Серебро и сталь

Глава 7

Когда вдалеке показались башни замка герцога Смита, Кристина едва не расплакалась. Ещё полдня пути, может, день, и она будет дома, на своей земле, которую должна защитить и вырвать из рук захватчиков. Издалека башни замка, пронизывающие своими шпилями низкие густые облака, не выглядели повреждёнными. Этому было объяснение: разведка докладывала, что у отряда Карпера, который он послал на границу, чтобы подчинить непокорных герцогов, не было достаточно хороших катапульт. Правда, было известно также, что замок Вэйдов полностью разрушен, и это не могло не удручать. Кристина впервые за всё время осознала, сколько проблем ей придётся решить, когда война закончится.

Она снова взглянула на далёкие башни Смита. Издалека было плохо видно флаг с гербом дома, но всё-таки он ещё развевался под облаками. Это хорошо — замок не взят и шансы его освободить довольно велики.

— Снять осаду не составит труда, — ухмылялся довольный своей работой герцог Рэйкер.

У Кристины не было причин ему не верить, но что-то всё равно заставляло её сомневаться. Ей хотелось лично убедиться в том, что всё пройдёт благополучно, но при этом она понимала, что в первую же намечающуюся битву лезть нельзя. Да и кто её пустит? Поэтому, когда на рассвете одного из прохладных летних дней отряд из двух тысяч человек отправился снимать осаду, девушка приняла решение вновь воспользоваться магией.

После столь долгого перерыва было нелегко. Казалось, из головы вылетели все знания о том, что нужно делать. Понадобились полное сосредоточение и подкреплённая магией сила воли.

Кристина представила, как люди Карпера, такие беспечные и самоуверенные, восседают в своих палатках и шатрах; кто-то готовит катапульты для очередного штурма, кто-то точит оружие, а кто-то развлекается с лагерными проститутками. Казалось бы, всё спокойно, сила на их стороне… Но тут из окрестного леса начинают один за другим появляться воины — конные и пешие, рыцари и простые солдаты, и численный перевес явно на их стороне. Да и неожиданное нападение им только на руку.

Зазвенела сталь, запели тетивы, посыпались, словно струи ливня, стрелы. Сражённые падали один за другим. Захватчики пытались оттеснить пехоту к югу, но, когда появилась конница, все их старания пошли прахом. Кто-то уже обращался в бегство, кто-то пытался оказать сопротивление, но и те, и другие были так или иначе обречены. Их взяли в клещи с двух сторон: с запада и востока, а южнее возвышался так и не покорённый замок. Бежать можно было только на север, до Ясных лесов.

Кристина почувствовала, что её губы непроизвольно растягиваются в улыбке. Ей не хотелось наслаждаться зрелищем, получать удовольствие от вида убийств и находить прекрасное в смерти, но какая-то часть подсознания всё равно ликовала. Это — победа, первая победа над Карпером, победа, выкованная лордом Штейнбергом и его вассалами специально для неё. Осознание этого факта не могло её не радовать, но сомнение, сжимающее сердце, словно змея, всё равно не давало покоя: правильно ли всё это?..

Из завораживающего видения девушку вывел обеспокоенный голос Оскара:

— Миледи, я бы на вашем месте не тратил силы на такое сложное заклинание.

Кристина покачала головой, выбивая из мыслей остатки видения. Последнее, что она видела словно сквозь туман, — горящие палатки и катапульты людей Карпера.

— Откуда вы знаете? — тихо спросила она, совсем забыв на тот момент, что при колдовстве её глаза светились золотом.

Основная часть армии лорда Штейнберга стояла в обширной низине в паре километров от Смита. Кристина не знала, сколько им предстоит ждать сигнала, сообщающего о полной и безоговорочной победе, и поэтому волновалась. Пальцы нервно сжимали поводья, сердце отчаянно стучало, и лишь магия, которую она так редко применяла, смогла её хоть немного успокоить. Девушка была далеко от сражения, в безопасности, и всё равно видела всё, что хотела. Это заставляло её почувствовать то, что она давно не чувствовала — гордость за саму себя.

Капитан Эдит, как всегда, в чёрном с ног до головы, усмехнулся, придерживая поводья своего вороного коня.

— Мой младший брат магией балуется, — объяснил он. — Поэтому я примерно представляю, что взгляд сквозь пространство — так, кажется, называется это заклинание? — довольно сложная штука, отнимающая много сил. Вам стоит поберечь себя, миледи.

Да, он был прав: во многих книгах написано, что взгляд сквозь пространство сложен, а на его использование наложен ряд ограничений. Например, увидеть издалека место, в котором никогда не была, нельзя. Преодолеть совсем уж огромное расстояние — тоже. Поэтому Кристина не решалась использовать это заклинание для разведки — могла подвести своих союзников. Но Карпер, скорее всего, был в себе уверен больше и, узнав о наступлении, явно мог применить взгляд сквозь пространство. Об этом леди Коллинз ещё предстояло позаботиться: она знала пару рун, блокирующих это заклинание.

— Для чего поберечь? — Кристина приосанилась и выразительно посмотрела на Оскара. — Я чувствую себя прекрасно, в основном из-за того, что сейчас увидела. Смит освобождён. Мы наконец-то вернулись в Нолд, капитан Эдит. Мы дома.

Герцогине Альберте Вэйд было всего тридцать, но в её смоляных волосах уже сверкала первым снегом седина, на лбу пролегла глубокая складка, а сама она сильно исхудала. Кристина с трудом узнала её: всегда такая высокая, статная, полная сил, герцогиня теперь совершенно не была похожа на себя.

Альберта была в мужской одежде: слегка потрёпанный серый камзол, чёрная рубашка, чёрный плащ и сапоги из стёртой коричневой кожи. На поясе — ножны с мечом, на запястьях — наручи, издалека напоминающие серебряные браслеты. Герцогиня выехала из освобождённого замка навстречу армии победителей сразу же после разгрома осаждающих. Спрыгнула с коня, протянула руку, помогая Кристине спешиться, и поклонилась.

— Миледи… — Её голос немного не вязался с её видом: он был высоким, почти детским, и звенел словно хрусталь.

— Брось, — улыбнулась девушка, — мы же знакомы сколько я себя помню.

И тогда Альберта обняла её. Прижавшись лицом к её плечу, Кристина наконец почувствовала себя дома.

— Мне жаль твоего отца, — сказала она, отстраняясь. — То, что творит Карпер-младший…

— Спасибо, — прервала её Кристина сдавленным голосом, поправляя меч в ножнах. Было так приятно слышать родной нолдский выговор… — Я уверена, мы сможем его остановить. Как герцог Рудольф? — Её встревожило отсутствие хозяина замка.

— Тяжело ранен, но идёт на поправку. — Герцогиня Вэйд, придерживая коня под уздцы, направилась вдоль двора замка, девушка поспешила за ней. Она поразилась спокойствию её голоса, хотя, возможно, Альберту уже ничем ни напугаешь, ни удивишь. — Людей у нас мало, но предоставить где-то сотню можем.

— Как видишь, в людях мы не нуждаемся, — смущённо отвела взгляд Кристина. Ей почему-то стало неловко. — А ты как себя чувствуешь, Берта?

— Голова гудит, — пожаловалась та с усмешкой, — и кружится иногда. Да в грозу колено побаливает. А так в целом всё хорошо.

Кристина покачала головой: если это «хорошо», то в каком же состоянии должна находиться герцогиня, чтобы посетовать на самочувствие?

Во дворе замка было пусто, лишь ледяной, пронизывающий до костей ветер разбрасывал листья по земле. Серые стены, в некоторых местах которых зияли пробоины, кое-где покрылись мхом и копотью, все окна были плотно закрыты ставнями. Не слышно ни лая собак, ни ржания лошадей, ни людских голосов. Замок находился на грани вымирания — но всё же ещё не был вымершим, покорённым, раздавленным.

— Я слышала, твой замок… — начала Кристина неожиданно для себя и осеклась.

— Полностью разрушили, да. — Герцогиня Вэйд выглядела спокойной, даже равнодушной, но её выдал вздох, с которым она произнесла свои слова. — А я… До сих пор не знаю, правильно ли я поступила. — Она подняла голову, вглядываясь в мрачное тёмно-серое небо. — Нас оставалось человек двадцать, не больше, и не все ещё добрались сюда… Поэтому я, поняв, что замок уже не отстоять, дала дёру, прихватив всех двадцатерых и сестру, Анжелику. Тут ещё осады не было, вражеские войска стояли в десятке километров отсюда, поэтому нам удалось пробраться незамеченными. Но вскоре они добрались и сюда, но… По крайней мере, мне кажется… Точнее, казалось, что это лучше, чем умереть всеми или сдать замок, присягнув Карперу. А они чуть ли не ежедневно устраивали штурмы, и с каждым разом их было всё больше и больше…

Кристина коснулась её руки.

— У тебя не было выбора. — Она заглянула в её серые глаза, полные тревоги, отчаяния и сомнения.

— Нет, выбор был, — возразила герцогиня Вэйд. Ветер растрепал её распущенные волосы, и она заправила прядь за ухо. Интересно, ей просто не до причёсок или она носит траур по погибшим? — Я могла бы сражаться до последнего, но был бы в этом смысл? Тогда бы погибли все: и остатки моего гарнизона, и я, и Анжелика… Да и, по-моему, наше появление в Смите немного воодушевило находившихся в осаде, и штурмы мы уже отбивали вместе. А теперь я могу помочь и тебе отвоевать Эори и прогнать мерзавца Карпера из Нолда.

— Спасибо, — только и смогла вымолвить Кристина. — Я бы хотела увидеть герцога Рудольфа, если можно…

— Боюсь, что нельзя, — вздохнула Альберта. — Лекарь мало кого к нему пускает, да и то редко.

— Неужели всё настолько плохо? — ужаснулась девушка. Если герцог Смит умрёт от полученных ран, она до конца жизни будет винить себя в этом.

— Не знаю, — пожала плечами герцогиня. — Надеюсь, с ним всё будет хорошо. — Помолчав немного, она вдруг спросила совсем другим голосом: — Так в чём вы с Карпером так повздорили? Прости за глупый вопрос, но в Нолде об этом толком никто не знает. Всё так внезапно случилось: приехал в Эори Карпер и объявил, что теперь он тут лорд, а ты якобы отрекаешься от наследства в его пользу.

— Ничего подобного, — покачала головой леди Коллинз. Карпер нёс полный бред: по какому это праву она могла оставить ему Нолд, если он ей никто?

— Я так и поняла тогда. — Герцогиня Вэйд в задумчивости покрутила пуговицу на камзоле и продолжила: — Ходили слухи, что ты вовсе умерла, но Карпер сам их опровергал. Он велел всем немедленно присягать ему на верность, на раздумья времени дал достаточно, но несогласные появились тут же. И он приказал их — то есть, нас — уничтожать.

Кристина была бы поражена, если бы не знала этого раньше. Карпер сам предупредил её об этом в письме, которое она чисто по привычке всё ещё хранила при себе. Нужно будет его сжечь, как только всё закончится.

— Так в чём же причина? — напомнила Альберта.

— Я на дуэли убила его жену, — начала Кристина и вздохнула, чувствуя, как заливается краской.

Она постаралась рассказать всё наиболее подробно, при этом выделив лишь самое важное. От Берты ей скрывать было нечего: герцогиню Вэйд она считала своей подругой. Они иногда играли в детстве, а также получили несколько совместных уроков владения мечом.

— Так что тут целиком и полностью моя вина, — вздохнула Кристина, закончив свой рассказ, и пнула носком сапога встретившийся на её пути камешек. Она поняла, что волнуется: а вдруг Альберта её осудит?

— Ничего подобного, — возразила она и приободряюще похлопала её по плечу. Девушке почему-то понравился этот жест. — Ну, а они? — Герцогиня кивнула на идущих позади бьёльнцев. — Ты сказала, они еле отпустили тебя?

— Ага, — усмехнулась Кристина. Уж Берта бы точно не стала её удерживать.

— Ох уж мне эти мужчины, — закатила глаза та. — Может, они и не позволяют нам носить титул рыцаря, но воевать за свою землю и свободу они нам не запретят.

Большой зал Смита, несмотря на присутствие в нём нескольких человек, выглядел пустым и заброшенным. Видимо, все — от слуг до гвардейцев — занимались обороной замка, хотя бояться уже было нечего. Захватчики побеждены: многие погибли, а выжившие наверняка бродят где-то в Ясных лесах. Там хоть и нет густых чащ и зарослей, а хоженых тропинок — множество, но в народе говорили, что это лишь наваждение, представляющее собой ловушку. Мол, когда-то давно один великий маг, чьё имя уже и не вспомнишь, навёл на некоторые участки Ясных лесов морок, и выбраться оттуда, несмотря на хорошую проходимость, непросто.

Раньше Кристина считала это пустым суеверием, но когда суеверия в её жизни начали оправдывать себя, поняла, что эти рассказы тоже могут быть правдивыми. А теперь ей и вовсе хотелось верить, что всё, что говорят в народе о мороке в Ясных лесах, — правда.

Серые пустые стены зала навевали тоску, словно сдавливая сознание, а в коридорах гуляли залетевшие в выбитые окна сквозняки. Кристина поёжилась: замок казался покинутым. Но, несмотря ни на что, жизнь в нём ещё расцветёт, просто людям нужно привыкнуть к тому, что опасность миновала. Они ведь выжили, несмотря на тяжелейшие условия, осаду и постоянные штурмы. Кристина вздохнула, не зная, смогла бы она справиться, оказавшись на их месте. Одно дело быть пусть и далеко от дома, но в безопасном замке союзника, и совсем другое — находиться в кольце врагов, готовых в любой момент спалить всё вокруг дотла.

Она присела на краешек длинной деревянной скамьи на самом дальнем краю стола, закуталась в шаль и принялась размышлять о своём положении. Итак, один из замков её земли освобождён, это уже хорошо. Однако разрушенный Вэйд, полностью уничтоженный род Бейкеров и восседающий в замке Кристины Карпер всё ещё оставались огромным грузом на душе девушки. Да и предательство Ореллов тоже не особо радовало.

Предательство… Странное слово. Его любит использовать Штольц, а вот Кристина употребила его впервые. Впрочем, ей ещё предстоит выяснить, кого приравнивать к изменникам, а кого миловать, сейчас же девушку беспокоили другие вещи.

Про Даррендорф было мало что известно — герцогиня Вэйд рассказывала, что люди Карпера прорвались в замок, однако брат покойного мужа Кристины Карперу не присягнул, и пока ему везёт — Джонат его не трогает. Но Кристина прекрасно понимала, что Даррендорфов может постигнуть судьба Бейкеров.

Девушка думала об этом, пока остальные обсуждали, что делать дальше, и пропустила мимо ушей множество важных решений. Впрочем, её всё равно не спрашивали: достаточно было того, что на неё не бросали осуждающие взгляды, увидев в мужской одежде и с мечом, и вроде бы перестали уверять, что на войне ей не место. Да и она сама понимала, что не могла посоветовать что-то дельное, ибо в тактике и стратегии не очень-то разбиралась. Но кое-что всё-таки заставило её вздрогнуть, встрепенуться и словно пробудиться ото сна.

Когда на военном совете было решено послать в Эдит большой отряд с целью освобождения замка, Кристина, прекрасно понимая, что это необходимо, восприняла решение вполне спокойно. Но когда Оскар вызвался лично возглавить миссию, она не на шутку встревожилась. Выяснилось, что Карпер послал в его родной замок не менее тысячи человек и в настоящий момент они хозяйничали там от его имени. Никого не убивали, не казнили и не пытали, но в любой момент все эти «не» могли оказаться перечёркнутыми.

Кристина доверяла Оскару как себе. Он уже успел спасти ей жизнь. У него были задатки великого полководца (и когда-нибудь он им станет, девушка не сомневалась). Да и лорд Генрих не очень-то хотел с ним расставаться: как он утверждал, таких самородков нужно держать при себе. Но леди Коллинз в глубине души чувствовала то, что чувствует Оскар: ему было необходимо лично вернуться в Эдит и выбить оттуда завоевателей. Разве она сама не поступила бы так же? Впрочем, именно так она и поступает сейчас, просто Эори — конечная цель их похода, и он дальше, чем Эдит.

Поэтому она даже не попыталась возразить, не попыталась остановить его. А когда Оскар попросил разрешения лично у Кристины как своей сюзеренки, она не раздумывая его дала. Это было чистой воды лицемерие, но она понимала, что Оскара уже не удержать.

Дело было улажено быстро, но радости девушка не почувствовала. Капитан Эдит вернётся — он сам так сказал, — но лишь для того, чтобы снова подвергнуть себя смертельной опасности: в его намерении участвовать в битве за Эори нельзя было сомневаться.

Было решено оставить в Смите отряд из трёх тысяч человек, ещё три отправить в Эдит, а основная армия должна продолжить своё продвижение к Эори. Даррендорф придётся брать штурмом. Что-то подсказывало Кристине, что действовать придётся скорее хитростью, нежели силой, и девушка усмехнулась: похоже, придётся ей выйти на поле боя раньше, чем она и лорд Штейнберг рассчитывали. Что ж, тем лучше.

Медлить не стали: на следующее утро отряд со стягами Эдитов под командованием Оскара отправился на запад. Проводив их, Кристина вышла на балкон: оттуда ещё было видно, как последние всадники исчезают за горизонтом. Вслед за ней на балконе оказалась и Натали, которая смотрела на удаляющийся отряд странно печальными большими глазами. После битвы она помогала лекарям с ранеными: делала перевязки, лечила ожоги, давала солдатам успокоительные и обезболивающие отвары. Наверняка насмотрелась всякого… Кристине стало жаль девушку, но тут ничего не поделаешь: она ведь знала, на что шла.

Ещё через пару дней армия лорда Генриха Штейнберга продолжила свой путь на север. Альберта с полусотней людей, своих и герцога Смита, присоединилась к ней, несмотря на то, что Кристина и Анжелика возражали в один голос.

— Я чувствую себя превосходно, — говорила Берта, обнимая плачущую сестру. Анжелике было девятнадцать, и она жила с сестрой, так как успела овдоветь, только-только выйдя замуж — её мужа убили карперовские головорезы. — Не волнуйся за меня. Герцог Рудольф о тебе позаботится, а когда война закончится, мы вернёмся домой. И всё будет хорошо, слышишь? — Герцогиня посмотрела в глаза сестры, и Кристина отвела взгляд.

К сожалению, она не могла пообещать Анжелике того же. Герцогиня Вэйд была упрямой, напористой, безрассудной и смелой. Во время битвы она может полезть в самое пекло, и тогда её шансы погибнуть возрастут в несколько раз. Девушка усмехнулась — в чём-то они были похожи.

Мужа у Альберты тоже не было, как и братьев — поэтому она и стала герцогиней.

— Мне пора. — Альберта поцеловала сестру в лоб и направилась к своей лошади.

— Да уж, постарались они на славу, — хмыкнула Берта, натягивая поводья — при виде трупов её лошадь взволновалась.

Кристина смотрела на длинную виселицу в форме буквы П стеклянным взглядом. Трупам уже несколько дней как минимум: распухшие головы и конечности, зеленоватые пятна, кое-где засохшие, а кое-где и свежие подтёки красно-бурой жидкости… Глаз не было — вместо них пустые впадины. Видимо, падальщики выклевали — и не только глаза: у некоторых вместо остатков кожи виднелась гниющая плоть, у некоторых из словно вспоротых животов вываливались длинные зелёно-бурые внутренности. Вокруг каждого трупа, помимо всего прочего, кружило не менее сотни мух. Девушка ощущала этот сладковатый тошнотворный запах разложения. Она поспешила отвернуться.

Трупный запах чуть перебивал навязчивый аромат гари. Альберта нахмурилась и взмахнула поводьями, посылая лошадь вперёд, и Кристине ничего не оставалось, как поехать за ней. «Нечего бояться, — твердила она себе. — Это всего лишь трупы. Они мертвы. Они ничего тебе не сделают. А вот если тут обнаружатся живые — те, кто их повесил…» Рука привычно дёрнулась к рукояти меча.

Где-то час назад герцогиня Вэйд решила поохотиться, и леди Коллинз отправилась с ней, чтобы скоротать время. Пообещав не отъезжать далеко от лагеря, она прихватила меч и одолжила у одного из солдат лук, хотя стреляла из него из рук вон плохо. Альберта обещала научить, но то, что они обнаружили, сорвало и обучение, и саму охоту, видимо, тоже.

То была разорённая деревня, от которой осталось лишь пепелище да руины тех построек, что были сооружены из камня. По чёрной от пепла и копоти земле по-хозяйски расхаживали падальщики. В воздухе веяло устрашающим ароматом смерти, не только трупным и дымным. При мысли о том, что буквально пару недель назад в этой деревне могла кипеть жизнь, а теперь все её жители мертвы, а дома — сожжены, становилось попросту дико. Они оказались виноваты лишь в том, что не хотели подчиняться захватчикам.

Кристина спрыгнула с коня и осторожно пошла вперёд. Вокруг валялись камни, обугленные доски и брёвна… Или это не брёвна, а чьи-то конечности? Девушка вздрогнула и отскочила, словно ошпаренная: она явно разглядела на одном из таких «брёвен» вполне узнаваемые человеческие пальцы.

Альберта и сопровождавшие их солдаты тоже рассматривали найденное пепелище, видимо, тщетно пытаясь найти хоть кого-то живого. Кристина горько усмехнулась, хотя в горле у неё стоял ком, а руки тряслись. Бесполезно. Скот, скорее всего, фуражиры угнали, все те жалкие ценности, что были у крестьян, присвоили, а людей попросту сожгли да перевешали за нежелание расстаться с нажитым добром сразу. Если выжившие и остались, то они, скорее всего, уже где-то далеко в лесах.

Не желая наступить на обгорелый труп, Кристина снова взобралась в седло. С высоты она разглядела, что большинство тех предметов, что она приняла за брёвна, были обугленными костями с остатками кожи, мяса и даже одежды. Пару раз её взгляд наткнулся и на головы, и на туловища — и всё это было чёрным, выгоревшим, изуродованным.

Эта деревня явно не единственная из всех, что разорили карперовские головорезы. Им, скорее всего, нужно было продовольствие и деньги, а ждать, когда всё нужное придёт из Шингстена и будет распределено между ними их великим лордом, они, видимо, не хотели. У лорда Штейнберга всё было иначе. Их армия прошла уже немало уцелевших деревень, и солдаты перешёптывались о том, что неплохо было бы наведаться туда за продовольствием и женщинами… Кристина не знала, как лорд Штейнберг узнал об этом, но вскоре он во всеуслышание объявил, что будет лично резать языки тем, кто посмеет подговаривать своих товарищей на разбой. А уж о тех, кто воплотит свои планы в жизнь, и говорить нечего.

И правда, с доставкой провизии у них было всё в порядке, никто не голодал, и поэтому идти разорять деревни не было надобности. А Карпер, кажется, только поощрял подобные действия своих людей.

«Он заплатит. Он за всё заплатит», — уверяла себя Кристина, но из головы не выходил вид повешенных и сожжённых заживо людей, в которых, впрочем, уже не угадывались люди.

Естественно, в ту ночь она почти не спала. До самого рассвета девушка размышляла над увиденным, сидя на своей кушетке и то и дело поднося к губам бокал с вином. Хотелось бы ей всё это забыть… Хотелось бы ей, чтобы этого вообще никогда не было на свете. Но сделанного не исправишь, мёртвых не воскресишь, а память — не сотрёшь. Поэтому Кристина терпела, стараясь гнать воспоминания прочь и думать о чём-то хорошем, светлом. О том, чего в её жизни так давно не было и, казалось, не будет уже никогда. Надежда на лучшее с каждым днём таяла, и Кристина всё больше убеждалась в том, насколько был прав лорд Штейнберг, говоря, что на войне легче всего потерять именно себя.

Она, кажется, заснула, потому что внезапно снова оказалась на том пепелище, только в этот раз среди разлагающихся и обгорелых трупов ей удалось обнаружить живого человека — леди Лилиан.

Мама… Она могла бы защитить её от всего этого, спасти, забрать, утешить, но теперь во взгляде серых глаз леди Лилиан не было ничего человеческого, и Кристину передёрнуло. Она ведь помнила маму доброй, улыбчивой, всегда смотрящей так тепло и ласково, поющей колыбельные и поглаживающей дочку по волосам. Но ведь прошло много лет, столько всего изменилось… Конечно, теперь мама знает, что её непутёвая дочка навлекла на свою землю войну. Мама знает, что Кристина виновата в смерти отца. Мама знает, что ей никогда не искупить своей вины, даже ценой собственной жизни. Девушке хотелось хоть как-то объяснить матери свой поступок, попросить прощения или что-то ещё… Она сделала шаг, кажется, наступив на чью-то ногу, вскрикнула и проснулась.

— Миледи, вы в порядке? — донёсся до неё сонный голос Натали, звучащий откуда-то сверху. Кристина открыла глаза и обнаружила, что служанка стояла возле её кушетки, одной рукой придерживая сползшую с плеч шаль, а другой сжимая подсвечник с одной свечкой.

— Нет, — выдохнула Кристина, не глядя на Натали. Она изо всех сил пыталась сдержать слёзы горя и ужаса, но они уже беспощадно обожгли глаза, и терпеть не было никаких сил. — Который час?

— Почти три. Вы спите, ещё нескоро вставать…

— Я не могу.

В тусклом свете свечи Кристина разглядела, с каким состраданием Натали смотрела на неё, и невольно улыбнулась. Служанка осторожно присела на кушетку, тогда и леди Коллинз приподнялась, чтобы осторожно прижаться к Натали, вдохнув ромашковый аромат её льняных волос.

Остаток ночи они проспали вместе, не разомкнув объятий.

Рихард прошмыгнул мимо, едва не сбив её с ног. Кристина рассмеялась.

— Ой, простите, миледи, — покраснел юноша.

— Куда это ты так торопишься? — спросила она.

На Рихарде был фиолетовый камзол с золотистой вышивкой, что не очень вязалось с его внешностью: он был слишком похожим на своего старшего брата, который носил в основном тёмные цвета. Рихард виновато опустил зелёные глаза и нервным жестом пригладил короткие тёмные волосы. Кристина заметила, что лорд Генрих иногда делал так же.

Юноша молча кивнул на шатёр Штольца, виновато улыбнулся и бросился туда в том же темпе. Кристина заметила, что в руках у него была чёрная стеклянная бутылка небольшого размера, и ухмыльнулась. Штольц явно не женат и таскает в свой шатёр лагерных девок, иногда даже по две за раз. Стоит ли удивляться, что он заставляет своего оруженосца носить ему вино литрами?

Подойдя поближе, Кристина заметила, что Рихард вышел из шатра с весьма растерянным видом, продолжая сжимать бутыль в руках. Наверняка, если бы застал своего сира за постельными утехами, выглядел бы иначе, как минимум покрасневшим. Значит, он его вообще там не застал.

Тогда Рихард не придумал ничего лучше, как пойти в центр лагеря, в сторону чёрно-серого шатра, к лорду Штейнбергу. Кристине стало любопытно, да и делать всё равно было нечего, и она пошла за ним.

С того дня, как они наткнулись на разорённую деревню, прошло достаточно много времени, но девушка всё ещё вздрагивала по ночам, вспоминая выклеванные глаза повешенных и чёрные конечности сгоревших. Наверняка вокруг тракта было ещё немало таких деревень, и поэтому Кристина больше не решалась покинуть лагерь. Однажды она спросила у Берты, каково ей от увиденного, на что та ответила: «Я жила в подобных условиях довольно-таки долгое время и почти привыкла», — и усмехнулась.

С Натали об этом Кристина не говорила — служанка была чересчур впечатлительной. А для лорда Штейнберга подобное было в порядке вещей. Девушка была уверена, что он и не такое видел на полях сражений.

Задумавшись, Кристина остановилась. А когда ей удалось прогнать эти ужасные воспоминания, сжав руки в кулаки и стиснув зубы, Рихарда уже нигде не было видно. Понадеявшись, что он нашёл если не своего непутёвого сира, то хотя бы старшего брата, Кристина хотела было повернуть назад, как вдруг услышала откуда-то справа раздражённый хрипловатый голос:

— Миледи, вы случайно не видели моего оруженосца?

Штольц явно считал ниже своего достоинства спросить это у простых солдат, поэтому и обратился к ней. Уж лучше бы молчал. Кристина закатила глаза и сквозь зубы процедила:

— Видела. Он не нашёл вас в вашем шатре и пошёл к лорду Штейнбергу.

Штольц, даже не поблагодарив её, нахмурился и направился к чёрно-серому шатру. Его развевающийся на лёгком ветру фиолетовый плащ словно светился в темноте. Кристине стало до смерти любопытно, чем всё закончится. Она тихими шагами пошла за Штольцем, готовая, в случае чего, защитить мальчишку. Хотя его наверняка есть кому защитить…

Подойдя к шатру лорда Штейнберга, девушка увидела его самого, Штольца и Рихарда. Мужчины о чём-то негромко переговаривались, посмеиваясь, юноша смущённо молчал, всё так же сжимая в руках несчастную бутылку. Про него как будто совсем забыли, и Кристине окончательно стало жалко бедного ребёнка. Впрочем, если бы её шестнадцатилетнюю назвали ребёнком, она бы, наверное, обиделась.

— Ну что, нашёлся? — рассмеялась Кристина, подходя ближе. Рихард взглянул на неё и благодарно улыбнулся — видимо, про его существование правда забыли, и он не знал, куда себя деть.

— А-а, Рихард… — рассеянно протянул Штольц. — Можешь идти, сегодня ты мне больше не понадобишься.

Юноша вопросительно взглянул на него, а потом кивнул на бутылку. Кристине начинало казаться, что там вовсе не вино — иначе почему он так из-за этого переживает? Штольц вздохнул и забрал её у Рихарда, и тот, едва заметно кивнув старшему брату, наконец отправился прочь.

— По-моему, он справляется вполне неплохо, — заметил лорд Штейнберг, скрестив руки на груди.

Штольц хмыкнул, откупорил бутылку и сделал глоток. Кристина разглядела, что жидкость в чёрном стекле была довольно-таки светлой, похожей на молоко, но чересчур густой. Она сроду такого не пила и даже не представляла, на что это может быть похоже.

— Уж извини, но иногда он только под ногами мешается, — отозвался Штольц. Надо же, своего сюзерена на «ты» называет… — А ещё у него дурацкая привычка вставать ни свет ни заря и меня будить. Надо бы его занять чем-нибудь.

— Чем, например? Ты же не собираешься отправлять его в бой?

— Ну, на поле боя он и без моего разрешения может пробраться — весь в тебя, — хмыкнул Штольц.

Лорд Штейнберг его даже не одёрнул. Кристина не могла понять, что её так возмущает: было видно, что они давно знают друг друга, что Генрих Хельмуту доверяет (даже, пожалуй, больше, чем тот заслуживает), но всё же…

— Сколько ему, шестнадцать? — призадумался Штольц. — Пора бы ему уже женщину познать. Я могу заплатить, если что.

Кристина покачала головой, а лорд Генрих сдержанно рассмеялся. Штольц взглянул на них недоуменно и ещё раз поднёс свою бутылку к губам.

— Да что такого? — недоуменно протянул он. — Я вот в его возрасте…

— Бегал по замку за сестрой, которая сожгла твою любимую книгу? — хмыкнул лорд Штейнберг.

Кристине показалось, что Штольц покраснел. Она с трудом сдержалась, чтобы не засмеяться, и прикрыла рот ладонью.

— У вас есть сестра, ваша светлость? — как бы невзначай поинтересовалась она.

— Ага, — буркнул Штольц, даже не удостоив её и взглядом.

Сестра, значит… Интересно, тоже самовлюблённая и с таким же мерзким характером? Кристина попыталась представить высокую светловолосую голубоглазую красавицу в фиолетовом платье, и образ, как ни странно, получился вовсе не отталкивающим. Хотя и сам Хельмут тоже с первого взгляда производил впечатление вполне привлекательного человека…

Кристине было за что его недолюбливать, а вот за что недолюбливает её он, она не понимала. Впрочем, какая разница. Она уже явно дала Штольцу понять, что его мнение для неё не ценнее комка грязи.

— Милорд! — послышался вдруг грубоватый голос. Из-за шатров вышло двое стражников в кольчугах, чёрных сюрко, с копьями в руках. Оба поклонились, и один заговорил: — Мы их поймали. Далеко они не убежали.

— Что ж, за это поблагодарите миледи. — Лорд Штейнберг улыбнулся Кристине, и та отвела взгляд.

— А что миледи? — поднял бровь Штольц, вновь отхлебнув из своей бутылки.

— А вы не знаете? — хохотнула девушка. — Вчера вечером пара солдат дезертировали. Не помню, чьи именно, то ли Рэйкера, то ли Вардена…

— Да знаю, но…

— Так вот, я смогла установить поисковое заклинание: они почти добрались до ближайшей деревни, но немного заплутали и в итоге вернулись назад, видимо, рассчитывая, что их отсутствия никто не заметит.

Это был не первый случай: видимо, опыт предыдущих дезертиров этих ничему не научил. На самом деле Кристине было чуть жутко от этого: она-то думала, что отъявленные мерзавцы были только у Карпера… Впрочем, люди везде разные, и неудивительно, что и здесь, в армии со строжайшей дисциплиной, произошло такое. И ей хотелось верить, что подобное больше не повторится.

— Хельмут, разберись, — бросил лорд Генрих. Он нахмурился и, не сказав больше ни слова, удалился к себе.

Кристина почувствовала, как её настроение резко падает. Оставаться наедине со Штольцем ей не хотелось, и она быстрым шагом направилась в свой шатёр.

Уже почти совсем стемнело, большинство солдат погасили свои костры и факелы, и лишь откуда-то издалека доносилась старая походная песня: «Когда вы пьёте это ваше вино, я нёбом чувствую кровь…» Кристине всегда было не по себе от неё, от её пронзительной, чуть неровной ритмически мелодии. Она поправила сползший с плеча плащ и прибавила шагу.

Глава 8

Даррендорф возвышался на холме среди густого вечнозелёного леса. У подножия замка не было ни домов, ни каких-то селений — только сосны, ели, кедры и можжевельник. Ветер разносил нетронутые запахи этого хвойного леса на километры вперёд.

На главной башне приземистого угловатого Даррендорфа реяло знамя Карперов — чёрный огнедышащий змей на алом поле, а ниже робко развевался флаг с гербом Даррендорфов — серый кинжал на розовом поле, причём этот флаг был в два раза меньше флага Карперов.

Кристина чувствовала в этом какую-то иронию: замок её покойного мужа встал прямо на пути их армии, словно требуя, чтобы она освободила его. И она освободит. Она сдержит слово. Когда-то, вечность назад, она у алтаря клялась не только любить и почитать мужа, но и защищать, если потребуется. Те слова, произнесённые тихим, как шелест осенней листвы, голосом, почему-то вылетели из памяти, но сейчас девушка вновь их вспомнила, хоть и не считала, что свадебная клятва ей когда-то ещё потребуется. И пусть барон Маттиас умер много лет назад, пусть Кристина никогда не любила его, но клятву сдержать она должна. Защищать, правда, придётся нынешнего главу дома Даррендорфов — барона Волберта и его детей: дочь Софию и маленького сына Роэля. Кристине хотелось верить, что они ещё живы, хотя эта вера была зыбкой, словно круги на воде.

Пока на военном совете обсуждали предстоящий штурм, она пыталась привести в порядок мысли, что пришли ей в голову во время присутствия в Смите. Нужно было придумать какую-нибудь хитрость, позволившую бы сохранить как можно больше жизней и провести штурм молниеносно, воспользоваться тем, что замок Даррендорфов она знала хорошо, но девушка не представляла, как всё это сделать.

— Да даже если наше нападение будет внезапным и молниеносным, гостеприимно ворота нам не откроют, — усмехнулся герцог Гидельштос. — Разве что в какую-нибудь калиточку пробраться…

И тут её осенило. Почти в каждом замке есть заброшенная калитка, за которой никто не следит. Такая была в Эори — через неё она тогда вышла в Нижний город… Такая есть и в Даррендорфе. В такую не пройдёт целая армия, но человек двадцать… Дальше продумывать было некогда, она встала и заговорила, воспользовавшись повисшим в воздухе тяжёлым молчанием:

— Простите, что прерываю, господа. — Она заметила, как Штольц закатил глаза. Впрочем, не стоит обращать внимания. Мысли в голове и так путались, цепляясь одна за другую. С чего бы начать… — Я просто предполагаю, и случившееся с Бейкерами моё предположение лишь усиливает. Мне кажется, что Карпер будет шантажировать меня. Боюсь, как только мы пойдём на приступ, он отдаст приказ попросту убить барона Даррендорфа, чтоб смысла в освобождении замка не было.

Кристина побоялась, что её слова прозвучат косноязычно и неуверенно, но герцог Гидельштос кивнул:

— Это имеет смысл. Но, миледи, чем же мы можем…

— Дайте мне двадцать человек, мы пройдём через заброшенную калитку… — Она осеклась, встретив изумлённые взгляды. Видимо, присутствующие были слегка удивлены тем, что она слушала их споры. — Да-да, в Даррендорфе такая действительно есть. Я могла бы попробовать перебить хоть какую-то часть захватчиков изнутри и, если потребуется, открыть ворота основной части армии. Скорее всего, большинство оккупантов выйдет на стены оказывать сопротивление, но барона Волберта и его детей наверняка оставят под охраной.

— И вы уверены, что справитесь? — протянул Штольц, в его голосе весенним ветерком сквозила навязчивая насмешка.

— Уверена, — гордо вскинула голову Кристина. Она бросила короткий взгляд на план штурма: множество разноцветных стрелочек, кружков и прочих условных обозначений поначалу мало о чём ей говорили, но всё же ей быстро удалось разобраться в схеме. — Ведь я единственная из всех нас, кто знает Даррендорф достаточно хорошо, чтобы действовать внутри него. — Кристина взяла перо и нарисовала ещё одну стрелочку, которая указывала на то место, где должна была находиться калитка.

— План мне нравится, — внезапно произнёс лорд Штейнберг, и девушка невольно улыбнулась. Голос у него был красивым: низким, чуть хрипловатым и вкрадчивым. Да и одобрение Генриха… то есть, лорда Генриха не могло не радовать. — Только вот одну я вас не пущу.

Кристина вздохнула.

— Я буду не одна, — возразила она, с лёгкой улыбкой дотрагиваясь до рукояти своего меча.

— Ну это само собой разумеется. Однако я сомневаюсь, что вы когда-нибудь участвовали в таких операциях. Поэтому вам, несомненно, понадобится помощь.

Лорд Штейнберг говорил тоном, не терпящим возражений, и Кристина поняла, что он прав. Она не чувствовала себя готовой возглавить даже небольшой отряд, так что помощь ей правда не помешает. Также понимала она, что с ней пойдёт не он, а кто-то ещё. Жаль, Оскар уехал, она могла бы попросить его… Впрочем, здесь была Альберта, она-то уж точно не откажет.

Но лорд Генрих улыбнулся и вкрадчивым тоном произнёс:

— С вами пойдёт барон Штольц.

Кристина медленно повернула голову, взглянув на явно ошеломлённого не меньше неё барона Хельмута. Тот, кажется, хотел что-то сказать, но всё же промолчал, хотя было заметно, как он скривился. Кристина скривилась тоже. Потом они оба синхронно посмотрели на лорда Штейнберга, который, не прекращая улыбаться, непринуждённо заметил:

— И, пожалуйста, попытайтесь сдерживать свою личную неприязнь. Позвольте напомнить, что воюем мы с Карпером, а не друг с другом, поэтому будьте добры, — он смерил насмешливо-строгим взглядом сначала Кристину, а потом Штольца, — держите себя в руках.

Джонат не ожидал, что в Эори будет так холодно. По сравнению с Краухойзом, его родным замком, таким жарким и даже порой душным, в вотчине Коллинзов стоял просто невыносимый холод. Не помогали ни жарко растопленный очаг, ни меховой плащ и перчатки. И это в первые дни осени… Страшно представить, что будет зимой.

Джонат забрался с ногами в дубовое просторное кресло, плотнее кутаясь в плащ. За всё время пребывания в Эори он так и не привык к этому холоду. Хотя, может, дело не в том, что он, родившийся и выросший на юге, внезапно оказался на севере. Можно было подумать, что всё из-за лихорадки, но лекари лишь разводили руками, в один голос повторяя, что милорд полностью здоров. Они предполагали, что, возможно, всему виной душевное состояние, вызванное утратой любимой жены. Лорд Карпер частично был с ними согласен. Но почему он чувствовал не горе, не отчаяние, не боль, а именно холод?

Он вздохнул и было потянулся к одному из пергаментов, лежащих на столе, но тут гнетущую, тяжёлую тишину, нарушаемую лишь потрескиванием дров в очаге, разорвал глухой стук в дверь. Джонат не хотел никого видеть, но принимать приходилось. Теперь он — властитель Нолда, в его распоряжении огромная земля, полная мятежников, не желающих подчиняться. Нужно было решать эту проблему, и он старался по мере сил.

— Войдите, — тихим голосом разрешил лорд Карпер, опуская ноги на пол.

Это был младший сын барона Тоддена, Виктор, согласившийся пойти с Джонатом на войну лишь потому, что понимал: даже самой мизерной части наследства ему не видать, четверо старших братьев тому в подтверждение. Джонат обещал ему замок и земли, но пока обещания сдержать не мог: Бейкер уже получил бастард графа Лассена, променявший рыцарский меч на ремесло наёмника, Вэйд был полностью разрушен, и его предстояло восстановить, прежде чем дарить кому-то. Смит же буквально на днях отбил Штейнберг, и ходили слухи, что дочь лорда Коллинза была с ним. Джонат усмехнулся: прославившийся на всю Драффарию своим затянувшимся холостым положением лорд наконец-то нашёл себе подстилку. Да и девчонка только на словах была хороша. На войну она бы не сунулась.

— Милорд, — подобострастно поклонился Виктор Тодден, — вести из Даррендорфа.

Джонат едва заметно улыбнулся: Даррендорфы сдались, и, хотя они пока ещё не присягнули, лорд Карпер считал их покорёнными. Он очень удачно запугал их, как и Аллетов, и, если продолжать в том же духе, они склонятся.

— Говори, — приказал Джонат.

Тодден замялся, нервно закусывая губы. Его костлявое вытянутое лицо было похоже на оголённый череп. Он сунул руку за пояс и извлёк оттуда незапечатанный свиток.

— Они подходят к Даррендорфу, милорд, — тихо ответил он, отдавая Джонату письмо. — И явно намерены его штурмовать.

— Для них составит проблему отбить атаку? — хмыкнул лорд Карпер.

— Но их тысяч пятьдесят, не меньше…

— Бред. — Джонат поднял на Тоддена равнодушный взгляд. Пятьдесят тысяч — баснословное количество, даже Штейнберг, при всём своём богатстве, не собрал бы столько. — Ты хочешь сказать, что я должен бросить все свои силы к какому-то жалкому Даррендорфу? Нет, для решающей битвы время ещё не пришло.

— Но что же делать, милорд? — нерешительно вопросил Виктор, переминаясь с ноги на ногу. Ему было явно жарко в покоях лорда. — У барона Хейли всего полторы тысячи человек, и…

— Он пока ещё не барон, — поправил его Джонат. — Но передай ему, что станет им, если удержит Даррендорф. — Заслуги хейлинского бастарда перед лордом Карпером были куда более выдающимися, чем заслуги того же Тоддена. — Я бы посоветовал ему прикончить Волберта и его щенка. Зачем Штейнбергу штурмовать замок, у которого не будет властителя?

— Щенка? — переспросил Тодден, в его глазах вспыхнул краткий ужас. — То есть мальчишку? Но…

— Чтобы некому было потом претендовать на замок, ты, дубина! — В его голосе на миг проскользнула злость, но тут же погасла. Джонат несильно ударил кулаком по подлокотнику кресла, заставив Виктора вздрогнуть. — Девчонку пусть оставит, она угрозы не представляет. А если он женится на ней, то только укрепит свои права. Немедленно исполняй.

— Слушаю, милорд, — угрюмо отозвался Тодден. — И ещё кое-что…

Джонат вопросительно взглянул на него, но Виктор молчал. Если боится приносить плохие вести, то зачем тогда пришёл?

— Милорд, мы потеряли Бейкер и почти весь Серебряный залив. Это явно бьёльнские, я не знаю, кто… У них зелёная спираль на сером флаге.

— Остхены, — плюнул Джонат, которого с детства натаскивали в геральдике. — С этим я разберусь, не беспокойся. — Стоит только написать матери, как она тут же пришлёт к нему нужное количество кораблей, чтоб отбить залив. — Что-то ещё?

— Нет, милорд.

— Тогда убирайся.

Вскоре дверь за Тодденом закрылась, и Джонат облегчённо выдохнул. Он поёжился, подышал на замёрзшие руки, натянул на них плотные шерстяные перчатки с меховой оторочкой. Не помогало — холод словно поселился у него внутри и пробирал оттуда. Не спасало от этого ни вино, ни виски, ни горячее молоко. Джонат не знал, что делать. Хотелось просто вырвать себе сердце — и вместе с ним избавиться от боли. Хотя, наверное, эта боль уже никогда не пройдёт.

Одним из немногих утешений для него сейчас были письма матери. Они хоть и не отличались теплотой, но зато сообщали о действительно хороших вестях. Леди Элис писала, что ей удаётся поддерживать в своём муже, отце Джоната, уверенность, что младший Карпер всё делает правильно, а зелья, сваренные Анабеллой ещё перед войной, усыпляют его бдительность. Джонат знал, что парализованному отцу от них лучше не станет, и это заставило его усмехнуться. Даже мать толком не могла сказать, в какой момент этот тиран и мучитель стал покорным и тихим, а потом и вовсе слёг, не имея возможности двигаться.

Когда леди Элис года полтора назад, когда Джонат едва успел жениться, только-только предложила, словно в шутку, завоевать Нолд, отец сразу отказался, а вот Джонат задумался. Леди Элис взяла на себя всю ответственность по организации захватнической войны, и молодой лорд Карпер в глубине души понимал, что она использует сына лишь как орудие на пути к ещё большей власти. Ведь в Краухойзе, по сути, правила она, будучи при лорде Киллеане серой кардинальшей. Тот беспрекословно её слушал, да и Джонат тоже доверял матери во всём. Поэтому идею о захвате Нолда он воспринял с восхищением, а поддержка Анабеллы и семьи её отца лишь придавала уверенности.

Не все вассалы поддержали план женщины, но и тех, что примкнули к ним, было достаточно. Пока шингстенцы собирались в Краухойзе, Джонат и Анабелла поехали в Фарелл, где смогли переманить на свою сторону довольно-таки большой отряд наёмников. Их и небольшую часть шингстенцев Джонат взял с собой в Эори, остальные же рассредоточились по Нолду и практически одновременно ударили по всем главным крепостям. Всё произошло молниеносно, с минимальными потерями. Не удалось захватить лишь Смит и Вэйд, которые, находясь на границе, успели подготовиться к наступлению.

Но дело было не в самом Нолде и его богатствах. Дело было в мече.

Леди Элис часто слышала от приезжих нолдских купцов историю о мече, которым владел лорд Коллинз. Мол, хозяин его не будет знать поражения в битвах, если его дело правое. Но ведь это самое правое дело — такое расплывчатое понятие… И Элис решила, что если не она, то её сын этим мечом владеть просто обязан.

Когда Джонат ворвался в захваченный Эори, он ожидал найти ещё тёплый меч в руках старика Коллинза, но у того был совсем другой клинок — короткий, одноручный, с совсем простой рукоятью. Лорд Карпер же помнил по рассказам, что этот волшебный меч должен быть длинным, полуторным, с причудливыми узорами на эфесе. Он и его люди обыскали весь замок, от оружейной до комнат прислуги, но не нашли ничего подобного.

Потом уже Джоната осенило, что меч мог остаться у девчонки.

Кристина… Эта проклятая сука, убившая его жену — и вместе с ней отнявшая у него смысл жизни. Джонат мечтал придушить её собственными руками, смотря в стекленеющие глаза и наблюдая, как из неё медленно, капля за каплей, уходит жизнь.

Она, кажется, считала себя виновницей начавшейся войны. И Джонату выгодно было поддерживать в ней и её вассалах эту уверенность. Он сделал приписку в отправленном ей письме об ответственности за свои поступки, он во всеуслышание объявил о дуэли, на которой погибла Анабелла… Ореллы, например, сдались, как только узнали о дуэли, да и Волберт Даррендорф явно колебался, будучи убеждённым в том, что войну на Нолд навлекла Кристина. Лорд Карпер усмехнулся — это всё придумал он сам, без совета матери. Вызов на дуэль был случайностью, как и то, что Кристина застала Джоната и Анабеллу в таверне. Но перед самим поединком, когда он попытался отговорить жену от участия в нём, она сказала, что от Кристины избавиться необходимо — она может всё испортить, помешав их планам штурма Эори.

Он с трудом высвободил руки из-под плаща, снял перчатки и достал из одной маленький медальон, на котором красовался портрет Анабеллы.

Художник явно постарался, вырисовывая правильные черты девушки. С красотой Анабеллы с портрета сравнялась бы только красота Анабеллы настоящей, будь она живой. Но душа жены Джоната давно переместилась в Навь, а тело похоронено в фамильном склепе Мэлтонов. Именно ей, этой прекрасной рыжеволосой женщине, лорд Карпер и собирался подарить то, что отнял у Коллинзов — ему бы хватило лишь меча да одобрения матери…

— Может, я не смогу бросить весь Нолд к твоим ногам, как и обещал, — вздохнул Джонат, поглаживая портрет пальцами, — но я всё равно удержу его. Ради тебя.

Анабелла с портрета лишь молча улыбалась. Лорд Карпер отдал бы всё, лишь бы увидеть эту улыбку хотя бы ещё раз.

Слёзы не согрели его.

Сделать амулет, наводящий морок, не составило особого труда. Он выглядел как тонкая деревянная пластинка в форме ромба, на которой углём были начерчены руны. Таким же Кристина тогда заморочила отцовских стражников… Она не выпускала амулет из рук, пока они со Штольцем вели небольшой отряд сквозь густой лес к заброшенной калитке. Пробираться по колючей чаще, да ещё и в гору, было тяжело, но ни солдаты, ни Штольц не проронили ни слова возмущения, хотя по виду барона можно было понять, что он недоволен больше всех.

На крепостной стене стояла пара стражников-копейщиков, облачённых в кольчуги, лёгкие полушлемы и сюрко, один с гербом Карпера, другой — Хейли. Кристина подождала, когда они выпустят из поля зрения дверь, и бросила к ней амулет. Оба стражника тут же развернулись и, чеканя шаг, направились в разные стороны. Путь был свободен.

— Морок, — с улыбкой пояснила Кристина, и Штольц кивнул, будто встречался с таким не единожды. Хотя кто знает… — Теперь сюда никто не подойдёт в течение получаса, а то и больше. Эта деревянная пластинка с руной не позволит.

Вокруг Даррендорфа не было рва: относительную защиту обеспечивала густая вечнозелёная чаща и само нахождение замка на высоком холме. Но от карперовских войск не спасло ни первое, ни второе.

Кристина осторожно подошла к калитке и тихо отворила её. Они быстро добрались до башни, из которой можно было попасть в основную часть замка. Девушка боялась, что их заметят, но внутри башни было темно и, кажется, пусто. Что ж, значит, нужно идти.

— Вы бы не лезли первой, миледи, — послышался сзади язвительный голос Штольца. — А то, если с вами что-то случится, я получу от лорда Штейнберга. — И он сделал такое лицо, как будто получит от него что-то, несомненно, хорошее. — Так что дайте-ка я.

Вечно у него это «дайте-ка я». «Я» — его любимое слово. Чувство собственного превосходства барон Хельмут не терял. Павлин. Хорошо хоть не додумался вырядиться во что-нибудь ярко-фиолетовое, что никак не смогло бы помочь с маскировкой в лесу. Кристина вздохнула, наблюдая за тем, как он, юркнув в дверь, исчез в полной темноте.

Она ободряюще кивнула ожидающим позади солдатам, которые с опасением поглядывали на стену. Теперь бояться нечего. Морок — заклинание довольно лёгкое, это не телепатия и не проникновение в чужой разум. Легче только телекинез, наверное. Правда, создание амулета требовало некой сноровки: нужно правильно нарисовать руну и заговорить именно её, а не саму деревянную пластинку. Но у Кристины всегда получалось, получилось и в этот раз.

Штольц вернулся через минуту.

— Всё чисто, — сообщил он, выходя из темноты, и девушка заметила, что он прячет в ножны запачканный кровью меч. — Там был один… Был.

В коридоре, ведущим из этой небольшой башни в главную, действительно оказалось темно хоть глаз выколи, однако вдалеке горел единственный сильно чадящий факел. Под ним валялся труп убитого Штольцем стражника с гербом Карпера на сюрко.

Бросив короткий взгляд на мертвеца, Кристина кивнула Штольцу и солдатам и направилась дальше. Когда-то, множество, великое множество лет назад, она вместе с тогда ещё маленькой Софией убегала из замка, чтобы найти хоть какое-нибудь развлечение, помимо вышивки и чтения глупых баллад о доблестных рыцарях и несчастных дамах. В лесу, который казался им бескрайним зелёным морем, можно было собирать шишки, наблюдать за белками и просто бегать наперегонки, что было гораздо веселее.

Теперь Софии семнадцать, и она уже год как на выданье, но Кристина даже не знала, жива ли девушка сейчас. Поэтому, если не поторопиться, от дома Даррендорфов может остаться лишь призрачное воспоминание.

Все коридоры были знакомы Кристине, и она быстро шла по ним словно по привычке. Одни — тёмные, с мрачными каменными стенами, в других было больше света в основном благодаря небольшим окнам под потолком. Сейчас следует повернуть направо, миновать ещё один коридор, длиннее этого, подняться по светлой мраморной лестнице, и тогда можно будет выйти к спальне Софии.

Они со Штольцем шли чуть впереди от остальных. На повороте им встретились два стражника, судя по их виду, настроенные весьма воинственно. Кристина обнажила меч, барон Хельмут тоже, но люди Карпера были явно готовы к нападению. Размышлять о причинах их осведомлённости (подумаешь, может, просто услышали шум) у девушки не было, поэтому она просто занесла меч. Сталь звякнула о сталь, темноту разрезали искры. Довольно-таки тяжело было сражаться в настоящем бою, не в учебном, и с настоящим врагом, который искренне желал тебе смерти. Но Кристина не отступала, несмотря на молниеносный град ударов, нанесённый ей стражником. Ноги словно вросли в пол, и, отбив очередной удар, она почувствовала, как что-то холодное и острое скользнуло по левой щеке, едва не задев глаз, но не придала этому значения. Тем более, её меч уже проткнул стражника насквозь, без особых трудностей вспоров кольчугу. Всё это произошло буквально за пару мгновений, и путь к лестнице был свободен.

Они быстро взбежали по шершавым ступеням из светло-серого мрамора и увидели небольшой, но просторный полукруглый зал и два коридора по разные стороны от него.

— Возьмите половину людей и идите к воротам. Сейчас налево, там будет ещё одна лестница, спуститесь по ней и окажетесь на месте. И, если будет возможность, проверьте покои барона Даррендорфа по пути, его кабинет в конце коридора у лестницы. И возвращайтесь, если получится.

Девушку несказанно удивило, что барон Хельмут без каких-либо возражений исполнил её даже не приказ, а просьбу. Она же, повернув направо, подкралась к дубовой двери, ведущей в комнату Софии, и дёрнула за бронзовую ручку. Заперто. Но значит ли это, что София в безопасности?

Она бросила сосредоточенный взгляд на дверь, и та с грохотом вылетела из петель. Кристина ворвалась в комнату, дрожащей рукой сжимая внезапно потяжелевший от очередной отнятой жизни меч.

В комнате было только двое: насмерть перепуганная София Даррендорф и незнакомый Кристине высокий крепкий человек. Причём этот человек одной рукой грубо сжимал тонкое плечо Софии, а другой держал острый блестящий кинжал, приставленный к её горлу. Было ясно, что схватил он девушку только что, но движением резким и уверенным, словно знал, что в комнате скоро появятся нежданные гости.

Кристине показалось, что её сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Она понимала: один неверный шаг — и София мертва. Незнакомец кровожадно улыбался, и девушка осознала, что ошиблась. София мертва в любом случае, и неверный шаг лишь ускорит её смерть. О девятый круг преисподней, что же делать?

— Пойдите прочь, — тихо приказала она сопровождавшим её солдатам. — Пусть четверо станут у дверей с охраной.

Возможно, приказ не такой бессмысленный, мелькнуло в голове у девушки. Остальные-то пойдут сражаться, уничтожая захватчиков изнутри, и это только ускорит освобождение замка.

А запугать этого человека ей в любом случае не удастся, так не лучше ли переговорить с ним с глазу на глаз? Когда всё было исполнено и в комнате остались лишь они с незнакомцем, Кристина повернулась к нему лицом и тихо, но властно потребовала:

— Отпусти её.

Как будто он правда её отпустит…

Человек покосился на обагрённый кровью клинок Праведного и оскалился, обнажив жёлтые ровные зубы.

— Ты же баба. — На его лице читалось удивление вперемешку с пренебрежительной насмешкой. Он сильнее сжал руку Софии, да так, что она вскрикнула, и приблизил кинжал к её горлу. — Ты ничего мне не сделаешь. Можешь махать этой железякой дальше, но только попробуй приблизиться ко мне… — Он многозначительно замолчал, давая понять, что будет, если Кристина нападёт.

Девушка оглядела его — ничего примечательного во внешности мужчины не было. На вид не больше тридцати, лицо злобное, каштановые волосы спутаны. И одет просто: чёрный камзол поверх коричневой мешковатой рубашки, плаща нет, сапоги из старой, потрескавшейся кожи.

— Мой тебе совет, — продолжил он, — собирай своих людей и уводи отсюда. Возвращайся в Бьёльн или иди дальше к Эори, чтоб тебя лорд Карпер разбил, мне всё равно. Главное, проваливай отсюда. И девчонка не пострадает.

— Ты не можешь этого обещать, — брезгливо бросила Кристина, подавшись чуть вправо. Мужчина, словно отражение, тоже сделал шаг вправо. — Как только я уйду, ты убьёшь их всех.

— Не всех, — хищно улыбнулся он. — Лорд Карпер обещал мне этот замок, если я удержу его. Тогда я женюсь на девчонке, — он сильнее сжал плечо Софии, — и стану бароном. Ты же сама понимаешь: старый барон и его сын всё равно не жильцы.

— Что с ними? — с отчаянием в голосе выкрикнула София.

Кристина испугалась, что головорез вопреки своим словам тут же убьёт девушку, но всё обошлось. Он лишь снова усмехнулся, сдавленно хохотнул и уже сам, первый сделал шаг вправо. Кристина — за ним.

— В порядке. Пока.

Леди Коллинз казалось, что стук её сердца заглушает остальные звуки, и старалась гнать прочь столь мешающие сейчас страх и волнение. Она слышала далекий шум битвы — судя по всему, Штольц уже открыл ворота и замок был почти взят. А этот мерзавец, потерявший карперовскую подачку, теперь наверняка способен на любое преступление, лишь бы сорвать на ком-нибудь злость.

— Как же ты на ней женишься, если собрался убить? — усмехнулась Кристина. — Ты блефуешь, это же очевидно.

— Ты тоже, — вкрадчиво парировал он. — Но мне-то ничего не будет, если я прикончу её, а вот тебе… Так что уходи-ка ты отсюда. Всё равно ничего не добьёшься. Этот замок мой, поняла? Мой!

И как он не догадывается, что уже поздно?..

Речь выдавала в нём если не простолюдина, то попросту неотёсанного грубого человека, и Кристина брезгливо поморщилась. Она снова двинулась вправо, они с мужчиной уже практически поменялись местами. До этого он стоял спиной к большому окну, завешенному светлыми шторами, а лицом — к двери, теперь же стало почти наоборот. Видеть дверь Кристине было важно — Штольц может вот-вот вернуться. Именно поэтому она и затеяла этот танец, постоянно двигаясь вправо, а человек, угрожающий Софии смертью, видимо, просто не хотел выпускать леди Коллинз из поля зрения. Что ж, теперь нужно сделать так, чтобы он не видел дверь вообще.

— Карпер обещал тебе это, да? — усмехнулась Кристина. — Он соврал. Он постоянно врёт.

— Нет уж, — скривился в гадкой ухмылке мужчина. — Если бы не лорд Карпер, я бы никогда не получил того, что вскоре получу. А ты вообще должна быть мертва.

Кристина обеспокоенно взглянула на Софию. На лице девушки читался отчаянный страх, плескавшийся в глазах и заставляющий трепетать её ресницы. Бедная… И она-то точно всего этого не заслужила. Нужно как-то её вызволить, но как?

— Лорд Карпер, конечно, говорил, что ты… — Он наигранно замялся. — Что ты не слишком умная. Но затеять всё это… Ради чего? Радовалась бы хотя бы тому, что он не убил тебя. Неблагодарная дура.

Девушка снова сделала шаг вправо, не говоря ни слова, но он, кажется, разгадал её замысел и резко повернул голову к двери.

Всё переменилось в одно мгновение. Кристина не успела моргнуть, как увидела торчащую из глаза мерзавца изогнутую рукоять ножа. Он продолжал стоять, уже не сдерживая Софию, ещё где-то пару секунд, словно пытаясь осознать произошедшее, а потом тяжело рухнул на пол и выронил свой кинжал.

Кристина успела поймать Софию, буквально упавшую ей в объятия. Девушка то ли сдавленно рыдала, то ли пыталась привести в порядок дыхание. Кристина бросила меч в ножны, зубами стянула с руки кожаную перчатку и, поглаживая Софию по голове, обернулась к двери.

В проёме стоял буквально сияющий улыбкой Штольц.

— Не благодарите, — хохотнул он и направился к трупу. Чуть наклонился, но рукой трогать не стал: перевернул мертвеца пинком. — Бастард барона Хейли. Ну конечно, только такой сброд, как он, и мог пойти за Карпером.

— Вы его знаете? — удивилась Кристина, обнимая плачущую девушку.

— Конечно. Что ж, сир бастард, будьте добры, верните мой нож…

Леди Коллинз предпочла не наблюдать за тем, как Штольц извлекал изящный метательный ножичек из наполненной кровавой кашей глазницы. Вместо этого она несильно сжала вздрагивающие плечи Софии, заставила её отстраниться и заглянула ей в глаза.

— Ты не ранена? — спросила Кристина взволнованно. — Они не трогали тебя?

— Меня — нет… — пролепетала София, сжимая белыми пальцами обхваченное стальным наручем запястье леди Коллинз. — Только служанок.

Если врёт… Дела будут плохи, если врёт. Изнасилование — худшее преступление из всех, что существуют на свете, оправиться после которого почти невозможно. К тому же, на обесчещенную каким-то бастардом девушку могли наложить клеймо позора, несмотря на то, что она ни в чём не была виновата. Кристина бросила короткий взгляд на кровать в углу — заправлена, слава Богу… Да и платье Софии из тонкой розовой шерсти тоже выглядело целым и аккуратным. Может, и не врёт.

— У тебя кровь… — сказала Кристина, заметив на виске девушки красные мазки.

— Это ваша.

Она коснулась скулы, где почему-то всё ещё горела боль. Кожа оказалась липкой, а когда Кристина поднесла пальцы к глазам, то увидела, что кончики стали красными. Но это ничего, это не страшно… Главное, что София цела.

— Мне нужно к отцу. — Голос девушки вдруг приобрёл твёрдость и уверенность, несмотря на то, что из её глаз всё ещё текли слёзы.

— Мне жаль, баронесса, — раздался вдруг сдавленный голос Штольца, вытирающего нож краем своего плаща. Тёмная сталь его латного ворота тускло блеснула в свете льющегося из окна утреннего солнца. — Мне жаль, но барон Даррендорф убит.

Кристина готова была отдать всё, лишь бы не видеть остекленевшего взгляда Софии. Она даже не заплакала, а просто замерла, будто её вмиг парализовало. Леди Коллинз бросила на Штольца уничижительный взгляд и вдруг обнаружила, что тот не улыбался и смотрел на молодую баронессу как будто с сочувствием.

Глава 9

В покоях, предоставленных Кристине в Даррендорфе, пахло свежестью. Благо, это была не та комната, где девушка жила, будучи замужем. Здесь окна выходили на лес, а не скучный внутренний двор. Здесь было светлее и уютнее. И здесь стояли в вазочке у небольшого зеркала последние летние цветы, почти не источающие запаха, но просто радующие своим видом.

Натали обмакнула пальцы в тёмно-зелёную густую мазь и поднесла их к щеке Кристины. Та поморщилась.

— Больно? — улыбнулась служанка. — Уж потерпите, миледи. Ради вашей красоты.

Небольшая царапина на скуле вряд ли как-то могла помешать этой самой красоте, наличие которой вообще было весьма сомнительным, но Кристина не стала об этом говорить. Идёт война, и думать о внешности некогда, но рану залечить всё равно нужно, а то ещё воспалится…

— Эту мазь меня бабушка варить научила, — рассказывала Натали, тщательно растирая снадобье по скуле. Прикосновения её пальцев напоминали касания лёгких капель тёплого летнего дождя. — Раны заживляет почти моментально. Я для неё столько трав собрала… В Бьёльне-то кругом камни да горы, а тут всё: и чистолист, и потропник…[3]

Кристина честно пыталась запомнить названия бесчисленных трав, входящих в состав мази, — это могло ей ещё пригодиться. Но в памяти почему-то ничего не откладывалось. Всё, что занимало её мысли, — лунная кровь, которая пошла ночью, испачкала простыню и заставила низ живота постоянно ныть от навязчивой тягучей боли. О девять кругов ада, как же не вовремя… Крови не было с тех пор, как Кристина уехала из Эори. Сначала это беспокоило её, а потом она забыла. Меньше проблем, честное слово…

— А есть какие-нибудь травы от боли во время… — Кристина запнулась, — женского недомогания?

Ответить Натали не успела — в дверь постучали. Служанка, вытирая руки о фартук, бросилась открывать.

Пришла София Даррендорф. На девушке было чёрное бархатное платье без украшений и вышивок, медно-рыжие распущенные волосы покрыты тонкой траурной накидкой. В руках она сжимала носовой платок, изредка поднося его к лицу.

Кристина, поправляя поясок халата, встала, на что София присела в реверансе и учтиво, но тихо произнесла:

— Вы прекрасно выглядите, миледи.

Кристина бросила короткий взгляд на своё отражение в зеркале и хмыкнула. Да уж, прекрасно… Кожа бледная до серости, вся левая скула в мази, сквозь тонкий слой которой видна свежая розовая царапина, неровно отросшие волосы растрёпаны, к тому же, сама она похудела и осунулась, став похожей больше на мальчишку, нежели на двадцатичетырёхлетнюю девушку, побывавшую замужем.

А вот София — стройная, высокая, статная, но без надменности. Рыжие локоны спускаются до тонкой изящной талии, большие зелёные глаза смотрят всегда так кротко и внимательно, мягкие черты лица чуть тронуты румянцем. Она выросла в настоящую красавицу, и это, помимо всего прочего, делало её завидной невестой.

— Присаживайся, — улыбнулась Кристина и, только дождавшись, когда сядет София, опустилась в кресло. — Как ты?

Глупый вопрос, конечно, но немного элементарной вежливости сейчас не помешает. К тому же, София явно старалась всем видом показать, что в жалости и сострадании не нуждается. Хотя на самом деле, разумеется, всё было не так. Кристине это не нравилось: ясно же, что девушка едва держится.

Она её понимала: София столкнулась почти с тем же, с чем столкнулась сама леди Коллинз. Но у неё, помимо всего прочего, на руках был четырёхлетний брат.

— Спасибо, всё хорошо. — Девушка попыталась улыбнуться. — Миледи, я хотела предложить вам… — Она запнулась, но, поймав заинтересованный взгляд Кристины, продолжила неуверенным голосом, то и дело запинаясь и делая паузы, чтобы подобрать слова: — Моему брату четыре года, а я не имею прав на замок: он наследует вперёд меня…

— Тебе не кажется, что это несправедливо? — как бы невзначай заметила Кристина.

— Я… я не знаю, — отозвалась София. — Но я… Я бы хотела предложить вам вернуть титул баронессы Даррендорф и стать регентшей. Хотя бы на время.

Кристина усмехнулась, чувствуя, как её волос касается расчёска. Она ждала такого предложения Софии, и ответ у неё уже был готов.

— Прости, но я, пожалуй, откажусь. Когда мы отвоюем Эори, Нолду понадобится его властительница. К тому же, я уверена, что с обязанностями регентши ты сама справишься прекрасно.

София растерялась. Видимо, была уверена, что Кристина согласится.

— Первое время, конечно, будет тяжело, но ты привыкнешь, — продолжила Кристина. — Ты же умница, уверена, тебе хватит сил. А потом замуж выйдешь, тогда тем более будешь под защитой мужа.

— Замуж? — переспросила удивлённо София, словно не зная значения этого слова, и подняла на Кристину глаза, полные изумления.

— Да, — подтвердила та. — Тебя это так удивляет? Я даже примерно представляю, за кого ты могла бы выйти.

Кристина правда думала над этим; после слов бастарда Хейли о том, что он намерен жениться на Софии, девушка поняла, что титул барона Даррендорфа сейчас — лакомый кусочек для всяких мерзавцев, подобных бастарду. Но настоящий барон Даррендорф — маленький Роэль, и до тех пор, пока он подрастёт, ему нужны будут наставники в лице Софии и её мужа. Поэтому молодую баронессу следует выдать за достойного во всех смыслах человека.

— Например, за среднего сына барона Эдита, Оскара. — Кристина поморщилась — Натали слишком резко провела расчёской, острый зубец задел кожу. — Он, несомненно, достойный и верный человек. Тебе будет лучше с ним, нежели одной.

София наклонила голову и вздохнула. Ей семнадцать, и девичьи грёзы наверняка ещё не оставили её мыслей. Какая девушка в её возрасте не мечтает выйти замуж только по любви? Кристине не хотелось рушить её надежд, и она произнесла:

— Я не принуждаю тебя. Это твоё право, ты можешь сама выбрать, за кого тебе выйти и выйти ли вообще. Я просто советую.

— Я понимаю… — Пролепетала София, опуская глаза. Носовой платок она скатала в комочек и сжала в кулачке. Кристина заметила неё указательном пальце тонкое серебряное кольцо с маленьким фиолетовым камешком. — У меня есть время подумать?

— Разумеется, я тебя не тороплю.

Кристине вдруг показалось, что она слишком холодна и строга с девушкой. Не стоило, пожалуй. Всё-таки не была ли она сама такой когда-то: испуганной, неуверенной, не очень понимающей, что от неё хотят?

— Ты не должна ничего бояться. — Леди Коллинз подалась вперёд, заглядывая Софии в глаза. — Мы оставим в твоём замке большой отряд вооружённых и хорошо защищённых людей — на всякий случай. А когда закончится война… — Нет, не так. Вряд ли эти слова могут обнадёжить — война-то закончится, но в чью пользу развернутся дальнейшие события? — Когда мы победим, всё будет совсем хорошо.

Кристина улыбнулась, касаясь пальцами руки девушки. Та тоже попыталась улыбнуться, но получилось у неё неважно.

— Кстати, как Роэль? — спросила Кристина.

— Более-менее в порядке. — София облегчённо выдохнула, как будто разговор о свадьбе её тяготил, а смена темы безоговорочно обрадовала. — Во время штурма он где-то спрятался, в шкафу или сундуке — так и не сказал точно. — Она сдавленно улыбнулась.

Когда София ушла, Натали принялась помогать Кристине переодеваться, при этом не забывая рассказывать, какие травы от боли во время женского недомогания лучше оттапливать, а какие мелко нарезать и принимать прямо так, свежими.

— А ты, Натали, — вдруг спросила девушка, — не хотела бы выйти замуж?

Служанка улыбнулась, опуская глаза, но её ладони продолжали разглаживать складки на платье Кристины.

— Ну, может, после войны, когда вы… Когда вы замок вернёте.

— А раньше, до того, как всё это началось? Неужели не было никого, кто мог бы покорить твоё сердце? — Если бы Кристина умела подмигивать, то непременно бы подмигнула, а так пришлось обойтись короткой ухмылкой.

— Раньше-то я бы с радостью, — пожала плечами Натали и запнулась, но, поймав вопросительный взгляд Кристины, сглотнула и продолжила: — Да вот только… Право господина ведь…

Кристина понимающе кивнула. В Драффарии правом господина пользовались издревле, даже отец им не пренебрегал. При этом девушка была уверена, что бастардов у него не было — она бы точно знала о них. Однако многим этот закон не мешал выходить замуж и жениться.

— Миледи, а когда вы отвоюете Эори, то пойдёте замуж? — спросила Натали, некрепко затягивая шнуровки на платье госпожи.

— Не знаю, — пожала плечами Кристина и, вздохнув, улыбнулась. Простой, казалось бы, вопрос неожиданно для неё самой вогнал её в краску.

Теперь она сама имеет право выбрать того, с кем захочет связаться узами брака, но принять решение будет не так легко, как кажется на первый взгляд. Положение обязывало её как можно скорее выйти замуж: Нолду был нужен наследник. Отец так и не обзавёлся наследником мужского пола по её, Кристины, вине, и теперь девушка на чём свет стоит ругала себя за это. Может, будь у неё брат, ей было бы легче…

Когда лорд Джеймс решил жениться во второй раз, Кристине было тринадцать, и она уже вполне осознала себя в качестве единственной наследницы Нолда. Ход её мыслей был прост: новая леди Коллинз непременно родит сына, а мальчик всегда наследует вперёд девочки. Кристине не слишком-то хотелось, чтобы сын какой-то посторонней женщины становился наследником, и она всеми силами постаралась отговорить отца от помолвки. Получилось — в первый раз, во второй, в третий… А потом лорд Джеймс даже пытаться перестал. Тогда девушка считала свои действия изощрёнными интригами в борьбе за власть, в которых был продуман каждый ход. Но теперь, много лет спустя, поняла, насколько была глупа.

Придётся расхлёбывать. Придётся выходить замуж, как бы ей не претила эта перспектива. Но становилось смешно, когда она представляла себя в роли жены и, прости, Господи, матери. К тому же, Кристина понимала, что брак, особенно по расчёту, чаще всего подразумевает под собой полное отсутствие свободы, и это было ей не по душе. Да и не в том она теперь возрасте, чтобы грезить о великой любви, непременно взаимной. Нужно думать в первую очередь о своей земле и её будущем, а уже потом — о себе самой и своём личном счастье. «Истинный по своей натуре правитель счастлив лишь тогда, когда счастливы его подданные», — говаривал отец, и Кристина старалась придерживаться этих слов.

Но Натали такой ответ явно не устроит.

— Не знаю, — повторила Кристина и, заговорщически улыбнувшись, добавила: — Наверное, пока нет.

Несмотря на обилие людей, в главном зале было тихо. Слышался лишь звон посуды, журчание разливаемого вина и редкие перешептывания. И если ниже соли ещё можно было наблюдать какое-то оживление, то на помосте царил истинный траур.

София не поднимала лица, невидящим взглядом смотря в тарелку, но так ничего и не съела: просто ковыряла проперченные куриные крылышки двузубой вилкой. Младшего брата молодой баронессы на тризне по барону Волберту не было, поэтому высокое хозяйское место занимала сама София. Кристина сидела по правую руку от неё, лорд Штейнберг — по левую.

Девушка дала знак налить ей вина. Опьянеть ей, конечно, не хотелось, но вина разливали анекрские и даже южношингстенские — видимо, остатки запасов оккупантов Даррендорфа, большинство из которых уже болталось на виселицах во внутреннем дворе. Поэтому Кристина не смогла удержаться и осушила кубок залпом. Все слова о покойном давно были сказаны, все молитвы вознесены, и порция вина, выпитая леди Коллинз, была не первой.

Кристина окинула помещение взглядом. Она бывала здесь и раньше, однако родным зал ей не казался. Он был небольшим — в Эори главный чертог раза в два больше. Под низким потолком висела тяжёлая медная люстра, из всех свечных ячеек на ней занято от силы три четверти. На каменных шероховатых стенах — полотна с разнообразными гербами, на полу — свежий тростник. Большой очаг жарко пылал, факелы чадили, а люди скорбно молчали.

— Миледи, — неожиданно позвала София тихим сипловатым голосом. — Я подумала над вашим предложением…

— Так быстро? — удивилась Кристина. Она ждала ответа от молодой баронессы самое раннее — после окончания войны.

— Да, а чего ждать? — сдержанно усмехнулась София, отрезая маленький кусок курицы.

Кристина почувствовала прилив облегчения: эта усмешка явно далась девушке легче, чем все предыдущие. На похоронах она вела себя вполне сдержано и пролила ровно столько слёз, сколько того требовал этикет. Леди Коллинз стало жаль её ещё больше, чем прежде.

— Просто понимаете… — Баронесса отложила нож и вилку, потянулась к своему наполовину наполненному кубку, но вдруг отдёрнула руку. — Я всю жизнь хотела выйти замуж…

— По любви? — догадалась Кристина. — Знаешь, отчасти я тебя понимаю. Не ошибусь, пожалуй, если скажу, что каждая девушка хоть раз в своей жизни мечтала о любви, о доблестном рыцаре, который…

— А барон Хельмут ведь рыцарь? — зачем-то поинтересовалась София, и её бледные осунувшиеся щёки тронул слабый румянец. Штольц сидел на самом краю стола, и девушка иногда поглядывала на него, он же ловил её взгляды и улыбался, как деревенский дурень.

— Разумеется, — улыбнулась леди Коллинз и, стараясь скрыть своё недоумение, отпила ещё вина. София хотела было последовать её примеру, но снова передумала. — Почему тебя это интересует?

Штольц, конечно, проявил себя как настоящий герой (Кристина едва не поперхнулась вином, осознав, что никогда бы так не подумала раньше), но упаси Бог влюбиться в такого самовлюблённого гордеца, который, помимо всего прочего, не брезгует лагерными девками и считает своим долгом поспорить даже с самим Господом и при этом выиграть спор.

— Ну… Ведь это же он меня спас от Эйкина… От хейлинского бастарда.

— Мы, кажется, не об этом говорили, — легко усмехнулась Кристина. — Я в твоём возрасте тоже мечтала о любви, но в итоге меня постигло лишь разочарование. Твой дядя, барон Маттиас, был намного старше меня, когда я вышла за него. Помню, как мне было страшно, больно и…

Девушка запнулась. С одной стороны, мысли об её покойном муже не вызывали в ней ничего, кроме уважения к барону Даррендорфу: он всегда был добр с ней, не относился к ней как к ребёнку или хуже того — посудомойке или даже шлюхе, хотя она слышала, что некоторые мужья бывают именно такого мнения о своих молодых жёнах. Но с другой… Кристина вспомнила день своей свадьбы. Вспомнила, как она шла по холодной, тёмной (или это ей просто казалось?) замковой церкви Эори, чувствуя, как ложатся ей под ноги осколки всех её девичьих грёз. Это всё портило.

— Но ты не бойся, — Кристина попробовала улыбнуться ободряюще, — Оскару всего двадцать шесть, у вас всё будет совсем по-другому.

— Я надеюсь… — пролепетала София, вздыхая.

Да уж, не стоило ей этого говорить. Не стоило разочаровывать. Судя по лицу молодой баронессы, она приняла своё грядущее замужество как неизбежную и незавидную участь, хотя Кристина дала ей право выбора. Всё-таки замужем ей будет лучше. Безопаснее, в конце концов. Маленький глава дома, каковым и являлся Роэль, — настоящее проклятие, и Софии придётся нелегко. Поэтому ей и Роэлю нужен защитник, особенно в столь нелёгкие времена. Девушка должна это понимать.

Кристина взглянула на Софию. Та выглядела усталой и буквально убитой горем, но, видимо, держалась изо всех сил: хрупкие ладони сжаты в кулаки, челюсти стиснуты, взгляд упрямо устремлён в одну точку. Видно было, что ей не хотелось тут находиться, но этикет требовал, чтобы хозяйка оставалась в зале, пока все гости не разойдутся. Тем временем за окнами стемнело, в помещении становилось прохладнее, да и количество присутствующих всё уменьшалось и уменьшалось.

Кристина отпила ещё вина, откусила немного мяса и тихим голосом предложила:

— Может, тебе стоит поспать? Когда ты последний раз нормально отдыхала?

София смутилась и отвела взгляд.

— Ещё до прихода завоевателей, верно? — продолжала расспросы Кристина. — Иди, отдыхай. Я могу занять твоё место.

— Правда? — В голосе девушки зазвенело нечто, напоминающее радость. — Тогда я… я, наверное, схожу к брату. Он никого, кроме меня, видеть не хочет… Доброй ночи.

Она раскланялась, сначала Кристине, затем лорду Штейнбергу, и выскользнула из зала. Леди Коллинз увидела, что курица на тарелке молодой баронессы так и осталась нетронутой, и велела отнести ужин в спальню Софии. Затем она пересела на её высокое место, давая слуге знак снова наполнить кубок.

Вино, крепкое, неразбавленное, позволяло ей смотреть на вещи проще. Иногда даже с его помощью можно было ненадолго забыться и заглушить болезненные мысли и воспоминания. Воспоминания о том, что она и только она виновна в смерти отца. Что повела себя крайне неразумно, вызвав Анабеллу на дуэль и убив её. Что была недостойной дочерью и совершенно не готовой к правлению глупой девчонкой. Эти мысли резали разум и душу, словно острое лезвие меча, но, тем не менее, они были правдивы. В конце концов, зачем обманываться и убеждать саму себя в том, что во всём виноват кто угодно, кроме тебя?..

Кристина бросила взгляд на узкое окно, открывавшее вид на весьма неприглядный пейзаж: серая унылая пелена косого дождя, вспышки молний и разлетающиеся на ветру сухие листья.

— Теперь мы нескоро отсюда выберемся, — буркнула она недовольным тоном.

Хотя, наверное, это даже хорошо. Всё шло слишком благополучно, победа следовала за победой, и Кристину это пугало. Обычно после столь долгого везения случалось что-то ужасное, как посреди тёплого солнечного дня обычно взрывается сполохами молний и раскатами грома гроза. А если они опоздают? Если она всё-таки никого не сможет защитить?

Настроение резко упало, и Кристина, больно прикусив верхнюю губу, поделилась своими мыслями с лордом Штейнбергом. Он лишь улыбнулся в ответ завораживающей лёгкой улыбкой.

— Тебе нечего бояться, — сказал он и как-то странно на неё посмотрел. — Позволь мне взять на себя всю ответственность за грядущие неудачи, если они, конечно, будут.

— Вы слишком самонадеянный, — смущённо заметила Кристина, стараясь не ловить его взгляд.

— Нет. Следует различать самоуверенность и самонадеянность. Я именно самоуверен, и ничего плохого в этом не вижу.

Пока девушка размышляла над этим, он легонько сжал её пальцы. Кристина вздрогнула, будто от холода. Это внезапное прикосновение заставило её сердце забиться чуть быстрее, а чувства — взволноваться, забурлить. Но что-то в уверенном спокойствии слов Генриха заставляло ему верить. В конце концов, что может пойти не так? Пару часов назад пришло письмо из Эдита, Оскар писал, что взятие замка прошло весьма успешно и скоро, уладив все дела и решив все проблемы, он повернёт к Эори. Теперь Карпер значительно ослаблен, и это даёт надежду.

Поток размеренных мыслей Кристины разорвала одна, острая и резкая, как боль от удара меча.

— От моего дяди всё ещё нет вестей? — спросила она сдавленным голосом, освобождая руку.

— Никаких, — покачал головой лорд Штейнберг, вертя в пальцах серебряную двузубую вилку, на которой плясали блеклые блики. — Но мы продолжаем его искать.

— Да уж, — ухмыльнулась девушка и посмотрела на свой опустевший кубок. — Если бы я умерла, он бы примчался тут же, я уверена.

— Или примчится, когда закончится война, — согласился Генрих, никак не желая оставлять вилку в покое, и легко усмехнулся. — Обычно так и бывает.

— Но он сам отказался от своих прав на Эори, — задумалась Кристина, насторожившись. «Обычно так и бывает…» Обычно? — Думаете, он захочет восстановить их в случае, если я…

Она не договорила. Не хотелось верить в то, что дядя может быть настолько лицемерным. Неужели ему правда всё равно? Плевать на смерть родного брата и опалу племянницы? Плевать на то, что замок, в котором он родился и вырос, занят захватчиками?

Но осознание этих фактов пугало не так сильно. Страшнее было то, что Джойс Коллинз мог вернуться сразу после смерти племянницы и заявить свои права на Нолд, воспользовавшись положением. Это — настоящее коварство, при мысли о котором Кристине стало жутко. Ну не может он так поступить, не может…

— Не беспокойся о нём, — прервал её невесёлые мысли лорд Штейнберг, поднося вилку ближе к глазам и вглядываясь в неё, словно надеялся что-то в ней разглядеть. — Мало ли какие у него могут быть неотложные дела…

Да уж, у наёмника дел определённо много. Но что может быть важнее семьи? Важнее долга? Важнее дома? Для Кристины — ничего. Для Джойса Коллинза, видимо, — всё.

За уходящей армией София наблюдала с просторного открытого балкона. День был свежим, приятный ветерок едва заметно шевелил верхушки елей, а с бледно-серого неба перепархивал лёгкий тёплый дождь. Поэтому девушка надела простое тонкое платье из чёрного бархата с меховой оторочкой на рукавах и подоле. Правда, для грядущей встречи с женихом стоит выбрать наряд получше.

Впрочем, не это сейчас занимало все мысли девушки: свадьба её пока волновала не так сильно, хотя всё равно на сердце было неспокойно почти до дрожи. Но больше всего Софию пугало вовсе не замужество.

Война.

Она ушла из Даррендорфа, но не покинула Нолд, и до тех пор, пока враг не будет побеждён, София не должна оставаться в стороне. Леди Кристина, конечно, делает всё, что может, но даже она не в силах со всем справиться. Нужно ей помочь.

София с содроганием вспоминала те ужасные дни, когда их замок находился в оккупации. Когда чуть ли не каждый день умирал тот, кто был ей так или иначе дорог — и, в конце концов, отец… Когда она пережила столько боли и унижения, сколько никогда не переживала за всю жизнь. Для неё теперь это в прошлом, но для других…

София просто хотела, чтобы всё поскорее закончилось.

В воздухе вспорхнул холодный осенний ветер, принесший с собой дыхание севера. София почувствовала, что зябнет. Она вздохнула и покинула балкон, стараясь ступать тихо, словно боялась кого-то разбудить.

Её комната казалась ей даже не пустой, а опустевшей, но в хорошем смысле: раньше за Софией всё время кто-то следил, и побыть одной не удавалось. К тому же, постоянно существовала угроза быть избитой или изнасилованной. А когда появлялся Эйкин, или, как его тут называли, хейлинский бастард, ей попросту хотелось убежать, спрятаться и ни за что не попадаться ему на глаза. Девушка до сих пор не могла забыть, как он, напившись, грозился взять её силой прямо на глазах Роэля и отца, как безнаказанно давал ей пощёчины, с гаденькой улыбкой называя её своей маленькой жёнушкой…

Помимо всего прочего, он постоянно советовал отцу наконец подчиниться и признать Карпера своим лордом. Барон Волберт уже был близок к этому: он ругал леди Кристину последними словами, уверенный, что в войне виновата она. София же считала, что её попросту подставили, но отец не слушал, а Эйкин продолжал нашёптывать ему свои ужасные советы. Девушка всем своим существом желала бастарду самой мучительной смерти, иногда она даже подумывала о том, чтобы попытаться вогнать ему заколку в шею или глаз… Но барон Штольц исполнил её мечту раньше, чем она успела что-либо предпринять.

Мысль о бароне Штольце заставила Софию почувствовать приятное тепло, волной разливающееся по сердцу. Она вспомнила день, когда хоронили отца, точнее, утро того дня — серое, холодное, ненастное. Она тогда сидела у окна, глядя на небо, которое медленно заволакивало тучами, и не думала, казалось, ни о чём. Девушка не представляла, как ей жить дальше: отец был её единственной защитой и опорой, несмотря ни на что, она любила и уважала его, и боль потери разъедала сердце — медленно и мучительно. Внезапно в дверь постучали, и София позволила войти, но таким тихим голосом, что вряд ли её услышали.

Когда на пороге появился барон Хельмут, она едва не подпрыгнула от неожиданности. Леди Кристина, судя по всему, относилась к нему с подозрением и неприязнью, вряд ли бы она одобрила его визит. А София… София не знала, что чувствовала.

Он тихим, но твёрдым голосом выразил свои соболезнования и, когда она сдержанно его поблагодарила, сказал:

— И простите, что тогда был вынужден сообщить вам о… о вашем отце.

— Но ведь кто-то же должен был это сделать, — пожала плечами София, не поднимая глаз. Она чувствовала, как дрожат её руки, и сцепила пальцы в замок. Потом она решилась задать вопрос, волнующий её больше остальных: — А вы видели, кто его убил?

— Нет, — покачал головой барон Хельмут. — Но, уверен, этот человек уже мёртв.

— Да, только мне от этого не легче, — выпалила София, ощущая горячие слёзы, подступающие к глазам.

Она так и не решилась посмотреть на него, но услышала, как барон Хельмут сделал пару шагов вперёд, приближаясь к ней. Оставалось надеяться, что он не заметит, как она дрожит и едва ли не рыдает.

— Возьмите, пожалуйста, — сказал он вдруг.

София резко подняла голову и тут же одёрнула себя: её глаза были красными и наверняка опухшими после целой ночи слёз, и он не мог этого не увидеть. Уже потом она заметила на раскрытой ладони барона Хельмута маленькое серебряное кольцо с фиолетовым камешком — аметистом, кажется.

— З-зачем? — пролепетала девушка, не придумав ответа лучше. Кольца просто так не дарят…

— Чтобы хоть немного вас порадовать, — сдержанно улыбнулся барон Хельмут. Когда она всё-таки забрала кольцо, он тут же повернул к двери, бросив лишь на прощание скупое: — До встречи.

Это воспоминание немного сгладило её не слишком-то приятные мысли, но вместе с тем вызвало волну тревоги. Всё-таки впереди по меньшей мере ещё одна битва, и всякое возможно… Нет, лучше не думать об этом.

Да и не до раздумий сейчас. София бросила мимолётный взгляд на кольцо, красующееся на указательном пальце, и села за туалетный столик, но в зеркало даже не взглянула. Отодвинула ящичек стола — внутри с недавних пор хранились не гребни, зеркальца и ленты, а пергаменты, чернила и перья. Немного не то, что положено обязательно иметь юным девушкам… Правда, на кровати сиротливо лежала вышивка — София всё-таки не забывала шить себе приданое. Сейчас она пыталась вышить жасмин и левкои на белом мягком полотенце, но ей всё время казалось, что стежки неровные, цвета не сочетаются, а узор не вырисовывается, и она бросала дело на полпути.

Вот и сейчас девушка лишь одарила работу коротким взглядом, доставая из ящичка белое гусиное перо, тонкий пергамент и чернильницу. Не все войны выигрываются сталью. София, конечно, мало что смыслила в политике и стратегии, но зато она хорошо умела просить. Ещё в детстве, если ей приглянулась какая-то безделушка вроде дешёвых серёжек или совершенно безвкусной накидки, она делала всё, чтобы заполучить это. Умоляла, упрашивала, при этом не забывая лить слёзы и убеждать, как ей эта вещь нужна. Но никогда не требовала и не приказывала — помогали настойчивые просьбы и реки пролитых слёз.

Лишь Эйкина Хейли просьбы не трогали, но теперь он мёртв и, казалось, София вполне может выдохнуть с облегчением. Но нет, сначала нужно сделать одно дело… Дело, которого леди Кристина явно не одобрит. Может, потом она поймёт, насколько это важно, и оценит… София знала, что она доверяет ей, поэтому и решилась на это. Однажды Кристина уже доверила ей один свой секрет: Софии было тринадцать, и она случайно узнала, что леди Коллинз, точнее, тогда ещё баронесса Даррендорф использует заклинание отворота для своего мужа. Девочка поклялась молчать, за что получила пару изумрудных серёжек — чтоб подчёркивали цвет глаз.

Прошло много лет, но София всё ещё ощущала то доверие, которое леди Коллинз испытывала к ней. Тогда она не подвела, не подведёт и сейчас.

Разложив на столике пергамент, София обмакнула перо в чернила и аккуратно вывела: «Его Величеству, верховному лорду и королю Драффарии Фернанду II…»

Глава 10

Оскар с большим отрядом из Эдита вернулся в полдень. Кристина в это время сидела прямо на земле у своего шатра, до боли в пальцах сжимая ставший ненужным оселок, и смотрела на возвышающиеся вдалеке шпили башен Эори. Стояло полное безветрие, и флаг с гербом Карперов на этих шпилях казался мокрой тряпкой. Что ж, недолго ему осталось там висеть.

Было странно видеть родной дом — такой близкий и такой далёкий… Кристина от себя самой ожидала совсем другой реакции: сейчас она просто молча смотрела на тонкие башни, хотя раньше думала, что будет испытывать что-то более гнетущее и болезненное, чем это непонятное, пугающее спокойствие. В голове было пронзительно пусто — ни одной мысли, ни одной мечты, ни одного воспоминания… Что же будет, когда (или если) она вернётся в замок?

В лагере, как всегда, стоял запах дыма и жареного мяса. Раньше Кристина не обращала внимания на все эти мелочи, но сейчас… Солдаты иногда выбирались в лес, чтобы подстрелить зайца или белку, поэтому у них была возможность есть не только солонину и лепёшки. Кристине же было всё равно, что есть, — любая еда казалась ей пресной и безвкусной. Но сейчас ей внезапно захотелось схватить лук, хотя она совершенно не умела из него стрелять, и убить пару белок к ужину.

В тот же момент девушка почувствовала себя живой, точнее, внезапно ожившей, словно размороженной после долгого пребывания в состоянии дремоты.

Правда, она тут же вспомнила прошлую попытку поохотиться и вздрогнула. Нет, всё же не стоит, да и не до еды сейчас. Узнав о прибытии отряда из Эдита, Кристина подскочила с места и бросилась туда, где слышался топот конских ног и громкие людские голоса.

Оскар выглядел вполне невредимым, правда, его длинные, обычно убранные в хвост волосы почему-то таковыми больше не являлись. С души девушки словно камень упал. Увидев её, воины расступились, и Кристина, никого и ничего не стесняясь, искренне обняла молодого человека.

— Я тоже рад вас видеть, миледи, — не без изумления усмехнулся Оскар.

— Я так понимаю, всё прошло удачно? — улыбнулась Кристина, отпуская его.

— Более чем. Но, думаю, чтобы не повторяться, сразу стоит доложить это милорду?

Но когда Оскар докладывал лорду Штейнбергу об успешном взятии Эдита, Кристина слушала его вполуха. Несомненно, она была рада слышать о том, что освободители понесли совсем крохотные потери, а вот захватчики были истреблены почти полностью, но в сердце всё равно болезненно билась тревога. Леди Коллинз осознала, что Эори с такой же лёгкостью не освободить. Карпер усилил стражу на стенах, в Нижнем городе и у его ворот, и усилил настолько, что даже самые опытные разведчики не могли толком проникнуть внутрь и узнать точно о численности его армии. Известно было лишь то, что у него действительно много людей. Но насколько хорошо они вооружены и обучены? Насколько готовы к битве или осаде? Герцог Рэйкер лишь разводил руками, а лорд Штейнберг судорожно пытался придумать что-то ещё.

Когда зашла речь о планах насчёт Эори, Кристине пришлось вникать. Она была горда собой, что придумала проникнуть в Даррендорф через чёрный ход и открыть ворота изнутри, поэтому ей хотелось помочь и теперь.

— Об осаде не может быть и речи, — заметила Альберта. — Если вы забыли, то я вам напомню, что в Эори и Нижнем городе сейчас находятся не только солдаты Карпера, но и подданные леди Кристины: горожане, крестьяне, может, выжившие гвардейцы… Если вы и их хотите уморить голодом — то пожалуйста, давайте сядем с осадой эдак на полгода. Но, по-моему, разумнее прямо сейчас собраться и повернуть обратно в Бьёльн, ибо в таком случае ни в решающей битве, ни в этой войне в целом смысла не будет.

Кристина взглянула на герцогиню с бесконечной благодарностью. Она бы и сама высказала все эти мысли, но поддержка всё равно была ей необходима — мужчины, за исключением лорда Штейнберга, обожали ставить под сомнение все её слова.

Сошлись на том, что штурмовать Нижний город тоже было нельзя — могут пострадать мирные жители. Единственный вариант — битва в открытом поле, к юго-востоку от Мёртвой рощи. Оставалось лишь проверить численность вражеской армии и составить план сражения.

— Легко сказать — проверить… — невесело хмыкнул герцог Рэйкер.

— Карпер наверняка усилил защиту с помощью магии, — брезгливо бросила Берта, и тут Кристину осенило.

— Если он усилил защиту с помощью магии, — сказала она, толком ещё ничего не обдумав, — то, может, проверить и разрушить её тоже нужно с помощью магии?

На неё все недоуменно посмотрели. Она усмехнулась, давно уже привыкшая к таким взглядам.

— Я бы могла попробовать узнать, что он затеял, — пожала плечами девушка. — Правда, для этого потребуется время, но…

— Что вы имеете в виду? — хмыкнул Штольц, а Оскар каким-то отрешённым голосом объяснил:

— Взгляд сквозь пространство? Вы с ума сошли?

Кристина вздохнула. Ей этот магический трюк никогда не казался опасным, так почему каждый раз, когда она его использовала и просто говорила про него, на неё смотрели как на умалишённую?

— Миледи, не стоит, — покачал головой Оскар. — Я уверен, есть другие способы…

— Но этот — самый безопасный, — улыбнулась Кристина. — Если я использую его, никто не пострадает и не умрёт.

— И самый надёжный, пожалуй, — задумчиво заметил лорд Штейнберг таким тихим голосом, что девушке показалось, будто она одна его расслышала.

— Вы уверены? — недоверчиво прищурился герцог Рэйкер. — Насколько я знаю, это довольно-таки опасно для… — Он откашлялся. — Для неопытного мага.

— Уверена.

И тут Кристина пожалела о своей идее. Заглядывать в Эори, при этом не находясь в нём… Не об этом она мечтала. Ей хотелось ощутить дом настоящим, материальным, коснуться вековых стен, пройти по тёмным коридорам… Но отступать было поздно: от неё ждали этой импровизированной разведки, и нужно было её совершить. Да ещё и лорд Штейнберг одобрительно кивнул, улыбнулся и сказал:

— Действуйте, миледи.

Кристина, сев на жёстком табурете поудобнее, положила руки на колени, закрыла глаза и выдохнула, постаравшись отгородиться от реальности и представить себя в том месте, которое она должна увидеть. Это было легко — представить, а вот именно увидеть — не очень. Но абсолютная тишина, царящая вокруг, помогала отделиться от того, что её окружало, и перенестись туда, куда ей было нужно.

Вскоре скупо освещённый, но просторный шатёр исчез из её поля зрения, уступив место виду Нижнего города, и Кристина почувствовала, как её глаза загораются золотом. Она вгляделась повнимательнее, и скоро картинка перестала быть нечёткой и размытой: дома, улицы, заборы, деревья — всё предстало перед ней таким ярким и почти материально ощутимым. Но интересовала её вовсе не окружающая обстановка, а люди.

Карпер действительно выставил хороший патруль: на стенах замка, на улицах города и у его ворот. Казармы заполнены до отказа… Кристина понимала, что что-то тут нечисто. Не мог Карпер найти столько людей. Большую часть своих головорезов он разослал по замкам и провинциям, и множество этих самых замков и провинций уже освобождено, а завоеватели — убиты в бою или казнены. Откуда же у него такое войско? Неужели старшие Карперы действительно снабжали его людьми? Впрочем, этот вариант тоже был бы вполне реален, если бы не тот факт, что единственный путь между Шингстеном и Нолдом — Серебряный залив — уже выбит из рук захватчиков.

Уцепившись за самую ничтожную догадку, Кристина начала вглядываться в лица солдат. Все незнакомые, что, впрочем, неудивительно. Молодые и не очень, бледные, смуглые, озлобленные и вполне дружелюбные на вид… А вот этого, лысого с глазами как у рыбы, она уже явно видела у городских ворот, как же он сейчас оказался на стене?..

Значит, её догадка верна. Кристина не знала, хорошо это или плохо. Не отрываясь от изучения Эори и Нижнего города, она заговорила:

— У него бесчисленное множество людей, из которых он вполне может собрать армию из тысяч двадцати человек, не меньше.

— Мы можем выставить против него столько же, — отозвался Штольц, но кто-то шикнул на него, чтоб тот замолчал.

Это было странно — слышать голоса одних людей, а видеть совсем других.

— Но дело в том, что большинство его солдат — ненастоящие, — ухмыльнулась Кристина.

— В каком смысле? — недоуменно протянул герцог Гидельштос.

— Я не знаю точно, как это назвать. Такое может совершить только магия крови — страшная вещь, почти такая же страшная, как некромантия, а ещё запрещённая церковью. — Девушка сжала пальцы в кулаки так сильно, что ногти впились в кожу. Только бы не упустить заклинание, она же ещё не всё увидела… — Но Карперу-то церковь не указ. Суть в том, что с помощью капли крови одного человека он смог создать одну, две, три его копии… Я видела в городе несколько солдат с одинаковыми лицами.

Она замолчала, переводя дыхание и мысленно переходя из города в сам замок. Выглядел он вполне целым, следов разрушений видно не было. Внутри тоже стояли патрули, и снова Кристина узнала лица, которые видела в городе или на стенах. А Карпер наверняка устроился в отцовских покоях…

Немного отвлекаясь от Эори, Кристина продолжила:

— Слабость армии, состоящей из таких копий, в том, что, если убить оригинал — все копии тоже умрут. В прямом смысле разлетятся в прах. — Повезло когда-то прочитать об этом в одном из старых фолиантов в библиотеке Эори, когда леди Коллинз обнаружила свои магические силы и решила хоть немного изучить их. — Так что Карпер поступил весьма недальновидно. Хотя он сильный маг, сильнее меня, и, скорее всего, знает об этом.

— И, следовательно, не станет выставлять оригиналы на поле боя, — закончил за неё лорд Штейнберг. — Разве что в засадный полк поставит.

— Шингстенцы всегда клином наступают, — возразил Гидельштос. — Хотя, возможно, для решающей битвы Карпер придумает тактику посложнее.

— Я попробую узнать, — сказала Кристина.

«Прошла» по тёмным узким коридорам, «поднялась» по винтовой лестнице на самый верх главной башни и перенеслась сквозь резные дубовые двери в кабинет отца. Стены оказались пустыми, на столе валялось несколько свитков, однако ни карт, ни схем, ни планов девушка на нём не обнаружила. Джонат сидел в отцовском кресле у жарко растопленного очага, пламя бросало янтарные сполохи в густой мрак опустевшей комнаты.

— И всё-таки нам нужно пойти с ним на переговоры. — Тон, которым герцог Рэйкер это произнёс, говорил о том, что предложение было выдвинуто не впервые.

— На переговоры? С Карпером? — Штольц расхохотался. — Уверен, он от своего не отступит.

— Я могу сделать это сейчас, — сказала Кристина, прикрывая горящие, словно от слёз, глаза. — Может, если Карпер решит сдаться… Понимаю, что второго шанса он не заслуживает, но… — «Но заслуживаю ли я?» — Если он добровольно сдаст замок, — она пожала плечами, не веря, что это говорит, — я бы его пощадила.

— Вы ли это, миледи? — поражённо протянула Альберта.

— Да, — кивнула девушка и повернула невидящий взгляд к лорду Штейнбергу. — Милорд, так вы не возражаете, если я попробую проникнуть в голову к Карперу и…

— Ваше право, — ответил он и, возможно, пожал плечами или наклонил голову… Она не видела — перед её глазами плясали языки огня.

Это будет сложнее, в тысячу раз сложнее, чем взгляд сквозь пространство. И если беспрепятственно проникнуть в мысли простого человека хотя и трудно, но возможно, то маг вполне мог поставить заслонку, и тогда… Тогда не пробиться. Но Кристине повезло: Карпер явно не ожидал, что она попробует влезть в его голову.

— Здравствуй, Джонат, — сказала она, хотя совсем не желала ему здравия.

Как ни странно, он даже не вздрогнул, когда услышал её голос в своей голове. Просто спокойно поднял пустые, невидящие глаза и едва заметно улыбнулся.

— Здравствуйте, миледи. — Его голос был тихим и полным яда. — Что ж, как я могу наблюдать, слухи о вашем участии в военном походе лорда Штейнберга оправдались.

— Именно, — оскалилась Кристина. — Поэтому могу пообещать тебе, что завтра ты умрёшь, если не примешь мои условия.

— Мне кажется, вы немного не в том положении, чтобы диктовать условия, — усмехнулся он. — Эори принадлежит мне.

Карпер говорил вежливо, называл её на «вы»… Однако Кристина помнила его письмо, его грубые, жёсткие слова. Он называл её девчонкой, подчёркнуто пренебрежительно отзываясь скорее о её поле, нежели о возрасте — сам Джонат был старше Кристины всего на год. Сейчас же он вёл себя сдержанно и учтиво, и от этой учтивости девушку воротило. Лучше бы он оскорблял её, лучше бы снова всячески выражал своё пренебрежение…

— Это пока принадлежит, и то не по праву. Я предлагаю тебе не губить тысячи человек в бессмысленной бойне. Мы можем прямо завтра сойтись в поединке и решить всё ценой лишь одной жизни. Впрочем, если я одержу в нём победу, я подумаю о том, чтобы…

Карпер расхохотался. Его смех напоминал то ли карканье, то ли звук захлопывающейся двери. Через секунду Кристина увидела, как он несильно сжал кулак, блеснули перстни на его пальцах, и ей в висок ударила огненная, испепеляющая боль. Инстинктивно она прижала руку к виску и негромко вскрикнула, зажмурившись, но заклинание удержать смогла, лишь стиснула зубы до скрежета. Девушка услышала, как кто-то, громыхнув стулом, бросился к ней, но взмахнула рукой, призывая остановиться.

— Как великодушно с вашей стороны, — с трудом подавляя смех, наконец сказал Карпер. Кристина видела, что он так и не сдвинулся с места, словно окаменев. Также заметила она, что он был закутан в меховой плащ, скреплённый на груди застёжкой в виде огнедышащего змея, хотя сильные морозы ещё не ударили, а прямо напротив него пылал очаг. — Только вот я уверен, что победу одержу я. Как бы я ни хотел убить вас… В этом случае ваша армия разорвёт меня в клочья, в итоге в поединке не окажется победителя, а у Эори — хозяина. Не очень разумно, не так ли?

— Зато ты уверен, что моя армия не разорвёт в клочья твою? — ухмыльнулась Кристина. Её голос звучал тихо, сдавленно, но уверенно. — Всё это твоё так называемое могущество ничего не стоит. Оно — просто прах, ветер, иллюзия, держащаяся лишь на магии, которая сейчас далеко не так сильна, как тысячу лет назад. И ты — тоже ничто. Ты тоже обратишься в прах, это я могу тебе пообещать. А если ты победишь… Тебя будут ненавидеть. Безумно, люто, горячо ненавидеть. Когда умрёшь — забудут или будут помнить как подонка и мерзавца, а твоих детей и детей твоих детей возненавидят за твои грехи. Если ты хочешь оставить о себе добрую память, даже не пробуй. Ты способен только разрушать, портить и уничтожать, поэтому и проиграешь.

— Звучит очень воодушевляюще, — после короткой паузы отозвался Карпер и едва заметно оскалился. — Но то же самое я могу сказать и о вас, миледи. Ведь это вы навлекли войну на Нолд. Вы убили мою жену и оставили без матери нашего с ней сына…

— Сына? — ошарашенно повторила Кристина и замолчала, переводя дыхание.

Силы начали оставлять её, по вискам била боль, голова кружилась, а сердце стучало слишком часто и громко. Очертания кабинета — и очаг, и стол, и стены — постепенно таяли перед её глазами, уступая место виду тёмных сводов шатра. Она закрыла глаза, не желая видеть реакцию окружающих на её слова. Но разговор ещё не был окончен. Девушка собралась и, стараясь сделать голос ровным, сказала:

— Должно быть, он давно не видел отца. Я заряжу катапульту твоей головой и отправлю ему.

Натали ждала её в светлом шатре. Увидев, что госпожа едва стоит на ногах, девушка тут же бросилась к ней.

— Вы в порядке, миледи? — встревоженно спросила она, придерживая её за предплечье. — Выглядите неважно. Бледная такая…

— Голова болит, — призналась Кристина, опускаясь на жёсткую кушетку. Такая не позволяла засыпать слишком глубоко, и девушка надеялась, что это избавит её от кошмаров. Иногда правда помогало.

Она покинула военный совет в самый его разгар, под вечер, сославшись на плохое самочувствие, вежливо отклонила все предложения мужчин проводить её и вернулась в свой шатёр, оставив Штольца и Гидельштоса спорить о том, кто из них больше достоин вести авангард. Барон Хельмут уверял, что достоин именно он, опираясь на то, что его род древнее королевского. Но герцог Эмиль оборвал его полный пафоса и гордости монолог, напомнив, что в Драффарии любой род древнее королевского, а вот герцогский титул всегда стоял выше баронского, несмотря на то, что разницу в титулах упразднили много лет назад. Кристина так и не узнала, кто из них выиграл спор, но довольно-таки повеселилась с него.

Когда она поднялась, чтобы уйти, Штольц пробубнил негромко:

— Идите-идите, всё равно от вас пользы никакой…

«Давно нужно было это сделать», — решила про себя Кристина и отвесила ему звонкую ощутимую пощёчину. Никто ничего на это не сказал, лишь лорд Штейнберг сдержанно усмехнулся в кулак, а Альберта расхохоталась во весь голос.

Теперь и Кристине было с этого смешно.

— Я видела, Ос… капитан Эдит вернулся, — улыбнулась Натали, присаживаясь рядом.

— Да, — кивнула Кристина, опираясь руками о кушетку и сжимая пальцами край. — Завтра будет сражение, он не мог его пропустить.

— А вы? — встревоженным голосом спросила служанка. — Вы тоже будете сражаться?

— Конечно. Разве я могу…

Боль пронзила виски, и девушка приложила к ним ладони. Конечно, завтра ей будет в тысячу раз больнее, но… В бой с больной головой? Как-то не очень дальновидно. Хотелось надеяться, что к утру пройдёт.

— Натали, милая, принеси вина, пожалуйста, — тихо попросила она.

— У вас же голова болит, — недоуменно протянула Натали. — Вряд ли вино поможет.

— Тогда воды.

Служанка поднялась с места, взяла кувшин и, обнаружив, что он пуст, бросилась к валяющемуся углу меху, в котором тоже ничего не оказалось. Воду Кристина пила едва ли не в два раза реже, чем вино, но и она всё-таки кончилась.

— Её нет, миледи. Я схожу к обозам, принесу. Я быстро!

Кристина устало кивнула, откидываясь на кушетку и закрывая глаза. Натали накинула лёгкий плащ, взяла мех и выскочила из шатра, впустив внутрь поток прохладного зимнего воздуха.

Набрав воды, Натали поудобнее перехватила заметно потяжелевший мех и направилась к шатру леди Кристины, чёрно-белая верхушка которого хорошо была видна издалека. Состояние и настроение госпожи, которые не очень-то совпадали, весьма расстраивали девушку, но она ничего не могла сделать. Как можно рваться в битву, когда еле стоишь на ногах, да ещё и голова болит? Но как-либо переубедить леди Кристину служанка не могла, как не могла до этого внушить ей то, что пить столько вина не стоит… Миледи не слушала, и Натали ничего не оставалось, как просто закрывать на это глаза. В конце концов, кого интересует её мнение?

Солнце медленно заходило за горизонт, освещая холодную землю своими оранжевыми лучами. Вечерний воздух стал значительно теплее, чем утром, а восходящая луна была бледной, почти прозрачной. Натали знала: скоро пойдёт снег. Таким приметам учила её бабушка, как, впрочем, и всему, что девушка знала и смогла использовать в своей жизни потом. Бабушка вообще была единственным хорошим воспоминанием из прошлого.

Отца Натали не знала, а мать умерла, когда она была ещё совсем маленькой. До четырнадцати лет её воспитывала бабушка, и девушка до сих пор не могла оправиться от её смерти. Без неё она осталась одна во всём мире, и если бы не леди Коллинз, то совсем бы пропала. Девочка тогда нашла практически бесплатную работу на кухне Эори, что уже было большой удачей. Если бы Натали повезло меньше, то, возможно, она бы и не дожила до своих восемнадцати. А на кухне её леди Кристина и заметила. Она занималась хозяйственными делами в замке, и если бы её тогда не занесло по этим делам на кухню, Натали бы провела там остаток жизни.

Она помнила, как леди Кристина посмотрела на неё внимательным пронзительным взглядом и спросила:

— Читать умеешь?

Натали кивнула, хотя читала в то время еле-еле по слогам. Тогда леди Коллинз сказала, что ей следует пойти с ней. И Натали пошла.

Она быстро привязалась к молодой госпоже: та была доброй и приветливой, хотя и довольно безрассудной. Работой не заваливала и редко приказывала — в основном просто просила. И научила, в конце концов, нормально читать и писать, а ещё отучила глотать слоги в словах, как это делали простолюдины. Да и относилась хорошо: Натали не могла припомнить, чтобы леди Кристина хоть раз повысила на неё голос. Поэтому лучшей участи для себя девушка и представить не могла. А сейчас она по праву считала Кристину своей подругой и знала, что это взаимно.

Задумавшись, Натали перестала обращать внимание на то, куда идёт. Оглянувшись, она поняла, что сделала большой крюк и путь до шатра леди Кристины стал ещё больше, чем раньше. В лагере было довольно-таки тихо: кто-то готовился ко сну, а кто-то — к предстоящей битве. Слышался звон затачиваемой стали, треск поленьев в многочисленных кострах, людские голоса, пение ночных птиц и стрекотание сверчков. Вздохнув, Натали направилась туда, куда нужно. Ну вот, потеряла столько времени, а миледи неважно себя чувствует…

В лагере она привыкла чувствовать себя в безопасности: солдаты прекрасно знали, что леди Коллинз способна постоять за себя и свою служанку. Впрочем, Натали казалось, что до неё не стали бы домогаться: многим солдатам она промывала и бинтовала раны, кому-то даже зашивала, а ещё давала средства от боли, по мере сил помогая военным лекарям. Поначалу было тяжело и страшно, но потом Натали почти привыкла к виду открытых ран, жутких ожогов и торчащих костей. Некоторых солдат она уже знала в лицо. Поэтому бояться было нечего.

— Натали! — окликнул её знакомый мужской голос, который девушка бы узнала из тысячи. Она улыбнулась и обернулась.

— Добрый вечер, капитан Эдит. — Она наклонила голову, чувствуя, как пальцы, сжимающие несчастный мех, каменеют.

— Ты случайно не заблудилась? — осведомился он.

— Д-да, я… — Она замялась, нервно сглотнув. — Я должна отнести воду миледи. Просто случайно зашла не туда.

— Давай я тебя провожу, — предложил Оскар, — а то опять зайдёшь туда, куда не следует. А тут не так безопасно, как кажется со стороны. — Он протянул руку к меху. — Помочь? — И улыбнулся.

Натали снова отвела взгляд.

— Спасибо, — пролепетала она. — Ой, а что же с вашими волосами?

— А, это… — Оскар усмехнулся и легонько коснулся затылка пальцами, затянутыми в кожаную перчатку. — Во время штурма замка обгорели, пришлось отрезать.

— Вам повезло, что только волосы обгорели, — заметила Натали, сжимая онемевшими от холода и волнения пальцами грубоватую ткань плаща.

Она знала Оскара уже почти четыре года, но они мало обращали друг на друга внимание — у них не было особой возможности познакомиться близко до того дня, когда лорд Джеймс отослал свою дочь из Эори. Случившееся несчастье заставило их сблизиться, и чем дальше шло дело, тем сильнее Натали осознавала, что медленно, но верно влюбляется в него. Это было непозволительно, ведь он — сын барона, пусть не особо богатого и знатного, но всё же рыцарь, капитан гвардии… А она — сирота с улиц Нижнего города, служанка. Кто на такую взглянет?

Но когда они были в Айсбурге, Оскар часто разговаривал с Натали, спрашивал о её прошлом, рассказывал о доме… И девушка знала, что никогда не забудет, как он отдал ей свой плащ, когда она по пути в Айсбург совсем замёрзла и продрогла.

Направляясь вслед за ним и сверля взглядом землю, девушка так и не решилась поднять глаза. Вместо этого она спросила:

— Значит, завтра будет сражение?

Глупый вопрос. Конечно, оно будет, об этом знают все: от лорда Штейнберга до самой ничтожной лагерной шлюхи.

— Да, — несколько удивлённо отозвался Оскар.

— А вы боитесь? — снова спросила она совершенно ненужную вещь.

— Не могу сказать, — хмыкнул он. — Пожалуй, мне есть чего бояться: милорд оказал мне честь, поручив командование авангардом, а это только увеличивает риск. Но… Я не знаю, боюсь ли. Всё-таки, пройдя даже через сто сражений, никогда не можешь с точностью сказать, что не боишься пасть в сто первом. Да и, знаешь, выбора у меня нет. Я должен сражаться. — Слово «должен» он произнёс необычайно твёрдо и ровно, а вот на «сражаться» голос дрогнул.

— Я понимаю… — пробормотала Натали.

— В конце концов, я ещё лорду Джеймсу поклялся защищать его дочь, и клятву нарушить не могу. — Вдруг он осёкся. Это заставило девушку насторожиться.

— В каком смысле? — тихо спросила она, понимая, что лезет не в своё дело. Но любопытство взяло верх, да и вопрос уже был задан, так что отступать поздно.

— Я полагаю, что он… — Оскар остановился и замолчал, подбирая слова. — Что он что-то подозревал. Насчёт того, что Карперы прибыли в Эори не просто так. И что дуэль леди Кристине с рук не сойдёт. Поэтому, я думаю, он и отправил её в монастырь: не в качестве наказания, а ради её собственной безопасности… — Он выдержал короткую паузу и вдруг заговорил нарочито беспечным тоном: — А ты? Ты боишься? — И пристально взглянул на неё.

— Чего мне бояться? — не поняла девушка. На самом деле она, конечно, боялась, боялась так, что поджилки тряслись, а руки непроизвольно дрожали. — Я уже привыкла, что кругом опасность.

И всё равно завтра будет хуже. Завтра может случиться всякое, и леди Кристина… И Оскар… Все они могут умереть. Да и она сама тоже. Это, конечно, было страшно, но Натали изо всех сил пыталась показать, что она не трусиха.

— Ты смелая девушка. Хотя тебе и не место здесь, как и леди Кристине, — улыбнулся молодой человек, и сердце служанки пропустило удар. — Кстати, как она себя чувствует?

Этот вопрос почему-то расстроил её, но она нашла в себе силы ответить:

— У неё голова болит.

— Неудивительно, — хмыкнул Оскар и снова двинулся вперёд, осторожно обходя чью-то невысокую палатку. — Такими сложными заклинаниями даже мой брат не рискнул бы пользоваться. Проникновение в чужой разум, подумать только…

— Ваш брат? — переспросила Натали отрешённо. О братьях он никогда не рассказывал…

— Да, младший. Его зовут Винсент, ему двадцать, и из него вышел бы лучший барон Эдит, чем из моего старшего брата или меня. Но дело не в этом. — Он вздохнул. — Он не просто маг, иногда ему приходят некие видения…

— Видения? — эхом повторила испуганная девушка. Бабушка говорила, что определённые видения размытого будущего могут посещать магов, но леди Кристина постоянно опровергала это, объясняя, что магия в наше время далеко не так сильна, как раньше, что такие её направления, как ясновидение и способность воскрешать мёртвых, давно утеряны.

«Магия — это не знание и не искусство, — объясняла она. — Ей невозможно научиться, её нельзя освоить. Она приходит вместе с рождением и не оставляет человека до самой смерти. Магия — это как музыкальный слух. У кого-то он абсолютный, у кого-то — послабее, а кто-то вообще рождается глухим… И слава Богу, наверное, что сейчас большинство людей глухи в этом плане».

Натали понимала, почему. Не все используют магию во благо.

— Ну да, или что-то вроде того. — По тону Оскара было слышно, что он уже пожалел о том, что вообще завёл эту тему.

— А вы можете рассказать подробнее? — попросила Натали. — Просто миледи говорила, что сейчас такое уже невозможно…

— Не знаю, — пожал плечами он. — Винсент лишь один раз обмолвился о них, сказал, что видел меня…

Он неожиданно оборвал свою речь, и девушка вздрогнула. Она медленно подняла голову, чтобы заглянуть ему в глаза, и увидела в них такой страх и такое обречённое отчаяние, что ей стало нехорошо. Винсент видел явно что-то ужасное, но Натали не решилась спросить, что. Возможно, Оскар сам этого не знал. И, пожалуй, слава Богу.

— Не бойтесь, — сказала она и неожиданно для самой себя легонько коснулась его руки. — Это ведь всего лишь магия. Как говорит миледи, слабая материя. — Попыталась улыбнуться, но безуспешно. В голосе всё равно звучала тревога. — Просто берегите себя, хорошо?

Девушка поймала его тёплый взгляд. Так странно смотреть в его глаза: не слишком большие, но и не слишком маленькие, окаймлённые тёмными ресницами, и такие синие, что в них утонуть можно…

— Хорошо, — кивнул Оскар и наклонился к её лицу.

Кристина лежала, закрыв глаза, но не спала. При таком скоплении мыслей в голове спать было невозможно: казалось, что её череп вот-вот лопнет и все воспоминания, мечты, фантазии и переживания выльются наружу. Твёрдая кушетка не позволяла нормально лечь, и Кристина села на её край, тяжело вздохнув.

Сначала перед глазами всё плыло, и девушка почувствовала лёгкое головокружение. Но потом оно прошло, взгляд стал яснее, и она увидела разбросанные по шатру вещи, почти полностью сгоревшие свечи в невысоком канделябре, сиротливо лежащий на табуретке обнажённый меч…

Вскоре вернулась Натали, запыхавшаяся, несколько усталая, судя по растрёпанному виду. Но её глаза светились, а чуть припухшие губы растянулись в широкой улыбке.

— Простите, что задержалась, — тихо извинилась она и, так и не сбросив плаща, принялась переливать воду в кувшин.

— Ты чего такая довольная? — улыбнулась Кристина, заметив, что девушка едва ли танцует при каждом шаге.

— Ничего… — с плохо наигранным недоумением протянула служанка. — Вам показалось.

— Может быть, — пожала плечами леди Коллинз и встала. — Достаточно, дальше я сама налью. Отдыхай, уже поздно.

Может, пару лет назад Натали и взглянула бы на неё с недоверием, но теперь она уже привыкла. Поэтому служанка безропотно принялась устраиваться на своём месте, гораздо более мягком и уютном, чем Кристинина кушетка.

— Миледи, а вы завтра всё-таки пойдёте?.. — Натали не договорила, куда именно, но всё было и так понятно.

— Пойду, — вздохнула Кристина, в несколько глотков осушила кувшин и почувствовала, что боль сосредотачивается в переносице, пульсируя и долбя кости. Пожалуй, стоит вдохнуть свежего ночного воздуха, иначе она завтра попросту не сможет выйти на поле боя.

— А если с вами что-то случится?

Кристине казалось, что теперь вся её жизнь вертится вокруг этого вопроса. Но кому какое дело, что с ней случится? Думая над ответом, она натянула перчатки, надела тёплый плащ с капюшоном, порывшись в вещах, отыскала маленький, но чрезвычайно важный пергамент и сунула его за пояс.

— Если я умру, — вздохнула Кристина, — то от меня всё равно что-то останется. Целый замок, свободная земля… Память, в конце концов, о том, что я пыталась её освободить.

— А что останется мне? — обречённо спросила Натали, едва не плача. — Если вы… Если… Мне ведь это всё уже не будет нужно…

Девушка улыбнулась. Подойдя к служанке, она приобняла её за хрупкие плечи, заглянула во влажные голубые глаза и тихо сказала:

— А ты сможешь взять мои платья. — И осторожно поцеловала её в щёку.

Когда леди Кристина ушла, Натали поняла, что это знак. Нужно решаться — или она будет жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Сердце бешено стучало, пульсировало в висках, руки дрожали, ноги едва держали, но девушка всё же пересилила себя. Наверное, если леди Кристина вернётся раньше неё и не обнаружит её в шатре, то догадается, в чём дело…

Не очень понимая, что творит, Натали осторожно приподняла входное полотнище жёлто-серого шатра. Слава Богу, Оскар там был один. Сначала он взглянул на неё недоуменно, но потом в его глазах блеснуло понимание. Он, видимо, что-то писал, но, увидев её, быстро отложил перо и пергамент и, резко поднявшись, бросился к ней.

Его губы коснулись её губ, а пальцы принялись распутывать завязки плаща. Оскар наверняка чувствовал, как девушка дрожит, а потому, избавив её от плаща, осторожно сжал её плечи, прижимая к себе. Натали тоже пыталась как-то отвечать, коснулась пальцами его щеки, а в следующий момент почувствовала, как он, чуть оторвав её от земли, приподнял и уложил на кушетку.

На узкой кушетке лежать вдвоём было тесновато, и это заставляло их то и дело посмеиваться. Одним резким движением Оскар набросил на них тонкое тёмное одеяло. Тогда-то Натали вспомнила, что в воздухе уже который час всё сильнее укреплялся холод, но самой ей холодно не было — жар от его прикосновений всё ещё горел внутри.

— Когда всё это кончится, нужно будет обязательно отвезти тебя в Эдит, — чуть запыхавшимся голосом сказал Оскар.

— Меня? — отозвалась девушка, не очень понимая, зачем ей туда ехать. — Но ведь я…

— Меня совершенно не волнует то, что ты служанка, — не терпящим возражений тоном сказал он, чуть нахмурившись. — Да и я имею право распоряжаться своей судьбой так, как хочу. Для меня главное то, что ты… — Оскар запнулся и отвёл взгляд, пытаясь подобрать слова. Его пальцы вырисовывали невидимые узоры на плече Натали. — Ты добрая и храбрая. — Он коснулся её щеки, заставляя взглянуть в его глаза, и явно заметил, как она зарделась. — Ты красивая. И я тебя люблю.

Снаружи стало ещё холоднее, чем днём. Земля затвердела, явно промерзая, в далёких редких деревьях танцевал ветер, на небе сошлись плотные облака, закрыв собой звёзды и луну. Если выпадет снег ― ничего удивительного.

Тихо. Просто поразительно (и подозрительно?) тихо, настолько тихо, что от любого шороха Кристина вздрагивала, хотя и понимала, что глупо бояться сейчас ― завтра будет в разы страшнее.

Лорда Штейнберга она обнаружила на самом краю лагеря. Небезопасное место, ему здесь находиться не стоит… Ей, впрочем, тоже.

Когда Кристина подошла ближе, то поняла, что привело его сюда. Стражники поймали диверсанта.

«Карпер решил вести войну на территории врага, ― подумала, хмыкнув, девушка. ― Не очень-то разумно».

Диверсант выглядел довольно-таки молодо, но было заметно, что видел он много нехороших вещей. Спутанные бесцветные волосы упали на лицо, спина согнута, руки дрожат… Кристина предпочла не ловить его взгляда, она и так знала, что в нём можно прочитать. Поэтому девушка осталась стоять в стороне и наблюдать, как лорд Штейнберг приговаривал его к смерти.

Когда стражники в буквальном смысле поволокли диверсанта прочь, он сам взглянул на неё. Бескровные губы беззвучно прошептали: «Это она…», и в свете факелов Кристина увидела, как в его глазах страхом взорвались зрачки. Её охватило какое-то подобие ступора: она следила за удаляющимся прихвостнем Карпера и не могла понять, что он имел в виду. Она внушала ему ужас? Презрение? Уважение? Он жалел, что согласился выполнить данное Карпером задание, или гордился тем, что будет казнён за своего сюзерена? Кристина имела полное право расспросить его об этом, но она не была до конца уверена, хочет ли знать ответы.

Она и не заметила, как лорд Штейнберг оказался рядом с ней.

― Ему явно повезло меньше, чем разведчикам герцога Рэйкера, ― заметила девушка отрешённым голосом, наблюдая за диверсантом до тех пор, пока тот не исчез из виду.

― Какое странное дело, ― хмыкнул лорд Генрих. ― Если с нашей стороны ― то разведчики. Если со стороны врага ― то диверсанты и шпионы. Ты почему не спишь, кстати? ― И он резко взглянул на неё.

― Не спится, ― вздохнула Кристина, прислушиваясь к боли. Почти прошла. Хорошо. ― А вы?

― Тоже не спится, ― отозвался он. ― Странно: обычно перед битвами сплю как убитый, а сегодня…

Как убитый… Ну что за ерунда, уж кого-кого, а Генриха… То есть лорда Генриха убить…

Она хотела рассказать ему о кошмарах, но в последний момент это показалось ей неправильным. Вряд ли ему это интересно, да и лучше уж оставить свои страхи при себе.

― Боишься? ― спросил он вдруг, словно прочитав её мысли. Впрочем, девушке казалось, что Генрих и правда на это способен.

― Не знаю, ― честно ответила Кристина. ― Я не знаю, чего именно мне бояться. Я не представляю, что ждёт меня завтра: я никогда ничего подобного даже издалека не видела. Битва ― это не дуэль и не стычка двадцать против двадцати.

― Я могу сказать, что тебя ждёт. ― Его голос словно покрылся коркой льда. Он не заглянул ей в глаза, смотря на далёкие башни, но девушка догадалась, что его взгляд стал таким же ледяным. Это немного испугало её. ― Только вряд ли тебе приятно будет это услышать. — Кристина не ответила, и он вздохнул: — Реки крови и осязаемого страха, отрубленные головы и конечности, горы трупов и воздух, наполненный смертью, словно дымом. И это самый настоящий ад. Я до сих пор не понимаю, почему ты идёшь на это добровольно.

Кристина замерла, понимая, что не узнаёт его. Лорд Штейнберг, которого она знала, вряд ли бы мог сказать ей такое. И тут сомнение укололо её разум: а знала ли она его всё это время? Знала ли человека, к которому успела привязаться, которому была искренне, от всей души благодарна да ещё и по гроб жизни обязана?

― Я не могу не пойти, ― просто и грустно ответила она.

Кем она будет выглядеть в глазах простых людей, своих вассалов и подданных, если не станет отвоёвывать собственный замок? Догадаться несложно. Её посчитают трусихой, не достойной владеть этим самым замком.

― Не пойти навстречу верной смерти? ― В ровном голосе Генриха Кристина вдруг услышала проблески гнева. Она почувствовала, что он взглянул на неё, но не решилась поднять глаза. ― Ты думаешь, что сделала слишком мало для того, чтобы освободить свою землю? Знаешь, я понял сейчас, что, как бы я ни пытался, я не смогу уберечь тебя от всего. И дело даже не в том, что ты сама лезешь в пекло. Вот, например, сегодня… Карпер ведь был далеко, и он всё равно смог причинить тебе вред. К слову, как ты себя чувствуешь?

— Всё хорошо, спасибо, — сдавленным голосом отозвалась девушка.

— И это ведь я, можно сказать, подтолкнул тебя использовать это заклинание, — продолжил он, качая головой. — Да и вообще, ты подумала о том, что будет, если ты умрёшь?

― Подумала. ― Кристина не смогла сдержать торжествующей улыбки. ― Я думала об этом всё время, что провела в походе, милорд, да и до этого тоже. ― Она гордо вскинула голову. ― И мне хватило ума написать завещание.

― Завещание? ― удивлённым тоном переспросил лорд Штейнберг, нахмурившись.

В следующее мгновение он схватил её за локоть и отвёл подальше от ненужных ушей. Впрочем, в военном лагере эти самые уши были везде, даже, казалось бы, в самом надёжном и охраняемом месте, но кое-где они могли расслышать хуже.

― Пойдут слухи, ― пояснил лорд Генрих, оглядываясь. ― Всё-таки солдаты ― в большинстве своём простые люди, которым весьма свойственна эта вещь.

Кристина лукаво прищурилась и улыбнулась, словно недоумевая: «А с чего вы взяли, что я поделюсь подробностями?» Но поделиться, конечно, она была просто обязана. Заветный свиток пергамента никогда не был далеко спрятан.

Сейчас она извлекла его из-под пояса и протянула ему. Лорд Штейнберг быстро развернул тихо прошуршавший пергамент, пробежал по тексту глазами. Уже почти совсем стемнело, но света небольшого факела хватало, чтобы разглядеть чёрные полупечатные буквы — Кристине никогда не нравился её почерк…

― Я написала, что в случае моей смерти Эори перейдёт к вам.

Пока он молчал, в изумлении глядя то на неё, то на свиток большими глазами, Кристина усмехнулась и зачем-то добавила:

― Печать с моим гербом было нелегко найти, но один из солдат оказал мне услугу и вырезал её для меня. ― И улыбнулась.

― Мне? ― наконец-то осознав сказанное девушкой, выплюнул лорд Штейнберг короткое слово. Её локоть он не только не выпустил, но и сжал ещё сильнее.

― Вам, ― кивнула Кристина.

― А ты не подумала о том, что я тоже могу…

― Конечно, подумала, ― обречённо вздохнула девушка. Эта мысль причиняла ей боль гораздо более сильную, чем та, которая сдавливала её голову весь вечер. ― В таком случае, по всем законам наследия, Эори перейдёт к вашему брату. Всё просто, ― пожала плечами она.

Просто и странно. Странно передавать родовой замок абсолютно не знакомому человеку, но иного выбора у неё не было. И Кристина искренне надеялась, что до этого не дойдёт. Жаль, что в этом случае нельзя обойти Вольфганга и оставить Нолд Рихарду, которого она неплохо знала.

― Да уж, проще некуда, ― глядя как будто сквозь неё пустыми глазами, кивнул лорд Штейнберг и вернул ей свиток. ― Мне. ― Он хмыкнул, и его застывшие черты оттаяли, а произнёс он это таким тоном, как будто был ребёнком, получившим неожиданный подарок.

Хотя почти так и было, разве что Генрих, то есть, лорд Генрих не был ребёнком, конечно. Да и Эори ― это не просто замок, это ещё и целый Нолд в придачу. Такие подарки просто так не делаются, и понимала это не только Кристина.

― И ты уверена, что я этого заслуживаю? ― вдруг спросил он.

― Конечно, а кто же ещё? ― искренне удивилась девушка. ― Дядя Джойс, который даже не ответил, когда я попросила его о помощи? Он уже дважды отрёкся от нашей семьи: первый раз, когда ушёл в наёмники, и второй ― сейчас. У меня больше никого нет. ― И так странно и больно было осознавать это. Кристина порой чувствовала себя совершенно одинокой, лишней во всём мире, но когда она ловила взгляд Генриха, то понимала, что это не так. ― А вы… Если бы не вы, я, возможно, была бы уже мертва.

― Если бы не я, ты не рисковала бы умереть завтра, ― поправил лорд Штейнберг, ловя её взгляд.

Кристина улыбнулась и положила ладонь на его плечо.

― Может быть, ― спокойно произнесла она, чувствуя, как ей на щёку легло что-то маленькое и влажное. И холодное ― точно не слеза. Да она бы и не позволила себе заплакать ни сейчас, ни когда-либо вообще в его присутствии: хватило того раза, когда девушка разрыдалась в его объятиях ― ей до сих пор было неловко от этого.

― Не следовало мне тебя брать сюда, ― снова завёл старую песню лорд Генрих. ― До сих пор не понимаю, как я…

― Если бы вы оставили меня в Айсбурге, я бы сбежала оттуда и догнала вас, ― пожала плечами Кристина, глядя на него снизу вверх. ― Меня волнует другое: как я смогу отплатить вам за всё, что вы для меня сделали?

Он не ответил. Девушка сглотнула, снова чувствуя холодную влагу на щеках, лбу, пальцах… Только через минуту она поняла, что пошёл снег и это снежинки таяли на её коже. Редкие и маленькие, они летели с чёрного неба, ослепительно-белыми искорками прорезали тёмно-серый воздух и падали на коричневую землю, тут же тая.

― В любом случае, ― продолжила Кристина с улыбкой, ― я от всей души благодарю вас. И если я завтра не вернусь с поля боя, если так и не увижу снова родной замок, я хочу, чтобы его увидели вы. ― Её голос становился всё тише: она наблюдала за взглядом лорда Штейнберга, который из недоуменно-прохладного превращался в… Она не могла понять, в какой. Глаза ― зеркало души, но чужая душа ― потёмки. Да она и сама не знала, что хотела увидеть в его взгляде. ― Спасибо, ― в конце концов прошептала Кристина.

Она приподнялась на цыпочки и прикрыла глаза, чувствуя, что и без того затуманенный предчувствием завтрашней битвы разум ослепляет безрассудство, волнение и ещё что-то, названия чего девушка не знала. Ей нельзя было его целовать: он не был её мужем или женихом и посему считался абсолютно посторонним человеком. Но Кристина ничего не могла с собой поделать ― это желание было сильнее её.

Волнения она почему-то не чувствовала, как будто делала что-то в порядке вещей. Просто стало чуть жарче — правда, она не поняла, снаружи или внутри…

Лорд Штейнберг, как ни странно, ответил на её неумелый, скомканный поцелуй, и вот тогда-то наваждение прошло. Осознав, что натворила, девушка, однако, не спешила отстраняться: наверное, его рука на талии мешала. К тому же, сердце дико заколотилось, а ноги налились неподъёмной тяжестью, и если бы Генрих её не придерживал, Кристина бы точно упала. Ей было страшно открывать глаза: ничего, кроме мутной пелены, она перед ними увидеть не надеялась.

Через минуту он отстранился первым, и девушка кожей почувствовала его пронизывающий взгляд и какую-то странную улыбку.

― Простите, ― выпалила она, наконец открыв глаза.

― Не похоже, чтобы ты была пьяна… ― задумчиво заметил он, на мгновение коснувшись пальцами её волос.

― Я не пьяна, ― отозвалась Кристина. ― Не знаю, что на меня нашло… Давайте просто забудем это, хорошо?

― Давай, ― пожал плечами он, кажется, ни капли не удивлённый таким поступком девушки.

А она теперь не знала, что сказать, и боялась поднять взгляд. Нужно вернуться в шатёр и отругать себя хорошенько, а лучше рассказать всё Натали, чтобы она отругала… Или нет, нельзя ни в коем случае никому рассказывать. Да и самой стоит об этом поскорее забыть, чтобы случайно не проболтаться. Но забудет ли лорд Штейнберг?..

Молчание стало тяготить, а стоять на промозглом ветру под густеющим снегопадом в пронзительной темноте было холодно и неприятно. Пальцы тем временем коченели, лицо покалывали искорки мороза, а тот жар, что возник в её груди во время поцелуя, со временем сошёл на нет и совершенно перестал согревать.

― Холодает, ― заметил как бы невзначай лорд Штейнберг и взглянул на затянутое снеговыми тучами небо.

― Да, ― выдохнула она облачко пара. Подышала на замёрзшие руки, но от холода это не спасло. ― Я пойду, у меня с собой перчаток нет…

― Возьми мои, если замёрзла, ― вдруг предложил он, скрещивая руки на груди, и сердце девушки дрогнуло.

Она тупо посмотрела на свои покрасневшие от холода пальцы, потом на него, не зная, что ответить. Конечно, у неё были перчатки, она просто машинально сняла их и сунула во внутренний карман несколько минут назад. Теперь ей просто нужен был повод, чтобы уйти. А уйти нужно обязательно и больше никогда, никогда-никогда не попадаться ему на глаза. Но как же ей этого не хотелось…

― Почему вы хотите, чтобы я осталась? ― спросила Кристина, стараясь сделать голос твёрдым и холодным, как ночной воздух, но он предательски дрогнул на последнем слове.

― Потому что мы можем больше не увидеться.

Эти слова заставили Кристину сжать кулаки, до боли впившись ногтями в ладони. Плевать, если умрёт она: девушка уже всё продумала на этот счёт. И Нолд не останется без властителя, и род Коллинзов не прервётся ― дядя наверняка уже давно женился… Но что будет, если умрёт лорд Штейнберг? Тогда она потеряет всё, и… Нет, этого просто не может быть.

― Я молюсь, чтобы этого не случилось, ― выпалила Кристина, разглядывая свои руки. Ложь: на самом деле она никогда не молилась, за всё время похода ― ни разу. Какой смысл в молитвах, если их всё равно никто не слышит?

Генрих улыбнулся. Точнее, лорд Генрих, в который раз напомнила себе девушка. Нельзя забывать о титуле мужчины, даже если ты его поцеловала, ни в коем случае нельзя.

— Наступление клином ещё никогда не подводило шингстенские войска, — сообщил герцог Вальтер Эрлих. — Прорвать ряды противника, расколоть их надвое — тогда он уже не будет так силён — и добить…

— Но засадные полки всё равно нужны, — возразил Виктор Тодден. — К тому же, мы не знаем, как именно построится наш противник, выставит ли засаду, есть ли у него стрелковый полк…

— Есть, — прервал их Джонат. — И засада тоже есть. Но вы правы, дядя, — он кивнул Вальтеру — брату его матери, — клин нас ещё никогда не подводил. Неизвестно, правда, где они поставят засаду: по бокам, — он установил фигурку на карту, — или сзади. Нужно учесть и то, и то.

— Не сочтите за дерзость, милорд, — наклонил голову Тодден, — но мне всё ещё кажется, что эти копии…

— Копии пусть будут в авангарде, — пожал плечами герцог Вальтер. — Но и живые тоже без дела сидеть не должны — их-то и отправим в засаду.

— Мне кажется, что эти копии ненадёжны, — всё-таки закончил свою мысль Тодден.

— Сколько можно мне объяснять их свойства? — вспылил Джонат. — Если хоть ещё раз заикнёшься про копии — отрежу язык… — Он наигранно задумался. — Или отправлю вести авангард. — Лорд Карпер внимательно взглянул на своего горе-советника. Тот весь сжался и нервно сглотнул. — Ты об этом так мечтаешь, да?

— Н-нет, милорд. — Тодден склонился, но Джонат заметил сверкнувшее в его глазах раздражение.

Лорд Карпер усмехнулся. Сам он в битве участвовать не собирался — нужно поберечь свою жизнь, а в качестве пушечного мяса использовать кого-нибудь другого. На самом деле ему не было жалко никого: ни дядю Вальтера, считающего, что он здесь самый умный и опытный, ни до ужаса надоевшего Тоддена… Но и разбрасываться людьми было неразумно. Герцог Эрлих хотя бы иногда давал дельные советы, а Тодден только ныл да жаловался.

— А мне кажется, что да, — сказал Джонат тоном, дающим понять, что возражения не принимаются. — А теперь, оба, вон.

— Джонат, — строго заметил герцог Эрлих, — не забывай, с кем говоришь.

— Я помню, — ответил он. — Может, ты мой дядя, но я — твой лорд. Оставь меня.

Когда дверь за ними закрылась, лорд Карпер быстро убрал со стола схему грядущей битвы — девчонка наверняка продолжала за ним следить. Он и не рассчитывал, что эта штейнберговская подстилка окажется так сильна в магическом плане, что взгляд сквозь пространство и проникновение в чужие мысли даются ей так легко… Надо же, даже головная боль не помешала ей удержать заклинание. Вот упёртая стерва! Ещё и посмела угрожать ему…

До этого Джонат был уверен, что в битву Кристина точно не сунется, но теперь его уверенность гасла. Отваги у неё явно больше, чем мозгов.

Также таяла уверенность Джоната в том, что эту битву он выиграет. Мать так и не отозвалась на его просьбу отправить флот в Серебряный залив, да и подкрепления тоже давно не присылала. Может, в Краухойзе что-то пошло не так, может, его письма перехватили… И лорд Карпер осознал, что оказался в западне: всю южную часть Нолда он потерял, а северная, собрав последние силы, продолжала яростно сопротивляться. А если он потеряет и Эори… Да нет, не может такого быть. Не в этой жизни — так в следующей, но Джонат Карпер его удержит.

И тут его осенило.

Он быстро запер дверь и бросился к своему сундуку, порылся в куче старых пергаментов — письма, указы, стихи… Немного мелких предметов одежды вроде перчаток, шейных платков и поясов… О, вот и она — ритуальная чаша, оставленная ему отцом. Небольшая, серебряная, со сложными рунами… Джонат ещё никогда ей не пользовался — даже для создания копий своих солдат. Но теперь он чувствовал, что только эта чаша может помочь. Лорд Киллеан говорил, что её благословили все духи войны, все покровители крови и раздора во главе с богом Хорнелом. А после ритуала следует её уничтожить, чтобы, не дай боги, чаша не попала в руки Кристины…

Впрочем, её Бог — единый и всеобъемлющий — такой магии не покровительствует. Да и вообще, как лорд Карпер успел заметить, религия Нолда и Бьёльна магию не особо одобряла. Но ему до того дела не было: у них своя вера, у него — своя.

Джонат поставил чашу на стол, вытащил из ножен кинжал и, подняв руку, прошёлся лезвием по ладони. Несколько горячих густых капель упали прямо в чашу, одна попала на поверхность стола. Все мысли витали вокруг того, что он задумал, а глаза горели золотом — больно, горячо, сложно, но надо было терпеть. Он мысленно взмолился всем шингстенским богам, закусив губу. Сердце колотилось о рёбра, кровь билась в жилах со страшной силой. Ещё один порез, ещё один болезненный всплеск энергии. Джонат не видел, но ведал, как горели руны на чаше, как кипела, шипя, его кровь внутри неё. Последний, третий, порез завершил дело.

Лорд Карпер взял чашу обеими руками и поднял, вытянув руки вперёд. Глаза словно выжигало огнём, и он не смел моргнуть, наблюдая за тем, как пылали руны и как кипела его кровь в чаше, обжигая его ладони. Но боль — вполне посильная цена за такую силу, что была у Джоната. Может, девчонка и смогла удержать заклинание с больной головой, но то, что сейчас делал лорд Карпер, её бы наверняка убило.

Внезапно в чаше вспыхнул и тут же погас язычок пламени.

Заклинание было завершено.

Глава 11

Рассвет реял в утреннем небе кровавым флагом. Кристина с трудом оторвала от него оцепеневший взгляд и нервно сглотнула. Конь под ней был странно спокойным, как, впрочем, и всё в окружающей обстановке: снежинки тихо падали на ровную холодную землю, облака мирно плыли по пронзительно яркому небу, окрашенные солнцем в розовый цвет, да и воины в большинстве своём выглядели невозмутимо и стойко. Кристине казалось, что она ― единственная, кто боится до дрожи во всём теле, до стука зубов, до желания убежать куда-нибудь далеко, где никто и не знает о том, что вот-вот начнётся битва, которая решит судьбы тысяч.

На самом деле, конечно, это было не так. Солдаты лишь выглядели спокойными, но в воздухе веял запах страха, тяжёлый и горький, как дым от летних костров. Кристина боялась вглядываться в лица солдат, боялась встретить с их стороны недоверие и нежелание сражаться за неё. Впрочем, если ей одной придётся выйти против орд Карпера ― она сделает это не задумываясь. Она ведь не имела права приказывать им сражаться и умирать за неё — да и, если говорить по совести, никто не имел. Она для них никто, всего лишь какая-то посторонняя леди-девчонка, приглянувшаяся их лорду. Но Кристина искренне надеялась, что солдаты понимали, за что им предстоит биться. Понимали, что нужно восстановить справедливость и наказать подонка, который разорил её землю и убил сотни ни в чём не повинных людей.

Будь на то воля Кристины, она бы позволила воинам уйти домой, к своим семьям, но у неё не было прав делать это, да и истинные хозяева солдат уж точно не позволят такому случиться. Поэтому им придётся сражаться, а ей — видеть и осознавать то, что умирают они за неё и из-за неё. Но ведь никто из них никогда и ни за что не канет в небытие. Всех их запомнят как людей, освободивших Нолд от подлого захватчика. Их будут вспоминать с благодарностью — уж она-то точно будет…

Кристина чувствовала, как дрожит, как безжалостно трепещет сердце в её груди. Страшно, да, страшно до слёз, до безумия… Ну вот, ещё не хватало перед битвой расплакаться и показать тысячам мужчин, какая она слабая, беззащитная девчонка.

Когда вперёд вышли лучники, она поняла, что враг приближается. Интересно, будет ли Карпер участвовать в битве или предпочтёт отсиживаться в замке? Впрочем, плевать: в любом случае, она убьёт его, чего бы ей этого ни стоило. Пальцы до скрипа в костях сжали поводья. Она-то находилась в авангарде, в самом сердце армии, той части, которая примет на себя первый удар…

Тем временем лучники пустили первую порцию стрел, которые градом посыпались на врага. Стремительно приближающего врага, ряды которого хоть и редели, но всё же продолжали наступать. Странно, но Кристина внезапно перестала чувствовать страх, словно у неё отключился инстинкт самосохранения. Было волнение, было беспокойство, было нетерпение, но страх за собственную жизнь? Нет. Странно, но нет.

Конь под седлом, почуяв смерть, заволновался, ударил копытом по мёрзлой земле. Девушка натянула поводья и одними губами тихо проговорила:

― Подожди, подожди ещё немного. Самой не терпится.

А враг всё приближался, и уже можно было разглядеть лица солдат, но Кристина предпочла этого не делать.

Всё переменилось в одно мгновение. Лишь секунду назад она в относительном спокойствии сдерживала себя и своего коня, наблюдая за приближающимся врагом, а теперь с нечеловеческой скоростью, то и дело пришпоривая жеребца, неслась вперёд, навстречу неминуемой смерти. Светлая сталь меча сверкнула, отражая блики рассветного оранжевого солнца. Ещё мгновение ― и в воздухе раздался звон, а клинок Праведного обагрился густой горячей кровью.

Кристина почувствовала, что у неё непроизвольно заслезились глаза. Что это было ― страх, жгучая ненависть, что-то ещё, ― она не знала. Ей удавалось отражать удары с уверенной силой, удачно ставить хорошие блоки, чтоб чужие клинки её не ранили, но перед глазами стояла мешанина лиц, взглядов, звуков и бликов на стальных доспехах и мечах.

Девушка не представляла, кто свой, а кто чужой ― казалось, что у них попросту не было лиц, ― и билась лишь с теми, кто бился с ней, не нападая первой. В воздухе уже летал пепел ― в него превращались созданные Карпером копии, когда погибал оригинал. Но ведь были ещё и живые… Хоть они и враги — но всё же люди, такие же люди, как она. Впрочем, остался ли здесь хоть один человек, или все превратились в нелюдей, творящих абсолютно бесчеловечные вещи?

Кристина замерла, давая себе шанс отдышаться, и приподняла забрало, чувствуя, как в рот затекает стальная на вкус кровь. И вдруг сокрушительный удар ― девушка даже не поняла, куда он пришёлся ― пронзил её тело тупой болью, заволок взгляд непроглядной чернотой, наполнил слух бесконечным звоном. А когда через пару мгновений Кристина почувствовала под собой твёрдую землю, то поняла, что, впрочем, это и неважно.

Вокруг раздавались тысячи, тысячи тысяч звуков, смешивающиеся в единую тишину. Эта тишина убаюкивала, заставляла забыть о том, где сейчас Кристина находилась. Теперь она точно знала, что ей уже ничего не страшно, в том числе и умирать. Потому что где-то там, за гранью добра и зла, за краем вечности её ждал долгожданный покой. Там не было этого безумия, этого недоразумения, этого абсурда под названием война. Может, дело было в том, что девушка сильно приложилась головой, но сейчас она понимала, насколько это глупо и бессмысленно — воевать. Глупо, бессмысленно и жестоко. Бесчеловечно. Мерзко. Не должно такого быть, ни за что не должно…

Кристина из последних сил сжала чудом не потерявшийся меч и закрыла глаза.

Вдруг блаженная тишина рассеялась, нарушенная чьим-то ослепляюще громким голосом прямо напротив её лица.

― Вставайте, миледи. Нельзя вам умирать.

Зачем вставать? Пусть рядом безумные люди убивают друг друга. Её это теперь не касается.

Но голос стал громче, яростнее, наполнился гневом и раздражением.

― Вставай, глупая девчонка! Если ты сдохнешь, то мы все полетим к чёрту.

Не встанет. Ни за что не встанет.

Но её руку словно сжали в стальных тисках, и даже латная перчатка не спасала. Потом руку резко дёрнули, и Кристине невольно пришлось подняться, при этом сильный толчок заставил открыть глаза. И тут же на неё обрушился самый настоящий ад: крики ужаса, боли, отчаяния, ненависти; буквально текущие по земле и сбивающие с ног подобно горящей горной реке потоки человеческой крови. Воздуха вокруг не было ― была лишь страшная смесь гнева, страданий, страха… Впрочем, этой смесью тоже можно было дышать, только вот она раздирала лёгкие, заставляя всё нутро буквально сгорать от страха и беспомощности.

― Зачем ты вообще сюда полезла, болванка? ― продолжал орать ей в лицо вконец обнаглевший Штольц. Забрало его шлема было поднято, и Кристина видела струйки крови на его лице. Правой рукой он сжимал свой меч, а левой ― руку Кристины, причём сжимал так, что у девушки не было никакой возможности вырваться. ― Дура безголовая, ты понимаешь, что теперь тебе отсюда не выбраться?

― Да мне плевать! ― По горлу тут же разнеслась боль, но Кристина не смогла сдержать возмущённого крика. На языке всё ещё ощущался привкус крови. ― Немедленно отпусти меня, сволочь!

И сама рванула руку, всё же расцепив его стальную хватку. Врезать бы ему хорошенько, а лучше проткнуть его самовлюблённую рожу мечом, да вот только… Если бы не барон Хельмут Штольц, она бы уже была мертва. Растоптана конскими копытами или людскими сапогами, заколота мечом или топором, пронзена копьём или стрелой. Удивительно, впрочем, что с ней этого так и не произошло.

Да уж, вот это её приложило… Интересно, сколько она так пролежала?

― Спасибо, ― бросила она Штольцу и побежала в обратном от него направлении, проводя рукой по мокрому лбу. Шлем потерялся… Чёрт. Чёрт, Дьявол, ад и преисподняя!

Кристина процедила сквозь зубы пару ругательств и с трудом натянула на голову кольчужный капюшон, который почти тут же сполз.

И снова не знающий поражения Праведный скрестился в пропитанном кровью и страхом воздухе с чужим клинком. Кристина, словно каменная, уперлась ногами в землю, отбивая удары весьма умелого вражеского мечника. У него был двуручник и, следовательно, отсутствовал щит. Пока вверху скрежетали клинки, Кристина успела нанести врагу удар ногой чуть ниже живота. Встреча сабатона с кольчугой ― и противник сбит с ног. Пока он пытался вернуть равновесие, Кристина занесла меч и вонзила его в просвет между воротом и шлемом. Оттуда тут же ручьём потекла алая горячая кровь, и девушка отвела взгляд.

Со следующим было сложнее: он действительно умел сражаться и постоянно целился в незащищённую голову, но самое большое, что ему удалось ― срезать пару волосков с головы Кристины. Ловко увернувшись от десятка, не меньше, ударов, она улучила момент и двинула локтем по челюсти противника, а потом смертельно острый клинок Праведного вспорол его кольчугу, словно листок, в области чуть ниже груди. Тут же в неё брызнула его кровь и что-то тошнотворно вязкое. Кристина не стала размышлять о том, что это такое. Она резко развернулась, замахнулась мечом, опустила его на обнажённую голову стоящего к ней спиной врага и краем глаза заметила что-то серо-голубое, мелькнувшее в его алой ране.

Азарт битвы заставлял её испытывать всё новые приливы сил, и усталости она не чувствовала. Сражение бурлило, увлекая её всё глубже и глубже, и ей казалось, что ничего, кроме этой битвы, не существует и не существовало никогда. Но в голове то и дело возникали мысли, отягощающие душу и заставляющие сердце трепетать уже не от гнева и азарта. Она ведь убивает. Лишает жизней. Уничтожает, разрушает… И какое право она имеет делать это?

Кристина попыталась утешить себя тем, что это не от неё зависит, что это не в её власти, что она уже не может всё это остановить… Если она не станет убивать — убьют её, и всё будет напрасным.

Она оглянулась: вокруг замелькали солдаты лорда Штейнберга ― значит, пришло подкрепление с боковых флангов. Один из этих флангов должен вести он сам, но Кристина его не видела. Мысль о Генрихе кольнула её сердце и заставила замереть ― всего на пару мгновений, достаточных для того, чтобы удар чьего-то боевого топора задел её плечо — благо, она успела вовремя увернуться, и удар оставил вряд ли что-то большее, чем царапинку на наплечнике. Потоку ругательств, которыми Кристина покрыла обладателя топора, позавидовал бы сапожник. Поудобнее перехватив меч, она обрушила клинок на его защищённую шлемом голову и, оглушив, добила ударом в сердце.

Она скрещивала своей меч то с одним, то с другим вражеским клинком, раскалывала щиты, вонзала лезвие в чью-то плоть… Насколько всё-таки хрупок и слаб человек, поняла она, если один взмах какого-то жалкого куска стали может его запросто уничтожить. А ещё мнит себя повелителем мира… Кристина ухмыльнулась и увидела в глазах очередного своего противника неудержимый ужас — неужели её ухмылка так его напугала? Впрочем, ничего удивительного: во рту ещё чувствовался привкус крови, наверняка она окрасила зубы в алый цвет и ручейками стекала по губам. Девушка задела лезвием лицо врага, тот вскрикнул, а она вонзила меч в его глаз.

И всё-таки, где Генрих… Кристина последний раз видела его ещё перед битвой. Жив ли он вообще? Потому что если нет… Если нет, то Штольц мог не стараться.

Отбив совершенно неумелый удар очередного противника, она рассекла его туловище поперёк живота, краем глаза увидев его склизкие мокрые внутренности. Зрелище не вызвало ни страха, ни отвращения, потому что уже через миг внимание Кристины переключилось на другого врага, который тоже пытался воспользоваться её слабостью и обрушить свой меч на голову. Девушка, негромко зарычав, отбила удар и почти случайно отсекла ему кисть руки. Она не знала, откуда берёт силы на такое ― в любой другой момент ей бы не удалось… Видимо, страх за свою жизнь и первобытное, инстинктивное желание защититься во что бы то ни стало не позволяли ей устать. Ещё она помнила, что отцовский меч делает своего хозяина непобедимым лишь в том случае, если он прав. А она права, определённо права, иначе и быть не может.

А глаза… Взгляды у всех были разные. Кто-то смотрел на неё с яростью, негодованием, ненавистью. Чей-то взгляд выражал испуг, страх, граничащий с безумием. Но во взглядах всех, абсолютно всех людей, которым пришлось столкнуться с Кристиной в этой битве, читалось нечто общее: недоумение. Она, правда, не знала, по какому именно поводу они недоумевали. Возможно, кто-то узнавал её или просто догадывался. Может, существовали и другие причины ― у девушки не было времени о них думать.

Отпихнув ногой встретившуюся на пути чью-то отрубленную чёрную от крови ногу, она бросила короткий взгляд на далёкие тонкие башни Эори. Наверняка Карпер засел где-то там, на безопасной вышине, и наблюдает из окна за тем… Чёрт, Кристина даже не знала, кто одерживает победу: просто рубила нападавших врагов направо и налево, не задумываясь о том, в чью пользу разворачивается игра. Ей казалось, что пешей сражаться всё-таки удобнее, чем на лошади: больше возможности для манёвров.

Мысли, не успев зародиться где-то в глубине сознания, разбивались о реальность. Стиснув зубы до скрежета, она отбила тяжёлый удар, а затем ещё один и ещё, окончательно сбившись со счёта. Ей многие говорили, что к убийствам рано или поздно привыкаешь, но девушке казалось, что взгляды убитых ею воинов будут являться ей во снах. Пожалуй, тогда-то она сможет их сосчитать.

Одной из её противников в этой битве оказалась женщина — она была невысокой, тонкой и быстрой, а из-под шлема выглядывала длинная чёрная коса. Кристина слышала, что в Шингстене к воительницам относятся куда спокойнее, чем в Нолде. Дралась шингстенка как дикая волчица, с рыком и остервенением. Хотя леди Коллинз не видела её лица, закрытого прочным блестящим шлемом, она чувствовала ненависть врагини, которая исходила из неё волнами и едва ли не сбивала с ног. Кажется, Анабелла не была такой остервенелой…

Эта женщина была хорошо защищена: бригантина, наручи, поножи, щит, которым она пару раз воспользовалась как оружием, двинув Кристине в плечо и грудь. Но та выстояла, хотя удары были ощутимыми — шингстенка оказалась сильнее многих мужчин. Кристине удалось задеть мечом её голову, она сделала подсечку и, повалив противницу на землю, бросилась прочь.

В какой момент у неё подкосились ноги, она не поняла. Просто внезапно все конечности словно налились невыносимой тяжестью, колени непроизвольно согнулись, а перед глазами всё поплыло. Чёрт, нельзя поддаваться усталости, иначе ― смерть…

А потом Кристина увидела Карпера.

Он сидел на вороном коне в окружении охраны и с высоты холма наблюдал за битвой, предпочитая не вступать в неё. Однако на бедре у него висел меч, сам он был облачён в кожаный доспех, да и присутствие охраны говорило о том, что Карпер был готов к любому исходу.

Усталость как рукой сняло. Ненависть заклокотала в сердце, разливая горячую кровь по венам, которая придавала сил. Поудобнее перехватив меч, Кристина бросилась сквозь бойню вперёд, к холму. Как только она убьёт Карпера, всё закончится. Закончится эта жестокая битва, закончится эта бессмысленная война, закончатся её мучения… Карпер должен разлететься в пыль, как разлетались в пыль созданные им солдаты.

С небывалой лёгкостью прорубая себе путь, она бежала по полю битвы навстречу своему заклятому врагу. Сейчас он ответит за всё, что наделал. Ему уже не искупить своей вины. Может, он сделал всё это ради своей любви к погибшей жене, но Кристина лишь рассмеялась бы, если бы он попытался оправдаться этим. Любовь… Он попросту опорочил это святое понятие и теперь уж точно не сможет защититься с его помощью.

Карпер был уже совсем близко и, кажется, даже заметил её. По крайней мере, его на удивление равнодушный взгляд Кристина поймала. Она до боли в пальцах сжала рукоять Праведного. Клинок этого меча не знал поражения. И сегодня ей предстоит ощутить сладкий вкус победы над тем, кто убил её любимых и изломал её судьбу. И если сломанную судьбу ещё можно исправить, то мёртвых не вернуть. Что ж, скоро Карпер присоединится к ним.

Да и не за себя ей сейчас хотелось отомстить.

Когда он увидел её, то сразу же быстро спешился и сделал знак охране. Кристина было подумала, что сначала ей придётся избавиться от неё, но Джонат, на ходу выхватывая меч из ножен, сам двинулся ей навстречу. Как глупо с его стороны…

Впрочем, расслабляться не стоило. Карпер, безусловно, маг сильный, но Кристина не знала, каков он в бою. Поэтому нужно собрать в кулак всю свою ярость, волю и силу и задать трёпку этому мерзавцу.

Карпер первым занёс меч, но Кристина отбила удар и атаковала сама. Ему пришлось отступить на пару шагов, и некоторое время они медленно вышагивали, нарезая круги и прицеливаясь, ища слабые места и изредка скрещивая звенящие клинки. Наконец Кристина решилась и бросилась вперёд, но Карперу удалось парировать целую серию её ударов. Тяжело дыша, девушка поняла, что Джонат вполне может применить магию в этом поединке, а ей нечем будет ответить. Все силы уходили на сражение, и для колдовства ничего не оставалось. Поэтому следует рассчитывать лишь на собственную силу да верить в то, что легенда о мече содержит в себе хотя бы толику правды.

Джонат молча атаковал вновь и вновь, и Кристине на миг стало страшно. Ноги задрожали, а руки устали держать весьма тяжёлый меч, но она пыталась из последних сил. Если Карпер её убьёт, то всё будет бесполезно. Он не должен победить, а она просто не имеет права позволить этому произойти. Поэтому она отбивала его удары и пыталась ударить сама, но он хорошо защищался. Кристина же уже успела ощутить на себе тяжесть его атак: лезвие карперовского меча едва не пробило её кольчугу и пару раз прошлось по незащищённому лицу.

Клинки скрежетали, девушка была вынуждена приблизиться к нему вплотную, и ей показалось, что глаза Карпера сверкнули золотом, хотя магию девушка не чувствовала. Кристина оттолкнула его, двинув локтем то ли в плечо, то ли в шею, резко развернулась и попыталась с размаху ударить мечом в голову. Попытка оказалась почти бесплодной — Джонат увернулся, но девушка всё-таки задела лезвием его руку. Она увидела, как кровь тонким ручейком потекла по наручу, и ухмыльнулась.

Кажется, боли он совсем не почувствовал и снова занёс меч. Удары Карпера становились всё яростнее и сильнее, он двигался всё резче и быстрее, всё чаще и громче звенели и скрежетали их мечи. Боже… Кристине внезапно стало страшно, ярость, ненависть и азарт исчезли, ужас сдавил её горло, мешая дышать. Вылить бы всё, что она чувствовала, в крике, в грязной ругани, но отчего-то не получалось. «Господи… ― вместо этого зазвучало в голове. ― Господи, хотя бы сейчас…»

Кристина резко пригнулась, уворачиваясь от клинка, попыталась ударить своим, но её удар оказался снова отражён. Хотела ударить его ногой, чтобы хоть немного лишить равновесия, но вражеский меч плашмя ударил по колену, которое едва не свело.

Конечно, Карпер ведь не участвовал в битве, сил у него больше… Или она, Кристина, просто слабачка, которая полезла туда, куда не следовало. Но теперь делать нечего. Она убьёт его или умрёт сама. Третьего не дано.

Лезвие вражеского меча прошло в миллиметре от её горла. Кристина заметила, что Карпер тоже заметно устал: дыхание сбилось, взгляд рассеялся, пальцы дрожали. Сейчас или никогда.

Она замахнулась, но он успел вовремя спохватиться, и их мечи снова скрестились. В утреннем холодном воздухе вспыхнули горячие искры. У Кристины уже не было сил сдерживать натиск Карпера, но она, стиснув зубы и стараясь буквально врасти ногами в землю, пыталась хотя бы не позволить ему перевесить и тем самым нанести удар.

Он смотрел на неё равнодушно. В его взгляде не было ненависти, презрения или недоумения. В его взгляде не было ничего живого. Кристину это испугало больше всего. Его ярость, злоба и упорство не заставляли её бояться так, как это безразличие. Что-то повело её назад, она чуть пошатнулась и, глухо выдохнув, всё-таки отбила удар. Ноги тряслись и уже практически не держали её, но девушка не обратила на это внимания. Несмотря ни на что, она бросилась вперёд и атаковала вновь.

Только её атака была бесполезной ― Карпер легко парировал удар, да с такой силой, что Кристина едва не выронила меч. В левой руке что-то хрустнуло, и пока она пыталась справиться с наваждением от острой, раздирающей всю руку от локтя до плеча боли, Джонат замахнулся, целясь прямиком в её грудь. Кристина едва успела увернуться, и ледяная сталь, пробив кольчугу, больно полоснула правый бок.

Инстинкт заставил её приложить левую руку к ране. Горячая кровь обожгла кожу, и Кристина почему-то почувствовала её вкус, полный серебра, стали и дыма. Настоящий вкус смерти.

Она пошатнулась. Сперва удержалась на онемевших ногах, но потом, взглянув вперёд, не увидела ничего, и это сбило её с толку. А затем резкая, острая боль ударила в затылок, как будто девушка напоролась головой на камень. В ушах дико зазвенело.

Кристина не поняла, как упала. Может, Карпер добил её, может, она всё-таки потеряла равновесие… Страшная, безумная боль разлилась по всему телу. Девушка чувствовала, что руки, облачённые в латные перчатки, всё ещё сжимают скользкую от её крови рукоять меча. Чернота перед глазами медленно рассеялась, и она увидела полуденное ясное небо.

Небо, которое через мгновение разлетелось на тысячи осколков, заполонивших мир.

Когда Хельмут увидел Генриха, у него словно камень с души упал. Вокруг царил настоящий ад, и погибнуть мог кто угодно. Лорд Штейнберг спешился, лёгким движением снял с головы шлем и оглядел местность. Шингстенцев удалось оттеснить к холму, но сдаваться те и не планировали, хотя их, как прикинул Хельмут на первый взгляд, осталось раза в полтора меньше, чем было.

— Ты какого хрена тут забыл? — гневно выкрикнул Генрих, наконец заметив его. Внезапно возникшего напротив особо наглого шингстенца он мгновенно уложил, пройдясь мечом по горлу.

— Да эта тупая болванка… — Хельмут закатил глаза, поймав его злобный взгляд, и едва не пропустил удар — противник, видимо, целился в лицо, за что получил сначала подсечку, а затем — точный удар в сердце. Но во рту всё равно возник железный привкус крови. — Извини, у леди Кристины возникли проблемы. Она бы сд… точно не выжила, если бы не я. Не волнуйся, лучники без командования не остались.

— А где она сейчас?

Хельмут кивнул на холм, не глядя укладывая очередного шингстенца. Как же надоели, Господи Боже, лезут, словно муравьи… Все они такие наглые, что ли?

Генрих, видимо, хотел выругаться, но сдержался, скрежетнув зубами. Затем он коротко кивнул Хельмуту и бросился к холму, чуть прихрамывая. Барон Штольц расценил этот кивок как приказ следовать за ним.

Они находились не так далеко от холма, но чтобы до него добраться, пришлось буквально прорубать себе путь. Как ни странно, мало кто из простых шингстенских солдат при виде двух тяжеловооружённых рыцарей поворачивал прочь — большинство отчаянно лезли напролом и то и дело напарывались на клинки. Хельмут сжимал одеревеневшими пальцами меч, надеясь, что ему не подвернётся какой-нибудь особо талантливый мечник — сам он владел клинком куда хуже, чем тем же луком. Но командование лучниками пришлось оставить ради дуры Кристины — иначе она бы отдала Богу душу прямо посреди поля битвы, и вся эта война оказалась бы напрасной. И чего Генрих носится с ней как с ребёнком? Хельмут на его месте давно бы её попросту отодрал, выбив из неё всю дурь.

Чем ближе они подходили к холму, тем больше вокруг обнаруживалось трупов, среди которых иногда барон Штольц замечал фиолетовые сюрко или выгравированные на доспехах изображения льва… И становилось страшно, будто он видел убитых впервые. Хельга наверняка не погладит его по голове за такую расточительность, но теперь исправлять что-либо было поздно.

На него снова бросился шингстенец с топором и щитом, и Хельмут заскрипел зубами — будет сложновато… Топор тяжелее меча, а щит давал врагу дополнительную защиту. Беглого взгляда было недостаточно, чтобы обнаружить в его броне слабые места, а на бегу, не целясь, кольчугу так просто не пробьёшь. Хельмут уже был готов к тому, чтобы просто увернуться, не позволив себя задеть, а потом попробовать дать дёру, как вдруг его противник в мгновение ока остолбенел сам собой, выронил топор и упал.

Хельмут было решил, что это Генрих, но тот даже не приблизился к нему, чуть правее разбираясь с вражеским мечником. А потом барон Штольц заметил в плече шингстенца стрелу.

В памяти очень, очень некстати всплыли воспоминания другой битвы, которая произошла много лет назад. Она была чем-то похожа на эту: такой же ад, такие же реки крови, столько же жертв… Пожалуй, наверное, все битвы в чём-то друг на друга похожи. И если бы не оклик Генриха, Хельмут так бы и продолжал смотреть на эту чёртову стрелу, наверное, до конца своих дней.

Кристина билась с Карпером у подножия холма, в небольшом отдалении от основной свалки. Что ж, другого от неё ожидать и не следовало — было ясно, что она любой ценой попытается пробить себе путь к её врагу. Хельмут закатил глаза, но тут же понял, что его усилия вот-вот пройдут даром: Карпер явно побеждал, а девчонка едва на ногах стояла.

Продолжая мысленно поминать её последними словами, Хельмут бросился вслед за Генрихом, хотя ситуацию, казалось, было уже не исправить: Карпер резко отбил удар Кристины, и пока та пыталась прийти в себя, занёс меч, готовый ударить прямо в её сердце. Кажется, Генрих всё-таки выругался, да и Хельмуту тоже было не до смеха: как бы его ни бесила эта проклятая Кристина, её смерть — событие совсем не желательное. Слава Богу, ей хватило сил увернуться, но меч Карпера, кажется, её всё-таки задел, потому что она пошатнулась, приложила руку к правой стороне туловища и через мгновение медленно осела на землю.

Снова.

Если ему опять придётся вытаскивать её с того света… Нет, Хельмут на такое не подписывался! Пусть Генрих сам делает со своей ненаглядной, что хочет.

Карпер мерзко усмехнулся, видимо, совсем не замечая ни того, как стремительно редела его армия, ни того, что он сам оказался окружён, и занёс меч, готовый окончательно добить Кристину.

И он явно не ожидал, что вместо того, чтобы благополучно опуститься, его меч столкнётся в воздухе с клинком Генриха. Неожиданный сокрушительный удар выбил клинок из рук Карпера. Тот бросил изумлённый взгляд на валяющийся в грязи меч, потом ещё более изумлённо взглянул на лорда Штейнберга, который, воспользовавшись моментом, врезал ему по лицу кулаком, облачённым в латную перчатку.

— Хельмут, забери её отсюда, быстро! — бросил он через плечо.

Да почему чуть что, так сразу Хельмут?

— Она меня сволочью назвала, — процедил он сквозь зубы, кинул меч в ножны и совсем не бережно взвалил Кристину на руки — вместе с её мечом. Даже в доспехах она весила не особо много. Вся правая сторона её кольчуги была залита кровью, густые алые капли мерно падали на землю и заляпали Хельмуту обе руки. Чёрт, кажется, не дышит… Изукрашенное многочисленными царапинами и подтёками крови лицо было чересчур спокойным и, пожалуй, даже красивым: глаза закрыты, ресницы не вздрагивают, губы плотно сжаты… Ну точно мертва.

Впрочем, ему-то какое дело? Ему велели её забрать, а живая она или мёртвая, пока неважно. Хельмут вздохнул и потащил девчонку в безопасное место.

Глава 12

Ей впервые за долгое время не снилось ничего. Она словно выпала из реальности, погрузившись в черноту, пустоту и тишину, чтобы проснуться с раскалённой болью по всему телу. Через несколько секунд почувствовала под собой что-то мягкое, упругое и удивилась: ведь её походная кушетка такая жёсткая…

Понадобилось не меньше минуты, чтобы понять, что это ― не кушетка, а нормальная постель. Окончательно из мутного неведения её вывела обжигающая, режущая боль в боку. Кристина зажмурилась напоследок, сжала пальцами простыню и открыла глаза.

Мир встретил её ослепляющим бесконечным светом. Высокий потолок, казалось, парил где-то в бесконечности, а стены держали грязно-серое, но сверкающее небо. Сил повернуть голову не было. Кристина мысленно усмехнулась, пытаясь понять, что теперь у неё вообще не болит. Видимо, ничего.

Она не сразу поняла, что жива. Всё вокруг мелькало на грани сна и яви, жизни и смерти, и в памяти даже не сразу удалось воскресить то, что Кристина пережила недавно. Или давно? Когда? Сколько времени прошло? Или она вообще ничего не пережила, и это всего лишь видения умирающего сознания?

Постепенно в мир вернулись звуки. Кристина слабо усмехнулась: видимо, она всё же жива, потому что звуки были вполне земными. Первое, что она услышала ― шум вьюги за окном, напоминающий то ли плач, то ли волчий вой. Потом до слуха девушки донеслись торопливые лёгкие шаги и шорох ткани. В комнате она была не одна…

«Наверное, Натали, ― сообразила Кристина. ― Если она жива, конечно. Хотя с чего ей быть мёртвой…»

Она попыталась развернуться на здоровый левый бок и вскрикнула от боли. Точнее, даже не вскрикнула, а сдавленно и хрипло простонала ― на большее сил не хватило. Пальцы судорожно вцепились в мягкую простыню. Прикосновения к чему-то материальному, плотному заставили её окончательно убедиться в том, что она жива.

Кажется, её позвали ― у Кристины заложило уши от внезапного звука, выделяющегося среди монотонности других, и она не расслышала. Перед глазами всё плыло, боль разъедала кожу, отчего зубы скрипели громче, чем выл ветер за окном. Собственное тело казалось ей слишком тяжёлым и причиняло лишь дискомфорт.

― Миледи! ― донёсся до неё голос Натали, радостно-встревоженный, но какой-то расколотый.

Кристина хотела было ответить, но не нашла в себе сил. Горло свело, будто она залпом выпила полбутылки какого-нибудь крепкого алкогольного напитка. А ещё было страшно слышать собственный голос — и Кристина не могла понять, почему. Через мгновение она почувствовала, что её горящего лба коснулись холодные пальцы.

― Я сейчас позову лекаря, ― продолжила служанка.

Но девушка резко протянула руку, нащупала пальцы Натали и сжала их. Туман перед глазами постепенно таял, проясняя увиденное, и вскоре Кристина обнаружила напротив себя круглые от испуга глаза Натали, её бледное, осунувшиеся лицо, растрёпанную светлую косу, перекинутую через плечо, и чёрное платье из мягкой ткани.

Кристине захотелось взглянуть на себя в зеркало, но, вспомнив, что её ранили в том числе и в лицо, она поняла, что эта затея только разочарует её. Впрочем, Натали смотрела на неё без отвращения — в глазах плескались волнение и тревога, но какого-либо пренебрежения или отторжения не было.

― Стой, ― выдохнула Кристина и слегка потянула её за руку, заставляя присесть на краешек кровати. Она почти не слышала саму себя — уши заложило, да и голос звучал чересчур тихо. ― Я… Мы дома? Мы победили?

― Да, миледи. ― Натали улыбнулась, но голос её был горьким, словно яд. ― Вам больно?

― Терпимо, ― соврала Кристина и попыталась привстать.

― Не нужно, ― попросила служанка, приобняв Кристину за плечи и заставляя лечь на место. ― Вам пока нельзя вставать.

Девушка послушно легла, не отрывая взгляда от Натали. Сдавленная болью, словно стальным раскалённым обручем, голова коснулась мягкой подушки, но это не принесло облегчения. Мысли метались испуганными птицами, но Кристине удалось с трудом ухватиться за одну, заставившую её затрепетать от тревоги.

― Он… он жив? ― пытаясь сделать голос более звучным, спросила девушка.

― Лорд Штейнберг? ― уточнила Натали, поглаживая холодной ладошкой горящий лоб госпожи. ― Да, миледи. Он почти всё время сидел рядом, ни на шаг от вас не отходил, лишь буквально пару часов назад отлучился по каким-то важным делам. Пока вы… ― Она замялась, быстро смахнув с трепещущих ресниц одинокую слезинку. ― Пока вы были нездоровы, он взял на себя обязанности лорда-прот… Прок…

― Протектора, ― выдохнула Кристина, чувствуя, что сама вот-вот заплачет. Облегчение душевное немного ослабляло и физическую боль, но не сильно. ― Сколько, кстати, я была…

― Почти трое суток.

Девушка на миг закрыла глаза, а когда открыла их, то увидела, что Натали быстро встала, подняла с пола какую-то сорочку и бросила её в стоящий у дальней стены открытый сундук.

В комнате Кристины мало что изменилось. В едва раскрытые глаза бросились знакомые фиолетовые занавески, и девушка почему-то почувствовала приступ необоснованной, обжигающей сердце ярости. Также было заметно, что проветривали здесь редко, а топили ещё реже ― тягучий, пахнущий пылью холодок расстилался в воздухе, словно паутина. Ковёр с пола, на котором валялись какие-то тряпки, исчез, а кровать оказалась переставлена в другой угол. Возможно, Карпер что-то искал, поэтому приказал перерыть здесь всё, но что ему могло быть нужно?..

Кристина попыталась расслабить закоченевшие конечности. Трое суток… Возможно, дело в том, что она дважды ощутимо приложилась головой. А так это не очень много. Если боль пройдёт быстро, то уже скоро она сможет приступить к своим обязанностям леди Нолда. Столько всего нужно решить…

Она поняла, что ровным счётом ничего не помнит, и осторожно спросила:

― А Карпер?

― Жив, миледи, ― бросила служанка раздражённо. ― В подземельях он, в темнице. Лорд Штейнберг сказал, что его судьбу должны решить именно вы.

Господи, как будто не ясно, что она прикажет с ним сделать… Впрочем, Кристина тут же вспомнила свои слова о том, что она готова его пощадить, хотя они были сказаны ещё до битвы, которая перевернула всё.

― Натали, а кто… ― Кристина замялась, не зная, как помягче сформулировать вопрос. ― Кто-нибудь не вернулся?

Натали, в это время пытающаяся удержать тяжёлую крышку сундука, безвольно опустила тонкие руки. Крышка упала, раздался оглушительный грохот, но служанка даже не отреагировала на это. Минуту она стояла спиной к Кристине, ссутулившись, а когда повернулась, леди Коллинз увидела, что глаза девушки были мокрыми и красными от слёз.

Она медленно подошла к постели, даже не пытаясь остановить Кристину, которая, пересиливая ноющую боль в боку, приподнялась на локтях.

― Оскар, миледи, ― едва шевеля бледными губами, произнесла Натали и буквально рухнула на кровать.

«Нет, ― пронеслось в голове у Кристины. ― Это неправда. Это не может быть правдой».

На неё накатило оцепенение: боль отошла на второй план, перед глазами всё померкло, а в голове образовалась странная пустота, засасывающая в себя все мысли и чувства. Как будто весь мир вдруг разрушился, как будто не осталось даже воздуха… Хотелось как-то забыться, отстраниться от всего этого, но Кристина пересилила себя.

Девушка быстро и резко села, совершенно забыв о боли, и прижала плачущую Натали к себе. Та дрожащими руками обняла её в ответ, буквально сотрясаясь от раздирающих её рыданий. Кристине было больно на это смотреть. Ей бы тоже сейчас зарыдать, но слёз почему-то не было. Как будто из неё вырвали сердце, лишив всякой возможности чувствовать.

― Ещё герцог Рэйкер, миледи, ― пролепетала Натали, с трудом переводя дыхание.

И тогда словно произошёл взрыв. Мысли вернулись, только теперь они понеслись с такой бешеной скоростью, что Кристина не успевала следить за ними.

Это всё её собственная глупость. Если бы не вспыльчивость и безрассудство, затуманившие разум Кристины, то войны бы не было вообще. И никто, никто бы не умер. Никто.

Это всё её эгоизм. Кристина думала о своём долге, своей чести и своей репутации, совсем забыв, что в её распоряжении невольно оказались чужие жизни. Она считала, что справится с этой ответственностью, но… Но всё разбилось о ледяную глыбу её глупой самонадеянности.

Это всё она. Она виновата. Не Джонат Карпер. Не Анабелла. А она, Кристина Коллинз. И умереть должна была только она. Что же в этой грёбаной жизни пошло не так?

Показалось, что рана начала кровоточить — девушка заметила на белой ткани ночной сорочки невесть откуда взявшиеся маленькие красные мазки, но не обратила на это внимания.

― Прости меня, Натали, ― прошептала Кристина, поглаживая служанку по мягким волосам. ― Пожалуйста, прости.

Через день Кристина смогла встать.

Надо сказать, что это было нелегко.

Перед этим к ней зашёл лекарь, который сообщил, что её рана была не особо глубокой, зато широкой — её пришлось зашивать и прижигать виски. Ещё, как оказалось, у Кристины была вывихнута правая рука — впрочем, вывих вправили ещё тогда, когда девушка лежала без сознания. Лекарь прописал ей множество снадобий и мазей и заново перевязал рану (для этого пришлось раздеться, но Кристина даже не попыталась прикрыться и на рану не взглянула). Также было велено соблюдать постельный режим по меньшей мере ещё неделю.

Но Кристина не удержалась. К тому же, лорд Штейнберг так и не появился. Правда, Натали сказала, что он всё же приходил один раз, ночью, да и девушка не винила его: видимо, обязанности лорда-протектора не позволяли ему отвлечься.

Через день после своего пробуждения, вечером, когда не отходящая от неё ни на минуту Натали уснула, полулёжа в глубоком кресле, Кристина набросила поверх тонкой нижней сорочки халат и осторожно сползла с кровати.

Первые шаги повлекли за собой жуткое головокружение, и ей пришлось схватиться за высокую спинку кровати. Когда мутная пелена перед глазами исчезла, а лёгкая тошнота спала, девушка двинулась дальше. Правда, боль то и дело вспыхивала и на месте вывиха, и в других частях тела, заставляя девушку постоянно останавливаться, сдерживая вскрики.

На столе лежало покрытое тонким слоем пыли зеркальце. Кристина несмело коснулась резной посеребрённой ручки дрожащими пальцами и, чувствуя, что сердце буквально выпрыгивает из груди, заглянула в него.

Всё было не так страшно, как она ожидала. Ярко-красная царапина на носу, кровоподтёк на скуле, следы от несильных ранений на лбу и щеках… А свалянные волосы смешно торчали в разные стороны. Ждать, когда они отрастут, долго, а стричь снова ― жалко. Девушка вздохнула и, положив зеркальце на место, взглянула на Натали. Служанка, видимо, слишком устала, а потому спала достаточно крепко, чтоб не слышать её шагов. Тогда Кристина подошла к двери. Та даже не скрипнула, когда она открыла её и тихо вышла из комнаты.

В коридоре, что казался бесконечным, было пусто и холодно. Кристина огляделась и прошла вперёд, к небольшому окошку, чисто для того, чтобы хоть немного размяться — лежать надоело до одури. Медленно ступая по каменным плитам, словно по весеннему тонкому льду, босыми ступнями, она дрожала. Но не от холода или боли, а от волнения и страха кого-либо встретить. Её же тут же вернут в постель… Поэтому, когда вдали послышался глухой, неровный звук шагов, девушка прижалась к стене и зажмурилась, словно желая стать невидимой, маленькой, совсем незаметной… В боку кольнуло, и она инстинктивно прижала к крепко перебинтованной ране ладонь. От этого движения стало куда больнее в плече. Боль была словно цепная реакция, и Кристину это даже немного смешило.

Нужно поскорее вернуться в комнату, да вот только она не успеет ― быстро ходить пока не получалось. Тем временем звуки становились всё громче и чётче. Ребячиться бессмысленно. Кристина открыла глаза и увидела Генриха.

Он сильно хромал на правую ногу, опираясь на трость, а вид у него был бледный и уставший. Однако девушка всё равно была настолько рада его видеть, что поняла, что готова прямо сейчас броситься в его объятия и разрыдаться.

Но нельзя было этого себе позволять. Поэтому Кристина отошла от стены, наклонила голову и, когда лорд Штейнберг приблизился, присела в реверансе. Он же в ответ с то ли удивлённой, то ли встревоженной улыбкой поклонился.

Несколько секунд, показавшихся Кристине вечностью, длилось тягучее молчание. Она судорожно пыталась придумать, что же ему сказать, но в голове было абсолютно пусто.

― Вам лучше? ― спросил лорд Штейнберг холодным тоном, не прекращая, впрочем, улыбаться.

― Нет, ― резко ответила она. ― А вы? Вы в порядке, милорд?

― В полном, ― кивнул он, хотя наличие у него трости говорило об обратном. Он поймал её недоуменный взгляд и добавил: — Так, копьём слегка задели…

Снова воцарилась тишина. Ни лорд Генрих, ни Кристина не двигались с места. Это начинало несколько пугать девушку ― и ещё то, что он снова называл её на «вы».

Но он вдруг заговорил, и она вздрогнула.

― Простите, что нам так и не удалось увидеться. Я заходил к вам один раз после того, как вы очнулись, но вы уже спали…

― Ничего, ― отозвалась Кристина, опуская взгляд. Стоило сказать ему всё, что она собиралась, но нужные слова вылетели из головы. Девушка нервно сглотнула, непроизвольно сжимая пальцами тонкую шерсть халата, и сдавленным голосом произнесла: ― Спасибо вам, милорд. Если бы не вы, я бы уже…

― Была мертва? ― усмехнулся лорд Штейнберг. ― Тут не меня надо благодарить, а барона Хельмута. Это он вынес тебя с поля боя.

Эти слова заставили её замереть. Кристина думала, что Штольц ненавидит её, а он дважды спас её во время битвы…

В голове внезапно зазвучали голоса… Да и не только голоса: крики, вой ветра, звон стали, ржание лошадей ― но всё это было таким тихим, зыбким, едва заметным… «Хельмут, забери её отсюда, быстро!» Скрежет клинка о клинок, чей-то сдавленный стон и глухой звук падения. Она ведь почти не помнила ничего, что произошло с ней после столкновения с Карпером.

Девушка вздрогнула от этих болезненных, страшных воспоминаний, но быстро очнулась. Она была более чем поражена этим, но воздержалась от замечаний, так как Генрих ещё не закончил.

― Я всё ещё не могу простить себя за то, что вообще позволил тебе пойти на эту войну, ― вздохнул он. ― И, пожалуй, до конца жизни буду винить себя за твои раны.

― Это должен делать Карпер, ― несмело возразила Кристина. ― Он должен винить себя за всё это. Но он, разумеется, делать этого не будет. А на самом деле… ― Она замолчала, переводя дыхание: дышать было немного больно из-за раны и острого ледяного воздуха. ― На самом деле во всём виновата я и только я.

Генрих лишь усмехнулся, приблизился к ней и легко дотронулся пальцами до её щеки. Девушка закрыла глаза, чувствуя, как усиливается её дрожь, и вся похолодела, когда его губы осторожно коснулись её лба.

― Если ты до сих пор так думаешь ― не буду тебя разубеждать, ибо понял, что это бесполезно, ― сказал он спокойно. Тогда Кристине пришлось открыть глаза. ― И мне… Мне очень жаль, что капитан Эдит… Мы с ним, пожалуй, могли бы стать друзьями.

― И герцог Рэйкер тоже пал по моей вине, ― кивнула она, словно стараясь стряхнуть его пальцы со своего лица. На самом деле ей хотелось взять его руку в свою и никогда не отпускать.

Возможно, лорд Штейнберг собирался сказать ей что-то вроде «вовсе нет», но всё же промолчал, однако ответ она прочитала в его глазах.

― Возвращайся в постель, ― тихо, почти шёпотом сказал он и убрал руку. ― Я убедился, что ты чувствуешь себя лучше, а теперь мне нужно к королю.

― К королю?! ― почти выкрикнула Кристина, округлив глаза от изумления. ― Он здесь?

― Да, ― удивлённо протянул Генрих. ― Тебе не сказали?

― Со мной, кроме убитой горем служанки и не особо разговорчивого лекаря, и не было никого, ― пожала плечами девушка. ― Прошу, передайте ему мои извинения, что задерживаю его и заставляю ждать. Я посещу его как только смогу. Когда он приехал?

— Часа через четыре после окончания битвы. — Поймав её заинтересованный взгляд, Генрих добавил: — Она закончилась почти сразу же, как только ты… — Он сглотнул. — Почти сразу же после того, как мы пленили Карпера. Шингстенцы тогда просто сдались на нашу милость.

— Вы не знаете, кто доложил ему?..

― София Даррендорф, ― улыбнулся он. ― Тебе пришлось постараться, чтобы отговорить меня и моих вассалов написать его величеству, а девочка просто взяла и сделала это.

София всегда была смелой, а тут проявила ещё и решительность, которой Кристине так и не хватило. И с чего она тогда взяла, что обращение к королю было бы трусостью? В конце концов, хаос начался в его стране, так кто же должен был всё исправлять, как не он?

Когда двести лет назад первый король из династии Драффов объединил под своей рукой три вечно враждующие княжества в единую страну, то основные ветви власти всё равно оставил лордам. Теперь наверняка всё изменится: отгремела, конечно, не первая, но едва ли не самая кровавая за эти две сотни лет гражданская война, которая, как Кристина надеялась, хоть чему-нибудь научила его величество. Её-то уж точно научила, пусть и не сразу.

Она и не заметила, как холодный пол под её ногами нагрелся. Отпрянула от стены и почувствовала, что голова снова кружится. Чёрт подери, только этого ещё не хватало… Шаг сделать не получилось ― девушку ослепила боль, и, если бы не Генрих, она бы точно упала на каменные плиты. Мужчина же успел подхватить её на руки, и осознание этого факта — и ещё звук упавшей на пол с оглушающим звуком трости — не позволяло Кристине окончательно лишиться сознания.

― Человек, который ранил вас, уже убит? ― спросила она, замечая, как тревога плещется в его глазах. Её же глаза раздирала страшная резь, да такая, что держать их и открытыми, и закрытыми было больно.

― Да, ― несколько растерянно ответил лорд Штейнберг.

― Жаль, ― усмехнулась Кристина, часто моргая. ― Я бы за это расцарапала ему лицо.

В склепе было холодно, темно, да и дышать было тяжело, но Кристина всё же не смогла подавить тоскливого вздоха. Она стояла напротив гробницы отца уже несколько минут, не решаясь подойти ближе и не смея коснуться даже крышки саркофага.

За все те месяцы, что отца не было в живых, он так и ни разу ей не приснился. Девушка боялась, что рано или поздно образ сотрётся из памяти — его скульптурное надгробие не радовало точностью…

Иногда Кристине приходило в голову, что лорд Джеймс жив, что Карпер соврал ей, но она старалась гнать эти мысли — такая слабая и горькая надежда лишь мешала. Но сейчас, когда девушка окончательно убедилась в том, что её отец мёртв, стало ещё хуже. Она сжала руки в кулаки, из последних сил сдерживая слёзы. Наверное, лорд Джеймс был бы рад видеть, что она справилась, что она была сильной… Пожалуй, слишком долго, дольше, чем она сама могла вынести.

Не находя в себе сил больше смотреть на надгробие, Кристина пошла к выходу.

После сырости и промозглости склепа свежий утренний воздух показался ей настоящим избавлением. Но она не позволила себе долго наслаждаться прохладой ― нужно было сделать ещё одно дело, очень важное для неё.

Она думала, что ей станет легче, но посещение фамильного склепа только разбередило едва зажившую рану. Девушке было больно и тоскливо вспоминать отца, но и не почтить его память она не могла. Всё-таки это она виновата в его смерти, поэтому нужно терпеть. Нужно стараться. Нужно быть сильной.

Во внутреннем дворе было пустынно — солнце только-только взошло. Снег негромко скрипел под ногами, стены покрыл тонкий слой инея, земля была чуть скользкой, поэтому Кристина старалась идти медленнее и аккуратнее. Да и в платье ей было непривычно и неудобно: ноги постоянно путались в подоле и заплетались, словно девушка была пьяна.

Ступеньки, что вели в темницу, были крутыми и неровными, и Кристине, чтобы не упасть, приходилось хвататься за каменные выступы в стене, поросшие мхом и плесенью. Её шаги почти не оставляли за собой эха.

Вскоре она провалилась в почти абсолютную, вязкую, словно паутина, темноту. Сердце отчаянно стучало ― то ли от страха, то ли от волнения перед грядущим разговором. Но далёкие звуки кованных сапог стражников, их короткие негромкие переговоры вселяли небольшое успокоение. Привычно держа руку на раненом боку, Кристина прошла по тускло освещенному коридору вперёд, к дверям, ведущим в ещё более глубокие подземелья.

Она попросила одного из стражников проводить её. Тот взглянул недоверчиво, но через мгновение взял чадящий факел и повёл девушку вниз, по ещё более крутым и скользким ступенькам. Здесь почти ничем не пахло, казалось, что воздуха тут вообще нет. Свет, разливающийся от факела, был тусклым и неохотно разрезал буквально осязаемую темноту. Наверняка здесь обитало множество крыс и огромных пауков, но Кристину пугало вовсе не это. Она давно поняла, что бояться нужно не животных, особенно таких маленьких и хрупких, а людей.

Вскоре стражник довёл её до самой дальней камеры и прикрепил факел к стене.

― Оставь нас, ― велела девушка.

― Миледи, он может быть опасен, ― возразил стражник.

― Не волнуйся, если что-то случится, я смогу за себя постоять, ― улыбнулась Кристина, показывая, что под полой плаща у неё на поясе в маленьких изящных ножнах висел кинжал.

Когда стражник ушёл, она ещё минуту стояла молча, а затем обернулась и поглядела на толстые прутья решётки. Из темноты камеры раздался хриплый смешок, гулкий звон цепей и тяжёлые шаги.

― Миледи. С момента последней нашей встречи вы… ― Чахоточный кашель. ― Вы мало изменились.

В темноте было плохо видно лицо Джоната, и Кристина пригляделась. На его лице живого места не было: вся левая щека представляла собой огромную ссадину, едва-едва затянувшуюся, под обоими глазами зияло по синяку, нос был свёрнут в сторону, а губы изодраны едва ли не в клочья. Что ж, видимо, без побоев неудавшегося лорда не оставили…

― Зато ты прямо преобразился, ― холодно отозвалась она.

— Нравится? — хохотнул он, указав пальцем на своё лицо. — Это ваш любимый Штейнберг меня так разукрасил. А вы… Вы всё так же учтивы, словно портовая шлюха. ― Карпер попытался засмеяться, но его попытку прервал приступ кашля. Видимо, подхватил в сырой ледяной камере лихорадку. Что ж, поделом. Лихорадка или простуда ― не самое страшное, что его ожидает.

― Я посмотрю, ты многое ведаешь о манерах портовых шлюх.

Мать часто говорила, что учтивость для девушки ― всё равно что доспехи для мужчин. Но в чём смысл этих призрачных доспехов, если у Кристины были настоящие?..

― Я думаю, ты уже знаешь, что его величество здесь, ― начала она, не забывая придерживать не сильно, но всё же ощутимо пульсирующую рану одной рукой и поглаживать рукоять кинжала другой. Голос предательски дрожал, хотя Кристина старалась говорить твёрдо и сухо. ― Его присутствие ― единственное, что останавливает меня. Иначе ты бы уже был мёртв.

― Значит, король… Король будет судить меня?

― Да. ― Она позволила себе короткую торжествующую усмешку. ― За узурпацию, развязывание войны и убийство лорда Джеймса.

― Убийство? ― наигранно удивился Карпер. ― Позвольте, миледи. Вашего отца я не убивал.

― Я, конечно, знала, что ты тот ещё лжец, ― стараясь сдерживать накатывающие волны закипающей ярости, ответила Кристина, ― но думала, что у тебя осталась хоть капля совести. Может, в таком случае, и я твою жену не убивала?

― Вам неверно доложили, ― настаивал на своём Джонат.

Он приблизился вплотную к решётке и сжал прутья белыми тонкими пальцами, на которых уже не было колец с драгоценными камнями. Зато костяшки были сбиты, а на запястьях красовались кандалы, причём кандалы необычные. Руны, выжженные на них, удерживали любое проявление магии, а при особо тяжёлых случаях могли обратить заклинание против его создателя. Теперь Карпер был совсем бессилен.

― Вам, должно быть, сказали, что вашего отца убил я, ― продолжал он, в его глубоко посаженных глазах сверкнуло безумие, и Кристина отшатнулась.

― Ты сам это написал, ― процедила она, сняла перчатку, достала из неё потрёпанный свиток и бросила его в лицо Карперу. Пергамент беззвучно лёг на пол, усыпанный гнилой соломой.

― Я написал, что ваш отец мёртв…

― Ты неточно цитируешь, ― не выдержав, съязвила девушка. Носок её сапога пнул ни в чём не повинный свиток, заставляя его перекатиться через решётку под ноги к Карперу. Письмо можно было бы использовать как улику против него, но это совершенно лишнее — доказательств и так хватает. Она подошла ближе и сжала прутья решётки так, что пальцы заболели. Лицо Джоната оказалось слишком близко к её лицу, и Кристина с трудом поборола желание плюнуть ему в глаза. ― Я помню наизусть всё, каждое слово, каждую букву. «Твой отец мёртв, девчонка…»

― Надеюсь, вы простите мне мою грубость… ― прервал её Карпер. ― Но вы неверно меня поняли. ― Он смотрел на неё округлёнными глазами и странно торжествующе улыбался. Впрочем, улыбку трудно было различить на том, что осталось от его лица. ― Я написал, что ваш отец мёртв. Мёртв, а не убит. Когда я оказался в вашем замке, он уже умер, не знаю, по какой причине… Мне оставалось лишь похоронить его и сообщить вам эту неприятную новость.

Кристина молчала. Конечно, он лгал. Об этом ясно давали понять его странные вкрадчивые интонации, усмешки и ужимки. Но зачем? Чтобы обелить себя в её глазах? Чтобы избежать сурового наказания? Это всё равно ничего не изменит. Карпер умрёт, что бы он сейчас ни выдумывал.

― Просто скажи мне, ― тихо произнесла девушка, ― зачем? Зачем ты всё это устроил?

― Зачем? ― усмехнулся он и, с трудом подавив кашель, отошёл от решётки. ― Ваша земля больше и богаче нашей. Каменоломни, лес, залив, полный рыбы… Со всего этого можно выручить много золота. К сожалению, все ваши богатства никак мне принадлежать не могли: брачные союзы между Коллинзами и Карперами, к сожалению, так редки — в основном из-за отличий в наших религиях… Но это лишь причина, миледи. О поводе вы сами догадываетесь.

― Ради денег? ― брезгливо переспросила Кристина, скривившись. Ей казалось, что он снова лжёт, что скрывает что-то, связанное не с жаждой власти и золота, не с местью за жену, а с чем-то более важным… Но разве он расколется?

Она взглянула на Карпера ― тот повернулся к ней спиной, и лица его не было видно. Он старался держаться ровно и гордо, но болезнь и побои явно его подкосили. Чувство презрения заполнило сердце девушки, и она поняла, что не хочет больше с ним говорить. Молча повернулась и, забыв о факеле, направилась прочь.

― Кристина! ― позвал вдруг Карпер. Стоило ему чуть повысить голос ― и из его горла вновь вырвался сокрушительный приступ кашля.

― Чего тебе ещё? ― не поворачиваясь, но замерев, бросила Кристина.

― Я одного не понимаю, ― продолжая сдавленно кашлять, сказал он. ― После всего… Как ты смогла выжить?

― Я не знаю, Джонат, ― вздохнула девушка, закрыв глаза. ― Понятия не имею.

Король Драффарии Фернанд Второй приговорил Джоната Карпера к смертной казни через отрубание головы. Кристину это нисколько не удивило. Впрочем, она бы, наплевав на все законы, его повесила — или вообще оставила гнить в темнице до конца дней. К тому же, какое-то странное чувство, змеёй сдавливающее сердце, мешало ей радоваться тому, что справедливость наконец-то восторжествовала. Девушке казалось, что что-то не так, что всё закончилось слишком хорошо… Или наоборот — слишком плохо.

Эти мысли отвлекали от дела. Оторвавшись от созерцания рассвета за окном, она подняла со стола первый попавшийся пергамент и уставилась в криво начерченные буквы.

Всю ночь Кристина провела в отцовском кабинете — пожалуй, единственном месте в замке, где за всё время её отсутствия хорошо топили. Сначала она собственноручно избавилась ото всех следов пребывания Карпера: он оставил в кабинете кое-какие свои вещи, несколько писем и даже стихов. Девушка надеялась найти также какие-нибудь магические артефакты, но, видимо, Джонат предусмотрительно их либо уничтожил, либо спрятал, либо как-то отправил в Краухойз. Побросав всё найденное в очаг, Кристина занялась делами, что требовали её срочного вмешательства.

Собственная комната стала казаться ей какой-то чужой, ненавистной, неуютной. Здесь, в отцовском кабинете, было лучше. Здесь она чувствовала себя спокойнее.

С самого вечера и до рассвета она сидела с различными документами и указами. Прогорело не менее десятка больших свечей, было сломано столько же перьев и истрачено много чернил. И лишь к рассвету Кристина поняла, что более-менее справилась. Поставив последнюю подпись, она с улыбкой посмотрела на неровные чёрные письмена и подвела итог своей работе.

Разумеется, казна Эори значительно, хотя и не полностью, опустела. Ещё вечером они с Альбертой рассчитали, сколько денег придётся потратить на восстановление Вэйда. Герцогиня вежливо благодарила Кристину и уверяла, что вовсе не торопит, но леди Коллинз понимала, что дело не терпит отлагательств. Берта во время битвы командовала вторым засадным флангом и, как ни странно, отделалась лишь небольшой царапиной, проходившей через левый глаз и чудом его не задевшей, да новой седой прядью в чёрных волосах. Она уехала сегодня утром — в Смит, к сестре. Ну, слава Богу, им пока есть где жить… А на месте руин Вэйда рано или поздно возникнет новый замок.

Нужно было также где-то взять денег на восстановление и других замков тоже, а ещё как-то наградить вассалов, с помощью которых была выкована победа. Так как из Бейкеров не осталось никого (Кристина чувствовала, что осознание этого факта до сих пор причиняло боль и заставляло испытывать чувство вины), то их землю можно распределить между живущими вблизи феодалами. Да и с Софией нужно что-то делать… Конечно, молодая баронесса хорошо доказала свою самостоятельность, но в заботе и защите она и её брат всё ещё нуждались. Впрочем, Кристина уже знала, как быть с Даррендорфом.

Чтобы достать денег на восстановление земли, придётся наладить торговлю с Фареллом — впервые со времён войны. Всё-таки северные каменоломни работают исправно, а Серебряный залив, некогда принадлежащий Бейкерам, всё ещё богат рыбой. А вот подати с крестьян увеличивать нельзя, так и бунт можно спровоцировать. Народу нужно прийти в себя после войны. Возникла мысль занять у лорда Штейнберга, но Кристина и так слишком много ему должна… Он-то, конечно, не откажет, но Кристине было уже попросту неудобно. Да и лорд Киллеан непременно заплатит контрибуцию, так что собрать денег и восстановить казну можно.

Леди Коллинз улыбнулась. Отец предупреждал, что править сложно и невыразимо скучно, но Кристине начинали нравиться эти бесконечные заботы. От войны она смертельно устала, а вот мирными делами заняться — в самый раз.

Да, восстановить можно всё. А вот вернуть погибших за неё людей она уже не сможет.

Последняя свеча на её столе потухла, и через мгновение в дверь громко и настойчиво постучали. Кристина положила пергамент в ящик стола, вытерла о влажную тряпицу испачканные чернилами пальцы, поправила широкий ободок в волосах и негромко пригласила пришедшего войти.

Барон Штольц, одетый, как всегда, с иголочки, буквально светился во всех смыслах. В счастливо сияющих глазах читалось вечное самодовольство, бледные губы изогнулись в усмешке, длинные пальцы в чёрных кожаных митенках сжимали пустые ножны — видимо, меч потребовали оставить стражники… Хотя в нём сейчас и так не было необходимости.

— Миледи хотела меня видеть? — спросил он весёлым голосом, будто действительно рад был лицезреть Кристину живой и относительно невредимой.

— Да, — улыбнулась она сдержанно. — Присаживайтесь.

Он уселся в резное, обитое чёрным бархатом кресло напротив неё. Кристина предложила ему вина, но Штольц отказался:

— Нет, я не пью, — покачал головой он и усмехнулся, словно вспомнил что-то забавное. Тогда Кристина заметила на его верхней губе небольшой, едва заметный шрам, которого не видела раньше. Видимо, во время битвы заработал. — Давайте сразу к делу, нечего ходить вокруг да около. Сегодня после казни я сразу возвращаюсь домой, много дел, сами понимаете.

— Да, должно быть, ваша сестра вас заждалась…

— Несомненно.

«Он как-то подозрительно вежлив и дружелюбен», — пронеслось в голове у девушки.

— Даже не знаю, с чего начать, — опустила глаза она и заметила на серебристо-серой юбке чернильное пятно. — Напомните, ваша светлость, сколько вам лет?

Такой неожиданный вопрос барона Хельмута явно ошеломил. Однако он снова ухмыльнулся, закинул ногу на ногу и взглянул на висящий на стене щит с гербом Коллинзов — чёрные скрещенные мечи на белом поле. Кристине не повезло с геральдическими цветами: чёрный считался траурным цветом, а белый — свадебным.

— Тридцать, миледи, — наконец ответил он.

— И вы до сих пор не женаты?

Стараясь скрыть нарастающее удивление, Штольц коротко хохотнул в кулак и пригладил и без того идеально причёсанные золотые кудри. Кристину забавляла эта игра, и теперь она улыбалась не только из-за элементарной вежливости.

С наступлением утра в комнате становилось светлее. В шерстяном платье было не слишком тепло, и девушка поёжилась. Побелевшие пальцы сжали скользкую ткань, размазывая проклятое пятно по подолу.

— А вы хотите предложить мне жениться на вас, леди Кристина? — стараясь сделать свой тон серьёзным, спросил Штольц.

Вот мерзавец, решил бить в обратную…

— Брось, Хельмут, — парировала она со смехом, болтая ногами и стараясь согреть замёрзшие в кожаных домашних туфельках пальцы ног. Как жаль, что этикет не позволяет снова надеть мужское платье и сапоги… — Мы слишком многое пережили вместе, чтобы продолжать обмениваться остротами.

— И всё-таки? — Он, кажется, и не заметил, что она перешла на «ты». И про пощёчину до сих пор не заикнулся, странно…

— Нет, этого я тебе, к сожалению или к счастью, не предложу. Но я знаю девушку, которая бы тебе… подошла.

Штольц взглянул на Кристину заинтересованно, но так, словно речь шла не о браке, а о новой войне. Хотя, пожалуй, для мужчин семейная жизнь всё равно что битва.

— Ты же помнишь Софию Даррендорф? — Кристина выдержала короткую паузу, наблюдая за тем, как меняется лицо барона Хельмута. — Она такая… красивая, с рыжими волосами…

Вообще, браки между представителями разных земель были редкостью, но сейчас и так всё перемешалось.

— Конечно, — отозвался Штольц и, как показалось Кристине, облегчённо выдохнул. — Её ещё чуть не прирезал ублюдок Хейли, которому я вогнал нож в глаз… Если честно, я целился в шею, но он очень удачно повернулся.

Кристине были не очень интересны подробности, и она продолжила:

— Ей семнадцать, её брату четыре. Столь молодым людям, как ты понимаешь, тяжело будет поднять свою землю после войны. Хельмут, — девушка встала, опираясь руками о столешницу, и заглянула ему в глаза. Высокий массивный стол скрывал пятно на платье. Она больше не улыбалась: настало время для решения серьёзного вопроса и от ответа Штольца зависит многое, — могу ли я рассчитывать на твою помощь?

Барон Хельмут замолчал. Улыбка пропала с его лица, спина выпрямилась, пальцы сжались в кулаки. Воцарилась гробовая тишина, и было слышно, как в холодном остром зимнем воздухе порхает ветер, в очаге трещат поленья, а под крышами воркуют замёрзшие голуби.

— Ты предлагаешь мне жениться на этой девочке? — почти не шевеля губами, тихо спросил Штольц, выделив последнее слово. Действительно, для него она и есть девочка, но в том-то и суть…

— Таким образом ты поможешь не только ей, но и мне. Ещё раз, — едва заметно улыбнулась Кристина. — Но я понимаю, что этот вопрос требует тщательнейшего рассмотрения, поэтому…

Штольц жестом прервал её, сначала улыбнулся, потом усмехнулся, а потом и вовсе расхохотался.

— А, собственно, почему бы и нет?

— Мы никогда не держали палача, — пожала плечами Кристина, натягивая на пальцы меховые перчатки. Становилось всё холоднее, с неба валил хлопьями снег, а ветер лишь распалялся с каждой секундой. — Смертная казнь в Эори случалась редко. А если и были прецеденты, то отец всё выполнял сам. Простите, ваше величество, но сама я вряд ли смогу…

Если бы возникла надобность месяцем раньше — Кристина бы не задумываясь совершила казнь. Отрубить голову с первого раза ей бы, может, сил не хватило: у палачей это умение передаётся от отца к сыну. Но казнить Карпера собственноручно она бы всё равно не отказалась. Сейчас же звон стали и вид крови напоминали девушке о битве, возвращали её в те ужасные часы, когда она убивала и каждое мгновение сама рисковала быть убитой. Речи о том, чтобы снова лишить кого-то жизни, и быть не могло.

Король, ещё молодой и не слишком опытный, взглянул на неё удивлённо и пожал плечами.

— Тогда, может быть, ваше величество позволит мне исполнить приговор? — сказал вдруг лорд Штейнберг.

Фернанд, кажется, растерялся ещё больше.

— Если миледи не против…

— Разве я могу быть против, — опустила глаза Кристина, стараясь сдержать ухмылку. Нерешительность короля её забавляла.

Когда его величество вернулся на открытый балкон Южной башни, девушка тихо попросила лорда Штейнберга:

— Только, пожалуйста, сделайте это Праведным.

Он молча кивнул и принял из её рук заметно потяжелевший меч. Кристина надеялась, что это — последний раз, когда его лезвие обагрится чьей-то кровью.

Карпера вывели на эшафот, облачённого, по традиции, в белую рубаху, совершенно не вязавшуюся с его видом. Ноги его держали плохо, голова была опущена — безуспешная попытка спрятать изувеченное лицо… Интересно, что он чувствовал сейчас, за считанные мгновения до смерти? Смирился со своей участью или ещё на что-то надеялся? Жалел о том, что развязал войну, или был счастлив, что хоть как-то отомстил за жену, пусть даже ценой собственной жизни?

Теперь этого никто не узнает. И слава Богу.

Кристине подумалось, что сил на смотреть на то, как свершится казнь, у неё нет. Девушка закрыла глаза, прижала левую ладонь к ране, а правую просто сжала в кулак, стараясь даже не представлять себе то, что происходило сейчас на эшафоте. Слишком много смертей она пережила на своём веку, причём смертей близких ей людей, чтобы наслаждаться видом смерти врага.

Но что-то не позволило Кристине не смотреть. Глаза распахнулись словно сами собой. С ужасом она осознала, что рада видеть то, что видела.

Двое гвардейцев заставили Карпера опуститься на колени и приложить голову к плахе. Лорд Штейнберг извлёк меч из придерживаемых Диконом ножен, обхватил рукоять двумя руками и снёс голову преступнику одним верным ударом. Кристина даже не вздрогнула, лишь наблюдала за тем, как кровь хлынула на припорошенные снегом доски эшафота.

Когда всё было кончено, Кристина поспешила вернуться в замок, но лорд Штейнберг её задержал. Он вернул ей меч и спросил:

— Вы не могли бы подойти со мной к королю? — Генрих улыбался, но в глазах читалось странное беспокойство. Интересно, как ему далось убийство Карпера? Ведь именно ему он врагом не являлся…

Девушка хотела спросить, но не решилась.

— Конечно, — отозвалась она неуверенно.

Не успела Кристина опомниться, как лорд Штейнберг взял её под руку и повёл к Южной башне. Чтобы не запутаться в собственных юбках, ей пришлось приподнять ткань свободной рукой. Да уж, высокие сапоги из тёмно-коричневой потёртой кожи вместе с довольно нарядным голубым платьем смотрелись, мягко говоря, странно, да и грубый меховой плащ тоже не подчёркивал его достоинств… Но уж лучше выглядеть нелепо, чем мёрзнуть на морозе.

Лорд Генрих же, как всегда, выглядел превосходно: чёрный камзол поверх серого дублета, в прорезях которого виднелся зелёный бархат, подчёркивающий цвет глаз, чёрный с серебром пояс с прикреплёнными к нему ножнами, сверкающие и буквально скрипящие чёрные сапоги и грязно-серый, подбитый соболем плащ. Вот в каком виде следует представать перед королём, подумала Кристина.

Фернанд задумчиво смотрел в серое утреннее небо, опираясь руками о грубоватые перила балкона. О чём думал король, угадать было сложно. Девушка предполагала, что он явно собирался покинуть Эори в ближайшее время и вернуться в столицу, чтобы продолжать наводить порядок в стране уже оттуда.

Да и в любом случае, скоро все разъедутся и оставят её одну. Она не знала даже, что думать по этому поводу. Разумеется, она будет скучать по ставшему ей по-настоящему дорогим и близким лорду Штейнбергу, по вечно сомневающемуся пессимистичному герцогу Гидельштосу, даже по самовлюблённому, эгоистичному, но по-настоящему преданному и отважному Штольцу. Но ведь расстаются они не навсегда, верно?

Да, не навсегда, в отличие от тех, кого она потеряла. Ей жутко не хватало герцога Рэйкера, всегда такого дружелюбного, вежливого и ответственного… А в смерть Оскара она до сих пор не могла поверить.

— Ваше величество? — начал Генрих, поклонившись. Кристина тоже сделала реверанс, отгоняя печальные мысли, и опустила глаза, как и подобает истинной леди при разговоре с мужчиной вообще и королём в частности. — Могу я попросить вас об одной услуге?

— Разумеется, милорд. — Фернанд вытянулся, словно струна, и обеспокоенно сглотнул. — В пределах разумного, конечно, сами знаете, какое сейчас время…

— Мы с леди Кристиной всего лишь просим вас дать разрешение на объединение земель Нолд и Бьёльн, — чётко выговорил лорд Штейнберг и усмехнулся.

Кристину словно облили добрым десятком литров ледяной воды. Она почувствовала, что её сердце сначала пропустило удар, а потом забилось так, что чуть не разрушило всю грудную клетку.

Что, чёрт возьми, происходит?

— Я извиняюсь, по причине брачного союза или?.. — замялся Фернанд, округлив глаза.

— Именно, — отозвался Генрих и бросил короткий взгляд на Кристину.

Девушка уверенно закивала, чувствуя, как дрожащие холодные пальцы сжимают кожу штейнберговского дублета. В голове словно что-то взорвалось и уничтожило к чертям все мысли. А лорд Штейнберг улыбался как ни в чём не бывало.

— Разумеется, вы только… — Король явно был ошарашен новостью не меньше Кристины. Он переминался с ноги на ногу, а глаз у него задёргался. — Только до вечера принесите мне все бумаги… Я подпишу. Чтобы всё было официально, понимаете?

Лорд Штейнберг кивнул, не сказав ни слова.

— Вот и прекрасно, — кивнул Фернанд. — Мои поздравления…

И он тут же покинул балкон, не попрощавшись. Тогда-то Кристина и очнулась.

Она выпустила руку Генриха и вопросительно на него посмотрела. Он же взглянул на неё со всё той же нагловатой самодовольной ухмылкой. Господи, ну вылитый кот…

Тогда Кристина вышла с балкона и, дождавшись, когда лорд Штейнберг догонит её, задёрнула плотные алые шторы с бахромой. В коридоре стало темно, лишь оранжевый свет факелов слегка прорезал густой мрак.

— Знаете что, милорд, — вздохнула девушка, сцепив руки в замок и сверля взглядом носки своих сапог. — Так предложения не делают.

— Но ведь ты согласна? — спросил Генрих, и в его голосе зазвучала неподдельная надежда.

Сначала она хотела отказать и дать понять этим самоуверенным мужчинам, что и сама способна справиться со всеми последствиями войны. Теперь-то помощь ей точно не нужна.

Но потом Кристина вспомнила, как не хотела оставаться одна, и…

— Вы не оставили мне выбора, спросив сначала его величество, а уже потом — меня, — стараясь выдерживать соответствующую обиду в голосе, отозвалась она.

— Если хочешь, я на колени встану…

— Не надо, — засмеялась девушка. — Я согласна.

А потом он прижал её к себе, и она окончательно передумала отказывать.

До полудня они сидели в полутёмном тёплом кабинете лорда Джеймса в главной башне, который облюбовала Кристина, разговаривали и пили вино. Точнее, Генрих пил, а Кристина молча смотрела в наполненный красной жидкостью бокал, борясь с желанием осушить его до дна.

— И когда же вы приняли это решение? — робко спросила она.

— «Ты», — мягко поправил лорд Штейнберг. — Теперь ты моя невеста, и все эти формальности ни к чему.

Господи, как же это странно звучит… Она ведь не собиралась становиться невестой в ближайшее время, а уж о том, чтобы стать невестой лорда Генриха, и мечтать не смела. Да и теперь Кристине не верилось. Может, это сон? Очередной кошмар, и сейчас точно должно произойти что-то страшное?

Но ничего не произошло. Всё так же кожаные перчатки лорда Штейнберга лежали на столе рядом с каким-то пергаментом, всё так же светилось огромное круглое солнце за окном, всё так же падал снег и звенела сталь во внутреннем дворе.

Кристина поёжилась — слышать это было отчего-то страшно. Почувствовала, что у неё дрожат руки, и зажала их между коленками.

— На самом деле всё не так просто. — Он поставил бокал на стол и откинулся на спинку кресла. — О нашем браке думал ещё твой отец.

— Да, он говорил. Хотя в итоге выдал меня за барона Даррендорфа, — протянула Кристина и всё-таки сделала небольшой глоток за компанию. Вино оказалось слишком сладким, и она поморщилась.

— Да, но, понимаешь… После Фарелловской войны мы с твоим отцом слегка повздорили. — Лорд Штейнберг усмехнулся, но и в этой его усмешке, и во взгляде сквозила горечь. — Причина настолько глупа, что я даже не буду её называть. И то ли мне назло, то ли, может, ещё почему-то он больше об этом не говорил.

— Маттиас Даррендорф во время Фарелловской войны предоставил отцу самую большую армию, — сказала Кристина, напрягаясь. — Я была своеобразной наградой.

Ей бы посчитать это оскорблением, да вот только не получалось. Кто она такая, чтобы осуждать действия отца? Однако неприятный осадок всё равно был, и Кристина запила этот осадок вином. Сладко. Слишком сладко.

— На самом деле я догадываюсь, в чём дело, — хмыкнул Генрих. — Лорд Джеймс прекрасно знал, что барон Маттиас его не переживёт и консортом стать не успеет. И что ты бы… — Он запнулся, пытаясь подобрать слово. — И что с ним ты бы точно осталась девушкой.

Кристина почувствовала, как её щёки краснеют, и наклонила голову.

— Твой отец явно присмотрел для тебя кого-нибудь получше старика Даррендорфа, — продолжил мужчина, кажется, совсем не обращая внимания на её смущение.

Тут ей пришла в голову странная мысль. Отец говорил, что не виделся с лордом Генрихом Штейнбергом со времён окончания Фарелловской войны. Закончилась она, когда Кристине было шестнадцать. Замуж же она вышла в восемнадцать, и лорд Генрих Штейнберг утверждал, что был на её свадьбе. Что-то в их словах явно не сходилась, и Кристина не могла понять, кто из них врал и, главное, зачем.

Словно услышав её мысли, он сказал:

— Я и на свадьбе твоей с ним не поговорил. Полагаю, он даже не видел меня. До сих пор жалею об этом. До сих пор жалею, что так и не попросил у него прощения…

— Как и я, — вздохнула девушка. — Надеюсь, перед смертью он простил нас обоих.

Молча они выпили в память об усопшем. Кристина с трудом сдержала слёзы, хотя и так уже не было никаких сил. Слишком долго она внушала себе, что не имеет права плакать, хотя не очень понимала, почему. Пожалуй, сейчас стоит всё-таки приберечь слёзы до ночи и выплакаться в одиночестве.

— Когда всё началось, — прервал гнетущую тишину Генрих, — то есть, когда Карперы приехали в Нолд, он сразу написал мне. Кратко и точно объяснил, что нужно делать. Тебя он выдворил из Эори не потому, что не хотел видеть или решил наказать за поединок. Он спас тебя таким образом.

— Но зачем? — выдохнула Кристина, окончательно растерявшись. Пальцы нервно забарабанили по столешнице. — Я бы могла помочь, когда Джонат…

— Ты бы погибла, — покачал головой он и, как это часто бывало, накрыл её ладонь своей. — Что бы ты смогла сделать в одиночку? Ты бы определённо погибла. Лорд Джеймс написал, что ты будешь в монастыре, а я должен забрать тебя оттуда и…

— Так это не ваша… твоя инициатива? Это отец тебе приказал?

— Не приказал, а попросил, — улыбнулся Генрих, заметив её растерянность, недоумение, гнев… И обиду на то, что ей ничего не рассказали заранее. — И нет, он не приказывал и не просил собирать армию и отвоёвывать Эори, нет. Лорд Джеймс просто попросил оберегать тебя, если возникнет необходимость. Ему казалось, что Нолд уже не вернуть. Я же решил поступить немного иначе. Твой отец был готов потерять свою землю, но сохранить дочь. Я же подумал, что ты, несомненно, стоишь всего этого, но… Землю терять тоже не стоит. Подожди-ка.

Он снял со спинки кресла свой плащ, порылся во внутреннем кармане и извлёк оттуда скомканный свиток. Кристина нервно сглотнула — если это письмо отца… Она не была готова его прочитать, но Генрих протянул ей свиток, и она всё-таки взяла. Письмо было уже давно распечатано, и девушка дрожащими руками развернула тонкий пергамент. Она узнала почерк отца, и на душе сразу стало тепло — как будто вернулась в детство… Пожалуй, теперь читать будет не так уж и страшно.

Дорогой мой Хайнц, пришло время забыть старые обиды — настали нелёгкие времена. Я, моя земля и моя дочь в большой опасности, и если своей жизни мне уже не жалко, да и земли тоже, то Кристина должна выжить любой ценой. В Нижнем городе обнаружились младшие Карперы, и я уверен, что приехали они сюда не просто так. Грядёт война, которую Кристина не должна даже видеть. Поэтому я отправил её в бьёльнскую женскую обитель — когда ты получишь это письмо, она, скорее всего, будет уже на полпути к ней.

Ты знаешь, что нужно делать. Прошу тебя, защити мою дочь. Она — всё, что у меня есть, и всё, что останется от Нолда. Шингстен силён, и Нолд уже не спасти, но Кристину я спасти обязан. Помоги мне с этим. Считай это моей последней просьбой.

И кривоватая размашистая подпись рядом с красно-коричневой печатью.

Дочитав письмо, девушка несколько секунд хранила молчание. Прочитанное не укладывалось в голове, внутри всё буквально горело от противоречивых чувств, а слёзы и какой-то истерический смех душили её. Слишком много новой и столь неожиданной информации заставило её эмоции смешаться: она чувствовала гнев и облегчение, горе и странное веселье, озадаченность и эйфорию. Ещё один глоток вина, ещё одна попытка справиться и обуздать чувства, ещё один мучительный приступ тошнотворной сладости.

Отец за неё отдал свою жизнь… Генрих рисковал всем, чтобы вернуть Нолд законным правителям… А она… А она дура, что с неё взять.

Наконец справившись с собой, Кристина смахнула с ресниц одинокую слезинку.

— Кто-то ещё знал об этом? — спросила она.

— Капитан Эдит с самого начала был в курсе, — сказал Генрих, вздохнув. — На следующий день после твоего приезда мы с ним обсуждали это. Всё пошло немного не по плану: ты сама решила приехать ко мне, а не ждать в монастыре. Но по большому счёту это ничего не изменило.

Кристина так и не поняла, можно ли было считать причиной начала войны смерть Анабеллы, и спросила:

— Почему вы… ты не сказал мне сразу?

— Пожалуй, я и сам не могу ответить на этот вопрос, — вздохнул он.

Кристина залпом осушила свой бокал. Что ж, теперь это всё уже неважно. Теперь всё закончилось, теперь не будет больно, плохо и страшно. Ей хотелось верить, что ничего подобного больше никогда и ни за что не повторится.

— Да, я кое о чём забыл… Мы же теперь помолвлены, — заметил Генрих, улыбнувшись. Девушка взглянула на него с недоумением, а он быстро снял со своего безымянного пальца тонкое золотое кольцо с тёмно-серым камнем, взял Кристину за руку и осторожно надел кольцо на её большой палец. — Моё потом отдашь, — улыбнулся он снова, не выпуская её руки.

Кристина не знала, что на неё нашло. Какой-то стихийный порыв, подобный тому, что охватил её тогда, перед битвой, заставил все мысли и переживания словно покрыться пеленой тумана. Она встала и наклонилась через стол прямо к лицу Генриха. Но на этот раз поцеловал её он. Поцеловал настойчиво, глубоко, но всё-таки по-особому нежно.

Девушка блаженно прикрыла глаза, опираясь локтями о жёсткую столешницу. Кажется, на платье от резкого движения порвалась шнуровка, но её уже перестало что-либо волновать. Кристина, конечно, знала, что прошедшая война так легко её не отпустит. Что кошмары ещё долго будут будить её по ночам. Что тяжёлые болезненные воспоминания продолжат свой гнёт. Что чувство вины так и будет глодать и терзать её сердце, пожалуй, всю оставшуюся жизнь.

Но сейчас ей было не до этого. Сейчас она была счастлива — так, как не была счастлива, пожалуй, никогда. Думать о будущем и прошлом Кристине не хотелось, да она и не думала, забывшись в объятиях любимого человека.

А за окном в замковом храме Эори гулко и протяжно звонили колокола.