пираты сноровисто перевезли ваграмцев на «Волнорез» и бесцеремонно посадили в трюм, наполненный тугими объемными мешками, из которых доносился сильный пряный запах. Он смешивался с ароматом трав, которые употребляли для легкого одурманивания. Даже стоя на палубе, Лация уловила этот запах. Благодаря своей любознательности и дружбой с придворным лекарем, она знала, что такие травы смешивали в разных пропорциях, варили, отжимали, высушивали и перетирали в порошок. После этого в полученную массу заливали масло из молодых побегов кустарника-шиподрева, произрастающего в отрогах гор земель Сатура. Масло впитывалось в порошок. Вот тут-то нужно быстро катать шарики или лепить пластинки из бледно-янтарной массы, ибо она мгновенно стыла. Теперь ее можно жевать, наслаждаясь горьковато-кислым тягучим вкусом, ощущая легкое помутнение разума и разглядывая причудливые картины перед своими глазами.

Это были контрабандисты чистой воды, поняла Лация. Они рыскают по всему побережью Алама и Пафлагонии. Вопрос был в том, кто способствовал этой весьма неслучайной встрече. Их ждали на побережье. Кто-то грамотно рассчитал, что Лация поведет людей к морю. Капитан «Волнореза» не знает ее истинного статуса, что было на руку девушке. Но если кто-то из ее солдат случайно обмолвится? Что может ожидать ее?

В это же время Шим строго приказал оставшимся в живых подчиненным, чтобы никто не смел называть девушку «королевой». Исходя из поведения капитана, он полагал, что Лацию принимают за даму знатного происхождения. Поэтому рисковать малейшим шансом на спасение он не хотел.

— Он может обмануть заказчика и перепродать всех нас на невольничьем рынке в Ахайе, — возразил Пак. Муфазар — не ближний свет!

— Откуда ты знаешь про Муфазар? — удивленно хмыкнул Шим.

— Я до десяти лет жил в Ахайе, — нехотя пояснил Пак, — а еще раньше — в Пахаваре. Там часты войны, и меня захватили в одной из них нисайцы, проходившие по нашим землям. Горцы — жестокие и коварные люди. Я тогда и стал рабом.

— Как же ты оказался в Аламе?

— Сбежал, — просто ответил Пак. — Дождался удобного момента — и навсегда покинул ненавистный Муфазар. Вот так. Воспользовался моментом.

— Как нам объяснить, почему мы оказались здесь? — неуверенно спросил один из воинов. — Если пираты начнут пытать нас — мы многое можем рассказать.

— Мы шли торговым обозом к балангам, — пояснил Пак, — но Ханвар изменил Договору и напал на нас. Обоз был разгромлен, а мы ушли в сторону Сангара. Так что здесь ничего выдумывать не нужно. Просто не говорите лишнего. Можно для острастки рассказать о Призраке. Нет ничего интереснее, чем рассказы очевидцев о потусторонних силах. А пираты — еще те слушатели. Дети малые.

Капитан Корс широким жестом предложил Лации маленькую каюту.

— Мой помощник серьезно заболел, и я оставил его на берегу. Так что его каюта к вашим услугам. Располагайтесь, как хотите. Только не трогайте ничего лишнего. Это поможет избежать недоразумений, уважаемая Лация.

— Это значит — не совать нос, куда не надо? — усмехнулась девушка.

— Именно, — без тени улыбки кивнул Корс.

Оставшись одна, Лация привалилась спиной к двери и огляделась. Помощник был настоящим аскетом. Кроме привинченной к полу кровати и дубового стола со стулом, шкафа и рукомойника в помещении ничего больше не было. На столе было пусто. Корс, вероятно, убрал все лишнее, что могло возбудить интерес девушки.

Лация прилегла на кровать и незаметно для себя заснула под мерный скрип мачт и покачивания на мелкой волне. Впервые за многие месяцы с тех самых пор, как она покинула Одем, ей приснился Гай, изменившийся до неузнаваемости. Лация попробовала дотронуться до него рукой, но он, покачивая головой, все время отступал.

«Я вернусь, — прошептал он, — жди меня».

И слезы текли по ее щекам, медленно засыхая неровными грязными дорожками. Лация не хотела просыпаться.

9

Пафлагония. Лебен

Как Егерь задумал, так все и вышло. Взбудораженная толпа ринулась к месту побоища, и вскоре суматоха разрослась до размеров хорошего бунта. Всю ночь на улицах шумел горожане, изрядно подогретые спиртным. Крушили торговые лавки; особенно досталось винным погребам. Дело принимало дурной оборот. Комендант Лебена вывел войска и так напподал разошедшимся бунтарям, что надолго отбил простолюдинам охоту чинить безобразия. Пользуясь всеобщим разудалым весельем, граничащим с безумием, Егерь пробрался к постоялому двору, хоронясь от света факелов и многочисленных патрулей в темных закоулках. Ему не хотелось, чтобы хозяин или постояльцы видели его раненого. Егерю повезло. Все обитатели трактира затихли в своих комнатах, и смотрели на ночное представление из окон. Никому не хотелось попадать под горячую руку солдат. Проскользнув на второй этаж, закрыл дверь своей комнаты на крючок.

— И где ты был? — раздался голос Нислы. Девушка сидела на кровати, поджав под себя ноги. На плечах накинут старый потертый шерстяной платок. Я уже стала волноваться.

На ее встревоженном лице играли блики факелов. Она пошевелилась и опустила ноги на пол.

— Зажги свет, — хрипло приказал Егерь. — Почему сидишь в темноте? Боишься? Или кто-то охотится за тобой?

— Тебя не было слишком долго. Я уснула.

Нисла соскочила с кровати, и, ступая босыми ногами по скрипучим половицам, подошла к столу, запалила фитилек лампы. Запахло горелым маслом. Повернулась к Егерю, внимательно присмотрелась и ахнула.

— Не переживай, — он скинул камзол и сам с должным вниманием осмотрел рану. Клинок Магвана чувствительно задел руку, но двигать ею Егерь мог. — Перевяжи.

— Надо бы рану промыть, — озаботилась девушка.

— Где ты сейчас теплой воды найдешь? Не хочу, чтобы хозяин задавал лишние вопросы.

— Ты дрался с тем человеком? — догадалась Нисла. Она нашла чистую тряпку и обвязала кровоточащую рану.

— Да.

— Убил?

— Надеюсь, что да. Он был мертвее мертвого. После такого удара, что я ему нанес, выжить невозможно.

Егерь скинул сапоги и прилег на кровать. В голове шумело. Ноющая боль в руке не давала сосредоточиться. А позаботиться о дальнейших планах стоило бы побыстрее. Аламцы принесли с собой плохие вести. Королева Ваграма оказалась в большой неприятности. Следовало бы поторопиться оповестить всех братьев Ордена о возможном появлении важной особы в Протекторате. Егерь едва слышно проскрежетал зубами от боли, которая не вовремя запульсировала в ране. Если упредить врага? Егерь посмотрел на Нислу, сидящую за столом. А как предупредить своих? В Ламберге сейчас находится Клест, — вспомнил Егерь. Он напрямую общается со всяким сбродом. Возможно, имеет выход и на пиратов. Не факт, что счастье улыбнется им, но королева может выйти на побережье Крабового Залива. Там удобные подходы к морю, и при желании можно спрятаться в пещерах. Да и береговая волна не такая высокая. Легко высадиться на лодках. Клест организует похищение у пиратов (если только она у них), а потом по длинной цепочке передает Лацию вплоть до Лебена. Это долго — но надежнее. А так до тех пор он — Егерь — попытается задержать в городе храмовников. Лебедь хитер и осторожен, и в лишнюю драку не полезет, но закрыть его здесь вполне возможно. Надо будет — устроит еще одну заварушку, похлеще сегодняшней.

— Что ты так на меня смотришь? — вскинула голову Нисла.

— Ты говорила, что у твоего деда в Лебене есть заводчики голубей? — Егерь наморщил лоб, словно обдумывал следующий вопрос.

— Есть один. Чудак. Зовут Археем. Он уже очень старый, но до сих пор возится с птицами. К нему приезжали даже из Берга и Ламберга, чтобы купить почтарей.

— Значит, он натаскивает птичек по этим маршрутам? — сдержанно улыбнулся Егерь, хотя в душе был сильно напряжен.

— Наверняка… Тебе нужно отправить сообщение? — догадалась Нисла.

— Нужно. Только одна загвоздка. Его голуби не могут знать моих людей. Как все это сопоставить?

— Идем к Архею, — решила Нисла и легонько пристукнула ладонью по столу.

— Не сейчас. На улицах неспокойно. Давай-ка спать, а рано утром мы навестим старика. Молодец, девочка, важную ты мне весть сказала.

Чувствуя, что теряет силы, он стал часто проваливаться в забытье.

Архей оказался не по годам шустрым дедком. Опираясь на грубо обработанный костыль из орешника, он молча выслушал приветствие Нислы, привет от колдуна с Красных Холмов, а потом и суть дела. Все это время он жевал тонкие иссохшиеся губы, а узловатые и грубые пальцы сжимали костыль, изредка перебирая его от навершия до середины. Пергаментное лицо не выражало никаких эмоций, когда девушка закончила рассказ. Егерь, чувствовавший себя неплохо после долгого сна, с нетерпением ждал его ответа. Странно, что вся операция Серого Братства сейчас зависела от голубей Архея. Сотый раз фарогар обругал себя за недальновидность. Его письмоносцы остались в голубятне монастыря, где расположилась вся верхушка Ордена. Уж его-то голуби знали, куда лететь.

— Что-то непонятно мне, старому, зачем вам понадобились птички, — голос у Архея был низкий, свежий, словно за плечами не было груза лет. — А помочь — помогу. Хоть вы и хитрите, молодежь. Ну, не поганое же дело затеваете. Берите Сладкого. Он долго не летал, засиделся. Самый быстрый, кого я могу дать. Пишите свое письмо, а Отрак — мой давний друг — отдаст послание тому, кому надо. Вижу — дело серьезное.

Архей вдруг уставился на раненую руку Егеря. Хотя фарогар был в дорожном плаще, тщательно скрывавшем перевязанную рану, старик, казалось, видел насквозь то, что беспокоило воина. Егерь смутился. Не по себе стало ему от желтовато-мрачных глаз старика. Могло статься и так, что Архей колдун. Слишком много их сейчас открыто занимаются своим ремеслом.

Старик ничего не сказал и отвел глаза. Егерь решительно протянул ему туго свернутый цилиндрик из куска кожи, на котором записано послание. За безопасность текста не стоило беспокоиться. Шифр Братства очень надежный. За ним не раз охотились соперники, но благодаря тщательному многоступенчатому подбору ключей, никто так и не смог разгадать тайну письмен.

— Э, так не годится, — буркнул Архей. — Напиши от меня пару пожеланий и здравиц, а потом все это и отправим в Ламберг. Негоже разные письма на одной бумаге чертить.

Хорошо, что у Егеря в сумке нашелся лоскут кожи, на котором он и написал со слов старика немудреный текст, сводившийся к жалобам на здоровье и беспокойству в связи с надвигающейся войной. А уж потом шла главная просьба.

Слегка покряхтев, Архей ненадолго исчез в полуразвалившемся сарае, откуда бережно вынес белого с немногочисленными разводами коричневого цвета голубя. Птица выпячивала грудку и беспокойно вертела головой. Архей ловко привязал к задней лапке оба послания и что-то нашептал Сладкому, после чего с силой подбросил вверх, залихвастски свистнул. Голубь молнией рванул в сторону, сделал круг над людьми и исчез в облаках.

— Ты иногда заглядывай, — Архей с едва уловимой усмешкой посмотрел на Нислу, хотя слова предназначались Егерю. — Дней пять — и вернется.

Эти пять дней тянулись невыразимо долго. Егерь, как показалось Нисле, совершенно потерял интерес к происходящим событиям в Лебене. А события назревали нешуточные. Дом Лоран, видимо, решил усилить военное присутствие в городе. Подошли еще три пехотных полка, свежий конный отряд в триста рыцарских мечей, двести пятьдесят алебардистов, стрелков-арбалетчиков и копейщиков. Всю эту массу нужно было где-то размещать, что добавило головной боли военному коменданту. Он сбился с ног, распихивая людей по жилым дворам. Все таверны, харчевни и гостиницы были забиты под завязку. Хозяевам пришлось поджаться. Глядя на эту круговерть, Егерь удивлялся, как до сих пор не передрались и не перепились солдаты и кавалеристы.

Суета с передвижением военных масс только дурака не осенила. Лебен превращался в важную стратегическую точку. Ощущение этого предположения у фарогара усилилось после панического известия дозоров, что патриканцы подтягивают к Байту и Гуарде свежие силы. Егерь на их месте тоже уделил бы внимание Лебену. Захватив город, войска Протектората получали оперативный простор для дальнейшего наступления на Лекс и Красные Холмы. А уж потом патриканцы обрушивали прямой удар на Берг, усугубляя положение своих противников фланговым обхватом со стороны Лекса и захватом Паунса — главного морского порта доминиканцев. А там и до окружения и уничтожения дома Лоран рукой подать. Выходило, что войскам придется поднатужиться, чтобы избежать окончательного поражения в войне. Егерь до сих пор удивлялся, почему Протекторату легко даются победы. Его армии скапливаются всегда на том направлении, где у доминиканцев как раз слабая оборона. Но только не на этот раз. Здесь логика патриканцев проигрывала. Они упрямо перли на мощный кулак, словно собрались не считаться с потерями. Но ведь это того стоило.

Наступил очередной промозглый серый и дождливый день. В Ламбер прибыл координатор, которого Егерь прекрасно знал по Бергу. Жесткий, но умеющий беречь людей, когда не нужна победа любой ценой, лорд Эйлинг не считался с потерями, когда эта победа нужна была как воздух. Кажущийся парадокс легко разъяснял сам лорд. «Я не для того гоняю до смерти эту серую солдатскую скотинку на занятиях и на рытье укреплений, чтобы они пачками умирали на копьях врага, не принеся мне победы. Это неразумно и глупо — растрачивать живую людскую силу и не побеждать».

Вместе с Эйлингом прибыл Кодр, тот самый Кодр, который пережил поражение генерала Морана при Тунсе. Так что Егерю было проще простого проникнуть с его помощью в командный шатер лорда.

Эйлинг нехотя ковырял ножом кусок жареной печени, а на его лице явно вырисовывалось брезгливое выражение. Услышав шум на входе, он вскинул голову, чтобы резко высказать замечание охране, но увидел Егеря, вздохнул с облегчением:

— Сдается мне, что Лебен стал магнитом для всех авантюристов, проходимцев и шпионов. И для вас, уважаемый.

Без лишних церемоний фарогар прошел к походному столу, сел на стульчак, бросил шляпу на колени и налил себе вина из толстого графина.

— Холодно, лорд Эйлинг. Я чертовски замучился ждать солнечного тепла. Так что берегите свое здоровье.

— А что делать? — пожаловался координатор. — Нерадивые истопники опять напились до чертиков, а я должен страдать. Не казнить же их, право слово. И так уже пятерых вздернул на перекладине.

— Запретите продажу вина и самогона, — предложил Егерь. — Комендант города уже издал соответствующий приказ, но в харчевнях продают из-под полы. Иначе в день битвы рискуете получить не армию, а страдающую похмельем толпу.

— Я меньше всего ожидал увидеть здесь Братство, — не стал продолжать тему лорд, и глядя на Егерея, тоже налил себе вина. — Неужели наши интересы пересеклись столь тесно?

— Нет, — усмехнулся Егерь. — У нас разные дороги. Просто враги наши решили слететься в Лебен, и столкнулись друг с другом.

— Может быть, — координатор сделал порядочный глоток. — Моя разведка доносит невесть что.

— Что же? — Егерь слегка раздвинул губы в улыбке.

— Э, уважаемый фарогар! Не будьте простачком! Уже сами, небось, все пронюхали вдоль и поперек. Мне донесли, что вы уже толчетесь здесь не один день. Короче: нам не удержать Лебен. Я предлагал нашим тупоголовым правителям перекрыть горловину у Лекса. Там равнина, хорошо видно передвижение противника. А здесь сплошь и рядом овраги, лески, в которых играючи можно скрыть значительную часть войск. Чем и не преминут воспользоваться патриканцы. Я в этом больше чем уверен.

— А как же разведка? Послали бы пластунов за языком….

— Да ну их! — махнул рукой, как показалось Егерю, обреченно Эйлинг. — Неудачи последнего времени начисто отбили охоту у наших вояк сделать что-либо путное. Ни одной победы. Тунс, Лента — сплошное дерьмо. Как тебе традиции проигрывать битвы?

— Впечатляет, — кивнул Егерь. — Но об этих печальных событиях я осведомлен не хуже вас. И потому хотел бы кое-что сказать. Вы — человек надежный и умеете держать язык за зубами.

— Ближе к делу, — поморщился Эйлинг. — Я и сам знаю о своих недостатках.

— Вам что-либо известно о секретном пункте договора между Братством и Домом Лоран?

Координатор внимательно взглянул на Егеря, задумчиво отпил из бокала вина. Он боялся прогадать и попасть в ситуацию, когда крохи информации больше вредят делу, чем показывают осведомленность собеседника. Признавался себе Эйлинг, что он побаивается Серого Братства и своего гостя.

— Необходимая помощь в случае войны с Протекторатом, — осторожно произнес лорд. — И если мне не изменяет память — Дом Лоран дает карт-бланш вам в руки действовать по своему усмотрению. Но как все это связано с вашей похвальбой об умении держать язык за зубами? Это не такая уж и новость.

— Серое Братство уже несколько месяцев пытается добиться сближения Пафлагонии и государств Алама. Мы провели операцию на территории Алама, и, кажется, одному из наших людей удалось проникнуть в Ваграм. Там правит королева Лация из рода Одемиров. Наш человек пытался вовлечь ее в комбинацию, и частично это удалось. Королева вывела полуторатысячный отряд к Воротам.

— И что дальше? — лорд ничем не высказал своего волнения, но его глаза загорелись. Егерь не чувствовал ни малейшего угрызения совести, нагромождая одну ложь на другую. Эйлинг должен был сосредоточиться на предстоящем сражении, где решалась судьба Алой Розы. Пусть он искренне думает, что помощь спешит из-за Драконьих Зубов.

— Нужно удержать Лебен.

— Всего-то? — лорд откинулся на спинку стульчака и громко, от всего сердца захохотал. — Да, я всегда говорил, что для Братства нет ничего невозможного! Это великолепный шанс покончить с Протекторатом. Я постараюсь вбить в головы командирам-головотяпам и этим пьяницам важность будущей битвы! Так когда ожидать аламцев?

— Я жду вестей, и в любой момент могу исчезнуть из города, — предупредил Егерь лорда, чтобы у того не возникло ложного чувства успокоенности. — Если ваш военный гений оттянет начало битвы, то есть надежда, что отряд королевы вовремя подойдет на помощь.

Лорд Эйлинг в восхищении стукнул кулаком по столу, налил еще один бокал вина и залпом выпил. Егерь почтительно встал и кивком головы попрощался с координатором.

— Желаю успеха, фарогар! — приветливо махнул рукой Эйлинг. — Да поможет нам всем Единый. Если вести достигнут твоих ушей, уважаемый, раньше, чем земля содрогнется от топота тысяч ног — бегите ко мне что есть силы.

После разговора с координатором прошло три дня. Нудные дожди, которые и не думали прекращаться, совершенно вогнали в уныние население Лебена. Дороги раскисли, и это существенно осложнило доставку военного снаряжения и продовольствия. Лорду Эйлингу удалось убедить командный штаб, расположенный под Лексом, передать под его руководство еще триста арбалетчиков, копейщиков, двести всадников-панцирников и три передвижных огнемета — новейшее изобретение мастеров из Берга. Люди прибыли вовремя, а вот тяжеловесные установки, выжигающие жарким огнем на тридцать шагов все живое, застряли где-то на пол-пути к Лебену. Эйлинг, впрочем, сильно не горевал. Ведь еще неизвестно, чем обернется противостояние Роз. Побегут доминиканцы — огнеметы окажутся в руках противника. А зачем отдавать грозное оружие ненавистным лорду патриканцам?

Разведчики донесли, что передовые части противника вышли к узкой горловине, сжатой с одной стороны Волчьими Оврагами, а с другой — Эльфийской рощей. Три полка патриканцев сошли с тракта и движутся по полям к городу. Эта глупость противника стала хорошей новостью. Дожди размочили землю, и пехота наверняка увязнет в грязи на подходах к Лебену. Эйлинг дал немедленный приказ выдвигаться на позиции. Город пришел в движение. Ополчение, насчитывающее почти тысячу человек, разномастно вооруженных, заняло оборону в трех лигах от места, где предполагалось дать бой врагу. За их спинами расположился Резервный полк Эйлинга, чтобы в случае паники ремесленники, купцы и разнорабочие не побежали с позиций и не пустили патриканцев в тыл своей армии. Лорд переживал напрасно. Ополченцы — бывалые воины. Многие не раз брали оружие в руки. За их плечами — по две-три битвы, куча ран, едва затянувшихся шрамов. Пугаться им было нечего.

Командовать передовыми полками лорд доверил герцогу Ванглейсу, отчаянному седоусому рубаке, умевшему только своим рыком остановить бегущих. Тяжеловесы-конники капитана Заринга расположились следом за арбалетчиками и алебардистами. Лейтенант Холгер с двумя сотнями конников ушел в Овраги и там спрятался. Эйлинг опасался, что Овраги, густо заросшие ивняком, акацией и низкорослыми кустарниками, представляют из себя серьезную угрозу. Враг вполне мог пронюхать ход в извилистых изломах и ударить в спину.

Поздно вечером в Лебен прибыл отряд барона Валленбаха. Ночные Совы были одеты в зеленые камзолы, под которыми угадывалась добротная броня. Они сразу же под покровом темноты выдвинулись на места, предварительно закрепленные за ними. Лучники Валленбаха прочно держали за собой репутацию отменных стрелков. Сто тридцать разящих луков выкосят приличную массу врагов, оставаясь при этом невидимыми. И, кажется, впервые за несколько дней Эйлинг мог вздохнуть посвободнее. Оставалось лишь одно: сдержать натиск патриканцев до подхода союзников. Только если Братство не затеяло свою игру, и все слова о поддержке аламцев — чистый блеф. Они тоже могут бросать на алтарь богов тысячи жертв, но только для своей победы. А сейчас против Белой Розы стоит шесть тысяч человек, и никто не даст ответа, кто окажется сильнее в грядущей битве.

Рано утром Нисла растолкала крепко спящего Егеря. Фарогар приоткрыл один глаз и внимательно посмотрел на склонившуюся над ним девушку.

— Есть известия? — сразу спросил он.

— Архей ищет тебя. Он сидит внизу и пьет уже третью кружку пива. Иди к нему, пока он окончательно не опьянел.

Егерь быстро собрался, не забыв захватить свое оружие (В Лебене он вообще предпочитал даже спать с мечами и ножами, памятуя, что где-то скрываются сообщники Магвана) и спустился в общий зал, заполненный лишь на треть. Все сидящие за столами были ополченцами. Архея он увидел сразу. Старик задумчиво глазел в окно и крепко обхватил руками кружку.

— Как нашел меня? — сел напротив него мужчина.

— Я ж колдун, Серый! — усмехнулся Архей. — Не за нами ли твое воинство гоняется уже сотню лет?

— Все знаешь, — Егерь неодобрительно покачал головой. — Ты принес ответ?

— Сладкий вернулся, — старик протянул руку, меж пальцев которой была зажата узкая серая трубочка.

Егерь схватил записку, развернул ее, наморщил лоб, разбирая по памяти шифр. Губы его беззвучно шевелились. Архей с рассеянным любопытством глядел на фарогара, но тот ни единым движением лицевых мускул не выдал своего отношения к написанному. Прочитав послание, Егерь аккуратно свернул пергамент обратно в трубочку, сунул в карман камзола. Встал.

— Благодарю тебя, отец. Это за хлопоты.

Он положил три золотых реала перед Археем.

— От награды не отмахнусь, — Архей вдруг отодвинул монеты. — Только не золотом. Я знаю, что ваше Братство гоняет по всей земле тех, кто ни разу не проявил враждебность к людям, кто не направил свой дар на служение злу. Дай слово, что не тронешь Белых Колдунов, когда ваши лапы дотянутся до кого-либо из нас.

— Вир-Бир из вашей компании, но я же не трогаю его.

— С тобой его внучка.

— Ты меня плохо знаешь, старик, а уже стараешься уличить в грязных помыслах. Прощай. И слово свое даю.

Поднялся наверх, плотно прикрыл дверь комнаты и кивнул Нисле:

— Собирайся. Мы должны уходить из Лебена.

— Плохие вести?

— Королеву, как и следовало ожидать, подобрали на берегу залива. Но подкупленный капитан обманул нашего человека. Лация осталась в руках пиратов. Возможно, что ее уже продали или готовятся продать. Проклятье! Не хотел я оставлять Лебедя без догляда — но что делать! Мы идем в Ламберг.

Муфазар. Мадж-Арья

К крепостным стенам родного города Барсука мы вышли в тот момент, когда стража уже собиралась закрывать тяжелые окованные металлическими полосами шириной в две ладони ворота. Облаченные в легкие кольчуги и в остроконечных шлемах, начищенных до нестерпимого блеска, стражники враз напряглись. На закате добропорядочный люд готовится ужинать и спать, а не болтаться по пыльным дорогам. Со сторожевых башен на нас устремились взгляды лучников, а шестеро охранников ощерились в оскале, выставив вперед пики. Один из стражи, вероятно старший караула — если судить об иерархии по пышному разноцветью перьев на шлеме — что-то вопросительно крикнул. Думать и напрягаться не стоило. У нас был Барсук — незаменимый толмач. В течение долгого времени между ним и старшим караула шел яростный спор и перепалка. Барсук потрясал руками, тыча пальцем в лицо охранника. Его противник не отставал от нашего товарища в богатстве жестикуляции.

— Эй, раджа! Скажешь, наконец, о чем вы тут спорите?

— Я им сказал, что мы продвигаемся из Ахайи через Великую Пустыню. Предупредил честно: за нами идут нисайцы. Эти болваны верят, что мы умудрились выжить в объятиях Мамы Мооми, но хохочут при слове «нисайцы». Видать, мой братец совершенно спятил из-за ощущения собственной безопасности.

Караульный стал проявлять интерес к нашему разговору, мало того не понимая его. Он насупился, сдвинул брови, перекинул копье из одной руки в другую.

Эта картина мне напоминала что-то до боли знакомое, словно вернувшееся из далекого прошлого, еще не забытого, но уже подернутого дымкой; еще немного — и исчезнет.

— Может, дать ему денег? — посоветовал я. Насколько бы грозно не выглядели стражи любых ворот любого города — все они в равной мере слабели в коленях при виде звонкой монеты. Золото делает удивительные вещи с людьми. Душа их размягчается, мысли текут в нужном направлении. И всем становится хорошо.

— Придется, — проворчал Мастер, залезая всей пятерней в дорожную сумку, притороченную к седлу. Там хранилось золото, которое мы, не брезгуя, выгребали из карманов убитых нисайцев. Не сказать, что его было много, но для упертого стражника могло хватить.

Так я и думал. Глаза привратных вояк загорелись. С башен что-то закричали. Кучка драгоценного металла привлекла внимание всего состава охраны. Мы быстро сошлись в цене. Десять полновесных монет с отчеканенным профилем какого-то бородатого правителя перекочевали в карман старшего караула, появившегося тут как тут при передаче денег стражнику. С недовольной рожей последний разжал пальцы, и монеты исчезли в руке старшего.

И мы наконец-то въехали в Мадж-Арью. Нетерпение проявлял один лишь Барсук, мы же спокойно и с любопытством посматривали по сторонам. Смотреть быль не на что, если честно. Узкие мощенные улочки, низенькие глинобитные домики — они порой сходились настолько близко, что у меня возникали ненужные страхи быть раздавленным и застрявшим в городских стенах. Надеюсь, что не весь город такой. Местные жители выглядывали из-за низеньких заборчиков, после чего долго провожали нас внимательным взглядом. Ребятишки с гомоном бежали за нами, вызвав оглушительный лай собак.

— Пожалуй, нам стоит поторопиться найти твоих друзей, — заволновался Мастер. — Раздача денег, слишком запоминающееся шествие — все это уже привлекло внимание местного населения.

— Нам нужен постоялый двор, — высказал чудесную мысль Барсук. — Я не хочу рисковать последними друзьями. А в огромной толпе приезжих и уезжающих легко затеряться. Вечером навестим Гучала — начальника дворцовой стражи.

Постоялый двор мы нашли в более богатом районе, населенном ремесленниками, гончарами, кузнецами, ювелирами, сапожниками. Просто не представлялось, что эта масса умудрялась кормиться и жить в относительном довольствии. Барсук объяснил нам, что в Мадж-Арье сходятся торговые пути из Кафына, Гужана, Латруна и Пахавара. Затем из города выходит лишь один, тянущийся вдоль восточного побережья Муфазара, захватывая край Великой Пустыни. Жаркое дыхание песков здесь смешивается с соленым прохладным бризом с моря, и путь становится намного легче, не в пример нисайскому тракту, который вознесся на снежные кручи Хоршанского хребта. Путь этот извилист. Лента тракта то ныряет вниз, к берегам бурливого Фалаха, то карабкается в такие выси, что дух захватывает. Нисайцы — народ гордый, им ни к чему торговать с Адирияхом. Только война. Потому-то эти два государства считаются самыми сильными на Муфазаре, и никто не оспаривает у них законное право на самовыражение. Так что нам не стоило удивляться обилию разноязычного народа, большей частью смуглолицего, говорливого, с хитрым блеском глаз. Все они были торговцами, и не преминули использовать свои таланты, чтобы выгодно продать товар, не доходя до Адирияха. Что ни говори — путь до него неблизкий.

Нам нашлось место в полутемном сарае, набитом различными тюками, в которых могло быть все что угодно, начиная с фуража и заканчивая женскими нарядами, обшитыми жемчугами. Воров здесь не боялись. Любая попытка присвоить чужое добро жестоко каралась. Вора рано или поздно находили — он просто не успевал скрыться из города, как о его поступке знали и стражи, и простые ремесленники. Расплата следовала незамедлительно: руки на плаху, взмах топора — готов очередной калека. Таких нисколько не жалели, лишь самые сердобольные подкармливали изгоев, да и то тайком. Страх наказания держал в жесткой узде слишком вольных на ум людей.

Как только ночная прохлада сменилась сырым дуновением ветра с далекого морского берега, Барсук поднял нас, и мы неслышно выскользнули со двора на улицу. Лениво гавкнула собака, и, посчитав, что выполнила свой долг, ткнулась носом в свое пушистое брюхо. Видать, частенько постояльцы убегали ночью в город по своим делам.

Мы старались держаться темных участков улиц. Обычный люд уже спал, а в темноту выступали дозоры с факелами. Нам совсем не улыбалось попасться на глаза ушлым и жадным до чужого добра солдатам. Убедились, как они реагируют на блеск золота. А одаривать каждого означало обречь себя на безденежье в далеком пути, но еще хуже — сгнить в глубокой яме.

— Где живет твой друг? — Мастер не терял терпения и оставался спокойным, что, впрочем, было его постоянным состоянием. Два ножа в рукавах потрепанного дорожного халата, меч в ножнах, закрепленный за спиной… Да и мы тоже выглядели не хуже Мастера. Я перестал волноваться. При встрече с нами стража сама поостережется приближаться к нам. Теперь мы были вооружены до зубов и считались лихими вояками, пройдя страшный кровавый путь. Удивительно, что нас не заставили разоружиться. Упущение или вполне естественная ситуация для города?

— Через две улицы, — Барсук огляделся на всякий случай, не надеясь на память. — Только бы он был дома. Гучал всегда любил торчать во дворце, словно это был его дом родной. Вояка, каких поискать.

Голос Барсука потеплел. Что-то же действительно связывало его с начальником дворцовой стражи!

Обошлось без приключений. Мы добрались до нужного дома, где и проживал Гучал. Высокий забор был выложен из белого крупного камня. Калитка из сколоченных друг с другом деревянных плашек скреплялась железными полосами и круглыми заклепками. Судя по добротной крыше из глиняной черепицы, выкрашенной в ярко-красный цвет, Гучал был довольно зажиточным человеком.

— Дальше что? Будем стучаться?

— Во дворе наверняка есть собаки, — возразил Башар. — Стоит только стукнуть — такой вой поднимут.

— Попробуем перелезть через забор, — предложил я. — Иного пути я не вижу. Не стоять же возле дома начальника стражи до самого рассвета.

— Пошли! — решился Барсук. — Со мной пойдет Философ!

При помощи подставленных рук мы взлетели на забор, сели и огляделись. Дом был погружен в темноту, только в дальнем окошке мерцал огонек свечи. Оттуда доносилось невнятное бормотание.

Благодаря тому, что дувал был широким, мы распластались на нем, наслаждаясь теплом камня, нагретого за день. И не забывали следить за домом. Собак, к счастью, не наблюдалось. Может быть, Гучал был настолько уверен в своей безопасности, что пренебрегал животными? Тогда он весьма беспечен для своего положения.

Думаю, нам повезло. Звезды благоволили нам, как бы ни складывалась ситуация. Гучал оказался дома. Он вышел на низенькое крыльцо — низкорослый, коренастый, черноволосый мужчина в богато расшитом халате. Начальник стражи не был беспечным. На боку висел короткий меч, а в сапоге — рукоятка ножа. А вот и собаки! Два огромных откормленных короткошерстных пса, пригибая головы к земле, промчались вдоль забора. Мы затаили дыхание. Только этого не хватало.

Гучал еще раз посмотрел по сторонам, что-то крикнул в глубину сада и повернулся к нам спиной, собираясь зайти в дом.

— Ну же! — прошипел я, сознавая, что давний друг новоявленного принца сейчас уйдет.

— Гучал! — сдавленно позвал Барсук.

Реакция того была мгновенной. Он выхватил меч и сделал стойку. Его глаза обшарили каждый клочок земли, не догадываясь посмотреть вверх.

— Гучал! — уже громче повторил Барсук. — Это я — Прахва! Ты слышишь?

Гучал замер и опустил меч, пребывая в растерянности.

— Кто здесь?

— Гучал, это Прахва! Ты уже с ума выжил, что не узнаешь голос своего правителя? — Барсук разгорячился и поднял голову, помахивая рукой. — Я на дувале, глупец! Погляди наверх, на забор! И привяжи своих собак. Думаешь, легко лежать на камнях?

— Великомудрый Ваншпа! Господин! Сию минуту!

Гучал громко позвал собак, те примчались, высунув языки, но тут же жалобно заскулили, почуяв, что их посадят на цепь. Что-то для них в этот вечер шло не так. Начальник стражи подбежал к забору и помог Барсуку спуститься на землю, не забывая склонять голову в приветствии. Но его взгляд цепко держал меня в поле зрения, а на лице отразилось недоумение.

— Это со мной, — успокоил его мой соратник. — Где мы можем спокойно поговорить?

— На мужской половине, — Гучал прислушался к тихому женскому говору, покачал головой. — Там нас никто не потревожит.

— С нами еще двое, — сразу предупредил Барсук. — Они ждут на улице. Приведи их в дом.

Гучал молча отодвинул засов; Мастер и Башар тенями-молниями проскользнули во двор. Мастер приложил палец к губам, словно призывая хозяина дома не задавать лишних вопросов.

Комната, куда привел нас Гучал, была вся в коврах. Ковры были на стенах, на полу, на низеньких скамейках, призванных, видимо служить роль и кровати, а не только для сидения. Прижав руку к груди, хозяин дома широким жестом другой показал нам, что мы можем располагаться как нам удобнее. Было предложено перекусить, но Барсук отказался.

— Первым делом нам нужно поговорить. Это сейчас для меня очень важно, — нетерпеливо произнес он.

— Слушаю вас, господин, внимательно, — посерьезнел Гучал. Он устроился на подушках, поджав под себя ноги и выпрямив спину.

— Не утратил ли ты свою преданность к истинному хозяину Анси? Говори честно, ибо от твоих слов зависит, уйду ли я, или останусь здесь искать справедливость.

— Я служу вашему брату не за страх, а за совесть, — признался Гучал, — потому что ненавижу плохо делать свою работу. Но это не значит, что мне нравится Пуштар. Он злой правитель, и порядок держится вопреки его насильственным мерам. Много казней. Ваш брат ищет заговорщиков, а потом предает их лютой смерти.

И он рассказал, что после побега Прахвы новый царь спешно распустил дворцовую стражу, оставив, правда, верного служаку Гучала, доверяя ему, как и отец, и брат доверяли. Распущенная стража была направлена в дальние гарнизоны Гужана, Кафына, Кончулака. Пуштар лично подбирал новую стражу, сам проверял кандидатов, и теперь на данный момент во дворце полностью сменились охранники. Которыми и командовал Гучал. Все это делалось не просто так, кто хорошо знал Пуштара. Все три года он искал исчезнувшего Прахву. Царь не верил заверениям министров и советников о человеколюбии брата, напротив, был уверен в зревшем в его душе возмездии. Лишь недавно он успокоился, узнав о судьбе опального царя. Видимо, его сильно убедили, что из рабов-воинов Адирияха мало кто выживал. А о потерях в войне с нисайцами Пуштар был хорошо осведомлен

— Можно ли проникнуть во дворец незамеченным? — спросил Барсук.

— Это нелегко, но устроить можно, — призадумавшись, ответил Гучал. — Только что потом? Пуштар подкупил всех колеблющихся, а тех, кого не успел — попросту уничтожил

— Ну, что ты думаешь? — спросил Барсук Мастера. — А что говорят в городе?

— Господин, — горько усмехнулся Гучал, — в душу каждому не заглянешь, а слова… Можно врать в глаза, оставаясь при этом при своем мнении. Конечно, Пуштаром недовольны многие, страха стало больше. Но… Казна не пустая, враги не делают попыток воевать с нами. Торговля с Аламом и Пафлагонией идет худо-бедно, берется торговая пошлина с караванов Латруна и Пахавара. Вот я и хочу спросить: а что даст смерть Пуштара? Допустим, стали вы завтра царем. Но у вас новая стража, новые министры, командиры, советники, слуги, обласканные вашим братом. Это ведь новый заговор. Теперь против вас.

Барсук медленно багровел. Он едва сдерживал себя, чтобы не сорваться. Мне стало откровенно жаль этого человека. Гучал открыто признался в том, что не будет поддерживать своего бывшего господина. Самое страшное для Барсука было то, что стражник говорил дельно, нисколько не раболепствуя. А на деле выходило, что он предупреждал Барсука о последствиях. В мире ничего не изменится, только для Прахвы не было в этом мире места.

— Ты можешь выйти? — Барсук с трудом поднял голову и взглянул на Гучала.

— Конечно, господин. Оставляю вас, чтобы вы поговорили.

Хозяин встал на ноги, оглядел нас и вышел из дома. Мы в совершенном молчании смотрели друг на друга.

— Нам нужно уходить, — откровенно просто высказался Мастер. — Это бесполезно — уговаривать того, кто получает из рук твоего брата сытую пищу. За то время, пока ты гнил в рабских колодках, Пуштар создал вокруг себя непроницаемую стену. Все те, кто окружает царя, целиком и полностью преданы ему. А Гучал не захочет терять все, чем владеет сейчас.

Мастер обвел рукой пространство вокруг себя.

— Мастер дело говорит, — поддержал его Башар. — Мы не уверены, что твое желание отомстить брату не обернется в будущем проблемами для нас. Гучал может и не побежать к Пуштару. А другие? Стоит тебе заглянуть к кому-нибудь на огонек — и ты погорел.

— Я вас не держу, — глухо ответил Барсук.

— Да глупо все это! — Мастер встал на ноги, прошелся по комнате. — Мы вместе рисковали жизнью, и цель наша ясна. Хочешь отомстить брату? Нет проблем. Мы устроим тебе встречу с братцем. Убей его. Но прежде подумай, на кого падет удар. Правильно, на твоего верного стража. Гучал поступат мудро: он теряет тебя, но сберегает семью. Он будет ждать тебя в будущем, но сейчас вам не по пути. Мир огромен! Всегда найдется место, где тебя примут с радостью, с мечом ты или без него. Тем и интереснее жить! Умей выжидать. Пусть через десять лет — но ты возьмешь свое. Кто знает, где мы окажемся тогда? Да и будем ли живы? У меня ведь тоже нет дома, но от этого я не стал несчастнее. Каждый день я проживаю так, словно последний. А вдруг завтра я окажусь там, где на меня напялят корону? Ведь этого тоже нельзя отрицать. Скажешь, не так? Ладно, спорить не буду.

— Красиво сказал, Мастер. Спасибо, утешил, — слабо улыбнулся Барсук. — Теперь подумай, как ты поведешь себя, когда кто-то отбирает твою законную власть. Будешь драться или ждать десять лет?

— Я — буду драться, — твердо ответил Мастер. — Не в моих правилах ждать просто так. Уходи в горы, собирай верных людей, щипай перья своему врагу. Напоминай каждый день о себе. Я есть! Я дерусь, потому что прав! Земля будет гореть под ногами предателей, меч мой покарает того, кто вырывает мою законную добычу из рук. Но нельзя убегать, вырывать надежду из сердец тех, кто верит в тебя! А ты убежал! Тебя забыли! А забвение — смерть. Так что признайся, что ты мертв, Барсук. Начни жизнь заново.

Таким я еще Мастера не видел. Его глаза нешуточно разгорелись, голос стал прерываться от волнения. Он убил Барсука наповал. Бывший царь Анси сидел, опустив низко голову. Иногда горькая правда становится сильным лекарством, чем слащавая ложь. Человек вылечивается моментально, и старых ошибок уже не повторяет. Барсука следовало убедить, что судьба отобрала у него многое, но взамен дала возможность начать свою жизнь с чистого листа. Прав был Мастер: если не удалось взять реванш — пережди, осмысли свои бывшие деяния, наметь новые цели — и победа найдет тебя. Потеря трона, считал я, не самое страшное для Прахвы. Самое страшное — его бессмысленные терзания. Мысли его, что он, отпрыск царских кровей, добровольно отдает в руки Пуштара власть, признает его право быть правителем. Такое в Анси не поймут!

Барсук молчал. Никто не торопил его принимать решение. Скажи он: остаюсь в Мадж-Арье и верну себе трон — никто бы посмел покинуть его. Слишком многое нас связало за последнее время, чтобы просто так раскидываться друзьями.

— Я вернусь в Мадж-Арью, — Барсук посмотрел на нас повлажневшими глазами.

— Конечно, друг, — Башар подошел к нему, обнял за плечи. — Мы будем рядом.

— А значит, мы любой ценой должны вернуться в Пафлагонию, — Мастер тряхнул руку Барсука. — Там много работы для такого человека как ты.

Гучал молча выслушал нас, ни один мускул не дрогнул на его лице. Он только сказал, что никогда не забудет своего господина. Это походило на правду, если бы не желание стражника избавиться от опасного гостя. Он сразу предупредил:

— Ночуете здесь, а завтра утром я принесу на вас подорожные, подходящую одежду и еду. Так что до Гужана можете добираться спокойно. Вам встретится два-три разъезда. Предъявите подорожные — они вас пропустят. Господина уже мало кто помнит в лицо. Риска, стало быть, никакого.

«Но это не значит, что риска совсем нет, — мелькнуло в голове. — Неприятности всегда возникают, если даже никого не ждешь. Кто знает, что придет в голову Гучалу? Пойдет во дворец и сдаст нас с потрохами. Мастер подумал о том же:

— Гучал, мы остаемся здесь, но как только ты пойдешь на службу — твои родные будут у нас в заложниках. Не делай глупостей.

— Можешь не сомневаться, — буркнул Гучал.

А что неприятности нас ожидают, я в этом был уверен. Не знаю, на чем зиждилась такая уверенность. Может, интуиция, может, от того, что увидел во сне неясное предупреждение, а вероятнее — приобретенный опыт.

Когда наступило утро следующего дня, мы уже собирались в дорогу. Молодой слуга привел наших лошадей. Животные отдохнули, и можно было ехать. Но мы ждали Гучала с подорожными. Наконец он появился, неся в руке бронзовые кругляки с непонятными письменами и растопыренной пятерней в середине. Гучал использовал все свое влияние, чтобы выписать их на лиц, выполняющих особые поручения царя Пуштара. Мы оделись в халаты, которые носило все население города, тепло попрощались с Гучалом и погнали галопом своих лошадей через узенькие улочки Мадж-Арьи. Нас ждал Гужан — портовый город, наша надежда, о которой я и не мыслил в дни бессильного отчаяния, стоя на невольничьем рынке Ахайи.

Чем дальше мы удалялись от Мадж-Арьи по тракту, почему-то названному Морским (вероятно, из-за конечного пункта назначения — морского порта), тем оживленнее становилось вокруг нас. В обоих направлениях двигались группы людей, кто верхом, кто на своих двоих, а кто и на двугорбых верблюдах. Но никто не шел в одиночку.

— Во все времена на таких дорогах пошаливали лихие люди, — пояснил Барсук. — Поэтому путешественники и торговцы стараются на постоялых дворах найти попутчиков, если не хватает денег на охрану. Торговцы и ремесленники еще умудряются договариваться и идут под прикрытием, а остальные… Как Небесная Книга откроется.

Вдоль широкого тракта тянулись бесконечные сады финиковых пальм, сочащихся спелыми плодами. Деревья давали обильную тень, под которой можно было переждать самую жару. Но мы еще не успели настолько устать, и потому погоняли лошадей, обгоняя небольшие караваны.

Финиковые сады сменились большими полями колосящейся пшеницы, на которых трудились крестьяне. Они настолько были поглощены работой, что на суету дороги не обращали никакого внимания.

А мы успели достичь постоялого двора до того, как палящее солнце захватило небо и землю своими жаркими лучами. Нам хотелось переждать жару, а вечером двигаться дальше. Но пришлось заночевать прямо здесь. Потому что нас отговорили на ночь глядя двигаться по тракту.

Все места были уже забиты торговым людом и какими-то странными путешественниками в зеленых одеждах. Это были паломники. У нас не было никакого желания сидеть под открытым небом в самое пекло, и только вечером выползли из-под навесов конюшни и расположились неподалеку от хозяйских построек. Разожгли костер, и пока в котелках булькало варево, тихо разговаривали между собой.

Нашу беседу прервало появление высокого седого старика, завернутого с ног до головы в белотканные одежды. Он явно был каким-нибудь странником, идущим к святым ему местам. Внимательно оглядев нас, заинтересованно спросил:

— Простите, уважаемые, что прервал ваш разговор. Можете ли вы уделить мне чуточку своего времени?

— Какой вопрос, отец! Садись! — Мастер отодвинулся, чтобы старик смог поместиться на его плаще, расстеленном на песке.

Странник, а может и торговец — кто его разберет — не торопился начинать разговор. Несмотря на теплый воздух, он протянул к костру сухие морщинистые ладони.

— Я вижу, что вы не местный, — заметил Барсук. — Откуда вы? Из Латруна?

— Из Пахавара. Я хозяин каравана. Мы идем в Гужан. В тюках, что везут лошади, ткани, краски, женские украшения, благовония — все, чем славится Пахавар.

— Долгий путь, — кивнул Башар.

— У многих он куда длиннее, — ответил старик. — Но дело не в этом, правда? Я вижу, что вы — вольные воины, держите путь в Гужан.

— Это нетрудно было понять, — усмехнулся Барсук. Он и не стал скрывать явное. Все равно подорожные до сих пор не вызывали подозрений у патрулей. Два конных разъезда пытались нас остановить, но изображение пятерни изменило их намерения.

— Я совершил ошибку, наняв каких-то проходимцев для охраны каравана. Перед выездом в Мадж-Арью они увели двух коней. Я нисколько не жалею об этом — сам виноват. Обидно будет, если потеряю последнее. Пожадничал, не заплатил господину Элиасару за надежных охранников сто дениев[44].

— Большая сумма! — хмыкнул Барсук. — Этот Элиасар содержит охранный двор?

— Именно. За его репутацию можно ручаться. Никто никогда не жаловался. Я пренебрег советами своих друзей обратиться к нему, хотя уже пользовался его услугами. Сатана подкупил меня лестью и своекорыстием, что ли? Нашел каких-то проходимцев.

— Вам нужны охранники? — Мастер уже неплохо разговаривал на местном языке, тем более язык Пахавара ничем почти не отличался от адирияхского, и потому решил не мучить старика, спросив его прямо в лоб.

— Да, — вздохнул с облегчением торговец. — Я вижу, что вы идете в сторону Гужана, хорошо вооружены. В Гужане я расплачусь с вами по-царски. Мое слово верно, ибо имя мое Элиарзу бин Сиарук. Я содержу торговые склады во многих городах Муфазара.

— Хорошо, что вы сразу говорите о деле, господин Элиарзу, — вежливо сказал Барсук. — Но быстро такие предложения не принимаются. Нам надо обсудить и потом уже мы скажем свое решение.

— Я даю каждому по десять дениев, — приподнял бровь старик, — хорошего скакуна в придачу и золотое оружие. Это достаточно высокая цена за малую услугу.

— И все же, уважаемый, сразу мы не можем дать ответ, — мягко, но настойчиво гнул свое Барсук. — Пять минут.

Старик кивнул, особенно и не расстроившись, и отошел от нашего костра. Мастер недоуменно повернулся к Барсуку.

— Я ничего не понимаю! Тебе трудно оказать услугу этому деду? Мы пришли бы в Гужан богачами!

— Здесь что-то не так! — Барсук наморщил лоб. — Слишком сладка такая щедрая оплата. Я слышал о торговом доме бин Сиарука. Не скажу, что он любит держать свое слово, но и откровенных надувательств с его стороны не было. Что он еще везет в Гужан?

— Что бы он ни держал в секрете — нам выгодно быть при деле, пока идем до порта, — уперся Мастер. — Меньше подозрений и излишнего внимания к нашей четверке.

— Как раз наоборот, — заспорил с ним Барсук. — Сиарук везет опасный товар в одном или нескольких тюках. Впрочем, я вижу, что вам все равно. Предупреждаю: держите ушки на макушке.

— Уважаемый Элиарзу! — крикнул Мастер в темноту. — Вы еще не замерзли? Вечер-то холодный!

— Так какое ваше решение? — старик словно стоял за нашими спинами и ждал решения.

— Сначала хотелось бы узнать, каким путем мы пойдем, — вежливо, но настойчиво поинтересовался Барсук, что было совсем непонятно. Я глянул на товарища и заподозрил неладное. Прахва-Барсук что-то определенно знал, но не торопился посвящать нас в свои тайны.

Элиарзу устало усмехнулся, сел на оставленное место, заговорил, оглядев нас внимательно:

— Ваш друг знает многое, и от него трудно скрыть что-то важное. Он — местный, а вы двое — не муфазарцы, хотя и загорели на нашем солнце. Предполагаю, что вы из-за моря. Конечно, я бы предпочел нисайцев для охраны каравана или ансийцев. Они более искусны в бою, чем северяне…

Мастер с усмешкой поглядел на меня, быстро мигнул и с интересом повернулся к старику, выжидая, что же тот скажет дальше.

— Но я доверяю вам свой товар, — Элиарзу говорил тихо, но в голосе его слышались даже нотки приказа, словно он уже купил нас на корню. — И потому скажу правду. Мы пойдем не по Морскому Тракту, а свернем на древнюю дорогу, что позволит сократить путь на два дня.

— Простите, уважаемый, — Барсук с удивлением прервал торговца. — Я понял, что мы пойдем по дороге Плача?

— Именно.

Барсук укоризненно покачал головой, глядя на нас, давая всем видом понять, что мы совершили непростительную глупость, согласившись охранять чужой караван. Я еще ничего не понимал, но от предложения Элиарзу повеяло нехорошим. Но ведь опальный царь Анси не торопился рассказать нам что-то важное, от чего пропадет желание вообще куда-нибудь двигаться.

— Эти два дня что-то решат в вашей жизни, уважаемый Элиарзу? — продолжал допытывать Барсук.

— Да. Иначе я не стал бы совать голову на древний тракт. Необходимо быть в Гужане через три дня. Корабль ждать не будет. Я плачу большие деньги не только за ваши услуги, но и за простой корабля хозяину порта. Невыгодно терять попусту каждую монету.

Все правильно. Торговцы не упустят шанса заработать на выигрыше даже в один час. Но почему так тревожно на душе стало от слов старика?

— Куда идет корабль? — что-то толкнуло спросить меня торговца.

— В Одем. Там продадим женские украшения, ткани и благовония. Местные красавицы любят вешать на себя золото и серебро тончайшей выделки, — Элиарзу усмехнулся. — А оттуда — в Паунс.

Я медленно переглянулся с Мастером.

Сердце мое гулко забилось. Неужели незримое доселе начало проявляться во всей своей силе? Казалось, протяни руку — и вот оно, желанное, выстраданное. А может, зря? Хочет ли Лация увидеть меня?

— Барсук! Ты можешь отказаться, но я иду, — твердо решил я. — Уважаемый, вы берете нас на свой корабль. Это к тому вознаграждению, что обещано нам.

— Согласен, — кивнул старик. — Выходим рано утром. Желаю хорошего сна.

Элиарзу ушел. Барсук печально покачал головой.

— Ты не представляешь, Философ, во что мы ввязываемся.

Пафлагония

Лация очнулась от легкого толчка в плечо. Открыла глаза и увидела капитана, стоявшего над ней и с нескрываемым любопытством рассматривающим ее. Девушка натянула до подбородка тяжелое колючее одеяло и раздраженно спросила:

— Что на этот раз?

— Я подумал, что вам нужна хорошая ванна. Надеюсь, выспались? Вот и хорошо. Пора приводить себя в порядок. Женской одежды у меня нет, сами понимаете. Мыться будете на нижней палубе. Я предупредил своих ребяток, чтобы не совали нос в щели для лицезрения ваших прелестей.

— Смотри, как бы не ослепли, — сухо обронила Лация. — А вы, капитан, не отличаетесь утонченностью речи.

— Я воспитан вольностью, — развел руками Корс. — А мои ребятки — несносные шалуны, но они знают, что за некоторые шалости я самолично вспарываю живот.

Корс сказал это обыденно, но у Лации мороз по коже прошел.

— Вы не особо церемонитесь с такими типами, — передернула она плечами. — Где моя одежда?

Корс ловко выудил, словно из воздуха, сверток и бросил его на колени Лации.

— Спасибо. Скоро мы доберемся до берега?

— Сейчас сильная волна, — почему-то увернулся от прямого ответа капитан.

Лация вышла следом за Корсом, поднялась на палубу и удивилась. Насколько она была несведуща в морском деле, но явная лживость слов капитана поразила ее. На небе сияло солнце, зеркальное полотно моря без единой ряби отражало жаркие лучи, слепя глаза. Королева благоразумно промолчала, но в душе поселилась тревога. Все шло не так, как хотелось бы. Капитан Корс никуда не торопился, игнорируя просьбу неизвестного заказчика.

— Вода нагрета, — из-за спины раздался голос Корса. — Поторопитесь.

Первым делом Лация с ожесточением стала смывать с себя дорожную грязь, въевшуюся в нежную, привыкшую к маслам и благовониям кожу. Воды не жалела. Капитан позаботился о целом бочонке. Сам же он вопреки своим словам, стоял спиной к двери, сложив руки на груди, и недвусмысленно поглядывал на свою команду. Впрочем, никто и не думал вольничать. Корса они знали.

Лация помылась, неторопливо вытерлась и надела на себя широкие штаны, рубаху. Сапоги хотя и были не по размеру, но особого неудобства не вызывали. Переодевшись в грубую мужскую одежду, она никакого смущения не испытывала.

Услышав скрип двери, Корс развел руки и эффектно повернулся. Лация чуть не рассмеялась, увидев мгновенно изменившееся лицо пирата. У Корса отвисла нижняя челюсть.

— О, Небеса! — голос его осип. — Все святые, наверное, постарались, чтобы вы попали на мой корабль! Однако, милая! Я влюбился!

— Не торопитесь с выводами, милейший, — остудила его пыл девушка. — Постарайтесь впредь вести себя прилично.

— Я потрясен, кого я спас!

Лация нахмурилась. Она стала подозревать, что капитан знает гораздо больше, чем положено. А это уже было плохо. Любой проходимец сейчас может разыграть свою карту, используя в качестве разменной монеты королеву Ваграма. Корса Лация не считала человеком благородным только лишь в силу того факта, что он бороздил моря под пиратским флагом. А значит, любая подлость для него — лишь способ обогащения. Так ждать ли от капитана Корса недвусмысленных действий?

Корс тем временем рявкнул, прерывая восхищенные свисты пиратов и их скабрезности:

— Эй, боцман! Скажи коку приготовить пирог с яблоками, хорошего вина, мяса и еще там чего-нибудь! Живо в мою каюту двух молодчиков прибраться! Да заткнитесь вы там! Красивых девок не видели?

Когда суматоха улеглась, Корс широким жестом показал на свою каюту. Отказываться не было смысла. Лация вошла в помещение, где заканчивали суетиться матросы. Корс выгнал их вон, тщательно прикрыл дверь, накинул на скобу крючок и повернулся к девушке.

— Садитесь за стол, королева. Кушайте и слушайте.

Сердце Лации ухнуло вниз. Стало так противно, что хотелось взвыть и броситься головой в холодные волны, что тихо плещутся о борт корабля.

— Что вы намерены теперь делать со мной? — она села, гордо расправив плечи.

— Ничего! — рассмеялся капитан. — Я доставлю вас в Ламберг, а там передам в руки человеку, который и будет заботиться о вас в дальнейшем.

— И все? — усомнилась Лация.

— Конечно же, нет! Я могу продать вас кочевникам или людям, которые, купив вас, надежно запрячут в глухих лесах, где будете пахать землю и исполнять прихоти диких мужиков. Но я не зверь. И поступим мы совершенно по-другому. Если мы договоримся, то я обещаю доставить вас в Одем.

Лация не верила ни одному слову пирата. Он как-то быстро упал в ее глазах как мужчина, хотевший было защищать ее от посягательств жестокого мира. В его душе жила лишь корысть и жажда наживы. А теперь, получив на руки такой козырь, он ни за что не отпустит Лацию восвояси. За королев идут на плаху или получают солидный куш. Чаще первое, но девушка не знала, что могло бы поколебать Корса в его относительном благополучии. Главная мера для таких людей — мера отсыпаемого золота в карман. Так что Лация предпочла бы оказаться в Ламберге, находясь в руках неизвестного спасителя, чем на борту корабля пиратов. А ведь помимо нее своей участи ожидают воины-ваграмцы.

— Я полагаю, что не могу выдвигать свои требования, находясь в таком положении? — Лация мельком взглянула на Корса, меланхолично поедающего виноград.

— Какие требования у гостей? — пожал он плечами. — Вопрос о торговле отпадает сам собой.

— Почему же? Я хочу поговорить о моих людях. Я настаиваю на их свободном передвижении. Они солдаты, а не рабы.

— Вот потому я и держу их внизу. Мало ли что.

— Да их всего несколько человек! — воскликнула Лация. — Неужели вы считаете…

— Да, считаю! — вскинулся Корс, и лицо его разом посуровело. — Именно потому, что они солдаты! Я не хочу, знаете ли, дорогая королева, иметь за спиной опасность в виде бывалых вояк! И вообще: речь шла только о вас, ясно это или нет? Я не собирался поднимать на борт лишние рты. Что мне с ними делать? Кормить нахлебников не в моих правилах. Если подвернется случай — продам кочевникам. Нет — придется бросить в воду. Да, милочка! Такова жизнь! Я привык сам распоряжаться своей жизнью, и не хочу, чтобы из-за таких вот мелочей меня вздернули на рее собственного корабля!

Корс перевел дух, плеснул в кубок вина, сделал большой глоток.

— Впрочем, если желаете забрать своих людей — заплатите за них выкуп. Сейчас. Двести полновесных реалов.

— У меня нет таких денег с собой, — сухо произнесла Лация. — Если только у вас осталась капля благородства, я могла бы выплатить долг по возвращении домой. Это слово королевы Ваграма.

— Э, нет! — Корс рассмеялся. — На море слово монарха ничего не стоит. Я не верю в благородство вашего поступка. А посему ваши друзья пойдут на корм акулам.

— Там мой слуга, — сжала зубы королева. — Он должен быть со мной. Это-то вы можете уладить?

— Ладно, — решил быть великодушным Корс. — Для высочайшего лица должна быть какая-никакая помощь. Берите слугу, и чтобы я больше не слышал о подобном милосердии. И так я сегодня слишком расточителен в любезности.

Лация вся тряслась, но старалась не подавать вида, насколько она взбешена. Для себя она решила, что при удобном случае Корс действительно будет вздернут на реях своего корабля вместе с командой.

— Как вы узнали меня? — Лация оторвала от кисти ягоду и положила в рот, медленно пережевывая.

— Очень просто! Сначала я подумал, услышав имя, что это просто совпадение. После того, как вы смыли грязь с лица… — охотно пояснил Корс. — Я видел вас три или четыре раза в празднованиях, когда мне посчастливилось быть в Ваграме. Мне частенько приходилось торговать в Одеме кое-какими товарами… Вы участвуете во всех шествиях, во всех значимых для государства событиях. Один раз повезло мне присутствовать на казни молодого парня, которого приняли за шпиона. Эффектно разыграно, не правда ли? Скажите, так что с ним было потом? Снесли ему голову или нет?

— Королевское слово не нарушается, — вспыхнула Лация, и воспоминания тех дней нахлынули на нее, ввергнув в отчаяние. Гай сгинул бесследно в Море Закатов, и вряд ли стоить лелеять надежду на счастливый случай. И все же, будь он жив, Лация не оказалась бы здесь, а подписывала указы в своем дворце. Это действительно легче, чем посылать людей в заведомо провальную авантюру. Не женское дело — воевать. Это удел мужчин, да пусть того же Корса. Сколько пришлось пройти испытаний, чтобы банально попасть в лапы пиратов-работорговцев. В ее сердце вспыхнула обида на Вадигора, исчезнувшего в самый неподходящий момент.

— Это смотря как повернуть дело, — загадочно произнес капитан.

— Объяснитесь, господин Корс!

— Я ведь все к тому же. Зачастую королевское слово легко забывается или переворачивается с ног на голову. Сегодня его спасли, а наутро оказалось — зря спасали-то.

— Не ехидничайте, — Лация съела еще одну ягоду. — Человек, которому я даровала жизнь, будет искать меня. И поверьте: перевернет весь мир, чтобы найти. И не только меня.

— Это угроза? — вздернул бровь Корс.

— Считайте — предупреждение.

— Что он за человек? Ваш тайный воздыхатель или жених?

— Вы забываетесь, капитан! С чего бы вы заинтересовались им?

— Счел нужным принять вашу угрозу всерьез.

— Так вы действительно желаете на мне заработать?

— Без сомнения!

— Предупреждаю сразу: не вздумайте использовать мое имя в политических махинациях. Это опасное занятие для вас, такого не искушенного и благородного пирата!

— Я же не настолько глуп, чтобы променять палубу своего «Волнореза» на замурованную темницу или кинжал в спину! — добродушно усмехнулся капитан, не обратив на иронию ни малейшего внимания. — Мы сделаем проще: я буду держать вас в безопасном месте до тех пор, пока сам не посчитаю нужным передать в руки заказчику.

— Не трогайте моих людей! — сверкнула глазами Лация.

— Как вы прекрасны, королева! — вздохнул пират. — Я бы мог считать себя счастливым человеком, но ваше положение обязывает меня держаться подальше от такой персоны. Есть ли на свете еще один счастливчик, который добился вашего расположения, невзирая на ваши титулы и недосягаемую высоту?

— Я думаю, капитан, вы будете действительно счастливым человеком, если освободите меня и моих людей, — улыбнулась мило, насколько возможно, Лация.

Теперь улыбнулся Корс. Его нельзя было провести или разжалобить. За благодушием и маской добряка скрывался циничный и расчетливый делец, способный изменять планы и договоры по своему усмотрению. И наивные ухищрения красивой и знатной девушки не смутили его разума. Человек, который приходил к нему во время стоянки «Волнореза» в порту Ламберга, не представлял собой какую-либо силу. Это был довольно невзрачный пожилой человечек, принесший, однако, увесистый кошель с золотыми кругляшками. Его просьба была необычной, и Корс еще долго сомневался, следует браться за дело или отказаться. На побережье Крабового залива, на всем его протяжении нужно найти женщину и взять ее на корабль. Возможно, предупредил мужчина, с ней будут люди с оружием — но они не несут угрозы кораблю и команде. Главная цель — женщина. В конце концов, Корс принял золото, твердо пообещав доставить ее в Ламберг и передать в руки заказчика. Плевое дело, если не считать тысячи лиг побережья, местами скалистого и труднодоступного. Но капитан всегда считал себя везунчиком и счастливчиком. Понадеявшись на удачу, он и не удивился, когда на третий день патрулирования вдоль береговой линии смотровые доложили о бое на суше. Какие-то люди прорывались к морю. Корс решил, что среди преследуемых и должна быть та самая женщина.

— Почему вы молчите? — удивленно спросила Лация. — Мое предложение настолько затруднило вас?

— Здесь я хозяин, — мило улыбнулся Корс и на мгновение оскалился. — И предложения исходят лишь от меня. Поэтому я сейчас же даю команду поднимать паруса и идти в Мирру.

— В Мирру? Разговор шел о Ламберге!

— Я передумал, — развел руками пират. — В Мирре вы будете в безопасности.

— Что все это значит?

— Вы еще ничего не поняли, королева? — Корс перегнулся через стол и в упор посмотрел на девушку. — Пока вы болтались неизвестно где, за вашу душу развернулась настоящая война! Какие-то типы уже ждут «Волнорез» в Ламберге, чтобы взять вас в заложницы. С кем приятнее проводить время: со мной или с теми уродами? А они не стесняются пускать кровь по пустякам! Так что сидите спокойно и не сотворите глупостей!

Через два дня корабль пиратов вошел в Костяной залив, и держась подальше от берегов, чтобы быть неузнанным, пробрался до Мирры. Даже будучи в самом ужасном настроении, Лация отметила, что здесь довольно уютно. Где-то на юге едва-едва пробивались сквозь дымку остроконечные клыки горного хребта. Волны набегали на берег, нещадно подбрасывая многочисленные лодчонки вверх, а затем бережно опуская вниз. Густая зелень, чуть поблекшая от сухих ветров, лениво шевелилась на ветвях деревьев, отчего в воздухе стоял легкий шелестящий звук.

Корс дал команду спустить шлюпку на воду. Он сам решил сопровождать Лацию на берег. Вместе с ним, королевой и выторгованной ею Паком, за весла сели четверо гребцов. Они же играли роль охранников.

Шлюпка быстро домчалась до пирса. Там их уже встречали два неприятных типа с откровенно бандитскими рожами. Их похотливые глазки ощупывали в первую очередь Лацию, с ног до головы и обратно. Один — высокий и худой, с неприятно вытянутым подбородком — хмыкнул:

— Твой улов, капитан, оказался богатым! Нам бы такую рыбку!

— Поменьше на берегу сиди, — буркнул Корс.

— Предупреждаю, что вы будете отвечать за последствия! — Лация встревожилась не на шутку. Оставаться наедине с этими типами ей не очень нравилось. Совсем не нравилось. Пусть даже и Пак рядом — это не гарантия безопасности.

— Я намекнул ребяткам о правилах приличия, — вскинул руки Корс. — Они не будут баловаться. Обещаю! Гуляш, лично отвечаешь за девушку! Иначе вздерну на дереве!

— Хорошо, хозяин, — посерьезнел второй бандит, какой-то весь квадратный, с длинными нечесаными волосами, клочьями сбитыми на макушке и затылке. — Таракан любит совать нос в чужие вещи, но здесь ему наступил укорот.

— Умница, понимаешь, — Корс зловеще улыбнулся, как он это умел делать. — Давайте, валите отсюда побыстрее. На всякий случай дам ребят, чтобы сопроводили вас и эту парочку до места. А вы завтра возвращайтесь на борт. Гуляйте!

— Слушаемся, капитан! — рявкнули двое счастливцев.

— Так что, пошли? — Гуляш сжал челюсти и пошевелил плечами. — Бежать не советую. Здесь каждый третий — мой человек. Поймают — пожалеете, что родились.

«Гуляш и Таракан — не степняки, — размышляла Лация, пока их вели по извилистым улочкам Мирры, — а значит, есть реальный шанс вырваться из их лап. Только вот кто прислал за мной корабль? Не эти ведь животные?»

10

Пафлагония. Егерь

Они успели выскользнуть из города до того момента, как лорд Эйлинг перекрыл все лазейки, тропки, дороги и мелкие дыры. Не сказать, чтобы Егерь очень уж волновался по этому поводу, но лишняя задержка для выяснения личности могла оказаться губительной. Главный тракт был закупорен наглухо конницей капитана Заринга, а по обеим сторонам в дозорах стояли отряды арбалетчиков. Но Егерь перестал бы себя уважать, если такое препятствие было бы непреодолимым с его способностями. Увлекая Нислу совсем в другую сторону от Лебена, куда-то на северо-запад, кустиками, ложбинками, прикрываясь покровом ночи — Егерь сумел выйти из кольца оцепления. Теперь их путь лежал строго на север. Возле подошвы Красных Холмов он намеревался свернуть правее и нырнуть в густые дубравы Розеттского леса. Там все свое, родное. Именно возле Розетты обосновался штаб Серого Братства. Егерь рассчитывал взять коней и уже верхом пробираться в Ламберг. Путь неблизкий — за десять дней не добраться. Конечно, если бы у него за спиной не брела Нисла, за такой срок ему ничего не стоило совершить такой бросок.

После затяжных дождей наконец-то выглянуло солнце, уже слишком слабое, чтобы согреть мокрую землю своим угасающим теплом. Осень надвигалась неумолимо и вполне зримо. Ее присутствие ощущалось утренними заморозками, налетом инея на траве и листьях деревьев. Кутаясь в плащи, подбитые мехом, Егерь и Нисла упорно продвигались к Холмам. И как только на горизонте замаячили лесистые вершины, подернутые глубокой синевой, они резко изменили направление.

Еще через два дня они быстро пересекли старую дорогу, ведущую с Красных Холмов в Глинт. Можно было рискнуть и пробраться в город с этой стороны, но по многочисленным слухам, в Глинте стоял крупный отряд головорезов-патриканцев, командиром которых был Леггер — отъявленный душегуб и развратник. Егер имел все основания опасаться за жизнь Нислы. Стрелы меткой девчонки не спасут. Фарогар преодолел соблазн обзавестись лошадьми. Розетта манила кажущейся безопасностью.

У Нислы вдруг возникло подозрение, что за ними кто-то неотступно идет. На привале возле лесного ручья девушка поделилась своими мыслями.

— Словно небольшой зверек, все время кругами ходит, когда просыпаюсь ночью. Сопит, пыхтит, но не приближается к костру.

— И когда ты его почувствовала? — усмехнулся Егерь.

— Уже три дня. Выбирались из Лебена — такого не было.

— Он сел на хвост четыре дня назад, — задумался Егерь. — Если бы я был уверен, что Лебедь знает о моем намерении покинуть город — сказал бы, что это его человек. Я старался исчезнуть быстро. Неужели старый хрыч пронюхал что-то?

— Давай, поймаем, — загорелась Нисла. — Сделаем вид, что разбрелись по сторонам, потеряли дорогу, и выманим зверя.

— И кто пойдет живцом? — Егерь насмешливо посмотрел на Нислу.

— Я, — ответила девушка, и торопливо добавила: — Я серьезно!

— И я серьезно. Это очень опасно, — попытался вразумить спутницу фарогар, но опыт профессионала подсказывал, что это тот самый вариант, когда можно прихватить надоедливого соглядатая. — Нам не нужны проблемы. Одна проблема — это задержка. А задержка — это потеря времени, которого нам и так не хватает.

— Справедливо, — кивнула Нисла. — Если не хочешь ловить — пойдем дальше. Только теперь придется смотреть в оба.

— А ты держи свой арбалет наготове, — напомнил Егерь, перелаживая ножи в рукава. — Жаль, нет Философа. Он бы не отказался поохотиться на такой хвост.

— Кто это такой? — полюбопытствовала Нисла. Это было новое имя, которое она узнала из уст Егеря.

— Повезет — увидишь, — нахлынули мрачные мысли, но Егерь встряхнулся. — Ладно, пошли потихоньку.

Пройдя изрядный отрезок пути, они, наконец, вышли к Розеттскому лесу. Редкая пожелтевшая листва дубов жалобно шумела под напором верхового ветра. Духмяная прель осенней листвы, уже успевшей упасть на землю, кружила голову, а попадающийся кое-где мох пружинил под ногами. Монотонно долбил кору дерева дятел, встрескивала сойка. Закатное солнце окрасило лес в золотистую патину; засверкали паучьи кружева между ветвями.

— Хорошее место, — огляделся Егерь. — Будем ночевать здесь. Сейчас нет смысла забираться вглубь леса. Дальше идут такие дебри, что ночью бродить там очень глупо.

Егерь быстро разжег костер, который весело затрещал, пожирая ветки. Спешить было некуда, и Нисла с основанием разложила на плаще запасы еды.

— Сколько нам еще идти до твоего дворца? — критически оглядев все богатство, спросила она.

— Весь день завтра. Пойдем быстро, так что не отставай.

— Да ладно! Напугал! Не отстану.… Значит, сегодня покушаем по-человечески. Хватит куски на ходу жевать.

Фарогар куда-то исчез, и вскоре появился с котелком, в котором плескалась вода.

— На, поставь на огонь. Кашу сварим.

Пока ждали, когда разварится крупа в котелке, Нисла решила спросить:

— Что значит: Серое Братство, Егерь? Какими вы делами занимаетесь, я имею в виду, настоящими делами? Неужели все это время носились за колдунами и ведьмами, а потом передаете в руки инквизиторам в Дом Благочестия[45]?

— Это лишь средство для поддержки нашего Братства, — не сразу ответил Егерь. — Мы заключаем договор с любым Домом, с каким пожелаем сами, или же кто захочет с нами сотрудничать. А сейчас мы связаны с Домом Лоран, и все, что проповедует герцог Линд и его компания, нам нужно защищать. Интересы Лоран — наши интересы. У патриканцев воюют маги. Не такие сильные, как раньше, но бед доставить могут. Герцог приказал нам убрать их с игральной доски.

— А когда истекает срок договора?

— Вот тогда мы прекращаем все отношения с ними. Бывшие союзники превращаются во врагов. Не всегда — но и такое бывало. Слишком много противоречий возникает между нами. А мы, в силу идей, проповедуемых Братством, наживаем врагов очень быстро.

Нисла сняла котелок с огня, разломала калач пополам, и одну половину протянула Егерю.

— Ешь, а то каша остынет… Ты ведь выполняешь задание не герцога, так? Недаром не остался в Лебене, где твой опыт пригодился бы войскам.

— Все слишком серьезно. Патриканцы усилились невероятно, и это очень странно. Откуда деньги, люди? Они теснят Алую Розу по всем направлениям. Где-то пускают магию в ход. Но не это беспокоит нашу верхушку. Зло идет в мир не от патриканцев. Корона Мира готовится к встрече с новым хозяином. И от нас зависит, кто станет новым хозяином. Куча всякого дерьма тянет руки к мощному властительному артефакту, не зная, как управлять силой, вложенной в него. Нам, всем бойцам Братства, дан приказ: выявить всех Претендентов и всячески им мешать овладеть Короной.

— Для того чтобы ваш человек взял ее, — догадалась Нисла.

— В соображении тебе не откажешь, — польстил ей Егерь.

— А чем он лучше остальных Претендентов? — искренне не понимала Нисла.

— Потому что мы знаем о каждом то, что он сам не знает или забыл. И какие у него мысли. Наш человек имеет в себе много хороших качеств, но и он не свят. Однако поверь, в этом мире из всех Претендентов право взять Корону имеют лишь два человека.

— Ага! — воскликнула девушка. — Есть еще один? Давай же, рассказывай!

Нисла поплотнее завернулась в плащ и с нескрываемым любопытством посмотрела на Егеря. Тот едва уловимо усмехнулся.

— Есть много людей, стремящихся к обладанию артефактом. И самое печальное: они могут стать Владетелями. Каждый из них. Несмотря на ложь в словах, черную душу, корысть в делах. Не все такие — но побеждают именно лживые. Они легко идут на обман, и с таким оружием побеждают своих противников. Сейчас никто из нынешних Претендентов не представляет собой средоточие добродетелей. Кроме двух, да и то с различными оговорками.

— Кто же тогда отвечает за равновесие в мире? — Нисла задумалась. — Если Корону возьмет человек храмовников — мы все захлебнемся в крови. Тут я с тобой согласна, и поддерживаю стремление Братства уничтожить такого Претендента. Но я не знаю других.

— И не надо, — Егерь стряхнул крошки со штанов. — Доставь нам удовольствие завершить дело. Знаешь, я тебя сейчас могу удивить. Наш человек не стремится стать обладателем Короны.

Нисла лишь хмыкнула. Не очень-то ей верилось в полную бескорыстность такого поступка. Отказ от неограниченной власти влечет за собой желание взять лакомый кусочек в другом месте. А что, если Серые ведут тонкую игру, отвлекая своих врагов от главной цели? Девушка даже испугалась таких мыслей. Эдак можно пропасть в глубоких подвалах мощных сил, ведущих смертельную битву вот уже на протяжении многих лет.

— Что, не удивил? — Егерь покрутил головой с озадаченным видом. — Не веришь в такой поступок?

— Он правильно делает, — неожиданно вырвалось у нее. — Мне жаль его. Перед ним стоит нелегкий выбор, и он почти наверняка мучается правом выбора.

— Это твои мысли или деда с Холмов?

— Дед здесь не при чем, — пожала плечами девушка. — Просто я сама научилась думать гораздо шире, когда смотрю на человека. Что-то всегда сокрыто от глаз.

Егерь впервые посмотрел на Нислу с нескрываемым уважением. Она не казалась уже наивной девчонкой, увязавшейся за бывалым воином лишь для удовлетворения собственной мести. Не такая она простушка, эта лесная дева. Как раз подходит для тайной работы. Братству нужны новые бойцы. Слишком большие потери понесло оно в последнее время.

— И ты что-то высмотрела?

— Да, но не скажу. Боюсь, — мотнула головой Нисла.

Фарогар кивнул. Жизнь быстро приучила ее к осторожности. И правильно. Нельзя расслабляться даже в кругу друзей, когда искренне уверен, что находишься в безопасности.

— Давай спать, — следопыт первым улегся подальше от костра, чем вызвал удивление Нислы.

— Холодно же будет!

— Вот тебе первое правило: при свете костра ты отличная мишень. Если нас выслеживают, то не преминут воспользоваться стрелами. А попасть в спящих, да еще при хорошем освещении — плевое дело даже для никудышного стрелка.

— Убедил, — досадливо буркнула Нисла, ругая себя последними словами. Надо же такую глупость сотворить. Она решительно улеглась рядом с Егерем, прижалась к нему. — Вот и грей теперь.

Фарогар молчал, ошеломленный. Приятное тепло, несопоставимое с теплом огня, дошло до него. Какая-то умиротворенность, слабость разлилась по телу, заставляла мысли хаотично кружиться. Прядь волос девушки упала ему на щеку. Он затаил дыхание. Звезды, проглядывавшие сквозь оставшуюся листву, показались неправдоподобно большими. Они перемигивались, тянулись к Егерю лучистыми потоками…

Резкий сухой щелчок где-то поблизости подбросил его с земли. В то же мгновение в руке оказался меч. Неужели он пропустил начало увеселения?

Густой туман, кажущийся темной плотной массой какого-то зверя, наползал на землю с крон деревьев. Костер едва тлел, перемигиваясь остатками угольков. Егерь прислушался. В окружающем их лесу явно кто-то находился, но осторожностью отличался отменною. Больше таких ошибок, как обламывание сухих веток с дерева или наступания на сучок не было. Лунный свет мог бы помочь, однако в этот период ночное светило спало за пазухой сурового Парея[46]. Коротко вскрикнула сонная птица, захлопала крыльями. Все-таки выдал себя чужак. Егерь мгновенно сориентировался, легонько ткнул носком сапога лежащую Нислу.

— Я не сплю, — шепотом пробормотала девушка. Щелкнул замок арбалета.

Егерь успокаивающе потрепал Нислу по щеке и, пригнувшись, прокрался к ближайшим деревьям, круто забирая влево от кострища. Вступать в бой ночью ему было не привыкать. Сколько стычек и драк за его плечами! Недаром ведь его считают профессионалом даже высшие чины Братства. Так что никаких мыслей, отвлекающих от дела, лишь уши чутко ловят малейший звук в ночном лесу, который поможет понять расстановку неведомого врага. Нисла разберется, если сообразит, что предпринимать в той каше, которая вскоре заварится. Прижавшись к дереву, Егерь до боли в ушах прослушал пространство. Какой-то неясный шум, словно шелест листьев, надвигался из лесной чащи. Уже можно было разобрать отдельные фразы. Звякнула уздечка! В несколько прыжков Егерь преодолел расстояние до этого звука и выскочил прямо на поляну, едва освещенную костерком. Грамотно расположенным, заметил фарогар. Невозможно заметить издали. А вот и гости. Меч с легким разворотом вошел в плоть зазевавшегося врага. Егерь оттолкнул навалившееся на рукоять тело, бросился дальше, скрестил клинок со следующим лесным преследователем. С этим пришлось повозиться на три удара сердца подольше. Опасность заметили. К Егерю двинулись еще три человека, стремясь взять в клещи. Не приближаясь к костру, он отследил перемещение каждого, и метнул веером ножи. Это был высший уровень ведения боя. Два лезвия достигли цели. Егерь сбавил ход. Поигрывая мечом, он приблизился к принявшему стойку врагу.

— Храбрый, да? — усмехнулся Егерь и легко отбил меч ночного гостя в сторону. Приставил кончик своего лезвия к ямке под кадыком, слегка нажал. — Кто такие?

— Подожди, не убивай, — залепетал неизвестный. — Может, договоримся?

— Не вижу смысла, — фарогар усилил давление. Он уже представлял, как из прокола на горле струйкой течет кровь, как искажается от боли лицо врага.

— Я знаю кое-что интересное для тебя!

— Не пытайся врать.

— Честно! — враг почувствовал свою нужность и заторопился заверить неведомого противника в своем искреннем рассказе.

Меч с шелестом вошел в ножны. Егерь рывком развернул спиной к себе человека, сорвал с пояса кожаный ремешок, способный удержать даже быка на привязи, обмотал им руки пленника и толкнул в сторону своего лежбища.

— Топай вперед и не думай даже бежать. Кроме вас кто еще есть?

— Есть еще один. Пошел вязать твою девку.

— Не повезло, — кивнул Егерь. — Ты иди, не спасет он тебя. Как бы его спасать не пришлось.

Нислу он застал сидящей у весело потрескивающего костра, получившего новую порцию пищи. Рядом уныло сгорбился незадачливый напарник того, кого вел Егерь.

— Я думал, ты его убила, — задумался следопыт.

— Рука дрогнула, и стрела вошла в ногу, — с досадой пояснила Нисла. — Далеко он уйти не смог, вот я и подумала, что нам не помешает узнать свежие новости.

— Садись рядышком со своим товарищем, — Егерь толкнул захваченного в плен преследователя. — Будете отвечать. Кто такие?

— Мы вообще не хотели вмешиваться в ваши дела, — заторопился тот, кого схватила Нисла. — Но нам посулили жирный куш. В наших ли интересах отказываться?

— Кто?

— Один старик. Он помутил наш разум своими колдовскими штучками. Золота было слишком много, чтобы отказываться.

«Лебедь, — догадался Егерь. — Это его способ морочить головы таким вот болванам. Впрочем, на них и магии жалко».

— Сам откуда?

— Из Ринга. Жители почти ушли оттуда, боясь патриканцев. И что нам оставалось делать? Вот и сколотили ватагу. Вместе надежнее.

— Так что старик? — фарогар аккуратно протер свои ножи, подобранные на месте стычки и вложил в сапоги. Говоривший сглотнул слюну.

— Он приказал следить за вами, а при удобном случае — убить.

— Почему раньше не перестреляли из арбалетов?

— Любопытство взяло. Куда направляетесь, чего хотите?

— Неразумно с его стороны, — пробормотал Егерь. — Старик остался в Лебене?

— Да.

— Как он узнает о нашей смерти?

— Этот колдун будет ждать нас в Глинте. Но мы не представляем, как туда попасть. Весь тракт занят патриканцами. Да еще эти головорезы… — говоривший приуныл.

— Вас было шестеро?

— Да. Но в пяти лигах отсюда на северо-запад наш лагерь. Там еще семеро.

— Н-да, наемнички, — холодным взглядом Егерь обвел незадачливых преследователей. — Знаете, что? Я не горю желанием тащить вас в своем обозе. Но и не хочу оставлять вас в живых — вы распускаете язык при виде первой капли крови.

Вопли и стоны заглушили последние слова Егеря. Наперебой преследователи умоляли не убивать их, клялись в вечном служении новому хозяину, коим считали фарогара. Один, захваченный Егерем, бросился ему в ноги и обхватил колени руками.

— Господин! Не убивайте! Мы исчезнем из этих мест, чтобы нас никто не нашел, не спросил!

— Этот маг вас отыщет в любой норе, — оттолкнулд Егерь бандита. — Вы все равно умрете: рано или поздно. Но если сослужите мне службу — сохраню жизни.

— Приказывай! — вопли утихли.

— Мне нужно незаметно перейти Тунс и исчезнуть с глаз долой от этого нехорошего парня. Вы все уяснили?

— Конечно, господин, — закивали оба. — Сохраните наши жизни — мы поможем вам.

— Здесь я ставлю условия, — холодно напомнил им Егерь.

— Что ты задумал? — заволновалась Нисла. — Вечно ты стараешься быть добреньким! Не убил карлика, хочешь оставить в живых и этих?

— Тихо! Сходи лучше за лошадьми. Здесь недалеко. Иди все время вперед. Сделаем так, — Егерь повернулся к бандитам. — Один из вас пойдет в Глинт и встретится с магом. Скажет, что дело выгорело. Второй останется заложником. Через три дня я буду ждать вестей у моста. Все ясно? Надеюсь, ваша ватага не бросает друзей?

— Боюсь, что это невозможно, — поник головой взятый Егерем бандит. — Старик потребовал ваши головы в доказательстве смерти. Где я возьму головы?

— Тогда я убью вас. Поверьте, мне будет нетрудно вспороть вам брюхо и оставить подыхать в лесу, — Егерь придал голосу железа. Ему не было жаль этих парней. В конце концов дело не в том, что Лебедь идет по следу, стараясь в странном желании уничтожить Егеря, и не в страхе перед магией храмовника — фарогар умеет бороться с колдовством. Тут стоял вопрос, вечный вопрос: кто будет господствовать в будущем переделе мира. Лебедь из тех людей, которые глядят далеко вперед, а значит, догадывается о роли фарогара в идущей Игре. А значит, пустые слова какого-то лесного бродяги о гибели Егеря не убедят его лучше головы врага в доказательство. Егерь не хотел оставлять за спиной людей, жаждущих мщения и кучу золота, которого они, конечно же, не получат.

— Мы убедим его, поверьте! — заголосили враз ватажники, видя колебания следопыта.

— Ладно, — палец его уперся в пленника Нислы, — пойдешь ты. Мы будем ждать тебя там, где я и сказал. Ночью. Через три дня. Можешь выдумывать все, что заблагорассудится. Если через три дня ты не вернешься — я убью твоего дружка.

— Самэль! Возвращайся! — с дрожью в голосе произнес второй бандит.

— Можешь идти, — разрешил фарогар. — Мы пойдем следом за тобой на восходе солнца. Не теряй времени.

Самэль долго не раздумывал. Он вскочил на ноги, зыркнул по сторонам, увидел Нислу, ведущую под узды трех лошадей.

— Остальные куда-то разбежались, — пожаловалась девушка. — Нелегко искать этих животин в ночном лесу.

— Бери одного и вали отсюда, — кивнул Егерь. — Но помни о своем дружке.

Самэль вскочил в седло и с какой-то странной гримасой посмотрел на них сверху вниз. Стукнул пятками по бокам лошади и мелкой рысью погнал ее в чащобу.

— Собираемся, пора уходить, — Егерь стянул руки второго бандита ремешком, рывком поднял и подвел к низкорослой кобыле. Та спокойно стояла, пока Егерь подсаживал ватажника в седло. — Не вздумай хитрить и делать попытки удрать. Мои ножи быстрее тебя.

— Мы же собирались заглянуть к твоим друзьям! — напомнила Нисла.

— Теперь не имеет значения, — Егерь потрепал своего жеребца по крупу. — У нас есть лошади. Будем прорываться через Глинт.

— Там же патриканцы!

— Зато ближе до Мирры.

Нисла недоуменно фыркнула. Она все меньше понимала поведение своего спутника, но открыто выражать свои чувства не стала. Мешал бандит. Пусть даже и связанный, он имеет уши. Лишнего говорить не стоит.

Говоря, что их путь лежит в Глинт, Егерь, тем не менее, не рисковал, все дальше и дальше удаляясь от тракта. Лошади прекрасно чувствовали себя в густых зарослях мелкорослого кустарника, сменившего дубраву. Дальше опять пошел густой лес, где могли обитать ватаги, подобные той, которую разгромил Егерь. Места идеальные: тугое переплетение корней, наносы валунов, взявшихся невесть откуда в незапамятные времена, поваленные ветром деревья, покрытые влажным мхом, паутина на каждой ветке, едва заметная тропка, неожиданно уходящая в кусты боярышника и колючего малинника. Солнце сопровождало их, скупо согревая спины на закате. Останавливаться ночевать приходилось рано, чтобы успеть соорудить костер и вскипятить воду.

Освободив руки заложника от пут, Егерь удосужился спросить:

— Как тебя зовут?

— Какая разница? — буркнул ватажник. — Все равно прирежете.

— Это почему?

— Самэль не вернется. Какой болван сунется с заведомо ложной вестью к колдуну? Он же его сразу расколет! Так что я думаю, Самэль подался к нашему табору.

Егерь пошел обходить место стоянки, чтобы поставить ловушки, которые могли предупредить о приближении людей. Это была последняя ночь перед Глинтом, и фарогар всерьез опасался патрулей. Мало ли кому взбредет в голову пошариться по лесу. Зверь не пойдет на свет костра, а двуногие твари излишне любопытны.

— Это не имеет значения, — Егерь вернулся к костру, бросил рядом с ним охапку хвороста, часть положил в огонь.

— Почему? — вскинулся ватажник.

— Он бы не вернулся ни при каких обстоятельствах, — Егерь сел на поваленное дерево. — Я не собирался тащить вас обоих к Глинту. Зачем мне лишний хвост? А один станет более покладист, и будет делать то, что я скажу. Так как зовут тебя?

— Имени своего я уже и не помню, — ватажник помолчал и нехотя добавил: — А зовут меня Малек.

Нисла, не сдержавшись, фыркнула. Малек сердито зыркнул в ее сторону, но сдержался от едких слов в ответ.

— Ладно, Малек так Малек, — вздохнул Егерь. — Ну что там, Нисла, каша готова?

— Можно есть, — кивнула девушка.

Ужинали без спешки. Егерь теперь мог рассмотреть ватажника как следует. Ему было на вид лет двадцать пять. Лицо можно было назвать красивым, если бы не странно скособоченный нос. Даже жесткая борода не старила его. Слишком молодо блестели глаза, руки не обрели еще той силы и цвета кожи, которая была присуща жителям Пафлагонии после сорока лет. Да и зубы, вон какие, блестят снежной белизной.

— Как тебя угораздило податься в ватагу? — Егеря интересовало, почему опустел Ринг. Патриканцы не любят лишний раз соваться в леса, а добраться до маленького городка было делом непростым. Разве что зимой, когда замерзают многочисленные болотца вокруг Ринга.

— Куда все — туда и я, — пожал плечами Малек. — Оставаться в пустом городе, что-ли? И так, почитай, весь народ сбег оттуда.

— А что случилось? Только не вали все на патриканцев, ради всех святых! Жители Ринга никогда не покидали свои земли, даже когда там проходили губительные орды Лесных Народов.

— Когда это было! — протянул Малек. — Раньше и люди смелее были. А сейчас как услышали, что вдоль Тунса идут Чистильщики — сразу собрали манатки — и в леса!

— Кто? — враз спросили Егерь и Нисла.

— Чистильщики, — ватажник посмотрел на них с удивлением. — Не слышали? Странно. Они у патриканцев вроде карательных отрядов. Говорят, Чистильщики убивают всех, кто почитает Доминика и заселяют освободившиеся земли своими крестьянами. В Протекторате уже нет свободных наделов. Думаете, война просто так началась? А для этих уродов все едино: патриканцы или доминиканцы — всех режут. Отребье еще то.

Егерь встревожился. Что-то новое и враждебное появилось в Олдланде. Раньше о таких методах войны и слыхом не слыхивали. В мире становится неуютно и опасно. Не остается больше мест, где человек мог бы чувствовать себя в безопасности. А сам он, Егерь, куда приложит голову после утомительных походов? Уже сейчас ясно: такая жизнь не будет бесконечной. Если не сразит стрела и меч — он рискует дожить до старости. А дома-то и нет. Чистильщики…

Мысли опять перескочили на новое известие. Братство наверняка уже извещено о страшной напасти. Кто дал добро на массовую резню пафлагонцев?

— Сколько их?

— Никто не знает. Всякое болтают. То ли тысяча, то ли три-четыре отряда по пятьсот шестьсот человек. Они по всему Тунсу рассыпались.

— Много, — помрачнел Егерь. — Даже если убавить численность из-за обыкновенного людского преувеличения — все равно много. Можешь показать на карте их передвижения?

Малек неуверенно кивнул. Егерь подумал с подозрением, что ватажник ни черта не смыслит в карте, но расстелил на коленях небольшой сверток. Составлением карты занимался лучший землеописатель Братства Флобус, и не доверять ему фарогар не мог. Он пододвинулся к костру, чтобы лучше видеть, кивнул Мальку, чтобы тот сел рядом.

— Ты хотя бы имеешь представление о картах? — с надеждой, а скорее, для чистой совести, спросил Егерь.

— Знаком немного, — буркнул Малек. — У нашего атамана есть такая же, только больно потрепанная.

— Ладно, где вы их видели?

Малек вгляделся в карту, почесал затылок и ткнул пальцем в голубую жилу, обозначавшую Тунс. Потом чиркнул ногтем в определенном месте. Выходило, что Чистильщики вышли из Глинта и стали пробираться на север по обеим сторонам реки, огнем и мечом выжигая мелкие поселения и небольшие городки, а жителей беспощадно истребляя. Егерь сразу ухватил суть такой акции. Захватывался лесной массив. Лес пойдет на строительство кораблей. Затем новый флот Протектората обрушится на остатки Алой Розы, если к тому времени она сама не завянет. Имея мощную поддержку с моря, Протекторат возьмет всю Пафлагонию в цепкие лапы, и рано или поздно обрушится на Алам. По большому делу, Братству наплевать на потуги двух враждующих сторон свести дело к большой победе. Корона Мира призывает к себе нового Властителя, а значит, что все жертвы напрасны. Как бы в огненном валу не погибло все живое на Континенте. Вот почему Егерю необходимо спасти королеву Лацию, вот почему болит сердце от молчания Философа и Мастера. Не верил фарогар в гибель одних из лучших бойцов Братства. Только прошло уже полгода после неприятных известий, и до сих пор — тишина.

— Больше никуда Чистильщики не совали свой нос? — Егерь заставил себя заняться нужным делом.

— Не-а, — Малек еще раз взглянул на карту, но уже увереннее. — Они держатся Тунса, и идут полосой в две-три лиги, не больше.

— Я все понял, — Егерь свернул карту. — Давайте спать. Завтра попытаемся проскочить Тунс, если не дождемся твоего дружка.

Егерь без лишних слов привязал Малька к поваленному дереву, достал из сумки свое одеяло, похлопал по плечу ватажника, словно прибодряя его.

— Ты заботишься обо мне больше, чем о девушке, — попробовал пошутить Малек.

Нисла весело фыркнула, разворошила костер, подкинула хворосту.

— Она — боец, — напомнил Егерь не сколько ватажнику, сколько самой Нисле, намекая на суровость похода. Сама напросилась, вроде того… — А ты можешь закоченеть ночью. Не лето.

— Да какая разница! — воскликнул Малек. — Так подохну или от твоего кинжала! Метко кидаешь.

Егерь пожал плечами и подсел к Нисле. Она покосилась на него, помолчала, спросила:

— Будешь спать или шарахаться по кустам?

— Посплю. Завтра тяжелый день. Еще неизвестно, когда удастся выспаться.

— Ну, так ложись. Куда пошел? Оставайся со мной. Укроемся одним одеялом. А то действительно больше заботишься о каком-то головорезе, чем о человеке, которого знаешь не один день. Я тебя совсем не интересую?

Последние слова Нисла произнесла полушепотом. Ее глаза бесовски блестели ярко-оранжевыми всполохами костра. Из темноты раздался насмешливый голос Малька:

— Можете спокойно миловаться! Я все равно не смогу помешать!

— Заткнись, — нарочито лениво отозвался Егерь и с бешено бьющимся сердцем положил свою руку на плечо девушки. — Почему же нет? Очень даже интересуешь. Но вправе ли я…

— Молчи, глупыш, — Нисла обожгла поцелуем следопыта. — Все вправе. Жизнь у нас непростая и короткая. Не знаешь, что будет завтра. Так зачем же себя обманывать? Если я тебе нравлюсь — не робей, делай шаг вперед.

Увлекая Нислу к земле, Егерь мимолетно задумался, какими же струнами играют женщины на мужских чувствах. Но не успел закончить мысль. Податливое тело в его руках отвлекло от эфемерных блужданий в поисках ответа.

Рано утром он яростно погнал свой маленький отряд, не обращая внимания на ухмылки Малька и изменившийся взгляд Нислы. Нужно было торопиться, чтобы к вечеру успеть выйти к Тунсу. Предстояло пройти добрый участок густорастущих лесов на западном берегу реки, где возрастал риск нарваться на Чистильщиков.

Муфазар. Тракт. Гужан

Караван Элиарзу бин Сиарука свернул с оживленного тракта. Копыта лошадей, верблюдов и ишаков взметнули пыль нетронутую вот уже несколько десятков лет. Мимо нас потянулись унылые песчаные холмы, выдубленные жаркими ветрами. И ничего, кроме песков, подернутых белой пленкой. Солончаки. Дорога была усыпана мелкими камнями — острыми или округлыми — которые значительно мешали нашему продвижению. В грязно-голубом небе нет ни облачка. Лишь парил величавый орел, делая широкие круги над трактом. В общем — скукотища.

Помимо нас и бин Сиарука в караване находились пятеро погонщиков и еще трое мужчин в белых тряпках, обернутых по всему телу. Хозяин пояснил, что это его управляющие. По прибытии в Гужан один из них отправится в Одем. Оказалось, это три брата из Пахавара, и все трое служили у Сиарука, проявляя смекалку и умение в продаже товаров. Хен был самым старшим, и это налагало на него некие обязательства по заботе и опеке над младшими братьями. Хену недавно исполнилось сорок лет. Лицо его имело желтоватый оттенок; какая-то болезнь, вероятно, уже подтачивала организм. Тридцатилетний Самил все время улыбался и пытался заговорить с нами. Его можно было видеть то в голове каравана, а то и в лиге от него на вершине холма. Вечером он деловито проверял поклажу, а то и ругался с погонщиками. Хен, судя по его молчаливому неодобрительному молчанию, не слишком доверял Самилу, предпочитая держать все нити в своих руках.

Двадцативосьмилетний Шамир оказался на редкость просвещенным малым. Он декламировал мне стихи, называл авторов, и, мало того, хвастался знакомством с некоторыми из них. Я очень сблизился с Шамиром. Жгучий черноволосый красавец с большими глубокими глазами и чувственным ртом в обрамлении усов и бороды хвастался, что имеет трех жен, и после Гужана приведет в дом четвертую. Сил, уверял он, должно хватить. А иногда в минуты временного безделья хватался за свой кривой меч и с гиканьем носился на жеребце вокруг лагеря, виртуозно крутясь в седле, подныривая под брюхо скачущего животного, потом взлетал вверх и рассекал воздух этим оружием над собой.

— Он угомонится когда-нибудь? — Мастер с интересом следил за Шамиром.

— В нем кипит кровь диких кочевников, — пояснил снисходительно Хен. — Наверное, в прошлой жизни он был воином. Не знаю, откуда это в Шамире. Наш дед торговал, и дед деда тоже торговал. Я взялся за оружие, потому что в окрестностях Пахавара завелась банда грабителей. Житья от них не стало. И Шамир собрал сотню таких же отчаянных, как и он сам, парней и за пять дней перебил всю банду. Все двести с лишним человек.

По интонации Хена я понял, насколько Шамир любим старшим братом. Это наблюдалось и во взгляде, и по блеску глаз. А Самил такого участия не удостаивался, что, впрочем, того не сильно огорчало.

День за днем мы двигались по заброшенной дороге, и до сих пор я не мог понять, почему Бен Сиарук остается напряженным и встревоженным. Беспокойство его возрастало с каждым часом, хотя я не видел причин для такого поведения. Дорога оставалась пустынной, и караван двигался без всяких приключений. Ни магии, ни бандитов — никого. Древний тракт, признался мне Мастер, стал навевать на него скуку.

Стало заметно, что холмы вдоль дороги как-то значительно выросли. Мы вступили в гористую местность. Солнце уже не грело с такой яростью, и большую часть пути продвигались в тени причудливых скал. Я поделился своими наблюдениями с Самилом. Тот рассмеялся:

— Это не горы выросли, а дорога пошла под уклон. В этом месте идет крутой спуск в ущелье Плачущих Ветров.

Неприятные мурашки поползли по спине. Не знаю, из-за чего: то ли захватывающее дух поэтическое название вызвало трепет или подспудное желание избежать появления в тех местах. Самил подлил масла в огонь, по-своему оценив мою задумчивость:

— Знаешь, почему эта дорога заброшена? Призраки охраняют ущелье. Появились они двести-триста лет назад, и изредка пошаливали, никому особо не докучая. Но в последние сорок лет они словно взбесились и стали убивать всех, кто пытался пройти по этому тракту. Дорогу пришлось забросить и ходить по более удобному, но длинному Морскому Тракту. Вот и вышел крюк в три дня.

— А ты веришь в призраков?

— Нет, — весело рассмеялся Самил. — Обыкновенные разбойники шалили, а когда распугали последних путешественников и купцов, то и сами подались в более богатые края. А дорога опустела.

— А как же раньше ходили караваны? — не сдавался я. Мне хотелось выяснить все детали в подробностях. Просто я знал, на что способны мертвецы. Асура прибавила мне не только седых волос.

— Откупались, — не понял моей дотошности управляющий.

Оставив Самила пугать кого-нибудь другого, я направил своего коня к Сиаруку. Его тюрбан возвышался над караваном, так что найти старика не составляло большого труда. Хозяин сидел, горделиво выпрямившись, на прекрасном скакуне и зорко посматривал по сторонам. Только вот во взгляде затаилось тревожное ожидание будущих бед.

— Хочешь знать, чего я боюсь? — бин Сиарук оказался прозорливым, или же его глодали те же мысли, что и меня.

— Самил рассказал интересную историю, — я пристроился рядом со стариком. — Он что-то плетет про призраков, но тут же опровергает слухи, утверждая, что на дороге идет банальный грабеж. Так кто же здесь правит: мертвые или живые?

Бин Сиарук молча правил жеребца по неровной поверхности дороги. Наши стремена касались друг друга. Я терпеливо ждал. Старик мог поведать много интересного, и дело было не в боязни последнего, а в тщательнейшем выборе слов, чтобы не испугать наемных охранников. Ему было чем рисковать.

— Ущелье Плачущих Ветров — гиблое место для живых, — мрачно произнес бин Сиарук. — Если раньше купцы умудрялись пробираться по этому тракту невредимыми, то сейчас — смерть неминуема. Призраки за что-то мстят. Их гнев настолько силен, что когда они выходят из своего убежища — небо багровеет и полыхает, а черные бесплотные тени забирают душу.

— Если это так, почему вы, уважаемый, пошли именно здесь? Неужели три дня выигрыша ценнее человеческих жизней? Богатство всегда можно нажить, а как быть в нашем случае?

— Можно, но не в моем случае, — возразил старик. — Я заложил все самое ценное для того, чтобы вернуть домой сына. Со мной большой выкуп, а этот товар, который я везу в Алам — остатки денег, которые я заплачу подлому Фаль-Адени. Он знал, кого взять в заложники. Я в капкане. Мне предъявили такую сумму, что, выкупив Сафара, я останусь голым. Но ведь это действительно ничто, юноша, ты прав. Богатство можно нажить, а единственного сына не вернешь. Вот что значат три лишних дня. Мне нужно торопиться.

— Тогда я с вами, уважаемый, — поклонился я старику.

Я лишний раз убедился, насколько избирательна судьба к людям. Она больно бьет тех, кто надеется на лучшую долю, кто связан простыми человеческими чувствами, кто не желает зла ближнему, а в душе его не гнездится черная зависть и бесконечная глубина ненависти к самому факту существования этого самого ближнего. Я не могу помочь всем — сил не хватит, а жизни — тем более. Но я знаю, чем будет заниматься Серое Братство, когда я вернусь в Пафлагонию. Ради таких людей, как бин Сиарук стоит применять умения, данные мне братьями по оружию и духу. А Егерь меня поддержит. Он тяготится Договором с Домом Лоран. Бессмысленная охота за колдунами и магами станет глупой игрой, не приносящей пользы никому. Асура и ущелье Плачущих Ветров — это не магия, а древнее зло. С ним надо смириться, ибо не мы создавали его. Колдунишки низкого пошиба не смогут сотворить подобное, а значит — не стоит их опасаться. Барсуку, следовательно, нужно помогать, если я хочу стать карающим оружием справедливости, но станет ли Прахва истинным владыкой, правящим не по убеждению мести, а по зову сердца? Это ведь те же ножницы, и откромсать могут в любом случае. Помогать — но сдерживать. Вот так и следует строить новое здание нашего Братства.

Я очнулся от дум. Кричали мне. Оказалось, я настолько погрузился в свои мысли, что оторвался от каравана. С животными творилось непонятное: они топтались на месте, несмотря на чувствительные удары палками. Погонщики суетились, а бин Сиарук отрешенно смотрел в землю. Я повернул коня обратно и вернулся к старику.

— Задумался, — смущенно признался я.

— Начинается, — вместо упреков или выговора бин Сиарук кивнул в сторону скальных вершин.

К нам присоединились Мастер и Башар. Они уже обнажили мечи и с нетерпением поглядывали вглубь тропы, ускользающей в темном зеве ущелья. Оттуда несло неестественным холодом. Багровые отсветы бликами ложились на отполированные ветрами и временем скалы, и с каждым ударом сердца только усиливали свое свечение.

— Как в Асуре, Философ! — ощерился Мастер. — Мне уже все рассказали про здешних жмуриков. Твое мнение: как будем пробиваться?

— Здесь не убежишь, — я покачал головой, с тревогой глядя на ущелье. — Догонят.

Погонщики попадали на колени и что-то громко выкрикивали. Хен бегал вдоль каравана и густо сыпал белый порошок, очерчивая им большой круг, в котором оказались мы все.

— Не смейте выходить за пределы круга! — крикнул Хен нам, заметив, что Мастер порывается перешагнуть черту.

— Надо бы развести костер, — я обратился к Самилу.

— Нельзя! — Самил предупреждающе вздернул руку. — Таких призраков огонь только притягивает! А так может и повезет.

— Странно! — ухмыльнулся Мастер. — Огонь всегда отпугивает призраков, и есть возможность остаться невидимыми. А здесь все наоборот. Эй, Самил! А в темноте нас не передавят как утят?

— Не будешь прыгать через авку — останешься жив, — спокойно отметил Шамир, доставая меч.

— Что за авка? — задумался Мастер.

— Охранный порошок, — пояснил Шамир. — Только сразу предупреждаю: на него не надейтесь. Драться все равно придется. Эти призраки найдут ход против авки.

— Каким образом? — я сохранял спокойствие, но мой амулет вдруг напомнил о себе. В груди что-то закололо и тысячами мелких иголок впилось под кожу. Костяной амулет Куанги. А я и забыл о нем. Надо же!

— Обычно призраки, приближаясь к каравану, поднимают ветер. Авка сама по себе тяжелая от вложенных в нее магических способностей, но не настолько. Боюсь, что ваши мечи мало помогут, — Шамир успокоил коня. Он был единственным, кто не боялся вглядываться в клокочущие языки огненного ветра, рвущегося по скалам. Весь горизонт залило багровыми реками. И на наших лицах играли блики приближающейся беды.

— Мой меч освящен великим заурбаем, — в этом месте голос Шамира почтительно понизился. — Я могу долго сдерживать Призраков, но боюсь, что их может быть гораздо больше, чем нас.

— Ладно, мы будем меняться, — великодушно произнес Мастер.

Амулет вел себя очень странно. Его покалывание становилось нестерпимым. Я вытащил из-за пазухи подарок пустынного мага, и тот задергался у меня в руках, вытягиваясь в сторону багровых сполохов. Мастер, Башар и Барсук, видимо, испытывали те же чувства, с удивлением рассматривая поведение костяного чуда.

— Кто может мне объяснить, что происходит с амулетом? — Мастер обвел нас взглядом, не предвещавшем ничего хорошего, но в ответ увидел лишь недоуменное пожатие плечами.

— Дай мне свой амулет, — протянул руку бин Сиарук.

Я без лишних вопросов снял с шеи веревку и положил амулет в сухую сморщенную ладонь. Старик повертел амулет, понюхал его, даже попробовал на зуб.

— Давно я не встречал такой вещицы, — покачал головой хозяин каравана. — Амулет рассчитан на то, что Призраки не заметят его владельца. Он сотворен в то время, когда появились и эти духи. Значит, сила охранного знака такова, что может помочь вам.

Бин Сиарук отдал мне подарок Куанги.

«Но амулеты давались нам для других целей, — задумался я, не в силах перебороть странное желание вообще молчать про Куангу. — Неужели они настолько сильны, что могут действовать и против духов»?

Из ущелья навстречу нам выехали пять огромных теней на таких же чудовищных призрачных конях. Они не казались гигантами — они ими были. Тени колыхались на огненных скалах и медленно приближались к нам. Погонщики заголосили больше прежнего и уткнулись лицом в землю, чтобы не видеть ужасную картину. Даже у меня застучали зубы. Мастер сжал меч до боли в костяшках пальцев — волосы его стояли дыбом. Нелегко оставаться храбрым, когда на тебя наплывает громада Призрака, да еще с друзьями.

Амулет заверещал. По-настоящему заверещал, подпрыгивая на веревке. Уши заложило от тонкого, вибрирующего звука. Он разрывал барабанные перепонки, проникал в мозг. А в это время возле меня стремительно росла фигура неведомого существа с двумя руками, на которых я насчитал двадцать пальцев, огромной выпуклой грудью, неимоверной головой с тремя рогами, торчащими вверх в виде гребешка. Над моими спутниками уже возвышались такие же фигуры. И тут мой страх пропал. Я стал ждать продолжения. Духи из амулетов взмыли вверх, покружились в воздухе, сплелись в невиданное гигантское кольцо и ринулись на морок из ущелья. Мы оцепенели. Кольцо обволакивало всадников, отчего те стали топтаться на месте. Первым очнулся бин Сиарук. Он воскликнул:

— Хитон Сарруки! Быстро пошли, пошли! Хен, поднимай этих болванов! У нас есть возможность пройти ущелье!

Лошади хрипели, пятились назад, ишаки надрывно орали от страха и боли, когда погонщики, сами ничего не соображающие, лупили палками по бокам несчастных животных. В таком хаосе мы бросились по дороге мимо сплетения теней, чувствуя, как коченеют пальцы, сводит лицо от жуткого холода. Призрачная нога одного из стражей ущелья пронеслась мимо меня — я чудом увернулся. Кого-то из погонщиков задело мертвяцкой плотью. Такого дикого крика я ни разу не слышал — даже сердце оборвалось.

Мы сорвались на бег. Никакого чувства достоинства я не испытывал, чтобы не показаться трусом. Я летел вперед, нахлестывая жеребца, прочь от жутких тварей. Шамир с открытым от беззвучного крика ртом махал мечом, с лезвия которого срывались белые полосы света и капали вниз, на камни тропы. Никто не играл героя. Это было повальное бегство. Бин Сиарук кричал:

— Живее, идиоты! Не задерживайтесь! Если мы застрянем в ущелье — нас разорвут!

Упал еще один погонщик. Но мы уже вырвались из тесного каменного мешка в долину, а за спиной гремели невиданные громовые раскаты. Через мгновение земля содрогнулась, багровые всплески окрасили вершины скал и медленно скатились вниз, в вечную темень ущелья.

Только теперь мы перевели дыхание, еще до конца не веря в свое спасение. Только после этого осмотрелись. Животные отходили от пережитого ужаса, но ни одно из них не отбилось. Товар остался цел и невредим. Недосчитались лишь трех погонщиков. Братья старались держаться храбрецами, но это у них мало получалось с их бледными как льняное полотно лицами. У меня на языке вертелся лишь один вопрос: кого рубил Шамир своим невиданным мечом?

Бин Сиарук, сам тяжело выдыхая воздух, приказал нам уводить караван как можно дальше от страшного ущелья. Нас и не нужно было подстегивать. Никому не хотелось оставаться на этом месте дольше одного удара сердца. Мы взяли такой темп и очнулись только тогда, когда зычный голос хозяина вернул нас в реальность.

— Будем отдыхать здесь, — заявил бин Сиарук. — А ближе к полудню двинемся дальше. До Гужана осталось совсем немного. Благодарение небесам — мы спустились в ад, и вышли оттуда живыми.

Только теперь мы обратили внимание на восход нежно-желтого солнца, трепетное дуновение ветерка, еще не жаркого, освежающего.

Пока оставшиеся в живых погонщики, еще трясущиеся от страха, с помощью братьев разбивали временный лагерь, старик подошел к нам и с подозрением спросил:

— Кто вам дал амулеты?

Мы переглянулись. Что-то никому не хотелось посвящать старика о нашей встрече с колдуном. Это влекло за собой раскрытие замыслов Барсука. Бин Сиарук усмехнулся, тихо пробормотал:

— Нет нужды таиться, повелитель. Я ведь узнал вас, многоуважаемый Прахва!

Барсук медленно покраснел. Я испугался, что он бросится на старика, но наш друг совладал с собой. А хозяин каравана задумчиво продолжал:

— Эти амулеты обладают силой, которую трудно приручить. И я знаю только одного человека, который мог создать такие обереги. Он уже умер… Или нет?

— Смотря о ком идет речь, — осторожно сказал Барсук.

— Куанга? — старик испытующе вгляделся в нашу скромно молчащую четверку. — Значит, жив. Какое дело вы не закончили? Амулеты давались под конкретное волшебство. Повелитель, я нем как рыба. Ваша беда не оставила никого равнодушным в Пахаваре. Вы более чем достойны трона. Ну, ладно. Амулеты можете выбросить.

— Почему? — разом воскликнули мы.

— Они сослужили вам, пусть и не там, где нужно, — старик вздохнул с печалью. — Словом, больше повезло нам, чем вам. Но знайте: в Пахаваре вы всегда желанные гости в доме бин Сиарука.

— Ну и черт с ним, — Мастер отшвырнул амулет в сторону. — Я всегда надеялся на свои силы, а не на колдовские штучки.

Я тоже собирался отбросить свою костяшку, но бин Сиарук цепко перехватил мою руку и отрицательно покачал головой:

— Уважаемый, как раз свой амулет оставь при себе. У него мощная сила, и его хватит на всех твоих друзей. Очень странно…

Старик отошел от меня с озадаченным видом, так ничего и не объяснив. Я пожал плечами и повесил амулет обратно на шею. Он мне нисколько не мешает, пусть висит. Забавная вещица. Но она спасла мою жизнь.

Утром следующего дня мы вошли в Гужан. С трудом пробившись сквозь сотни повозок, толпу людей и всадников, снующих по причалам большого порта, мы направились к горделивому трехмачтовому с внушительными бортами кораблю. Он был изукрашен неведомыми мне письменами и рисунками, которые изображали очень уж несимпатичных страшил, похожих на злобных кутан[47], сеявших вокруг себя хаос и разрушение.

— Зачем это? — я ткнул пальцем в рисунки.

— Чтобы отгонять всякую нечисть: морскую и сухопутную, — пояснил бин Сиарук. — У нас не принято рисовать или лепить из глины человека. Это оскверняет душу и оскорбляет самого Единого. Вот и стараемся оберегать себя таким необычным способом. Кстати, «Парящий» — мой корабль. На нем вы отправитесь в Одем. Отплытие сразу после погрузки. Капитан корабля достопочтимый Ильясар. Мой земляк и верный друг.

Бин Сиарук показал мне человека, стоявшего на мостике и руководившего погрузкой товара. Его зычный голос забивал гомон портового люда, и бин Сиарук улыбнулся, довольный.

— Я бы хотел пройтись по городу, — выказал свое желание Мастер.

— Зачем вам лишние проблемы? — удивился старик. Ступайте на корабль, располагайтесь и отдыхайте. Ильясар уже предупрежден о вашем появлении.

— Да хотелось бы прикупить кое-что, — темнил Мастер. — Не хочу покидать славный Муфазар с пустыми руками.

— Ну да, — скептически оглядел его хозяин. — Богатые одежды, много оружия, добротная обувь — о таком простому воину мечтать только приходится. Ну, раз ты желаешь… Ювелирные лавки — сразу за последним причалом. Солнце займет свое место в середине неба — корабль отходит. Смотри, не опоздай.

Мастер растворился в гомонящей толпе, а мы поднялись на палубу. Ильясар самолично встречал нас. Густая борода с вороненым отливом придавала ему сходство с Фаль-Адени. Он был такой же смуглый, но более полноват, с сильным торсом, а в левом ухе блестела серебряная серьга. Не гнушаясь своего положения, он почтительно поклонился бин Сиаруку.

— Как ваши дела, почтенный? — густым басом загрохотал капитан. — Краем уха я слышал от твоих управляющих о необычном путешествии. Что произошло в пути? Дозволено ли мне будет узнать об этом?

Бин Сиарук подхватил капитана под локоть и живописал наше приключение, но это нисколько не удивило Ильясара. Он только хмыкал и почесывал свою великолепную бороду. А еще изредка бросал на меня странные взгляды. Впрочем, меня это мало волновало. Я уже испытывал нетерпение, когда же надо мною захлопают паруса, надуваемые ветром.

Мастер появился перед тем, как убрали сходни. Он весело насвистывал какую-то мелодию, махнул мне рукой. В ответ на мой немой вопрос ушел на корму, где и застыл в неподвижности, не обращая внимания на суету отправления.

— У меня есть одна просьба, — обратился я к старику, вдруг вспомнив нечто важное. — В Ахайе находится мой хороший знакомый, ученый Баралар. Не возьмете ли на себя труд освободить его от рабства? Поверьте, он не заслужил подобной участи.

— Так же, как и многие из вас, чужеземец, — сжал губы бин Сиарук. — Но я умею быть благодарным. За то, что не сбежали прочь из ущелья, а приняли бой — я найду твоего ученого и выкуплю его.

Пафлагония. Ламберг

Такого удара Егерь не ожидал. Почти целый месяц он добирался до Ламберга, рискую жизнью. Попасть в переделку не составляло труда. Территория, занятая патриканцами, не оказалась гостеприимной для легкой прогулки. В неприятности можно было влипнуть на каждом шагу. Первый раз его команда, состоящая из Нислы и Малька, нарвалась на тех самых головорезов капитана Леггера. Как и следовало ожидать, друг Малька не вернулся, и пленник угрюмо попросил развязать ему руки, чтобы присоединиться к компании Егеря. Это пришлось сделать, даже если бы фарогар и не захотел. Под утро они нарвались на конный отряд, точнее, не нарвались, потому что ночевали неподалеку от моста через Тунс, а сами патриканцы наткнулись на их лагерь. Завязалась отчаянная рубка, где у пеших не было ни малейшего шанса. Тем не менее, отбивались, и довольно успешно. Нисла едва успевала отстреливаться из арбалета. Руки ее методично летели за спину, вытаскивая очередную стрелу, вкладывая в желоб, натягивая механизм пуска, а палец нажимал на курок. Стрела с легким вжиканьем летела в цель, и очередной патриканец валился с коня. Малек оказался не из робкого десятка. Он взял второй меч Егеря и пошел прямо в гущу спешившихся всадников Леггера. Егерь старался перекрывать фланги, чтобы их компанию не обошли со спины. Но какая надежда на девчонку и заложника? И он зорко следил за ходом драки, постоянно вмешиваясь в момент тяжелого положения на поле боя. Оставшимся в живых патриканцам он дал погибнуть в честном бою с мечом в руке.

И началась дикая скачка на восток. Егерь умышленно вел свой маленький отряд по направлению к Мирре, чтобы потом резко свернуть к северу. Маневр уже испытанный, и потому отказываться от него не имело смысла. Тем более приходилось торопиться и хитрить. Головорезы Леггера пустили по их следу собак — злобных кентских волкодавов. После удачного финта Егерю удалось снять с хвоста собак. Они пять лиг шли по мелководью какой-то речушки, а потом выехали на второстепенную дорогу, где чуть не попались. Кто же знал, что патриканцы будут патрулировать и проселочные дороги. Ладно, патруль зазевался и не успел сообразить, что же делать с непонятной троицей, несущейся бешеным галопом прямо на них. И прошли сквозь них, как горячий нож режет масло. Даже не стали смотреть, что осталось за спинами.

Последние лиги их, как ни странно, никто не беспокоил. Маленький отряд Егеря шел по территориям, не охваченным войной. И вот Ламберг вырос перед ними, завораживая крутизной своих крепостных стен, опоясанных к тому же широким рвом, который, в свою очередь, соединялся с морем. Это давало большое преимущество горожанам: заводить небольшие корабли в канал, в свою очередь перекрытый толстыми цепями, и, в зависимости от ситуации, высаживать десант или перекрывать своими бортами линию стрельбы. Захватить Ламберг было делом архисложным, подумал Егерь, если даже невозможным. Здесь поляжет несколько добротных армий, но принесет ли это успех?

Троица с гулким грохотом пронеслась по широкому подъемному мосту через водный канал. Стража особо не усердствовала в дознании и пропустила всадников в город за чуть большую мзду, чем положено. Но никто в обиде не остался. Егерь, верный своему принципу, в таком деле не скупился.

Ни один мускул его лица не дрогнул, когда Клест, выступавший тем самым поверенным в выкупе Лации и отдавшим золото пиратам, сказал, что корабль так и не появился в Ламберге.

— Рыбаки видели «Волнорез», идущий в залив, — добавил Клест. — Полагаю, что он направлялся в Мирру.

— Это только предположение? — помрачнел Егерь.

— В малой толике, — пожал плечами Клест. — Я расспрашивал сошедших на берег моряков с других кораблей, и они подтвердили, что чертов Корс крутился в Крабовом заливе, и даже развлекался стрельбой из пушки по берегу. Полагают, что там был бой. После этого пираты снялись с якоря и пошли в Пафлагонию. Да, он проходил мимо Ламберга, но и только.

— Кроме Мирры он может куда-нибудь завернуть?

— Да куда угодно! — Клест сплюнул в грязно-пенную воду. — Мог и продать, в конце концов, кочевникам полуострова. С него станется. Когда я прочитал твое послание, сразу подумал: это дело не выгорит. Нельзя верить пиратам. На свой страх и риск я проник на корабль, но Корс наотрез отказался. Еле убедил его поучаствовать в деле.

— Будем считать, что Корс нашел королеву. А уж потом догадался, кого спас. И тут же решил на этом хорошо заработать, как будто нашего золота ему мало. Он сунул голову в крепкую петлю. Но большие деньги кочевники ему не дадут. Значит….

— Он прячет ее или в Мирре, или где-то на побережье, — кивнул Клест. — Корс не рискнет сразу вести переговоры со сторгами[48] или еще с какой швалью о продаже важного лица Алама. Да и по большому счету — кочевникам глубоко наплевать, кого брать в рабы. А женщины им нужны для деторождения.

— Это плохо для нас, — согласился Егерь. — В таком случае у нас нет ни малейшего шанса быстро отыскать следы королевы. Если Корс все же продаст ее, кочевники так упрячут наложницу, что мы рискуем вообще не найти ее.

— Но ведь Корс не глупец, — тут же откликнулся Клест. — Он понимает последствия своего поступка.

— Значит, будем надеяться, что пират не глуп, и это уже хорошо. Где он может ее держать?

— Значит, Мирра, — собеседник Егеря почесал затылок. — Там у пиратов много соглядатаев, много схронов. Их шпионы рыскают по округе, по побережью. Мирра!

— Уже неплохо, — Егерь усмехнулся. — Мы отправляемся туда сегодня же. У тебя есть люди, которые готовы поднапрячься и повести корабль в Мирру по такой волне?

— Поищем, — Клест выглядел уверено. — Только я с тобой. Пора размяться. Сам знаешь, как тяжело без движения. Засиделся в Ламберге. Уже стал забывать, как за меч браться.

— Вот и вспомнишь, брат, — Егерь улыбнулся. — Твоя помощь нам понадобится. Здесь есть кто-нибудь из наших?

— Я один, но тебя это не должно волновать. Справимся.

Они вернулись в дом Клеста поздней ночью, когда штормовой ветер разыгрался не на шутку, взметывая волны вверх и бросая их на деревянные настилы пирсов и камни береговой линии. Найти корабль удалось, но с большим трудом. Согласился капитан баркаса, слывущий сумасшедшим. Несмотря на прозвище «Безумец», он оказался весьма благоразумным.

— Подождем до завтра, — категорически заявил он, выслушав просьбу Клеста. — Если с рассветом шторм не утихнет, то я все равно выведу баркас в море. Но днем. Согласны, господа?

Хлопнули по рукам и расстались. Егерь пытался оставить Безумцу задаток в виде кошеля с монетами, но капитан выставил вперед ладони, словно отталкивая подношение.

— Э, так не пойдет. Дело не сделано — плату не беру. Да и зачем они мне сейчас? Мое корыто в хорошем состоянии, починки не требует.

На том и порешили.

Нисла уже приготовила скудный ужин. Клест жил не так богато, как мог бы. Он снимал полуразвалившийся домик, держа в уме то, что он оставался бойцом Серого Братства, и в любой момент его могли бросить в другое место. Жизнь перелетной птицы.

— Завтра отплываем, — коротко бросил Егерь полусонной Нисле. Он успел сбросить мокрые сапоги и тяжелый плащ, дойти до кровати и упасть, сраженный сном. Но еще пробормотал:

— А с пиратом я разберусь попозже. Никуда он не денется.

— Что за пират? — полюбопытствовала Нисла. Она освободила место для фарогара и заботливо прикрыла Егеря походным покрывалом.

— А кто его знает, — простодушно развел руками Клест. — Есть там чего пожрать? Пусть фарогар спит. И не смотри так на него жадными глазами, девонька.

К утру шторм несколько поутих, но волны и не думали усмирять свой бег. Солнце едва-едва проглядывало сквозь тучи, несущиеся на север. Дул сырой ветер, пронизанный запахом водорослей и рыбы. Безумец жевал черный ус.

— Волна будет бить в нос, — буркнул он. — Быстро идти не получится. Управимся ли за сегодня — не знаю.

— Не волнуйся, выполняй свою работу, — Клест закинул на плечо дорожный мешок. — Пошли, что ли?

11

Алам. Одем

Вот и Одем. С необъяснимым волнением я сошел на землю Ваграма. Время, застывшее в далеких песках, дико понеслось вперед, заставляя жадно впитывать большие изменения, произошедшие в местах, ставших для меня давно уж не чужими. Что-то случилось — я чувствовал это всей кожей. Лица людей были сумрачны, движения скованы, отрывисты, лихорадочны. На улицах присутствовали многочисленные патрули. Наша пятерка (Шамир изъявил горячее желание путешествовать вместе с нами; не любовь, скорее всего, к новым местам, а жизнь воина притянула его к отряду) привлекала внимание горожан. Мы были отлично вооружены, а наши лица, загорелые, обветренные настолько сурово выглядели на фоне всеобщего оцепенения, что военные патрули скоро заинтересовались необычными гостями. Угрозы мы не несли — опытный взгляд патрульного офицера легко распознавал наши намерения. Вполне, кстати, мирные.

Мастер предложил первым делом зайти в какой-нибудь трактир, пока я попытаюсь добиться аудиенции у королевы. На мои сомнения относительно легкого прохода во дворец, он хмыкнул:

— Да она сразу, как только услышит о твоем приезде, бросится сама открывать ворота!

Пока друзья со всей основательностью располагались в трактире и занялись распитием большого бочонка вина, я шагал к дворцу. И чем ближе я подходил к желанному месту, тем сильнее билось сердце от нехорошего предчувствия. Что-то определенно произошло. На самом высоком шпиле королевского дворца трепыхался черный узкий лоскут с раздвоенным, словно у змеи, языком. На рукавах солдат и офицеров я заметил повязки точно такого же цвета. Траур. Кто мог умереть? Королева-мать?

Я подошел к воротам резиденции и стукнул рукоятью меча по окованному полотну. Узкое оконце распахнулось, и на меня уставилась пара внимательных глаз. Потом моргнувших.

— Кто такой? Назовись, для чего пришел?

— Позови Ласара, — я благоразумно решил не щеголять своим знакомством с королевой. Мало что известно: вдруг переворот? — Скажи, что пришел Гай Вадигор.

— А что ты за птица, Гай Вадигор? — ворчливо заметил стражник. — И откуда знаешь энн Ласара?

— Ты сделай то, что я прошу, парень. А там видно будет.

— Ну, жди тогда. Как бы не пришлось угощать тебя плетью. А то у нас совсем развлечений не осталось.

И я стал ждать. Под любопытными взглядами прохожих, снующих туда-сюда всадников из дворян, я скинул сапоги и растянулся на земле, привалившись к теплому камню, валявшемуся на краю мощеной тропинки. Незаметно для себя, размореный солнцем, заснул.

— Болван! — рыкнул кто-то надо мной. — Почему энн Вадигор должен униженно просить тебя, сермяжника, пройти во дворец, овечье ты дерьмо!

Удар, что-то зазвенело над моей головой, глухо шлепнулось на булыжники дорожки.

— Вадигор!

Я открыл глаза. Надо мной навис Ласар с капитанскими нашивками, осунувшийся, но все такой же живой, разве что блеска в глазах поубавилось.

— Ты ли это, дружище?

Я вскочил на ноги и тут же оказался в объятиях Ласара. Незадачливый охранник стоял рядом навытяжку, а правая щека у него пылала как предзакатное солнце. Шлем валялся на земле.

— Этот болван забыл, видите ли, о просьбе какого-то Вадигора! Я тебе покажу, прохвост, какого-то! Марш на пост!

Хороший пинок под зад придал словам достаточную угрозу, чтобы стражник мигом исчез с поля зрения.

— Мы уже думали, что ты погиб, — на ходу сообщал Ласар, ведя меня к казармам. — Никаких вестей, даже слухов не было.

— Отчего же такие предположения?

— Капитаны кораблей, которые пришли в Одемпосле шторма, говорили о трех кораблях, потонувших в море. Видели обломки кораблей в больших количествах.

— Ласар! — мне пришлось прикрикнуть, чтобы понять ситуацию. — Объясни, что происходит. Где Лация? Почему траур?

— Гай, — Ласар бросил ножны на стол, присел на скамью, взлохматил свои волосы на голове, словно собираясь с мыслями, — У нас большое несчастье. Королева Лация пропала…

Проклятые осколки зеркала, которые я до сих пор не могу сложить в единое целое, снова рассыпались вокруг меня.…

— Как пропала? — мир разлетелся, и старые видения вновь наполнили меня. Осколки, которые я хочу собрать.

— Все произошло быстро и неожиданно. Через два дня после твоего отъезда на королевскую резиденцию было совершено нападение. Дерзкое и бессмысленное. На первый взгляд. Но я подозреваю, что главной целью была наша молодая королева. Нас отвлекли от ее комнат, и пока мы отбивались — проникли туда. Но королева еще раньше уехала с инспекцией в Энгл и по Золотой Цепи.

— Сразу после меня?

— Да. Сразу же. По горячим следам. Это и спасло ее. Хотя, я подозреваю, кто-то был в курсе происходящего. Слишком быстро она исчезла из резиденции.

Я перевел дыхание. Ласар тяжело пошевелился.

— Первое время мы поддерживали связь, однако через два месяца она перестала посылать сообщения. Мы не беспокоились, но… Молчание затянулось. Королева, кажется, потеряла голову. Она очень переживала, расставаясь с тобой. Но вида не подавала. Вообще, это на нее не похоже. С тех пор, как ты появился в Одеме, Лация сама не своя. Это для меня остается загадкой… Вру, я догадываюсь о причинах.

— Ближе к делу, капитан! Что дальше?

— Она решила провести разведку боем. Собрала полторы тысячи отчаянных рубак и ринулась в Степь.

— Зачем? — голос мой охрип.

— Откуда мы знаем? Комендант Кротов держал ответ перед королевой-матерью о готовящемся нашествии степняков. Правда всплыла, и даже угроза войны не помешала королеве устроить тотальную чистку крепостей. Много голов полетело со своих мест.

Вот и все. Глупая девчонка залезла в змеиное логово и пропала.

— Мне нужно встретиться с Женнис.

— Конечно, я устрою аудиенцию, — кивнул Ласар, поднимаясь. — Тотчас же иду. Жди меня здесь. Но боюсь, что королева-мать не будет гореть желанием видеть тебя. Я предупрежу Грига.

— Пусть тебя это не волнует, — жестко произнес я. — Обеспечь мне встречу.

— Подумай, что ты будешь говорить. И не делай глупостей.

Не делай глупостей… Мы и так их наделали в большом количестве, что дальше некуда. Как встретит меня Женнис? Во всех бедах обвинят меня. Дескать, задурил голову Лации, втерся в доверие, провел свою хитроумную игру, чтобы Ваграм втянулся в войну. Вполне. Я бы так и строил свои обвинения. Как бы вторично на плаху не угодить.

Мои размышления прервал приход Ласара и Грига. За их спинами маячила фигура Хранителя. Советник прерывисто шагнул мне навстречу, схватил за плечи, но тут же устыдился своих действий.

— С прибытием, энн Вадигор! Мы уже не чаяли увидеть вас живым…

— С этим мы успешно разобрались, — прервал я советника. — Введите меня в курс дела, чтобы я мог представить картину произошедшего.

— Слушай внимательно, — вперед шагнул Хранитель; он теребил свою бороду, словно не зная, куда девать руки. — Королева-мать — женщина не слабая, она не будет пускать слезу. Ее горе — личное горе, и на людях она его не показывает. Но королевой остается Лация. Подтверждений о ее гибели нет. Только слухи. Последние таковы: степняки погнали остатки отряда, где видели, предположительно, королеву, в сторону Сангарского святилища.

— Когда это было?

— Два месяца назад. Учитывая, как идут вести, мы накинули еще месяц-полтора, — Хранитель пристально поглядела на меня. — Мы будем говорить с Женнис, чтобы она приняла тебя. Это будет нелегко, но ты все равно пойдешь в Степь!

— Без сомнения, — обронил я, сжав зубы. — Даже не зная моего мнения, вы все решили без меня!

— Иначе и быть не может, — подал голос Григ. — Такая авантюра под силу опытному бойцу. Не забывай, что Сатур и Камбер — наши союзники. Пока… Надо просить ратников у них.

Хранитель переглянулся с Григом. Мне их тайны порядком надоели, и я довольно бесцеремонно прервал пустую болтовню. Лация однажды раскрыла передо мной козыри, которыми владеет Ваграм, и те противовесы, которые не позволяют пустить эти козыри в дело. Снова выслушивать уже сказанное — только время терять.

— Что я должен сделать лично для вас, уважаемые?

— Спасти королеву, — Хранитель слегка пожал плечами. — А если уже поздно… Мы ведь не можем игнорировать и такой исход… Тогда достоверно узнай о ее судьбе. В любом случае ты должен вернуться и поведать нам.

— А что говорит королева-мать?

— Независимо от ее решения министры Ваграма решили собрать новый отряд, — вставил свое слово Григ и вышел на середину комнаты. — Это было месяц назад. Трудность лишь в людях. После неудачи в Степи мало кто хочет совать туда нос. От силы двадцать человек набралось. Мы решили обратиться за помощью к союзникам.

— А это надо? — задал я резонный вопрос. — Неужели в Ваграме не найдется пара сотен рыцарей? Значит, плохо искали. Я полагаю — это дело чести для меня и моих друзей, но никак не союзников. Они вообще не должны знать, что здесь затевается. Пойдут только те, кто готов не за деньги умирать, а за свою королеву. Полагаю, граф Скотур относится к таковым?

— Граф Скотур — человек вспыльчивый и неорганизованный. Он очень переживал, что энни королева не взяла его в инспекцию, — Григ переглянулся с Ласаром. — Его одержимость спасти сюзерена стала притчей во языцех. Но, как уже сказано, все дело в людях. Очень мало добровольцев.

— Я найду людей, — твердо сказал я. — У меня есть четыре проверенных бойца.

— Прекрасно, — не скрывая иронии, произнес Хранитель. — Нам нельзя медлить. Ласар, карту!

Капитан живо расстелил на столе карту Алама, и палец Грига уперся в желтое пятно посередине.

— Это Дикая Степь. На севере обитают самые свирепые кочевники — баланги. Самые вольнолюбивые и непокорные. Но сейчас они под влиянием кагана Ханвара. Злобный, мстительный, но очень талантливый полководец. По нашим данным, от крепости Дарк до Бланка сосредоточено до трехсот тысяч всадников. Откуда они взяли такую уйму народа — не могу понять. Не иначе их женщины сразу рожали воинов. Вы пойдете в Энгл, а оттуда по побережью проскользнете в Дикую Степь. Ладофраги и квензы еще не решились, как им быть: воевать с нами или нет. С ними вы договоритесь — я не сомневаюсь. А вот куши могут вам здорово насолить. Пройдете кушей, если сможете — а оттуда прямо на Сангар. Там последний раз была крупная стычка остатков отряда королевы с Ханваром.

— Когда выходим? — я поднял голову. Все было ясно.

— Через три дня, но не позже, — ответил Григ. — Вам хватит столько времени, чтобы подготовиться к походу? Пусть даже вас будет сто человек — время выхода менять мы не намерены.

— Мне нужно поговорить с Женнис.

— Завтра я устрою встречу. Капитан Ласар вам все скажет.

Мне не оставалось ничего другого, как возвратиться в трактир, где мои друзья вовсю воевали со вторым бочонком. Радостным ревом они приветствовали мое появление и сразу налили полную кружку. То ли вино было кислым, то ли на душе погано — но мое лицо вмиг отрезвило выпивох.

— Философ, тебя не приняли во дворце? Ты в опале? У королевы новый фаворит? — Мастер не был пьян, но языком уже ворочал тяжеловато.

— Королевы нет во дворце, — я обстоятельно рассказал соратникам неприятную историю. Не похоже, что она повергла их в уныние.

— Она могла скрыться в Сангаре, — резонно пояснил Мастер. — Там есть такие гиблые места, что ни один грязный кочевник не рискнет лезть туда, рискуя остаться без кишок.

— А ты уверен, что с ней не произойдет то же самое? — резко спросил я.

— Тихо! — Барсук задумался. — Голова королевы — это ведь не просто трофей. Это слава для тех, кто добыл ее, кто держит ее как доказательство своей удачи и силы. Если до сих пор степняки не предъявили ее…

— Значит, она жива! — договорил за Барсука Мастер. — Пей, Философ, не грузи себя тяжелыми мыслями. Мы ведь все равно идем с тобой. Ох, чую, сдерут с нас шкуру отцы-командиры!

Наутро к нам в комнату ввалился посыльный от капитана Ласара. Молоденький капрал, перешагивая через тела, хмыкнул от удивления, глядя на опухшего Башара.

— Мне велено передать энн Вадигору, что его ожидают во дворце. Немедленно.

— Философ, ты слышал? — сразу проснулся и повеселел Башар и повернулся к капралу. — Парень, ты сможешь принести вина? Голова гудит от непосильного возлияния. А?

— Мне велено сопровождать энн Вадигора, — важно сказал капрал.

— Иду, иду, — буркнул я, сбрасывая с себя руку Барсука, слишком вольно раскинувшегося у меня под боком.

Пока капрал ожидал меня, с интересом посматривая на мои мечи и ножи, я одевался и размышлял, сколько времени проторчу во дворце. Мастеру еще вчера я дал задание начать подготовку к походу, но чует мое сердце: без похмельного кувшина дело не обойдется. Пока мы шли во дворец, мой сопровождающий важно поглядывал по сторонам и молчал, как рыба. Я не смог вытянуть из него ни капли того, что мне нужно. В конце концов, я плюнул в сердцах и до самых ворот шел молча. А Ласар уже ждал нас у ворот, где было весьма оживленно. Я даже удивился такому мельтешению важных персон, вооруженных дворян и напыщенной аристократии.

— Сегодня с утра вот такая суета, — пожаловался Ласар, увидев меня. — Королева-мать что-то готовит для них. Я провожу тебя до аудиенц-зала. Женнис уже ждет. Держись, Вадигор, и не обращай внимания на мелкие колкости. Сам знаешь, как относится к тебе королева-мать. Она до сих пор считает тебя виновником произошедшего.

— Спасибо, утешил, — я совсем пал духом.

Пока мы шли по внутренним залам дворца, казалось, что огромное пространство от пола до потолка выглядит приниженным, притихшим. Даже большое количество придворных прихлебателей не избавило меня от ощущения пустоты. За нашими спинами возникал удивленный шепоток, пока мы пробирались к аудиенц-залу.

А там уже крутился обеспокоенный Григ. Но я обратил внимание на другого человека. И через минуту оказался в его объятиях.

— Господин Ральер! — я не ожидал увидеть старика здесь. Мне стало чуточку легче. Кто-то все равно верил в меня, ждал и надеялся.

— Потом, сынок! — Ральер подтолкнул меня в спину. — Тебя хочет видеть Женнис.

С тех пор, как я покинул Одем, королева сильно сдала. Ее высокий лоб был покрыт сеточкой морщин, а глаза, ярко горевшие, потухли, и глядели на меня с печалью и укором. Губы плотно сжаты, но я почувствовал, что упреков можно будет избежать.

Я поклонился, словно вложив в это действие раскаяние и желание помочь. Женнис сухо обронила:

— Не скажу, что рада видеть вас, Вадигор. Но очень хорошо, что вы живы и здоровы. Не думала встретиться с вами еще раз. Слухи, знаете ли…

— Не всем слухам надо верить, энни Женнис.

— Что Лация нашла в вас, Вадигор? После вашего появления все пошло не так, как должно было. У дочери было совершенно дикое желание спасти вас от плахи — и вот этого я и не могла понять. Лация совершенно потеряла голову после вашего отъезда, и я, честно, не ожидала от нее детской выходки. Все произошло настолько быстро, что я подозреваю о заранее спланированной акции. Лации нужно было учиться быть настоящей правительницей, но зачастую позывы молодого сердца преобладают над разумом. Но здесь и моя вина. Не убедила молодую королеву о недопустимости резких действий против Степи. Впрочем, лить слезы не пристало моей натуре, — Женнис встала с трона, медленно прошлась вдоль высоких колонн, стройная и еще достаточно привлекательная в своем возрасте, в черном глухом длинном платье без единого украшения кроме витых серег из золота. Остановилась возле меня. — Я предпринимала некоторые шаги по выяснению судьбы Лации, но ничего путного не узнала. Одно достоверно: ее отряд разбит полностью. Министр Калиус казнен. Кочевники подкинули его голову и еще десяток голов офицеров в мешке под стены Кротов. Это очень плохо, очень. В нашем нынешнем положении остается только мстить из-за угла. Кровная месть, кажется, в чести у варваров?

— Правильно, — я согласно кивнул. — Здесь угрозы бессмысленны. Надо выжигать огнем всю заразу.

Женнис пристально взглянула на меня.

— Я этого не говорила.

— Конечно, — я слегка улыбнулся. — Это сказал человек, не имеющий вашего подданства, но его статус позволяет ему действовать сообразно ситуации и традициям кровной мести.

— Я знала, что на вас можно положиться. Григ говорил мне, о чем вы спорили в караульном помещении капитана Ласара. Рискованно и безумно, что же еще можно сказать?

— А как еще? Кто-то за год подумал, как лучше решить проблему?

Королева молча прошлась по залу. Я стоял, не шелохнувшись. Она подошла ко мне со спины.

— Тогда я начну блокировать попытки Камбера и Сатура вмешаться в ход событий. Они уже давно причитают, что мои подданные рвутся в Степь, горя местью. Это для них, видите ли, чревато угрозой нападения кочевников. Конечно, я понимаю, что все страшатся войны. Но кто бы попытался вырвать сердце у опасного роя… Я дала распоряжение комендантам крепостей, а в частности, Энгла и Блика открыть все тропы, ведущие в Степь. Я советую вам поговорить с аншефом Биваром из Энгла. Город уже полгода усиленно вооружается. Война не за горами — и это общеизвестный факт. Успеете нырнуть в Степь?

— Мы выступаем послезавтра.

— Уже? Вы готовы?

— Не совсем. Но нам этого и не надо. Лишняя шумиха ни к чему. Я попытаюсь прорваться со своим отрядом к месту последнего боя и выяснить на месте, что случилось потом.

— Я приготовила королевский указ. Там прописано, что вам даются большие полномочия. Фактически — вы маршал. Это серьезный чин. Но все остальное в ваших руках.

— Я хочу взять графа Скотура и капитана Ласара, — вот здесь стоит придать голосу твердость.

— Они уже со вчерашнего вечера надоедают своими просьбами, — махнула рукой Женнис. — Берите их. Передайте Ласару, чтобы оставил вместо себя толкового офицера. Война войной — а свои обязанности забывать нельзя. Идите, Вадигор, и да хранят вас Небеса.

Я поклонился на прощание и повернулся к двери. Уже на выходе из аудиенц-зала Женнис бросила мне в спину:

— Если ты вернешь Лацию домой — я не буду мешать вашим отношениям.

— Моей мести за родичей не будет, энни Женнис, — повернулся я и слегка склонил голову. — Прощайте.

Увидев меня, Ласар бросился навстречу:

— Ну, как? Она дала разрешение идти в отряде?

— Готовьтесь к войне, капитан. И найдите Скотура. Сегодня вечером я жду вас в том самом трактире. Там и обговорим детали.

И лихорадка похода овладела нами. Из королевской казны я взял пятьсот тяжелых монет, с помощью которых я должен был экипировать свой отряд, купить оружие, лошадей, еду, фураж и нанять проводников. Платить за боевые услуги я никому не собирался, и об этом сказал сразу же тем, кто присоединился к нам. Впрочем, никто и не возражал.

Вечером Ласар привел с собой Скотура и еще шестерых парней, своим видом могущих распугать деревенских баб, но никак не кочевых воинов. Мы уже смирились с тем обстоятельством, что в Степь придется идти с незнакомыми людьми. Сотней всадников войну не выиграть, но переиграть одним ходом нужное сражение можно. Скотур возбужденно сообщил, что на окраине Одема у Западных Ворот нас будут ждать два десятка рыцарей, готовых по сигналу присоединиться к отряду. Мастер только скептически хмыкнул. Я пожал плечами. А что делать, если во всем городе мы едва отыскали несколько человек, в чьих способностях мы не сомневались. Таким образом, из Одема мы выехали в полдень следующего дня. Наш отряд насчитывал тридцать пять человек. Каждый был вооружен даже сверх меры, но это необходимость опасного похода, а не обыкновенная запасливость. Еды должно хватить на месяц, если не обжираться на привалах. За городом мы наняли двух проводников-степняков за пригоршню монет. Один из них, пожилой, весь сморщенный как древесный гриб, больше смахивающий на выходца из Пахавара, чем на местного жителя, назвался Марабадом. Он выдул две кружки пива и заметно повеселел. Нам пришлось докупить к его коллекции оружия, состоявшей из пращи и двух ножей, короткий меч и лошадь. Для проводников этого было достаточно, и мы продолжили путь.

Энгл готовился к войне основательно. По всей протяженности стен сновали люди, заделывая трещины в камнях, поднимали с помощью механизмов тяжелые котлы наверх. Очевидно, в них будет кипеть смола или вода, чтобы потом обрушиться на головы врагов.

Аншеф Бивар с удивлением узнал о цели, которую мы преследовали, появившись здесь. К его чести, он быстро организовал нам отдых и обед.

— Приходится экономить на продуктах, — чуть смущенно сказал Бивар, стараясь как-то объяснить скудость стола. — Привоз продовольствия значительно сократился за последнее время в несколько раз, и я дал приказ ловить рыбу. Пока держимся.

— Я не вижу осады, — удивился Мастер. — И в окрестностях мы никого не заметили.

— Да, это так. Но королева Лация не зря предупреждала нас о суровых временах. Люди боятся нашествия кочевников. Моя разведка донесла, что начался отток населения от границ вглубь страны. А с собой они ведь берут не только одежду, но и животных. Закупки мяса идут в малых количествах.

Бивар задумчиво потарабанил пальцами по столу, посмотрел на меня очень уж пристально. Потом решился:

— Королева рассказывала о вас, энн Вадигор, и весьма в хороших тонах. Мне показалось, что она была очень расстроена. Какая беда! Я ведь отговаривал ее от похода, но, видимо, неубедительно.

— Вы можете нам дать людей? — вместо укоров я предпочел деловой разговор.

— Я потерял триста человек в этом походе, — понурился Бивар. — Конечно, добровольцы всегда найдутся, и не только среди рыцарей. Но среди моих офицеров упорно ходят слухи о карательной экспедиции. Но это ведь безумие! Гораздо разумнее сосредоточить усилия по охране крепостей. Слишком много кочевников. Вот что меня пугает.

— Впрочем, я не настаиваю, — я встал, а следом за мной поднялись Мастер, Ласар и Скотур. — Мы выступаем рано утром. Если среди ваших людей окажется пара авантюристов — не ставьте им препоны. Премного буду благодарен. А со рвом вы здорово придумали. Только с моря стали уязвимы.

— Мы ждем степняков, а не морских пиратов, — слабо улыбнулся Бивар, уставший пожилой человек, которому до чертиков надоело изо дня в день жить в вечном напряжении, в вечном ожидании нападения.

Мы попрощались. А утром нас ждал сюрприз. У ворот стоял отряд всадников. Завидев нас, от группы отделился высокий человек в стальных латах, с притороченным к седлу мечом и тяжелым копьем. Он откинул забрало шлема и махнул в приветствии рукой.

— Вадигор, вы ли это, я полагаю?

— Да. Приветствую вас, барон!

— Рад видеть вас с целой шкурой, — ухмыльнулся рыцарь. — Вот уж не ожидал снова увидеть вас! Я уже вчера был осведомлен о вашем прибытии в Энгл. Решил присоединиться к славной охоте. У меня есть личный интерес к Ханвару. Пора понять, что Степь не успокоится на своей мнимой победе. Хороший удар дубиной по хребту — вот что им нужно. Королева — не та сила, которая способна на такое.

— Я иду не мстить, энн Афлег, — я счел нужным предупредить барона. — Моя цель совершенно другая.

— Так почему бы ни наказать попутно кочевую шваль? — пожал плечами Афлег. — Короче, Вадигор: со мной пятьдесят воинов, и еще около двухсот отборных драчунов из Римата, Газара и Сегула ждут в двух лигах отсюда. Это не сопливые мальчишки, а охотники, с легкостью выпускающие кишки врагу. Они давно списаны со счетов нашими спесивыми военачальниками, однако это не помешает им разок погулять по Степи. Там нет людей моложе сорока лет. Так что?

— Королева-мать назначила меня маршалом, — напомнил я. — Боюсь, возникнут разногласия по статусу и способу командования.

— Это не препятствие, — барон крепкой рукой потянул узды, успокаивая загарцевавшего коня. — Как-нибудь разберемся. В конце концов, я сумею подчинить свою гордыню ради общего дела. Так что, по рукам?

Я протянул свою руку, не колеблясь ни минуты. Дураком я не был, и от такой военной силы отказываться не собирался. А вояки Афлега действительно поразили своей военной выучкой, дисциплиной и своим видом, могущим успокоить любого противника. Все плечистые, кряжистые, с суровыми лицами прожженных походных бойцов, что делало их еще свирепее. От сборного отряда, ждущего нас на приграничной дороге, веяло мощью и спокойствием. Барон Афлег представил меня, приказав подчиняться мне, и только мне.

— Хо! — коротко выдохнули всадники и отсалютовали копьями.

Формальности были улажены, и наш возросший отряд галопом понесся в желтые дали, где предстояло славно порубиться с врагом.

Уже на первом привале перед решающим броском в Степь, нас нагнал отряд из Энгла. Молодцевато спрыгнув с коня, офицер, которого я не встречал в крепости, подбежал ко мне и представился:

— Лейтенант Алоберн, энн Вадигор. Придан вашему отряду в помощь. Аншеф Бивар сожалеет, что мог дать только пятьдесят воинов, но вы не откажетесь от них? Здесь все добровольцы.

— И не подумаю, — я крепко пожал руку Алоберну. — Присоединяйтесь. Завтра решим, в чью сотню пойдут ваши люди.

Пафлагония. Мирра

Сухой тщедушный человечек кутался в рваную одежонку, изредка покашливая, прерывая свою речь:

— Эти парни день и ночь не спускают глаз с девчонки и ее спутника. Важные птицы, думаю.

— Сколько человек охраны? — нетерпеливо выпытывал Егерь.

— Восемь. Четверо постоянно крутятся во дворе, а остальные — внутри. Меняются только, чтобы никому обидно не было. Я по лицам выяснил, сколько их, — словоохотливо пояснил человечек.

— Знаешь кого-нибудь?

— Только троих. Они местные. Остальные — чужаки.

— Чем вооружены?

— Мечи, ножи, топоры, арбалеты, — пожал плечами соглядатай. — Да, есть еще два волкодава. Любого изгрызут — только сунься.

— Девушка в порядке?

— Ее не трогают даже пальцем, дают подышать воздухом во дворе. А хороша птичка! Я не видел таких в Мирре. Знаешь, господин, это все неспроста. Опасное дело затеяли парни. Я же знаю, что в этом замешаны пираты. С ними связываться я не хочу.

Егерь сунул ему пригоршню звонкой монеты и посоветовал купить новую одежду и смыться из Мирры с первыми лучами солнца. Соглядатай быстро спрятал деньги куда-то в широкий рукав и пообещал, что так и сделает.

— Не вздумай заработать еще, если хочешь предупредить пиратов, — угрожающе произнес Егерь. — Нам хуже не будет, а вот тебя я достану даже из-под земли и кишки выпущу. Понял?

— Очень даже, — закивал головой человечек.

— Все. Вали, чтобы я тебя в Мирре больше не видел.

Егерь дождался, пока соглядатай, пятясь и запинаясь о камни, исчезнет из виду, пошел по тропинке вверх, где приютился квартал бедноты. Именно там идущие по следу Егерь и Клест нашли пустующий дом и решили сделать из него наблюдательный пункт. Отсюда хорошо просматривался дом, в котором держали заложников. Дом был расположен по другую сторону залива, и подобраться к нему незамеченным стоило больших трудов. Небольшой дворик обнесен каменной стеной с единственными воротами, в которые просто так не протиснешься. Через стены лезть — пустое дело. Собаки учуют.

— Что там? — встретили Егеря волнующим вопросом Малек и Нисла.

Клест еще не возвращался, где-то вынюхивая полезные слухи. Егерь рассказал все, что узнал от болтуна, даже не успев раздеться. Он бросил шляпу на стол, сел на скрипучий и расшатанный табурет. Помолчал немного и произнес:

— Дом охраняют серьезно. Восемь человек постоянно меняют друг друга. Четверо на улице — четверо внутри. Кроме этого на ночь выпускают волкодавов. Каждый вечер к ним приходят еще двое. Вот они и являются главными лицами. А это значит, что их становится десять. Надо постараться взять в первую очередь их.

Малек поежился и покрепче ухватился за рукоятку ножа, с которым не расставался после сшибки с патриканцами под Глинтом.

— Как же нам пробраться во двор? — спросила Нисла растерянно. Она с особой тщательностью готовила свой арбалет к бою. На столе рядом с оружием аккуратными рядами лежали стрелы и болты с железными наконечниками.

— Без пароля вход нам туда заказан. Практически невозможен. Северная часть стены находится почти у самого обрыва, и для атаки она наиболее пригодна. Для нас. Но для этого придется карабкаться по камням. Возможно, что и выход… — Егерь задумался. — С крыши вся местность просматривается — а отвес — нет. Значит…

Егерь замолчал, а Нисла и Малек с напряженными лицами ждали, что скажет фарогар. Он же двумя пальцами взял свою шляпу, повертел ее и положил обратно.

— Мы хватаем этих двух парней, которые ежедневно заходят в дом, а потом с их помощью входим вовнутрь. Клест полезет по северной стене и будет прикрывать наши действия. Это на случай, если придется драться.

— А он сможет? — недоверчиво спросил Малек. — Может, мне стоит попробовать?

— Не смотри на его годы, — усмехнулся Егерь. — Пойдешь с нами. Ты хорошо работаешь в ближнем бою. Нисла, от твоего умения быстро поражать цель зависит успех дела. Этих четверых во дворе нужно убрать сразу и без лишнего шума.

— Ладно, мы с этими справились, — Малек прошелся по скрипучим половицам, прислушиваясь к их звучанию. — А как проберемся в дом? Там наверняка не дураки сидят. Тоже какой-нибудь особый пароль спросят. Или заподозрят неладное. И уберут заложников.

— А вот этого допускать нельзя, — посуровел Егерь. — Если бой затянется, мы рискуем проиграть полностью. К дому сбегутся все бродяги Мирры. Не уверен, что Корс не продумал такой исход дела. Поэтому работаем быстро, с улыбочкой. Берем королеву — и уходим. Малек, завтра раздобудь шесть лошадей. К вечеру они должны стоять под этими окнами.

— Почему шесть? — Малек наморщил лоб.

— Не забывай о том парне, — Нисла посмотрела на Егеря. — Это ее или слуга, или телохранитель. Нам он тоже может пригодиться.

— Тоже мне, телохранитель! — фыркнул Малек. — Самого связали, как сопляка-недоучку!

В ответ было молчание, и Малек сбавил тон:

— А потом куда? Нас наверняка ищут патриканцы за тот бой под Глинтом.

Егерь молча надел шляпу, запустил руку за пазуху и вытащил оттуда карту. Расстелил ее на столе, сосредоточенно уткнулся в извилины дорог, точки городов и вены рек, потом закрыл пальцем рисунок башенки, изображавшей Мирру.

— В Ламберг мы точно не пойдем. Самое лучшее в нашей ситуации — прорываться в Берг или Фобер. Но это тяжело и опасно. Значит, надо скачками перебираться между военными гарнизонами, что тянутся вдоль Драконьих Зубов, а потом идти побережьем. Или Гуарда, или Лекс — вот туда мы и направимся. Соваться в Глинт, конечно же, самоубийство. Капитан Леггер, голову даю на отсечение, уже приказал своим головорезам искать нахалов, то есть нас.

— Переполох мы им устроили приличный, — довольный воспоминаниями, усмехнулся Малек.

Вернулся Клест. Он продрог на холодном ветру, пока бродил по извилистым улочкам Мирры. Громко сопя носом, стянул сапоги и протянул ноги к печи, перед этим усевшись на низенькую лавочку.

— Патриканцам надавали по загривку под Лебеном, — шмыгнул носом Клест. — Лорд Эйлинг гнал этих вояк до самого Глинта, но не стал занимать город. Большие потери с обеих сторон. Но Лебен в наших руках.

— Здорово! — воскликнула Нисла. — Хоть одна хорошая весть!

— Это лучший момент улизнуть отсюда, — согласно кивнул Егерь, сворачивая карту. — Сейчас к Глинту спешно перебросят близлежащие гарнизоны из Финта и Торна, тем более что они самые многочисленные. Патрули не так будут шнырять по тылам. Что по нашему делу?

— Ничего особенного, — лениво пошевелился Клест. — Пираты шныряют по всем акваториям, не дают никому выйти на большую воду. На фронте затишье. Конечно, все устали от войны. Поговаривают, в Берге хотят предложить мир патриканцам с потерей своих земель. А с вашей королевой все тихо. Я хотел выяснить, кто еще знает о ней, но кроме тех двоих, на которых ты указал, никто и не чешется. Надо заканчивать эту тягомотину и сваливать из Мирры. Тебе еще не надоело скитаться по свету, Егерь? Когда ты отдыхал последний раз?

— Не знаю, — улыбнулся фарогар.

— Я так и думал, — проворчал Клест, отодвигаясь от печи. — Я замолвлю словечко перед Советом.

— Только после того, как королева будет рядом с нами. Слушай, что мы надумали, — и Егерь рассказал план освобождения.

Клест слушал молча, изредка сопя носом. По его виду нельзя было сказать, что он чем-то доволен или нет. Но, зная Клеста, Егерь мог уверенно ответить, что товарищ по оружию не всегда одобряет рискованные предприятия, если в них задействован он, причем на опасных направлениях.

— Ты думаешь, что я как-то смогу отвлечь этих недоносков от ворот? — буркнул Клест. — Подниматься по отвесному склону — нелегкая задачка для меня. Я уже немолод.

— У тебя это лучше получится, — Егерь скосил глаза на Малька, словно говоря: «Ты уж прости дружище, но я не могу доверять этому парню как самому себе. А в таком случае я предпочитаю смотреть ему в спину, зная, что он не натворит дел».

Клест коротко кивнул и, помолчав, ответил громко, для всех:

— Ладно, тряхнем стариной. Я ведь справно ползал без веревок по Драконьим Зубам, когда нужно было пробраться к кочевым племенам полуострова. Тогда мы славно повеселились с Болтом и Резким. Эх, где эти времена!

Егерь вывел свою команду лишь ближе к вечеру, когда солнце начало склоняться в темно-свинцовую воду, подкрашивая низко ползущие облака в бледно-розовый цвет. Подул холодный ветер, и всем пришлось запахнуться в плащи, пока спускались в нижнюю часть города, обезлюдевшую при наступлении темноты. Хозяева отвязывали собак, и те с остервенением лаяли на молчаливую четверку, широко и спокойно шагающую по стесненным улочкам.

— Здесь разделимся, — остановился Егерь, как только они вышли к берегу. — Тебе туда, Клест. Возьмешь лодку и подплывешь к склону. Подозрения не вызовешь. Мало ли рыбаков выходит на ночной лов.

Клест закинул на плечо моток крепкой веревки, поправил перевязь меча, зачем-то перебрал метательные ножи, буркнул себе под нос что-то вроде «нет мне покоя, сидел бы на печке, кости грел» и нырнул в сгущающиеся сумерки.

Нужно было спешить. Эти двое, что имели свободный доступ в нужное место, в любой момент могли проскочить внутрь, откуда их потом не выковырять. Егерь приказал ускорить шаг. Благодаря этому они успели занять те места, которые заранее распределил фарогар. И тут же увидели двоих, медленно идущих вдоль заборов и тихо переговаривающихся между собой. Малек нырнул в густые кусты, растущие под окнами одного из домов. Егерь показал ему на пальцах, что одного надо убрать сразу. Малек понятливо кивнул. Как только парочка поравнялась с кустами, он неслышно выскочил на дорогу. Блеснул нож. Малек тут же отскочил обратно в кусты. Таракан удивленно схватился за шею, захрипел и упал на колени. Гуляш выхватил короткий меч, заозирался по сторонам. Егерь не зря выбрал это место. Далеко от нужного дома. Учитывалось даже то, что кто-то может громко закричать, тем самым всполошив обитателей улицы, что не было самым страшным. Худшее было в том, что охрана могла сообразить о нападении и уже тогда никто не смог бы проникнуть в дом.

Егерь неторопливо подошел к Гуляшу и неуловимым движением клинка выбил из его рук оружие. Упер острие своего меча под ребро.

— Здорово, земляк, — оскалился фарогар. — Не ждал?

— Кто… Кто ты? — Гуляш от неожиданности стал прерывисто дышать. Все случилось настолько быстро, что он больше смотрел на лежащего приятеля, чем на незнакомца с оружием. — Что вы хотите от меня?

— Маленькая услуга, — успокоил его Егерь, хотя сам сомневался, что Гуляш сможет взять себя в руки. — Поможешь нам — отпустим живым. Будешь дергаться и вести себя плохо — прирежу без сожаления.

— Зачем же я тогда стою здесь? — нашел в себе силы усмехнуться бандит.

— Я могу все сделать и без тебя, только времени больше уйдет. А так и ты внакладе не останешься.

— Таракана зачем убили?

— На то он и таракан. Не нужны нам насекомые. Ну, давай, топай. Уже темно. Пока идем, обсудим наше соглашение.

Они проникли во двор без особых хлопот. То ли охранники были беспечны, то ли не рассчитывали, что кроме Гуляша и Таракана может еще кто-нибудь заявиться, да еще с недобрыми намерениями. Но вышло так, как и рассчитывал Егерь. Гуляш серьезно опасался тычка ножом под левую лопатку и сделал правильный выбор. Он простучал условный сигнал, и как только какой-то не в меру ворчливый страж стал открывать ворота, услужливо уступил место Мальку. Тот ужом проскользнул в щель и мигом устранил препятствие, не дающее вольно распахнуть створку. Следом ворвалась Нисла, упала на одно колено и зашарила по двору прицелом арбалета. Сухо щелкнул замок — стрела настигла-таки первую жертву. В это же время Клест лихо перепрыгнул через стену, прижался к бревенчатому углу дома и дождался третьего охранника.

— Чисто! — выдохнул Малек.

— Где собаки? — заволновался Егерь. — А четвертый?

— Не знаю! — огрызнулся Гуляш, ощущая на своей шее железную хватку следопыта.

— Клест! Чердак! — приказал громким шепотом Егерь.

В этот момент из-за угла дома, не там, где стоял Клест, а ближе к Нисле, выскочили два пса ростом чуть поменьше теленка. Они не рычали, не лаяли — просто остановились, оценивая позицию. Можно ли сразу рвать врага или поднять шум, чтобы хозяева всполошились. Нисла без особой растерянности вложила в арбалет болт и сняла первую собаку, что та даже и не пикнула. Вторая псина распласталась в прыжке, норовя схватить за горло опасную соперницу, но второй металлический снаряд пробил ей череп в двух шагах от Нислы.

А Клест тем временем подпрыгнув, ухватился за край крыши сарая, пристроенного к дому, подтянулся и исчез в проеме чердака. Оттуда послышалась приглушенная возня, короткий всхлип, а потом спрыгнул Клест.

— Все в порядке. Он там дрых.

— Давай к дому, — толкнул Гуляша в спину Егерь.

Он понимал, что старая уловка может не пройти, и осознавал: шум на улице мог быть услышан, и если сидящие внутри не дураки, они основательно подготовились. Ворвись сейчас за дверь кто-нибудь — наткнется на нож или стрелу. В замкнутом пространстве совсем мало шансов быстро разделаться с противником.

— Дай расположение комнат! — шепотом потребовал Егерь у Гуляша. — Да шевели языком, иначе живым не уйдешь!

— На входе сразу большая комната, где готовят пищу. Печь разделяет ее пополам. Справа — вход в клетушку, где держат девчонку и ее слугу. Есть еще одна комната — дальняя. Там отдыхает охрана.

— Нисла, ты остаешься на улице, держишь под прицелом двор, — непререкаемым тоном приказал Егерь. — И не смотри на меня так. В дом войдем только я и Клест. У вас в таком деле нет опыта. Я бы не хотел терять своих людей по их глупому желанию помочь….

— А что делать мне? — перебил его Малек.

— Держи этого шустрика при себе. Ну, ты сам знаешь, что делать, если все пойдет не так, как нужно, — Егерь решительно вытащил меч и подтолкнул Гуляша к двери.

— Стучи условный сигнал. Только не шути со мной.

Гуляш быстро протарабанил костяшками пальцев по почерневшему полотну. За дверью стояла тишина. Но фарогар почувствовал легкие шаги и затем тяжелое дыхание человека, стоявшего по ту сторону и приложившего ухо к щели. Нервы Егеря натянулись до предела. Он тычком рукояти меча заставил Гуляша повторить сигнал.

— Кого нелегкая принесла? — раздалось за дверью. — Ты, Таракан?

— Гуляш, — грубо ответил парень, скрывая голосом страх. Право на жизнь еще нужно было заработать. — Вы там спите, что ли?

— Что за шум во дворе? Собаки скулили.

— Нечего на людей кидаться! Таракана укусили!

Послышалось оживленное обсуждение этого события, стукнул запорный замок, и дверь со скрипом стала открываться. Егерь, не дожидаясь того момента, пока она откроется полностью, силой дернув на себя, придал ей ускорение, попутно свалив того, кто за ней стоял. Клест отшвырнул Гуляша в сторону и зашел следом, тут же всадив нож в поднимающегося стражника.

Егерь успел рассмотреть недоуменные взгляды сидевших за столом сторожей, и прежде чем они что-то захотели сделать, резкими ударами клинка успокоил двоих. Третий, сидевший поодаль, метнулся за печь и оттуда заорал, надеясь призвать на помощь кого-нибудь из своих. Клест большим прыжком преодолел расстояние от порога до печи и сцепился со стражником. А Егерь метнулся в темноту, припоминая, где комнатушка с оставшимся в живых бандитом. Дальше торопиться не следовало. Не хватало еще налететь без света на нож. Он прижался к стене и на ощупь стал пробираться вперед, и пока глаза не привыкли к темноте, совсем не торопился.

Появился Клест со свечой. Он осветил комнату, в которой никого не оказалось. Фитиль затрещал, распространяя неприятный запах. Пока свеча не погасла совсем, Егерь заглянул в клетушку и разглядел сидящую в углу фигуру, а рядом с ней — еще одну, и, судя по тому, как она была напряжена — явно чем-то вооруженная. Егерь сделал шаг вперед и запнулся о лежащее на самом пороге тело. Бандита явно уложили хорошим ударом по голове.

— Королева Лация? — Егерь демонстративно вложил меч в ножны, не дожидаясь ответа, добавил: — Собирайтесь. Нам следует быстро покинуть город.

— А вы кто такие? — в голосе не чувствовалось страха, лишь усталость и безразличие. — Кажется, теперь мое имя знает весь мир.

— Друзья. Я полагаю, имя Гая Вадигора о чем-то говорит вам?

Тут произошло неожиданное, на что Егерь не рассчитывал. Лация заплакала. Это была реакция на страшные дни, проведенные в плену; вместе со слезами ее покидала тоскливая неопределенность, усталость от бесконечных мыслей о бессмысленности проделанного пути. Егерь бесстрастно смотрел на девушку, пока фитиль в последний раз мигнул и погас, погрузив все во тьму.

— Нам стоит поторопиться, королева. Я понимаю, что вы устали, но еще несколько дней — и мы в безопасности. Крепитесь.

Пока они пробирались к выходу, Лация крепко вцепилась в руку Егеря и твердо решила про себя, что ни за что не отпустит ее, даже под угрозой смерти. Ей и в голову не пришло в чем-то заподозрить людей, неожиданно спасших ее, что это может быть тонкая игра неких сил. Нет, Лация просто шла с человеком, назвавшим имя Вадигора. А такое для нее значило только одно: это друг. И Пак был рядом, сжимая рукоять короткого меча, отобранного у спрятавшегося в их временном узилище бандита.

Они вышли на улицу. Полумесяц скудно освещал темный двор. Лация заметила, что людей прибавилось.

— Где Гуляш? — огляделся Егерь.

— Я его успокоил, — развел руками Малек. — Он почему-то решил, что ему дозволено покинуть нашу гостеприимную компанию, не спросив разрешения. О, полагаю, что это те люди, ради которых мы весь Протекторат на уши поставили?

— Не преувеличивай свои возможности, — усмехнулся Егерь. — А теперь давайте быстренько двигаться отсюда. Времени мало.

— А что делать с мертвецами? — шмыгнул Клест носом.

— Оставим, — пожал плечами Егерь. — А что, устроить им похороны? Вперед, команда!

Алам. Дикая Степь

Наш отряд набрал неплохой ход; сотрясая прожженную солнцем степную землю, мы мчались вдоль береговой линии, не пытаясь втянуться глубоко на территории ладофрагов. Разведка беспрестанно сновала вперед и назад. Донесения сыпались как из дырявого мешка старьевщика. Какие-то всадники числом двадцать долго торчали на далеких холмах, изучая маршрут движения отряда. Лейтенант Алоберн, назначенный командиром разведчиков, дал приказ отпугнуть любопытных степняков. Он не тешил себя надеждами изловить кое-кого из них, и не особо удивился, когда так и произошло. А ведь рыцари и половины пути не проехали, а наблюдатели сгинули.

В полдень мы наткнулись на более крупный отряд степняков. Марабад, сморщившись от бившего в лицо солнца, прошлепал губами:

— Это ладофраги, уважаемые рыцари. Начинаются их владения.

— Может, пошлем к ним флаг-капитана[49]? — барон покачивался в седле, держа крепкой рукой уздечку. Конь изредка мотал головой и всхрапывал, когда особенно настырная муха лезла ему в ноздрю.

Марабад заметил:

— Энн барон, ладофраги сами решат, что делать с нами. Они могут и пропустить отряд, мирно сопровождая нас до своих границ, а могут и прислать гонца.

— И что, объявят нам войну? — иронично бросил Афлег.

— Они ведь не настолько глупы, но и трусами их не назовешь, — укоризненно сказал старик.

— Энн Вадигор, их вождя зовут Шаруммак, — молодой спутник Марабада поравнялся со мной. Это был сухопарый, как и старик, парень с сильными дочерна загорелыми руками. Его лицо, слегка вытянутое, с длинным подбородком, постоянно имело выражение какой-то шаловливой хитрости, а глаза постоянно бегали, неспособные застыть на одной точке.

— Ты его хорошо знаешь?

— Нет. Но его братья частенько пользовались моими услугами, — молодой проводник прикусил язык, словно сболтнул что-то лишнее.

— Какими услугами?

— Ну…, - замялся парень, — я помогал им проводить обозы с товарами с морского побережья через Золотую Цепь.

— Ясно, контрабанда, — я усмехнулся. — А звать тебя как?

— Корим, энн Вадигор.

— Что ты можешь сказать о ладофрагах, Корим?

Парень оживился, видя, что я не придал значения его потаенным занятиям.

— Это очень спокойные племена. Их объединяет один знатный вождь. Шаруммак уже давно правит ладофрагами. Еще ни разу они не делали набегов на земли Ваграма. У них договор с пиратами. Все имеют хороший заработок. Если такое дело выгодно для многих — зачем убивать утку с золотыми яйцами?

— И что же предпочитают ладофраги? — сзади подошел барон Афлег и внимательно слушал словоохотливого Корима.

— В определенное время подходит пиратский корабль, и товар на лодках доставляется на берег. Степняки обменивают золото, серебро, шкуры песчаных лисиц на драгоценности, изделия из бронзы и железа.

Корим по доброте душевной рассказал нам много интересного, чего даже Афлег не знал. Он то и дело похмыкивал, когда проводник открывал потаенные двери степных тайн. Ладофраги хотя и не слыли воинственным народом, но частенько совершали набеги на своих соседей: квензов и куши. Делалось это исключительно из-за женщин, которых крали для получения крепкого потомства. Впрочем, квензы тоже не брезговали таким же промыслом. Так уж велось у них исстари. Изредка случались стычки, от которых мало кому было проку. Повоевали — разбежались, похоронили убитых, и тут же — на поминках — сдружились.

— В последнее время ничего необычного не случалось? — нетерпеливо спросил Афлег, еле дождавшись, когда Корим закончит свой рассказ.

— Не слышал, — пожал плечами парень. — А вот новость, что баланги со своим вождем Ханваром собирают Степь на Большую Войну — это знают все. Он соблазнил даже горные племена умбров и полгов. Обещал им богатую добычу, рабов, золото, оружие. А ладофрагам этого не надо. Они и без войны имеют все, что обещает Ханвар.

— И откуда ты все знаешь? — хмыкнул барон, постукивая пальцами по рукоятке меча.

— У меня много друзей в Степи, — уклонился от прямого ответа Корим, — да и новости разносятся быстро.

Весь световой день мы продвигались под пристальным наблюдением ладофрагов, предпочитавших не приближаться к нам. Они постоянно менялись, словно передавая нас друг другу. Барон Афлег, обычно невозмутимый, начал без конца вытаскивать меч из ножен и со стуком возвращать обратно.

— Что вы, барон, нервничаете? — пытался успокоить я Афлега. — Кочевники лишь присматривают за нами, чтобы отряд не свернул с дороги, и не начал грабить их становища.

— Вадигор, мне претит безделье. Откуда я знаю, что у них на уме? Может, они пересчитывают, сколько бойцов в отряде? Я не удивлюсь, если завтра-послезавтра мы столкнемся со всей массой вонючих степняков.

— Сейчас мы ничего не сможем сделать, — я пожал плечами. Гоняться за десятком ненадоедливых кочевников представлялось мне глупым занятием. Глупым и никчемным. Не хотелось дробить отряд, тратить силы. А еще нас догоняла ночь. Солнце стремительно скатывалось за горизонт, и я предложил барону сделать большой привал с ночевкой. Афлег согласился.

В дозор ушел Ласар с полусотней всадников. Мы предпочли разбить наш отряд на три сотни. Первую возглавил Мастер со своим пятидесятником Барсуком. Опальный принц беспрекословно подчинился. После посещения Мадж-Арьи он как-то присмирел, притих и теперь частенько задумчиво смотрел вдаль, не замечая, по моему мнению, даже кусачих мошек на своем носу. Барон Афлег взял под свое командование тех людей, с которыми пришел к нам на помощь, и уже сам решал, как и кому командовать внутри сотни. Оставалось еще восемьдесят пять человек, командиром которых я поставил капитана Ласара. Башар, Шамир, Скотур и лейтенант Алоберн находились в этой неполной сотне. Я же, как маршал, командовал всем отрядом, остающейся все же пока разношерстной и не спаянной жесткой военной дисциплиной. Мы не прошли боевого крещения, после чего обычно рождается настоящий отряд, не разбитый по кучкам согласно статусу, обычаев, положения и прочей ерунды. Рано или поздно нам придется вступить в бой, где все это не будет играть никакой роли. Только рука к руке, надежда на товарища сбоку и сзади.

Бывалые бойцы использовали отдых по-разному, но каждый с пользой для себя. Большинство приводило в порядок амуницию, кто-то точил клинки. Я неторопливо обошел бивак, отметив про себя, что мне повезло с людьми. Они знали свое дело, и вмешиваться не пришлось.

Меня окликнул Мастер. Он в одиночестве сидел у костра и сосредоточенно крутил в руках свои сапоги. Огонь громко потрескивал, быстро съедая сухой колючий кустарник, росший в изобилии на склонах холмов. Увидев, что я подошел, он кивнул и пожаловался:

— Совсем прохудились. Негожая обувка у Схоора. Дрянь. Она настолько развалилась, что я чувствую землю через подошву.

— Так надень новые сапоги. Мы же закупили в Одеме кучу обуви.

— Ты прав. А то в бою мозоли натру — вот смеху будет!

— Зачем звал? — я оглянулся. Никто не обращал на нас внимания, даже Барсук и Башар, чьи голоса слышались у соседнего костра.

— Ты всерьез веришь, что королева жива?

Мастер решительно отбросил сапоги в сторону и блаженно вытянул ноги, морщась от жара пламени.

— Пока не увижу ее мертвой — да. У тебя другие мысли?

— Ханвар скоро узнает о нашей затее и перекроет все дороги. Драка неизбежна.

— Мы знали, на что идем.

— Слушай, Философ, — оборвал меня Мастер довольно грубо. — Мы подружились за то время, что были в Муфазаре. Но я всегда чувствовал, что ты держишь обиду на меня. До сих пор. Не надо говорить обратное! Зачем обманывать самого себя? Насильно не заставишь любить, ведь так? Я не прошу тебя быть моим лучшим другом. У меня и не было их никогда — я привык к одиночеству. Да все мы волки-одиночки! И Егерь, и Поэт! Ты другой. Серое Братство приняло тебя в свою стаю, думая, что овладело твоей душой и телом, силой и разумом. Ошиблись. Ты — другой, — повторив это, Мастер замолчал, что-то обдумывая, и потом продолжил: — Егерь никогда особо не старался сжать зубами строптивого щенка, которым был ты. Он даже снисходительно прощал твои ошибки, которые могли запросто привести к беде. Я тогда не догадывался, в чем причина. Теперь понял. Он готовит тебя к иной роли. Не потому, что ты подчиняешься ему, а именно из-за твоего упрямства. А еще ты любишь. У тебя есть женщина, ради которой ты собрал вместе разных людей, которые, вероятно, все полягут в Степи. Я завидую тебе, и хочу дать совет: бери сотню и скачи во весь дух к Сангару. А мы отвлечем степных крыс. Пока никто не сообразил, что мы горазды сотворить такие шутки, ты уже будешь у святилища. Ищи следы королевы, иди по запаху, выясни, где она.

— Так мы ослабим отряд, — возразил я. — Вы не выдержите удара Ханвара, а нас заарканят еще раньше. Пойдем вместе.

— Парень, не делай глупостей, — поморщился Мастер. — Излишнее геройство не приветствуется в Братстве. Зачем подвергать себя опасности, когда можно ее избежать? Зачастую я так тоже делал, что уж скрывать. Это не трусость, а благоразумие. Посуди сам: пойдем мы все на рога Ханвару…. Да будь нас сто или тысяча — его армия разметет всех на четыре стороны света! А мы обхитрим хитрого степняка! Я разговаривал с бароном — он согласен с моим планом.

— Значит, за моей спиной уже все решили? — я заупрямился по-мальчишески, умом понимая, что Мастер-то прав.

— Философ, — Мастер даже растерялся, — ты не понимаешь, что я тебе предлагаю? Егерь дал строгий наказ — беречь тебя. Извини, парень, но ты — не самый выдающийся боец Братства. Так почему я берегу тебя как девку на выданье? Почему такие почести щенку, а не мне, старому волку? Смотри сюда! Я тебе говорю: уходи в Сангар. Мастер останется в Степи, потому что свою миссию на земле он выполнил. Передашь Егерю, что я не держу зла ни на кого. Все. Устал я. Ты молод, способный. Женишься, будешь править Ваграмом. Забудь о Братстве, уходи к людям, будь как все. Поэт и Егерь не смогли вовремя соскочить с повозки — так ты уж постарайся.

«Благородство всегда подводило Вадигоров», — вспомнил я слова Брюнхильды на «Морском Льве». Я не был благороден по своей сути, потому что обманывал ради победы, ради целей и идей, которых придерживалось Братство. Потому что не спасал мир только из-за чести своего Ордена. Мы не играли в рыцарей, способных жертвовать своими жизнями ради десятки трусливых обывателей или спесивых властителей в лице графов, лордов или королей. Из всех ситуаций мы выжимали тот сок, который пило только наше Братство. Я понял игру и старался не ломать и не изменять правила. Мастер предлагал мне наилучший выход, исходя из этих правил. Из двух воинов стаи один мог выжить и принести пользы больше, чем все взятые. Спасая меня, он напоследок давал мне возможность самому почувствовать единство Ордена, дух единомышленника, то, без чего невозможно победить. Вот ради этого и существуют рыцари Серого Братства. Меня же ждала Корона Мира, которую я не хотел, но в то же время чувствовал ее притяжение. Она стала звать меня, затмевая образ Лации. С холодной отрешенностью я подумал, что образ девушки несколько стерся в моей памяти, а чувства, будоражившие кровь, улеглись на дно, покрылись жалкой тиной забвения. И уже нет сил вырваться из предательской грязи, ласково обволакивающей меня все плотнее и плотнее.

Я вздрогнул. Чья-то тяжелая рука легла на мое плечо. Голос барона Афлега встряхнул меня.

— Он верно говорит, Вадигор. Не строй из себя героя, которому стыдно бросить друзей. Я бы ушел — честно. На кону не только жизнь королевы — судьба Ваграма. Королева Лация — это красивый символ всех жителей страны, который придает им силы. Сыграй, сынок, на их чувствах, верни им надежду. Пусть они думают, что еще не перевелись герои. Дай им восторгаться тобой. Просто взамен ты возьмешь замечательную девушку в жены, и с ней власть над обывателями, над Ваграмом. Лация сама отдаст корону Вадигору. Я в этом уверен.

Какую из двух корон?

Почему-то никто не предполагает иной ход событий. Чем может закончиться встреча королевы Лации из рода Одемиров с последним из рода Вадигоров? Даже я не предскажу дальнейших событий. А уверенность, что я увижу Лацию живой, крепла. Не знаю, на чем была основана такая уверенность: то ли предчувствие, то ли умение заглядывать в своих снах в будущее — нет, не скажу. А в груди разрастался горячий ком, нестерпимо жег и выпирал наружу. И мне хотелось вонзить шпоры своему коню и мчаться, не разбирая дороги, чтобы жаркий ветер бил в лицо, чтобы не думать, что между мной и королевой незримо присутствовала Корона Мира, будь она трижды проклята…..

Копыта лошадей, обернутые тряпками, неслышно ступали по жесткому ковру степных трав, побитых солнцем. Ни одна уздечка не звякала, ни один голос или редкий кашель не сорвался с губ. Восемьдесят человек один за другим исчезали в ночи. Я внимательно провожал каждого, кто молчаливой тенью проезжал мимо меня; с ними мне придется или лечь в далеких и чужих землях, или победить. Вот Скотур, весело улыбаясь, махнул рукой. Шамир серьезно хмуря брови, степенно кивнул мне, дескать, я все понимаю, и не подведу тебя. Он сам вызвался в поход, горя желанием помахать своим ненасытным клинком. А вот и Корим. Парень светился от предстоящего приключения, не осознавая того ужаса, который ждет нас в походе. Но нам нужен был проводник, а к Марабаду у меня не лежала душа. Какой-то скользкий, ненадежный, он мог завести отряд прямо в лапы степняков — вот отчего холодная змея подозрения все время шевелилась под сердцем.

Я пропустил вперед всех, и уже собрался пристроиться следом, как из темноты возник Мастер. Он молча глядел поверх моей головы, а я не торопился прерывать тишину.

— Когда встретишь свою девчонку — уходи к нашим. Пересидите некоторое время в надежном схроне, а там видно будет. Может, вернетесь….

— Грядет война, страшная и беспощадная, — я сплюнул на землю, ощутив горечь во рту (то ли от полыни, то ли от степного сухотравья), — и отсидеться не удастся.

— Ну, тебя я знаю, — невесело усмехнулся Мастер. — Ты действительно не отсидишься. Каждая драка будет твоя. Что, проклинаешь нас и Братство, что завяз в капкане?

— Я вас ненавижу, — взглянул я в глаза Мастера. — Вы навязали мне свои жизненные принципы, ткнули носом в ту тропу, по которой я не хотел идти. Первое время я мечтал уничтожить всю вашу братию, но позже осмыслил происходящее и поблагодарил, что встряхнули меня и вытащили из обывательского болота. Может быть, когда-нибудь, в старости я сяду у огня и хорошо подумаю о том, что мог бы сделать без вас, и кем стал с вами.

— Не забывай о том, благодаря кому ты овладеешь властью над Ваграмом. И какой приз ты возьмешь.

— Ну, уж тебя-то я благодарить не буду. Бабка надвое сказала, — я взялся за узды. — Да и нужно ли это Братству?

— Нам ничего не нужно. У нас никогда ничего не было — и в то же время мы баснословно богаты. Но ведь никогда не помешает иметь своего короля в каком-нибудь государстве, чтобы в старости было где прислониться к домашнему очагу.

— И не надейтесь! Первым делом я выпну из дворца посланца Ордена, — я тронул коня, и Мастер уже в спину крикнул полушепотом:

— Тогда мы придем попозже, к твоим детям! Ты навечно в наших рядах, и детей своих воспитаешь так, как посчитаешь нужным. Ты всегда будешь с нами, Философ! Удачи тебе, брат! Передай Егерю, что я сожалею о своих глупых поступках. Я постараюсь исправить все, чтобы вы победили в будущей игре за Корону! Прощай!

Я уже отъехал на достаточное расстояние и ничего не стал говорить в ответ, и лишь прошептал себе под нос:

— Боюсь, эта игра никогда не закончится. А игры я давно разлюбил.

12

Пафлагония

Позади остался Финт с его крутыми стенами и грозными бойницами, обращенными большей частью в сторону высоких хребтов Драконьих Зубов. Суета многолюдного города улеглась за спинами небольшого отряда, и вновь потянулись унылые лиги Предгорного тракта, постепенно заползающего в долину, где сжалась в предчувствии удара маленькая крепость Раут. Военного присутствия здесь почему-то не ощущалось. Сонные улицы города-крепости, казалось, не оживали в течение всего дня. Егерь терялся в догадках над этим фактом. Ведь патриканцы не были настолько глупы, чтобы ослаблять порубежные крепости, несмотря на долгую войну с Алой Розой. От кочевых племен можно было ожидать большей беды, чем от доминиканцев, озлобленных долгой войной. На первый взгляд в Рауте находилось не более двухсот солдат и офицеров, выглядевших умиротворенными, словно они несли рутинную службу в мирное время. Неужели разведка Белой Розы ничего не знает о событиях, происходящих за Воротами? Ведь степняки в любой момент могут повернуть своих коней в обратную сторону от Ваграма и обрушиться на Пафлагонию. Егерь, будь он на месте великого кагана, сделал бы именно так.

В отличие от хмурого фарогара Лация во все глаза смотрела на происходящее, видя в них только положительную сторону. Она сдружилась с Нислой, в первые дни злобным зверьком смотревшей на внезапную соперницу. Она-то думала, что спасают вредную правительницу, по какой-то прихоти, вздумавшей прогуляться по Степи и попавшей в лапы пиратов. А вышло совсем по-другому. Эта королева была молода и красива, отчего даже Малек проглотил язык. И Нислу обуяла ревность. Ей казалось, что бывшая пленница завладеет сердцем Егеря. Невиданное ранее чувство жгло ее изнутри, отчего Лация искренне недоумевала, почему девушка не разговаривает с ней. Впрочем, они быстро нашли общий язык, и все выяснили. Ревность уступила место глубокой жалости и симпатии к спасенной ими королеве.

Их осталось пятеро. Клест проводил их до Финта и повернул обратно, объяснив свое решение тем, что в Ламберге предстоит нешуточное дело, и оставлять город без догляда в такое время неразумно. Тогда Егерь призадумался. Серое Братство что-то намечало. Себя он никогда не сравнивал с героем, который в одиночку решает судьбы тысяч людей, народов, государств. Помимо фарогара Егеря в Братстве найдется немало хватких ребят, способных испортить кровь любому Протекторату. Но сам факт, что его не поставили в известность, глубоко задел. А с другой стороны — никто и не мешал, чем он занимается в данное время. Его цель — Магван. Все. Он выполнил задание. Осталось вывести ваграмскую правительницу в безопасное время — и он выяснит, что затеял Орден.

Переночевав в Рауте, отряд двинулся дальше по дороге, которую практически не охраняли регулярные части, в Лин, где Егерь намеревался привести себя и своих спутников в относительный порядок. Дорожные платья девушек и плащи уже давно поистрепались, а избитые на камнях сапоги зачерпывали носками песок. Малек второй день ныл, что у него болят ноги. Лошадей пришлось продать, чтобы иметь хоть какие-нибудь деньги. Оставили только одну, на которой поочередно ехали то Нисла, то королева ваграмская. Все единодушно решили, что с удобствами можно и потерпеть.

Лин ничем не отличался от Раута, только народу было побольше, да вдобавок ко всему здесь находился небольшой рынок, где изредка попадались хорошие ткани и украшения диких горцев. Егерь взял на себя обязанности найти пристанище на несколько дней, чтобы хорошо отдохнуть перед решающим рывком на запад.

Их согласился принять на постой какой-то древний старик, который едва передвигался, но, увидев девушек, даже облизнулся. Егерь показал ему золотой реал, что было небывалой роскошью для этих мест, и дело было сделано. Ударили по рукам.

— Всем мыться, стираться, — приказал фарогар, — а я пойду на торжище и куплю что-нибудь из одежды.

— Я с тобой, — Малек выразительно посмотрел на Егеря. — Надо сапоги купить. Я привык сам себе выбирать товар.

— Ладно, — понял его Егерь. — Пак, останься с госпожой. Поможешь по хозяйству.

Пак кивнул. Ему можно было и не напоминать свои обязанности. От своей королевы он не отступит ни на шаг.

Рынок представлял из себя небольшой участок возле крепостных ворот, отданный для купцов, стиснутый с трех сторон приземистыми избами. От рынка веером расходились несколько протоптанных дорожек в разные концы городка. Между деревянными лотками сновали жители Лина, прицениваясь к товару, после чего жарко ругались с продавцами, сбивая цену. Помимо того, что нужно было купить, Егерь рассчитывал узнать последние новости, и поэтому охотно вступал в разговор с торговцами, расспрашивая их, откуда и с чем прибыли. Малек долго канючил, выпрашивая денег, и Егерь, чтобы отвязаться от ставшего вдруг надоедливым спутника, дал ему несколько медяков и строго приказал:

— Первым делом купи себе обувь, одежду, и только потом напивайся. Если завтра утром ты не появишься у старика таким, каким я хочу тебя видеть — будем прощаться.

— Не волнуйся, Егерь, — повеселел враз Малек. — Будет все в порядке.

— Поменьше языком трепись, — еще раз напомнил ему фарогар. — Вино делает из мужика болтливую бабу. А мы не у себя дома.

Малек нырнул в толпу и растворился в ней. Егерь только головой покачал и двинулся между рядов. Сначала он закупил мужскую одежду для всех, даже для королевы, которой не следовало сейчас разъезжать по дорогам в женском одеянии. Их наверняка ищут после событий в Мирре. Власти Протектората не любят, когда из ничего появляются десять трупов в одном месте.

А новостей Егерь действительно услышал предостаточно. Оказывается, после поражения под Лебеном патриканцы откатились к Глинту и строят мощные укрепления, совсем не горя желанием скорее покинуть земли Алой Розы. Глинт превращается в непроходимую крепость. Красные Холмы стали стратегически важным направлением. Воодушевленные победой союзные герцогу Линду Дома перебрасывают с северного фронта войска к Холмам. По слухам, там уже скопилось до пятидесяти тысяч пехоты и конницы только со стороны доминиканцев. Рано или поздно произойдет грандиозная битва на этом участке. Вопрос лишь во времени. Только более неудачного места и найти было нельзя. Егерь недоумевал. С севера наступали густые леса, мешающие разворачивать полки для наступления, на востоке — заливные луга с коварными ямами-плывунами, где можно запросто уйти с головой под воду. А Красные Холмы в силу своего расположения никому не дадут маневрировать удачно. Единственно добротным местом для хорошей обороны и мгновенного развертывания в наступление остается треугольник между Глинтом, Торном и Байтом. Но туда патриканцы сознательно не отходят, понимая свое превосходство в выборе места. Пусть обрадованные доминиканцы лезут напролом на опорные редуты Глинта, где их можно успешно раздавить. У них ведь командиры не дураки, тоже понимают толк в войне. Значит, пришел к выводу Егерь, это сознательное заманивание. Где-то готовят контрудар по Алой Розе. Он не знал, что происходит на севере, но сердце подсказывало: здесь. Или Тунс, или Сотис. А дальше — тысячи лиг пустых земель, заселенных фермерами-одиночками. Никто не удержит стремительную патриканскую конницу на просторах, и довольно скоро ее длинные пики появятся у стен Готы, Фобера и Берга. Невеселые дела….

Следующие новости заинтересовали его необычайно. Он как раз покупал короткие широкие мечи у смуглого степняка, который бойко говорил на языке Континента. Это был куши, неведомым образом проскочивший через узкий проход между Драконьими Зубами и морем; слишком трудная там дорога, а перевалы уже завалены ранним снегом. Куши уверял, что в Степи творится неладное. Ему все время приходилось торопиться, потому что за его обозом шел какой-то отряд, сметающий все заслоны Ханвара — этого степного разбойника, чтобы ему ослепнуть в Стране Вечных Снов и не увидеть зеленеющих кущей и сладкоголосых красавиц. Здесь Егерь насторожился.

— Степь поднялась, — тараторил куши, — Ханвар хочет обрушиться на богатые города, взять добычу: золото, женщин, рабов, украшения. Уже все было готово для войны, но тут какие-то проклятые дэйвы[50] ударили в спину тыловых отрядов. Пока шла многодневная погоня за дерзкими, другой отряд проскользнул к Сангару и долго кружил вокруг святилища. Ханвар послал туда двести воинов, и ни один из них не вернулся. Происходят удивительные вещи. Как только каган бросается в одну сторону, его кусают в хвост. Вертится, словно шелудивая собака, — довольный происходящим закончил рассказ куши.

— А что это за люди?

— Не ведаю, уважаемый. Там много ваграмцев, но заметили также светлокожих, как ты, — словоохотливый куши вытащил из тюка, лежащего в углу лавки несколько мечей. — Вот, выбирай, какой тебе люб. Вижу, ты разбираешься в оружии.

— Куплю, — пообещал Егерь. — А скажи, честный человек: выходит, они уже прошли Сангар?

— Я говорю, что заметил их за несколько переходов до Ворот, а потом свернул к побережью, — куши заметно повеселел. — Хорошее железо, не подведет. Бери два, уступлю в цене.

— Тебя они видели? — словно не видел лежащих на прилавке клинков, продолжал допытываться фарогар.

— Да. Послали погоню, но не догнали. Слишком далеко. Потом они повернули в сторону и прекратили гнаться.

— Что же они там делают? — пробормотал Егерь скорее для себя, отказываясь даже верить в удачу.

— Кого-то ищут, — пожал плечами торговец, услышав его. — Много месяцев назад по Степи прошел отряд из Ваграма, и весь полег там. Среди них, болтают дурные языки, была царица Одема. Вот глупцы! Кто же в здравом уме будет лезть в гнездо степных пчел? Дело королей — править из безопасного места!

Куши захохотал. Егерь заплатил ему за два меча, и заодно приобрел широкий кожаный пояс и шляпу, закрывающую своими полями глаза от солнца, подбитую изнутри мягким заячьим мехом.

— Значит, те ищут следы исчезнувшего отряда? Или он ищет кого-то еще? — Егерь почесал переносицу, поглядывая на куши.

— Так говорят, — снова пожал плечами куши, — но я мало что знаю. Но скоро они появятся здесь. Костры Ханвара горят по всей степи. У этих храбрецов одна дорога — через Ворота.

Сердце Егеря забилось. Неясные предчувствия и предположения зародились в его голове. Забрезжила надежда на чудо, которому не полагалось быть, и он отогнал эти мысли, пока не будет точных вестей.

Задумчивый, Егерь вернулся домой. Убогая развалюха старика преобразилась. Умытые и посвежевшие девушки прибрались внутри, приготовили поесть. Малька, как и следовало ожидать, не было. Лация куталась в невероятное тряпье и смущенно поглядывала то на Нислу, то на Егеря. Фарогар кинул ей узел с одеждой.

— Это ваше, королева. Правда, там мужская одежда, но все же….

— Спасибо, — ресницы Лации дрогнули. — Я к вашей одежде привыкла.

Егерь не без удивления заметил, как она преобразилась. Свежий румянец скрыл ту бледность, которая не сходила все дни путешествия из Мирры, вымытые волосы уже высохли и волнами спускались по слегка обнаженным плечам. В уголках ее припухлых губ появились жесткие складки, а глаза затаили неведомую никому боль, тщательно скрываемую ото всех. И фарогар догадывался, что это за боль. Он порывался рассказать новости, услышанные от торговца, но здраво рассудил, что до поры до времени лучше молчать. Сначала дашь надежду, а потом ой как трудно приходить в себя от удара, если она не оправдалась. Егерь с трудом отвел взгляд от королевы, и то только после недвусмысленного покашливания Нислы.

— Что? — удивленно вскинула голову Лация.

— Задумался, — смутился Егерь и повернулся к Паку: — Все в порядке?

— Тихо, — ответил слуга.

— Никто не любопытствовал? Посторонних не было? Ладно. Без лишней необходимости никуда не выходить. Отсыпайтесь, кормите лошадей. Что потребуется — говорите мне. Где этот чертов Малек?

— Да ты сядь, поешь, — хлопотливая Нисла, видимо, решила полностью взять на себя заботу о командире, и перекрыла дорогу к двери. — В конце концов, отдохни как следует!

— Ты меня пугаешь, — Егерь попробовал отшутиться и приник щекой к плечу девушки.

— Это почему? — зарделась она.

— Я стал замечать, что ты прочно завладела моими мыслями. Решаешь за меня, что мне делать, хотя это любому мужику по плечу.

Неожиданно для себя Егерь вернулся к столу, на котором была разложена нехитрая снедь, а в горшке томилась каша.

— А где старик?

— Мы его накормили, и теперь он спит в сарае сытый и довольный, — Лация успела переодеться, и теперь неумело одергивала новую одежду. — Вот уж не думала, что мужская одежда такая удобная. Штаны, правда, великоваты. Ну, да ладно, я уже приучена….

— Я еще сапоги тебе не купил, — беря ложку, вспомнил Егерь. — Сними мерку, я завтра утром схожу на торжище. Ничего, если я нарушаю этикет? У нас походная жизнь, а в таких случаях я не обращаю внимания на титулы. Все подчиняются моим приказам.

— А я разве веду себя как титулованная особа? — удивилась Лация и улыбка тронула ее губы. — Можно и подчиниться, если в этом есть толк. Могу ли я задать вопрос, Егерь? Куда мы направляемся?

— Планы несколько изменились, — задумался фарогар. — Мы застрянем в землях Протектората на некоторое время. Дорога длинная и тяжелая. Что я задумал, займет пару месяцев.

— Если мы пойдем к Драконьим Зубам, я хотела бы попросить об одной вещи, — Лация проницательно взглянула на Егеря. — Я слышала о Вечных Смотрителях…. Они существуют?

Егерь вновь засмотрелся на королеву; особенно притягивали глаза, горевшие загадочным огнем. И в который раз позавидовал Философу. Не мог он пройти мимо такой красоты, и этим объяснялось его поведение, когда он жил в Одеме. Он мог подчинить ее волю, заколдовать, но не сделал этого, поступив честно. Кто же знал, что Лация окажется Претендентом? Вот еще вопрос: Философ или королева откажется от Короны? Победит ли любовь тягу к безграничной власти?

— Да, существуют, — словно из-под земли, пробормотал Егерь. И живут они в недосягаемых местах. Только зачем тебе к ним стремиться?

— Это мне нужно, — твердо ответила королева.

— Сейчас — не стоит. Поверь моему слову.

— Это хороший шанс. Когда я еще буду здесь? Да и случится ли?

Егерь понимал истинную причину просьбы. Неожиданно для всех Лация опередила своих конкурентов, и теперь стремилась без лишней крови завладеть мощным артефактом. Должен ли допустить Егерь ее до атрибутов власти? Вот еще проблема.

— Нынче неспокойно, — он еще старался отговорить Лацию, но бесполезно. Сам чувствовал, что его слова звучат неубедительно. — К ним стремятся еще один человек, очень опасный для тебя. Если судьба столкнет вас на узкой тропинке — он просто уничтожит тебя. И только после того, как я уберу храмовника, ты можешь прийти к Смотрителям.

— Есть еще один, — передернула Лация плечами, словно увидела призрака. — Он преследует меня от самого Одема. По его вине погибли мои люди. Несколько неудачных покушений не остудили его пыл. Он страшный человек, Егерь!

— Поживем — увидим, — Егерь вспомнил, что он голодный, и зачерпнул полную ложку каши.

Лация замолчала, но фарогар по ее виду догадался, что ее мучает невысказанная просьба или вопрос. Он поднял голову и уставился на королеву.

— Ты что-то хотела сказать? — помог он ей.

— У меня есть просьба. Мне нужно разыскать моего брата. Он исчез три года назад и с тех пор о нем ничего не известно.

— Как его зовут?

— Магван.

Егерь отложил ложку в сторону, вытер ладонью губы и постарался, чтобы его глаза не увидела королева. Сердце предательски сжалось. Вот значит, как. Магван тогда не обмолвился, когда говорил о своем родстве с Лацией. Брат. Так и наживают себе врагов. Если в Ваграме сохранился обычай кровной мести, ей придется пойти на крайний шаг. Рано или поздно она узнает о том, что произошло той ночью в Лебене. Не будешь же доказывать девушке, что Магван — враг, и Егерь дрался с ним, как с врагом. Его меч оказался быстрее. Ладно, не надо паниковать. Может, у Лации с ним совсем не близкие отношения. Бывают же исключения.

— Я запомнил, — наконец промолвил Егерь. — Если встречу — передам твою просьбу. Давайте спать, а? Где же этот Малек?

Малек выпивал уже пятую кружку пенистого пива, кислого, но крепкого. А то, что оно крепкое, ватажник убедился на собственных ногах. Они совершенно отказались идти. Вот так Малек и сидел на лавке, раз за разом подзывая слугу для заказа очередной кружки. Хозяин явно продавал залежалый товар, расходившийся, тем не менее, с удивительной быстротой. Малек удобно расположился за самым дальним столом и тщательно осматривал каждого входившего в заведение. Ему было хорошо до тех пор, пока напротив него не сел неприятный тип со свернутыми ушами и бегающими глазами. Неопрятные волосы то и дело сползали липкими струйками по вискам вниз, отчего незнакомец постоянно закидывал их пальцами за уши. Малек поморщился.

— Здесь занято, — сказал он.

— Ничего, поместимся, — улыбнулся гнилозубой улыбкой незнакомец. — Кое-кто горит желанием поговорить с тобой. Тебя видели в компании с одним человеком по имени Егерь. Кажется, его было велено убрать, а не обниматься. Как понимать сие недоразумение?

Малька прошиб холодный пот. За последнее время он и думать забыл о своих нанимателях, которые, в отличие от него, о договоре помнили. Да еще и следили, оказывается. Или случайно напали на след? Малек разжал враз пересохшие губы:

— Я.… Это только обман. Его очень трудно убить в открытом бою. Я пробовал.

Незнакомец в свою очередь скривился:

— Тебя никто не просит играть в благородного рыцаря, а хозяин весьма недоволен. Так что будем делать? Если дал слово — надо его держать. Тебе, видишь ли, не повезло. Хозяин таким вот болтунам выпускает кишки, даже не моргнув глазом. Чего побелел-то? Испугался? Тогда понимаешь, о чем я здесь толкую.

— Да, — хрипло прокаркал Малек.

— Вернешься к своим дружкам, — незнакомец словно забивал гвозди каждым словом, не оставляя ни малейшей лазейки для ватажника, — и продолжай следить за этой веселой компанией. Я гляжу, вашего отряда прибыло. Молодая девчонка и дядька странный такой, похож на головешку.

— Я не знаю, кто они такие. Они все время молчат, — облизал губы Малек. Он все еще боялся, но страх постепенно отступал. Делов-то: следить!

— Ладно, все равно рано или поздно узнаем. Задача изменилась. Следи за девчонкой тоже. Очень уж она заинтересовала хозяина.

— Да что в ней такого? — пробурчал Малек. — Ну, красивая, холеная, породистая, я бы сказал. Годится только для….

— Это уже не твое дело, высказывать догадки, — резко оборвал его собеседник и почесал переносицу. — Узнай о ней побольше. Зачем она здесь, откуда.

Малька вновь пробрала дрожь. Сидящий напротив человек нес в себе нешуточную угрозу, посильнее той, которая заключалась в Егере. Фарогар был настоящим воином, умеющим извлечь выгоду даже из того, кто желал его смерти. Но и только. Подлости от него Малек совершенно не ждал. А вот его подружка Нисла — она все время не сводит с него прищуренных глаз, словно подозревает во всех грехах. Того гляди — всадит арбалетную стрелу между лопаток. Малек почувствовал себя еще хуже. Он попал на вертел, и огонь начинал поджаривать бока.

Малек так погрузился в раздумье, что не заметил ухода странного собеседника. Он в каком-то непонятном оцепенении расплатился за пиво и на негнущихся ногах пошел к выходу. Как ему удалось разыскать дом того старика — он не объяснил бы никаким образом. Егерь, вышедший открывать ворота, подозрительно посмотрел на Малька.

— Здорово выпил?

— Пиво — дрянь, — буркнул Малек, хватаясь за ворота. Рассказать или нет? — Моя бабка ставила вино из яблок, и оно было куда лучше, чем это пойло.

— Иди прямо. Там, на полу, спит Пак. Ложись рядом.

Малек ничего не сказал. Он поднялся по скрипучему крыльцу в дом, и прямо с порога нащупал ноги Пака, и, перебираясь на коленях к изголовью, упал навзничь. Так и уснул.

С первыми солнечными лучами, проникшими через многочисленные щели в потолке в предрассветную серость избы, оживились и обитатели. Малек проснулся от звонкого женского смеха. Сквозь ресницы он смотрел на Лацию, со времени их совместного путешествия впервые улыбающуюся. Досада ворохнулась в груди. Эти люди связаны между собой каким-то делом, в которое никто и не собирается посвящать ватажника. Так что же тогда мучиться? Выявить тайну спасенной девчонки, взять положенную плату — и исчезнуть. Пафлагония большая.

А Егерь все время вспоминал рассказ торговца-куши, его слова о том, что какой-то отряд-призрак приближается к отрогам Драконьим Зубов. Немного подумав, фарогар пришел к выводу: отряд пойдет через Береговой перевал. Им не остается другого пути. Ханвар отрезает смельчаков от моря и гонит на скалы, которые вот-вот будут заметены снегом. Дерзкий план возник в голове Егеря. Если они изменят направление и двинутся к истокам Тунса, за ними увяжутся только те, кого зовут Претендентами и их слуги. Уж Лебедь точно пойдет, невзирая ни на что.

— Боюсь, наш план изменился, — фарогар с сожалением посмотрел на Лацию. — Мы пойдем к Береговому перевалу. Поэтому поручаю Мальку приобрести теплую одежду. Выходим завтра рано утром.

— Что за причина? — проворчал Малек.

— Расскажу все на месте, — отрезал Егерь. Не нравился ему Малек с самого утра. Благо бы — похмелье. А то глаза бегают, на душе — это читалось по лицу — какая-то тайна. Легко сопоставить вчерашнее позднее возвращение и утреннюю немногословность. Не иначе кое-кого встретил.

— Это надолго? — робко спросила Лация, уже смирившись с тем фактом, что к Смотрителям ей не попасть.

— Даже я не знаю, — следопыт не утешал ее. Королева смешала весь расклад. Вместо массированной поддержки аламских войск Серое Братство приобрело головную боль в виде Претендентов, которые стремятся как можно скорее прибрать Корону к своим рукам. А это чревато такими потрясениями, что тонкая Игра превратится в насмешку над теми, кто ее придумал. Не мог Егерь допустить такого безобразия. Так что первым делом необходимо переловить всех Претендентов на самого лучшего живца. Егерь посмотрел на Лацию внимательно. А если Корону вручить ей? Как тогда изменится мир? Будет ли преисполнена благодарности королева Ваграма за помощь, оказанную Братством? Лация уловила взгляд Егеря, и ее ресницы затрепетали. А она ведь совсем юна. Фарогар погрустнел. Кому доверять взбесившийся мир? Лебедь устроит миропорядок по усмотрению своих богов. Магван начудил бы такого, что даже небожители вздрогнули бы от содеянного человеком. Не допустить никого. Пусть Корона ждет очередного Претендента еще лет десять. К тому времени Серое Братство сумеет навести порядок на Континенте. — За нами идет охота. А это такие звери, что вцепятся в холку, не задумываясь. Они хищники, натасканные убивать свою жертву. Вот почему я не хочу вести тебя к Смотрителям. Там тебя уже ждут, и, причем, не с распростертыми объятиями.

Егерь пристукнул ладонями по столу и закончил:

— Занимайтесь подготовкой к завтрашнему походу. Ничего лишнего не брать, но и необходимое не забывать. Все!

Пафлагония. Драконьи Зубы. Предгорья

Первый снег упал тонким покрывалом на теплую еще землю и быстро растаял, оставив после себя влажный запах прелых листьев, который с наслаждением вдыхала Лация. Для нее это был Одем, когда зима уже чувствовала себя полнокровной хозяйкой на восточном побережье Алама. Путешествие подходило к намеченному концу. Уже снежные шапки гор бесконечное количество дней стояли перед глазами вместо однообразного уныния серых полей и покосившихся заборов редких в этих местах поселений. За Лином уже не было никаких городов и деревень, лишь табуны диких лошадей на расстоянии двух полетов стрелы проносились из одного конца горизонта в другой.

Так уж получилось, что Нисла большую часть времени проводила с Егерем, не отпуская его надолго куда-нибудь в сторону. Малек как насупился после Раута, так и оставался таким всю дорогу. Пак не ослаблял внимания, и все время был рядом, зорко посматривая на ненадежного спутника. Он что-то чуял, считая того подозрительным типом, по недоразумению попавшим не в ту компанию. Но Егерю он доверял, иначе давно нашел бы способ избавиться от Малька. Доверие — вещь исключительная для слуги. Такое случилось лишь однажды. С Гаем. Пак тогда проворчал, что не появится возле королевы, пока ее опекает странный пришелец. Впрочем, эти слова не мешали ему периодически появляться за спиной своей хозяйки.

Потянулись взгорья, поросшие вечнозелеными хвойными деревьями. Отряд перевалил через холм и направился к югу, где, по словам Егеря, берет начало великий Тунс. Эти места считались священными много веков, и уже никто не помнит, кто был хранителем древних лесов. Тонкие линии ручейков, стекающих с высот холмов, сливаются в одну широкую ленту темно-голубого цвета и начинают свой неторопливый бег по Континенту. Где-то в узкой долине в хрустальной чистоте вод плещутся рыбы, а в прибрежных зарослях гнездятся жирные утки, перепела, фазаны. А медведи и желтоглазые рыси терпеливо караулят свою жертву.

— Неужели здесь нет ни одного гарнизона? — Лация до сих пор не верила, что такое возможно. Богатые живностью места, плодородные земли и огромные территории, покрытые лесами, обязаны были охраняться или быть заселенными людьми. И вдобавок ко всему увиденному, она поняла, что ее мучает. Многодневное безлюдье угнетало и настораживало.

— Так в долине уже никто не живет долгие годы, — откликнулся Егерь. — После набегов диких отрядов степняков и кочевников Полуострова были разорены цветущие поселения, а жители их вырезаны до единого человека. И люди предпочли жить в городах-крепостях. Протекторат считает, что лучше отдать под первый удар пустую землю, а потом собрать армию и вышвырнуть пришельцев за перевал.

— Плохая политика, — покачала головой Лация. — А кто поручится, что эти бесхозные земли не привлекут новых переселенцев из Степи? Если земля ничья — она обретет хозяина, и довольно скоро. Поверь, Егерь, так всегда бывает. А из долины, мне кажется, легко рассечь Пафлагонию пополам. Воевать с кочевниками очень тяжело. Это ужас, растянутый на годы.

— Враги дома Лоран считают, что лучшие земли находятся за Тунсом, — хмыкнула Нисла, — а герцог Линд, главнокомандующий Алой Розы, похоже, не собирается их разочаровывать.

— Женщина, — проворчал Егерь, — все беды происходят не от недостатка ума, а от недооценки масштабов. Видите ли, господа, Дом Лоран ведет войну не за тех, кто кормит верхушку, а ради своей славы. Почетно воевать, соблюдать рыцарские законы, проявлять радушие к поверженному врагу. В конце концов, Протекторат оставит Линду клочок земли, а главный Домен, скажем — Дом Перьон — возьмет его под свою защиту. То, что Линд станет вассалом герцога Тровера — ничего для него не значит. Это — традиция власти.

— Сложно, — Лация задумчиво смотрела на дорогу, покачиваясь в седле, жесткость которого устранил Егерь, постлав мягкую подушку, обшитую беличьей шкурой. Он приобрел ее по случаю в Лине у какого-то пронырливого торговца, зорким взглядом оценившего мучения королевы.

— Лучше еще никто не придумал, — чему-то задумчиво улыбнулся Егерь. — Говорят, что во времена Мареса было что-то похожее на порядок. Все земли подчинялись единой воле Правителя Мира. Были прекрасные дороги, безопасный проезд, торговля процветала….

— Марес? — задумалась Лация. — У нас есть легенда о Великом Морисе. А Марес — планета войны. Думаю, между этими лицами есть какая-то связь. Кстати, о дорогах: не видела, чтобы они хорошо сохранились. Да и его ли это дороги?

— От славной эпохи Мареса остался лишь жалкий кусок тракта от Тунса до Фобера. Это уже потом дороги подновили, построили другие, пусть и не такие прочные.

— Значит, Ваграм остался достойным наследником этого Правителя. У нас много построек его эпохи…. Но, Егерь, зачем же вы жаждете союза? Что нам это даст? Я имею всех нас….

Вопрос застал фарогара врасплох. Он уже настроился на легкую беседу, позволявшую скрасить навевающее скуку путешествие. Ан, нет. Лация и здесь продолжала оставаться королевой, цепко хватавшейся за любую возможность раскрыть все карты чужой стороны. Впрочем, Егерь мог рассказать многое, ничем не рискуя. Затаенные глубины настоящей Игры мало кому были известны. Даже он сам не понимал некоторых деталей комбинации.

— Цель Алой Розы — найти достойного союзника, — Егерь оглянулся. Можно было разговаривать без помех. За Мальком надежно присматривал Пак, а Нисла, почуяв важность беседы, постаралась отсечь его подальше от ваграмской королевы и Егеря. — Вадигор, если честно, проявил редкое своеволие. Но кто знает, какие обстоятельства подвигли его на безрассудный поступок — идти через территории хессов. Мы не отрицаем, что хотели найти союзников на востоке. Но кто мог им стать? Я вообще склонен думать, что здесь сыграл слепой случай, удача, что именно Ваграм оказался той страной, где до сих пор царит спокойствие и порядок. И в то же время дыхание опасности заставляло вас думать о защите своих земель. Как бы там ни было — степняки и патриканцы находятся между нами. Стоит только одновременно хлопнуть руками — и враг будет раздавлен как ненасытный комар.

— Мы были извещены о стычке у Ворот, — спокойно подтвердила Лация. — Я дала указание своим шпионам под видом купцов проникнуть в Степь к кочевым племенам. Ведь рано или поздно последствия боя разошлись бы кругами по всей Степи. А я хотела быть в курсе всех событий. В общем, как только Вадигор попал в лапы одного из непризнанных вождей Степи — я уже дала задание выкупить его.

— Он знал об этих тайнах?

— Я никогда ему не говорила, что произошло на самом деле. Тут я, простите, вела свою игру. Важно было понять — зачем отряд с Континента рвался в Степь? И чем это грозило Ваграму? Пришлось прибегнуть к …. Хм…. некоторым хитростям. И когда я убедилась, что ваш посланник не врет, дала приказ освободить Философа.

— Под страхом казни? — усмехнулся Егерь.

— Ну да, — с ледяным спокойствием ответила Лация. — Разве я похожа на глупую и наивную девочку, которая с радостью выставит войска неизвестно ради чего? Да и сейчас я дам согласие только на дружбу и торговые отношения. Ваграм не может выступить в поддержку Линда только лишь из-за дружеских отношений, сложившихся между коронованной особой и людьми Серого Братства. Глупо ведь, правда? Завтра ваш Орден расторгнет договор с Домом Лоран — и я вынуждена буду защищать вечно битого герцога? И все ради военной помощи, на которую согласилась глупышка из рода Одемиров?

— Разумно, — кивнул Егерь. — Очень разумно. И Философ поверил, что ты согласна на помощь?

— Думаю, нет. Он оставил попытку склонить меня к союзу после разговора со своей наставницей. Амалея что-то сказала ему, и он круто изменил линию поведения.

— Гай не хотел выполнять задание герцога, — нехотя подтвердил Егерь. Он знал истину, но и Философ не оказался глупцом. Он понял, откуда дует ветер. Вся возня была затеяна Брюнхильдой-Амалеей. Хитрая бестия вовлекла в тайную операцию Серое Братство, храмовников, Претендентов и даже одно из сильнейших государств Алама. Среди всей мешанины лиц главными фигурами до сих пор остаются Философ и Лация, два человека, которые достойны Короны. Брюнхильда не проиграла ни в коем случае. Пусть даже и не получилось у нее столкнуть два враждующих рода. Но как изменит Лацию власть?

Вот что мучило Егеря. Оставляя в стороне всякие симпатии по отношению к Лации, он здраво рассуждал о ее роли в будущем переделе мира. Она не была мягкотелой; умела, когда надо, применить силу, умела не дрогнуть при виде крови.

— Какие у вас были отношения с Гаем?

— Дружеские, — слегка улыбнулась девушка. — Разве это запрещено между людьми из высшего света?

— А как же вражда?

— Враждовали не мы, а наши предки и родители. Ведь Вадигор даже не знал о своем прошлом. Кто его мать, кто отец — все было покрыто тайной. Амалея смогла сохранить в тайне все подробности вражды.

Дорога вдруг куда-то исчезла. Если Егерь еще как-то ориентировался по местности, держась прямой, как полет стрелы, укатанной линии, то теперь кроме непонятной тропы, заваленной мелким щебнем и валунами средней величины, ничего не указывало на тракт. Но, тем не менее, впереди уже маячил выход в долину, где фарогар собирался устроить большой привал.

На третий день путешествия отряд втянулся в узкую горловину между скал, поросшими елями с тяжелыми ветвистыми лапами. Потянуло сыростью. Встречный ветер дул настолько сильно, что пришлось надевать на себя всю теплую одежду, которая была в сумках. А ночью пошел снег. Егерь хмурился все больше и больше. Они стали оставлять следы. Это было плохо. У фарогара уже несколько дней было ощущение, что за ними следят, скрадывают словно зверей. И Малек ведет себя подозрительно. Внезапно замолчал, больше погружен в себя, словно его мучают какие-то мысли. Да и нет-нет бросит странный взгляд по сторонам. Кого здесь ждать, в безлюдье?

На очередном привале Егерь уже более пристально следил за Мальком. Уснули Нисла и Лация, Пак что-то строгал большим ножом при свете костра. Фарогар намеренно поставил Малька в дозор на самую глухую пору — предутреннюю, когда глаза предательски смыкаются, а тело просит блаженного сна.

Сам же Егерь терпеливо дожидался смены дозора, вслушиваясь в бормотание Пака, закутавшегося в теплое одеяло, зевание Малька, да такого, что хруст челюстных костей звучал жуткой музыкой в шумящем по верхушкам елей ветре. Егерь боролся со сном, боясь лишь одного: как бы действительно не уснуть. Малек встал, прошелся вокруг костра, нагибаясь возле каждого спящего. Проверяет, стервец, — мелькнула мысль у следопыта.

Малек подошел к нему, и стоял долго, словно не веря, что Егерь спит, а не следит за каждым его шагом. Фарогар попытался дышать так, как полагается спящему: глубоко и размеренно. Захрустел снег под ногами. Малек отошел в сторону, подкинул в костер дров и как-то незаметно исчез в чернеющей стене леса. Егерь выждал немного и вылез из-под одеяла. Тут же вскинулся Пак. Он настороженно вгляделся в командира, и рука его сама потянулась к ножу.

— Смотри за девушками, — очень тихо произнес Егерь.

Пак кивнул. Неужели тоже догадывается, бестия?

Найти следы Малька в непроглядной темноте было делом бесполезным. Но Егерь при свете костра сумел определить начальное направление, куда он мог пойти, и осторожно двинулся между деревьев вглубь леса. Скользящим шагом он пробирался по хрусткому снегу, обходя поваленные стволы, и обнаружил-таки своего удалого ватажника. Малек сидел под корнем вывороченной бурей гигантской ели и с кем-то разговаривал. С замиранием сердца фарогар стал приближаться к корневищу. Слов он по-прежнему не мог разобрать, лишь невнятное бубнение. Малейшего скрипа было достаточно, чтобы спугнуть заговорщиков. Небеса благоволили Егерю. Он сумел подобраться достаточно близко, и его усилия были вознаграждены.

— Они направляются к Береговому перевалу, — судя по голосу, Малек изрядно нервничал. — Не спрашивай, я не знаю, из-за чего Егерь изменил своим планам.

— Это в его духе! — хихикнул кто-то, до боли знакомый фарогару. — Он частенько проделывает такой маневр. Хитер, шельма! Мы ждем его в Торне, а он спокойно движется к морю. Зачем, спрашивается?

— Да не знаю я! — отчаянно возвысил голос Малек, на мгновение забыв об осторожности. — Может, что-то услышал в Рауте, вот и решил сменить направление.

— Почему же ты предпочел выпивку, а не беседу с Егерем? Так бы мы знали все мысли ищейки!

— А мне уже и выпить нельзя? — огрызнулся Малек. — Два месяца ни капли в рот не брал!

— Тихо! Что ты заблажил? Они точно к перевалу идут?

— Да!

— Узнал, кто эти девчонка и ее спутник?

— Вы и сами это прекрасно знаете!

— А ты глуп, оказывается! При тебе ни разу не упоминалась Корона Мира?

— Нет! Давай монету! Я уже и так много чего сказал!

— А нож под ребро не хочешь? Лебедь и так добр к тебе. Дарует жизнь. Что ты еще хочешь?

— Ах, ты, карлик паршивый! Да я же тебя!

Послышалась глухая возня, потом Малек взвыл и затих. Ну, конечно, же! Как сразу он не узнал голос Сухаря! Далеко забрался, не побоялся!

— Сиди спокойно, идиот! Твои глаза еще тебе пригодятся! За вами пойдут наши люди. До самого перевала. Постарайся быть рядом с королевой, чтобы ненароком ее не проткнули мечом. Кроме нее нам никто не нужен. Сделаешь дело — получишь все, о чем мы договаривались. Только не зарывайся, не дергайся зря! Любая ошибка выдаст тебя с потрохами!

— Ее постоянно охраняет слуга, — проворчал Малек, успокаиваясь. — И я думаю — не просто слуга. Он обвешан ножами, которыми владеет так, как никто другой из вашей дурной компании.

— Ладно, иди обратно. Как бы ни хватились тебя твои друзья, — захихикал опять Сухарь. — Будь осторожен.

— Заткнись.

Заскрипел снег. Малек вылез из-под корневища, встал на ноги и направился в сторону Егеря. Фарогар затаил дыхание. Не хотелось устраивать бой в темном лесу. Ватажник протопал мимо, так ничего и не заметив. Сухарь тоже не стал задерживаться. Он ушел в противоположную сторону, сильно пригибаясь к земле, словно его давила тайна. Оставшись в полном одиночестве, Егерь поспешил к стоянке. На ходу думалось плохо. Что делать с перевертышем, он еще не придумал. Убить и закопать под деревом — так храмовники поймут, что их затея провалилась, и тогда неизвестно, откуда ждать следующего удара. Оставить в живых — так это постоянно находиться под пристальным вниманием Лебедя. Лучше всего собрать их всех вместе и прихлопнуть одним ударом.

Удивительно, но фарогар успел первым дойти до костра; Малек где-то задержался, словно пошел обходным путем. Ватажник вышел из леса следом, но к костру не спешил, заметив Егеря сидящим.

— Где был? — не поворачивая головы, спросил он Малька.

— Да живот прихватило, — виноватым голосом стал оправдываться ватажник, но весь напрягся. — Сил терпеть не было.

— Идти сможешь?

— Почему нет? — даже обрадовано произнес Малек.

С первыми лучами солнца Егерь повел свой маленький отряд дальше, и уже через полторы лиги они вышли к долине, вольно раскинувшейся по обе стороны от голубой чаши дымившегося легкой дымкой озера. Стаи птиц, завидев людей, заголосили на разные лады и поднялись в воздух.

— Я еще столько птиц не видела! — восхищенно воскликнула Нисла и машинально вскинула арбалет.

— Здесь самая легкая дорога для кочевников, — Егерь первым очнулся от созерцания красоты и стал спускаться по мокрой от снега траве вниз по склону. — Отсюда можно идти берегом моря или ударить вглубь Континента. Действительно, патриканцы стали слишком беспечны.

Устраивать привал Егерь передумал из-за Малька. Где на них нападут храмовники? Он бы не стал тянуть время и ударил сейчас же, пока спускаются вниз. Если бандиты допустят, чтобы путешественники достигли Зубов и нашли хорошую для обороны пещеру — тогда Егерь ничего не понимает в затеях Лебедя. Взглянув на клыки гор, фарогар прикинул, что еще целый световой день шагать и шагать. Не успеют.

— Пойдем вдоль ручьев, текущих из озера, — пояснил следопыт. — Потом свернем на восток и быстренько направимся к горам. Лишний груз не выбрасывать, если даже будет тяжело! Смотреть в оба!

Непонятная для большинства быстрота, с какой Егерь гнал отряд, когда, казалось, никто их не преследовал, была хорошо понята Мальком. Он становился все бледнее и бледнее, и, встретив иногда яростный взгляд фарогара, о который можно было обжечься, старался держаться за его спиной.

Малек ожидал нападения каждый удар сердца. Но вокруг, насколько было видно, не показался ни один всадник, не шелохнулся ни один куст. Засады не было. Храмовники или не торопились, или были несколько самоуверенны. Время для нападения было упущено. К вечеру отряд достиг каменистых осыпей, от которых вверх тянулись едва заметные тропки, да и то больше похожие на случайные следы диких животных. Чуть выше темнела расщелина, заросшая густым ярко-рубиновым ягодником, который уже был запорошен тонким слоем снега. Но, прежде чем добраться до замечательного места для обороны, предстояло преодолеть цепь валунов, рассыпанных вдоль тропки. А времени уже не осталось. Из-под скального плеча, нависшего над дорогой, уводившей прочь от расщелины, выехали восемь всадников. Все при оружии, с короткимиувесистыми дубинками, которыми бывалый воин мог перешибить позвоночник даже медведю, а за плечами — луки.

Егерь оглянулся. Его маленький отряд ощетинился всем, чем мог. Пак деловито достал ножи, Нисла уже зарядила увесистый болт в арбалет и вскинула его в сторону приближающихся всадников. Даже Лация, побелевшая от страха, сжимала в руках охотничий нож, который накануне подарил ей фарогар.

Ехавший впереди наемник остановился, весело хмыкнул, и что-то проговорил через плечо своим товарищам. Раздался смех.

— Эй, парень, опусти свою железку и можешь уходить на все четыре стороны, — сказал всадник. — Ты нам совершенно не нужен!

— Надеюсь, теперь ты позволишь мне прострелить башку проклятому карлику? — прошептала Нисла, встав рядом с Егерем.

— Откуда у тебя такая ненависть к Сухарю? — Егерь поискал взглядом карлика и удовлетворенно кивнул. Он был здесь и держался позади всех. Небеса благоволили Нисле. — Ты с ним встречалась раньше?

— Он служит храмовникам — и этого достаточно.

— А ты его достанешь?

— Легко.

— Не трать стрелы попусту. Бегите в ту расщелину и прячьтесь там. Там вас даже из луков не достанут. А я с Паком задержу их внизу. Ну, чего ты смотришь? Давай, бери Лацию, и уходите!

— Что-то вы разговорились! — нетерпеливо зашевелился наемник и махнул рукой.

Четверо бандитов отделились от группы и направились в сторону Егеря со своим отрядом.

— Беги! — полушепотом рявкнул фарогар.

И Нисла помчалась, дернув за руку Лацию. Девушки довольно быстро взлетели по осыпи наверх, хотя королева дважды упала на камни, сдирая колени, и уже подбегали к укрытию, как в воздухе просвистели стрелы и с противным звоном ударили по валунам. Ни одна из них не попала в цель. То, что стреляли мимо специально — не приходилось сомневаться. Егерь прыгнул вперед и уже в полете подрезал ногу лошади, подъезжавшей первой. С диким вскриком она дернулась в сторону, едва не свалив едока. Этого было достаточно, чтобы перегруппироваться и схватить второго наемника за плечо. Тот даже не успел удивиться, как оказался на земле. Егерь взмыл вверх. Пак деловито размахнулся и нож со свистом рассек воздух. С перебитой гортанью один из нападавших упал на круп своего коня.

Малек вышел из оцепенения. За короткое мгновение он, кажется, решил, что будет делать. Вероятно, вспомнились рассказы о храмовниках, о жертвах, что они приносят своей богине, о жестокости и беспощадности верховных правителей. А может, совесть, замерзшая в ту ночь, стала отогреваться, и Малек вспомнил о человеке, который мог его забросто убить, как убил тех, кто крался за ним в лесных зарослях. Не убил, дал шанс доказать, что и ватажник знаком с таким чувством, как благодарность, долг.

Из оцепенения его вывел свист клинка. Машинально пригнув голову, Малек тем самым спасся от неминуемой смерти. Беречь его никто и не собирался. Это озлило ватажника. Звякнула сталь о ножны, и он отбил очередной удар. Наемник, имевший преимущество в росте, наносил удар за ударом с седла. Малек только успевал прикрывать голову и отступать к валунам, надеясь получить маленькую передышку.

Вшшш! Тык!

Всадник завалился набок, изумленный и оглушенный болью. Болт, выпущенный Нислой, перебил ему ключицу. Не теряя времени даром, Малек с размаху всадил меч наемнику в бок. Сдернул на землю, а сам вскочил на коня.

Так-так! — хмыкнул бандит, который начал разговор, и обвел взглядом поле боя, на котором валялись двое убитых. И оба — его люди. — Сухарь! Подойди сюда! Разговаривай сам с этим парнем!

Карлик сильно побледнел, но делать нечего, стал пробираться вперед. Егерь с насмешкой смотрел на него.

— Давно не виделись, Сухарь! Как поживает Лебедь? Я слышал, за мою голову много золота дают. А если я сам ее преподнесу? Какова награда?

— Старые вести, Егерь! — пытался храбриться карлик, выглядевший на высоком жеребце настолько нелепо, что фарогару едва хватило сил не рассмеяться. Карлик это чувствовал, но не подавал виду, что нервничает. — Ты уже ничего не стоишь! За одну вашу красотку обещают такую награду, что богатство, которое за нее получишь, не переведешь за всю жизнь! Так что, валите на все восемь сторон, а ваграмскую королеву оставьте нам.

— Обижает меня Лебедь, — скорбно поджал губы Егерь. — Я всегда считал себя неплохим воином. Мог бы и отвалить сотню реалов за свое предложение.

— Жизнь — разве плохая плата?

— Пусть Лебедь сам о ней подумает. Ты и Мальку, кажется, предлагал такую же плату?

Малек разом побледнел, сжимая поводья. Он стоял за спиной Егеря, и почему-то был уверен, что фарогар его не боится. Или уже понял, что Малек сделал правильный выбор?

— Так что, Сухарь? Как расплачиваться будем?

— Довольно! — рявкнул главный наемник и поднял клинок. — Руби их!

Сухарь торопливо дернулся в сторону. И тут свистящий звук рассек воздух. Тяжелая стрела с противным чмоканьем вошла в горло карлика. Сила удара была настолько сильной, что карлика просто снесло с седла на землю. Оставшиеся пять бандитов с ходу окружили Егеря, Малька и Пака. Свистнула еще одна стрела, но лишь задела защитную пластину шлема наемника, летевшего на фарогара.

Егерь встретил атаку прямым ударом, отбив чужой клинок в сторону. И тут же крутанул меч и с широкого плеча вогнал лезвие под ребра противнику. Оглянулся, чтобы проверить, как идут дела у его напарников. Мальку пришлось серьезно защищаться. Его тайные переговоры с карликом, кажется, не были известны остальным наемникам, и страх за жизнь заставил его махать мечом очень энергично. Однако медленно, но верно его оттесняли к отвесной скале, к россыпи мелких валунов. Ясно, что Малек не продержался бы там и одного удара сердца, и Егерь поспешил на помощь. Ватажника спасла Нисла. На свою беду нападавшие повернулись спиной к расщелине, где выслеживала цели лесная дива. Девушка без промедления всадила стрелу в щель между пластинами, закрывающими шею. Она быстро сообразила, куда следует бить. Оставшись наедине со своим врагом, Малек напрыгнул на него и заставил отступить.

Пак со своим справился без чьей-либо помощи. Королевский слуга так виртуозно владел ножами, что вконец утомил наемника бесконечными выпадами, контрвыпадами, уходами из-под удара, нырками, поворотами. Егерь рванулся к нему.

— Оставь его мне! — крикнул фарогар на ходу.

Пак отрицательно мотнул головой, дескать, он не согласен. Слуга дождался момента, когда разъяренный мушиными наскоками бандит наотмашь махнет тяжелым кистенем, дернулся в сторону и поднял руку перед опускающимся на него страшным оружием. Никто так и не понял, что произошло. Во лбу нападавшего торчала стрела. Пак умело вывел под выстрел своего врага.

— Дьявол! — Вырвалось у Егеря. — Пак, с тобой опасно связываться.

— Я охраняю свою королеву, — спокойно произнес слуга.

Когда Егерь приготовился к очередной атаке, нападавших и след простыл.

— Неплохо, неплохо, — хмыкнул фарогар, — особенно для первого раза.

Слепящий снежный покров резал глаза, отчего мы беспрестанно смахивали слезы онемевшими пальцами. Кони понуро плелись по узкой тропе, петлявшей между навалами каменных осыпей, к верхней точке перевала. Дорога шла вверх, а нам становилось холоднее. Жаркая, политая кровью Степь осталась позади. Мы разогнали хессов, заморочили голову кочевникам и потеряли половину отряда. Мои люди лежали на всем пути нашего продвижения к Драконьим Зубам. Умерли ради того, чтобы я вывел оставшихся к рубежу, за которым начинался мой мир, мой дом. Круг замкнулся. Теперь можно было осмысливать пережитое. Сказать, что приобрел больше, чем потерял? Так это неправда. Разве потерю Брюнхильды затмит победная песня клинка, укрепившаяся дружба с Мастером и безумная удача, которая помогала в бесконечных стычках? Что мне важнее сейчас? А любовь к Лации омрачена ее принадлежностью к таким силам, которые не дадут мне стать обладателем единственной женщины, которая мне не безразлична.

И все-таки я веду за собой людей, помогавших мне дойти до Пафлагонии. Скотур дремлет в седле, изредка вскидывает голову, озирается, когда конь внезапно всхрапывает и мотает шеей. Из ноздрей валит пар, и лейтенант негромко ругнется и снова погружается в дремоту.

Корим, широко раскрыв рот, изумленно оглядывался по сторонам. Сын Степи, он ни разу не видел что-либо выше курганов. Я снисходительно показываю ему острые, как копья, уже такие близкие вершины, до которых, мне, казалось, никогда не добраться. Где-то там живут Вечные Смотрители, не пропускающие в свои владения людей с равнин. Сразу вспомнились голубые чаши озер, неподвижно застывших в глубоких котловинах и кратерах спящих великанов. Настоящий рай для тех, кто порвал с внешним миром, в котором проживаю и я.

— Истинно, велики земли нашего мира, — выдохнул в спину Шамир, — и никто бы не поверил, что кроме Муфазара есть другие места. Где найти такую длинную жизнь, чтобы все объехать и посмотреть?

— Я не вижу Башара, — встревожено воскликнул Скотур, снова проснувшийся и в очередной раз протирая воспаленные глаза. — Солнце высоко, его все нет.

— Вернется, — уверенно сказал я. Повернулся и посмотрел на пахаварца. — Что ты будешь делать, когда мы придем в Берг? Вернешься домой на попутном корабле?

— А куда ты меня гонишь? — усмехнулся Шамир. — Что, в твоих землях нет работы для такого опытного бойца как я?

— Иногда ты слишком самоуверен, — напомнил я.

Шамир расхохотался. Он шел за мной, полагая, что получит сполна то, о чем мечтал всегда, ведя караваны бин Сиарука по пыльным дорогам Муфазара. А я ведь воевал и убегал от звенящей стали, но иные пути уже были не для меня. Шамир хочет трофеи — он их получит. Своими руками.

— Господин! — дернул меня за руку Корим, одновременно тыча пальцем в слепящую белизну горизонта. — Я вижу Башара!

Опальный принц с тремя бойцами нашего отряда осторожно спускался с тропы, ведущей к перевалу, больше опасаясь не за себя, а за коня, который мог в любой момент соскользнуть вниз в глубокую расщелину из прессованного снега и льда.

— Что там? — я сразу же стал допытываться у Башара, как только он подъехал к нам живой и невредимый.

— В полулиге отсюда мы наткнулись на странных людей. Они остановили нас и предупредили, что перестреляют каждого, кто хоть один шаг сделает наверх.

— Я послушался их, — пожал плечами принц. — Ну, не лезть же мне под стрелы ради того, чтобы узнать, продолжается тропа или завалена снегом? Но дорога наверх есть, я заметил. И все же один стрелок может запросто положить всех, не выглядывая даже из укрытия. Я ушел.

— Кого-нибудь заметил?

— Видел только двух. Они что-то спрашивали, но я плохо понял. Ребята пробовали мне переводить, но у них получается плохо. Иди, Философ, это уже твоя земля, тебе и говорить.

Я задумался, хотя мысли в этой ситуации мало что могли дать. Хочешь — не хочешь, а придется идти на переговоры. Кто эти люди? Случайны ли здесь, или же они обыкновенные охотники, испугавшиеся вооруженных людей, отчего упрямо захотевших повоевать? Или же целенаправленная засада? Но кто мог знать о нас? Попробовать откупиться? Деньги у нас были. Королева-мать дала мне несколько полновесных кошелей для возможного выкупа дочери, и я берег их пуще своей жизни. Лацию я не нашел, и надежда, что еще теплилась в глубине сердца, медленно угасала. Но признать самое худшее не позволял обыкновенный страх потери близкого человека.

Я взял с собой Скотура, чтобы он перестал клевать носом и поучаствовал в переговорах, еще трех человек и осторожно двинулся вверх навстречу неожиданному препятствию.

Башар был прав. Тропа огибала нагромождение валунов, из-за которых виднелась голова человека в меховой шапке. На камнях лежал арбалет. Где-то звякнула уздечка, ветер принес запах костра и немудреной пищи.

— Стоять! — звонко выкрикнул дозорный. Самострел взлетел в руках на уровень глаз. Острый наконечник уставился на меня. Стало неприятно. По спине пробежал холодок. Не люблю арбалет. Он уравновешивает шансы бойца и труса, причем трус имеет большую вероятность победить опытного мастера меча. А не мальчишка ли это? Больно голос молод.

— Мы с миром! — я поднял руку в успокаивающем жесте с величайшей осторожностью, показывая, что она пуста. — Мои люди сказали, что вы не желаете пропускать нас через перевал? В чем дело? Или кто-то купил тропу, чтобы собирать пошлину?

— Приказано задерживать всех, кто выходит из Степи по этой дороге!

— Да кто приказал? — я в сердцах даже привстал на стременах.

— Я, — из-за камня вышел высокий человек в меховой куртке, в высоких сапогах. Такая же мохнатая шапка, как и у дозорного, закрывала пол-лица. За спиной торчат перекрестьем рукояти двух мечей. Знакомо. И голос знаком. Предательское сияние солнца выбивало слезу, размазывая силуэт человека в неясную мутную линию.

— Нисла, убери свой арбалет. Не задень моего друга. Здравствуй, Философ! Я знал, что ты вывернешься из лап Костлявой!

Ну, да. Егерь. Лучшего момента для встречи лучше нельзя и придумать. Ради него стоит жить и побеждать в любом бою.

Я спрыгнул на предательскую осыпь, покрытую непрочным снегом, неспешно пошел навстречу Егерю. А сердце готово было выпрыгнуть из груди. Мы остановились друг напротив друга, посмотрели друг на друга, словно оценивая момент, и крепко обнялись. К чему лишние слова, если в медвежьих лапах Егеря чувствуются все эмоции от долгожданной встречи.

Я махнул рукой своим бойцам, ждущим результата переговоров ниже по тропе, и те так же молча спешились и повели животных за валуны, образующие неплохую естественную защиту.

— Ну, здравствуй, Егерь! — наконец сказал я хоть что-то. — Что ты здесь делаешь?

— Тебя жду, — Егерь даже удивился. — А что, по-твоему, мне делать в этом треклятом месте? Я не думаю, что ты бы пошел бы обратно через Ворота. Дураком я тебя никогда не считал. Ладно, пошли. Внизу дел по горло.

— Ладно, пошли к костру, погреемся, — в тон ему ответил я.

— Идем, — фарогар хлопнул рукой по моему плечу. — А у меня для тебя хорошая новость.

Эта хорошая новость обнимала Скотура, а лейтенант совершенно с обалдевшим взглядом вертел головой по сторонам, и его глупая улыбка озадачила меня гораздо больше, чем загадочное появление Егеря на перевале. Заметив, что я остановился у костра, он крикнул дрожащим голосом:

— Командир!

Неуклюжая фигура в толстой меховой куртке, расцепила объятия на шее лейтенанта и повернулась ко мне. Жаркая волна прошила меня с самых пяток до макушки. Я не забыл эти глаза, пусть и прикрытые наполовину капюшоном, эти губы и подбородок. Только не мог знать, как внутренне изменилась девушка, с которой я расстался целую вечность назад. Окружающий меня мир перестал существовать, кроме Лации, медленно идущей навстречу несмелыми шагами, в ореоле бледно-розового свечения. Или это слезы замерзли на ресницах? Наверное, я умер в этот момент. Дыхание перехватило горло. Предательски зачесался нос. То ли солнце виновато, то ли простыл…. Ага.

С ее головы упала шапка, но Лация даже не заметила этого. Она прерывающимся от волнения голосом прошептала:

— Ты жив, Вадигор! Ты все-таки вернулся!

— Я искал тебя. Боялся, что не найду. Всю Степь перевернул.

— Разве это важно сейчас? Что мне Степь? Ты жив, и это главное! Никто не верил в твое возвращение, а я каждую ночь звала тебя!

Лация всхлипнула и прижалась к моей груди. Я с протяжным стоном зарылся в ее волосах. Сейчас она была простой несчастной девушкой, а не той властной королевой, без колебания рубящей головы врагам королевства. Ну, это я думаю, что без колебаний. Из всех казней я присутствовал лишь на одной. Да и то на своей. А все те упреки, которые я готовил для Лации по поводу ее сумасшедшей выходки, застряли у меня в горле.

— Ты не плачь, — я неумело вытирал с ее щек горячие мокрые дорожки, не зная, как себя вести. Довольно глупо выглядел, кажется. — А то лицо заледенеет.

Кажется, мы стояли вечно, обнявшись, пока Егерь своим кашлем не вернул нас на землю. Оказывается, Скотур успел разместить весь отряд на крохотном пятачке. И на перевале сразу стало шумно и весело. Нас осторожно обходили, смущенно улыбаясь своим мыслям, и даже отворачивались.

— Господа! — Егерь после обеда собрал военный совет у костра. — Наша задача — идти в Берг. Отряд вырос, что меня радует, но это все равно капля в море. Патриканцы повсюду, но не они страшны, а храмовники, которые несомненно науськают на нас свору наемников. А, может, и войска Белой Розы. Поэтому надо иметь на запас два-три плана. Философ, берешь королеву, своего лейтенанта и еще десять человек — и уходишь подальше от преследования, если оное все-таки состоится. А мы останемся и задержим.

— У ваших патриканцев есть маги? — Лация даже содрогнулась от воспоминаний и прижалась к моему плечу.

— Энни королева, — Скотур оглядел сидящих. — Вы же обладаете кое-какими способностями, мы уже в этом убедились. Так что не нужно бояться. Мы поможем, если надо будет.

— Моих способностей не хватает отразить удар опытных колдунов, — грустно улыбнулась Лация. — Это страшно — противостоять силе, ломающей волю.

— Надо бы потом взяться за магов, — буркнул я.

— Наша проблема — храмовники, — напомнил Егерь. — Они уже в печенках сидят! Но я уверен, что Лебедь ни за что не откажется от желания захватить королеву Ваграма. И здесь можно сыграть на живца.

— Хотелось бы узнать, что вы собираетесь делать со мной? Таскать по лесам? Судя по вашим бравым речам, конца войны не предвидится. И сколько же мне предстоит быть наживкой?

— Это надолго, — подтвердил Егерь. — Вот почему нам важно как можно скорее уйти с перевала и достичь спокойных земель. А там можно и подумать, как вас отправить домой. К сожалению, я мало надеюсь на чужой флот, а с пиратами вы, я думаю, уже не хотите связываться.

— Мерзость! — передернула плечами Лация. — Надеюсь, вы разберетесь с Корсом и найдете моих людей.

— Боюсь, из Братства воинов мы превращаемся в спасателей, — усмехнулся Егерь. — Не буду обещать много. Дело безнадежное, но я надеюсь, что все образуется.

Когда все разошлись, Егерь схватил меня за рукав и знаком показал, чтобы я садился на корягу, придвинутую к костру.

— Мастер жив?

— Когда уходил — был живым.

— Расскажи, брат, о своих приключениях. Да не смотри ты так на свою королеву! Еще успеете помиловаться. Прости, конечно, что не даю вам уединиться. Давай, садись у костра.…

Егерь исчез куда-то, а я в это время кончиком ножа ковырял дрова, чтобы повысить жар от открывшихся снизу углей. Костер стал нестерпимо жечь лицо. Что же мне делать? Не хотелось признаться себе в полной растерянности. Рано или поздно разговор с Лацией, расставит все по своим местам. Что я предпочту: роль производителя для рода Одемиров, которая в свете последних событий ущемляет гордость Вадигора, или остаться тем, кем я сейчас есть? А кто я есть? Карающая длань тайного Ордена, слепое оружие высокой политики, где мне не суждено понять тайные замыслы. Меня будут использовать всегда, пока я не прозрею. До опыта Егеря мне, вероятно, не допрыгнуть, — стал размышлять я, — а значит, всегда буду бегать по Пафлагонии и другим местам. Хочу ли я этого? Хочу ли стать Спасителем или, как его там: обладателем всего мира? Подвигнет ли меня Корона на предательство? Отвернусь ли я от друзей, которые толкнули меня к этому? Отвергну ли я людей, которые уважают меня таким, какой я есть? А власть меняет человека — о чем я был извещен заранее. Слишком много людей с твердой уверенностью говорят об этом печальном факте. Так как же поступит со мной Лация? Говорят, сильный и волевой человек подчиняет себе даже строптивую власть. Ерунда. Это она исподволь завладевает человеком, и с дьявольской хитростью властвует им. Вопрос лишь в умении противостоять всесокрушающему соблазну повелевать массами.

Суждено ли мне вкусить этого яда?

Завтрашний день откроет перед нами новые возможности, новые пути, по которым мы направим коней, чтобы прорываться сквозь кольцо врагов и спасая чьи-то жизни. Что ж, если я родился в такое время — надо суметь выжать из него все, что принесет пользу.

В этот год Степь была взбудоражена необычайно. По всей Золотой Цепи наблюдались хаотичные наскоки кочевников, но это мало походило на массированное вторжение, о котором твердили с железной уверенностью во всем Союзе Трех. Уже позже шпионы один за другим стали доносить, что большой войны не будет. Коварный и злой Ханвар отложил вторжение на неопределенное время.

Королевские дома ломали головы над этим событием. Что-то же помешало кочевникам направить свое оружие против цветущих городов. Мало кто знал, что одной жаркой ночью из Степи к стенам крепости Крот выехало около двух десятков рыцарей во главе с бароном Афлегом. Они разворошили осиное гнездо в самом сердце кочевых народов. Два месяца рыцари крушили острым железом и копытами могучих коней тылы врага, оставляя после себя пепелище. Теперь ясно, что это за зарево полыхало на горизонте в течение семидесяти дней.

Лация так и не объявилась к первому снегу, с горечью призналась главенствующая верхушка Ваграма. Королевские штандарты были приспущены на целый год, а власть перешла в руки королевы-матери Женнис, еще имеющей шансы передать корону своему сыну Магвану, но этот шаг ломал все традиции престолонаследия в Ваграме по линии Одемиров. Королева-мать пока ничего не могла сказать, где он находится. Сын тоже до сих пор не вернулся из дальних земель, где путешествовал в интересах науки. Так твердили во дворце. Так хотелось верить всем.

Война отложена — Алам затаился в ожидании еще больших потрясений. Кто может знать будущее, если даже прорицатели ошибаются?

Глоссарий

Агведа — Орден боевиков, основной конкурент Серого Братства. Прямых боевых столкновений стараются избежать, иногда предлагая свои услуги в обучении новичков Братства боевым искусствам. Но ради тайной власти активно продвигают своего Претендента овладеть Короной Мира.

Алам — восточные земли материка. Имеет обширные степи, населенные дикими и неуправляемыми кочевниками. На самой оконечности Алама расположены три государства: Ваграм, Сатур, Камбер. Все они имеют выход к морям, вследствие чего активно торгуют между собой. Каждая страна владеет флотом, армией, и связана договором Союза Трех. Алам считался таинственной землей, потому как по суше добраться до него из Пафлагонии было невероятно трудно, а по морю многие справедливо опасались путешествовать, так как бесчинства пиратов резко ослабляли торговлю между землями. И все же медленно, но верно появлялись научные труды по землеописанию и трактаты о путешествиях за Драконьими Зубами.

Алая Роза — приверженцы святого Доминика.

Белая Роза — приверженцы святого Патрика, воюющие на стороне Протектората.

Вечные Смотрители — живущие в недосягаемых местах то ли отшельники, то ли монахи, имеющие неограниченную магическую и жизненную силу. В их обязанности входит выбор из Претендентов Владыку и вручения ему Короны Мира. После смерти Правителя атрибуты власти разносят на восемь сторон света и надежно прячут от людских глаз. При рождении очередного Претендента его родителям объявляют волю Вечных.

Дом — конгломерат мелких земель под управлением главенствующего на Пафлагонии управителя, на данный момент герцога Линда из Дома Лоран.

Драконьи Зубы — горный массив, делящий обширные земли на две части: западную и восточную в самом узком месте континента. Северные отроги обрываются в заливе моря Рева, а южные — в залив Меченосцев. В этой горной гряде есть два прохода: так называемые Ворота и Береговой путь.

Золотая Цепь — фортификационный пояс из городов-крепостей, протянувшийся с севера от Крабового залива на юг до моря Закатов. В него входят Дарк, Штар, Крот, Горб, Бланк и Энгл — один из морских портов Ваграма.

Муфазар — далекий южный материк, лежащий за морем Закатов. Несмотря на отдаленность, активно торгует с Аламом тканями, жемчугом, драгоценным оружием, лошадьми, вином. На самом материке процветает рабство. Каждый из правителей охотно приобретает захваченных в боях или на морских просторах людей и использует их в своих целях. На Муфазаре несколько государств: Адириях, Нисая, Мусасир, Анси. Великая пустыня занимает значительную территорию Муфазара, поэтому часты войны за обладание плодородных земель (война Адирияха с Нисаей и ее союзником — Мусасиром), расположенных по окраинам материкам вблизи водных просторов.

Пафлагония — западная часть огромного континента, разделенного горной грядой под названием Драконьи Зубы. На ее территории расположены Готские земли, земли Ланса, земли Оушн, земли Ансвера, земли Протектората, Андальские земли. Практически каждая земля имеет своего доминанта (управителя). Дом Лоран контролирует земли Оушн. Дом Перьон держит под собой Готские Земли. Дом Гоччи — земли Ансвера. Андальские земли под властью Дома Турон. Они получили некоторую независимость в обмен на лояльность главенствующего Дома.

Претенденты — люди любого сословия и положения, неведомым для всех образом выбранные Вечными Смотрителями для Большой Игры в овладении Короной Мира. Характер, личные качества, хорошие или плохие дела, сотворенные их руками — все это не имеет значение для Смотрителей. У них одна цель — вручить Корону истинному Владыке Мира.

Протекторат — главный соперник Дома Лоран в войне Алой и Белой Роз. Военные действия ведутся на территории Пафлагонии с одной целью: единая власть на Континенте, расширение земель для возросшего населения, подвластного Протекторату.

Серое Братство — самый древний тайный Орден, ведущий свое начало с диких земель восточной части материка. На месте настоящих государств Ваграма, Камбера и Сатура в стародавние времена были другие королевства и владения, в большей мере созданные магией и колдовством. И именно действия Братства в борьбе с магами положили начало новым странам. После бурных веков становления Серые активно влияли на жизнь Ваграма, после чего неожиданно ушли за Драконьи Зубы. И уничтожение черной магии стало главной целью Братства. В данное время испытывает трудности в борьбе с волшбой, связанные к тому же договором с Домом Лоран о взаимопомощи. Вступили в активную борьбу за продвижение своего Претендента на Корону Мира.

Союз Трех — договор между Ваграмом, Сатуром и Камбером о дружбе и ненападении. Главным пунктом является обязательная помощь в случае войны с кочевой Степью, содержание в порядке пограничных крепостей на стыке окультуренных земель и Степи. Договор обязал каждую сторону участвовать в строительстве Золотой Цепи — оборонительного пояса городов-крепостей.

Фарогар — охотник за колдунами и магами. Следопыт высочайшего уровня, имеющий природную защиту от влияния магии.

Храм Странников — тайный орден поклонников культа Бесконечного Пути, в котором человек изменяется сам и меняет других. Несмотря на довольно мирное название, Странники часто прибегают к людским жертвоприношениям.

Храм Почитателей Огня — или иначе Огнепоклонники. Культ Огня подтверждается кровавыми жертвами. Орден не такой многочисленный, как Орден Агведы, но более опасный в своем стремлении опутать мир своими нитями.