Дорога грязной серой речкой текла между зелёных берегов полей, в приоткрытое окно влетал озорной ветерок, он легонько трепал мои волосы, обдавая запахами скошенной травы и разгорячённого асфальта. Я покосилась на заднее сидение, где сладко посапывала симпатичная ведьма, а рядом недовольно нахохлился мой братец, и усмехнулась:
– Всё ещё дуешься?
– Злая ты, – проворчал Лежик и демонстративно отвернулся.
Я пожала плечами: ну злая. Да и кто бы остался добреньким после того, что выкинул инститор? Сердце заныло, в горле образовался комок, и я прикусила губу, чтобы не дать слезам вырваться.
– Жалеешь? – тихо спросила Забава, и я невольно вздрогнула.
Покосилась на русалку и криво ухмыльнулась:
– О чём мне жалеть? Это моя работа! Конечно, Тремдиш не ближний свет, но зато денежки посулили хорошие…
– Я не о деле, – нетерпеливо отмахнулась Забава и, склонившись ко мне, прошептала: – Жалеешь, что оттолкнула Генриха? Ты же любишь его…
– Я не отталкивала! – прошипела я и невольно вдавила в пол педаль газа: машина взревела и рванулась вперёд так, что деревья на обочинах превратились в зелёные стены. – Это он сжёг документы и расторгнул нашу помолвку! Я не нужна инститору, да и он мне не нужен!
– Ну да, ну да, – иронично покачала головой Забава. – Он тебе настолько не нужен, что готова разбиться? Куда так несёшься? – Я скрипнула зубами и с усилием потянула стопу на себя, зелёные полосы в окне снова приняли очертания деревьев. Забава вздохнула: – Генрих наверняка считает, что у тебя фобия, связанная со свадьбой. Ты ведь столько раз стирала память Вукуле…
– Забава, прекрати, – простонала я. – Чего ты добиваешься?
– Чтобы ты призналась себе, настолько тебе дорог Генрих! – неожиданно рявкнула русалка. – Ты же сама себя мучаешь. Подумай: разве стал бы Генрих заморачиваться с этими документами, если бы ты была ему не нужна? А? Ему что, делать нечего? Прикинь, сначала поднять на уши Комитет, чтобы доказать своё право называться твоим женихом, а потом за секунду сжечь все плоды своих усилий… Зачем?! Чтобы тебя подразнить? Не кажется тебе, что это немного… чересчур?
– То есть, – сердце дрогнуло, и я прошептала: – Ты считаешь, что инститор реально собирался жениться на мне?
– Нет, блин! – рассмеялась Забава. – Он нереально хотел жениться! Ну ты даёшь, подруга! Прикинь, мужик не прикасался к тебе, держал слово, которое дал твоему отцу… Как ты думаешь, Генрих просто волю тренировал? Думаешь, он не хотел тебя? Да я как помню, какие искры между вами летали, так самой аж хочется найти свою вторую половинку!
Я мрачно усмехнулась:
– Ага! Летают искры… синие! У меня едва сердце не остановилось, когда он сжёг те документы магическим огнём.
Голос оборвался, в носу стало мокро, и я невольно всхлипнула.
– Ты же знаешь, что Генрих жутко вспыльчивый, – миролюбиво произнесла Забава. – Наверняка, он уже жалеет о том, что сжёг документы. И о том, что напугал тебя синим пламенем. Но ты сама довела его, Мара. Во всём виноват твой строптивый характер!
В груди кольнуло, и я недовольно покосилась на русалку.
– Нет! – упрямо возразила я. – Во всём виноват Олдрик! Всё из-за него… Привет, я твой папочка! Через столько лет явился, и нате вам традиции. И сверху воздержание для полного комплекта! – Я всё больше распалялась: – Оно мне надо? Меня Лежка вырастил, инкуб мне больше отец, чем хранитель. А у того человека нет никаких прав, чтобы требовать от Генриха такое. Я, дрить твою за ногу, не послушная девственница, как Аноли! Эх, надо было прирезать старика, когда просил…
– Что?! – лицо Забавы вытянулось так, что я усмехнулась: – Ты же это несерьёзно?
Я вздохнула и переключила передачу: разумеется, несерьёзно! Придавить силой могу, даже окунуть в боль и ужас… Но пронзить мечом – нет. Тошнить начинает, стоит представить это. По спине пробежались мурашки: а вот нечто, что живёт во мне, не задумываясь сделает ещё и не такое! Я вспомнила седого Вукулу и окровавленный меч… Нельзя давать волю даймонии! А сила эта едва не вырвалась на свободу после выходки Генриха. Лучше быть одной, тогда никто не пострадает… И инститор в том числе.
– Всё, что ни делается – всё к лучшему, – уверенно проговорила я и покосилась на хмурое лицо русалки: – Честно, подруга! Свобода мне дороже всех парней на свете!
Забава хотела возразить, но я её перебила:
– А вот и Тремдиш! Смотри, там указатель…
Русалка прищурилась, разглядывая окрестности, я крикнула:
– Ей, Данья! Куда дальше?
Ведьма коротко всхрапнула и потёрла лицо, её опухшие от неудобного сна веки словно не желали подниматься.
– Прямо пока, – прохрипела она. – До главной площади, а потом покажу…
– Что? Где я? – встрепенулся Лежик: кажется, и инкуба сморило долгой дорогой, даже хвалёная тошнота отступила.
– Кто здесь? – изображая испуг, подхватила я.
Забава невольно рассмеялась, Лежка насупился, а ведьма усиленно потёрла глаза. Домов становилось всё больше, но даже вдалеке я не смогла заметить ни одного высокого здания. Похоже, Тремдиш не поднялся выше третьего этажа. Даже главную площадь, которая была похожа на огромный масляный блин, окружали двухэтажные особняки. Данья махнула рукой в сторону одной из узких улочек, разбегающихся от сверкающего жёлтой плиткой «блина» в разные стороны, и я послушно свернула туда.
Мы остановились рядом с весёлым домиком, больше всего напоминающим пузатого жизнерадостного поросёнка: весь ярко-розовый, с круглыми окошками и «копытцами» лавочек в небольшом дворе. Лежик растерянно ходил вокруг клумбы в форме сердечка, а Забава со знанием дела осмотрела огромный дуб с вырезанными на коре многочисленными знаками «плюс», соединяющими одинокие буквы.
– О! – заметив её интерес, понимающе улыбнулась Данья. – Это волшебное дерево!
– Живое? – насторожилась я и на всякий случай отступила на шаг: вдруг это родственник дубов из Рощи, схватит ещё за ноги корнями…
– Дерево влюблённых, – щурясь от удовольствия, продолжила Данья. – Пара, которая оставит на его коре свои инициалы, навеки соединится в своей любви! Если я поставлю между ними «плюсик», конечно… – Я невольно вздрогнула, заметив пару «минусов», а ведьма повернулась к Лежику, который с удовольствием вдыхал сладкий цветочный аромат, и добавила: – И клумба тоже волшебная… Одинокие сердца сажают на ней зёрнышко, а цветок я потом добавляю в любовное зелье.
Лежка с ужасом отшатнулся и закашлялся, я почесала кончик носа и задумчиво пробормотала:
– А неплохо ты зарабатываешь, раз домина такой…
Забава пихнула меня локтем в бок и шепнула:
– Может, и тебе переквалифицироваться, а? Подучись у Даньи, пока мы здесь!
Я брезгливо скривилась:
– Не по мне это всё… Уж прости! Волосы дыбом от всех этих няшностей.
– Конечно, – обиженно буркнула Забава: – По тебе только ужасы, кровь и кишки…
– Кишки – это хорошо, – хищно ухмыльнулась я, делая вид, что рассматриваю живот русалки. – Мясо! Свежее мясо…
Забава сделала испуганный вид и спряталась за спину Даньи:
– Не ешь меня, страшная ведьма! Я тебе ещё пригожусь! К тому же, говорят, русалки пахнут рыбой! А рыба не мясо…
Лежик осторожно понюхал её волосы и покачал головой:
– Враньё!
– Проголодались? – с сочувствием уточнила Данья, принимая наше дурачество всерьёз. – Проходите в дом, я сейчас что-нибудь приготовлю.
Через полчаса перед нами стояли широкие чашки сладкого чая, а стол ломился от огромного количества пирожных и конфет. Я обвела унылым взглядом всё это цветастое великолепие, и в животе громко заурчало. Так, словно мой организм предупреждал, что уже заранее готов слипнуться. Я простонала:
– А мяска у тебя нет?
Выражение лица у Даньи стало несчастным, я невольно вздохнула и нехотя цапнула пирожное, единственное, на котором не было цветочков. Лежка убрал руки со стола и проговорил тоном умирающего:
– Я же на диете!
– Зачем? – искренне удивилась Данья, и я подавилась от смеха, а Забава сочувственно похлопала меня по спине.
– Лежик всегда на диете, – пояснила она и тихо хихикнула: – Но если мы отвернёмся, половина пирожных таинственно исчезнет!
Инкуб гордо сделал вид, что не услышал этих слов. Осторожно покосился на полные тарелки и поморщился, на белоснежном лице появился ужас перед калориями, словно те готовились наброситься на него и задавить количеством. Данья виновато улыбнулась и пододвинула к нему чашку с чаем, но Лежик отшатнулся так, словно ведьма предложила любовное зелье. Я усмехнулась: подозреваю, что брат так и подумал.
– Пойдём, страдалец! – решительно поднялась я. – Поищем симпатичный ресторанчик…
– Так скоро же стемнеет, – возразила Данья.
Я покосилась на ещё светлые окна и пожала плечами:
– Время детское, даже восьми нет.
Ведьма мягко улыбнулась и пояснила:
– В Тремдише рабочий день до пяти, редко кто работает до шести. А в это время люди уже ложатся спать.
Я недоумённо обернулась:
– И что? У нас ресторанчики работают допоздна, а некоторые и всю ночь.
Данья слегка поморщилась:
– Так то столица! Можете зайти в магазин на главной площади, он работает аж до девяти…
– Уже что-то, – проворчала я и, передёрнув плечами, недовольно покосилась на перламутровые обои и золотые подушки на диване в виде сердечка. – А гостиница в Тремдише есть?
– А чем вам у меня не нравится? – обиженно уточнила Данья. Ведьма надула пухлые губки и резко добавила: – Есть одна, но там вам будет неудобно…
– Почему? – подал голос Лежик.
Данья скривилась и искоса глянула на инкуба:
– Это очень старое здание, бывший замок Тремдишей. Там очень сыро, ведь он построен в овраге, на окраине города… Жёсткие кровати, каменные полы, перебои с электричеством. А ещё говорят, что там есть привидения!
– Круто! – аж подпрыгнула Забава. – Никогда не видела привидений! – Но тут же приуныла: – А вот жёсткие кровати – это плохо! Всё тело будет болеть…
Я хмыкнула:
– С чего бы? Ты же не спишь по ночам! Так и скажи, что тебе приглянулось деревце во дворе. И это хорошо, кому-то надо остаться и охранять Данью.
Забава оживилась и пододвинулась к молодой ведьме:
– Я бы могла расположиться на том дубе, чтобы наблюдать за всем, что происходит. Ведь сверху видно всё! Можно, да? А у тебя много посетителей? Мужчин, я имею в виду…
Данья растерянно моргнула и посмотрела на меня, взгляд её стал жалким:
– Но почему вы уходите? Я приготовлю вам лучшие комнаты и мягкие кровати! Вы обещали защитить меня…
Я перебила ведьму:
– А ещё взялись найти твою подругу, а сидя дома это сделать затруднительно. Не волнуйся! Забава позаботится о тебе: русалке не нужно спать, и это наше преимущество. А мы с братом переночуем в гостинице, а утром вернёмся. – Я повернулась к сияющей подруге и кивнула: – Если что – сразу звони!
Лежик уже несколько минут нервно топтался у двери, явно желая поскорее покинуть опасно-сладкое обиталище Даньи, да и я не горела особым желанием оставаться здесь, поэтому подхватила свою сумку и решительно направилась к выходу. Лежик с опаской обошёл яркую клумбу и забрался в машину, а я покосилась на толстый ствол дерева и замедлила шаг. Что-то не давало мне покоя, словно маленький звонкий сверчок за печкой, привлекало внимание, и я подошла к дереву, провела пальцами по шершавой коре, израненной ножом. Сколько же людей соединила Данья! Какие-то надписи уже потемнели от времени, иные были совсем свежи… Но что же мне не даёт покоя? Я задумчиво понюхала пальцы, от которых исходил аромат свежесрезанной стружки.
– Мара, ты идёшь? – напряжённо уточнил Лежик.
Я пожала плечами и направилась к машине.
– Поезжай в гостиницу, – попросила я брата. – Мой кошелёк у тебя, оплати ночлег и закажи нормальный ужин. А я прогуляюсь немного, да послушаю город…
Инкуб понимающе кивнул:
– Только не заслушивайся допоздна, а то здесь ведьмы пропадают…
– После помолвки, – усмехнулась я и подмигнула: – А ты в курсе, как я к этому отношусь!
– Да уж, – фыркнул Лежик. – Не завидую несчастному, который рискнёт сделать тебе предложение! Если сразу не прибьёшь, так Генрих потом допинает…
Сердце замерло на миг, и я проворчала:
– Вот обязательно было о нём сейчас вспоминать?
– Вот обязательно было доводить мужика до белого каления? – подхватил Лежик.
Инкуб посмотрел на меня так сочувственно, что я ощутила першение в горле и резко отвернулась.
– Кстати, о помолвках, – не глядя на брата, нарочито весело проговорила я, – ты уж постарайся никого тут не подцепить! А то меня потом твои жёны живьём сожгут!
И, помахивая сумкой, энергично пошагала по улице. Рёв автомобиля растаял позади, и я, мазнув взглядом по высоким заборам и закрытым окнам, замедлила шаг. Небо немного потемнело, лиловые оттенки заструились по стенам молчаливых домов. Звук моих шагов отдавался эхом, и я старательно прислушивалась, но не могла расслышать даже намёка на людские голоса. Такое ощущение, что город был совершенно пуст, хотя в это время в столице жизнь только начиналась… По спине поползли мурашки. Я уже пожалела, что решила прогуляться.
Краем глаза заметила некое движение и быстро оглянулась, но это оказалась лишь тощая разноцветная кошка. Та испуганно сверкнула круглыми глазами, словно впервые увидела человека, да исчезла за углом. По какой-то причине я бросилась следом за животным и столкнулась с кем-то. Ударившись лбом и коленом, отлетела к стене.
– Дрить твою, – простонала я, прижимая ладонь к ноющему лбу.
– Вы в порядке? – услышала в ответ приятный мужской голос. – Вы так быстро бежали… Вас что, преследуют?
Невольно хмыкнула и прогнусавила:
– Скорее это я преследовала.
Опустила руку и с любопытством уставилась на высокого молодого человека с букетом ярко-жёлтых роз в руках. На лице незнакомца играла лёгкая улыбка, синие глаза иронично сощурены. Возникло ощущение, что при столкновении пострадала лишь я, а для парня это было лишь лёгкое прикосновение.
– И кого же вы преследуете? – незнакомец приподнял густые брови и медленно оглядел пустынную улицу.
– Кошку, – ответила я, разглядывая его небритые щёки и аккуратный костюм: не иначе, как на свидание направился! – Но, кажется, упустила.
– А зачем вам кошка? – полюбопытствовал незнакомец.
– Есть хочу! – брякнула я и, заметив, как удивлённо вытянулось его лицо, рассмеялась: – Я пошутила! Я действительно не против перекусить, но кошками не питаюсь. Просто это была первая живая душа в Тремдише, не считая тех, что приехали со мной. Странный городок…
Незнакомец широко улыбнулся и слегка поклонился:
– Позвольте представиться – душа живая вторая, – весело проговорил он и лукаво добавил: – И я намного аппетитнее кошки, не правда ли?
Я невольно нахмурилась, – что он хотел этим сказать? – а незнакомец расхохотался:
– Я тоже пошутил!
Я посмотрела на него, и по спине побежали мурашки. В пустом странном мёртвом городе встретить мужчину в строгом костюме и с букетом цветов: действительно ли это случайность? Руки затряслись, а я всё не могла оторвать взгляда от лица незнакомца: теперь за внешней красотой чудилась мертвенная холодность, а в синих глазах мерещилась тень смерти…
Сердце замерло. Что далеть, если это тот самый маг, который и похищал девушек? Неужели я столкнулась с преступником, когда тот шёл к Данье? С цветами, при параде… Теперь понятно, что это за свидание!
– Вы… – прохрипела я и, сцепив руки за спиной, попыталась улыбнуться, но губы не слушались. Прокашлялась и продолжила как можно увереннее: – Вы действительно гораздо аппетитнее кошки. – Чёрт! Что я несу? Нервно хихикнула и зачем-то добавила: – И, безусловно, красивее…
Незнакомец пристально посмотрел на меня, взгляд его словно пронзил ледяными иглами, уголки губ опустились. Спина похолодела: я уже не сомневалась, что передо мной тот самый преступник. Но знает ли он, что я догадалась? Но пролетело мгновение, и молодой человек, протянув мне букет роз, снова расплылся в улыбке.
– Благодарю за самый оригинальный комплимент в моей жизни! – весело проговорил он
Не отрывая взгляда от его приветливого лица, машинально приняла цветы. А может, показалось и я придумала этот могильный холод? Просто обстановка навеяла: все эти разговоры о пропавших ведьмах, пустой город и нежданный красавчик с цветами… Пожала плечами, уткнулась носом в ярко-жёлтые лепестки, вдыхая нежный аромат, и голова моя слегка закружилась, ноги стали ватными, тело покачнулось.
– Эй, девушка! – Услышала заботливый голос незнакомца. – Вам плохо?
– Нет, – промямлила я, ощущая лёгкую эйфорию, словно после пары бокалов хорошего вина натощак. – Мне хорошо!
Ощутила на плечах тёплые руки и подняла глаза: он что, обнял меня? Или подхватил, когда я упала? А я упала? В ушах зашумело, перед глазами всё поплыло. Неожиданное опьянение развеселило меня, и я, потянувшись к красавчику, вцепилась пальцами в его уши.
– Ты прелесть, – хихикнула я, переступая, чтобы устоять на ногах. – Симпатичный…
Под подошвами захрустели жёлтые розы, которые в какой-то момент успела уронить. Я держалась за уши незнакомца так отчаянно, что тот невольно поморщился от боли, но высвободиться почему-то не пытался. Я же привстала на носочки и, вытянув губки трубочкой, потянулась к его лицу, маг замер в ожидании поцелуя, но я лишь чмокнула его в гладкую щёку.
– Но Генрих всё равно лучше! – добавила я и отпустила красные уши незнакомца.
– Кто такой Генрих? – растерялся тот.
Я покачнулась и, с трудом сфокусировав взгляд на его недовольном лице, смущённо зарделась:
– Мой жених! – Тут же нахмурилась и, едва ворочая языком, добавила: – Или не жених… Какая разница? Всё равно люблю инститора!
Маг зло выругался, а я рассмеялась, ощущая себя так, словно выпила целую бутылку коньяка на пустой желудок… И хоть желудок действительно пустой, спиртного не пила. Стало грустно: и почему же себя так странно чувствую? Обхватила гудящую голову и пробормотала:
– Может это зелье? Но как? Неужели, Данья добавила что-то в чай? Да нет! Зачем ей это… – Покачнулась и схватила мрачного незнакомца за грудки. Глядя снизу вверх в его синие глаза, грозно рыкнула: – А ну признавайся, приятель! Ты преступник? И не смей отпираться, я знаю, что ты – маг!
– Некромаг, – холодно поправил тот.
Неожиданно раздался рёв автомобиля. Обернувшись, с удивлением посмотрела на машину Лежки, которая приближалась, ослепив меня ярким светом фар. Взвизгнули тормоза, инкуб высунулся из открытого окна.
– Мара, брось эту несчастную кошку! – крикнул брат. – Я нашёл приличную гостиницу, и там есть нормальная еда. Поехали!
– Мясо! – сглотнув слюну, с удовольствием проговорила я. Обернулась к магу, но не увидела его. Казалось, только что сжимала лацканы его пиджака, но сейчас в руках держала невесть откуда взявшуюся кошку. От удивления пальцы разжались, и кошка, вопреки всем законам, шлёпнулась на асфальт боком. Животина тут же подскочила и бросилась наутёк, я потёрла веки и растерянно пробормотала: – Что это было?
Лежик вышел из машины и обнял меня за плечи:
– Мара, тебе плохо? Тебя уже шатает от голода!
– Ага, – испуганно огляделась я в поисках загадочного мужчины. – А ещё у меня, по ходу, галлюцинации!
Лежка бережно отвёл меня к машине и усадил на заднее сидение. Я ощутила, как медленно отступает странное состояние опьянения, накатившееся после того, как приняла от незнакомца букет… Вздрогнула и обернулась к месту, где только что стояла, и кожу на затылке стянуло от ужаса: на сером асфальте яркими жёлтыми пятнами пестрели лепестки роз.
Нащупала в кармане сотовый. В глазах всё ещё двоилось, поэтому попросила Лежку набрать номер.
– Забава? – хрипло проговорила я. – У вас там всё в порядке? Посетителей нет? И хорошо… К Данье никого не пускай! Особенно красивых мужиков с синими глазами и жёлтыми розами… Да-да! Все синеглазые с розами – твои!
Отключила телефон и облегчённо откинулась на спинку сиденья. Если тот человек – не галлюцинация, дальше дуба он точно не пройдёт. Правда, если за ночь не появится ни одного синеглазого, Забава будет жутко разочарована…
***
– Зачем столько?! – возмутился Лежик. Он с ужасом смотрел на стол, сплошь уставленный тарелками, и по мере того, как единственная официантка гостиницы Тремдиша приносила новые блюда, глаза инкуба становились всё больше и больше. – Я же на диете…
– Вот именно! – оборвала я праведный гнев брата и хлопнула инкуба салатной ложкой по кисти. – Запомни это хорошенько и не тяни свои лапы к моей еде!
– Твоей?! – раздражённо взвизгнул Лежка. Он подул на руку, смерил меня придирчивым взглядом и саркастично добавил: – Если ты собираешься всё это съесть, то можешь забыть о замужестве…
– Это ещё почему? – с набитым ртом прошамкала я.
– Растолстеешь так, что никто на тебя и не посмотрит, – рявкнул Лежка, пытаясь отобрать у меня кусок мясного рулета с ароматной подливкой.
Я вырвала вилку и треснула ей брата по лбу, рулет сорвался и, пролетев пару метров, шлёпнулся у порога небольшой провинциальной столовой. Вошедший в это время посетитель отшатнулся и, секунду помедлив, направился прямо к нашему столу. Я с сожалением облизала вилку и сердито набросилась на брата, лишившего меня вкусного кусочка:
– Вот и хорошо! Хватит в нашей семейке одного чокнутого инкуба, готового жениться на каждом, кто носит юбку. Как посмотрю на тебя, так тошнить начинает…
– Вот и хорошо! – тем же тоном проговорил Лежик: – Похудеешь! Ты уже съела булочку и салат… не говоря о пирожном в доме Даньи. Положи котлету! Мара, я тебе уже тысячу раз говорил, как несексуально жрать всё, что не приколочено гвоздями!
– Ты не прав, приятель, это очень сексуально! – Услышав рокочущий мужской голос, я подавилась котлетой. Пытаясь откашляться, обернулась к вошедшему с намерением высказать всё, что думаю о невежах, влезающих в семейный разговор, да так и замерла с открытым ртом, забыв при этом, как дышать. Посетитель, в которого я едва не попала куском мяса, оказался… Генрихом! Инститор стянул с головы капюшон и криво ухмыльнулся: – Я тоже рад тебя видеть, Мара. Закрой рот и ешь…
– Не получится, – флегматично отозвался Лежик. Он протянул Генриху руку для рукопожатия и иронично покосился на меня: – Есть с закрытым ртом несколько затруднительно… и поэтому ход твоих мыслей мне очень нравится! Не дай Эрос, глядя на сестру, все решат, что я тоже обжора!
Оправившись от изумления, я аккуратно положила вилку, чтобы не поддаться искушению и не проткнуть ей глаз охотнику или инкубу. Окинув Генриха подозрительным взглядом, прошипела:
– Следишь за мной?
– Ещё чего, – равнодушно ответил тот, и я растерянно проследила, как инститор беспардонно подхватил мою вилку и сунул себе в рот кусочек нежнейшего паштета… моего паштета!
– Каким же ветром тебя занесло в Тремдиш? – усаживаясь на место, спросил инкуб.
– По срочному делу Комитета, – спокойно отозвался Генрих, с удовольствием поглощая салат. Я, не выдержав подобной наглости, попыталась отобрать вилку, но инститор оказался сильнее. Яростно заскрипела зубами, а он, сощурив глаза, саркастично добавил: – Заодно решил убедиться, что Мара не стёрла этот симпатичный городок с лица земли.
– Когда я что-то стирала? – вскочила я.
– Хороший вопрос! – восхитился Генрих и демонстративно понюхал меня.
Щёки опалило жаром. Смутившись, я оттолкнула инститора и зло буркнула:
– Спасибо! – Выбралась из-за стола. – Аппетит окончательно испорчен!
– Правда? – обрадовался Лежик. Повернулся к инститору и расцвёл в благодарной улыбке: – Спасибо, брат!
Я схватила инкуба за ухо:
– Какой он тебе брат?!
И потащила за собой: Лежка взвыл и схватился за мои руки, едва успевая переставлять ноги, чтобы поспевать за мной и не остаться без уха.
– Мара… Ай! – кричал он. – Пусти!
– Спасибо за ужин! – донеслось нам вслед. – Увидимся утром.
– Может, действительно стереть этот Тремдиш с лица земли? – сквозь зубы прошипела я и, пнув дверь, распахнула её: – Вместе с треклятым инститором! Не зря же он тащился в такую даль! Дела Комитета? В этой глуши? Не смешите меня!
– Мара, – захныкал Лежик, извиваясь в моих руках. – Я-то тут при чём? Иди Генриху уши надери! Злишься на него, а страдаю я. Я вообще не хотел в Тремдиш ехать!
– Страдалец, блин! – высокомерно фыркнула я, отпуская брата. – Мы здесь по делу… реальному, в отличие от инститора, так что сопли подбери и топай спать! С утра займёмся поисками пропавшей ведьмы…
Затолкала инкуба в маленькую комнатку, одну из двух, которые нам выделили в местной гостинице, а сама быстро зашла в дверь напротив номера брата. Прижалась к прохладной деревянной поверхности и прислушалась. Сердце колотилось, перед глазами плясали пятна. Минута, две… десять. Кажется, Генрих действительно остался в столовой. Испытав смесь облегчения и разочарования, тяжело вздохнула и включила свет.
Свободных комнат в гостинице оказалось всего две. Одна из них – та самая каморка, где помещалась лишь кровать, да тумбочка, вторая же тянула на двухместный люкс. Затравленно покосилась на огромную кровать, над которой угрожающе навис бордовый балдахин, и содрогнулась. Надо было поменяться с братом, не смогу уснуть на этом…
На высоком резном столике стояла ваза с фруктами, и я, цапнув аппетитное красное яблоко, вгрызлась в ароматную мякоть и подошла к окну… которого не оказалось. За тяжёлой занавеской обнаружилось нечто вроде бойницы, но даже та была заложена кирпичами.
– Вид просто обалденный! – восхитилась я и задумчиво провела кончиками пальцев по холодному шершавому кирпичу. Поёжилась от сырости и покосилась на кровать: – Ну ладно, рискнём.
Отбросила огрызок и, содрогаясь от холодного соприкосновения с тяжёлым одеялом, нырнула в постель, взгляд упёрся в тёмную громаду балдахина. Возникли жуткие ассоциации с крышкой гроба, и я повернулась на бок, прижимая щеку к подушке, да поспешно прикрыла веки. Но сон не приходил.
Розовые лепестки ядовито-жёлтого оттенка на сером асфальте… Не привиделось же мне это! Пусть мужчину в костюме Лежик не увидел, но розы то заметил? Или нет? Надо было спросить. Перевернулась на другой бок и тяжело вздохнула. Некромаг… Был ли это тот самый преступник, который похитил девушек? Смазливый, девчонки на таких ведутся. Но не я! Слишком зализанный, скользкий, словно холодная змея… А какое у него стало лицо, когда я заявила про Генриха! Тихо хихикнула и осеклась: а зачем я вообще начала говорить про инститора?
Решительно откинула одеяло и босиком пошлёпала по холодному полу, направляясь к стулу, на котором бросила одежду, выудила сотовый и, приплясывая от сырости, набрала русалку.
– Забава, у вас там всё в порядке?
– Блин, достала! – раздражённо ответила та, и челюсть моя отвисла: с чего бы она такая взвинченная? – Всё хорошо, Мара! Не звони больше… Если случится что, сама наберу.
Раздались короткие гудки, я изумлённо посмотрела на телефон: пирожных что ли объелась? С чего такая злая? Отвлекла от процесса самолюбования? Но, если верить словам Даньи, в Тремдише по ночам не принято шататься. Пожала плечами и положила сотовый на стол. Обхватила себя и потёрла плечи, – холодно! – да прыжками вернулась в кровать.
Накрылась одеялом с головой и, пытаясь забыть о чудовищном балдахине, зажмурилась. Но шло время, а сон всё не приходил, в голове постоянно крутились мысли о незнакомце с розами. Может он действительно направлялся к своей девушке, а мне просто подурнело от голода? Да так, что не заметила, как схватила кошку…
Застонала и, откинув одеяло, заметила в темноте противоположной стены едва контур низкой дверцы. Заинтересованно приподнялась: тут есть запасной выход? Или это кладовка? Выскользнула из постели и быстро приблизилась, но дверь оказалась заперта. Несколько раз подёргала за ручку и, смирившись, побрела обратно. В животе заурчало, и я замерла около стула с одеждой. Нет, так не пойдёт! Это Лежик думает, что девушке на ужин должно хватить одной котлеты и ложки салата, я же наверняка заснуть не могу от голода!
Быстро оделась и выскочила за дверь, на цыпочках прокралась мимо двери брата и понеслась в сторону столовой, молясь, чтобы они не успели выбросить заказанную мной еду. В щели приоткрытой двери мягко золотился свет, и я прибавила скорости, как вдруг услышала голос брата:
– Ну, за любовь!
Раздался звон стекла, и я поспешно затормозила у самой двери, гневно глядя на брата, который в этот самый момент опустошал бокал вина. По спине поползли мурашки: инкубу нельзя пить, иначе к утру вся гостиница станет его местным гаремом! Зло прошипела:
– Ах ты стервец! – И, закатывая рукава, шагнула в столовую.
– Странно это слышать!
Сердце замерло, тело напряглось, я быстро прижалась к стене, молясь, чтобы Генрих меня не заметил. Почему он всё ещё в столовой? Ладно Лежка, – по ночам его порой тянет на спиртное, – но что здесь делает инститор, который вообще не пьёт? Хлопнула себя по лбу: так свободных комнат оставалось лишь две, и мы с братом заняли обе. Осторожно вытянула шею, рассматривая множество тарелок на столе, невольно сглотнула.
– Ты не веришь в любовь? – покачивая в пальцах пустой бокал, икнул Лежик.
– Почему же? – Генрих слегка приподнял брови и криво усмехнулся: – Я не верю в любовь инкуба. Ты напоминаешь петуха, который топчет всех кур подряд… И это, по-твоему, любовь?
Лежик откинул голову и рассмеялся, его чёрные волосы изящно скользнули по плечам.
– Думал, я обижусь? – весело спросил он. Затем смех оборвался, инкуб серьёзно посмотрел на инститора. – Любовь это прежде всего забота. Вот ты сравнил меня с петухом, и отчасти это верно. Петух защищает курятник!
– Собака тоже сторожит курятник, – саркастично фыркнул Генрих. – Как и самого петуха… Что же ты не называешь это любовью? Забота? Это просто чувство долга! Хотя, надо отдать тебе должное, ты единственный инкуб, у которого я встретил это чувство.
Рот наполнился слюной: я бы сейчас не отказалась от курочки… жареной! А эти два идиота болтают о всякой ерунде, перекрыв мне путь к нормальному ужину! Что же делать? Отступила от двери, размышляя, можно ли попасть на кухню через окно. А Лежка пусть пьёт! Инститор не допустит, чтобы он наделал глупостей. Тихонько двинулась к выходу из гостиницы, но услышала голос брата:
– А что ты называешь любовью?
Замерла на месте. Сердце загрохотало так, что прижала руки к груди, боясь, что его стук будет слышен даже в столовой.
– Любовь, – медленно произнёс Генрих, и от его горького тона защипало глаза. Услышала глубокий вздох и невольно прижалась к двери, чтобы не пропустить ни слова. – Пытка страшнее любой из тех, которые я изучал в Краморе. Когда не вижу её, такое чувство, словно меня наизнанку выворачивают, а когда вижу – грудь взрывается, мозги затуманиваются… Злюсь и раздражаюсь по любому поводу. Да и без повода тоже!
Я даже подпрыгнула от избытка чувств: ладони вспотели, а из груди со свистом вырвался выдох: да-да! Генрих постоянно при мне злится! А если не раздражается, то либо подначивает, либо ёрничает. Уже весь мозг себе сломала, пытаясь понять, как общаться с инститором.
– Это не любовь, – услышала я насмешливый голос брата. – Эта пытка называется – воздержание! Когда мои жёны злятся и устраивают мне секс-игнор, я уже через сутки ощущаю себя так, как ты расписал…
– С одной лишь существенной разницей, – жёстко перебил его Генрих. – Мара для меня единственная! – Я прижала ладони к губам. Ноги внезапно стали ватными, и я слабо опустилась на колени, да прижалась разгорячённым лбом к прохладному косяку. – А она мучает меня: то поманит, то оттолкнёт! Уже ничего не понимаю! Но одна мысль о том, что ведьма играет со мной, режет больнее меча.
– Хм, – отозвался инкуб. – А как часто ты говоришь это Маре?
– Что? – раздражённо отозвался инститор. – Что она для меня – сущее наказание? Да каждый раз, как вижу!
Я услышала смешок инкуба.
– А лучше бы говорил, что она любимая и единственная! Больше пользы – меньше игр.
Сердце сладко замерло, затем заколотилось быстро-быстро. Хотелось ворваться в столовую и броситься на шею инститору, но не менее сильно хотелось убежать и забиться в самый тёмный уголок гостиницы. Ответа Генриха ждала с таким нетерпением, что тело затряслось от напряжения.
– Я и говорил, – устало отозвался инститор.
– Сколько раз? – педантично уточнил Лежик. – Готов поспорить, что это было раз… ну, максимум, два!
– Ну да, – удивлённо ответил Генрих. – А зачем больше?
Инкуб рассмеялся и покровительственным тоном проговорил:
– Женщины хотят это слушать постоянно! Фишка в том, что если ты не твердишь, что любишь, сразу начинают сомневаться во всём на свете: в тебе, в себе, в ваших отношениях. Могут свести себя с ума всеми этими мыслями. Признания вселяют уверенность, и тогда игры уже не нужны… Ты словно неофит, честное слово!
– Это мои первые отношения, – нехотя буркнул Генрих.
– А как же Аноли? – удивился Лежик. – Она же была твоей невестой…
– А её девственность досталась тебе, – холодно рассмеялся Генрих. – Живи ты в Краморе, вас тут же поженили бы!
– Неужели в Краморе секс автоматически означает свадьбу? – растерянно покачал головой инкуб.
– Ну, если по правилам: сначала свадьба, потом секс. Конечно, бывает и наоборот, но в таком случае хранители могут наказать временным отстранением. Традиции инститоров незыблемы…
– Погоди, – растерянно перебил его Лежик. – В агентстве ты тоже говорил о традициях. Генрих, ты что… девственник?!
Я икнула и нервно хихикнула: девственник?! Это Генрих-то? Да вспомнить только какие слова он говорил, как измывался… Как целовал! Брат сморозил глупость. Но в столовой было тихо, и по спине поползли мурашки: так это что, правда?!
Поднялась и, держась за стену, медленно отступила от двери. Надо валить, пока меня не обнаружили! И так услышала больше, чем должна. В спину что-то больно ткнуло, и я подпрыгнула от неожиданности, раздался гром металла и звон стекла, кто-то тоненько взвизгнул, и по моим плечам растеклось нечто горячее и липкое. Испуганно бросилась вперёд, и свет столовой ослепил меня, в спину понеслись ругательства.
– Мара? – взволнованно вскочил Лежик.
– Что с тобой? – звенящим голосом спросил враз побледневший Генрих.
Я посмотрела на свои руки и вздрогнула: они были в крови! Кровь была везде: на плечах, одежде, тягучими каплями она оседала на пол… а голову кружил сладкий ягодный аромат. Хмыкнув, лизнула пальцы и скорчилась от приторного вкуса.
– Это кисель? – воскликнула я и простонала: – Фу! Я вся в этой гадости!
Лежик схватился за сердце и театрально выдохнул:
– Напугала!
Генрих двинулся ко мне:
– Что произошло? Я думал, ты уже спишь. Что ты здесь делаешь?
Я замялась, не смея поднять на инститора взгляд. Щёки мои опалило жаром.
– Не могла заснуть, – промямлила я. – От голода. Пришла перекусить…
В дверях показалась та самая официантка, что обслуживала нас, и её лицо просто пылало от злости.
– Подслушивала она! – громко заявила женщина, и Генрих вздрогнул, а я невольно зажмурилась. – А как меня увидела, заметалась как кошка, которую застукали за кражей сметаны! Целый бак киселя! Коридор теперь выглядит так, словно там подрались волколаки…
Почему-то слово «волколаки» придало мне смелости, и я вскинула взгляд на мрачного Генриха.
– Да ничего подобного! – нагло заявила я и, схватив салфетки, принялась вытирать с рук кисель. – Ничего я не подслушивала! Я шла поесть, но вспомнила, что оставила телефон в комнате, и бросилась за ним! А тут эта с котлом…
– Зачем же тебе так срочно понадобился телефон? – сощурился Генрих.
– А вдруг Забава позвонит! – торжествующе проговорила я и, многозначительно поглядывая на Лежика, добавила: – Мы её оставили охранять… клиента!
Официантка, ворча, подхватила тряпку и двинулась к коридору. Генрих проводил её взглядом и, убедившись, что женщина скрылась за дверью, повернулся ко мне. Я настороженно покосилась на его серьёзную мину и с вызовом спросила:
– Что?
Не верит мне? Конечно! Но что охотник сделает? Я подбоченилась, а инститор неожиданно улыбнулся, и по спине поползли мурашки: обычно, за таким вот нежным оскалом следует нечто неприятное или унизительное.
– Ваш клиент – ведьма Данья? – мягко уточнил он и приподнял брови: – Я прав?
Я молча буравила его недоверчивым взглядом: может, «дело», с которым инститор приехал в Тремдиш, не такое уже и мифическое? Бросила грязные салфетки и осторожно спросила у охотника:
– Не хочешь ли ты её сжечь? – Улыбка его стала ещё шире. Содрогнулась и покосилась на Лежика: – Нет, это не Данья, а совершенно другой человек! И даже не ведьма! И вообще – это парень!
– Какой ещё парень? – пальцы Генриха сжали моё плечо так, что я невольно сжалась от боли. Инститор отдёрнул руку, и, слизнув с пальца каплю киселя, холодно проговорил: – Впрочем, всё равно! Лучше расскажи мне про ведьму, которая приходила в наш офис. О чём вы говорили?
Я заставила себя улыбнуться и, надеясь, что улыбка не выглядит кривым оскалом, подошла к столу и, потянувшись к Лежику, одними губами произнесла: «Молчи!». Вырвала вилку из его пальцев и, насадив на неё что-то съестное, не глядя, отправила в рот. Повернулась к Генриху и прошамкала:
– Она предлагала приобрести любовные зелья! Хотела наладить через нас поставку подобных снадобий в столицу. А что?
Генрих выглядел слегка разочарованным.
– И что? – уточнил он. – Ты согласилась?
Равнодушно пожала плечами:
– Ты знаешь, как я отношусь к зельям. А Лежку вообще тошнит от одного их вида. Разумеется, отказалась!
– Тогда зачем вы здесь? – допытывался Генрих. – И кто этот клиент?
Я погрозила ему вилкой:
– А вот это не твоё дело! Ты ушёл, помнишь? Собрал свои вещички и свалил, ни слова не сказав! Всё! Финита! Не суй свой нос в мои дела…
Генрих схватил мою руку с зажатой в пальцах вилкой, притянул меня к себе.
– Твои дела? – прошипел он. – Вот уж нет, ведьма, это и мои дела! Я ещё четыре месяца твой компаньон! Забыла про договор?
Инкуб тихонечко поднялся с места.
– Я, пожалуй, вас оставлю…
Мы с Генрихом повернулись к Лежику и слаженно рявкнули:
– Стоять!
– Ты же выпил! – обвинила я. – Забыл, что тебе нельзя? Приключений захотелось? Жди, пока я не примотаю тебя скотчем к кровати!
Лежик ехидно покосился на Генриха и подмигнул:
– Ты лучше его прикрути! А то у бедняги тестостерон уже из ушей валит! – Охотник разжал пальцы, я отпрянула от инститора, а инкуб не унимался: – Иначе, ребята, у вас ничего не получится… Вообще беда, а не традиции! Секс до свадьбы не разрешается, а свадьбы с таким подходом и не предвидится. Зато, как я понял, после ночи любви от кольца не отбрыкается даже моя упрямая сестричка!
Генрих подошёл к инкубу и подхватил Лежку за локоть.
– Я помогу, – проворчал он. – Будешь приматывать, не забудь ему рот заклеить…
– Хорошая мысль, – кивнула я. – Тащи его в мою комнату, там места больше.
Скотча не нашлось, и Генрих предложил порвать на верёвки тот самый жуткий балдахин, чтобы связать Лежика. К счастью, инкуба уже сморило, и он мирно похрапывал вместо того, чтобы уговаривать нас с инститором немедленно заняться любовью, так что кляп вставлять не пришлось.
Я вытерла пот со лба и оценила крепость узлов.
– Надеюсь, удержит, – проговорила с сомнением и зевнула. – Придётся всю ночь сторожить, чтобы не сбежал! Вот зачем ты позволил ему пить? Он ещё неделю ворчать будет, что съел годовой запас калорий!
– Я же не знал, – копошась в своей сумке, буркнул Генрих.
Я боязливо покосилась на торчащие железки и по спине поползли мурашки: так инститор действительно приехал в Тремдиш по душу Даньи? Ведьму надо срочно спасать, а то не видать нам гонорара, как Забаве своей задницы!
– А вообще, – безразличным тоном проговорила я, – ты виноват, тебе и расхлёбывать!
– В смысле? – нахмурился Генрих.
Я усмехнулась и кивнула на храпящего инкуба:
– Сторожить его будешь ты, а я ни в чём не виновата, поэтому буду мирно спать в комнате Лежки. – Подошла к своей сумке и, вытянув чистую футболку, добавила: – А если не уследишь, и инкуб сбежит, то сообщу Комитету, что брат превратил Тремдиш в Содом по твоей вине!
Генрих выругался и наклонился к свёртку, расправляя спальный мешок, а я спокойно подошла к столу и цапнула свой телефон: на экране высветился пропущенный от Забавы, и кожу на голове сжало от ужаса.
– Что? – насторожился Генрих.
Я взяла себя в руки и зло прорычала:
– Да времени уже! Жрать не дают, спать не дают… Монстры! Зато ты можешь отдыхать спокойно: ведьма измучена до полусмерти, и день прожит не зря!
Выскочив из комнаты, с силой хлопнула дверью и облегчённо вздохнула. Телефон запрыгал в моих дрожащих пальцах, я едва попадала по кнопкам, но в ответ лишь узнала, что телефон абонента недоступен. Досадливо скрипнула зубами и нерешительно посмотрела на закрытую дверь. А вдруг тот некромаг с цветочками добрался до последней тремдишевской ведьмы? Может, попросить помощи у инститора? Помотала головой: нельзя! Во-первых, Лежка не в том состоянии, чтобы оставить его. А во-вторых… инститор спасёт Данью лишь для того, чтобы сжечь собственноручно.
Сунув телефон в карман, решительно направилась к номеру Лежки: нужно быстро привести себя в порядок и самой бежать к дому Даньи. Чего бояться? Я же даймония, дочь великой и ужасной Кики… Сама справлюсь!