Над гранитными стенами, окружавшими дворец Мундара Хана, возвышались порфировые и мраморные башни. Их алебастровые купола отражали солнце. Стражники, стоявшие у ворот с саблями наголо, были более всего частью ритуала. Представить себе нападение на дворец великого генерала Мундара Хана было столь же нелегко, как покушение на резиденцию самого короля Йилдиза.
Но так или иначе, стражников было немало, и они не оценили бы юмора, заяви молодой красивый парень, подойдя к воротам дворца, что хочет видеть любовницу генерала.
Поэтому Конан решил попасть внутрь дворцовой ограды другим путем. Найдя подходящее дерево у самой стены, вдалеке от поста охраны, он полез по ветвям. Один толстый сук шел прямо к стене, но был отпилен, чуть-чуть не доставая до нее. Гребень же этой стены был густо утыкан острыми осколками обсидиана.
За оградой был виден сад с красными кирпичными дорожками и небольшое круглое здание желтого мрамора, покрытое куполом и окруженное колоннадой. Его многочисленные окна и открытые дверные проемы прикрывали легкие шелковые занавеси, колыхавшиеся на легком ветерке.
Расставив для равновесия руки, Конан пробежал по суку и, оттолкнувшись изо всех сил, перелетел через стену, мягко приземлившись в саду.
Оглянувшись и поискав глазами стражников или слуг, киммериец подбежал к желтому сооружению. Оно было двухэтажным. Стены первого этажа представляли сплошной ряд арок-входов. За занавесками были видны белые каменные плиты пола, покрытые шелковыми подушками и прекрасными зерджанскими коврами. В центре комнаты, уткнувшись лицом в подушку, лежала обнаженная женщина, распустив по плечам золотые волосы. Прямо над ней крутился в воздухе сноп белых страусовых перьев. Кожаный камень, приводивший его в движение, уходил в дыру в потолке.
Конан выругался про себя. Наверху наверняка сидел слуга, крутивший колесо, которое в свою очередь крутило перья. Но путь назад уже был отрезан. Сильная мозолистая рука киммерийца отодвинула прозрачную ткань.
Несколько мгновений он восхищенно разглядывал прекрасное тело женщины. Наконец он негромко произнес:
– Не пугайся, Давиния.
Блондинка с визгом перекатилась с одного ковра на другой и схватила кусок синего шелка, почти прозрачного, которым хоть как-то прикрыла свою наготу от груди до колен.
– Кто ты? – зло спросила она.
– Меня зовут Конан. Я пришел вместо Эмилио Коринфийца.
Ее злость перешла в смятение. Давиния облизала губы и неуверенно произнесла:
– Впервые слышу это имя. Если тебя прислал Мундар Хан, то скажи ему, что его подозрения…
– Значит, об этой вещице ты тоже ничего не слышала, – разочаровано протянул Конан, доставая из мешочка на поясе рубиновое ожерелье. Он довольно ухмыльнулся, глядя на ее изменившееся лицо. Большие голубые глаза Давинии округлились, губы беззвучно шевелились.
– Как… э-э… Где? – ее голос сорвался на хриплый шепот. – А где Эмилио?
– Мертв, – отчеканил Конан.
Женщина не выглядела ни удивленной, ни сильно переживающей.
– Это ты убил его?
– Нет, – сказал Конан, не совсем уверенный в том, говорит ли он правду или ложь, – но он мертв. А я принес то ожерелье, которое ты хотела.
– Что ты просишь взамен? – голос Давинии внезапно смягчился. Шелковое покрывало словно случайно сползло на живот, обнажив восхитительную грудь.
Сдерживая улыбку, Конан ответил:
– Эмилио говорил про сто золотых монет.
– Золото? – она усмехнулась и подвинулась поближе, покачивая широкими бедрами. Вдруг она резко прижалась в груди Конана, обняв его за плечи.
– На свете есть вещи более привлекательные для молодого мужчины. Гораздо более привлекательные, – зашептала она ему на ухо.
– Слушай, а как же слуга, который крутит это опахало? – спросил Конан.
– У него нет языка, чтобы рассказать то, что он слышит, – проворковала блондинка. – Сюда никто не входит без моего приглашения, кроме моей камеристки, Ронды. А от нее у меня секретов нет.
– Мундар Хан?
– Он уехал из города на два дня. Ты что, можешь только задавать вопросы?
Она хотела покровительственно поцеловать его и уже потянулась к его губам, но киммериец легко поднял женщину и сам впился в ее губы долгим поцелуем.
Он отпустил ее, лишь когда из ее горла вырвался стон сладкого удушья.
– Ну так… – начала было она, но Конан одним движением развернул ее спиной к себе, заставил опуститься на четвереньки, и тут его тяжелая ладонь со звонким хлопком шлепнула ее по голому заду. Со злобным шипением она перекувырнулась через голову и растянулась на подушках, болтая в воздухе голыми ногами.
– Сначала золото, Давиния, – рассмеялся киммериец.
Вскочив на ноги, она запустила в Конана подушкой.
– Золото? Да я сейчас вызову стражу…
– И никогда больше не увидишь ожерелья, – закончил он за нее. Давиния нахмурилась, а Конан продолжил: – Или я убегу с ним, или стража схватит и передаст меня и ожерелье Мундару Хану. Он будет рад узнать, что к тебе заходят такие ювелиры, как я. Ты говоришь, что он человек подозрительный, ревнивый.
– Соображаешь, Эрлик тебя подери.
– Золото, Давиния.
Она еще раз зло взглянула на него и затем, отпихнув ногами подушки, вывернула одну из плит в полу и начала рыться под нею.
Наконец Давиния вернула на место камень и выложила перед киммерийцем набитый мешочек, тяжело звякнувший, когда его опустили на пол.
– Вот, – презрительно бросила она, – оставь ожерелье, забирай золото и проваливай.
Вот и все, подумал Конан. Или почти все. Да, он получил золото. Количество было неважно. Главное, что было исполнено предсказание Шарака.
Но эта стерва… Она хотела использовать его, использовала Эмилио. Она хотела посмеяться над ним, угрожала… С этой секунды Конаном двигала гордость, знакомая только молодому мужчине.
– Сосчитай, – потребовал он. Давиния, не веря своим ушам, уставилась на киммерийца. Но он, ткнув пальцем в мешок, повторил:
– Пересчитай. Хуже будет, если я обнаружу, что ты обманула меня.
– Чтоб у тебя яйца отсохли, – крикнула она, но, взяв мешок, высыпала его содержимое на пол.
– Раз, два, три…
Каждую монету она бросала в мешочек с таким выражением на лице, словно втыкала кинжал в сердце Конана.
– Сто! – выпалила она и затянула завязки на мешке.
Конан одной рукой легко взял золото, а второй протянул Давинии ожерелье. Та схватила долгожданное украшение и прижала его к груди, зло поглядывая на киммерийца.
Конан не почувствовал никакого чародейства, когда она нацепила ожерелье себе на шею. Но, черт возьми! Эта баба безо всякой магии могла заставить любого мужика забыть обо всем, кроме ее тела.
Конан взвесил мешочек на руке.
– Так вроде и не скажешь сразу, что пяти монет тут не хватает, – задумчиво сказал он.
– Если… если я ошиблась… я дам тебе еще пять монет.
Конан выпустил мешок из руки, расстегнул ремень и положил меч поверх золота.
– Что ты делаешь? – спросила Давиния.
– Дороговато, конечно, для продажной девки. Ну да что с тобой поделаешь. Если ты не хочешь платить то, что обещала, придется взять недостающее более привычным для тебя товаром.
Сдавленный визг вырвался из ее горла. Давиния попыталась было увернуться, но Конан легко поймал ее и сгреб в объятия. Все ее попытки освободиться не дали никакого результата. Кольцо рук киммерийца держало ее, словно железный обруч.
– Неужели ты думаешь, – прохрипела она, – будто я смогу быть с тобою после всего, что здесь произошло? После того как ты издевался надо мной, унижал… и называл проституткой… – ее гневные слова утонули в протестующих всхлипываниях.
– Мундар Хан стар, – тихо сказал Конан, проводя пальцем по спине Давинии от плеч, вниз по позвоночнику и ниже, к восхитительной ложбинке между ее гладких ягодиц. – К тому же он толстый.
Его палец взлетел вверх, чтобы поиграть с золотым локоном.
– Он часто оставляет тебя одну.
Давиния вздохнула и обмякла в руках киммерийца. Две пары синих глаза встретились, и Конан негромко сказал:
– Скажи, и я уйду. Ты хочешь, чтобы я ушел?
Она молча покачала головой.
Конан, улыбаясь, уложил ее на подушки.