Серебряная рука

ГЛАВА ПЕРВАЯ ДВА КОРОЛЯ

Красавица Ралина давным-давно умерла. Корум встретил Медбх, дочь короля Маннаха, но и ее ждала скорая, с точки зрения Корума, смерть. Возможно, — любовь к мабденским женщинам, что умирали едва родившись, была слабостью Принца, но она же наделяла его горьким знанием — знанием того, что он переживет своих возлюбленных, что он не единожды испытает горечь утраты. Впрочем, Корум старался не вспоминать об этом, предпочитая думать о чем-то ином. Образ Ралины померк. Корум с трудом вспоминал самые яркие события прошлого, когда ему пришлось сражаться с Повелителями Мечей…

Корум Джайлин Ирси, которого называли Принцем в Алой Мантии, а после того, как он отдал свою мантию волшебнику, его стали называть Корум Серебряная Рука, поселился в Кэр-Малоде. Два месяца миновало с того дня, как Черный Бык Кринанасса напитал своей кровью здешние земли и принес долгожданную весну в страну Туха-на-Кремм Кройх, Народа Кургана. Два месяца прошло с той поры, когда безобразные Фой Мьёр попытались уничтожить жителей Кэр-Малода, заморозить и загубить Кэр-Малод так, чтобы он стал таким же, как Лимб, из которого пришли и в который не могли вернуться Фой Мьёр.

Казалось, что они не тронут Кэр-Малод и впредь. Фой Мьёр были выброшены в это Измерение, словно рыбы на берег; они не любили его обитателей, но не радовались и сражениям. Их оставалось только шестеро. Некогда же здесь их было множество. Все Фой Мьёр страдали странной болезнью, которая медленно подтачивала их силы и, в конце концов, приводила их к гибели. В то же самое время они пытались как-то изменить Землю, как-то приблизить ее к привычному для них миру. Мир погружался в унылую вечную Самхайн, суровую студеную зиму. Фой Мьёр были обречены, но так же были Обречены и Земля, и народ мабденов.

Мабдены старались не думать об этом. Еще бы — они победили Фой Мьёр и с оружием в руках отстояли свою свободу. Наступившее лето было необычайно жарким и щедрым.

— И куда это Ледяной Народ запропал? — шутили обливавшиеся потом мабдены.

Казалось, что солнце, не умея согреть прочие земли, отдавало все свое тепло этому крошечному островку, затерянному среди льдов.

Дубы были необычайно зелены, ольха — неожиданно крепка, вязы и ясени удивительно пышны. В полях, о которых люди уже забыли и думать, зрела пшеница.

Повсюду цвели маки и васильки, ноготки и жимолость, мальвы и маргаритки.

Лишь студеные воды рек, что текли с востока, заставляли народ Туха-на-Кремм Кройх вспоминать о том, что братья их погибли или попали в рабство к Фой Мьёр, что их Верховный Правитель, Великий Друид Эмергин был околдован, — его пленили в граде Кэр-Ллюд, ставшем теперь столицей Фой Мьёр. Люди вспоминали об этом лишь тогда, когда наклонялись к воде, чтобы утолить жажду. И тогда лица у многих омрачались, поскольку не могли люди отомстить за своих погибших братьев. Единственное, что оказалось им под силу, так это защитить себя. Не приди к ним на помощь волшебство сидхи и божество, пробудившееся от глубокого сна в глубинах Кургана, не было бы и этого.

Этим божеством был Корум.

Воды восточных рек питали своими водами широкий ров, прорытый вокруг конического холма, на вершине которого стояла крепость Кэр-Малод, древний город, сложенный из огромных серых глыб гранита, город суровый и неприступный. Люди долго не жили в Кэр-Малоде, но началась война, и они вынуждены были вновь поселиться в нем. Это был последний оплот Туха-на-Кремм Кройх. Прежде этот народ жил в куда более привлекательных городах, но все они были скованы льдами, пришедшими вослед за Фой Мьёр.

После победы над Фой Мьёр многие жители города вернулись на свои разрушенные фермы, чтобы отстроить их вновь и растить хлеб на оживших полях, политых кровью Черного Быка. В Кэр-Малоде остались только король Маннах со своими воинами и слугами, дочь короля Медбх и Корум.

Порой Корум поднимался на крепостную стену и оттуда созерцал море и развалины собственного дома, которые люди считали естественным творением природы, хотя и называли его Замком Оуин.

Копье Брионак, Черный Бык и связанное с ними волшебство не давали Коруму покоя. Все происшедшее выглядело настолько неправдоподобным, что казалось не более, чем сном. Принц видел сон мабденов…

И все же он был доволен жизнью. У него была Медбх Длинная Рука, прозванная так за то уменье, с которым она обращалась с копьями и татлумами, смешливая рыжеволосая красавица, выделявшаяся своей силой и умом. Корум пользовался всеобщим уважением. Люди привыкли к нему. Они привыкли к его необычному вадагскому обличью, к его серебряной руке, к его желто-багряному глазу, к прикрывавшей пустую глазницу повязке, что была расшита рукой Ралины, маркграфини горы Мойдель, жившей тысячу лет назад.

Его уважали. Он был верен этому народу, верен себе. Ему было чем гордиться.

У него был прекрасный товарищ. Правда, с тех самых пор, как Корум откликнулся на зов людей и покинул замок Эрорн, он ни разу не видел его. Интересно было бы узнать, что поделывает сейчас Джерри-а-Конель, Спутник Героев. Никто иной как Джерри посоветовал ему внять мольбам короля Маннаха. Джерри был единственным из известных Коруму смертных, обладавшим способностью вольно странствовать по Пятнадцати Измерениям.

Некогда этой же способностью обладали все вадаги и надраги, но с гибелью Повелителей Мечей от нее не осталось ни следа.

Иногда Корум призывал к себе барда, исполнявшего дивные древние баллады народа Туха-на-Кремм Кройх. Одна из баллад приписывалась первому Эмергину, предку Верховного Правителя, плененного Фой Мьёр. Баллада эта была написана в те дни, когда мабдены пришли на свою новую родину.

Бард заканчивал балладу песней собственного сочинения, призванной как-то пояснить смысл слов Эмергина.

Казалось, в этих древних песнях Корум слышит отзвук своей собственной судьбы, раскрытой пред ним Джерри-а-Конелем, — ему суждено рождаться вновь и вновь, ибо он должен участвовать во всех войнах, что ведут смертные, будь то мабдены, вадаги или еще какая-то иная раса. Ему было назначено освобождать смертных из-под власти богов (существовало мнение, что богов этих творят сами смертные).

Баллады напоминали Коруму некоторые из его снов, где он был миром, а мир был им, где он был в мире, а мир был в нем, где все обладало равной ценностью — живое и неживое, одушевленное и неодушевленное. Скалы, деревья, кони, люди все были равны. Подобных верований придерживались многие мабдены из народа короля Маннаха. Если бы сюда забрело существо из мира Корума, оно приняло бы их за примитивное поклонение природе; однако Корум понимал, что верования эти несут в себе нечто куда большее. Крестьяне Туха-на-Кремм Кройх просили прощения у камня, прежде чем перенести его в другое место; к земле, скоту и плугу они относились с тем же почтением, что и к отцу, жене или другу.

Жизнь Туха-на-Кремм Кройх подчинялась строгому величественному ритму, который нисколько не влиял на ее непосредственность, оставляя в ней место и для радости и, порою, для гнева. Корум был горд тем, что он защищает этот народ от Фой Мьёр, ибо Фой Мьёр угрожали не просто жизни мабденов, но чему-то неизмеримо большему — великому Спокойствию этого мира.

Туха-на-Кремм Кройх не были свободны от гордыни, тщеславия и прочих пороков, но они с величайшей терпимостью относились и к порокам иноплеменников. По странной иронии судьбы, вадаги — или сидхи — в пору заката их цивилизации придерживались подобных же воззрений, чем не преминули воспользоваться предки нынешних мабденов. Неужели достижение высокой степени развития делает народ или расу беззащитными перед теми, кто менее развит? И если это так, то о каком Космическом равновесии можно говорить? Корум решил никогда не вспоминать об этом, — после того, как он встретился с Повелителями Мечей и раскрыл смысл собственной судьбы, рассуждения о природе Космоса утомляли его.

В Кэр-Малод прибыл нежданный гость. Это был король Файахэд. Он не испугался пуститься в долгое путешествие по гибельным водам западных морей. Взмыленный конь, на котором скакал его посланник, остановился на самом краю широкого рва, окружавшего Кэр-Малод Посланник был одет в нежно-зеленые шелка; латы и шлем его были серебряными. На плечи была накинута мантия, разбитая на четыре квадратных поля — желтое, голубое, белое и пурпурное. Запыхавшийся посланник известил стражей, стоявших на привратных башнях, о цели своего прибытия. Корум, прибежавший на его голос с другого конца крепости, изумился виду гостя — в здешних краях так никто не одевался.

— Я — человек из свиты короля Файахэда! — громко возвестил посланник. Наш король прибыл к вашим берегам. — Он показал рукой на запад. — Наши корабли уже причалили. Король Файахэд просит своего брата короля Маннаха не отказать ему в гостеприимстве.

— Жди у ворот! — ответил страж. — Мы передадим сказанное королю Маннаху!

— Так поспеши же. Только за стенами вашей крепости мы будем чувствовать себя в безопасности. Многое слышали мы о бедах, подстерегающих людей в этих землях.

Стоя на сторожевой башне, Корум удивленно рассматривал незнакомца.

На башню взошел сам король Маннах.

Король был крайне изумлен.

— Файахэд? Для чего он прибыл сюда? — тихо бормотал он.

Наконец, король обратился к гонцу:

— Мы всегда рады приветствовать короля Файахэда в нашем городе. Но что заставило вас покинуть Туха-на-Мананнан и прибыть сюда? Неужели и вы подверглись нападению Фой Мьёр?

Гонец никак не мог отдышаться. Он покачал головой.

— Нет, господин. Мой повелитель желает говорить с тобой. О том же, что вам удалось сбросить с себя ледяное ярмо Фой Мьёр, мы узнали совсем недавно.

Мы прибыли к вам, не оповещая об этом заранее, — мы очень спешили. Король Файахэд хочет испросить у вас прощения за это.

— Передай своему королю, что прощения у него прошу я — ибо мы не сможем принять его как подобает. Мы благодарны ему за этот визит, и с нетерпением ждем его самого.

Одетый в шелка рыцарь поклонился, развернул коня и поскакал по направлению к морю. Еще долго были видны его мантия, развевавшаяся на ветру, его серебряный шлем и драгоценная сбруя скакуна, ярко сверкавшая на солнце.

Король Маннах рассмеялся.

— Думаю, мой друг Файахэд понравится тебе, Принц Корум. Он расскажет нам о том, что происходит в западных королевствах. А я-то думал, что они уже погибли…

Король Маннах развел руками и повторил:

— А я-то думал, что они уже погибли. Врата Кэр-Малода распахнулись и из темного тоннеля появилась целая процессия рыцарей, знатных господ и дам с пиками, разукрашенными флажками. Золотые пряжки их парчовых плащей были инкрустированы аметистами, бирюзой и перламутром; многоцветная эмаль круглых щитов сплеталась в сложные орнаменты; ножны клинков блистали серебром, сапоги — золотом. Высокие статные девы восседали на конях. Гривы и хвосты скакунов были украшены разноцветными лентами. Рыцари все как один носили усы — от огненно-рыжих до пшеничных. Длинные волосы либо падали на плечи, либо были собраны в узел золотыми, бронзовыми или стальными заколками, украшенными каменьями.

В центре этой пестрой процессии важно ехал гигант с огненно-рыжей бородой, пронзительными голубыми глазами и обветренным лицом. Он был облачен в длинные одежды, сшитые из красного шелка, отороченные мехом лисицы. Вместо шлема на голове красовался древний стальной обруч, по которому шли тонкие выписанные золотом руны. Король Маннах радостно приветствовал гостя:

— Добро пожаловать, дорогой друг! Добро пожаловать, Файахэд, король Дальнего Запада, древней зеленой страны, прародины нашей!

Рыжебородый гигант захохотал и легко соскочил с коня.

— Манеры у меня ничуть не изменились, Маннах. Как и прежде я люблю парады и роскошь!

— Вижу-вижу, — отвечал король Маннах, обнимая гиганта. — Как я рад снова видеть тебя! Если бы ты изменил себе, ты не был бы Файахэдом. Ты принес с собою радость, ты украсил наш унылый Кэр-Малод. Смотри — мои люди улыбаются. Ты видишь? Сегодня мы устроим большой пир, ведь ты, король Файахэд, вернул нам радость!

Король Файахэд, довольно усмехаясь, выслушал речи Маннаха и повернулся к Коруму, который отступил немного назад, чтобы не мешать встрече старых друзей.

— А это — ваш герой-сидхи, герой вашего народа Кремм Кройх? — спросил Файахэд, подошел к Коруму и, положив свою ручищу Принцу на плечо, с добродушным любопытством посмотрел на него. — Благодарю тебя, Сидхи, за ту помощь, что ты оказал моему брату. Я принес с собой одну вещицу, о ней мы с тобой еще поговорим. Нам надо потолковать и о вещах более серьезных, — он повернулся к королю Маннаху. — Для этого нам придется собраться всем вместе.

— Ты прибыл к нам только за этим? — Медбх выступила вперед. Она гостила в долине и вернулась в крепость за минуту до появления короля Файахэда. Медбх была одета в дорожное кожаное платье; рыжие косы разметались по плечам.

— В основном за этим, милая Медбх, — ответил король Файахэд, наклоняясь к девушке, чтобы поцеловать ее в щечку. — Я всегда говорил, что ты станешь красавицей! Да, моя сестра теперь живет в тебе!

— Что верно, то верно… — согласился король Маннах.

Коруму показалось, что в последних словах короля таится какой-то скрытый смысл.

Медбх рассмеялась.

— Дядя, твои комплименты так же непомерны, как и твое тщеславие!

— И так же искренни, — усмехнулся Файахэд и подмигнул ей.

ГЛАВА ВТОРАЯ СОКРОВИЩЕ КОРОЛЯ ФАЙАХЭДА

Король Файахэд взял с собой и своего арфиста. Неземная музыка его была столь прекрасна, что Корума охватила дрожь. Ему почудилось было, что именно эта арфа звучала в Замке Оуин, но Принц тут же понял, что это не так. Звуки этой арфы были куда мягче. Голос барда сплетался со звуками инструмента так, что порой их трудно было различить.

Корум и все остальные сидели за одним огромным столом в тронной зале Кэр-Малода. Под столом бродили гончие, пытавшиеся разжиться объедками. Факелы весело потрескивали. Звучал смех. Рыцари и дамы из свиты короля Файахэда и обитатели крепости быстро нашли общий язык. Было спето немало песен и рассказано множество самых невероятных историй.

Корум сидел меж королем Маннахом и королем Файахэдом, Медбх — по другую сторону от дяди; они занимали места во главе огромного стола. Король Файахэд и ел, и говорил одинаково жадно, однако почти не прикасался к кубку, — он был куда трезвее своих подданных. Король Маннах тоже почти не пил. Корум и Медбх последовали их примеру. В Файахэде чувствовался большой любитель выпить; было понятно, что причина, побуждавшая его воздерживаться от меда, достаточно серьезна. За столом он рассказал пару историй о своих подвигах на этом поприще.

Празднество подходило к концу Гости и хозяева Кэр-Малода стали откланиваться, и вскоре зала почти опустела. Несколько знатных господ храпело, разлегшись на столе; вельможный рыцарь Туха-на Мананнана избрал своим ложем каменный пол. В углу обнимались заезжий воин и какая-то местная девица.

Король Файахэд начал свою речь:

— Ты, друг мой, последний, кого я посетил с визитом. — Он пристально посмотрел на короля Маннаха. — Я уже знаю, что ты скажешь мне в ответ. Ты скажешь то же, что и все остальные.

— В ответ на что? — Король Маннах нахмурился.

— В ответ на мое предложение.

— Ты побывал и у других королей? — спросил Корум. — У всех королей, чьи земли пока свободны? Файахэд кивнул огромной рыжеволосой головой.

— Да, у всех. Нам нужно объединиться. Единственное, что может спасти нас это единство. Вначале я отправился в страну, лежащую к югу от моих земель, — в страну Туха-на-Ану. Затем я отправился на север, где помимо прочих живут и Туха-на-Тирнам-Бео, — свирепые горцы. После этого я доплыл до земель Туха-на-Гвидднью Гаранхир и посетил тамошнего короля Даффина. И, наконец, я оказался у вас — у народа Туха-на-Кремм Кройх. Все три короля, с которыми я виделся до этого, повели себя крайне осторожно: они считают, что привлекать к себе внимание Фой Мьёр не стоит, ибо это тут же обернется бедой. Что скажет мне в ответ четвертый король?

— В ответ на что, король Файахэд? — Вопрос Медбх был весьма уместен.

— Уцелевшие народы, — насколько мне это известно, их всего четыре, должны объединиться. Мы сохранили часть древних сокровищ; если наши реликвии попадут к Сидхи, они смогут оказать нам неоценимую помощь. В нашем воинстве немало славных воинов. Все мы помним о том, что здесь, в Кэр-Малоде, Фой Мьёр потерпели поражение. Мы должны отвоевать Крэг-Дон и Кэр-Ллюд, нынешнюю столицу Фой Мьёр. Мы должны собрать большую армию, — армию свободных мабденов. Что ты скажешь на это, король?

— Я согласен с тобой, — ответил Маннах. — Было бы странно, если бы я думал иначе.

— А вот те три короля со мною не согласны. Все они считают, что безопаснее оставить все как есть — жить обособленно, ничего не говорить, ничего не делать. Их снедает страх. Они говорят, что без Эмергина сражаться невозможно; Эмергин же пленен Фой Мьёр. Верховный Правитель, избранный советом, пока жив, и потому нельзя избрать нового. Фой Мьёр не случайно сохранили жизнь Эмергину.

— На ваш народ это не похоже, — вмешался в разговор Корум. — Зачем вы связываете себя предрассудками? Почему бы вам не изменить закон и не избрать нового правителя?

— Это — не предрассудок, — спокойно ответил ему король Маннах. — Для избрания нового Владыки все короли должны собраться вместе. Они же не желают покидать своих столиц: одни боятся того, что в их отсутствие страна будет захвачена; другие — того, что они могут погибнуть на чужбине. Избрание Верховного Правителя длится не один месяц. Должен быть опрошен весь народ. Сначала все слушают претендентов, затем наступает время бесед с ними. Разве мы вправе нарушить этот закон? Если мы отречемся от наших древних законов, за что же мы тогда будем сражаться?

— Сделайте своим полководцем Корума и объедините королевства под его началом, — предложила Медбх.

— Подобное предложение уже делалось, — ответил король Файахэд. — С ним выступал я сам. Никто не захотел и слышать об этом. Обычно наши люди не верят богам. Боги нас не раз предавали. Мы привыкли все делать сами.

— Но ведь я не бог, — сдержанно заметил Корум.

— Ты хоть и скромный, да бог, — ответил Файахэд. — Ну а если и не бог, то божество уж точно! — Он затряс своей рыжей бородой. — Так считаю я — человек, который виделся с тобой. Теперь представь, что могут думать о тебе другие короли. Да, они слышали о тебе и о твоих подвигах; но эти рассказы полны небылиц. Я и сам считал, что в тебе никак не меньше двенадцати футов роста! Король Файахэд улыбнулся, — он был гораздо выше Корума. — Нет, единственное, что может сплотить наши народы, это освобождение Эмергина и исцеление его души.

— Что же с ним случилось? — спросил Корум. Он ничего не знал о судьбе Верховного Правителя, поскольку люди Туха-на-Кремм Кройх избегали подобных разговоров.

— Он заколдован, — мрачно ответил король Файахэд

— Заколдован? И что же это за колдовство?

— Мы и сами этого не знаем, — ответил король Маннах и с явной неохотой добавил: — Говорят, Эмергин стал считать себя животным. Одни говорят — козлом, другие — овцой, третьи — свиньей.

— Ты видишь, сколь умны те, кто служит Фой Мьёр? — сказала Медбх. — Они сохранили Великому Друиду жизнь, но лишили его человеческого сознания.

— И тогда скорбью наполнились сердца его людей, — вмешался король Файахэд. — Наши короли, Маннах, во многом не хотят сражаться именно по этой причине. О каких сражениях можно говорить, если главнокомандующий, стоя на четвереньках, покусывает травку?

— Замолчи! — король Маннах в ужасе воздел руки. Лицо его исказилось скорбной гримасой. Верховный Правитель был символом нашей чести…

— Не путайте символ с реальностью, — перебил короля Корум. — Мабдены хранят свою честь.

— Да, — сказала Медбх. — Это так.

— И тем не менее, — сказал Файахэд. — Наши народы смогут объединиться лишь под началом Эмергина. Эмергина расколдованного. О, сколь мудр был Эмергин! Как он велик был!

Слезы навернулись на его голубые глаза. Файахэд отвернулся к стене.

— Эмергина надо освободить! — Голос Корума наполнился решимостью. — Быть может, я смогу отыскать вашего владыку.

Не порывом чувств диктовались слова Корума, — он думал об этом с самого начала разговора.

— Если бы я мог как-то преобразиться, то, наверное, смог бы добраться и до Кэр-Ллюда.

Файахэд повернулся к Коруму, Глаза короля были сухими.

— Преобразиться я тебе помогу — об этом ты можешь не беспокоиться.

Корум рассмеялся. Похоже, сейчас он принял то же самое решение, что и король Файахэд, хотя последний и пришел к нему намного раньше.

— Ты — Сидхи… — заговорил король Туха-на-Мананнан.

— Я действительно близок к сидхи, — перебил его Корум, — это мне посчастливилось узнать во время моего последнего похода. Мы похожи внешне и, вероятно, обладаем схожими способностями. Хотя я и не понимаю, почему вы решили, что у меня есть какие-то необычные способности.

— Потому, что все мы верим в них, — бесхитростно сказала Медбх, склонившись к Принцу и коснувшись его руки. Прикосновение это походило на поцелуй. Корум нежно улыбнулся ей.

— Ну да ладно. Все в это верят. Король Файахэд, если тебе так удобнее, ты можешь называть меня Сидхи.

— Тогда выслушай меня, Сидхи. На земли Дальнего Запада, где живет мой народ Туха-на-Мананнан, год назад прибыл необычный гость. Его звали Онраг.

— Онраг из Кэр-Ллюда! — воскликнул король Маннах. — Человек, в чьем попечении были…

— Сокровища Кэр-Ллюда, дары Сидхи, — ты конечно же прав, король. Пытаясь скрыться от Фой Мьёр и их слуг на своей колеснице, Онраг растерял все дары. Псы Кереноса следовали за ним по пятам, и потому он не мог вернуться назад. Он потерял все — все, кроме одного. Это Сокровище он принес в страну Дальнего Запада, в страну дождей и светлых туманов. Однако сам в скором времени скончался от многочисленных ран. Псы отгрызли ему руку. Нож гулега отсек ему ухо. Его живот был изрезан. Умирая, Онраг перепоручил мне единственное, сохраненное им Сокровище, так и не спасшее его самого. Он не мог воспользоваться им. Только сидхи это под силу, хотя причина этого мне непонятна, — ведь сидхи дарили эти вещи нам, людям. Онраг умер с мыслью о том, что так и не исполнил свой долг. Он поведал нам и о том, что приключилось с Эмергином, нашим Верховным Правителем. В то время Эмергин жил в высокой башне, что стоит в самом центре Кэр-Ллюда, на берегу реки. Эта башня всегда была домом Верховного Правителя. Уже и тогда Эмергин был не в себе, колдовские чары заставили его поверить в то, что он — животное. Его охраняло множество слуг Фой Мьёр: некоторые из них были выходцами из их мира, некоторые — подобно полумертвым гулегам — были существами, взращенными из убитых или плененных мабденов. Если верить Онрагу, охранники не смыкали глаз ни днем, ни ночью. Говорят, некоторые из тамошних стражей и вовсе не похожи на людей. Но, как бы то ни было, точно известно только одно — Эмергин и поныне находится в этой башне.

— Боюсь, одной маской здесь не отделаешься, — пошутил Корум; он нисколько не сомневался в неуспехе возложенной на него миссии, однако, из уважения к народу мабденов, не мог отказаться от ее исполнения.

— Надеюсь, тебе понравится то, что предложу тебе я, — сказал король Файахэд, поднимая свое грузное тело со скамьи. — Скажи-ка, брат, принесли сюда мой сундук?

Король Маннах встал и пригладил свои седые волосы.

«А ведь совсем недавно он был рыжеволосым», — подумал Корум. Впрочем, было это еще до атаки Фой Мьёр. Борода короля Маннаха тоже поседела. Однако король не утратил былой стати, он был едва ли не таким же высоким, как широкоплечий Файахэд; на шее его красовался золотой ворот, символ королевской власти. Король Маннах указал на угол за скамьями.

— Там, — сказал он. — Там стоит твой сундук. Файахэд поднял тяжелый сундук за золоченые ручки и, крякнув, поставил его на стол. Из сумки, висевшей у него на поясе, он извлек связку ключей и открыл пять крепких запоров сундука. Потом сделал паузу и, внимательно посмотрев на Корума, произнес нечто загадочное:

— Корум, теперь ты не предатель.

— И не только теперь. До сих пор я никого не предавал.

— Я доверяю раскаявшемуся предателю больше, чем самому себе, — сказал Файахэд, довольно ухмыльнулся и раскрыл сундук.

Сундук стоял так, что Корум не видел его содержимого.

Файахэд осторожно вынул из сундука какой-то сверток.

— Вот, — сказал король. — Последнее из Сокровищ Кэр-Ллюда.

Корум решил было, что король Туха-на-Мананнаи шутит, ибо в руках он держал настолько истрепанный плащ, что его постеснялся бы одеть и последний крестьянин. Он выцвел настолько, что невозможно было понять, каким был его первоначальный цвет.

Бережно, едва ли не нежно, явно благоговея перед древней реликвией, король Файахэд протянул плащ Коруму.

— Вот что поможет тебе.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ ДАР КОРОЛЯ ФАЙАХЭДА

— Его носил какой-то герой? — спросил Корум. Иного объяснения тому почтению, с которым король Файахэд относился к старому плащу, просто не было.

Похоже, вопрос Корума несколько озадачил короля Файахэда.

— Да. Если верить нашим легендам, в самом начале войны с Фой Мьёр, плащ принадлежал одному из наших великих воинов. Иногда это одеяние называют просто Плащом, но чаще — Плащом Арианрод. Если быть точным, плащ принадлежал не герою, а героине, ибо Арианрод была женщиной — сидхи, и пользовалась заслуженной славой и любовью у народа мабденов.

— И теперь вы храните этот плащ, как святыню, — сказал Корум. — Но, может так статься. Медбх засмеялась, разгадав ход его мыслей.

— Ты плохо думаешь о нас, о, Среброрукий. Неужели ты считаешь короля Файахэда глупцом?

— Вовсе нет, но…

— Если бы тебе были известны наши легенды, ты бы знал, что в этом поношенном плаще сокрыта великая сила. В нем Арианрод совершила множество подвигов; в последней же великой битве между сидхи и Фой Мьёр ей не помог и он, — Арианрод погибла. Говорят, в этом плаще она одна могла справиться с целой армией.

— Он делает своего обладателя неуязвимым?

— Не совсем так, — ответил король Файахэд, так и держа плащ на вытянутых руках.

— Я рад принять сей дар о, король Файахэд, — сказал Корум, неожиданно вспомнив о манерах, и взял плащ.

И тут же обе его руки исчезли; Корум снова был изуродован — и на этот раз серьезнее, чем прежде. Однако он чувствовал свою живую руку, чувствовал, как тонкая ткань касается пальцев.

— Стало быть, она действует! — удовлетворенно заметил король Файахэд. — Я рад тому, что ты принял его столь бережно, о, Сидхи!

Корума осенила догадка. Он вынул свою живую руку из-под плаща, и та снова стала видимой!

— Это плащ-невидимка?

— Да, — ответила Медбх с благоговением в голосе. — Гифех воспользовался именно этим плащом, когда проник в спальню Бен, у порога которой спал ее отец. Даже сидхи считали этот плащ драгоценным.

Теперь заговорил Корум:

— Кажется, я знаю, как он действует. Он пришел сюда из другого мира, и в этом смысле ничем не отличается от Хи-Брисэйла. Плащ переносит своего обладателя в иное Измерение; нам, вадагам, это хорошо известно, — ведь некогда и мы путешествовали по Измерениям, существуя сразу в нескольких мирах…

Никто из присутствующих не понял его речей, но все были рады им.

Корум засмеялся.

— Он пришел сюда из мира сидхи и по-настоящему существует не здесь, а там. Но почему же плащом не могут воспользоваться мабдены?

— Он не всегда помогает и сидхи, — ответил король Файахэд, — так как некоторые из живущих — ими могут быть и мабдены — обладают неким шестым чувством, позволяющим им видеть невидимое. Впрочем, этим чувством обладают очень немногие, так что тебя вряд ли смогут заметить. И все же, следует помнить об этом, существо с развитым шестым чувством будет видеть тебя так же ясно, как сейчас вижу тебя я.

— Насколько я понимаю, именно в этом плаще я и отправлюсь к башне Верховного Правителя.

Корум осторожно и почтительно передал плащ королю Файахэда, изумленно глядя на то, как ткань делает невидимыми его собственные руки.

— Да, — улыбнулся он, — лучше защиты не придумаешь. Верни ее в сундук, пусть там ждет она своего часа.

Когда сундук был заперт на все пять замков, Корум откинулся на спинку кресла и задумался.

Час был поздний. Корум и Медбх лежали на низком широком ложе. В окна спальни заглядывал месяц.

— Есть такое пророчество, — сказала Медбх сонным голосом, — что Кремм Кройх должен сходить в три похода, встретиться с тремя великими опасностями и найти трех верных друзей…

— Откуда ты это знаешь?

— Об этом говорится в древних легендах.

— Ты никогда не говорила мне об этом.

— В этом не было особой нужды. Легенды толковать можно по-разному. Ты ведь и сам это знаешь, — мы ждали другого Корума, совсем не похожего на тебя, но пришел именно ты. — Девушка улыбнулась.

Корум улыбнулся ей в ответ.

— Ну что ж, завтра я отправлюсь в свой второй поход.

— Как трудно мне будет без тебя, — сказала Медбх.

— Такова уж моя судьба. Я пришел сюда, чтобы выполнить свой долг. Я пришел не за любовью, милая Медбх. Любовь прекрасна, но она не должна мешать исполнению долга.

— А если ты погибнешь? Скажи мне, Принц, ты можешь погибнуть?

— Я обычный смертный. Меня можно отравить или сразить мечом. Я могу упасть с коня и сломать себе шею, — я ничем не отличаюсь от людей.

— Не надо так шутить, Корум.

— Прости меня.

Корум поднялся на локте и взглянул в ее прекрасные глаза. Наклонившись, он поцеловал ее в губы.

— Прости меня, Медбх.

Корум выбрал себе коня; это был буланый жеребец, чрезвычайно напоминавший коня, на котором Принц впервые появился на Кургане Кремма. Лошадиные бока лоснились в лучах утреннего солнца. За стенами Кэр-Малода запели птицы.

Корум надел древний боевой костюм вадагов: куртку из голубой парчи, штаны из оленьей кожи, конический серебряный шлем, по которому рунами было выписано имя Принца, а так же нагрудную пластину из посеребренной бронзы.

На Коруме не было только алой мантии, мантии вадагов, ибо на горе Мойдель он отдал ее волшебнику Калатину. Конь был накрыт попоной, сшитой из желтого бархата; его сбруя и седло были ярко-малиновыми.

Из оружия Корум взял с собой пику, топор, меч и кинжал. Древко огромной пики было усилено начищенными до блеска бронзовыми полосами; наконечник ее был сделан из чистой стали. Длинный двусторонний топор тоже был обит бронзой. Ножны меча крепились к упряжи; на его покрытую темной кожей рукоять была навита тонкая золотая и серебряная проволока. Заканчивалась рукоять тяжелым круглым навершьем, отлитым из бронзы. Кинжал был откован тем же мастером и во всем походил на меч.

— И ты еще будешь говорить, что не похож на бога! — Король Файахэд смотрел на Корума с явным одобрением.

Принц Корум слегка улыбнулся и взял поводья в серебряную руку. Другою рукой он поправил щит, висевший за седлом над одним из подсумков, в которых помимо провизии лежала туго скатанная меховая накидка, что могла понадобиться ему в землях Фой Мьёр. Другую накидку, Плащ Арианрод, он обвязал вокруг пояса. Под нее он подоткнул рукавицы одна из них должна была спасать его от холода, другая — скрывать серебряную руку.

Медбх откинула свои рыжие волосы за спину, подошла к Принцу и поцеловала его руку. Глаза ее были полны гордости и тревоги.

— Береги себя, Корум, — прошептала она. — Пожалуйста, вернись к нам — ты всем нам так нужен!

— Просто так я жизнь не отдам, — обещал ей Корум. — Теперь она дорога мне. Но я не побоюсь и смерти.

Солнце стояло уже высоко. Корум стер со лба пот — ему было жарко. Он помнил о том, что скоро жара сменится холодом. Корум поправил расшитую повязку на пустой глазнице и коснулся смуглой руки Медбх.

— Я вернусь к тебе, — пообещал он. Король Маннах сложил руки на груди и прокашлялся.

— Приведи к нам Эмергина, Принц Корум. Приведи.

— Без него в Кэр-Малод я не вернусь. Если я не смогу привезти его с собой, он придет один.

— Великое дело возложено на тебя, Корум. Помни об этом, — сказал (Король Маннах. — Удачи тебе!.

— Счастливого пути, Корум, — рыжебородый Файахэд похлопал вадага по колену. — Удачи!

— Прощай, Корум, — сказала Медбх. Ее взгляд и голос были тверды.

Корум ударил каблуками в бока своего буланого коня и поскакал прочь.

На душе у Принца было спокойно, когда он скакал по холмам и лесным тропам, углубляясь вес дальше и дальше в бескрайний холодный лес, что простирался на восток до самого Кэр-Ллюда. Корум прислушивался к пению птиц, журчанию ручейков, что, сверкая, бежали средь древних скал, к шепоту дубов и вязов.

Ни разу Корум не оглянулся назад, ни разу не пожалел он о принятом решении, ни разу не посетили его ни страх, ни печаль, поскольку знал он — все, происходившее с ним было уготовано ему судьбой, для мабденов же ой был воплощением великого идеала.

Подобное спокойствие редко посещало его. Вероятно, причина заключалась в том, что Принц покорно принял свою судьбу — именно за это он и был вознагражден покоем душевным.

«Интересно, — подумал Корум, — могут ли быть у подобного покоя и иные причины?» Если это не так, то он приходит к странному парадоксу — спокойным он может быть только в сражении.

К вечеру небо стало сереть. На востоке появились тяжелые тучи.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ МИР, ПОЛНЫЙ СМЕРТИ

Поеживаясь, Корум набросил на плечи тяжелую меховую накидку, надел капюшон и рукавицы. После этого он затоптал остатки костра и стал осматривать окрестности. Еще не рассвело, но по небу уже разливалось холодное голубое сияние.

Край был совершенно пустынным. Черная мертвая земля была покрыта тонким слоем инея. То тут, то там стояли застывшие голые деревья. Вдалеке виднелась цепь черных холмов, укрытых снегом. Корум забеспокоился.

Ветерок пах смертью.

Он пах смертельной стужей. Земли были настолько пустынны, что можно было с уверенностью сказать, что здесь какое-то время находились Фой Мьёр. Возможно, во время похода на Кэр-Малод они разбивали здесь свой лагерь.

И тут Корум услышал знакомые звуки. Звуки эти заставили его затоптать еще тлевшие головни. Он слышал стук копыт. Корум посмотрел на юго-восток. Прямо перед ним возвышался небольшой холм, из-за которого и раздавались звуки.

Корум услышал и другой звук.

Далекий лай собак.

В этих землях могли жить только дьявольские псы Кереноса.

Корум подбежал к своему буланому жеребцу, который заметно занервничал. Принц вскочил в седло и, освободив пику, положил ее поперек седла. Затем Корум наклонился вперед и похлопал коня по шее, пытаясь хоть как-то успокоить животное.

Он развернул коня, встав лицом к пригорку, и вдруг увидел, что навстречу ему едет одинокий воин. В тот же миг взошло солнце. В лучах восходящего светила латы всадника вспыхнули кроваво-красным цветом. В руках воин держал меч, который блистал так ярко, что у Корума заболел глаз. Цвет лат воина внезапно изменился на ярко-голубой, и тут Корум_ понял, кто перед ним.

Лай страшных псов становился все громче, но холм пока скрывал их.

Корум тронул коня шагом.

И тут все звуки стихли.

Собаки замолкли, всадник замер; лишь доспехи его продолжали менять цвета теперь они были желто-зелеными.

Корум слышал собственное дыхание и ровный стук копыт своего коня, ударявших по промерзшей земле. Конь шел уже вверх по склону, всадник становился все ближе. Корум взял пику на изготовку.

Из-под стальной маски, прикрывавшей лицо всадника, послышался голос.

— Ха! Я так и думал. Это ты, Корум.

— Доброе утро, Гейнор. Не устроить ли нам поединок?

Гейнор Проклятый, откинув голову назад, засмеялся мрачным гулким смехом. Доспехи его стали непроницаемо черными. Гейнор вернул свой меч в ножны.

— Ты ведь меня знаешь, Корум. Я стал поосторожнее. У меня нет ни малейшего желания вновь побывать в Лимбе. Здесь у меня есть хоть какое-то занятие. Там же мне делать совершенно нечего — там ничего нет.

— В Лимбе?

— Да, в этом самом Лимбе.

— Тогда прими другую сторону. Сражайся вместе со мной. Тем ты заслужишь искупление.

— Искупление? О, Корум, когда же ты повзрослеешь? Что такое искупление? Кто нас может прощать?

— Никто.

— Тогда зачем ты говоришь об искуплении?

— Ты искупишь свои грехи перед самим собой. Я говорю именно об этом. Я не призываю тебя задабривать Владык Закона — если они живы и поныне — или падать ниц пред кем-то или чем-то. Я говорю только о твоей чести. В тебе, как и в любом другом человеке, есть нечто такое, что может спасти от безысходности, снедающей ныне тебя. Ты же знаешь, что твоим нынешним хозяевам не достает величия духа, — они ущербны и исполнены пагубы. И все же ты добровольно служишь им, исполняешь их приказания, совершаешь чудовищные преступления, сеешь зло, страдание и смерть. Ты и сам все это знаешь, знаешь ты и то, что преступления эти заставляют страдать прежде всего тебя самого.

Доспехи гневно запылали алым. Гейнор повернул коня, подставив стальную маску под лучи восходящего солнца. Его конь заволновался; Гейнор потуже натянул поводья.

— Стань на мою сторону. Принц Гейнор. Я знаю, что ты хочешь этого.

— Закон отверг меня, — ответил Гейнор. — Все, чему я прежде следовал, чему поклонялся, чем восхищался и к чему стремился — все это отвергло меня. Слишком поздно ты заговорил об этом, Принц Корум.

— Я так не думаю. К тому же, Гейнор, ты забываешь о том, что я единственный, кто видел твое лицо. Я видел все твои личины, все мечты, все тайные желания.

— Я помню об этом, — тихо сказал Гейнор Проклятый, — именно поэтому ты должен погибнуть. Мысль о том, что ты еще жив, постоянно преследует меня.

— Ну что ж, тогда мы будем сражаться, — вздохнул Корум. — И сражаться мы будем прямо сейчас.

— Я не стану сражаться с тобой, — слишком страшной была моя прошлая кончина. Ты больше не увидишь моих лиц, Корум. И ты умрешь не в поединке. Псы…

Корум, разгадав намерения Гейнора, неожиданно пустил коня галопом, направив острие своей пики прямо в стальную маску.

Гейнор только засмеялся, развернул коня и понесся с холма, взметая фонтаны ледяных брызг.

Вскоре он был в низине, где, высунув красные языки, сидел добрый десяток белых псов. Их желтые глаза горели огнем, с желтых клыков стекала слюна, их пышные хвосты были поджаты. Призрачно белы были тела псов; кончики же ушей имели цвет свежепролитой крови. Самые крупные твари были размером с пони.

Стоило Гейнору подъехать к чудовищам, как они тут же вскочили на ноги. Гейнор что-то крикнул, и псы отозвались утробным рыком.

И понеслись вверх, к Коруму.

Корум, пришпорив коня, направил его прямо на собак, — он надеялся прорваться сквозь их кольцо и настичь Гейнора.

Принц врезался в стаю с такой силой, что несколько зверюг буквально отлетело в сторону, одному же из них Принц пробил голову пикой. Конь остановился. Коруму никак не удавалось извлечь пику из черепа поверженного зверя. Жеребец, храпя, попятился назад.

Корум выпустил из рук древко и выхватил из-за спины боевой топор. Первым ударом он снес голову одной собаке, вторым — проломил спину другой. Дикий лай мешался со страшным воем раненого пса, клыки которого, скользнув по нагрудной пластине Корума, распороли его меховую накидку и чуть было не вырвали из рук топор. Вынув правую ногу из стремени, Корум ударил в собачью морду, одновременно зарубив мощным ударом топора пса, вцепившегося в поводья. Конь стремительно терял силы. Корум понял, что времени у него было в обрез, — еще пара минут, и коню перегрызут горло.

Псов же было шесть.

Пять. Корум отрубил задние ноги зверю, который хотел было прыгнуть на него. Пес рухнул наземь, упав рядом со своим собратом, у которого была проломлена спина. Тот жадно вонзил свои клыки в его кровоточащее тело и замер.

Вдруг Корум услышал человеческий крик, и тут же справа от него пронеслось что-то темное. Видимо, Гейнор прислал своих людей, чтобы добить Корума. Принц попытался ударить незнакомца топором, но промахнулся. Псы Кереноса перегруппировались, готовясь к новой атаке. Справиться и с людьми, и с собаками Корум уже не мог. Он стал было высматривать брешь в кольце собак, но быстро понял, что в этом уже не было смысла, — у изнемогающего коня сильно дрожали ноги. Корум переложил топор в серебряную руку, в правую же взял меч.

Конь медленно пошел на псов.

И вновь что-то темное промелькнуло мимо. На низкорослом скакуне сидел всадник с кривыми саблями в обеих руках. Сабли заплясали по спинам псов, и те в ужасе стали разбегаться. Корум погнался за одним из них. Пес хотел было вцепиться в шею коню, но Корум успел вонзить меч в грудь зверя. Длинные клыки лишь оцарапали скакуна, — зверь рухнул как подкошенный.

Оставалось только три пса. Все они помчались прочь, вослед всаднику, что был уже далеко. Доспехи его переливались всеми цветами радуги.

Корум спешился, чтобы отдышаться, но тут же пожалел об этом — трупы псов нещадно смердили. Земля была залита их кровью, изуродованные тела, в которых красное соперничало с белым, валялись вокруг, Корум вспомнил вдруг о своем нежданном спасителе.

Тот так и сидел в седле. Усмехнувшись, незнакомец вернул обе сабли в ножны и прикрыл свою шевелюру широкополой шляпой. Затем он снял с луки седла сумку и раскрыл ее. Из сумки выполз небольшой черно-белый кот, обладавший помимо прочего еще и парою крыльев, аккуратно сложенных на спине.

Корум застыл от изумления; незнакомец же заулыбался еще шире.

— Мне к подобным ситуациям не привыкать, — сказал Джерри-а-Конель, добровольный Спутник Героев, — Великим Воителям приходится то и дело спасать жизнь. Такова уж моя судьба — воитель защищает интересы всего человечества, а я защищаю его. Я надеялся найти тебя в Кэр-Малоде, понимая, что смогу тебе пригодиться, но тебя уже и след простыл. Тут-то и пришлось мне поспешить.

Джерри-а-Конель снял с головы свою широкополую шляпу и повесил ее на луку седла.

— Привет, Принц Корум.

Корум никак не мог отдышаться. Не сумев вымолвить ни слова, он выдавил из себя улыбку.

— Надеюсь, в Кэр-Ллюд мы отправимся вместе, — наконец с трудом выговорил Принц.

— Сам я не против этого, но будет ли это угодно судьбе? Скажи, Корум, как тебе живется в этом мире?

— Лучше, чем я ожидал. Особенно теперь, Джерри.

— Но ты ведь понимаешь, что в любой момент я могу уйти?

— Да, да. Я помню наш последний разговор. Ну а ты? Приключилось ли что-нибудь с тобой со времени нашей последней встречи?

— Пару раз. В том мире, где тебя зовут Хокмуном, со мной приключилось нечто до такой степени странное, что даже я, привыкший, казалось бы, ко всему на свете, поразился.

И Джерри поведал Коруму историю о приключениях Хокмуна, который обрел друга, потерял невесту, поселился в чужом теле и оказался в мире, к которому не имел никакого отношения.

Друзья поехали но следу Принца Гейнора Проклятого, поспешившего, по всей видимости, прямо в Кэр-Ллюд. Джерри все говорил и говорил.

Дорога предстояла неблизкая.

ГЛАВА ПЯТАЯ ЗЕМЛИ ФОЙ-МЬЁР

— Да, — задумчиво произнес Джерри-а-Конель, пытаясь отогреть руки над слабеньким пламенем костра, — Фой Мьёр явно состоят в родстве с Владыками Хаоса, — уж больно похожи их цели. Скорее всего в них-то Владыки и переродились. Ну и времечко нам досталось. Отчасти это связано с дурацкими опытами со временем, которые проводятся бароном Каланом, отчасти — с тем, что Миллион Сфер вновь стал разъезжаться. Мы живем в эпоху, полную неопределенности. Порою мне кажется, что поставлена на карту сама сознательная жизнь. Боюсь ли я этого? Думаю, что нет. Сознанием я не слишком-то дорожу. С таким же удовольствием я стал бы и деревом.

— Кто тебе сказал, что деревья лишены сознания? — Улыбаясь, Корум поставил котелок на огонь и стал забрасывать в кипящую воду кусочки мяса.

— Тогда я стану куском мрамора.

— Опять-таки, мы не можем быть уверены в том… — начал было Корум, но Джерри тут же перебил его.

— Я в такие игры не играю.

— Ты меня не понял. Ты коснулся предмета, который в, последнее время стал чрезвычайно занимать меня. Мне кажется, что сознательное существо как таковое, не является чем-то обособленным в смысле его значимости. Напротив, подобное существо обладает рядом недостатков. Трагедия смертных состоит как раз в том, что они, обладая способностью подвергать мир анализу, не способны понять его.

— Некоторым до этого и дела нет, — сказал Джерри. — Я, например, довольствуюсь происходящим, — я позволяю происходить тому, что происходит, не задаваясь вопросом о том, почему это происходит именно так.

— Да, Джерри, подобная способность замечательна. Но не все мы наделены ею от рождения. Кому-то приходится развивать ее, кому-то это не по силам. Последние обречены на несчастную жизнь. Возникает такой вопрос — имеет ли значение то, счастливы мы или несчастны? Следует ли ставить радость выше страдания? Не правильнее ли считать их обладающими равной ценностью?

— Насколько я понимаю, большинство людей предпочитает счастье несчастью.

— Но ведь к счастью можно приходить по-разному. Кто-то находит его в беззаботности, кто-то — в заботе. Кто-то — в ублажении себя, кто-то — в служении другим. Для меня жизнь без служения — не жизнь. Все проблемы морали…

— Обращаются в ничто, когда у вас начинает бурчать в животе. — Джерри заглянул в котелок. — Корум, как ты считаешь, мясо уже готово?

Корум рассмеялся.

— Похоже, я превращаюсь в зануду.

— Ничего страшного.

Джерри вылавливал из котелка кусочки мяса и клал их себе в миску. Один кусочек он отложил в сторону. Кот, сидевший у него на плече, замурлыкал и стал тереться о щеку хозяина.

— Ты обрел религию, Корум, — вот и все. Не забывай, что мы находимся во сне мабденов.

Они ехали вдоль замерзшей реки по заметенной снегом дороге, что взбиралась все выше и выше. У дороги стоял дом, каменные стены которого были покрыты густой сетью трещин, — казалось, что по дому кто-то стукнул гигантским молотком. Подъехав поближе, друзья увидели застывшие в окнах человеческие фигуры, поблескивавшие в неярких лучах солнца.

— Здесь морозец поработал, — сказал Джерри, — ты смотри, даже стены потрескались.

— Это работа одноглазого Балахра. Его взгляд убивает. Я его знаю, — мне пришлось с ним сражаться.

Они миновали дом и, переехав через холм, оказались в городе. На улицах лежали замерзшие трупы людей. Трупы были обезображены.

— Это дело рук Гоим, — сказал Корум, — единственной женщины среди Фой Мьёр. Ей нравится вкус человеческого мяса.

— Мы подошли к границе земель, полностью подвластных Фой Мьёр, — сказал Джерри-а-Конель, указывая рукой туда, где клубились серые тучи. — Как бы с нами такого же не случилось. Как ты думаешь, встретимся ли мы с Балахром и Гоим?

— Все может быть, — ответил Корум. Джерри улыбнулся.

— Ты слишком печален, мой друг. Если с нами и произойдет нечто подобное, мы горевать не станем, ибо морально мы куда сильнее их.

Корум усмехнулся в ответ.

— Я и так не горюю.

Они вывели коней из города и стали осторожно спускаться вниз по крутой, покрытой снегом и льдом дороге. На дороге стояла телега, в которой лежали трупы замерзших детей, — очевидно, их пытались вывезти из города еще до прихода Фой Мьёр.

Дорога привела в долину, где лежали тела растерзанных собаками воинов. Здесь обнаружились свежие следы — следы копыт и собачьих лап.

— Гейнор шел тем же путем, — сказал Корум. — Он проходил здесь всего несколько часов назад. Интересно, почему он так медлит?

— Вероятно, он следит за нами. Скорее всего, он пытается разгадать цель нашего похода, — предположил Джерри. — Если он расскажет о ней своим хозяевам, те дозволят ему вернуться в их стан. Он снова станет нужен им.

— Плохо ты знаешь Фой Мьёр. Сознательные помощники им не нужны. У их слуг — а среди них есть и ожившие трупы — попросту нет иного выхода, кроме как следовать за хозяевами и выполнять приказы, — для мира живых их больше не существует.

— Как же Фой Мьёр оживляют мертвых?

— Одного из Фой Мьёр зовут Ранноном. Раннон вдыхает холод в уста мертвых и возвращает Их к жизни. Целуя живых, он отдает их в объятия смерти. Так говорят легенды. Но не многое известно о Фой Мьёр. Они и сами едва ли понимают собственные деяния, едва ли они знают, что привело их в это Измерение. Некогда они были изгнаны сидхи, пришедшими сюда из другого мира, для того, чтобы помочь народу Лайвм-ан-Эша. Со временем сидхи пришли в упадок, сила же Фой Мьёр осталась почти той же, что и прежде, — и тогда они вернулись сюда, чтобы захватить весь этот мир. В скором времени Фой Мьёр не станет — их убьют их же болезни. Думаю, времени осталось у них немного, тысяча лет, не больше. Но ко времени их смерти погибнет весь мир.

— Я полагаю, — сказал Джерри-а-Конель, — нам стоит поискать союзников среди сидхи.

— Единственный известный мне сидхи Гоффанон воевать отказался. Он считает, что мир обречен, и он не сможет как-то повлиять на его судьбу.

— Возможно, он и прав, — сказал Джерри, озираясь.

Корум поднял голову и стал тревожно прислушиваться.

Лицо Джерри вытянулось от изумления: — «Что это?»

— Ты еще не слышал ее? — Корум смотрел на холмы, с которых лились нежные звуки.

Да, это была арфа — печальная, тоскливая и немного насмешливая.

— Кому только могло прийти в голову играть здесь на арфе? — заворчал Джерри. — Разве что кого-то отпевают… — Он прислушался. — Да, похоже на отпевание.

— Ты прав, — мрачно сказал Корум. — Это меня отпевают. Эту арфу я слышу уже не раз. Я должен бояться арфы — так было сказано мне.

— Что бы ты не говорил, звучит она довольно мило, — заметил Джерри.

— Я должен бояться и красоты, — сказал Корум. Он так и не понимал, откуда звучит музыка. Корума стала бить дрожь. Взяв себя в руки, он пришпорил коня. И еще — я погибну от руки брата.

Сколько ни расспрашивал его Джерри, больше Корум не сказал ни слова. Какое-то время они ехали молча.

Дорога вывела их на широкое плато.

— Плато Крэг-Дон, — сказал Корум, — ничем иным это быть не может. Мабдены считают это место священным. Мы на полпути к Кэр-Ллюду.

— И посереди страны Фой Мьёр, — добавил Джерри-а-Конель.

Пока они обозревали открывшуюся перед ними картину, над плато пронесся снежный вихрь, укрывший землю ровным белым саваном.

— Мы здесь здорово наследим, — сказал Джерри. Корум изумленно смотрел на стремительный вихрь, уносящийся вдаль. Солнце скрылось за тучами, которые казались неведомыми живыми существами. Они кружили по небу, то и дело меняя форму.

— Прямо как в Царстве Хаоса, — сказал Джерри. — Помнится, мне рассказывали о мирах, захваченных Владыками Хаоса. Насколько я могу судить, тамошние земли ничем не отличаются от этих. Вот к чему приводит расточительность множественности. Впрочем, я говорю о других мирах и других героях. Иными словами — об иных снах. Теперь давай решим — пойдем ли мы в обход этого плато, или же пройдем напрямик, рискуя быть замеченными?

— Мы пойдем через плато Крэг-Дон, — твердо сказал Корум. — Если же нас остановят, мы скажем о себе так: мы, мол, идем служить Фой Мьёр. Иного выхода у нас нет.

— На мой взгляд, твое предложение лишено какого-либо смысла, — возразил Джерри. — Ты что, действительно считаешь, что с нами станут говорить?

— Мы вправе надеяться на то, что таких, как Гейнор, здесь множество.

— Странные надежды ты питаешь! — воскликнул Джерри. Улыбнувшись, он посмотрел на кота, и тот послушно замурлыкал.

Завыл ветер, и Джерри картинно поклонился, делая вид, что слышит в ветре нотки одобрения.

Корум прижал к себе меховую накидку. В нескольких местах она была продрана клыками псов Кереноса, но назначению своему она пока вполне отвечала.

— Едем, — сказал Корум. — Едем через Крэг-Дон.

Поднялась настоящая буря. Ветер дул то с одной, то с другой стороны; он вздымал массы снега, заставляя их кружиться. Ветер пронизывал всадников до мозга костей, им уже казалось, что лучше быть пронзенным стальным клинком, чем ледяными иглами.

Ветер вздыхал подобно ловцу, напавшему на след. Он стонал в безумной неге. Рычал голодным зверем. Победно кричал. Шипел рассерженной змеей. Он нес с собой горы снега. На плечах всадников стремительно вырастали снежные шапки, но ветер сдувал их, чтобы тут же нарастить новые. Ветер мостил дороги и сбивал с пути. Он дул с востока и севера, запада и юга. Порой казалось, что он дует сразу со все! сторон, пытаясь разорвать всадников в клочья. Ветер строил замки и тут же рушил их. Его шепот обнадеживал, его рев пугал. Ветер играл с людьми.

Сквозь снежную мглу Корум неожиданно увидел темные фигуры, преграждавшие им путь. Решив, что перед ним воины, он извлек из ножен меч и спешился — снег был слишком глубок, и конь только мешал бы ему. Снег доходил Принцу до колен. Однако Джерри не спешил слезать с коня.

— Не бойся, — сказал он Коруму. — Это не люди. Это — камни. Камни Крэг-Дона.

Теперь Корум и сам видел, что темные фигуры стоят намного дальше, чем показалось ему вначале.

— Это — святилище мабденов, — пояснил Джерри.

— Здесь они избирают своих Верховных Правителей и проводят важнейшие церемонии, — добавил Корум.

— Избирали и проводили, — поправил Корума Джерри.

Стоило путникам приблизиться к огромным камням, как ветер стих. Даже он чтил эту древнюю святыню. Камни образовывали семь концентрических кругов; в самом центре этого грандиозного сооружения стоял огромный каменный алтарь. Из центра, возвышавшегося над плато, каменные кольца представлялись кругами, расходящимися по поверхности тихого пруда, уровнями мироздания, представлениями неведомой, едва ли связанной с Землей геометрий.

— Да, — это священное место, — пробормотал пораженный Корум.

— Здесь присутствует нечто такое, о чем и я сказать не смогу, — согласился Джерри. — Слушай, а не похоже ли это на Танелорн?

— Танелорн? Может быть. Ты думаешь, это их Танелорн?

— Если судить об этом с позиций географии, — то да. Танелорну не обязательно быть городом. Он может быть каким-то предметом. Он может быть даже идеей. То, что ты видишь перед собой, — представление идеи.

— Посмотри, как примитивен материал, и как грубо он обработан, — сказал Корум. — Идея же, воплощенная в нем, удивительно совершенна и глубока. Сколь великий разум изваял его!

— Его создали мабдены. Народ, которому ты служишь. Именно потерей Крэг-Дона можно объяснить то, что мабдены не могут объединиться для борьбы с Фой Мьёр. Он был центром их мира. Он был олицетворением их веры и достоинства. Дважды в год приходили они сюда. Теперь у них нет Крэг-Дона, и души слабнут, лишая их воли.

— Мы должны вернуть им Крэг-Дон, — воскликнул Корум.

— Сначала мы должны вернуть им их Верховного Правителя, сполна овладевшего мудростью тех, кто постился и молился у этого алтаря. — Джерри прислонился к одной из огромных каменных колонн. — Так считают сами мабдены, — добавил он, испугавшись собственных слов. — Мне трудно об этом судить, однако, в случае…

— Смотри, кто к нам пришел! — перебил его Корум.

Это был Тейнор. Крошечная его фигурка стояла у внешнего круга. Доспехи переливались всеми цветами радуги. Коня рядом с ним не было. Миновав несколько каменных врат, он остановился.

— Некоторые считают храм Крэг-Дон воплощением Миллиона Сфер, или множественных Измерений реальности. Мне же кажется, что здешние жители слишком грубы для того, чтобы разбираться в столь тонких материях. Ты согласен со мной, Корум?

— Понимание не всегда сопровождается умением выплавлять сталь и строить города, — ответил Корум.

— Я этого и не говорю. Тут я согласен с тобой. Мне доводилось бывать в мирах, где глубочайшие мысли жили бок о бок с убожеством. — Гейнор взглянул на небо, по которому так и кружили тучи. — Похоже, скоро опять снег пойдет. Тебе так не кажется?

— Давно ли ты ждешь нас. Принц Гейнор? — спросил Корум, взявшись за рукоять меча.

— Я только что приехал. Вы опередили меня.

— Как ты узнал, что мы придем именно сюда?

— Все очень просто — я разгадал ваши намерения.

Корум старался казаться бесстрастным. Гейнор ошибался. Корум — шел вовсе не сюда. Быть может, Гейнору ведома тайна Крэг-Дона? Тайна, что могла бы послужить и мабденам.

— Здесь почти нет ветра, — сказал Корум. — И ни единого следа Фой Мьёр.

— Разумеется. Именно поэтому вы и решили избрать Крэг-Дон своим прибежищем. Вам хотелось понять, почему Фой Мьёр так боятся этого места. Вы надеялись найти здесь средство, которое позволило бы вам одолеть их. — Гейнор захохотал. — Именно в этом и состояла цель вашего похода. Я это сразу понял.

Корум сдержал улыбку. Не понимая того, Гейнор предал своих хозяев.

— Ты умен, Принц Гейнор.

Гейнор стоял в третьем круге. Ближе он не подходил.

Где-то вдалеке залаяли псы. Корум уже не мог сдержать улыбки.

— Твои собаки тоже боятся этого места?

— Конечно. Ведь они, как и Фой Мьёр, пришли из Лимба, потому путь сюда им заповедан. Лишь сидхи и смертные, даже такие, как я, могут посещать это место. Я тоже побаиваюсь Крэг-Дона, хотя, казалось бы, у меня не должно быть оснований для страха. Вихрь не сможет проглотить Гейнора Проклятого.

Корум воздержался от дальнейших расспросов. Он боялся выдать себя, выказать полную свою неосведомленность во всём, что касалось Крэг-Дона.

— Но ведь и ты пришел сюда из Лимба, — напомнил Гейнору Корум. — Я не понимаю, почему же ты не боишься вихря?

— Лимб не был моей родиной. Я был изгнан в него, изгнан тобою, Корум. Крэг-Дона должны бояться уроженцы Лимба. Не понимаю я только одного, — что вы хотели здесь найти? В наивности своей ты полагал, что Фой Мьёр ничего не знают о Крэг-Доне, и пытался завлечь их сюда. Нет, мой друг, должен сказать тебе, что мои хозяева, которых ты считаешь столь глупыми, прекрасно понимают, что сюда им нельзя. Никакой силой ты не заставишь их войти даже в первый круг. Твои хлопоты были напрасными.

Гейнор мрачно усмехнулся.

— Лишь единожды твоим предкам сидхи удалось заманить сюда своих врагов. Лишь единожды вихрю удалось изгнать воинов Фой Мьёр туда, откуда они и пришли, — я говорю о Лимбе. Много веков прошло с той поры. Уцелевшие Фой Мьёр стараются держаться подальше от Крэг-Дона, чуя исходящую от него опасность.

— Разве они не хотят вернуться в Лимб?

— Они не понимают того, что вихрь уносит их именно в Лимб. Те же, кто подобно мне, знает об этом, не спешат делиться с ними этим знанием. У меня нет ни малейшего желания избавиться от них, ибо в этом случае я лишусь силы, мне покровительствующей.

— Так значит, я зря приехал сюда?

— Конечно. Более того, я полагаю, что ты вряд ли сможешь вернуться в Кэр-Малод. Когда я окажусь в Кэр-Ллюде, я сообщу своим господам о том, где находится их враг сидхи. И тогда они пригонят сюда всех своих собак. Всех собак — ты слышишь меня, Корум! Я бы посоветовал тебе не сходить с этого места, — уж здесь-то тебя никто не тронет. — Гейнор рассмеялся. — Останься в этом прибежище. Лишь в этом месте ты можешь чувствовать себя в безопасности. Сюда не придут ни псы Кереноса, ни сами Фой Мьёр.

— Но у нас кончается пропитание, Гейнор, — сказал Корум. — Мы умрем от голода.

— Вполне возможно, — с явным облегчением в голосе сказал Гейнор. Впрочем, время от времени я могу приносить вам еду. Нет, нет! Я не дам тебе умереть, Корум! Ты проведешь здесь многие годы. Ты узнаешь, на что похож Лимб.

— Так вот на что ты надеялся! Вот почему ты не пытался нападать на нас все это время! — Джерри-а-Конель схватил саблю и стал спускаться с алтарного холма.

— Нет! — закричал другу Корум. — Ты не причинишь ему вреда, Джерри, он же убьет тебя! Джерри замедлил шаг, Гейнор стал отступать.

— Ничего, ничего, скоро вы начнете грызться из-за объедков. Чем сильнее будет голод, тем слабее будет ваша дружба. Наверное, я притащу сюда труп собаки, убитой тобою, Джерри-а-Конель! Интересно, понравится ли вам ее вкус? Может быть, вы и к человечине попривыкнете? Хотелось бы поскорее узнать — кто кого съест?

— О, как низка твоя месть, Гейнор! — воскликнул Корум.

— Ты поступил со мною не лучше. Кроме того, я, в отличие от тебя, не претендую на благородство. Гейнор отвернулся и зашагал прочь.

— Собак я оставлю с вами, — сказал он напоследок. — Я уверен, что их компания вас обрадует.

Гейнор покинул пределы каменных кругов и взобрался в седло.

Уныло завыл ветер, пытавшийся прорваться через семь каменных колец.

— Ну что ж, — оживленно сказал Корум, — эта встреча была не напрасной. Крэг-Дон не просто святилище, это место великой силы — здесь находятся врата ко всем Пятнадцати Мирам. Он не случайно напомнил нам Танелорн, Джерри. Но как же пройти через эти врата? Какое действо отворяет их? Боюсь, об этом знает только Верховный Правитель мабденов.

— Да, — отозвался Джерри, — кое-что мы действительно приобрели. Но кое-что мы и потеряли. Как же теперь мы попадем к Верховному Правителю?

Слушай!

Корум прислушался. Свирепый лай псов доносился сразу с нескольких сторон.

Корум нахмурился и поплотнее запахнулся в меховую накидку. Он сел на корточки и задумался. Джерри расхаживал из стороны в сторону. Кони нервно прядали ушами. Вечерело. Семь каменных колец Крэг-Дона постепенно погружались во тьму. Стало холодать. Да, Крэг-Дон мог защитить их от Фой Мьёр, но вот от холода он не спасал — здесь не было дров.

Настала ночь. Протяжно завывал ветер, но еще громче выли свирепые, страшные псы Кереноса.

ГЛАВА ПЕРВАЯ ГОРОД В ТУМАНЕ

Они стояли меж двумя громадными каменными столбами Крэг-Дона, глядя, как рыщут по полю дьявольские псы Фой Мьёр. Несмотря на всю свою свирепость, Псы Кереноса вели себя очень осторожно. Они рычали и щерили зубы, но не подходили к каменному кольцу ни на шаг. Поодаль сидело еще несколько псов, едва заметных во вьюжной пелене. Всего же их было восемь.

Корум выбрал для себя цель, расставил пошире ноги и метнул длинную тяжелую пику, вложив в бросок всю силу своих страха, гнева и отчаяния.

Бросок был точен. Пика вонзилась в тело пса, сбив его с ног.

— Давай! — закричал Корум.

Джерри-а-Конель потянул на себя веревку, конец которой все это время был у него в руках. Корум стал помогать ему.

Другой конец веревки был привязан к пике, засевшей в теле зверя так крепко, что тащить приходилось и его. Зверь был еще жив. Поняв, что происходит, он попытался сопротивляться. Он заскулил и схватил зубами древко пики. Как только друзья подтащили пса к камням, он затих, приняв, наконец, свою судьбу. Зверь издох.

Корум и Джерри-а-Конель ликовали. Упершись ногой в бездыханное тело зверя, Корум выдернул из него пику и, не медля ни минуты, вернулся в пространство меж каменными столбами. Он тут же нашел новую жертву и вновь метнул свое оружие. Пика угодила зверю в горло. Джерри потянул за веревку, и пика, выскочив из тела рухнувшего наземь пса, быстро заскользила назад.,

Псов оставалось шесть. Но они стали еще осторожнее. Корум пожалел о том, что не взял в поход лук и стрелы.

Один из псов подошел к трупу своего собрата и стал обнюхивать его. Из горла погибшей собаки сочилась кровь. Пес принялся слизывать ее своим длинным красным языком. И тут же поплатился за свою прожорливость — пика, вылетевшая из-за каменных столбов, угодила в его левый бок. Собака взвизгнула и, закрутившись на месте, попыталась освободиться от пики. Веревка потянула ее к камням. Корчась от боли, зверь упал было на залитый кровью снег, но тут же поднялся на ноги и, резко дернувшись, вырвался. Пика стала неожиданно легкой. Собака забегала кругами, оставляя за собой кровавый след, и внезапно рухнула наземь.

Чувствуя, что находятся на безопасном расстоянии от смертоносной пики, звери принялись рвать на части еще не остывший труп.

— У нас есть одно преимущество, — сказал, взбираясь на коня, Корум, — псы Кереноса не брезгуют и трупами своих собратьев. Это их слабое место.

Пока собаки терзали труп, Корум и Джерри-а-Конель пересекли семь кругов, миновали резной алтарь, стоявший в центре Крэг-Дона, и, еще раз пересекши все семь кругов, выехали с другой стороны святилища.

Собаки этого явно не ждали. Тем не менее, у друзей было всего несколько минут.

Пришпоривая коней, друзья покинули Крэг-Дон, направившись не к Кэр-Малоду, как того ожидая Гейнор, а к Кэр-Ллюду, цели своего путешествия. Они надеялись на то, что ветер быстро заметет их следы и развеет их запах. Оторвавшись от погони, они смогли бы достичь Кэр-Ллюда прежде, чем Гейнор и Фой Мьёр поймут их намерения.

Слова Гейнора были справедливы, — путь в Кэр-Малод был закрыт, — за ними тут же устремилась бы вся свора Кереноса. Сейчас же друзья выигрывали время, ибо вначале ведомые Гейнором собаки должны были пойти в заведомо ложном направлении. Презрительное отношение Гейнора к людям на этот раз обернулось против него. Он недооценил решимость, отвагу и сообразительность Корума и Джерри-а-Конеля. Слишком долгим было его общение с трусливыми, алчными и жалкими тварями. Подобная компания устраивала его как нельзя лучше, — в ней он был единственной драгоценностью.

Корум думал над словами Гейнора Проклятого. Неужели Крэг-Дон действительно обладал всеми этими свойствами? Впрочем, может быть, от него осталась одна только пустая оболочка, и Фой Мьёр избегают его, повинуясь единственно предрассудкам. Принц надеялся, что придет такое время, когда он сможет ответить на этот вопрос. Если Крэг-Дон действительно был местом силы, то следовало как-то воспользоваться им.

Высокие столбы Крэг-Дона вскоре обратились в далекие тени, тонущие в снежной пелене. Настало время подумать о Кэр-Ллюде и зачарованном Эмергине, охраняемом не только людьми, но и существами, на людей не похожими.

Путники изрядно промерзли и изголодались. Упряжь коней и накидки седоков поблескивали инеем. Каждое движение отзывалось болью во всем теле; лица немели на холодном ветру.

И все же они достигли Кэр-Ллюда. Остановившись на вершине холма, друзья увидели под собой широкую замерзшую реку. Город Кэр-Ллюд лежал по обе стороны реки, берега которой были соединены несколькими добротно сработанными деревянными мостами. Серый гранит зданий был покрыт толстым слоем снега; иные из строений поднимались вверх на несколько этажей. Кэр-Ллюд был крупнейшим городом этих земель. Некогда его населяло двадцать или тридцать тысяч жителей.

Город выглядел покинутым. Лишь туман, наполнял его улицы.

Туман был всюду. Он висел над Кэр-Ллюдом зыбким, изменчивым покровом, то сгущаясь, то обращаясь в легкую дымку. Это был туман Фой Мьёр, туман, ползущий вслед за огромными кривыми колесницами Людей Льдов. Корум боялся его так же, как он боялся тупой, бездушной силы последних владык Лимба.

У реки туман сгущался. Именно там Корум заметил какое-то движение. Он увидел огромную рогатую голову и огромное тело, отдаленно напоминавшее тело жабы. Гигант этот сидел в огромной скрипучей телеге, которую тянуло существо весьма странного вида.

С растрескавшихся на морозе губ Корума слетело одно единственное слово:

— Керенос.

— Хозяин псов? — презрительно фыркнул Джерри.

— Не только псов, — поправил его Корум. Джерри достал носовой платок и громко высморкался.

— Боюсь, что здешняя погода может повредить моему здоровью. Но ничего, скоро я доберусь до того негодяя, который сделал здешний климат столь омерзительным.

Корум покачал головой.

— На это у нас попросту не хватит сил. Нам следует избегать конфликтов с Фой Мьёр так же, как Гейнор избегает прямых стычек со мной. — Он посмотрел на вьюжный Кэр-Ллюд. — Город не охраняется. И это понятно — мабденов они уже не боятся. Ну что ж, нам это только на руку.

Корум взглянул на Джерри — тот буквально посинел от холода.

— Думаю, мы легко сойдем за ожившие трупы. Фой Мьёр и их слуги слишком тупы для того, чтобы заподозрить нас в обмане. Идем.

Корум пришпорил коня, и друзья стали спускаться с холма. Перед ними лежал великий город, объятый туманом скорби.

Казалось, что они въехали из лета в зиму. Мороз, от которого так страдали Корум и Джерри-а-Конель, был пустяком в сравнении с той лютой стужей, которой встретил их город. Туман превратился в некое живое существо, которое впивалось в их тела с таким неистовством, что они едва не кричали от боли, и только боязнь как-то выдать себя удерживала их от этого. Гейнор Проклятый, полумертвые гулеги и Братья Елей, подобные Хью Агреху, с которым доводилось биться Коруму, попросту не замечали этой стужи. Однако для обычных смертных она была непомерна. Корума била крупная дрожь. Он боялся замерзнуть до смерти. Они ехали по городу, огибая особо плотные облака тумана. Они искали башню, в которой — как они надеялись — до сих пор жил Эмергин.

Они боялись выдать себя и потому ехали молча, памятуя о том, что за стеной тумана могут скрываться и соглядатаи. Кони шли бок о бок неспешным тяжелым шагом. Склонившись к Джерри, Корум прошептал:

— Видишь дом, что стоит слева от нас? Едь прямо в ворота, — похоже, дом пуст.

Въехав в распахнутые ворота, Корум оказался в узком коридоре. У стены стояли обнявшись две ледяные фигуры — старуха и девочка. Корум спешился и завел коня в комнату.

Следов разбоя в комнате не было. На столе стояло с десяток тарелок с окаменевшей едой. У стены лежали щиты и мечи, в углу стояло несколько копий. Похоже, перед трапезой мужчины, жившие в этом доме, отправились на бой с Фой Мьёр и не вернулись. Старуху и девочку поразил ужасный глаз Балахра. В доме могли быть и другие старики и дети, которые не пошли на безнадежную битву с Фой Мьёр. Корум мечтал о костре, согревшем бы его ноющие кости и изгнавшем бы морозный туман из его нутра, но не решался развести его, зная, что тем он выдаст себя. Ни ожившие трупы, ни Братья Елей не нуждались в тепле.

Джерри-а-Конель тоже завел своего коня в комнату. Из куртки он извлек дрожащего крылатого кота. Корум прошептал:

— Я схожу наверх, — попробую поискать одеяла.

Черно-белый котик жалобно замяукал и вновь юркнул под куртку Джерри.

Корум осторожно поднялся по деревянной лестнице и оказался на узенькой площадке. Как он и ожидал, здесь тоже стояли замерзшие люди, — два древних старца и трое детей. Старики видимо пытались согреть детей своим теплом, но так и не смогли.

Корум вошел в комнату и быстро нашел шкаф, в котором лежало множество заиндевевших одеял. К счастью, они не промерзли насквозь.

Принц набрал их столько, сколько мог унести, и пошел вниз. Джерри благодарно принял одеяла и тут же стал закутываться в них.

Корум снял свой необычный пояс. Это был неброский плащ, дар короля Файахэда, плащ Сидхи.

План дальнейших действий был уже известен. Джерри-а-Конель остается в доме присматривать за лошадьми, Корум же должен был отправиться на поиски Эмергина.

Прикрытые плащом руки стали невидимыми. Корум вновь поразился чудесному плащу. Джерри же, который видел его впервые, изумленно ахнул, едва не растеряв все свои одеяла.

Корум замер.

С улицы донеслись какие-то звуки. Корум осторожно подошел к темному окну и посмотрел в щель между ставнями. В липком тумане двигались фигуры. Множество зеленоватых фигур. Это были Братья Елей, те, что еще недавно были людьми. Теперь же по их жилам тек сок, а не кровь, и питали их не мясо и мед, но сама земля. Братья Елей были самыми страшными воинами Фой Мьёр, самыми умными их слугами. Их зеленых коней тоже питала земля.

Эти создания обречены на гибель, думалось Коруму, потому что Фой Мьёр так или иначе погубят Землю, на ней не смогут расти и самые выносливые деревья. Впрочем, к тому времени Фой Мьёр уже не понадобятся и их зеленые воины.

Именно этих созданий Корум опасался более всего, — они во многом сохраняли свой прежний ум. Знаком он призвал Джерри к тишине и, затаив дыхание, вновь прижался к щелке.

Целая армия выступила в неведомый поход. Похоже, она уже покидала Кэр-Ллюд. Уж не в Кэр-Малод ли направлялись эти воины?

Армия уже прошла, но туман все сгущался и сгущался. Из тумана доносилось ворчание и похрюкивание; при всей странности этих звуков они могли быть и речью. Туман на миг рассеялся, и Корум увидел неуклюжих, безобразных животных, тянувших за собой плетеную колесницу. Коруму хотелось получше разглядеть седока, и он стал на цыпочки. Принц увидел красноватую шкуру и кривую, покрытую бородавками восьмипалую руку, сжимавшую странный предмет, напоминавший гигантский молот.

Все остальное было скрыто туманом. Колесница со скрипом проехала мимо. Вскоре вновь установилась тишина.

Корум надел на себя Плащ Сидхи. Он был сшит на куда более рослого человека, и Корум прямо-таки тонул в нем.

В тот же миг он увидел не одну, а две комнаты, так, словно на его глаз вдруг навернулись слезы. Комнаты слегка отличались друг от друга. Одна была комнатою смерти, в которой сидел закутавшийся в одеяла Джерри; другая была наполнена солнечным светом и теплом.

Только теперь Корум понял, что происходит с человеком, когда он надевает на себя Плащ Сидхи. В далеком прошлом Корум мог переносить себя из Измерения в Измерение, теперь же это происходило благодаря Плащу Сидхи. Подобно Хи-Брисэйлу, плащ принадлежал не только этому Измерению, — он уносил Корума за пределы этого мира через пространства, отделяющие Измерения друг от друга.

— Что случилось? — спросил Джерри-а-Конель, глядя прямо на Корума.

— А что? Разве я не исчез? Джерри замотал головой.

— Нет, — сказал он, — ты стал несколько расплывчатым и только. Мне кажется, что я смотрю на тебя сквозь какую-то дымку.

Корум нахмурился.

— Значит, Плащ все-таки не действует. И почему я не проверил его в Кэр-Малоде? Джерри-а-Конель задумался.

— Возможно, он действует, но действует только для мабденов. Не забывай, что мне частенько приходится болтаться между мирами. Тот, кто не обладает теми же видением и знанием, что и мы, скорее всего не заметит тебя.

Корум грустно улыбнулся.

— Ну хорошо, — сказал он. — Будем надеяться, что это так, Джерри. Он повернулся к двери.

— Будь осторожен, Корум, — сказал Джерри-а-Конель. — И Гейнор, и Фой Мьёр пришли сюда из другого мира. Для кого-то ты слишком заметен, кто-то может увидеть тебя тенью. Не забывай об этом! Ты затеял опасное дело.

Ничего не ответив Джерри, Корум покинул комнату и вышел на улицу. Принц шел к башне той твердой и уверенной походкой, какой порою восходят на эшафот.

ГЛАВА ВТОРАЯ ВЕРХОВНЫЙ ПРАВИТЕЛЬ

Корум вошел в открытые ворота и стал подниматься по пологим ступеням, которые вели прямиком в высокую башню, сложенную из гранитных плит. Однако проход загораживал огромный детина в кожаных одеждах. В обеих руках детина держал по сабле. Его красные глаза горели огнем, на бескровных губах застыла не то усмешка, не то гримаса злобы.

Корум встречал таких существ и прежде. Слуги Фой Мьёр гулеги, — а называли их именно так, — были ожившими трупами. Часто они сопровождали собачьи своры Кереноса, так как по большей части были знакомы с охотой и при жизни.

«Сейчас все станет ясно», — подумал Корум.

Стоя в метре от красноглазого гулега, он принял боевую стойку и взялся за рукоять меча.

Гулег не обращал на Принца никакого внимания. Он смотрел сквозь Корума и, похоже, совершенно не замечал его.

Корум испытал некоторое облегчение — Плащ Сидхи все-таки действовал. Он обошел стража и подошел ко входу в башню.

Здесь стояло сразу два гулега, но они, так же как и их соратник, не замечали Корума. Чувствуя себя едва ли не счастливым. Принц прошел вовнутрь и стал подниматься по винтовой лестнице, уводящей в глубь башни. Внутри башня оказалась неожиданно просторной. Старые истертые ступени и стены по обеим сторонам лестницы были покрыты искуснейшей резьбой. Здесь, как и всюду, мабденские мастера отдали предпочтение героическим и любовным сюжетам, изображавшим и людей, и богов; прекрасные картины отличались чистотой замысла и были совершенно лишены каких бы то ни было темных, безумных фантазий, обычно связанных с суеверностью и религиозным фанатизмом художника. Мабденам и так был понятен сокровенный смысл этих сюжетов.

То тут, то там висели обрывки тканых обоев. Ни корка льда, ни ядовитый туман не могли умалить их ценности, — здесь в сложнейших узорах сплетались золотые и серебряные, алые и пурпурные, желтые и лазурные нити. Корума вновь повергло в ужас то варварство, с которым Фой Мьёр и их слуги уничтожали творения мабденов.

Поднявшись на второй этаж башни, Корум оказался на широкой, выложенной камнем площадке. Вдоль ее стен стояли скамьи, над которыми были развешены парадные щиты. С площадки можно было попасть сразу в несколько комнат. Из одной слышались голоса.

Уже не сомневаясь в магической силе своего плаща, Корум смело подошел к приоткрытой двери и неожиданно почувствовал, что из комнаты веет теплом. Тепло и обрадовало, и насторожило Принца. Он осторожно глянул за порог и остолбенел.

У камина, в котором полыхал яркий огонь, сидели двое. И один, и другой были одеты в белые меховые шубы. Ни тот, ни другой не имели никакого отношения к Кэр-Ллюду. У противоположной стены комнаты какая-то девица накрывала на стол; белоснежная кожа и красные глаза выдавали в ней гулега, ожившего трупа. Ее присутствие свидетельствовало о том, что люди, сидевшие у камина, не были здесь случайными гостями. Напротив, они были гостями почетными, гостями, к которым была приставлена прислуга.

Одним из гостей Фой Мьёр был высокий стройный мабден, перчатки которого сверкали драгоценными перстнями, а шея — украшена золотым воротом. Длинные седые волосы и борода обрамляли его красивое лицо. На ремне, перекинутом через его плечо, висел старинный рог, — длинный рог, перевитый золотыми и серебряными кольцами. Корум уже знал, что на каждом из этих колец вырезано изображение лесного зверя. Этого мабдена он встречал у горы Мойдель, именно ему он отдал свою мантию, обменяв ее на рог, который таинственным образом вновь оказался у своего прежнего владельца. Это был волшебник Калатин.

Но еще сильнее потряс Корума вид собеседника Калатина. Некогда этот человек клялся, что он ни за что не станет вмешиваться в дела этого мира. Он называл себя карликом, но при этом имел восемь футов в высоту и четыре в плечах. Тонкие, изящные черты лица, едва различимые за его черными космами, говорили о его близости к вадагам. Под мехами поблескивала стальная нагрудная пластина; полированные ножные латы и шлем также были сделаны из стали, инкрустированной золотом. Перед ним стоял огромный боевой топор, формой он походил на топор Корума, но имел куда более внушительные размеры.

Это был Гоффанон, кузнец-сидхи из Хи-Брисэйла, отдавший Коруму Копье Брионак. От Калатина можно было ожидать чего угодно, но как же попал в услужение Фой Мьёр Гоффанон? Ведь он клялся в том, что больше никогда не ввяжется в войну мабденов и Богов Лимба! Неужели он обманул Корума? Неужели все это время он и волшебник Калатин состояли в тайном сговоре с Фой Мьёр? Но если это так, то зачем Гоффанон отдал Копье Брионак, решившее исход битвы при Кэр-Малоде?

Словно почувствовав присутствие Корума, Гоффанон повернул голову к двери. Не будучи уверенным в том, что сидхи не увидит его, Корум поспешно отступил назад.

В лице Гоффанона было что-то странное, что-то мрачное и трагическое; впрочем, Коруму это могло и показаться — слишком недолгой была эта встреча.

С тяжелым сердцем, ужасаясь вероломству Гоффанона и почти не удивляясь решению Калатина примкнуть к Фой Мьёр, Корум отошел от двери. Из комнаты донесся голос Калатина:

— Мы присоединимся к ним завтра, когда они выйдут в поход.

Корум услышал и другой голос, — низкий, тяжелый голос Гоффанона:

— Теперь Западу не устоять.

Так значит Фой Мьёр вновь готовятся к нападению, и скорее всего нападут именно на Кэр-Малод. Теперь они могут не бояться оружия сидхи, так как последний сидхи встал на их сторону.

С великой осторожностью Корум стал подниматься на следующий этаж. Сделав очередной поворот, он вдруг увидел сидевшего на корточках верзилу, что перегораживал своим грузным телом всю лестницу.

Не видя Принца, верзила поднял голову и стал принюхиваться. В трех его глазах появилось удивление. Его розовая, покрытая щетиной плоть затряслась, когда он сел на ступеньку. У него было пять рук. Три руки были человечьими старческая, юношеская и женская, одна — обезьянья, и одна — лягушачья. Короткие ноги верзилы заканчивались тремя человечьими ступнями, раздвоенным копытом и лапой, похожей на собачью. Верзила был наг и безоружен. Стойкий запах дерьма, пота и гниющей пищи витал на лестнице.

Так ничего и не увидев, верзила закрыл три своих глаза и тут же захрапел. Корум беззвучно извлек из ножен меч и, уже не таясь, ударил им по голове диковинной твари.

Удар был направлен в округлую пасть чудовища — прежде чем поразить мозг, Корум должен был лишить его дара речи.

Глаза твари широко раскрылись. Один из них замигал и тут же погас.

Два прочих глаза, изумленно взирали на меч, появившийся из пустоты. Обезьянья рука хотела было схватиться за клинок, но тут же безвольно повисла. Наконец, глаза зверюги закрылись. Корум вернул меч в ножны и протиснулся в узкое пространство меж стеной и жирным податливым телом, моля о том, чтобы оно не было обнаружено стражами до той поры, пока Корум не найдет Великого Друида Эмергина.

Лестничный марш заканчивался площадкой, охранявшейся двумя гулегами с саблями наголо. Чувствовалось, что они и не подозревают о том, что внизу случилось нечто неладное.

Корум проскользнул между ними и оказался на площадке. Перед ним стояло два огромных пса Кереноса.

Собаки стали принюхиваться. Они не видели его, но чувствовали его запах. Псы негромко зарычали.

Не раздумывая ни минуты, Корум пронесся между ними и, обернувшись, увидел, как псы, ловившие зубами воздух, едва не вцепились друг другу в глотки.

Его взору открылся сводчатый проход, заканчивавшийся тяжелой, обитой чеканной бронзой дверью. Он вспомнил рассказ короля Файахэда о чудесных картинах, украшающих эту дверь. Она вела в покои Эмергина. На бронзовом крюке, вбитом в стену рядом с дверью, висел железный ключ. И дверь, и ключ охранялись огромным гулегом.

За спиной Корума поскуливали псы Кереноса, обнюхивавшие каменные плиты, без команды они не могли покинуть своего места. На лице гулега появилось удивленное выражение. Он подался вперед.

— Что такое, собачки? Чужие пришли?

Корум проскользнул за спину гулега, тихо снял ключ с крюка, открыл дверь, вошел и тут же запер ее за собой. Медлительный тупой гулег мог и не заметить пропажи ключа, тем более, что все его внимание теперь было отдано собакам.

Корум оказался в покоях, завешанных богато украшенными темными портьерами. Неожиданно для самого себя он услышал запах свежескошенной травы. В покоях этих было значительно теплее, чем в комнате двумя этажами ниже, где Корум увидел Калатина и Гоффанона. В камине ярко полыхало пламя.

Но где же Эмергин?

Корум осторожно двинулся вперед. Из одной темной комнаты он попал в другую.

И здесь, наконец, он увидел нечто…

Вначале Принц решил, что перед ним животное, ибо существо это стояло на четырех конечностях и поедало стебли какого-то растения, лежавшие на золотом подносе.

Голова существа повернулась в сторону Корума, но тот, укрытый мантией сидхи, оставался для него невидимым. Большие добрые глаза были пусты, челюсти, пережевывавшие траву, лениво двигались. Тело существа было укрыто грязной овчиной, усеянной репьями. Все его одеяния были сшиты из грубо выделанной овечьей кожи; кожаная шапочка была одета даже на голову. Человек этот выглядел трогательно и жалко. Это и был Эмергин, Верховный Правитель мабденов, Великий Друид Крэг-Дона; Эмергин, подпавший под власть колдовских чар.

Некогда лицо это было красивым, важным и, вероятно, умным, но теперь о нем нельзя было сказать этого. Глаза его, не мигая, смотрели в пустоту, челюсти непрестанно двигались.

— Эмергин? — пробормотал Корум.

Забыв о траве, Эмергин поднял голову, открыл рот и испуганно заблеял.

После этого, так же на четвереньках, он перебрался в темный угол комнаты, почему-то казавшийся ему самым безопасным.

Корум вынул меч из ножен.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ ПРЕДАТЕЛЬ СПИТ, ТОВАРИЩ ПРОСЫПАЕТСЯ

Без лишних раздумий Корум взял меч за лезвие и навершьем рукояти сильно ударил Эмергина по затылку; Принц поднял бесчувственное тело, поразившись его легкости. Этот, посаженный на растительную диету человек оголодал настолько, что трудно было понять, в чем же держится его жизнь. Корума предупредили о том, что освободить Эмергина от чар можно будет только тогда, когда он окажется вдалеке от Кэр-Ллюда. Великого Друида следовало нести на себе — иной возможности не было.

Коруму удалось накрыть Плащом не только себя, но и Эмергина. Посмотрев в зеркало, Корум уверился в том, что и Эмергин, и он сам стали невидимыми. Он направился к бронзовой двери, не выпуская из рук меч.

Корум осторожно повернул ключ и приоткрыл дверь. Гулег так и стоял рядом с собаками. Дьявольские псы сильно нервничали, но со своих мест не сходили. Они были так огромны, что головы их доходили до плеча гулега. Своими красными глупыми глазами гулег обвел лестницу и площадку. Корум был почти уверен в том, что гулег видел, как закрывается дверь, но тот вновь обратил свой взор к лестнице. Теперь Корум мог вернуть ключ на место.

И тут он поторопился. Ударившись о стену, ключ звякнул. Собаки тут же подняли уши и зарычали. Гулег, стоявший у лестницы, стал медленно поворачиваться. Корум прыгнул и ударом ноги столкнул его вниз. Полумертвое создание завопило и полетело по крутым гранитным ступеням. Собаки рассвирепели.

Одна из них попыталась схватить Корума, но Принц сделал резкий выпад мечом, точно попав в ее яремную вену.

Он почувствовал сильный удар в спину и, едва не потеряв равновесие, отступил на две ступени вниз, придерживая одной рукой тело Верховного Правителя. Развернувшись, Принц увидел летящего прямо на него гигантского пса, ощерившего свою Кроваво-красную пасть. Шерсть на загривке зверя поднялась дыбом, с желтых клыков стекала слюна, передние лапы были выпрямлены в прыжке. Корум едва успел подставить меч, как гигантские лапы, упершись в грудь, прижали его к стене. Уголком глаза он заметил двух стражей-гулегов, что бежали на шум.

Острие меча угодило прямо в сердце собаке, и та тут же издохла. Корум выдернул меч из ее тела и, крепко прижимая к себе Эмергина, расправил задравшийся плащ.

Гулеги остановились в нерешительности. Взглянув на труп зверя, они переглянулись, не зная, что им делать дальше. Ухмыльнувшись, Корум пропустил их мимо себя. Размахивая саблями, гулеги поднимались вверх по лестнице, считая, что убийца собаки таится именно там.

Корум сбежал вниз, переступив через труп диковинного верзилы, и вновь оказался на широкой площадке.

Калатин и Гоффанон, услышав шум, ринулись к лестнице. Первым из комнаты выбежал Калатин, крича:

— Что случилось? Кто здесь? Корума он не видел. Принц двинулся дальше.

И тут раздался низкий невнятный голос Гоффанона, в котором звучал скорее не гнев, но изумление:

— Корум! Что ты делаешь в Кэр-Ллюде? Корум прижал к губам палец, надеясь на то, что Гоффанон сохранил хоть какую-то верность своим сородичам вадагам, Сражаться Гоффанон явно не собирался, хотя и держал в руке свой огромный топор.

— Корум?! — Калатин, стоявший уже на лестнице, резко обернулся. — Где?

— Вот, — ответил Гоффанон, указывая рукой на Принца.

Калатин тут же все понял.

— Он стал невидимым! Его надо убить. Убей его! Убей его, Гоффанон!

— Хорошо, — Гоффанон стал поднимать свой страшный топор.

— Гоффанон! Предатель? — закричал Корум, выт хватив меч и тем открыв себя Калатину. Волшебник достал из-за пояса длинный кинжал и медленно пошел на Корума.

Гоффанон еле двигался, Коруму показалось, что сидхи пьян. И Принц решил сначала прикончить Калатина. Меч, описав дугу, плоскостью клинка ударил волшебника по голове. Оглушенный, Калатин рухнул. Теперь все внимание Корума было сосредоточено на Гоффаноне; он надеялся на то, что тело Эмергина, повисшее на его плече, не слишком-то помешает ему драться с сидхи.

— Корум, — нахмурился Гоффанон. — Разве я должен убить тебя?

— Я тебе этого и не говорил, подлый предатель. Гоффанон стал медленно опускать занесенный было топор.

— А что сказал Калатин?

— Он не сказал ничего. — Корум начинал понимать, что же произошло с Гоффаноном. Заколдован был не только Эмергин. — Он хочет, чтобы ты защищал меня. Он хочет, чтобы ты пошел со мной.

— Хорошо, — просто ответил Гоффанон и встал рядом с Корумом.

— Бежим.

Корум склонился над бесчувственным телом Калатина и что-то поднял. Сверху доносились изумленные голоса гулегов. Страж, которого Корум сбросил с лестницы, стал оживать, хотя, казалось бы, при падении он должен был переломать все свои кости. Трудно убить того, кто уже мертв.

— Скоро о нашем визите станет известно не только здесь — нам надо спешить.

Они уже спускались по последнему лестничному пролету.

Снизу послышался шум, и из-за поворота выскочило трое стражей, охранявших вход в башню. Топот раздавался и сверху. Гулеги, искавшие врагов у покоев Эмергина, как-то сообразили, что те улизнули вниз.

Двое вверху и трое внизу.

Гулеги замешкались, ибо видели только Гоффанона. Вне всяких сомнений, их предупредили о том, что Гоффанон — союзник, и это чрезвычайно смущало их. Корум стремительно проскочил между ними, и когда гулеги все же пошли на Гоффанона, Принц несколько раз рубанул клинком по ногам гулегов. Упав на ступени, живые мертвецы продолжали ползти к Гоффанону, опираясь на руки, но не выпуская при этом и сабель. Гоффанон взмахнул своим топором и одним ударом отрубил ноги стражникам, сбегавшим сверху.

Они вышли из башни и тут же оказались в едком студеном тумане. Они сбежали по ступеням и понеслись по замерзшим улочкам, ведшим к дому, в котором Джерри ждал Корума. Гоффанон ни на шаг не отставал от Принца, все это время он о чем-то напряженно думал.

Когда они вошли в дом, Джерри-а-Конель уже сидел в седле. Конь Корума тоже был готов к дороге. Джерри так и не снял с себя драных одеял, из-под них выглядывало только его лицо. Вид кузнеца-сидхи потряс его.

— Так это ты — Эмергин?

Но в ту же минуту Корум сбросил с себя плащ-невидимку, и взгляду Джерри открылось истощенное тело, одетое в старую овчину, что лежало на плече у Корума.

— Вот Эмергин, — ответил Корум, не вдаваясь в дальнейшие объяснения. — А это — мой сородич, которого я чуть было не принял за предателя.

Корум осторожно положил Великого Друида на седло своего коня и обратился к Гоффанону:

— Пойдешь ли ты с нами, Сидхи? Или ты так и будешь служить Фой Мьёр?

— Служить Фой Мьёр? Сидхи так не поступают? Гоффанон не служит никому! Говорить ему было все еще трудно, да и взгляд его пока не прояснился.

Понимая, что времени на дальнейшие расспросы Гоффанона у него нет, Корум коротко сказал:

— Едем с нами.

— Хорошо, — ответил Гоффанон, смешно растягивая слоги. — Мне не нравится Кэр-Ллюд.

Они скакали в студеном тумане, что леденил и одновременно оберегал их от посторонних взглядов. На окраине города стояло воинство, готовившееся к походу. Чтобы избежать встречи с ним, спутники сделали большой крюк и выехали из города по другой дороге. Фой Мьёр готовились к походу на запад, и потому сосредоточили все свои силы и все свое внимание только на этом, — очевидно, именно этим и объяснялась та легкость, с которой друзья попали в город и покинули его.

Вскоре они оставили последние городские строения и стали взбираться на холм. Карлик Гоффанон легко бежал за лошадьми, на плече его висел громадный топор, длинные волосы развевались на ветру, изо рта вырывались целые облака пара.

— Гейнор скоро осознает свою ошибку. Представляю, как он рассвирепеет! сказал Корум Джерри-а-Конелю. — Он поймет, что мы оставили его в дураках, и пустится в погоню за нами.

Груда одеял поежилась, — Джерри не хотел терять ни толики тепла.

— Мы должны добраться до Крэг-Дона, — проговорил он. — Там у нас будет достаточно времени для того, чтобы обдумать дальнейшие планы. — Джерри попытался улыбнуться. — Как бы то ни было, но кое-что у нас уже есть — я имею в виду Эмергина.

— Да. Они не станут уничтожать нас, если при этом погибнет и Эмергин. Впрочем, полагаться на это не стоит. — Корум сел в седле поудобнее.

— Насколько я знаю Фой Мьёр, они не станут слишком-то задумываться над этим, — согласился Джерри.

— Ох уж эти Фой Мьёр! Все наши беды и удачи зависят от их характера! Корум улыбнулся своему старинному товарищу. — Что бы ни ожидало нас впереди, Джерри-а-Конель, я рад уже и тому, что мы имеем сегодня. Не так давно я считал, что иду на верную смерть, теперь — если даже мне и придется умереть я буду знать, что мне удалось хотя бы что-то.

— А меня, признаться, сегодняшний день не слишком-то радует, — сказал Джерри-а-Конель. Он обернулся на Кэр-Ллюд, видневшийся вдали, так, словно собаки уже гнались за ними.

Спутники выехали из полосы тумана. Стало несколько теплее. Джерри постепенно освобождался от одеял, сбрасывая их прямо на снег. Коней можно было не подгонять, — Кэр-Ллюд и странное марево, стоявшее над ним, казались самым страшным из всего, что только может быть на свете.

Они услышали лай собак только через четыре дня. До Крэг-Дона было еще неблизко.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ О ЧАРАХ И МАГИИ

— Больше всего на свете я боюсь этих проклятых собак, — сказал Гоффанон.

С тех пор, как спутники оставили Кэр-Ллюд, речь сидхи существенно исправилась, а разум пробудился. Хотя о своей связи с Калатином Гоффанон почти не говорил.

— До Крэг-Дона еще миль тридцать.

Они остановились на вершине холма, пытаясь разглядеть сквозь снежную пелену собачью свору, идущую по их следу.

Корум задумался. Он посмотрел на Эмергина, который очнулся черев день после того, как они покинули Кэр-Ллюд. Время от времени Великий Друид блеял, но понять, чего же он хочет, было невозможно. Он почти не ел, отворачиваясь от предлагаемой ему пищи. Большую часть времени он спал, но и проснувшись, он оставался совершенно безучастным и покорным.

Корум спросил у Гоффанона:

— Как ты оказался в Кэр-Ллюде? Помнится, ты обещал провести остаток своих дней на Хи-Брисэйла Неужели Калатин приплыл на Зачарованный Остров и предложил тебе выгодную сделку?

Гоффанон фыркнул.

— Чтобы Калатин добрался до Хи-Брисэйла? Да никогда! И что он мог предложить мне кроме того, чем я уже обладал? Нет, боюсь, что я подпал под власть мабденского волшебника из-за тебя.

— Из-за меня? Почему?

— Помнишь, как я потешался над Калатином? Как я легкомысленно плюнул в тот мешочек, что ты дал мне? Это было не чудачеством, — Калатин знал, что он Сделает с моей слюной. Он оказался сильнее, чем я думал, — более того, сила его мне совершенно непонятна. Вначале на меня напала жажда — ужасная мучительная жажда. Рот постоянно был сух. Я едва не умер, хотя чуть не выпил все реки моего острова. Я пил не переставая, но жажда от этого лишь разгоралась. Меня охватил ужас, казалось, что я умираю. И тут мне явился образ, образ, посланный мабденским колдуном. Образ стал говорить со мной и убеждать, что Хи-Брисэйл отвергает меня так же, как он отвергает мабденов, что я умру, если не покину остров.

Карлик передернул своими могучими плечами и продолжил:

— Я не слишком-то поверил этому, но жажда становилась все сильнее. В конце-концов я не выдержал и отправился на материк, где меня и встретил Калатин. Он дал мне какое-то снадобье. Я выпил его, и жажда тут же прекратилась. Но, одновременно, я лишился и собственной воли, оказавшись полностью во власти злокозненного мабдена.

Я стал его рабом. И поныне он может управлять мной. Если он вновь подстережет меня, я не смогу противиться его приказам. Подобно тому, как он сделал из моей слюны нечто, вызывающее у меня жажду, он овладел и моим разумом. Непонятным образом чародей входит в меня и заставляет мое тело повиноваться ему. Пока он находится во мне, я не владею собой.

— Когда я ударил его по голове, ты освободился?

— Да. Ко времени, когда он оправится от удара, мы будем уже за пределами сферы его мистического влияния, — Гоффанон вздохнул. — Никогда не думал, что мабдены могут владеть таким странным даром.

— А как же рог? Он просто забрал его у тебя?

— Да, Корум. Для меня наша сделка окончилась неудачно.

Улыбнувшись, Корум извлек из-под плаща какой-то предмет.

— Да, — сказал он. — Но наша последняя встреча с волшебником была не напрасной.

— Мой рог!

— Минуточку, — сказал Корум. — Я помню, сколь мелочным ты был при заключении нашего договора, дружище. Строго говоря, теперь этот рог принадлежит мне.

Гоффанон печально кивнул.

— Это справедливо, — грустно промолвил он. — Хорошо, Корум, — теперь этот рог принадлежит тебе. Я сам во всем виноват, — я потерял его по собственной глупости.

— И при моем неосознанном содействии, — сказал Корум. — Дай мне его на время, Гоффанон. Придет час, я верну тебе твой рог. — Мне стыдно, Корум. Помнишь, как я торговался с тобой?

— Гоффанон, а что ты теперь собираешься делать? Наверное, вернешься на Хи-Брисэйл? Гоффанон затряс головой.

— Зачем? Мои интересы совпадают с вашими. Если вы одолеете волшебника и Фой Мьёр, я навсегда освобожусь от гнусных чар Калатина. Если же я вернусь на Хи-Брисэйл, Калатин вновь призовет меня к себе.

— Стало быть, мы можем на тебя рассчитывать?

— Да.

Джерри-а-Конель нервно заерзал в седле.

— Послушайте, — сказал он. — Они уже рядом. Наверное, они чуют наш запах. Полагаю, друзья, сейчас нам придется несладко.

В ответ Корум только засмеялся.

— Ты ошибаешься, Джерри-а-Конель. Пока нам бояться нечего.

— Не понимаю тебя. Ты только послушай, как страшно они воют! — Губы Джерри презрительно искривились. — Волки хотят съесть нашу овечку.

Словно в подтверждение его слов Эмергин тихонько заблеял.

Корум засмеялся вновь.

— Пусть они подойдут поближе, — сказал он. — Чем ближе, тем лучше.

Корум испытывал некоторую неловкость, и все же не мог отказать себе в удовольствии немного поиздеваться над Джерри, — тот грешил этим постоянно.

Они продолжили путь.

С каждой минутой псы Кереноса подбирались все ближе и ближе.

К тому времени, когда путники заметили собак, бегущих за ними, Крэг-Дон был уже в поле зрения. Друзья понимали, что дьявольские псы бегут куда быстрее, и они не успеют укрыться за семью каменными кольцами.

Обернувшись на преследователей, Корум попытался найти глазами всадника, одетого в переливчатые латы, но его в рядах преследователей не было. Псов сопровождали белоликие, красноглазые гулеги, привычные к подобным облавам. Уже не одно поколение их было рабами Фой Мьёр; уроженцы заморских восточных земель, они пытались отвоевать земли запада.

Гейнору, по всей видимости, пришлось возглавить воинство, вышедшее в поход на Кэр-Малод (если только воинство шло туда), — его отсутствие можно было объяснить только этим. Корум вынул из-за пояса рог и поднес к губам резной мундштук.

— Едьте в Крэг-Дон, — сказал он своим спутникам. — А ты, Гоффанон, возьми Эмергина.

Кузнец снял чахлое тело Великого Друида с седла Корума и положил его на свое огромное плечо.

— Но ведь ты можешь погибнуть… — начал было Джерри.

— Нет, — тут же оборвал его Корум. — Если я буду внимателен, со мною ничего не случится. Идите. Гоффанон расскажет тебе об этом роге.

— Кругом сплошные рога! — воскликнул Джерри. — Рог, что звучит перед концом света, рог, которым призывают демонов, рог, которым усмиряют псов!

Джерри пришпорил своего коня и поскакал к высоким камням Крэг-Дона. Гоффанон бежал следом.

Корум затрубил в рог, и собаки, а их было десятка четыре, навострили красные уши, не замедляя при этом бега. Однако гулегов, скакавших на серых конях, этот звук привел в замешательство. Они стали отставать от своих псов.

Услышав запах Корума, псы радостно взвыли.

Корум протрубил в рог второй раз. В желтых горящих глазах псов появилось недоумение.

Зазвучали охотничьи рожки, — гулеги в панике подзывали своих собак, помня о том, что произойдет с ними, если рог прозвучит еще раз.

Собаки Кереноса были уже так близко, что Корум услышал их смрадный запах.

Псы замерли и стали нехотя возвращаться к ожидавшим их гулегам.

Увидев, что псы Кереноса отступают, Корум вновь приложил рог к губам и протрубил в третий раз.

Он увидел, как схватились за головы гулеги, как попадали они со своих седел. Они были мертвы, ибо третий сигнал рога был для них смертельным — так Керенос наказывал ослушников.

Псы Кереноса, которым была дана команда возвращаться домой, трусили туда, где лежали их мертвые хозяева-гулеги. Корум присвистнул, засовывая рог за пояс, и не спеша поскакал к Крэг-Дону.

— Возможно, это покажется вам святотатством, но мы нашли для него подходящее место. — Джерри смотрел на Эмергина, лежавшего на огромном алтарном камне.

Стояла ночь. Внутренний круг Крэг-Дона был освещен неровным пламенем костра.

— Чего я никак не могу понять, так это того, почему он ест только зелень. В самом деле, — не превратился же он в барана! Если так пойдет и дальше, вместо самого Верховного Правителя мы привезем в Кэр-Малод его труп!

— Помнится, ты говорил о том, что сможешь пробудить его спящее сознание, сказал Корум. — Если ты не шутил, то скажи нам, можем ли мы хоть чем-то помочь тебе?

— Нет, благодарю вас. Мне поможет мой котик. Но сначала я поем, — мне придется истратить массу времени и сил.

— Ну так ешь.

Джерри-а-Конель поел и досыта накормил своего кота, съевшего едва ли не больше, чем сам хозяин. Корум и Гоффанон почти не притрагивались к еде. Эмергин же не ел вовсе — запас сушеных овощей и фруктов подходил к концу, и потому Друида кормили редко.

На мгновение из-за облаков вышел месяц; его лучи осветили алтарь, скользнули по драной овчине, в которую был одет Эмергин. Луна тут же скрылась, и вновь лишь мерцающее пламя костра освещало древние камни.

Джерри-а-Конель что-то прошептал своему коту и нежно погладил его. Кот замурлыкал. Джерри взял его на руки и направился к алтарю, где спал изможденный, тощий Эмергин.

Джерри-а-Конель приставил голову крылатого кота к голове Эмергина и прислонился лбом к кошачьей голове. Установилась тишина.

Внезапно раздалось громкое блеяние; понять, кто блеет — Эмергин, кот или Джерри — было невозможно.

Блеяние смолкло.

Костер погас. Стало совсем темно. Корум видел только грязно-белые одеяния Эмергина, очертания кота, прижавшегося своей головкой к темени Верховного Правителя и напрягшееся лицо Джерри-а-Конеля.

Голос Джерри:

«Эмергин… Эмергин… мудрый друид- гордость народа. — Эмергин. Эмергин… вернись к нам…»

Снова блеяние, — на сей раз неуверенное.

«Эмергин…»

Коруму вспомнилось заклинание, которым мабдены вызывали его из собственного мира, мира вадагов. Магические формулы Джерри странным образом походили на заклинания короля Маннаха. Вероятно, это было вызвано тем, что Джерри пытался воззвать именно к Эмергину, — тот жил уже совершенно иной жизнью, жизнью овцы, и, скорее всего, существовал не только в этом мире. Джерри выбрал язык, созвучный его подлинному «Я», лишь так можно было пробудить Правителя. Корум ничего не понимал в той сложной системе, что величалась людьми этого мира магией, но он кое-что знал о множественности Вселенной, о разнообразии ее Измерений, которые порой могли и пересекаться. Он считал, что мабденская магия основывается на интуитивном знании иных миров.

«Эмергин… Верховный Правитель… Эмергин… Великий Друид…»

Блеяние стало едва слышным; одновременно зазвучало нечто, отдаленно напоминавшее человеческую речь.

«Эмергин…»

Раздалось мяуканье и тут же послышался далекий голос.

«Эмергин из рода Эмергинов… искателей знания…»

— Эмергин. — Это был голос Джерри, странный напряженный голос, — Эмергин, ведома ли тебе твоя судьба?

— Колдовство… Я больше не человек… Но какая разница, кем быть…

— Разница есть. Твой народ ждет твоего водительства, твоей силы, твоего присутствия

— Я во всем… Все мы, во всем… форма, принимаемая нами, не имеет значения…..дух…

— Иногда форма важна, Эмергин. Сейчас судьба народа мабденов зависит от того, захочешь ли ты принять на себя свою прежнюю роль. Что может вернуть тебя к людям, Эмергин? Какая сила может пробудить тебя?

— Только сила Дуба и Овена. Лишь Дева Дуба сможет вернуть меня в мой дом. Если вы Хотите, чтобы я вернулся, найдите Золотой Дуб и Серебряного Овена, найдите того, кому они ведомы…Лишь Дева Дуба сможет — вернуть — меня — в дом — мой…

И тут раздалось испуганное блеяние овцы. Джерри свалился с алтарного камня, а кот раскрыл крылья и взлетел на вершину одной из гигантских колонн, казалось, он чего-то испугался.

Грустная песнь ветра звучала над древним святилищем. Тучи стали еще чернее. Блеяние овцы вновь наполнило собою каменные круги, но вскоре оно замолкло.

Гоффанон очнулся первым. Покусывая свою черную бороду, он забубнил:

— Дуб и Овен. И то, и другое — дары сидхи. Мабдены называют их «Сокровищами». Где-то я о них уже слышал. Один из тех мабденов, которых занесло на мой остров, рассказывал о них перед смертью. — Гоффанон передернул плечами. — О подобных штуковинах мне говорили едва ли не все мабдены, попадавшие на остров. Именно интерес к талисманам и волшебству заставлял их искать Хи-Брисэйл.

— И что же тебе рассказал тот мабден? — спросил Корум.

— Он рассказал мне о пропавших Сокровищах, о том, как старый воин Онраг бежал с ними из Кэр-Ллюда, и как он потерял их. Дуб и Овен были потеряны им у границ страны Туха-на-Гвидднью Гаранхир, лежащей за морем, к северу от земель Туха-на-Кремм Кройх. Добраться туда можно и по суше. Народ этой страны нашел и Золотой Дуб, и Серебряного Овена, — это талисманы, подаренные мабденам сидхи. Они и поныне хранятся там. Люди относятся к ним, как к великим святыням.

— Стало быть, мы сможем вернуть Эмергина в чувство лишь после того, как мы найдем Дуб и Овена, — сказал Джерри-а-Конель. Он выглядел бледным и усталым. Но, боюсь, он умрет, прежде, чем мы сделаем это. Он нуждается в пище. Кормить же его можно только той травой, которую собирали для него слуги Фой Мьёр. Эта трава обладает магическими свойствами: помимо того, что она питает его тело, она усиливает и власть чар. Если в скором времени он не вернется к своей человеческой сущности, он умрет.

Джерри-а-Конель говорил уверенно; впрочем, ни Корум, ни Гоффанон не сомневались в истинности его слов. Эмергину день ото дня становилось все хуже и хуже. Положение осложнялось тем, что запас сушеных фруктов и овощей практически иссяк.

— Если мы хотим спасти Эмергина, мы должны отправиться в страну Туха-на-Гвидднью Гаранхир и найти там Овена и Дуб, — сказал Корум. — Но Эмергин наверняка умрет прежде, чем мы ступим на эти земли. Похоже, мы проиграли.

Он взглянул на жалкое тело того, кто некогда был символом мабденской чести.

— Мы хотели спасти Верховного Правителя, но вместо этого погубили его.

ГЛАВА ПЯТАЯ СНЫ И ЯВЬ

Коруму снился луг, на котором паслись овцы. Вдруг эта мирная картина обернулась чем-то зловещим, — овцы дружно задрали головы, и Корум увидел вместо овечьих мордочек лица знакомых ему людей…

Принцу снилось, что он ищет прибежища в своем старом доме, замке Эрорн, стоящем на самом берегу моря. Корум хотел было подбежать к замку, как вдруг увидел, что меж ним и входом в замок пролегла огромная бездонная трещина… Принцу снилось, что он трубит в рог, созывая на Землю всех богов Вселенной, чтобы здесь, на Земле, разыгралась их последняя битва.

Его охватило жгучее чувство стыда — он стал вспоминать то, чего не помнил наяву. Он вспоминал события трагические: убийства друзей и возлюбленных, предательство целых народов, глумление над слабыми и невинными. И тихий голос сказал Коруму о том, что подвиги, которые он совершил за долгую свою жизнь, за тысячи своих воплощений, не стоят и половины грехов его, ибо Корум дерзнул принять на себя ответственность за жизнь Эмергина. Смерть Эмергина будет всецело на совести Принца. Еще одру душу сгубил он и будет за это осужден на муки вечные.

Зазвучала музыка, музыка насмешливая, музыка сладкая. То играла арфа.

И Корум отвернулся от бездны и увидел перед собой три фигуры. Одну из них он сразу узнал — это была милая его сердцу Медбх. На ней было голубое парчовое платье, волосы были убраны лентами, на руках и ногах поблескивали золотые браслеты. В руках девушка держала пращу и меч. Принц улыбнулся ей. Она же словно и не заметила его улыбки. Он узнал и стоявшего рядом с ней юнца, и оттого ему стало страшно. Юноша с золотистою кожей улыбался безжалостной улыбкой и играл на арфе-насмешнице.

Корум выхватил меч и пошел на златолицего юнца.

И тут, подняв руку, выступила вперед третья фигура. Лицо этого человека было скрыто тенью. Корума охватил ужас. Он не знал этого человека, но боялся его куда сильнее, чем юнца с арфой. Корум заметил, что поднятая рука незнакомца сделана из серебра, мантия же его выкрашена в алый цвет. Корум в ужасе отвернулся, боясь увидеть свое собственное лицо.

И он прыгнул в бездну. Все громче и громче играла арфа победные песни; он же все глубже опускался в бескрайнее царство ночи.

Вдруг засиял ослепительный свет.

Открыв глаза, Корум увидел восходящее солнце.

Он видел перед собой каменные глыбы Крэг-Дона, что средь снегов казались темными и мрачными.

Кто-то держал его за плечо; решив, что это Гейнор, Корум хотел было освободиться, но неожиданно услышал над собой бас Гоффанона:

— Все уже прошло, Корум. Ты проснулся. Корум перевел дыхание.

— Гоффанон, ты бы знал, какой ужас мне снился…

— Не вижу в этом ничего удивительного, ведь ты спал в самом центре Крэг-Дона, — пробубнил сидхи. — И еще на тебя подействовали вчерашние штучки Джерри-а-Конеля.

— Подобный же сон я видел на Хи-Брисэйле, — сказал Корум, растирая застывшее лицо. Он старался дышать глубоко, ему казалось, что холодный воздух сможет развеять память о сне.

— Хи-Брисэйл похож на Крэг-Дон, потому и сны здесь снятся похожие, сказал Гоффанон и распрямился. — Говорят, правда, что к иным людям здесь приходят чудесные, прекрасные видения.

— Чего мне не хватает сейчас, так это именно таких видений.

Гоффанон переложил топор из правой руки в левую и помог Коруму подняться на ноги. Укрытый плащом, Эмергин спал на алтарном камне. Джерри лежал возле самого костра, свернувшийся в клубок кот мирно спал, касаясь щеки своего хозяина.

— Нам следует отправиться в землю Туха-на-Гвидднью Гаранхир, — сказал Гоффанон. — Я уже все продумал.

Корум с трудом улыбнулся.

— Стало быть, ты остаешься с нами. Гоффанон недоуменно пожал плечами.

— Выходит, что так. У меня нет другого выхода. Но вернемся к делу. Часть пути мы пройдем морем, — так будет быстрее.

— Ты забываешь о том, что мы идем не налегке, — с нами Эмергин.

— Тогда один из нас должен отвезти Эмергина в Кэр-Малод, — сказал Гоффанон. — Остальные пойдут в Кэр-Гаранхир. Если нам удастся найти Золотой Дуб и Серебряного Овена, мы спокойно вернемся в Кэр-Малод по морю. Иных вариантов нет — иначе Эмергину не выжить.

— Значит, так мы и поступим, — согласился Корум.

Джерри-а-Конель зашевелился. Он нащупал рукой свою широкополую шляпу и натянул ее на голову. Щуря глаза, Джерри сел. Кот жалобно замяукал и тут же перебрался к нему на колени. Джерри потянулся и протер глаза.

— Как наш Эмергин? — спросил он. — Я видел его во сне. Здесь, в Крэг-Доне происходило грандиозное действо, которым он руководил. Только представьте себе — тысячи мабденов поют хором. Хороший сон.

— Эмергин все ещё спит, — сказал Корум. Он рассказал Джерри о своем разговоре с Гоффаноном. Джерри одобрительно кивнул.

— Но кто же отправится в Кэр-Малод? — Он поднялся на ноги, взяв на руки своего черно-белого котика. — Думаю, что лучше всего для этой роли подхожу я.

— Почему?

— Во-первых, потому, что перегонять овечку с места на место — дело нехитрое. Во-вторых, в отличие от вас, я не слишком-то связан со всей этой историей. Представьте, как будет ликовать народ Гвидднью Гаранхира, когда он увидит не одного, а сразу двух героев-сидхи!

— Хорошо, — согласился Корум. — Ты отправишься в Кэр-Малод вместе с Эмергином. Там ты расскажешь обо всем, происшедшем с нами, и о наших планах. Не забудь предупредить о том, что Фой Мьёр вновь идут войной. Если Кэр-Малод укроет в своих стенах Эмергина, ему можно будет не опасаться леденящего ока Балахра, — тем самым, в нашем распоряжении будет больше времени. К счастью, Фой Мьёр передвигаются медленно; возможно, нам удастся поспеть в Кэр-Малод еще до их прихода.

— Если только они направляются в Кэр-Малод, — сказал Гоффанон. — Мы знаем только о том, что они идут на Запад. Вполне возможно, что целью их похода является уничтожение Крэг-Дона,

— Почему они так боятся его? — спросил Корум. — Разве сейчас он им опасен?

Гоффанон принялся поглаживать бороду.

— Возможно, да, — сказал он. — Крэг-Дон был построен во времена первой войны Фой-Мьёр с сидхи и мабденами. Он обладает не только символическим, но и практическим значением. Одно из его назначений- играть роль своеобразной ловушки, заглатывающей Фой Мьёр. Крэг-Дон обладает, а вернее будет сказать, обладал, способностью возвращать тех, кто не принадлежит к этому миру, в их собственные миры. Однако он не действует на нас, сидхи; будь это не так, я давно бы покинул этот мир. Такова уж наша судьба — мы построили Крэг-Дон, но мы не можем воспользоваться им. К сожалению, заманить сюда всех Фой Мьёр нам не удалось, те же из них, кто остался в живых, стали избегать этого места.

Взгляд Гоффанона затуманился, казалось, он вспоминает те далекие дни, когда он вместе со своими братьями сидхи сошелся с Фой Мьёр в ужасной битве. Гоффанон печально смотрел на каменные круги Крэг-Дона.

— Да, — грустно сказал он, — некогда это место обладало великой силой.

Корум подал Джерри длинный витой рог и Плащ Сидхи.

— Возьми эти вещи, — сказал Принц, — ведь дальше ты поедешь один. Рог защитит тебя от псов Кереноса и псарей-гулегов. Плащ сделает тебя невидимым для Братьев Елей и прочих слуг Фой Мьёр. Тебе не обойтись без этих вещей, если ты хочешь добраться до Кэр-Малода.

— А как же вы с Гоффаноном? Разве вам не нужна защита?

Корум покачал головой.

— Мы рискуем только собой. С одной стороны — нас двое, с другой — мы не обременены Эмергином. Джерри кивнул.

— Ну что ж, я приму твои дары.

Вскоре они уже оседлали своих коней и, не мешкая ни минуты, отправились в путь. Гоффанон бежал впереди, боевой топор, висевший у него на плече, и полированный стальной шлем холодно поблескивали.

— Тебе — на юго-запад, нам — на северо-запад, — сказал Корум. — Скоро наши пути разойдутся, Джерри-а-Конель.

— Остается уповать на то, что пути эти сойдутся вновь.

— Будем на это надеяться.

Они пришпорили своих коней и еще какое-то время скакали вместе. Разговор у них не клеился.

Вскоре Джерри свернул на дорогу, что вела в Кэр-Малод. Корум печально смотрел на его быстро удалявшуюся фигурку. Джерри держал обмякшее тело Верховного Правителя перед собой, положив его поперек седла.

Все дальше и дальше скакал Джерри по бескрайней заснеженной равнине. Корум неотрывно смотрел на него, пока он совершенно не исчез из виду.

Всю дорогу Корум думал о Джерри и о его, Джерри, необычной судьбе. Неутомимый Гоффанон бежал за ним.

Время от времени Коруму вспоминался сон, виденный им в Крэг-Доне, и тогда он пришпоривал коня, словно надеялся оставить дикие видения позади.

ГЛАВА ШЕСТАЯ МОРЕ И ВОЛНЫ

Корум отер со лба пот и, с удовольствием сняв шлем и нагрудную пластину, бросил их на дно маленькой лодки.

В ясном небе сияло солнце. Воздух дышал весенней прохладой, но Коруму и Гоффанону, привыкшим к смертельной стуже земель, завоеванных Фой Мьёр, он казался нестерпимо жарким. Корум разделся, оставив на себе легкую куртку и штаны. Ему не хотелось бросать коня, но, глядя на блиставшие впереди океанские шири, он понимал, что иного выхода нет. Лодка, найденная ими, с трудом выдерживала вес одного Гоффанона, в нее же должен был сесть еще и Корум.

Корум стоял на причале заброшенной рыбацкой деревушки. Обитатели ее либо ушли в Кэр-Малод еще до появления Фой Мьёр, либо были пленены слугами Народа Льдов. Как бы то ни было, многое, включая и несколько лодок, было оставлено. Большие лодки по всей видимости были отогнаны в страну Туха-на-Гвидднью Гаранхир или еще дальше — в страну Туха-на-Мананнан, страну короля Файахэда. Никаких следов пребывания Фой Мьёр в деревушке не было. Скорее всего, люди успели уйти отсюда. Беленые домики и сады выглядели так, словно люди жили в них и поныне. Похоже, деревушка была оставлена совсем недавно.

Гоффанон жаловался на жару, но не снимал с себя ни нагрудной пластины, ни шлема. Как только Корум подвел лодку к пристани, карлик тут же забрался в нее, сжимая в руках свой огромный топор. Корум положил на дно лодки пику и топор и осторожно забрался на нос. Ему пришлось вынуть весла из уключин, ибо Гоффанон наотрез отказался грести, объясняя это тем, что в гребле он ничего не смыслит. Корум дорого заплатил бы за парус, но ничего подходящего в деревушке не нашлось

Принц оттолкнул лодку от пристани и стал разворачивать ее, пока суденышко развернулось носом к темной ниточке берега, лежавшего по ту сторону моря, к стране Гвидднью Гаранхир.

Корум направлял лодку длинными энергичными гребками; вначале гребля утомляла его, но затем, когда Корум вошел в ритм, работа веслами стала едва ли не радовать его — лодка шла на удивление легко и ровно.

После студеного воздуха заснеженных пустошей запах моря казался сладким. Море было удивительно мирным. Принцу вспомнилось его плавание на Хи-Брисэйл, где он и встретил этого огромного самозванного карлика, что сидел теперь на корме лодки и водил по воде своей огромной ручищей, резвясь, словно малое дитя. Корум заулыбался — кузнец-сидхи нравился ему все больше и больше.

— Кто знает, может в Кэр-Малоде и найдутся целебные травы, что поддержат силы Эмергина, — сказал Гоффанон, глядя на волны. — Там о них должны знать. Такие травы теперь редкость — они растут только на древних мабденских землях.

Решив немного отдохнуть, Корум положил весла в лодку и глубоко вздохнул.

— Да, — сказал он, — и я на это надеюсь. Однако травы, которыми Правителя кормили в Кэр-Ллюде, могли готовиться особенным образом, — заменить их другими будет не просто. — Он улыбнулся. — Ты знаешь, когда я вижу над собою Солнце, я чувствую себя куда увереннее.

Корум снова взялся за весла.

Через какое-то время Гоффанон заговорил вновь.

Он нахмурил свои черные брови и через плечо Корума стал вглядываться вдаль.

— Похоже, впереди туман. И это в такую-то погоду!

Корум не стал оборачиваться, — он боялся сбиться с ритма.

— Густой-прегустой, — сказал Гоффанон через пару минут. — Я думаю, лучше туда не плыть.

Перестав грести, Корум обернулся. Гоффанон был прав. Над морем стелился туман. Берег, к которому они направлялись, был едва виден. Оставивший весла Корум почувствовал, что стало несколько прохладнее.

— Ну что ж, нам не повезло, — сказал он, — но у нас нет времени на то, чтобы плутать по морю. Мы поплывем прямо к берегу, надеюсь, туман скоро рассеется.

Принц взялся за весла.

Вскоре похолодало настолько, что ему пришлось откатать рукава своей куртки. Впрочем, пока холод был терпимым, и Корум не спешил одевать на себя нагрудную пластину и шлем, — они мешали бы ему грести. Лодка стала идти тяжелее, Принцу казалось, что он погружает весла в липкий ил. Вкруг лодки стали виться струи тумана. Гоффанон вновь помрачнел, его стало знобить.

— Разве такое бывает? — прорычал он и, заерзав, раскачал лодку так, что она едва не перевернулась. — Разве такое бывает?

— Ты думаешь, это туман Фой Мьёр? — спросил Корум.

— Они похожи, как две капли воды.

— Наверное, ты прав.

Теперь туман окружал лодку со всех сторон. Корум перестал грести, и судно стало замедлять ход. Внезапно лодка остановилась.

Корум глянул за борт.

Море замерзло. Оно застыло едва ли не мгновенно — волны превратились в ледяные горки, изящно разукрашенные замерзшими пузырьками пены.

Корума охватило отчаяние; нагнувшись, он достал со дна лодки пику и топор.

Гоффанон тоже поднялся со своего места и осторожно попробовал ногою лед. Он неуклюже выбрался из, лодки и стал торопливо затягивать ремни своей шубы. Изо рта валил пар.

Корум тоже набросил на себя накидку и стал озираться по сторонам.

Послышались какие-то звуки. Ворчание. Крик. Принцу показалось, что он слышит скрип огромной боевой колесницы и тяжелые шаги безобразных тварей. Фой Мьёр не нужны были корабли — они мостили свои морские пути льдом. Быть может, они узнали о планах Гоффанона и Корума и решили сорвать их? Или же они просто навели свой мост?

«Скоро мы об этом узнаем», — думал Корум, сидя у лодки.

Фой Мьёр и их воинство двигались с востока на запад; в том же направлении, но несколько под иным углом пролегал путь Корума и Гоффанона. Вдали появились темные фигуры. Корум почувствовал знакомый запах елей и увидел грузные тела Фой Мьёр, едущих на колесницах. Здесь же был и Гейнор, как всегда его доспехи переливались всеми цветами радуги. Фой Мьёр направлялись вовсе не к Кэр-Малоду — они шли на Кэр-Гаранхир.

Если не опередить Фой Мьёр, вряд ли удастся найти Овена и Дуб.

— Гаранхир, — пробормотал Гоффанон. — Они идут к Гаранхиру.

— Да, — с отчаянием в голосе отозвался Корум. — У нас нет иного выхода, кроме как следовать за ними. Когда же мы окажемся на суше, мы попытаемся опередить их. Мы должны предупредить народ Гаранхира об их приближении. Мы должны предупредить короля Даффина!

Гоффанон пожал огромными плечами и почесал нос. Взяв топор в правую руку, он улыбнулся.

— Что поделаешь — должны, значит, должны, — сказал он.

К счастью, псов Кереноса в армии Фой Мьёр не было. Похоже, чудовища рыскали вкруг Крэг-Дона в поисках Эмергина и трех друзей. Собаки тут же учуяли бы двух притаившихся людей.

Корум и Гоффанон осторожно двинулись вслед за Фой Мьёр, надеясь в скором времени увидеть землю. Они быстро выбились из сил, так как идти им приходилось по застывшим морским волнам. Вскоре Фой Мьёр и Братья Елей вышли на берег, что еще час назад был зеленым и полным жизни, — теперь он дышал смертью и хладом.

Как только Фой Мьёр сошли со льда, он стал стремительно таять. К счастью, море здесь было мелким — Коруму вода доходила до подбородка, Гоффанону — до груди.

Друзья вышли на морозный берег.

Корум наглотался соленой морской воды, — его душил кашель. Гоффанон, ни минуты не раздумывая, схватил Принца под мышку, и с этой тяжелой ношей, бряцая латами, понесся на холм.

У Корума заныли ребра.

— Ты очень странный карлик, Гоффанон. Меня поражает то, как в твоем крошечном теле умещается такое количество энергии.

— Мой малый рост компенсируется повышенной выносливостью, — серьезно ответил ему сидхи.

Уже через два часа они оставили Фой Мьёр далеко позади.

Друзья решили передохнуть и спустились в неглубокую ложбинку. Они сидели на земле и радовались запаху трав и цветов. Через несколько часов те должны были превратиться в лед, и потому их запах казался особенно благоуханным.

Гоффанон вздохнул и нежно посмотрел на цветок мака.

— В этом мире найдется немного земель, что могли бы сравниться красотой с землями мабденов, — сказал он. — Но они исчезнут. Их погубят Фой Мьёр.

— О каких это других землях ты говоришь? — спросил Корум. — Что тебе о них известно?

— Те земли давным-давно обращены в лед этими выродками, — сказал Гоффанон. — Эта же земля пока не умерла. Отчасти это связано с тем, что Фой Мьёр боятся Крэг-Дона, отчасти с тем, что именно здесь селились сидхи. Долгое время Фой Мьёр не осмеливались покидать своих восточных морей.

Он поднялся на ноги.

— Может быть, ты сядешь ко мне на плечи? Думаю, тебе так будет удобнее.

Корум с благодарностью принял предложение кузнеца и тут же вскарабкался к нему на плечи.

Не мешкая, друзья пустились в путь.

— Да, мабденам надо объединяться, — сказал Корум со своей своеобразной трибуны. — Если бы их племена были связаны друг с другом, они обладали бы куда большей силой.

— А как же быть с Балахром и всеми остальными? Что могут противопоставить мабдены грозному оку Балахра?

— Они владеют Сокровищами. Достаточно вспомнить Копье Брионак — сколь большой урон оно нанесло Фой Мьёр!

— Копья Брионак больше нет, — с грустью в голосе сказал Гоффанон. — Оно ушло из этого мира навсегда. Наверное, оно вернулось на свою родину.

Путники оказались в узкой теснине, сжатой с обеих сторон известковыми скалами, покрытыми зеленым дерном.

— Насколько я помню, — сказал Гоффанон, — город Кэр-Гаранхир лежит по ту сторону перевала.

Теснина становилась все уже. Они были уже у ее верхнего края, когда перед ними появился конный отряд.

Вначале Корум принял всадников за рыцарей Туха-на-Гвидднью Гаранхир, вышедших встречать путешественников. Но тут же Принц заметил, что и кони, и всадники имели зеленоватый цвет. Их встречали не друзья, но враги. Кони неожиданно расступились, и вперед выехал еще один всадник — его латы то и дело меняли свой цвет, а лицо было закрыто гладкой стальной маской.

Гоффанон остановился и, сняв Корума со своей шеи, поставил Принца на светлую глинистую почву. Сзади послышались какие-то звуки. Гоффанон и Корум обернулись,

Внизу, в теснине, их ждала еще одна группа зеленых всадников. В воздухе запахло еловой хвоей.

Торжествующий радостный голос Гейнора многократно отражался от стен узкого ущелья.

— Ты мог бы продлить свою жизнь, Принц Корум, если бы ты остался в Крэг-Доне. Теперь скажи: где находится Эмергин, украденная тобою овечка?

— Когда я видел его в последний раз, он был близок к смерти, — ответил ему Корум, снимая с плеча свой боевой топор.

Гоффанон пробормотал:

— Пришло время рубить елки, Корум. Друзья встали спина к спине: Гоффанон лицом к отряду, стоявшему внизу, Корум — к воинам, ожидавшим наверху. Гоффанон взял свой топор так, что на его полированной поверхности заблистали солнечные лучики.

— Если мы и умрем, то умрем летом, — сказал Гоффанон. — Этот треклятый туман не будет есть нам кости.

— Я забыл тебя предупредить, — сказал Принц Гейнор Проклятый. — Эмергин кушает только самые редкие травки. Верховный Правитель мабденов превратился в барана. Впрочем, теперь это не имеет никакого значения.

Корум услышал страшный рев, что раздавался откуда-то снизу. Фой Мьёр пришли сюда куда быстрее, чем Принц того ожидал.

Гоффанон удивленно склонил голову набок и стал прислушиваться.

Оба отряда зеленолицых всадников пошли в наступление. От грохота их копыт сотрясались известковые склоны. Гейнор дико захохотал.

Корум завертел топором и первым же ударом едва не перерубил шею вражескому коню, из раны которого тут же заструилась тягучая зеленоватая жидкость. Конь замер. Зеленые его глаза округлились, зеленые зубы заскрежетали. Зеленый всадник занес свой меч над головой Корума. Коруму уже приходилось биться с одним из Братьев Елей Хью Аргехом, он уже знал, как отражать удары.

Принц рубанул топором по вражеской руке, сжимавшей меч, и та, словно ветка дерева, упала наземь. Следующим ударом он подсек ноги коню, и животное забилось на земле, тщетно пытаясь подняться.

Всадник, ехавший следом, не мог нанести удара без того, чтобы не наехать на раненое животное. Сладковатый запах еловой хвои стал почти невыносимым. Некогда он нравился Коруму, теперь же его едва ли не тошнило.

Гоффанон уложил уже трех всадников и теперь занимался тем, что разрубал их на части. Когда-то эти рыцари были цветом мабденского воинства, теперь же вместо крови в их жилах тек древесный сок. Служа Фой Мьёр, они и стыдились своего особого положения и, одновременно, гордились им.

Сражаясь со всадниками, Корум пытался найти пути возможного отступления. Гейнор выбрал прекрасное место для атаки — стены теснины здесь были слишком круты для того, чтобы можно было забраться по ним наверх. Корум и Гоффанон могли держаться достаточно долго, выйти же из теснины они уже не могли. Рано или поздно Братья Елей, эти ожившие деревья, должны были одолеть их. Словно лес, шелестящий ветвями, раз за разом они набрасывались на одноглазого вадага с серебряной рукой и восьмифутового Сидхи с развевающейся черной бородой.

Гейнор хохотал, оставаясь на безопасном расстоянии от поля битвы. Он был занят своим излюбленным делом — он уничтожал героев, попирал правых, изгонял добродетельных, оправдывая свои деяния тем, что все эти качества никогда не принадлежали ему по-настоящему.

И потому Гейнор пытался заглушить любой голос, что напоминал ему о надежде, на которую он не мог отважиться, о чести, которую он боялся заслужить, о возможности его, Гейнора, спасения.

Корум устал. Пошатываясь, он отрубал зеленые руки и головы всадников, рассекал зеленые черепа коней. Липкий зеленый сок тек уже ручьями.

— Прощай, Гоффанон! — прокричал он своему товарищу. — Возрадовалось мое сердце, когда ты пришел к нам; но, боюсь, решение твое обернется для тебя смертью.

И вдруг Корум услышал- смех Гоффанона, что сливался с хохотом Гейнора Проклятого.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ ПОЗАБЫТЫЙ БРАТ

Теперь смеялся только Гоффанон.

Гейнор замолчал.

Корум пытался разглядеть Гейнора сквозь толпу зеленых всадников, но радужных доспехов нигде не было видно. Похоже, Гейнор Проклятый бежал с поля сражения.

Воины Елей отступали, в ужасе глядя в небо. Корум, улучив момент, тоже взглянул наверх и к собственному удивлению увидел там всадника. Всадник сидел верхом на лоснящемся вороном коне, накрытом алой попоной. Пряжки сбруи были сделаны из кости моржа, ремни поблескивали крупными жемчужинами.

Удушающий запах еловой хвои сменился свежим запахом моря. Корум тут же связал этот запах с улыбающимся всадником, что сидел на коне, держа поводья одной рукой.

Всадник натянул поводья, и конь легко перемахнул на другую сторону теснины. Только теперь Корум понял, сколь велики были конь и всадник.

Лицо всадника украшала золотистая борода. На вид ему было лет восемнадцать, не больше. Его золотистые волосы были собраны в косы, падавшие на грудь. На бронзовой нагрудной пластине всадника были изображены лик солнца, корабли, киты, диковинные рыбы и морские змеи. На руках поблескивали массивные золотые браслеты, украшенные такими же рисунками. Он был одет в голубой плащ с огромной круглой заколкой на левом плече. У него были ясные серо-зеленые глаза. На поясе висел тяжелый меч, который в длину был не меньше Корума. На плече

красовался огромный щит, сделанный из той же бронзы, что и нагрудная пластина.

Гоффанон, продолжая биться с воинами Елей, радостно приветствовал огромного всадника.

— Я слышал твой голос, брат! — закричал он. — Я сразу узнал тебя!

Гигант громогласно захохотал.

— Приветствую тебя, малютка Гоффанон! Ты хорошо сражаешься. Впрочем, опыта тебе не занимать.

— Ты пришел помочь нам?

— Выходит, что так. Эти мерзкие Фой Мьёр заморозили мое море. Жил я себе и жил в своем подводном замке и думал, что больше никогда не встречусь с ними. Но Фой Мьёр явились сюда вновь со своими льдами, туманами и дурацкими солдафонами. Тогда-то я и решил преподать им урок.

Он извлек из ножен свой гигантский меч и опустил его в теснину, чтобы разметать им Братьев Елей. Те в ужасе бросились врассыпную.

— Встретимся наверху, — сказал гигант, дернув за поводья. — Боюсь, внизу мне будет тесно.

Под копытами огромного коня сотрясалась земля. Друзья выбрались из теснины и поднялись на перевал. Гоффанон, выронив топор, понесся к гиганту с радостным криком:

— Ильбрик! Ильбрик! Сын друга моего! Я и не знал, что ты жив!

Ильбрик был раза в два выше Гоффанона. Смеясь, он соскочил с коня.

— Ах ты, крошка кузнец! Знал бы я, что ты жив, давно бы нашел тебя!

Корум с изумлением смотрел, как Ильбрик поднял Гоффанона на руки и прижал его к себе так, словно тот был малым ребенком. Наконец, Ильбрик заметил и вадага.

— Мал мала меньше! Я смотрю, этот крошка

смахивает на наших братьев вадагов. Кто это, Гоффанон?

— Он и есть вадаг, брат Ильбрик. С тех самых пор, как не стало сидхи, он защищает мабденов.

Корум поклонился гиганту. Он чувствовал себя до смешного маленьким.

— Приветствую тебя, брат, — сказал Принц.

— Что же случилось с твоим отцом, великим Мананнаном? — спросил Гоффанон. — Я слышал, что он погиб на Западном Острове и был похоронен под горой.

— Да. Одно из племен мабденов носит его имя. В этом мире он пользовался большой славой.

— И слава эта была заслуженной, Ильбрик.

— Сколько наших людей осталось в этом мире? — спросил Ильбрик. — Я-то, признаться, считал себя последним сидхи.

— Не знаю, — ответил ему Гоффанон.

— А сколько осталось Фой Мьёр?

— Шестеро. Не так давно их было семеро, но Черный Бык Кринанасса сразил одного из них прежде, чем он покинул этот мир или же умер. Черный Бык был последним из Великого Стада.

— Шестеро, — Ильбрик сел на траву и нахмурил свои золотистые брови. Может быть, тебе известны и их имена?

— Керенос, Балахр и Гоим, — ответил за Гоффанона Корум. — Остальных я не знаю.

— Ну а я так и вовсе не видел их, — сказал Гоффанон. — Как и прежде, они таятся в своем тумане.

Ильбрик кивнул.

— Керенос со своими псами, Балахр со своим Глазом и Гоим со своими зубами. Все та же мерзкая троица. С ними сражаться не просто, они — сильнейшие из Фой Мьёр. Потому они и дожили до этих времен. А я-то думал, что они так давно сгнили, что о них уже забыли и думать. Да, у Фой Мьёр есть сила, и сила немалая.

— Это сила Хаоса и Древней Ночи, — согласился Гоффанон, пробуя пальцем лезвие своего топора. — Жаль, что нет с нами наших товарищей и нет у нас Орудий Света, а то бы мы вмиг рассеяли холод и мглу…

— Но нас только двое, — грустно сказал Ильбрик. — Увы, нет больше на земле Великих Сидхи…

— Ты забываешь о мабденах, — сказал Корум. — Это отважный и сильный народ. Если мы сможем вернуть им их Верховного Правителя

— Верно, — перебил его Гоффанон и стал рассказывать своему другу о том, что же происходило на Островах Мабденов после того, как туда вновь вернулись Фой Мьёр. Он рассказал ему и о чарах волшебника Калатина, — правда, об этом он говорит с явной неохотой.

— Значит, Золотой Дуб и Серебряный Овен существуют до сих пор? — удивился Ильбрик. — Мне рассказывал о них отец. Об этом говорила и Прекрасная Фэнд, пророчествовавшая о том, что однажды эти предметы вернут мабденам былую силу. Моя мать Фэнд была великой провидицей; она могла быть слабой в чем угодно, но только не в этом.

Ильбрик улыбнулся и замолчал. Поднявшись на ноги, он направился к своему вороному коню, щипавшему травку.

— Я полагаю, нам следует поспешить в Кэр-Гаранхир и подумать о защите его стен. Как ты думаешь, все ли Фой Мьёр пойдут на город?

— Возможно, — ответил Корум. — Но обычно сами Фой Мьёр держатся позади, перед ними идут их слуги. Чего-чего, а коварства им не занимать.

— Такими они были всегда. Ну что, вадаг, согласен ли ты поехать вместе со мной? Корум улыбнулся.

— Я-то согласен. Главное, чтобы твой конь не возразил, — он может принять меня за блоху.

Ильбрик засмеялся и, схватив Корума рукой, усадил его рядом с собой так, что ноги Принца оказались по разные стороны передней луки седла. Корум, не привыкший еще к огромному сидхи, — кстати, теперь он понимал, почему Гоффанон называет себя карликом, — чуть не закричал, когда Ильбрик, скрипя кожаными штанами, стал усаживаться в седло.

— Вперед, Тонкая Грива, вперед, мой хороший. Мы поедем туда, где живут мабдены.

Огромный конь пошел легким галопом. Вначале его широкие движения пугали Корума, но он быстро привык к ним и даже стал получать от такой езды некоторое удовольствие. Сидхи вели меж собой неспешную беседу. Гоффанон бежал вровень с конем.

— Отец оставил мне сундук с оружием, — задумчиво сказал Ильбрик. — Думаю, настало время смахнуть с него пыль. Только бы этот сундук нашелся.

— Желтое Копье и Красный Дротик? — дрожащим голосом спросил Гоффанон. Меч, который твой отец называл Мстителем?

— Ты ведь и сам знаешь о том, что большая часть его оружия была утрачена во время последней великой битвы, — ответил Ильбрик. — Все это оружие было напитано силой нашего мира, и потому использовать его в обычном бою непросто. Иными из орудий можно воспользоваться только один раз. Но, как бы то ни было, в сундуке может лежать и что-то интересное. Во времена последней битвы сундук этот лежал в одной из подводных пещер. Насколько я понимаю, за эти годы он мог пропасть, сгнить или оказаться в пасти морского чудища.

— Ничего, об этом мы скоро узнаем, — сказал Гоффанон. — Если там лежит и Мститель…

— Лучше полагаться на собственные силы, — сказал Ильбрик, засмеявшись. Не стоит надеяться на оружие, пришедшее сюда из другого мира, может статься, его уже и нет. Впрочем, даже и с ним мы будем слабее Фой Мьёр.

— Ты забываешь о силе мабденов, — сказал Корум. — Она бывает действительно великой.

— Мне всегда нравились мабдены, — ответил ему Ильбрик, — хотя я и не разделяю твоей веры в их силы. Впрочем, времена меняются, а вместе с ними меняются и расы. Для того, чтобы говорить что-то о мабденах, мне нужно посмотреть, как они сражаются с Фой Мьёр.

— Эта возможность скоро представится, — сказал Корум, указывая вперед рукой.

Он увидел башни Кэр-Гаранхира. Они были высоки и прекрасны, куда выше и прекраснее Кэр-Ллюда.

Башни были сложены из светлого известняка и темного обсидиана, на вершинах их развевались флаги. Город был окружен массивной каменной стеной, делавшей его практически неприступным.

Впрочем, это впечатление было обманчивым. Ужасный глаз Балахра мог расколоть любые стены и уничтожить тех, кто скрывался за ними. Исход битвы вряд ли мог решить даже великан Ильбрик.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ ВЕЛИКАЯ БИТВА ПРИ КЭР-ГАРАНХИРЕ

Увидев лица воинов, вышедших к укреплениям на крик Ильбрика, Корум заулыбался, но, попав во дворец короля Даффина, стал мрачным, как туча. Стоя посереди великолепной залы, украшенной расцвеченными каменьями стягами, он пытался говорить с человеком, который еле держался на ногах, но все прихлебывал и прихлебывал из своего кубка.

Добрая половина рыцарей короля Даффина лежала под скамьями, совершенно лишившись чувств. Кто-то, пошатываясь, произносил глупейшие тосты, кто-то, разинув рот, смотрел на чудом пробравшегося в залу Ильбрика, что сидел, согнувшись в три погибели, за спинами Корума и Гоффанона.

Туха-на-Гвидднью Гаранхир явно не были готовы к войне, — все они были мертвецки пьяны. Во дворце праздновалась женитьба сына короля Принца Гувинна на дочери великого рыцаря Кэр-Гаранхира.

Тех, кто еще бодрствовал, весьма впечатлило появление трех сидхи, которые были один больше другого; впрочем, иные из присутствующих приписывали оное явление действию меда…

— Король Даффин, на вас идет войной воинство Фой Мьёр, — в который раз повторял Корум. — Воинов этих сразить почти невозможно!

Лицо короля Даффина было красным от выпитого вина. Это был полный человек с приятными чертами лица; однако сейчас его лицо имело преглупейшее выражение.

— Боюсь, Корум, что ты переоценил мабденов, — спокойно сказал Ильбрик. Нам придется полагаться только на свои собственные силы.

— Постой! — Король Даффин нетвердой походкой двинулся к Коруму, так и не выпуская кубка из рук. — Разве они станут сражаться с хмельными воинами?

— Да, король Даффин, — ответил Корум.

— Но разве можно убивать пьяных? Впрочем, о чем я говорю, — эти варвары, что погубили наших восточных братьев, не имеют никакого понятия о чести!

— Вас убьют так же, как и их! Вы сами повинны в этом! — Похоже, Гоффанону уже надоела эта бестолковая беседа.

Король Даффин принялся ощупывать свой золотой ворот — символ его королевской власти.

— Выходит, что я подвел своих людей.

— Выслушай меня еще раз, — сказал королю Корум и вновь повторил свой рассказ. На этот раз король слушал внимательнее; когда развеселый рыцарь в очередной раз предложил поднять бокалы, король гневно швырнул свой кубок на пол.

— За сколько часов они доберутся до Кэр-Гаранхира? — спросил король.

— Часа за три-четыре. Мы немного опередили их. Впрочем, они могут отложить свою атаку до утра.

— Будем считать, что у нас есть только три часа.

— Ты прав, король.

Король Даффин стал метаться по зале, стараясь пробудить своих рыцарей. То и дело ему приходилось кричать, но его все равно не слышали. Корума охватило отчаяние.

Ильбрик произнес его мысли вслух.

— Так нельзя, — сказал он и стал протискиваться через двери. — Так нельзя.

Корум пытался как-то успокоить короля, но того уже было не остановить.

Гоффанон побежал вслед за своим братом.

— Не бросай их, Ильбрик! Они обычно другие! Земля затряслась от громового стука копыт.

Выбежав из замка, Корум увидел, как Тонкая Грива, огромный вороной жеребец, перелетает через стены Кэр-Гаранхира.

— Увы, он покинул нас, — сказал Корум. — Наверное, он решил поберечь силы для дел более достойных. Я понимаю его.

— Он так же упрям, как и его отец, — сказал Гоффанон. — Однако его отец никогда не бросал своих друзей.

— Ты тоже уйдешь?

— Нет. Я останусь с тобой. Я ведь уже говорил тебе о своем решении. Мы должны быть благодарны Ильбрику хотя бы за то, что он спас нас от Братьев Елей.

— Верно.

С тяжелым сердцем Корум вернулся в залу. Король Даффин пытался поднять двух мертвецки пьяных рыцарей.

— Вставайте! Вставайте! На нас идут Фой Мьёр! Они стояли на стене, то и дело прикладываясь к кувшинам с водой, которые таскали шустрые мальчишки. Глаза их были налиты кровью, руки дрожали. Кто-то так и не снял с себя праздничных нарядов, кто-то успел облачиться в доспехи. Вздыхая и постанывая, они высматривали врага.

— Смотри! — сказал Коруму мальчишка, таскавший воду. — Появилось какое-то облако.

Коруму это облако было хорошо знакомо. Туман клубился у самого горизонта.

— Да, и это означает, что скоро мы увидим Фой Мьёр, — сказал Корум. — Но сначала должны появиться их воины. Посмотри пониже, видишь всадников?

Казалось, что на Кэр-Малод движется зеленая волна.

— Что это, Принц Корум? — спросил мальчик.

— Это Братья Елей. Убить их почти невозможна

— Смотри, туман остановился!

— Так и, должно быть. Сначала на нас нападут слуги Фой Мьёр.

Он посмотрел на укрепления. Одного из рыцарей короля Даффина стало тошнить. Корум отвернулся, им вновь овладело отчаяние. Он увидел и других воинов, что готовили свои луки к бою. Эти воины, в отличие от королевских рыцарей, были почти трезвы. Их головы защищали бронзовые шлемы, сверкали начищенные до блеска бронзовые кольчуги. Кто-то был одет в кожаные штаны, кто-то — в кольчужные рукавицы. Кроме луков и стрел, воины держали копья, дротики и топоры. Корум несколько успокоился.

И тут до крепости донеслись странные звуки — холодные, гулкие, ни на что не похожие голоса Фой Мьёр. Сколько бы ни было в крепости защитников, как бы они ни вели себя, исход битвы был предрешен, — Фой Мьёр могли уничтожить их в любую минуту.

Гул голосов Фой Мьёр потонул в громе копыт. Зеленые кони несли зеленых всадников, сжимавших зеленые мечи. У стен всадники рассредоточились и принялись рыскать вкруг крепости, пытаясь угадать ее слабые места.

Сладковатый тошнотворный запах хвои пополз над крепостью. Налетевший ветерок дохнул на воинов таким хладом, что их стала бить дрожь.

— Лучники! — закричал король Даффин, высоко подняв свой меч. — Стреляйте!

Волна стрел встретилась с волной зеленях всадников и утонула в ней стрелы нисколько не вредили Братьям Елей и их коням.

По лестнице, ведущей на укрепления, торопливо надевая пояс с ножнами, взбежал юный рыцарь, одетый в длинную парчовую мантию, на которую была наброшена кольчуга. Каштановые волосы обрамляли его красивое лицо; глаза смотрели испуганно и удивленно. Корум заметил, что юноша бос.

— Я здесь, отец! — закричал юноша, подбежав к королю Даффину.

Вероятно, это и был Принц Гувинн. Принц был почти трезв. Похоже, он только что встал с брачного ложа.

Вдали заблистал переливчатый огонь — это выехал Гейнор, возглавлявший пешие колонны гулегов. Казалось, что Гейнор Проклятый всматривается в лица защитников крепости, пытаясь увидеть среди них Корума. Желтое перо, украшавшее его шлем, покачивалось; меч сиял голубым и алым, серебром и золотом; восемь стрел Хаоса горели на его груди пульсирующим пламенем; диковинные латы переливались всеми цветами радуги. Высокий конь Гейнора гарцевал перед гулегской пехотой. На Корума смотрели тысячи красных звериных глаз. Вдруг Принц заметил, что в облаках тумана, скрывавшего Фой Мьёр, горит какой-то неведомый ему огонь. Неужели защитников крепости ждала какая-то новая напасть?

Братья Елей приближались все ближе и ближе; они смеялись, и смех этот походил на шорох и шелест листвы. Корум слышал этот смех и прежде — он боялся его.

Принц увидел лица рыцарей и воинов, стоявших на стенах крепости. Ужас застыл на них, ибо люди поняли, что имеют дело с врагом сверхъестественным. И все же ни один из воинов не поддался страху, ни один из них не сошел с крепостных стен.

Волны стрел одна за одной обрушивались на противника, и каждая из этих стрел находила свою цель. Во всем зеленом воинстве не было, казалось, ни одного всадника, чье сердце не было бы пробито стрелой с красным оперением.

Шелест становился все громче.

Неспешно и непреклонно наступали на крепость всадники. Некоторые из них были усеяны стрелами с головы до ног, но не сходила с их пустых лиц пустая улыбка, но не сводили они своих глаз с защитников. Многие из Братьев Елей походили на каких-то диковинных животных, сплошь покрытых длинными иглами. Подъехав к крепостной стене, воины спешились.

Они полезли на стены.

Зеленые воины лезли по отвесным стенам так, словно ни руки, ни ноги их не нуждались в опоре. Они ползли по стене подобно плющу. Все выше и выше тянулись зеленые отростки.

Несколько королевских рыцарей упало в обморок, ужаснувшись увиденному. Корум ни в чем не винил их.

Вот один из зеленых воинов уже влезал на стену; глаза его были недвижны, губы улыбались.

Блеснув, топор Корума отсек зеленую голову, и тело воина полетело вниз. Но в тот же миг на его месте появился другой воин. Корум отрубил голову и ему. Зеленый липкий сок хлынул на камни. Защитники крепости без остановки работали топорами. Рано или поздно они должны были устать, ибо зеленое воинство казалось неисчислимым.

Гейнор что-то прокричал своим солдатам-гулегам, и те пошли на приступ крепости. На кожаных ремнях они несли огромные бревна, которыми намеревались сокрушить крепостные врата. Противостоять этим таранам было невозможно — люди этого времени не знали, что такое осада. Вот уже несколько веков они сражались только один на один. Часто оба участника сражения оставались в живых мабдены. считали безнравственным убивать побежденного. Однако в борьбе с Фой Мьёр лучшие качества мабденов оказались их слабым местом.

Корум попытался окликнуть короля Даффина, как-то предупредить его о том, что гулеги с минуты на минуту могут ворваться на улицы города, но король Даффин не слышал его; стоя на коленях, он плакал. От него в сторону Корума бежал зеленый воин.

Король Даффин сидел рядом с телом воина, только что зарубленного Братом Елей. Убитый был одет в белую парчовую мантию, на которую была наброшена кольчуга. Не увидеть больше Принцу Гувинну своей возлюбленной.

Корум сделал низкий замах и нанес Воину Елей такой удар топором, что от его тела оторвались ноги. Какое-то время Брат Елей был еще жив — ноги его двигались, руки дергались; но уже в следующее мгновение он вдруг замер, внезапно изменив свой цвет на бурый.

Корум подбежал к королю Даффину и закричал:

— Не плачь о нем, лучше отомсти! Сражайся, король Даффин, иначе погибнут все — и ты, и твой народ!

— Сражаться? Но ради чего? Тот, ради кого я жил, уже мертв. Скоро умрем и мы, Принц Корум. Так почему же я не могу умереть сейчас? Я больше не могу жить.

— Ради любви и красоты, — ответил Корум. — Вот ради чего ты должен сражаться! Ради чести и отваги!

Корум посмотрел на труп юноши, на рыдающего короля и устыдился своих слов. Он отвернулся.

Снизу раздался треск — это в крепостные врата ударили тараны. На стенах будто вырос хвойный лес — Братьев Елей здесь уже было не меньше, чем мабденов.

Топор Гоффанона двигался мерно, словно маятник; с песнью на устах карлик косил наступавших на него врагов.

Тут только Корум понял, что Гоффанон поет свою последнюю песнь. Кузнец-сидхи готовился к смерти.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ ОСАДА ЗАМКА

Корум стал прорубаться к Гоффанону.

— К замку, Гоффанон! Отступай к замку! Гоффанон допел песню и обратил свой взор к Коруму.

— Хорошо, — ответил сидхи.

Они стали отступать к лестнице. Братья Елей окружали их со всех сторон, застывшие глаза, застывшие усмешки, кружащие мечи, зловещий шуршащий смех.

Уцелевшие рыцари и воины последовали примеру Корума. Они едва успели пересечь улицу, как крепостные врата, не выдержав ударов, рухнули. Двое рыцарей поддерживали под руки плачущего короля Даффина. Мабдены поспешно отступили в замок и закрыли засовы на бронзовых дверях.

Повсюду были видны следы недавнего веселья. На полу храпело несколько пьяных рыцарей. Свечи оплыли, разукрашенные стяги поникли. Корум выглянул в узкое оконце и увидел Гейнора, торжественно ехавшего во главе армии полутрупов; восемь стрел Хаоса ярко светились на его груди. Жители города пока были в сравнительной безопасности, ибо Гейнор стянул все свои силы к замку. Гулеги шли сразу за Гейнором. Они так и не выпускали из рук бревен-таранов. У замка не было только самих Фой Мьёр. Корум решил, что те и вовсе не явятся сюда, если Гейнор, Братья Елей и гулеги справятся с Кэр-Гаранхиром.

Да, мабдены еще могли оказать какое-то сопротивление слугам Фой Мьёр, но против самих Фой Мьёр они были бессильны. Корум прекрасно понимал это.

Зеленые лица показались в окнах. Зазвенели стекла. Братья Елей пытались проникнуть в замок. Рыцари и воины Туха-на-Гвидднью Гаранхин продолжали свое сражение с нелюдями.

Покрытые зазубринами, блестящие стальные клинки мабденов скрестились с зелеными мечами Воинов Елей.

Послышались мерные удары таранов по бронзовым дверям замка.

Битва становилась все жарче. Король Даффин сидел на троне, уронив голову на руки. Он оплакивал своего сына, не обращая никакого внимания на то, что происходило вокруг.

Корум бросился в угол, где двое рыцарей короля Даффина бились с десятком Братьев Елей. Топор Корума уже притупился; правая рука ныла и кровоточила. Если бы не серебряный протез, Принц уже давно — бы выронил топор. Однако Коруму вновь пришлось поднять оружие, чтобы перерубить шею Воина Елей, что готовился пронзить ударом меча высокого королевского рыцаря, бившегося с двумя зелеными братьями.

Воины Елей, размахивая мечами, стали теснить Корума к дальней стене. С их губ слетал шуршащий смех. Корум медленно отступал. Гоффанон не мог помочь ему, — он сражался сразу с тремя зелеными воинами. Вадагский Принц вращал топор, пытаясь отразить удары мечей, что все чаще и чаще достигали своей цели. Плечи и руки Принца сильно кровоточили.

Корум уперся спиной в стену. Дальше отступать было некуда. Прямо над его годовой поблескивал горящий факел, освещавший ухмыляющиеся лица Братьев Елей, сходившихся вокруг Корума плотным кольцом.

Сильный удар мечом пришелся прямо по рукояти топора. Едва удержав оружие в руках, Корум изо всех сил ударил мечника, направив лезвие прямо в зеленое, некогда красивое лицо, из которого теперь торчали три стрелы с красным оперением. Топор, расколов голову, вошел глубоко в тело. Из раны заструилась густая зеленая жидкость. Зеленый воин стал падать, увлекая за собою топор. Корум выхватил меч и, пытаясь удержать равновесие, ухватился серебряной рукой за светильник. Воины Елей продолжали теснить Принца. Корум сделал пару выпадов мечом и, отчаявшись остановить противника, вырвал из светильника факел и ткнул им в лицо ближайшего зеленого воина.

Тот завопил.

Впервые Корум видел Брата Елей, кричащего от боли. Лицо воина вспыхнуло. Древесный сок зашипел.

Воины, стоявшие рядом, в ужасе бросились врассыпную, Стараясь держаться подальше от своего обезумевшего от боли собрата. Тот с криками принялся метаться по зале, но вскоре рухнул, споткнувшись о мертвое тело такого же, как и он, воина. Оно тоже загорелось.

Корум выбранил себя за тупость, — чем еще, как не огнем, можно было испугать древесный народ. Он закричал воинам:

— Снимайте факелы! Они боятся огня! Снимайте со стен факелы!

Двери замка сильно выгнулись — еще немного, и они падут под ударами тяжелых таранов гулегов.

Те, у кого еще были силы двигаться, сорвали со стен факелы и бросились с ними на врага. Зала быстро наполнилась едким, пахнущим еловой смолой дымом.

Братья Елей стали отступать к окнам, но рыцари Туха-на-Гвидднью Гаранхир останавливали их, размахивая факелами. Вскоре с зелеными воинами было покончено. Их бурые тела полыхали на окровавленных каменных плитах.

В зале установилась тишина, нарушаемая мерными ударами тарана по двери. От Братьев Елей остались только серый пепел да сладковатый тошнотворный дым.

Вспыхнули стяги, и вскоре огонь перекинулся на деревянные брусья перекрытий. Защитники не замечали пламени. Собравшись у входа, они ждали гулегов.

У каждого из воинов, включая Корума и израненного кузнеца-сидхи Гоффанона, в руках были факелы.

Бронзовая дверь прогнулась, заскрипев петлями и засовами.

Меж дверью и стеной появилась щель.

Таран ударил еще раз. Двери вновь протяжно заскрипели.

Сквозь щель Корум видел Гейнора, командовавшего гулегами.

Еще удар. Один из засовов лопнул и отлетел в глубину залы, к ногам короля, рыдавшего на своем троне.

Еще удар. Лопнул второй запор. Одна из петель со звоном упала на пол, и дверь стала проседать вовнутрь.

Еще удар.

Бронзовые створы рухнули.

Гулеги изумленно замерли. Из дымной темени королевского замка Кэр-Гаранхира выбежали люди. Каждый из них держал в левой руке факел, а в правой — меч или топор. Люди шли в наступление. Вороной конь Гейнора попятился назад. От изумления Проклятый Принц едва не выронил из рук свой переливающийся меч. Навстречу ему бежали израненные, закопченные, ободранные люди, ведомые вадагом Корумом и сидхи Гоффаноном.

— Что? Вы еще живы?

Корум бежал прямо на Гейнора. Гейнор развернул коня и принялся протискиваться через плотные ряды гулегов.

— Вернись, Гейнор! Сразись со мной! Сразись со мной, Гейнор! — закричал Корум. Гейнор только засмеялся в ответ.

— Я не хочу возвращаться в Лимб. В этом же мире я смогу обрести смерть.

— Ты забываешь о том, что Фой Мьёр умирают. Что если ты переживешь их? Что если они исчезнут, а мир возродится?

Гейнор поскакал прочь. Вооруженные саблями и ножами гулеги нерешительно пошли вперед; их смущало пламя факелов, — в землях Фой Мьёр к огню не привыкли. Они понимали, что огонь не может сжечь их так, как он сжег Братьев Елей, и все же они боялись его и потому не спешили нападать. Гейнор, отъехав на безопасное расстояние, развернул коня и стал наблюдать за происходящим. На каждого из защитников Гаранхира приходилось по десятку гулегов, и все же мабдены стали теснить врагов назад. С воинственными криками и боевыми песнями люди размахивали факелами, тыча ими в лица полутрупов, которые визжа пытались укрыться от пламени.

Гоффанон уже не пел скорбных песен. Смеясь, он закричал Коруму:

— Они отступают! Они отступают! Смотри, Корум, они отступают!

Но Корум не чувствовал особой радости. Он понимал, что теперь их ждет встреча с самими Фой Мьёр.

Он услышал голос Гейнора:

— Балахр! Керенос! Гоим! — кричал Гейнор. — Время пришло! Время пришло!

Гейнор Проклятый направил коня к открытым воротам Кэр-Гаранхира.

— Арек! Бресс! Шренг! Время пришло! Время пришло!

С этими криками он выехал из крепости. Гулеги, решившие, что им отдан приказ к отступлению, понеслись вслед за ним.

Корум и Гоффанон, рыцари и воины Кэр-Гаранхира ответили на это дружным победным ревом.

— Пусть это наша последняя победа, дружище, — сказал Корум Гоффанону, — но я чувствую себя счастливым!

Они стали ждать Фой Мьёр.

Стало темнеть, но Фой Мьёр все не появлялись. Их туманное прибежище стояло на месте. То тут, то там были видны фигурки гулегов и Братьев Елей. Похоже, отвыкшие от поражений Фой Мьёр решили держать совет. Возможно, они вспомнили о Копье Брионак и о Черном Быке Кринанасса, что сокрушил их воинство и убил их товарища. Глядя на то, как бегут из крепости их слуги, они могли решить, что Черный Бык появился и здесь. Крэг-Дон и Кэр-Малод связывались в их сознании с поражениями, и потому они избегали их. Возможно, они решили не подходить и к Кэр-Гаранхиру.

Впрочем, причины, заставлявшие Фой Мьёр медлить, не слишком-то интересовали Корума. Он был рад и краткому отдыху. Убитых следовало похоронить, раненых — поставить на ноги, стариков и женщин укрыть в безопасном месте, воинов и рыцарей, многие из них были женщинами, следовало экипировать как следует, а ворота поставить на место.

— Что-то Фой Мьёр заосторожничали, — задумчиво произнес Гоффанон. — Они трусливы, как шакалы; наверное, поэтому и живут так долго.

— Гейнор тоже последовал их примеру. Насколько я понимаю, бояться меня ему особенно нечего. Он же этого словно и не видит. И все же, я думаю, Фой Мьёр скоро придут сюда, — сказал Корум.

— Честно говоря, я и сам так считаю, — ответил ему сидхи. Он стоял на крепостной стене рядом с Корумом и, нахмурив брови, точил топор.

— Смотри, там какие-то огоньки мерцают, и дымка какая-то странная.

— Я уже это видел, — сказал Корум. — Но что это — не знаю. Думаю, Фой Мьёр готовят нам очередной сюрприз.

— Смотри, — воскликнул Гоффанон, показывая вниз. — К нам едет Ильбрик. Наверное, он увидел, что битва кончилась нашей победой и решил присоединиться к нам.

Корум увидел златовласого гиганта, ехавшего к крепости на своем гордом вороном жеребце. Ильбрик улыбался. В руке он держал меч.

Такого меча Корум еще ни разу не видел. Меч блистал ярче солнца, рукоять его была сделана из чистого золота, а сверкавшее рубинами навершье величиной было с голову Корума. Ильбрик отпустил поводья и приветственно помахал мечом.

— Ты вовремя напомнил мне об Орудиях Света, Гоффанон! Я нашел и сундук, и меч. Вот он! Это — Мститель, меч, которым сражался с Фой Мьёр мой отец. Это Мститель!

Ильбрик подъехал к стенам крепости. Его огромная голова оказалась на одном уровне с укреплением, на котором стояли Корум и сидхи. Гоффанон угрюмо сказал ему:

— Ты немного запоздал, Ильбрик. Битва уже закончилась.

— Опоздал? Разве не этим мечом я очертил кольцо вкруг Фой Мьёр? Теперь они не могут и с места двинуться.

— Так это твоя работа! — засмеялся Корум. — Ты спас нас, Ильбрик! А мы-то думали, что ты нас бросил.

Ильбрика поразили слова Корума.

— Бросил? Ушел с поля битвы, на котором, быть может, в последний раз сошлись мабдены и Фой Мьёр? Нет, маленький вадаг, сидхи на такое не способны!

Теперь уже смеялся Гоффанон.

— Я в тебе не сомневался, Ильбрик! Как хорошо, что ты снова с нами! Как хорошо, что теперь у нас есть Мститель!

— Он не утратил ни одно из своих свойств, — сказал Ильбрик, повернув лезвие так, что оно заблистало еще ярче. — Для Фой Мьёр нет ничего опаснее этого меча. И они знают об этом! Они знают об этом, Гоффанон! Я очертил им огненное кольцо, в котором оказались и — их зловредный туман, и они сами. Без своего тумана они и шагу ступить не могут. Теперь они будут сидеть на месте.

— Они останутся там навечно? — с надеждой в голосе спросил Корум.

Ильбрик покачал головой и улыбнулся.

— Конечно, нет. Но какое-то время они там проведут. Прежде, чем уехать отсюда, я хочу очертить и Кэр-Гаранхир, чтобы ни Фой Мьёр, ни их слуги не подходили бы сюда и впредь.

— Боюсь, что сейчас нам придется утешать короля Даффина, — сказал Корум. У нас мало времени. Нам нужны Золотой Дуб и Серебряный Овен.

Король Даффин поднял красные от слез глаза и посмотрел на Корума и Гоффанона, что стояли перед троном. Хрупкая девушка лет шестнадцати сидела на подлокотнике трона и гладила короля по голове.

— Твоему городу больше ничего не угрожает, король Даффин. И за это мы хотим получить награду.

— Уходите, — ответил им король. — Я не испытываю к вам благодарности. Оставьте меня. Именно из-за вас, сидхи, Фой Мьёр напали на нас.

— Фой Мьёр выступили в этот поход задолго до того, как мы пришли к тебе, сказал Корум. — Твой народ спасся только потому, что мы предупредили людей о грозящей им опасности.

— Моего сына вы спасти не смогли, — сказал король Даффин.

— Вы не смогли спасти моего мужа, — добавила девушка, сидевшая подле короля.

— Но были спасены другие сыновья и другие мужья. Если ты поможешь нам, король Даффин, будет спасено и куда большее. Мы ищем два Сокровища мабденов Дуб из золота и Овен из серебра. Они хранятся у тебя — не так ли?

— Они больше не принадлежат — мне, — ответил король Даффин. — Но, даже, будь они моими, я не отдал бы их вам.

— Только с их помощью можно снять с Великого Друида Эмергина чары, наложенные на него Фой Мьёр, — сказал Корум.

— Эмергина? Эмергин либо заключен в Кэр-Ллюде, либо — умер.

— Нет. Эмергин жив, — пока жив. Мы освободили его из плена.

— Вы говорите правду? — Выражение лица короля Даффина тут же изменилось. Эмергин жив и на свободе? — Отчаяние и скорбь исчезли с его лица подобно снегу, что мгновенно растаял, стоило упасть на него каплям крови Черного Быка. — Он свободен и он будет править нами?

— Да, — если мы успеем вернуться в Кэр-Малод. Сейчас он находится именно там. Эмергин при смерти. Его могут спасти только Дуб и Овен. Но если эти вещи больше не принадлежат тебе, то скажи- у кого мы должны просить их?

— Их подарили нам, — ответила девушка. — Сегодня утром король подарил их своему сыну Гувинну и мне. Я отдаю вам Золотой Дуб и Серебряного Овена.

Она вышла из залы, но уже через минуту вернулась обратно, держа в руках шкатулку. Она открыла шкатулку достала из нее золотое деревце, сделанное так изящно, что виден был каждый его листик.

Под золотым дубом стояла серебряная фигурка барашка с витыми рожками. Работа была столь тонкой, что видна была каждая его шерстинка. Барашек стоял на задних ножках. Его серебряные глаза, казалось, светились мудростью и добротой.

Девушка повесила головку и, захлопнув шкатулку, передала ее в руки благодарного Корума.

— Теперь мы можем возвращаться в Кэр-Малод, — сказал Корум.

— Передайте Эмергину, что мы пойдем за ним куда угодно.

— Обязательно передам, — пообещал королю Корум.

Вадагский Принц и кузнец-сидхи вышли из ворот Кэр-Гаранхира и присоединились к своему товарищу Ильбрику, сыну Мананнана, величайшего из героев-сидхи.

Огоньки мерцали вкруг далекого облака тумана. Странный неяркий огонь начинал разгораться и вкруг стен Кэр-Гаранхира.

— Огонь сидхи защитит это место, — сказал Ильбрик. — Огонь этот не вечен, но он надолго отпугнет Фой Мьёр. Ну а теперь — поехали!

Ильбрик вставил меч в ножны, пристегнутые к поясу, и, подхватив Корума, прижимавшего к груди шкатулку, усадил его на свое седло. Конь тронулся.

— Скоро нам понадобится лодка, — сказал Корум.

— Ты ошибаешься, крошка, — улыбнулся ему Ильбрик.

ГЛАВА ПЕРВАЯ ТВЕРДЬ НАД ВОДАМИ

Они уже подъезжали к берегу, когда Корум вдруг заметил, что Гоффанон стал сильно отставать от них. Гоффанон то и дело спотыкался и тряс головой так, словно пытался отогнать от себя назойливую мысль.

— Что случилось с Гоффаноном? — спросил Корум.

Ничего не замечавший Ильбрик обернулся.

— Наверное, он устал. Недавно он сражался, теперь же ему приходится бежать. — Ильбрик посмотрел на запад. Солнце вот-вот должно было уйти за горизонт. — Ну что, — будем отдыхать или переправимся сразу?

Огромный скакун Тонкая Грива замотал головой в знак того, что он ничуть не устал. Ильбрик засмеялся и любовно похлопал коня по шее.

— Тонкая Грива отдыхать не любит — ему бы все скакать да скакать. Ох, и долго же он спал в своей подводной пещере! Давай подождем Гоффанона, похоже, ему действительно надо передохнуть.

Корум услышал пыхтение Гоффанона и, улыбаясь, повернулся к нему, чтобы задать ему тот же вопрос.

И тут Принц увидел, что глаза Гоффанона горят безумным огнем. Гоффанон, рыча, метил топором прямо в голову Ильбрика.

— Ильбрик! — Корум спрыгнул на землю, крепко держа шкатулку левой рукой. Он тут же встал на ноги и одновременно извлек из ножен меч.

Обернувшись на карлика, Ильбрик изумленно пробормотал:

— Гоффанон! Дружище! Что с тобой стряслось?

— Он заколдован, — закричал Корум. — Его заколдовал мабденский волшебник по имени Калатин. Он должен быть где-то рядом.

Ильбрик попытался вырвать топор из рук Гоффанона, но карлик резким неуловимым движением вышиб гиганта из седла, и двое бессмертных покатились по песку, выкручивая друг другу руки. Тонкая Грива изумленно смотрел на своего хозяина — такого от него он явно не ожидал. — .Корум закричал:

— Гоффанон! Гоффанон! Ты дерешься с собственным братом!

Сверху раздался еще один голос. Взглянув наверх, Корум увидел высокого человека, стоявшего на краю утеса. Над его плечами колыхались белые язычки тумана.

На мир опускались сумерки.

Человек, стоявший на утесе, был одет в складчатый плащ синего цвета. Это был волшебник Калатин. Его изящные пальцы сверкали перстнями, одетыми поверх тонких перчаток; шею украшал массивный золотой ворот, поблескивавший драгоценными камнями; на парчовой мантии были вышиты таинственные знаки. Он поглаживал свою седую бороду и довольно улыбался

— Гоффанон вновь стал моим союзником, Корум Серебряная Рука.

— А значит, и союзником Фой Мьёр! — Корум смотрел на утес в надежде увидеть тропу, что вела бы на вершину. С берега доносились сдавленные крики и сопение — Гоффанон и Ильбрик продолжали борьбу.

— В данный момент — да, — сказал Калатин. — Но от человека и не требуется верность мабденам, Фой Мьёр или, скажем, сидхи — есть только одна верность верность самому себе. Кто знает, может быть, и ты однажды станешь моим союзником.

— Не бывать этому! — Корум понесся к вершине утеса, держа в правой руке меч. — Не бывать этому, Калатин!

Выскочив на вершину утеса, Корум двинулся на волшебника, тот же, загадочно улыбнувшись, стал медленно отходить назад.

И тут Корум увидел за его спиной облачко тумана.

— Фой Мьёр!

— Да, ты не ошибся. Меч Ильбрика не мог пленить его — мы шли позади всей армии. Это Шренг, Шренг Семь Мечей.

Облако стало надвигаться на Корума.

Мир погрузился во тьму.

Сквозь туман Принц увидел огромную боевую колесницу, в которой уместился бы и такой великан, как Ильбрик. Колесница была запряжена двумя гигантскими тварями, отдаленно напоминавшими ящериц. С повозки сошло огромное существо, белое тело которого было покрыто красными пульсирующими наростами. Кроме своеобразной юбки из мечей, висевших на поясе, на чудовище ничего не было. Корум увидел его лицо — лицо почти человеческое и удивительно знакомое ему. Взгляд существа был неистов и в тоже время трагичен. Это были глаза герцога Гландит-а-Края, лишившего Корума руки я глаза и тем вовлекшего его в борьбу с Повелителями Мечей. Существо не помнило Корума, однако при виде серебряной руки в его глазах промелькнуло сомнение.

Из разверстого рта вырвался грозный рев.

— Владыка Шренг, — заговорил волшебник Калатин, — Он повинен в нашем поражении в битве при Кэр-Малоде. Он повинен и во всех сегодняшних бедах. Это — Корум.

Положив шкатулку, в которой находились Золотой Дуб и Серебряный Овен, Корум взял в серебряную руку кинжал и приготовился к бою с чудовищем.

Шренг двигался медленно; было видно, что каждое движение причиняет ему боль. Он извлек из ножен два огромных меча.

— Убей Корума, Владыка Шренг, — убей и отдай мне его тело. Если Корума не станет, мабдены перестанут сопротивляться Фой Мьёр.

От грозного рыка сотряслась земля. Красные наросты, которыми было усыпано бледное тело Фой Мьёр, стали подергиваться. Корум заметил, что гигант сильно хромает — одна его нога была намного короче другой. Во рту у Шренга было всего три зуба, мизинец правой руки был покрыт плесенью. Пятна плесени виднелись и на других частях его тела, особенно сильно были поражены ею прикрытые мечами бедра гиганта. От Шренга Семь Мечей исходил ужасный смрад, в котором вонь тухлой рыбы соединялась с запахом кошачей мочи.

Снизу доносились звуки борьбы двух сидхи. Где-то хихикал Калатин. Корум видел только надвигавшегося на него Шренга, окутанного плотными клубами тумана.

Коруму была противна сама мысль о том, что он может погибнуть от руки этого заживо гниющего бога. Шренг, как и все остальные Фой Мьёр, уже умирал, жить ему оставалось совсем немного — сотню-другую лет.

— Шренг, — сказал Корум. — Ты хочешь попасть в Лимб, попасть в свой мир, где силы вернутся к тебе? Я могу помочь тебе в этом. Предоставь этот мир самому себе, оставь его. Пусть холод и смерть уйдут вместе с тобой.

— Он лжет, о, Шренг! — послышался из тьмы голос Калатина. — Верь только мне?

И тут с уродливых губ слетела слово, единственное слово, которое, казалось, могли произнести эти губы. И слово это было — смерть.

— Твой мир ждет тебя — я смогу показать тебе путь туда.

Уродливая рука, сжимавшая ржавый меч, стала медленно подниматься. Корум понимал, что этот удар ему не отразить. Меч просвистел у него над головой и вонзился в землю прямо у его ног. Корум никак не ожидал этого. Только теперь он понял, что Фой Мьёр не в силах нанести точный удар. Корум схватил шкатулку и, подбежав к Шренгу, вонзил свой клинок в ногу исполина.

Фой Мьёр взревел от боли. Корум пробежал у него между ног и ударил по ноге сзади. Шренг стал было поворачиваться, но раненая нога его подвернулась, и он рухнул наземь, потеряв Корума из виду.

— Вот он! Вот он! У тебя за спиной! — закричал Калатин.

Корума стала, бить дрожь, казалось, что ледяной туман вгрызается ему в кости. Ему страшно хотелось убежать из этого студеного облака, где огромная рука пыталась нащупать его. Собрав все силы, он ударил мечом по ее вздувшимся жилам. И тут другой гигантский меч просвистел у него над головой — от этого удара Корум едва успел увернуться.

Шренг повалился прямо на Корума, своей гигантской шеей он придавил вадагского Принца к земле. Рука его продолжала шарить, пытаясь нащупать неустрашимого смертного.

Корум попробовал высвободиться, когда вдруг гигантские пальцы коснулись его плеча. Однако и на этот раз Шренгу не удалось схватить Корума — сжавшаяся рука осталась пустой. Корум стремительно терял силы, он уже почти не замечал ужасных смрада и холода, так терзавших его еще недавно.

Он услышал чей-то голос. Калатин?

— Шренг! Я тебя знаю, Шренг!

Нет, этот голос принадлежал Ильбрику. Значит, Ильбрик все же выиграл битву. Значит, Гоффанон остался на берегу. Огромная рука приподняла голову Шренга так, что Корум, наконец, смог выбраться из своего ужасного плена. Прижимая к груди шкатулку, Корум отскочил в сторону и увидел златовласого Ильбрика, что, извлекши из ножен свой гигантский меч, пронзил сердце Шренга.

Последний крик Фой Мьёр ужаснул Корума более всего. Так можно было кричать от радости, но никак не от боли. Наконец-то к Шренгу пришла смерть.

— Корум? Ты цел?

— Можно сказать, что цел — синяки не в счет. Спасибо тебе, Ильбрик.

— Не надо меня благодарить — ты и сам молодец хоть куда. Я видел, как ты сражаешься со Шренгом. Тебе не откажешь ни в отваге, ни в сообразительности. Если бы не они, не помог бы тебе и я.

— Где Калатин? — спросил Корум.

— Он сбежал. Искать его мы не станем — нам надо спешить.

— Интересно, зачем это Калатину понадобилось мое тело?

— Он что — просил его у Шренга? — Ильбрик посадил Корума себе на руку и вернул Мститель в ножны. — Понятия не имею. Я в мабденских обычаях не разбираюсь.

Ильбрик вернулся на берег, где его ждал вороной жеребец по прозванию Тонкая Грива. Его расцвеченная жемчугами упряжь поблескивала в лучах луны.

На берегу что-то темнело.

— Гоффанон? — спросил Корум. — Тебе пришлось убить его?

— Мне пришлось защищаться, — ответил Ильбрик. — Мне вспоминается его рассказ о подлых делах Калатина. Наверное, Калатин давненько следил за нами. Бедный Гоффанон.

— Где лучше похоронить его? — спросил Корум.

Его сердце переполняла скорбь — только теперь он понял, сколь дорог был ему кузнец-сидхи. — Не хотелось бы, чтобы его тело нашли Фой Мьёр. О Калатине я уже и не говорю — мало ли что придет ему в голову.

— Да, оставлять его так негоже, — согласился Ильбрик. — Но вот только хоронить его рано. — Он посадил Корума на седло и, подняв Гоффанона, взвалил его себе на плечи. — Ну и тяжелый же этот карлик! — сказал Ильбрик.

Корума удивила некоторая веселость тона этих слов. Впрочем, великан так мог скрывать свою скорбь.

— Что же мы с ним будем делать?

— Возьмем его в Кэр-Малод. — Ильбрик поставил ногу в стремя и попытался оседлать коня. Это ему удалось лишь после нескольких попыток. — Нет, этот карлик меня доканает! Будь он неладен! — Увидев недоумение Корума, Ильбрик ухмыльнулся. — Зря ты печалишься о кузнеце Гоффаноне. Карликов-сидхи так просто не убьешь Ничего страшного с ним не случилось — просто он потерял сознание.

Ильбрик немного откинулся назад, опустив тело Гоффанона на круп Тонкой Гривы. Боевой топор Гоффанона он положил поперек седла за спиной Корума.

— Ну что, Тонкая Грива, теперь тебе придется нести троих. Надеюсь, ты своих старых привычек не утратил.

Корум улыбнулся.

— Так значит он жив! Надо побыстрее покинуть это место — Калатин бродит где-то поблизости. Вот только где мы возьмем лодку?

— Лодка нам не понадобится. Тонкая Грива и так найдет дорогу, — сказал Ильбрик. — Дороги могут проходить и по иным мирам, надеюсь, ты меня понимаешь. Ну что, конь моего отца, поехали. Держи прямо. Нам нужно попасть за море.

Тонкая Грива фыркнул и понесся к морю, едва касаясь земли.

Стремительно несся конь, и не сразу Корум заметил, что скачет он уже по морю. Ильбрик смеялся.

Огромная луна освещала им путь. Серебристые волны ложились под копыта коня. Где-то вдали их ждал Кэр-Малод.

— Ты, наверное, слышал о Пятнадцати Измерениях, вадаг, — заговорил Ильбрик. — Так что ты должен меня понять. Тонкая Грива умеет находить путь, что лежит за пределами этого мира, так же, как лежат вне его и мои подводные пещеры. Этот путь обычно проходит по поверхности океана, но бывает, что он идет и по небу. Мабдены, наверное, сочли бы нас колдунами.

Ильбрик вновь звонко рассмеялся.

— Мы попадем в Кэр-Малод еще до утра.

ГЛАВА ВТОРАЯ СРЕДОТОЧИЕ ВЛАСТИ

Люди Туха-на-Кремм Кройх с изумлением взирали на троицу, что приближалась к замку.

Гоффанон уже пришел в себя, он бежал рядом с Тонкой Гривой, ни на шаг не отставая от скакуна. Он то и дело ворчал на Ильбрика, наставившего ему синяков, но говорил он шутя, понимая, что Ильбрик спас ему и жизнь, и честь.

— Так вот он, Кэр-Малод, — сказал златовласый сын Мананнана, когда конь его остановился перед рвом, окружавшим крепость. — Когда-то он был другим.

— Разве ты уже бывал здесь? — поразился Корум.

— Конечно. В давние времена неподалеку отсюда собирались сидхи. Отец привозил меня сюда незадолго до своей смерти, перед боем, из которого он не вернулся.

Ильбрик спешился и, осторожно сняв Корума с седла, поставил на землю. Корум чувствовал себя разбитым — ночная езда по дорогам иного мира чрезвычайно утомила его. В руках он сжимал шкатулку — дар короля Даффина. Кольчуга Принца была изодрана, шлем разрублен. Затупившийся клинок был покрыт зазубринами. Небольшие, но многочисленные раны сильно мешали Коруму — он шел с трудом. И все же Принц нашел в себе силы гордо крикнуть стражам:

— Это я, Корум, вернулся в Кэр-Малод! А это мои друзья, защитники мабденов! — Он приподнял шкатулку над головой. — Здесь, в этой шкатулке, лежат

Золотой Дуб и Серебряный Овен, что помогут вернуть вам Верховного Правителя.

Мост был быстро опущен. На противоположной стороне их ожидали Медбх и Джерри-а-Конель с неизменными крылатым котом и шляпой.

Выбежав навстречу Коруму, Медбх обняла Принца и стала целовать его глаза, лоб, губы.

— Любовь моя, идем скорее домой, — плача сказала Медбх.

Джерри-а-Конель сказал бесстрастно:

— Эмергин при смерти. Боюсь, мы можем опоздать.

Появился король Маннах. Лицо его было мрачно. С достоинством он приветствовал двух сидхи.

— Вы оказали нам честь своим появлением. Достойных друзей привел с собою Корум.

На утренних улицах стал собираться народ. Людей короля Файахэда среди них не было.

— Король Файахэд уже отбыл?

— Ему пришлось уехать, ибо пошел слух о том, что Фой Мьёр навели ледяные мосты через море, чтобы напасть на его страну.

— Фой Мьёр действительно навели ледяной мост, но вот только напасть они собирались не на страну короля Файахэда. Они шли на Кэр-Гаранхир, — там мы и сразились с ними. Мы — Гоффанон, Ильбрик и я.

И Корум рассказал королю Маннаху о том, что случилось с ним и Гоффаноном после того, как они расстались с Джерри-а-Конелем.

— Теперь же, — сказал Принц напоследок, — у мне нужно поесть. Думаю, мои друзья тоже не откажутся от обеда. Потом я хотел бы отдохнуть часок-другой мы не спали всю ночь.

— Ты убил Фой Мьёр! — воскликнула Медбх. — Значит, их может поразить не только Черный Бык?

— Я только помог сразить одного из них — самого больного и самого маленького, — улыбнулся Корум. — Если бы не Ильбрик, это чудище раздавило бы меня.

— Благодарю тебя, о, великий Ильбрик! — сказала Медбх, поклонившись сидхи. Густые, рыжие волосы упали ей на лицо. Она выпрямилась и, откинув волосы назад, посмотрела в смеющиеся глаза сидхи. — Если бы не ты, я одела бы на себя черные одежды.

— Этот маленький вадаг очень смел. — Златоволосый великан засмеялся и сел на крышу соседнего дома.

— Да, он очень смел, — согласилась Медбх.

— Теперь идем со мной, — сказал король Маннах, взяв Корума за руку. — Ты должен посмотреть на Эмергина и сказать мне, сильно ли он изменился. — Король Маннах оценивающе взглянул на Ильбрика. — Боюсь, что вам не удастся пройти в мои покои, о, Сидхи!

— Я с удовольствием посижу и здесь, — ответил Ильбрик. — А тебе, Гоффанон, было бы полезно сходить туда.

Гоффанон согласно кивнул:

— Мне действительно хочется посмотреть на Великого Друида — я ведь тоже участвовал в его спасении. — Он прислонил свой топор к ноге Ильбрика и пошел за королем Маннахом, Медбх, Джерри-а-Конелем и Корумом. Они прошли сквозь тронную залу и остановились у двери, ожидая, пока король Маннах отопрет ее…

Комната была залита ярким светом факелов. Снять с Эмергина овчину никто не решался, но теперь она была отмыта. Верховный Правитель лежал среди множества блюд, что были наполнены всевозможными травами.

— Нам так и не удалось найти нужной травы; все это может разве что продлить его жизнь на несколько часов, — сказал король Маннах. Он раскрыл шкатулку, которую ему отдал Корум. Нахмурясь, он стал рассматривать ее содержимое.

— И что мы должны с этим делать? Корум покачал головой.

— Не знаю.

— Он не сказал нам об этом, — добавил Джерри-а-Конель.

— Так значит, все напрасно? — воскликнула Медбх.

— Думаю, что нет, — сказал Гоффанон, выступая вперед. — Мне кое-что известно о Дубе и Овене. Они были предназначены именно мабденам. Если мабденам будет угрожать опасность и с ними уже не будет сидхи, эти вещи должны будут помочь им. Некогда жила одна сидхи, что звалась Девой Дуба. Она дала обет мабденам, но в чем он состоял, я не знаю. Мы должны перенести Дуб и Агнца туда, где присутствует Сила, например, в Крэг-Дон.

— Это нереально — путешествие займет слишком много времени, — сказал Корум. — Смотри, Правитель ослаб даже за время нашей беседы.

— Да, это нереально, — согласилась с Корумом Медбх.

Верховный Правитель едва дышал; его лицо было так же бледно, как и овчина, укрывавшая его тело.

— Курган Кремма, — сказал Джерри-а-Конель. — Чем вам не средоточие Силы?

— Верно. — Король Маннах улыбнулся. — Именно оттуда к нам пришел и Принц Корум.

— Если это так, тогда нам и ходить далеко не придется, — сказал Гоффанон, пощипывая бороду. — Джерри-а-Конель, можешь ли ты спросить Эмергина, подходит ли ему это место?

Джерри покачал головой.

— Мой кот говорит, что Великий Друид слишком слаб для этого. Разговор его доконает.

— Мне не нравится твоя ирония, — сказал король Маннах. — Потерпеть поражение сейчас, после того, как столько было сделано, было бы слишком обидно.

И, словно подтверждая слова короля, Эмергин неожиданно заблеял.

Не сумев справиться с приступом отчаяния, король Маннах отвернулся к стене и простонал:

— О, Правитель!

Гоффанон положил свою огромную ручищу королю на плечо и сказал:

— Как бы то ни было, его стоит отнести на Курган Кремма. Кто знает, может быть, это произойдет и там. Сегодня полнолуние — время омелы и дуба. Я слышал, что это лучшая ночь для волшебства и заклинаний. Именно в полнолуние сближаются Пятнадцать Измерений, и многое становится возможным.

— Наверное, поэтому люди и наделяют ее особыми свойствами? — спросила Медбх, уже слышавшая о Пятнадцати Измерениях от Корума. — Выходит, это не предрассудок?

— Луна как таковая не владеет силой, — ответил Гоффанон. — В данном случае к ней следует относиться скорее как к знаку, по которому можно определить положение различных Измерений Земли друг относительно друга.

— Удивительно, — сказал король Маннах. — До последнего времени мы отвергали эти знания только потому, что они были извращены суеверными умами. Еще год тому назад я не поверил бы в легенды о Сидхи и Кремм Кройхе, в сказки и поверья нашего народа. И это отчасти правильно — люди порой придают им слишком большое значение. У несчастных и слабых они забирают последние силы и радость жизни. За знание они принимают собственную слабость.

Твои же знания, Корум, скорее, утверждают жизнь. Они проливают свет там, где жаждущие власти и славы только сгущают тьму неведения, дабы возвысить себя.

— Я согласен с тобой, — ответил Корум, ибо не раз и сам сталкивался с подобным. — Но ты забываешь о том, что даже примитивные умы способны обращать знание в страшную силу. Разве может существовать сила Света без силы Тьмы? Разве может существовать знание без незнания, благородство без низости?

— Да, Мабденский сон — это нечто, — пробормотал себе под нос Джерри-а-Конель и уже громко добавил. — Послушайте, люди, если сейчас мы не отнесем беднягу Эмергина на Курган, ваш сон закончится. Кончайте разговоры нам надо спешить.

Они уже собрались идти в дубовую рощу, когда Корум вдруг почувствовал странное нежелание идти к кургану.

Он боялся этого места. Именно туда привел его зов короля Маннаха, именно отсюда началась его новая жизнь.

Корум понимал, что отдохни он немного, и подобные чувства вряд ли посетили бы его.

Однако он не смог избавиться от них и до самого вечера, когда король Маннах, Медбх, Джерри-а-Конель, сидхи Гоффанон, Ильбрик и весь народ короля Маннаха, взяв полумертвое тело Правителя Эмергина, отправились в лес, на одной из полян которого стоял курган, где, если верить легендам, был захоронен Корум.

Солнце стояло уже у самого горизонта. Все глубже и длиннее становились тени. Теперь для Корума они были куда реальнее всего остального.

Он то и дело тряс головой, пытаясь как-то избавиться от тяжести, угнетавшей его.

Они были уже на поляне.

Средоточие власти было перед ними.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ ЗОЛОТОЙ ДУБ И СЕРЕБРЯНЫЙ ОВЕН

Стоило им войти в дубовую рощу, как Корума пронзил холод, который был куда страшнее холода Кэр-Ллюда — то был холод смерти.

Ему вспомнилось пророчество Айвин, встреченной им на пути в Хи-Брисэйл. Она говорила ему о том, что он должен бояться арфы. Да, Принц боялся арфы. Айвин говорила ему о том, что он должен бояться брата. Но что это был за брат? Быть может, он лежал под этим курганом, ставшим святилищем народа Кэр-Малода? Быть может, существовал и какой-то иной Корум, такой же герой, как и сам Принц, герой, который должен был восстать из мертвых для того, чтобы убить Корума?

Быть может, именно его Принц видел в том сне, что снился ему в Крэг-Доне?

Солнце садилось, но на востоке уже восходила полная луна. Сотни лиц были обращены к ней; люди смотрели на нее с надеждой. Стало совсем тихо.

Взяв на руки Верховного Правителя, Ильбрик поднялся на курган и бережно положил Эмергина на самую вершину. Сидхи тоже смотрел на луну.

Медленно спустился он вниз и встал рядом со своим старым другом Гоффаноном.

На курган торжественно взошел король Маннах, он держал в руках раскрытую шкатулку. В неверном свете уходящего дня мерцало золото и серебро. Король поставил Золотой Дуб рядом с головой Амергина. Заходящее солнце вспыхнуло на ажурных ветвях. Серебряного Овена Маннах поставил у ног Эмергина. В свете луны причудливый барашек источал холодное белое сияние.

Дерево и барашек были сделаны так искусно, что казались Коруму настоящими. Король Маннах сошел вниз, и тут же собравшиеся обступили курган плотным кольцом. Все взгляды были обращены к его вершине. Лишь Корум, не решался поднять глаз. Холод покинул его сердце, но он все еще внутренне содрогался, все еще боролся со страхом.

К кургану направился кузнец Гоффанон. Топор, ковавшийся им много веков назад, висел на плече. Золото Дуба и серебро Овена отражались на латах. Поднявшись до середины холма, Гоффанон остановился и, опустив топор наземь, оперся на его рукоять.

Корум чувствовал запах деревьев, цветущих рододендронов и трав. Казалось бы, эти добрые, теплые запахи должны были успокоить Корума, однако страх так и не уходил. Он одиноко стоял на краю поляны. Как ему хотелось, чтобы рядом с ним стояла Медбх. Но никто не замечал, что творится с Корумом. Внимание всех было сосредоточено на вершине кургана. Корум вдруг понял, что и в лесу смолкли все звуки. Все замерло в ожидании.

Гоффанон обратил лицо к луне и запел. Корум уже слышал этот голос в Кэр-Гаранхире.

В этой песне почти все слова были понятны Коруму.

Все молчали. Кузнец Сидхи опустил голову на грудь и замер в ожидании.

С вершины кургана послышались слабые звуки, походившие на испуганное блеяние ягненка.

Гоффанон поднял голову и стал внимательно прислушиваться. Блеяние оборвалось на высокой ноте.

Гоффанон повернулся лицом к людям.

Голос его звучал устало. Он сказал:

— Дагдаг.

Услышав это слово, Корум едва не вскрикнул, тело его содрогнулось, а сердце замерло, хотя сознанию его это слово ничего не говорило. Он увидел побледневшего Джерри-а-Конеля, что внимательно смотрел на Принца.

И тут заиграла арфа.

Корум слышал эту арфу и прежде. Это была та же арфа, которую он слышал в замке Эрорн. Он слышал ее и в своих снах. Но теперь она звучала иначе. Победно и гордо лились ее звуки.

Принц услышал шепот удивленного Ильбрика:

— Арфа Дагдага! А я-то думал, что она замолчала навсегда.

Корум почувствовал, что задыхается. Он пытался преодолеть удушье, стараясь набрать в легкие — побольше воздуха. В ужасе он оглянулся, но его окружали лишь тени.

Обернувшись на курган, он едва не ослеп. Золотой Дуб стал стремительно расти, его сияющие золотые ветви осеняли собою стоявших вокруг кургана людей. Страх сменился изумлением. А золотой дуб все рос и рос. Он уже достиг гигантских размеров. Тело Эмергина едва виднелось под ним.

И тут все увидели, что прямо из ствола древа выступила дева, что была так же высока, как и Ильбрик. Облик ее был под стать покинутому древу:

косы зеленели листвой, одеяния напоминали цветом кору. Это была она — Дева Дуба.

— Обет исполнен. Пророчество сбылось. Я знаю тебя, Гоффанон. Но скажи мне, кто эти люди?

— Это — Корум, это — Ильбрик; все же остальные — мабдены. Это хороший народ, Дева Дуба; это народ, почитающий дубы. Смотри, вокруг растут дубы — это их Средоточие Власти, их Святилище. — Гоффанон говорил как-то неуверенно. Похоже, происшедшее поразило его не меньше, чем мабденов. — Ильбрик — сын твоего друга, сын Мананнана. Только он и я остались из народа сидхи. Род Корума близок нам — он вадаг. Фой Мьёр вернулись в мир, и мы сражаемся с ними, но у нас мало сил. Это Эмергин, Верховный Правитель мабденов. Посмотри, что с ним стало. Он утратил свою душу, вместо нее в него вошла душа овцы.

— Если вы хотите, — сказала Дева Дуба, улыбаясь, — я помогу вам найти утраченную душу.

— Мы хотим этого.

Дева Дуба посмотрела на Эмергина. Склонившись над ним, она стала слушать его сердце; не услышав его биения, она стала ловить дыхание с губ.

— Тело его умирает, — сказала она. Лишь стоном могли ответить ей стоявшие вкруг кургана.

Дева Дуба взяла в руки Серебряного Овена, что стоял у ног Эмергина.

— Древнее пророчество говорит, что этот Овен обретет душу, — сказала она. — Душа Эмергина уже покидает тело, она и станет душой Серебряного Овена. Эмергин должен умереть.

— Нет! — выдохнули люди.

— Но подождите! — с мягким укором сказала Дева Дуба. Она положила Овена у головы Эмергина и запела:

Душа приготовилась тело покинуть, Но лунный свет преграждает дорогу. Ей надо вернуться в тело другое.

Блеяние раздалось вновь, но на сей раз блеял уже серебряный барашек. Лунный свет играл на серебристом руне. На глазах у всех он стал расти, пока не превратился в красивое сильное животное. Овен повел головой, и Корум увидел в его глазах ту же мудрость, что некогда видел он в глазах Черного Быка Кринанасса. И Овен, и Бык пришли сюда вместе с сидхи. Овен увидел Деву Дуба и, подбежав к ней, стал тереться о ее руку.

Дева вновь улыбнулась и, обратив взгляд к звездам, запела:

Вернись, до времени ушедшая душа, Ведь не исполнено твое земное дело, И теплое трепещущее тело — Ждет на земле тебя. Вернись душа!

Верховный Правитель зашевелился, казалось, что он просыпается. Глаза открылись. Помолодевшее его лицо дышало миром и покоем. Благозвучный голос произнес:

— Я — Эмергин.

Великий Друид встал и сбросил с себя овчину. Он сорвал с себя одежды и остался совершенно наг, лишь браслеты поблескивали на его запястьях.

Только теперь Корум понял, почему люди так оплакивали своего Верховного Правителя Эмергин излучал мудрость и силу, доброту и достоинство.

— Да, — повторил Верховный Правитель. — Я — Эмергин.

Сотни мечей засверкали в свете луны — мабдены приветствовали своего повелителя.

— Слава Эмергину! Слава Эмергину из рода Эмергинов!

И возрадовались люди, и заплакали, обнимая друг друга. Даже сидхи Гоффанон и Ильбрик — подняли свое оружие, приветствуя Эмергина.

Жестом руки Дева Дуба указала на Корума, что так и стоял на краю поляны.

— Ты — Корум, — сказала Дева Дуба. — Ты спас Верховного Правителя и ты принес людям Дуб и Овена. Ты — защитник мабденов.

— Да, меня называют так, — ответил Корум сдавленным голосом.

— Долгою будет память о тебе, — сказала Дева. — Счастье же твое будет кратким.

— Я знаю об этом, — вздохнул Корум.

— Ты готов принять свою судьбу, Корум, и я благодарю тебя за это. Ты спас Верховного Правителя и тем позволил мне сдержать свое слово.

— Так значит все это время ты спала в Золотом Дубе и ожидала этого дня? спросил Корум.

— Да, я спала, и я ждала.

— Но какая сила удерживала тебя в этом мире? Скажи мне, о, Дева Дуба! Что это за великая сила?

— Это сила обета.

— И только она?

— Разве нужно что-то еще?

Дева прислонилась к стволу огромного золотого дерева и исчезла. Серебряный Овен исчез вместе с нею. Золотое сияние стало гаснуть. Дуб растворился в ночной тьме. Ни его, ни Серебряного Овена, ни Девы Дуба смертные больше никогда не видели.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ АРФА ДАГДАГА

Радостно возвращались мабдены в Кэр-Малод. Еще бы. С ними шел сам Верховный Правитель. Люди танцевали и пели. Лица Гоффанона и Ильбрика, двух славных сидхи, светились улыбкой.

Лишь Корум был печален, так как помнил горькие слова, сказанные ему Девой Дуба. Он шел последним во лесу, последним вошел и в королевские покои.

Радость затмила умы, и люди не видели того, что Корум опечален. Они приветствовали и восславляли его, но Принц не замечал их.

Начался пир. Заиграли сладкозвучные мабденские арфы.

Корум, сидевший меж королем Маннахом и Медбх, часто прикладывался к кубку, надеясь таким образом развеять грустные мысли.

Гоффанон и Ильбрик сидели рядом (Ильбрик, скрестив ноги, сидел прямо на полу). Король Маннах обратился к карлику-сидхи:

— Откуда ведомо тебе заклинание, о, Гоффанон?

— Я не знаю ни одного заклинания, — ответил Гоффанон, смахнув с губ капли меда. — Я доверился памяти нашего народа. Этой песни я и сам никогда не слышал. Сама собою слетала она с моих уст. Я пытался дозваться до Девы Дуба и до странствующего духа Эмергина. Слово же мне было подсказано самим Эмергином, с него-то и началось превращение.

— Дагдаг… — задумчиво произнесла Медбх, не заметив, что Корума при этом передернуло. — Древнее слово. Наверное, это имя, верно?

— Не только имя, но и звание. Впрочем, у этого слова значений много.

— Это имя сидхи?

— Не думаю, — пусть обычно его и связывают с сидхи. Дагдаг не единожды водил сидхи на бой. По меркам сидхи я юн, я участвовал только в двух из девяти великих битв с Фой Мьёр. В мое время имя Дагдага вслух уже не поминали. Причины этого мне неизвестны, правда, о нем ходили странные слухи — Дагдаг, мол, однажды предаст наше дело.

— Предаст? Надеюсь, не этой ночью?

— Нет, — нахмурившись, ответил Гоффанон. — Конечно, нет. — Он поднес к губам златопенный кубок.

Джерри-а-Конель подошел к Коруму.

— Что ты так невесел, друг мой?

С одной стороны, Корум был благодарен Джерри за то, что он заметил его скорбь, с другой — ему не хотелось портить другу праздник. Улыбнувшись, Принц покачал головой:

— Все в порядке. Просто я немного устал.

— Это арфа во всем виновата, — вмешалась в разговор Медбх. — Я ее уже слышала. Милый, ты помнишь, как мы ездили в Замок Оуин?

— Да-да, конечно. Там ты ее и слышала.

— Странная арфа, — заговорил король Маннах. — Но знали бы вы, как я благодарен ей — ведь именно она подарила нам Эмергина. — Король поднял кубок за здоровье Эмергина, который, спокойно улыбаясь, сидел во главе стола.

— Теперь уцелевшие племена мабденов сплотятся. Мы созовем великое воинство и пойдем войной на Фой Мьёр. На этот раз они не уйдут от нас!

— Хорошо сказано, — сказал Ильбрик. — Но одной смелости для этого мало. Нам нужно оружие — такое, как мой меч Мститель. Мы должны быть осмотрительными и расчетливыми.

— Мудрые слова говоришь ты, о, Сидхи, — сказал Эмергин. — Ты как будто читаешь мои мысли. Лицо Великого Друида светилось радостью. Казалось, будто предстоящие заботы нисколько не тревожат его. Сейчас он был одет в просторную мантию из желтой парчи, украшенную алыми и голубыми фигурами. Волосы его были собраны в узел.

— Если Эмергин будет нашим советником, а Корум — полководцем, мы можем на что-то надеяться, — сказал король Маннах. — Мы стали сильнее. А ведь совсем недавно нам казалось, что наш народ обречен…

— Теперь же мы празднуем победу, — выпалил неожиданно для самого себя Корум, только что осушивший полный кубок. Он поднялся со скамьи и, стараясь идти прямо, вышел из залы.

Он шел по ночным улочкам Кэр-Малода, заполненным гуляющим людом. Оставив крепость, Корум направился к морю.

Корум стоял над расселиной, отделявшей его от руин старого вадагского дома, — замка Эрорн, прозванного мабденами Замком Оуин.

Руины были озарены светом луны. О, как хотелось Коруму перелететь через расселину и найти ту дверь, что отворялась бы в его собственный мир, мир вадагов. Да, там он был одинок, но куда более горьким было его теперешнее одиночество. Здесь его не мог понять никто.

И тут он увидел лицо, что смотрело на него из-за порушенных стен замка. Красиво и насмешливо было лицо и отливало оно золотом.

Корум хрипло спросил:

— Дагдаг? Это ты?

В ответ он услышал смех, который тут же обратился музыкой арфы.

Корум вынул из ножен меч. Где-то внизу шумело море. Корум решил перепрыгнуть расселину и найти юношу с золотистой кожей. Ему хотелось понять, чего же тот хочет. Да, он мог сорваться вниз, но смерти Принц уже не боялся.

Вдруг Корум почувствовал, как ему на плечо легла мягкая, сильная рука. Он отскочил в сторону и закричал:

— Дагдаг! Оставь меня в покое!

И услышал голос Медбх:

— Дагдаг — наш друг, Корум. Дагдаг спас нашего Верховного Правителя.

Корум обернулся и увидел встревоженное лицо девушки.

— Спрячь свой меч, — сказала Медбх. — Здесь никого нет.

— Разве ты не слышала звуков арфы?

— То ветер шумел в развалинах, Корум. Ветер.

— Неужели ты не видела его лица?

— Я видела, как облака затянули луну, Корум. Оставь этот вздор — нас ждут на празднике.

Корум спрятал меч в ножны и послушно побрел за Медбх.