Семь верст до небес

Глава 1. Снежные горы

Высоко в горах, где лежат не тая вековые снега и рушатся вниз никогда незамерзающие потоки, где снежный барс – хозяин, а человек – нежданный гость, соприкасаются краями два разных мира, образуя невидимую глазом границу. Воздух в том месте над горами становится упругим и сгущается до невиданной густоты, так, что ни одна птица, сколь бы сильна она не была, и сколь высоко не поднималась бы в небо, не может перелететь через эти горы, что зовутся Снежными. Над горами стоят стеной облака, но ни один порыв ветра не сможет сдвинуть их с места, ни один ураган не заставит их разорваться и расползтись по бесконечному небу мелкими стайками, потому что облака те сделаны из разного времени и неподвластны никому. Здесь, на невидимой границе, кончается мир людей из земель полунощных, и начинается совсем другой мир, в котором никто из них никогда не бывал, если его не забросила судьба сюда чудом и повелением великой Неизвестности. Здесь кончаются дороги одной жизни, и начинаются дороги другой. Здесь смерть и жизнь часто меняются местами и невозможно разобрать что за чем следует и откуда проистекает. Здесь пристанище тех, кто не знает куда идет и все дороги для них начинаются за Снежными горами, а где они кончаются – узнать невозможно. Здесь начало начал, здесь грань, здесь вечная середина пути, здесь – Йотунгейм.

Снежные горы велики. Они тянутся с далекого юга мира, пересекают насквозь его середину и исчезают во льдах севера. Никто не знает, где их начало и есть ли у них конец. Никто не смог пройти вдоль них или обойти, ибо они бесконечны, никто не смог их преодолеть, ибо они неприступны. Никто не знает, что за ними укрыто, и потому предполагает то, что желает видеть. Обитатели земель полунощных видят там отчизну ужасов и чародейства злого, жители земель знойных – пристанище бессмертных ифритов. И то, и другое – правда. И те и другие знают, что за снежными горами спрятаны несметные сокровища и клады, блеск которых помрачает умы, но никто и никогда еще не смог туда проникнуть и оттуда вернуться, сколь не пытался.

Снежные горы не пускают к себе тех, кто в них не нуждается. Когда кто-то из людей пытается к ним приблизится, – они начинают извергать в небо огонь и пепел, засыпая дорогу идущему раскаленными камнями, вздыбливая на его пути неприступные преграды, разламывая трещинами землю, так, что никто еще не смог приблизиться к ним ближе десяти дней пути. В окрестностях снежных гор растут сонные травы и целые рощи сонных деревьев, в которых многие сотни странников и охотников за невиданными сокровищами наши свой последний приют и вечный покой дурмана. Из-за преград таких близко от снежных гор не живет никто и нет там никаких зверей, кроме земляных червей и змей, сну неподвластных. Лишь изредка наведываются сюда голодные стервятники с южных окраин земель полунощных, поглодать кости алчных путников и, наевшись досыта человечьей падали, улетают к себе в гнезда до следующего раза. Но так было не всегда.

Последний раз приходил с южной стороны к Снежным горам караван купца Али ад-Дауда, жителя земель знойных и отдаленных. Много в нем было смелых и сильных воинов, много бесстрашных и ловких купцов, все были готовы найти путь через Снежные горы в заповедные земли. Всеми, в караване том, владела жажда сокровищ невиданных, но сто крат умноженных в мечтах воспаленных. Готовы были путники не есть и не спать по много дней в пути своем, лишь бы отыскать тайную тропку через высокие хребты. Но лишь только приблизились они к Снежным горам на двадцать дней пути, как вдруг задрожала земля под копытами лошадей и верблюдов, покрылась трещинами огромными и стали те трещины расти на глазах, превращаясь в пропасти глубины неизведанной. А из трещин тех огонь вырвался языками жаркими. Оказался караван словно посреди пожара подземного. Многие путники, среди которых был купец из Дамаска Ахмед Гули и воины его верные, попадали в трещины вместе с конями своими, оружием и товарами. Даже пепла от них не осталось. Также погиб и купец Бедр Аль-Бустани из города Басры, со своими людьми. Остальные путники чудом спаслись, успев проскакать меж трещин и языков огненных вперед, и скакали они от страха еще два дня без остановки. На второй день скачки снова разыгралась земля предгорная и трещинами разверзлась, поглотив людей купца Хикмета, а затем вдруг с небес высоких посыпались раскаленные камни на головы путникам, скачущим в страхе великом. Оставляя в небе следы черные от дыма и копоти, обрушились те камни на головы несчастные воинов купца Заура, а с ним и купца Хакима, умертвив их на веки вечные.

На третий день скачки без сна и отдыха прекратили падать с неба раскаленные камни и земля предгорная успокоилась. Остановились лагерем люди из каравана Али ад-Дауда около леса красоты невиданной, за которым уже виднелись невдалеке Снежные горы, и пересчитали тех, кто в живых остался. Не много их было. По счастливому случаю выжили только лишь несколько человек из людей купца Назира, да сам Али ад-Дауд со своими охранниками верными. Решил хитрый Али, что позади уже все невзгоды и, раз Аллах послал ему спасение, то за лесом непременно должна быть тропа в горы заповедные, где ждут его сокровища, которых даже султан не видывал. А зачем делить сокровища с ближним? Когда настала ночь темная, напали воины коварного Али ад-Дауда на горстку людей купца Назира и всех их лишили жизни. Обрадовался купец Али, уже руки потирал в ожидании золота, что ему одному достанется, но не успел он на рассвете дня следующего вступить в лес с людьми своими, как упал на землю и заснул Али ад-Дауд и воины его сном глубоким, от которого не было пробуждения. Так проспали они до тех пор, пока не истлели тела их и не почуяли дух тот стервятники, слетевшиеся на пир скоро.

А с окраин земель полунощных много лет тому назад шел в Снежные горы за поживой отряд пермяков. Вел их купец Севастьян Широкий с дружкой своим Аретемием Кургузым. Оба мужики здоровые и головастые, до земель новых неизведанных, кои присвоить можно, да до богатства сильно жадные. Людишки с ними подобрались похожие, все больше лихие, к странствиям и скитаниям по большой дороге привычные. Таким, что соседа жизни лишить, что в Северные горы сходить, все едино. В дали далекие идти хоть и страшнее во много раз, но зато страсть как интересно. А по лесам безвылазно сидеть, купцов поджидаючи, скучно. Охота, она как говаривают, пуще неволи. Вот и подрядилось народу лихого немало к Севастьяну с Артемием в подможники и охранники от напастей всяких. А те хоть и купцы вроде, да сами пограбить кого не дураки, а иначе на Руси жить трудновато получается.

Снарядили Севастьян с Артемием множество коней добрых, запасли еды, да оружия. Народу пермяцкому сказали, что идут де искать пути торговые в далекие горы Снежные. Посмотрел народ на них, как на покойников, и пожелал пути доброго. Наслышаны были пермяки о Снежных горах. Сказывали, что есть за ними богатства и клады драгоценные, только путей туда отродясь никто не знал и живым из походов таких не возвернулся, ибо нечисти водилось там не меньше, чем злата и каменьев драгоценных. Но Севастьяна с Артемием это не отвадило, ибо отчаянные мужики они были, да жадные, хоть и жить хотели не меньше других.

Шел отряд купеческий так через поля широкие и леса дремучие дни многие, через зиму прошел и через лето знойное, много рек глубоких позади оставил с берегами скалистыми и пришел, наконец, почти к горам, что в небо упирались своими вершинами заснеженными. По пути им немало хищников повстречалось, да только ничего такого, что раньше не видали они и сейчас не встретили, а волки клыкастые, да тигры полосаты – то нечисть знакомая, от нее и отбиться можно. Вышли пермяки из леса последнего, на берег реки темноводной, что отделяла их от хребтов горных и порешили, что видать это и есть горы Снежные, потому как выше они в своей жизни ничего не видывали.

Устали они сильно в походе этом и надумали в тот день отдых дать ногами своим стоптавшимся и коням исхудавшим, коих едва не съели по дороге. Повалились пермяки на землю и заснули от усталости сном крепким, так и проспали до самой ночи. А как наступила ночь темная, повылазили из реки той на берег здоровенные рыбины с чешуей блестящей о шести лапах когтистых и набросились на людей спящих. Вонзали они в шеи человечьи свои клыки острые и тащили на дно глубокое в воду темную. А самая малая из тех рыб была с коня пермяцкого величиной, потому и коней поели всех рыбины ужасные. Севастьян с Артемием проснулись от криков диких в ночи, запалили факелы, схватились за топоры, и отбиваться стали от нечисти доселе невиданной. Одну рыбу десять раз топором ударили, да только чешуя у нее словно из брони была, топоры все отскакивали. Спасло их только чудо нежданное. Увидав огонь, рыбины, жившие в глубине темной и по ночам на землю выходившие, в воду все бросились, ибо не переносили света яркого.

Так спаслись от них Севастьян с Артемием, да только не в радость им это было. Ибо поутру осмотрели они место ночевки своей и никого из людей своих не нашли, только двое их осталось на берегу окровавленном, где руки и ноги человечьи валялись повсюду, да оторванные конские головы. Еды у них не было никакой, да и коней теперь не стало. Но порешили Севастьян с Артемием дальше идти и, чтоб ни случилось с ними, найти проход в горы Снежные, или сложить здесь свои буйны головы. Назад идти они не пожелали.

Стали купцы искать обход той реки темноводной, где рыбины водились кровожадные шестилапые, и еще пять дней без сна шли на север в верх по течению. На шестой день вышли купцы к мосту каменному, который показался им делом рук человеческих, ибо вырублен был из камня. За мостом сразу лес начинался, сквозь кроны деревьев кряжистых которого ни один луч солнечный пробиться не мог, отчего темным лес казался. Странно было все это, но делать нечего, – вдруг людей каких незлобливых в том лесу отыскать можно будет – чем леший не тешится.

Первым на мост Севастьян ступил и перешел на берег другой без приключений, но на всякий случай топор держал в руке крепко. Следом за ним Артемий пошел и вдруг подломился под ним мост каменный, рассыпался на глазах на мелкие камешки, и в реку темную рухнул. Еще не успел заглохнуть крик Артемия несчастного, как показались над водой плавники серебристые и замутилась вода кровью русской. Тут услыхал Севастьян за своей спиной рык громкий и обернувшись от страха обмер – выскочил на него из леса медведь бурый, с трех обычных медведей ростом. Глаза лютой злобой сверкаю, лапы с когтями-саблями поднял вверх, да как ударит ими Севастьяна – топор в щепки разлетелся, а сам купец на спину упал и кровью залился. Схватил его медведь-людоед и разорвал на части мелкие. Обглодал зубами острыми кости и бросил ошметки рыбам в реку. Так что стервятникам и не досталось ничего на том пиру кровавом. Здесь и закончился поход пермяков в горы Снежные.

Хранили те горы тайны свои крепко от любого человека, кто бы ни был он и откуда бы не пытался в них дорогу найти. Упрямых карали жестоко. Умирали охотники до сокровищ многими тыщами по всем окрестностям Снежных гор от знойных земель до северных, плодя славу их страшную. И было так заведено от веку. Но вот однажды показался со стороны земель полунощных огромный коршун, что нес в когтях своих сильных ношу странную. Пролетел он через все земли славянские и ничейные, приблизился уже к горам Снежным. Всех, кто достигал того места считали уж мертвыми, но никто не преградил ему путь, никто не напал на него в то мгновенье. Достиг скоро коршун черный с ношей своей гор высоких и летел уже в облаках огромных, что состояли из времен разных. И вдруг расползлись те облака, что не может сдвинуть с места ни ветер сильный, ни ураган жестокий, пропустили коршуна в глубь земель неизведанных, и сомкнулись за ним плотной белой стеной. Для всех, кто жил с этой стороны снежных гор ничего в течении жизни не переменилось. Но по иному пути потекла жизнь для того, кто преодолел горный хребет.

Парил коршун черный над горами заснеженными распластав по ветру свои мощные крылья. Поворачивал голову свою с острым клювом и глазами зоркими в разные стороны. А как перемахнул он через хребет первый, открылась взгляду его невиданная страна, укрытая облаками. В разрывах тех облаков, за границей высоких скал, виднелись далекие пологие земли с бескрайними лесами. Но силы коршуна были уже на исходе из-за ноши, тянувшей вниз. Стал искать он глазами зоркими место безопасное и увидал его скоро на склоне горы, редко поросшей короткими кряжистыми деревцами. Там, на краю небольшого водопада, находилась широкая расщелина, укрытая от ветра. Устилавшие ее дно плоские камни поросли мхом, который нагрет был солнечными лучами. Сюда и опустил бережно свою ношу коршун.

Непростая то была ноша, не лань – добыча охотника, не птица меньшая, то была девица молодая красы невиданной. Лежала она без чувств на камнях замшелых, волосы свои разметав, и казалась мертвой. Лишь грудь ее слабо вздымалась под сарафаном, выдавая теплившиеся в измученном теле остатки жизни слабой. Коршун же, едва коснулся камней своими когтями, вдруг оборотился юношей с лицом смуглым и станом крепким, окутанным одеждами, что носят в землях знойных. То были Арсен и Ксения.

Встал Арсен на краю водопада, что уносил свои воды холодные вниз в долину, сложил руки на груди, взгляд в воду бегущую вперил, призадумался. Сам еще не понял Арсен, что случилось с ним за последние дни. Казалось, еще мгновение назад был он в пылу битвы с русичами, рядом с отцом стоял, жаждал сам сразится с витязями, и вдруг словно затмение случилось с разумом его острым, будто ифрит помутил его своим колдовством. Увидал он терем князя русского, пламенем объятый, а в нем девицу, что песню пела ночью памятной и без слов та песня понятна была. И случилось с ним в тот миг наваждение – обернулся он коршуном быстрым и бросился в терем русичей спасти девицу. А как вытащил ее из пламени, вдруг понял, что проклят отцом своим навеки будет за поступок этот. Только смерти всем русичам жаждал Кабашон, а сын его Арсен спас девицу русскую от смерти неминучей. И теперь мог отец убить его самого по закону земель знойных и своему желанию. Но сам Арсен того не желал. Бросился он куда глаза глядят, в ту сторону, откуда никто из воинства мавританского не мог происходить родом и летел не переставая много дней и ночей, так много, что сбился со счета. А на исходе одного из дней вдруг почуял Арсен, что не сам выбирает дорогу он, будто кто-то из духов бестелесных направляет полет его крыльев мощных. И не знает Арсен куда летит, но кажется ему, что другого пути все равно у него не осталось и не противится, будто чует сердцем все наперед. Так принесли его крылья к самым Снежным горам. А что дальше будет – никому неведомо.

Поглядел Арсен на девицу, что лежала на камнях замшелых, словно бездыханная, и защемило сердце его. С тех пор как впервые увидал ее Арсен на балконе терема резного, не стихала в нем тоска глухая природы неизведанной. Вспомнил Арсен предсказание Зувейле, дочери невидимого султана Бендина из Золотого города мастеров. И почудилось ему, что сбылось предсказание.

Тут очнулась Ксения из забытья и глаза раскрыла. Видит небо синее над собой с облаками высокими. Смотрит на него и понять не может, где очутилась она и что с ней приключилось. Помнит только, что умереть уж готова была в жарком пламени рядом с матушкой, да только вдруг налетела на нее птица черная, схватила когтями своими и в небо унесла. Так жутко Ксении тогда сделалось на душе, что лишилась она чувств от страха великого. Только, где же теперь она и где птица та огромная, что унесла ее несчастную?

Подняла голову Ксения, отодвинула рукой волосы длинные со лба и присела на краю камня замшелого. Нелегко ей это вышло, тело словно задеревенело все и почти не слушалось. Обвела она взглядом расщелину каменную, повернула голову на шум воды низвергавшейся и от страха чуть не вскрикнула – стоял на краю пропасти спиной к ней воин смуглый в одеждах кабашоновых извергов. Испугалась Ксения, бежать хотела, видно в плен ее унесли лютые вороги, но силы последние ее вдруг покинули и снова провалилась в забытье она. А как очнулась, то и делать что не знала. Воин тот по прежнему на краю пропасти стоял и смотрел вниз на воду, скрестив руки на груди. Видать, измышлял что сотворить со своей невольницей. Пошевелила Ксения осторожно руками, понемногу к телу изможденному чутье возвращалось, и вокруг осмотрелась сызнова. Акромя одного воина в лощине каменной более никого не виделось из кабашоновых слуг. И решила вдруг Ксения в отчаянии, что бежать сможет от них, – все равно ей в неволе не жить! Шум воды падающей шаги заглушит, а сарацин единственный на самом краю стоит, в трех шагах от нее, и от толчка несильного сорвется в пропасть бездонную.

Ксения сейчас хоть и слаба была, но ярость в ней к убийцам людей русских уже народилась немалая. Собралась она с силами, вскочила, и бросилась к сарацину, руки вперед вытянув. Но услышал тот звериным чутьем движение за спиной своей, обернулся мгновенно, поймал руки Ксении своими, сжал их словно когтями железными, и отбросил в сторону. Упала девица к ногам его, но встретились пред тем на мгновение глаза их, и вдруг, будто вспышка огненная перед Ксенией полыхнула – показалось ей, что стоит пред ней оборотень, тот самый коршун, что унес ее из дома родного. Отпрянула назад она, а сарацин стоит не шелохнется, только смотрит на нее взглядом пронзительным, от которого мурашки по коже бегают. Не выдержала Ксения, закричала истошным голосом:

– Все равно не стану жить у вас в неволе, смерть приму, но не стану!

Усмехнулся сарацин и вдруг молвил на ее родном наречии:

– Не в неволе ты, несчастная. Никто тебя не пленил и я тебе не хозяин.

Удивилась Ксения не словам сиим, а всего более тому, что молвил их сарацин неизвестный на наречии русичей, словно сам из них происходил родом. Но недолго дивилась она тому, страх снова окутал мысли. Порешила Ксения, что духи злые украли ее и унесли к себе в царство. И пред ней один из них.

– Кто ты? – спросила она наконец едва слышным голосом, – и откуда знаешь язык наш?

Шагнул вперед сарацин, а Ксения попятилась еще дальше к камням замшелым.

– Не походи ко мне, – молвила она шепотом и перекрестилась, как учил ее патриарх Викентий – И если ты – дух злой, убирайся к себе восвояси, оставь меня!

Остановился воин мавританский, но от знамения крестного не исчез из глаз. Тогда Ксения схватила камень острый, что под рукой оказался, и швырнула его в голову сарацину, ибо думала, что убить ее хочет злой воин. Увернулся сарацин от камня летящего, но не кинулся на нее и не зарезал в ярости саблей своей, что на боку висела. Даже не дотронулся до нее, только крикнул, словно в отчаянии:

– За что ты убить меня хочешь, ведь не сделал я тебе недоброго!

Вскочила Ксения и в ответ ему крикнула:

– Если не дух ты, то сарацин поганый! А пришли вы на нашу землю чтобы убивать народ мой от злобы великой! И убили многих уже.

Опустил голову сарацин и сказал тихо:

– Правда твоя. Из далеких земель пришел я на вашу землю по приказу отца моего. И убил я в бою многих русичей, но не столь многих, как хотел отец мой. А твоей смерти и неволи я не хочу. Иначе не спас бы тебя из терема горящего, сделавшись коршуном черным.

Снова подивилась Ксения словам сарацина младого. Вспомнился ей вечер тот давний, когда пела она песню от грусти великой на балконе терема резного и вдруг увидала на крыше соседней черного коршуна с глазами блестящими. Испугалась она сильно вида его, закричала. Ранили коршуна тогда ратники княжеские в крыло стрелой каленой, но улетел он, вырвавшись. Только пятно кровавое и осталось. Посмотрела Ксения сызнова на сарацина и ярость ее притупилась малость самую, хоть и стоял пред ней враг из лютых самых для русичей. А он, меж тем, говорил ей далее:

– Не страшись ты меня от того, что могу обращаться в коршуна, – не дух я, хоть и обучен магии с лет младых. А зовут меня Арсен-храбрый. Языка русичей никогда раньше я не слышал в жизни своей, говорю с тобой на родном наречии пустыни знойной. Я не знаю, почему понимаешь ты слова мои все. Может быть духи этой земли хотят, чтобы мы смогли говорить с тобой на одном языке.

Осмотрелась Ксения по сторонам снова, но узрела лишь горы высокие кругом, коих отродясь не видывала в своей стране, и молвила со страхом и болью:

– Где моя матушка с батюшкой, в какой стороне? Живы ли? Что с народом моим. Где сама я сейчас, куда ты унес меня, оборотень проклятый!?

Поднял голову Арсен к вершинам снежным и ответил с грустью:

– То и сам я не знаю. Отныне, жизнь моя мне не ведома.

Глава 2. Скит волшебника

Так сидели Арсен и Ксения время немалое в тишине наступившей меж ними, лишь вода низвергалась на дно теснины горной, нарушая молчание. И казалось им, что остановилось время в мире окрестном. Вдруг спросила Ксения голосом тихим, но твердым, будто сама с собою говоря:

– Если мы сейчас где неведомо, что же делать мне горюшечке на чужой стороне. Как дойти до дому родимого, да и где он, узнать надобно. Зачем ты здесь со мной, сарацин? На погибель и позор мой послан ты. Кто же примет меня теперь на родной стронушке, что матушка с батюшкой скажут…

Посмотрел на нее Арсен взглядом пристальным и ответил:

– Я унес тебя из родимых мест, потому что преданы огню они были. Вместо дома твоего сейчас лежит уж пепелище одно. Никого из сородичей твоих в живых не осталось. Не пощадил их отец мой. Да и мне теперь нет назад возвращения, потому что пошел против воли его. Потому унес я тебя куда глаза глядят. Но привела меня сила неведомая в эти горы дальние и неизведанные. Не спроста все это случилось. Обратился я здесь из коршуна в человека, а обратно в коршуна больше нету мощи и силы превратится. Колдовство мое здесь пропало – не могу я тебя отнести обратно. Да и если смог бы, то не сделал бы того по своей воле, потому что ты мне была предсказана.

Взглянула на него Ксения глазами испуганными и заплакала слезами горькими. Украл ее из дому родного сарацин, убийца русичей, и унес в далекую сторону. Нету здесь ни отца с матушкой, ни богатырей русских, и некому защитить ее несчастную. Оказалась она одна одинешенька на чужбине и никого из людей живых рядом нет, кроме сарацина иноземного, что с колдунами дружбу водит. Выпала, видать, ей судьба черная – помереть в неволе на чужой стороне.

– Ты не плачь слезами долгими, красавица. – сказал ей Арсен, – Я недоброго тебе не сделаю. Я и сам здесь на чужой стороне и не знаю, что будет со мной впереди. Но одно мне ведомо и сердце радует – я с тобой не хочу расстаться, ибо тебя мне послал сам Аллах великий. О тебе я думал время долгое под небесами чернозвездными и ждал с тобою встречи.

Услыхав слова такие Ксения не знала что и думать ей, чего больше бояться теперь. Но тут вдруг загрохотало небо над ними и полил дождь сильнейший. За мгновения короткие шум капель огромных слился с грохотом водопада, в пропасти исчезавшего. Народились потоки многочисленные, что по скалам потекли вниз, и русло ручья горного, из которого водопад начало имел, стало больше на речку походить и росло еще более. Увидел все это Арсен и понял, что не жить им, если сей же час не покинут они место это на краю пропасти глубокой. Приблизился он к девице и сказал:

– Послушай меня, красавица, надо нам уходить отсюда немедля, иначе оба жизни лишимся в потоках бурливых. Ненавидишь ты меня, знаю. Но, хочешь того, или нет, уведу я тебя отсюда в места спокойные. А там – будь, что будет!

Сказал так, схватил Ксению за руку и потянул за собой наверх по ложбинке, что петляла рядом с ручьем полноводным и вела в сторону дальнюю от водопада. Ксения сначала закричала, упираться стала и руками бить Арсена по спине широкой, да только напрасно. Он на крики ее не отвечал, словно и не слышал, знай тащил ее за собой, словно железный обручем руку зажав. Покричала Ксения, побесновалась, да когда вода холодная стала ей до пояса доходить, успокоилась на время. Дождь все сильнее лил и вода поднималась все выше, закручиваясь бурлящими водоворотами, еще немного и утянет их обратно к водопаду, что уже в дальнем конце лощины виднелся. Но тут выбрался Арсен на место высокое и Ксению за собой вытянул. Открылся им вид оттуда на горную страну. До того места, где земля с небом сходится, висела серая пелена дождя, застилая все вокруг. Передохнули они чуток на камне. Вода снизу все прибывала, грозя перехлестнуть через гребень каменный, сверху хлестал дождь нещадно тяжелыми струями. Одежды на них было не много, да и та вся уж давно вымокла.

– Надо нам идти дальше отсюда. – сказал Арсен, – Иначе утонем. Если дождь не утихнет, вода скоро прорвется и смоет нас. Когда летел сюда коршуном, я видел внизу лес, может быть там укрыться сможем от дождя и зверя найдем для пищи.

Взглянула Ксения на него исподлобья, да делать было нечего. Хоть и страшно ей было рядом с сарацином и муторно на душе, но умирать все равно не хотелось. Цепей на нее он пока не надел, значит и сбежать по дороге можно будет. Вдруг улыбнется ей счастье потом и вернется она на родную сторонушку. А пока надо от смерти бежать и пусть он помогает, если хочет. Притворилась Ксения, что согласна.

– Ладно, пойдем вниз, – сказала она, – только ты не держи меня на привязи. Я сама идти буду.

– Хорошо, – сказал Арсен, – тогда иди следом за мной. Видно плохо вокруг. Аллах знает, где мы и кого здесь можно встретить.

Встал Арсен, поправил саблю на боку, и пошел небыстрым шагом вниз по склону. Ксения пошла за ним, осторожно опуская стопы свои в обувке легкой на камни мокрые. Горы снежные высились над ними молчаливой громадой, теряясь в небе низком и туманной мгле, что висела над склоном. Хоть и высоко они были в горах, но от чувств сильных и переживаний душевных, холод не брал тела их мокрые. Только теперь Ксения почуяла, что озябла совсем, но согреться негде было. Не видать кругом ничего, ни зверей, ни птиц, ни жилья человечьего. Да и откуда ему здесь взяться. В каком конце света горы эти, неизвестно было.

Так шли они время долгое и вдруг замечать стали, что идут уже по тропе, петлявшей по склону словно змея размеров невиданных. Еще погодя немного, вывела их эта тропа к мосточку хлипкому из трех досочек, что в самом коротком месте ущелье перехватывал, а под ним терялась в тумане пропасть глубокая. Первым Арсен ступил на тот мосток и, едва перешел его, вдруг со скалы метнулся к нему дикий зверь. То была кошка горная, видом своим на барса похожая. Вцепилась она когтями острыми в грудь Арсена так, что кровь брызнула во все стороны. Разинула пасть с зубами страшными и захотела в шею впиться добыче своей, но перехватил Арсен руками пасть ее и раздвинул так, что с пальцев кровь закапала. Зарычала кошка, забилась, заскребла по груди его когтистыми лапами, раздирая ее. Но Арсен еще сильнее рванул и совсем разорвал ей пасть. Упала тварь хищная на землю и издохла, издав хрип предсмертный.

Не успела Ксения опомнится от вида этой схватки кровавой, как с другой скалы еще одна кошка на Арсена кинулась. Только он уж готов был с ней встретится. Выхватил сарацин за мгновение саблю острую, да как махнет ей со свистом, так что до земли голова и тело порознь долетели. Укатилась голова ее в пропасть и пропала в тумане. Но и это было еще не последнее испытание. Услыхал Арсен, кровью истекающий, рык на тропе впереди себя, и вышло ему на встречу еще три кошки ужасные. Шерсть пятнистая светлая с туманом и дождем сливалась почти, но глаза светились во мгле светом злобы. Ростом они по более первых были и клыки подлиннее виделись, словно сабли короткие.

Покачнулся сарацин израненный, бросил взгляд быстрый чрез плечо на Ксению, от страха обмершую на тропе. Вырвался из глотки его крик устрашающий и кинулся он сам на зверей диких. Засверкала во мгле его сабля изогнутая. Со всех сторон нападали на него кошки дикие, да только вертелся он как меж них словно вихрь и наносил саблей удары точные, разил на смерть. Вмиг все было кончено. Зарубил он зверей диких, сколь ни старались они разорвать его на части. А сам на колени опустился, выскользнула сабля из руки его, а потом и вовсе на земь повалился, ибо истощен был схваткой кровавой и ранен сильно. Текла из груди, разорванной когтями острыми зверей диких, кровь так сильно, что остатки одежды на нем вмиг отяжелели и красными стали. Увидала это Ксения, опомнилась от страха великого, перешла по мостку пропасть и к сарацину приблизилась. Увидала раны его глубокие и сжалилось на миг ее сердечко молодое. Хоть и вражина иноземная, а спас ее от напасти зверей диких, собой заслонил. Поискала Ксения вокруг себя траву заветную, что крови ток остановить могла. Научили ее сызмальства самого бабки-ведуньи, что при князе жили, различать травы всякие, что пригодиться могли при заговорах, при лечении ран, при ворожбе незлобливой. Да только травы здесь вдоль тропы горной росли чахлые и нерусские. Очень мало их меж камней находилось и не было среди них той, что пригодилась бы. Тогда Ксения села рядом с сарацином и произнесла заговор тихим голосом:

«На море-окияне, на острове на Буяне, лежит бел, горючь камень Алатырь. На том камне Алатырь, сидит красная девица, швея-мастерица, держит иглу булатную, вдевает нитку шелковую, зашивает раны кровавые. Заговариваю я сарацина сего от порезу и крови течения. Булат прочь отстань, а ты, кровь, течь перестань!».

После того как сотворила она заговор сей, кровь вмиг течь прекратила. Да только наперед ее немало вытекло из ран глубоких, потому сарацин едва различал вокруг себя все, а взгляд его затуманился. Озаботилась Ксения как бы не помер совсем на тропе горной. Хоть и свободной она станет сразу, да только одна-одинешенька в горах сиих опасных останется. Осмотрелась она кругом, – все также мгла белесая висела над горами, да дождь беспросветной стеной, хоть и ослабел уже. Потихоньку надвигалась темень ночная. Добраться бы до жилья какого, да где там. Посмотрела она на сарацина с мольбой и говорит:

– Ты не помирай пока, иноземец. Если б смог ты по тропе пройти чуток, может и повстречали бы кого. Может, жилище чье-нибудь нам дальше повстречается?

Услыхав слова сии, очнулся Арсен от боли великой, собрался с силой последней и поднялся на ноги. Постоял так, покачнулся, но тут Ксения его поддержала, чтоб не упал он опять в беспамятстве. Побрели они вдвоем медленно по тропе горной вниз. И были они теперь для зверей диких добычей легкой, случись кому их повстречать на тропе этой узкой. Да, видать, уничтожил Арсен своей саблей всех кошек злобных, а более никого к счастию великому здесь не жило. Так передвигались они еле-еле, но прошли с полверсты все же, по тропе меж гор петлявшей. И вдруг, за следующим изгибом скалы, тропы поворотом, увидала Ксения во мгле вечерней огонек блеснувший. Остановились они. Присмотрелась Ксения, сначала думала, что померещилось. Но нет, горел лучиной тусклой огонек махонький в каком-то скиту, притулившимся под горой. Подивилась Ксения тому немало, но долго не раздумывала, ибо кто бы здесь ни жил – колдун какой, али старец богомольный, ей все одно дальше пути не было. Потому, приходилось на ночлег проситься. Подошли они к лачуге той, когда Арсен уж последний остаток сил потерять готов был, а, едва дверь отворили, упал он на земь, ступив за порог, и силы его совсем оставили.

Осмотрелась Ксения вокруг, как только глаза ее пообвыкли к свету, попав из мглы темной в место яркое. Увидала, что в лачуге сей утлой стоит стол дубовый посредине, рядом с ним скамья из ствола древесного, в углу дальнем топчан рубленный, а в ближнем углу хворост лежит и утварь всякая непонятная. В стенах лучины торчат и горят огнем ясным. Одна же стена была каменной, потому как скит этот прирублен был прямо к скале. Но никого в том скиту не было, ни одной души живой. Смутилась Ксения, ибо странно и боязно было это. Если горел огонь, то хозяин где-то поблизости обретается, только кто же он есть? Может здесь живет людоед богопротивный или колдун злой? Но ни костей человечьих обглоданных, ни черепов, ни зелий колдовских в лачуге той не видать было. А может охотник какой?

Устала гадать Ксения. Да и сарацин, что лежал на полу без памяти о себе напомнил стоном громким. Поднатужилась Ксения, и подтащила его к топчану рубленному, помогла лечь. Саблю отцепив, что на поясе у него болталась, рядом с топчаном ее бросила. Провалился опять в забытье сарацин, а Ксения осмотрелась и вдруг видит, что лежит на столе книга в переплете из кожи воловьей с уголками золотыми. Такие книги только у отца она видела и патриарха Викентия. Сказывал он, что привозили их в земли русские люди просвещенные из Византии далекой, а здесь их монахи переписывали, множа для людей ищущих, что грамоте разумели.

Приблизилась она к столу дубовому и оглядела книгу диковинную, а затем раскрыть захотела, не утерпев. Да только книга та с места не сдвинулась, словно весила пуда три, и не раскрылась ей даже. Подивилась она сему и подумала «Не иначе здесь волшебник какой обитает и творит по книге сей привороты и наговоры всякие». И только подумала об этом, как растворилась в темноту ночную дверь со скрипом и влетел в скит ворон черный.

Ударилась оземь птица и старцем седовласым сделалась. Облачен был старик до самых пят в балахон цвета ночи черной, а в руке держал посох деревянный с наконечником будто из головы вороньей. Лоб старца обвивал обруч тонкий золотой, что блестел в тусклом свете лучины. Увидал он чужаков в своем жилище, но, похоже, не сильно удивился тому. Шагнул старец на середину клети и остановился, взглянув на Ксению. Та назад подалась.

– Не бойся ты меня, Ксения, – сказал старец, – я давно вас здесь дожидаюсь.

Ксения, еще от страха не отошла, но, имя свое услыхав, удивилась сильно. Старец, меж тем, подался в угол ближний, где утварь всякая хранилась и очаг висел. Стукнул он посохом своим диковинным о камень, брызнули искры от него и тотчас очаг занялся. А в котле, что висел над огнем забурлила и запенилась жижа зеленая. Тут Ксения и уверилась, что перед нею колдун неизвестной породы и от страха слова у нее застряли в горле. Но, пересилив себя, молвила все же девица:

– Прости, мил человек, что нарушили покой жилища твоего, но иначе – помереть бы нам от холода али зверей диких в горах. Расскажи, кто ты есть и как звать тебя? Отчего живешь ты в местах сиих безлюдных и откуда имя мое ведаешь, ведь не видала я тебя никогда?

Поворотился к ней старец и говорит:

– Звать меня Ставр, девица. Я колдун, что живет в горах Северных, на границе у самых стран полунощных, из коих ты родом произошла. И знаю о тебе и спутнике твоем все, а вы обо мне знать не можете, ибо родились в ту пору, когда мне минуло уж триста лет. Но колдовства моего ты не бойся, ибо только против людей худых оно силу злую имеет, а добрым оно в подмогу.

Еще более подивилась Ксения и спросила старца:

– Если знаешь ты все, то поведай – зачем я здесь оказалась, зачем украл меня сарацин проклятый из родного дому и скоро ли увижу я отца с матушкой?

– Не торопись, девица, – ответил ей колдун, – садись на скамью, в ногах правды нет. Расскажу я тебе твою историю и судьбу поведаю. Только, сначала глянуть надобно раны твоего спасителя от зверей диких.

Сказавши это, подошел Ставр к сарацину без памяти лежавшему на топчане лицом вниз, наклонился и перевернул его на спину. Открылась его взору грудь истерзанная когтями острыми, апосля которых остаются раны глубокие, что не зарастают долго. Но из ран сиих кровь уже не текла, запекшись по краям. Посмотрел Ставр на Ксению и молвил:

– Это ты ему заговор на крови останов сотворила, девица? Кто ж учил тебя сему действию?

– Ведуньи-бабушки, что у отца в тереме жили. Я у них и научилась немного.

– Похвально сие умение, только сейчас мы ему подсобим еще.

Простер старец руку над Арсеном и забормотал что-то непонятное на языке неслыханном, так что Ксения только смотрела молча и понять не могла, – не то старец молитву читает, не заговор творит. Арсен при сиих действиях распрямился в забытьи и руки с топчана свесил. Раны на груди его вдруг затягиваться стали сами собою. И вдруг, смотрит Ксения и глазам не верит – исчезли следы когтей глубоких совсем. А еще через мгновение открыл глаза Арсен и сел на топчане, словно и не при смерти находился он, а очнулся ото сна глубокого. Окинул он взором клеть и разглядел в углу ее Ксению, а рядом старца седовласого. Родилось в глазах его непонимание великое. Но тут сказал старец:

– Встань Арсен, подойди к столу дубовому и сядь на лавку супротив Ксении, ибо настало время вам узнать свою историю.

Подчинился сарацин гласу старческому, встал неспешно, собрался с силами после забытья глубокого и в несколько шагов оказался у стола, присел на лавку низкую. Ксения же глаз от старца не отрывала. Когда вышел Ставр на середину кельи, замерцал на голове его обруч ярким блеском, словно солнце в нем вдруг отразилось и заиграло на гранях. Закипела пуще прежнего жижа в котле, испуская запах болот замшелых. Загорелись на посохе волшебном глаза вороньи. Стукнул колдун тем посохом о камень и, вскинув руки, молвил:

– Было это в стародавние времена. Триста лет назад, в одно из схождений своих в эти места, поведал мне Перун историю двух людей из рода человеческого, богами рожденных. То были мужчина и женщина, из народов разных, что населяли тогда земли отдаленные друг от друга. Один из них был рожден при заходе солнца на границе песка и воды соленой и был дитем любви бога воды и богини песков знойных. Получил от них он дар божественный власти над стихиями водными и земными в краях прибрежных. Подчинились ему при рождении звери, птицы и рыбы свободные. Мог он превращаться, во что пожелает по одному своему пожеланию, мог летать и плавать, куда захочет без крыльев и кораблей. И вот, однажды, залетел он в края далекие, за самый карай земли, земным богам известной. И увидал он там Небесный Город, что стоял на вершине семи гор скалистых и затерян был в облаках белоснежных. Ворота в него открывались только тому, кому предначертано. Не мог в него войти ни один грешник земной, не искупив вину свою имевшуюся. Ибо в городе том открывалось каждому жизнь его прошлая и будущая, с которой они встречались здесь прежде, чем на земле. Многих из рода людского со всех концов земли тянуло в те горы испытать себя и узнать судьбу свою, многие жаждали знать зачем они? Ибо, обитая в низу, этого не понять. Приходили их тысячи по тропам горным к воротам небесного града. Но, если, не готов был человек к тому, то становился для него воздух отравой, а небо камнем, и умирал он тут же, пред золотыми воротами, раздавленный тяжестью грехов своих. Но чист был еще сын бога воды и богини песков знойных, хотел знать свое будущее, и попал он в небесный город, что населен был богами старшими и людьми очистившимися. А люди те, пожив среди богов, кто сколько захочет, возвращались обратно вниз и были людьми добрыми в землях своих до самой смерти, а после нее селились в окрестностях небесного города. Долго бродил гость среди дворцов высоких и изящных, в которых жили боги и верующие в них. Встречал на улицах многих и принят был, как подобает доброму путнику из рода богов. И велено ему было ждать и проводить дни в покое, ибо будущее случится с ним без предупреждения. Он ждал, и дни шли в беседах. Но вот однажды, на прогулке вечерней, когда солнце спускалось с небес в долину за далеким морем, а облака бесконечные постепенно темнели, он решил, что пересеклось его прошлое с будущим. Повстречал он на лестнице каменной небесного города образ красоты невиданной даже здесь, где все были красивы, словно солнце молодое на рассвете. Улыбнулась лишь раз ему девица, и поразил его сердце огонь пламенный, загорелось оно любовью великой. И в ней огонь ответный запылал. А была та девица земной, из людей очистившихся от грехов своих недавно. Скоро ей покидать небесный город было надобно. И решил тогда сын бога воды и богини песков знойных связать с ней жизнь и судьбу свою, но сказали боги старшие, что ошибся он, не свою судьбу встретил и еще ждать велели. Обезумел от горя гость небесного города, охватили его сердце страсти сильнейшие и решил он украсть девицу ту, что стала ему дороже жизни. Унести в края далекие наперекор воле старших богов, ибо не мог совладать с чувством своим и не видел иной судьбы для себя. Превратился он в вихрь сильнейший и в тот же день на закате дня унес девицу. Укрылись они в диких землях, где нет ничьей власти. Но открылось старшим богам его деяние, и послали за ними в погоню десять небесных всадников. Приказали им поймать беглецов, что решили избегнуть судьбы своей. Долго скитались и прятались беглецы, что полюбили друг друга, жили в лесах и пещерах они, но было для них то время самым счастливым, и родился от их любви мальчик. Однако, не достиг он и года, как отыскали их убежище небесные всадники. Увидев их, спрятал мальчика в пещере глубокой сын бога воды и богини песков знойных и вступил в бой с небесными всадниками, но был повержен. Изгнали его старшие боги на край земель, вместе с ребенком, чьей судьбы они не знали. Проклят был сын бога воды и богини песков знойных. А девица та земная, что любовь его вызвала, и сама к нему чувством запылала, осталась навеки в небесном городе, ибо прежде ей другая судьба была предначертана. Велели ей искупать теперь свой грех до самой смерти. А что бы никто более не смог бежать из небесного города от судьбы своей и приблизиться к нему вопреки желанию богов, возникли вкруг того места неприступные Снежные горы. И иссяк поток ищущих себя в Небесный Город. Ожесточился в разлуке с любовью своей сын бога воды и богини песков знойных, и поклялся уничтожить всех, кто стоит на пути меж ними и прийти в небесный город даже против воли старших богов. Но боги оказались сильнее, и не может он даже приблизится к Снежным горам. С тех пор беснуется на просторах земли бескрайней и гнев его не проходит.

Приумолк на мгновение Ставр, чуть притих огонь в глазах его. Опустил он голову и встретился взгляд его тогда со взглядом Арсена. Молчал воин сарацинский, пытаясь понять, что услышал от старца неизвестного. Вспомнил он предсказание Зувейле прекрасноокой, вспомнил слова ее об отце своем, о злобе бесконечной, сердце его наполнившей. И стал понятен ему путь отца в тот миг, но свой путь еще более темным сделался от того прозрения. Взглянул он на девицу русскую, что напротив его сидела и слушала старца с замиранием сердца, и она в ответ ему глянула в очи. Не было сейчас во взгляде ее лютой ненависти, словно потеплела она сердцем, и Арсен от того возрадовался, но виду не подал. Ставр, меж тем, снова тишину нарушил.

– Оказался ты здесь, Арсен, для того чтобы судьбу свою трудную совершить, ибо она переплелась со многими, и до конца еще не написана. Должен ты дойти до небесного города и увидеть там мать свою. Много опасностей предстоит тебе в пути том, много дорог будет перед тобой, много испытаний случится, ибо боги против твоей судьбы. Сам отец твой, чья душа сейчас попала во власть сил черных злобы и ненависти, будет мешать тебе, ибо не хотят силы те отдать его обратно. Но, если выдержишь ты все это и дойдешь до конца – тем спасешь и мать свою и отца, и еще людей многих, что должны умереть, если не встретятся они вовсе. Но без Ксении, не будет тебе удачи в пути этом трудном. Переплелись судьбы ваши навечно, хоть вы того и не ведали, и теперь выйти из пределов гор Снежных и вернуться сможете только вместе вы. По одиночке пути назад нет.

Так услыхали Арсен и Ксения в первый раз имена свои в горах Снежных и узнали, как звать их и что с ними быть должно в скорости. Нелегкая им судьба, видать, выпала – идти вместе в края далекие и смертью полные. Взглянули они друг на друга по новому, ведь были до сей поры они детьми народов враждующих, а теперь объединила их судьба по своему тайному пожеланию. Непросто было это принять Ксении, да и Арсен не верил своим ушам до конца. Но чувства, что родились в душе после слов старца были твердыми, а только им и верил Арсен.

Протянул вперед руки Ставр и увидали Арсен и Ксения на одной ладони его камушек фиолетовый, сквозь который продета была нитка из кожи, а на другой ладони лежало в горсти ожерелье того же камня. Подал старец камень Арсену, а ожерелье Ксении со словами:

– Наденьте их на себя и будут они служить вам оберегами от напастей и звездой путеводной в ночи темной, ибо сделаны из аметиста, что в окрестностях небесного города был рожден и всегда вернутся туда хочет. А идти туда ровно семь верст придется, только версты то не простые, а волшебные, и каждому свое расстояние выпадает. Если движитесь вы дорогой верной, то светится аметист будет ровным светом, если сбились с пути, а ли худое что впереди поджидает, – замерцает камень сей блеском сильным и прерывистым. Остальное вам само откроется.

Надела Ксения на себя ожерелье красивое и Арсен нитку кожаную с камнем ало-фиолетовым на шею надел, как старец советовал. И тотчас загорелись камни на них теплым ровным светом, словно к месту пришлись. Посмотрел тогда старец на Арсена и Ксению взглядом долгим и молвил:

– А теперь настала нам пора простится, ибо утром вам в путь дальний отправляться надобно.

Стукнул посохом своим старец о землю и пропал вовсе, а Арсена и Ксению сковал сон глубокий, что длился до самого утра.

Глава 3. Путь водопадов

На утро оказались они одни одинешеньки в скиту пустынном, лишь только на столе перед ними узелок с едой и еще один поболе находились, видать подарки от Ставра. Встал Арсен из-за стола, ибо где на них сон волшебный опустился, там они и заснули, расправил плечи и подивился тому, что раны его глубокие исчезли совсем, будто и не был он окровавлен когтями кошек горных. Силы в нем прибавилось после сна этого. Взял он саблю свою острую на случай встречи со зверем и вышел из скита умыться водой горной из ручья, что рядом шумел. Дождь вчерашний великий прекратился. Над Снежными горами светило солнце.

Отдохнула и Ксения, а пробудившись, вышла на свет Божий. Смотрела она на Арсена взглядом задумчивым и понять не могла, как быть ей теперь. Старец сказал, что без нее ему путь предстоящий не осилить, без нее не спасти ему мать свою с отцом, а потому нужна она ему в этом пути всего более. А кто же отец его тогда, как не Кабашон лютый, что пришел с полчищами своими на землю русичей и убил уже сотни тысяч ни в чем не повинных людей из рода ее? Пригорюнилась Ксения сызнова, но затем вспомнила она слова старца о том, что если спасти душу злодея Кабашона, которая злобой наполнилась от разлуки с любимой своей, прекратится война на Руси тотчас и мир повсюду наступит. Значит, от нее горюшечки теперь жизнь ее отца собственного с матерью зависит и еще многих русичей, а потому надобно ей идти в этот путь дальний от которого душа в пятки уходит. Но делать нечего, видать выпала ей такая судьба. Погоревала Ксения и порешила смириться с судьбой своей покудова, ибо словам старца поверила.

Вернулась она в скит пустынный и решила посмотреть, что в узелке втором находилось. Развязала его, а там обувка, да одежда для них оказалась из такни грубой и крепкой, для путей дальних более подходящей. Затворила Ксения вход, одежду свою потрепанную в горах быстро скинула с себя, и облачилась в платье новое. Подвязалась пояском крепким. Платье ей в самый раз пришлось. Хоть она его только надела, почудилось Ксении сразу, что и удобно в нем, и в жару не жарко, и в холод не холодно, и по лесу ходить можно – не порвется быстро. Видать платье волшебное было, раз все наперед казалось. Нашла девица в том узелке еще башмачки легкие, но сшитые крепко, такие в пути не скоро износятся. И они ей по ноге пришлись, словно на нее и сшиты были. Поблагодарила Ксения в мыслях своих Ставра-волшебника за подарки сии полезные, надела ожерелье из аметиста, и вышла на воздух умыться водой холодной из ручья.

У дверей она с Арсеном повстречалась. Подивился сарацин одежде новой на девице русской, похвалил красоту ее и прочность, а узнав, что и для него одежду приготовил Ставр пошел примерять ее немедленно, ибо его одежда на лохмотья более походила, после встречи с кошками горными. Нашлось в том узелке заветном для него платье с халатом длинным схожее из ткани твердой, неприступной для когтей звериных величины средней. Было платье то почти невесомым в пути, хранило от холода и солнца сколь могло, не рвалось и не терлось до сроку. Нашел в узелке Арсен себе и сапоги из кожи жесткой и тонкой, что облегали ноги словно ткань. В таких долго ходить придется пока стопчутся. Скинул он одежду свою рваную, облачился в платье походное, надел на грудь оберег из аметиста на нитке кожаной, что Ставр ему дал. Прицепил к поясу саблю сарацинскую и вышел из скита под лучи солнечные.

Ксения умылась уже и стояла в платье новом у ручья, глядя в даль далекую, что открывалась сразу за поворотом тропы, ведущей мимо скита одинокого. Подошел Арсен и тоже взглянул туда. Открылась взору его широкая горная страна сверкавшая под солнцем ледяными хребтами и снежными шапками. Казалась она сейчас непроходимой вовсе для ног людских без помощи волшебной. Но чары Арсена оставили, а более не на кого надеяться было, кроме как на свое умение. К счастью самые высокие хребты лежали к северу от скита Ставра, по левую руку, а прямо под ним начинался спуск вниз, и петляла тропа меж гор не столь высоких. Доносился оттуда шум воды падающей. Видно, текла там река горная бурливая, что после дождей вчерашних силу свою во много раз умножила.

Посмотрел Арсен на Ксению, что рядом с ним стояла на камне. Девица была с виду хрупкою и не высокою, хоть и станом стройною. Волосы русые по плечам спускались ее, а глаза голубые в одно время огнем глубоким горели и несли в себе скорбь великую. Смотрела она на него настороженно, будто боясь и ожидая чего-то. Но, хоть и кротость читалась по лицу ее, видел Арсен, что девица сия из русичей способна в гневе на поступки отважные. Помнил он о предсказании Зувейле, дочери султана Бендина, и казалось ему, что сбылось уже предсказание. Но Ксения о том не ведала, а потому не хотел сарацин, не по годам мудрый, торопить время жизни. Не хотел ее неволить к себе, потому что родился в нем уже огонь, но теплился пока искрой малой. А в глазах Ксении читал он тревогу, собой рожденную. Впереди у них путь великий и осилят они его, как сказал старец, только вдвоем. Если будет на то воля Аллаха великого, то полюбит его сия девица. Если нет – он останется в этих горах навсегда. Так решил сам с собою Арсен, а вслух сказал:

– Пора выступать нам в путь, Ксения, если ты решения своего не изменила.

Повернулась к нему Ксения и ответила негромко:

– Нет, я решения не изменила. Я пойду с тобой в небесный город, чтобы спасти тем отца своего и матушку. В дороге я буду тебе помогать, если случится что. А потом мы с тобой расстанемся, сарацин.

Не пришлись те слова Арсену по сердцу, но смолчал он, ничего на это не ответил. Сказал лишь:

– Что ж, пусть так и будет. Перед выходом только нам надо насытится.

Вернулись они в скит волшебника Ставра и раскрыв узелок нашли там яства немногочисленные, но сытные, так что смогли подкрепить они тела свои перед походом. Остатки Ксения связала обратно в узелок и с собой взяла, ибо был он легким, а когда в следующий раз будет у них пища того они не ведали.

Выйдя из скита, пошли они по тропе горной, что петляла меж скал, уходя вниз. Первым шел Арсен, держа наготове саблю свою острую чтобы от зверей неведомых оборонится. Чуть поодаль шла Ксения с узелком в руке. Аметист в оберегах горел ровным светом, – значит шли они по пути верному. Солнце понималось все выше на небосвод, освещая ущелья горные. На скалах, меж которых шли они, росли всякие травы диковинные и деревца небольшие, что отклонялись от них, когда шли они мимо и обратно вставали, когда удалялись люди на несколько саженей. Глядя на них, вспомнила Ксения, что рассказывала ей кормилица о стране далекой, где все травы заколдованы и водится там нечисть ужасная и огромная, что летать и огонь изрыгать умеет. Обитают там змеи многоглавые, медведи шестипалые, волки с глазами красными, что людьми питаются, рыбы зубастые и хвостатые, которые по земле ходить могут и летать, да много другой нечисти неизведанной. Под ногами повсюду гады ядом полные ползают, время – заколдовано, в лес зайдешь – не воротишься. Была та страна отчизной ужасов и чародейства злого и прозывалась словом страшным – Йотунгейм. Как подумала о том Ксения, воротится ей захотелось обратно, только обратно отсюда путь вперед лежал.

Вдруг услыхала Ксения свист сабли сарацинской. Смотрит, а перед ним на тропе две змеи лежат по полам рассеченные. Головы у них страшенные, словно бычий пузырь раздулись, их-то сарацин и отсек одним махом. Еще страшнее стало Ксении, приблизилась она к Арсену и пошла далее за нив в трех шагах, – вдруг нечисть какая на тропу выскочит.

Ущелье, меж тем, сужаться стало и вскоре путь их, до того широкий, превратился в тропку худую, что вела меж двух скал. С камней замшелых стекала вода вниз ручейками. Темно и мрачно было в этом проходе скальном, наполненном шорохами. Лишь высоко над головами виднелась полоска синего неба, да впереди свет далекий у выхода из этого мешка скального. Несколько раз показалось Ксении, что под ногами гады ядовитые ползают. Но Арсен шел уверенно, он привык в песках своей земли видеть много змей и не боялся их сверх осторожности. Больше боялся он убить царицу змей, от которой все они происходили. Но где жила царица змей никто не знал. По рассказам древних старцев восточных обитала она в горах неприступных, входа в которые не было сверху, вел туда ход только из глубины земли. Вспомнил он, как попал сюда и подумал, может быть Снежные горы и есть обитель царицы змей? Но никто ему не мог ответить на это. Знал Арсен только, что у царицы змей всегда на голове сверкает золотая корона, а значит он отличить ее сможет от слуг ее многочисленных. Да и не просто убить царицу змей, мудра и хитра она, и за всю свою жизнь никому не показывается. Говорили старики, тот кто убьет царицу змей и съест ее тело, никогда не будет болеть больше и станет бессмертным. Но оттого настанет на земле великая засуха на сто лет.

Чуть погодя стал проход между скал расширятся и вскоре закончился каменный мешок. Свет резкий в глаза им ударил с такой силой, что зажмурились они от боли, а когда растворили очи, то видно стало, что вышли они на широкое поле каменное. По полю тому ползали змеи мелкие и ящерицы, ища спасения от солнца под камнями. Окинул взором Арсен скалы окрестные и увидел – тянулось поле это еще на сто шагов вперед, но там обрывалось, а по руку правую и левую уходило дорогой каменистою вдоль скал высоких на многие дни пути.

– Пойдем до конца поля каменного, – сказал Асрен, оборотясь назад, – Посмотрим, чем оно кончается, а там решим, что делать. Если там обрыв неприступный – придется идти нам вдоль края до тех пор пока не найдем спуска с него.

Ксения только кивнула в ответ. Солнце нещадно палило лучами жаркими, но платье волшебное спасало пока. Только змей ей было боязно, потому она от Арсена не отставала. Как прошли они сто шагов и приблизились к краю самому, то открылась им пропасть бездонная. Поле каменное обрывалось в нее стеною отвесною и не видать было поблизости ни спуска, ни прохода, ни лаза какого. Осмотрелись Арсен с Ксенией по сторонам, заглянули в пропасть бездонную, из глубины которой пахнуло на них прохладою. Взял Арсен камень и кинул его вниз – не услышал и стука, исчез камень бесследно. Едва виднелись холмы и деревья на дне пропасти, словно травинки чахлые были они видом. В дали, за холмами, лежал на дне пропасти лес обширный, через который текла могучая река, что начало брала где-то в горах. А еще дальше, где лес тот смыкался с небом, виднелась тонкая голубая полоска. Не разобрать было глазу, что там за лесом скрывается, то ли небо это, то ли море обширное.

Только птица смогла бы перелететь через пропасть эту. Вспомнил Арсен о своих чарах прошлых и опечалился, но делать было нечего. Самые высокие вершины гор Снежных по левую руку оставались. Потому решили путники идти в левую сторону, искать истоки реки могучей. Может вдоль нее какая тропа найдется, для спуска человечьего подходящая. Шли они так время долгое, – солнце на самый верх по небосводу взошло и уже начало медленно вниз скатываться, а реки все не было. Брели они по краю пропасти до самого вечера. И вдруг, когда от жары и жажды уже совсем готовы были обезуметь они, послышался им впереди шум воды низвергавшейся. Пошли они быстрее и скоро открылось Арсену и Ксении ущелье широкое, пробитое в скале рекой своенравной грохочущей.

То была великая река, что брала начало свое в ледниках самых высоких на полунощной стороне Снежных гор, и несла свои воды быстробурливые через все скалы вниз на равнину. И был ее путь долог и извилист. Осмотрелся Арсен в поисках тропы подходящей для спуска, но берегами реки здесь были валуны огромные, а поближе к обрыву – скалы отвесные, а по ним никаких троп не протоптано. Некому, видно, здесь их проделывать было, нет людей кроме них в этих горах высоких. Лишь звери дикие, да птицы кровожадные здесь обитают, а колдуны другими путями пробираются.

Прежде всего напились они воды из реки этой, жажду свою утолили. Присели в тени дуба одинокого, что рос на берегу скалистом, отдохнуть на камни прохладные. Стал Арсен думать, как им выбраться из скал этих на равнину, что внизу виднеется. А Ксения отдыхала пока от пути долгого по солнцепеку, ибо ей раньше не приходилось много пешком ходить, все более время она в тереме проводила, да отец ее на коне учил сидеть. Устали ее ноженьки.

Думал Арсен, думал, но без помощи джиннов, никак придумать ничего не мог. И вдруг пришла к нему мысль безумная, когда поднял он голову и посмотрел на крону дерева могучего, что чудом выросло на камнях здешних. Решил он сделать лодку и по реке вниз пустится. А когда поведал об это Ксении, взглянула та на него, как на бесноватого. Уже ли не видно, что по такой реке не то, что на утлой лодке, на лодье огроменной нельзя пройти – разломает ее река на щепки за мгновения малые. Но Арсен пути не другого видел. Отдохнул он еще немного, вынул свою саблю сарацинскую, что не тупилась никогда, и стал рубить ей ствол дуба многолетнего. Работал он так весь вечер и всю ночь, а на утро изготовил из ствола древесного челн невеликий с веслом и скамьями. Когда очнулась Ксения, которую ходьба долгая сморила сильно, ото сна крепкого, то предстал ей перед очами, челн, готовый к отплытию. Подивилась она немало тому событию, а еще более испугалась, ибо плыть им предстояло на верную гибель по реке бурливой и холодной. Погоревала она над судьбой своей многострадальной, но, видать, другого пути в страну нижнюю и не было вовсе.

Спустили они на рассвете с превеликой осторожностью челн на камни прибрежные. И, только сели в него, подхватила их волна белопенная и на середину реки утянула. Зашумела река вокруг них, закачали челн волны суровые. Стал Арсен поначалу править веслом, но рванула волна у него весло из рук и утащила в пучину. Остались они одни одинешеньки на реке своенравной в утлом челне, коим править нельзя, и понесла их река вниз с быстротой безумной. Замелькали берега скалистые, где и пристать негде. Вручили они тогда судьбы богам своим, руками в борта вцепились намертво, и ждали, что с ними дальше будет.

Вот вынесло их на излучину реки за поворот первый и, вдруг, увидали они, что река вниз бросает воды свои, а там преграждает путь ей скала и разверзнул пасть свою грот каменный. Несет их прямо в темноту подскальную. Подняла река на волне белопенной челн, как пушинку, и, казалось, не доплывут они до грота, разобьет их о скалы прибрежные. Но рухнула волна вниз и попали они прямо в грот, где тьма настала кромешная. Ничего не видно вокруг, хоть глаз коли. Арсен с Ксенией, только дыхание друг друга слышат, да сердец стук бешенный. Под ним ревет река горная, тесны ей объятья каменные, хочет она на свободу вырваться и оттого бежит еще быстрее. А Ксении чудища подводные кругом мерещатся, вспоминаются рассказы про страну ужасную.

Но вот ударил им снова в глаза свет, – вынесло челн из грота каменного на воду спокойную. Глядит Арсен: с двух сторон вверх скалы высятся, берега ровные и прямые, хоть и неприступные, похожи они на деяния джиннов-кудесников, а река воды свои прямо вперед несет. Вдруг видит Арсен, что-то на воде белеет. Присмотрелся, а это его весло плывет. Схватил он его и в челн поднял. Но тут снова грохот послышался впереди. Не успели путники от грота каменного опомнится, как рухнул их челн с обрыва высокого в озерцо горное. Провалились они под воду сначала, а потом снова на поверхности оказались, как и сами не вспомнят. Но на сей раз Арсен весла не выпустил, мертвой хваткой держал, словно за жизнь свою цеплялся. А в озере том вода кругами ходит, водоворотами все бурлит. Чует Арсен тянут их духи речные под воду. Стал он грести веслом своим изо всех сил к водопаду следующему, что на краю озера виднелся. Аллах знает, что там, но и здесь не сладко.

Вдруг показалась над водой лапа зеленая чешуйчатая с когтями скользкими острыми и за борт их челн схватила. А над поверхностью усы длиннющие скользкие поднимаются и плавники многочисленные. Видать, растревожили не на шутку духов речных. Но не растерялась тут Ксения, выхватила она у Арсена саблю сарацинскую и как махнет ей – так и отсекла лапу чудищу. Раздался из глубины озера рык утробный, забурлила поверхность пуще прежнего, пузырями огромными покрылась. Взметнулась над ней еще дюжина лап когтистых, таких же как первая, и все к лодчонке тянутся. Бросил тогда весло на дно челна Арсен, выхватил у Ксении саблю свою и стал отбиваться от лап чудовищных. Раз махнет, – вокруг кровь зеленая затхлая разливается по воде пятнами. Стало всплывать чудище со дна. Да только поздно уже было. Вынесла река челн к водопаду и в стремнину затянула быстрейшую.

Летят они в лодчонке, ничего вокруг не чуют и не видят кроме россыпей брызг, бриллиантовых от лучей солнца. Мерцает все вокруг них отсветами лживыми. И вдруг снова рухнул челн в воду широкую, едва не перевернулся вверх дном и седоков своих в воду холодную не сбросил. Но вцепились они мертвой хваткой в него, аж борта трещат, и спаслись пока.

Поглядел Арсен вперед и увидел, что не пришло еще время спасению радоваться. Впереди река снова уже делалась и стоит посередь того потока пять камней острых, один за другим, словно в порядке игры шахматной. Выхватил он весло свое снова и грести приготовился. Ксения, как камни те увидала, аж обмерла от страха – никак не хотела их река отпускать живьем. Вот подлетели они к первому камню, Арсен изловчился, и пустил челн мимо него правым бортом, следующий камень левым проскочили. Глядит, а третий вдвое шире этих двух. Только проходы узкие по бокам от него остались у скалы основания самого. Стал грести он изо всех сил оставшихся и вошли они в стремнину слева от камня. Узкая она оказалась, еще уже чем за миг до того виделась. Заскрипел челн бортами своими утлыми о скалу и камень. Отломилось от него кусков несколько, но совсем не рассыпался. Видать дерево, из которого вырубил его Арсен, само крепость горного камня впитало. От оставшихся валунов речных увернулся сарацин, изловчившись, и снова попали они на воду бурливую, но спокойней той откуда вышли.

Вдруг закричала Ксения от радости, – показался в дали лес зеленый на холмах прибрежных. Близко он уж виделся ей, рукой подать. Только не туда Арсен храбрый смотрел. Встали у них на пути пороги новые, пороги опасные, страшнее прежних. Торчат из воды зубцы острые камней многочисленных, меж ними тонкой струйкой вода пробивается, все усеяно зубцами этими. А над ними сверху, над тесниной стремительной, висят словно ворота каменные соединяя берега, изваяния природы чудовищной. Если б можно было перепрыгнуть пороги те на скорости великой, то об скалы нависающие разобьешься немедленно. И таких перекатов ровно пять на пути осталось. Нет для глаз пути, а идти надо. Закрыл глаза Арсен тогда, чтобы дух свой не смущать и правит по наитию. А Ксения сзади него молитвы творит о спасении душ грешных.

Вот влетели они на порог первый, проскользнули меж камней острых. Заскрипел челн днищем по камням и затрещал весь, но опять не рассыпался. Правит дальше Арсен глаз не открывая. Прошли второй порог они тем же способом. Третий миновали. В четвертый вошли. Зацепил бортом челн за камень острый и отлетел в воду кусок дерева здоровенный, так что вода через край заливать стала. Но проскочили они и четвертый порог.

А на пятом не выдержал Арсен и открыл глаза. Захотел посмотреть долго ли им еще муку эту терпеть. И зря захотел. Как увидал он порог пятый, самый страшенный из страшных, подвела его рука. Налетел челн на камень подводный острый и рассыпался на части. Разлетелось суденышко утлое на куски, поломалось все, и поплыли по реке ошметки от челна многострадального. А людей самих в пучину бурливую сбросило и закрутило, и понесло куда неведомо.

Глава 4. Лесные жители

Очнулся Арсен от боли великой, что терзала его спину, потому как лежал он на ней. Глаза открыть сил не было, только едва смог пошевелить пальцами рук и понял, что жив еще, пощадила его река могучая. Но руки его, как и ноги, чуяли сейчас воду холодную под собой да острые камни. Время от времени накатывала прибрежная волна и чуть колыхала его изможденное и побитое тело.

Спустя срок недолгий все же напряг силы свои Арсен и открыл глаза, – хотел узнать, где же он оказался, да только не смог. Ничего не увидел он, потому что стояла темная ночь над землей. Тихо было вокруг, даже шума реки не различал Арсен. Только звезды далекого чужого неба тускло светились надо его головой. Издав стон глухой перевернулся сарацин на бок, а затем на живот. Накатившая волна обдала его мокрым холодом. Понял Арсен наконец, что лежит у самого берега реки, на камнях прибрежных острых, что терзали его тело, болевшее нещадно. Собрался снова сарацин молодой с силами и выполз медленно на берег, что к счастию его пологим оказался. А спустя время недолгое достиг он земли травянистой и тут снова силы его покинули. Провалился сарацин от боли сильнейшей в забытье.

Сколько лежал он так никому не ведомо, но, когда очнулся Арсен – светило солнце высокое. Пошевелил руками и ногами Арсен и боли не почуял в теле своем. А когда приподнялся и сел на траве, то заметил, что аметист на шее у него висевший, ярким светом горит, пуще солнца на небе, и мерцает сильно. Видать он всю боль из тела вывел за ночь, жизнь спас путнику, но что-то худое впереди ждет его или уже случилось.

Огляделся по сторонам Арсен, едва смерти в пучине избежавший, и вдруг вспомнил, что не один он пришел в эту страну неведомую. Была у него спутница, девица русская молодая, что пошла с ним в город небесный вызволять мать его по своей воле. Вспомнил также Арсен и наказ старца-волшебника, одному ему путь сей не одолеть вовсе, только вдвоем он ими пройден будет. А если нет девицы, то настанет Арсену здесь погибель верная и нет в пути том пользы.

Огорчился сильно Арсен, когда увидел, что нет нигде Ксении. Видно утонула девица хрупкая в потоке бурливом, когда разбила река своенравная челн утлый об острые камни на порогах. Погоревал Арсен, попечалился, но потом подумалось ему – раз его река пощадила и на берег вынесла, может и Ксения жива еще? Очень ему захотелось в это поверить, потому что любил уже сарацин любовью крепкою эту девицу из земель полунощных и не мог себе представить будущего без нее, хоть она и не привечала его взглядом ответным. Решил Арсен во что бы то ни стало найти ее, если жива, и спасти, если в плен попала к людям недобрым. Но прежде всего надо было разыскать свое оружье – саблю острую, которой не было на поясе у него после спасения из реки. Решил Арсен осмотреть весь берег, – а вдруг не утонула сабля в потоке быстром.

Встал сарацин и вошел снова по колено в воду. Долго бродил он вдоль берега, но только камни мелкие, да острые виднелись на дне реки. Изредка рыбешки сновали, блестя на солнце чешуей и вдруг, блеснуло сильнее всего меж камней что-то длинное и на полумесяц похожее. Наклонился Арсен и достал из воды саблю свою сарацинскую. Видно отцепилась она от пояса, когда волна прибила тело его бесчувственное к берегу.

Прицепил на пояс Арсен саблю острую и снова себя воином почувствовал, силы в нем поприбавилось. Вышел тогда на берег Арсен, влез на валун прибрежный, мхом поросший, и огляделся вокруг по пристальнее, обсыхая на солнце. Вынесла его река бурливая на берег недалеко от того места, где начинался лес глухой непроглядный по обоим берегам. У реки повсюду валуны разбросаны были, словно великан какой силы немеряной потешился. С камня, на котором сидел сарацин молодой, видно было что впереди его только лес этот бесконечный и есть, а что за ним неведомо. Лишь только поднималась в глубине его над верхушками деревьев, словно в море, скала темная, до которой на взгляд первый был день пути. Позади же Арсена высились неприступные Снежные горы и шумела река, низвергавшая свои воды бурливые с высоты огромной. Поглядев на пороги, снова уверился сарацин в том, что чудом избежал он смерти на камнях тех острых. Вот только судьба Ксении была теперь неизвестна.

Просушив одежды, в подарок от старца доставшиеся, и поразмыслив хорошенько, решил Арсен храбрый идти искать Ксению в лес, что начинался сразу за полем с валунами огромными. Вдоль реки идти было невозможно, потому что пологий берег скоро кончался, а, как видно было с валуна замшелого, дальше река делала поворот и снова берега ее круто забирали вверх, становясь неприступными, хоть и текла она теперь по равнине. Если была жива Ксения, то следы ее непременно где-то поблизости могли отыскаться, потому как дальше вниз по реке ждала ее верная смерть в воде, да и челн разбился неподалеку. Встал Арсен, поправил саблю свою верную на боку и, спустившись с валуна замшелого, отправился в лес темный, держа путь поначалу на скалу лесную одинокую.

Шагал он по полю меж камней шагом быстрым насколько мог, – земля была здесь мягкая от воды близкой и ступни его в сапогах кожаных вязли немного. Как отдалилось тело от смерти в реке быстробурливой, да одежда пообсохла, почуял Арсен муки голода и стал думать как бы ему раздобыть дичь какую на пропитание. Только непонятно было еще, что за дичь могла водится в землях этих заповедных, людьми добрыми нехоженых, и можно ли есть мясо ее. Услыхав вдруг над головой своей крики непонятные, увидал Арсен в вышине небесной стаю птиц неведомых черных с клювами длинными и крыльями широкими, что парили над землей распластав их по ветру. Походили птицы те более на стервятников, только были раза в три крупнее и могли свободно нести в когтях своих теленка или человека даже. Пожалел сарацин, что нет с ним лука крепкого, а то сшиб бы он наверняка одну из тварей этих хищных и насытился, если не питались они падалью местной и тела их не были отравлены ядом. Покружив над полем, меж тем, птицы повернули в сторону лесной скалы.

В думах таких достиг Арсен кромки леса и ступил под сень его, где свет солнечный поблек скоро. Оказавшись во власти полумрака, постоял он на месте время малое, но глаза его острые привыкали быстро. А приглядевшись, увидал вокруг себя сарацин из стран далеких, множество деревьев с огромными стволами, в три обхвата каждое, уходившие в вышину и там сраставшиеся кронами мощными. Кора на стволах тех была с широкими бороздами, струившимися от корней до самой макушки. В низу же сучков на деревьях почти не было. Оказался сарацин словно меж колонн лесного дворца бесконечного. Видно было, что по стволам огромным вверх и вниз сновало множество мелкой живности, но на взгляд в пищу она не годилась, да и достать ее было непросто. Почва же под ногами суше стала и жестче, трава здесь была не высокой. Постояв немного, углубился Арсен храбрый в лес в направлении скалы, что видал с берега, надеясь, что не собьется с пути в полумраке лесном.

Деревья огромные стояли плотной стеной, и оттого не было в лесу дуновения ветерка, казалось все тихо вокруг. Стал Арсен прислушиваться, – вдруг услышит крик Ксении о помощи. Но пока только изредка доносились из крон переплетенных меж собой крики редкие мелкой живности, которую и глазом было не видать, но сарацин надежды не терял. Шел так Арсен время немалое, пока не вышел на поляну лесную, которую деревья кольцом окружали, а в разрыве крон густых виднелось небо далекое синее. Остановился Арсен, посмотрел вверх и зажмурился даже, успев от света чистого отвыкнуть. А разглядывая неба клочок увидал она на стволах, недалеко от земли, зверей видом своим с медведем схожих, встречал он таких во время похода на Русь, только шкура у этих была цвета охры с белыми пятнами, а головы было две и каждая величиной с полтела. Много зверей таких висело на суках и ползало по стволам вокруг поляны. Увидав человека, повернули они в его сторону головы свои безобразные и клыки оскалили. Стали сползать медленно к земле их тела, на вид неуклюжие. Понял Арсен, что дело жарким может обернуться, и пустился дальше в лес темный, слишком много было двухголовых тварей на той поляне.

Скоро стал меняться лес. Все ближе стволы друг к другу росли, стали сучки появляться на них, начался подлесок невысокий, почва размягчилась и местами заблестели тускло лужицы воды меж корнями. Чем дальше продвигался Арсен, тем темнее и непроходимей становился лес. Показалось сарацину, что повернул он к реке снова, с пути сбился. И вдруг раздался грохот невиданный, а за ним треск на весь лес, словно рухнула скала с неба и деревьев повалила немеряно. Заходила земля под ногами ходуном. Прислушался Арсен к тому шуму и услыхал как деревья ломаются далеко впереди на пути его с треском, и падают стволы их, круша все вокруг. А грохот тот все приближался, повторяясь снова и снова. Спрятался Арсен в корнях могучего дерева-исполина, саблю свою в руке сжал, и стал ждать что дальше будет. Захотелось ему узнать, кто этот шум в лесу вызывает, что за зверь невиданный.

И вот услыхал он как совсем рядом стали падать деревья, небеса подпиравшие своими кронами. Вот рухнуло одно из них около Арсена, накрыв его ветками своими мохнатыми, и сквозь них увидал Арсен тех, от кого исходил грохот непереносимый, – шагали через бескрайний лес два великана, издавая крики звериные. Тела их были подобны скалам в Снежных горах, а ноги башням каменным. От ступни босой оставался след такой глубины, что в нем могли три лодьи уместится и еще место осталось бы. Лес для них словно поле с травой невысокой казался. Брели же они не разбирая дороги, но, показалось Арсену, вдоль гряды горной на север лежал путь великанов.

Как отдалились они на расстояние безопасное, выбрался Арсен из своего убежища меж корней и веток, влез на одно из деревьев поваленных и огляделся по сторонам. Словно ураган прошелся по лесу бескрайнему. Тянулась за великанами широченная просека из бурелома сплошного, путь их отмечая из одного конца леса в другой. Увидал Арсен на дальнем краю просеки этой скалу лесную, что с берега реки заметил еще. До нее оставалось совсем немного пути, только пройти через бурелом. Показалось сарацину, что вьется струйкой тонкой дым у подножия той скалы. Не раздумывая долго, спустился он с дерева и стал пробираться меж стволов поваленных великанами, спины которых еще виднелись вдали и земля еще содрогалась от их шагов. Вдруг раздался крик из той стороны. Обернулся Арсен и увидел, что один великан схватил рукой птицу мимо пролетавшую, из тех черных, что заметил сарацин раньше над лесом, и, разорвав на части, впился в нее зубами. Это ее предсмертный крик разнесся над лесом бескрайним. Ел великан прямо на ходу, не останавливаясь и не приседая на землю.

Идти Арсену по бурелому было труднее, чем по лесу замшелому, хотя и светлее стало. Где приходилось пролезать под деревьями-исполинами, где взбираться на них, словно на мосты, нависшие над пропастью. Добрался он так до края огромной ямы, как сначала подумал, дна которой сразу и не разглядел. Но, присмотревшись, догадался он, что это след от ноги великана. Подивился Арсен великанам, родившимся в этой загадочной и неведомой стране. Если бродят здесь такие огромные люди, какие же здесь звери обитают? Упаси Аллах от встречи с ними!

Обошел Арсен след великана по самой кромке, взобрался на новое дерево поваленное, и снова огляделся. Гора была уже совсем рядом, в пяти сотнях шагов. Огромная и острая возвышалась она над окрестностями и была видна из далека, недаром заприметил ее Арсен еще от самых порогов. Северная часть горы заросла чахлыми деревцами, а правая была абсолютно голой и скалистой. Однако, и на сей раз, показалось ему, что из-за горы поднимается едва заметный дымок, даже несколько. Решил он тогда обогнуть гору с юга и узнать, что за люди там приютились.

Оставшиеся пятьсот шагов по бурелому Арсен преодолел быстро и вступил снова в лес темный, что подходил к горе со всех сторон. Словно кошка пробрался он меж деревьев, приблизился осторожно к самому подножию скалы, где донеслись до него звуки голосов людских. Спрятавшись за мощным стволом, высунул он голову свою и осмотрелся. Открылся ему вид на стоянку людей неизвестной породы. Находилось стойбище над отвесным обрывом невысоким, где природа сотворила плоское место. Были люди те светлы кожей, рослые, самый низкий был на голову выше Арсена, сильны на вид, имели все волосы длинные, до плеч. Тела их мощные укутаны были в шкуры. Числом более трех дюжин сидели лесные люди, как назвал их для себя Арсен, вокруг костров и жарили на вертеле туши каких-то животных, видом схожих с быками средней величины. Рядом лежали их копья и дубины исполинских размеров. Выше всех, на скальном выступе, стояли в дозоре два лучника. Мечей и сабель не заметил у них Арсен.

Запах жареного мяса защекотал нос, заставив Арсена на миг забыться и сделать неверное движение. Под его ногой с громким треском хрустнула ветка. Лесные люди всполошились. Лучники заметили его и тут же запела тетива, – над головой сарацина просвистели две стрелы, впившись в ствол позади него. Остальные схватились за свои копья и встали над обрывом, готовые отразить нападение неведомого врага. Арсен спрятался за дерево и не мог решить, что же делать. Лесные люди оказались не слишком гостеприимны, но они наверняка приняли его за врага. А муки голода терзали его все сильнее. Вдруг со скалы донесся голос, который, к великому удивлению Арсена, обращался к нему на понятном языке:

– Выходите проклятые глорги, мы готовы сразится с вами в открытом бою!

Немного подумав, Арсен крикнул в ответ:

– Я не глорг, я пришел к вам с миром!

Со скалы раздался враждебный хохот:

– Глорги никогда не приходят с миром.

Арсен решился и шагнул на открытое место, опустив саблю.

– Меня зовут Арсен. Я пришел сюда из далекой страны за горами и не желаю вам зла.

Над скалой повисло молчание. Спустя мгновение его нарушил здоровенный рыжеволосый воин.

– Из-за гор никто сюда не приходит. Но ты и правда не глорг.

Воины опустили копья, но лучники еще не спускали зорких глаз с сарацина.

– Чего тебе надо? – спросил тот же рыжеволосый воин.

– Я иду Небесный город, но вчера на реке разбилась моя лодка. Я едва спасся из воды, когда спускался по водопаду, но потерял свою спутницу. Теперь я должен найти ее в этом лесу, прежде чем идти дальше, потому что наши судьбы связаны навсегда.

Со скалы снова раздался дикий хохот. Теперь смеялись все лесные люди. Рыжеволосый показал на него рукой и воскликнул:

– Вы слыхали? Он прошел сквозь пороги Аррасса! Ха-ха-ха! Даже глорг не мог бы соврать глупее!

Арсен потерял терпение, а вместе с ним осторожность. В тех местах, откуда он был родом не пристало долго сносить оскорбления и насмешки. И ему было уже все равно. Посмотрев на рыжеволосого, Арсен твердо и громко сказал:

– Перестань насмехаться надо мной, рыжеволосая обезьяна. Перед тобой стоит воин. Если ты не трус, спускайся со скалы и докажи, что я лгу!

Не прошло и мгновения, как лесной человек глухо приземлился на траву рядом с ним, держа в руках копье. Видно лесные люди были не из робкого десятка. Арсен отступил на шаг и выхватил саблю. Вокруг них была небольшая поляна, с одной стороны огражденная частоколом деревьев, а с другой отвесной скалой. Рыжеволосый детина был разъярен и скрежетал зубами.

– Ты назвал меня обезьяной, чужеземец! Что ж, хоть ты и не глорг, я тебя убью. Даже если ты не знаешь, что в нашей стране нет страшнее оскорбления, чем назвать свободного жителя лесов именем этой кровожадной и ленивой твари.

С этими словами он поднял копье и бросился на Арсена. Лесной житель был силен как кабан, но столь же не поворотлив. Он не ожидал от сарацина кошачьей ловкости в бою. От первого удара, который должен был лишить его жизни, Арсен уклонился и рыжеволосый пронесся мимо, едва не воткнув копье в мощный ствол дерева. Развернувшись, он с криком ярости снова кинулся вперед, нацелив копье в грудь Арсену. На этот раз сарацин отпрыгнул в сторону и незаметным движением ударил его по колену, а другим выбил копье из рук. Рыжеволосый рухнул на траву перед ним, потеряв опору. Арсен резанул саблей воздух, вспоров шкуру на спине лесного жителя, но не оставив даже царапины на его коже. Рыжеволосый перевернулся на спину и затих от неожиданности. Он ждал последнего смертельного удара. Когда Арсен приставил острие клинка к его горлу, лесной житель уже прощался с жизнью. Но сарацин не стал его убивать. Вместо этого он сказал, глядя ему в глаза:

– Я пришел к вам не убивать, мне нужно другое.

– Что же тебе нужно? – прохрипел рыжеволосый, не веря в спасение.

– Мне нужно найти свою спутницу… – Арсен замолчал на мгновение, посмотрев на дымящиеся на скале костры, и добавил – … и немного поесть.

На всякий случай он откинул подальше ногой валявшееся рядом копье рыжеволосого и убрал острие сабли от его мускулистой шеи. Затем сарацин отступил на шаг назад и взглянул на других лесных людей, которые наблюдали за поединком со скалы не вступая в него. А ведь их было много и они могли победить его числом, но почему-то не сделали этого. Видно не в их обычаях нападать всем миром на одного.

Рыжеволосый вскочил на ноги и потер шею, в том месте куда был приставлен клинок Арсена. Рассеченная пополам шкура, служившая ему одеждой, упала на землю, оставив его в одних лохмотьях болтавшихся на бедрах. Рыжеволосый не обратил на это внимания и сказал без злобы:

– Ты победил в бою и не убил меня, чужеземец. По нашим законам я должен тебя простить. Мое имя – Нурк, я – первый воин среди лесного племени.

Арсен ничего не ответил, он молчал выжидая, что будет дальше. Слишком быстро ярость сменилась на дружелюбие у этого лесного жителя.

– Ты можешь остаться с нами и поесть, – добавил Нурк.

Он кивнул остальным воинам и тотчас со скалы скинули длинную веревку с узлами, на вид она показалась Арсену сделанной из тонких древесных стволов. Нурк первым повернулся к Арсену спиной, поднял свою рассеченную шкуру, обвязал ее вокруг пояса и ловко вскарабкался на верх. Сарацин последовал за ним, все равно терять ему было уже нечего, а от этих лесных обитателей можно было разузнать что-нибудь об этой стране, если повезет.

Поднявшись он оказался среди здоровенных бородатых и волосатых великанов, которые однако не стали его убивать. Видно, победа над первым воином из их племени говорила о многом, хотя, стоило им только захотеть и жизнь Арсена была бы окончена в одно мгновение. Вместо этого сарацину указали место у одного из костров и подали кусок мяса походившего вкусом на говяжье. Лесные воины также уселись вокруг костров и снова вернулись к еде, будто и не было никакого поединка. Никто ни не стал заговаривать с ним, расспрашивать его о чем-то. Арсена поразило их безразличие к врагам, спокойствие и быстрый переход от войны к миру. Видно это были горячие и отходчивые люди. Единственное что показалось Арсену странным, – ели они очень быстро.

Нурк уже залатал свою шкуру и сидел рядом, то и дело впиваясь крепкими зубами в здоровенный кусок мяса и проглатывая его с необыкновенной скоростью. Арсен окинул взглядом стоянку лесных людей, поразмыслил, и все же спросил его:

– Скажи, а почему ты ешь так быстро? Разве вы скоро уходите отсюда?

– Нет, мы здесь ночуем, – ответил Нурк с набитым ртом, – Просто скоро надо гасить костры.

Арсен удивился еще больше.

– Зачем гасить костры, ведь уже смеркается и скоро станет совсем темно?

Нурк взглянул на него с сомнением:

– Видно ты и правда из далеких мест и никогда не слыхал про Харду. Каждую ночь ужасная Харда выходит из своей пещеры на острове обезьян, переплывает море и выходит на берег в наших лесах, недалеко от того места, где полноводный Аррасс впадает в Море Туманов. Всю ночь она рыщет по прибрежным лесам в поисках пищи и хватает когтями каждого кто попадется. Если она увидит костры, то мы точно отправимся в ее пасть. А Нурк, – он ударил себя кулаком в грудь, – еще не может умереть, потому что еще не нашел себе жену.

Арсен осмотрелся и не увидел среди лесных бородачей ни одной женщины. Немного посомневавшись, потому что боялся снова обидеть Нурка вопросом, не зная местных обычаев, сарацин все же решил спросить:

– А где вы ищите жен?

Нурк не обиделся. Он даже обрадовался.

– Все мужчины из лесного племени живут в прибрежном лесу. А все женщины живут у подножия скал на северной стороне, там, где кончается лес и земля. Когда наступает срок, и мужчина становится воином, все воины одного возраста из нашего племени собираются вместе и идут искать себе жен. Ты встретил нас на пути в северные предгорья, и чуть не лишил мужа мою будущую жену. Но я не сержусь на тебя. Это лучше, чем быть съеденным Хардой или быть растерзанным кровожадными обезьянами.

Небо над лесом быстро темнело. В его уголках начали понемногу зажигаться тусклые звезды. Арсен откусил кусок мяса и прожевал. Мясо было сочным и мягким, видно охотникам попался молодой зверь. Голод перестал терзать Арсена и он задумался о другом. Сарацин вспомнил Ксению, о чьей красоте он думал днем и ночью. И ему захотелось побыстрее узнать что с ней и жива ли она.

– Если хочешь, – продолжал словоохотливый Нурк, – пойдем с нами за женами. Это всего в трех днях пути от этой скалы. Жен там хватит на всех. Найдешь себе красивую и будешь жить с нами в лесном городе.

Арсен покачал головой.

– Нет, я уже нашел свою судьбу, но сразу потерял ее. Теперь я должен отыскать ее снова, где бы она ни была. Наш путь лежит не на север, Нурк. Может ты слышал что-нибудь о длинноволосой девушке с ожерельем на шее из такого же камня как у меня и поможешь мне?

Нурк посмотрел на висевший у Арсена на шее камень и удивился.

– Я никогда не видел таких камней. Этот камень родился не в нашей земле. И девушку я тоже не видел. Может спросить у Эрпы. Он – первый охотник из нас и все время шел по берегу реки в надежде поймать рыбу Воо, пока мы держали путь на скалу. Может он что слышал.

Нурк кликнул Эрпу и скоро из полумрака у костра появился бородач, укутанный в черную шкуру. Через его лицо протянулся глубокий шрам, а правое ухо было рваным, словно за него схватилась горная кошка. Нурк повторил охотнику все о чем спрашивал сарацин. Эрпа покачал головой и сказал:

– Нет я не видел девушку сам, но я видел глоргов на том берегу Аррасса, когда ловил рыбу у пологого берега. Они грузили на свой корабль какой-то мешок, но это была не добыча охотников. Они слишком радовались.

– Может они поймали священного оленя Ору и потому веселились.

– Нет, оленя Ору они съели бы еще вчера. Это редкий дар лесных богов, но, рассказывают, что охотники глоргов научились находить его жилище. Глорги ведь не верят в наших богов и поклоняются мерзкой Харде, а значит не веселились бы так при виде оленя Ору. Я думаю, что это был человек.

– Послушай Эрпа, – сказал Нурк, – Ты видел корабль глоргов. Но куда они собирались плыть?

– Корабль стоял носом в сторону Моря Туманов, значит завтра они пойдут вниз по реке и увезут с собой тот мешок с человеком. Вчера они сильно копошились, готовясь к отходу.

– Почему они так торопятся, Эрпа? Ведь глорги редко заплывают в верховья Аррасса, но если заплывают, то остаются надолго.

– Значит, они приплыли искать что-то такое, что можно принести в жертву Харде. А через три дня у нее должен родится новый детеныш и настанет день принести жертву, спасите нас лесные духи!

Арсен посмотрел на Нурка. Тот помолчал немного и сказал, глядя ему в глаза:

– Женщина, – лучшая жертва для Харды. Так считают глорги.

Арсен опечалился, охваченный сильным беспокойством от рассказа Эрпы. Если Ксению захватили глорги, то через три дня ее отдадут на съедение мерзкой твари по имени Харда. Хотя Арсен ее никогда не видел, но по рассказам Нурка, это было страшное чудовище и гибель Ксении была неминуема. «О Боги, зачем вы посылаете ей такие испытания!», – подумал Арсен. Но тут же вспомнил, что Ксения попала сюда только из-за него. Значит он и должен ее спасти. Эх, если бы у него во власти были могучие джинны… Но он был один и был сейчас только человеком.

– Послушай Эрпа, – обратился он к охотнику, – Ты можешь мне показать место, где стоит корабль глоргов?

Эрпа покачал головой.

– Мы уже ушли от того места на день пути вверх по Аррассу. Мы идем за женами. Нам нельзя терять время иначе мы станем старыми, прежде чем появятся наши дети. Нам… – он на мгновение осекся… – а почему, чужеземец, твой камень мерцает так сильно?

Но на вопрос ответил Нурк. Он ткнул пальцем в потемневшее небо и крикнул:

– Потому что пришла Харда!

Глава 5. Корабль глоргов

Арсен поднял голову и на фоне почерневшего неба увидел заслонявший звезды силуэт огромного чудовища. Оно почти сливалось с чернотой неба, но неуклюжие движения выдавали ее. Чудовище походило телом на огромного аллигатора, которого видал Арсен в дальних походах отца в северные земли королевства Альморавидов, только стояло оно на задних лапах. Голова Харды была схожа с головой шакала, а короткие передние лапы ощетинились острыми кривыми когтями. Массивный хвост волочился за чудищем по земле и был усыпан огромными шипами, также как и ее спина, покрытая панцирем. Харда раскрыла хищную пасть со множеством клыков и издала утробное рычание. Ее красные глаза смотрели прямо на Арсена и его спутников.

Первым раздался крик Нурка:

– Гасите костры, иначе смерть нам!

Лесные жители бросились гасить костры, забрасывая их заранее приготовленным сырым мхом, но появление Харды было неожиданным, а костры такими большими, что огонь потух не сразу. Этого хватило хищнику чтобы нанести первый удар. В все увидели метнувшуюся к скале лапу. Со страшным скрежетом, высекая из камня искры, когти чудища прошлись по стоянке лесных людей, оставив в скале глубокие борозды. Своей огромной лапой Харда сбросила со скалы вниз сразу десяток людей и повалила словно тростинки стоявшие рядом деревья. Издав новый рык чудовище разогнуло скрытую под панцирем спину и ударило по скале второй лапой. На этот раз она не просто полоснула камень когтями, – удар сотряс скалу до основания. От нее отвалился огромный кусок и придавил всех кто оказался внизу. Когда лапа ее стала удаляться от скалы, все заметили, что между когтей болтались трое лесных воинов.

– Бежим в пещеру, – крикнул Нурк и подтолкнул Арсена к дальней части скалы. За ним сзади устремился и Эрпа и еще несколько лесных воинов, – Надо укрыться, а то она скинет нас со скалы, как остальных.

Ныряя в черную дыру в скале, Арсен успел заметить в неверном свете поднявшейся луны, как Харда поднесла к своей пасти лапу и откусила головы лесным охотникам. Это же заметил и Нурк.

– Эта тварь все-таки нашла нас, спасите нас лесные духи!

Арсен и Нурк остались у вход в пещеру, чтобы наблюдать за чудищем. Нурк должен был охранять вход, а Арсену, не смотря на ужасный вид чудища хотелось посмотреть на нее, – он предвидел новую встречу. Остальные спустились ниже. Эрпа сказал, что ход выдолблен до самого низа, – охотники часто прячутся здесь от Харды. Но никогда раньше она не подкрадывалась так тихо и не приходила на закате, только в глубокой ночи, когда все успевали погасить костры.

– А где остальные? – спросил Арсен Нурка, ему показалось, что с ними в пещеру нырнуло всего несколько человек. У костров лесных людей было намного больше.

– Если живы, то в соседней пещере. Там, на южном краю лесной скалы, есть еще одна пещера. Она не соединяется с нашей и мы увидимся на рассвете. Те, кто спасется.

Арсен посмотрел на Харду, которая нависла над скалой массивной громадой, заслоняя луну своим телом. Слабые синеватые отблески играли на ее чешуйчатом панцире, когда она поворачивала свою уродливую голову с красными глазами из стороны в сторону. Когда погасли костры и лесные люди пропали из вида, это ее сильно разозлило. Она видела сейчас перед собой только скалу, но чуяла, что пища еще здесь. В ярости Харда ударила о землю хвостом с огромными шипами, повалив с диким треском несчетное количество исполинских деревьев. Она била хвостом по земле снова и снова, пока вокруг нее вообще не осталось растущих деревьев. На последок она изо всех сил ударила хвостом по скале. Арсен и Нурк свалились с ног и отлетели вниз по выдолбленному ходу, изранив в кровь руки и лица, едва не поломав себе все кости. Но скала выдержала этот удар и они остались живы. Издав дикий рык, от которого содрогнулись все лесные жители, Харда медленно развернулась и пошла к морю, ломая все на своем пути в поисках новой пищи.

На утро Арсен очнулся от того, что его кто-то тормошил. Но в темноте, он никак не мог разглядеть кто. По низкому голосу он узнал охотника Эрпу.

– Вставай, – сказал Эрпа. – мерзкая Харда ушла, можно вылезать из пещеры.

Ощупывая стены каменного прохода Арсен медленно выбрался за Эрпой наружу. На верху ему в глаза ударило яркое солнце. Арсен зажмурился от боли, а когда снова открыл глаза, перед ним предстало страшное зрелище. Во все стороны от полуразрушенной скалы, которая за ночь почти вдвое уменьшилась в размерах, тянулся бурелом. Лес чудом сохранился только с той стороны, которая смотрела на недалекий берег Аррасса. Снизу поваленные деревья почти доходили до уровня стоянки лесных людей, а под ними были погребены теперь те воины, которых Харда сбросила со скалы первыми. На самом краю обрыва стоял рыжеволосый Нурк с копьем в руке и смотрел вниз. Рядом с ним было еще трое воинов. Арсен огляделся вокруг и насчитал всего около дюжины лесных людей, вчера вечером их было втрое больше. Смерть собрала большой урожай, а Харда запаслась едой на несколько дней.

Нурк повернулся и увидел Арсена и Эрпу. По его лицу текли слезы ярости.

– Когда-нибудь, чужеземец, – сказал он Арсену, – я соберу всех воинов из племени лесных людей. Мы построим большой корабль, такой, что ходит по морю, и приплывем прямо на остров Обезьян. Там мы выгоним Харду из логова и убьем вместе с ее мерзкими отродьями.

Арсен посмотрел в сторону берегов Аррасса и сказал:

– Чего же ты ждешь, храбрый Нурк. Если я верно вчера услышал, большой корабль глоргов стоит у берега Аррасса в одном дне пути отсюда. Если ты захочешь, наши пути могут привести нас туда.

Молчавший до того Эрпа воскликнул:

– Нурк, мы шли за женами. Они и так уже не досчитаются половины мужей. А если мы пойдем с чужеземцем, в лесном городе вообще может не вырасти детей. Он не принес нам счастья.

Нурк взглянул на охотника.

– Ты прав Эрпа, жены могут нас не дождаться вовсе. Но, если Харда так и будет жить на своем острове и появляться здесь каждой ночью когда захочет, лесное племя скоро вымрет совсем. А если вырастут ее дети, то на всем побережье останутся одни лишь глорги. Я хочу рассчитаться с Хардой за Фера, Гроста, Хо, Раззу и всех остальных. Кто хочет, может идти дальше, а я пойду с тобой, чужеземец. Мы захватим корабль глоргов и поплывем на остров Обезьян. И пусть Харда прячется поглубже в свою нору!

– Постой Нурк, – сказал стоявший невдалеке чернобородый воин, – Ты хочешь в одиночку одолеть всех глоргов на корабле, а потом убить Харду? Ты смел, но ярость ослепила тебя. Лесные люди не ходят в одиночку. Я пойду с вами, даже если не быть мне женатым.

Услышав этот разговор остальные воины решили идти с Арсеном и Нурком к кораблю глоргов. Дружба ценилась среди лесных людей превыше всего. В конце концов согласился и осторожный Эрпа.

– Но как мы убьем дикую Харду? – спросил Арсен у Нурка.

– Не знаю, – ответил тот, – главное захватить корабль глоргов и нескольких рабов из них, которые умеют управлять кораблем в море. Иначе мы собьемся с пути. Никто из нас никогда не плавал и не бывал в море. Мы – жители страны прибрежных лесов. А в пути у нас будет время придумать ей смерть.

– Я бывал в море, – сказал Арсен, – но я не умею управлять кораблем. Я только видел как это делали другие.

– Значит, ты знаешь о море больше нас всех, чужеземец. Ты поможешь нам вести корабль.

Арсен ничего не сказал в ответ. Предстояло сначала захватить корабль таинственных и злых глоргов.

Лесные жители и сарацин, который после ночного нападения Харды чувствовал себя почти одним из них, спустились со скалы по той же толстой веревке из лесных стволов, по которой поднимались вчера. По счастью ее не коснулись острые когти Харды. Воины обогнули скалу и вступили в замшелый лес, примыкавший к берегу полноводного Аррасса. Сарацин уже успел выучить название реки и ему даже нравилось, как ее называли меж собой лесные жители. Шли они быстро, а кроме копий и луков не было у них ничего. Лес был для спутников Арсена домом, где они всегда могли добыть себе еду, одежду и ночлег. И хотя они постоянно были в пути, им не нужно было ничего носить с собой, кроме оружия для охоты и защиты от зверей диких.

Спустя полдня вышел отряд лесных воинов на берег Аррасса. У Арсена заныло сердце, когда он снова увидел реку и вспомнил о Ксении, которая, если и не утонула в этой бурливой реке, была сейчас в плену у глоргов, поклонявшихся кровожадному чудовищу. Еще быстрее захотелось ему освободить Ксению.

Берег Аррасса здесь круто обрывался в воду и не было к нему спуска на день пути вверх и день пути вниз по течению. Эрпа, хорошо знавший здешние места, сразу повел лесных воинов тайной и неприметной тропкой вдоль берега. Корабль глоргов, как он говорил, должен был показаться ближе к ночи на другом берегу. Тогда-то в темноте, подплыв незаметно, они и нападут на корабль и перебьют всех мерзких глоргов, сколько бы их там не было.

По дороге Нурк рассказал Арсену о городе лесных жителей. Вообще-то, городов было три. В первом, который находился на далекой южной оконечности побережья, куда не заплывает даже Харда, подрастали молодые обитатели страны прибрежных лесов. Жили там одни мальчики до тех пор пока не достигнут возраста воинов. Затем они уходили в леса и искали там свое имя. Рано или поздно каждый из них становился кем-то: охотником, лесорубом, знахарем, но всегда оставался воином, готовым сразится с врагом. И тогда они собирались на большой поляне воинов, что была далеко на восток от Аррасса. На той поляне обитал дух главного воина Урчи, который посылал их на войну, если была война, или отпускал во второй город, если был мир. Много лет, как много никто и не помнит, стоял мир в лесах прибрежных и молчал дух великого воина Урчи. Уже задолго до того, как здесь появился Арсен, на побережье не было войн и в лесу жили мирно, опасаясь лишь хищников, да великанов. Уходили все воины лесные с поляны каждый год во второй город. А второй город, построен был у подножия скал северных, и жили в нем одни женщины. В этом городе молодые воины проводили ровно год и выбирали себе жену по сердцу на всю жизнь. А когда выбор был сделан, они вместе уходили в третий город, что стоял в самой глубине лесов, куда никто из воинов за всю свою жизнь не приходил в одиночку, и жили там семьями и рожали потомство. Когда дети едва подрастали, матери отводили мальчиков в южный, а девочек в северный город и не видели их больше никогда. Так и жили лесные жители всю свою жизнь.

Но недавно на одиноком пустынном острове появилось чудовище, которое лесные жители назвали Хардой, и стало плодится, каждый год давая по несколько новых зверенышей и съедая старых. Вместе с ней на острове появились обезьяны, которые ели людей и питались падалью, а на других многочисленных островах, что разбросаны вдоль побережья Моря Туманов, появился жестокий народ глоргов, приплывший вместе с Хардой из-за моря. Это были кровожадные и злые люди, которые поклонялись Харде и всегда следовали за ней. Они умели строить корабли и ходить по открытому морю. Глорги служили своей богине и собирали для нее жертвы по всему побережью, воюя с лесными людьми и предавая их смерти. С той поры, как Харда появилась в этих местах, у лесных жителей почти не осталось стариков – никто не доживал до глубокой старости. Не было ни одного лесного воина, который не хотел бы убить Харду и вместе с ней уничтожить злых глоргов.

Выслушал Арсен рассказ Нурка и призадумался. Показалось ему, что и здесь отразилась его судьба, словно не было Снежных гор между миром неизведанным и миром далеким полунощным. Тогда он спросил Нурка:

– А давно ли в этих местах появилась Харда?

– Нет, – ответил ему рыжеволосый Нурк, – Еще не успело солнце дважды обойти вокруг побережья от снегов до тепла, как изменилась наша жизнь.

Арсен промолчал, но подумал о том, что если суждено ему найти Ксению и дойти вместе с ней до Небесного города, то может быть изменится жизнь и на этом побережье.

Неожиданно шагавший впереди Эрпа остановился и присел, спрятавшись в траву. Все лесные вины также упали на землю и притаились.

– Что случилось? – спросил Арсен у Нурка.

– Не знаю, – ответил тот, – но Эрпа никогда не ошибается. Впереди враги.

Он ползком пробрался к Эрпе, а потом поманил к себе рукой Арсена и, когда тот осторожно приблизился, указал куда-то вперед по направлению к реке. Арсен повернул туда свою голову и сквозь ветки дерева увидел стоявший на реке большой корабль. Он был широким, пятеро лесных воинов могли свободно разойтись на палубе, но сидел в воде не глубоко. Видно, те, кто плавал на корабле, часто заходили в реки, а потому делали свои корабли плоскодонными. Борта поднимались над водой в рост всего одного лесного жителя. У самой воды виднелись длинные весла. Высокая мачта была величиной с половину прибрежного дерева, а черный парус с нее был сейчас спущен. Нос корабля венчался черепом быка с огромными рогами. На вид корабль мог нести до нескольких дюжин людей. Но сейчас на нем не было почти никого, – сквозь ветви можно было разглядеть только нескольких глоргов, расхаживавших по палубе. Это были охранники. Остальные, наверное, ушли в лес в поисках новых жертв для Харды.

Эрпа указал на корабль пальцем и тихо прошептал:

– Это корабль глоргов.

Арсен уже догадался об этом. При виде корабля глоргов у него слегка защемило сердце. Что-то в облике корабля напомнило ему корабли из армады своего отца Кабашона, они были такие же черные, с черными, как смоль, парусами. Неожиданно Эрпа снова заговорил.

– Это корабль глоргов, но это не тот корабль, который я видел.

– А ты не мог ошибиться? – спросил его Арсен с тревогой в голосе.

Охотник пристально посмотрел на него и сказал обиженно:

– Эрпа никогда не ошибается. Это другой корабль.

Со всех сторон к ним ползком приблизились остальные лесные жители, они все уже разглядели корабль глоргов на реке. Чернобородый воин по имени Иму сказал, обращаясь к Нурку.

– Что будем делать Нурк? Пойдем дальше, искать тот корабль? На два корабля нас не хватит.

Но хитрый Нурк уже придумал, что делать. Иногда Арсен поражался, как в этом лесном жителе сочетается изворотливый ум со слепой яростью. Нурк сказал так:

– Нет, Иму. Искать тот корабль пойдешь ты один. До него осталось меньше, чем полдня пути. Мы будем ждать тебя здесь. Если ты придешь и скажешь, что тот корабль все еще стоит на реке, мы пойдем к нему и захватим его. Но, если он уже вышел в море, то нам не на чем будет добраться до острова Обезьян. И мы захватим этот.

– Подожди, Нурк, – горячо вмешался Арсен, – Если это не тот корабль, на котором глорги держат мою спутницу, то он мне не нужен. Мне надо торопится и идти к дальнему кораблю.

– Послушай, чужеземец, – ответил рыжеволосый Нурк, – Мы видели тот корабль уже два дня назад. Если он ушел, то ушел на остров Обезьян, и у нас с тобой остался один путь туда, – на этом корабле. Если тот корабль глоргов еще здесь, то к вечеру, когда вернется Иму, мы его захватим. Но мы не можем просто отпустить хотя бы один корабль глоргов без боя.

– Хорошо, Нурк, – согласился Арсен, хотя мысль о том, что освобождение Ксении из плена глоргов начнется только вечером была ему невыносима, – Я подожду.

Чернобородый Иму ушел по тропе вдоль берега, неслышно ступая, а остальные воины спрятались за деревьями вдоль берега и стали наблюдать за кораблем. На нем оказалось только полдюжины глоргов и десяток рабов, прикованных цепями к веслам. Остальные пока не появлялись и никаких звуков из леса на противоположном берегу Аррасса не доносилось. Иму вернулся, когда солнце начало свой медленный спуск за край лесной страны. Корабль глоргов, который видел два дня назад Эрпа, оставил стоянку в низовьях Аррасса и ушел в Море Туманов, вместе со своей добычей. Арсен чуть не взвыл от досады, – Ксению везли на корабле на съедение жуткой твари, чудовищу, страшнее которого не было в этих местах. Теперь оставался только один путь, как говорил Нурк, – захватить корабль глоргов, еще стоявший на другом берегу.

Лесные воины подождали, пока тьма не сгустилась над Аррассом настолько, что они едва могли различать друг друга в темноте в нескольких шагах. Глорги не зажигали костров ночью, потому что боялись своего бога Харды, так же как и лесные жители. Корабль погрузился во тьму. Воины, крепко привязав свои луки и копья гибкими стволами молодых кустов за спину, осторожно вошли в воду и поплыли к кораблю глоргов. Аррасс был широк и прохладен в этом течении, но, к счастью, менее бурлив, чем в верховьях. Арсен с ужасом вспомнил, как они с Ксенией проходили смертоносные пороги на утлом челне и содрогнулся. Когда сарацин, державший свой меч в одной руке, стал различать на водной глади очертания корабля глоргов, его ноги стало сводить от холода, но к счастью цель была уже близка.

Лесные жители умели плавать очень тихо и глорги, которые лучше ощущали себя в море, чем на суше или на реке, ничего не услышали кроме плеска волн до тех пор, пока воины не достигли корабля. Схватившись за весла, лесные жители в один миг оказались на палубе корабля и набросились на глоргов, половина из которых спала вповалку, на закате напившись грибного настоя. Первому глоргу, который вырос перед ним из темноты, Арсен одним взмахом сарацинского меча отрубил руку в которой тот держал боевой топор, а вторым вспорол шкуру на груди. Глорг упал замертво заливаясь кровью. Второму сарацин раскроил массивный череп, – меч прошел через толстый кожаный шлем, но достиг цели. Оступившись, глорг с громким всплеском рухнул в воду Аррасса, далеко отбросив свой щит и огромный кривой нож с широким лезвием. Услышав сдавленный крик, Арсен обернулся на звук, но это был Нурк, который вогнал свое копье в грудь другого глорга и воткнул его в мачту. Остальные глорги, собравшись на носу корабля, схватились с лесными жителями на смерть. Один из глоргов выбил копье у чернобородого Иму своим боевым топором и ударил им лесного жителя прямо в грудь. Духи страны лесов и побережья приняли его к себе. В ответ Эрпа поразил своим длинным копьем в бок глорга, убившему Иму, и толкнул его за борт. Оставшись без оружия Эрпа выхватил кривой нож у мертвого глорга, валявшегося на середине палубы, и накинулся на появившегося из темноты лучника глоргов. Тот, отбросив бесполезный в ночи лук, тоже выхватил нож и принял бой. Глорги были неплохими бойцами на ножах, которые скорее походили на короткие мечи, а лесные жители привыкли обходится копьем и луком. Мечей они не ведали. Потому Эрпа первым получил рану в плечо и стал отступать к корабельной мачте. Лучник наседал на него так крепко, что Эрпа был ранен еще раз в руку и бедро и уже попрощался с жизнью, если бы не Арсен. Он возник из-за спины Эрпа и одним ударом своего сарацинского меча лишил лучника кисти, а затем и головы. С глухим стуком, словно мешок с камнями, обезглавленный глорг упал на палубу. Спустя еще несколько мгновений битва была кончена. Обрадованные рабы, прикованные к веслам, и наблюдавшие за жаркой схваткой, издали крик радости увидев победу лесных людей. Но Нурк приказал всем молчать. Те глорги, что были на корабле, были только малочисленной охраной, остальные могли оказаться поблизости и вернуться в любой миг.

Собравшись вместе лесные люди недосчитались чернобородого Иму и лучника Фагу. Их осталось меньше дюжины. Эрпа был сильно ранен и истекал кровью. Одного из глоргов лесные воины ранили и связали, чтобы не убежал, пока от него не станет известно о судьбе остальных. Несмотря на большую опасность Нурк решил остаться на корабле до утра, – ночью они еще вернее разобью корабль или сядут на мель. Скоро должно было светать. Они прикрыли раны Эрпы целебными листьями альтиша, которые всегда носили с собой на такой случай, и расспросили рабов. Те рассказали, что глорги с корабля узнав о ценной добыче, которую поймали три дня назад на берегу их соплеменники, ушли в лес в надежде поймать жертву для Харды, но должны были вот-вот вернуться. Это известие еще раз убедило Арсена, что Ксения на корабле глоргов, и он не мог дождаться утра, что бы плыть вперед.

Нурк велел притащить пленного глорга и, приставив добытый в битве кривой нож к его горлу, спросил про остальных. Глорги трусливы, когда их мало, они держатся за свои жалкие жизни, а потому этот глорг поведал, что знал. Он сказал то же, что и рабы. Скоро остальные должны вернуться с добычей и отправится на остров Обезьян, потому что через два дня у Харды родится звереныш и настанет великий праздник для глоргов – день жертвоприношения. А главная жертва для Харды на другом корабле и уже плывет на остров Обезьян. Нурк велел крепко привязать пленного глорга к мачте, тот будет показывать дорогу и следить, что бы лесные люде не сбились с пути. Иначе его ждет ужасная смерть от руки лесного жителя. А для глорга не быть съеденным Хардой, – страшный позор. Рабам Нурк сказал, что отпустит их только тогда, когда приплывет на остров Обезьян и убьет Харду.

Зорко вглядываясь в темный берег, лесные люди стали дожидаться рассвета. К счастью до утра глорги не появились. А когда небо стало светлеть они увидели вдалеке над бескрайним лесом силуэт кровожадной Харды, уходившей в сторону побережья после ночной охоты. Пленный глорг рассказал лесным воинам как поднять поруса и как управлять ими. Воины отвязали корабль от берега, подняли парус и медленно поплыли вниз по течению. Спустя полдня, корабль глоргов, захваченный лесными воинами, вышел из Аррасса в бескрайнее Море Туманов и направился к едва видневшемуся в дали острову Обезьян.

Глава 6. На острове Обезьян

Неприветливо встретило Море Туманов корабль с лесными жителями. Высоко вздымали его пенные валы, качая на своих гребнях. В воздухе пахло нарождавшейся бурей. К счастью отчаянных лесных воинов, никогда прежде не бывавших в открытом море, ветер дул со стороны Снежных гор. Едва они вышли из Аррасса, как он наполнил черный парус силой и погнал корабль глоргов прямо к далекому острову Обезьян. Когда корабль стал стремительно уходить в Море Туманов, Арсен взглянул назад и увидел протянувшееся от одного конца моря до другого побережье, поросшее исполинскими деревьями и служившее домом его спутникам. Чем дальше уходил корабль в море, тем более расплывчатым становилась линия берега, укутываясь туманной дымкой.

Стоявший у руля раб правил на остров Обезьян. Всем рабам Нурк обещал свободу после того, как они достигнут острова и убьют Харду, хотя рабы и были из глоргов. Среди этого народа в ходу было делать рабами своих соплеменников и даже однокровников, чего не бывало среди лесных жителей. Рабы боялись острова Обезьян больше огня, но другого выхода Нурк им не составил. Пленный глорг был привязан к мачте и следил за тем, что бы они не сбились с пути. Все лесные воины собрались на носу корабля, возле раненого Эрпы, и горячо спорили о том, как им быть дальше. Арсен присел рядом на валявшийся у борта моток древесной веревки и прислушался к спору.

Однажды Остров обезьян был скалистым и неприступным. Это лесные жители знали уже давно, от попадавших к ним в плен глоргов. Глорг, бывший сейчас у них в плену говорил то же самое. К острову Обезьян можно было подойти и высадится только с одной стороны – через бухту на дальнем конце острова, там где высилась огненная гора. Где то там и жила дикая Харда. Глорги говорили, что она обитает под землей, в пещерах, что раскинулись бесконечными лабиринтами под островом, а выходит наружу только из-под воды. Один раз в году, когда у нее рождается мерзкий звереныш, она появляется в бухте и выходит на берег за своей жертвой. В тот день для глоргов наступает великий праздник – они приносят своей богине в жертву самую красивую женщину, которую только смогут отыскать среди соседних народов.

Остров укрыт влажными лесами, что расползлись по скалам словно плесень, и населен огромным количеством диких зверей и ядовитых змей, самая большая из которых зовется Лу и живет в прибрежной воде. Она длинной с три корабля глоргов и запросто может разрушить такой корабль, обвившись вокруг него кольцом, а затем проглотить своей огромной пастью всех, кто на нем был. Он чувствует любую живность, упавшую в воду около острова. За миг морская змея приплывает туда и набрасывается на свою жертву, чтобы это ни было. Никто не может посягнуть на то, что плавает в воде, кроме самой Лу. Но большую часть времени она не нападает на мореходов и ведет себя тихо, лишь изредка показываясь на поверхности воды. Иногда она тоже требует жертвы, и глорги отдают ей своих рабов. Они связывают их и оставляют на ночь на скалах у кромки воды, а утром проверяют, приняла их жертвы Лу или нет. Морская змея почти всегда принимает их, и тогда глорги успокаиваются, – значит можно несколько месяцев плавать мимо острова Обезьян без страха.

Но скалистый остров не зря зовется островом Обезьян. Больше всего на нем обитает этих рыжеволосых уродцев с мелкими и острыми клыками. Каждая обезьяна ростом почти со взрослого глорга. Когда обезьяны передвигаются по острову всей стаей, то кажется, будто рыжая лавина спускается с гор. От того, что их так много, им вечно не хватает пищи. Обезьяны постоянно голодны и часто поедают сами себя. В ярости они набрасываются на всех, кто попадает на этот остров с других земель. Даже глорги не рискуют задерживаться на острове слишком долго, только для того, чтобы оставить жертвы.

Лесные воины долго спорили и не могли решить, как лучше подобраться и убить Харду. Остров был неприступен почти со всех сторон. Никто из них, сколь бы силен и отважен он ни был, не мог померяться силой с чудищем. Оставалось действовать только хитростью. Кроме того, их было меньше дюжины. Надо было помнить и о глоргах, ведь Арсен хотел отобрать у них главную жертву для Харды, а глорги никогда не отдадут ее без боя. Наконец Арсен не выдержал и тоже вступил в спор. Конечно, он хотел, прежде всего, освободить Ксению из рук глоргов. Но если они не догонят первый корабль, то придется высаживаться на остров Обезьян, который не внушал ему ничего, кроме плохих предчувствий. А там все равно придется встретиться либо с Хардой, либо с глоргами, либо с кровожадными обезьянами. А, может быть со всеми сразу. Если для того, чтобы освободить Ксению надо будет убить Харду, то сарацин был готов и на это. Тем более, что лесные охотники помогли ему и он был в долгу перед ними. Из рассказов пленных глоргов лесные жители знали, что жертву привязывают к столбу на песчаном берегу бухты и оставляют одну. Через краткий срок из воды появляется Харда и съедает ее, принимая жертву, а глорги в это время находятся на верхних скалах и танцуют дикие пляски при виде своей богини.

Арсен предложил привязать корабль у входа в бухту, подождать часа жертвоприношения и проникнуть туда до того, как мерзкое чудовище появится из воды. Глорги не успеют спуститься со скал в бухту, да они и не сделают это во время жертвоприношения. Лесные жители и Арсен спасут Ксению, а пленного глорга свяжут и, положив на плот из бревен или веток, пустят в воду. Если верит рассказам самих глоргов, морская змея Лу его почует издалека и приплывет в бухту, где должна появится Харда в ожидании своей жертвы. Чудища схватятся между собой, а тем временем лесные охотники смогут вернуться на корабль.

– Ты неплохо придумал, чужеземец, – сказал Нурк, – Только если Лу не появится, мы все равно останемся в бухте. Я сам притворюсь жертвой, а вы привяжете меня к столбу и спрячетесь рядом. С копьем в руке я буду ждать Харду. Эта мерзкая тварь выйдет из воды и приблизит ко мне свою пасть. А когда ее глаз окажется рядом, – я ослеплю ее! А вы поразите ее в голову. Если мы этого не сделаем, то останемся на острове навсегда. Прости, чужеземец.

– Что-ж, – сказал Арсен, – Я останусь с вами, если Аллах того захочет.

В этот момент с носа корабля раздался крик раба, который наблюдал за морем.

– Я вижу впереди остров Обезьян и корабль! Это корабль глоргов, который везет жертву.

Лесные воины вскочили на ноги. Взявшись за борт, они стали пристально всматриваться в даль. Над Морем Туманов все также дул ветер со Снежных гор, но море не зря получило свое имя. Даже когда дует ветер, над ним всегда висит туманная дымка. Она то сгущается, то становится прозрачней, то ненадолго разрывается, но чистого неба над Морем Туманов не бывает никогда. Охотники из прибрежного леса вгляделись вперед и заметили огромные скалы, вздымавшиеся невдалеке над водой. Это был остров Обезьян. У их подножия, вокруг острова, висел над водой густой туман, который казался неприступной стеной, сделанной чародеем. У самой кромки тумана виднелся точно такой же корабль с черным парусом, на котором плыли лесные охотники. Не прошло и мгновения, как он скрылся в белесой мгле у скалистых берегов.

Корабль лесных воинов отделяло от стены тумана не более четверти дня пути. Нурк велел направить корабль следом за первым кораблем глоргов. Конечно, в таком тумане они легко могли заблудиться, но чутье еще не подводило ни Арсена, ни Нурка, а раздумывать было некогда. Подходил к концу последний день перед жертвоприношением. Не позднее, чем завтра на рассвете глорги привяжут свою жертву к столбу в бухте, и тогда будет слишком поздно. С каждым днем пути к острову Обезьян амулет на груди Арсена наливался огнем и мерцал все ярче.

Еще до вхождения в непроглядный туман Арсен определил направление, в котором следовало плыть дальше. Над дальней скалой висело облачко черного дыма, значит, там и была огненная гора, о которой рассказывали глорги. Он сказал об этом Нурку и тот велел править прямо туда. Когда миновала четверть дня пути корабль глоргов, с лесными воинами, вошел в туман и словно растворился в нем. Охотники с трудом могли рассмотреть даже свои руки, не то чтобы друг друга. Мачта пропала. На какое-то мгновение Арсен потерял из вида Нурка, стоявшего рядом. Рабы на веслах ничего не различали кроме своих прикованных к веслам рук. Но туман закончился неожиданно. Корабль выскочил из него на открытое пространство и оказался под чистым небом. Ветер внезапно стих. Здесь не было даже и легкого дуновения. Нурк приказал гребцам взяться за весла.

Арсен осмотрелся и не смог поверить своим глазам. Вокруг всего острова и у его подножия тумана не было, он, словно служил преградой для глаз обитателей побережья и других островов. Никто не мог разглядеть, что происходит на острове обезьян не приблизившись к нему. Но скоро Арсен понял, что это был вовсе не туман. Неожиданно вода вокруг корабля лесных воинов забурлила и невдалеке над поверхностью показалась черная скользкая спина морского чудища. Это была морская змея Лу. Рабы на веслах оцепенели и перестали грести, охотники покрепче сжали в руках свои копья. Но пока что боги хранили лесных воинов. Змея высунула из воды свою морду, покрытую отростками кожи, выбросила в воздух облако белого тумана и снова скрылась под водой, блеснув напоследок чешуйчатым телом.

Первым пришел в себя Нурк, тому, кто видел близко Харду больше никто не страшен, и прикрикнул на рабов. Те очнулись от страха и медленно стали грести к острову, хотя больше всего в жизни хотели сейчас повернуть обратно и уплыть подальше от этого проклятого места. Скалистый берег приближался. Корабль глоргов с лесными охотниками повернул и стал осторожно пробираться вдоль него на безопасном расстоянии, хотя море у острова Обезьян было ничуть не спокойнее суши.

С высокого берега, откуда-то из леса, послышались резкие крики, – это кричали обезьяны, потревоженные появлением чужаков, за которых они принимали всех и даже глоргов. Корабль с охотниками обогнул скалистый мыс и по-прежнему шел вдоль неприступного берега, к которому негде было пристать. Зоркий Арсен разглядел далеко впереди у другой оконечности острова корабль глоргов, который они преследовали. Корабль уверенно шел по чистой воде к своей цели, видно этот путь был хорошо известен глоргам. Наконец, они скрылись за мысом и снова исчезли из вида.

Скоро должна была показаться бухта. Арсен и Нурк решили осторожно подобраться к ней и рассмотреть все подробно, прежде чем решится на бой. Однако все вышло по-другому. К вечеру лесные жители добрались до мыса, где потеряли из виду корабль глоргов. Но, едва их корабль обогнул мыс, как они заметили стоянку. В этом месте в скалах зияла огромная трещина, начинавшаяся у самой воды и терявшаяся в вышине. Там где море соприкасалось с подножием скал, Арсен увидел что-то похожее на каменную пристань, у которой стоял корабль глоргов. Охотники схватились за оружие, они оказались так близко от корабля врагов, что боя было не избежать, но скоро успокоились, – глоргов на корабле не было. Ни одного.

Корабль лесных охотников пристал к другой стороне каменного мола. Воины спрыгнули вниз и привязали корабль веревками к огромным валунам, словно специально для этого лежавшими на молу. Арсен еще раз осмотрел пристань и увидел узкий проход, который вел вдоль трещины в скалах в глубь острова. Видимо по нему и утащили глорги свою жертву. Подняв голову вверх, сарацин заметил облачко дыма, – они были рядом с бухтой. Где-то здесь и прячется чудовище, что не дает покоя лесным обитателям.

– Когда ты хочешь идти в бухту, – спросил Нурк у Арсена.

– За Ксенией мы пойдем на рассвете, – ответил тот, – а сейчас я хочу пробраться следом за глоргами и убедится, что они уйдут на верхние скалы.

– Сначала осмотрим их корабль, – сказал Нурк и первым вскарабкался на палубу корабля глоргов. Арсен полез вслед за ним.

Это был точно такой же корабль, как и тот на котором они добрались на остров Обезьян. На широкой палубе повсюду валялись пустые волчьи пузыри, в которых глорги хранили грибной настой, разрубленные древесные веревки и дырявый мешок. Рядом с мешком Нурк увидел что-то мерцавшее. Нагнувшись, он поднял с палубы ожерелье из аметиста и подал его Арсену.

– Глорги не любят мерцающих камней, – сказал он, – им они приносят несчастье.

Арсен взял ожерелье из руки Нурка и положил его к себе за пазуху. Теперь у него пропали последние сомнения, – Ксения была жива! А значит, ее можно спасти. Арсен почувствовал с себя таким счастливым, словно и не было рядом ни смертельно опасной Харды, ни морской змеи Лу, ни коварных глоргов. Он едва не бросился от счастья на шею Нурку, сдерживая свою радость изо всех сил. Но хмурый житель прибрежных лесов по лицу сарацина догадался обо всем.

– Мы тоже хотим дойти до своих жен, – сказал он Арсену, ухмыльнувшись в рыжую бороду.

Они спустились обратно на каменный мол, и, дождавшись остальных воинов, отправились по каменной тропе вслед за глоргами. Если верить своим глазам, то путь в бухту был только один. Потому лесные воины пробирались по каменной тропе очень осторожно, боясь оступиться и вызвать шум, который мог привлечь глоргов. А их на корабле было не меньше трех дюжин. Тропа вела над обрывом, вдоль узкого пролома в скале, сквозь который по воде не смог бы протиснуться даже один такой корабль, на которых ходили по Морю Туманов глорги. Лесные воины шли след в след, двоим на тропе было не разойтись. Скоро тропа круто взяла вверх, потом пошла вниз, а еще через сотню шагов они оказались на небольшом плоском перевале, где тропа раздваивалась. Одна уходила вниз вдоль скалы, а вторая снова круто устремлялась вверх. Неожиданно им открылся вид на огромную и глубокую бухту. Скалы отвесно обрывались к самой воде, у которой, прямо под ними, виднелась узкая полоска прибрежного песка. Посреди нее высился столб, вырубленный из дерева неизвестной породы. К этому песчаному берегу и вела нижняя тропа, уходившая вниз. И тут они увидели глоргов.

Одетые в черные шкуры, глорги спускались друг за другом по тропе, держа в одной руке деревянный щит, обтянутый кожей, а в другой длинный кривой нож, скорее походивший на короткий меч. Первые двое несли на огромном весле привязанную к нему за руки и ноги тонкими древесными стеблями женщину. Арсен узнал в ней Ксению и едва не взвыл от боли. Он уже сделал шаг, чтобы броситься вниз по каменной тропе, но ощутил на своей руке мертвую хватку пальцев Нурка. Воин смотрел ему в глаза ледяным взором.

– Мы придем сюда на рассвете, – сказал он медленно, так, чтобы до Арсена дошел смысл сказанных слов, – и только на рассвете.

Арсен остановился, но один Аллах знал, каких сил ему это стоило. Они скрылись за камнями и стали наблюдать за глоргами, копошившимися внизу. Спустившись на узкий берег, почитатели дикой Харды, опустили Ксению на землю и отвязали спутанные руки и ноги от весла. Затем двое из самых сильных глоргов приподняли ее и привязали за руки к столбу так высоко, чтобы она не доставала ступнями до земли. Ксения не сопротивлялась, видно было, что измождена она сильно и веру в жизнь потеряла почти. Платье на ней, Ставром подаренное, хоть и истрепалось за время мытарств и больше походило на лохмотья, но сохранилось еще. Привязав жертву к столбу, глорги стали танцевать вокруг нее дикие пляски и орать во все горло жертвенные песни. Их грубые голоса отражались от высоких скал и разносились эхом по всей бухте. Наблюдая из своего укрытия за глоргами, Арсен то и дело хватался за рукоять сарацинского меча, но лежавший рядом Нурк не спускал с него глаз. Когда настал вечер и тьма медленно начала сгущаться над островом Обезьян, глорги пустились в обратный путь наверх по тропе, оставив свою жертву до прихода кровожадной богини.

Увидев, что глорги возвращаются, лесные воины ушли с перевала назад на каменную тропу, ведущую вдоль узкого пролома в скале. Спрятавшись там, они видели как глорги поднялись на перевал и пошли дальше вверх, чтобы от туда с высоких скал на рассвете насладиться зрелищем жертвоприношения, увидеть как наслаждается богиня Харда мясом самой красивой женщины на побережье.

Убедившись в том, что глорги ушли наверх и до рассвета не спустятся обратно, Арсен с Нурком и остальными лесными воинами поспешили вниз к кораблю, чтобы успеть до захода солнца пройти ущелье и снова вернуться. Они уже знали что им делать.

Приблизившись к кораблю глоргов, на котором они оставили только рабов, привязанного к мачте пленного глорга и раненного Эрпу, лесные воины услышали радостные возгласы. Рабы уже не ждали их появления и готовились к смерти. Они рассказали лесным воинам о том, что за время их похода из воды дважды показывалась чешуйчатая спина морской змеи Лу. Арсен счел это хорошим знаком.

Воины живо отвязали от мачты пленного глорга и сделав для него носилки из обломков весла, накрепко примотали его к ним. Глорг не понимал что с ним делают, но перехватив полный ненависти взгляд Арсена понял, что дни его сочтены. Он не стонал и не плакал, глорги все же были воинами и мореходами. Он попросил только об одном, – отдать его в жертву великой богине Харде. Арсен промолчал, но снова удивился тому, что понимал речь глоргов так же хорошо, как и лесных воинов. Видно за Снежными горами все люди говорили только на одном языке.

Обратно шли глубокой ночью. В наступившей темноте можно было передвигаться только на ощупь. Зажечь факелы, означало убить себя раньше. Откуда то издалека до пробиравшихся по тропе воинов доносились приглушенные расстоянием крики обезьян. Эрпа, который пришел в себя после лечения травами, хотя и ослаб, но тоже отправился вместе с воинами. Он хотел видеть смерть Харды. Двое охотников, Ийу и Гроэ, несли связанного глорга на носилках, осторожно переставляя ноги по камням, чтобы не свалиться в пропасть. Остальные несли только свое оружие.

К середине ночи воины были уже на перевале. Здесь они разделились. Трое, главным из которых был Эрпа, оставались охранять тропу, ведущую на верх. Если придется схватится с глоргами на обратном пути, кто-то должен их задержать здесь, иначе остальные не смогут подняться и окажутся в каменной западне между Хардой и глоргами. Нурк поднял вверх руку с копьем, как было принято у лесных воинов, и сказал, обращаясь к тем, кто оставался на перевале:

– Прощайте, братья!

Никто не ведал, кому суждено остаться в живых после встречи с Хардой один на один. На побережье еще не знали ни одного такого воина. Эрпа тоже поднял в ответ вверх руку с копьем. Затем он посмотрел на верхние скалы, укутанные ночной темнотой. Глорги не спят в такую ночь, но и не зажигают костров.

Попрощавшись, остальные воины стали осторожно спускаться вниз. Впереди шел Арсен, за ним Нурк, потом остальные воины, а последними Ийу и Гроэ несли связанного глорга на носилках. По мере того, как они спускались все ниже и ниже, их обволакивал холод от воды. Еще днем Арсен заметил, что здесь холоднее, чем снаружи. Он подумал о Ксении, которая висит привязанная к столбу уже почти полдня, и сердце его сжалось от боли. Он хотел идти быстрее, но, оступившись, едва не свалился в пропасть, в которую обрывалась тропа. Камень, выскользнув из-под его ноги, сорвался вниз и, стукнувшись один раз о скалу, растворился в звуках бездонной бухты. Спускавшийся сзади Нурк только выдохнул от напряжения, но, увидев мерцавший на груди Арсена огонек амулета, успокоился. Когда высоко в небе забрезжили первые лучи солнца, поднимавшегося над неприветливыми скалами острова Обезьян, воины были уже почти внизу. Арсен первым спрыгнул на мокрый песок и бросился бежать к жертвенному столбу. Ноги его вязли в песке, но он не обращал на это внимания и скоро преодолел расстояние отделявшее его от столба. Ксения висела без движения, словно мертвая. Арсен выхватил сарацинский меч, разрубив древесные стебли, приковавшие ее руки к столбу. Ксения без сил рухнула вниз, но Арсен подхватил ее и бережно положил на песок. Ее лицо и тело было измождено страданиями. Арсен больше не мог сдерживать себя и поцеловал девушку в уста, а затем стал покрывать ее лицо поцелуями.

– Я нашел тебя, Ксения, – чуть не кричал он, – Я нашел тебя. Ты жива!

Ксения приоткрыла глаза и в полузабытьи прошептала:

– Кто ты?

Арсен обрадовался этим словам, словно ребенок:

– Я Арсен. Мы плыли с тобой в лодке по бурной реке, но лодка разбилась. Мы идем с тобой в Небесный город. Помнишь?

– Арсен… Небесный город… – прошептала Ксения едва слышно и снова провалилась в забытье.

Кто-то положил Арсену руку на плечо. Это был Нурк. За ним стояли остальные воины с копьями в руках.

– Бери ее и уноси отсюда на корабль, – сказал Нурк, – пока глорги не спохватились своей жертвы.

Он криво усмехнулся, оглядев пустой столб, и добавил.

– Скоро появится Харда, а новая жертва для нее еще не готова.

Арсен поднял бесчувственную Ксению на руки и прижал к груди. Она была сейчас словно пушинка. Лесные воины стояли не шелохнувшись.

– А вы? – спросил Арсен.

– Ты уже выполнил свое желание, а нам еще надо встретится с мерзкой Хардой. Жди нас на корабле.

Арсен бросил на Нурка долгий взгляд полный благодарности, повернулся и зашагал в сторону скалы, у подножия которой начиналась тропа. Крепко прижав Ксению к груди, он начал путь наверх, осторожно ступая по камням. Солнце все глубже проникало своими лучами в узкий колодец бухты, разгоняя царивший там полумрак.

За его спиной лесные воины приподняли и привязали Нурка поперек тела веревками к жертвенному столбу. Нурк висел, крепко держа в руках длинное и острое копье лесного охотника. Затем остальные воины столкнули лежавшие около берега носилки, служившие плотом, в воду вместе с пленным глоргом. И, хотя волн в бухте почти не было, вода приняла его словно долгожданную жертву и утянула на середину. Лесные воины отступили, спрятавшись за несколькими огромными валунами, лежавшими на дальнем краю песчаного берега.

Едва они успели скрыться, как вода в бухте забурлила и вся поверхность покрылась пузырями, словно кто-то развел на дне огромный костер. Не прошло и мгновения, как из воды показалась сначала массивная спина, покрытая панцирем и усыпанная шипами, а затем и мерзкая голова схожая с головой шакала. Увидев жертвенный столб и привязанного к ней человека, Харда раскрыла хищную пасть со множеством клыков и издала утробное рычание. Ее огромные красные глаза смотрели прямо на Нурка.

Сделав еще шаг, Харда поднялась из воды в полный рост, теперь она нависала над жертвенным столбом всей громадой своего тела, а голова ее оказалась вровень с перевалом, на котором находился Эрпа и двое охотников. Арсена, который успел пройти половину пути по тропе, обдало зловонным дыханием мерзкой твари. Ему показалось, что в бухте снова наступила ночь, так потемнело все вокруг, когда Харда закрыла собой солнечный свет. Он замер с Ксенией на руках, но Харда снова опустилась вниз и приблизила свою жуткую морду к столбу, словно наслаждаясь страхом и агонией жертвы. Нурк обливался холодным потом, но все крепче сжимал копье. Харда наклонила голову ниже и, когда ее огромные красные глаза оказались вровень со столбом, Нурк издал крик, и нанес удар в глаз.

Его копье вошло, словно в песок, проникло сквозь мягкую оболочку глаза и осталось торчать там кривой иглой. Дикий рык раненого зверя разнесся над бухтой. Харда рванулась назад и ударилась спиной о скалу, заставив вздрогнуть весь остров. У Арсена, который уже почти достиг перевала, закачалась тропа под ногами, и он едва не рухнул в пропасть вместе с Ксенией, но в последний миг привалился спиной к скале и они спаслись. С верхних скал от страшного удара свалились несколько глоргов наблюдавших за жертвоприношением у самого края пропасти. Они рухнули на камни и превратились в мешки с окровавленными костями. Харда метнулась вперед и в диком исступлении ударилась головой о дальнюю часть скалы. Остров снова содрогнулся. Вниз полетели камни.

В это мгновение вода в бухте забурлила с новой силой и над поверхностью показалась голова морской змеи Лу. Не обращая внимания на раненую Харду змея струилась к видневшемуся на поверхности плоту с привязанным глоргом. Разинув хищную пасть, она готовилась заглотать плот с добычей целиком, но бесновавшаяся от боли раненная Харда снова метнулась назад и задней лапой ударила змею, отбросив ее от плота. Разъяренная морская тварь вцепилась в лапу Харды острыми зубами и обвилась вокруг другой лапы мощными кольцами чешуйчатого тела. Потеряв равновесие, Харда рухнула в воду. Чудовища сплелись в дикой смертельной пляске. Раненная в глаз Харда оглашала криками небо над островом и молотила своими короткими лапами со страшными кривыми когтями по скользкой чешуе змеи Лу, а морская змея, присосавшись, пила кровь из ран Харды. С окрестных скал отваливались все новые куски и рушились в воду.

В этот миг Арсен достиг перевала и бережно проложил бесчувственную Ксению на камни. Сверху послышались дикие боевые крики, – это глорги с восходом солнца заметили подмену жертвы и ринулись вниз, они готовы были даже ценой своей жизни служить жестокому божеству. Еще немного и они спустятся к перевалу. Эрпа и двое лесных воинов приготовились к последней битве. Арсен глянул вниз. Харда теряла силы, но еще билась с морской змеей, царапая ее скользкое чешуйчатое тело. Нурк висел на столбе и, не мог оттуда спустится. Прятавшиеся у дальнего края песчаной полосы остальные воины не могли подобраться к нему из-за Харды и морской змеи, чьи тела клубились в смертельной пляске и постоянно перемещались по бухте, чудом пока не раздавив жертвенный столб и привязанного к нему Нурка. Кроме того, Арсену бросилось в глаза то, что не видно было остальным. Полоска воды в бухте переместилась на десять шагов ближе к столбу, – вода прибывала. Еще немного и Нурку конец. Скоро и лесные воины заметили прилив. Они сделали вылазку из-за камней и попытались добежать до столба, но, в этот момент из клубка чудовищных тел вдруг вылетел усыпанный шипами окровавленный хвост Харды и обрушился на охотников, размозжив их тела о камни. Трое оставшихся вернулись в укрытие. Втягиваясь обратно хвост Харды снес столб и Нурк рухнул на песок, придавленный его тяжестью. Вода уже почти подобралась к нему.

Неожиданно на верхней тропе послышались крики глоргов. Выскочив из-за поворота, они наткнулись на Эрпу и других воинов. Завязалась схватка. Несмотря на полученные на корабле раны лесной охотник бился отважно. А узость тропы не давала глоргам навалится всем вместе. Где-то внизу раздался глухой удар, но Арсен не обернулся.

– Уходи на корабль! – крикнул ему Эрпа.

– Нет, – сказал Арсен, обнажая свой меч, – я останусь здесь. Вас слишком мало.

– Уходи, чужеземец! – снова крикнул охотник и в голосе его зазвучала радость, – Мы убили Харду, в этом был наш путь. Тебе больше здесь не место!

Арсен бросил вниз торопливый взгляд. Вода уже почти скрыла под собой всю бухту, но цвет ее был замутнен. Посреди бухты укрытой в панцирь громадой высилась растерзанная мерзкая Харда. Мертвая Харда. Вокруг нее клубилось скользкое тело морской змеи Лу. Лесных охотников и Нурка нигде не было видно.

– Прощай, Нурк, – прошептал Арсен и снова поднял Ксению на руки. Обернувшись к бившемуся с глоргами Эрпе, он крикнул, – Идите за мной на корабль!

Арсен пошел по тропе, переступая через валявшиеся на ней камни, но, уже не заботясь о том, чтобы не свалится в пропасть. Ему стало все равно. Чувство опасности за свою жизнь притупилось. Арсен знал, что должен дойти до корабля и торопился. Надо было успеть. Вот уже показался последний излом тропы. Вот и каменный мол, а рядом два корабля глоргов. Неожиданно Арсен ощутил зов, какой то неведомой силы и понял, что он не вернется на побережье лесных жителей. Его путь лежал в другую сторону. Туда, где плескались волны Моря Туманов, а вдали за ними он увидел душой другой берег. И этот берег звал его.

Позади на тропе послышались крики и звук погони. Рабы стояли, приподнявшись со своих скамеек и смотрели на приближавшегося Арсена. Но, поднявшись на мол, он прежде отнес Ксению на второй корабль, и бережно положил ее на палубу. Затем снова спрыгнул на мокрые камни мола и быстро вскарабкался на корабль глоргов, на котором приплыл на остров Обезьян. Там он выхватил свой сарацинский меч и стал рубить цепи, приковывавшие рабов к веслам. Освободив всех, он крикнул.

– Я отправляюсь за Море Туманов. Теперь вы свободны, но скоро здесь снова будут глорги. Кто хочет, может плыть со мной и перебираться на другой корабль.

Среди рабов возникло замешательство. Но, заслышав звук близкой погони, они сделали свой выбор, и разделились. Половина из них перебралась на второй корабль к Арсену, остальные решили вернуться на побережье лесных людей. Рабы отвязали корабли и ждали лесных воинов, которые смогут спастись. Неожиданно те из рабов, кто успел перебраться на корабль Арсена, громко закричали, показывая на воду рядом с кораблем. Арсен посмотрел туда, и радость охватила его душу. Из расщелины в скале показался жертвенный столб, держась за который выгребали трое охотников, и с ними был Нурк, целый и невредимый. Сильные руки быстро втащили их на корабль. Арсен обнял Нурка и рассказал о своем желании покинуть лесных людей.

– Что-ж, – невозмутимо сказал спасенный Нурк, отряхиваясь от воды. – У тебя свой путь, чужеземец.

Он вместе с другими лесными воинами перебрался на корабль, отправлявшийся к побережью. Скоро на мол выбежал окровавленный, но живой Эрпа и еще один охотник. Они бросились к кораблю Нурка. Сзади за ними неслись с дикими криками две дюжины разъяренных глоргов. Добежав до корабля, охотники вскарабкались через борт на палубу, и рабы тотчас налегли на весла. Два корабля, когда-то верно служившие глоргам, одновременно отошли от каменного мола и устремились к туманному кольцу, окружавшему остров. Откуда-то издалека до них донесся подземный гул и над островом Обезьян взвился столб черного дыма.

Перед тем, как корабли разошлись в разные стороны, и их окончательно поглотило белое дыхание морской змеи Лу, до Арсена донесся прощальный крик Нурка:

– Чужеземец, – кричал рыжебородый воин, – Мы все-таки победили Харду!

Арсен поглядел на Ксению, голова которой безвольно лежала сейчас у него на коленях, и счастливо улыбнулся.

Глава 7. Город великанов

Уже много дней и ночей плыл по морю корабль глоргов, что нес на себе рабов освободившихся и Арсена с Ксенией. Как миновали они кольцо туманного дыхания морской змеи Лу, направил Арсен храбрый корабль в сторону далеких неизведанных берегов, где ждала его новая судьба, потому что чуял сарацин ее зов усилившийся. Ксения очнулась только на день следующий, как отошли они от острова Обезьян и оказались в безбрежном Море Туманов. Увидав Арсена, не смогла она скрыть радости, сколь не старалась. Ибо столько ужасов ей довелось испытать в плену у глоргов, что потеряла она уже надежду увидеть родную сторонушку, родителей славных и дом свой. С той поры, как разбился их челн о камни острые, кругом только разбойники злые встречались ей и чудища страшенные, коих на Руси никогда прежде не видывала. А когда привезли ее связанную глорги на остров скалистый, так и вовсе в смерти своей уверилась девица русская. Думала Ксения, что сгинул сарацин в пучине бурливой и оттого, что жив он оказался, нашел ее, и спас от смерти неминучей, не могла еще опомнится девица. Показался ей Арсен вдруг родным человеком в этой далекой стране, хоть и был рожден в песках жарких и пришел на Русь не с добром. А как вспомнила Ксения снова про дом свой и Русь далекую, потекли по ее щекам слезы горючие. Как-то там матушка с батюшкой, живы ли? Но утешилась скоро девица. Видно жизнь так повернулась, что плыть ей сейчас к далеким берегам для того, чтоб спасти родных своих и всех русичей, да остановить войну на родной земле. И путь ей этот надобно рядом с сарацином пройти. Так наказывал волшебник Ставр. Взглянула девица еще раз на Арсена храброго, и защемило ее сердечко молодое. Не могла понять она, что случилось с ней. Вроде рядом с ней враг лютый, а не было сейчас злобы в сердце к нему. Смутилась Ксения и замолчала на время.

Корабль, меж тем, нес их третий день под парусом широким к берегам, что уж виднелись иногда в дали далекой, в разрывах пелены белесой, что висела над Морем Туманов. На четвертый день показались совсем близко скалы высокие и причудливые. Высились в тумане прибрежном столбы высоты немереной, ровно десять насчитал их Арсен. Тут и решил сойти он, но рабы убоялись того берега. Рассказали они Арсену, что по всем берегам Моря Туманов ходят легенды про злых великанов и предводителя их Оршана и живут они будто бы именно здесь. Но Арсен решения своего не изменил. Велел он пристать к берегу каменистому и сошел на него вместе со спутницей своей, что не убоялась великанов. А рабов отпустил плыть, куда им вздумается вместе с кораблем. Поблагодарили его люди за свободу дарованную, и уплыли, куда глаза глядят. На том и расстались. Снова оказался Арсен один с Ксенией на берегу пустынном. Не было у них ни еды, ни питья, только меч сарацинский, да путь далекий.

Пристал корабль глоргов к берегу тому каменистому на рассвете утра зыбкого, кои обычны в Море Туманов, потому Арсен с Ксенией решили сразу в путь отправится. Но замерцали их обереги вдруг огнем ярким, видно впереди нечисть какая-то обреталась. Вынул Арсен меч свой верный и пошел первым по камням прибрежным прочь от воды холодной Моря Туманов, а за ним и Ксения. Скоро открылась перед ними дорога широкая, что возникла вдруг, ни с того ни с сего, посреди поля каменистого, что поднималось вверх к горам высоким, в тумане терявшимся. Была дорога та широкой и гладкой, словно ее шлифовали тысячи мастеров. Странно это было посреди гор диких. Шли так Арсен с Ксенией, по дороге той, пока не повстречался им человек на повозке, которую тянули два быка. Арсен преградил ему дорогу, выйдя из тумана на дорогу, и спросил в надежде, что и здесь поймут его язык:

– Долгих лет тебе путник. Скажи, как зовут тебя и куда ведет эта дорога?

Человек остановил быков и взглянул на Арсена. Возница был стар лицом, имел уши осла и руки обезьяны. Видно было, что удивлению его нет границ, но язык Арсена был ему ведом.

– Верно ли я понял, что ты идешь прямо в горы по этой дороге, чужеземец? – ответил старик с руками обезьяны.

– Верно, путник, – ответил Арсен.

– Но как оказался ты на этом побережье и знаешь ли ты, что это за место?

– Я приплыл издалека, и мне неведомо, где я, старик.

– Ты пересек Море Туманов, – еще сильнее удивился возница, – Что ж, тогда прости, что я утомляю тебя глупыми вопросами. Не часто к нам прибывают гости из-за моря. Только тот, кто знает свой путь, способен на это. Но, нет в том радости, чужестранец. Ты прибыл на плохой берег.

– Я чувствую это. Но, что творится здесь, расскажи?

Старик с ушами осла взглянул на Арсена и заметил оберег из аметиста, висевший у него на шее. Камень мерцал ярким светом даже в тумане.

– Я вижу, тебе не нужно много ответов. Знай, – ты попал на берег великанов, что живут в подземных пещерах. Это место зовется Туманный Город и в нем есть то, что тебе пригодится в пути.

Сказав эти слова, возница стегнул быков, и медленно тронулся дальше.

– Но, что это и как его взять? – спросил Арсен.

– Скоро узнаешь, чужеземец. Тебя уже ждут. Прощай.

Спина погонщика быков уже почти растворилась в зыбком тумане. Арсен обернулся ему в след и крикнул:

– Ты видел эту вещь?

Казалось, погонщик усмехнулся.

– Я даже пытался ее взять…с тех пор я здесь.

Последнее, что увидел Арсен – рука обезьяны, вскинувшая над головой возницы хлыст. Старик стегнул быков и исчез в прибрежном тумане. Арсен посмотрел на свою спутницу, которой стало не по себе от такого известия, но держалась она уже лучше. Перенесенные в плену страдания укрепили дух Ксении. Она готова была идти дальше. Арсен взял ее за руку, Ксения не сопротивлялась как раньше, и повел по гладкой каменистой дороге наверх. Скоро они поднялись на прибрежные скалы и обернулись посмотреть на проделанный путь. Туман остался далеко внизу. Дорога, словно ныряла в него растворяясь. А самого берега было не видно. Лишь вдали, в разрывах белой пелены, изредка мелькала гладь темной воды.

Когда, немного передохнув, они снова зашагали по гладкой дороге меж огромных камней, скалы впереди вдруг расступились, открывая вход во чрево огромной черной пещеры. Путники, не раздумывая, шагнули в темноту, – их дорога была предопределена. Но, едва они успели войти, как скала за ними с грохотом захлопнулась, погружая все в кромешный мрак. Они долго стояли, пока глаза их не привыкли немного различать во тьме. Но тут, откуда-то снизу они увидели мерцание, – это были отсветы факелов на стенах пещеры. К ним поднимались. Как смог разглядеть Арсен, в неясном свете факелов, гладкая дорога не кончалась у входа в пещеру. Здесь она продолжалась и вела прямо из-под ног путников куда-то в глубину горы. Каменные своды над ней были высоки, но не столь высоки, чтобы здесь могли передвигаться великаны. Арсен и Ксения не двигались с места, ожидая тех, кто к ним приближался. Скоро они увидели процессию людей с факелами в руках. Люди медленно шли по бокам гладкой дороги. Они были одеты в темные балахоны и все имели уши ослов и руки обезьян, как тот возница, что повстречался им на берегу. Когда процессия достигла пещеры, вперед вышел человек с большим амулетом в виде горящего шара на груди. Амулет переливался во тьме и был окутан синим искрящимся сиянием. Неровный свет факелов преломлялся в нем, и оттого тоже казался немного синим. Выступивший вперед сказал:

– Шар Великих позвал вас и Вы пришли. Следуйте за нами, путники.

Процессия развернулась и медленно тронулась обратно в глубь горы. Арсен взглянул на Ксению, взял ее за руку и они пошли следом за мерцавшими в обезъянних руках хранителей Шара факелами. Гладкая дорога продолжалась и здесь. Они шли довольно долго, как показалось Арсену, спускались в глубь горы по спирали. Крутизна дороги все увеличивалась, и скоро Арсен со спутницей едва не скользили вниз. Хранители Шара, меж тем, ступали все также медленно. Их уши слабо колебались в такт шагам. Ксения посмотрела на ноги впереди идущих хранителей Шара и разглядела, что они босы, но покрыты волосами, как и их руки. Хранители показались ей со спины похожими на обезьян. Они ничего не сказала об этом Арсену, но придвинулась к нему чуть ближе. Арсен же смотрел по сторонам, но не мог понять, где же живут великаны, о городе которых говорил старик на берегу. Пока они не встретили не одного, и вокруг не было ничего, что могло бы напоминать о страшных великанах.

Неожиданно дорога закончилась, и они вдруг оказались в пещере, втрое большей той, из которой начали свой путь. Пещера была почти круглой и просторной. Вдоль стен ее стояли люди в темных балахонах, похожие как две капли воды на хранителей Шара, приведших Арсена и Ксению сюда. Каждый из хранителей держал в руке горящий факел, отчего здесь было светло почти как днем. Свет факелов опять показался путникам бледно синим. И скоро Арсен понял почему. Своды пещеры терялись в высоте, а в ее дальнем конце виднелось три темных проема, каждый из которых был началом или продолжением гладкой дороги. Посреди просторной пещеры, возносясь до самого ее верха, высился алтарь. Это были ступени, расходившиеся кругами от венчавшего их огромного синего шара, вокруг которого играли ветвистые молнии.

Главный хранитель Шра, который вел процессию, сделал знак остановится. Люди с факелами расступились, пропуская вперед путников из далекой земли. Главный хранитель с амулетом на груди указал обезьяньей рукой вверх и сказал:

– Идите. Шар Великих ждет Вас.

Еще не понимая, зачем они здесь, Арсен и Ксения почуяли холодное дыхание Шара, потянувшего их к себе, и сделали шаг вперед. Шар Великих замерцал еще сильнее. Свечение вокруг него усилилось, а молнии стали длиннее. Они уже задевали верхние ступени алтаря. Путники, словно против воли, стали медленно подниматься по гладким каменным ступеням навстречу разраставшемуся сиянию. Хранители же при этом отступили в глубь пещеры, словно растворились в синем блеске Шара. Ни Арсен, ни Ксения их больше не замечали. Словно во сне они продолжали подниматься вверх, пока не достигли последних ступеней и не застыли там завороженные холодным синим светом и блеском искрящихся молний. В эту минуту в головах у них зазвучал неведомый голос.

– Я долго ждал Вас. Я звал вас через горы и небеса, и вот вы услышали меня и пришли. Знаете ли Вы, чужестранцы, кто говорит с Вами?

– Нет, – ответили вместе Арсен и его спутница, пребывая, словно во сне, – это нам неведомо.

– Я дух первых великанов, появившихся в Снежных Горах волею Богов, для того чтобы помогать слабым людям. Много тысяч лет тому назад племя великанов тоже было одним из людских народов, населявших здешние берега. Но Боги дали им великую душу и тела их выросли, чтобы вместить ее. Много тысяч лет, миновавших с тех пор, великаны обитали рядом с другими людьми в Туманном городе и помогали им выжить среди чудовищ, населявших берега Моря Туманов. Только великаны могли противиться чудищам. Но настал день, и один из сильнейших великанов, по имени Оршан, возжелал власти над остальными. Оршан отдал хранившуюся в нем часть великой души Черному Богу и в обмен за это получил «Черный глаз» и с ним власть над остальными великанами, превратив их в своих рабов. С той поры никто в Снежных Горах не может сравниться с ним в силе и власти, а обычные люди стали бояться своих давних друзей, как диких чудовищ. Каждый месяц посылает Оршан других великанов бродить по берегам Моря Туманов в поисках поживы. И каждый месяц приносят они к нему дары и пленников, которых он поедает. «Черный глаз» дает ему силы видеть всех своих рабов и все, что происходит в Снежных Горах днем и ночью. Только Море Туманов ему не подвластно, им владеют другие чудовища. В тот день, когда Оршан получил «Черный глаз», Боги отняли у великанов их великую душу и поместили ее в шар из Альмадина. И теперь она перед Вами, чужестранцы.

Свечение шара слегка ослабло. Взгляды путников оторвались от него на мгновение и встретились между собой, но тут Шар Великих снова зазвучал в их душах.

– Через «Черный глаз», который хранится у Оршана в глубокой пещере, Черный Бог, бежавший из Небесного Города творит свои злые дела повсюду. Не только в Снежных Горах, но и в далеких странах есть его слуги. И сила его растет, потому что много на земле еще тех, кто получить жаждет больше, чем нужно его душе и живет своими страстями, о других не думая. Душа твоего отца, Арсен, тоже принадлежит Черному Богу. С тех пор, как он возненавидел Небесный Город, овладела тьма его душой. Это Черный Бог послал полчища сарацин на Русь, чтобы задушить ростки света, что в земле той пробиваться стали. Знаешь о том только ты сейчас и Ксения мудрая. Но растет угроза не только Руси. Сам Небесный город нынче неспокоен. Если ждать дальше, то скоро уже никто не сможет остановить начало смерти Богов и будущее станет невозможно изменить. Ведь даже боги имеют свои судьбы. Не простили, Арсен, Боги Небесного Города еще отца твоего, но прочли часть твоей судьбы, что была никому неведома, пока не появился ты в Снежных Горах. Потому дают они тебе силу в руки и испытание ей подстать. Если выживешь, – пустят Вас в Небесный Город, и будут говорить. Если нет, – вы оба умрете скоро страшной смертью.

– Что я должен делать, Дух Великих? – спросил Арсен очнувшись, словно выныривая на поверхность воды, – так велико было влияние Шара на его душу и тело.

– Ты должен убить Оршана.

Арсен еще не успел ответить, как снова зазвучал голос Шара Великих в его душе.

– Оршан живет под самой высокой горой на этом побережье Моря Туманов. В десяти днях пути от Туманного города, где обитают великаны-рабы. Путь к той горе ведет через дремучий лес и болота, полные чудищ, а вход в пещеру есть только один. Вокруг горы Оршана, упираясь в небеса и охраняя его покой, стоят шесть истуканов каменных, которые волею «Черного глаза», насылают на всех, кто отважился проникнуть в пещеру, сон смертный. Так что, ни человек, ни зверь, ни птица, на много дней пути приблизиться к той пещере не могут. Но Боги Небесного Города велели дать тебе часть моей силы – Духа Древних Великанов. Она заключена в амулете, похожем на меня. С ним ты сможешь подобраться и пройти сквозь колдовство истуканов, и даже Оршан не увидит тебя со своим «Черным глазом». Амулет из альмадина поможет тебе войти в самое логово, подскажет, где найти его смерть, придаст силы. Но биться с Оршаном ты будешь сам. Сможешь извести его – откроют Боги тебе дорогу в Небесный Город. Дадут надежду спасти отца из плена тьмы. Не сможешь, – умрешь. Умрет и Ксения. Умрут еще тысячи русичей и сарцин. Помни об этом Арсен! Дороги назад вам нет.

– Довольно пугать меня, о Дух Великих. Я не боюсь ни Оршана ни Богов из Небесного Города. Я готов.

– Не понравились слова твои Богам. Слишком похож ты на отца своего. Но судьбы твоей они не меняют. Но запомни еще, один ты не пройдешь этот путь. Ксения должна быть рядом, иначе сила Великих покинет тебя раньше, чем надо.

Взглянул Арсен на стоявшую рядом на ступенях каменных Ксению, и прочел в ее светящихся глазах согласие. Она была готова пройти с ним до конца этот путь страданий и битв. Радость разлилась от того по телу сарацина и душа возликовала, словно и не предстояло в скорости битвы смертельной.

– Но сначала вы должны пройти сквозь Туманный город, где живут рабы-великаны Оршана, – снова зазвучал Шар Великих, – на них лежит заклятие «Черного глаза». Возможно, рабы захотят убить тебя, но амулет из альмадина спасет твою жизнь. Путь в подземный город покажет Главный Хранитель. Род этих людей тоже заколдован «Черным глазом». Они были обречены тьмой стремится украсть меня из этого алтаря, потому что Шар Великих дает великую силу его владельцу. Но, каждый, кто коснется меня без воли Богов, получает судьбу животных и медленно превращается в них. Поэтому я сделал их своими хранителями до твоего прихода. Если ты победишь Оршана, – они опять станут людьми и получат новые судьбы. Если нет, – скоро превратятся в ослов и обезьян, а я не смогу остановить это. Иди!

Свечение Шара Великих ослабло и стало медленно гаснуть. Арсен и Ксения опять овладели своими телами и разумом. Развернувшись, они осторожно, будто заново учились ходить, стали спускаться по ступеням на дно пещеры Хранителей. Шар за их спинами потемнел и стал почти черным. Но зато все ярче разгорался амулет на груди Главного Хранителя, который поджидал путников внизу. Когда Арсен приблизился к нему, свет амулета уже почти затмил свет горящего факела в руке Главного Хранителя.

– Следуйте за мной, путники. Я исполню волю Шара Великих.

Сказав это, Главный Хранитель повернулся и медленно побрел в дальнюю оконечность пещеры, где Арсен еще раньше заметил три темных проема, каждый из которых был продолжением гладкой дороги или началом новой. Хранитель повел их через центральный проем, освещая путь. Ксения шла рядом с Арсеном, держа его за руку. За проемом начинался длинный ход, который также как и гладкая дорога, по которой они пришли в пещеру, стал опускаться круто вниз, извиваясь, словно змея Лу. Уже скоро они опять скользили вниз, а не шли. Скользил даже сам Хранитель. Арсен боялся, что тот упадет и факел погаснет. Но амулет хранителя светил все ярче, а обереги на груди Арсена и Ксении тоже добавляли света. Наконец, дорога неожиданно закончилась, и впереди показался еще один черный проем. Из него несло промозглой сыростью болота и, как показалось Арсену, человеческими запахами. Скоро они стали различать и какие-то урчащие звуки, доносившиеся из темноты. Хранитель остановился и осторожно снял со своей груди амулет из альмадина. Камень сверкал так, что Арсен зажмурил глаза наклоняя голову, чтобы Хранитель надел амулет ему на шею. Когда Арсен распрямился, Хранитель произнес прощальные слова:

– Я выполнил волю Шара Великих. Здесь вход в Туманный Город злых великанов. Хранители никогда не заходят сюда без воли Шара. Но ты должен идти. Тебя не тронут. Прощай, чужеземец.

После этого Главный Хранитель взглянул еще раз на амулет, сверкавший на груди Арсена ярким синим пламенем и, повернувшись, пошел наверх в пещеру, освещая себе путь факелом. Ксения придвинулась поближе к Арсену. Мрак вокруг них сгустился и стал плотнее, словно облегая свет от лучей амулета. Рядом с искрящемся шаром из альмадина, висел оберег подаренный Ставром и мерцал малиновым огнем. Значит, рядом была опасность. Это они поняли, как только вступили под своды черного проема.

Камень, до сих пор служивший им надежной дорогой, вдруг сменился на скользкую мокрую землю, над которой, Арсен не поверил своим глазам, клубился едкий туман. У путников стали слезиться глаза. Арсен медленно, на ощупь побрел вперед, поскольку не смог определить направление, – как только они вступили на землю, стены проема разошлись в стороны и исчезли совсем. Видно, они шли по дну еще одной пещеры. Только Арсен никак не мог определить, насколько большой она была. Неожиданно они наткнулись на какой-то шевелящийся столб. Присмотревшись, в неясном свете синего шара Арсен разглядел гигантскую ногу с пятью пальцами, как у человека. Только вместо ногтей на ней виднелись когти. Чуть в стороне шевелился еще один такой столб. Осторожно, чтобы не выдать себя, Арсен стал обходить гигантскую ногу. Он не боялся, что великан заметит свет его амулета, потому что вдруг услышал их разговор: великаны были заняты рассказом о вчерашней охоте.

– Послушай Грощ, – разнеслось громкое эхо по всей пещере, и Арсен догадался, сколь она огромна. – Ты помнишь, как ловко мы поймали вчера этих людишек на дальнем лесном берегу? Вот была потеха!

Великан шумно выдохнул и расхохотался.

– Как они сучили своими маленькими ножками, – не хотели лезть мне в глотку. А я был так голоден, что съел даже не снимая с них шкурки. Ха, ха! Вот, глупая человечина.

– Да, – отозвался Грощ, – Они не знают даже, сколько нам надо поймать таких малявок, чтобы набить себе брюхо, да еще принести Оршану.

Пока великаны-людоеды разговаривали между собой, Арсен и Ксения достигли дальнего края пещеры, где увидели еще один темный проем, ведущий в новую пещеру. Там им довелось услышать дикий разговор еще трех людоедов. Но и этих чудищ они миновали незамеченными. Скоро Арсен, понял, что амулет сделал его невидимым в Туманном Городе. А, пройдя еще две таких же пещеры, путники почувствовали слабое дуновение свежего ветерка, – где-то рядом был выход на поверхность. Арсен позволил амулету вести себя и скоро они вышли из затхлого подземелья на каменистую поверхность.

Поднявшись на ближайший холм, Арсен вдохнул полной грудью, огляделся и увидел неяркое солнце, которое тонуло в Море Туманов. Сарацин понял, что они только что прошли под грядой прибрежных скал. Теперь их путь лежал к далекой горе Оршана.

Глава 8. Темные сны

А в ту пору на Руси творилось зло великое. Горел Солнцеград, словно пожар лесной. А ветер поднявшийся дул не переставая уже дни многие, не давая огню потухнуть. И ни одной тучи на небе не появилось с тех пор, как битва великая с воинством мавританским началась. Тушили защитники бесстрашные город свой и днем и ночью. Едва смогли княгиню Великую из терма горящего увести, как рухнул он. Погибло множество построек искусных, мастерами и зодчими великими деланных. И сгорел бы совсем Солнцеград, сердце земли русской, но спас его от смерти неминучей Никанор-богатырь, что явился из дали далекой. Пришел русичам на помощь, в огне гибнущим.

Велик ростом был Никанор-богатырь и телом мощен. Голова его могучая, облаченная в шелом золотой, в облаках высоких терялась. В одной длани держал он копье, коим звезды с небес цеплять можно, а в другой – щит крепкий, что мог от урагана любого целый город укрыть. Конь белый высоты немереной под ним ходуном ходил, а узду на том коне десятерым богатырям другой породы не поднять было. Прямо сквозь леса густые и поля обширные ступать мог конь богатырский, горы высокие, словно холмы незаметные промеж ног пускать, неся седока своего.

Увидал Никанор-богатырь, что над Солнцеградом змеи двенадцатиглавые летают, изрыгая огонь жаркий прямо на домы людские, и начал битву с ними смертную. Перво-наперво накрыл он щитом своим город русичей от огня, что изрыгали змеи из пастей своих, да от ветра бесконечного. Выхватил меч свой из ножен и завел свистополяску в небесах. Только и видно было, как сверкает меч богатырский меж облаков, сечет головы змеям то по одной, то по две, а то сразу всю дюжину. Посыпались головы окровавленные с пастями разинутыми прямо на поле брани перед городом. Залила все окрест кровь черная змеева. А как рухнет с небес на землю тело чудища, так сразу оборотится в человека обезглавленного, телом черного. Смекнул Никанор, что не с простыми змеями бьется, да только ему все равно было каких ворогов бить, лишь бы не бессмертных. Машет мечом Никанор-богатырь, – не уймется. Уже четверых змеев жизни лишил. А те все наседают. Вот несется один, крылья перепончатые по ветру распластав. Раскрыл пасти зубами полные, как дыхнет на богатыря жаром сильнейшим, – аж задымилась кольчуга на том. Разобиделся за это богатырь на змея, осерчал сильно. Размахнулся посильнее Никанор, да как рубанет мечом своим огромадным, так и отсек змею половину голов. Схватил меч двумя руками и снова рубанул – остатние гловы к земле посыпались. А тело его чешуйчатое пополам разрубил Никанор ударом богатырским. Так и умер пятый змей.

Обрадовались русичи подмоге сей. Взялись сызнова за топоры, да за ведра. Потушили скоро пожар сильнейший, многие дни полыхавший в Солнцеграде. Только дым поднимался теперь над пепелищем огромным. Почитай полвина города сгорела начисто.

На боле бранном, меж тем, битва жаркая продолжалась, хоть и наступила в ней передышка краткая, ибо кликнул Кабашон мавров, русичами по полю рассеянных, под знамена свои черные. Русичей же, кто в живых остался, сбирал под знамена княжеские брат младшой Вячеслава Андрей Мстиславич. Рядом с ним был Иван Громобой с мечом своим искусным. Велел Андрей Мстиславич отыскать брата своего старшего на поле широком, мертвыми воинами усеянным так, что и места пустого уж не было видно. Послал дюжину белозерцев своих. Воротились они не скоро, но с благой вестью. Отыскали ратники князя Вячеслава. Принесли его четверо воинов на носилках из копий сделанных. Ранен был в голову Вячелав, всю одёжу княжескую залил кровью своей и в беспамятстве находился, но дух не испустил. Билось еще его сердце храброе. Велел Андрей Мстиславич отступить отряду из дружины Волчьей, что осталась без князя своего на дальний берег реки Светлой, на три версты от Солнцеграда, и разбить там, у леса, шатер походный. В том шатре положить князя Великого с особым тщанием, призвать к нему знахаря, и встать вкруг шатра кольцом неприступным. На смерть стоять, но к шатру великокняжескому никого не пущать, акромя самого Мала. Верховодить же над волчьей стаей Андрей Мстиславич поставил Ивана по прозвищу Громобой, что в бою ратном отличился. Чтоб мечом своим искусным Иван за жизнь князя Великого постоял теперь.

Собрал Иван ратников из Волчьей стаи, что в живых остались еще, и насчитал их числом почти тысячу. Сила сильная и для врага грозная была еще. Окружили они в три ряда телами своими носилки, на коих Вячеслав раненый лежал в беспамятстве, и в путь тронулись со всех сторон врага примечая.

Андрей Мстиславич, меж тем, оглядел тех, кто еще меч и копье держать мог. Поредело войско русичей. Осталось от него после сечи жаркой на земле и в небе, где бился со змеями двенадцатиголовыми еще Никанор-богатырь, не более трети от числа начального. Вдвое рать белозерцев уменьшилась, почти всю Волчью стаю изрубили сарацины, из войска Викентия мудрого больше уцелело, а засадная дружина богатырей поредела аж до двух сотен, сами же они в камень оборотились после колдовства черного. Прикинул Андрей Мстиславич, что осталось у него под рукой тысяч сорок воинов, может чуть поболее. Донесли князю, правда, что пока сеча длилась пришли на подмогу к русичам из земель северных подкрепленья, числом общим почти десять тысяч ратников и топорников. И еще отряды из мужиков стекаются ручейками махонькими к городу. Велел Андрей Мстиславич из мужиков ополченье сбирать и в дружину, что прежде засадной была направлять. А топорников и ратников северных вести на поле бранное, скоро будет для них дело жаркое.

Мавров же на глаз виделось едва ли не вдвое больше, чем русичей, хоть и положили их пред Солнцеградом немало.

Как отошли ратники под началом Ивана от города на сколько было велено верст, сразу шатер раскинули великокняжеский, став вокруг него плотной стеной. У шатра самого встал сам Иван Громобой. Знахарь уже тут был и Вячеслава раненного попользовал. Смыл кровь запекшуюся с головы его, посыпал шрам глубокий снадобьями животворящими, боль жгучую руками вывел, прочел молитву и рядом сел к Богу взывая о даровании Вячеславу жизни долгой.

Вячеслав же пребывал сейчас во снах темных между жизнью и смертью. Видел он себя на поляне широкой, усеянной камнями бурыми, но одном и сидел сам. Проносились над ним облака клубясь с юга на север холодный и были те облака черными, как смоль. Вся трава была здесь тревожная, колыхался ковер ее, словно змеи ворочались. В даль смотрел Вячесав, туда, где поляна широкая с небом сходилось и видел только пелену мутную, ничего ему больше не виделось. Вдруг, прилетел откуда ни возьмись на поляну ворон с глазами блестящими, стукнулся оземь и старцем оборотился. Облачен был тот чародей в балахон цвета чернее ночи, до самых пят ему доходивший, а в руке держал он посох деревянный с наконечником, будто из головы вороньей. Лоб же его обруч золотой венчал.

– Здравствуй, княже! – молвил старец седовласый.

– Здравствуй, мил человек, – ответил Вячеслав, головы не подымая, – Откуда ты явился ко мне, и чего тебе надобно в местах сиих темных?

Помолчал старец немного, а потом снова словно молвил:

– А ли не признал ты меня, Вячеслав? Виделись мы с тобой уже, да, видать, позабыл ты слова мои, да меня самого.

Пригляделся князь и правда видит, что стоит перед ним чародей тот, что являлся ему в шатре походном, как ходил Вячеслав много лет тому назад аваров воевать в земли восточные жаркие. Пророчил тогда старец сей об угрозе великой, что идет на Русь из-за моря дальнего, а еще говорил о том, что придет к нему в дом вместе с горем радость великая. Только об чем речь Вячеслав не уразумел еще.

– Признал я тебя, чародей. Только имени твоего не вспомню. Говорил ты мне об угрозе великой, что придет в мой дом. Правду рек. Только как победить силу эту, до конца известь?

– Звать меня, княже, Ставром. Я пришел к тебе с новой вестью из далеких Снежных гор, где сейчас дочь твоя любимая Ксения путь свой многотрудный совершает.

Привстал князь Вячеслав с камня бурого от такого известия, молвил тихо:

– Разве дочь моя не в тереме Солнцеградском за стенами хоронится?

– Нет, княже. Как впал ты во сны темные, унес ее коршун в земли далекие за горы Снежные. Жива она покуда, но ждут и ее испытания великие. А ведать ты должен, что от нее одной теперь судьба твоя, княже, и Руси всей зависит. Только, если Бог дозволит воротится ей в дом родной, ты не суди ее строго. Она уже судьбу свою выбрала, но и за тобой выбор грядет. Будь готов к тому, Вячеслав, ибо труден будет выбор тот.

– О чем вещаешь ты, чародей? Что пророчишь опять мне, смертному.

– Не умрешь ты Вячеслав в этой сече. Но хворать будешь, до тех пор пока не вернется дочь твоя. А как воротится, – прими ее сердцем.

– Так скажи ты мне, чародей. Если трудно ей, я помочь хочу.

Призадумался старец.

– Свой путь она сама совершит. Есть у нее подмога в деле том. Но силы темные все крепче бьют ее, и может случиться у нее встреча недобрая с посланниками Бога Черного. А чтоб избавить ее от встречи той, отошли к ней, как очнешься, богатыря своего самого сильного. Он сейчас покой твой сторожит у шатра. Поможет ей тот богатырь, а путь в страну запретную ему я сам укажу. Прощай князь.

Сказавши так, оборотился коршуном старец и исчез вовсе. В тот же миг спала пелена с глаз князя. Очнулся он от сна темного. Огляделся. Видит в шатре себя просторном, а рядом знахарь сидит, за его душу молится. Позвал князь того тихим голосом. Обрадовался знахарь, видать, услыхал Господь его молитвы. Но Вячеслав крика подымать не велел пока, а наказал позвать в шатер того богатыря, что первым у шатра его княжеского стоит, сторожит от напасти великой. Вышел знахарь порученье исполнить, да скоро вернулся. Вслед за ним, вошел в шатер, нагнувшись, богатырь росту немалого. Снял он шелом, кудри русые по плечам разметалися. Кольчуга на плечах тесной кажется, силушка под ней так и играет. На боку меч булатный. Как вошел, так на колени бросился, увидав князя воскресшего.

Пригляделся Вячеслав и признал молодца.

– Встань с колен, богатырь. Не помер я еще, чай.

Поднялся Иван Громобой, молчит. Слова княжеского ожидает.

– Признал я тебя, – Вячеслав говорит, – это ты ведь в поединке перед битвой мавра сильнейшего победил?

– Я, княже, – Громобой отвечает.

– Славно бьешься, – похвалил князь, – тот поединок много силы воинам нашим придал… Как звать-то тебя, добрый молодец?

– Иван Громобой, княже.

Вспомнил опять Вячеслав наказ Ставра, да засомневался вдруг. А что если все это ему в горячке привиделось? Но был уже у них прежде разговор никому не ведомый, а все так и справилось, как старец пророчил. Значит, и на сей раз правда за чародеем будет.

– Есть у меня для тебя Иван служба тяжелая. Только не ведаю, воротишься ли с нее цел и невредим.

– Говори, княже, – сказал Громобой, снова на колени опускаясь, – я для тебя любую службу исполню. Надо Кабашона споймать, – споймаю. Надо черта за хвост изловить, – изловлю.

– Быстр ты на язык, молодец. Только служба та и взаправду не легка. Можно буйну голову на ней сложить. Ну, да ты на руку силен, сердцем храбр, а на думу быстр, видать. Потому слушай и верь ушам своим. Как выйдешь из шатра, сядешь ты на коня своего верного и поедешь один в темный лес, что в сем верстах от града моего растет. Что будет по дороге с тобой, того не ведаю. Только скоро унесет тебя сила чародея в края далекие отсюда. Там и будет служба твоя. А в чем она – ты сам поймешь. Теперь ступай, ибо ждать нельзя более.

Поклонился Иван князю и вышел из шатра. Поведал ратникам, что очнулся Вячеслав и послал его со службой в дальние края. Велел так и передать брату его меньшому Андрею Мстиславичу. А верховодить заместо себя оставил воина из самых сильных, коего Радомиром прозывали.

Сел на коня своего верного Иван Громобой и поехал в лес дремучий, думой окутанный. Что за службу ему князь поручил опасную? Не иначе змея какого заморского изничтожить. Только сейчас и здесь супостатов хватало, мог и на поле бранном Иван пригодится. Да князю завсегда виднее. Не успел Громобой в чащу самую заехать, как налетел вихрь-королевич, закружил его и унес в края далекие. А как устал ветер дуть, огляделся Иван кругом и видит: нет уже леса дремучего нигде. Повсюду только берег каменный видать, да туман, что над морем колышется. А в трех шагах от него, на камне замшелом, старец седовласый стоит, на посох диковинный опираясь.

Сарацины, меж тем, рать свою побитую едва собрали под знамена черные. Окинул их Кабашон с кургана высокого взглядом грозным и возопил голосом диким, то которого задрожали деревья окрестные и травы примятые всколыхнулись.

– Это вас ли вижу пред собою, рыцари, цвет воинства сарацинского? Вы ли это, мавры мои верные? Нет, одни собаки трусливые пред моими глазами! Где ваша сила, где ловкость и дикость ваша в бою? Пали все мои рыцари храбрые! Вячеслав, лягушка мерзкая, теперь, небось, куражится надо мною, над царем всех мавров заморских и царей африканских!

Подбоченился Кабашон и руку вперед простер.

– Если до захода солнца не будет взят город этот, я велю джиннам отрубить вам пальцы, руки, ноги, головы, и сложить из них курган до небес на поживу вонючим крысам и голодным стервятникам. А потом души ваши жалкие проклясть навеки, предав мучениям страшным. Чтоб никогда не нашли они покоя на этой земле. Прочь с глаз моих, собаки недостойные!

Развернулись войска мавританские и с дикими криками снова бросились на рать русичей, что стояла в отдалении у стен крепостных. Впереди все скакал Иорнанд, предводитель гордый Алабесов. Один он уцелел еще из родов предводителей древних. Был в плечо уязвлен гордый воин мавров, оттого и кровь его бурлила. Вел он войско за собой на битву последнюю. Взметнулись в небо тысячи клинков-полумесяцев над бурнусами белыми, засверкали смертельной линией и рассыпались по полю битвы жертву выискивая.

Первой на пути сарацин диких рать белозерцев стояла, а впереди всех Андрей Мстиславич храбрый гарцевал на жеребце кровей смоленских. Слева грозными рядами Волчья стая, жаждавшая крови сарацинской. Правый фланг венчали топорники из земель северных, щитами прикрывшись. Там же и дружина засадная находилась, без богатырей своих сильных оставшаяся. С нею были и мужики пришедшие, вилами, да косами вооруженные. А у самых стен рядами блескучими выстроилось войско, что ранее патриарху Викентию было подвластно.

Не стал ждать Андрей Мстиславич покуда доскачут сарацины до стен самых и ударят по ним с размаху. Да и не сдержать ему было воинов своих, что отмщения за смерть сородичей жаждали. Вскинул он меч над головою и крикнул:

– Братья! Настал последний час битвы нашей. Умрем же за Русь нашу!

И, коня пришпорив, поскакал князь белозерский Андрей Мстиславич на встречу туче сарацинской, войско русичей за собой увлекая. Схлестнулись со звоном и криками ярости рати, пошли сверкать клинки на солнце ярком. Снова потекла кровь людская по полю, заливая травы да цветы красные. Снова огласилось небо стонами и криками предсмертными. Секли воины друг другу руки и головы, наносили раны ужасные. Кто не мертв с коня падал, того топтали копытами.

Андрей Мстиславич схватился с последним рыцарем из рода Алабесов. Жаждет он отсечь ему полтела и скормить его голодным псам. Иорнанд, бесстрашный мавр и воин, русича готов на части разорвать, голову отдать же Кабашону. Их клинки уж скоро раскалились от ударов частых и ужасных.

Между тем, над холмом, где стоял походный шатер Кабашона, закрутились вдруг вихри черные, зазмеились молнии ветвистые, и сомкнувшись, стали шаром мерцающим. Потускнело солнце дневное, появились на небе облака черные. То властелин мавров заморских молил Черного Бога о помощи.

– Дай мне силы, властелин души моей! Дай мне силы умертвить Вячеслава и рабов его мерзких, стереть в пыль город ненавистный! Слабеет сила моя. Пошли скорей мне весть о помощи твоей!

Зазвучал в ответ сквозь вой ветра глас Черного Бога, заставляя царя земель африканских корчиться на земле от страха и ненависти.

– Знаешь ли ты, Кабашон, что сын твой сейчас в Снежных горах?

– Нет! – воскликнул хозяин королевства Альморавидов, – Мне это не ведомо!

– Так знай же, несчастный червь, что сын твой покинул тебя и вознамерился дойти до Небесного Города. Он хочет лишить тебя моей силы и власти. А помогает в том ему дочь Вячеслава, князя русичей, что жив еще.

Пал на колени Кабашон и взмолился:

– Что же делать мне, властелин?

Почернело небо над шатром пуще прежнего. Понеслись, клубясь, облака черные, над полем брани. Задули ветры колючие еще сильнее.

– Ты должен убить Арсена дерзкого.

Вздрогнул Кабашон при словах сиих.

– Я дам тебе помощников сильных, но помни: если не успеешь ты убить его до захода солнца, – я вырву у тебя язык и глаза, а душу твою отправлю в царство смерти на мучения вечные.

– Я готов, повелитель, – сказал Кабашон и захохотал смехом дьявольским.

– Жди! – раздалось.

И заржали вдруг кони дикие пред шатром. Откинул полог тяжелый Кабашон и наружу вышел, руки потирая. Но вместо рати огромной увидел он, как появились из шара мерцающего четырех конных воина вида звериного. На всех надеты были брони черные, казавшиеся чернее ночи посреди дня солнечного. На плечах, локтях и коленях рыцарей торчали из доспехов шипы острые, ядом полные. Попоны конские до земли стлались. Снизу к ним черепа человечьи привешены были. Щиты массивные с изображеньями кованными драконов и змей в левой руке у каждого всадника имелись. А правой держал каждый рыцарь свое копье особенное. Один – длинное узкое древко, что острым лезвием оканчивалось, с клинком сходным. Второй – копье, увенчанное трезубцем вида ужасного, после удара которого в теле рваные раны оставались. Третий рыцарь имел копье с наконечником в виде полумесяца золотого, а копье четвертого всадника венчало острие трехгранное. Шлемы на головах у них были диковинные, в виде птиц и зверей ужасных, рогатых и клыкастых тварей.

Поднял один из всадников забрало, и увидел Кабашон два хищных желтых глаза. Другой рыцарь в доспехах черных снял шелом, и увидел властелин мавров заморских, что нет у него человеческой головы, а вместо нее из доспехов торчит голова сокола. Засветились на той голове глаза, как у первого рыцаря, жутким светом желтым. Третий рыцарь снял шлем, обнажив голову змеиную с языком раздвоенным, истекающим ядом смертельным. А четвертый сверкнул глазами ящерицы хищной. Услыхал Кабашон тут снова глас Бога Черного:

– Вот твои помощники, Кабашон, власти твоей спасение. Ты пошлешь их в Снежный горы, и они принесут тебе сердце Арсена, что дерзнул пойти против меня! Торопись!

Вызвал кабашон дух Арсена, сына своего и откликнулся дух ему. Понял он, где искать сына надо, в каких землях. Туда и направил всадников смерти властелин мавров заморских. Пришпорив лошадей своих, четверо звероголовых рыцарей унеслись в небо почерневшее, рассыпая вокруг себя молнии смертельные.

Глава 9. Громобой и Звероголовые

Говорил Ставр витязю русичей слова странные. Рассказал о том, что до захода солнца встретит он в этой стране силу черную и биться ней будет на смерть, потому как от исхода поединка того зависит жизнь дщери любимой князя Вячеслава Ксении. Не должны слуги Бога Черного догнать ее на пути к Небесному Городу. Поведал Ставр еще, что предстоит сначала Ивану путь далекий и опасный вдоль побережья, чрез поля каменные и реки текучие к болотам гнилым и топким. Там-то у болот, где живет Василиск, в овраге и сходятся все пути к небесному городу. Там и должен ждать Иван у моста чрез ручей глубокий слуг Бога Черного, посланных Кабашоном. Только путь туда будет пешим, ибо кони в здешних краях не живут, кроме тех, что летать по небесам умеют.

– Это как же мне добраться до тех мест? – подивился Иван, – Я же не лебедь белая, по небесам летать не умею. А пешим до захода солнца мне туда не добраться.

– То моя забота, витязь, – молвил чародей седовласый, – до тех пор покуда ты в пути до болот будешь, не зайдет солнце вовсе, а за конем я твоим пригляжу. Как доберешься до мостка чрез ручей глубокий с водой черной, свистни три раза, – конь твой к тебе снова явится, ибо биться с нечистью ты будешь на коне верном.

– Ну что ж, – ответил старцу ратник, – коли судьбинушка мне такая выпала, помереть на чужой стороне за князя своего, значит, так тому и быть. Тут хоть пешим, хоть конным, – все едино.

– Только помни, Иван, не должен ты после полуночи шагу ступить в болота, что за мосточком начинаются. Ступишь, – помрешь раньше смерти.

– Не пугай ты меня, старче. Я разных чудищ видывал на своем веку. И этих не побоюсь.

Слез он с коня своего черногривого, потрепал его по холке, попрощался до сроку и сказал:

– Ну, показывай, чародей, в какую сторону путь держать в этих землях сырых туманных.

Указал ему Ставр дорогу сквозь поля каменные и горы прибрежные к реке, что несла свои воды вдоль побережья, нигде в Море Туманов не впадая. Уходила под землю река та и терялась в траве перед самыми болотами, где жил Василиск коварный. Река та звалась Чернодиной и привести должна витязя прямо к болтам.

Много дней шел Иван, сквозь поля каменные, леса кривоствольные и буераки, держа путь в дали неизведанные и опасные, а солнце словно путь свой остановило. Ни разу ночь не спустилась на земли эти позабытые. Как выступил Иван в дорогу, – изменилось что-то в странах окрестных. Непогода наступила повсюду. Вроде лето было, и стоять бы еще на небе солнцу, но его Иван не видал уже давно за тучами седыми. Что ни день, то сыпет снег на землю, сыпет и сейчас же сразу тает. По слякоти Иван ступает осторожно, по грязи и жиже. Меж камней высоких пробирается витязь, озирая словно мертвых истуканов, и земли дыханье смрадное чует, хоть и нет в округе ни души. Вспоминает Громобой преданья, что еще от матери слышал мальцом, будто в местах за Снежными Горами обитали когда-то сотни великанов, причинявших многие злодеянья жителям земель этих. Но однажды, раздраженный шумом игрищ изуверов, сотрясавших топотом всю землю, Илия-пророк их уничтожил, обративши в каменные стены, огненной стрелой ударив с неба. И теперь на эти камни глядя, мыслил Громобой о великанах и, казалось, что еще придется повстречать их на своем пути.

Миновав поля каменьев и поднявшись на высокий холм, увидал Иван внизу берег реки, заросший соснами и елями, да травою в человечий рост. Ветер студеный гулял над просторами реки. Видно, то была река Чернодина, что должна принести его к болотам топким. Окинул взглядом Иван ее берега каменистые и смекнул, что об них все ноги истоптать можно в пути неблизком. Вынул меч свой искусный, проговорил слово божие, и повалил сосну высокую, а затем еще три. Смастерил из них себе он плот обширный крепкий. И шест, чтобы править. Связал плот веревками из коры мокрой ивовой, что разыскал на брегу лесистом, и на воду спустил не мешкая. Лишь ступил на плот Громобой, как подхватили его волны, и стремглав понесли неведомо куда. Богатырь того не испугался, сотворивши краткую молитву, взялся за длинный шест и стал путь свой по реке направлять. Шум и грохот только слышался отовсюду.

Так минул еще день, как показалось Ивану, ибо счет дням с той поры как оказался он в Горах Снежных давно уж утерян был. Видит витязь, – над водою кружат птахи серые и рыбу достают из нее. Изловил он двух и пригляделся. То были водяные воробьи. По поверью русичей древних, если сало или кровь его на тело мазать, то не будет страшен лютый холод. Ни снег, ни град, – все будет ни почем. И, подумав, засунул птиц за пазуху воин, в здешних местах все могло сгодиться.

А река несла его на быстрой воде все дальше. Скоро увидал он излучину, а над нею утес нависший. Пригляделся и вдруг заметил, что на утесе воины стоят. Сосчитал Иван, – их до десятка было. Все облачены в черные шкуры, со щитами из кожи али дерева, и мечами короткими. Трое воинов неизвестных держали наготове луки размеров немереных. Не успел Иван опомнится, как уж две стрелы уже у ног вонзились, глубоко войдя в стволы древесные. Понял он сразу, сколь ему тут рады. Громобой был не из робкого десятка, но лука доброго с собой не имел, а то в ответ послал бы им угощенье каленое, пригвоздив стрелой к сосне того бойца, что пуще всех грозился с утеса. Девять стрел еще враги пустили, но, поднялся ветер вдруг великий, и реки теченье убыстрилось. Миновали стрелы те молодца, а скоро позади уже утес остался. Лишь в вдогон неслись поганых воинов крики. Но они еще не отступились, это Иван скоро уразумел. За повтором реки бурлящей открылась вдруг их стоянка с кострами горящими, и от берега крутого отвалила ладья черная, полная бойцов свирепых. На носу – резной рогатый идол, коему собаки поклонялись.

Понял тут Иван, что будет жарко. Изготовил меч искусный свой для встречи, а плот на середину реки стал править. Лодья воинов, в шкуры черные одетых, быстро приближалась, а ворогов там было почитай две дюжины, все в рогатых шлемах, с топорами и ножами длинными, что принял Иван за мечи в начале. Только, видать, не мечи то были, ибо на Руси таких коротких не куют.

Догнала лодья с ворогами плот иванов скоро и рядом была с ним. Сразу трое спрыгнули на плот с борта невысокого. Но Громобой только раз махнул мечом своим и сверзнулись они в пучину замертво. И еще Иван троих наметил прямо в грудь. Упали те на плот и кровью своею залили мокрые бревна. На затем уж места не осталось меж плотом и лодьей врагов, жаждавших, видно, его живьем зажарить. Затрещал плот, заходил ходуном. Еще малость и утянет его под лодью, разломает. Вскинул тут меч Иван над головой и, слово молвив, снес ударом роги идола, что торчали на носу лодьи. И не дожидаясь, покуда вороги потопят плот его, прыгнул сам в лодью и начал битву. Он косил направо и налево, головы снося и руки вовсе. Не прошло и мгновения малого, а уж дюжина воинов в черных шкурах, валялась мертвой на дне лодьи, рассеченная на куски кровавые. Вдруг просвистел над головой Ивана топор боевой, едва избежать смерти смог русич. Подскочили к нему сразу тут два ворога с ножами кривыми, да только смех они у Громобоя богатырский вызвали. Рассек он по ниже пояса обоих одним ударом меча искусного. Вдруг, изловчившись, мощный чернобородый воин в грудь его ударил топором острейшим. Но, на сей раз, зерцало спасло жизнь Громобою. Раскрошился об него топор вражеский, – не зря доспехи мастеров белозерских на всю Русь славились. Тут Иван уж вовсе разъярился, и, поднявши меч над головою, пополам разрубил ворога бородатого. Следующим взмахом меча богатырского смерти предал Иван еще пятерых воителей. Всю ладью он мертвыми усеял. Увидав такую силу, остальные вороги в воду сиганули, ужасом объятые навек. А Иван, мечом ударив в днище, проломил дыру в нем и снова на плот свой вернулся.

Затем поворот Чернодины опять случился. Расширились ее берега за ним, течение замедлилось. Не надолго, правда. Словно озеро проточное образовалось там, видать, глубины немалой. Как попал плот иванов в озерцо это, закружило его, забросало. Хоть и волн нет почти пеннобурливых, а крутится плот, словно белка за своим хвостом. Играет царь морской с ним в водоворотах своих. Глядит Иван, а вокруг плота стали рыбы огроменные сбираться. Ходят под ним в глубине, плавниками спинными красными, с шипам в человечий рост, воду режут. Вдруг одна метнулась к плоту иванову и враз треть плота отхватила. Пасть у нее, как Громобой углядеть успел, что у волка, а то и позубастей будет. Захотелось Ивану поскорей то озеро миновать, да плот как назло, едва плывет. А тут вторая рыбина еще кусок бревна откусила с хрустом, от которого у Ивана мурашки по коже пошли.

– Ну, погодите у меня, рыбехи кровожадные, – решил воин, – не от вас я сгинуть должен в этой земле проклятой!

Схватил меч свой искусный Громобой, и давай лупить по спинам чешуйчатым, что рядом с плотом торчали из воды. Как саданет, – так круги кровавые и расходятся по воде. А одну рыбину, что ближе всех была, и все норовила до Ивана достать пастью своей зубастой, зарубил он насмерть, так, что скоро она всплыла вверх брюхом посреди озера. Подивился Иван. Таких рыбин на Руси отродясь не водилось: шириной она с теленка была, а на брюхе чешуйчатом, акромя плавников шипастых, увидал Иван еще и лапы короткие как у лягушек.

К счастью, скоро принесло его течение медленное к самому краю того озера с рыбами опасными. Только тут Иван новую напасть увидал: выливалось озеро далее опять в реку быструю, и текла та река со скалы вниз, словно по желобу каменному, еще полверсты, а, достигнув мест спокойных, разливалась опять широченным озером, по брегам которого росли камыши и другая зелень болотная.

Как стало его в желоб затягивать, изловчился Иван, и налег на шест, чтобы плот его, рыбами зубастыми изломанный, не разбился о камни какие прежде срока. Подхватило течение бурливое плот тот и понесло вниз с треском грохотом. Громобой еле держался, чтоб не сверзнуться с него в потоки шумные рабам на съедение. Но миновала его напасть сия. Выскочил плот на воды широкие скоро, и понесло к камышам, вдалеке видневшимся. Как оказался на спокойной воде, перекрестился Иван, ибо ранее никогда по рекам быстрым не доводилось ему сплавляться. Все больше жил он посуху, да на коне верхом.

Огляделся Иван, – кругом, куда ни кинь, одни камыши по брегам росли. Ни березы, ни сосенки. Знать, за камышами и простирались болота топкие, в коих Василиск обитал, чудище злобное. Горы все скалистые и равнины каменистые остались позади. Только одна, седая и замшелая, высилась где-то за болотами. Но Иван на нее глядеть не стал. Ему далее пути не было. Подошел плот к камышам самым и встал. Дальше Иван его шестом пихать стал и вскоре добрался по воде до мест совсем мелководных, где уткнулся плот днищем в землю вязкую. Взял Иван свой меч, спрыгнул в воду, что до колен ему стала, и побрел искать места сухие.

Скоро добрался он до земли, где стоять можно было. Глядит, а рядом лесок виднеется и овраг пред ним. Дошел до края, а там мосток через ручей с водой черной.

– Ну, видать, добрались, – решил Иван.

Воткнул он меч в землю, пальцы в рот засунул и как свиснет богатырским посвистом три раза, так что деревья в лесу закачались, затрещали. Вдруг, откуда ни возьмись, явился к нему конь черногривый. Заржал радостно. Обнял воин коня своего за шею, по холке потрепал сызнова.

– Здравствуй друг мой сердешный, – сказал Громобой, – вот и встретились мы опять. Не обманул чародей седовласый. Знать, к битве смертельной теперь готовится надобно.

Сел Громобой на коня. В левую длань щит взял, что у седла приторочен был, а в правую, – меч искусный, десять лет кованный. Изготовился для битвы Иван Громобой и стал ждать вестников Черного Бога. Сколько б их ни было, всех победить должен был богатырь. Иначе смерть ждала Ксению, а там и на родную сторонушку беды новые хлынут, хоть и старых пруд пруди.

Как только сел на коня Иван, солнце за край земли опускаться стало, и скоро темнота почти совсем укрыла болота замшелые. Едва виднелось еще солнце полоской алой над самой кромкой леса. Услыхал Иван тогда топот конский вдали. Скакал кто-то с холма высокого, что за оврагом находился. Аж земля дрожала под ними. Пригляделся Иван, да прислушался. Кто еще, кроме нечисти, в местах таких проклятых по ночам разъезжать станет? И точно. Видит русич храбрый, – съезжают с холма четыре всадника вида невиданного. В доспехах все и шеломах страшенных, с копьями длинными, а глаза диким светом желтым во тьме наступившей светятся, словно у нелюдей. Подскакали они к оврагу и остановились разом, как вкопанные.

Видит Иван, торчат из доспехов рыцарей невиданных во се стороны шипы острые, ядом полные. Попоны конские до земли стелятся. Снизу черепа человечьи на них постукивают. Щиты массивные с изображеньями драконов и змей в левой руке у каждого всадника, а правой держали рыцари свое копье, особенное. У одного копье было длинное с острым лезвием на конце, будто клинок. У другого вместо копья трезубец вида ужасного. От такого живым не останешься. Третий держал копье с наконечником в виде полумесяца золотого, а четвертый всадник имел на конце копья острие трехгранное. Акромя того у всех кинжалы и мечи кривые на поясе висели. Шлемы на головах у них диковинные были, в виде птиц и зверей ужасных. Иван таких еще не видывал.

Поднял тут один из всадников забрало, и увидел Громобой бесстрашный два хищных желтых глаза. Другой рыцарь в доспехах тяжелых снял шелом, и увидел Иван, что нет у него человеческой головы, а вместо нее торчит голова сокола. Засветились на той голове глаза, как у первого рыцаря, светом желтым. Третий снял шелом. – обнажил голову змеиную с языком раздвоенным. А четвертый открыл Ивану морду ящерицы хищной с глазами узкими.

Увидав все это, Иван аж перекрестился. Что за нелюдей прислал к нему Бог Черный, что за душегубов. Меж тем, услыхал Иван голос низкий, словно шепот змеиный:

– Ты откуда здесь, человечина, на дороге дорог? Или смерти жаждешь отведать жестокой.

– Поджидаю Вас, гости дорогие, – отвечает им Иван Громобой, – Что-то задержались вы в пути-дороге. Видно из далека прискакали, юродивые.

Услыхал в ответ Иван все тот же шепот змеиный:

– Не тебя мы ищем, человечина. Отойди с дороги, пока жив еще.

– Рад бы пропустить Вас, гости дорогие, да не велено. Видать, судьба ваша здесь костьми лечь. Не будет тебе пути дальше, нечисть поганая!

Засветились еще ярче во тьме глаза желтые звероголовых.

– Так вот зачем ты здесь, человечина! Ты знаешь… Значит ты умрешь!

Отделился от звероголовых крайний рыцарь с головою ящерицы, надел шелом с гребнем острым по верху, и поскакал к Ивану. Пересек ручей тот рыцарь, доспехами лязгая, и поднялся на другой берег, где Иван его поджидал. Остановился звероголовый, и копье с наконечником трехгранным опустил, в грудь Ивану наметившись. Зашипел, заурчал, слова зловонные изрыгая:

– Готовься к смерти жестокой, человечина! Слаб твой бог!

– Погоди хвалиться, ящерка. Одолей сначала меня слабого.

– Запомни, ты умрешь, человечина, от копья царя всех ящериц Дирга!

Задрожала земля под копытами лошади, что несла на себе звероящера в доспехи закованного. Показалось Ивану в то мгновение, что сотня добрая ящериц огромных чешуйчатых на него скачет, копья в грудь ему наставив. Изготовил он щит свой добрый, да меч искусный. Засветился вдруг меч во тьме, словно раскален был. Подивился Иван тому, но тепла от меча не почуял, только силы в нем поприбавилось. Будто не один он был здесь богатырь, а четверо их стояло у мосточка того к битве изготовясь. Тут ударил его ящер со всего маху копьем прямо в щит. Затрещал щит иванов от удара такого, но выдержал. А Громобой в ответ рубанул мечом и рассек копье длинное пополам. Не успел ящер меч свой выхватить, а Иван уж достал его своим клинком светящимся. Рассек меч искусный доспех тяжелый кованый, полилась на землю кровь оттуда потоками, и рухнул с коня воин нечестивый. Засветился на мгновение ящер мертвый, словно огнем охваченный, и, взаправду, вспыхнул факелом. Глядит Иван, а вокруг огня сотни ящериц мелких собрались. Как погас огонь бесовский, и они пропали. Конь же ящера в болота ускакал.

Вдруг видит Иван следующий рыцарь к нему скачет. То был царь змей ядовитых Ярг, в доспехах кованых со щитом и копьем длинным, наконечник которого видом своим на клинок походил. Чудится Ивану будто сотня змей шипящих на него ползет, пасти разинув. Пришпорил он тогда своего черногривого и поскакал на встречу царю змеиному. Сшиблись они со звоном доспехов. И выбил царь змеиный Ярг копьем длинным щит у Ивана из рук, в щепки разнес его. Но витязь жив остался, укрыл его щит, отвел в сторону удар смертельный. Выбросил Иван обломки щита на землю и за меч схватился крепче. Ударил со всей мочи он царя змеева по шелому, – рассыпался шелом на куски, обнажив голову мерзкую с жалом ядовитым. Глазки узкие желтым огнем ненависти светятся. Шипит змей, извивается его тело скользкое в доспехи закованное. Отбросил Ярг копье ненужное и выхватил свой меч кривой, словно гадюку окаменелую, замахнулся им на Ивана. Но Громобой проворным бойцом был, успел меч искусный подставить. Скрестилось их оружье, – только искры полетели. Изловчился Иван и поразил Ярга в плечо, отшиб ему шип острый. Разъярился Ярг, ударил Ивана в бок мечом ядовитым, но отскочил меч от доспехов белозерских. Тогда Ярг схватил меч свой двумя лапами когтистыми, поднял над головой, и снова обрушил на Ивана со всей силой. Громобой, не будь дурак, поперек того удара свое оружье искусное подставил, и раскололся на части меч царя змеева, рассыпался по земле. Видит вдруг Иван, что вырос Ярг над ним, словно из доспехов выползла змея длины немереной, и голова плоская и с глазками узкими злобным к нему метнулась, пасть раскрыв с жалом ядосочащимся. Размахнулся тут Громобой и ударил влет мечом богатырским, – отсек голову царю змееву. Покатилась она на землю и распалась на тысячу мелких змеюк, расползлись что по всем сторонам сразу. Конь его тут же издох, отскочив едва к ручью, змеями ужаленный.

Не успел Иван от сечи отойти с царем змей и собраться с силами, а уж скачет к нему третий рыцарь звероголовый. Видит Иван, что нет шлема на нем, а торчит из доспехов голова соколиная с клювом кривым хищным. За бронью крылья расправленные по ветру колышутся. Налетел царь соколиный по прозвищу Зорк на Ивана и пробил копьем своим-полумесяцем доспех на плече у витязя. Боль дикая пронзила тело русича, полилась кровь густая из раны. Но размахнулся Громобой и одним ударом меча богатырского лишил крыла царя птичьего. Завизжал тот, заголосил, выхватил меч, короткий словно нож, с двумя клинками зазубренными и всадил его Ивану в бок. Сквозь доспехи прошел меч царя соколиного и достиг тела иванова. Покачнулся Громобой от удара того, завалился на другой бок. Но когда потянула его сила смертная к земле близкой, извернулся богатырь и мечом своим срубил голову царю соколиному Зорку. Рухнул Зорк обезглавленный с коня, в тысячу птиц хищных обратился. Разлетелись они тотчас по небесам темным. Апосля уж Иван упал с коня верного на земь с клинком в боку.

Лилась кровь из раны его не переставая, взгляд туманился. Но был он еще жив, когда подъехал к нему медленно четвертый всадник в доспехах тяжелых. Смертным холодом от него повеяло на Ивана. Увидал он, что нет у рыцаря того, головы вовсе и понял, что был то первый слуга самого царя Тьмы, Бога Черного. Занес рыцарь лапами когтистыми трезубец свой дьявольский над Иваном и вонзил ему в грудь, к земле пригвоздив. Но вскочил Иван вдруг с земли, полумертвый уже, и последним ударом меча своего с диким криком рассек рыцаря безголового пополам, покончив со слугами тьмы. Покачнулся затем витязь, храбрейший из русичей, и упал на землю холодную, дух испустив.

Застонали небеса черные над полем битвы ужасной, заметались по небу вороны, затрещали деревья окрестные, засвистели ветры дикие, завыли волки голодные, заскулили шакалы трусливые. И за многие дни полета птичьего от того места проклятого был слышен вой. Услыхал его Ставр на берегу каменном Моря Туманов и понял, что исполнил Иван службу свою. Почуял его во сне темном Великий князь русичей Вячеслав и сведал про то же. Услыхал его и Бог Черный. Понял он, что не смогли остановить Арсена слуги его дикие, и возжелал с той поры смерти его еще больше.

Глава 10. Гора Оршана

Выбравшись из подземного Туманного города, населенного великанам, что людей ели, Арсен и Ксения устремились на север, сквозь предгорья и поля каменистые. Днем миновали они речку быструю и пошли дальше, потому как время было на стороне врагов. Шли они так день, ночь и еще день, и лишь только к вечеру дня следующего, обессиленные и голодные, решили отдых дать телам своим усталым у небольшого лесочка. Арсен развел огонь и поджарил пойманную во время переправы рыбу. Утомилась очень Ксения, но виду не подавала, все-таки княжеская дочь. Как насытились, уснули путники у костра догорающего.

И приснился в ту ночь сон непонятный Арсену, будто он, облачившись в долгие одежды, на празднике веселом находится. Только не может никак узнать сарацин, кто хозяева дома. А люди вокруг смуглы, черноволосы, все стройны и ростом их Аллах не обидел. В белые и длинные накидки облачены. Угощают сарацина хозяева вином, мясом жареным и плодами сладостными, на боках которых словно солнце жаркое играет, так они спелы. Тронь, – и брызнут соком. Женщины среди гостей красы великой есть, а одежда лишь скрывает стан. Дом же, где пируют все, высок, просторен, белые колонны у ворот, в коих стража с краткими мечами, в шеломах блестящих и броне. Из ворот море виднеется обширное, теплое на вид, как молоко парное. У причала корабли стоят со спущенными парусами, стройные и легкие на веслах. Помногу воинов нести они смогут, если вдруг нужда заставит. Дивится Арсен красоте всего и богатству, но узнать не может, чья же это земля. Истомился он неведением и спросить уже соседа захотел, который ему вина младого много подливает в кубок золоченный, у кого в гостях он находился, как присох к зубам его язык. Видит вдруг Арсен, что в зал вошел воитель мощнотелый, черная накидка скрывала его плечи. Но, как только обернулся воин, сразу понял Арсен кто пред ним и за меч схватиться захотел, но не обнаружил он меча своего сарацинского. А хозяин дома и богатств огромных засмеялся громким смехом дьявольским так, что с вином кувшины расколол на столе. То был сам Оршан – царь великанов.

– Здравствуй, Арсен, – сказал он и оскалил зубы, – дивишься, что на пир к владыке великанов пригласил я врага смертного? Знай тогда, воин, все то, что видишь, – это тризна, на твоей могиле свежей!

После слов таких все гости разом, обратились в чудищ вдруг поганых, с головами змей или свиней, и к Арсену когти потянули, лязгая клыками и урча. Тут Арсен пробудился ото сна. Огляделся вокруг, но все на вид было спокойно. Придвинулся он тогда поближе к углям, едва тлеющим, положил на колени сарацинский меч, и до рассвета глаз больше не сомкнул, охраняя покой спящей сном безмятежным Ксении.

На утро дня следующего остались позади поля каменные и лесочек, возле которого путники ночь провели. Миновав овраг глубокий и поле, колючками заросшее, что за ним простиралось на полдня пути, вышли они к лесу дремучему. Лес тот тянулся перед ними в оба края, на сколько глаз хватало, и не было другого пути, кроме как преодолеть его, пройдя насквозь. Осмотрел Арсен лес темный еще раз, вынул меч сарацинский и пошел вперед, а Ксения за ним следом, по тропке проторенной. Едва вступили они в чащу самую, – послышался им шепот в верхушках деревьев, на шелест ветра похожий. Только был это не шепот, а разговор деревьев кряжистых. И слова их вдруг понятны стали Арсену и Ксении. Говорили деревья меж собою о том, что уже почти пять сотен лет никто из рода человеческого не ходил по тропам сквозь лес безумных глаз. Не нашлось ни одного смельчака на такой путь после того, как Оршан наложил на лес этот свое проклятие. Не звучат в нем больше голоса людские. Странным показался тот разговор путникам, да только они уж не знали чего и ждать от лесов в этой земле заколдованной, но шли вперед, сквозь подлесок густой продираясь.

Еще вчера заметил Арсен, что чудо непонятное стало твориться с амулетом из альмадина, который получили они в подземельях Туманного города. Едва только вышли они на поверхность, стал менять свой цвет камень. И спустя два дня горел он уже не голубым светом подземелий, а красным и продолжал разгораться все ярче, впитывал свет солнечный, словно истосковавшись по нему. Понял Арсен, что и был тот цвет родным для камня. Теперь на груди сарацина горело два огонька, два оберега, словно путеводные звезды во тьме мрака лесного. И каждый из них был для пути особенного предназначен. Альмадин вел их дорогой к Оршану, а подарок Ставра седовласого должен был путь показать к Небесному Городу, после того как победят они великана сильного. Только как выполнить дело это Арсен еще и сам не знал, и Ксения не ведала, но пути обратного им уже не было.

Шли они так сквозь лес день целый, и вышли к сумеркам на поляну малую, вкруг которой росли сосны кряжистые. А потом опустилась ночь на лес густой, и пропало все во тьме. Не стали они огня разжигать, чтоб не привлечь хищников здешних, коих пока им не встретилось на пути. Решили путники ждать рассвета на поляне, понадеявшись на обереги, что должны были сохранить их от напастей. Но едва минула полночь, вдруг изменилось все вокруг. Показались огни мерцающие меж деревьев и тени светящиеся невесомые. Стали они бродить повсюду вокруг поляны и шептать что-то на языке неведомом. Пригляделась Ксения к огням тем и поняла, что светятся во тьме глаза и тени усопших, что чрез лес этот когда-то шли, да сгинули здесь все от напасти неведомой. Стала Ксения молиться истово Богу Единому, и Арсен не раз Аллаха вспоминал за ночь ту. Просидел они так до рассвета самого, прижавшись друг к другу, но видно спасли их молитвы и обереги, – никто из теней усопших не потревожил их на поляне. Живыми они рассвет встретили и дальше в путь отправились.

Весь день следующий брели они сквозь лес темный, а когда смеркаться опять стало, выбрались из него на место открытое. Окончился лес, где привиделись им глаза безумные. А как ступили они на траву из леса дикого, – прогремел раскат грома в небе, облаками затянутом серыми. Словно гневался кто на них. Почудилось путникам, будто сбираются вокруг них силы темные, что ищет кто-то путников в этой земле проклятой и смерти предать жаждет. Арсен же почувствовал в то мгновение что призывает его к себе отец, властелин всех мавров африканских Кабашон.

Но путь звал их сильнее, и дальше идти было надобно. За лесом глаз безумных поле начиналось с травою в рост человеческий, а за ним сразу овраги глубокие. А еще дальше виднелось болото обширное без конца и края. Ночь следующую просидели они в овраге большом у костра. Еды у них не было вовсе, потому сидели путники молча, на огонь и угли тлеющие глядя. Грезил Арсен о бое предстоящем с царем великанов, а Ксения думала о нем думу странную. Не чуралась уже дочь княжеская спутника своего, как раньше. Сидела, прильнув к плечу его сильному. За время, в пути проведенное, изменились чувства ее. Не раз выручал Арсен ее от напастей и жизнь спасал. Все жила надежда в сердце Ксении, что вернется она на родную сторонушку, но томилось сердечко уже и от чувства другого, в коем боялась себе признаться дочь княжеская. Грех виделся ей великий в том, ибо привязалась она к сарацину храброму, который был врагом заклятым русичей. Терзалась Ксения в думах своих сильно, но ответа скорого не ведала. Так и заснула сном тревожным на плече у Арсена. Но даже во сне, казалось ей, будто кто-то невидимый смотрит на них с небес.

На утро отправились они через овраги к болоту на прямик. Миновали мосток через ручей с водой черной и по тропинке утуреной, что вела от того мостка, пошли сквозь болото обширное. Повела тропка путников меж топей, с обеих сторон раскинувшихся. Шли они так полдня, путь держа на гору высокую замшелую, что далеко за болотами видна была. А за ней, еще дальше, подымалась цепь гор заснеженных. Но не край-то был Снежных гор, а их сердце самое. Где-то там обитал хозяин великанов злой Оршан и стоял, в высоте облаков затерянный, Небесный Город Богов.

Как вошли они в середину болот топких и смрадных, начал от трясины туман подниматься, клубами сизыми. Скоро он укрыл всю тропу и окрестности, ничего не видно на пять шагов вокруг стало. Догадались путники. Что ждет их испытанье новое, смертное. Выхватил меч сарацин, стал по сторонам озираться в поисках чудища опасного. Вдруг из самой глубины зловонья окрестного началось какое-то движенье. Пузыри огромные, смрадом полные, вырывались из глубин топей на поверхность со свистом. Забурлило болото, пришли в движение грязи жидкие и, хлюпая, поднялось чудище над путниками. Голова совы, а тело змея, грязь по крыльям медленно стекает, чешуя вся струпьями покрыта, черви в ней плодятся не таясь. То был Василиск, убийца взглядом.

В тишине наступившей медленно поднялся Василиск над Арсеном и очи растворил, взглянув на сарацина. И в тот же миг Арсен, уже в руках державший меч для битвы смертной, вдруг оцепенел. Как будто холод охватил воителя мгновенно, мир подлунный вдруг пропал из глаз его. Ни болот туманных, ни тропинки. Заслонили все перед Арсеном, желтые огромные глаза. И тихонько, словно шепот детский, он услышал:

– Не гневись, Арсен, ты воин крепкий. Но меня тебе не победить. Дальше нет пути тебе отсюда. Путь окончен, ляг и отдохни. То, чего искал в дороге дальней, скоро ты найдешь на дне трясины. В смертном сне исчезнут все заботы, – только в царстве мертвых забытье. Лишь глаза закрой и все исчезнет.

Опустил свой меч Арсен и внемлет, силы истекают из него. Закрыл глаза свои воин храбрый. Ксения же в то время за спиной его молитву творила. Пожелала она всю душой, чтобы очнулся он от обмороченья чарами Василиска страшного. А тот все ближе хищный клюв свой опускает. Вот уж глаза его вровень с тропинкой стали. Струится по топи болотной тело змеево. Еще пуще молиться стала за него Ксения и сильна та помощь оказалась. Открыл глаза Арсен, видит, – чудище уже в двух шагах от него. Вскинул свой меч острый тогда сарацин и ударил им со всей силы по глазам желтым дьявольским, что светились сквозь туман зловеще. Крик жуткий разлетелся над болотами топкими, – то лишился Василиск своего оружия. Отпрянуло назад тело скользкое и в пучине спряталось на веки вечные. В тот же час туман развеял ветер, и, увидев твердые брега впереди себя не так далече, устремились вперед Арсен храбрый и Ксения, что жизнь ему спасла.

Скоро вышли они из болота и оказались на земле твердой каменистой. Впереди опять предгорья начинались. Посмотрел Арсен на амулет из альмадина, от которого защиты ждал, и удивился сильно, – тот едва светился сейчас. Значит, не для битвы с Василиском он был дан им. Спасли их силы свои, да подарки Ставра седовласого. Амулет же только для Оршана и истуканов его каменных был предназначен.

Росло на земле той несколько яблонь диких. Под ними путники решили передохнуть время малое. Дальше путь все вверх начинался, а сил у них уж поубавилось. Сорвали они по яблоку и съели их с наслаждением. Посмотрел Арсен на горы дальние снежные, а потом случайно с глазами девицы встретился, и не смог себя сдержать более. Обхватил он стан ее гибкий и прильнул к устам сахарным в поцелуе долгом. Не противилась тому Ксения, и ее сердце тянулось давно уж к Арсену храброму. Ответила девица младая сарацину горячим поцелуем, и забыли они на время, куда шли.

В тот же час в своей глубокой пещере хозяин великанов Оршан, огонь разведши под огромным чаном со смолой, смотрели не отрываясь на поверхность, пузырями покрытую. Почуял он утром приближение опасности неведомой. Захотел узнать, что в землях окрестных происходит. Ибо чан волшебный сей, все видел и показывал ему если человек, иль зверь, иль птица какая, близко к границам владений запретных приближалась. Беспокоен был Оршан с утра раннего, хоть и стояли по окраинам владений его истуканы каменные, а «Глаз Черный» через них видел окрест на много дней пути, насылая на все живое сон смертный.

Показала гладь смолы Оршану сначала воина неизвестного, что по реке бурливой плыл вдоль побережья Моря Туманов в сторону болот, где обитал Василиск. Увидел Оршан стоянку глоргов, что посмели напасть на воина того на лодье своей, и почти все мертвыми стали от меча его искусного. Проплыл он на плоту своем сквозь озеро рыб зубастых и живьем добрался до черного ручья, откуда прямой путь к горе Оршана открывался. И только Василиск жил на том пути. Но не пошел по тропе воин, а остался у мостка. Где в полночь встал без страха на пути слуг Бога Черного и убил их всех, но и сам мертв лежал теперь.

Охладился тогда пыл Оршана злого, но захотел он взглянуть на земли дальние, как живет там нечисть и радуется. Показал ему чан чудище Харду мертвую, чьим телом питалась теперь морская змея Лу, и много глоргов убитых на Острове Обезьян. Показал ему чан лес глаз безумных, им самим заколдованный, сквозь который след человеческий тянулся насквозь. Показал ему чан Василиска мертвого, что без глаз своих лежал на дне топей болотных, и глодали его тело черви. Но никого не показала смола всезнающая на пути к логову его в горах. Молчали истуканы каменные.

Призадумался Оршан в пещере замшелой, стал ломать свою голову трехглазую, опять его терзать начала злоба лютая. Кто же умертвил Харду, которой и сам Оршан боялся, кто Василиска бессмертного доселе, глаз лишил и чар его смертельных? Знал Оршан, что хозяин его, Бог Черный, хотел разрушить Небесный Город до основания. Силы копил до времени, а Оршан помогал ему в том. Скоро уж великаны должны были собраться у него в логове, все змеи и ящеры со Снежных гор и земель дальних слететься на гору высокую. Все волки, шакалы и стервятники сбирались в стаи по всей земле и в пределах гор Снежных и ожидали зова Оршана, чтобы двинутся на Небесный Город. Скоро должны были лишиться боги старшие своей власти над миром подлунным и всеми другими богами, что не желали власть их верховную признавать. Скоро хаос ждал землю, а свобода, – всю нечисть, что жила, не ведая законов добра. Радость сильная охватывала злое сердце Оршана при думе об этом. Но точил его червь подозренья. Воззвал он в бессилии к хозяину своему Черному и ответ получил. Понял великан, что в самом сердце уже его владений снежных воин, что грозит ему мечом и жаждет смерти лютой для Оршана.

Вышел тогда Оршан грозный из пещеры сумрачной на волю. Остановился на мгновенье, и вдруг, вспыхнул факелом гигантским над горами. Окуталось клубами дыма его огромное волосатое тело, закрыв совсем гору черными облаками, и возник из дыма того змей огромный. То был змей, – глава всем змеям лютым. Чудище, поганее не знали. Чешуя черная мерцала зловещим светом, а глаза, как уголья горели. Ощетинив пасть, сие исчадье, когтями кроша валун гранитный, плюнулось огнем в горы окрестные, словно позабавиться хотело. И в мгновенье ока в горах тех растаяли шапки ледяные, что не тронуты были сотни лет ни солнцем ни дождями злыми. Лишь трава задымилась на склонах, полетели вниз раскаленные камни, да ручьи потекли горячие.

– Что ж, готовься, воин, – изрыгнул тот змей, – я люблю отведать человечины.

И, расправив за своим хребтом крылья могучие перепончатые, поднялся змей в небо, устремившись в ту сторону, где почуял угрозу.

Уже два дня позади было, как вошли в цепь горную Арсен и Ксения его любимая. Презирая усталость, подымались они по тропинке, что, в снегах петляя, пропадала. Одежда, Ставром подаренная, волшебною оказалась. Ева вошли путники в пределы горные, как само собою все на них новым сделалось, и хранило от холода не хуже шкур и мехов. Кроме одежды, появился у Арсена за плечами колчан со стрелами и лук мощный. Видно боги им благоволили. На пути пока никого они не встретили, но чуял Арсен, что скоро битва. Хоть и не дошли еще до горы самой высокой, где логово Оршана таилось, видна была она уже в долине соседней, до которой дня три пути оставалось. Видом своим вселять ужас в сердца в путников была та гора предназначена. Нависала скала массивная над тропой так, будто медведь разъяренный на человека бросался, а вход в нее вид имел рта клыками полного.

Горы, между тем, хранили тайну свою. В молчании величавом снежные хребты их подымались, на сколько глаз хватало, в поднебесье и пропадали там среди туч. Бродившие по воле ветра тучи здешние, несли в себе снег холодный и град величиною с голову теленка. Там, где просыпались они, от леса оставалось только чистое поле. Но, ветер зря здесь тучи не тревожил. Он дремал, до поры, на пиках отдыхая. По хребтам разлегшись, копил силы, для полетов в дальние земли, где обитало людское племя. Ждал ветер, покуда силы в нем станет настолько, чтобы ураганом казаться. Вот тогда, все круша и ломая, вырывая деревья с корнем, избы и дворцы сдувая вовсе, он вырвется на просторы полей и пойдет гулять и веселиться, землю выстудив, лишив людей надежды последней.

Последние дни разгорался амулет из альмадина на груди Арсена все ярче. И казалось сарацину будто кто-то хотел показать ему жизнь прошлую этих гор. Чуял Арсен злобу от земли и камней здешних исходившую. Но чуял он и то, что когда-то все здесь было по-другому. Росшие у тропы деревья, сколь корявы не казались, все ж виделись Арсену когда-то стройными, к солнцу тянувшимися. Чудилось ему, что раньше трава здесь зеленой была, нынче жухла она и гнила. Показалось вдруг Арсену будто, птицы певчие здесь водились во времена давние, наполняя горные чертоги пением своим сладкоголосым. Со скал стекали ручьи веселые, а земля тут радовалась солнцу, до тех пор, пока не пришли времена черные.

Думал так Арсен, взбираясь в горы, по тропе, лавинами избитой. Ксения ступала за ним след в след. И услышали вдруг они вой ветра страшный в небесах. Летел из-за гор на них змей черный с глазами, как уголья горящими, распластав крылья над хребтами снежными. Выхватил Арсен меч свой, к битве изготовился. Засверкали на груди его обереги, словно звезды на небе ночном. Засветился аметист и на Ксении. Полыхнуло тут в небе зарево, – то плюнул змей на них огнем жарким, закрыв свет белый крыльями своими перепончатыми. И сгорели бы они заживо, но вдруг, вспыхнул шар из альмадина и раскрылся над ними купол огненный. Ударила в змея молния ветвистая белая. Растеклось по куполу пламя змеево и на гору ушло, снег растопив. В миг земля дымящаяся под ногами оказалась у Арсена и Ксении, но сами они живы были. После того погас шар из альмадина и превратился в камень холодный. Снял его с себя Арсен, в пропасть бросил глубокую, вспомнив о наказе Духа Великих. Теперь только своя сила у него оставалась, потому как подарок Ставра лишь уводил от опасности. Огляделся сарацин по сторонам, но Змей страшный исчез куда-то.

Скоро дым и пар унесло ветром налетевшим. Услыхали путники тогда, как горы застонали, задрожали все до основанья. Словно бы из далека-далёка шел сюда огромный великан. И подняв глаза, увидали они за хребтом скалистым высоченным, льдом и снегом полностью покрытым, великана необъятной мощи, что плечами в небо упирался. Правая рука его топор сжимала, столь огромный, что мостом через реку он служить бы мог обычным людям. Левой за вершины гор держался, изверг, через пропасти ступая. Тело, все покрытое бронею, с чешуею схожею по виду, голова венчала огромная, и светились в ней лютой злобою два глаза. А на месте третьего сочилась рана кровавая.

Перейдя хребет последний, отделявший долину, где Арсен бесстрашный ждал его с мечом на изготовку, великан остановил движенье. Он стоял, теряясь в снежной выси, и взирал со смехом на Арсена, словно на букашку недостойную, что посмела поперек ступить.

– Что ж, Арсен, окончен путь твой вовсе. Сдохни человек, уйди под землю! – загремел Оршан, топор вздымая в небо высоко, сшибая звезды. И когда занес его до меры, вниз обрушил, смерть, неся Арсену.

Но не дали боги смерть Арсену. Мимо просвистел топор Оршана, разрубив хребет до основанья. Родилась еще одна долина. Сарацин же невредим остался.

– Мал ты человек, букашки меньше! – Заревел Оршан и снова прянул, топором наметясь на Арсена.

В этот раз срубил он две вершины, меж которых воин оставался. Ксения в расщелине укрылась и молилась тихо, еле слышно.

– Ты, я вижу, так меня боишься, – закричал Арсен сквозь грохот камней, что ко мне приблизиться не смеешь? Ты спустись ко мне сюда, пониже. Чтобы глаз твой выколоть вернее.

Великан окутался весь дымом и возник медведь-шатун оттуда. Был он втрое выше сарацина, но уже поменьше великана. Заревел шатун, клыки осклабил. И, нависши над Арсеном грозно, двинулся к нему навстречу по тропе, вздымая лапы. А на лапах тех сверкали когти, длинные, кривые, как кинжалы.

Отступил Арсен назад немного. Сдернул лук с плеча, стрелу приладил к тетиве. И послал ее медведю прямо в сердце. В цель стрела попала, но как будто сам Оршан ее и не заметил. Он бредет вперед, достать Арсена хочет. Выхватил тогда новую стрелу сарацин и отправил ее прямо в шею лютому медведю. Воткнулась она в шкуру твердую, пробила ее. Но силен Оршан, не зря великаном зовется. Скинул уже Арсен колчан перед собой на камни и стал посылать стрелу за стрелой в тушу огромную медвежью. Пронзил он лапу зверю дикому, две стрелы в бок вогнал и голову пробил. Но идет медведь, рычит и стонет, пасть оскалил, выставив клыки. И тогда Арсен, прицелясь метко, прямо в глотку новую стрелу вогнал, быстрее ветра. Захлебнулся кровью лютый зверь и, сорвавшись, в пропасть устремился. Но еще не долетело тело до камней острых на дне долины, а уже вздымался над Арсеном великан Оршан в родном обличье. Только бронь его была уже помята и на теле всем зияла раны. Лишился Оршан второго глаза, кровь лилась из него ручьем багровым. Но силен еще был в нем дух Бога Черного.

Поднял разъяренный Оршан для удара свой топор огромный и занес его над головою. Стоял Арсен под ним, не зная, что делать. Стрелы все он уж истратил, а мечом сарацинским не достать так высоко. Но вдруг, взглянул в колчан Арсен храбрый и увидел там последнюю стрелу. Мог поклясться сарацин, что мгновение назад ее там не было, но времени на раздумья долгие у него не осталось. Выхватил Арсен стрелу последнюю из колчана и приладил к луку. Показалось ему, что блеснул наконечник стрелы каленой, будто из камня драгоценного был сделан. А топор великана свистел, все приближаясь. Знал Арсен, что настали последние мгновения битвы. Если не поразит он Оршана, то примет смерть свою, а с ним и Ксения любимая погибнет. Прицелился сарацин в последний глаз Оршана, налитый злобой. Разросся тот глаз перед ним до невиданных размеров, полнеба заслонив. И спустил тетиву звенящую Арсен, отправив стрелу в полет смертоносный.

Раздался тут гром, небесный грохот. Содрогнулись горы вековые, раскололся небосвод темный. И сквозь щели все, из крыши мира подлунного, хлынул дождь сильнейший, заливая земли окрестные.

Глава 11. Разговор с богами

Не успел отгрохотать гром в небесах и дождь пролиться, как возникла перед путниками лестница широкая каменная, что вела наверх, и терялась в вершинах гор, облаками белыми укрытых. Подошел Арсен к девице, что молилась за него не переставая во время битвы с великаном, и руку к ней протянул.

– Повержен Оршан, Ксения. Нет больше преград на пути нашем к Небесному Городу. Пойдем же, Боги ждут нас.

Встала дщерь княжеская, слезы утерла, улыбнувшись. Подала руку свою Арсену и пошли они медленно, поднимаясь по ступеням лестницы столь широкой, что на ней две колесницы могли свободно разъехаться. Повсюду виднелась резьба искусная в виде птиц и зверей диковинных, – по бокам и на ступенях шершавых. Показалось Ксениии, что тысячи людей поднимались по этой лестнице раньше, так истерты были ступени подошвами. Но не было сейчас никого вокруг, кроме гор молчаливых.

Развиднелось скоро в небе над лестницей чудесной. Прекратился дождь, и предстала глазам путников земля обновленная. Далеко внизу покрылись горы зеленой травой и пестрыми цветами. Закружили над долинами птицы певчие, завели свои песни для слуха приятные. Поднимались так путники до тех пор, пока не исчезла земля в облаках, и не приблизились они к арке цвета алого. Сияла она светом внутренним так, что нельзя было отвести глаз зачарованных. Расходились вкруг нее лучи во все стороны, и казалось, будто солнце закатное над землей повисло. Следом за аркой и ступени свой цвет на алый меняли. Едва ступили под своды высокие Арсен храбрый и Ксения прекрасная, как стало чудиться им тяжесть великая в оберегах, Ставром подаренных. Росла та тяжесть с каждым шагов вверх по ступеням. Вспомнился им тогда наказ чародея, – «Как дойдете вы до Небесного Города, обереги ему верните, ибо камень сей в тех горах и рожден был». Остановились путники. Снял бережно Асен оберег светящийся с груди своей, попрощался с ним, поблагодарил за помощь в пути оказанную и на ступени алые положил. Ксения тоже ожерелье из аметиста сняла, произнесла над ними молитву краткую, и вниз опустила. Едва соприкоснулись камни со ступенями алыми, как растворились в них, словно воду ушли глубокую, а путникам облегчение случилось. Встали они с колен, и пошли далее.

Поднимались Арсен и Ксения так словно день целый, хотя не было здесь ни дня, ни ночи над облаками. Белый свет расплывался повсюду, не тревожа глаз особенно. Лишь лестница тянулась ленточкой яркой и широкой ввысь. Стало казаться скоро путникам, будто жизнь их прошлая появилась пред их взором внутренним по чьему то велению. Увидали они все, что сделали за годы недолгие доброго и худого, всех кому помогли и кого без помощи оставили, все явилось им в те мгновения без утайки. Чуяли Арсен и Ксения, что Богам все уже про них ведомо.

Прошло так еще полдня, и вдруг, глядят, – появились впереди ворота с блеском золотым и двумя башнями белокаменными по бокам. А на ступенях перед воротами скелеты из костей белых и черепа людей валялись во множестве. На останках людских украшения дорогие были надеты из каменьев разных да оружье богатое. Подносы искусные и чаши золотые повсюду ступени укрывали, а монет со всех концов света рассыпаны здесь были несчетные тысячи. Вспомнился путникам рассказ Ставра опять, про людей не очистившихся, что желали в Небесный Город попасть, с Богами побыть и узнать судьбу свою заранее. Велико было то желанье их, но не было у них при этом желания главного, – цвет души изменить своей. Золото для них оставалось мерилом вещей. Для таких людей Боги и поставили Золотые Ворота на лестнице в Небесный Город. Если не готов был человек, – воздух для него здесь становился ядом.

Но, едва приблизились Арсен с Ксений к Воротам Золотым, как обдало их жаром пронзительным, заблестели вокруг сокровища бесчисленные, горы каменьев драгоценных и золота. Не бывало богатства такого ни у одного султана или князя земного. Но не затем пришли сюда путники. Видно поняли Боги это скоро, потому что исчез мираж, и отворились для них ворота Золотые, блеск свой потеряв. Пропала лестница вдруг за их спинами, и оказались путники посреди площади бескрайней, что была устлана коврами пестрыми. Сидели на них люди разные и разговаривали не громко. Меж коврами повсюду ряды стояли, будто рынок это был с виду, только ничего здесь не продавали. Далеко, на другом конце площади увидели путники множество храмов красоты невиданной. Были там храмы, подобно тому, что видела Ксения в земле своей и на картинках, патриархом показанных. Разглядел Арсен глазами зоркими храмы своей жаркой земли и многих других. Были здесь храмы земель индусов и стран Китая далекого, людей с островов в океане затерянных, Африки и северных земель, где не греет солнце вовсе. Видно жили здесь Боги Старшие для всех народов, до самых краев земли разбредшихся.

Посмотрев по сторонам, пошли Арсен и Ксения меж рядов тех на другую сторону площади обширной, но остановил вдруг сарацина кто-то за рукав одеяния его. Повернулся Арсен и увидел пред собой человека в летах средних, одетого так, как одеваются обычно люди в далеком королевстве Альморавидов. Был на нем белый бурнус, поясом перехваченный из материи крепкой и красивой.

– Здравствуй Арсен, – обратился к нему человек, – Ты не узнал меня?

Вгляделся сарацин в смуглое лицо, иссушенное жаркими ветрами, но не узнал его.

– Я дядя твой, Ахмед.

Удивился Арсен храбрый.

– Прости меня, добрый человек, но не ведал я до сих пор, что есть у меня дядя на земле.

Усмехнулся горько старец и сказал:

– Да, Арсен, теперь у тебя нет дяди в мире подлунном.

И поведал затем Арсену такую историю:

– Много лет назад был я со своим братом по имени Кабашон в жарких песках полуострова Аравийского. Искали мы с ним сокровища царя Ара, что все время был в пути со своими кочевниками, и возил сокровищницу с собой. Вот однажды мы настигли войско Ара на берегу моря, где стояли они лагерем обширным. Мы дождались ночи и подкрались неслышно с войском сарацин верных. Окружили и перебили до рассвета еще всех слуг царя Ара. А его самого разрубил мечом на части брат мой Кабашон. Сокровищ у того царя был столько, что хватило бы нам на долгие годы, и нужно было почти пять сотен верблюдов, чтобы увести все это. На утро послал меня брат с малым числом воинов в ближайший город Кадию взять верблюдов. А когда я вернулся назад, то не обнаружил на том берегу никого, кроме его верных сарацин из рода Абенсеррахов с Рамом во главе. Я спросил про брата своего Кабашона, но они набросились на меня, и растерзали. С тех пор, Арсен, нет у тебя дяди. Но с убийцы достаточно содеянного. Я простил, умирая, брата своего и Аллах даровал мне жизнь вечную здесь. Потому ступай вперед, я рад, что мы свиделись. Ты красив и силен, я горжусь таким племянником, кто бы ни был его отец.

Удивился Арсен истории той, а еще более, что не поведал Ставр ему о брате отца. Но, видимо, не должен был знать сарацин этого до тех пор, пока не свершит путь свой до Небесного Города. И Ксению тронул рассказ этот, еще быстрее захотелось ей спасти душу отца Кабашона и жизни людей многих. А прежде всего своей матушки. Не ведала она, что с ней случилось с тех самых пор, как унес ее Арсен из терема резного горящего. Но, не ступили они и десяти шагов, как повстречалась им на дороге монахиня. Взяла она Ксению за руку и молвила:

– Ты не бойся, доченька. Жива твоя матушка. Пришел к нам Никанор-богатырь, прикрыл город щитом своим великим от огня змеев лютых и победил их. А добрые молодцы спасли матушку твою Настасью Фаддеевну от огня смертельного, лишь страху она натерпелась великого, и теперь за тебя молится.

Услыхав сие, успокоилась немного Ксения младая. Но спросила тогда:

– А как батюшка мой, жив ли он, после сечи буйной?

– Не окончена еще битва великая, Ксения, – отвечала ей монахиня, – А до каких пор будет длиться она, то тебе одной ведомо. Батюшка твой, князь наш великий, Вячеслав, ранен лежит, в беспамятстве иногда пропадает душа его. Но, жив он, хоть и хворает сильно. Все тебя ждет с вестями добрыми, надеется.

Сказал так монахиня, и отступила в сторону. Поблагодарила ее Ксения за известия, но глаза при этом опустила. Не знала она, как отцу сказать о том, что полюбила дочь его сарацина из стран жарких, откуда столько бед пришло русичам.

Посмотрели друг на друга путники и дальше двинулись меж ковров, с людьми сидящими и рядов с изделиями чудными. Только сейчас узрела Ксения, что лежат на рядах тех подарки всякие диковинные, но не простые то были изделия рук мастеров искусных. Было тут все, что хотели подарить люди друг другу за жизнь свою долгую, откладывая на день последний, да так и не успели. И лишь теперь, попав в Небесный Город получали многие свои подарки долгожданные. Порадовались и подивились тому Арсен и Ксения, ибо не успели они еще никому в жизни своей подарить что-нибудь. Арсен рос в битвах и набегах, пребывая в войнах постоянно и с коня не слезая. Не желал Кабашон, отец его, ничего дарить никому, а лишь только отнимал все у окрестных народов, предавая их огню и мечу. Потому и сына не учил подарки делать. Ксения же была дщерью княжеской, девицей вида прекрасного, а потому все больше ей приносили купцы, да витязи, подарки разные из стран заморских.

Миновали Арсен с Ксенией любимой площадь обширную и вступили на дорогу белокаменную, что вела между храмов величественных на возвышенность за городом. Показалось им, что раскинулся Небесный Город на семи горах высоких, и не имел он центра, кроме холма единственного, облаками окруженного. Но всем здесь хватало места и единоверцам и людям, чьих богов они не ведали. Идти по дороге белокаменной следовало, только сняв обувь свою, ибо не было на ней ни пылинки, а грязи дорога та не терпела. Место возвышенное, уединенным казалось, и со всех сторон укрывали его облака. Никого на нем не увидели снизу путники, но понятно им стало, что ждут их Боги именно там. Разувшись, вышли Арсен с Ксенией на последнюю дорогу в Небесном Городе и ступали по ней осторожно.

Здесь не было высеченных ступеней, но камни оказались ровными и теплыми, словно были нагреты неярким солнцем. Когда дошли они до храмов своих Богов, – помолились истово, а когда возникли по сторонам дороги храмы богов им неведомых, взирали они на то со спокойствием путников, знавших свой путь. Едва миновали божественные строения, где находились иноземцы с богами общаясь все дни, почуяли Арсен и Ксения, что оживает дорога под ними. При каждом шаге левой ногой становились камни все горячее, а когда правая ступня касалась дороги той, словно лед обжигал ее диким холодом. Но дошли они, боль превозмогая, до холма в облаках белоснежных терявшегося. Здесь и закончилась путь их. Оглянулся Арсен назад и ничего не увидел, – ни дороги, ни города. Сомкнулись облака стеной позади них.

Вдруг узрела Ксения, посерди холма сидящего ребенка с глазами светлыми. Кроме него не было здесь никого, но прозвучал вдруг голос, будто к ним обращенный:

– Зачем вы здесь, Арсен и Ксения?

Присели путники от усталости на край холма травянистого, ибо ноги их горели от пути пройденного.

– Мы хотим говорить с Богами, – ответил Арсен твердо.

Тишина повисла в облаках. И вскоре снова прозвучал неведомый голос:

– О чем хотите Вы говорить?

Теперь Ксения молвила тихо:

– Не о себе мы пришли просить, Господи. Мы здесь, чтобы свершить судьбу предначертанную, и спасти людей многих от смерти лютой.

– Мы сами хотим знать, – зачем мы здесь? – сказал Арсен дерзко, взирая на ребенка беспокойным взглядом, – Ведь это Вы привели нас сюда своей волей.

Увидали путники после слов таких на месте ребенка старца седовласого. Покачал головой старец.

– Видно не все ты понял, Арсен. У тебя был свой путь, и ты прошел его. Мы лишь ждали тебя. Так зачем же ты здесь?

Арсен захотел встать, но едва удержался от этого. В последнее мгновение пропала вдруг куда-то сила и дерзость в голосе. Волнение, не свойственное душе сарацина, овладело им. Он отвернулся, затем снова посмотрел в глаза старцу и увидел там отражение мира. Никогда еще в своей жизни Арсен не чувствовал такого. Никто не может передать словами, как смотрит на тебя весь мир из одних глаз.

– Я пришел, для того чтобы спасти отца… и увидеть свою мать.

– Душой твоего отца завладел тьма. Он был проклят и проклял нас. Он поклялся уничтожить Небесный Город.

Арсен снова поднял голову и возразил:

– Вы разлучили его с любимой, и тогда он пустил в сердце тьму.

– Он впустил ее, когда решил изменить то, что было ему предначертано. Боги тоже имеют свои судьбы, Арсен, а он был сыном богов и не мог любить земную женщину.

Сарацин замолчал. Но, что-то бурлило в нем и требовало выхода. Что-то бессловесное, тихое и светлое, но очень сильное своей немотой. В это мгновение вдруг заговорила Ксения:

– Господи, прости меня, несмышленую. Но почему земная женщина не достойна счастья? Почему ты запрещаешь ей любить…

– Никто не запретит ей любить. Но, между человеком и Богом должно быть небо. Любовь между ними рождается не на земле. Она даруется им. Кабашон не дождался и украл свою любовь из другой судьбы. Тем он лишил ее неведомого ему человека.

Арсен вскинул голову:

– Но разве можно, Господи, сопротивляться любви? Разве в любви думаешь прежде о других?

– Боги должны любить Богов, Арсен. Союз с людьми может быть только духовным. Отступник Кабашон презрел это и потому стал тьмой. Потому вокруг него начали умирать те, кто еще не изведал любви.

Арсен тихо проговорил, не поднимая головы:

– А что стало с матерью моей?

– Она должна была получить судьбу прежнюю и любовь к предназначенному человеку, но твое рождение изменило все. Ты не Бог, Арсен, но и не просто человек. Твое будущее из-за отступника отца было окутано тьмой и неведомо. Но, благодаря матери, что осталась в Небесном Городе и молилась за тебя, – твоя душа все это время сопротивлялась тьме исходящей от Кабашона. До тех пор, пока ты не повстречал Ксению, ты был человеком без будущего. А теперь ты снова получишь его, ибо у тебя, Арсен, появилось предназначение. Твоя мать здесь. Скоро ты увидишь ее.

– Что с нами будет дальше, поведай. – взмолилась Ксения.

– Твоя судьба не простой путь, Ксения. Словно река полноводная имеет она одно русло и сотни притоков. Но когда река добегает до моря широкого, разливается она на много других рек.

Молчала Ксения и слушала внимательно.

– Ты дашь начало новому народу. Смешается ваша кровь с Арсеном и разольется в потомках. Разбредутся они каждый в свою далекую землю, но везде будут жить вместе твоя душа и душа Арсена. Потому что с этого мгновения они соединятся в одну. И всегда будет жить в душе той загадка для народов других.

Поглядела Ксения на своего избранника, обрадовавшись. Но вдруг вспомнила о том, что не стихает битва кровавая под стенами Солнцеграда далекого, и спросила с надеждою:

– А что с родителями будет, скажи, Господи? И что станет с народами нашими враждующими?

– Примирятся народы ваши в скорости через вас. Прекратится война кровавая. Ведь не по своей воле кровь льют народы на поле том. Это Черный отступник бьется за души слабые и заблудшие. С каждой душой, утонувшей во тьме, истекает частица вселенской крови из меня. Знайте, не победить ему в этой битве. Скоро свет рассеет мглу в душах. А вестниками света того я выбрал вас. Вам суждено остановить войну безумную. Отца же твоего Арсен я простил, но ждет его смерть жестокая от Черного владыки, если не поспешите. Примирить врагов, очистив сердца их своим светом и любовью, предназначено вам. Только так спасете всех, кого любите.

Смолк тут голос божественный. Вдруг, замерцало над холмом сияние, и возникла перед Арсеном невысокая женщина с волосами русыми и лицом просветленным. Была она в летах средних, но краса ее не увяла, а скорее даже наполнилась новой силой. Взглянула женщина на Арсена глазами бирюзовыми и, заплакав, руки к нему протянула. Узнал тогда сарацин сердцем в той женщине свою мать, с которой был разлучен с детства, хотя и не походила она видом на восточных женщин. Бросился к ней и к груди прижал.

Так стояли они обнявшись, и слезы радости катились у них из глаз. А на другом конце холма вновь появился ребенок с глазами светлыми и взирал на них издалека, молча улыбаясь.

Глава 12. Путь домой

Настало на земле утро раннее. Позлатило солнце кромки облаков над холмом главным Небесного Города и расступились они путь вниз открыв. Выехали тогда оттуда три всадника на лошадях сильных и направились вниз по склону травянистому. Был то Арсен с матерью своей вновь обретенной и Ксенией любимой. Едва начали они спускаться с холма, как сомкнулись облака за ними белой стеной. Впереди пред ними лежала трава зеленая, что чуть ниже превращалась в небо синее, простиравшееся во все стороны света над горами заснеженными и казалось дорогой в даль. И едва ступили их кони на синь бескрайнюю, как оказались в небе и понесли своих седоков прямо меж облаков путем неизведанным.

Летели они над горами высокими, где раньше лежали снега вечные и жил злой великан Оршан. Привиделись им картины разные. Узрели они, что теперь в горах тех растаял снег глубокий, холмы покрылись зеленью сочной и цветами пестрыми. Со всех концов света потянулись сюда птицы и звери, раньше здесь обитавшие, да покинувшие свои дома из-за тьмы распространившейся. Не было здесь больше власти Черного Бога, не было и власти злого Оршана. Возвратились души великие в тела великанов, сделав их снова добрыми. Снова стали они друзьями людей.

Оставили внизу под собой всадники болта зловонные, обиталище гневноглазого Василиска, что сгубил не одну сотню душ человеческих своим взглядом дьявольским. После смерти своего хозяина, стали сохнуть болота обширные и только в одном месте, у мосточка через ручей с водой черной, еще топи простирались. Выросла на том месте береза высоченная, раскинув свои ветви с листочками зелеными во все стороны, но клонилась она станом лишь в сторону единую – к Руси далекой.

Скоро подлетели три всадника на лошадях из Небесного Города к побережью Моря Туманов. Увидел Арсен с коня в небе плывшего, что вышли на берег каменистый из подземелий многочисленных глубоких люди пещерные племени Хранителей Шара Великих. Едва убил Арсен злого великана Оршана, уничтожив опасность для Небесного Города, как возвратились души великие в тела великанов Туманного Города, и перестал сиять под землей Шар Великих голубым светом. Не было больше в нем надобности. Перестало висеть проклятие над племенем Хранителей, и вернулся к ним облик прежний – исчезли уши ослов и руки обезьян. Стали они снова людьми по виду своему. А когда пролетали над берегом всадники, Хранители помахали им руками на прощание и были то уже руки человеческие. Тут же, рядом с ними, стояли на берегу каменистом Великаны, возвышавшиеся над горами своими телами огромными, а головы их терялись в облаках. Не сделали они ничего плохого летящим всадникам, только проводили их взглядами.

Раскинулось дальше под конями летящими Море Туманов обширное. Любовалась Ксения и мать Арсена на игру мглы белесой, что менялись постоянно, принимая формы различные. Пребывали облака туманные над морем в движении вечном, являя собой то рыб, то птиц, то зверей чудных, а скоро появились в небе над водой самой еще три белых всадника, словно отражение летящих в небе высоком. Даже Арсен поразился красоте и загадке облаков над морем живущих. Но узрел скоро он скалы впереди, – то был страшный Остров Обезьян, очень ему памятный по событиям недавним. Когда же оказались всадники прямо над ним, то явилось Арсену зрелище новое. Не было больше острова, где жила недавно кровожадная Харда и морская змея Лу. Покоились на том месте только обломки скал, оставшиеся после подводного сотрясения. Видно, переполнилась чаша терпения Богов, наказали они остров Обезьян диких, кровью людской питавшихся. Ни одной из них не осталось больше.

Очень скоро показались из-под облаков земли побережья Снежных Гор, заросшие лесом обширным. Стал Арсен вглядываться вниз, в надежде увидеть лесных людей и охотников, что обитали в зарослях здешних. Но простирались под всадниками летящими кругом леса бесконечные. Хорошо видно было русло Аррасса полноводного. Однако, никого из людей не узрел с высоты Арсен, на то они были и охотники. И только у подножия скал на северной стороне, там, где кончается лес и земля, увидел сарацин затерянный город. Вспомнил Арсен тогда рассказ Нурка о том, что когда наступает срок, и мужчина становится воином, все воины из лесного племени собираются вместе и идут сквозь лес обширный в этот город искать себе жен. Теперь Нурку, Эрпе и его товарищам ничего больше не угрожает, – злая Харда мертва. Они могут спокойно жить со своими женами у подножия скал и растить потомство. Они многому научат своих детей. Им будет что рассказать.

Скоро земля стала подниматься к небесам, и впереди возникли Снежные Горы высоты немерянной. Миновали всадники водопады Аррасса бурливого в этом течении, позади внизу остались озера с чудищами зеленорукими, на дне обитавшими. Увидали Арсен и Ксения место, где срубил сарацин дерево, и сделал из него челн утлый, на котором они спуститься смогли в земли еще неизведанные тогда. Вот избушка волшебника Ставра показалась точкой крошечной на тропе горной извилистой. И скоро встали перед ними облака сплошной неприступной стеной, но, как и в прошлый раз, подчинилось небо любящим. Расступились пред ними облака белоснежные, из разных времен сотканные, и возникла в них дыра цвета синего. Туда и устремили всадники своих коней летучих, оказавшись уже в землях полунощных.

Земля, что начиналась за Горами Снежными, вся укутана была дымами, в небо поднимавшимися. Вся изъедена проплешинами дымившимися. Но не пожар то был лесной силы чудовищной, это понял Арсен сразу. То дымились останки чудищ бесчисленных, населявших эти земли дикие по желанью Черного Бога. Как случилось то, что случилось в Снежных Горах, ослабела сила черная и здесь, ибо все в мире полунощном связь имеет невидимую. Перестали земли окрестные кровью питаться и очищаться начали, вот и дымились повсюду скелеты зверей кровожадных. Начала земля в предгорьях свое обновление и была более не опасна для путников из стран отдаленных.

Как влетели кони небесные в пределы земель славянских, защемило сердце вдруг у матери Арсена. Почуяла она приближение своего мужа любимого, что боролся сейчас за душу свою с Черным Богом. И Ксения почуяла вдали места родные. Погнали всадники коней, что было сил, и скоро засверкали над лесами золотоглавые купола солнцеградские.

В то мгновенье, как закончилась битва в Снежных Горах, все окрестные земли, что пяту Черного Бога испытали и томились сотни лет под игом нечисти ужасной, кровью дань платя властелину, почуяли вдруг свободу. Словно скинув груз, давивший плечи, мать-земля навеки разогнулась, распрямилась и вдохнула волю. И тогда над полями солнцеградскими, где стояли, словно истуканы, три богатыря, одеты камнем, засияло солнце бесконечное и распались в прах оковы злобы.

– Что-то руки словно занемели, – вымолвил Горыня, первый воин.

– Это правда, ноги еле ходят, – вторил в тон ему Дубыня сильный.

– Видно колдовству конец пришелся, нет на свете боле Кабашона! – так сказал Усыня, мудрый витязь. Только ошибился он немного.

Вдруг увидели богатыри, заново родившиеся, в небе движение невиданное, – летели там три коня и несли на себе всадников. Стали вдруг опускаться к земле кони летящие, и скоро копыта их коснулись поля брани пред Солнцеградом. Пригляделись богатыри и глазам своим не поверили. На левом коне ехала в наряде чудном Ксения, дщерь любимая княжеская. Исхудала девица за время скитаний, но узнать еще можно было. На коне среднем сидела женщина не известная, – княгиня не княгиня, боярыня не боярыня. Была на ней одежа белая. А справа ступал конь, несший на себе сарацинского воина с мечом на боку. Увидав сие возжелали богатыри за свое оружье схватится, да только руки их удержала сила сильная. Так и остались на месте стоять.

А в ту пору остановилась битва страшная между витязями русскими и сарацинским воинством. Стояли они теперь недвижимо, мечи в руках крепко зажав, но опустив к земле. И взирали на всадников спустившихся с небес на боле брани жестокой и кровавой. Ксения же, Арсен и мать его, ехали медленно прямо к ним, едва ступали кони их по траве примятой. Стали тут расступаться перед ними воины русские и сарацины заморские, дорогу давая. Никто слова вымолвить не мог от зрелища невиданного, исходила от всадников тех словно сияние белое и чудилась всем, кто был на поле том, сила небесная за ними. Так проехали они между воинами, разделив их вновь на два лагеря многочисленных. Сарацины остались стоять по левую руку от них, а витязи русские, – по правую.

Повернули тогда всадники на сторону левую, увидав шатер Кабашона на холме за войском мавританским. И когда вознесли их кони на холм тот высокий, вышел сам владыка мавров заморских к ним на встречу. Было измождено его лицо страданием внутренним, бурнус черный, золотом расшитый, стелился за ним потраве. Лишь взглянул один раз Кабашон грозный на всадников, и просветлело его лицо дикое, исчезли с него оковы злобы и ненависти, посветлели глаза темные. Бросился он к всадникам и подхватил на руки женщину с коня спускавшуюся. То была его любимая, с которой разлучился он давно. Подарили они друг другу поцелуй долгий, обнявшись крепко. И плакали сильно, глядя в глаза друг другу. Раздался в то мгновение грохот в небесах черных, что простирались от шатра Кабашона вглубь владений им захваченных. Потерял последнюю силу над ним Черный Бог, и раскололись тогда небеса, треснули на куски огромные, вспыхнув огнем ярким. Заволокло все вверху дымом черным. Но скоро налетел вихрь и раздул эту хмарь. Очистилось небо над всадниками и над всеми землями Солнцеградскими.

Сошел тогда с коня Арсен. Помог Ксении спуститься. Приблизился сарацин к отцу своему с матерью и обнял их крепко за плечи. Так стояли они время долгое втроем, не слова не вымолвив. А Ксения взирала на них со стороны и тихо плакала. Подошел затем Арсен к ней, слезы утер и сказал, обращаясь к родителям:

– Вот любимая моя, Ксения. Я повстречал ее в этих краях, далеких от моей земли жаркой. Позвольте мне остаться с ней, потому что я люблю ее больше жизни своей.

Оглядел Кабашон еще раз глазами жадными лицо любимой своей и, обернувшись к Арсену, ответил:

– Знай же сын, что мать твоя родом из тех же мест происходит. А зовут ее среди русичей Анастасией. Потому, – ты волен поступать, как захочешь. Я тебе не судья более.

Поднялись Арсен с Ксенией тогда вновь на коней из Небесного Города и, оставив родителей Арсена у шатра, отправились искать князя Вячеслава. Пропустили их русичи без слов к воротам Солнцеградским, расступившись рядами кольчужными. А когда достигли они ворот, вдруг растворились сами собой ворота дубовые и вышел к ним на встречу Великий князь Вячеслав с женою Настасьей Фаддеевной. Был он еще слаб на вид, но на ногах стоял твердо. Почуял князь дщери любимой возвращение из стран далеких и исцелился разом. Велел одеваться и пошел встречать ее к воротам городским, ибо весточки о всадниках чудесных до него уж долетели.

Спешились путники. Бросилась Ксения на шею своему батюшке с матушкой, обнимались они, целовались, слезами заливались от радости великой. Лишь потом узрел перед собой князь Вячеслав сарацина из земель жарких, что видом своим был схож с остальными, многих русичей умертвивших за дни битвы ратной. Поняла его взгляд дочка и на колени бросилась перед ним.

– Не гневись батюшка, – сказал Ксения, – Это Арсен, храбрый воин. И полюбила я его крепко, больше жизни своей. Это он прекратил битву великую между народами нашими. Это он дошел до Богов и говорил с ними, чтобы спасти всех нас. И я помогла ему. Не желает зла Арсен русичам, хоть и видом сарацин. Простите меня батюшка с матушкой, но связана я с ним на веки любовью своей крепкой. И останусь с ним, чтобы ни было. Благословите нас, если можете!

Умолкла Ксения. Защемило сердце Вячеслава от услышанного. Не такой он видел судьбу дщери своей единственной и любимой больше всего на свете белом. Думал выдать князь ее за мужа достойного из русичей, а дочь его несмышленая сердцем сарацина выбрала. Не мог Вячеслав того пережить и уразуметь долго. Потемнело в глазах от натуги сердечной. Но вспомнились ему тут слова Ставра волшебника, что всегда прав был: «Если Бог дозволит воротится ей в дом родной, ты не суди ее строго. Она судьбу свою выбрала, но и за тобой выбор грядет. Труден будет выбор тот, но прими ее сердцем, князь». Совладал с собой Вячеслав, поглядел на Настасью Фаддеевну, и молвил:

– Что ж, дочка, если нашла ты судьбу свою, то живи, как сердце тебе подсказывает. Непросто нам будет, но мы с матушкой вам всегда рады останемся.

Вскочила Ксения с колен после слов этих, поцеловала отца с матерью, и снова на коня из Небесного Города поднялась. Тронули всадники скакунов своих чудесных и выехали в поле чистое, а за ним лес бескрайний рос, а потом начинались страны далекие. Посмотрели Арсен и Ксения в глаза влюбленные друг друга, обернулись и бросили взгляд прощальный на Солнцеград. Их путь только начинался от сюда.

А с холма, над городом возвышавшегося, смотрели им во след Кабашон и Анастасия, встретившись после разлуки долгой. Едва отправились дети своею дорогой, велел Кабашон войску мавританскому собирать шатры походные и домой идти путями скорыми. Заждались воинов сарацинских за морями жены и дети. Отступило войско мавританское от стен Солнцеграда, словно море черное от берега, и ушло в скорости путями лесными. На брегах моря далекого поджидали лодьи чернотелые тех, кто живым смог возвернуться из пределов русских. Да не много таких осталось, и трети не насчиталось в войске сарацинском.

Увидал Вячеслав скоро, что отступили мавры некрещеные из пределов его земель, и, прежде всего, от стен солнцеградских отдалились. Окончилась битва кровавая. И велел тогда Вячеслав похоронить всех воинов погибших. Многих Русь оплакала святая, но затем настал черед великий праздник сотворить на все окрестные земли. Ибо жизнь покуда не скончалась, слезы сохнут, время же течет.

Долго очень люди пировали, пили мед, царевну вспоминая. А затем настала пора вернуться к жизни мирной. Богатырь первый Горыня, только пир скончался, оседлал коня и в путь-дорогу отправился. Попрощавшись со всеми друзьями давними и в гости к себе зазвав, устремил он скакуна быстрого в горы далекие и островерхие, но лишь о том думал, что бы добраться поскорее до болот русалочьих. Ведь только один Горыня ведал, что живет в тех далеких русалочьих болотах Лазуруша, – дочь царя Водяного. Чьи глаза как бирюза сверкают, рыжий волос тело укрывает, а стройнее стана нет на всем белом свете. Ждет его, наверное, печалится девица.

Другие богатыри сильнейшие, Усыня с Дубыней, после пира собрали свою дружину ратную, поредевшую, правда, изрядно. Попрощались с Вячеславом да Настасьей Фаддеевной, и назад, в сторону лесов черниговских, отправились. Сардера, что позеленел опять от страха, во время битвы с маврами, в Солнцеграде оставили. Он всю зобу порастерял и хорошим засовом служить мог времена долгие, потому что не дряхлел и не гнил вовсе. Теперь, когда отвадили ворогов от родной сторонушки, осталось богатырям-предводителям Усыне с Дубыней отыскать в лесу колдовском Алексия, впервые в поход отправившегося. А то сучками да поганками пообрастет молодец, чего доброго, и в лешака превратится.

Ехали они так уже много дней и вели разговоры неспешные. А кругом шумели дубравы вековые, зеленели травы пахучие, пели птицы певчие, шумели реки полноводные. Жила Русь, как и встарь, наполнялась силами новыми.

Июль 1998 – август 1999.

Санкт-Петербург