Семь нагибов на версту
Том 1
Глава 1
Начало, ведущее к концу, или конец — это всего лишь начало.
Свет-девИца, Русь-Жар-птица,
Не угаснет, не склонится,
Воспарит по небосводу…
Слава Роду! Слава Роду!…
— Беги, сынок! Это Твердичи. Они одержимые!!! — раздался крик моей матери.
Дернувшись, я чуть отклонился, и тяжелое копье, разбив окно, воткнулось в стену возле кровати. Туда, где за миг до этого была моя голова.
Резко вскакиваю, в руках уже дедовский меч, взмах — и стрела, влетевшая следом за копьем, оказывается перерубленной. Магия, совсем чуть-чуть — увы, на большее я не способен, — растекается по телу, наполняя мышцы силой, а я уже бегу туда, где слышатся звуки боя.
Обеденный зал — картина боя во всей красе. Отец с тяжелым молотом — он у нас кузнец, — обороняет двери, отбиваясь от лезущих во вход воинов. Любомира, моя старшая сестра, ловко орудует парными кинжалами, не позволяя чужакам влезть в окно. Мама же, застыв в центре зала, плетет что-то убойное. Увы, в этом мире магии почти нет, и чтобы создать даже простейший огненный шар, надо очень постараться. Но она у нас берегиня и в своем доме имеет огромную власть.
— Я сказала, беги!!! — вновь закричала она, увидев меня.
— Я опоясанный витязь и не буду бежать, поджав хвост! — рявкнул я, присоединяясь к отцу.
Молот — он хорош, когда вокруг много пространства, а тут его почти нет. Кончик моего меча касается шеи особо наглого воина, и я едва успеваю увернуться от брызнувшей крови. Батя благодарно кивнул и с хеканьем проломил ребра еще одному супостату.
— Беги за подмогой к дядьке Степану! Сами мы не справимся. Люба, не-е-ет!!! — закричала она, увидев, как тонкая петля захватила шею сестры.
Рывок и вот Любомира вылетает в окно. Батя тут же рванул за ней, как бык, расшвыряв лезущих в двери.
Мама в этот момент закончила свое колдовство, и от нее полился свет, мгновенно заполнивший комнату, а после выплеснувшийся наружу. Оттуда послышались вопли боли, а она, подхватив небольшую булаву, побежала на улицу. Ну, и я следом, оберегая ее.
В моей руке сам собой возник метательный нож — свист, и вот один из нападавших, что сдерживали отца, падает со сталью в глазнице. На меня наваливаются двое. Еще пятеро лежат и с воем катаются по земле. Магия мамы им выжгла глаза. Верчусь во все стороны. Так, как учили. Краем глаза замечаю, что сестру уже спеленали и куда-то тащат. Иду на прорыв к ней. Матери не вижу — она где-то сбоку, но судя по звукам, вполне достойно отбивается.
По всей улице слышны звуки боя — похоже, Твердичи решились вырезать всю общину волхвов, что как кость в горле стояла у одержимых или меченных, как мы их называли из-за небольшой черной кляксы возле глаз. В обычное время ее не было видно — только когда они активировали силы проклятых демонов.
Бегу, походя смахивая с плеч чью-то глупую голову. Какой-то дурак кидается мне в ноги — перепрыгиваю, и в этот момент спину обжигает резкая боль. По инерции делаю еще шаг и тут же чувствую толчок.
Тело мгновенно становится деревянным. Хочет упасть, и я уже понимаю, что все — отбегался. Да и наконечники стрел, пробивших меня насквозь, тоже это понимают. При этом одна торчит в районе сердца — хана котенку.
Меня пошатывает, и я опираюсь на меч, чтобы стоять. Падать перед врагами — да меня родичи на том свете проклянут!
Еще два удара, разрывающие грудь. Тело стремительно холодеет — успеваю заметить полный боли и отчаянья взгляд мамы, услышать бешеный рев отца, увидеть скривившиеся в немом крике губы сестры, прежде чем мое разорванное сердце, что не в состоянии больше гнать кровь, замирает.
— Перун, прими мою душу, — шепчу я мертвеющими губами…
Знаете, говорят, в последние мгновенья перед смертью ты вспоминаешь всю свою жизнь. Она калейдоскопом проносится перед твоими глазами, и ты как бы со стороны видишь то, что было, и то, что есть. В этот момент ты сам себе становишься и прокурором, и адвокатом, и судьей. И возможно, даже сам себе выносишь приговор.
Не сильно я в это верил, но вот сейчас я понимаю, что это правда. А раз так, то надо понять, кто же я такой.
Зовут, ну, или звали меня, Мирослав из рода Авдеевых. Потомственный витязь в энцатом поколении. Живем — да, так мне будет удобней вспоминать, в обычной России, без всяких империй и прочего. В той же, в которой живет каждый из вас. У нас тот же президент, чья фамилия означает Путь или дорогу. Мы так же не любим страну, у президента которой фамилия с их языка переводится как прощай или до свиданья. Они нам всячески пакостят чужими руками, но мы на них ругаемся и грозим всяким разным.
Это то, что видит основная масса, можно сказать, девяносто процентов населения Земли. Но вот остальные десять процентов знают и видят намного больше. Ну, и понимают, откуда и что берется.
В нашем мире нет магии в привычном понимании этого слова, потому что он закрыт и оторван от магических потоков мироздания. Так что колдовать тут практически нельзя. И все же Древние Мудрые нашли способ, как творить магию с помощью жизненных сил. Делать это способны единицы, но крайне редко, платить за магию годами собственной жизни — не самый лучший размен. Но если уж приспичило, могли ударить очень сильно. В истории были примеры, когда один из таких магов уничтожил целый остров, правда, при этом умер и сам.
Так что я родился в семье, которая знает и может больше других. Впрочем, весь наш небольшой поселок так мог. Жили мы в Сибири, в живописном месте, укрытом от глаз всего мира, под названием Свичь. Правда, местные гордо именовали его городом, но я-то знал, что такое города с миллионными населением. Наш же насчитывал всего пару тысяч.
Нет, мы не были отрезаны от остального мира, и все передовые технологии, включая интернет и мобильную связь, у нас были. Мы ж не отшельники какие.
Несмотря на кажущуюся малость населения, о нас знали все, кто должен, включая и верхушку власти России. И даже иногда навещали нас, забирая на службу прошедших обучение. Что за обучение? Ну, так мы ж не просто так.
У нас находилась единственная в мире школа волхвов и витязей, которые после выпуска отправлялись истреблять нечисть по всему миру. Да, была она у нас.
Нет, не всякие домовые и лешие — эти как раз с нами дружили. Это были настоящие темные, что захватывали тела людей, обещая им могущество. Принять их в себя можно было только добровольно и не всякий это мог сделать — тела не выдерживали, иначе мир бы давно ими был захвачен. Вот с ними мы и боролись.
Но несмотря на все сложности, их было много. Они даже влезли в структуры власти разных стран, успешно проводя свою политику, направленную против России внешне и против нас в частности. Почему? Да потому что нас боялись. Боялись нашего знания о них, боялись, что мы можем прийти за ними. Потому что мы приходили — и тогда темных пятен на земле становилось меньше.
Как только я родился, меня сразу искупали в специальном отваре трав, что даровал мне крепость тела и защиту от темных тварей. Потом наш волхв Белослав, что мог видеть духов и глубокие следы магии, определил, что я пойду по стезе воина — витязя. Мне будет доступна личная магия, что позволит быстрей войти в силу.
И с этого момента начались мои тренировки. Совсем еще младенца начали закалять, развивая гибкость. Потом, когда я чуть повзрослел, начались и физические упражнения.
Заняться в поселке было особо нечем, вот я и находил единственное развлечение в тренировках. Вокруг поселка на многие километры было поле отрицания — никакой огнестрел в нем не срабатывал. Как это работало? Не знаю, я не волхв. Потому и акцент у нас был в основном на колюще-режущее оружие. Правда, не все мне давалось. Меч — запросто. Копье — супер. Лук — корявей рук, как говорил наш учитель, он не видел. Стрела из моего лука летела куда угодно, только не в цель. Но ходить без дальнобойной атаки было нельзя, вот мне и придумали кастет с шипами, которые, благодаря встроенным пружинам, могли лететь на десять метров и с легкостью пробивали сантиметровую доску.
Нет, я не был угрюмцем, от которого даже отражение в воде прячется — характер у меня был добрый, веселый. Ну, и упрямым был до такой степени, что даже наш осел Мишка не выдерживал и уходил с моей дороги. Мы могли часами стоять друг напротив друга на узкой дороге, ожидая, кто первым сдастся и уступит. В основном побеждал всегда я.
Когда я достиг десяти лет, нагрузки резко возросли, и только благодаря правильному развитию я не только их выдерживал, но и не сильно уставал. В местной школе я был всегда на первых ролях благодаря тому, что характер имел непоседливый и не позволял никому собой помыкать. Для меня вообще не существовало авторитетов, кроме отца и матери. Ну, и сестры еще. Но эта била не словом, а делом, имея очень крепкий кулак и пользуясь им с завидной регулярностью.
Ну, и еще наш волхв, конечно. Но этот как глянет, так душа в пятки и уходит. Но было весело. А потом меня отправили на стажировку в Испанию, к тамошнему бруше — колдуну по-нашему. Правда, их почему-то считали последователями темных богов, но мы то знали, что это не так.
Бруша Серхио оказался здоровенным мужиком — почти как мой отец, и таким же добродушным. Правда, когда он улыбался, мне казалось, что это скалится лютый зверь. Зато вот улыбка его дочери Даниэлы сразу поразила мое юношеское сердце четырнадцатилетнего пацана.
В Испании мне предстояло постичь местную школу боя с призраками, которые в нашем мире встречались повсеместно и были той еще головной болью. Церковь со всеми своими экзорцизмами не справлялась, да и реальных умельцев у них почти не было. Вот и приходилось нам этим тоже заниматься, а лучше испанцев этого делать никто не умел. Да и призраков на их земле было намного больше, чем у остальных. Уничтожать они их не спешили, предпочитая обучать на них свою и пришлую молодежь.
Местные идальго сразу заметили наш с Даниэлой обоюдный интерес, пошли вспышки ревности, в конце концов переросшие в мордобитие. Нас, русских парней и девчонок, было тут трое, а их десяток. Горячая кровь бурлила у обеих сторон, обиды не прощались, голова не думала. На каждую провокацию мы отвечали жестким ударом, не тратя времени на угрозы и пустую болтовню. Даниэла присоединилась к нам, потом подключились ее братья, и конфликт был улажен.
На мои нелепые ухаживания ее родители смотрели с одобрением, потому как видели мой потенциал сильного воина из хорошего рода, с которым породниться было не зазорно. Мы гуляли, держась за руки, радовались жизни, строили детские, наивные планы. Первая любовь — это же так прекрасно…
Через два года она погибла во время нападения темных на их деревню. Тогда я первый раз прикоснулся к алкоголю. Два дня я пил, блевал и снова пил, стараясь выкинуть из памяти ее улыбающееся лицо, а после фото ее растерзанного тела. Мне никто не мешал. Шестнадцать лет — по нашим правилам я был уже взрослый.
Тогда от мирной деревни никого не осталось. Позже мы узнали, кто за этим стоял. И мы отомстили — страшно, жутко. Я лично насадил на кол голову того, кто их возглавлял, и оставил ее гнить под палящим солнцем.
И тогда я сломался. Нет, я не стал бухать или что-то еще. Просто мой характер сменился на противоположный. Лютой ненавистью я ненавидел темных и всегда был первым, когда надо было устроить за ними рейд. Два года спустя круг волхвов признал меня полностью состоявшимся и опоясал Поясом Достоинства — высшая награда лучшему выпускнику школы.
Да, вот так вот в восемнадцать лет я стал первым опоясанным витязем, получившим право свободной охоты в столь раннем возрасте.
До этих пор девушки у меня так и не появилось, хоть я и был хорош собой. И многие бы, наверное, хотели прыгнуть со мной через свадебный костер, но я этого не желал. Это мне казалось предательством памяти Даниэлы.
А потом пришли Твердичи, древний род волхвов, что добровольно приняли в себя демонов. Их практически истребили более двухсот лет назад, но, видимо, не всех. И вот они вернулись, пылая жаждой мести.
И начали они с небольшого села, что находилось в устье реки Норилка, вблизи озера Пясино. Безобидные люди, что создавали обереги, вели летописи и делились мудростью предков со всеми желающими. Они не были воинами, но это не остановило Твердичей.
Я оказался там совершенно случайно, решив проверить слух о появившемся недавно капище в этом районе. Услышав шум битвы, я поспешил на него, но опоздал. Все были убиты. Преследовать нападавших смысла не было — они как никто умели прятаться и заметать следы, да и было их больше тридцати человек. Я себе не льстил — с ними справиться у меня не получится.
Поэтому я стал искать живых и представьте себе, нашел! Девчонка, моя ровесница, лежала в одном из домов. Рухнувшая балка ударила ее в голову, и она лишь чудом осталась жива. Нападавшие, видимо, посчитали ее мертвой, поэтому не обратили внимания.
Пришлось, разрывая жилы от напряжения, снимать тяжелое бревно, а после уже приводить ее чувство.
Пришла в себя она быстро. Нет, не было ни криков, ни воплей. Она просто вцепилась в меня руками и спрятала на груди мокрое от слез лицо. Когда я попытался поставить ее на ноги, она рухнула. Необычная слабость охватила ее, практически парализовав.
Я поднял девушку на руки и так и пошел с ней к нам домой. Там уже знали о произошедшем и выслали отряд. Попытался пойти с ними, но девчонка никак не хотела меня отпускать, сразу начиная биться в истерике.
Так и вернулся — принц в заляпанных грязью сапогах и с принцессой в порванном платье на руках. С этих пор мы были неразлучны, и ее за глаза называли Хвостиком. Она и не обижалась — ей все было по фиг, если я рядом. Увы, после этого случая она перестала говорить, зато жестами и мимикой могла передать все, что угодно, и даже рассказать анекдот.
Она влюбленно смотрела на меня, была готова исполнить любое мое желание, а я… Я начал постепенно оттаивать. Прошлое стало забываться, будущее было неопределенно. Поэтому стоило жить здесь и сейчас. Мое разбитое сердце дрогнуло и вспомнило, что может любить.
В общем, свадьбу мы с ней решили сыграть в Перунов день, когда вся учеба заканчивалась, и народ отдыхал.
Он должен был наступить через три дня, и она, моя невеста, была отправлена в соседнее село, где жили ее дальние родственники, откуда я ее должен был забрать. Таковы были обычаи — неделю перед свадьбой будущие муж и жена не должны были видеться.
Она плакала и, крепко вцепившись в меня, не хотела уходить, будто чуя беду. Да и я был на взводе. Но убедил и себя, и ее, что это ненадолго, а после мы всегда будем вместе.
И вот сейчас, пронзенный смертоносными стрелами, я радовался, что она осталась там. Потому что еще и ее смерти я бы не перенес.
Как-то глупо все получилось. Молодые не должны умирать, а родители не должны хоронить детей. Это противоречит замыслу богов, и горе тем, кто преступает их закон. Но эти, те, кто пришли за нашими жизнями, уже давно не были людьми.
Я висел над своим телом и видел, что наши побеждают. Сестра сумела освободиться и буквально зубами вгрызлась в горло врага. Я видел, как отец тяжело сел, невидящим взглядом скользя по моему застывшему телу. По его лицу текли слезы. Как мама, не в силах стоять на ногах от горя, раскрыв рот в немом крике, ползла ко мне, раздирая в кровь пальцы об острые камни.
Последний раз посмотрев на своих любимых, я улыбнулся им и отправился к свету, что манил меня. Я прожил пусть и короткую, но достойную жизнь. И предкам не будет за меня стыдно. Яркое марево разлилось над моей головой, и мир померк…