СемьЯ

Глава 3

– Что за химера? Кто это?.. – хрипло спросила Саша, когда все вокруг пришли в движение: Мила собирала грязные тарелки, Юра возился с лампой, хмуря лицо, а Костик достал ржавый нож и принялся точить его серым камнем.

Женя, будто ничего и не услышав, буркнула Миле:

– Лучше Вальку уложи, а я посудой займусь, – и, не дожидаясь согласия, сгребла в кучу грязные чашки и ложки. Саша, вцепившаяся в пустую кружку, не сводила с них глаз.

– Ребят, правда, что это такое? – ее вопросы повисали перед лицом, подрагивали от молчания и спертого воздуха. Все внутри Саши колотилось и тоненько звенело.

Мила, подняв на руки сонную Валю, пригладила встопорщенные светлые кудряшки и унесла девочку в другой конец комнаты. И только тогда Юра вскинул на Сашу глаза:

– Знаешь, о чем-то лучше не говорить. И не знать.

– Но почему?..

– Потому что. Мы и сами никогда это не видели. Просто называем так. Химера. Это Костя придумал.

– Да, идея моя, – Костик нервно улыбнулся, почесал голову и отложил нож в сторону. – Я люблю греческую мифологию, у меня даже книга есть, и про химеру я там вычитал…

– Пр-росто это единственная книга, котор-рая у него есть, – влезла Женя, склонившаяся над ведром с ледяной водой. Она бессмысленно пыталась оттереть холодный жир с тарелок. – Надо однор-разовые чашки достать, задолбалась уже мыть…

– Я помогу, – сказала Мила, уложившая Валю на матрас. Она тихонько напевала колыбельную, гладя девочку полной рукой по плечам. Валя же, сунув большой палец в рот, задремала, прикрыв бледные веки.

– Я не отстану. Что там, в тоннеле? – снова влезла Саша. Страх кололся изнутри, словно вставшая поперек горла рыбная кость. – Не очень-то похоже на человека…

– Мы не знаем, – сказал Юра. – Те, кто увидел… Их нет. Поэтому мы и прячемся. Как только слышим шаги – разные, всегда разные – то сразу ищем укрытие. Это или топот, будто зверь, или легкие перебежки, как насекомое, только большое… Или даже обычные шаги, человеческие. Но лучше и не знать.

Лампа чуть дрожала в его руках.

– Но…

– Может, хватит на сегодня? – перебил Юра, не глядя на Сашу. – Все устали. Пора спать.

– Пора, – согласилась Мила, вытирая несвежим полотенцем кое-как отмытые чашки. Костик кивнул, поднялся и снова начал растаскивать матрасы по всей комнате.

Сашу положили рядом с Валей и Милой. Лампа погасла, в комнате завоняло керосином и горечью, от которых першило в горле. Тьма казалась плотной и удушающей, с мельтешащими мушками перед глазами – Саша лежала на спине и смотрела в потолок, буравя взглядом пустоту.

Раньше Саша всегда спала на животе, обхватив рукой подушку, но теперь об этом не могло быть и речи. Рука чуть успокоилась, осталась лишь монотонная терпимая боль, словно изъеденный кариесом зуб давал о себе знать, но вот лежать на спине и пытаться заснуть… Это было пыткой.

И Саша прислушивалась – Костик сразу захрапел на матрасе, словно был не юношей, а дряхлым старцем со свистящим дыханием. Юра дышал спокойно и ритмично, словно кузнечный мех – как-то раз Саша ходила с отцом на выставку ремесленников, и звуки скрипучего меха надолго заворожили девочку.

Мила возилась на соседнем матрасе. Она то и дело склонялась к Вале, прислушивалась к дыханию, плотнее закутывала девочку в простыню, что мягко шуршала в навалившейся со всех сторон темноте.

– Саш, ты уснула?.. – не выдержав, в конце концов шепотом спросила Мила.

– Нет.

– Я тоже не могу. Сейчас…

Она завозилась с чем-то и, судя по звукам, приоткрыла крышку, поскребла внутри рукой. Саша внимательно прислушивалась к каждому ее движению. Рядом посапывала Валя.

– Вот, – Саша вздрогнула, когда в ее ладонь скользнуло что-то рассыпчатое и прохладное. – Поешь немного, желудок-то голодный, вот сон и не идет.

– Что это?

– Сухари. Ребята их для Вали притащили, но, думаю, ничего не случится, если и ты погрызешь. Только Жене не говори, иначе у нее совсем крышу сорвет…

– Спасибо, – Саше неловко было съедать Валины сухари, но желудок от одной лишь мысли о еде прилип к позвоночнику, сведенный судорогой, и Саша жадно захрустела. – Я потом верну, правда. Мил, слушай… а почему Женя… такая?

– Мерзкая, злобная и желчная? – веселость в ее голосе не мог скрыть даже мрак.

– Ага. Я же старалась нормально со всеми общаться…

– Не обращай на нее внимания. Она колючая, да, но просто потому, что это единственная ее защита. Она слишком сильно боится. Но, знаешь, не такая уж она и плохая. Когда что-то случается, первая, кто летит на помощь – Женя. Она, конечно, еще и пнет тебя пару раз после спасения, но бросится на подмогу без раздумий. Надо просто привыкнуть к ее колючему языку.

– Я понимаю, что это характер такой, но…

– Обидно?

– Обидно.

– Всем поначалу обидно, – Мила защелкала чем-то в темноте. Миг – и огонек тусклой зажигалки лизнул ее грубые пальцы, а лицо в полутьме показалось совсем незнакомым и осунувшимся. – Главное не забывай, что это она не со зла.

– А не опасно? – Саша кивнула на желтоватый огонек. – Керосин, маленькая комната…

– Забей, – Мила глянула на спящую Валю и заправила светлые волосы за ухо. – Слушай, спасибо тебе еще раз. За Валю. Я думала, мы ее уже не отыщем…

– Да ладно тебе.

– Нет, не ладно! Ты ее дотащила, даже со сломанной рукой. Я весь вечер думала, как бы отблагодарить, но…

– Сухари, – улыбнулась Саша, стараясь не хрустеть слишком громко. – Вполне себе благодарность.

– Перестань, – Мила поморщилась. – Спасти нашу Валюшку за сухари какие-то?..

– А за что вообще человека надо спасать, а?

Они неловко замолчали. Мила будто собиралась с силами, чтобы выдохнуть в конце концов:

– Валя для меня не просто еще одна бродяга, – она не сводила с девочки глаз. – Мне все чаще и чаще кажется, что Валя – моя дочка. Да, о ней все заботятся, но я-то всегда мечтала стать матерью, дарить тепло и все такое. Когда Валина мама умерла… я была первой, кто взял девочку на руки. И теперь я за нее в ответе, понимаешь?

– Думаю, что да.

Слышно было, как тяжело Миле признаваться в таких вещах незнакомому человеку. Да и Сашу сковало стыдом от того, как дрожал чужой голос.

– Я кормлю ее, купаю, укладываю спать. Эта девочка – лучшее, что случилось в моей жизни.

– Несладкая, наверное, у тебя была жизнь…

Мила обожгла настороженным взглядом – в нем словно бы смешались глубоко затаенная горечь, которая требовала выхода наружу, и сомнение, стоит ли выворачиваться наизнанку перед первой встречной. Саша сразу поняла этот взгляд и виновато улыбнулась:

– Прости, я не хотела…

– Забей, все в порядке, – Мила вновь заправила разлохмаченные пряди за ухо, словно этот жест ее успокаивал. – Не знаю, почему мне так страшно об этом разговаривать. Это с ними, балбесами, по душам не поболтаешь. А ты ведь скоро уйдешь на поверхность и забудешь о нас, словно и не знала никогда…

– Ну, я как минимум куплю пакет сухарей и принесу его Вале, – хмыкнула Саша. – И фруктов. Сок там, шоколадки… Еще для вас еды, колбасу. Копченую.

– Договорились.

Саша пригляделась к водянистым глазам. Словно родниковая вода, под холодом которой можно разглядеть гладкие камни.

– Ладно… – одутловатое Милино лицо стало еще бледнее. – Да, у меня была несладкая жизнь. Мама… В общем, душевное тепло – это не про нас. Я сбежала из дома, не выдержала маминого давления. Много было всего, и вспоминать не хочется… А потом меня привели сюда. Тут уютно, надежно. Костик только на первый взгляд кажется балбесом, но он хороший. И всегда заботится о нас. С бродягами я впервые нащупала ту ниточку, что тянется к семье, что смогла бы меня… Ой, да хватит про это болтать.

Она махнула рукой, не глядя на Сашу. Губы ее чуть прыгали, а слабый огонек высвечивал проступившие на лице воспоминания. Зашипев, Мила погасила зажигалку, будто та, разогревшись, все-таки обожгла ее пальцы, но Саша знала, что причина не в этом.

– А потом у нас появилась Валя. Точнее, ее мама, но и Валя следом… А я нашла свою дочь. Как-то так и живем, – донесся из темноты ее шепот.

– Неужели ты не жалеешь, что вы живете под землей, в канализации? – задала Саша вопрос, который то и дело покалывал губы.

– Жалеешь? – спросила Мила с таким искренним недоумением, что у Саши почти не осталось вопросов.

– Да. Тут ведь темно, воняет, холодно… А наверху жизнь, солнце. И люди.

Зажигалка вспыхнула снова. Мила посмотрела на Сашу и сказала:

– Я готова отдать и жизнь, и людей, и солнце взамен на ту семью, о которой всегда мечтала. Если это семья бродяг в канализации – ну и пусть. Знаешь, не самый плохой вариант. Нет, я не хочу на поверхность. Я хочу быть рядом с ними.

Они поговорили еще немного, пока Саша не поняла, что с каждой новой паузой в их разговоре ее голову заволакивает зыбким туманом из обрывков мыслей, а каждое слово, произнесенное Милой, выдергивает в реальность, где есть только ноющая сломанная рука. Даже уснуть на спине уже не казалось таким невозможным.

– Спи, – кажется, в голосе у Милы и правда проснулось что-то материнское. – Отдыхай, завтра будет долгий день.

И она едва слышно запела, желая убаюкать то ли Сашу, то ли завозившуюся под боком Валю. Впрочем, это было не так уж и важно.

Саша провалилась в глубокий сон без единого сновидения, надеясь, что завтра выберется на поверхность.

По крайней мере, идти с бродягами ей будет не так уж и страшно.

– Собираемся! – Костя бегал по комнате и заталкивал вещи в измочаленный рюкзак. – Быстро завтракаем и выходим.

– Чё за спешка-то? – недовольно спросила Женя и зевнула во весь рот. Опухшая и лохматая, она сгорбленно сидела на продавленном диване, но, едва наткнувшись на Сашин взгляд, мигом сощурила потемневшие глаза.

Саша отвернулась. От неудобной позы и слишком короткого сна все тело ломило, а ноги ныли тупой болью. Саша поднялась, потерла виски рукой и огляделась по сторонам.

Канализация. Подземелье. Бродяги.

Ей надо добраться до города.

Юра долил в лампу керосина, спрятал бутылку с мутной жидкостью в рюкзак и недовольно покосился на Женю. Румяная Мила с влажными волосами сидела рядом с Валей и ласково тормошила девочку, уговаривая ее проснуться.

Валя кряхтела, возилась и жмурила глаза. Худенькая, с бесцветными кудряшками, она казалась ангелом, неведомо как попавшим к этим чумазым бродягам.

– Хватит вредничать, – кажется, Мила начала злиться. – Ну, вставай, вставай-вставай, сколько можно валяться…

Саше вдруг захотелось, чтобы они с Валей вновь остались вдвоем – только она и маленькая девочка на руках, а вокруг гулкие тоннели и пустота. В тот миг казалось, что Саша доползла бы до выхода и со сломанными ногами. Главное – вынести Валю на поверхность, спасти ее.

Всего миг, и наваждение схлынуло.

– Куда торопимся-то? – спросил Юра, набивая рюкзаки.

– Воды все больше. Еще немного – и придется плыть. Кто-то хочет плыть?

– Я точно не хочу, – хриплым спросонья голосом ответила Саша и кивнула на сломанную руку.

– Ой, да ладно. Еще одна обуза, – буркнула Женя, накидывая на плечи черную куртку.

Саша промолчала.

– Собирайте все, что может пригодиться, – напутствовал Костик. – Самое главное – еда: консервы, сухари, вода чистая… У Юры есть три динамо-фонаря, без света не останемся. Вещей много не набирайте, потом вернемся и просушим все.

– Вале можно побольше взять? – спросила Мила.

– Да, Вале можно. Остальные – не прибарахляйтесь. Саш, как думаешь, сможешь нести рюкзак на плечах? Или больно будет?..

Саша против воли покосилась на хмурую Женю. Короткий ежик ее волос, казалось, мог уколоть даже через несколько метров, разделяющих их в полутьме комнаты. Холодный свет от фонариков плясал по бетонным стенам.

– Да, думаю, что смогу.

– Отлично. Мы постараемся не делать его слишком тяжелым, но…

– Да заткнись ты, – коротко посоветовала Женя, и Костя, искоса глянув на ее сведенное судорогой лицо и плотно сжатые губы, решил не спорить.

Он проверил вещи, вскрыл банку тушенки, чтобы все, кроме Саши, наскоро перекусили перед дорогой, чмокнул Валю в щеку и, в конце концов, заключил:

– Готово. Выходим.

Рюкзак на плечах и вправду был не очень тяжелым, но рука вновь заныла, и Саша прикусила губу, только бы не показывать свою слабость. Егор, навесивший на себя столько вещей, будто он был верблюдом в страшную засуху, снова уткнулся в Сашин телефон.

Мила, держащаяся за лямки большого рюкзака, чуть пошатывалась. Ее ноги казались массивными столбами.

– Справишься? – спросил Юра, и Костя, едва закончив раздавать последние инструкции, глянул на бледную Милу. Та слабо улыбнулась:

– Конечно, я…

И тут же осела на пол.

Кажется, первыми к ней бросились Костя и Женя – Юра застыл, скорчив лицо, а Саша и вовсе окаменела, переводя беспомощный взгляд с одного на другого.

Женя подхватила Милу под руки и потянула на себя, не давая той упасть. Вдвоем с Костей они осторожно уложили Милу, дышащую хрипло и с присвистом, на ледяной пол. Костя расстегнул пуговицы на рубашке у толстой белой шеи и ослабил воротник.

Мила все еще улыбалась, и это казалось самым жутким.

Валя залилась громким плачем.

– Нормально, нормально, нормально… – без остановки повторяла Мила, чтобы никого не пугать.

Костя расшнуровывал ее тяжелые ботинки.

– Спокойно, дышим, сейчас все пр-ройдет, – Женя, каменная и желчная Женя сидела рядом с Милой и крепко держала ее за руку. В прищуренных глазах застыло обреченное понимание.

– Саш, – негромко позвал Юра. Саша не ответила, она крепко вцепилась в бинт, что висел на груди, удерживая сломанную руку. Юре пришлось повторить громче: – Саша!

Она отмерла.

– Займись Валей, пожалуйста, – очень спокойно попросил он, едва кивнув на девочку.

Саша мигом подлетела к той.

Валя плакала во весь голос и в ужасе смотрела на лежащую Милу. Хрупкие девчоночьи плечики вздрагивали от рыданий. Саша, присев на колено перед Валей, осторожно потянула ее на себя свободной рукой:

– Валь, Валь, с мамой все будет хорошо, слышишь? Ей сейчас… помогают. Эй, посмотри на меня.

Валя, кажется, ничего не слышала. Она даже не рвалась к Миле: стояла чуть поодаль, распахнув в крике рот, и просто глядела, как все остальные двигаются, словно отточенный механизм: Костя стаскивал ботинки, Женя тараторила, пытаясь отвлечь, а Юра придерживал Милу за плечи.

Саша тоже хотела быть полезной, но она никогда раньше не общалась с маленькими детьми.

– Эй, а ты любишь динозавров? – в отчаянии спросила она, и Валя, всхлипывая, уставилась на Сашу. – Да, динозавров! Огромных и зеленых, рычащих, р-р-р!

Валя отшатнулась, и слезы брызнули из ее глаз, как у клоуна. Саша мысленно выругалась на себя.

– Р-р, смотри, какой цветочек! Р! Они прыгают по полянке, нюхают цветочки… Как думаешь, какие цветочки им нравятся?

Женя обожгла Сашу взглядом, полным ненависти, и снова забормотала какие-то глупости для Милы.

Валя же молчала. Саша, нервно хихикая, щекотала малышку целой рукой, но Вале было все равно. Казалось, что прошли годы, прежде чем девочка, шмыгая носом, все-таки ответила:

– Синие цветочки…

Она смотрела куда-то в сторону, но и этот слабый шепоток придал Саше сил.

– Точно, синие! А покажешь, где есть синий цвет?..

Мила понемногу приходила в себя. Она чуть кивнула девочке, все еще улыбаясь, будто манекен с неровно прорисованным ртом. Валя же, вытерев нос, огляделась. В полутемной комнате отыскать синий цвет было не так уж и просто.

– Давай вместе поищем, а? – предложила Саша и протянула руку, но Валя мигом замотала головой, отступая в сторону. – Ладно, как хочешь, только…

– Валюшка, иди сюда, – слабо позвала Мила.

Она казалась едва живой, с землистыми щеками и болезненно горящим взглядом, но уже сама сидела на полу, вытянув вперед босые ноги. За плечи ее робко придерживали Юра и Женя, но Миле их помощь была больше не нужна.

– Ма! – пискнула Валя и бросилась к ней на шею. Мила прижала девочку и пробормотала заплетающимся языком:

– Все уже, все. Хватит держать меня, как теленка немощного…

– А нечего в обмор-роки падать, – буркнула Женя. Ее картавость раз за разом царапала Сашу, ведь в грубоватом голосе в такие мгновения скользила обыкновенная робость.

– Все нормально. Давай, нечего лежать на полу, – сказал Костя и помог Миле подняться. Только тогда к ним приблизился худой Егор, прятавшийся все время в темном углу.

Юра поднял сапоги, и Мила, чьи щеки немного покраснели от стыдливого румянца, торопливо вырвала обувь из его рук.

– Перестань, – попросил Юра, но Мила лишь отвела глаза и что-то заворчала едва слышно.

– Ты как? – спросила Саша. – Точно в порядке?..

Кажется, Юра хотел ей что-то сказать, но Мила оборвала его:

– Да, все нормально. Бывает. Не обращай внимания.

– Но…

– Но нам пора, – Костя округлил глаза, и у Саши во рту все пересохло, будто вопросы забились в глотку и перекрыли ей кислород.

– Я возьму Вальку, – сказала Женя и крепко схватила маленькую ладошку. Валюшка согласно вцепилась за ее руку так, словно это была не ершистая Женя, а ее заботливая тетушка.

– Не глупи. Ты и так несешь много воды, я Валю понесу, – Юра с легкостью подкинул Валюшку в воздух и усадил к себе на плечи. Потом глянул на Сашу и, заметив ее пристальный взгляд, чуть смутился. – Ну, долго еще?

– Идем, – разогнулась Мила, покончив со шнурками на ботинках. – Ну, с богом.

Никто из них тогда еще не знал, насколько трудной будет эта дорога.

У основания бетонной лестницы вода облизывала растрескавшиеся ступени. Бурлящий мутный поток достигал груди и казался таким холодным, что Сашины пальцы мигом онемели. Первым шел Костя, он проверял путь и болтал без умолку, чтобы успокоить сбившихся в стаю бродяг. Следом за ним в воду спрыгнула Саша, затем бледная Мила, затем спустился Юра с Валей на плечах, потом Егор. Замыкала их шествие Женя.

– Если что – вопите, – сказала она, криво ухмыльнувшись. – Может, и поймаю. Только новенькая пусть молча плывет…

Саша вспыхнула, но снова смолчала. Вид темной воды, от которой сильно воняло канализацией, лишал ее малейшего желания ввязываться в споры.

Бродяги прорывались вперед. Дрожали и стучали зубами, сражались с течением, с отяжелевшими от воды рюкзаками, со скользким илистым дном, но шли.

– Ничего! – перекрикивал рев воды Костя. – Идем, идем! Надо пройти по глубине, и все, вода на спад пойдет!

– Так это еще не глубоко?! – кричала Саша, но сквозняк уносил ее слова прочь.

Бродяги шли.

Механические фонари были настоящим спасением – они не боялись воды и светили тем ярче, чем чаще Юра, Женя и Костя нажимали на тугие ручки. Саша, едва справляющаяся с течением, была рада и тому, что вся их компания не идет в сплошной черноте.

Страх понемногу отравлял, поселялся в каждой клеточке и нашептывал, что ледяной поток – еще не самое страшное, с чем они могут столкнуться. Когда в ревущей воде попадался мусор: банки, тряпье или покрытые слизью куски бумаги, – Саша каждый раз едва сдерживалась, чтобы не вскрикнуть то ли от омерзения, то ли от страха.

А еще химера. Эта неведомая тварь могла подплыть к ним, потому что в раскатистом шуме воды они едва слышали собственные мысли.

Под ногами ничего не видно. Что там может притаиться?..

Саше чудилось, что в мраке ледяной воды то и дело вырастают чьи-то руки, скользят по ее ботинкам, норовят утащить на дно, вцепиться до судороги, и никто уже не разожмет гниющие пальцы, никто….

Хватит. Просто иди и не думай, что может поджидать на дне.

Саша чувствовала, что их затея обречена на провал. Почти не сомневалась в этом, лишь умоляла про себя, чтобы это только была не она. И не Юра. Просто потому, что он несет на плечах маленькую Валю…

В какой-то момент за ревом потока ей почудилось шипение. Словно змеи, черный клубок глянцевых змей пронесся мимо по течению. Змеи, точно, в воде же могут быть змеи… Они канатами обовьют ее ноги, прорвут острыми зубами штанины, вспорят тонкую кожу, отравят, и она умрет… Паника захлестывала с головой, но она упрямо шла, зная, что ее истерика никому не поможет. Саша то и дело нагоняла Костю, пристраивалась за ним след в след и шла по пятам, будто надеялась, что в случае чего он сможет ей помочь.

Из боковых тоннелей за Сашей следили мертвые глаза. Стоит обернуться – никого. Но чуть отведут фонарь в сторону, чуть забудет обо всем Саша, и она снова влажно дышит в спину, она смотрит, буравит глазами.

Вода пыталась утянуть слабые тела в водовороты. Чем глубже становилась канализационная река, тем тяжелее было сражаться с пахучей водой. И, когда кто-то из бродяг не удержался на ногах, Саша почти не удивилась этому – возможно, это змеи. Или химера.

Саше хотелось броситься вперед, убежать, выбраться. Но она не смогла сделать и шага.

Крик стоял страшный – казалось, кричали все: и люди, и стены, и даже бурлящая вода вскипела воем. Костя, обогнув Сашу, бросился на подмогу, и только тогда Саша помчалась следом за ним.

Идти по течению было проще – ногам будто помогал бешеный поток, но затор из человеческих тел, пытающихся устоять на месте, то и дело захлестывало черной волной.