Серебряный вечер (ЛП)

Сандра Вог «Серебряный вечер» («Стражи Тарнека» — 2)

Перевод: Kuromiya Ren

С любовью Кристоферу и Джереми…

1

КОНЕЦ ЛЕТА

— Ты не боишься смерти.

Женщина с огромными глазами лежала на земле, она и прохрипела эти слова. Горло ее было разорвано. У нее оставалась пара вдохов, и она потратила их на меня. Но здесь не осталось никого ей знакомого, кому она могла бы признаться в любви напоследок или попрощаться, она не могла высказаться. Была лишь незнакомка, что держала ее за руку.

Я улыбнулась и повела себя так, как и всегда с умирающими, опустившись на твердую землю рядом с ней, пока она боролась за жизнь. Мы держались за руки. Я тихо говорила, словно мы продолжали разговор, словно мы пили чай и обсуждали дождь.

— Нечего бояться.

Женщина хотела возразить, но отвела взгляд и замерла. Я еще минуту держала ее за руку, а потом отстранилась с вздохом. Двигался лишь дым.

Дым. Он приносил из-за зеленых деревьев запах гари. Мы были далеко от разрушенной деревни, но серый пепел летал и здесь, окружая, ослепляя и загрязняя душу. Мою душу.

— Госпожа! Госпожа Целитель!

Меня звали так все время, что я была в Берне, с того момента, как я бросила свою сумку в поле, что когда-то было плодородным, когда опустилась на колени и принялась помогать тем, кто лежал среди обугленных стеблей. И мое состояние ничего не меняло. У меня просто был дар им помочь.

— Госпожа! Сюда, прошу! — мужчина с каштановой бородой склонился у маленького вороха одежды. Он шел по полю впереди меня, обходя костры, крича и указывая на тех, кто еще дышал. Я не знала, как он находил в этом удушающем дыму среди многих одиноких выживших.

Я закрыла глаза женщины, скрестила ее руки поверх ее сердца, поднялась и поспешила за мужчиной, закатывая рукава. Я забыла сумку и вернулась за ней. Сумка была легкой, когда я покидала родную Мерит, а сейчас была даже легче. Я взяла только травы — миньон, тис и гелиотроп — но они вряд ли помогли бы кому-то, кроме меня. И я уже ничего не хотела. Три из пяти деревень, что я прошла, были разорены, раненые просили о помощи, просили исцелить их или ускорить смерть. Я шла по следу разрушений, жестокости и дикости. Я никогда такого не видела в других деревнях, не представляла, что Троты нападут на других беззащитных людей. Но в этот раз существа пробежали не только по Мерит, сжигая и уничтожая без особой причины. Как Целитель, я видела результаты несчастных случаев или беды, это не вызывало отвращения. Но в этот раз все было иначе. В этот раз насилие было для удовольствия.

— Здесь! Здесь, — мужчина с каштановой бородой вцепился в мою юбку, потянул за собой к маленькому мальчику, он был поникший, но почти невредимый.

— Последний? — спросила я. Голос я старалась держать спокойным, чтобы предотвратить панику бородача. Он слишком старался отыскать кого-нибудь в полях. А теперь у него дрожали руки и губы. Отчаяние брало верх.

Мужчина неловко кивнул, озираясь. Он успел назвать себя по дороге, Раффин. Я его так не называла.

— Так много мертвых, — он нервничал. — Слишком много.

Я коснулась виска мальчика.

— Он может выжить, если мы поспешим.

— Хорошие вести.

Точно. Я видела лишь семерых жителей в этой деревне. Ужасный результат.

Голос мужчины превратился в робкий шепот.

— Почему они пришли?

— Не знаю, — честно ответила я, заглядывая под веки мальчика. Белки оставались белыми.

— Но вы из Мерит, — прошептал бородач. — Я слышал это от вас. Я знаю о вашей деревне. Монстры из гор Мир нападали на вас пятьдесят, пятнадцать лет назад…

— Тринадцать, — исправила я.

— И посреди лета. Три атаки, — грубо сказал он, словно завидовал. — Мерит трижды пережила атаки Тротов.

— Раньше они убивали лишь тех, кто мог рожать детей, — я раскрыла рот мальчика и проверила его язык, увидела, что горло чистое. — В этот раз… — голос дрогнул. — В этот раз…

В этот раз у нас было предупреждение. Так мы и выжили. Моя кузина Ларк вернулась с поля с оторванной рукой. У Ларк был Взор, редкий дар, что мог читать истории людей, и она рассказала нам, что рука принадлежала доброму Руберу Минлу, что его убили Троты, что монстры снова думают о нападении на нашу деревню. У нас было десять дней тревоги и страха. Десять дней надежды.

Ларк одна искала помощь нашей беззащитной деревне, связанная с заданием, что она не выбирала. Она была самой робкой в Мерит, она никогда не покидала пределов розовых кустов на границе деревни. Но она добралась до холмов на севере, нашла и уговорила Всадников (легендарную двенадцатку) прийти и спасти нас. Одиннадцать из них примчалось на лошадях в Мерит с мечами почти одновременно с Тротами, они спасли нас от худшего. Ларк вернулась после с двенадцатым Всадником, они были ужасно ранены. И настал наш черед спасать — мы с бабушкой исцелили их, стараясь изо всех сил. Скромная и любимая Ларк, почти моя сестра, лучшая подруга спасла наш дом.

Все было хорошо. Но я не рассказывала об этом бородачу, а он и не хотел слушать.

— В этот раз? В этот раз все по-другому! — содрогнулся он. — Они пошли не только в Мерит, они напали не только на тех, кто мог рожать детей. Они убили всех, кого могли!

— Думайте, что теперь делать, — сменила тему я, вытирая пальцы о накидку. — Чинить здания. Собираться. Вам нужно укрытие от солнца. Нужно найти чистую воду, — я искала в пыльной сумке склянки с травами, расставила их на земле перед собой. Я выбрала одну и сняла крышку. Миньон. Самая сильная из целебных трав.

— А смысл? — ворчал мужчина. — Смысла нет. Мы пропали. Смерть, засуха, к чему страдать дальше? Спасать уже нечего!

— Вот, — я взяла бородача за руку и высыпала сушеные листья на его испачканную пеплом ладонь. Воды не было, хватит и его слюны. Так он хоть будет занят. — Разжуйте, считая до десяти. Медленно. И не глотайте, — он послушался, глядя на склянки. Я спрятала миньон от его взгляда.

Я приподняла рубашку мальчика, бледный плоский живот, бледная грудь, ран не было. Я осторожно перевернула его на бок, и пальцы вдруг стали липкими от крови. Я сорвала рубашку. Под левой лопаткой была глубокая рана. Трот когтем задел его, хорошо еще, что лишь одним, иначе он мог лишиться спины. Я видела страшные результаты сражений с Тротами. Мальчик не был их целью, он просто попался на пути.

— Сплюньте на руку, — сказала я бородачу, поднимая руку мальчика и заводя ее за его голову. Я вытерла кровь и грязь. — Размажьте там. Тонким слоем, но чтобы закрывало все.

Бородач потел, холодные капли пота были последствием шока, плохо дело.

— Сосредоточьтесь, — попросила я. — Сосредоточьтесь, — его руки дрожали, он растирал смесь по коже мальчика, и мне пришлось оттолкнуть его руки, он явно забыл, что нужно заканчивать.

Я опустила руку мальчика, подперла его щеку его же ладонью и убрала волосы с его лба. Волосы были мягкими, и я отвлеклась на миг, перебирая его кудри, думая, что так и касаются спящего ребенка. Желание пронзало меня больнее иглы. Я сглотнула и… прогнала его. Хватило минуты, чтобы прийти в себя. Дым рассеялся, я взглянула на бородача.

— Вытрите руки, — сказала я, указывая на почерневшую траву.

Он мне не слышал. Ладони его лежали на коленях, уголки рта дергались, но слова не получались. Я сорвала пучок травы и сама оттерла смесь с его ладоней, он не дрогнул.

— Не надо падать в обморок, — попросила я. Вцепившись в его плечо, я пожелала, чтобы моя энергия помогла ему прийти в себя. — Вы целый. Вы поможете.

Он повернул голову и странно на меня посмотрел, имя его было слишком знакомым, Рафинн. Дым проникал между нами, пламя угасало, шипя: «Разрушение и смерть, разрушение и смерть, все погибло, погибло, все погибло». Я отвела взгляд и осмотрела поле, где мы сидели. Другие выжившие уже ушли отсюда, и мне не нравилось быть наедине с тем, чье имя было больно произносить, чей взгляд был полон невысказанных слов.

— Послушайте, — процедила я, резко отвернувшись. Я тряхнула его за плечо и сжала сильнее. — Слушайте. Вы в порядке. Все будет хорошо.

— Хорошо… — повторил бородач. — Хорошо… — моя энергия все же зажглась в нем. Вина раскрылась в нем, шепот перерос в крик. — Я целый, потому что не помог! — выпалил он. — Я целый, потому что боялся! Я убежал. Я бросил деревню гореть… и убежал! Слышишь? Я убежал.

Мужчина зарыдал. Я застыла, отчасти жалея его, отчасти чувствуя отвращение. Я хотела бы убрать руку с его плеча, чтобы он нес свою вину сам. Я хотела бы убежать от этой тьмы, столкнуться со своим горем. Но Целители так не поступали. Он убежал. Я не могла.

Я дождалась, пока он успокоится, а потом отпустила его, отряхнув ладони.

— То, что было, уже прошло, — сказала я. — Теперь вы помогли. Смотрите.

Мальчик лежал, свернувшись калачиком, но рана покрылась пузырями по неровному краю.

— Это яд когтей Трота, — тихо сказала я. — Миньон выталкивает его, — я взяла в руки маленькую теплую ладошку и ускорила процесс. Мы смотрели, как лилово-черная кровь капает из раны, как она сменяется на чистую и красную. Рана быстро затянулась.

— Все яды так реагируют? — прохрипел мужчина.

— Разные яды отвечают на разные травы, — я взглянула на поле, покрытое пеплом, и добавила. — Некоторые вообще нельзя изгнать, — хукон был самым коварным, ведь его ничто не могло полностью излечить.

И вряд ли что-то могло излечить страх.

Он посмотрел на меня под разными углами, коснулся своего плеча, что я трогала до этого.

— Ты… такая сильная, хоть и юная, — в его голосе были нотки восторга. — Я думал, Целители все уже пожилые.

— Мне уже два месяца как семнадцать, — этого хватило. То, что я увидела за эти два месяца, заставило меня повзрослеть.

Я снова подняла руку мальчика и вытерла рану чистой частью своей накидки. Моя накидка была бирюзовой, была, пока я жила в Мерит. Миньон оставил черный след на ткани.

— Он маленький. Лекарство нельзя держать долго, иначе он не проснется, — объяснила я. — Целебные травы могут стать ядом, если использовать их неправильно. И они не для вас.

Последнее я сказала строго, ведь мужчина все еще смотрел на флакон с гелиотропом и тисом, что стояли на земле. В его взгляде появился новый оттенок. Он мог узнать одну из трав, понимал теперь и то, что неправильное использование их прервет его страх навеки. Всегда так было: смерть и исцеление. Они всегда были рядом.

Я спрятала склянки в сумку и закинула ее на плечо, чтобы сохранить. Сохранить… так я еще не думала. В Мерит, дома, мы никогда не запирали дверь, никогда не спорили со злостью, никогда не боялись даже Темного леса у нашего дома. А теперь, оказавшись на сгоревшем поле, я чувствовала опасность. Не от кровожадных Тротов, но от того, что они оставили после себя.

Еще одно чувство я оттолкнула, чтобы сосредоточиться. Мне надоело быть стойкой. Но я повернулась к бородачу, и лицо не выдавало моих мыслей.

— Пусть ребенок просыпается сам, — сказала я. — Найдите для него еду, и для остальных. Лучше — бульон. Разожгите костер. Найдите воду и ковш. Бросьте в воду что-то съедобное. Понимаете?

Он кивнул, дрожа. Я оттолкнулась от земли.

— Ты уходишь?

Я кивнула. Я и без этого опоздала исполнить свою судьбу.

— Но ты не можешь уйти! Не сейчас! — закричал он, подпрыгивая. — Ты должна помочь нам закончить начатое. Мы… не знаем, что делать. Ты в силах помочь.

«Нет, — я закрыла глаза. — Отпустите меня. Дайте мне уйти».

Но бородач развернул меня к себе, нервничая, забыв о мальчике на земле.

— Ты должна помочь, — настаивал он. — Сюда, — он решительно зашагал.

— Постойте! — крикнула я. — Ребенка заберите! — бородач вернулся и нетерпеливо подхватил мальчика на руки. Его стоило оставить исцеляться там, но бородач это уже забыл. Я не знала, не бросит ли он ребенка на холодных камнях, потому пришлось идти за ним.

Я отогнала недовольство и пробралась сквозь обгоревшие стебли и листья к ближайшему телу, чтобы найти одежду для мальчика. Старику там уже не нужна была его накидка, и я осторожно сняла ее с его плеч. Я забрала и фартук с трупа женщины.

— Сюда, — сказал бородач, когда я догнала его. Он вел меня к руинам Берна, где на рыночной площади уже лежал спасенный мальчик, подложив под голову фартук и кутаясь в пиджак. — Сюда, — повторял тихо бородач. Я следовала за ним, размазывая его следы на пепле.

Рядом с последним домом у длинного сарая в саду, что смог уцелеть, собрались выжившие пятеро жителей деревни. Они не могли успокоиться.

— Что это? — спросила я. — Еще кому-то плохо? — я подошла к засову на двери, но бородач крикнул:

— Нет! — он схватил меня за руку и оттащил. — Не один из нас. А… — он едва смог сказать. — Трот.

И в ответ из сарая раздался рев. Толпа вскрикнула и отступила. Даже я покачнулась, ощутив угрозу. Трот.

— Раненый, — прошептал кто-то.

— Первый пришел. Тамэл смог ударить его молотом, пока его не убили, — сказал другой. — И он убежал туда. Потом напали остальные…

Все это произошло два дня назад, насколько я знала. Я выпрямилась.

— Никто не открывал дверь? — спросила я. — Никто не смотрел? Он точно ранен?

Они покачали головами в ответ, я опустила голову.

— Нельзя так оставлять Трота.

— Мы думали, он умрет…

— А он не умер! — возмутился кто-то. — А если он…

— Вырвется и убьет всех нас!

— Отомстит!

Они испуганно шептались. Шестеро взрослых — четверо мужчин и две женщины, а еще маленький мальчик, что спал на площади. Семеро. Печальные выжившие. Трот ударился о стену сарая, паника пронзила стоявших, они замерли.

— Ты можешь заклинанием запереть его внутри? — спросил самый молодой из мужчин.

— Она Целитель, балда! — ударил его по плечу другой.

— Какая разница? У нее тоже есть заклинания!

— Целители не маги! — крикнула я.

— Но она знает травы, — сообщил бородач. Он повернулся ко мне и повторил мое предупреждение. — У тебя ведь с собой эти яды? То, что может убивать. Если мы разотрем твои травы и добавим в мясо…

Женщина завопила:

— В мясо? Когда мы голодаем?

— Вокруг полно мертвецов, — прошипел бородач. — Угощайся.

Злость их поутихла.

— Это слишком легко! Мы должны убить это болезненно! — он повернулся. — Госпожа Целитель, у тебя ведь есть что-то для этого в сумке?

Кто-то согласно засмеялся и сказал:

— Если яд его ослабит, можно снять засов и прикончить это!

— Медленно прикончить!

— И отомстить…

Это. Трота. Отплатить страданием за страдания.

— Травы не для этого, — вмешалась я. — Нельзя просить меня забрать жизнь.

Защита, но не жестокость.

— Это монстр, — возмутилась женщина.

— Такой же, как и вы, — парировала я. Хватит насилия. Я прошла к двери и схватилась за засов. — Я сама с ним покончу.

Никто мне не остановил. Они побежали прочь, сбились в кучу. Они кричали испуганными голосами:

— Не выпускай его! Он убьет нас! Разорвет на клочки тебя! Ты станешь кормом ворон!

— Я не боюсь Тротов, — отозвалась я. Открыв дверь, я захлопнула ее за собой с мрачным торжеством. Лучше столкнуться с жестокостью, чем самой так поступать.

* * *

Здесь было темно. Окна были грязными от сажи. Соломенный пол усеивали лопатки и грабли, колеса и телеги были перевернуты — Трот от боли сбивал их. Я чувствовала запах крови, слышала дыхание со свистом, но не видела его.

Я держалась рукой за засов и прошептала:

— Где ты прячешься?

Тихий рев в темноте. И ничего. Я ждала, понимая по зловещей тишине, что это было лишь предупреждение, что Трот не мог напасть. Я выдохнула и отпустила засов, пойдя мимо беспорядка, стараясь не шуметь. На полпути я застыла от вони крови и монстра. Я сглотнула и склонилась влево, вглядываясь в полумрак, видя тень, что принимала форму.

— Вот ты где, — прошептала я.

Трот был ужасно ранен, левая рука была вырвана из плеча, кровь текла из него, и была скорее черной, чем красной. Он провел так два дня, впечатляет. Но так он был опаснее — перед смертью он был яростнее. Трот вполне мог вырваться из сарая и напасть на выживших. И мог уничтожить их. Даже с одной рукой Трот мог всех нас убить.

Я разглядывала его, удивляясь, что он, будучи не таким и большим, был сильнее человека. Скорченный, с грубой кожей, спутанными волосами и острыми зубами, щели вместо носа. И глаза, предназначенные для тьмы. Они вспыхивали на свету. Я понимала, что Трот видит лучше и может убить одним ударом. Но я осталась, желая, чтобы монстр поднялся, хотела знать, словно в темноте я могла узнать Трота, что убил моего любимого. А если бы я узнала его, то…

Я не рассказывала бородачу, что Всадники спасли Мерит от худшего. Почти.

Троты вырвались из Темного леса, помчались по садам и полям, мимо домов и амбаров, по красивым дорожкам, что вели на площадь. Но за ними пришли Всадники и…

В отличие от Берна, мы были спасены.

Но резня в деревне была невероятно жестокой. Юноша лежал с разорванной грудью посреди площади Мерит. Райф, мой Райф. Трот ударил его грудь когтями. Может, именно этот Трот.

Мы смотрели друг на друга. Трот был в углу. Я была открыта. Не лучший вариант. Для него.

В этот миг я была непобедимой, силу давали мне не знания лекарств и бесстрашие, я ярость. У меня был виновник, я могла кричать на него, хоть и не делала так никогда. Кровь закипала, мчась по венам, щеки пылали, сердце билось чаще, и я уже словно занимала собой весь сарай, словно могла раздавить это жалкое существо мимолетным движением и без звука.

Трот почувствовал это. Он насторожился, светящиеся глаза смотрели на меня. Я зло смотрела на него с жестокой усмешкой.

— Я бы оставила тебя, — прошипела я. А минуту назад меня пугала жестокость жителей этой деревни. Теперь же я шептала то же проклятие, хотела его исполнить. — Я хочу, чтобы ты страдал. Хочу ранить тебя.

Он смотрел. Трот не понимал меня… или понял. Хоть я и притворилась, что пошла сюда с мрачными намерениями, Целители не могли действовать из злости. Я не могла ранить, продлить боль. Я не могла бросить его на растерзание жителей.

Не могла отомстить за смерть Райфа.

Ярость же все еще кипела во мне, яркая, словно падающая звезда. И все. Улыбка увяла, я решила прекратить его мучения. Оглядевшись, я отыскала косу. Изогнутая, острая, с деревянной ручкой. Она висела на стене. За Тротом.

«Задача Целителя…» — я пошла вперед, Трот дернулся. Я наступила на грабли, и он зарычал, небольшой удар, и я все еще не боялась его, а он остался настороженным. Мы были еще ближе друг к другу, моя накидка могла коснуться его ноги. Он не нападал и не убегал, он мог устать от потери крови и боли. Трот оставался у стены, выдыхая с шумом сквозь щели, я потянулась через него за оружием. Его зловонное дыхание и запах крови смешивались в невыносимый букет. Я сглотнула, медленно потянулась рукой над его головой с тонкими волосами. Он проследил за моим движением….

— Госпожа Целитель! — крики разрушили тишину, мы вздрогнули. — Госпожа Целитель! Что там?

С громким воплем Трот бросился, я почти схватила за косу. Его когти впились в мою шею, я оказалась прикованной к стене, пальцы тянулись к рукояти. Жители кричали, не скрывая ужаса.

— Тихо! — пыталась крикнуть я. Но голоса почти не было, как и воздуха.

Трот был ранен, но держал крепко, рот без губ оскалился, обнажив острые зубы. Я закашлялась и потянулась к косе, пораженная его скоростью. Так просто. Я перестала бороться, вспомнив, как Трот бросился на меня, склонившуюся у безжизненного тела Райфа.

И мое бесполезное желание осталось прежним: «Убей меня. Убей».

Но этот Трот ждал. Может, он питался страхом, но не находил его у меня. Может, он учуял травы Целителя, надеялся на исцеление. Или он чувствовал ту же ненависть, что и я, и наслаждался тем, что боль жить для меня хуже быстрой смерти?

Лишь догадки. Трот был монстром, убийцей, а я — добычей. Мы смотрели друг на друга.

А вот и осознание того, что меня стоит убить. Хватка монстра стала сильнее, он вдавливал меня в стену. Шея врезалась в доску. Кончики пальцев достали до рукояти. Давай. Ударь. Я молила его победить. Здоровая рука полетела на меня.

Сработал инстинкт. Я сорвала косу с крючка и вонзила в его горло раньше, чем он прикончил меня. Кончик лезвия пронзил его мягкую шею, место, где вена проступала под кожей.

Как быстро все заканчивается. Так просто. Так нечестно. Он смотрел на меня без потрясения, его мучения прекратились, я видела… облегчение. Сияние в его глазах погасло, когти разжались. Трот упал на пол, шипела вытекающая черная кровь. Мои ноги коснулись земли. На миг была лишь тишина, даже жители притихли. Я медленно вытерла косу о накидку и повесила ее на стену. Я прижалась пальцами к щепкам на стене, о которые успела оцарапать руку и выдохнула, но не от облегчения. Сказывалась натура Целителя. Никакого зла. Никакого вреда. Даже для себя.

Снова крики.

Может, немного зла все же понадобится. Я добралась до двери и открыла ее, удивив жителей. Они отпрянули, крича, и я не сразу остановила их, сказав:

— Вот и все.

Они медленно вернулись, успокаиваясь, а потом беспомощно рассмеялись.

— Ты убила его! — вопил злой мужчина. Я кивнула и отряхнула одежду, чувствуя запах крови Трота, что еще покрывала мои пальцы. Одну из женщин стошнило. Но другая вытерла глаза и удивленно посмотрела на меня.

— Как? Как ты смогла? Ты пришла к нам, помогла, убила, но… твое лицо такое смелое и спокойное. У тебя нет слез? Слез печали, тревоги, страха или облегчения?

Нет. Слез не было. Ведь Целители не плачут.

— Я сделала то, что вы просили, — сказала я. — И теперь ухожу, — я отошла от сарая. Я помнила, что нужно идти на запад, и повернула туда, а потом оглянулась. — Не забудьте про мальчика на площади, — и сказала Рафинну. — Не забудь накормить его бульоном, — он кивнул. Как и остальные.

Я не буду жалеть, покидая это место, это имя. Они глупо улыбались после смерти одного Трота. Уродливая победа в море отчаяния, улыбки и тусклые взгляды. Может, и мой взгляд был таким же. Я подавила дрожь и сказала спокойно:

— Я прощаюсь. Удачи вам.

Обгорела трава и деревня. Не жалеть, что покидаешь это место…

Но они не собирались меня отпускать. Они шли за мной и говорили:

— Ты не останешься?

— Куда ты?

«Нет, не останусь. Меня ждет мой конец».

— Пожалуйста, стойте, госпожа Целитель!

Рафинн. Я замерла, затем обернулась.

— Твое имя, — сказал он нервно. — Оставь хоть это. Мы должны благодарить тебя по имени.

— Ева, — сказала я через миг. Это не мое полное имя, даже не кличка. Но оно звучало старше, как у взрослого Целителя, которым меня ожидали увидеть.

— Благодарим вас, госпожа Ева, — прошептали жители в унисон. — Благодарим вас, госпожа Ева.

Я кивнула каждому и пошла дальше одна.

— Госпожа Ева, — услышала я восхищенного Рафинна. — Она не боится смерти.

Да. Никаких слез, никакого страха смерти. Скривившись, я ушла от них.

Вдали от них я улыбнулась. Бояться смерти? Нет. Я была бы ей рада.

2

Я была бы этому рада.

Слова повторялись, словно песня. Они сопровождали меня на всем пути по покрытому мхом берегу руки. Я остановилась, чтобы смыть с рук события прошлых дней, по очереди снимала вещи — накидку, платье, нижнее белье и сандалии. Я отмывала кровь и пепел с каждой вещи, водя по ним камнями со дна реки медленные круги. Я отмыла камешками и себя, пока не стала такой же чистой, как и моя одежда, пока мои волосы не стали снова серебристыми.

Я оставила все сохнуть на берегу и плюхнулась в реку, нырнув ко дну. Я любила плавать, смотреть, как на воде и каплях ее на коже сверкает солнце, таким было исцеление для меня. Но сейчас эта тишина заставляла воспоминания звенеть в ушах: звон мечей, крик монстра, рев огня на площади Мерит. Я не могла этого исправить.

Я была бы этому рада. Я пела это под водой, глядя, как вверх уносятся пузырьки, а закат окрашивал воду в кровавый цвет.

Позже я растянулась рядом с одеждой, чтобы высохнуть, и ждала, пока угаснет свет. Еще позже я собирала водяной кресс, фенхель и дикую морковку на ужин, добавив немного сушеного мяса, которым отблагодарила меня одна из деревень. Методично, аккуратно, без эмоций. Я нанесла немного масла из листочка беррита на веточку и зажгла ее, словно свечу.

Я невольно выполняла действия, что помогали выживать, хотя я этого и не хотела.

Горькая правда: я могла повторять, что буду рада смерти, но отдаться смерти было почти невозможно, даже в хватке Трота у меня не получилось. Я была плоха в этом, но я не могла отпустить себя.

Это была слабость, а не трусость. Можете звать это долгом, виной из-за моего дара. Целители знали слишком много. Мы часто работали с Природой и могли заметить растения, что можно было есть, что могли спасти. Мы могли легко найти воду, разжечь пламя, устроить укрытие от бури, определить направление… Наши руки испускали успокаивающую энергию в других, ускоряли исцеление. Мы инстинктивно защищали себя. Защищали от попыток забрать нашу жизнь раньше времени.

Рядом со своим скудным салатом я поставила две склянки с травами из своей сумки и смотрела на них, пока ела. Только два флакона. Миньон был слишком ценным, чтобы неправильно использовать, и я оставила его в сумке. Но гелиотроп и тис были милой отравой. Я часто вытаскивала их, открывала склянки и вдыхала насыщенный земной аромат одного и вишневый запах другого. Я представляла, как проваливаюсь в сон.

Уснуть. Это я планировала, потому и ушла из Мерит, потому и бросила бабушку и Ларк на рассвете, не попрощавшись, и ушла от своей жизни. Я не могла остаться и страдать. Это было словно заканчивать вышивку без основного цвета, и не могла терпеть эту тусклую картину, это одиночество. Я хотела к Райфу. Я хотела, чтобы он не умирал.

Рука невольно потянулась к тису. Я коснулась пальцем гладкого стекла, повернула склянку, чтобы посмотреть на темные кусочки внутри. Из некоторых растений яд испарялся, если их нарезать и высушить. Но не из тиса. Медленно разжевать, случится расстройство желудка, смерть наступит быстро… Я делала так много раз — смотрела или нюхала склянки, вспоминала эффекты, хотела сунуть в рот содержимое. Каждый раз я была уверена, что смогу подавить инстинкты, но каждый раз я обнаруживала себя собравшей вещи и отправившейся в путь в тумане. Очередной ужин, еще одна ночь, еще одна разрушенная деревня.

Пальцы нашли крышку. Я сжала ее между большим и указательным пальцем.

«В этот раз, Эви. Если бы ты только смогла…»

Фенхель стал горьким. Я выплюнула его, вытерла рот и спрятала склянки в сумку раньше, чем осознала это.

Дыхание перехватило. Я содрогнулась. Пальцы коснулись предметов, что я прятала под швом на дне сумки. Воспоминания о доме, что я взяла с собой, вещи, что могла сохранить, что ранили сильнее и больнее любого яда.

Перо жаворонка и плетеное кожаное кольцо.

Перо напоминало о Ларк. Я подобрала его с дорожки в саду вскоре после того, как она ушла за Всадниками. Это был не знак, но перья жаворонков были редкими, найти его было приятно. А кольцо? Кольцо носил дедушка Райфа, которого растерзали Троты. Во время атаки на Мерит Райф вернул кольцо, что в качестве трофея оставили Троты. А я забрала его из мертвой руки Райфа.

От руки к руке, таким был цикл кольца, цикл побед и смертей. Моя рука была холодной, замерзшей от этого прикосновения. Воспоминания нахлынули, словно дождь с неба, сначала каплями, а потом стеной. Я зажмурилась и попыталась оттолкнуть их, но они захватывали меня, были такими яркими, словно все это случилось лишь вчера, они были слишком сладкими и душераздирающими. Райф, мой верный друг в Мерит, мой спутник во всех подвигах, где я не могла взять с собой робкую кузину.

Каждое поле и сад, каждое дерево было осмотрено нами, мы забирались на них вместе. Он украшал собой каждый мой день.

А теперь это был лишь ливень из воспоминаний. И я сдалась, обняв колени, прижав их к груди.

* * *

— Смотри, Эви! Смотри, где я! — звал Райф откуда-то сверху, он скрывался среди листвы яблонь Джаретта Доуна. В шесть лет он гордился своей ловкостью. — Расправь фартук! — фрукты посыпались вниз, я не успела даже дотронуться до своего синего фартука…

— Эви, это умора! — десятилетний Райф захлебывался смехом, мы играли в слепого, и я надела маленькие очки Вилби для прикрытия. Мы слишком хорошо знали друг друга, чтобы правильно играть, Райф снял повязку одной рукой, дергая мою длинную косу другой. — Тебе от меня не спрятаться!..

Одна рука тянула мою косу, другая убирала со лба его темные волосы. В двенадцать лет мы гонялись друг за другом, счастливые, беспечные, свободные души. Райф постоянно указывал куда-то мне за спину, я оборачивалась, и он забирал с моей головы ленту и махал ею радостно. Я прыгала за ней, он изображал, что сдается. Мы дрались за победу…

А через три года прозвучали судьбоносные слова:

— Кэт! Хватит смеяться!

Голоса доносились из фруктового сада, куда я пришла, чтобы поприветствовать Райфа. Он восемь месяцев пробыл в Крене, учась садоводству, и я с нетерпением ждала его возращения, мы хотели доказать друг другу свои способности и снова подшутить. Но первой пришла глупая заигрывающая Кэт, желающая забрать себе красивого юного Райфа. И он заявил:

— Если хочешь поцелуй, то я сделаю это правильно…

Я увидела их поцелуй, просто глупо пялилась. И все знакомое тут же стало странным, сердце желудок и ноги дрожали, я не могла ничего с этим поделать. Видеть Райфа на сборе урожая в саду или случайно где-то еще стало неловко, но и радостно. Он вдруг стал не моим другом, а ярким маяком, на который было больно смотреть, но нельзя было избежать. Еще страннее все стало, когда в шестнадцать он остановился в базарный день у нашего прилавка, чтобы понюхать лавандовое мыло бабушки и лимонные пирожные…

Райф сказал, что так пахли мои волосы. Он сказал, что они сияли серебром, словно луна. И эти ощущения уже не были странными, они завораживали, стали необходимыми, как воздух.

Высокий, темноволосый и бледнокожий даже посреди лета. Тихий, терпеливый, серьезный и остроумный, что редко замечали в нашей деревне. Я знала лицо Райфа лучше своего, ведь не могла прекратить смотреть на него, поглядывать в тайне краем глаза. Я заметила, что Кэт стала ему неинтересной. Я заметила, что он находил причины, чтобы приходить к нашему прилавку и к общему колодцу за водой в то же время, что и я. Я заметила, что он смотрит на меня порой, и радовалась этому в душе. Я лежала на кровати по ночам и представляла его улыбку, желала тот поцелуй, что он отдал Кэт. Я представляла, как он признается в чувствах, представляла наше милое будущее — муж, жена и дети у очага. И я хранила все эти секреты. Они были моей глупостью. Моей потерей. Я могла говорить напрямую о многом, но не о любви. Этот выбор я сделала еще очень юной. Мне нравилось быть Целителем, я хотела стать лучше, может, даже получить статус Белого Целителя, потому решила не выдавать свои чувства, всегда выглядеть спокойной и смотреть на все ясно. Если Райф попросил бы моей руки, это было бы хорошо, но я не собиралась выбирать его сама. Я думала, что это было слишком смело и эгоистично. Я думала, что это не имело значения.

Бабушка сказала:

— Любовь не ослабляет дар, — словно она знала о моих мыслях. Но я молчала. И Райф терпел.

Но не в тот день, когда угроза Тротов нависла над деревней. Это было после рынка, я сложила корзинку, попрощалась и шла уже мимо дома госпожи Керен, когда Райф встретил меня и за локоть отвел за угол ее дома, где крепко обнял.

Он поцеловал меня. Это был не первый мой поцелуй, но самый лучший. Он целовал мои щеки, волосы, держал ладонями мое лицо, смотрел мне в глаза, запоминая меня. А потом быстро ушел, не потребовав моего ответа.

А позже колокол прозвенел тревогу, Троты завыли. Райф лежал с разорванной грудью на площади, а мои лунные волосы стали красными от его крови. Я не двигалась, отчасти удивленная, отчасти желавшая, чтобы Трот сломал мою шею, но его убил Всадник, промчавшийся мимо.

Мы так и не признались друг другу. Ларк сказала Райфу, что я любила его, она передала мне его слова. «Любовь не может умереть», — это просил сказать мне Райф. И хотя Ларк вмешалась, было уже поздно, поздно для всего, кроме слов. Все секреты были впустую, они ни к чему не привели.

«Любовь не может умереть». Но эта умерла. И мне остались лишь страшные воспоминания и кольцо.

* * *

Руки крепко цеплялись за колени, пальцы побелели. Я медленно отпустила их, закрыла сумку с неиспользованными травами. Но я слабо улыбалась, ведь еще не была сломлена. У меня был другой план смерти: болота Руд. Я слышала о них на рынке, это место было просторным и пустым, человек мог затеряться в камышах, а питаться там было нечем. И это давало мне надежду, что если я не могу подавить инстинкт Целителя, болота сделают это за меня.

Мне сказали идти на запад. Я была уже близко. И вещи уже высохли.

* * *

Лунный свет облегчил путь. Я шла ночь, за ней еще одну, немного спала и все дальше удалялась на запад. Я была слишком далеко от Мерит, чтобы понимать, какую деревню прошла, чтобы узнавать ленты на их площади. Я измеряла направление по восходу, немного свернула на юг. Если пойти на север, я попаду в город Тир. Я слышала, что это место было ужасным, там я оказаться не хотела.

Я прошла мимо труппы актеров, что расположились на берегу пруда. Их колокольчики звенели на ветру, напоминая о фестивалях, акробатах и пантомимах.

— Какие новости? — спросили они про города на востоке. Я сказала, что все так же, как и на западе: праздновать нечем, фермеры обеднели, не могли платить за развлечения.

Мы пожали руки в месте, где делились едой, хотя делиться было нечем. Я собралась уходить, но меня поманил ребенок, указывая на воду. Она хотела, чтобы я привлекла водоплавающую птицу, что плавала посреди пруда, пытаясь держаться ровно. Пруд не был глубоким, но никто не мог плавать. Я сбросила сандалии, подвязала юбки и вошла в воду. Черно-белая птица напоминала большую утку, но я такую еще не видела. Я провела ладонью под животом птицы, медленно повела ее к берегу. На земле птица дернулась и застыла, мы склонились над ней.

— Она мертвая? — спросила, хмурясь, девочка.

Я покачала головой.

— Нет, смотри, — я коснулась крыла, и птица расправила его. И я тоже нахмурилась. Я такого еще не видела: перья птицы были опалены, словно их срезали горячим мечом, темная линия виднелась по краям, все еще пахло металлом.

Мы окружили птичку пригоршнями травы и мха, оставив ее на берегу.

— Исцелить это нельзя, — сказала я. — Перья вырастут снова. Но птица далеко от дома, и это она должна сделать сама, — но девочка была рада и тому, что я спасла птицу. Я пошла дальше.

Водная птица тонула, крылья были обожжены. Такая жестокость не была доступна Тротам.

Что-то темное проникло в наш маленький мир.

* * *

День, ночь, снова день, пейзаж был скучным, а еды становилось все меньше. Зелень превратилась в коричневые земли, вскоре я прошла последние деревья и оказалась среди тусклого места.

Болота Руд.

Мне пришлось остановиться и рассмотреть густые заросли камышей передо мной, что вырывались из грязи и были вдвое выше меня. Они тянулись с севера на запад. Я шла вдоль границы. Здесь кончались тропинки, многие не решались зайти туда. Но я нашла проем среди камышей и пошла сквозь них, сквозь узкий проход. Так было лучше, чем идти через заросли. Болота тоже так решили. Подул ветерок, касаясь дыханием моих щек. Камыши словно хлопали, приветствуя.

Я открыла сумку, вытащила флягу с водой и последние кусочки сушеного мяса и моркови. Я оставила их у края зарослей как подношение тому существу, что могло здесь пройти. Мне остались лишь трофеи из дома, миньон и яды. Я закрыла глаза, подставила лицо последним лучам солнца и улыбнулась.

Поправила сумку и пошла дальше.

Путь пролегал по твердой земле. Другие тропинки обрывались тут и там, я заглядывала за повороты среди камышей, касалась их стеблей. Все тропинки все равно возвращались к узкому проему меж стен камышей. Я шла дальше. Стало тихо, не было даже шелеста. Не было и тени, лишь серый свет. Шли минуты, может, часы.

Рвение уступало перед однообразием. Я представила рядом Райфа, представила Ларк. Представила, что я не иду одна.

Я вспомнила, что хочу пить. По привычке я отломала стебель и выпила сок из него, хоть на вкус он и был словно гнилые листья. Я, не думая, развернулась и пошла обратно, остановилась и фыркнула. Как глупо было идти по безопасной тропе, инстинкт Целителя вел меня через болота. Я чувствовала зов воды, помнила, где оставила на траве крохи еды. Я боролась с собой, чтобы остаться.

Я решила сделать быстро то, что точно должно было завести меня далеко, чтобы я не вернулась. Я закрыла глаза, закружилась, пока меня не начало покачивать,… и бросилась в камыши. Расталкивая руками лес камышей, я прошла десять шагов, двадцать, еще немного, а потом открыла глаза.

Я была по щиколотку в грязи. Передо мной была тропа, и я побежала по ней, свернула в стену камыша. Никаких троп! Нужно идти в заросли.

Камыши ломались, качались, с их пушистых корон сыпалось, словно снег. Я выбралась на третью тропу, пересекла ее, оказалась на другой.

— Хватит! — зло шипела я. — Хватит находить меня! — кто еще здесь был? Никто не пришел бы сюда без причины. А впереди был грубо сделанный мост, лежавший поверх глубокой лужи. Я выругалась, развернулась и пошла по колено в зеленой склизкой грязи. Я споткнулась, ударилась о камыши. Я пересекала все больше троп, пока не разозлилась из-за невидимых исследователей, что протоптали тут пути. Я топнула ногой по грязи:

— Забери меня! — кричала я болоту. — Давай. Забери!

Я ждала. Шелестел камыш.

Я развернулась и снова побежала. Сломанные стебли, обломки камыша. Дальше, Эви, дальше. Я шагнула на зловонную землю. Задыхаясь и отплевываясь, я подняла голову, протерла глаза и посмотрела на то, что не дало мне провалиться.

Там был мостик, тот самый. Единственная тропа. Остальные я протоптала сама, бегая кругом. Инстинкт Целителя снова сработал.

Странный звук сорвался с губ. Я не могла потеряться, я не могла уйти с пути, чтобы не вернуться. Я опустилась на землю, забыв о болоте вокруг. Я вытащила сумку, развязала и вытащила тис, решившись. Толпа камышей уже не хлопала, а недовольно шептала. Я зарычала на них, они притихли. Я закричала:

— Вам не понять: я хочу этого! Райф ушел! — мой голос был несчастным. — Вам нравится одиночество. А мне оно не по душе.

Но я уже не была одна.

Кто-то не пытался скрываться. Он просто шел неровным шагом, хлюпая грязью, хромая. Забираясь все дальше. Я недовольно спрятала тис в сумку и встала.

Через миг камыши зашумели…

На глаза показался старик.

3

И не просто старик. Страшный старик. Он был кривой и уродливый. Он был в одеянии, что дважды охватывало его тело, что было подвязано кожаным поясом. Я не знала, есть ли под длинным одеянием штаны. И, словно этого было мало, на его голове была небесно-голубая шляпа.

Старик остановился, удивившись, увидев меня — перепачканную грязью, закрывавшую ему путь. Но он приблизился, хромая, снял шляпу и вытянул ее со смиренным видом.

— Монетку на счастье для безумного пророка.

Я уставилась на него. А потом расхохоталась.

— Всего монетку, — скулил он. — И я расскажу ваше будущее.

— Посреди пустоши вы предлагаете сделку?! Кто вы такой? Провидец?

Он улыбнулся, показав пожелтевшие зубы.

— Некоторые зовут меня так. Я Харкер.

— Значит, господин Харкер…

— Не господин, — резко заявил он.

— Тогда Харкер. Если вы истинный провидец, то должны знать, что у меня нет будущего.

Он уставился на меня.

— Будь ты провидицей, думала бы иначе.

— Вы здесь не для этого. Я могу это понять, — веселье пропало. — Зачем вы пошли за мной?

— Пошел! Здесь дорога, — он усмехнулся. — Почему только ты одна можешь по ней идти?

— Это не объясняет ваше появление.

— А у тебя есть причины быть здесь?

— Больше причин, чем у вас.

Старик приблизился.

— Ты здесь не из-за причины. Ее ты не приняла.

— Не смейте так говорить. Вы меня не знаете, — мы словно играли словами. Мне это не нравилось. Я была растеряна, ведь я была так близка к концу.

— Ах, но я знаю тебя, — серьезно сказал он. — Ты Целитель.

Я фыркнула.

— Целителей достаточно. Вы могли догадаться.

— Нет. Ты Целитель. Единственная из немногих.

— А вы любите играть словами, — я развернулась и указала на мостик. — Уходите. Я подожду, пока вы не уйдете. Идите своей дорогой.

Он не сдвинулся.

— Ты приказываешь? Делаешь выбор за меня?

— Я лишь пропускаю вас вперед.

— Нет, ты указала пальцем. Ты выбрала мой путь. Если я пройду мимо тебя, это будет из-за твоего приказа.

— У вас своя судьба, Харкер. Вы провидец.

Он опечалился.

— Верно, — медленно кивнул он без улыбки. — Если я пойду туда, куда ты указала, это будет потому, что я согласился. Но… если ты меня толкнешь туда? Будет ли это мой выбор? Или поворот судьбы из-за чужого выбора?

Он явно был не в себе. Я опустилась на мостик, оставив место, чтобы он мог меня обойти.

— Делайте, как хотите. Но я надеюсь, что вы уйдете.

Харкер оказался слишком близко. Я видела его ступни в рваных сандалиях, в них набились травинки и прутики.

— Твоя кузина сделала выбор за тебя, — сообщил он.

— Кузина! — я подняла голову. — Вы ее знаете? Откуда?

Он посмотрел на меня и протянул шляпу.

— Будущего нет, — я оттолкнула шляпу и отвела взгляд. Может, ему надоест играть.

— Надеюсь, — медленно сказал он, — что она сделала хороший выбор.

Я уткнулась подбородком в ладони, игнорируя его. Но эти слова потрясли меня.

«Она сделала хороший выбор, Провидец, но было поздно».

— Нет, — Харкер словно меня слышал. Он склонился ко мне. Я чувствовала, как от него воняет из-за долгого путешествия, но при этом пахло и невероятной силой. И это боролось в нем — он мог жить много лет, но при этом страдал. Ужасное существование.

Он зашипел мне на ухо:

— Нет, Эви Кэрью, Целительница. Я не о твоем мертвеце. Я о том, что еще не случилось.

Я раскрыла рот, вскинув голову.

— Откуда вы знаете мои мысли? И мое имя?

— Ты не хотела предсказаний, а теперь задаешь вопросы за троих! — усмехнулся он. — Три вопроса и ни одной монетки? Вот, — он сунул шляпу мне в лицо. — Поделись.

— У меня нет денег, — сказала я.

— Воришка! — закричал Харкер. Я вздрогнула, но он промчался дальше. — Ты еще попросишь у меня. Все вы попросите! — он направился туда, куда я указала. Он не шел, а дергался, хромая, словно кукла на ниточках, ступая на носочках, едва касаясь земли, шурша камышами.

Я еще долго сидела, раздосадованная тем, что он помешал, но и встревоженная, что он знал Ларк. Он сказал, что Ларк выберет мне то, что еще не наступило.

— Она выбрала Райфа, — прошептала я ему вслед. — Она уже выбрала мне Райфа. Что еще она может сделать?

Ох, я была совсем как кузина! Ларк долго ждала бы, пока провидец уйдет, а потом успокоилась бы в тишине и одиночестве. Но все мои попытки не увенчались результатом, а любопытство проникало в меня, словно гисань, а все из-за слов того старика. Темные, тревожные слова. Я должна была понять, что он хотел от меня.

Я подхватила сумку и пошла за ним.

* * *

Посреди болот Руд был секрет.

Там был остров, окруженный грязью и высокими камышами: участок ровной и твердой земли с ярко-зеленой травой и клевером, с ручейком чистой воды, что вырывался из-под камня, и с тремя деревьями — яблоней, буком и ивой. С одной стороны границу отмечали кусты куманики и рогоз, а еще плющ, по другую сторону росли буранчик и чабрец. Крошечная хижина была построена из бревен, а крыша — укрыта камышами. Коза и козел с козленком ходили неподалеку, щипая травку и глядя на чистое небо.

Старик, Харкер, сидел у ручья на большом плоском камне и смотрел на воду.

Я подошла к нему, не скрывая удивления.

— Это ваш дом?

— У меня нет дома, — сказал он, не дрогнув.

— Но другие придут сюда. Растения ухожены. И за животными кто-то должен следить.

— Мало кто ходит на болота. Пастух из Балбара оставил животных, но приходит за ними. Почти никто не знает об этом месте. Но те, что находят его, обретают покой, — он повернул голову и посмотрел на меня. — Ты не обретешь покой.

Я нахмурилась. Он говорил понятным языком. Но он говорил загадками, и я купилась.

— Откуда вы знаете мое имя? Почему вы говорите, что я не обрету покой?

— Потому что ты бежишь от одной причины, не найдя другую.

— Харкер! — я топнула ногой.

— Заплати мне за предсказание, Целитель.

— Прошу, у меня нет…

— Я не говорю бесплатно, — громко и с горечью заявил он. Старик кашлянул и добавил. Я не могу поддаться искушению. Не теперь.

Я развернулась, расстроившись, но снова посмотрела на него.

— Провидец, вы ведь знаете, что денег у меня нет. Плату можно взять другой услугой.

Он ждал. Я сказала:

— На ваших руках волдыри. Я могу их исцелить.

Может, он знал, что я дойду до сделки, но не ожидал такого предложения. Его глаза жадно вспыхнули. Он быстро взял себя в руки, рявкнув:

— Ты так думаешь?

— Вытяните руки, — настаивала я.

Он послушался. Я опустилась на колени и взяла его за руки. Они были морщинистыми и в красноватых волдырях, он дрожал. Я могла использовать гелиотроп, могла сделать зелье на основе козьего молока и буранчика. Могла взять листья ежевики, попытаться вылечить ими проблемы с кожей. Но Харкеру я помочь не могла. Эта боль была его наказанием.

Я сказала ему:

— Эти раны магические. Вы взяли что-то, что не должны были, — я заглянула ему в глаза. — Вы обожглись из-за ошибки.

Он холодно смотрел на меня.

— Давно это у вас? — спросила я.

— Я старый. А раны — нет.

Я посмотрела на волдыри, думая теперь, чем он заслужил такое наказание.

— Мне жаль. Но я не могу их исцелить.

Он убрал руки с кривой усмешкой.

— Тебе жаль меня или себя? — он засмеялся, увидев, как я хмурюсь. — Ты все еще хочешь узнать ответы.

— Да, — я схватила сумку и вытащила из нее склянку с цветами гелиотропа, протянула ее ему. — Вот. Возьмите. Одну штуку держать во рту, пока она полностью не раствориться, и только потом глотать. По одному за раз. Это поможет проспать всю ночь.

Харкер забрал склянку. Один из волдырей задел мою кожу, он был холодным. Он спрятал флакон в складку одеяния, там был потайной карман, и сказал:

— Ты дала мне гелиотроп, отдала свой шанс сбежать. Почему не миньон? Ты хитра, Целитель.

Я прижала сумку к себе.

— Миньон слишком ценен, — честно сказала я, удивляясь, что он знает, что у меня был миньон, что я хотела покончить с собой гелиотропом. Он был хитрее.

— Верно, — ответил он. — Но дело не в этом. Но сделка есть сделка, — Харкер встал с камня, я видела, как ему больно отталкиваться руками. Постоянные страдания. — Отойди, Эви Кэрью. Войди в воду.

Я знала, о чем он. Бегущая вода не могла ни помочь, не навредить. Это место подходило для того, чтобы ждать его ответ, его вопрос. Я шагнула в холодный поток, камешки на дне расступились, принимая мои ноги. Я задержала дыхание, ожидая его слова.

Харкер тоже отступил. Он подставил голову последним лучам солнца, он застыл. И он ждал. Но он не выглядывал слова на небе, он ждал, пока они появятся внутри него.

И он заговорил, словно читал с невидимого листка:

Лунный свет на воде, деве той покажи

Мимолетный страх и печаль от резни.

Серебро, серп, взмах целебный руки,

Песнь ракушки услышь, дождь земле призови.

Я ждала, а потом выпалила:

— Это не предсказание. Это стихотворение.

— Но оно связано с тобой.

— Но оно ничего не значит! — я вышла из воды, отряхивая сандалии. — Вы хотите сказать, что я не умру здесь? Что болота поглотят меня, и что-то произойдет?

— Не ищи в этом смысла, дай этому случиться.

— Почему? Потому что вы запутали меня словами? Потому что я отдала вам гелиотроп? Если это не ваш дом, но он станет моим. Я останусь здесь, я состарюсь здесь. Буду ухаживать за козами, — заявила я. Из-за его предсказания я разозлилась, как и из-за того, что мой выбор никто не учитывал.

Но он рассмеялся.

— Не будешь, Целительница, как и не убьешь себя травами. Ты играешь с мыслью о смерти, думая, что печальна, что осталась одна. Ты винишь свой дар исцеления в том, что он удерживает тебя, но не из-за этого ты все еще жива. Ты не видишь…

— Не говорите так! Вы ничего обо мне не знаете!

— Скажу. Это ты ничего не знаешь, глупая. Твое время не пришло. Ты нужна.

— Нужна? — как он мог так издеваться надо мной? — Кому я нужна?

Харкер подошел ко мне и разглядывал с минуту.

— Ты не такая робкая, как твоя кузина, — сказал он. — Совсем не робкая. Но у тебя есть часть ее упрямства и нечто еще. Отличающее от других.

— От других?

— Твоя кузина ничего не рассказала о своем пути! — сообщил радостно провидец, но тут же скривился от боли. Он выругался, развернулся и закричал в пространство. — Я не должен рассказывать! Я не должен! — он зашипел себе. — Твоя вина, твой долг нести… — голос превратился в стон и утих. Провидец покачал головой, взял себя в руки и посмотрел на меня. — Она ничего не рассказала тебе, Целитель, и потому ты так мало знаешь. Жаль, ведь ты такая любопытная.

К сожалению, я была любопытной. Но я сменила тактику и перестала задавать вопросы, ведь он только избегал их. Через миг он повторил, дразня:

— Дочь Природы, одна из четырех.

Я прикусила язык и ждала.

Он приблизился, глядя на меня.

— Дочери матерей-близняшек, рожденные в один день, в один час. Похожие, но противоположные.

Харкер говорил о Ларк, обо мне, о нашей связи. Он произносил слова, словно заклинание:

— Ее волосы похожи на опавшие листья, твои же сверкают как луна на воде. Ее глаза цвета желудей, твои же — синь моря. Ее кожа тронута солнцем, твоя — бледна, как луна, — он медленно зашел мне за спину. — Она тиха, ты — общительна. Она принимает свои чувства, ты душишь их. Такие разные. А еще… — Харкер указал своей рукой на мою спину. — Что в вас общего? Чем вы с твоей милой Ларк схожи?

Я знала, что схожего мало.

— У нас одинаковое родимое пятно.

Провидец кивнул.

— Да. Метка. На левой лопатке, — он коснулся ее пальцем, я задрожала, отдернулась и обернулась…

Он отшатнулся, сгибаясь и крича:

— Прости! Прости! Прости!

— Вы ничего не сделали… — я застыла. Харкер не извинялся передо мной, он смотрел на синее небо.

Воцарилась тишина, он ждал, а потом с криком упал на землю и скорчился от боли. Он вытянул руки перед собой, волдыри набухли на его коже. Они пылали. Я схватила его за руки и подтащила к ручью, опуская его ладони в холодную воду.

— Это поможет, — вода могла смыть магию. Но вряд ли спасла бы здесь.

Он лежал у ручья, кулаки погрузив в воду, содрогаясь и всхлипывая.

— Прости! — я не знала, за что он извинялся, но мне было его жаль. Он был слишком старым, но все еще далеким от смерти, его ждали еще страдания.

Харкер умудрился сесть на колени и вытащил руки из воды. Они были красными, но уже не пылали. Он тихо прошептал:

— Все хотят услышать, что я знаю, хотят, чтобы я помог им встретить их судьбы, словно всего за миг нельзя изменить судьбу! А еще… а еще всем плевать на мою судьбу. Никто не хочет помочь мне.

Он поднял голову и посмотрел прямо на меня.

— Кроме тебя, Эвелина Кэрью. Я не предвидел твоей доброты, — он сел прямее, расправил плечи и сказал. — Ты заслужила это, Целительница. Я расскажу тебе, так что слушай. Ты видишь, что приближается тьма. Я не назову ее имени, но знаю, что тьма началась с жестокости в Природе, а стала жестокостью людей. Она поглотит всех нас, если ее не остановить. И ты, Эви Кэрью, та, кто может остановить тьму. Ты задала до этого три вопроса, я дам три ответа. Не на твои вопросы, но расскажу то, что направит тебя и поможет. Ты должна найти амулет, ракушку. И если ты любишь кузину, ты не будешь просить о помощи. Во-вторых, ты решила, что должна убежать из-за горя, но не от этого ты должна бежать. Тебе нужно раскрыть глаза. И последнее: они нападут, воспользовавшись твоей слабостью.

Харкер скривился, словно знал об этой слабости, словно ожидал, что его руки снова запылают. Но ничего не случилось. Он выпрямился и забавно поклонился, а потом пошел прочь. Я последовала за ним.

— И я должна быть вам благодарна? За то, что вопросов стало только больше?

— Да.

— Но это не дар…

— Я не говорил, что подарю тебе что-то. Я сказал, что это ты заслужила.

— Но я могу заслужить еще что-то? Вы расскажете еще?

— Нет.

Харкер отряхнул свое одеяние и свернул с тропы в камыши.

— Харкер!

Он не слушал меня. А я не могла отпустить его, терзаемая вопросами.

— Харкер!

Я побежала за ним, но он обернулся, шипя:

— Они ударят по твоей слабости! Что у тебя за слабость, девочка? — он подло усмехнулся, приблизив лицо. — Что. У. Тебя. За слабость?

Я замерла. Провидец сошел с ума, но не был опасным.

Он ответил за меня:

— Любопытство, тяга к знаниям, Целитель! И страдания о том, что было. Любопытство вызывает эмоции. Целитель, им только того и надо. Осторожнее!

Провидец развернулся и бросился в камыши.

— Я дал больше, чем должен был! Я буду страдать. Страдать, — выдыхал он.

— Молочай, Харкер! — крикнула вдруг я. — Разотрите стебли в руках. И сок облегчит вашу боль.

Харкер замер и оглянулся.

— Это, — печально сказал он, — я уже знаю, — он снова развернулся и пошел дальше. Вскоре его уже не было видно за камышами. А потом стало слышно лишь их шелест.

4

На этом островке не было признаков угрожающей тьмы. Я сидела посреди зеленого луга, глядя на грузные тучи, что плыли по синему небу, слушая гудение и крики белобровиков, цеплявшихся за пушистые верхушки рогоза. Здесь было спокойно: пчела лениво кружила над клевером, козленок спешил за своей мамой, ручеек неподалеку журчал, холодный и чистый, не было тревоги. И зловещие слова Харкера не выходили из головы — нечто темное пришло в наш маленький мир, но здесь его не было.

Может, я все-таки заблудилась.

Вот только Харкер сказал, что здесь я спокойствия не найду. Смеялся он или предсказывал, но эти слова не просто так не оставляли меня. И тот куплет, его предупреждения вызывали беспокойство. Желание узнать больше горело во мне после того, как он сказал, что я заслужила это. Он знал, что я полна вопросов, что они не дают мне покоя. Я хотела отрицать его слова, остаться здесь, пока не вернется тот, кому принадлежала эта хижина и козы. Ждать неделю, две недели, всю жизнь.

Я продержалась два дня.

Два дня я доила козу, собирала ягоды и травы, сухие ветки и вытаскивала из ручья угольные камни для костра. В хижине была чашка, тарелка и метла; я сплела из ивы корзинку в благодарность. Я выстирала испачканную от скитания по болоту одежду. Я играла с козленком, хотя он просто убегал от меня. А спала я под лестницей, в хижине было мило и тепло. Ларк понравилось бы это место.

Руки работали, но из головы не выходил провидец. Почему Харкер говорил, что Ларк нельзя мне помогать? Что означало «найди ракушку»? Почему мне нужно открыть глаза? Ни работа, ни сон не позволяли сбежать от его слов, от желания понять его предсказания… И мне пришлось сдаться, а красота этого места сразу померкла. Я не найду здесь покоя.

Внутри шел и другой бой: я уже знала, как найти ответы. У меня все еще был тис и миньон, из них можно было сложить заклинание, что создало бы мощное открытие разума, названное Проницательностью. Но это было опасно, таким занимались маги, а не простой Целитель.

Маги и Целители различались. Целители рождались с даром, а магом становился тот, кто учился мастерству. Работа Целителя была связана с Природой, ограничена ею, у магов все было иначе. Маги были фокусниками, но у них не было рук Целителей, инстинкта спасать, ослаблять боль. И все, что они делали, могло привести к опасности.

Но если Целитель выбирал путь магии, а не понимание силы растений и камней, он смешивал инстинкт и выученные техники, и сочетание было мощным, сила — куда большей, чем у простого мага. Таких называли Белыми Целителями.

Я знала, как делать заклинание Проницательности. Конечно, не от бабушки, она такими чарами не пользовалась. Бабушка не была любопытной, ей хватало «необходимый знаний». Я не была такой спокойной, хотя знала, что Ларк думает обо мне иначе. Бабушке хватало статуса Целителя, а я хотела стать Белым Целителем. Я хотела познать магию.

Отыскать эти знания было не сложно. В базарные дни среди слухов ходили и загадочные сплетни. Тебя провели бы, куда нужно, или кто-то сам заинтересовался бы тобой. Госпожа Гринджер была Белым Целителем в деревне Крен, и она торговала гусями. Она была рада моему интересу и одолжила мне книги заклинаний и зелий, которые я изучала в перерывах между торговлей. Вечером того же дня я вернула ей книги и задала вопросы.

— У тебя есть потенциал, — приободрила меня Гринджер.

Травы и минералы, использовавшиеся при исцелении, становились сильнее, сочетаясь с нужными заклинаниями. Я выучила, что тис может воскресить мертвого или, если смешать его с миньоном и нужными чарами, тис поможет открыть Проницательность. Я узнала, что за это заклинание платят своей жизнью. Когда госпожа Гринджер чуть позже применила это заклятье, желая узнать, почему ее сын вдруг покинул деревню, она стала немой и больше не появлялась на рынке. Никто не знал, было тому виной то, что она узнала, или само заклинание.

Эован Холт сказал, что напоследок она говорила что-то о призывателях, он рассмеялся, решив, что она сошла с ума и болтает о гусях. Но на этом моя учеба прекратилась. Если бы госпожа Гринджер не стала немой, я могла бы узнать, как тисом воскрешать мертвых.

Я могла бы спасти Райфа.

Я продержалась два дня, оспаривая каждую причину, по которой не должна была использовать что-то, кроме своего дара, по которой не должна была принимать оставшийся яд, мой побег, как назвал это Харкер. Но ответы манили меня.

К тому же, ингредиенты заклятия были в моих руках, это не казалось совпадением.

На третий день я решилась применить заклинание. Приготовления начались на рассвете — его важность каждый раз подчеркивала госпожа Гринджер.

— Покажи, что твои помыслы чисты, — писала она на полях книги. — Остальное последует, — и я проснулась с первыми лучами и осторожно разложила все камни мол, что собрала вчера, широким кругом на траве, создавая нейтральное пространство, убирая из круга все прутики и камешки. Я выдоила козу, выпила чашку молока, заела пригоршней ягод. А потом прогнала коз подальше от круга ивовым прутиком, чтобы они не помешали и не попали под действие заклинания. Я поставила в круг угольный камень, твердый камень, тис и миньон, добавила туда вторую чашку козьего молока. И последнее я вытащила из сумки, оставив в круге: перо жаворонка и кожаное кольцо. Я ощутила укол вины за такое использование их, но от воспоминаний заклинания становились сильнее.

Я умылась в ручье, оставила в стороне свою накидку, платье и сандалии, оставшись только в белом нижнем платьице, показывая свою скромность. Я стряхнула с тела руками старую энергию. Затем я глубоко и судорожно вдохнула, подняла ветку бука и вошла в круг.

Буком я начертила полосу, деля круг на четверти. В первой я написала слово: «Ракушка», во втором: «Ларк», в третьем: «Видеть», отмечая вопросы, на которые хотела знать ответы. Я не просила поведать мне о моей слабости, ведь провидец уже рассказал мне об этом. Я опустилась на колени в оставшейся четверти.

«Сначала миньон, — напомнила я себе. — Миньон пробудит Землю в тисе», — я открыла маленький флакон с сушеным миньоном и разделила его, насыпая равные части на каждое слово. Я взяла склянку с тисом и высыпала содержимое на ладонь. Я отделила иголки от коры и от сморщенных, но еще насыщенно-красных ягодок. Я оставила три иголки, три кусочка коры и три ягодки, все это я бросила в молоко. Остатки тиса я рассыпала поровну поверх миньона.

— Представление о намерении, — прошептала я, сосредотачиваясь на ответах. Я вырвала волосинку и положила ее к «Ракушке». Самое слабое подношение, ведь я не знала, какой была ракушка, но если мне нужно ее найти, то ответ — во мне. Я положила перо к «Ларк» и плетеное кольцо Райфа — к слову «Видеть».

«Стекло для ясности», — я взяла твердый камень и разбила им пустой флакон от тиса, разделила осколки поровну. Одним из них я проткнула мизинец, добавив к каждой горке каплю крови.

— Кровь жизни, — прошептала я, а потом прижала ладони к земле возле каждого слова, трижды громко повторив. — Покажите причины, покажите задачи.

Я прокрутила в голове последовательность действий, проверив себя, затем взяла угольный камень, ударила им по другому камню рядом с первым подношением. Искра упала на горку, маленький огонек занялся, и я повторила так с остальными подношениями, пока они не загорелись белым и не потухли. Когда огонь угас, я смела все в центр, перемешивая пепел. Я вылила на ладони молоко, оставив немного, и этот глоток я выпила, стараясь не проглотить тис.

Готово. Чашка осталась за кругом. Пальцы переплелись на коленях. Я вдыхала и выдыхала… Выдох был слишком громким. Еще вдох, и еще, я уже не могла выдерживать тишину. Я справилась? Я должна подождать? Сколько? Я уже хотела просить…

Но не успела договорить. Отравленное молоко добралось до желудка, вены пылали. Я обхватила живот руками, меня едва не стошнило на пепел, я склонилась на бок, пытаясь остановить кружение мира, но это уже не имело значения…

* * *

Я летела, земля проносилась далеко внизу. Там были болота, твердая почва, деревья, озеро в камнях, куда впадали водопады, разбивающиеся о скалы. Так летали птицы. Я поняла это, увидев свое крыло краем глаза, черные перья над белыми. Птица, которую я спасла, стала моим обликом в заклинании, и хотя крыло было обожжено, я летела. Я, едва дыша, скользила к водопадам, направилась дугой к центру озера, а потом бросилась в один из яростных потоков.

Не замедляясь, я мчалась вперед. Я прорвалась через водопад и оказалась в пещере за водой, звук оглушал, видно было плохо. Там был выступ, слабо мерцал свет. Красные скользкие камни…

Она лежала там, мой ответ на первый вопрос: ракушка брюхоногого моллюска, серо-розовая снаружи, но жемчужная внутри. Я видела такой рисунок в книгах госпожи Гринджер. Эта не отличалась, была маленькой и обычной, брошенной пустой ракушкой. Но меня пронзило сильное чувство, я узнала предмет, который должна спасти из этого холода и влажности, который я должна отнести домой. Но стоило мне приблизиться, как послышалось гудение, оно росло, становясь все страшнее, оглушая. Волны заполнили все, затмевая все чувства, а я откатилась, чтобы избежать воды, попала во тьму, и начался новый полет…

Я вырвалась из воды. Сколькие камни стали твердыми и обтесанными, теплыми и серыми, смешанными с ониксом и слюдой. Они были организованы. Я скользила взглядом вверх, и камни складывались в башни и бойницы, флаги на них развевались над каньоном. Замок, вырезанный из камня, стоял на утесе. Он был великолепным, сильным и впечатлял. Небо светилось позади, солнце играло тенями на изгибах и углах здания. Я влетела в вал на востоке и рухнула камнем, попав между высоких башен. Желудок от такого полета приближался к горлу. Я закрыла глаза, а потом распахнула их, ведь нашла зелень — внутренний двор, полный белых цветов. Я заметила синий пруд, обрамленный камнями, я направилась к западным башням, а оттуда — к широкому зеленому пространству.

Два коня стояли среди зелени, серый с вкраплениями и ослепительно-белый, на них было два всадника, что остановились и обнимались. Я помнила этих лошадей, помнила их в Мерит. И я знала всадников — свою кузину Ларк и Всадника Гарейна.

Я пролетела над их головами, но у меня не было ни голоса, ни руки, ничего, чтобы позвать кузину. Я успела лишь подумать: как она едет на лошади? Что за странная одежда? Где ее фартук цвета мха? А потом поняла: этот замок и этот каньон — это Тарнек. Ларк покинула Мерит, как и я. Она нашла новый дом. И была с любимым.

Я получила второй ответ. Я радостно подумала: «Она счастлива».

Я летела к облакам, покидая красивый замок. Но потом словно ударилась о невидимую стену, резко остановилась, содрогнувшись. Я замерла, а потом полетела камнем вниз. Я рухнула на пару, крича и пытаясь остановить падение рукой. Но голос был птичьим, а рука — крылом.

Крыло или нет, но Ларк что-то почувствовала. Она вскинула голову и бросилась на коне вперед. Что бы она ни видела — черный глаз птицы или мой глаз цвета моря — но она узнала меня. Мы смотрели друг на друга.

Печаль, острая, словно меч, желание того, что было раньше, до того, как Ларк нашла руку, до ее путешествия, до нашего ужасного дня рождения, до раны на ее плече, что так и не исцелилась до конца, до юноши, что похитил ее сердце… до того, как Трот убил человека, что похитил мое сердце. Ларк чувствовала то же, что и я, в ее глазах было то же желание. Ей тоже меня не хватало. И хоть она была счастлива в замке, была с любимым Гарейном, у нее что-то забрали.

Невинность.

И все пропало, в ее взгляде появилось что-то еще. Страх.

— Эви, — вскрикнула она, — что ты наделала…? — ее глаза увидели что-то за моим крылом. Она закричала. — Эви!

Я оглянулась и увидела страшную птицу, у которой были человеческие глаза. Я резко развернулась, полетела и поспешила к утесу.

Ларк спешила за мной на коне, выкрикивая мое имя. Я была высоко, я могла только смотреть на нее, на ее развевающиеся волосы. Она шла прямо к краю. Гарейн кричал ее имя, но был слишком далеко. И тут другие появились отовсюду, преследуя ее и крича:

— Миледи!

Ее белый конь застыл на краю. Ларк слезла с него, опустилась на колени, потом встала на ноги, глядя вверх и протягивая ко мне руки.

— Нет! Эви, нет! Стой! — молила Ларк, пока не охрипла. Гарейн тоже кричал, мчась с мечом наперевес. Тревога звенела в замке, люди выбегали во двор, чтобы помочь…

— Это лишь птица, миледи, — крикнула старушка. — Никакого вреда!

Но кто-то указал на небо:

— Не птица, а предвестник! Они идут!

— Эви, осторожно! — закричала Ларк. Я на маленьких крыльях увернулась от страшного монстра, летевшего на меня. Я пролетела мимо его груди, ощутив жар. Существо бросилось в атаку, но стрела, выпущенная кем-то внизу, попала монстру прямо в сердце, и существо взорвалось вспышкой света и шума.

Гарейн мчался на сером коне, ветер откинул назад его каштановые волосы. Он добрался до края утеса, слез с коня, опустил меч и одним движением обхватил рукой Ларк. Она попыталась вырваться, всхлипывая:

— Она применила заклинание, Гарейн. Эви колдовала! Смотри на птицу! Они заметили ее. Они придут… Она в опасности!

— Все хорошо, любимая. Он близко. Он найдет ее.

— Как? Он даже не знает, где она! Мы не знаем, где она! — ее ничто не успокаивало, хотя решительные лица окружали ее. Они шептали, пытаясь ее приободрить, пока Ларк выпрямилась, умоляя. — Хватит, Эви! Перестань делать это! — она развернулась к остальным, словно кто-то из них мог поговорить со мной.

Но они смотрели не на нее, а на небо, где кружила я. Шепот перерос в тревожные предупреждения, коней отправили в загоны. Гарейн кричал:

— Все внутрь! Дартен, найди Илону! — Ларк тоже оглянулась, и ее лицо побелело. Она закричала:

— Беги, Эви! Призыватели наступают!

Двое мужчин вскинули мечи, защищая Гарейна, а он схватил Ларк за пояс и попытался увести ее. Но она стояла и умоляла:

— Он должен спешить! Мы должны его подгонять! Лорен должен ее найти! — она вырвалась, злясь из-за своей беспомощности. — Я должна видеть! Должна…

Гарейн схватил ее, вместе они побежали в замок. Я не увидела, добрались ли они, но имя Лорен кружило передо мной, как ответ на последний вопрос, возвращая меня к тому невыносимому видению…

Дым окружал меня. Я уже не была над землей, а сидела на брусчатке, глаза слезились, я едва дышала из-за дыма. Я узнала площадь Мерит, суету во время нападения Тротов. Я узнала кровь на камнях. Здесь был Райф, холодный, закрывший глаза. Я содрогнулась, меня пронзила боль, ужас того, что я опоздала, что я уже не могла спасти Райфа. И… что я не сказала ему, что любила его.

Жестокое сознание, горькая боль. Они переполняли меня, поглощали, опустошали. Я забыла о Тротах. Я не думала смотреть, в безопасности ли я. Я вообще не думала.

И даже когда я оглянулась, когда увидела приближающегося Трота с когтями и обнаженными зубами, я лишь слабо удивилась, а потом ощутила яростное желание: «Убей меня».

Но желание не исполнилось. Трота пронзили в прыжке, вместо него теперь был спаситель. Всадник. Сильный, темноволосый и синеглазый. Которого звали Лорен, теперь я знала. Мы на краткий миг взглянули в глаза друг другу. На миг.

«Видеть» — последний вопрос. Я думала, что в Мерит я должна увидеть еще раз смерть Райфа, его бездыханное тело, ощутить горе. Но заклинение показало мне другое: то, что я видела в пылу сражения, но не успела осознать.

Взгляд Лорена — искренний и обезоруживающий.

И я унеслась прочь от камней к небу, к камню, к воде, к земле. Я содрогнулась и открыла глаза, хватая ртом дыхание, я рухнула на землю, словно меня сбросили с высоты.

* * *

Ночь. Проницательность продержала меня от утра до заката. Звезды мерцали над головой, трава была мягкой. Что-то отличалось, может, изменилось болото. Может, дело было во мне. Я моргнула и повернула голову на звук блеяния. Козы стояли там, где я их оставила. Слышалось журчание ручья. Я подняла руку и увидела, что она на месте. Уже не крыло. Я была целой. Я была живой. Я пережила заклинание.

Но не без последствий.

5

Лорен.

Шепот в ушах. Я не обращала на него внимания, я встала, покачиваясь, и начала разбирать круг так же степенно, как и раскладывала его. Я разожгла с помощью угольного камня огонь на ветке бука, а потом вонзила ветку в землю. Я вернула камень, перышко и кольцо в сумку, собрала оставшийся пепел и высыпала в ручей. Я промыла чашу песком из ручья, а потом вернула ее в хижину. Камень за камнем летели в ручей, я разобрала круг.

Лорен.

Во второй раз шепот заставил меня замереть. Я остановилась и попыталась отогнать его, глядя на болото. Я отвязала коз, добралась до своего склада еды и съела пригоршни черники и одуванчиков, глубоко дыша и успокаиваясь. Козленок неподалеку рыскал что-то в траве, вскоре меня с голодным интересом окружила вся их семья, мне пришлось делиться. Потом я почистила зубы и вымыла руки в ручье, расправила на траве бирюзовую накидку и легла спать.

Лорен.

— Хватит! — громко прошипела я ночному небу. Но имя шептали снова и снова, и я закрыла глаза, желая, чтобы наступила тишина. Но имя осталось. — Что это? — пробормотала я и села. Я не понимала. Я не могла получить отдачу от заклинания в виде имени в голове. За водопадом была ракушка, Ларк была в замке, там было что-то ужасное, что напугало ее…

А я думала об имени.

Я лишь раз видела глаза того Всадника, и хотя я понимала, как силен был тот взгляд, он все же был коротким. Он попал по Троту мечом, взглянул на меня и умчался прочь, пока я сидела с Райфом, пока Куин и Керрик Свон не унесли его с площади.

Одиннадцать из двенадцати Всадников пришли в тот день в Мерит, а не один. Все они помогали нам спасти деревню. Они все были героями. Когда дым рассеялся, когда мертвых монстров убрали, приготовили еду. Всадники были благодарны горячему ужину, а мы благодарили их за спасение, но меня там не было. Я осталась с Райфом, я мыла его тело, зашивала рану, одевала его, пока они с печальной ноткой праздновали. Одиннадцать Всадников вскоре ушли, вскоре исчезли следы копыт. И позже я спросила у Куина, как звали Всадника с темными волосами и синими глазами. Я спросила, потому что это было вежливо, ведь именно он спас мне жизнь.

Имя ничего не значило. Так почему Всадник был ответом на совет Харкера открыть глаза?

Я встала с самодельной постели и пошла вдоль островка в свете звезд. Я скользила пальцами по кустам, и шелест заглушал шепот имени. Но слово оставалось на языке, и я сама шепнула его раз, другой. Лорен, Лорен — я зажала рот руками. Я любила Райфа! Я была бы рада стать его женой, видеть его теплую улыбку, спокойную силу, помогать в саду и на рынке, у нас был бы дом на западном конце деревни, а пухлые розовощекие дети бегали бы в саду. И наш мир был бы полон смеха и сладких ароматов. Я страдала, ведь все это уже не осуществится, и сосредотачиваться на имени было смешно.

— Вот так, прекращай! — я трижды хлопнула в ладоши и широко раскинула руки. Рассеивая мысли. Но шепот был в воздухе. Я стряхивала с себя дрожащими ладонями имя Всадника. Но когда я замерла, шепот слышался в воздухе. — Как это глупо, — выпалила я и пошла прочь от камышей. Шепот раздался вдали, из болота, и я не смогла не обернуться. Там ничего не было. Но другой шепот послышался ближе, а потом за моей спиной. Я снова и снова оборачивалась…

Шепот заполнял болото. Я готова была смеяться над этим наваждением, но звук вдруг изменился, становясь совсем другим…

Она…

Голоса становились все громче.

Она… Она…

Я застыла и смотрела на стену камышей. Там было темно, ничего не было видно. А шепот вернулся, он возникал то с одной стороны, то с другой. А камыши тихо шелестели, хотя ветра не было.

Шелест перерос в треск, стебли ломались. Ночь уже не была тихой. Три дня я провела в тишине, а теперь на болоте что-то было. И это что-то чувствовало.

Искало.

Она… Она… Она…

Я отступила от границы, ошеломленная такой переменой, холодок бежал по спине от этого шепота. Не Троты, они не говорили. И не келпи, они могли лишь угрожать. А этот шепот звучал дружелюбно.

Она… она…

Лишь миг. Короткий и зловещий.

И я вспомнила испуганный вопль Ларк:

— Беги Эви! Беги! Призыватели идут!

Я развернулась, безоружная, лишь в нижнем платье. Мысли ускорились, но я не видела растений, что могли бы создать барьер, зато в хижине была метла. Я побежала по траве, натянула на себя платье и накидку, обула сандалии и закинула на плечо сумку. Шелест становился все громче. Сколько еще есть времени? Сколько их там? Я бежала в укрытие хижины в темноте, благодаря хозяина дома, что оставил метлу, ведь ею можно было защититься.

Нападение… Ужасное слово. И я подумала вдруг о дедушке Райфа, что пострадал в нападении Тротов. Ларк сказала, что старик с честью принял смерть, как сделал бы любой житель Мерит. Не думаю, что я так смогу, но и сдаться я не могла. Я планировала свою смерть столько раз, желала ее, но Целитель во мне тут же вмешивался.

Я нашла метлу, наступила на нее, чтобы отломать древко. Лучшего я не придумала. Никто в Мерит не умел сражаться с оружием. Насилие для нас было неприемлемо.

Я вышла наружу и прислушалась. Над болотом стояла неестественная тишина. Я подняла голову. Звезды казались тусклыми, что означало, что восходит луна. Я посмотрела на коз. Они толпились у хижины, тяжело дыша и тревожась. И я отошла от них в центр полянки, поставила самодельное копье перед собой и, словно воин, приготовилась защищаться.

Наш островок ждал, замерев. Тишина становилась все страшнее, словно все вокруг задержало дыхание. И…

Раздалось испуганное блеянье, пронзившее молчание. Я развернулась, чтобы увидеть нарушителя, но лишь тень пробежала по траве и исчезла раньше, чем я успела моргнуть. Я замахнулась в другую сторону, другая маленькая тень выбежала из камышей, но пропала, за ней еще одна, а там и еще. Тени, маленькие, быстрые и бесшумные, словно летучие мыши. Но сотни: «Она!» — доносились из камышей, темные создания направлялись ко мне.

Я выругалась и побежала. Они преследовали меня, эти обрывки тьмы летели быстро. Никаких лиц, рук или ног, но они касались моих рук и лица, словно жгучая крапива. Я кричала и отбивалась древком метлы. Я попала по нескольким, ведь послышался ужасный рвущийся звук, ударил в нос запах серы. Я споткнулась, хватая ртом воздух, стараясь отбиться от теней, но я уже была окружена, они наступали. Их было так много, что они казались непроглядной тьмой, облаком, что подняло меня и понесло над болотом на невероятной скорости, оставляя за собой сломанные стебли камышей.

Я отбивалась, но раненые заменялись новыми, и бесконечные тени гудели — Она! Она! — пока слово не стало сплошным жужжанием. Я не успевала бороться с ними, с этой скоростью…

И вдруг мы оказались за пределами болота, где над широким прудом, притаившемся среди кустов, поднималась луна. Она заливала воду серебром. Она делала мои волосы серебряными, была маяком в этой тьме. Свет, казалось, ошеломил тени, они разлетелись, злобно шипя. Я упала на живот в воду.

Я вынырнула из воды и пошла прочь от болота. Шаги были неровными, я шла, едва думая об этом. Но тени со мной еще не закончили. С криком они собрались в кучу над моей головой, и в этот раз их было еще больше. Я пригнулась. Сумка и накидка задерживали меня, но воды было лишь до подбородка. Я то спотыкалась, то ныряла, появлялась на поверхности, чтобы вдохнуть, а существа нападали, загоняя меня в центр. Когда я вынырнула в третий раз, они снова оказались слева, толкая меня на север. Они направляли меня.

Я вдохнула глубже и ушла под воду, направляясь к болоту. Я выбралась на влажную землю и пошла к камышам, но луна выдавала меня. Мои волосы сияли, даже будучи мокрыми, словно я сама звала тени к себе, а они уже были здесь, окружали, удушали, гудели…

— Прочь! — вопила я, ударяя по ним. — Отстаньте! — я глотнула воздух и бросилась в воду, устремляясь все глубже. Но это не спасало, ведь я лишь тянула время, а не сбегала. Я могла задержать дыхание, но не знала, что делать дальше. Я открыла глаза под водой, пытаясь понять, где я обронила древко метлы…

Помощь подоспела неожиданно.

Я ныряла в реку в Мерит и в пруд в Данн. Порой рыбки и зеленые насекомые плавали среди прядей моих волос, словно они были водорослями. Но я никогда еще не видела, как пруд пронзает свет. Лунная вода. Этот феномен происходил только во время полнолуния и только в илистых прудах, потому его считали редкостью, почти легендой. Лунный свет пробивал спиралями путь в воде, создавал истинный свет, а не отражение, и этот свет каплями воды расплывался по пруду. Они мерцали, окружая меня, и было так красиво, что на миг я забыла о темных существах, я смотрела на сверкающие вихри. Я подняла руки, и огоньки собрались у моих пальцев…

Свет. Я вырвалась из воды под темной тучей и бросила этот свет в них. Они разлетелись, собрались снова, а я кричала, радуясь, что нашла на них управу, я нырнула снова за светом. И снова. Я была воодушевлена, а тени злились. Они разлетались и собирались снова. Каждый раз я выныривала и брызгала в них светом, и они злились, гудя все громче.

Они должны были устать и сдаться. Я бросала в них лунную воду, глядя, как тени разбегаются, ныряла и зачерпывала еще. Тени не скрывали злость, их гудение уже напоминало топот копыт по камню…

Я подавилась, вдохнув воду и свет. Неподалеку во тьме слышался настоящий топот копыт. И принадлежал он явно коню, а не пони, ведь я слышала и видела коней Всадников в Мерит в тот день. Этот звук я забыть не могла.

Топот был все громче. Тени ощутили его приближение. Они поднялись, оставив меня, и бросились над прудом. Свет луны вспыхнул на воде, тени бросились в стороны, и теперь они напоминали существо с огромными руками, что раскинуло их, собираясь поглотить того, кто спешил сюда.

Копыта и шумное дыхание. Дыхание, крики, звон меча. Запахло серой, теней было так много, что я не могла видеть бой за ними. Резко заржал конь, и всадник его закричал во тьму, и я поняла, что их было не одиннадцать, как в тот раз, а всего один наездник на одном коне.

Он один сражался с этой тучей.

И не побеждал.

Мужчина тратил энергию, но разве мог его меч справиться с существами, похожими на дым, что появлялись снова, едва предыдущие исчезали? Их становилось только больше. Я слышала страдания коня, ведь всадник отказывался сдаваться.

— Стой! — крикнула я из воды. — Я помогу! — я нырнула и поплыла к берегу. — Я помогу!

— Назад! — последовал приказ в ответ. Но я его слушаться не собиралась. Он не справится один, он проиграет это сражение.

— Двигайся! — кричала я. — Я знаю, как их остановить! — я развязала узел накидки и ее капюшоном зачерпнула, как миской, лунную воду. Я тащила накидку к берегу к теням, туда, где должен был топать копытами конь. — Двигайся, — крикнула я и вылила содержимое на тени.

Взрыв отбросил меня в воду. Я закашлялась, выплывая на поверхность. Монстр, которого они создали из тьмы, разбился, словно стекло, и осколки разлетались в стороны. Я ударилась рукой о древко-копье и схватила его, потом бросила на берег вместе с сумкой, что пыталась меня задушить, впившись в шею. Я уже видела силуэт мужчины.

— Слезай с коня! — я убрала с глаз мокрые волосы и указала на сумку, пытаясь четко отдавать указы. — Достань угольный камень! Они вернутся. Я могу задержать их, но ты должен разжечь пламя. Там есть палка. Они не любят свет!

Он не ответил. Не было времени. Тени возвращались с криками, быстрые, словно стрелы. Я нырнула и принялась плескать на них лунной водой, ударяя по поверхности пруда. Все расплывалось. Я кричала, мне вторил конь, гудели тени, а потом…

А потом со вспышкой света послышалось последнее шипение теней. Я лежала на мелководье и глубоко дышала, глядя на небо, где луна заливала серебром край болота, пруд, коня и всадника, что стоял на берегу возле горевшей кучи мха и ткани. С коня капал пот, шея его блестела в свете костра. Силуэт мужчины снял с коня упряжь и седло. Он склонился рядом с лошадью. А конь отправился к воде. Мужчина подошел ко мне.

Бой не прошел бесследно. Он шел прямо, но походка была неровной. Он судорожно дышал. А я? Мое дыхание было не лучше. А когда он приблизился, лунный свет стер все тени, раскрывая его лицо. Я увидела темные пряди волос и ярко-синие глаза.

Я резко встала, оказавшись по щиколотку в воде, промокшая. Он остановился на берегу пруда и попытался улыбнуться.

— А… тебя… было… сложно… найти…

И Всадник Лорен покачнулся и упал лицом вперед в воду к моим ногам.

6

Темные, словно перья ворона, волосы ниспадали до челюсти. Лицо его было загорелым и гладким. Густые ресницы прикрывали глаза. Он был таким же высоким, как в тот судьбоносный день на лошади.

Я смотрела, как Лорен спал, рухнув от усталости.

Тени ушли. Они исчезли, словно кошмарный сон. Я вытащила Всадника из воды и оставила на укрытом мхом берегу. Я срезала камыши, собрала сосновые шишки и разожгла костер. Я сняла с Всадника рубашку и повесила сушиться у огня. А потом подошла к его коню — большому и черному, из ноздрей его вырывался пар, я протирала его бока мокрой накидкой, искала раны. Были лишь неглубокие царапины, а я много раз исцеляла пони, чтобы понимать, что конь не ранен, просто устал. Они долго ехали.

«Сложно найти», — сказал он. Ларк говорила во время заклинания: «Лорен должен ее найти». Всадник шел за мной.

Я вернулась к нему и тканью, что была привязана к его поясу, вытирала кровь и грязь с его ран. Я никогда не смущалась мужского тела. Работа целителя была понятной, я клялась себе, что думаю только о красных каплях на руках и груди Всадника. Но я часто останавливалась и отходила, чтобы унять дыхание, словно это я ужасно устала. Я понимала, что работаю сбивчиво, из-за этого результат был не таким хорошим. Я заставляла себя уделять внимание деталям, вести себя так, как Целитель ведет со всеми, проверяя переломы, очищая и исцеляя раны.

Но я сдалась, растерялась из-за своей реакции, я села в стороне от Лорена и смотрела на него. Любопытство съедало меня, и я решила, что если все узнаю от Всадника в этот раз, что мне больше не нужно будет думать о нем. Это займет время. Всадник был полон вопросов — история боли, что отпечаталась на лице, силы, что строилась на долге. Это можно было прочитать по его телу.

Руки могли принадлежать скульптору, а лицо и тело — вдохновлять. Квадратная челюсть, легкая щетина, впавшие щеки — его лицо могло быть мрачным, как и взгляд, но этого не было. Лорен, хоть и был Всадником, не был рожден для этого. На левой скуле виднелся синяк от падения, он пройдет к концу дня. Порез над ключицей продержится чуть дольше, если я найду митрен и сделаю мазь, это касалось и свежего пореза на груди. Не было ничего серьезного. Но были давние шрамы от давних ран. Ран, которых касались руки других Целителей, но не постоянно. Я дала бы Всаднику двадцать пять лет. Интересно, скольких Целителей он видел?

А потом мне стало интересно, почему я задалась этим вопросом.

А один шрам тонкой линией шел над его левой бровью к виску. Он был старым и едва заметным, многие его не увидели бы. Но я привыкла замечать то, что было лишним. Рана была ужасной. Лорен явно потерял тогда много крови, пока трава или рука не запечатали порез, могли задействовать и заклинание. Белый целитель работал над этой раной. Идеально поработал. Я вытянула руку и провела пальцем по шраму, ощущая тепло и жизненную силу Всадника…

Я отстранилась, встала на ноги и отправилась по берегу. Зачем я касалась его не как Целитель? Это было предательством по отношению к Райфу, так я думала. Я должна прекратить это. Но я вернулась, ругаясь, что Лорен пришел, и заставила себя закончить начатое. Я ополоснула его вещи и развесила сушиться, а потом сняла с его коня седло, отвела его за голову отдыхать. К седлу был прикреплен узелок из ткани. Я раскрыла его. Внутри лежала еда — сухари, чашка и нож, какой-то пирог, пахнущий овсом, и это я отдала его коню. Я оставила сухари на ткани для него, наполнила чашку водой. Я расстелила накидку. Лорена я уложила на нее и отошла в сторону. Ему не нужен дальнейший уход, он был силен.

Было неприятно, что я так и не получу ответов от Всадника, но мне и не хотелось с ним говорить. Я уже отбросила воспоминание о его взгляде, о его коже под моими пальцами. Я не хотела слышать его голос, чтобы он потом все время звенел в моих ушах.

Костер из камыша начал дымить. Я его не разжигала заново. Скоро рассвет. Я склонилась и подхватила Всадника под плечи, передвигая его. Простое движение, так я делала часто: если правильно использовать силу рычага, то я могла передвигать даже тела, что были вдвое тяжелее меня…

Но вдруг все стало не так просто.

— Что?

— Ай!

Его крик, мой вскрик, стук. Я стащила его, но теперь он был надо мной, прижав к земле ловким движением, сжимая рукой мое горло. Я была удивлена, а он оказался быстрым.

Но я тоже была быстрой, рефлексы давали о себе знать. Моя рука впилась в кожу под его ребрами, я ущипнула его в точке, что заставило его замереть, и я успела выбраться. Он выругался и вздрогнул, но Всадник был обучен, он схватил одну мою руку, затем другую, потянул на себя и прижал весом к земле.

Прошло лишь мгновение. Он прорычал:

— Кто?.. — и его глаза расширились, он резко отстранился. Я развернулась и посмотрела на него, тяжело дыша, глядя, как выражение его лица меняется от боевого до удивленного, а потом до веселого, когда он заметил накидку на земле и свой оголенный торс.

Но веселье растаяло, когда он посмотрел на меня.

— Леди, — прошептал он и вежливо кивнул. Он убрал волосы с глаз. Леди. Смешно.

— Меня зовут Эви Кэрью, — но я пожалела, что назвалась. Зря я не назвалась Евой, чтобы звучать старше.

Всадник кивнул, оглянулся на меч, ведь тот оказался далековато от него. Он подхватил его плавным движением и оценил вес, а, может, свою силу, разрезав мечом воздух. Он огляделся, видимо, ожидая возвращения врагов.

— Ты сказал, что меня было сложно найти, — выпалила я, глядя на него. — Зачем ты меня искал?

Всадник вскинул брови, словно вопрос был глупым, или это относилось к мечу. И я добавила:

— Моя кузина, Ларк, попросила тебя? Скажи ей, что со мной все хорошо, — вот и все. Я думала, что все закончилось. Отряхнув юбку, чтобы выглядеть занятой, я надеялась, что он займется своим конем или начнет собирать вещи, что я взяла у него.

Он вложил меч в ножны.

— Нет, миледи. Я не вернусь. Я останусь защищать тебя.

— Зачем? — вопрос вылетел, словно выдох. Я и забыла свое обещание ничего не спрашивать, чтобы не узнать о том, из-за чего будет сложно оставить этого Всадника. Я покачала головой, чтобы очистить мысли и заговорить серьезнее. — Я иду одна. Меня не нужно защищать. И помощь мне не нужна.

— Всем нам нужна помощь, — мирно ответил он.

— Тебе нужна.

Он усмехнулся, но спросил серьезно:

— А ты не испугалась того нападения?

— Я не боюсь смерти.

— Бывают вещи и хуже смерти, — он вскинул брови в ответ на мои слова и на свою реакцию. Но потом я увидела его сожаление и понимание, словно он вспомнил тело Райфа на площади, словно подумал, что я уже видела то, что хуже. Улыбка угасла. Повисло молчание, и атмосфера изменилась.

Я быстро сказала:

— Твои раны неглубокие. Заживут. И конь в порядке, — я кивнула на его лошадь. — Как его зовут? — хватит спрашивать, Эви!

— Арро.

— Арро, — повторила я и встала на ноги, поднимая накидку и сумку. Развернувшись, я поняла, что мне некуда идти. Оставаться на болоте не хотелось, ядов у меня уже не было, а домой я вернуться не могла. Выбор был быстрым: на западе была какая-то тень, наверное, лес. И я пошла туда, остановилась и оглянулась, подозревая, что он смотрит.

— Спасибо, — сказала я, стараясь звучать ровно. Я развернулась и пошла к теням.

— Миледи, — позвал он меня. Я прикусила губу и продолжила идти. — А ты? Ты так быстро исцелилась?

Я застыла. Что он мог знать о моей ране, моей потере и боли? Я оглянулась. Хотелось сказать что-то резкое, чтобы он перестал мне сочувствовать. Всадник стоял, его озарял лунный свет.

— Твои раны, — сказал он, указывая. — Осмотри их.

Я опустила взгляд на свои руки, с которых свисала мокрая накидка. Они были в длинных глубоких царапинах, кровь уже засохла. Я коснулась лица и шеи, и ладони стали красными. А я даже не заметила.

— Камыши, — я присмирела. И мне не нравилось это внимание.

— Или тени, — предположил он и кивнул на пруд. — Тебе нужно умыться.

Словно он мог указывать Целителю, как лечить. Но я все же прошла к пруду, опустила на землю сумку и накидку и сняла платье, бросив его и только потом поняв, что смысла в этом не было, ведь все было мокрым. Я была не в себе.

Тени. Он назвал их так же, как и я.

— Тени, — начала я, смывая кровь. — Что это было?

— Следы Пустыни. Они приходят из-под земли, их редко видят на поверхности, но если собьются в такой рой… Тени, вроде, и не опасные, но могут ранить, если их разозлить. Толпой они могут подхватить и унести. Их можно обхитрить, но нужно быть быстрым, — и он с горечью добавил. — Я быстрым не был.

— Быстрым? — хватит вопросов, Эви! Я прикусила язык, пока не успела спросить о Пустыне.

— Нужен огонь или источник света, как ты и говорила. Я знал, что это лучше, чем сражаться с ними. Но не понимаю, почему сработала вода?

— Лунная вода.

Лорен посмотрел на меня, а потом кивнул, словно уже слышал такое название. Он сказал серьезнее:

— Спасибо, что помогла.

— Мы квиты, — я выбралась на поверхность и оделась. — Если они вернутся, я буду знать, как их остановить.

— Они не остановятся.

— Но ты же сказал. С ними легко расправиться, — я была нетерпелива, было трудно казаться спокойной, когда я такой не была. Я хотела уйти. Мне хватило событий этой ночью.

— Тени — меньшая из наших бед, — отметил Всадник. — Они могут управлять землей, огнем, собирать опасных существ, вытаскивать из людей худшее…

— Они? — не поняла я. — Кто они?

— Призыватели. Они найдут тебя. И не остановятся.

Ветерок подул на нас. Я сказала:

— Ты нашел меня, Всадник Лорен. Ты из Призывателей, которых не остановить?

— Нет, — он немного замешкался, словно смутился. Так это поняла я.

— Как ты меня нашел?

Всадник посмотрел на пруд поверх моей головы и тихо сказал:

— Лунный свет на воде…

Холодок пробежал по коже. Лунный свет на воде… Так говорил провидец. Я развернулась. Луна отбрасывала на воду серебристую дорожку. И пока я стояла у края воды, она приводила к моим ногам.

Я оглянулась на него и поежилась. Он вдруг спросил:

— Ты не знаешь, кто ты, миледи? С чем мы боремся? Тебе никто не рассказал?

Я сказала:

— Я Целитель, — хоть и испорченный, но это я не сказала. — Я не сражаюсь.

Этого не хватило.

— Твоя кузина была в Мерит после сражения с Тротами. Она не рассказала тебе?

— Ларк была ранена, а когда ей стало лучше…

— Ты ушла.

Я отвела взгляд.

— Я не могла тогда говорить…

— И куда же ты идешь, миледи? — мягко спросил Всадник. — Ты знаешь? — я снова поежилась, но не от ветра. От его голоса.

Я не ответила, и он снова спросил:

— Думаешь, твоя кузина Ларк все еще в Мерит?

Я сказала:

— Думаю, она с одним из ваших Всадников. С Гарейном.

— Так и есть.

— Но… Я видела стены, замок, — я не могла молчать, ведь видение было странным. Я взглянула на него. — Не этого я хотела для нее, — или для Всадников. Но Лорен нахмурился.

— Что значит «видела»?

— Я сделала заклинание. Увидела Ларк в замке. А она — меня.

Лицо Лорена стало мрачным. Он медленно вдохнул, рука его коснулась рукояти меча.

— Вот что имела в виду королева в сообщении. Потому они так быстро пришли.

— Кто? Призыватели? Какая королева?

— Твое заклинание — ты открыла им проход. Нам нужно уходить, — он оглянулся и понял, что я все его вещи отвязала, потом покачал головой и пробормотал. — Мы останемся наготове…

Я не сдвинулась.

— Так сказала Ларк: «Призыватели идут».

— Так и есть. Тени — это мелочи, — он сложил еду и уже скручивал быстрыми движениями накидку. — Не надо было создавать заклинания. Это было глупо. Оставь одежду и накидку, они слишком мокрые. Прицепим их к седлу, — он поднял упряжь.

Я возмутилась:

— Ты не понял? У меня свой путь.

— Куда? Зачем? — Лорен надевал уздечку на голову Арро, шепча ему. — Еще упрямее, чем ее кузина.

— Я не прошу тебя следовать за мной!

Он бросил через плечо спокойным тоном:

— Я не следую. Я иду рядом.

Все не так. Я жалела о заклинании, но ему говорить не собиралась. Если Призыватели хотели наказать меня за то, что я перешла границу дозволенного Целителям, пусть так и будет. Но я не хотела идти с этим Всадником, тревожить еще свежие воспоминания. А он и не спрашивал, словно поход со мной и не был для него вопросом! Пока он седлал коня, я подобрала мокрые вещи и сумку.

— Ты допустила ошибку. И теперь опасности будут идти друг за другом, — сказал Лорен. Он услышал, что я ухожу, и заговорил громче. — Если справишься с одним, они пошлют другое, и так, пока не получат тебя, — я не слушала его и уходила.

Лорен тревожно позвал меня, и я ускорила шаги, тревожась из-за его голоса, а не из-за опасностей, о которых он говорил. Его голос был бальзамом.

Он пошел за мной, ноги стучали по земле, и я с яростью сказала, не оборачиваясь:

— Если будешь навязываться, я сбегу. Я знаю, как лечить, но и знаю, как ранить.

Может, он уже это знал. Лорен замедлился, но безмолвно шел за мной. А потом сказал:

— Я не могу заставить. Это выбор. Ты хочешь быть одна?

— Да.

— Тогда… — его рука оказалась на моей, он развернул меня лицом к себе, — я должен кое-что сначала сделать.

Всадник был слишком близко, в его глубоких синих глазах можно было утонуть. Я безумно подумала, что он собрался меня поцеловать, его ресницы опустились, он посмотрел на мои губы, а потом взметнулись, и он поймал мой взгляд. Его рука скользила по моей, он потянул за узкую лямку нижнего платья и стянул ее с моего плеча. Накидка и платье выпали из моих рук. Он склонился ближе, касаясь лбом моего лба, его дыхание было таким легким, касалось моей кожи запахом сандалового дерева. Я не могла ни дышать, ни говорить. Я таяла в его руках, словно воск.

Брови Лорена поползли вверх из-за моей податливости. Я тоже понимала отчасти, что это абсурд, что я веду себя странно. Но я не думала, я тянулась к его губам. На миг его губы почти коснулись моих, но Всадник попятился, взгляд его скользнул по моей шее и его пальцам, схватившим меня за руку. Он крепко схватил меня за плечо и прижал другую ладонь к моей спине…

Я закричала, когда вспышка тоски взорвалась во мне, упала на колени под ее весом. Лорен потрясенно отступил. Мы безмолвно смотрели друг на друга. Он взял себя в руки и выпрямился, собранный, серьезный и, наверное, злой.

— А теперь, миледи, если хочешь идти одна, ты хотя бы не останешься незащищенной, — он развернулся и пошел к коню, что терпеливо ждал его.

7

Я поднялась, схватила свои вещи и пошатнулась. Ноги дрожали, я услышала свои причитания:

— Что это было? — выдохнула я. — Что это? Что ты наделал?

— Связь, — мрачно отозвался Лорен. Он добрался до своего коня и закреплял седло. — Без формальностей, но так было нужно.

— Нужно? Стой! — я выронила вещи и споткнулась, растерявшись. Почти поцелуй, я глупо потерялась в этом чувстве. Что-то сладкое, горькое, неуловимое — в той вспышке пролетело множество эмоций, и я была и переполнена, и опустошена этим, не могла понять точно. Я даже не была уверена, что знаю свое имя. Как-то я оказалась возле коня и вцепилась в поводья, склонившись к боку Арро, держась за него и дыша. — Не уходи, Всадник, не объяснив этого.

Лорен застыл на миг, вдохнул и легонько коснулся моей левой лопатки.

— Здесь, — сказал он. — Твоя метка. Я ответил на твой зов. Это, миледи, был мой выбор. Вам я его предоставить не мог. До встречи.

Он взобрался на коня и подтолкнул его. Я раскрыла рот, поводья выпали из моей руки. У меня не было сил.

— Этого… не… хватит, — задыхалась я. В голове стоял звон. Я уперла руки в колени, попыталась вытряхнуть звук из головы, злясь, что сначала он принес прекрасные чувства, а потом такие отвратительные. — Что за зов? — кричала я вслед ему. — Какая связь? Почему твой выбор?

— От этих вопросов появится лишь еще больше вопросов, миледи, — отозвался он, словно знал, что я пыталась не спрашивать ничего. — Вам бы лучше уйти, пока не рассвело.

— А тебе лучше рассказать мне, что я должна знать, — парировала я. Но он не ответил.

Лорен проехал несколько ярдов, остановился и подождал… пока я уйду. Всадник выполнял мой приказ, позволял мне уйти. Но сам не спешил уходить, словно хотел убедиться… в чем? Что я не погибну? И только из-за Всадника я нервничала, из-за его присутствия я была не в себе, а от этой связи мне было плохо.

Я отвернулась и пошла в противоположную сторону. Я не помнила, куда собиралась уйти. Но я увидела свою одежду на земле и подошла к ней. Я принялась надевать платье через голову и замерла. Голова кружилась от постоянного звука. Мокрое платье, мокрое нижнее белье, я стояла, так и не надев платье до конца, было холодно. Мысли путались. Я бросила платье к ногам, желая рухнуть рядом с ним. Но я пока еще могла стоять и идти, потому я зашагала, таща за собой одежду и сумку. Звон не прекращался, он был невыносим. Я пробивалась сквозь этот шум, словно в меня дул сильный ветер.

Я пошла вдоль пруда, но рухнула на колени из-за звона в голове. Намерения были забыты, как и Всадник. Меня охватило отчаяние из-за беспомощности, я не знала, как защититься, как исправить все. Руки дрожали, зажимая уши, пытаясь спастись от ужасного шума.

Что он наделал? В голову впивались иглы. Я была на коленях, потом на земле, перекатилась на спину, сжала виски, смотрела на небо, а визг в голове лишь усиливался.

Тени кружили в слабом свете. Если они вернутся, пусть. Они могли забрать меня, содрать кожу с костей, зато звук прекратится. Земля дрожала под моей спиной, стучали и топали копыта.

— Хватит! — кричала я, моля, чтобы меня смог кто-нибудь услышать. — Прекратите! — но я вдруг взмыла с земли, мир взорвался. Тень в небе стала сгустком пламени, вспышка света и шум — так ужасная птица взорвалась в видении заклинания. На миг звон утих, и я увидела Лорена, он был без коня, защищал меня, размахивая рубашкой и мечом, словно подавая сигналы. Но нет. Он ударял ими темных существ, они не успевали напасть на нас, они взрывались, а Лорен стоял среди этого хаоса, сосредоточенный и смелый…

* * *

— Эви.

Блаженная тишина. Чирикали птицы, дул ветерок.

— Эви, открой глаза.

Я послушалась и прищурилась. Лицо Лорена было надо мной. Мои глаза расширились. Небо было тусклым, но ясным. Никаких теней или облаков.

Челюсть плохо двигалась, ведь до этого я сильно сжимала зубы.

— Что случилось?

— Стрижи. Птицы Призывателей, — сказал он мрачно. — Они очень быстрые.

Опять Призыватели.

— Ты их сжег.

— Стрижи взрываются от прикосновения чего-нибудь, связанного с землей. Их легко уничтожить, но они разрушительны. Целители почти с ума сходят.

— Этот звук… — я думала, это было из-за прикосновения Лорена. Все случилось в одно время. Но теперь я могла мыслить, монстры ушли… Осталось лишь тепло связи.

— Тени, стрижи… Призыватели выбирают существ, что окружат тебя и задавят.

— Задавят? — я быстро села, чтобы доказать, что не придавлена. Все кружилось.

Всадник схватил меня за руку и помог успокоиться.

— Потому тебе нужно быть собранной и внимательной.

— Если им нужна я… — это мне не нравилось, — ты не рассказал, почему.

Он вскинул брови.

— Я думал, это ты не спрашивала.

Замечание было спокойным, но по горлу поднялся странный жар.

— У меня есть глаза, — парировала я. — И я вижу, что тьма шла к нам. Засуха, Троты, мертвые жители деревень, испуганные выжившие, а теперь… — я указала на небо, словно тени и стрижи могли вот-вот вернуться. — Что Ларк не рассказала мне?

— Миледи, ты ведь хотела уйти? Уходи, пока твои волосы укрывают тебя в сером рассвете. Тебя будет хуже видно… глазу.

Он играл со мной. Я попыталась встать, не сдаваясь:

— Что она мне не рассказала?

Лорен не ответил, но протянул руку, я ее не приняла. Я выпрямилась, проверяя равновесие. Я уже не раскачивалась, осталось лишь тепло в области метки. Она покалывала. Так происходило и с жаром в горле, покалывали и воспоминания о том, что я ожидала, нет, хотела поцелуй… Глупо. Я уперла руки в бока с яростью.

— Я должна знать, какой опасности ожидать.

Всадник окинул меня взглядом — мою стойку и взгляд — и тихо сказал:

— За что ты так сильно цепляешься? Это не страх.

— Едва ли, — фыркнула я.

Его рот чуть изогнулся. От этого взгляда можно было покраснеть, но я заставила себя сдержаться. Он сказал:

— Не нужно доказывать мне свою смелость, миледи. Я знаю о ней. Удачи, — он развернулся и пошел к коню.

Ничья. Мы поменялись местами. Всадник знал, что мне некуда идти, знал и о любопытстве. И я догадывалась, что он не собирается меня отпускать. Но кто сдастся первым? Я чуть сдвинулась, но развернулась и вернулась. Я не могла притворяться застенчивой.

— Если я позову тебя с собой, ты ответишь на все мои вопросы.

Намек на победу заставил Всадника вздрогнуть, но он лишь бросил через плечо:

— Светает, миледи. Лучше найти укрытие, а там и поговорить, — он взобрался на коня. Я отвела взгляд от болота. На западе небо бледнело, было уже не пепельным, а жемчужным. Неподалеку было несколько деревьев. Можно ли их считать укрытием? Я посмотрела на Всадника.

Он опустил руку. Я замешкалась.

— Езжай, — сказала я. — Я кататься не умею.

— Это, — отозвался он, — и не нужно, — Лорен впервые по-настоящему улыбнулся мне. — Твоя кузина быстро научилась, — он быстрым движением втянул меня на коня и усадил перед собой на седло. Я сглотнула, его руки оказались вокруг меня и взяли поводья. Его обнаженная грудь была теплой за моей спиной. — Я тебя не уроню, — сказал он.

* * *

Я ошиблась. Укрытия были повсюду. Лорен выбирал осторожно, пройдя несколько рощ.

— Почему дуб? — спросила я, когда мы остановились.

— Лучшая защита от Призывателей, — сказал он, спешившись. — Остановимся и высушим вещи, — он обхватил руками мою талию и спустил на землю, а потом неловко отстранился, и я только тогда поняла, что цеплялась за него.

Я опустила руки, он повернулся к коню.

— Итак, я слушаю вопросы, миледи.

— Тогда я начну. Кто такие Призыватели?

— Враги, — сказал он, отцепляя от седла мокрые вещи.

— Почему?

Он улыбнулся.

— Неизбежность.

— С каких пор враг — это неизбежность?

— Видишь ли, — Лорен передал мне мою сумку и принялся развешивать вещи на ветвях. — Есть те, кто защищают Равновесие Природы, и те, кому хочется его уничтожить. И враги есть постоянно.

Я рассмеялась.

— Кто может быть врагом Природы?

Взгляд Всадника был лишен веселья.

— Хранители Равновесия и Призыватели Хаоса — противоположные силы, — сказал он. — Ты не знала?

Я покачала головой.

— Все на земле — результат Равновесия изначальных стихий Жизни, Смерти, Тьмы и Света. Долг Хранителей — защищать Равновесие, а Призыватели постоянно пытаются это нарушить, — Лорен перестал развешивать вещи и подошел ко мне. — Вечная борьба. Хранители не пускают Призывателей. А те ищут шанса впустить Хаос…

— Всадники, — перебила я. — Всадники на стороне Равновесия?

Он фыркнул.

— Ты звучишь неуверенно.

— Но, — сказала я, — ты убиваешь.

— С каких пор убийство не часть Природы?

— Но это намеренно… в бою.

Он замер. Я увидела, как он помрачнел.

— Я не Целитель, — ответил он. — И не из Мерит. Не сравнивай меня с вашим невинным… воспитанием.

Он явно хотел сказать не «воспитание». Его тон жалил. Я отозвалась:

— А я не из вашего жестокого мира, так что не рассчитывай, что я пойму.

Лорен снял седло с Арро.

— Точно, — согласился он, смягчившись. — Порой у нас нет выбора, и приходится брать оружие, особенно, когда жизнь в опасности, — он оставил седло на пне. — Ты ведь понимаешь, что у Призывателей преимущество, — продолжил он. — Война не прекращается. Происходящее это только доказывает. И станет только хуже.

Я задумалась.

— Это связано с поиском ракушки?

Лорен выронил поводья и вышел из-за дуба ко мне.

— Ты ведь не говорила с кузиной?

— Нет. Но я вспомнила часть куплета: «Песнь ракушки услышь, дождь к…»

Он схватил меня за руки.

— Где ты это слышала?

Я застыла, не ожидавшая его прикосновения.

— Ты спокойно отцеплял седло, говоря о судьбе Земли, а теперь бесишься из-за каких-то слов?

— Ты знаешь. Откуда?

Всадник был слишком близко, глаза его были синими.

— Я встретила старика, провидца, — сказала я, едва дыша. — Он сказал, что наступает тьма, что я должна найти ракушку, — и что я пряталась от чего-то, что еще не видела. Я вдруг захотела, чтобы провидец ошибся во всем.

— Провидец, — Лорен встревожился. — У него было имя?

— Харкер.

Его взгляд ожесточился.

— Держись от него подальше.

Я вспомнила старика, что был одиноким и мучился от боли.

— Он безобиден.

— Безобиден? — рявкнул он. Лорен отпустил меня и отошел. — Он — причина всего этого.

— Как? Почему?

— Харкер предложил Призывателям то, чего у него не было, и это привело к новой атаке, — его тон ужасал. — Об этом он явно умолчал.

Я потирала руки, его хватка была крепкой.

— Но зачем он сказал мне найти ракушку?

— Надеюсь, из чувства вины, — прошептал Лорен. — Миледи, та ракушка — амулет, один из четырех, что защищают Хранители в замке Тарнек. Но из-за этого предателя мы потеряли их, Призыватели украли их, — он поджал губы. — Они разбросаны и скрыты, они пытаются выманить нас…

— Что за амулеты?

— Шар, ракушка, камень и меч. Символы Жизни, Смерти, Тьмы и Света, изначальных стихий.

Я потеряла дар речи.

— И… что они делают?

— Они связаны под надзором Хранителей. Так оберегается Равновесие, циклы этих сил защищаются. Если амулеты разделены, силы становятся нестабильными, все живое в опасности.

— Почему? — прокричала я, удивив Всадника. Но я вдруг разозлилась из-за этого разговора, не желая верить, что такой силой беспечно играли. — Почему все так просто… Почему наши жизни в опасности из-за разделенных амулетов?

— Просто? — оскалился Всадник. — Ты ничего не знаешь о бесконечном присмотре Хранителей! — он отошел, взял себя в руки и вернулся. Его голос был ровным, но все еще слишком громким. — Подумай о Равновесии, о потоке изначальных сил, ты ведь, как Целитель, связана с ними. Рассвет, закат, урожай и увядание… Каждый день, каждый год цикл повторяется. Почему? Потому что так должно быть. Если одной силы становится больше, или она исчезает, все пропало. Ты видела, что это привело к трем месяцам засухи, представь, что дождь вообще не прольется.

Слова ударяли по мне.

— Ты говоришь о дожде! А не о свете, тьме… или смерти!

— Не будет дождя, — мягко, но настойчиво говорил Всадник. — Это выбор Призывателей. Понимаешь? Изначальные силы связывают Природу и Землю. Они должны быть в равновесии, тогда сбалансированы и элементы — земля, вода, ветер и огонь. Но в руках Призывателей амулеты становятся игрушками, — он сузил глаза. — Они могут убрать воду… если захотят.

Я услышала свой выдох, меня словно ударили этой угрозой. Засуха была прихотью жестокости.

— Теперь ты понимаешь, как они играют нашими жизнями, — Лорен подошел и прошептал это. — Они не могут разрушить амулеты, но могут управлять, обернуть Природу против себя. Разорить землю и свести с ума существ. Они нападут с такой силой, какую мы не видели. Амулеты нужно вернуть, чтобы помешать им.

Я, вроде, кивнула. Веселье и злость исчезли. Плечо покалывало, во мне была нить тепла…

Лорен склонил голову, разглядывая меня.

— Я вижу сомнение в твоих глазах. Ты задаешь все вопросы, но не главный. Задать его за тебя? — он заговорил еще мягче. — Почему Призыватели ищут тебя, Эви Кэрью? Что пробудило эту связь?

— Моя метка. Наверное, она что-то значит, но я не знала… — я замолчала, задумавшись. Провидец боялся моей метки, спрашивал, что у меня общего с Ларк. Я с подозрением посмотрела на Всадника.

— Кузина. Кто она?

Он сказал:

— Лучше спроси, почему твою кузину выбрали искать помощи Мерит.