Сердце осы [СИ]

Выбор за вами

Старая Айше ошибалась — нравы курортной Феодосии отличались от традиций маленького села. Киоск, где работала девушка — укротительница тигра, моментально сделался местной достопримечательностью. Перед прилавком с утра до вечера выстраивалась очередь, Ленуру фотографировали, записывали на телефон, болтали всякую ерунду. Осы нервничали и кусались, но разогнать зевак не сумели. Зато у молодого лейтенанта наконец-то хватило смелости заговорить с девушкой. Он запинался, мялся, смешно краснел, но был искренен в своих чувствах. И Ленуре захотелось поделиться с ним чудом. Сложив губы трубочкой, она тихонечко загудела — и осиный рой тут же закружился над девушкой, закрыл ее, словно броня. Испуганный лейтенант побледнел и схватился за кобуру, словно пистолет мог помочь.

— Нет-нет! Они меня не тронут, — успокоила парня Ленура. — Я их кормлю, а они меня от дурных людей защищают.

— Серьезно? — удивился лейтенант.

— Да, осы мои друзья, — сложив ладони ковшиком, Ленура взяла трепещущее существо из воздуха, поднесла к лицу, осторожно подышала на прозрачные крылышки. — Плохих кусают, хороших нет. Погладь, тебя тоже не тронет.

На лбу парня выступили бисеринки пота, челюсти сжались, но он пересилил себя, осторожно дотронулся до насекомого. И расслабился, улыбнулся:

— Щекотно как! Маленькая штучка, а понимает, кого слушаться.

Детская радость парня понравилась Ленуре. Взмахом руки девушка подняла любимиц в воздух, показала их танец, позволила посидеть на кончиках пальцев и попить кваса с ладони. Завороженный лейтенант только ахал. …И еще один взгляд следил за осами — внимательный, пристальный, жесткий.

Наутро, едва Ленура открыла будку и проверила краник у бочонка с квасом, к точке подвалил бомжеватого вида пьяный бугай. И сходу начал хамить, с бранью тянуть лапы к посуде, требуя кваса для ветерана Афганистана. Волосатые руки с аккуратно подстриженными ногтями оставляли на прилавке грязные разводы. От неожиданности Ленура попятилась, осы взвились и набросились на агрессора, обратив его в бегство за считанные секунды. Вопли несчастного заглушили уличный шум, он помчался по тротуару, нелепо размахивая руками, закружился, потом упал наземь. «Скорую! Скорую!» закричала толстая тетка-цветочница из углового киоска, плеснула водой из вазы, и сама завизжала, отбиваясь от взбесившихся насекомых. У охранника банка нашелся перцовый баллончик, но и это не помогло. Когда, придя в себя, Ленура сумела отозвать ос, «Скорая» с мигалкой уже подъезжала к перекрестку. Бугая увезли в беспамятстве, прочим покусанным оказали помощь, возмущенная толпа рассосалась. А вот тревога осталась — целый день девушка ощущала тревогу, смутное беспокойство, словно соринка попала под веко и отказывалась выходить со слезами.

Вечером поднялась буря — с материка пришел холод, а с ним штормовые порывы ветра. Дребезжали листы жести на кровлях, жалобно скрипели платаны и тополя, выли сирены растревоженных автомобилей, горожане перебегали от стенки к стенке, даже не пытаясь раскрывать зонтики. Ленура торопилась как могла, но абле стало плохо еще до возвращения девушки. Бледная старуха сидела на полу подле открытого окна и жадно глотала воздух фиолетовыми губами, говорить она не могла. Заполошное сердце билось неровно, словно маленькая птица пыталась выбраться прочь из ветшающей клетки ребер. Усмирить болезнь не удавалось, старуха заметалась, начала стонать, потом плакать. Вскипятив воду, Ленура заварила душицы пополам с цветами боярышника, но и это не помогло, а за сильными травами они давно не ходили.

Оставалось лишь ждать. Ветер стих заполночь, тяжелые тучи отползли к Карадагу. Измученная абла вскоре уснула, Ленура долго сидела рядом с кроватью, а потом прикорнула на коврике, словно кошка — на всякий случай. В ту ночь смерть не пришла.

Поутру старуха не смогла встать, пришлось спешно договариваться с соседкой, досмотреть больную, пока Ленура не вернется с работы. Чувство опасности отступило, но до конца не ушло, хотелось забиться в угол и спрятаться от чужих глаз. Увы — до конца сезона почти месяц, уволишься раньше, потеряешь и деньги, и место. Пришлось стоять, натянув на лицо улыбку, путаясь в мелочи и сдаче. Покупатели шарахались от встревоженных ос, торговля не шла. Как там абла? Далеко… неясно… кажется спит. Ленуру тоже клонило в сон, она куталась в легкую шаль, вздрагивала, моргала. День тянулся невыносимо долго.

Солидный седой чиновник подошел к киоску часа за два до закрытия. Он был с цветами, выглядел ухажером, но вместо похоти почему-то пах беспокойством. И приглашение посидеть за чашечкой кофе в ближайшем кафе прозвучало как вызов к директору «кто опять напустил мышей в класс?!». Сидеть невесть где, смакуя горькую гадость, вместо того, чтобы ухаживать за Айше, совершенно не хотелось, но две розовые купюры с Лесей Украинкой плюхнулись на прилавок, с лихвой перекрывая вечернюю выручку — можно закрыться раньше. Хорошо, я пойду.

Крохотное грузинское кафе на Базарной оказалось пустым. Пара купюр на барную стойку — и двери закрылись, заиграла негромкая восточная музыка. Усатый официант вынес меню и склонил голову, ожидая заказа. Хлеб и воду? Как прикажете! А вы…

Чиновник мотнул головой — без чинов, без имен, как всегда. Девушка пусть заказывает что хочет. Ледяную воду с пузырьками веселого газа и посыпанный зернышками кунжута домашний хлеб поставили на стол тотчас вместе с корзинкой зелени и мисочкой мацони, через пару минут вынесли и блюдо с дымящимся, остро пахнущим мясом. Ленура медленно жевала, не вслушиваясь в пустопорожнюю болтовню. Пока не услышала имя «Айше».

— Уважаемая Айше Ахметовна получит путевку в хороший санаторий, поправит здоровье, а там и с пенсией вопрос решим. Столько лет трудилась ваша мамочка, заслужила помощь от государства. И вам, дорогая, награда положена, благодарность от администрации.

Блестящий новенький телефон с покрытым пленкой экраном. Зачем?

— Просто удивительно, что столь способная девушка прозябает в киоске. Закончите школу, а там и в институт поступите, профессию хорошую приобретете. Город вас не оставит.

— Зачем? — вслух повторила Ленура. — За что?

— Вы спасли горожан от опасного хищника, дорогая, это заслуживает поощрения. Знаю, вы с мамочкой живете трудно, а теперь о вас позаботятся.

…Вот оно как. Собак приманивают, разбросав ядовитое мясо. Кто попробует — умрет.

— От вас требуется сущий пустяк — самолично явиться первого сентября на митинг по случаю начала учебного года и получить благодарность из рук мэра города. Большая честь для молодой девушки.

— Не хочу, — не задумываясь, буркнула Ленура.

— Хорошо, — сдобно улыбнулся чиновник. — Не хотите — никто вас принуждать не станет. Ваше право, до первого числа можете передумать. А подарок оставьте себе — пригодится.

Запыхавшаяся от спешки Ленура вернулась домой на час раньше. И опоздала. Поглядев на синие губы Айше-аблы, соседка еще днем вызвала «Скорую». Старуху забрали сразу — сердце едва работало. Пока Ленура добежала до горбольницы, совсем стемнело. Из приемного девушку развернули — стабильно тяжелая ваша бабуля, ждите. До утра Ленура металась вокруг кирпичных мрачных корпусов, огрызаясь на бродячих собак и докучных прохожих. Дежурный врач, небритый угрюмец в мятом халате развел руками — возраст. Нужны сердечные препараты, капельницы, витамины, вот рецепты, приобретите сами, у нас лекарств нет. Домой? Выписать в таком состоянии самоубийство. Кстати, вы бабуле простите, кто? Документы имеются?

Документов конечно же не было. Свидетельство о рождении Ленуре выправили еще в 92 м, в Старом Крыму, но Айше-аблу туда матерью не записали. Раньше как-то все обходилось — по знакомству, по дружбе, за малую мзду. Паспорт дали по возрасту, как положено. А какие еще бумажки нужны и как их получить, Ленура понятия не имела.

— Как бабуля в себя придет, дочка, упроси ее завещание-то оформить. А то останешься голой, ни кола ни двора, — посоветовала немолодая санитарка с хитрым лицом. — И мне подкинь соточку, я больную и переверну и помою и покормлю, пока тебя нет.

Вывернув карманы, Ленура наскребла восемьдесят четыре гривны. А ведь еще нужно купить лекарства — спасти аблу они не помогут, но вдруг больной станет легче и ее удастся забрать домой, прочь из смрадной кирпичной коробки. Зарплата придет… ойой! День близился к полудню, а будку она еще не открыла.

Хмурый хозяин уже дожидался Ленуру. Обычно дядя Мурза снисходительно относился к мелким грешкам девушки, улыбался, сверкая золотыми зубами, отмахивался — ай ерунда, джян, пару раз штрафовал для острастки. Но сегодня он отводил взгляд и повышал голос, бранился по-татарски и ничего не хотел слушать. Уволена. За прогул. С концами. Сотня гривен отступного и вали на все четыре стороны. И не смотри на меня как побитая собака! Прочь пошла, ну!

Пряча деньги в кармашек сумочки, Ленура нащупала подаренный телефон. Блестящий, ярко-красный с кучей кнопок он выглядел дорогим. Наверное, его можно продать? Но как?

На рынке у старого кладбища в первом ряду направо процветала скупка — там за гроши покупали и продавали мелкую технику. В первом киоске сидела хитроглазая девка, похожая на голодную злую лису — нет. Во втором улыбался белобрысый парнишка-ровесник — что он поймет? Пожилая округлая женщина, пахнущая лекарствами и лавандой, внушала куда больше доверия. И пухлые, унизанные кольцами руки, которыми она взяла телефон, казались бережными, матерински заботливыми. И голос звучал ласково:

— Сотня гривен устроит, лапушка?

— Нет, мне больше нужно. На лекарства абле, — застенчиво проговорила Ленура.

— Знаем-знаем мы эти лекарства. Сто пятьдесят? Погляди, крышка уже поцарапана и на пленке какие пятна.

Ни царапин ни пятен там точно не появилось. Может женщина плохо видит?

— Он совсем новый. И целый. И хороший.

— А документы на него где, лапочка? Чек, гарантия? — улыбка женщины сделалась еще слаще.

— Мне подарили телефон. Чека нет, — развела руками Ленура.

— Ах, подарили? Конечно-конечно. Давай с тобой посмотрим вместе… Сынок, звони! — женщина махнула рукой невидимому собеседнику и открыла крышку у телефона. — Смотри, лапочка, вот серийный номер, его сейчас пробьют в базе и узнают, откуда ты взяла эту модель, кто был владельцем, кто его регистрировал. Или ты берешь двести гривен и валишь отсюда по-хорошему.

— Я не хочу двести гривен. Отдайте пожалуйста, — удивленная Ленура попробовала забрать телефон, но женщина цепко ухватила ее за рукав.

— А ну стоять, воровка! Сынок, держи ее!

Потный брюхастый сынок попытался ухватить Ленуру за волосы, девушка зашипела, словно дикая кошка, и увернулась. На грани слуха загудел рой, зарычали бродячие псы с площади — и тут же взвыла сирена…

В милиции Ленура оказалась впервые в жизни. От запахов и голосов отделения ей тотчас стало дурно — закружилась, налилась болью голова, замелькали мушки перед глазами, замутило — пришлось присесть на ободранную жесткую скамью. Жалостливый милиционер придержал ее за локоть, помогая устроиться, он сочувственно смотрел на задержанную — такая молодая, а уже воришка и наркоманка. Ай-яй-яй, до чего молодежь дошла! Рядом развалился, раскинув кривые ноги, пьяный мужик в трениках и заляпанной дрянью майке, напротив рыдала красивая женщина, поминутно хватаясь за молчащий мобильник. Двое мужчин в костюмах о чем-то спорили, раскрыв толстые, набитые бумагами тетради — подследственный Глушко совершил оскорбление действием посредством браконьерским образом выловленной кефали, а затем покинул место преступления на краденом катере. Третий орал в трубку, требуя немедленно произвести экспертизу конфискованного на набережной автомата с боевыми патронами. От закутка, куда посадили Ленуру, остро несло свежей кровью. …А где-то на другом краю города, привязанная к койке, задыхалась абла — и никого рядом с ней… И осы тут не помогут.

— Здрасте-приехали. Петрович, за что взяли гражданку? Что она натворила? — молодой лейтенант воззрился на Ленуру так, словно увидал привидение.

— На рынке прихватили, Антон, — отозвался милиционер и чихнул. — На дозу не хватало, телефон на улице сперла и в скупку приволокла к нашей Фатиме.

— Помню я Фатиму и ты помнишь — за сотку мать родную продаст. А гражданка квасом который год у «Нового света» торгует, я у ней завсегда беру. И ни разу ее под кайфом не видел и пить не пьет. Ты ведь не пьешь и не колешься, правильно?

Ленура кивнула.

— А телефон откуда взяла? — лейтенант придвинулся ближе. — Только чур не врать мне!

— Подарили, — всхлипнула Ленура. — За то, что тигра отвела в клетку.

— Было такое, — кивнул лейтенант. — Слышал, Петрович, в августе из шапито тигр сбежал? Так вот девчонка его назад вернула. Талант у ней, мне майор оттуда рассказывал…

— Сам? — понизил голос милиционер.

— Ага, — сделал значительное лицо лейтенант. — Свидетелей ведь нет у тебя и потерпевших нет и телефон, небось, у Фатимы остался? Может отпустим на первый раз?

— Черт с тобой, Антон, забирай ее, раз ты жалостливый. Только беседу проведи, — милиционер замялся. — И телефон конфискуем до выяснения обстоятельств. Согласны, гражданка?

Ленура кивнула.

В машине у Антона пахло потом и старой едой. Скверно, но жить можно. Открыв окошко, девушка почувствовала себя лучше, холодная минералка помогла окончательно прийти в себя. И объяснений особенных не понадобилось — услышав про Айше, лейтенант взял рецепт, притормозил у ближайшей аптеки и вернулся с пакетом лекарств.

— Поехали в больницу, спасать твою маму.

— Аблу, — поправила Ленура.

— Маму. У нас, у русских, кто вырастил тот и мать.

В приемном лекарства приняли, но в палату к Айше не пустили — спит больная, прокололи ее и спит, не стоит беспокоить, завтра приходите. Состояние стабильно тяжелое, без динамики. Извините, до свидания.

Заботливый Антон проводил Ленуру до дома, напросился попить воды, внимательно обошел маленькую квартиру, посидел на кухне за чашкой чая и подсохшим печеньем. История с настоятельной просьбой чиновника, кое-как пересказанная девушкой, заинтриговала лейтенанта, но мысли свои он озвучивать не стал — лишь прихлебывал с блюдечка крепкий несладкий чай, да разглядывал ладную фигурку молодой хозяйки. Осиный рой, внезапно ворвавшийся в дом через открытую форточку, не испугал его, но и не особо обрадовал — отставив полупустую чашку, Антон засобирался домой. Напоследок он посоветовал Ленуре появиться на митинге — вряд ли мужик из мэрии задумал большую пакость, а если приставать будет, говори, что у тебя жених есть. Ты согласна?

Погруженная в свои мысли Ленура не ответила, и лейтенант счел молчание добрым знаком. Он неуклюже поцеловал девушку в прохладную щеку, коротким движением прижал к себе, зарылся лицом в пышные волосы. От него пахло табаком и пыльной бумагой, колючие усы неприятно царапали кожу. Осы встревоженно загудели, готовые защитить хозяйку. Но Антон задерживаться не стал — засиял как новенькая монета и выбежал из квартиры, перескакивая через ступеньки, словно мальчишка.

Ленура ощутила, что осталась совсем одна. Абла не оставляла ее с чужими, не отправляла в лагерь или санаторий, она всегда была рядом, указывала — что делать, с кем говорить, как выживать в городе. Можно не мыть посуду, не подметать дочиста выщербленный паркет, не вытряхивать покрывала, не слушать непонятные суры Корана, не склоняться головой на пестрый коврик — Аллах Акбар. Старой Айше помогал ее старый татарский бог. Бормоча за аблой молитвы, Ленура представляла Аллаха похожим на муллу из мечети Муфти-Джами — сутулым, морщинистым, степенно поглаживающим холеную белую бороду. С ней бог разговаривал на другом языке — он жил в трубе водовода у крепости, смеялся, плескаясь в бурном штормовом море, дышал из кружева цветов миндаля, не просил молитвы и не помогал в нелегкие дни. Ленура лишь знала — есть, видит. И иногда пела для бога, как пела для своих ос.

Пройдясь по дому, девушка навела порядок — ни пылинки, ни листика из окна, ни крошек на ветхой скатерти с длинными кружевами. Сварила гречневой каши с маслом, но есть не стала, вынесла во двор котикам. От расспросов соседки отмахнулась: плохо дело. Нет, помощи не хочу.

К ее возвращению ос в квартире скопилось великое множество, от мелких земляных до огромных шершней. Они ползали по шкафам и столам, искали воды и пищи, топтались по дивану, накрыв его шевелящимся покрывалом. Кое-где уже роились семьи, начинали строить непрочные легкие гнезда в углах комнаты. Маленькая, смелая армия! Жаль, что против смерти они бессильны.

Улегшись на гладкий надежный пол, Ленура раскинула руки и закрыла глаза. Ее дыхание вскоре подстроилось под немолчный ритм жужжания ос, сердце забилось медленно, границы тела словно раздвинулись — тысячи крохотных лапок ощупывали поверхности, тысячи крылышек гнали воздух, тысячи усиков улавливали вибрации. Девушка и раньше не различала цветов, а теперь зрение изменилось — мир оказался составленным из кусочков тусклой мозаики и неподвижных пятен, он шевелился и колыхался, мелькал и перетекал. Туча ос окутала неподвижное тело Ленуры жужжащей шубой, защищая от суеты и невзгоды — матке достаточно лишь отдавать приказания, силой мысли направлять послушных подданных, а об остальном они позаботятся сами…

Телефонный звонок вывел девушку из сладкого оцепенения. Старинный тяжелый аппарат с тугим диском стоял в прихожей. Из больницы? Знакомый сдобный и вкрадчивый мужской голос просочился сквозь трубку:

— Добрый вечер, дорогая Ленура! Хотел узнать, как ваши дела? Здоровье почтенной Айше Ахметовны, как я слышал, пошатнулось, а в больнице не хватает ни лекарств, ни грамотных специалистов. Может быть мы сумеем найти общий язык и разрешить ситуацию к взаимному интересу?

— Да, — прошептала Ленура.

— Не расслышал?

— Да, я приду, — повторила Ленура. — Приду, куда вы скажете.

— Я знал, что мы сумеем договориться, дорогая. Больше ни о чем не беспокойтесь! Всего вам наилучшего!

В трубке раздались длинные гудки. Осы встревоженно зажужжали — сердце девушки билось часто, дыхание сделалось неровным. Уходите! Летите прочь! Если абла вернется, незваные гостьи лишь огорчат ее.