— Бывай! — Лёха жестом переодетого миллионера бросил ему гривенник, и вышел на свежий воздух. Огромный капитал в двадцать копеек с половиной давал уверенность в обеспеченном будущем, и Лёха коротал время, разглядывая типажи, что передвигались мимо него.
— Эй, деревня, побаловаться не хочешь? — спросила его какая-то малолетка, шмыгая носом.
— С тобой, что ли? — от всей души удивился Лёха.
— Ну да, — непонимающе посмотрела та на него.
— Да тебе лет то сколько? — Лёха удивился еще больше.
— Замуж рановато, а для работы в самый раз, — нахально ответила та.
— Иди, девочка, я не по этой части, — отправил ее Лёха восвояси.
— Тьфу, вот ведь лупень[5] залешанский[6]. Понаехали тут, — и коренная москвичка с гордым видом удалилась. Видимо, для поиска менее разборчивых кавалеров.
Трактир «Каторга» назывался просто «Трактир». Наверное, звучное название ему было присвоено из-за специфического контингента, который присутствовал тут в большом количестве. Что характерно, на улице майор таких рож не видел, а тут их было минимум половина зала. По всей видимости, они сюда пробирались какими-то скрытыми ходами.
— Эй, деревня, дверью не ошибся? — с необыкновенным радушием спросил его могучий бородатый мужик, стоявший у входа. Вышибала, видимо. Свернутый набок нос и посеченные шрамами кулаки придавали ему дополнительное очарование.
— К самому, — небрежно бросил Лёха, увидев после этих слов в глазах вышибалы недюжинное уважение.
— Он ждет, — ответил тот ему. — За мной иди.
Они прошли через большой зал, где сидели мутные личности, как с сохранившимися прическами, так и без них. Кто-то пил, кто-то лапал пьяных проституток самого непотребного вида, а кто-то играл в карты, выпивая и лапая проституток. Дым стоял коромыслом в прямом смысле, потому что курили почти все. И невообразимая смесь запахов, состоящая из ароматов прелых портянок, острого женского пота, табака и сивухи, била в голову майора Петрова не хуже кузнечного молота. Тем не менее, Лёха чувствовал, что он на верном пути.
Иван Петрович оказался невысоким полноватым мужчиной самой обычной внешности. Его письменный стол, обтянутый зеленым сукном, напоминал фильмы про Ленина, что Лёхе довелось посмотреть в детстве, а рядом с ним стоял резной стул с высокой спинкой. Хозяин кабинета стоял лицом к окну и фальшиво напевал:
— Москва, звонят колокола,
Москва, златые купола!
— Кхе-кхе, — заявил Лёха о своем присутствии.
— Ты чего хотел, землепашец? — спросил тот ледяным голосом. — У тебя должна быть очень веская причина, чтобы вот так запросто сюда прийти. Тебе с порога кости не переломали только потому, что мне любопытно стало, кто же это у нас такой отважный.
Вместо ответа Лёха лениво поднял левую ладонь и включил метку.
— Это многое объясняет, — сбавил тон Иван Петрович, — но не все. Ты чего в таком виде по Москве шляешься? На съезжей не пороли давно?
— Да, я при исполнении вроде как, — сказал майор. — А переключение что-то барахлит.
— Это бывает, — посочувствовал местный босс. — Это же Ад, они вечно всякий неликвид покупают. Жлобы несчастные. Систему перезагружать пробовал?
— А это как? — заинтересовался Лёха.
— Там вверху, в правом углу, значок видишь? Да не так! Глаза закрой, — пояснил ему Иван Петрович.
— Теперь вижу, — радостно сказал Лёха. — Жать?
— Жми!
Лёха усилием мысли нажал на крошечный значок, и через пару минут он был одет в неплохие брюки, заправленные в яловые сапоги гармошкой и полотняную рубаху с поясом. Неопрятная бородища превратилась в аккуратную щегольскую бородку.
— Ну вот, так гораздо лучше, — с удовлетворением сказал хозяин. — Чего хотел-то, служивый?
— Уважаемого, э-э — э… человека, обокрали. Не будем колыхать воздух именами, но ты должен быть в курсе. Люди на тебя показывают. — Лёха начал издалека.
— Не брал я ничего. И ничего не знаю, — майор по глазам видел, что тот отчаянно брешет.
— Может, и не брал, — Лёха пристально посмотрел ему в глаза, и начал импровизировать. — Но если запираться будешь, привлеку за соучастие. Отъедешь на строгий режим, будешь депутатов Госдумы на вертеле жарить.
— Я туда не вернусь, — занервничал Иван Петрович. — Там же спятить можно от запаха горелого мяса. Я после этого вегетарианцем стал и от громких криков до сих пор вздрагиваю. Десять лет уже, как откинулся, а до сих пор снится. Как глаза закрою — депутаты, депутаты, депутаты… Госдума, Мосгордума, Совет Федерации, Заксобрание, областные советы, Народный Хурал Калмыкии… Бр-р-р-р! Да ни за что больше!
— Тогда колись! — надавил на него Лёха.
— Не докажешь ничего, — хозяин выставил на него фигу с выросшим кривым когтем. — Мой адвокат тебя с дерьмом сожрет. Я с самим Плевако работаю. Понял?
— Не хочешь, значит, по-хорошему, — притворно вздохнул Лёха и потянулся к мешку, который превратился в массивную кожаную сумку. Он нащупал искомый предмет и торжествующе выставил его на стол. — Вот!
— Что, совсем почитать нечего? Сочувствую! — с искренней жалостью сказал ему Иван Петрович, с интересом разглядывая свиную физиономию на обложке. — А по каковски эта дрянь написана-то? Ой, не открывается. Какая у тебя книга странная, майор. Открываться не хочет!
— Ой! — Лёха густо покраснел и быстро исправил ситуацию. На столе оказалась Фарфоровая Собачка с Самыми Грустными Глазами на Свете.
— Да, это серьезный аргумент! — деловито заявил хозяин кабинета. — По чем отдашь?
— Не продается! — ответил слегка удивленный Лёха. Он ожидал совсем другой реакции.
— Жаль! — расстроенно сказал Иван Петрович. — Надумаешь, скажи, я куплю. Редкая вещь.
— Ты, может, не понял… — осторожно попробовал перевести разговор в нужное русло Лёха. — Это же аватара демона Вселенской Скорби. Если я ее тут оставлю, то вся твоя клиентура в тоску впадет.
— Это ты не понял, майор. Это Российская Империя, июнь 1896-го. Тут такая тоска, что твою собаку даже не заметит никто. Она тут сама через месяц от тоски сдохнет.
— А тогда зачем она тебе?
— Да, когда народ чересчур веселый в трактире, в зал выносить буду. Чтобы, значит, градус понизить. У меня клиентура, когда веселая, то очень буйной становится. А когда грустная, то пьет больше. Прибыток, опять же. Очень нужная в нашем деле собака, я бы даже сказал, незаменимая. У меня вместо нее Архип работает. Ну, вышибала который. Но он натура тонкая, увлекающаяся, поэтому после него слишком много трупов остается. Утилизацию потом замучаешься проводить. Собака для этих целей куда удобнее.
Разговор зашел в тупик, и Лёха угрюмо замолчал. Давить на свидетеля было особенно нечем, а тут еще и адвокат нарисовался. Имя Плевако он знал, проходил в универе. Незаконнорожденный сын польского дворянина и казашки, чудак, у которого обоих сыновей звали Сергеями, и феноменально талантливый оратор. Зверь был, а не адвокат. Этот, и правда, размажет, как асфальтовый каток. Но тут Лёху осенило.
— Жизненной силой могу помочь, — заявил он и включил метку на полную мощь.
— Что? — резко обернулся Иван Петрович. Его глаза выражали такое нездоровое возбуждение, что его даже трясло. — Да где ты это взял? Так только суккубы могут делать, а это довольно редкие твари. В нашей локации вообще ни одной нет.
— Тайна следствия, — важно заявил майор, и замолчал, передав мяч своему визави.
— Кто там в тебе? — жадно спросил хозяин кабинета.
— Вахтовики из Заполярья, — небрежно бросил Лёха.
— О-о-о! — Иван Петрович начал возбужденно бегать по кабинету, а на его лице выражение вожделения боролось со страхом. — Вахтовики! Из Заполярья! С ума сойти! Половина!
— Что половина? — удивленно спросил Лёха.
— Пол вахтовика мне сливаешь, и я тебе все, как на духу…
— Ну конечно, — протянул майор, — разбежался. Пять процентов! Не больше!
— Согласен! — протянул руку Иван Петрович. — Ты сам предложил! Сделка!
За окном что-то громыхнуло, ясный день потемнел до черноты, а небо перечеркнула кривая молния.
— Контракт подписан и засвидетельствован небесами, — торжествующе заявил Иван Петрович. — Давай!
— Сначала рассказывай, — хмуро заявил Лёха, который почуял, что снова неслабо лоханулся. Видимо, он недооценивал ценность мужиков с Севера.
— Да я не так, чтобы много знаю, — начал Иван Петрович. — Но, знаю точно, что к этому причастен Великий Князь. — И он замолчал, видимо ожидая, что это все объяснит его собеседнику.
— Ты это о ком? — спросил у него Лёха.
— Вот ты темный все-таки, — сказал раздраженно. — Проблем с тобой не оберешься. Так и до имен дело дойдет, пока тебе объясню. Ну, Великий Князь, дядя текущего императора! Никак? Московский генерал-губернатор! Тонкий эстет, любитель зарядить под хвост симпатичному адъютанту! Опять никаких ассоциаций? Подсказка: его папу звали Александр. Нет? Имя на «Сер» начинается, на «гей» заканчивается, причем последнее в прямом смысле. Великий князь, который в прямом смысле пораскинул мозгами? Бомба террориста Каляева в 1905? Опять мимо? Кожно-венерологический диспансер на улице Каляева в Воронеже?
— Диспансер тут причем? — не выдержал Лёха.
— Да ни при чем! — махнул рукой демон, который принял нормальное обличье и морщил в раздумьях красную морду. — Это я уже логическую цепочку до окончательного абсурда довожу. Тяжело с тобой.
— Да я, в целом, понял, о ком идет речь, — помялся Лёха.
— Да ни хрена ты не понял, — рявкнул красномордый Иван Петрович. — Он не только тут Великий князь, но и там! — и он ткнул пальцем в потолок.
— Трепетать? — деловито уточнил Лёха.
— Рекомендую, — ответил ему демон. — Если ты перед одним из Князей Тьмы трепетать не хочешь, то я горжусь знакомством с тобой. Так вот, это он главный оптовик, вся эльфийская пыльца через него идет. Я у него беру. А о том, что у них там последнюю партию украли, я и сам случайно узнал.
— Да мне как-то фиолетово, что тут у вас за пыльца такая, — признался Лёха. — Меня пропажа жезла Вельзевула интересует. И если я в течение пяти дней этот проклятый жезл не найду, то мне очень туго придется. А по пыли пока заявление не поступало. Прикажут, буду копать.
— Так ты про жезл хотел спросить? — на лице Ивана Петровича было написано разочарование и обида. Впрочем, он вылез из-под стола довольно быстро. Имя Вельзевула и тут оказывало магическое влияние. — Так что ж ты сразу не сказал? А я тут тебе всю душу наизнанку вывернул… Тьфу ты, пропасть!
Он посмотрел куда-то вглубь себя, и произнес:
— О кей, Ася! Пантелеймон. Сюда иди, одна нога здесь, вторая тоже тут.
— Это кто еще? — спросил заинтересованный Лёха.
— Да так, барыга один. У него палатка на Сухаревском рынке, он картинами Репина торгует.
— Настоящими? — загорелся майор.
— С ума сошел, что ли? Поддельными, конечно. Это же Сухаревка.
Минут через десять в двери появился степенный мужчина с аккуратной бородкой, который удивленно посмотрел на красную морду Ивана Петровича.
— Тут все свои, — приглашающе махнул рукой хозяин. — Можешь не стесняться.
— По какому вопросу вызывать изволили, Иван Петрович? — сморщил тот зеленый пятачок в почтительной гримасе.
— Жезл один приметный у вас прошел. Органы интересуются. Помочь надо.
— Да откуда же я знать могу, отец родной? — скривил харю тот. — Я же по картинам больше.
— Ты мне тут не заливай, — бросил ему демон. — У тебя база ломаная есть, я точно знаю.
Тот обреченно вздохнул, и ненадолго ушел в себя.
— Третьего дня месяца июния в лавку Ионы Петрова, что в правом ряду, принес Сенька Сиплый, болдох[7], зеленые ноги. Он его в карты выиграл. Получил за него двенадцать рублей ассигнациями.
— Он в лавке еще? — вскинулся майор.
— Да где там! — удивился Пантелеймон. — Вещь редкая, одних камней на семьсот рублей! Ушел тут же!
— Куда? Кому? — взял его в оборот Лёха.
— Продано за двадцать семь тысяч рублей золотом, а вот кому, не знаю. Контрагент в базе не создан. Хотя нет, примечание есть. Бабка с костылем, в странной рубахе, а на ней надпись: Олимпиада 80. Вот ведь чудные люди, и зачем имя матушки Александра Македонского на груди писать?
— Плати! — протянул левую руку Иван Петрович. — Я тебе все рассказал, по-честному. Если бы я тебя обмануть попробовал, то уже наказание прилетело бы. — Ай, больно же!
В Ивана Петровича ударила небольшая молния, и в кабинете ощутимо запахло паленым.
— Это что такое? — заинтересовался Лёха.
— Предупреждение, — неохотно признался демон. — Обещал ведь, как на духу. У них, там, наверху, с фантазией совсем плохо, все буквально понимают. Ладно, ладно, скажу. Первое, вот фото той самой бабки с костылем, и второе — к этому похищению долбославы причастны. И эльфийскую пыльцу тоже в основном они потребляют, от нее же конкретно штырит. Без наркотиков этот тяжелый бред вообще не заходит. Теперь точно все до конца рассказал. Уф!
— Это еще кто? Ты сейчас, о чем, вообще, говоришь? Что за долбославы такие? — выпучил глаза майор.
— Я говорю о родноверах, неоязычниках, — пояснил Иван Петрович. Увидев тупое недоумение на лице собеседника, он вздохнул и решил пояснить. — Ну, сидит какой-нибудь клерк в банке, втирает несчастным людям про вклады и ипотеку с господдержкой, начальство его гнобит, денег нет, а жена ему изменяет, потому что он полнейший лох. А тут ему говорят, что нужно уверовать в Перуна и Сварога, и будет он не Васей Петровым, несчастным задротом из ипотечного отдела, а братом Херославом, настоящим арийцем и потомком величайшей праславянской цивилизации.
— И что, на это кто-то ведется? — выпучил глаза Лёха.
— Ага! — с удовлетворением ответил Иван Петрович. — И вот, Вася Петров уверовал в Перуна и чувствует нереальный прилив космических энергий в нижнюю чакру. Жена в экстазе, ведь ее муж стал ничуть не хуже, чем любовник Ашотик. Она, узрев чудо, тоже не отрицает увлечение мужа. На выходных Вася заводит кредитный Логан и едет с семьей в лес, одетый в рубаху, расшитую красными петухами и свастиками. Там он водит хороводы и прыгает через костер в компании столь же эпичных долбоебов. Поскольку они все бухие в слюни, там очень весело, но для закрепления эффекта нужна пыльца. А тут я со своим товаром. И всем хорошо! И я зарабатываю, и люди повышают себе самооценку на ровном месте.
— И много таких? — спросил ошарашенный Лёха. — Хотя… Я что-то слышал про парней, которые Черное море вручную выкопали, — покопался Лёха в памяти.
— Это их соседи, я туда тоже пыльцу вожу, — нехотя признался демон. — Я, если честно, на поставках эльфийской пыльцы в эту локацию небольшое состояние сделал. Им без пыльцы никак нельзя. Если их отпускает, то критическое мышление появляется, а им жить с грузом интеллектуального багажа совершенно невозможно.
— А где эта локация? — поинтересовался Лёха.
— Там, ну там… — Иван Петрович поводил пальцами в воздухе. — Прямо между толкинистами и теми, кто верит в рептилоидов. Тех легко узнать, у них на голове шапочка из фольги.
— Ясно, — озадаченно произнес Лёха. — Как расплачиваться-то? Я не умею.
— Руку давай! — сказал Иван Петрович. — Да не эту! Левую! Правая — это у конкурентов.
Они сомкнули руки, и перед глазами майора появилась красная полоса. Он двинул бегунок на значение 5 % и нажал зеленую кнопку. Демон рядом блаженно закрыл глаза, и выдохнул.
— Хорошо-то как!
— Все, перемещай меня отсюда! — решительно сказал Лёха, расстроенный тем, что переплатил.
— А я не могу, — сказал Иван Петрович. — Это же девятнадцатый век, тут высокие технологии не работают. Тут большая часть людей еще при свечах живет.
— А как же мне убраться отсюда? — удивился Лёха.
— Придётся задействовать резервный канал эвакуации, — серьезно сказал Иван Петрович, глядя ему прямо в глаза. — Тут по-другому никак.
— Ну, хорошо, а где это?
— Это отсюда три квартала налево, там казачий разъезд стоит, они все сделают, — уверил его демон. — Работает без сбоев, отвечаю. Попадешь снова в Ад, а там сделаешь пересадку. Я тебе сейчас пароль скажу, а ты пока обратно в крестьянина переоденься. Иначе не сработает.
Через четверть часа Лёха шел по родному городу, загребая пыль разбитыми сапогами, обмазанными березовым дегтем. На нем снова был армяк, или как там эта хрень называется, а на подбородке колосились неопрятные заросли бороды. Быть русским крестьянином ему категорически не понравилось. Хорошо, хоть, уйдет отсюда скоро. Даже в Геленджике, и то повеселее было. И там Лилька! Он вызвал клавиатуру и написал:
«Привет, Необыкновенная!»
«Ой, приветики!»
«Чем занята?»
«Да ничем. Сходим куда?»
«Давай, я в командировке пока, как вернусь, вырвемся обязательно».
«Ок, целую, чмоки-чмоки!!!!!!»
— «Абонет не в сети».
— Ну, хоть так, — буркнул себе под нос Лёха. Идти оставалось всего ничего, резервный канал эвакуации обозначился в сотне шагов впереди.
На перекрестке маялся от скуки патруль из донских казаков, что было понятно по красным лампасам. Шаровары были заправлены в мягкие сапоги, а завитой чуб выбивался из-под фуражек. Очень атмосферные ребята, крепкие и уверенные в себе. Леха остановился невдалеке и даже залюбовался. Герои, защитники земли Русской.
— Чё уставился, лапоть? В рыло дать? — спросил его мужик лет тридцати с лицом, поклеванным оспинами. Все очарование момента было тут же разрушено.
Точно! Надо же пароль сказать!
— Мужики, а вы не знаете, как пройти в библиотеку? — с идиотским видом спросил Лёха. Ох, и странные у них тут пароли. Но Иван Петрович его уверил, что нельзя пропустить ни одного слова, иначе переход не сработает.
Видимо, Лёха как-то не так произнес пароль, потому что лица казаков приняли крайне удивленное выражение. У старшего казака из приоткрытого рта даже упала самокрутка, а глаза приняли совершенно неприличный размер.
— Ты как нас назвал? — тихо, но крайне отчетливо произнес он. — Ты донских казаков мужиками лапотными сейчас назвал? Тебе жить надоело, черт веревочный[8]?
— В нагайки его! — заорал рябой, и двинул коня на Лёху.
Видимо, что-то пошло не так, потому что его начали охаживать плетками со всех сторон. Майор озверел. Он в универе КМСа по самбо выполнил, а в школе первый юношеский по боксу. Он сдернул с коня рябого казака, сам удивляясь свой силе. Видимо, два вахтовика тоже подключились к драке. Буквально через десять секунд лицо казака превратилось в кровавое месиво. Сам он, с удивленным лицом, сидел на земле и сплевывал выбитые зубы.
— Ну что, съели, цепные псы царского режима! — торжествующе заорал Лёха. — Подходите, я и вам навешаю!
Ой! Больно-то как! — отстраненно подумал Лёха, глядя на картину как будто сверху и в замедленной съемке. Самый старший казак неуловимым движением махнул шашкой, и почти располовинил многострадальное Лёхино тело. Невидимая рука потянула Лёху вверх, в черный тоннель, и тут он услышал затихающие вдалеке голоса:
— Молодец, Аким! Эк, ты его! А то, ишь, мужиками нас обзывает!
— Что уряднику скажем? Заругает ведь!
— А скажем, что государя императора хулил матерно!
— И то верно!