Глава 19
Громко прозвеневший звонок бесцеремонно вырвал меня из раздумий. Профессор мило нам всем улыбнулась, обведя зашумевшую аудиторию внимательным взглядом и почему-то задержав его на мне, после чего прошла мимо, плавно покачивая стройными бедрами и явно осознавая, какой эффект она тем самым оказывает на мозги мужиков.
Залипнув на это зрелище, я позорно упустил момент, когда гоблинша свалила, а меня взяли в кольцо Марго и Ромиэль. Спасительное окно было заблокировано магией воздуха — незаметной для глаз, но вполне ощутимой.
— Ладно, — выдохнул я. — Чего вам надо? Только предупреждаю сразу — замуж никого не возьму. Тебя, Ромиель, в особенности.
— Это почему же? — неприятно удивилась она.
— А ты реально хочешь за меня замуж⁈ — уже охренел я. — Прям вот влюбилась с первого взгляда, жить без меня не можешь и спишь с подушкой, на которой лично вышила мое изображение⁈
— Еще не решила, но я думаю над этим. Хотя, что тут размышлять? Тебе же все равно придется брать в жены ангела. Если что, я готова.
— К чему? Отравить мне жизнь? Прибрать к рукам мои деньги? Через постель добиться признания? И вообще — ты-то, может, и готова, а я вот нет. И по хер мне на правила — на ком захочу, на той и женюсь!
— Он странный, ты заметила? — зло сощурив глаза, влезла Марго. — То с пикси водится, теперь вот глазки гоблинше строит. Извращенец, наверное.
— Вот так и думайте, — обрадованно кивнул я. — Извращенец, псих и все такое. И этой рогатой передайте, что ей ни фига не светит. Я сам по себе красавчик и любимец богов. И вообще, рядом со мной небезопасно — захотят зацепить меня, ударят по вам. А кому это надо? Мне-то плевать, а вот родители ваши плакать будут.
— Ты о нас беспокоишься, что ли? — их глаза вспыхнули надеждой.
— Сдурели⁈ На фига вы мне сдались, чтобы о вас беспокоиться⁈ Просто потом начнутся претензии, скандалы, ваши будут бухтеть, мы разозлимся и их всех убьем. А после скажут, что Нагибины совсем с катушек съехали и режут разумных почем зря.
— За это можешь не переживать…
— Я сам решу, что и как мне делать и за что переживать. Все, этот разговор меня утомил. Запомните или запишите, если жалуетесь на память — вы мне неинтересны ни как девушки, ни тем более как потенциальные жены. До двадцати одного года я имею право сам выбирать, с кем связать дальнейшую судьбу. У меня есть свои критерии, и вы под них не подходите. Больше разговаривать я на эту тему не желаю. И да, Маргарита, дальнейшее твое пребывание в нашем поместье считаю нецелесообразным.
— Это не тебе решать! — взвилась она.
— Верно. Не мне. Но я вправе выбирать, с кем мне общаться, а с кем нет. Поэтому тебе запрещено приходить на мою половину. Слугам будет отдан соответствующий приказ. Всего доброго, дамы. И напоследок дам совет — пройдите курсы по общению с мужчинами. А то слишком уж вы агрессивны — тут любой сбежит.
Отодвинув охреневших от моей отповеди девушек, я направился к дверям, надеясь, что больше мне бегать непридется. Надоели.
Уже началась следующая лекция, впрочем, необязательная для моего посещения — что-то там о тактике ведения воин. Мне-то оно зачем? У Нагибиных одна тактика — жахнуть изо всех сил, надеясь, что после этого кто-нибудь, да выживет.
Демоница обнаружилась у входа — она вообще учится или что⁈ Подумав, я направился к ней, а эта, увидев мое решительное лицо, кажется, даже растерялась. Наверное, думала, мы опять в прятки будем играть, а тут такой облом.
— Так, теперь с тобой…
— Ч-ч-чего? — попятилась она назад.
— Тебе что от меня надо? Зачем ты бегаешь за мной, будто я вкусное мороженое? Тебе сам процесс нравится или есть какая-то цель?
— Ты меня поцеловал.
— И что? Сразу поняла, что я — тот самый избранный, посланный тебе богами?
— Ну, не совсем так, — замялась она.
— В общем, давай прекратим на этом наше чуть скомканное знакомство. У меня дел выше потолка и тратить время на всякие глупости не хочу. Так что будем дружить на расстоянии. Можешь иногда даже писать мне — возможно, что отвечу. Желаю тебе найти того единственного, что сможет покорить твое демоническое сердечко. И да, если тебе так будет легче, считай меня мудаком, извращенцем и прочими плохими личностями. Мне не жалко, я привык. Пока.
Развернувшись, вполне довольный собой, я направился на выход, решив забить на остальные пары. Все равно ничего интересного для меня там не было. Все, что нужно, в меня в свое время крепко вбили в закрытой школе, и ничего нового я все равно не узнаю. А диплом по-любому вручат, даже если вообще не буду тут появляться. Хотя, один предмет по контролю силы и важен, но его я вполне могу пройти факультативно. Толку все равно не будет. Не умели Нагибины контролировать силу, сколько ни учись.
Куда пойти, я знал — конечно, в Тайную Канцелярию. Еще вчера пришло от них уведомление, что меня там ожидают, дабы поставить точку в деле о нападении. Поэтому я не стал дергать нашего водителя, решив проявить несвойственную аристократам терпимость, и поехать на такси.
Ждать, стоя у ворот академии, долго не пришлось, и вот уже я сажусь в белую тачку вроде как среднего ценового сегмента. Платить дорого жаба душит, но и тащиться по жаре в машине без кондиционера — идея так себе. Гигиена наше все, и я люблю, когда от меня хорошо пахнет.
Водитель с короткой стрижкой обернулся, увидел герб, нервно икнул и попытался выскочить из тачки. Но я был к этому готов, поэтому успел схватить его за воротник рубашки. Сказал, куда ехать — он опять икнул и сделал вторую попытку вырваться, но держал я крепко.
— Просто поехали, и побыстрей, — сказал я, и это стало моей ошибкой.
Он как-то подобрался, даже стал казаться шире, и принялся щелкать по панели, нажимая какие-то кнопочки. От этого машина задрожала, что-то в ней загудело, потом она подергалась и….
— Двадцать минут, и будем на месте, -заявил он, запуская таймер на часах.
— Двадцать? В пробках по городу и в центр? Не смешите меня.
— Рекомендую пристегнуться, — ничуть не смущенный моим скепсисом, он вдруг снял руль и поставил вместо него другой.
Это его действие заставило уже меня судорожно икнуть и спешно пристегнуться. Потому что это я уже где-то видел в старом мире и помнил, что все будет очень страшно.
И таки да. Мы поехали. Нет, мы понеслись. В окно я не смотрел — мелькавшие на огромной скорости деревья сразу слились в одну полосу, и меня стало укачивать. Еще и водила врубил какую-то веселую музыку, от которой тоже тошнило. Два в одном, остановите, Вите надо выйти! Но сказать ему об этом я не мог, потому как боялся раскрыть рот — все же у меня слабый желудок.
А мы неслись, через дворы, через какую-то стройку. Один раз, кажется, проехали через какой-то магазин. Не-не, я не смотрел — просто рекламу услышал. Потом визг тормозов, резкая остановка, меня толкнуло в спину и передо мной с переднего сиденья открылся кармашек, в который я и отправил завтрак.
— Девятнадцать минут и сорок секунд, -гордо сказал он. — Мятная жвачка и влажные салфетки в подлокотнике. Спасибо, что воспользовались нашими услугами.
— Благодарю вас, — расплатившись, я вышел наружу и едва не рухнул. Земля под ногами будто ходила волнами — пришлось схватиться за фонарный столб. А такси, весело взвизгнув покрышками, бодро укатило в даль в поисках нового смертника. Впрочем, водитель был крут — может, ему работу предложить? Меня ж с ним никакие враги не догонят!
Минут пять я приходил в себя, делая глубокие вдохи и выдохи, пытаясь унять бешено стучащее сердце и ноющий желудок. Но я справился. Посмотрев на мрачное здание Тайной канцелярии, я направился внутрь, потому как Нагибины ничего не боятся.
Здание Тайной канцелярии даже в ярких лучах солнца источало холод и неясную угрозу. Каждый, кто хоть раз оказывался в тени, отбрасываемой этим угрюмым серым строением, ощущал всю зыбкость человеческого бытия. По слухам, бродившим в народе, основная часть секретной службы располагалась глубоко под землёй. О бесчисленных подвалах и темницах, в которых подвергали изощренным пыткам злодеев и преступников, слагали страшные легенды. И доля правды была даже в самых невероятных выдумках. Оплот государственной безопасности, стоящий на страже интересов империи и всего простого люда. Сюда попадали не только подозреваемые в шпионаже, заговоре или покушениях на жизни высокопоставленных особ. Маньяки, убийцы, отличавшиеся особой жестокостью и бесчеловечностью — здесь их настигала заслуженная кара, на них оттачивали свое кровавое мастерство палачи…
У входа в обитель закона меня встретил Василий Одоевский — один из самых суровых и непримиримых борцов со злом, с недавних пор не просто рядовой дознаватель, но правая рука и незаменимый помощник князя Ромоданова, официального главы имперской Тайной канцелярии. Но как говорили, на самом деле властвовал тут совсем другой человек, чье имя вслух не произносилось, а князь был всего лишь ширмой, которая пережила немыслимое количество покушений. Но меня это интересовало мало — я тут, слава богам, совсем по другой причине.
Пока мы шли по темным и зловещим — а как иначе? — коридорам, я с интересом смотрел на спину идущего впереди меня человека. Его историю я знал, впрочем, как и многие другие. И была она жуткой.
…К решению служить интересам государства именно в Тайной канцелярии Вася Одоевский пришёл спустя месяц после закончившейся войны родов. Тогда они сильно сцепились с княжеским родом Бахметьевых, которые даже по меркам Нагибиных считались кончеными отморозками, не брезгующими ничем. Под конец, когда уже вроде все шло к подписанию мира, наследник рода выкрал младшую Одоевскую и надругался над ней. Девушка, не вынеся позора, вскрыла себе вены. Шпион в их клане поздно узнал об этом, но все же смог передать информацию главе Одоевских. Страшным ударом семь архимагов рода обрушились на Бахметьевых, вырезав их род под корень, не щадя ни женщин, ни детей. И тогда Вася, почернев от горя, решил бросить все и уйти служить империи.
В благородном семействе, узнавшем о желании наследника, разразился огромнейший скандал. Гневно топорща пушистые усы, глава рода метал громы и молнии не хуже своего дальнего родственника, канцлера Российской империи. Пока женская половина дома утопала в слезах, Одоевский старший грозил упрямо молчащему сыну всевозможными карами, от банальной порки розгами до лишения наследства и титула… Потом, устав от словесной бури, он бессильно свалился в вовремя подвернувшееся кресло и с печалью посмотрел на своего отпрыска… Ещё не оправившись от одной жестокой потери, он чувствовал неотвратимое приближение следующей. В заострившихся, резко постаревших чертах сына он не узнавал беззаботного юного балагура, которым тот был ещё совсем недавно. Перед ним сидел, упрямо сжав тонкие губы, худощавый до истощенности мужчина с цепким, пронзительным взглядом, проникающим прямо в душу… На миг он ощутил себя просвеченным насквозь, со всеми тайными мыслями и желаниями, побуждениями и секретами… Встряхнув головой, чтобы избавиться от наваждения, он тихонько, почти жалобно произнес сорванным голосом:
— Вася, зачем? Ради чего? Рядиться в чёрные одежды, стать тем, кем пугают непослушных детей? Ты знаешь, как называют в народе особо рьяных дознавателей, замаравших руки в крови не то, что по локоть — по самые уши⁈ Вороны империи, стервятники, упыри!.. Да разве ж…
Он беспомощно махнул рукой и сгорбился в кресле, обхватив поседевшую раньше времени голову, почти простонав:
— Ради чего?.. Не этого хотела бы Лиза, будь она…
Вася помрачнел, молниеносно подскочил к отцу, нависнув над ним, свистящим, полным негодования шепотом зашипел:
— Будь она что? Договаривай же! Будь она жива, папа⁈ Но её нет — по вине, по причудливому капризу вывихнутого разума ублюдка, которого никто вовремя не сумел остановить! И если мне придется замараться кровью, начиная от макушки и до самых пят, чтобы остановить хотя бы одного такого — я это сделаю! Я не Творец, папа, я не могу простить! И буду мстить этому мерзавцу в лице каждого ненормального психопата, каждого убийцы, до которого сумею дотянуться… И плевать мне на чины и титулы! Бороться со злом, отец, нужно не словом, но делом! Пусть я буду стервятником, падальщиком, но, благодаря мне, вы будете жить в чистом мире, избавленном от гнили и трупного яда!
Отскочив от отца, Василий, тяжело дыша, с отчаянной решимостью смотрел на него:
— Ты стыдишься моего выбора? Я готов отказаться от фамилии, папа, я уйду из рода! Не волнуйся, я не стану позорить историю нашей семьи!
Глава рода поднял голову, с потрясением глядя на своего сына. Неверяще качая головой, он с трудом выбрался из кресла, вдруг ощутив себя дряхлым и немощным стариком. Приблизился к замершему в напряжённом ожидании сыну, мимоходом отметив, что уже достает ему лишь до груди, притянул его к себе… И, обняв его, затрясся в беззвучных рыданиях.
— Сынок… Я горжусь тобой! Ты истинный Одоевский, в тебе пылает праведный огонь — и послужит он справедливым делам, я в это верю… И благословляю тебя…
В тот день Василий Николаевич Одоевский, будущий глава известного и уважаемого рода, будущий как считали глава Тайной канцелярии, проронил последнюю слезу в своей жизни. Сухими оставались его глаза, когда он, будучи мелким писарем, вёл протоколы допросов подозреваемых. И когда в качестве ученика дознавателя присутствовал при пытках, которым подвергались в подвалах Тайной канцелярии преступившие законы империи. Не блеснули ни разу непрошенной влагой жалости его глаза и тогда, когда он, став правой рукой князя Ромоданова, самолично выбивал признания из истерзанных, воющих кусков мяса, что ещё недавно носили гордое звание человека… А спустя несколько лет при одном упоминании его имени тряслись поджилки нечистых совестью, ибо уйти безнаказанным от Всевидящего Ока империи, как к тому времени прозвали Одоевского, было практически невозможно.
Так что впереди меня шла вполне себе легендарная личность, пусть и жуткая. Шли мы минут десять, опускаясь все ниже, пока не оказались перед тяжелой дверью. Уверенно толкнув ее, мы вошли в большую, ярко освещенную комнату, в которой находилась куча народа.С одной стороны сидели взрослые и уже мне знакомые студенты и студентки с надетыми подавителями, окруженные стражей, а с другой за длинным столом двое дядек с суровыми лицами, среди котороых я узнал и своего знакомого, что ранее спас меня, а после забегал в гости.
— Степан Васильевич, — легкий кивок узнавания.
— Ямир Ярославович, — вернул мне кивок Котляров. Одоевский обошел меня и сел в третье кресло. Мне же предложено было расположиться чуть в стороне, за небольшим столиком, на котором лежали папки с бумагами. Бегло посмотрев на них, я увидел, что это личные дела нападавших на меня. Ага, значит, уже пришли к какому-то решению? Интересно.
— Слушается дело о покушении на честь и достоинство графа Нагибина. Так как дело государевой важности и вина преступников полностью доказана — задержаны на месте преступления, правозащитник им не предоставляется, как и суд присяжных. Господин Одоевский, прошу вас зачитать обвинение и приговор.
Тот встал, слегка прокашлялся прочищая горло и обвел всех взглядом, не предвещающим ничего хорошего. В нем был виден приговор — цепной пес империи оскалил клыки и готов был вцепиться в беспомощную жертву. Это понимали все. Боялись и все же на что-то надеялись. Ведь не зря же на закрытое заседание позвали меня…