Семиречье [трилогия : СИ]

Глава 1

Жаркое летнее солнце заливало речной берег золотыми волнами. Струйка неспешно несла свои воды, играя солнечными бликами. Из воды высунулись две русалочьи головки и с любопытством наблюдали за одинокой девушкой, сидящей на берегу. Девушка задумчиво подкидывала на руке огненный шар, потом сжала кулак, и шарик брызнул искрами между пальцами. Русалки наконец решили подплыть поближе. Они уже по опыту знали, если позвать девушку, пока она думает, то она может таким шариком и запустить от неожиданности.

— Белава, — позвала одна из русалок, — а, Белава?

— Чего вам? — недовольно отозвалась та, кого назвали Белавой.

— Покажи чудо, — попросила вторая.

— Настроения нет, — девушка собралась уйти.

— Ну, Белава-а, — заканючили они в один голос. — Ну покажи-и.

— Водяной опять ругаться будет. Угрожать начнет, что на дно утащит. — попробовала возразить Белава.

Русалки весело расхохотались.

— Он тебя боится, — сквозь смех сказала первая русалка. — Говорит, что после общения с тобой у него три дня голова болит и животом сильно мается.

— Это у него от меня голова болит? — возмутилась девушка. — Да у меня из-за него голоса три дня не было, так ругались!

— Покажешь? — русалки заискивающе посмотрели на нее.

— Ладно, — смилостивилась Белава.

Она опустила руки в воду, прикрыла на мгновение глаза и зашевелила пальчиками. По реке пробежала рябь, набирая силу, превращаясь в волну. С другого берега понеслась вторая такая же волна, вспениваясь на ходу. Они встретились посередине, ударились друг от друга, и река вздулась высоким столбом, распавшимся на шесть лепестков. Огромный водный цветок на несколько мгновений замер. Взметнувшиеся брызги заиграли на солнце маленькой радугой.

— Красотища, — восхищенно захлопали в ладошки русалки. — А еще?

— Многовато с вас будет, — усмехнулась довольная девушка.

— Ну, Бела-а-ва-а, — снова затянули они, но тут на берегу показалась еще одна девушка.

— Белавка, — воскликнула она, — так и знала, что ты здесь. Тебя уже обыскались.

Белава обернулась и посмотрела на девушку. Та вгляделась в цветок, все еще державшийся на поверхности реки и ахнула:

— И как ты это делаешь?

— Получается как-то, — улыбнулась Белава. — Ты чего с пузом своим бегаешь?

— Мне не завтра рожать, — девушка погладила свой уже не маленький живот. — Тебя там обыскались. Гости уже приехали, а тебя нет.

— Через две недели родишь, — Белава пропустила мимо ушей увещевания подруги. — Хочешь скажу кого?

— Я тебе говорила, что не хочу. Так ты идешь?

— Зарянка, — девушка улыбнулась, — ты ведь не отстанешь, да?

— Не отстану, — кивнула та. — Мать твоя уже злая вся, меня за тобой отправила.

— Сейчас приду. — Белава задумчиво покрутила на пальчике перстенек с изумрудом. — Их там много?

— Нет, — ответила Заряна. — Четыре человека.

— Может скажешь, что не нашла меня? — Белава с мольбой глянула на подругу.

— Ну уж нет, — та была непреклонна. — Ты должна идти.

— Должна…

— Чего ты боишься?

— Я ничего не боюсь. — девушка встала и поправила одежду. — Но… я не хочу…

Она тоскливо взглянула на опадавший цветок, на русалок, слушавших разговор двух девушек, на реку и тяжко вздохнула. Подруга взяла ее за руку.

— Ты хочешь отказать?

— Нет, я слово дала, значит должна сдержать. Пошли. — и Белава решительно направилась в сторону села.

Заряна нагнала ее, укоризненно погладив свой живот, намекая, что беременным женщинам бегать не полагается. Потом махнула рукой, что с нее возьмешь, это же Белава. Однако, та повинно улыбнулась, признав правоту беременной подруги. К селу они подходили не спеша. Белава снова посмотрела на Заряну и вспомнила, как год назад, в день, когда ее отвезли на обучение к чародею, они так же шли вместе, только к реке, а потом в лес, где познакомились с… Впрочем, нельзя думать об этом, потому что… потому что нельзя.

Кривцы, село, где жили девушки, встретили их суетой. Сегодня происходило то, что селяне ждали уже несколько лет с каким-то нездоровым азартом. Поэтому народ собирался группками, шептались, смеялись и провожали девушек красноречивыми взглядами. Белава старалась не обращать внимания на односельчан, все более замедляя шаг, чем ближе она подходила к родному дому. Заряна взяла ее за руку и ободряюще улыбнулась.

— Он у тебя настоящий красавец, — шепнула она. — У вас все будет хорошо.

— Да, — рассеяно ответила Белава. — С ним не может быть иначе.

— Великие Духи с тобой, подружка моя.

— Ты даже не представляешь насколько они близко, — усмехнулась ученица чародея и вошла в ворота.

Во дворе стояла повозка, запряженная вороной двойкой, возле которой суетился Милован, брат Белавы. Увидев сестру, он поспешил к ней.

— Отцу коняку такого в дар привели, зверь, а не коняка, только что огнем не пышет Матушке подарков надарили, нам с Огневкой тоже.

— Кто приехал с ним? — тихо спросила девушка.

— Тетка евоная и два товарища. В кафтанах красных. Матушка стол накрыла, батюшку даже нарядила, а на тебя ругалась, что ты шастаешь где-то и не оделась, не причесалась.

Белава бросила малодушный взгляд на конюшню, где стояла ее кобылка и подумала, что еще можно сбежать. Но тут на крыльце показался высокий черноволосый мужчина в малиновом кафтане с вышитыми волчьими головами на рукавах. Он посмотрел на девушку, и на его красивом лице заиграла радостная улыбка. Он раскинул руки и сбежал навстречу Белаве, отрезав ей все пути к отступлению. Она невольно залюбовалась его статью. Не так все плохо, подумала она и сделала шаг навстречу.

— Белава, душа моя, — мужчина сжал ее плечи несколько мгновений любовался милым зеленоглазым личиком. — Я так скучал.

— Здравствуй, Ярушко, — улыбнулась она и провела ладонью по его щеке.

Он еще немного постоял так, держа ее за плечи, будто ожидая чего-то, пока на крыльце не появилась матушка Белавы и не сказала умиленно:

— Чисто голуби.

Мужчина и девушка смутились, отошли друг от друга и двинулись к дому. Мать с умильной улыбкой пропустила их и слегка пнула Белаву сзади. Девушка обернулась и встретилась с грозным материнским взором. Она состроила расстроенную гримаску и поспешила за мужчиной, чтобы не получить что-нибудь более основательное, чем пинок. В горнице их ожидал отец Белавы кузнец Никодий и гости. Белава поклонилась им, они ей. «Сейчас начнется», — подумала девушка и обреченно приготовилась. И началось. Гости и хозяева разделились, Всемила утащила дочь ближе к себе с отцом, Ярополк встал к Сновиде, своей тетке.

— Здравствуйте, хозяева, — вышел вперед один из гостей, немногим старше Ярополка, он поклонился в пояс Всемиле и Никодию. — Приехали мы к вам из далекого далека, из славного града Берестова. Привела нас молва о том, что в доме вашем скрыто сокровище красы неописанной, цены не имеющее. А у нас есть сокол ясный, витязь прекрасный. Ночей не спит, мед не пьет, яств не ест, о сокровище вашем мечтает. Покажите ли нам красу ненаглядную, девицу Белаву свет Никодиевну.

Матушка толкнула дочь вперед, и та зарделась от пристальных взглядов, в душе мечтая сбежать отсюда в еще более далекие далека, чем славный град Берестов.

— А и краса неописуемая, — качал головой довольный сват. — А вот и наш сокол ясный.

Вперед выступил Ярополк, и девушка в очередной раз полюбовалась на стать и лик ясна-сокола.

— Отдадите ли дочь вашу Белавушку, нашему соколу? — вопросил сват, и Всемила для порядка заголосила:

— А и доченька наша, кормили-поили, взращивали аки цветок драгоценный. Да как же расстаться нам с ягодкой нашей, как отдать ее, да в чужие рученьки. — в этом месте девушка хмыкнула, памятуя о настойчивости, с которой ее уже несколько лет пытались выпихнуть замуж. — Что скажешь, батюшка наш?

Все взоры обратились к Никодию. Тот стоял, растерянно глядя на дочь, и молчал, о чем-то напряженно думая. Всемила вперила в него свой взгляд и незаметно щипнула сзади. Никодий дернулся и посмотрел на жену. Белава бросила на отца быстрый взгляд и уставилась себе под ноги.

— Что скажешь, хозяин, — нарушил затянувшее молчание сват. — Отдашь ли дочь свою?

— Отдам, — наконец отмер Никодий и снова бросил взгляд на девушку.

Всемила расцвела счастливой улыбкой и позвала гостей за стол, чтобы продолжить знакомство и обсудить, когда же последует столь ожидаемое событие. Молодых усадили во главе стола, и Белава в очередной раз подумала о том, что все эти обычаи сплошная мука. Чарки подняли, выпили, закусили, молодых похвалили и так, и эдак, а потом отпустили.

Белава с облегчением вышла на воздух и села на крыльцо. Ярополк сел рядом, и за забором прокатилось разочарованное: «Ах». Спектакля с изгнанием жениха, к которому так привыкли кривцовцы, не случилось. Чей-то голос оповестил: «Наконец-то сдалась», и Белава недовольно поморщилась. Во двор заглянула Заряна.

— Сговорились уже? — спросила она. — Когда за свадебный стол сядем?

— Мне еще доучиться надо, — ответила Белава. — Потом и свадьба.

— А долго ль учиться? Ты вона уже какие чудеса вытворяешь, — удивилась подруга.

— Дарей сказал, что еще есть чему, — упрямо сказала девушка и посмотрела на Ярополка, тот только вздохнул.

— Вы тут воркуйте, — Заряна подмигнула, — а мне домой надо. Скоро Перемил придет, а я все ношусь, будто не мужняя жена, — и она погладила свой живот.

— Хорошая девушка, — одобрительно улыбнулся мужчина. — Ты кого хочешь, сына или дочь?

Белава закашлялась. О чем это он там говорит? Девушка нервно хихикнула и встала.

— Пойдем, я тебе наши места покажу, — сказала она, избегая ответа на вопрос.

— Пошли, — согласился Ярополк. — Хоть от взглядов сбежим, а то скоро дыру протрут.

За забором все еще толпились односельчане, с любопытством разглядывая через щели жениха несговорчивой Белавы. Когда парочка вышла на улицу, одобрительный ропот пронесся над собравшимися людьми.

— Аки лебеди прекрасные, — умиленно вздохнула тетка Щедра.

— Голубь с голубицей, — поддержала ее бабка Радмила.

Белава и Ярополк постарались быстрей миновать сельчан. У забора последнего дома стояла старушка и внимательно смотрела на них.

— Здрасти, бабушка Ведара, — поздоровалась девушка.

— Здравствуй, Белавушка, здравствуй. Жених твой? Хорош, — похвалила знахарка.

Белава вздохнула, улыбнулась, поклонилась, почесала в затылке и… припустила прочь из села.

Глава 2

— Белава! Белава, где ты, отзовись! — Ярополк метался по лесу, пытаясь найти сбежавшую невесту.

Девушка засела за разлапистой елью и молчала, стараясь из всех сил не найтись. Напротив нее сел лис и пристально смотрел, чуть склонив набок голову. Белава покосилась на него, лис продолжал смотреть на девушку не отрываясь. Юная чародейка демонстративна отвернулась от него, прислушиваясь к голосу Ярополка.

— Белава, хватит ребячиться, покажись уже!

Лис подошел к девушке и сел рядом, толкнув лапой в бок. Она обернулась и изумленно воззрилась на рыжего, поведение которого явно выходило за рамки поведения среднестатистического порядочного зверя.

— Прячешься? — спросил сочувственно лис, и Белава собралась упасть на всякий случай в обморок. — Да ладно тебе, — махнул на нее лапой рыжий.

— Ты чего ко мне пристал? — зашептала возмущенно девушка.

— Дай золотой, не выдам, — зверь закинул лапу на лапу и подмигнул ей.

— Совсем лисы озверели, — покачала головой девушка, — Сейчас по ушам получишь.

— Заору, — сообщил лис и засунул в рот травинку.

— Хвост вырву и к шапке пришью, — не осталась в долгу Белава.

— Дашь золотой? — рыжий встал и сделал шаг в сторону.

— Обойдешься, — она скрестила руки на груди и отвернулась.

— Ну смотри, — ответил лис и приставил лапы к пасти.

Девушка ахнула и бросилась на него, зверь увернулся, отскочив в сторону. Белава не удержалась и растянулась под ноги к подошедшему Ярополку.

— Вот ты где, — констатировал мужчина, поднимая девушку на ноги.

— Я тут это… — она повернула голову и увидела лиса, который лежал на спине, дергал задними лапами, а передними держался за живот, заходясь от беззвучного хохота. Она незаметно показала рыжему кулак и опять повернулась к мужчине.

— Ты тут это? — усмехнулся он, и девушка потупилась. — Ты ведь еще не готова к свадьбе, да?

Белава вздохнула и опустила плечи.

— Когда ты поедешь обратно к Дарею? — перевел разговор на другую тему мужчина.

— Когда вы уедите, — на этот вопрос было гораздо легче ответить. — Провожу и обратно к мастеру.

— Скучаешь без своего мастера?

— Да, — девушка улыбнулась, наверное первый раз за этот день по настоящему искренне. — И даже по этому ворчуну Дикуше. Мне тоскливо без наших уроков.

— Чародейка, — сказал Ярополк с непонятной интонацией. — Ты уверена, что тебе есть еще чему учиться?

— Конечно, — горячо воскликнула она. — Я еще столько всего не знаю и не умею.

— Для городской чародейки ты умеешь достаточно.

— Вот еще, — Белава возмущенно вскинулась. — Хочешь, чтобы я себя извела, пока буду хвори всякие лечить?

— Нет, — теперь возмутился мужчина. — Как ты могла так подумать! Но уже совсем тяжко ждать, — наконец сознался он, и Белава в очередной раз почувствовала беспомощность.

— Ох, Ярушко… — она погладила перстенек.

— Может снимешь его наконец? — холодно спросил мужчина.

— Кого? — она удивленно посмотрела на него.

— Перстень свой, зачем он тебе?

Белава рассеяно перевела взгляд на перстенек, и в который раз вспомнила, как другой мужчина держал ее за руку, рассматривая пальчики. «Здесь будет хорошо смотреться мой перстенек», — сказал он. «Я буду знать, когда тебе понадобится помощь…» Она улыбнулась:

— Это ведь не то колечко, — сказала она, — это всего лишь подарок друга, который хочет помочь, когда придет время, а перстень подскажет ему. Только и всего.

— Только и всего, — Ярополк поморщился, но решил больше не спорить. — Ты хотела мне места ваши показать, — напомнил он с улыбкой.

Он взял ее за руку.

— Чтобы не терялась больше, — пояснил он.

Они бродили по окрестностям до вечера, рассказывали как прожили то время, что не виделись, смеялись и дурачились. Белава наконец расслабилась, и Ярорполк позволил себе обнять ее. На речном берегу они задержались. Ярополк уютно устроил голову на коленях невесты, и она рассеяно перебирала пальчиками его шелковистые пряди. «Чисто голуби», — усмехнулась про себя девушка и вздохнула, взглянув на перстенек.

— Ты что вздыхаешь? — спросил мужчина.

— Ничего, хорошо просто, — в принципе Белава не врала. Никто не охал, не умилялся, не терзал обрядами, и Ярополк, чувствовавший ложь, ей поверил.

— Хорошо, — улыбнулся он. — А будет еще лучше. Как думаешь, когда твой батюшка даст добро свадьбу играть?

— Не знаю, — она пожала плечами.

— Я не против ждать, когда ты закончишь обучение, но ждать уже твоим мужем.

— Что же за семья у нас будет, — засмеялась девушка. — Ты в Берестове со своей тысячей, а я у Дарея в обучении. Потерпи, Ярушко, я ведь слово дала.

Он не ответил и тихо вздохнул. Русалочьи головки вновь показались над поверхностью Струйки. Русалки перешептывались о чем-то, глядя на мужчину с девушкой, и негромко хихикали. Девушка показала им язык, а Ярополк приподнялся на локте и помахал рукой, весело улыбаясь. Русалки засмущались и скрылись под водой.

— Сплетничать поплыли, — усмехнулась Белава.

— Пусть сплетничают, — ответил берестовский тысячник и вернулся на гостеприимные колени юной чародейки.

Тут вода в реке заволновалась, и на поверхность всплыл Водяной. Он некоторое время смотрел на них, а потом крикнул.

— Здрав будь, добрый молодец.

— И ты будь здрав, батюшка Водяной, — ответил Ярополк и сел.

— Смотрю, не здешний ты, мил человек, — Водяной подплыл ближе.

— Угадал, царь речной.

— Стало быть на Белавке жениться надумал?

— Надумал.

— И смелый же ты человек, как я погляжу.

— Да не жаловался никто на трусость мою, — усмехнулся тысячник, а Белава сощурилась.

— Ты это к чему все говоришь, дядька Водяной? — крикнула она.

— Я кикимор всяких в упор не вижу, — ответил Водяной, не оборачиваясь к ней. — А тебя, мил человек, жалко. С этой язвой связаться хочешь.

— Ах, ты ж чучело мокрое, — вскочила Белава.

— За что ты ее так, Водяной, — Ярополк тоже был возмущен.

— А ты смотри, что она со мной сделала!

Водяной подплыл поближе и вытащил из воды две кривые человеческие ноги.

— Такой позор, — Вояной слезливо скривился.

— Ты мне проиграл хвост, — возмутилась девушка, — все честно!

— Да надо мной теперь даже последний пескарь потешается, пиявки к этим кривулям присасываются, а плавать-то одно мучение. Вертай мой хвост, гарпия ядовитая.

— Белавушка, — сказал Ярополк, пряча улыбку, — Что ж ты так с царем речным. Верни ему хвост.

— Не верну, — заупрямилась чародейка. — Он мне его проиграл!

— Во что проиграл? — заинтересовался тысячник.

— Сижу я тут третьего дня, вдруг этот приплывает и говорит: «Голова болит, мочи нет». Помоги, говорит. Ну я ему и отвечаю, мол, живо, дяденька Водяной, на ноги поставлю. А это харя ржать давай. Говорит, на ноги не поставишь. Я говорю, поставлю на ноги, а он хвостом своим селедочным по воде лупит и ржет, аки конь дикий. Не поставишь и все. Я говорю, спорим, поставлю на ноги, а он отвечает: «Поставишь, тогда хвост забирай, зачем он мне с ногами нужен будет». По рукам ударили. На ноги поставила? Поставила, вона добротные какие. Выиграла стало быть? Выиграла. Хвост не отдам и весь сказ.

— Э-эх, — взмахнул рукой Водяной, — кровопивица! Ни стыда, ни совести у тебя. Верни мой хвост, меня же с таким позором не уважают.

— А неча насмехаться, — насупилась Белава.

— Ну, правда, душа моя, уважь дяденьку Водяного, верни ему хвост, — Ярополк взял ее за руку и нежно посмотрел в глаза.

— Но он же проспорил, — пыталась не поддаться девушка.

— Ладно, — горько вздохнул речной владыка. — Выйду на солнышко лютое и помру во цвете лет. Жить мне с таким позором не за чем.

Он вышел на берег и сел. Ярополк просяще смотрел на невесту, а та противилась из последних сил.

— Ладно, — наконец сказал она. — Повинился бы за свои насмешки, давно бы со своим хвостом по реке плавал. А он только ругается и обзывает.

Она пошептала и щелкнула пальчиками.

— Вот ведь кикимора, — разразился новым приступом возмущения Водяной. — А как я теперь в реку попаду? Ползком что ли?

— Ах, ты козел неблагодарный! В воде тебя ноги не устраивают, на берегу хвост. Глаза б мои тебя не видели, — она плюнула и отвернулась.

Ярополк молча отнес Водяного к воде и опустил.

— Спасибо тебе, мил человек, — сказал Водяной. — А на этой злыдне все ж не женись, вона чего выделывает окаянная.

— Не могу я на ней не жениться, царь речной. Люба она мне, жизни нет как люба. А ты бы ей спасибо сказал. Ведь и правда хвост проспорил, а она его тебе возвернула.

— Вот еще, — вздернул нос Водяной. — Буду я еще всяким там спасибо говорить. Царь я речной аль не царь?

— Но мне-то сказал.

— Ты человек хороший, тебе не грех и сказать. Прощевай, добрый молодец, а мне пора одному пескарю рыло начистить, — и исчез, махнув хвостом.

Ярополк покачал головой и вернулся к Белаве. Она состроила обиженное личико и отвернулась от него.

— Что ты, душа моя? — улыбнулся он.

— Не надо было ему хвост возвращать, — сказала она и повернулась к тысячнику. — Правда, я так тебе люба?

— А ты разве не знаешь? — он грустно улыбнулся. — А я тебе? Ты ведь ни разу так и не сказала мне об этом.

Вот что за человек? И соврать нельзя, сразу поймет, потому как ложь чует, и правду сказать нельзя, она ее и от себя старалась прятать, потому как ему слово дала. Девушка задумалась. Нравился он ей. Добрый, нежный, заботливый, красавец опять же. Вона как бабы ихние глазами его пожирали, да и родным стал со дня их знакомства. Может и не любит, как ему хочется, а все ж приятно быть с ним рядом. Белава только открыла рот, чтобы попробовать сказать ему все это, как он сам ее перебил.

— Не надо, не отвечай. Боюсь я ответ услышать сейчас. У нас ведь еще столько времени впереди. Все будет, и любовь взаимная и счастье совместное, да?

— Да, — кивнула она совершенно честно.

Ярополк обнял ее, и она подставила губы. Почему бы и нет? Жених ведь.

Обратно они возвращались уже в сумерках. В доме Никодия было шумно. Хмельные сваты и сам хозяин горланили песни, и не всегда приличные. Гостей в доме прибавилось. Односельчане заглядывали на огонек, как бы узнать то одно, то другое, а Никодий усаживал их к столу и щедро лил медовуху. Сновида сидела во дворе со Всемилой, о чем-то разговаривая. Женщины обернулись на вошедших Белаву и Ярополка.

— А вот и голуби наши, — заулыбалась Всемила.

— Они, — подтвердила Сновида, пытливо рассматривая их.

Голуби смутились и попытались пройти мимо.

— Не ходите туда пока, — остановила их Всемила, — там батька наш на радостях бушует. Хотя, Ярополк, ты сходи, испей с будущим тестем чарку хмельную, а ты, Белава, с нами останься. Поговорим по бабьи, по нашему.

— Отчего же не пропустить чарку со славным человеком, — улыбнулся берестовский тысячник и пошел в дом, откуда тут же понеслись радостные голоса, приветствующие его.

— Ярушко мой весь светится, — сказала Сновида, глядя ему вслед.

— Ой, — всплеснула руками Всемила, — забыла дело важное на завтра сделать. Оставлю вас. — и она ушла.

Белава потупилась, чувствуя смущение. В тот единственный раз, когда она познакомилась с теткой Ярополка, девушка впервые узнала, что может перенять чужой дар, и это был дар ясновидения. Белава с тех пор училась им пользоваться. Видения были короткими и не всегда четкими и чаще всего хаотичными, возникающими сами по себе. Не всегда удавалось вызвать видение, но она училась, а Дарей ей помогал как мог постичь эту силу. Девушка чувствовала, что Сновида не особо-то и одобряет выбор племянника, но не спорила, зная, что это не имеет смысла. Ясновидица некоторое время молчала, рассматривая девушку, но, наконец, решила нарушать молчание.

— Я знаю, что ты не хочешь выходить замуж за моего мальчика. — сказала она. — Я вижу, что твое сердце занято, там не Ярополк. Но я так же вижу, что ты стараешься быть честной и не думать о том, кто должен был оказаться на месте моего племянника. Я пыталась увидеть ваше будущее, но все, что связано с тобой, покрыто туманом. Я не знаю, что выйдет из всей этой затеи со свадьбой, но я желаю тебе разобраться в себе прежде, чем вы произнесете обеты, и ты войдешь в Ярушкин терем. Я хочу, чтобы мой мальчик был счастлив. А еще я благодарна тебе за то, что ты спасла его в Черной Пустоши, он рассказал мне. Ты подарила ему жизнь, подари же и счастье… если сможешь.

— Что батюшка сказал о дне свадьбы? — спросила Белава.

— Он назначил свадьбу на осень будущего года, на день праздника Урожая. Никодий говорит, что сначала чародей должен отпустить тебя, закончив обучение. У тебя есть год, чтобы полюбить Ярополка или отпустить его.

— Я разберусь в себе, — ответила девушка. — Время помогает забывать, — она вздохнула и погладила перстенек.

— Пусть будут милостивы к тебе Великие Духи, девочка, — Сновида положила ей руку на плечо и погладила. Потом заговорила снова. — Как ты справляешься с моим даром?

— Когда получается, когда нет, — Белава почувствовала облегчение от смены темы разговора. — Я не всегда могу вызывать видения по своему желанию.

К ним вернулась Всемила. Она вытирала руки о вышивной рушник, потом закину его на плечо и села на скамейку, устало потерев лицо руками. Матушка Белавы посмотрела на дочь и Сновиду.

— О чем говорите? — спросила она.

— О делах сердечных, — улыбнулась ясновидица.

— А что о них говорить, им радоваться надо, коль они есть, — засмеялась Всемила. — Помню, когда Никодий ко мне посватался, я так и обмерла. Он такой большой, сильный и веселый… Еле свадьбы дождалась, полюбился мне сразу. С чего отец так затянул с датой…

— Все правильно Никодий сделал, — возразила Сновида. — Пусть сначала закончит обучение.

— Ай, обучение это, — Всемила недовольно покачала головой. — Зачем девке все это, баловство одно. Не хотела я, чтобы она чародейством занималась. Ох, как не хотела.

— Почему? — ясновидица с интересом посмотрела на нее.

— Лишнее это, — матушка встала. — Пойду я спать, и вы ложитесь. Мужики скоро угомонятся, медовуха скоро закончится.

Сновида проводила ее взглядом и задумчиво потерла подбородок.

— Что-то темнит твоя матушка, — сказала она Белаве.

Девушка согласилась с ней. Столько лет так настойчиво запрещать дочери пользоваться своей силой… Не спроста это, ох, неспроста. Юная чародейка пыталась несколько раз вызвать в памяти разговор своей матушки с прабабушкой, после которого Всемила воспылала такой неприязнью к любым проявлениям силы в своем доме, но так ничего и не вспомнила. Надо все-таки поговорить с матушкой, решила Белава, заранее опасаясь, что ничего кроме скандала из этого не выйдет. Ясновидица поднялась со скамьи, потянулась и кивнула на дом, где веселились мужики:

— Понадобится завтра им помощь чародейская, чтоб головушки лечить. А матушка твоя говорит— лишнее, — она засмеялась и пошла к дому, пожелав девушке спокойной ночи.

Та еще какое-то время сидела, прислушиваясь к голосам, потом зевнула и поняла, что она очень устала за этот долгий день и пошла спать.

Глава 3

Рыжая лошадка легко бежала по лесной тропе, к уже полюбившемуся ей чародееву терему. Белава радостно улыбалась, предвкушая встречу с мастером, с вечно взъерошенным Дикушей, улыбчивой и теплой теткой Ярой и добродушным дядькой Кумаем, мужем Яры. Две недели она провела в родительском доме и теперь еле могла усидеть в седле от нетерпения, ей хотелось бежать впереди Златы, так соскучилась девушка по обитателям чародеева подворья. Она пришпорила кобылку, понукая скакать еще быстрей. Злата не возражала, она тоже заскучала в своем стойле. Вдруг лошадь заржала и подалась назад чуть не уронив свою хозяйку. Белава посмотрела на дорогу и открыла рот.

Перед самыми копытами Златы сидел лис с наглой мордой и хитро щурился. Девушка спрыгнула на землю и подошла к нему.

— Ты, что ли? — спросила она.

— Я, — скромно потупился зверь. — А это ты?

— Нет, не я, — усмехнулась Белава.

— Тогда я пошел, — он встал, махнул своим пушистым хвостом и вроде бы направился к деревьям, но тут же обернул морду и хитро подмигнул. — Жаль, была б ты, я бы сказал что-то, а раз не ты, то ничего не скажу.

— А что скажешь? — девушке вдруг стало любопытно.

— Не, тебе не скажу.

— Ладно, это я, говори. — призналась Белава.

— Точно ты? Вдруг обманываешь, — лис снова сел и задрал голову к небу, будто раздумывая.

— Сейчас по ушам получишь, — нахмурилась чародейка.

— Точно ты, — признал ее наконец лис. — Тогда золотой с тебя.

— Чего? Зачем тебе лохматому золотой? Да еще в лесу?

— Это мое дело, ты давай золотой, не будь жадиной. — он протянул лапу. — А то не скажу.

— Ну и не говори, — Белава развернулась и села на лошадь.

— Жадина, — обиделся лис.

Она махнула ему рукой не оборачиваясь и продолжила свой путь. Но чем дальше девушка уезжала, тем больше становилось ее любопытство. Через некоторое время Белава начала оборачиваться назад, раз, другой, третий… Наконец она остановилась.

— Вот же морда лохматая, — она плюнула и повернула обратно.

Лис сидел на том же месте и жмурился на солнце. Он будто и не смотрел на приближающуюся девушку. Когда уже Злата почти дошла до него, зверь развернулся и пошел в лес.

— А ну стой, рыжий, — крикнула чародейка и щелкнула пальцами.

Сеть обвилась вокруг лиса и потащила к девушке. Лис возмущенно пыхтел и пытался уцепиться за корни деревьев, по которым его тащило. Потом надулся и сложил лапы на груди. Белава подняла силок со зверем к себе и грозно вопросила:

— Ну?

Лис отвернул морду и всем своим видом показал, что продолжать диалог в таком виде он не намерен. Чародейка хмыкнула, но не отпустила.

— Говори, что хотел.

— Я в сетях не ответчик и не рассказчик, — буркнул лис.

— На воротник пущу, — она сдвинула брови.

— Ну и пусть.

— Не скажешь?

— Нет.

Белава вновь щелкнула пальчиками, и силок исчез, освобождая лиса. Зверь грохнулся на землю и взвыл. Чародейка подняла руку и с намеком посмотрела на него.

— Сейчас я тебя в пень обращу, — сказала она.

— Змея ты подколодная, а не чародейка, — заворчал рыжий. — И чего Дарей тебя к себе взял. Злыдня.

— Не, ну на самом деле, — возмутилась Белава. — Говори уже, хватит томить.

— Золотой-то дашь? — пошел на мировую зверь.

— Да нету у меня, вот честное слово нет, зверь лесной. Хочешь, наколдую чего.

— Эх, — махнул лапой лис, — голь перекатная, ничего-то у тебя стоящего нет.

Зверь сделал пару шагов назад, где стоял старый трухлявый пень, взвился в воздух, перекидываясь через голову, и встал за пнем… невысоким рыжим мужичком жуликоватого вида. Мужичок весело прищурился, глядя на вытянувшееся лицо девушки и расплылся в щербатой улыбке.

— Ну чего вытаращилась, аки рак. Леший я тутошний. Меня Дарей за тобой послал, велел сильно не мешкать, дело у него какое-то к тебе есть.

— Когда послал? — заволновалась Белава.

— Так третьего дня и послал, когда ты в лесу от мужика чернявого пряталась.

— Так что ж ты мне не сказал? — возмутилась она.

— Да больно смешная ты девка, не мог себе отказать в удовольствии. А потом ты в лес одна ни разу не вышла, тока сейчас и подойти смог.

— Вот я скажу мастеру, как его поручения исполняются, уж он тебе, — угрожающе сказала чародейка, потрясая кулачком.

— Я хозяин здешнего леса, — подбоченился Леший, — мене никто не указ. Должок у меня был перед чародеем, вот и исполнил поручение.

— Больно уж ты нетороплив оказался, — проворчала Белава, поворачивая Злату.

— Какой есть, а все одно, поручение выполнил. Лучше позже, чем никогда, — крикнул ей вслед Леший и, пробурчав что-то о неблагодарных девках, ушел в лес.

Белава, уже не слушая, пускала лошадь в галоп. Что же случилось у учителя, что он даже Лешего послал за ней? А это-то хорош, три дня молчал, смешная она видите ли, вот рога ему к голове прирастит, пущай ржет конь дикий. Злата меж тем выскочила на пригорок, с которого открылся взору девушки терем чародея. Ворота были открыты. Возле распахнутой створы стоял Дикуша и смотрел на приближающуюся Белаву.

— Где шляешься? — проворчал он. — Мастер уже заждался, пятый раз меня на ворота посылает.

— Мне только что сказали, что мастер посылал за мной, — недовольно поморщилась девушка. — Случилось чего?

— Из Полянии вести пришли, — поделился соученик Белавы. — Наш на цельный день в своих палатах закрылся, думу думал, а потом велел за тобой послать. — и тут же привычно сдвинул брови и насупился. — А тебя, охламонки, все нет. Наберет себе в ученики не пойми кого, а потом мается, на людей кидается.

Белава привычно отмахнулась от него и побежала в терем. Чародея она застала в трапезной за обедом. Мастер всегда ел, когда нервничал. Он бросил на ученицу недовольный взгляд и кивнул на скамью.

— Давай-ка щец похлебай, да в дорогу собирайся, поедем скоро, — сказал он.

— Куда? — коротко спросила девушка и взялась за ложку, поданную ей приветливо улыбающейся Ярой.

— В Полянию. Лихой вестника прислал, пора нам туда собираться.

— Вы меня с собой берете, — радостно подтвердила очевидное ученица.

— Не возьми тебя попробуй, потом опять объявишься где-нибудь с очередным хвостом из оборотней, — проворчал он. — Лучше уж сразу под присмотром будешь. Долго-то что так ехала? Я к тебе гонца когда еще посылал. От жениха не оторваться было?

— Мастер! — вспыхнула Белава.

— Ладно, ладно, — отмахнулся он. — Так почему опоздала?

— Гонец ваш, морда наглая, только сейчас мне сказал, а до этого все лисом прикидывался, да золотой выманивал.

— Вот бес лесной, — усмехнулся чародей. — Так и знал, что доверять ему не след, а он еще разобиделся, что не верю ему.

— А кто этот Лихой? — поинтересовалась Белава.

— Разбойник, кто ж еще. Я их ватагу как-то сильно выручил, теперь помогают мне иногда. Я их год назад в Полянию послал, следить велел. Он все говорил, что спокойно там, а пять дней назад прислал вестника тревожного. Поедем поглядим, что там такое.

— Одни поедем? — как бы между прочим спросила девушка.

— А с кем еще? Ты да я. От Дикуши в походе толку мало, он в зельях силен, в остальном помехой только будет. А ты уже такое прошла, что не каждому чародею на долю выпадет. — тут же сообразил, к чему она клонит, и покачал головой. — Когда свадьбу-то назначили?

— В праздник Урожая о будущем годе, — ответила Белава. — Батюшка говорит, доучиться сперва надо.

— Верно говорит, — кивнул Дарей. — А матушка?

— А матушка говорит, что все это лишнее. Не одобряет она по прежнему моего чародейства. А говорить об этом не хочет. Я вчерась ее пытала и так, и эдак, только сердится и ничего не отвечает.

— Надо и мне будет с ней поговорить, когда вернемся. — решил Дарей. — А теперь пошли собираться, время дороже злата.

Яра неодобрительно покачала головой. Девка только заявилась, а ее уже в дорогу опять тянут. Но вслух ничего не сказала, все одно хозяин не услышит. Она начала собирать узелок с едой. Кумай осмотрел лошадей, подковы, накормил их и седлал чародейского Яхонта, Злату так и не расследлывали. Дикуша подготовил котомку со снадобьями и зельями, которые могли пригодиться двум путешественникам. Белава же кинулась в свою светелку, чтобы переодеться в мужское платье и взять меч-змейку, батюшкин подарок. Она взялась за рукоять— змеиною голову, и волшебная сталь отозвалась приятной прохладой. Змейка тихо зашипела, приветствуя свою хозяйку и сверкнула зеленым огнем изумрудных глаз. Девушка мельком глянула в зеркало, подарок альвов. Это зеркало отличалось об привычных зеркал Семиречья. Оно было кристально чистым и ровным, не искажая отражения. Был у нее еще один подарок от темноволосого альва, с которым ее свела дорога в Черную Пустошь, где удалось остановить выход Высшего демона в Верхний Мир. Это было маленькое заклинание, благодаря которому не надо было таскать с собой одежду. Чародей с ученицей немного подправили это заклинание, и теперь одежда, являвшаяся на зов была более привычной. Хотя альвийский костюм девушке полюбился своей практичностью и удобством.

Теперь она была готова в дорогу. Мастер ждал уже во дворе. При виде спешащей ученицы, он запрыгнул в седло, дал последние наставления Дикуше и тронулся с места. Девушка лихо прыгнула в седло своей кобылки и, махнув на прощание Яре, Кумаю и Дикуше, поспешила за чародеем.

Глава 4

Тракт стелился под копыта двух лошадок широкой желтой лентой. Третий день пути катился медленно и нудно к своему закату. Периодически у них появлялись попутчики, которые присоединялись к чародею и его ученице, спрашивали, отвечали на вопросы, рассказывали о неведомых людях, пытаясь скоротать дорогу, и исчезали, доехав до нужного им поворота. Ночи проходили спокойно, дни похоже один на другой, и Белава начала откровенно скучать, иногда вспоминая весеннее путешествие. Дарей спокойно отнесся к унынию ученицы, молодо-зелено. Кровь бурлит, бьет в голову, отсюда и беспокойство, отсюда и желание приключений. За свою долгую колдовскую жизнь чародей научился ценить спокойную дорогу, размеренную жизнь и отсутствие опасных приключений, успев хлебнуть многое на своему веку.

Впереди стояла небольшая деревенька с незамысловатым названием Упырево. Там-то чародеи и собирались остановиться на ночь. Деревенька была печально известна среди окрестных жителей тем, что умершие в Упырево восставали через одного. Особенности этой земли никто не мог понять, как избавить жителей деревеньки от этого проклятья. Сами упыревцы уже давно привыкли к своим ночным соседям и с насиженного места уходить не собирались. По ночам люди из домов не выходили, в дом никого не впускали, кто бы не стучался в дверь, и изводили нечисть по случаю. Опасность скорей грозила соседним деревням и селам, куда наведывались ожившие кровососы, оттуда-то и приходили время от времени колдуны и чародеи. Пару раз призывали волхва, который пел обрядовые песнопения, приносил жертвы и молился Великим Духам, но покойники продолжали восставать из своих могил и сосать кровь из проезжих и кружных жителей.

Теперь же туда направлялись Дарей с Белавой, но не с целью искоренения местной нежити, а лишь, чтобы остановиться на постой, потому что до заката им удобней всего было попасть именно туда. Белава зябко ежилась, когда думала, что их может ожидать, но глаза девушки горели лихорадочным блеском в предвкушении возможной охоты. По весне она проезжала мимо этой деревеньки, но это было днем, и девушка миновала Упырево без остановки. Весь их путь лежал по весеннему маршруту, только теперь сворачивать с тракта им было не нужно, потому что до Полянии это был самый удобный и короткий путь. Белава с некоторой ностальгией проехала мимо места, где стояла некогда Новая Калиновка, а теперь там росла высокая трава. И не было даже намека, что тут не так давно жили люди. Там она получила своего Зверя, который не подавал признаков жизни со дня возвращения в Пустошев. Впрочем, за другими переживаниями о второй личине Белава вспоминала нечасто, до конца не решив, нравилось ли ей это или нет.

— А вот и Упырево, — сказал Дарей, когда из-за поворота вынырнули первые крыши, стала слышна перекличка цепных псов, кудахтанье, мычание, детский смех и переругование двух баб, стоящих у самой дороги.

— А я тебе говорю, что это твой мою пеструшку в грех ввел, вона харя какая слащавая. А глазами-то блудливым косит, о-ой, — осуждающе закачала головой первая и сплюнула.

— Мой петух твою курицу соблазнил? Совесть поимей! Бесстыжая ты как и твоя пеструха, — вступилась за свою птица вторая. — А все ж коль цыплята будут, ты мне должна будешь половину.

— Да с чего это я тебе должна? Он мою курицу снасильничал, а ты за это еще и плату получить хочешь? Глаза-то твои наглые, — возмущалась вторая.

— Она сама его охомутала, так и вертела перед ним задом, так и вертела, видала я, — подбоченилась вторая баба.

— Да что ты поклеп на мою курочку наводишь, — продолжала возмущаться хозяйка пеструшки и вдруг скривилась, пустила слезу и заголосила. — Пеструшенька, доченька моя, злодей тебя замучил, вона и гребешочек-то опустила, кровинушка-а-а.

— Да не было у них ничего, — сказала Белава, проезжая мимо голосящих баб.

— А ты откель знаешь? — воззрились на нее обе спорщицы.

— Вижу, — коротко бросила ученица чародея и поехала за мастером.

— Ха, — захохотала первая баба, хозяйка непоруганой курицы, — Тоже мне петух, курицы оттоптать не смог.

— Да это твоя курица страшная, ему на нее смотреть было тошно, — не осталась в долгу вторая.

— Это моя-то пеструшка страшная?..

Продолжение спора чародей и его ученица уже не слышал, отъехав от двух орущих баб. Они подъехали к достаточно большому дому и спешились.

— Это дом старосты, — сказал чародей. — Я у него уже останавливался. Так что должен приютить.

Дарей подошел к калитке, из-за которой надрывался здоровенный пес, и крикнул:

— Хвощ, дома ли ты? Хвощ!

Из дверей показалась совершенно лысая голова с густой черной бородой и лохматыми бровями. Белава постаралась не рассмеяться такой шутке Великих Духов.

— Кто зовет меня? — спросила голова и уставилась на незваных гостей. — Дарей? Ты ли что ли?

— Я, я, кому же еще тревожить твой покой, — усмехнулся чародей. — Пустишь нас на ночлег?

— Кто это с тобой? — Хвощ открывал калитку, пристально рассматривая спутницу чародея.

— Ученица моя, Белавой зови, — ответил Дарей и обнял лысого мужика. — Ух, здоров стал, — засмеялся он.

— А чего ж, — Хвощ довольно погладил объемистый живот, — зато видно, что живу я хорошо, — и он тоже засмеялся. — Хороша твоя ученица, писанная красавица, прям.

Белава смутилась, а довольный Хвощ повел их к избе. Девушке выделили пустующую светелку, дочка хозяина дома месяц назад вышла замуж и покинула отеческий дом, а чародея обустроили в комнате с печью, где спали сами хозяева. Еще в избе жил сын Хвоща, но его пока не было. Когда лошади и люди были обустроены, их позвали к столу. Чародей и ученица с удовольствием застучали ложками, оголодав в дороге. Пока они ели, Хвощ рассказывал им о делах в Упырево. Месяца два назад у них вывели трех упырей, и жизнь вроде бы шла спокойно, но неделю назад утонула в пруду за деревней дочка пастуха, теперь жители соседней Медовики жалуются, что у них засосали дворового пса и кузнеца Шипулю, который вышел ночью до ветру на двор.

— Не глянешь ли? — спросил хозяин Дарея.

— Посмотрим, — согласно кивнул чародей и тут же сказал Белаве. — А ты в избе останься, поспи. Я один справлюсь.

— Ну, мастер, — привычно затянула девушка и осеклась под грозным взглядом учителя. — Ладно, хоть высплюсь.

— И то верно, — заулыбалась жена Хвоща Милава. — Неча девке ночью шастать, пущай отдыхает.

Не сказать, что Белава так уж расстроилась, упырь не демон, можно и пропустить. Этого добра в Семиречье хватает. Она сыто отвалилась на спинку деревянного стула и осоловело посмотрела на открывшуюся дверь. Там стоял молодой парень, как две капли воды похожий на Хвоща, только пока с волосами. Он осмотрел гостей, поклонился и пошел к столу.

— А вот и Ядрей мой пожаловал, — радостно оповестил их хозяин дома, и девушка отметила, что он гордиться своим сыном. — Богатырь мой, красавец, — и Хвощ посмотрел на Белаву.

— Да ладно тебе, батя, — прогудел Ядрей. — Пожрать бы, замаялся.

— Работничек наш, — пропела Милава, ставя перед сыном здоровенную миску с ароматным варевом.

Тот взял ложку, которая почти исчезла в здоровенном кулаке и начал громко хлебать, причмокивая от удовольствия. Хвощ гордо посматривал на гостей. Вон, мол, какой молодец.

— У доброго молодца и аппетит добрый, — сказал он. — Нравится сынок-то мой? Вижу, что нравится, — подмигнул мужик остолбеневшей ученице чародея.

Ядрей бросил на нее взгляд и вернулся к еде. Чародей некоторое время изумленно смотрел на Хвоща, а потом расхохотался.

— Занята она, Хвощ, занята. Только помолвка была. И жених-то славный, тысячник из Берестова. Так что придется тебе подыскать невесту своему сыну в другом месте.

— Помолвка не свадьба, — буркнул расстроенный хозяин дома.

— Не нравится она мне, батя, тощая больно, — прочавкал Ядрей, и девушка тихо засмеялась с явным удовольствием.

— Дурень, — Хвощ отвесил сыну затрещину. — Откормить бабу недолго. А тут еще и чародейка.

— Тем более, — детина будто и не заметил отцовой оплеухи, — я ей в ухо, а она меня пнем посредь горницы, не пойдет.

— Да, — хмыкнул Дарей, — Белавке в ухо дать не получится, она и Водяного чуть со света не сжила, а тут простой мужик.

— Не такой уж и простой, чай, сын старосты, — обиделась Милава.

— Не, батя, мне Потвора по душе, к ней посвататься думаю. Как наливное яблочко она, а эта на палку похожа.

— Чего?! — Белава возмущенно вскочила, но учитель ее тут же усадил обратно, пряча улыбку.

— Каждому свое, — сказал чародей и отправил ученицу спать.

Постепенно за окном совсем стемнело, и первые звезды зажглись на чернеющем небосводе. Белава лежала на перине хозяйской дочери и прислушивалась к звукам в доме. Лестница тяжело заскрипела под шагами Ядрея, который шел в свою комнату, хозяева укладывались спать внизу. Входная дверь скрипнула, залаял кобель, и девушка поняла, что мастер пошел охотиться на упыря. Она повернулась на бок и закрыла глаза.

Проснулась Белава от громовых раскатов храпа, раздававшихся из комнаты хозяйского сынка.

— Я бы даже не стала ждать, когда ты на мое ухо покусишься, уже за это бы в пень оборотила, — проворчала девушка, пряча голову под подушку.

Подушка не спасла, и она мстительно щелкнула пальцами. На палку она, вишь, похожа. Могучий храп разом прекратился. Белава с блаженством потянулась и вновь закрыла глаза, когда до нее донесся новый звук. Девушка привстала и вслушалась. Это был детский плач, такой жалобный, что сердце ее сжалось. Юная чародейка выглянула в окно и увидела маленькую девочку, стоящую посреди улицы. Белава быстро оделась и осторожно спустилась вниз, прокралась к двери и аккуратно вышла на улицу. Девочка стояла все на том же месте и горько плакала. Чародейка подошла к ней.

— Что ты плачешь, малышка? — спросила она. — И почему одна ночью на улице, опасно тут у вас.

— Меня мамка домой не пускает, — всхлипнула девочка. — Я стучусь, стучусь, а она молчит.

Девушка присела на корточки и убрала волосы с лица ребенка. У девочки оказались большие глаза, покрасневшие от того, как та их усердно терла. Белава вытерла ей слезы.

— Озябла вся бедная, вон холодная какая.

— Холодно, — пожаловалась девочка.

— Дай я тебе обогрею. — и девушка обняла малышку.

— Возьми меня к себе, — попросила девочка, доверчиво прижимаясь к чародейке. — Ты добрая.

— Давай я тебя лучше к мамке отведу, вдвоем-то она нас услышит, — улыбнулась девушка.

— Она не откроет, — снова заплакала малышка.

— Почему? — Белава держала ребенка на руках, все больше удивляясь ледяному холоду, что шел от девочки, потом принюхалась и ахнула. — От тебя землей сырой пахнет.

Она быстро поставила девочку на землю и отошла от нее. Девочка посмотрела ей в глаза и усмехнулась, обнажив острые клыки.

— Потому и не пускает, — ответил упырь и начал наступать на Белаву.

— Ты значит дочерью пастуха была, — сказала больше себя чародейка и подняла руку, собирая огненный шар на кончиках пальцев.

— Была, — согласилась девочка— упырь. — А ты чародейка, что ли?

— Она самая, — ответила Белава и кинула в девочку шар.

Упырь ловко скользнул в сторону, и шар попал в сухое дерево, стоявшего недалеко от жилого дома, и в миг превратив его в факел. Девушка выругалась и, пробежав мимо скалившейся «девочки», подскочила к колодцу, закручивая водяной вихрь. Потом вытянула его и направила на горящее дерево, стараясь следить за упырицей. Та не теряла времени даром, все ближе подбираясь к чародейке. «А мастер сейчас по кладбищу рыщет», — тоскливо подумала девушка, все еще гася дерево. Упырица была уже в двух шагах от нее, когда дерево наконец потухло. Белава развернулась к ней, лихорадочно решая, как поступить дальше. И вдруг раздалось то, что девушка ждала уже некоторое время, змеиное шипение.

— Змейка моя, — улыбнулась она, подставляя руку под прыгнувший к ней меч.

Упырица попятилась, но не отступила. Она скользнула в сторону и… будто растворилась. Чародейка закрутилась, пытаясь найти «девочку», но та будто сквозь землю провалилась. Змейка продолжала полыхать глазами-изумрудами, оглашая деревенскую улицу своим шипением. Девушка отправила поисковое заклинание, и оно вернулось к ней вместе с упырицей.

Белава вскрикнула, почувствовав, как в руку ей впиваются клыки. Она попыталась перехватить меч другой рукой, но ничего не вышло. Странное ощущение окутало чародейку, будто сон начал сковывать ее. Приятная истома расползлась по телу, лишая воли. Она тихо застонала и перестала сопротивляться упырице, повисшей на ее руке пиявкой. «Девочка» причмокивала не хуже Ядрея, с аппетитом всасывая чародейскую кровь.

— Вот зараза, — вдруг раздался знакомый голос, и упырь завыл.

Белава взглянула вниз, и увидела корчащуюся нежить, из груди которой торчал кончик осинового кола. «Девочка» отцепилась от Белавы, упала на землю, чародей одним ударом отсек ей голову. Девушка покачнулась, и мастер поймал ее.

— И что мне с тобой делать, а? — вздохнул он. — Сказал же, что справлюсь, ну куда вылезла?

Потом усадил ученицу на землю и, соткав светящийся шар, осмотрел ее руку. Дарей покачал головой.

— Оборотнем ты уже была, теперь упырем решила заделаться? Так кровушку пить умеешь и без клыков. Горе ты мое, — он поднял Белаву на руки и понес к дому Хвоща.

— Мастер, — всхлипнула Белава, — не специально я, так вышло. Меня сынок хозяйский храпом своим ядрейным разбудил.

— Ядреным, — поправил чародей машинально. — Хотя у него может и ядрейный. Вот оставлю тебя ему в жены, как раз в Упырево к месту будешь.

— Не надо, мастер, — всхлипнула ученица.

— Не надо, — согласился он, — Хоть и дурень этот Ядрей, а зла я ему не желаю.

В избе все спали, и возня, затеянная чародеем никого не смогла потревожить. Дарей положил ученицу на лавку и пошел за своей котомкой, которую снарядил Дикуша, порылся там и вскоре вернулся с небольшим пузатым пузырьком. Чародей влил ей в рот несколько капель зелья и понес в светелку. Жар все больше разливался по девичьему телу. Белава уже потеряла связь с реальностью, все глубже погружаясь в бредовое забытье…

… Невысокая женщина стоит перед двумя девочками и внимательно рассматривает их. Малышки пугливо жмутся друг к другу, робея перед этой чужой красивой женщиной, так пытливо ощупывающей их взглядом. Девочка постарше, рыжеволосая в задорных конапушках, пытается закрыть собой младшую, похожую на куколку, девчушку. Та доверчиво смотрит на сестру, свято веря, что она защитит ее, даже если сюда прилетит Змей Горыныч, про которого рассказывали соседские девчонки. Женщина перестает хмурить брови, и ее губы трогает улыбка. От этой улыбки становится тепло и спокойно, и девочки, наконец, доверчиво смотрят на женщину. В доме кричит третья сестра, она родилась всего неделю назад, и женщина смотрела ее первую.

— Боитесь меня, внученьки? — спрашивает женщина, по прежнему улыбаясь. — Не стоит, я зла вам не сделаю, бабушка я ваша.

— Наша бабушка умерла, — отвечает старшая. — Я ее помню.

— Так это дочка моя, Любавушка, — вздыхает женщина. — Ее как и тебя звали. Я ваша прабабушка.

— Бабушки молодыми не бывают, — решается заговорить младшая.

— А я не простая бабушка. Я чародейка, — женщина весело подмигивает, и младшая девочка распахивает глаза. Она первый раз видит живую чародейку.

— Настоящая? — спрашивает она, затаив дыхание.

— Настоящая, Белавушка, самая что ни на есть настоящая, — кивает их прабабушка.

— А пряников наколдуешь? — деловито интересуется Любава.

— Зачем колдовать? Я их вам итак принесла, — и женщина достает из своей котомки узелок, от которого вкусно тянет медовыми коврижками.

— Благодарствуй, — Любава протягивает руку и забирает узелок.

— А мне? Мне тоже дай пряничков, — канючит маленькая Белава.

— Дам, дам, — успокаивает ее сестра, и девочки убегают есть прабабушкин гостинец…

… За окном закричал первый петух, его клич подхватил еще один, и еще, и еще. Вскоре запела петушиными голосами вся деревня. Дарей поднял голову и посмотрел на ученицу. Жар уже спал, Белава перестала метаться и спала спокойным глубоким сном. Он вздохнул с облегчением и тихо выскользнул из комнаты.

Вскоре зашевелились обитатели дома. Первой встала Милава, засуетившись вокруг печи. Следом поднялся Хвощ, позволив себе понежится в теплой постели чуть дольше жены. Дарей сел на лавку, устало потирая глаза.

— Ну как, Дареюшка? — спросил его Хвощ.

— Убрали мы вашего упыря, — ответил чародей, зевая. — Белавка тоже на улицу вылезла.

Об укусе он умолчал, справедливо подозревая, что хозяева дома впадут в панику. Милава быстро накрывала на стол.

— Надо Ядреюшку будить, наш касатик богатырским сном спит, — сказала она, вытирая руки о передник.

Чародей усмехнулся, вспоминая белавино определение Ядреюшкиного храпа. Милава быстро поднялась по лестнице, ласково защебетала под дверями спящего сыночка, потом заскрипела дверь и… раздался оглушительный женский вопль.

— Ядрей! Сынок! Да что же это?

Чародей сорвался с места, в ужасе представляя Белаву с окровавленными губами над телом свежеубиенного Ядрея, но предстала ему совсем иная картина. На большой деревянной кровати среди подушек и перин сидел здоровенный заяц и дико косил глазами. У входа тяжело осела Милава и голосила на всю избу. Дарей быстро заглянул в светелку, там сладко спала Белава чему-то мило улыбаясь во сне.

— Ну… упырица, — выдохнул чародей и вернулся в комнату Ядрея.

Там уже стоял Хвощ, держа зайца за уши и удивленно разглядывая зверя. Дарей взял у него дергающегося зайца, осмотрел и посадил обратно на кровать. Потом зашептал, щелкнул пальцами, и пред родительские очи явился сам Ядрей с красными ушами.

— Мамо! — завыл он, кидаясь к счастливой матери, утирающей слезы. — За что мне батя ухи надрал?

— Сыночек, Ядреюшка, — Милава повисла на бычьей шее великовозрастного дитяти. — Живой, здоровый, красавец мой родименький.

— Дарей, — Хвощ всем своим видом требовал объяснений.

Чародей вздохнул и рассказал душещипательную историю, как гнали они с ученицей проклятого упыря от самого кладбища, как изворачивалась и грозила им погибелью нечисть злобная. И прошлось им кидать в упыря заклинания, чтобы остановить нежить поганую, и одно заклинание отбило лихо докучливое, видать оно в Ядрея и отлетело. Вот вам повинная голова, что хотите, то и делайте. Хвощ качал головой, Милава прикрыла ладошкой рот в ужасе, а Ядрей уже вовсю чавкал над миской с кашей.

— Какого страха вы натерпелись, бедные, — всплакнула жалостливая женщина. — Ты кушай, чародеюшка, кушай.

— Благодарствуй, — Дарей со скорбным видом взял ложку.

— Да уж, натерпелися вы от нашего упыря, — вздохнул Хвощ и полез в небольшой сундучок. — Вот вам за труды ваши, — и положил перед чародеем небольшой кожаный мешочек, тяжело звякнувший монетами.

Дарей закашлялся, потом взял мешочек и тяжело вздохнул:

— Да пустое, Хвощ, мы завсегда помочь добрым людям рады. — и убрал мешочек к себе.

— А за сына спасибо, вернул нам богатыря нашего, — и хозяин встрепал сыновьи вихры.

Чародею стало немного стыдно, но не говорить же, что он всего лишь исправил сотворенное мстительной ученицей. Он только неопределенно кивнул, мол, не за что, и продолжил трапезу. Вскоре послышалось шевеление из светелки, и к ним спустилась разрумянившаяся со сна Белава.

— Славного дня вам, люди добрые, — поздоровалась она и бросила быстрый взгляд на выходящего из избы Ядрея и на нахмуренные брови мастера.

— Все потом обсудим, — поспешно сказал чародей, пока она не ляпнула что-нибудь.

— Хорошо, — согласно кивнула девушка и села завтракать.

Глава 5

Утро выдалось дождливым, разбудив двух путников стуком капель по лесной листве. Чародеи одновременно открыли глаза и встали. Белава сладко потянулась и ойкнула, когда на макушку ей упала холодная капля. Дарей развел костер и наколдовал воды в котелке. Девушка умылась и пошла помогать учителю с завтраком. После Упырево она получила от чародею хорошую взбучку за зайца, за безголовую свою вылазку на ночную улицу, за укус упыря, потому как с низшей формой нечисти она уже должна была справляться с закрытыми глазами. Белава бледнела, краснела, заикалась, чесала в затылке и даже пыталась расплакаться, чем, в общем-то, и успокоила мастера, впадавшего в ступор от женских слез. Но до вечера он с ней не разговаривал. Девушка заискивала и подлизывалась как могла, но учитель только сурово хмурил брови. Помирились они уже перед сном, когда учитель нарушил молчание указанием поставить защитный круг. И теперь всякая напряженность между ними исчезла, Дарей простил свою непутевую ученицу.

— Мне прабабушка вчера снилась, — сказала Белава отхлебывая горячий чай.

— Да? И что снилось? — заинтересовался Дарей.

— Как она к нам в дом пришла, больше ничего, — разочаровано призналась девушка. — Я все пытаюсь вспомнить, что она матушке тогда говорила, а не получается вспомнить.

— А при помощи ясновидения?

— Не получается. Я пыталась.

— Значит неважно, раз не вспоминается, — чародей потерял интерес к этой теме.

— Не скажите, мастер. Матушка с того времени очень поменялась. Сдается мне, что ее бунт против чародейства с тех пор пошел. Чувствую, что есть там что-то важное обо мне.

— Да, остались у тебя загадки, — признал Дарей. — Мне слова Баэлиана долгое время покоя не давали, что дар жизненной силы в тебе не твой. Вот ведь главная загадка. У бабки взять не могла, сила-то через пять лет после ее гостевания проснулась. С чем это может быть связано?

— Не знаю, — пожала плечами ученица.

— А мне кажется, что как раз в десять лет к тебе сила жизни-то и пришла. Пришла бы раньше, раньше бы и сила проявилась. Но вот у кого ты могла его стянуть, если Хвалена, бабка твоя, за несколько лет до этого пропала и у вас больше не появлялась? Чародеев жизни не так уж и много. И если верить старой легенде, все они твои сродники. Я знавал двоих. Хвалену да Ведислава. Хвалена исчезла, выходит, пятнадцать лет назад, видел я ее еще за десять лет до этого. Встретились на постоялом дворе в Белом Граде. Она тогда спешила куда-то. Поговорили немного, и ушла она. А вот Ведислав пропал три года назад, как раз после поездки в Полянию. Прислал мне вестника, что направляется туда по приглашению, а после ни слуху, ни духу. Знаю еще, что был такой чародей жизни Гостенег, жил он недалеко от Желтых болот, это рекой Чернухой. Гостенег тоже пропал. Сам я его не знал, с ним Радмир знакомство водил, — Белава еле заметно вздрогнула. — Они с Балой у Гостенега как раз останавливались, когда Желтых болот Мора изгоняли. Чудище такое было, насылало на кружные земли всякую заразу. Так вот, Радмир говорил, помнится, что о Гостенеге он не слыхал ничего годов пять, сгинул как и Хвалена с Ведиславом. Хм…

— Что? — Белава подалась вперед.

— А ведь странное дело, да? За пятнадцать лет три чародея жизни сгинули. Не умерли, не погибли, не осели где-то, а просто исчезли бесследно. Такого с колдунами и чародеями, более слабых сил вроде не происходило. Скольких знаю, об их судьбе все ведаю.

— Может совпадение?

— Не знаю, не знаю… Но что-то в этом есть. Но не пропадают чародеи одной силы так часто.

— Пятнадцать лет-то часто? — изумилась Белава.

— Для чародеев, да. Ты пока обычной человеческой жизнью меряешь. А жизнь магов длиннее в несколько раз. Для нас пятнадцать лет, как год с половиною для обычного человека.

— А сколько вам, мастер? Все время хотела спросить, только боязно было.

— Мне двести годков почти, — ответил Дарей, и Белава ахнула.

— Сила жизнь продлевает. Стареем мы намного медленней. По человеческим меркам мне не больше пятидесяти. Бабке твой примерно столько же должно было исполниться.

— А те, кто не обладают силой, но имеют маленький дар, они сколько живут?

— Не понял.

— Ну вот как… как Радмир или Ярополк. Радмир не поддается чужим чарам, а Ярополк ложь чувствует. Это ведь тоже дар.

— Их жизнь обычная, — с улыбкой ответил чародей. — Переживаешь, что ты еще молодой будешь, а муж уже седобородым старцем?

— Да, — она потупилась.

— Так в тебе жизненная сила есть, можешь омолодить. Свои года, правда, отдашь, но за чародейскую жизнь их набегает итак много.

— И верно, — она улыбнулась.

— Любопытно, а где пропала твоя прабабка? — он задумчиво чертил витиеватые узоры на земле подобранной палочкой.

— Может матушка знает.

— Ее сейчас не спросишь, — вздохнул чародей. — Впрочем, кое-что узнать мы можем. По дороге у нас как раз будет один мой старый товарищ, заедем к нему. Он колдун, силу из земли берет. Может он что знает.

— Как скажите, мастер, — ответила Белава. — А это несильно нас задержит?

— Нет. Он живет за Берестовым. Проедем без остановки, на ночлег к нему попросимся.

— Берестов… — повторила девушка непонятным тоном.

— Хочешь к жениху заехать?

— Нет, — она покачала головой и вдруг сникла вся, — боюсь, что он увидит меня.

— Ругать будет?

— Не знаю, но вдруг опять захочет с нами поехать.

— А ты не хочешь, чтобы ехал? Жених все-таки, — Дарей внимательно взглянул на нее.

— У нас с ним вся жизнь впереди, — отвернулась девушка.

Дарей продолжал внимательно смотреть на нее. Потом вздохнул и подошел к ней, сел рядом и прижал к себе.

— Помнишь, что Хвощ сказал? Помолвка не свадьба, ее еще можно разорвать. И слова Баэлиана не забывай. У тебя есть сердце, и оно поможет тебе принять верное решение.

— Ох, мастер, — она незаметно утерла слезу. — Я слово дала, как же могу нарушить.

— Нас никто не увидит, когда мы подъедем к Берестову, — пообещал чародей. — Глаза, чай, отводить умеем. А ты думай, девочка моя, думай. — он поднялся и начал затаптывать костерок. — Однако, пора и в путь.

Они собрали свои пожитки и тронулись в путь. Настроение было подавленным. Чародей всю дорогу напряженно думал, периодически восклицая: «Так, так», или: «может быть, может быть». Белава же старалась наоборот ни о чем не думать, потому что в голову лезли мысли совсем не те, какие хотелось бы. Постепенно дорога довела их и Берестова. Девушка заметила высокие белые стены, ворота, а там и стражников в знакомых красных кафтанах. Рядом с ними стоял Ярополк. Конечно, он же должен был приехать совсем недавно, чародей с ученицей выехали вскоре после них. Даже чудо, что они в дороге не нагнали повозку со Сновидой и трех всадников. Ярополк разговаривал со стражниками и не глядел на тракт. Потом повернулся и… Дарей щелкнул пальцами.

— Что ты, батюшка Ярополк? — спросил один из стражников.

— Показалось, — тысячник потер глаза, еще раз глянул на дорогу и отвернулся.

Белава облегченно выдохнула, даже настроение поднялось. Она начала спрашивать учителя о том, к кому они ехали. Чародей сначала рассеяно отвечал, а потом немного поругался, и ученица отстала от него. До вечера чародеи останавливались только раз, чтобы перекусить. Они заехали в придорожное село Большие куряки, где нашелся небольшой кабачок, в котором они и пообедали. Публика в заведении оказалась разношерстной. В основном тут были проезжие, курякинцев обнаружилось всего пару человек, и те сам хозяин и его сын, сноровисто разносивший заказанную еду. На мужчину и молоденькую девушку обернули головы, поглазели и вновь уткнулись в свои тарелки. Белава с любопытством разглядывала посетителей питейного заведения.

— Не пялься, дыру протрешь, — бросил ей вполголоса учитель. — Еще не хватало здесь себе неприятности найти.

Белава послушно опустила глаза. Но все же привлечь к ним внимание она уже успела. Из-за стола, стоящего у окна, поднялось два мужика неопрятного вида и двинулись к чародеям. Дарей постукивал пальцами по столу, вроде и не замечая их. Девушка же поглядывала искоса, чувствуя беспокойство с любопытством вперемежку. Мужики приблизились к ним. Один развалился рядом на лавке, второй уперся рукой о стол и навис над Дареем.

— Ну, здрасти, люди добрые, — неожиданно пискляво сказал он. — По делу пришли аль на народ поглядеть?

— По делу, — спокойно ответил чародей, по прежнему сохраняя скучающий вид. — Отобедать желаем. Вдвоем.

— А чем это мы вам в сотрапезники не годимся? — возмутился тот, что развалился на лавке и нагло посматривал на Белаву.

— А чем годитесь? — не удержалась девушка.

— А всем, — и второй бухнулся рядом с ней.

Дарей соткал пальцами светящийся шар и все так же задумчиво поигрывал им. Мужики разом замолчали, внимательно посмотрели на шарик и на всякий случай уточнили:

— Чародей что ли?

— Он самый, — Дарей наконец повернул к ним голову. — А у вас, люди добрые, есть надобность в чародее?

— Не-не, мил человек, — мужики встали, поклонились, — Мы это, так, здоровья пожелать проезжим путникам, — и исчезли из поля зрения.

— Никогда не пялься на таких вот. Не всегда чародей может живым от простого люда. Бывало и камнями забивали, и жгли, и топили. Мы не всемогущи, даже ты со всей твоей силой. Особенно такие вот опасны, из-за угла ножичком или кистенем по голове. Вспомни, как легко Волх пленил тебя в Пустоши.

Белава поморщилась, вспомнив беловолосого берестовского колдуна, который просто приложил ее по темечку и чуть не принес в жертву демону. Девушка была вынуждена признать правоту учителя. Им принесли щи, и дальнейшая трапеза прошла без лишних происшествий. Но выходили чародеи, закрыв себя защитными заклинаниями, на всякий случай. И не прогадали. Возле конюшни их поджидали давешние мужики в компании еще двоих таких же неопрятных типов. Чародей с ученицей прошли мимо четырех разбойников незамеченными, сели на лошадей и отправились своей дорогой, оставив мужиков томиться в бесцельном ожидании.

Часа через два Дарей указал ей еле заметную дорогу, уходящую влево от тракта.

— Нам туда, — сказал мастер.

Это была дорога, вымощенная камнями. Но, судя по запущенности и заросшему виду, ею пользовались очень нечасто. Дарей объяснил, что колдун давно отошел от всяких дел и жил обособленно. Занимался он своим хозяйством и более ничем.

— Старый он, — сказал чародей. — Даже для чародеев древний. Когда-то имя Бермяты гремело по всему Семиречью и за его пределами. Он еще помнит, когда Поляния входила в состав Семиречья, еще до Великого Огня.

— Поляния была Семиречьем? — поразилась девушка.

— Да. После Великого Огня бунт подняли, требовали запретить колдовать, изгнать чародеев и колдунов. Князь Полян тогда воду все мутил. Его для острастки в остроге подержали, выпороли прилюдно, но он только героем для своих стал. Тогдашний царь Дичко подумал— подумал и махнул рукой, отпустив князя и его княжество. Тот княжество царством назвал, дал ему свою имя и начал править. Волшбу на своих землях преследовал, карал жестоко. Многих славных колдунов замучил нелюдь. Посчитал их виновными в пожаре. Треть Черной Пустоши была его наделом, но, после отделения от Семиречья, он этого куска лишился. Полян захапал земли двух маленьких княжеств, что были по соседству с Полянией, и успокоился. Потомки его, правда, до сих пор пытаются оторвать обратно кусок Пустоши, потому постоянно ругань идет между нашими царствами. Чародейства поляне не признают, волхвам большой почет оказывают. Храмин там не в пример больше, чем в Семиречье.

— Батюшка мой не любит Полянию, — сказала Белава.

— А кто ее любит. Правят жестко, народ озлоблен, хитер и изворотлив. Три шкуры с чужаков дерут. Если колдуна поймать сумеют, казнят при всем народе. Потому там о волшбе забудь. При местных даже думать о чародействе не смей, каждый доложит.

— Ох, лишеньки, — девушка зябко поежилась.

— Не переживай, — Дарей потрепал ее по плечу, — Все хорошо будет.

Лошадки уже цокали по каменной дороге, и Белава решила отложить переживания на потом.

Глава 6

Каменная тропа почти терялась в зарослях высокой травы. Казалось, лошади плывут по колышущемуся зеленому морю. Всадники мерно покачивались в седлах, поддавшись нахлынувшей тишине этих мест, нарушаемой только стрекотом кузнечиков и щебетанием невидимых пичуг. Девушка прикрыла глаза и глубоко втянула носом аромат травы и цветов.

— Благодать-то какая, — сказала она с блаженным выдохом.

— Да, — согласился Дарей. — Хорошо.

Вскоре они въехали в березовую рощу. Из-за ближайшего дерева показался олень, без страха глядевший на людей. В блестящих черных глазах застыло любопытство. Белава с удивлением оглянулась на бесстрашного зверя.

— Здесь никто не охотится, — пояснил чародей. — Бермята защищает тех, кто живет на его землях.

Роща закончилась на верхушке небольшой горки, по склону которой все так же змеилась каменная тропа. Чародеи ненадолго остановились и осмотрелись. Внизу, среди зеленого поля стоял небольшой домик. Белава подумала, что он похож на фигурный леденец, даже захотелось лизнуть его. Вокруг этого карамельного домика был разбит небольшой сад. Пятнистая большая собака показалась возле низенькой калитки, распахнутой настежь. Псина разлеглась, заняв весь проем, и лениво зевнула. По забору грациозно шел белоснежный кот. Он мягко спрыгнул рядом с псом, потерся об него и исчез где-то в саду. Недалеко от домика паслась рыжая корова. И ни души вокруг… Белаве показалось на миг, что ей снится добрый и приятный сон. Учитель усмехнулся:

— Создал-таки свой лубок бес старый.

— А мне нравится, — ответила девушка.

Путники тронули лошадей, и те начали неспешный спуск вниз. Пес повернул голову в их сторону и встал, давая подъехать поближе. Он глухо заворчал, намекая, что здесь не ждали незваных гостей. Дарей приставил руку ко рту и крикнул:

— Бермята, встречай гостей.

Через некоторое время в проеме открытой калитки появился невысокий старик. Его белоснежная борода свисала ниже пояса, такие же чисто-белые волосы падали на плечи. Лоб перехватывал кожаный ремешок. Старик отодвинул все еще ворчащего пса и поднял руку к глазам, вглядываясь в двух путников.

— Не признал, мой старый друг? — спросил Дарей.

— Дарей! — Бермята всплеснул руками и цыкнул на пса.

— Заходите, заходите скорей, — сказал старик, приветливо улыбаясь.

Путники спешились и пошли за стариком.

— Коняг-то расседлайте, — бросил на ходу Бермята, — пущай пасутся, Барбоска прсмотрит.

Пес преданно глянул на хозяина и вышел за калитку, будто понял, о чем тот говорил. Чародей с ученицей освободили лошадей, и те уткнулись мордой в траву, с удовольствием отщипывая сочную зелень. Путники последовали за стариком, скрывшемся в своем домике-леденце. В доме была всего одна горница, где колдун готовил, спал, ел, хранил травы. Горница была чистой и опрятной. И сам Бермята был чистенький и аккуратный. Его волосы и борода были гладко причесаны, длинная серая рубаха приятно пахла свежескошенной травой. Колдун не спеша накрывал на стол, время от времени поглядывая на своих гостей.

— Знакомься, друже, — заговорил чародей. — Это ученица моя, Белава.

— Любопытная у тебя ученица, Дарей. — Бермята раздул угли под самоваром и сел напротив. — Видал я уже такое когда-то, лет пятьсот назад. Славный был чародей. Остромиром звали. Любой дар мог перенять. Он Великий Огонь и остановил. Он и его брат Велеслав. Велеслав знатный чародей тоже был, но слабей брата.

— Велеслав? Чародей жизни, что всевидящие башни сделал? — подался вперед Дарей.

— Он самый. А ученица твоя правнучка братьев, как я погляжу. — Бермята поставил перед ними чугунок с дымящейся похлебкой и нарезал хлеб. — Велеслава, должно быть. У Остромира было трое детей, но двое обычные, а третий чародей жизни оказался, но после себя никого не оставил, погиб совсем молодым. А от Велеслава дальше род пошел. Три сына и дочь, все жизненной силой управляли. Так вот судьба распорядилась. Более сильный слабей в роду оказался. Чья ты внучка?

— Хвалены, — ответила Белава, слушавшая старого колдуна, раскрыв рот.

— Дочки Велеслава, стало быть. Кто еще у вас даром в роду обладает?

— Я не знаю, — честно призналась девушка. — Матушка ничего не рассказывала, а бабушку я всего один раз и видела.

— У нее дар жизненной силы переняла?

— Нет, дар позже проснулся.

— Странно. Вижу жизненную силу, вижу, что чужая она, не твоя. Много всего вижу, даже демонов кровь вижу. Ее-то зачем взяла?

— Ее Зверь укусил, — пояснил Дарей.

— Какой Зверь? — Бермята с любопытством посмотрел на чародея. — Совсем я в своем отшельничестве увяз, что в мире делается, не знаю. Расскажите мне.

Дарей коротко рассказал ему все, что приключилось за последний год. Бермята слушал с интересом, периодически кидая взгляды на девушку и кивая. Пока чародей продолжал говорить, старик принес пирог, разлил чай и снова сел, продолжая кивать.

— Знатно, знатно, — подытожил колдун рассказ товарища.

— Так вы видите во мне Зверя? — наконец решилась задать мучивший ее вопрос Белава. — Я его совсем не чувствую больше, даже ощущать и видеть слабей стала. После укуса могла понять кому какой запах принадлежит, по следу пойти, а сейчас чувствую совсем мало.

— Так ты зверя-то своего так пристроила, что он без надобности и не покажется. Спит он крепко. Позовешь, придет.

— Хорошо, — с облегчением выдохнула девушка. — Все-таки он был полезным.

— Только ты осторожней с этой силой, если позволишь ему верх взять, сама поменяешься. — предупредил колдун. — Опасную ты игрушку приручила.

— А как звали братьев бабушки? — девушка все больше хотела узнать о своих родичах.

Бермята отхлебнул горячий чай и задумался, некоторое время храня молчание.

— Сыновей Велеслава было трое. Старшего звали Хот, среднего Славолюб, а младшего Путята. Плохо помню их детей, и был ли у кого-то дар. Я тогда все больше хотел уйти от мира. Вроде у Хота народилось пятеро детей, но дар перешел только к одному из них. Сын или дочь, не помню. У остальных тоже должны быть наследники, но дар должны были взять единицы.

— Почему? — спросил Дарей.

— Равновесие, друже, равновесие. Чародеев жизненной силы не может быть столько, как остальных. Сила не должна собираться в большом количестве, иначе она убьет наш мир своим могуществом. А такие как она, — колдун кивнул на разинувшую рот Белаву, — вообще рождаются один на несколько столетий. Когда в пору войдет, сможет в себя столько силы вобрать, что свет померкнет… Надеюсь, что гордыня никогда не завладеет тобой, Белава, потомок великого Святомира.

Девушка отвернулась от них, стараясь уложить в голове новую информацию. Гордыня… Как же не гордиться, коль она такая? Только вот гордиться она будет правильно. Мастер столько раз говорил ей, что она не лучше и не хуже других людей. Просто Великим Духам было угодно даровать ей… ЕЙ, Белаве великую силу.

— Белавка, — Дарей внимательно смотрел на нее. — Ты сильно-то нос не задирай, чай, еще вчера упыря от дитяти отличить не смогла.

— Мастер! — девушка вспыхнула и тут же осеклась, устыдившись недавних мыслей.

— То-то, — хитро прищурился Бермята. — Все это ерунда, главное, разум иметь и совесть. А куда силушку приложить, всегда найдется.

Старые друзья принялись вспоминать прежние времена, а девушка решила помочь убрать со стола. К тому же мысли одолевали ее, но уже совсем о другом. Она вспоминала легенду о Святомире. Там говорилось, что наследник с ее даром рождается в трудные времена. Волх был этим условием или главные испытания еще впереди? И ведь если бы матушка не противилась, она сейчас была бы намного опытней и сильней. Опять ее мысли вернулись к матушке и бабушкиному визиту. Что же тогда произошло? Надо вспомнить, обязательно вспомнить…

— Так что привело вас ко мне? — услышала она вопрос Бермяты и вновь обратилась вслух.

— Задумался я тут, друже, — начал Дарей. — Странные дела творятся. Три чародея жизни сгинули без следа за последние пятнадцать лет. Не можешь ли ты узнать, не пропал ли еще кто-то? Знаю я, что есть у тебя такое чудо, как зеркало всевидящее. И можешь ты увидеть в него тех, о ком подумаешь. Хоть и ушел давно от мира, а все ж жизненную силу в свое зеркало уловить можешь.

— Трое за пятнадцать лет? Во времена Большой Тишины? Не почувствовал я, чтобы равновесие сил нарушилось. Однако, ты прав, странно это. Поглядим в зеркальце мое. Совсем следов никаких?

— Только про одного знаю, что в Полянию собирался. Более я о нем ничего не слышал.

— Что значит— времена Большой Тишины? — спросила Белава.

— Времена, когда нет больших сотрясений силы. Нет великих дел, как с Великим Огнем было. Черная Пустошь первый всполох за пятьсот лет. Человеческие войны не в счет. — ответил ей колдун.

— А Святомир правда первым чародеем был? — вернулась вдруг девушка к прошедшему разговору.

— Нет, — рассмеялся Бермята. — Легенды на то и легенды, чтобы красивые сказки рождались. Была волшба до Святомира. Сила от начала времен есть. Святомир первый смог собрать в себе разные дары и научился ими управлять. По крови это его потомкам и передается. А уж Великие Духи его научили или нет, сейчас не узнаешь. Все-таки легенды не сказки, они имеют в себе и правду. Отдохните пока, я зеркало подготовлю. Давно не доставал его, вспомнить бы, куда положил.

И старик подошел к северной стене домика, любовно провел по ней рукой, и она разошлась, открывая взору чародеев вторую комнату, которая просто не могла втиснуться в этот маленький домишко. Белава ощутила силу нового для нее заклинания и потянулась к нему, тут же чуть не захлебнувшись в невероятной мощи древнего колдуна. Тот неожиданно звонко засмеялся, совсем молодым смехом, и подмигнул, отдав девушке ровно столько силы, сколько она могла принять. Белава прикрыла глаза, привыкая и изучая новое для нее колдовство, потом открыла глаза и увидела, что дом гораздо больше, чем казался на первый взгляд. Более того, здесь имелся второй этаж. Она разглядывала мудреное плетение бермятиного заклинания, свернувшего пространство до размеров карамельной избушки.

— Нравится? — спросил старик.

— Да! — восхищенно выдохнула юная чародейка.

— Бери, дарю, — усмехнулся колдун, и Белава начала распутывать светящееся плетение.

Дарей встал и потянулся. Он двинулся к двери и направился в сад, где блаженно вдохнул запах спелых яблок. Через некоторое время к нему присоединилась ученица. Она утирала пот, руки чуть подрагивали.

— Ну и силен старик, — сказала она.

— Распутала? — поинтересовался чародей.

— Да, — она кивнула и устала опустилась на небольшую скамью.

Белава прикрыла глаза и глубоко вздохнула. Яблочный аромат окутал ее. Девушка потянула носом и улыбнулась. Вспомнился дом, свой сад…

… Налитые спелостью яблоки клонят ветви к земле. Маленькой Белаве надо только встать на цыпочки, чтобы сорвать яблоко, манящее красным цветом. Девочка с аппетитным хрустом надкусывает спелый плод, сок брызгает в разные стороны, попадая на носик малышки, и она забавно морщит его. До ребенка доносится веселый голос матушки, и Белава идет на него.

У самого забора стоит матушка, а рядом с ней та женщина, что назвала себя их прабабушкой. Они чему-то смеются. Потом матушка замолкает и некоторое время водит пальцем по стволу вишни, растущей тут.

— Ну, как, бабушка? — говорит она. — Увидела что в моих девочках?

— Пустые они, — говорит бабушка, и на лице матушки появляется удивление и разочарование.

— Все трое? — спрашивает она.

— Все трое, — отвечает женщина, а потом добавляет. — Только по разному пустые. Любава с Огневой совсем обычные девочки. А вот Белава как пустой сосуд.

— Не понимаю, — матушка внимательно смотрит на женщину.

— Что ж тут непонятного? Самый редкий дар у нее, как у Остромира, дядьки моего. Теперь понимаешь?

Матушка сдавленно ахает и медленно оседает, скользя по стволу вишни. Она поднимает глаза на бабушку.

— Это ведь значит…

— Да, грядет что-то. Ты Белаву чародею отдай вскоре, объясни что к чему, а девчонка сама начнет силу черпать. Пусть к сроку готова будет…

Белава открыла глаза и уставилась на ветви яблони, склонившиеся к земле под тяжестью плодов.

— Не время вроде еще для яблок, — сказала она.

— Не забывай, кто хозяин этого сада, — усмехнулся чародей.

Девушка кивнула, продолжая глядеть на пламенеющие плоды. Тогда тоже поспели яблоки, подумала она. Тогда так же дурманил похожий аромат, тогда матушка возненавидела все чародейское, потому что бабушка увидала в Белаве ее настоящий родовой дар.

— Хвалена увидела мой дар, — сказала она учителя. — Мой настоящий дар. Я вспомнила.

Дарей повернул к ней голову и задумчиво посмотрел на ученицу.

— Она сказала об этом матушке? — спросил он.

— Да, и матушка испугалась, — ответила Белава.

— Тогда понятно, почему она так настойчиво пыталась изгнать всякий дух чародейства из вашего дома.

Они снова замолчали. Где-то за невысоким забором заржала лошадь. Девушка пошла посмотреть, что там происходит. Ее злата, будто жеребенок, носилась по полю и ржала, задрав голову к небу. Пятнистый пес бегал за ней, подпрыгивая и радостно повизгивая. Белава улыбнулась, глядя на них. Это место навевало беззаботность своим покоем и благодатью. Девушка прикрыла глаза и представила, как бы здорово было брести в этой высокой траве, держась за руку с любимым мужчиной, беззаботно смеяться и смотреть в такие милые сердцу серые глаза… Она вздрогнула, и настроение начало портиться. У жениха-то ее глаза карие, а они никак не хотели представляться. «Помолвка еще не свадьба», — прошептал кто-то у над ее ухом. Девушка резко обернулась, но там, естественно, никого не было. Она снова посмотрела на резвящуюся кобылу, вздохнула и пошла обратно к учителю.

Глава 7

Бермята позвал их, когда солнце стало клониться к закату. Чародей и его ученица прошли в дом, с любопытством разглядывая перемены в обстановке. Старый колдун поставил на стол большое зеркало, очень похожее на альвийское, такое же кристально чистое. Перед зеркалом стояло три свечи, и их колеблющиеся огоньки окрашивали отражение таинственным светом. Белава завороженно следила за этими желтоватыми всполохами. Бермята подозвал их поближе. Потом взял сухую ветку можжевельника, поджег ее от свечи и начал водить по зеркальной глади, приговаривая еле слышные слова. Можжевеловый дымок заклубился, закрутился в спираль, полностью закрыв зеркало. Колдун громко вскрикнул:

— Яви! — и в центре воронки стало разрастаться окошко.

Теперь зеркало не отражало того, что окружало чародеев, в резной раме появилось Семиречье, такое маленькое, что угадать можно было только озеро Богатейку. Маленькое темное пятнышко, от которого ниточками— лучиками бежали все семь рек. По всей поверхности звездочками сияли разноцветные точки. Бермята вгляделся в отражение.

— Это все колдуны, чародеи, знахари. — указал на сияющие точки. — В Белом Граде много сил земли, воздуха и света. Это царская чародейская дружина. Видите? Зеленым светом показывается сила земли, голубым воздуха, белые— свет. Вона подальше красные…

— Огонь, — сказала Белава, и Дарей ее одернул.

— Верно мыслишь, девонька. Синие— это вода, темные— серыми пятнами обозначены.

— А кто это так переливается? — спросила Белава, указав на радужный огонек.

— Это ты, — засмеялся Бермята. — В тебе разные силы, потому и переливается светлячок.

— А чародеи жизни как показываются? — спросил Дарей.

— Почти так же, как и Белава. Только сияет больше цветом той силы, которой в нем сейчас больше. Вот, смотрите.

Колдун указал на три точки.

— Первый сейчас возле Змеиных гор. Больше белым сияет, он силой света последней напитался. А вот на Большой реке синий огонек полыхнул, как раз взял силу из воды. А третий у Огненной расщелины, тоже на Змеиных горах, только выше, голубым огонечком поблескивает.

— Воздухом пользовался, — закончил Дарей.

— Всего в Семиречье сейчас три чародея жизненной силы… Должно больше быть.

Бермята заводил руками, изображение послушно сдвинулось с места, открывая другие земли. Колдун внимательно следил за отражением, потом вернул вид Семиречья, глянул и замер.

— Что это? — Бермята указал пальцем.

— Что? — Дарей и Белава посмотрели в указанном направлении.

Из зеркального отражения исчезли две точки, два чародея жизни пропали из виду в мгновение ока.

— Куда они делись? — Белава даже подалась вперед.

Бермята вновь повел руками, и они увидели Змеиные горы так близко, будто стояли рядом с ними. Колдун нашел место, где стоял первый чародей. Там тонкой струйкой клубился черный дымок. Тоже самое они увидели и на месте, где был второй чародей. Оба исчезли в одно мгновение.

— Сгинули, — прошептала Белава.

— Это что за волшба? — воскликнул Бермята.

Его руки запорхали, по поверхности зеркала, то приближая, то удаляя изображение. Затем вновь нашел оставшегося чародея. Тот сидел на берегу Большой реки, подставив солнцу лицо. Это был мужчина неопределенного возраста, что, впрочем, было обычным делом для чародеев. Волосы цвета соломы были перетянуты кожаным ремешком, как и у Бермяты. Он вообще был больше похож на деревенского пахаря, чем на чародея. Вместо меча рядом с ним лежал посох. Мужчина подкидывал на руке камешек, потом размахнулся и бросил в воду.

— Один из твоих сродников, — сказал колдун Белаве.

— Те двое тоже были моими сродниками, — мрачно ответила девушка. — От всей колдовской ветви осталась только я и этот мужик.

— Мне кажется, я видел еще кого-то, — задумчиво начал Дарей. — Очень бледный огонек.

— Где? — колдун вновь превратил изображение в Семиречье.

— Вот, — указал пальцем чародей.

Все трое вгляделись. Это было единственное пятнышко, больше намекающее, что его владелец обладает даром жизненной силы. Оно не переливалось и не светилось как у других чародеев и колдунов, не мерцало слабо, как у знахарей, оно мутно перетекало из одного цвета в другой. То появляясь, то исчезая. Бермята перебрал пальцами, и они увидели…

— Матушка?! — изумленно воскликнула Белава.

— У Всемилы тоже есть дар? — не меньше ученицы изумился Дарей. — Но как? Как можно в ее года ничем не проявить себя? Не пользоваться своим даром совершенно?

— Я знавал пару колдунов, которые отказались от своего дара, — задумчиво произнес Бермята.

— Разве такое возможно? — юная чародейка округлила глаза.

— Да. Но для этого нужно очень большое желание не пользоваться своей силой. Не хотела твоя матушка быть чародейкой.

— Вот почему она так уверенно говорила, что если я не буду пользоваться своим даром, то он исчезнет. У нее так получилось.

— Она не подумала, что ты-то рада своему дару, что не хочешь от него отказываться. — ответил девушке учитель.

— Однако, что случилось с теми двумя, что исчезли на Змеиных горах? — прервал их Бермята.

Это было действительно важней тайны белавиной матушки, оба чародея посмотрели на колдуна. Тот задумчиво постукивал пальцами по столу. Потом прошелся по горнице, вернулся и снова посмотрел в отражение.

— Незнакомо мне такое колдовство. А это именно колдовство… Хм… Но ведь сила не исчезает бесследно. Человек сгинул, а след от силы так просто не исчезает, должна она где-то осесть.

— Так как же это увидеть? — Дарей придвинулся поближе. — Ведь ничего после пропажи-то не осталось.

— Если сила исчезла в одном месте, значит она появилась в другом. Если в Верхнем Мире не найдем, значит надо искать в Нижнем. Поглядим.

И руки колдуна снова замельтешили по зеркалу. Перед глазами чародеев мелькали неведомые земли, для Белавы так уж точно. Везде вспыхивали разноцветные звездочки, но переливов нигде не было видно.

— Да что они, сквозь землю что ли провалились? — воскликнул Дарей.

— Неужто и правда в Нижнем Мире? — задумался Бермята.

Он еще раз провел рукой, изображение послушно двинулось за ним, и вдруг полыхнуло. Да так ярко, что все трое вскинули руки к глазам, пытаясь закрыться от нестерпимого сияния. Сияние быстро сошло на нет и исчезло. Оба чародея и колдун отвели руки от лица и уставились туда, где только что был огромный всполох силы.

— Поляния… — в один голос сказали Бермята и Дарей.

Чародей полез за пазуху и вытащил сложенную вчетверо грамоту, развернул и пробежал глазами. Потом посмотрел на ученицу и колдуна и начал читать вслух. «Творятся тут все более странные дела, батюшка чародей. Ихние волхвы в Храминах своих о скором пришествии бога на земле глаголят и призывают жертвы нести и не жадничать. А посредь Полянска крепость выстроили, никого туда не пускают, а говорят будто скоро тот бог оттуда свой лик явит и всех карать будет страшными карами. А чародеев поганых повыведут аки таракашек пакостных. Ты уж поспешай, батюшка чародей, да берегися, тутошние людишки совсем аки псы стали. На пришлых волком глядят. А давеча мне один купец говаривал, что хочут некоторые люди в Семиречье вернуться. Жисть, говорит, совсем невыносимая стала, хоть в петлю лезь. Таков мой доклад тебе, батюшка».

— Это вестник Лихого, мною отправленного в Полянию. Прилетел, когда Белавка к лошадям отошла.

— Бог на земле у них явиться собирается? — Бермята накинул на зеркало тряпицу и задул свечи. — Чудны дела ваши, Великие Духи.

— Всполох-то радужный был. Туда сила жизни стекается, выходит. — Дарей сел на скамью. — Все один к одному?

— Кто-то в не волшебной Полянии богом на земле заделаться собрался, выходит так. Но как он силу у чародеев забирает? Как удерживает? Ох, горе великое грядет. Это ж силища какая! В Семиречье один только чародей жизненной силы остался, да женщина, что от своего дара отказалась. Вовремя дар Святомира в мир вернулся.

— Ой, не надо было Белавку с собой брать, — чародей вдруг устало вздохнул. — Езжай-ка ты, девонька, домой, а лучше в Берестов, к жениху. И пусть Ярополк смотрит за тобой, пока я не вернусь. У него под надежной защитой будешь.

— Нет. — Белава смело посмотрела в глаза учителю.

— Что? — тот изумленно воззрился на девушку.

— Мы видели, как исчезают чародеи. Ярополк только дымок черный и ухватит. Если кто-то находит потомков Святомира, то и меня найдет. С вами я пойду. Это мой род, я прятаться не буду.

Мастер снова вздохнул и посмотрел на Бермяту, будто ища у того поддержки. Но колдун промолчал, думая о своем. Девушка все так же упрямо глядела на Дарея.

— Она права, — наконец заговорил колдун. — Белава должна ехать. Нигде она не будет в безопасности. Ты ее не спрячешь, Дарей. Возможно девку до сих пор не нашли, потому что сила жизни в ней чужая. Да и все, что она в себя упрятала, мешает увидеть нужное. Но и ее однажды приметят. А вот польза тебе от нее будет. Может для того и родилась.

— А коль не сберегу?!

— А ты сбереги!

— Может с нами поедешь? — Дарей почти умоляюще глядел на Бермяту. — В тебе силища великая, за всю жизнь скопленная.

— Нет, друже, не поеду я. Давно уж я от славных дел отошел. Я иную помощь окажу, отправлю вестника к царю, да отсюда за вами следить буду.

— Вестника к царю— дело. — одобрил Дарей. — Что ж, и на том спасибо, старый друг. Однако, ночь за окном, положи нас почивать, а утром далее в путь двинемся.

— Повечереем сначала, — ответил колдун и направился к печи. — Помоги-ка, Белава, чай, девка в доме единственная.

Белава направилась к старику на помощь, спеша убежать от страха, заползающего в душу. Приготовления ужина действительно отвлекли ее. Девушка направила свои мысли обратно на матушку, удивляясь ей все больше. Неужто не все еще она увидела из того бабушкиного гостевания у них? Она начала сердиться. Да как же это дар сновидин работает, коль у нее не получается увидеть то, что хочется тогда, когда хочется?! Через Сновиду Белава вспомнила Ярополка и усмехнулась, свадьба ее сейчас беспокоила в последнюю очередь. Однако, сколько же сегодня новостей свалилось на них с учителем…

После ужина все улеглись. Дарей с Бермятой еще обсуждали предстоящее чародею с ученицей какое-то время, а у Белавы сил на разговоры уже не хватило, и она уснула сразу, как только ее голова коснулась подушки. Снилось ей зеленое поле, шепчущее песню летнего ветра, а еще высокий темноволосый мужчина с вечной задоринкой в лукавых серых глазах. Губы девушки тронула легкая улыбка…

Глава 8

Утром чародеи покинули карамельный домик старого колдуна, томимые нехорошими предчувствиями. Бермята написал грамоту с докладом в Белый Град, сложил, дунул, и грамота полетела, обернувшись легкокрылой, но очень быстрой бабочкой. Старик подарил двум путникам бездонную торбу, в которую насовал кучу еды для людей и лошадей, добавил несколько снадобий и полезных оберегов, созданных им от нечего делать в своем отшельничестве.

— Мне они ни к чему, а вам сгодятся, — сказал он.

Чародеи сердечно поблагодарили Бермяту и тронулись в путь. Дарей решил все-таки сойти с тракта, задумав что-то, о чем не сказал своей ученице. И теперь ехали через лес, все более уходя в дремучую чащобу. Белава вертела головой, все ж лес незнакомый, чаща, того и гляди на Лешего местного напороться можно. Дарей почти не разговаривал, полностью уйдя в свои мысли, поэтому о привале пришлось напомнить ученице, когда голодный желудок подал голос, громко заурчав в лесной тиши.

— Мастер, может поедим? — спросила девушка. — А то урчанием утробным Лихо лесное разбудим.

Чародей рассеяно глянул на нее и кивнул. Ученица быстро слезла со своей Златы, которая была явно недовольна сменой их маршрута, но временно отложила свои фырканья, получив из бермятовой торбы порцию овса. Хозяйка ее засуетилась вокруг быстро сооруженного костерка, деловито готовя еду. Дарей продолжал напряженно думать, не обращая внимания на Белаву. Она сунула ему в руки миску с готовым варевом, и уселась рядом, усердно работая ложкой. Пока они ели, девушка начала озираться по сторонам. У нее было стойкое ощущение, что за ними кто-то наблюдает. И чем больше она пыталась найти источник настойчивого взгляда, тем меньше ей хотелось есть. Наконец Белава отставила миску с остатками еды и встала.

— А ну покажись, любопытный кто-то! — крикнула она. — Выходи, а не то ведь все одно найду и тогда хуже будет.

— Ты чего орешь? — Дарей тоже оглянулся.

— Да глядит кто-то, давно уж глядит. — она вскинула руку, в которой в один момент появился огненный шар. — Сейчас ведь кину!

— Ладно, ладно, — послышался скрипучий голос. — Угрожает она еще. Тута я, любуйся.

И из-за старого толстого дерева показался нечесаный мужик с всклокоченной бородой, в которой застряли сосновые иголки. Мужик подошел к ним и сел к огню, протянув лапу к котелку, где еще дымились остатки каши.

— Горячо, — обиженно сообщил он. — Ложку-то дай.

— А тебя звали что ли? — возмутилась девушка.

— Мене не зовут, я сам прихожу, потому как царь я здешнего леса и мене…

— Никто не указ, слыхали уже от одной рыжей морды, — усмехнулась Белава. — Царей нынче развелось, плюнуть негде. На, — она протянула Лешему ложку, — лопай.

Леший критически оглядел ложку, зачерпнул каши, попробовал и, морщась, начал жевать. Чародеи смотрели на него, пряча ухмылки. Вредный характер был общей чертой всех Леших, без исключения. Добрые дела они помнили плохо, помогали редко, предпочитая развлекаться, глядя на отчаявшегося человека, сорвавшего голоса от многократного «ау». Однако, не уважить хозяина леса было нельзя, и не только потому, что Лешие были крайне злопамятны. Они охраняли и берегли лес, защищали его обитателей, и уже за это несговорчивых и своенравных лесных духов стоило благодарить.

Леший продолжал усердно морщиться, фыркал, крякал, бурчал, но кашу доел всю и даже котелок вылизал. Потом сунул нос в бездонную торбу, и чародеям пришлось вытаскивать его оттуда, когда снаружи остались торчать только ноги. Леший упирался, толкался, ругался и, когда его все-таки вытащили, сжимал в руках окорок.

— Отдай ногу, — сказала ему Белава. — Ты ж мяса не ешь.

— А тебе какое дело, я тут хозяин. Коли мне ножища эта в руки попала, стало быть о ней позабудь.

— Тьфу, нечисть, — девушка в сердцах сплюнула и отвернулась.

— Сама дура, — обиженно засопел Леший.

— Ну будет тебе ворчать, Леший. Бери, коль тебе надо, — сказал Дарей. — Мы себе найдем пропитание.

— Добренький нашелся, — фыркнул Леший. — Мене твоего слова не надобно, я царь здешнего…

— Нахал ты здешнего леса, — перебила его Белава.

— Белава, — одернул ее учитель. — Не спорь.

— А чего он, мастер, — начала было девушка, но замолчала и махнула рукой.

Леший довольно ухмыльнулся и направился обратно к торбе, но Дарей щелкнул пальцами, и торба отъехала от любопытного хозяина леса в сторону. Тот снова заворчал, но попытки достать торбу не оставил. Закончилось дело тем, что торба повисла на березе, а Леший прыгал и ругался, безуспешно пытаясь достать ее. Белава уже согнулась пополам, хохоча во все горла, Дарей сохранял серьезное выражение лица до тех пор, пока Леший не полез на березу. Преодолев несколько сучков, попутно обломав их, он неловко махнул рукой в сторону торбы, промахнулся и упал бы, если бы не зацепился воротом грязной рубахи за очередной торчащий обломок, и повис, болтая ногами. Тут уже не выдержал и чародей, присоединяясь к своей ученице, уже валявшейся на земле.

— Что ржете, злыдни? — обижено ревел лесной царь. — Сымайте мене отседава, сымайте я вам говорю, а не то хуже будет! Заманили торбой своей поганой, на дерево загнали, а теперича изгаляетесь, ужо я вам устрою, ух, вы у мене попляшете, неслухи.

Дарей, щелкнул пальцами, пытаясь унять безудержный смех. Леший с треском полетел вниз, кроя чародеев на чем свет стоит. Потом встал, охая, потер ушибленный зад и погрозил им кулаком.

— Ну я вам ужо… — сказал он и исчез среди деревьев.

— Ох, зря Лешего обидели, — покачал головой Дарей, смахивая слезы, выступившие от смеха.

— Никто его на березу не гнал, — тяжело перевела дух Белава. — И по чужим торбам лазать тоже не уговаривали.

— Запутает он нас теперь, заведет куда-нибудь, — чародей покачал головой и снял торбу с березы.

— Вырвемся, мастер, — ободряюще улыбнулась Белава.

— Конечно, вырвемся, вопрос только, как быстро, — хмыкнул Дарей.

Лес не хотел выпускать чародеев, напакостил-таки Леший. Они будто шли по кругу, все время возвращаясь туда, где обидели нагловатого хозяина леса. На пятом витке Дарей соткал поисковый клубочек и бросил на землю.

— Выводи, — указал он, и клубок резво бросился на поиски пути.

Наконец окрестные пейзажи сменились, и чародеи было выдохнули с облегчением, но вскоре из-за кустов выглянул до боли знакомый пенек, на котором Дарей ел белавину кашу. Он спешился и в сердцах сплюнул.

— Вот ведь змей зловредный, — выругался мастер. — Даже клубок поисковый заморочил.

— Давайте мой попробуем, мастер, — Белава шевельнула пальчиками, и ее клубочек завертелся в нетерпении, ожидая указаний хозяйки.

— Давай, хотя не думаю, что Леший и с твоим клубком не справится. — чародей вновь вернулся в седло.

Девушка направила клубочек, и он резво покатился между деревьями. Теперь чародеи внимательно рассматривали все, что окружает их, но путь действительно был новый. Учитель взглянул на стволы деревьев, потом задрал голову вверх. Но солнца не было видно за густыми макушками вековых крон, и он махнул рукой. Они пришли к выводу, что вроде начинают выбираться. Настроение поднялось у обоих. Чародей с ученицей уже гадали, куда же их клубок выведет, как вдруг…

— Я его поджарю! — вскрикнула Белава, уставясь все на тот же пень.

Откуда-то из далека раздалось гаденькое хихиканье и довольный голос Лешего:

— Посмеетесь мне ужо, я вам…

— Убью, — погрозила юная чародейка невидимому лесному хозяину.

— Так, давай остановимся и подумаем, — учитель спокойно слез с коня и уселся на злосчастный пень.

— Да что тут думать?! — возмутилась девушка. — Я сейчас деревья сносить начну. Самая прямая дорога получится.

— Нет, над лесом мы издеваться не будем, — сразу расстроил ее мастер. — Надо успокоиться и просто подумать. Перехитрить Лешего сложно, но можно.

Девушка заворчала себе под нос, что слишком мастер добр со всякими царями лопоухими, и что она бы царскую харю-то лесовика этого подправила с превеликим удовольствием. Потом замолчала и села у ног учителя, задумчиво тершим подбородок. Показалось ей, что есть какое-то решение, такое простое и оно совсем под рукой, но вот что это, она никак не могла сообразить. Мысль бегала по кругу, попадала на язык, щекотала его, но потом вновь ускользала. Белава встала, прошлась, посмотрела на Злату, которой так же как и хозяйке надоело бродить по кругу. К седлу был приторочен ее меч-змейка, серебристо поблескивавший ножнами. Девушка подошла к нему, провела пальчиками по рукояти— змеиной голове, та сверкнула изумрудными глазками и отозвалась знакомой прохладой. Этот меч специально для нее выковал отец. Чудесный подарок, который столько раз помогал ей. Батюшка столько всего вложил в этот подарок, а она так мало из всего этого использовала… «Если заблудишься, воткни меч в землю, он выведет…» Вот! Вот оно! Наконец Белава ухватила свою мысль! Она ухватилась за рукоять, и меч легко скользнул ей в руку.

— Что ты? — удивился учитель. — Она же не шипела, опасности нет.

— Мастер, — Белава радостно улыбалась. — Она нам поможет.

— Что? — он непонимающе смотрел на ученицу. Белаву-то змейка всегда находила, но сейчас та была здесь, за кем же меч отправится?

— Батюшка сказал, когда дарил мне этот меч, что если заблужусь, он дорогу найдет. Авось, змейку мою упырь лесной не заморочит.

— И верно, — Дарей оживился и встал с пня. — А почему бы и нет? Клубки-то суть мы сами, частички нашей силы, а меч из альвийской стали, другая душа у него. Попытка не пытка, пусть выведет.

Белава воткнула меч в землю, села на Злату и велела:

— Ищи ближайший выход из леса.

Змейка несколько мгновений стояла неподвижно, потом вдруг завертелась на одном месте, постепенно отклоняя серебристое тело в сторону, закачалась и вдруг упала на землю, изогнувшись будто живая змея, и поползла все быстрей и уверенней. Чародеи тронули лошадей и поспешили за ней. Несколько раз меч вилял в сторону, но упрямо возвращался на прежний путь. Вот уже и чаща закончилась, посветлело вокруг. Солнце все чаще касалось их своими лучами, запорхали бабочки. Вскоре под копыта лошадей скользнула неширокая тропка. Белава радостно рассмеялась, глядя на свой меч, лучший меч в Верхнем и Нижнем Мирах. Еще через некоторое время замелькали крыши какой-то деревеньки, потянуло дымком, послышались первые звуки людского быта. А ветер донес до них затихающий скрипучий голос, бранящийся на чем свет стоит.

Глава 9

Чародеи спешились, и Белава подняла распрямившуюся и ставшую вновь мечом змейку. Они вошли в деревню, и Дарей попытался понять, где же они оказались, но так и не смог определить. Путники двинулись дальше, высматривая, у кого бы спросить. Проблема решилась сама собой.

Возле избы, обмазанной белой глиной сидела древняя бабка. Она приставила руку козырьком и вгляделась в двух неизвестных. Старушка замахала рукой и крикнула:

— Погодьте, люди добрые. Шас я до вас доковыляю.

Чародеи подошли к невысокому забору и остановились в ожидании бабки. Та закряхтела, оперлась на клюку и поднялась. Старушка не спеша семенила к забору, успевая кому-то попутно давать напутствие:

— Кто так выжимает? Безрукая ты, Олянка. Да кто ж так полено кладет? Видел бы твой дед, как ты полено-то поклала, он бы тебе ручищи-то сам поотрубал, вот ентим самым топором. Здравствуйте, люди добрые, — этот переход был таким неожиданным, что чародеи не сразу сообразили, что старушка наконец добралась и до них. Бабка тут же оценила их молчание. — Ой, да куды ж все девается, здоровьица ужо и пожелать никто не хотит. Вот видела б такое неуважение моя матушка-покойница, вот она бы ужо вам все сказала, как старого человека уважить надо.

— Ой, бабушка, простите нас, — поклонился ей Дарей до земли, а следом за ним и Белава. — Да пошлют вам Великие Духи здоровья крепкого и долгих лет жизни.

— Да уж итак на земле засиделась, — как-то очень кокетливо захихикала старушка, приняв их извинения. — Пора бы и под землю, тока этих неслухов как одних оставишь, — и она неопределенно кивнула головой в сторону дома. — А вы кто такие будете, что в наших Родниках ищете?

— Мы путники, бабушка, в лесу заблудились, — вновь заговорил чародей. — Стало быть это Родники, далече же мы от пути отклонились.

— А ехали куда? — старушка была явно довольна новым лицам, но и о старых не забывала. Она глянула им за спину и вдруг крикнула, неожиданно сильным голосом. — Ты куды это, Бренко собралси? Аль опять к Первушке пошел? Вот поскудник, прости Духи Великие. Вернется домой Колотига, ужо намнет он твои бесстыжие бока.

Чародеи обернулись и увидели невысокого худого мужичонку, который сверкнул на бабку недобрым взглядом, плюнул и пошел дальше. Но вдруг остановился и крикнул ей:

— Язык у тебя, бабка Всенежа, аки жало гадючье. Ты им мелешь, а потом люди волками друг на дружку смотрят, всех соседей перессорила ужо. Совести у тебя, старая, нету. — и пошел дальше, качая головой.

— Я тока правду говорю, что углядела, — возмутилась старушка. — Так куды путь держали, мил человек? — вернулась она к путникам.

— В город Единец мы ехали. — ответил Дарей.

— Это ж где такой? И не слыхала я. — старушка явно расстроилась, что от нее была скрыта жизненно важная информация, но вдруг посветлела ликом. — Коль о таком не знаю, стало быть и нету его, врешь ты старому человеку. Нехорошо.

Дарей даже дар речи потерял, а довольная бабка качала головой, изобличив очередной порок. Белаве совсем разонравилась старушка, и она начала озираться, не найдется ли еще кто, с кем поговорить было можно.

— А девка-то тебе кем приходится? — бабка Всенежа почуяла новую приятную тему для разговора. — Дочь, жена, аль полюбовница?

— Да что вы говорите такое, бабушка?! — возмутился мастер.

— Что не дочь, вижу, — продолжала дознание старуха. — Не похожи вы с ней. Стало быть жена аль полюбовница. Тока добрая жена за мужем по лесам бегать не будет, ей положено дома сидеть, да сопливые носы детям утирать. Полюбовница. — бабка сделала вывод и теперь нацелила на искусителя свой крючковатый палец. — И не стыдно? Седина ужо в волосьях, а он на девок молодых заглядывается, ай-яй-яй. А ты-то, бесстыжая! Еще глазищи свои на меня растопырила. Да видел бы вас наш старый волхв Жегало, ужо бы он вас, позорников окаянных!

— Да… да как вам не стыдно? — Дарей аж задохнулся. — Ученица это моя. Чародеи мы. Что же вы напраслину, не зная, на людей возводите?

— Тожа мене чародеи, — захихикала бабка. — Видала я чародеев, а на полюбовников у меня глаз наметан…

— А я сейчас, бабушка, сделаю так, чтобы вы говорить гадости людям не смогли, вот тогда и поглядим, какие мы чародеи, — Белава уже сложила пальцы, готовая щелкнуть, но учитель перехватил ее.

— Не стоит, Белава, — сказал он. — Последнюю радость у бабушка отнимешь. Пойдем-ка лучше еще пройдемся, авось, найдем, кто нам помочь сможет.

Бабка раскрыла было рот, но тут же его закрыла и отступила назад. Кто ж их этих путников знает, а вдруг и правда чародеи. Она понаблюдала, как собеседники ее уходят и повернулась в сторону дома.

— Олянка, — донеслось до чародеев. — Ты чаво так курям зерно сыпешь? Ты щепотью бери, щепотью, а не засеивай двор. Тьфу, криворукая.

— Бедные ее родичи, — посочувствовала неведомой Оляне и прочим обитателям бабкиного дома Белава, а Дарей согласно кивнул.

Чародей с ученицей прошли несколько домов, и их окликнули. Путники обернулись и увидели, как к ним спешит полный мужик. Он поддерживал объемистый живот и громко пыхтел. Чародеи остановились, ожидая мужика. Тот наконец добрался до них и некоторое время стоял согнувшись, пытаясь отдышаться. Чародеи терпеливо ждали. Мужик перевел дух и выпрямился.

— Здравы будьте, люди добрые, — поклонился он. — Меня величать Жилятой, я тутошний староста, стало быть. Слыхал я, когда вы с нашим помелом-то нашим родниковским разговаривали, что чародеи вы. Правда ль?

— Правда, — ответил чародей. — И совсем не полюбовники.

— Ой, — Жилята поморщился и махнул рукой. — Всенежка-то молотит языком вечно, всех перессорит, грязью обольет и сидит счастливая. Не думайте о ней, что со старухи возьмешь. — и вернулся к прерванной теме разговора. — Это очень славно, что вы к нам вышли. Нам чародей очень нужон, тока нету такого поблизости. Живем посредь леса, пока до города ближайшего доберешься, аль до села большого, четыре дня пройдет. Так что вас нам Великие Духи послали, не иначе.

— А что случилось? — полюбопытствовала Белава.

— Все потом, что же мы не люди что ли? Сперва накормлю вас, напою, уважу, а уж опосля и до дела дойдем. Не откажите, чародеюшки, без вас мы совсем пропадем.

Чародеи согласно кивнули и направились за местным старостой. Он привел их в добротную избу, окруженную резным забором. Хозяин похвастался, что это работа его сына, знатного резчика. Ставни, наличники, конек на крыше тоже было работой Дедяты, старстиного сына. Чародеи одобрительно покивали, работа действительно была хорошей. В избе с Жилятой проживали его жена розовощекая толстушка Белоснежа, веселая и приветливая баба. Два сына: Бакота и Дедята, а так же дочь Услада и старый дед, отец старосты— Бреслав. Все семейство лучилось отменным здоровьем и добродушным нравом. Жилята с гордостью сообщил, что привел чародеев, и Белоснежа тут же со слезами умиления повисла на шее Дарея. Затем обоих чародеев усадили за стол и начали потчевать. Вскоре они уже не могли смотреть на очередную перемену блюд, а Белоснежа все заставляла стол и приговаривала:

— Кушайте, кушайте, гости дорогие, спасители-избавители вы наши. А ты, девонька, не морщись, вона худая какая. Девка должна быть как яблочко наливное, кругленькая и розовенькая, тогда и детишки богатырями будут, потому как мамка вся из себя здоровенькая.

— Я пока замуж не собираюсь, — проворчала девушка.

— Как это? — вертевшаяся тут же Услада, девица на выданье, широко распахнула глаза. — Ты ж уже и так старая, как же так не собираешься? Потом совсем поздно будет.

— Услада! — мать отвесила дочери подзатыльник.

— А чаво? — Услада скривилась и заревела. — Она ведь старше меня, а не замужем!

— У нее через год свадьба, — вступился за ученицу чародей. — Так что успеет еще.

— А чаво тогда говорит, что замуж не собирается? — шмыгнула носом старостина дочка.

— Так не сейчас же свадьба, — снова отвесила подзатыльник недогадливой дочери Белоснежа.

На том и оставили Белаву в покое. Потом гостей еще немного покормили, пока те не взмолились о пощаде своим животам, которые вот-вот должны были лопнуть, а после уж хозяин подсел к столу и наконец подошел к делу.

— Беда у нас приключилась, чародеюшки, — начал он. — Объявился в наших местах Аспид лютый. Грозит нас испепелить, коль не будем дань ему платить. А что с нас взять голопузых? Скормили уж ему всех коровок наших, от коз и свиней почти ничего не осталось. Скоро птицу понесем, а ему ж, гаду прожорливому все мало! — Жилята в сердцах стукнул по столу кулаком. — А как закончится живность, так самим в очередь к нему постылому становиться? Людишки наши плачутся, от меня правды требуют, а чаво я поделать-то могу? Чай, сам такой же как они. А тут вы к нам заглянули. Хоть и нехорошо так говорить, а знатно, что вас Лешак наш запутал.

— Давно Аспид поселился у вас? — спросил Дарей.

— Да почитай с годок тут обитает. — вздохнул староста.

— А что ж вы за цельный год к чародею-то так и не доехали? — изумилась юная чародейка.

— Так он же нас не пускает, следит окаянный, — Жилята тяжко вздохнул. — Мы одного из наших посылали, так сожрал год крылатый, когда тот по лесу пробирался, а нам голову подкинул, чтобы знали, стало быть, чаво будет. Более никто идти и не решился.

— Где живет тварь эта? — снова спросил Дарей. — Вроде не место ему у вас, он прохладу любит, да простор.

— В лесу курган древний есть, старики говорят, что еще со стародавних времен он там, курган каменьями обложен, вот на нем-то Аспид и устроился. Этот гад сперва дом знахаря нашего вместе со знахарем сжег, а опосля уж и дань стал требовать. Помогите, люди добрые, не оставьте нас сирых заботой своей. А мы ужо вам отплатим.

— Мы возьмемся за ваше дело, — успокоил мужика чародей, и Белава довольно потерла руки.

Лес вновь раскрыл объятья своим гостям. Чародеи шли пешими к кургану, ведомые одним из сыновей старосты. Из троих шум создавал только Бакота, задевая каждую ветку и каждый камешек. Чародеи же шли аккуратно, практически бесшумно. Впрочем, их вполне устраивала тяжелая поступь старостиного сына, за ней Аспиду сложно было заметить две тени, легко скользящие между деревьями. Запах свой они тоже спрятали за простеньким заклинанием.

Курган оказался за две версты от деревни. Он возвышался большой шишкой на лесной проплешине. Не доходя до начала этой проплешины, Бакота поднял руку и одними губами прошептал:

— Тама он, — и быстро скрылся в ближайших кустах.

Аспида на кургане не было, и чародеи решили осмотреть место обитания крылатого змея поближе. Под курганом в аккуратную кучу были свалены обугленные кости. Аспид оказался чистюлей.

— Устроим ему ловушку прямо здесь? — Белава кивнула на курган.

— Можем не успеть, — с сомнением возразил учитель. — Ловушку мы устроим дальше, где он нас не увидит. А потом заманим туда.

Ученица кивнула, и они отправились искать место для ловушки. Место нашлось за полверсты от кургана. Это была небольшая полянка, на которой будто специально располагалась неглубокая яма. Белава по знаку учителя встала на колени, вобрала в себя силу земли и тут же вернула ее обратно, раздвигая и углубляя яму.

— Нам нужны тлеющие угли к моменту, когда будем заманивать его, — сказал Дарей. — И настил, чтобы закрыть яму. Надеюсь, что в деревне найдется что-нибудь, что чтобы хоть немного могло трубить. Теперь пойдем обратно, пока Аспид не вернулся.

В Родниках народ собрался возле дома старосты. Люди шумели, махали руками, но, заметив приближающихся чародеев, замолчали и расступились, давая им дорогу. Жилята спешно двинулся им навстречу.

— Ну как? — спросил он. — Угробили уже Аспида?

— Мы подготовили ловушку, — ответил Дарей. — Теперь нам нужна ваша помощь.

— Чем могем помогем, — с готовностью закивали люди.

Чародей велел им смастерить деревянный настил, размером чуть больше подготовленной ямы.

— Подпилите по середине, — уточнил чародей, — чтоб Аспид в яму провалился.

Потом искали трубы, звука которых Аспиды не любили до желудочных колик. Народ чесал в затылках, разводил руками и виновато опускал глаза. Стали решать, чем можно заменить необходимый инструмент.

— Разойдитеся, — вдруг раздался знакомы голос, и вперед выступила бабка Всенежа. — Э-эх, и чаво ж за времена настали, пустячные вы люди, вот раньше бывало муж мой покойный на всю деревню славу дударя имел, а щас никто ужо и не вспомнит моего Булыгу, — она утерла скупую слезу и махнула рукой. — Пошли со мной, отдам вам его дуду.

Она привела Дарея к себе в избу, порылась в огромном сундуке и наконец вытащила большую дудку.

— Бери, — сказала она. — Коль сохраните, то верни ее мене, чай, память это моя, весь сундук память.

Старушка любовно погладила свой кованый сундучище, а потом решительно захлопнула крышку и повесила замок.

— Так оно надежней будет, — сказала она.

Дарей сердечно поблагодарил бабушку, затем с сомнением оглядел дуду и немного поколдовал над ней. Когда чародей поднес дудку к губам, она выдала низкий глубокий звук.

— Отсырела, видать, — поморщилась Всенежа, и чародей не стал ее разубеждать.

Вскоре прибежал мальчишка, которого посылали следить за курганом. Он скачками несся к своим, крича на ходу, что гад летучий возвернулся и теперича брюхо свое греет. Несколько человек кинулись по домам, откуда вынесли чугунки с тлеющими углями. Три мужика тащили наскоро сооруженный настил, на их лицах сияла гордая улыбка, будто несли они лучшее, что могли только сделать в своей жизни. Дарей вручил Белаве дуду, объяснив, что она должна делать.

— Кажись, все готово, — подвел итог чародей. — С нами Велики Духи. Двинули.

И небольшой отряд из десяти человек тронулись к кургану.

Глава 10

На полянке в яму высыпали угли, раздули их, чтобы совсем не остыли, накрыли яму настилом, и мужики спрятались за ближайшими деревьями, ожидая, что будет. Чародеи пошли к кургану, где свернулся клубком и дремал Аспид.

С верхушки кургана свисал черный змеиный хвост, влажно поблескивающий в лучах вечернего солнца. Сам обладатель этого хвоста издавал громовой храп с присвистом. Змей был явно сыт и доволен жизнью. Дарей кивнул, и Белава поднесла дуду к губам. Она набрала в грудь побольше воздуха, а уж воздуха она могла набрать много, и дунула в дудку, огласившую лес оглушительным протяжным ревом, учитель даже присел от этого раската. Аспид тоже не остался равнодушным. Он издал неприятный резкий вскрик и свалился на землю. Несколько мгновений он лежал на спине, ошалело глядя на двух наглецов большими желтыми глазами с вертикальными черточками зрачков, потом изогнулся всем своим длинным гибким телом и вскочил на когтистые лапы.

— Ш-ш-ш, — Аспид запрыгал с лапы на лапу, будто топтался по горячим углям и взвился на курган. — Кто пос-с-смел меня будить-с-с? С-с-спалю, — ругался змей.

Белава с любопытством рассматривала Аспида. Чародей рассказывал ей о об этих существах, но видеть еще не приходилось. Змей имел вместо пасти птичий клюв, наполненный узкими острыми зубами, больше похожими на толстые иглы. Как этим клювом Аспид разговаривал, она никак не могла понять, однако, он говорил и вполне доходчиво.

— Это мы, грозный витязь, победитель Аспидов, и моя помощница, пришли тебя, чудище поганое, победить и изничтожить, — гордо сообщил Дарей, и Белава еще раз потрубила, на всякий случай.

— Ш-ш-што? — Аспид неожиданно развеселился, завалившись на спину и дрыгая ногами. — Уморите меня, ч-щ-уч-щ-илы темные. Унос-с-сите ноги пока ц-с-елы.

— Выходи на честный бой, Аспид, буду тебя рубить на части, — и чародей вытащил меч, ярко сверкнувший и на мгновение ослепивший всех троих.

— Чего клювом щелкаешь, петух горластый? — не выдержала Белава, — а ну иди с мастером биться, трус чешуйчатый.

— Ш-ш-то?! — взревел оскорбленный змей. — Ты кого, дура, петухом наз-с-вала?

— Не хошь петухом, будь курицей, — легко согласилась девушка. — Чай, клюв есть, крылья тоже. Тока летать-то не умеешь, видать, аль брюхо нажрал тяжелое, не поднять. А что лысый, так ощипать кто-то успел. Ко-ко-ко, — заходила она перед Аспидом.

— Ну держис-с-сь, — в конец обиделся змей и расправил черные крылья, заигравшие тут же разными цветами.

— Красиво, — одобрила Белава и уже громче добавила, — красивая курица, говорю, а яиц сколько за раз несешь?

Аспид сорвался с кургана и закружил над ними. Девушка снова дунула в дудку, заставив змея шарахнуться, и он, промахнулся, плюнув огнем. Чародей с ученицей припустили к поляне, Аспид кинулся за ними. Он летел над деревьями, и Белава не давала ему потерять их, периодически пугая трубным ревом. Наконец чародеи выбежали на поляну и встали, ожидая Аспида. Тот опустился ниже, но не сел на приготовленный настил, зависнув над головами двух аспидоборцев.

— Думаете я с-с-совс-с-сем дурак? — вопросил змей. — З-с-наю я, что вы з-са-думали.

Аспид выпустил клуб огня, и деревянный настил, прикрытый россыпью небольших камешков, запылал. Змей снова плюнул огнем, но уже в своих противников, потом поднялся ввысь и исчез за деревьями.

— В деревню полетел, — крикнул Дарей, и чародеи вместе с притаившимися мужиками бросились следом.

Застали они Родники в клубах дыма. Люди носились по деревне, черпали воду в колодцах и по цепи передавали к двум горящим домам. Бабы голосили во все горло. Когда чародеи вбежали в деревню, их сразу заметили. Староста, обтирая на ходу закопченное сажей лицо, побежал к ним.

— Батюшка чародей, как же это? Еще хуже стало, — причитал он. — Прилетел змей поганый, огнем пыхнул и велел передать тебе, что теперь каждый день будет дома жечь, ежели к нему девку твою не приведут и не отдадут на съедение. Чаво же делать-то будем?

— Может еще что сказал? — спросил Дарей, зло сплюнув.

— Только ругался непотребно и всяко девку твою называл. А еще велел кур ему более не носить.

— Своих не жрет, — неожиданно весело засмеялась Белава.

— Ты чего хохочешь, горе ты мое? — изумленно воззрился на нее чародей.

— Так ведь Аспид сам себя в ловушку загнал, кому как не мне к нему идти? Я ему и труба, и яма с огнем, — подмигнула девушка.

— А и верно, — одобрил чародей. — Сейчас дома потушим, передохнем и сходим.

На том и порешили. Девушка направилась к колодцу, впитывая в себя силу воды, соединяясь с ней. Затем закружила водяной вихрь и направила на ближайший дом. Дарей с удовольствием наблюдал, как пооткрывались рты у родниковцев. Сам он щелкнул пальцами, и ведра, которые держали люди, все разом поплыли ко второму дому, поднялись вверх и одновременно опрокинулись. Остатки воды девушка плеснула на вторую избу, помогая учителю. Дома были потушены, и несчастные погорельцы кинулись смотреть, что осталось от их добра. Жилята потащил чародеев к себе.

Там их уже ждала Белоснежа, накрывавшая на стол. Староста уселся напротив и все спрашивал, как так могло выйти, и чем так хорошо требование Аспида привести к нему чародееву девку. Дарей отвечал на вопросы и пытался отогнать от себя тревогу за ученицу. Белавка— горячая голова, вон как глазюки горят задором, будто два зеленых огня. Ей в радость новое приключение, а то, что Аспид хитер, она особо и не думает. Ведь и без меча идти придется, и без него, Дарея. Впрочем, почему он не может пойти и полюбоваться как его ученицу заглатывать змей будет? Сам и отведет, решил чародей и немного успокоился.

Сама же Белава сильно не переживала. Огня Аспида она не боялась, а что бояться того, что в ней самой есть? Когтей змея тоже сильно не опасалась, как и зубов острых будто иглы. Видала и пострашней, хмыкнула про себя девушка. Она подняла глаза на учителя и улыбнулась.

— Все будет хорошо, мастер, — сказала она. — Вы не переживайте.

— Я с тобой пойду, — ответил он. — Ты ведь не думала, что заявишься к Аспиду одна?

Девушка смутилась, как раз так она и думала, но спорить с мастером было без толку.

— Когда пойдем? — она привстала, но учитель усадил ее обратно.

— Когда голова твоя остынет, — сказал он. — Уж больно весело ты настроена.

— Да чего там, мастер. Подумаешь, Аспид, змеюка крылатая. Я его мигом в бараний рог сверну.

— Вот-вот. И не думаешь совсем, что он умен, да хитер. Вспомни, как легко ловушку нашу разгадал. Нечасто Аспиды так быстро все понимают. Или его жизнь уже выучила, или сообразил быстро, что мы не бежим, а заманиваем. Так что охолонись маленько.

Белава надула губки и отвернулась.

— Вечно вы, мастер, так, — шмыгнула она носом.

— Я за тебя в ответе, — отрезал Дарей и вышел из избы.

Девушка вышла вслед за чародеем, но не пошла к нему, а села на заваленку и уставилась в пространство. Ну обидно ведь, она хоть сейчас готова идти, а чародей по рукам и ногам вяжет. И ведь не скажи ничего, ма-астер. Белава прикрыла глаза и…

Холод пронзил ее насквозь. Девушка распахнула глаза и уставилась на серые сырые стены, окружавшие ее. Она встала и сделала несколько шагов. Они гулко отдались от холодных стен, на мгновение оглушив Белаву. Что-то мешало ей двигаться.

— Где я? — закричала она и…

— Белава, — Дарей тряс ее за плечо, — что случилось?

— А? — она уставилась на мастера, потом завертела головой и с облегчением выдохнула. — Мне привиделось что-то.

— Что? — чародей стоял, глядя ей в глаза, и девушка поняла, что успела встать с бревна и сделать несколько шагов. — Что привиделось?

— Будто стою я где-то. Там стены серые и холодно. — ответила она.

— И все?

— Все. Потом вы меня позвали.

Чародей задумался. Явно видение, но что оно означает? Однако, это и добрый знак. Здесь нет сырых стен, стало быть это должно произойти потом, а значит девка не сгорит в огне Аспида. Хотя… От Белавки все можно ожидать. Она сгореть и из вредности может. Послали же Великие Духи ученицу! И чародей ласково улыбнулся, глядя на девушку. Разве можно было к ней не привязаться? Он еще раз улыбнулся и потрепал Белаву по волосам.

— Так мы идем? — она с ответной улыбкой приняла ласку учителя, но уже вновь думала об их походе на Аспида.

Учитель внимательно посмотрел на нее. Нетерпение к ней вернулось, но уже без этого залихватского веселья. Пожалуй, можно было и закончить дело.

— Пойдем, — ответил он, — но меч оставь здесь, иначе Аспид не даст тебе приблизиться к себе. Твой огонь при тебе, но он не такой мощный, как во времена Зверя. Демоническая кровь усиливает демоническую же силу. Тебе надо будет подобраться к нему поближе.

— Все будет хорошо, мастер, — повторила она любимое выражение и улыбнулась.

— Будем надеяться, — вздохнул он. — Нам еще много дел надо сделать.

Чародеи направились к лесу, не прощаясь ни с кем, и не предупреждая. Но Жилята догнал их и пристроился рядом.

— Пошли, стало быть, — сказал он.

— Пошли, — кивнул Дарей.

— Вы тама это, поосторожней уж, а то ведь змеище злобный очень. — староста покачал головой.

— Мы справимся, — улыбнулась Белава. — Можете начинать готовить пир.

— Мы вас обождем, — ответил староста и отстал, прошептав им вслед. — Да хранят вас Великие Духи.

Чародеи приблизились к поляне с неудавшейся ловушкой, и Дарей остановил девушку.

— Девочка моя, — начал он. — Ты поднимешься к нему одна. Будь готова к тому, что Аспид попытается испепелить тебя раньше, чем ты приблизишься. Очень прошу тебя, будь внимательна и осторожна.

— Все будет…

— Хорошо, я знаю. — чародей вздохнул и двинулся дальше.

Уже начало смеркаться, и Дарей подумал, что визит к Аспиду можно было отложить и до завтра, все одно ночевать придется в Родниках, и в нужное место они опоздают. Белава была настроена решительно, и такая мелочь, как надвигающаяся темнота, ее мало смущала. Лицо девушки было спокойно. Вот уже и курган показался, а на его вершине гордо восседал крылатый змей.

— Мастер, — вдруг остановилась Белава, — если вдруг что-то случится, то вы скажите ему… — она осеклась.

— Кому и что сказать? — учитель тоже остановился.

— Ерунда, — девушка махнула рукой и решительно пошла к кургану.

— Белава…

Но она уже не слушала, все ближе подходя к обиталищу Аспида. Тот внимательно следил за ее приближением.

— С-сама приш-ш-шла, — прошипел змей. — И витяз-сь явилс-с-ся, хорош-шо, им пос-сле з-са-куш-шу.

— Ты погоди закусывать, — сказала девушка и полезла на курган. — Сначала выпить надо, а уж опосля и закусывать.

— Противная дев-фка, — поморщился Аспид.

— Какая есть. — Она забралась наверх и смело встала перед змеем. — Ну и что звал, пеструшка? — нагло вопросила она, и Дарей снизу обмер, уже в душе прощаясь со своей ученицей.

— Хватит из-сдеватьс-ся, — заревел оскорбленный Аспид. — Ш-ш-што ты заладила куриц-са, да куриц-са. Я Ас-с-спид и тебя с-с-сейчас-с с-съем.

— Куры людей не едят, — заявила несносная девка.

— Ты не ч-человек, ты з-смея подколодная, — совсем обиделся змей.

— И это ты меня еще мало знаешь, — девушка была явно польщена «комплиментом».

— Это точно, — проворчал снизу Дарей.

— Не с-собираюс-сь я с-с тобой з-снакомитьс-ся, даж-ше е-с-сть тебя рас-схотелос-сь, потом ещ-ще с-с животом будеш-шь маятьс-ся.

Белава победно усмехнулась, но… Дарей закричал, глядя на огромный клуб огня, окутавший девушку.

— Ты мне ответишь, гад крылатый, — горестно воскликнул он и, выхватив меч, кинулся к змею.

Огненный факел полыхал на вершине кургана. Аспид быстро потерял к нему интерес и обернулся к бегущему чародею.

— С-сейчас-с и тебя подж-шарю, — сказал он и поперхнулся зарождающимся клубом огня.

Из полыхающего пламени протянулась тонкая девичья ручка, охваченная огнем, и ухватила Аспида за хвост.

— Куда собралась, пеструшка, — раздался насмешливый голосок. — Сейчас я тебе перышки-то повыдеру.

— Ш-ш-што?! — змей изумленно уставился на радостную физиономию, глядящую на него из огня.

— Не горю я, — сообщила Белава. — совсем не горю. Не ту девку ты собрался спалить.

Грудь змея увеличилась в объеме в два раза, и он выдохнул мощную струю огня.

— А теперь мой черед, — обиделась несносная девка. — Ты-то уже два раза пальнул, а я ни разочка.

Она взмахнула руками, собирая с себя огонь, вдохнула его, мило улыбнулась остолбеневшему Аспиду, и выдохнула обратно. Пламя в момент охватило змея. Он зашипел, завертелся, заревел и попытался взлететь.

— Куда ж ты? — Дарей взмахнул мечом, и клювастая голова покатилась вниз по склону кургана.

Длинная шея еще какое-то время била из стороны в сторону, когти скребли по камням, но вот наконец он затих и рухнул, превращаясь в обугленный костяк.

— Фу, — сморщилась Белава и отсекла тошнотворный запах, проведя рукой по сморщенному носику.

Дарей повторил ее движение. Запах горелого мяса Аспида его тоже не радовал.

— Я думал тебе конец, — сказал чародей, глядя на ученицу.

— Я Зверя позвала, — ответила девушка. — Пока поднималась позвала. Когда он огнем дохнул, во мне кровь демонская всколыхнулась, Зверь услышал. Теперь опять ушел. Кажется, я смогу научиться им управлять.

— Часто не зови, — сказал Дарей. — Помни, что Бермята сказал.

— Я помню, — улыбнулась Белава, потом зевнула, — спать хочется, устала.

— Пошли в Родники. Люди все одно нас ждут.

Их действительно ждали. Не смотря на поздний час, родниковцы все были на улице, включая стариков и детей. Толпа дружно выдохнула, когда из леса вышли оба чародея. С девкой-то они уже успели попрощаться. И теперь кто-то даже расстроился, такие слова уже были хорошие заготовлены, и на тебе, живая.

Староста кинулся к ним.

— Ну что, чародеюшки? — взволнованно спросил он, утирая разом выступивший пот.

— Что-что, помер ваш Аспид, — ответила Белава. — Только косточки обугленные на кургане остались.

— Не могет быть, — выдохнул кто-то в толпе.

— Сходи проверь, — бросил Дарей и пошел дальше, увлекая за собой возмущенную таким недоверием ученицу.

— Кушать будете? — Белоснежа с готовностью метнулась к печи.

— Спать, — коротко ответила девушка и снова зевнула.

Хозяйка тут же оставил ухват, за который было схватилась и побежала показывать чародеям, где они будут спать. Вскоре Белава уже сладко спала, через несколько минут к ней присоединился и Дарей. Это был очень долгий день.

Глава 11

До Единца пришлось ехать два дня, из-за Лешего они вышли намного дальше, чем им было нужно, и теперь приходилось наверстывать упущенное время быстрыми перемещениями, чтобы не задержаться еще дольше. Белава как-то спросила учителя, почему они не используют дверь— портал пространственного перемещения. Дарей ответил, что такой переход высасывает слишком много сил. Теперь девушка в этом убедилась на собственной шкуре. Так как они не знали точно, что ожидает их после перехода, приходилось открывать двери каждые две версты. Сначала это делал Дарей, потом, когда он сидел на своем Яхонте бледный с дрожащими руками, за дело взялась Белава. Корректировать переход ей было сложней, потому как особого опыта в этом деле у нее было мало. Чародеи один раз чуть не угодили в болото, выйдя на самой кромке. Яхонт подскользнулся и почти упал в болотную топь, но чародей успел выдернуть его на твердое место, израсходовав остатки своих сил. Еще один раз Белава посчитала, что они выйдут на каком-то утесе, в результате путники чуть не повисли на дереве. Кроме того, на пятом переходе у девушки начали дрожать руки и ноги. Слабость накатилась ватной волной, и она тяжко вздохнула, почувствовав острый приступ апатии.

— Это расплата за использование «двери», — сказал учитель.

— Я быстро восполню силы, и мы продолжим, — ответила Делава.

— Нет, — чародей остановил ее. — Восполни запас, но мы поедем дальше обычно. Совместно мы преодолели двадцать верст. Одна ночевка, и завтра к обеду мы будем в Единце.

— А вы, мастер? — девушка посмотрела на его лицо, на котором вновь заиграл румянец.

— Я только что закончил. Мой источник воздух, ты же знаешь.

Белава согласно кивнула, опустилась на колени и начала собирать силу земли. Они тронулись в путь, как только она закончила. Лес становился все реже, протоптанные тропинки все чаще встречались чародеям. Похоже, переночевать они могли в какой-нибудь деревеньке, и от мысли о домашней еде и мягкой постели на душе становилось тепло и приятно.

Чародеи выехали на большую дорогу, расходившуюся на три стороны. Посреди стоял указательный камень.

— Направо пойдешь, коня потеряешь. Налево пойдешь, жизнь потеряешь. Прямо пойдешь, себя потеряешь. — прочитала Белава. — Чего это, мастер?

— Указательный камень. — Дарей слез с коня и подошел к ученице. — Такие стояли на многих дорогах Семиречья очень давно. Тогда еще на было единого царства, только разрозненные княжества. Когда государство объединилось, и чародеи с колдунами стали стражами благополучия семиреченцев, тогда указательные камни убрали, дороги выровняли, ловушки искоренили. Этот каким-то чудом здесь оказался. Или недавно кто-то поставил, пользуясь дремучестью этой волости. Итак посмотрим.

Дарей отправил три поисковых заклинания и замер, ожидая их возвращения. Первым вернулось заклинание, отправленное направо.

— Там волчье логово, — сказал чародей. — Волчье логово и лес. Подождем, что скажут оставшиеся два искателя.

Эти искатели вернулись одновременно. Дарей прислушался к ним, потом повернулся к ученице.

— Налево разбойники. Нам они не особо страшны, но налево нам ненадобно. Наша дорога лежит прямо, и вот там я вижу село. Обычное, ничего особенного. Смысл предупреждения я не уловил. Что ж, скоро узнаем, в чем там дело. Поехали.

Чародей вновь оказался в седле, но Белава не последовала за ним.

— Можно я все исправлю? — спросила она.

— Что ты хочешь сделать? — учитель с любопытством посмотрел на нее.

Девушка, посчитав вопрос за согласие, присела перед дорогой направо, закрыла глаза, и Дарей увидел, как из рук ученицы полилась сила земли, напитывая вытоптанную дорогу. Сначала земля на ней потемнела, взбугрилась рыхлыми комьями, потом показались первые ростки травы, сочный— зеленые, будто сейчас была весна. Потом трава стала тянуться все выше, наливаясь спелостью, цветы раскрыли свои разноцветные головки, даже показался ивовый куст. Когда от дороги не осталось и следа, девушка устало вздохнула и перешла на левую сторону.

— Ты бледная, — сказал учитель.

— Все хорошо, — тихо ответила Белава, и сила вновь полилась из ее рук.

На этот раз времени ушло больше, слабость все сильней сковывала юную чародейку. Но она довела до конца начатое и, дрожа всем телом повернулась к камню.

— Стой, — почти крикнул чародей, когда она взметнула трясущуюся руку с огненным шаром.

Но девушка выпустила шар, и указательный камень разлетелся на кучу мелких осколков. Белава тяжело вздохнула и опала, как осенний лист.

— И когда она научится сначала слушать, а потом делать? — проворчал учитель и слез с коня.

Очнулась девушка уже в селе, учитель как раз передавал ее кому-то на руки. Она посмотрела на принимающую сторону. Это был молодой парень, крепкий и сильный. Он с любопытством рассматривал ученицу чародея.

— Краса какая, — наконец подвел он итог своему рассматриванию. — В жисть свою таких не видел.

Белава кокетливо зарделась, стрельнув глазками. Наконец-то оценили, а то последнее время все тощая, да тощая. Добрый молодец подержал ее еще немного на руках, пока чародей не велел поставить ученицу на ноги.

— Меня Гойко звать, — сказал парень приятным голосом, ставя ее на ноги. — А тебя как?

— Белава, — ответила девушка и театрально закатила глаза, падая в притворный обморок.

Так Гойко ее и донес до большой светлой избы, больше напоминавший терем. На руках парня было тепло и спокойно и так хотелось, чтобы эти сильные руки никогда не отпускали, но все же он опустил девушку на лавку, и Дарей буркнул.

— Хватит притворяться.

Белава вспыхнула и открыла глаза. Гойко стоял рядом и улыбался. Его улыбка была такой же теплой, как и его руки. Девушка тут же забыла о недовольстве мастера и сидела, улыбаясь и не отрывая взгляда от парня. У него были чистые голубые глаза, которые лучились каким-то странным добрым светом.

— Кто ты? — тихо спросила юная чародейка.

— Гойко, местный пастух, — ответил парень.

— Какой ты… красивый, — выдохнула восхищенная девушка.

— Ты мне тоже по сердцу пришлась, — он сел рядом и взял ее за руку.

— Кхм, — Дарей навис над ними. — Благодарствуй за помощь, добрый молодец, но сейчас нам отдохнуть надобно.

— Тогда отдыхайте, — не стал спорить Гойко и, подмигнув Белаве, вышел из избы.

— Куда ты! — воскликнула чародейка и уже было вскочила, но учитель удержал ее. — Очнись, горе ты мое, что с тобой творится?

— А? — девушка рассеяно посмотрела на него и вдруг вздрогнула. — Будто во сне я.

Учитель поднял ее голову за подбородок и внимательно взглянул в глаза. Взгляд Белавы оставался все таким же рассеянным, она была будто окутана дымкой. Взгляд ее все время метался к двери, за которой скрылся пастух.

— Э-э, девочка моя, да ты одурманена, — воскликнул чародей. — Только такое я видел после того, как опоят, но тебя же никто не успел не накормить, не напоить. Ладно, приготовлю отворотное зелье, может поможет. Ты есть хочешь?

— Есть? — она снова посмотрел на дверь. — Я на улицу хочу.

— Нет, посиди пока здесь.

Белава послушно кивнула и пересела к окну. Вскоре в избу зашла хозяйка, приятная женщина лет сорока. У нее были такие же чистые голубые глаза, как и у Гойко. Они вообще были похожи странным образом. Женщина улыбнулась чародею все той же теплой улыбкой, и Дарей вдруг замер, не отрывая взгляда от женщины.

— Мне сказали, что у меня гости, — ее голос был тоже теплым и нежным. — Меня Вереей зовут. А вас как?

— Д-дарей, — с запинкой ответил чародей внезапно охрипшим голосом.

Белава изумленно взглянула на учителя, потом на женщину. Она отметила, что Верея милая, но так-то ничего особенного. Отчего же учитель стоит и бледнеет и краснеет, как мальчишка, перед этой женщиной?

— Мастер, — позвала девушка. — Мастер, посмотрите на меня.

— Что? — Дарей на мгновение обернулся к ученице и снова уставился на Верею.

Та накрывала на стол, бросая периодически на чародея кокетливые взгляды. Белава махнула рукой и пошла на улицу, уж больно хотелось еще разочек на Гойко взглянуть. Она выскользнула за дверь, и суровый окрик ей вслед не понесся. Девушка повертела головой и увидела женщину с крынкой в руках, проходящую мимо избы Вереи. Белава с удивлением заметила, что женщина похожа на их хозяйку, как родная сестра. Может немного черты иные, но такие же чистые голубые глаза, лучащиеся каким-то внутренним светом и добротой. Женщина приветливо улыбнулась чародейке, заметив, что та смотрит на нее. Белава тут же пошла к ней, заметив, что забора нет ни у избы Вереи, ни у соседних домов.

— Здрава будь, добрая женщина, — поклонилась чародейка женщине.

— И тебе здравствовать, — поклонилась ей женщина. — Меня Полева звать, а тебя?

— Белава, — ответила девушка и вдруг подумала, что уже третий раз слышит эти слова, но тут же забыла об этом. — А ты не скажешь, где Гойко?

— Пастуха ищешь? — снова приветливая улыбка. — За село пошел, стадо там у него. Вона туда иди.

Белава поблагодарила Полеву и пошла в указанную сторону. Уже за селом она неожиданно остановилась и задумалась, а зачем она идет сюда? И что вообще с ней творится? Вот так броситься на поиски парня, которого видела первый раз в жизни. Девушка села на траву, окунувшись в аромат лета, и задумалась. Что-то странное было в этом селе, как-то непонятно учитель отреагировал на… как ее зовут? Ве… Вере… Она обернулась, и село будто заколыхалось сизой дымкой. Белава привстала и уставилась на это странное марево.

За спиной заиграла свирель, так нежно и грустно, так маняще и зачаровывающе. Девушка вновь отвернулась от села и почти побежала на этот звук, в момент забыв свои недавние мысли. Гойко стоял под рябиной и играл на свирели. Сердце ее гулко забилось, дыхание перехватило. Какой он необыкновенно красивый, подумала с замиранием Белава. Она остановилась в двух шагах от мужчины, не решаясь подойти ближе. Гойко опустил свирель, посмотрел на нее, и его губы тронула улыбка.

— Белава, — сказал он тихо и распахнул объятья.

— Гойко, — вскрикнула она и бросилась к нему.

Его руки заключили девушку в кольцо сильных и надежных рук. Белава приоткрыла ему навстречу уста… Она плыла, плыла в сладком тумане неизведанных чувств, не думая ни о чем, забыв о том куда шла, зачем, кто остался позади, даже имя свое помнила плохо. Только эти губы, эти руки и этот тихий и нежный голос, который убаюкивал, уводил в неведомые дали.

— Останься со мной, — молил голос.

— Да, да, я останусь, я не смогу без тебя, — отвечала она.

— Я люблю тебя, — шептал голос.

— И я, я тоже люблю тебя, — она изнывала от желания быть ближе к этому голосу.

— Ты так прекрасна, никто не сравнится с тобой, моя Белава, — ах, как невыносимо сладок этот голос.

— Ты такой красивый, — отвечала она.

Ласковые руки скользили по ее телу, и она подавалась им навстречу. Лишь бы не останавливался, лишь бы продолжал…

— Только не останавливайся, — молила она.

— Ни за что, — отвечал этот манящий голос, и эти безумно нежные руки продолжали гладить ее.

Губы Гойко спустились на шею девушки, она тихо застонала…

— Радмир, — выдохнула она и… распахнула глаза.

Гойко навис над ней, почему-то на нем уже не было рубахи. Девушка взглянула на себя и вздрогнула, обнаружив, что ее грудь обнажена. Она рывком поднялась, оттолкнув от себя мужчину. Он протягивал к ней руки, все так же улыбаясь. Только вот Белава стояла и изумлялась, что же так привлекло ее в этом парне? Почему его голос, улыбка, глаза так сводили ее с ума? Он даже не казался ей сейчас настоящим. Чародейка прикрыла глаза, потом вновь их открыла и посмотрела на Гойко.

Это был призрак, всего лишь бесплотный призрак, колышущийся на ветру таким же маревом, как и село. Морок! Это все один большой морок, но как же так?! Кто навел его, почему они с учителем не увидели сразу?..

— Мастер! — воскликнула она и бросилась туда, где колыхалось в дымке село, которого на самом деле не было.

— Белава… — стоном понеслось ей в спину.

Она не слушала, не оборачивалась, все больше тревожась за своего учителя. Девушка вбежала в облако, наполненное призрачными очертаниями домов. Отовсюду на нее смотрели призраки, поворачивая головы за бегущей чародейкой. Избу Вереи она узнала сразу. Среди всего этого марево лежал только один человек. Он будто гладил светлое облачко, нависшее над ним. Белава с ужасом увидела, как жизнь постепенно уходит из Дарея, перетекая в это облачко. На его лице застыло блаженная улыбка.

— Ну уж нет, — закричала ученица. — Я вам мастера не отдам!

Она вновь изменила взгляд, разглядывая устройство нового морока. Это была светящаяся пыль, теплая и приятная на ощупь. Она увлекала, укутывала, погружала в сладкую негу. Вот почему не хотелось сопротивляться, вот почему так радостно они с учителем позволили себя одурманить. Морок внушал, что это лучшее место на земле, а призраки казались самыми желанными. Белава потянула на себя эту негу, чуть не захлебнулась ощущением невыразимого счастья, но тут же вплела в него нити речного морока, украденного у хозяина Затонухи еще по весне. Соткала этакое серо-розоватое кружево и обернулась в него, привыкая к вкусу новой силы. Она больше не глотала неизвестное колдовство, они с учителем нашли другой путь к обретению новой силы.

Теперь этот морок был подвластен девушке. Она взмахнула руками, рассекая и рассеивая его. Дарей, теперь находившийся над призрачным облачком, рухнул на землю и ошалело заводил руками, стараясь нащупать то, чего никогда не существовало.

— Мастер, — позвала Белава. — Мастер.

Дарей повернул голову к ней и смотрел изумленно какое-то время. Потом сел и ожесточенно потер лицо. Девушка, стыдливо отворачиваясь, подала ему лежащую рядом одежду. Чародей ахнул и начал быстро одеваться.

— Что случилось? — спросил он, натягивая сапоги, — Я ничего толком не помню.

— Мы попали под морок, мастер. Этого села никогда не было, как и ее жителей.

— Верея… — чародей тоскливо оглянулся.

— Призрак. Как и Гойко. Она забирала вашу жизнь, пока вы с ней это… — она замялась и покраснела. — когда… ну… когда вы с ней это… самое.

— Понял, — Дарей махнул рукой, чтобы она перестала пытаться мучиться, и ученица с облегчением вздохнула. — Но как же я не заметил? Ведь в селе не было ни одного животного! Я первые мгновения еще удивился, что не лают собаки. А потом этот Гойко… пастух без стада. Но как ты поняла?

— Я вспомнила то, что не должна была вспоминать, — ответила Белава и отвернулась от учителя.

— Что вспомнила?

— Разве это важно?

— Может и важно. Что может вспомнить человек, когда забыл даже свое имя?

— Радмира, — тихо сказала она. — Этот Гойко меня…

— Ты с Гойко?! — чародей судорожно вздохнул.

— Нет! — воскликнула девушка и потупилась. — Не успела. Насмешника этого имя вслух сказала, и меня отпустило.

— А если бы не отпустило, то бродили бы и мы с тобой призраками по этому «селу». — сказал учитель.

Дарей отошел от нее. Однако, ученица опять сумела удивить его. Что же будет через несколько лет, когда наберет полную силу? Чародей поежился, представив как силища будет в этой девушке. Лишь бы во благо, подумал Дарей и повернулся к Белаве.

— Поехали, — сказал он. — Время не ждет. Да, сказать тебе хотел. — чародей остановился, — Здорово ты с дорогами, я залюбовался. Только в следующий раз дослушай, прежде чем возьмешься за дело. Надо было только камень указательный разбить, а дороги бы сами исчезли, показав настоящую.

Белава открыла рот и уставилась на учителя, вот тебе и благодарность за спасение. Она ему память вернула, а он и рад вспоминать.

— Любопытно, кто этот камень и деревеньку замороченную поставил? — сказал скорее сам себе Дарей. — При случае надо разобраться, а сейчас времени нет. Тронулись.

Она согласно кивнула и пошла к лошадям, которые мирно щипали траву, на них морок не действовал.

Глава 12

Уже за полдень следующего дня чародеи увидели Единец. После Берестова и Пустошева этот городок показался Белаве просто очень большим селом, которое зачем-то обнесли каменной стеной и вырыли ров, опоясывающий весь город. Да и стену крепостной можно было назвать с большой натяжкой, частью обвалившаяся, частью разобранная самими единцовцами. Но ворота при въезде в город имелись, в них стояла стража, больше напоминающая разбойников, чем представителей единцовской власти, и требовали они за въезд не менее двух серебрушек за пеших и по золотому с конных приезжих. Второго Ярополка здесь не было, чтобы призвать аппетиты стражников к порядку, потому пришлось чародеям выложить два золотых за въезд в захолустный городишко. Уже проезжая мимо двух хапуг с бердышами, Дарей не удержался и что-то пошептал. Стражники ошалело замерли, потом вдруг заулыбались, и Белава услышала:

— Здравы будьте, гости славного града Единца, — счастливым голосом вещал один из них, подъехавшим крестьянам. — Добро пожаловать.

— Сколько? — мрачно спросил крестьянин.

— Да что ты, мил человек, — ответил второй стражник. — Нисколько! Мы рады гостям, проезжайте. Удачной торговли.

Девушка тихо засмеялась. Учитель имел совершенно невинный вид, насвистывая себе под нос веселый мотивчик. Они свернули на немноголюдную улицу. Впрочем, городской улицей ее можно было назвать с такой же натяжкой, как и крепостную стену крепостной. Она вообще мало напоминала улицу. Дома располагались хаотично, заставляя путников петлять между ними. За очередным витком обнаружился постоялый двор. Над входом красовалась потемневшая от времени вывеска, на которой угадывалось несколько букв «Д…р. й …ойн…». Белава поскладывала буквы и так, и этак, и наконец плюнула на неожиданную головоломку.

На постоялом дворе царило сонное затишье. Паутина свисала по углам таинственными покровами, создавая ощущение полной заброшенности данного заведения. Дарей несколько раз крикнул, пытаясь найти хоть одну живую душу, и к ним вышла, зевая и почесываясь, неопрятная лохматая баба, под стать самому постоялому двору.

— Чего надо? — недружелюбно спросила она.

— Вы комнаты сдаете? — спросил чародей.

— Жалидед! — она заорала так неожиданно, что путники вздрогнули. — Иди сюда, немочь бледная!

— Чего орешь, дура? — вышеозначенный Жалидед материализовался из какого-то темного угла. Имел он вид ничем не уступающий постоялому двору и громкой бабе.

— Тута постояльцы объявились, — бросила баба и ушла.

— Здравы будьте, — буркнул хозяин постоялого двора. — Три медяка за ночь.

— Нам подходит, — ответил Дарей и достал кошелек.

— И серебрушка за лошадь, — добавил Жалидед, с мечтательной улыбкой следя за манипуляциями чародея, отсчитывающего деньги.

Чародей покосился на хозяина и продолжил звенеть монетами. После расчета путников отвели в отведенные им комнаты, Жалидед урвал еще по медяку с носа за постель сомнительной чистоты. Хотел еще за обед, но чародей огорчил его сообщением, что они не голодны. Белава сходила на конюшню проведать лошадей. Те стояли по прежнему под седлами перед пустыми кормушками. Злата выразила недовольство фырканьем, а Яхонт философски встряхнул головой.

— Бедняжечки вы мои, — расчувствовалась девушка и пошла за хозяином.

Того уже не было. Вместо него нашлась та самая лохматая баба.

— В кабак побежал, пьяница поганый, — ответила баба, насчет лошадей она замотала головой. — Ему деньги давали, пущай у него башка и болит за ваших коняг.

Большего Белава добиться не смогла. Она вернулась к чародею, но тот спешил куда-то и велел самой во всем разобраться… Ну что ж, он сам сказал, она не напрашивалась. Девушка снова нашла лохматую бабу и начала допрос с пристрастием.

— Вы всегда так гостей привечаете? — чародейка грозно сдвинула брови.

— Гостей мы вообще не привечаем, — ответила баба и уткнулась в окно.

— А мы тогда кто? — удивилась девушка.

— Вы постояльцы, — ответила баба. — Вам комнаты сдали, сдали, вот и отстань.

— Мы заплатили две серебрушки за то, что наши лошади будут ухожены, обласканы, накормлены. А они до сих пор под седлами.

— Вы Жалидеду платили, с него и спрос. И отстань от меня. Не видишь, занята я.

— Мух считаешь? — усмехнулась Белава.

— А хоть бы и мух, тебе-то чего?

— Маловато мух, я тебе сейчас с работой помогу. — девушка повела рукой и с детской радостью наблюдала, как в воздухе сами собой стали появляться мухи. Они ползли по стенам, по потолку, летали, жужжали и садились на бабу. Отличный вышел морок.

Та ошалело смотрела на чернобрюхое крылатое полчище. Она смахнула одну, вторую, прихлопнула третью и наконец заголосила.

— Чего это? Откуда это? Спасите, люди добрые-е-е!

— В вашем гадюжнике еще и змеи скоро поползут, — спокойно сказала Белава. — Так что там с нашими коняжками?

— Да нету у нас ничего, — забилась баба в истерике. — Вы первые постояльцы за три месяца. Закрома пустые. А ваши деньги Жалидед уже пропил наверное.

Белава взмахнула рукой, и мухи, кружившие над теткой, исчезли.

— Где он пьет?

— В кабаке, — всхлипнула баба.

— В каком? — не отставала Белава.

— Откель я знаю, в «Речном царе» наверное, он там чаще всего сидит.

— Пошли покажешь.

— Не пойду-у-у, — снова заголосила баба. — Он мне опять глаз подобьет.

Белава махнула рукой, соткала поисковый клубочек и отправила его на поиски Жалидеда. Клубочек уверено вел ее между домов, натыканных как попало, перевел через ручей, неспешно несущий свои замутненные отходами воды. Девушка сморщила носик. Запах на улицах Единца совсем не радовал. То тут, то там ей приходилось перескакивать выгребные ямы. Возле одного дома ее вяло облаял полудохлый пес, для острастки погремел цепью и заковылял обратно в будку. Девушке стало жалко пса, и она послала ему пучок жизненной силы. Пес замер, потом посмотрел на девушку и благодарно тявкнул. Ввалившиеся бока округлились, шерсть залоснилась здоровым блеском. Девушка щелкнула пальцами, и цепь свалилась с шеи пса. Он радостно взвизгнул и подбежал к ней. Белава потрепала пса и пошла за замершим в ожидании клубочком. Пес увязался за ней.

«Речной царь» оказался шумным и грязным местом. Разношерстая публика заполняла кабак. Пьяные крики неслись со всех сторон.

— Довбуш, ленивая ты скотина, где мое пиво?

— Заткнись, Мешко, а то полетишь вон отсюда.

— Довбуш, твое мясо пахнет тухлятиной.

— Это ты протух, свинья грязная.

— Довбуш, ну где медовуха.

— Закрой пасть, у меня не сто рук.

— Довбуш…

— Довбуш…

— Довбуш…

Сам Довбуш, низенький краснолицый толстяк, стоял за большой стойкой, раздавая подзатыльники и указания своим подручным, носящимся между столиками с кружками, тарелками и бутылками. Кто-то подставил ногу одному из подручных, и на голову черноволосому мужику бандитского вида вылился целый жбан медовухи.

— Вот неповоротливый урод, — возмутился чернявый и послал бедолагу-подручного увесистым пинком на соседний столик.

Довбуш выкатился из-за своей стойки и, разрезая корпусом толчею, будто боевой корабль, влетел в возникшую свалку. Вытянул за шиворот своего паренька, отвесил несколько пинков посетителям и заорал:

— Совсем озверели, пьянь? А ну вон отсюда!

— Чего? — обиделся черноволосый бандюга.

Белава поняла, что никогда не найдет в этом гнездилище зеленого змия хозяина постоялого двора. Неожиданно чьи-то нескромные ручонки ухватили ее за ту часть, на которой девушка привыкла сидеть.

— Какая лапонька, — промурлыкал кто-то.

— Иди к нам, девка, — проорали из другого угла кабака, и несколько голов повернулись к ней.

— Та-ак, — тихо протянула она, ощутив, что обстановка накаляется. — А ну тихо!

Весь кабак замер, скованный ее заклинанием. Так-то лучше. Теперь посмотрим. Белава скользнула между столиками. Глаза остолбеневших людей следили за ней, не имея возможности двинуться. Жалидед нашелся за самым дальним столиком, спящий невинным пьяным сном. Девушка брезгливо поморщилась и щелкнула над ухом пьяницы пальцами. Тот осоловело уставился на нее.

— Чего надо? — вопросил он, присоединив к вопросу очень неприличное словцо.

— Работать пошли, — ответила чародейка.

— Никуда не пойду, — заупрямился Жалидед.

— Еще как пойдешь, — сказала она, начиная закипать. — Побежишь, а не пойдешь!

— Заставь меня, — он гордо покачнулся и попытался вернуть за стол. — Довбуш! Медовухи.

— В обе ухи, — сымпровизировала девушка.

Она оглянулась, заметила в углу переломанный веник и взмахнула рукой. Веник взвился, подлетел к ним и врезал мужику по хребтине. Тот заревел, подскочил и тут же получил новый шлепок, только под зад. И веник погнал Жалидеда вон из кабака.

— Помогите, люди добрыя-а-а, — орал он, пока по его спине выписывал кренделя березовый экзекутор.

Никто не спешил ему на помощь, потому как сами были немы и неподвижны. На пороге Белава бросила:

— Отомри, — и поспешила вслед за хозяином постоялого двора, ну и от греха подальше, народец-то горячий.

За спиной раздался дружный вздох, потом голоса возросли до возмущенного рева, и толпа ломанулась вдогонку за девкой-чародейкой. В это время из-за ближайшего дома показался учитель. Он остановился и обернулся назад, ожидая кого-то. Потом вновь повернулся и остолбенел, глядя на орущего благим матом Жалидеда, на спине которого расположился веник, следом за ним бежала его ученица, рядом с ней с заливистым лаем подпрыгивал здоровенный пес, а через некоторое время показалась разъяренная толпа, поминающая недобрым словом нахальную девку. Белава обернулась, что-то крикнула, и толпа резко остановилась. Задние ряды, не успев затормозить, налетели на передние, и вся это гомонящая толпа нетрезвых мужиков покатилась по грязи, матеря на чем свет стоит Довбуша, «Речного царя» и всех чародейский морд вместе взятых.

— Я ее убью, — процедил сквозь зубы чародей, беспомощно глядя в след исчезающей ученице. — Надо подчистить за ней, — пробормотал он и щелкнул пальцами.

— Мужики, — послышался сиплый голос из-под навалившихся сверху людей. — А чаво бежали-то?

— Не помню, — почесал в затылке черноволосый бандюга. — Пили, пили и на тебе. Никак бесы попутали.

Мужики поднимались, отряхались и тянулись обратно в кабак. Дарей облегченно вздохнул. Он кивнул своему спутнику и направился туда, куда Белава и березовый веник гнали хозяина постоялого двора.

Тем временем девушка пригнала Жалидеда к конюшне и ткнула носом в двух несчастных лошадей, жалостливо смотрящих на юную чародейку и мужика.

— Ты деньги взял за содержание лошадей, почему они не вычищены, не накормлены, не напоены? Посмотри в их несчастные глаза! — грозно нависла над мужиком Белава.

— Они стоят в моей конюшне, — заявил Жалидед. — За то по серебрушке и дали.

— Да я тебя сейчас самого в коня обращу, в мерина! — возмутилась чародейка. — Две серебрушки! Две! За то, что они просто постоят под твоей дырявой крышей?

— Да! А за веник ты мне еще и золотой должна, а не то к боярину пойду и челобитную подам! — он подбоченился и вызывающе посмотрел на чародейку.

— А ну давай отрабатывай серебрушки, — она тоже уперла руки в бока.

— На-кось, выкуси, — Жалидед сунул ей под нос кукиш.

Белава скосила глаза на грязную фигу, сморщилась и закатала рукава.

— Ну все, — сказала она и вскинула руки, быстро зашептав, потом щелкнула пальцами и посмотрела на Жалидеда. Тот вскрикнул, упал на четвереньки и…

— Хрю, — черный свин ткнулся ей в ноги. — Уи-и-и.

— Ага, сейчас, — ответила девушка и отвесила свину пинка. Тот с громким визгом бросился из конюшни.

Дарей подбежал в тот момент, когда какой-то хряк выбежал ему навстречу, остановился и обиженно захрюкал, глядя на чародея. Тот отпихнул хряка ногой и пошел в конюшню. Впрочем, хряк не отставал. На входе в конюшню чародея облаял тот самый кобель, что бежал рядом с Белавой. Дарей отмахнулся от пса и вошел внутрь. Девушка расседлывала лошадей, мурлыкая себе под нос веселую песенку.

— Сейчас за торбой сбегаю и накормлю вас, — пообещала она лошадям и повернулась к выходу. — Ой, мастер…

Дарей стоял перед ней с горящим взором и сжатыми кулаками. Девушке показалось, что из ноздрей учителя идет пар. Она удивленно заморгала ресницами.

— Чего с вами, мастер? — невинно спросила она.

— Убью, — коротко бросил чародей, и Белава вновь ойкнула, отскакивая от него. — Ты чего опять наворотила, нечисть?!

— Ничего, — она сделала большие честные глаза. — Вот ей-ей ничего не делала!

— За тобой толпа мужиков бежала, что ты натворила? — он направил на ученицу палец. — А хозяина нашего зачем веником через полгорода гнала? И где он вообще?

— Хрю, — обличающе захрюкал свин. — Хрю.

Дарей опустил взгляд, посмотрел на хряка и неожиданно понял. Губы чародея затряслись, он ткнул пальцем в преданно смотрящего на него хряка:

— Это… он? — спросил учитель внезапно севшим голосом.

— Он, — повинно кивнула ученица.

— Хрю, — поддакнул свин.

Дарей тяжело привалился к стене и устало посмотрел на нее.

— Я же ненадолго ушел, когда ты все успела? — тихо спросил он.

— Он сам винова-а-ат, — зарыдала Белава, и учитель поморщился. — Он с нас две серебрушки взял, а коней даже не расседла-а-ал! Его баба сказала. Что он в кабаке пьет, я за ним и пошла-а-а. А там мужиков пьяных уйма, ручищи тянуть начали, я их и утихомирила, а он идти домой не хоте-е-ел! Я его веником и погнала. А он говорит, что за две серебрушки только в конюшню наших лошадок поставить можно, это где такое видана-а-а? Я его в свинью и оборотила-а-а.

— Она неисправима, — раздался веселый голос от входа в конюшню.

Белава подняла голову, взглянула на говорившего и осела, сползая по стенке.

— Мамочки, — прошептала она. — Ты…

— Нет, это не мамочки, это я, — засмеялся воин-странник. — Здравствуй, Белава.

Глава 13

Они сидели за длинным столом на постоялым дворе. Лохматая баба, жена Жалидеда Звана, только что закончила намывать трапезную и теперь крутилась возле печи, бросая на постояльцев косые взгляды. Сам хозяин собирал паутину по углам.

— А как твой двор называется? — крикнул ему Радмир. — На твоей вывеске ничего не разобрать.

— Добрый разбойник, — ответил Жалидед и продолжил свое занятие.

После того, как Белава сняла свое заклятие по настоянию учителя, хозяин выпятил грудь и начал жаловаться чародею на ученицу, приписывая ей, что было, и что не было. Дарей слушал его какое-то время, а потом щелкнул пальцами, и Жалидед воспылал желанием навести порядок на постоялом дворе. Белава хмыкнула. Можно, конечно, было наложить заклятие любви к чистоте, но хряком Жалидед ей нравился больше. Девушка сначала бросала осторожные взгляды на Радмира, ожидая от него чего-то, но воин-странник был привычно весел и спокоен. Она вздохнула, шмыгнула украдкой носом и успокоилась. В конце концов, их прежнее общение ей нравилось. Они обменялись парой подначек, Радмир дернул девушку за косу, она попыталась дать ответного пинка, промахнулась и привычно пригрозила страшными карами. На том встреча старых друзей состоялась.

И все-таки Белава не могла понять, как Радмир оказался в Единце.

— Мастер, где вы нашли этого насмешника? — спросила она.

— Я его сюда позвал, еще когда у Бермяты были, — ответил чародей. — Я ему вестника послал. Радмир живет здесь недалеко. И до Полянии отсюда недалеко.

— А почему мне не сказали?

— Ты была бы против? — воин внимательно посмотрел на нее.

— Нет, — девушка пожала плечами. — Раз мастер говорит, что надо, значит надо.

— Дарей знает, что делает, это точно, — с непонятным выражение сказал Радмир. — Для меня его вестник стал неожиданностью. — потом посмотрел на чародея. — Может теперь расскажешь, друже, зачем я тебе понадобился?

Чародей постучал пальцами по столу и бросил взгляд на суетящихся хозяев постоялого двора.

— Ты же можешь сделать, чтобы нас не слышали, — воин подался вперед. — Ну же, Дарей. Ты позвал меня сюда, сказав, что я тебе нужен. Я примчался и сидел в этом захолустье три дня. Наконец ты появляешься, тащишь меня в этот свинарник, а теперь не хочешь говорить.

— Разве я сказал, что говорить не хочу? — чародей удивленно посмотрел на друга.

— Тогда скажи, меня уже истомило нетерпение.

— Хорошо, — Дарей мягко повел рукой, и Белава ощутила, как что-то вязкое обволокло их. — Мы с Белавой едем в Полянию.

— Я это уже понял, — сказал Радмир.

— Не перебивай, — чародей бросил на него раздраженный взгляд, и воин демонстративно закрыл рот руками. — Лихой шлет вестника за вестником, там что-то готовится. Явление бога на земле, как говорит Лихой. Поляне могут веселиться как хотят, у них там вечно свои выдумки. Но по дороге мы выяснили кое-что. Пропадают чародеи жизненной силы. Несколько дней назад на все Семиречье остался только один чистый чародей жизни.

— Что значит чистый? — Радмир подался вперед.

— Значит в полной силе. Вторая наша Белавка, но она не чародейки жизненной силы, в ней смешано много всего, может потому ее до сих пор не нашли. И, отказавшаяся от своего дара, Всемила, мать Белавы. Все. Больше чародеев жизни нет. Еще двоих забрали на наших глазах.

— Как это?

— Видели во всевидящем зеркале Бермяты. Стояли двое на Змеиных горах, а потом исчезли, только дымок черный остался. А в Полянии сила полыхнула. Что все это значит, я не могу сказать. Волшба незнакомая. Кто за этим стоит, и что на самом деле задумал, мы не знаем.

— Белаве угрожает опасность? — Радмир разом подобрался.

— Возможно. Я не могу точно сказать.

Радмир бросил взгляд на девушку, потом потянулся через стол и взял за руку, которую та держала на коленях.

— Носишь перстенек, — удовлетворенно сказал он. — Не снимай. Он поможет мне тебя найти.

— Перстень— одна из причин, почему я позвал тебя, — снова заговорил Дарей. — Я ее найти не смогу. А ты увидишь.

— Есть еще причины?

— Да. — чародей немного помолчал. — Я могу доверить ее только тебе.

— А Ярополк?

— Нет. Да и Белава не захотела, чтобы он с нами ехал.

— Почему? — воин снова посмотрел на Белаву, но она оставила его вопрос без ответа.

— Когда мы едем в Полянию? — спросил Радмир.

— Завтра утром. — чародей устало закрыл глаза.

— Зачем ждать? — встряла Белава. — Можно ведь и сегодня выехать.

Дарей даже не посмотрел на нее, и девушка вышла из-за стола. Она поднялась к себе в комнату и завалилась на кровать, машинально прочитав заклинание очищения над сомнительной чистоты постелью.

— Мне страшно, Радмир, — сказал чародей, как только ученица ушла. — Я боюсь за эту несносную девку. Не взять с собой не могу. Во-первых, она без присмотра совсем останется, а во-вторых, ты ее знаешь, она сзади поедет.

— Не отдадим, не переживай, — воин встал и прошелся по трапезной.

Он открыл рот, собираясь еще что-то сказать, но тут же закрыл и промолчал. Дарей сидел в глубокой задумчивости. Он продолжал постукивать пальцами по столу. Радмир постоял некоторое время, глядя на него, а потом вышел на улицу. Многое надо было обдумать самому.

Радмир брел по Единцу. Компанию ему составлял новый приятель Белавы пес Шукля, как назвала его девушка, объяснив, что он похож на пса, который сторожил родительский дом в ее детстве. Шукля бежал немного впереди, периодически оглядываясь на мужчину и помахивая хвостом. Он как-то сразу принял Радмира за своего. Воин с улыбкой поглядывал на кобеля, животина с умными глазами тоже пришлась ему по сердцу. Они так и бродили бесцельно: пес и человек. Наконец Радмир остановился и огляделся. Он стоял перед кабаком с подковой вместо вывески. Мужчина кивнул псу, и тот пристроился недалеко от входа, а сам толкнул дверь и вошел внутрь.

Народа в заведении было немного. Радмир выбрал столик у дальней стены и направился к нему. К нему подскочила молоденькая симпатичная девушка с толстой косой из каштановых волос, уложенной вокруг головы. Она сверкнула на мужчину задорными зелеными глазами.

— Что пожелаешь, добрый молодец? — с веселой улыбкой спросила она.

Радмир сглотнул, глядя на нее. Первоначальная мысль поесть сменилась на иное желание.

— Жбан медовухи, — сказал он, потом еще подумал и добавил. — И поесть что-нибудь.

— Что? — девушка все так же весело улыбалась.

— А что у вас вкусней всего, красна девица, то и неси, — подмигнул воин.

Девушка зарделась и убежала выполнять заказ. Мужчина тряхнул головой и вздохнул.

— Наваждение какое-то.

Вскоре перед Радмиром стоял заказанный жбан. Он подождал, когда девушка принесла горячую, вкусно пахнущую закуску и налил первую чарку. Народу постепенно прибавлялось. Воин поглядывал на людей. Девушка деловито сновала между столиками. Ее не трогали, многие приветливо подмигивали, но никаких вольностей. Мощная фигура хозяина заведения и молодого парня, очень похожего как на девушку, так и на хозяина кабака, видно давно отбили всякое желание у посетителей на эти самые вольности. Радмир чувствовал, что пьянеет, но уходить не хотелось. Он заказал второй жбан и продолжал посматривать на зеленоглазую девицу. Та ловко собирала грязную посуду со столов, успевала запоминать новые заказы, несущиеся с разных сторон, и не перепутать при раздаче. Наконец она вновь оказалась перед Радмиром.

— Желаешь еще что-нибудь, добрый молодец? — спросила она все с той же веселой улыбкой. — Аль хватит уже?

— Как звать тебя, красна девица? — вместо ответа на вопрос спросил воин.

— Белавой кличут, — ответила девушка, и Радмир поперхнулся.

— Б-белава? — переспросил он.

— Она самая, — звонка засмеялась девушка.

— А как же тебя, Белавушка, отпускают среди хмельного люда работать?

— Так батюшка мой да братец уже всем объяснили, как со мной говорить надо, — снова улыбнулась она и вдруг присела к нему за стол.

— А ты не единцовский, как я погляжу, — сказала она, подперев подбородок кулачком. — Откуда и куда путь держишь?

— Со товарищем моим и его помощницей по делам едем, — ответил Радмир.

— А где же твой товарищ?

— На дворе постоялом. А я решил прогуляться. — было в этой девушке что-то уютное, домашнее. Разговаривать с ней было легко и приятно.

— А помощница? Молодая аль старая? — полюбопытствовала единцовская Белава.

— Молодая. Ее тоже Белавой зовут, — ответил воин и вдруг мечтательно улыбнулся. — И глаза у нее тоже зеленые, как два изумруда.

— Нравится она тебе, — подмигнула девушка.

— Она другому обещалась, — он вдруг вздохнул, помрачнел и одним махом выпил очередную чарку.

— Ой, лихо, — девушка сочувственно покачала головой.

— А у тебя нареченный есть? — подмигнул воин.

— Да есть один, — засмеялась девушка и покраснела. — Кажный вечер приходит сюда, сядет и смотрит. А подойти не решается. Вона видишь у дверей топчется, на нас поглядывает?

Радмир повернул голову и взглянул на долговязого детину, смотрящего на него исподлобья. Воин хмыкнул и отвернулся.

— Ревнует, — сказал он.

— Ага, ревнует, а подойти боится, — засмеялась девушка.

— А он-то тебе по сердцу? — поинтересовался мужчина.

— По сердцу, — прошептала она и зарделась. — Думала сама подойти, но не след мне, девке, к мужику навязываться. Вот и жду, когда осмелеет.

— Белава, — крикнул ее отец. — Ты там сказки что ли рассказываешь? Люди ждут.

— Ой, — девушка прикрыла рот ручкой, но глаза ее так же смеялись. — Побегу я.

— Беги, красавица, — улыбнулся ей Радмир. — Благодарствуй за беседу.

Девушка улыбнулась в ответ и убежала. Воин допил последнюю чарку и встал. Пора уже было возвращаться. Он почувствовал, как питейное заведение покачнулась, усмехнулся и пошел на выход.

На улице уже стемнело, но полная луна ясно освещала улицу. Из-за угла поднялся, виляя хвостом, Шукля. Радмир подождал пса и потрепал за ухом.

— Дождался, друже, — улыбнулся он.

— Гав, — ответил Шукля, продолжая вилять хвостом. — Гав, гав.

— Да знаю, что засиделся, ты уж прости меня, — миролюбиво сказал Радмир и пошел к постоялому двору.

Пес опять пристроился рядом. Они успели пройти улицу до конца, когда сзади раздался тяжелый топот и кто-то крикнул:

— А ну постой, мил человек.

Радмир обернулся и увидел того самого долговязого парня, воздыхателя единцовской Белавы. Парень остановился перед мужчиной и выпятил грудь. Воин усмехнулся, понимая, что погнало за ним этого бедолагу.

— Ты чего на Белавку пялился, ухмылялся? — вопросил детина.

— Пялился на нее ты, а я просто разговаривал. — ответил Радмир.

— Чего? — взревел парень. — Видел я как ты глядел на нее!

Парень взмахнул кулаком, и Радмир легко скользнул под его руку, заломил ее и, сделав подножку, уселся на разъяренного детину.

— Дурень ты, — добродушно заговорил воин. — Нравится ведь девка? Отчего сиднем сидишь не посватаешься?

— А тебе-то чего? — засопел детина.

— Так ведь упустишь, дурак. Белавы они такие. Пока решаешься, она уже другому в жены обещается.

— Да как же я ее позову? — сник парень. — Она вона какая красавица. А я кто? Вот и хожу на нее поглядеть да порадоваться, что есть на свете такая Белава.

— Дурень, — снова повторил Радмир. — По сердцу ты ей, все ждет, когда заговорить решишься. Видит ведь, что люба тебе.

— А ты откуда знаешь? — воззрился на него детина.

— Сама и сказала, пока разговаривали, — улыбнулся Радмир и отпустил парня. — Решайся, а то потом будешь волком на луну выть, а уже поздно… знаю.

Он развернулся и побрел дальше. Шукля еще немного последил за парнем и побежал догонять мужчину.

— Постой, мил человек, — парень снова догнал его. — Правда ль ждет?

— Ждет, — воин улыбнулся, хлопнул парня по плечу и опять собрался уйти.

— Благодарствуй, — детина поклонился Радмиру в пояс. Тот махнул и, уже не останавливаясь, пошел к постоялому двору.

«Добрый разбойник» мирно спал. Окошки чисто мерцали на лунном свету. Даже буквы на вывеске стали почти все различимы. Мужчина заглянул в конюшню, где мирно дремали лошади. Дымка поднял голову, тряхнул ею, приветствуя Радмира и снова задремал. Шукля забежал внутрь, обнаружил полную миску еды для себя и принялся за поздний ужин.

— Доброй ночи, — сказал воин и прикрыл створку.

Он тихо поднялся по лестнице, прошел до своей комнаты, но вдруг вернулся на две двери назад. Радмир прислушался, из комнатки доносилось еле слышное дыхание. Он уткнулся лбом в дверь, прикрыл глаза, несколько мгновений слушая это дыхание, потом ударил кулаком о стену.

— Бесова девка, — прошептал он и ушел к себе.

Глава 14

— Мастер! Мастре-ер! — орала Белава, разыскивая Дарея.

— Чего тебе, громыхало? — подал чародей голос с первого этажа.

— Мы когда едем-то? — спросила ученица, свешиваясь через перила.

— Сейчас позавтракаем и в путь, — ответил Дарей.

— А чего тогда наш воин-странник еще разлагается? Радми-ир! — заорала она, стуча ногой в дверь. — Хватит бока отлеживать, встава-а-ай! Радми…

— Чего ты орешь, нечисть кривцовская? — из открывшейся двери показалась взлохмаченная со сна голова Радмира.

— О-ой, — протянула насмешливо она и подбоченилась. — Откель эт мы такие раскрасавцы-то заявились? Пил что ли? Когда успел-то?

— Отстань, нечисть, — воин попытался закрыть дверь.

— Я тебе сейчас глаза выцарапаю, — возмутилась девушка. — Где ночью шлялся, говорю?

— Повезло Ярополку, такая стервь в жены досталась, — хмыкнул Радмир, все еще пытаясь закрыть дверь перед носом обнаглевшей девки.

— Я ведь могу и передумать, и тогда еще неизвестно кому повезет, — угрожающе надвинулась на него Белава.

— Не вздумай даже. Избави от напасти такой всякого горемыку, Великие Духи, — взмолился воин и быстро захлопнул дверь, пока девушка застыла с открытым ртом.

Она резко развернулась и быстро пошла вниз. До Радмира донеслось:

— Он нам точно нужен, мастер? — и мужчина тихо засмеялся.

Когда Радмир спустился вниз, умытый, свежий и подтянутый, за столом сидела одна Белава. Она отхлебывала чай из блюдечка. Как только воин сел, Звана тут же поставила перед ним завтрак. Мужчина бросил взгляд на девушку, она сидела не глядя на него.

— Я вчера с девушкой познакомился, — сказал он, наблюдая как глаза чародейки вспыхнули.

— Красна-девица? — спросила она, повернувшись к нему.

— Да-а, глаза как у тебя зеленые. И звать Белава, — засмеялся он.

— Нашел себе-таки Белаву? — усмехнулась она, но щеки предательски запылали.

— Не-а, — Радмир смотрел на нее и улыбался. — Здесь я тоже опоздал, жених у нее имеется.

— Бе-едненький, — протянула она и расслабилась. — Везде-то ты опоздал. Сильно расстроился?

— Опоздал, — кивнул воин-странник. — В первый раз обидней было.

Она вспыхнула и стремительно вышла из дома. Мужчина поковырялся ложкой в миске, потом в сердцах бросил ее на стол.

— Чтоб тебя, — выругался он и вышел следом.

Белава стояла к нему спиной и тихо всхлипывала. Радмир встал сзади, протянул к ней руку, но так и не решился дотронуться.

— Прости меня, — сказал он, и девушка вздрогнула. — Я не хотел тебя обидеть. Сам не знаю, что на меня нашло.

Она резко обернулась и посмотрела на него. Открыла было рот, чтобы что-то сказать, но промолчала и только кивнула.

— Где вы там? — крикнул из конюшни Дарей. — Заснули что ли?

— Идем, — отозвался Радмир.

— У меня меч в комнате остался, схожу за ним. — сказала Белава и пошла обратно на постоялый двор.

Радмир посмотрел ей вслед, потом поджал губы и пошел к чародею. Навстречу ему выскочил Шукля и приветствовал радостным лаем. Дарей вывел уже оседланных Яхонта и Злату, Дымок дружелюбно относился к чародею, но под седло вставал только у Радмира. Шукля вертелся под ногами, виляя хвостом.

— Пса-то куда? — Дарей покосился на животное.

— Пускай с нами бежит, — сказал воин, седлая своего альвийского жеребца.

Дымка скосил голубой глаз на нового товарища Радмира и фыркнул.

— Ты лучше всех, друже, — засмеялся воин и погладил жеребца.

Белава подошла к ним молча, так же молча запрыгнула в седло и ждала, когда они двинутся дальше. Дарей покосился на непривычно молчаливую ученицу, потом на смутившегося Радмира, покачал головой и тронул своего Яхонта. Злата и Дымка тронулись следом.

— Куда теперь, мастер? — наконец заговорила девушка.

— Через Буян-реку, недалеко за городом переправа, а после к Затонухе, а там и на тракт вернемся, — ответил чародей.

— Долго еще ехать, — сказала Белава.

— Срезать до тракта будем, коль отклонились так сильно.

— Не переживай, — улыбнулся Радмир, — Полянию ты еще развалить успеешь.

— Вот ведь гад, — пробурчала она и неожиданно весело расхохоталась, увлекая в свое веселье разом расслабившегося Радмира.

К Буян-реке они подъехали через несколько часов. Река бурлила и несла свои воды почти так же быстро, как и весной. Облегчалась задача тем, что разлива давно не было, и добротный мост протянулся от берега до берега. Путники дошли до середины моста, когда Белава вдруг остановилась, слезла с лошади и подошла к перилам. Мужчины остановились, глядя на нее. Девушка же набрала в грудь побольше воздуха и нагнулась к реке, сложив ладошки рупором, и закричала вибрирующим звуком::

— Жаба речная, вылазь ответ держать!

— Ты чего? — ошалел Дарей. — Оставь бедного Водяного в покое, он тебя в жизнь уже не тронет.

— Пескарь бесхвостый, — не унималась Белава.

— Белава, — вмешался Радмир, — ну правда, что за ребячество?

— Трогаешь ли девок земных? — не обращала на них внимание девушка.

Вода вдруг забурлила, вздыбилась столбом, на верхушке которого восседал местный Водяной. Он внимательно всмотрелся в Белаву, потом его лицо перекосилось, и он сплюнул.

— Тьфу на тебя. Никого я не трогал, после тебя ни на кого смотреть уж не могу. Сгинь, полоумная.

Водный столб опал, и Водяной ушел на дно.

— Сам дурак, — проорала Белава и довольно выдохнула. — Пусть только тронет кого еще из земных.

— Полегчало? — спросил Дарей.

— Ага, — она расплылась в широкой улыбке.

— Тогда быстро на лошадь и вперед! — закричал на нее учитель. Девушка пискнула и вернулась в седло под тихий смех Радмира.

Дальше они ехали под ворчание чародея, который вовсе не оценил непонятного поступка своей подопечной. Она и сама слабо понимала зачем надрывалась над Буян-рекой, потому повинно склонила голову и даже всхлипнула. Этого было достаточно, чтобы справедливые излияния мастера закончились на полуслове, как всегда давшего слабину перед ее слезами. Воин с усмешкой покачал головой, глядя на просветлевшую в момент хитрую физиономию ученицы.

К вечеру путники достигли еще одного захолустного городка с говорящим названием— Дыра. Они скептически оглядели полностью обвалившуюся стену, которую венчали крепкие железные ворота, в которых стоял приосанившийся городской стражник. Он взглянул на путников лукавым взглядом, а потом сообщил:

— Плата за въезд в город.

— Ты смеешься над нами? — возмутился Дарей. — У вас тут в каждую дыру народ шныряет.

— Да я так, скучно мне, — стражник широко зевнул и потянулся. — По делу в Дыру, аль проездом?

— Проездом, — ответил чародей.

— Хорошо-о, — мечтательно продолжил стражник. — А я тут пнем стою, уже так надоело. Вот бы тоже на коня и-и.. — он красноречиво махнул рукой в неопределенном направлении.

— Мастер, — позвала Белава. — А нам точно надо в эту Дыру? У нас полная торба еды, для отдыха тоже места полно. Чего мы сюда тащимся?

Дарей отвернулся. В Дыру им действительно не за чем было ехать. Для ночлега рано, припасов полна торба, впереди множество сел и деревень. Как объяснить девке, что томят чародейскую душеньку дурные предчувствия, что в первый раз за долгую жизнь не хочется спешить. Он бросил беспомощный взгляд на Радмира, тот покачал головой, понимая тревогу товарища. Белава ждала ответа, с удивлением взирая на мастера. Чтобы у чародея был такой несчастный вид? Да в жизни бы не поверила!

Неожиданно из ворот вылетел мужик. Он мельком глянул на путников и бросился к стражнику.

— Чародея нашего не видал? — спросил он.

— Так уехамши Вышегор, еще позавчера позвали его в Тухляки, — ответил стражник, и Дарей вдруг свободно выдохнул.

— Нужда есть в чародее, добрый человек? — обратился он к мужику.

— Ой, есть, — вздохнул мужик. — Беда у нас, мил человек. Дитятя пятую ночь не спит, криком заходится.

— Я чародей, Дареем зови, — представился Дарей. — Пойдем поглядим, что с вашим дитятей.

— Пойдем, чародеюшка! — обрадовался мужик. — Земко меня звать.

— Это Белава, ученица моя. И товарищ мой старый Радмир, воин-странник. — представил спутников чародей и тронулся за Земко.

Белава бросила взгляд на Радмира, тот пожал плечами и пристроился рядом с Дареем. Девушка вздохнула и поспешила за ними. Земко оказался купцом и купцом успешным. Терем купеческий величаво возвышался над соседскими домами. Земко гордо посмотрел на своих гостей и сделал приглашающий жест.

Путники подъехали поближе, разглядывая белокаменное строение с красной крышей-луковкой. Из распахнутых ворот неслись крики. Ругались женщины, надрывался младенец и пожилой мужской голос требовал от всех угомониться. Земко тяжко вздохнул:

— Уж который день так, — пожаловался он. — Хоть в петлю лезь. Дитя орет — надрывается, жена моя благим матом воет. Мамки-нянки поразбежалися. Сглазили сынка моего, как пить дать сглазили.

— Разберемся, — ободрил его Дарей и въехал во двор.

Хозяин показал им куда ставить лошадей, распорядился, чтобы работник в конюшне занялся животными. Радмир остался, потому что Дымка не подпустил бы к себе никого. Белава с учителем пошли за Земко в терем, где шум стоял совсем оглушающий. Пока хозяин давал указания накормить гостей, Дарей с ученицей пошли на крики.

Младенец лежал в резной люльке. Его красное от натужного плача личико ярко выделялась среди белоснежных пеленок. Над люлькой склонилась молодая женщина с таким же красным от слез лицом. Ее взлохмаченные волосы торчали дыбом во все стороны.

— Да что же тебе надо? — причитала она, бешено тряся люльку.

— Уа-а-а! — отвечал младенец новым взрывом плача.

— Нет сил моих более-е-е, — голосила женщина.

— Ты его затрясла, — ворчала из угла пожилая женщина, держащаяся за сердце.

— Тихо, — скомандовал Земко, и обе женщины воззрились на него.

— Где чародей? — закричали они в голос, а младенец поддал еще жара.

— Уехал Вышегор, — ответил купец и тут же поспешил успокоить женщин, указывая на гостей. — Зато встретил другого чародея с ученицею.

Чародеи поклонились женщинам и подошли к люльке. Дарей осмотрел ребенка и покачал головой.

— Нет здесь сглаза. Чистый ребенок.

— Так что же орет-то он как оглашенный? — Земко смотрел на вопящее чадо.

— Надо разбираться, — ответил чародей. — Здоровый ребенок. Хворей тоже нет.

Белава достала младенца из люльки, не спрашивая родителей, но те и не возражали. Потом улыбнулась, покачала немного, погулила и подула ему на личико, прошептав:

— Спи…

Глазки малыша начали осоловело закрываться. Он пискнул, икнул, вздохнул и наконец уснул, сладко зачмокав маленькими губенками.

— Поменяйте белье, — сказал Дарей двум женщинами.

Те закивали и кинулись исполнять указание. Вскоре в люльке лежало свежее белье, над которым чародей пошептал, а потом Белава положила туда сопящего младенца. Все затаили дыхание, но ребенок мирно спал. Женщины тяжело выдохнули и устало опустились на скамью подле люльки. Дарей с жалостью взглянул на них.

— Ложитесь-ка и вы отдохните, — сказал он, и те послушно закивали.

Неожиданная тишина оглушила обитателей дома, и теперь они бродили по палатам, не зная, что делать. Земко быстро нашел всем работу и повел гостей в трапезную. Там уже восседал Радмир, как раз поднявший чарки с немолодым мужчиной, сидящем напротив него.

— Батя мой, — пояснил купец, — Влотко.

— Замечательный человек, — рекомендовал Влотко своим спутникам Радмир.

— Давайте за тишину, — поднял чарку дед. — Думал уже в лес сбежать, а тут вы. Да славятся Великие Духи.

— От чего же и не выпить, — усмехнулся Дарей и сел за стол.

Белава посмотрела на мужиков, хмыкнула и села рядом. Ей поднесли квасу. Девушка вздохнула и подняла кружку, присоединяясь к дедову тосту.

Глава 15

Белава сидела на улице и смотрела в ночное небо, где звезды уже начали свой сияющий хоровод. Дарей остался подле младенца, карауля, когда тот проснется. Радмир вышел на высокое крыльцо взглянул на девушку. Та подняла к нему лицу и вновь отвернулась. Мужчина еще постоял, решаясь что делать дальше. Наконец он решил спуститься к ней.

— Посиди со мной, — сказала Белава, прежде чем он успел подойти к ней.

Воин улыбнулся и присел рядом с юной чародейкой. Белава снова посмотрела на небо.

— Звезд сколько, — сказала она. — Красиво.

— Красиво, — согласился мужчина, посмотрев на холодное мерцание небесных светлячков. — Ты на звезды вышла полюбоваться?

— Нет, — она улыбнулась. — Мастер велел здесь сторожить.

— Что сторожить? — заинтересовался Радмир.

— Покой младенца. Сказал, бежать, если крик услышу.

— Куда бежать-то? До Змеиных гор? — засмеялся мужчина. — От того, что мы слышали днем, я бы как раз до туда убежал бы.

— Немного ближе, — засмеялась в ответ Белава.

Они замолчали, снова глядя на небо. Белава украдкой поглядывала на лицо Радмира и любовалась им. И вдруг все забылось: и Ярополк, и свадьба, и данное слово. Хоть разок, подумала она, хоть один разок…

— Поцелуй меня, — попросила она.

— Что? — Радмир повернулся к ней и удивленно посмотрел.

— Поцелуй меня, — повторила она и смутилась.

— А Ярополк?.. — спросил воин и обругал себя, даже в лунном свете увидев, как вспыхнули ее щеки.

— Да, ты прав, — ответила она и отодвинулась. — Я не должна была…

— Плевать, — сказал он непонятно кому и привлек Белаву к себе, в одно мгновение завладев ее губами.

Она вцепилась в него и судорожно вздохнула, с жадностью впитывая в себя его поцелуй. Какое-то время не опускала руки, прижавшись к нему лбом.

— Радмир, — прошептала девушка, — Радмир…

Воин держал ее лицо в ладонях, пристально глядя в глаза. На его губах блуждала легкая улыбка.

— Лебедушка, — произнес он одними губами и…

— Люди добрые! — раздался женский визг и воздух разрезал детский плач.

Чародейка и воин вскочил, в один момент забывая обо всем, что не сказали друг другу. Радмир метнулся к крыльцу, а Белава стремглав побежала на другую сторону терема, встав под окно палат, где спал малыш.

Из распахнутого этажа вылетела черная тень. Чародей свесился из окна и метнул светящуюся сеть. Тень дернулась в сторону, и сеть пролетела мимо.

— Лови! — крикнул Дарей.

Белава раскинула руки, и воздушный вихрь помчался за стремительно уносящейся тенью. Догнал, закружил и потащил тень обратно. Она вырывалась, металась в несущемся потоке воздуха, но преодолеть его не могла. Вихрь поднес тень к окну, и Дарей вновь кинул светящуюся сеть— клетку.

— Готово, — довольно крикнул он и исчез с клеткой в окне.

Вскоре он вышел во двор, неся клетку на вытянутой руке. Оттуда раздавался жуткий визг. Белава с интересом посмотрела на тень, заполнившую собой все пространство клетки.

— Я так и думал, — сказал чародей. — Ночница, призрак бездетной ведьмы. Это она мучила младенца. Щипала его, пугала, не давала спать.

— Что будем с ней делать? — спросил подошедший Радмир.

— Ночницы далеко от места захоронения тела не летают. Надо могилу ее найти. — ответил чародей.

— И как искать будем? — поинтересовалась ученица.

— Сама покажет, — усмехнулся Дарей и, пошептав, открыл клетку.

Тень взметнулась, и чародею со спутниками предстала призрачная немолодая женщина с горящими угольками глаз. Она уставилась на людей, не двигаясь с места.

— Веди, — велел Дарей, и призрак двинулся прочь со двора, даже не пытаясь скрыться.

— Ложись спать, Белавушка, — оглянулся на девушку учитель. — Дальше мы сами. Ты и так знаешь, как дух успокоить. Здесь все то же самое.

Белава остановилась, раздумывая, стоит возмутиться или лучше послушаться. Она зевнула и решила не спорить. Девушка махнула им рукой и пошла в дом, где все еще надрывался ребенок. Младенца общими силами успокоили, Белаву отвели в отведенную ей светелку, и она быстро провалилась в глубокой и приятный сон.

За полночь вернулись чародей с Радмиром. Они присели на ту же скамью, где воин сидел с ученицей чародея, и Радмир опять поднял глаза к черному небу. Звезды все так же мерцали далеким холодным светом. Он улыбнулся и вздохнул полной грудью. Дарей повернул голову к другу и некоторое время смотрел на него. Потом открыл рот, желая что-то сказать, но лишь снова покачал головой. Прохладный ночной ветер заставил чародея поежится, но он не спешил в дом. Дарей тоже поднял глаза к небу.

— Утром поедем в Полянию, — заговорил он. — Тянуть уже нельзя. Белавку бы спрятать, да где же ее спрячешь… Да и не усидит, сзади потащится.

— Не усидит, — согласно усмехнулся Радмир. — Цепями не удержишь.

— Да и на глазах-то пока, все же спокойней, — вздохнул Дарей. — Надо побыстрей с этим разобраться. Боюсь я за девку, очень боюсь. И дымок этот черный на месте чародеев… Никогда такой волшбы не видел. — и снова взглянул на помрачневшего воина. — Как перстень твой работает, друже? Белавка рассказывала, как он на беду указывает, а как найти поможет?

— Перстень ведет, — ответил Радмир. — Самый краткий путь выбирает. Замолчит только если… если умрет тот, у кого второе кольцо.

— Этого мало, — чародей вскочил со скамьи. — Если прямо сейчас исчезнет, до Полянии мы самое скорое через семь дней доскачем. И там, смотря куда ее спрячут. Может уже поздно быть.

Он заходил по двору, зашептал сам себе что-то, то скидывая голову, то вновь опуская ее и ожесточенно качая, отказываясь от принятого решения. Потом крутанулся на каблуках, почти подбежал к Радмиру, схватил того за руку и крикнул:

— Пошли!

— Куда? — удивился воин, но послушно двинулся следом.

— Найдем дом здешнего чародея, — ответил Дарей, уверенно двигаясь вниз по улице.

— Как мы его найдем?

— Я почувствую.

— Но как мы туда проберемся, и что будем делать?

Тут чародей остановился, повернулся к воину и подмигнул:

— Доверься мне, друже.

— Первый раз я буду вламываться в дом мирного чародея, — усмехнулся Радмир.

— Ради нее, — откликнулся Дарей.

— Только ради нее, — эхом откликнулся воин.

Дом чародея нашелся на противоположном краю города. Он уютно притулился между мясной лавкой и лавкой скорняка. Невдалеке виднелась Храмина, вознося конус строения к небу. Над срезанной верхушкой конуса тянулся дымок, было понятно, что местный волхв ведет какой-то обряд. Мужчины огляделись и двумя бесшумными тенями скользнули ко входу чародеева дома. Дарей повел рукой, опуская на них купол невидимости, потом начал прощупывать дом, пытаясь найти охранные заклинания. Нашел два, осторожно подобрал заклинание-отмычку и сломал защиту, прислушиваясь к звукам в темноте. Из глубина дома послышалось глухое собачье урчание. Тут же вздыбился и заскулил, увязавшийся за мужчинами Шукля. Пес, наполненный жизненной силой, которую влила в него Белава, даже не устал за всю дорогу до Дыры. Немного поцапался с кобелем купца, а потом проспал под крыльцом весь день, проснувшись только когда чародей и воин вернулись с кладбища.

— Там собака? — прислушался к рыку в темноте Радмир.

— Нет, — чародей посмотрел на Шуклю. — Их Вышегор поставил сторожить дом сумеречного пса. Сильный маг, раз сумел приручить низшего демона. Сейчас попробую успокоить его.

Дарей закатал рукав, достал нож и полоснул по руке. Потом вытянул руку и произнес несколько гортанных слов. Бесшумная тень скользнула к нему и рывком поднялась на задние лапы, опустив передние на плечи чародею. Дарей спокойно выдержал распахнутую пасть с огромными клыками, обдавшую его лицо зловонным жаром. Горящие красными огоньками глаза сумеречного пса уставились в глаза чародея. Тот аккуратно поднял руку и схватил страшилу за загривок, нажал, принуждая опуститься на пол, продолжая говорить на языке демонов. Потом сунул в нос зверюге окровавленную руку. Пес лизнул рану и вдруг спокойно лег, положив голову на лапы.

— Пойдем, — кивнул товарищу Дарей. — Он признал меня за своего. Ты со мной, значит не тронет.

Радмир оглянулся на валяющегося без сознания Шуклю.

— А пса нашего не тронет? — спросил воин.

— Нет, — ответил чародей, запустивший поисковое заклинание. — Сумеречные псы не признают в обычных собаках противников. Только если Шукля решит напасть, но на это он вряд ли решится, — усмехнулся чародей.

Заклинание вернулось, и Дарей уверенно пошел к неприметной дверке под лестницей. Там оказалась комнатка, заставленная кучей баночек, скляночек и прочими необходимыми в чародейском деле атрибутами. Дарей внимательно огляделся и радостно просиял, обнаружив искомое.

— Снимай перстень, — сказал он, и Радмир послушно отдал товарищу кольцо.

Чародей положил перстенек в глиняную мисочку, взял несколько пузырьков с полки и, строго отмеряя капли, начал творить, непрерывно шепча себе под нос заклинания. Потом что-то толок в небольшой ступке, подсыпал в мисочку, снова зашептал. Перстень вдруг вспыхнул, замерцал гранями изумруд, разбрызгивая вокруг зеленые брызги бликов. Голос Дарея стал громче, зазвучал так, что волны вибрации затрясли стены. Где-то в доме зазвенели стекла, завыл сумеречный пес. Перстень снова полыхнул и погас. Чародей устало закрыл глаза и присел на табурет, стоящий рядом.

— Готово, — сказал он, и Радмир одел перстень обратно. — Осталось одно. Завтра возьми за руку Белаву, за ту, на которой одет второй перстень, чтобы твой заново признал ее кольцо.

— Что ты сделал? — с любопытством спросил воин.

— Я сломал старое заклинание и наложил новое. Теперь твой перстень мгновенно перенесет тебя туда, где окажется Белава. Заклинание сработает один раз, потом будет работать как раньше. Думаю, нам одного раза как раз хватит, если вдруг… — он не закончил фразы, но Радмир отлично понял друга.

— А почему только раз?

— Потому что перенос требует слишком много сил. Потом понадобится несколько лет, чтобы перстню скопить новые силы. — Дарей встал. — А теперь надо прибраться. Вряд ли хозяин этого дома обрадуется незваным гостям.

Чародей щелкнул пальцами и прошептал заклинание очищения, уничтожившего все следы проделанной работы. Потом мужчины вернулись ко входу, где так же лежал сумеречный пес. Он покосился на Дарея и воина, но только вздохнул и закрыл глаза. Шукля все так же был в обмороке, но почему-то хвост его застучал по полу.

— Ах, ты притвора, — тихо засмеялся Радмир, и пес вернулся в сознание, преданно глядя на мужчину. — Пойдем уже, смельчак ты наш.

Он потрепал пса и вышел на улицу. Дарей закрыл за ними дверь, вернул охранные заклинания и, отойдя от дома Вышегора, снял купол невидимости. На улице по прежнему не было ни души, только где-то недалеко стучали каблуки городской стражи, делавшей обход. Мужчины молча направились в сторону купеческого дома. Шукля бежал впереди, порыкивая на случайные тени.

Глава 16

Следующие два дня путники ехали без долгих остановок, избегая селений и городов. «У них вечно работа найдется, а потом целые дни теряешь», — объяснял Дарей свое нежелание останавливаться в людных местах, и Белава с ним соглашалась. Ее перстень теперь сиял насыщенным зеленым цветом, после того, как Радмир соединил их кольца в рукопожатии. Учитель коротко пояснил, что внес изменения в перстни. Раз изменил, стало быть так надо было, и девушка особо не выспрашивала. Она бросала на воина осторожные взгляды, и если тот ловил их, то весело подмигивал чародейке, и девушка прятала улыбку. Дарей ничего не замечал или только делал вид, что не замечает, но факт оставался фактом, чародей ни разу не покачал головой и не выразил своего неодобрения странноватому поведению помолвленной ученицы.

Ближе к вечеру второго дня прилетела бабочка, закружив вокруг Дарея. Он протянул руку, и бабочка опустилась ему на ладонь сложенной грамоткой. Чародей развернул ее и начал читать. Чело его нахмурилось, и учитель смял грамотку в кулаке.

— Что случилось, друже? — спросил Радмир.

— Вестник от Лихого, — чародей снова разгладил листок и начал читать. — «Долгия лета тебе, батюшка чародей. Прими очередной мой доклад. Два дня назад засверкал твой амулет. Пошел я по Полянску, и привел меня амулет к той махине огромной, что стоит теперь подле царского дворца. Потом полыхнул амулет и развалился на многия части. В тот же день пропали трое моих людей. Искали мы их и не найти было. Тревога гложет мне душеньку, батюшка чародей, знали они о твоем скором приезде. Будь осторожен, батюшка, потому как даже без амулета чувствую я силу в царстве, где силы волшебной быть не могет. Как прибудешь в Полянск, пошли мне весточку, потому как хоронимся мы теперь пуще прежнего». — Дарей закончил, и посмотрел на воина. — Что скажешь, друже?

— Как-то все это плохо выглядит, — задумчиво отозвался Радмир, потом бросил взгляд на внимательно слушающую их Белаву. — Может все же схоронить ее?

— Нет! — возмущенно крикнула девушка. — Даже не думайте. Я из Нижнего Мира вас найду. Там сродников моих мучают, а я хоронись? Нет, нет и нет!

— К сожалению, она права, — вздохнул чародей. — Найдет, догонит и обязательно вляпается в нехорошую историю. — потом повернулся к ученице. — Ты хоть понимаешь, как опасна для тебя может быть Поляния, горе ты мое?

— Не опасней жертвенного алтаря в Черной Пустоши, — буркнула Белава, и оба мужчины поежились, вспомнив ту сумасшедшую ночь, когда неслись к старому капищу за мечом-змейкой, кинувшимся на поиски своей пропавшей хозяйки. — Мне нигде не безопасно, если кто-то учует мою силу жизни. Тем более мы не знаем, кто это и что за волшбу он использует. Мастер, вы сами все это говорили.

— Говорил, — согласился Дарей. — Но попытаться следовало.

— Ты хотя бы на людей не кидайся, а то еще по Полянии за тобой толпа мужиков понесется, — засмеялся Радмир. — Обмани всех, что добрая девица-красавица, скромная и молчаливая.

— Нет, я ему все-таки в рожу-то вцеплюсь, — проворчала Белава и весело засмеялась.

Чародей покачал головой, но заметно расслабился. Впрочем, в разговор ученицы и воина он не вмешивался, продолжая обдумывать новости. Радмир же заливался соловьем, рассказывая байки, заставляя Белаву хохотать до слез. Девушка в какой-то момент взглянула в глаза мужчине, и смех застрял где-то в горле. Глаза воина не смеялись, совершенно. Там скорее была темная ночь. Белава пригляделась к нему, мужчина улыбнулся, и она вспыхнула.

— Что ты? — спросил он.

— Я не маленькая, — воскликнула она. — И я не боюсь! Зачем скоморошничаешь, коль самому не весело?

— Потому что я боюсь, — тихо ответил Радмир.

— Ты? Боишься? — Белава вздернула подбородок и приготовилась съязвить, но осеклась и опустила глаза. Потом снова посмотрела на него и сказала так же тихо, — Все будет хорошо, правда.

Он снова улыбнулся, и дальше все трое ехали молча. После полудня прилетел еще один вестник, более изящная бабочка. Дарей развернул, вчитался и даже улыбнулся. Вестник был от Бермяты. Он рассказал, что царь его предупреждение услышал, и к границе с Полянией выдвигается чародейская дружина. Так же сообщил, что последний чародей жизненной силы все еще в Семиречье. Дарей тут же написал ответ и отправил обратно. Белава проследила за полетом чародеева вестника и задумалась. Дружина царских чародеев… Дружина царских чародеев! Как же она мечтала когда-нибудь оказаться в этой дружине! И если бы не упрямство матушки, может быть она бы уже была там… Эх, матушка…

Постепенно ее мысли перетекли на Всемилу. Да, она испугалась за дочь, но ведь прабабушка сказала, что надо быстрей определить маленькую Белаву в обучение… Да и матушка совсем не была против наличия жизненной силы у дочерей, не против обучения, тогда почему она все-таки столько лет противилась? Почему отказалась от своей силы? Столько лет потеряно… Надо вспомнить, надо вспомнить… Прабабушка Хвалена, матушка, яблоки, летний вечер… Дорога стала расплываться перед глазами чародейки, контуры спутников таяли, тепло разлилось по телу девушки от заструившейся силы. Где-то далеко, на краю сознания, мелькнула мысль: «Вот оно как приходит…», и…

Сумерки неспешно наплывают на Кривцы. Отец с матушкой сидят за столом и рассказывают прабабушке о том, как идут дела в кузне. Батюшка хвастается, что сумел договориться с темными альвами о покупке загорской стали, которую те добывали в Змеиных горах. Маленькая Белава с сестрой сидит на лестнице, ведущий на второй этаж их нового дома, который недавно закончил строить отец, и слушают разговоры взрослых. Мама немного печальна, но она улыбается и видно, что она гордиться своим мужем. Потому что он все сделал сам.

— Он когда-то обещал, что станет лучшим мастером, — говорит она прабабушке. — И теперь на мечи Никодия есть покупатели, и они платят большие деньги за его работу.

Бабушка хвалит их, и мамина печаль совсем проходит. Родители еще долго разговаривают с о своей гостьей, а девочки слушают. Им нравится эта женщина, которая выглядит так молодо, но старше умершей бабушки Любавы. Девочки хотят, чтобы прабабушка осталась с ними подольше и показала чудеса, но они слышат, что утром она уйдет. Им немного обидно, но просить остаться они не будут. Ведь матушка не спорит, она только послушно кивает на все, что говорит прабабушка. А потом начинает плакать малютка Огнева, и матушка идет к ней. Батюшка желает гостье добрых снов и покровительство Великих Духов и уходит спать. А гостья остается ждать матушку…

Белава вынырнула из видения, не спеша возвращаясь к действительности. Вновь дорога пролегла под копытами Златы серо-желтой пыльной лентой, набрали сочности цвета вокруг, обрели четкость голоса двух мужчин, разговаривающих в пол голоса. «Они думают, я сплю», — мелькнула мысль, но опровергать это не стала. Девушка думала о том ощущении, когда сила заструилась по телу, закрывая в мягкий теплый кокон. Она вновь прикрыла глаза, отпуская теплый поток, управляя им. И вновь очертания пейзажа размылись, и голоса утонули в вязкой тишине кокона…

— Спите, — шепчет девочкам матушка, — да хранят ваш сон Великие Духи, мои доченьки.

Потом ненадолго замирает над маленькой Беловой и смотрит так же, как смотрела прабабушка. Взгляд матушки немного пугает малышку, потому что ее глаза будто смотрят сквозь девочку, но она не успевает заплакать. Матушка целует дочь и выходит из светелки. Вскоре Белава слышит, что Любава уснула и вылезает из своей теплой уютной кровати, встает на цыпочки и крадется к двери, приоткрывает ее и слушает. Снизу доносятся голоса. Это разговаривают прабабушка и матушка. Девочка выскальзывает из светелки и начинает спускаться по лестнице.

— Ты должна быть осторожна, Всемилушка, — говорит прабабушка. — Не собирай силу пока, не колдуй.

— Все так серьезно? — спрашивает матушка.

— Я не знаю, внученька, — вздыхает прабабушка. — Мне надо разобраться. Пять лун назад пропал Прибыша, пять лет назад пропала Светислава. Не могу сыскать и Галку. Будто веточки с нашего дерева опадают.

— А другие чародеи? — спрашивает тихо матушка.

— Я проверяла, никто не пропал. Погибли двое, но их тела нашли. Один в болоте утоп. Каждого след найти можно, только наши сродники исчезают бесследно. Не зря, видать, Белавушка родилась, ох, не зря.

— Белава… — в голосе матушки ужас.

— Отведи к чародею ее скорей, — снова говорит прабабушка, но матушка вдруг вскакивает и говорит так громко, что Белава закрывает ушки:

— Не отдам, не отдам ее! Коли силы никакой не получит, так обычной и проходит.

И девочке становится страшно. Она закрывает глаза ручками, но остается и слушает дальше, как матушка спорит с прабабушкой.

— Опомнись, Всемила, — повышает голос гостья, — придет пора, а она не в силе. Не для того такой дар дан нашему роду Великими Духами, чтобы мы его прятали.

— Нет! Не отдам свою дочь! Сама говоришь, что с нашего древа ветви рубят. Чтобы и моя дочь сгинула? Ни за что! — уже кричит матушка, и девочка с ужасом понимает, что Всемила будет плакать. Мамины слезы, это всегда так страшно…

— Внучка!

— Уходи! — кричит матушка. — Уходи, бабушка! Не отдам я Белаву, спрячу. Не будет она чародейкой, никогда. НИ-КОГ-ДА!

— Всемила…

Но прабабушка вдруг затихает. Белава слышит, как она идет к двери, та скрипит и захлопывается. Прабабушка ушла. А мама начинает плакать. Страшно, с громкими всхлипами, будто рыдает над покойником. Потом снова скрипит дверь, и матушкин голос стихает.

Девочка бежит вниз, чуть не оскальзываясь на ступеньках, встает за дверью, не решаясь выйти и обнять матушку. А та продолжает рыдать, сидя на крыльце, и Белава вздрагивает от каждого нового всхлипа. Ее личико перекашевается….

— Матушка, не плачь!

— Что ты, Белавушка? — оба мужчины обернулись на вскрик.

Белава подняла голову и поняла, что взор застилают слезы. Она некоторое время пыталась справиться с рыданиями, пока видение не отступило и не притупилось забытое горе маленькой девочки. Девушка наконец взяла себя в руки и попыталась улыбнуться.

— Что случилось? — с тревогой спросил Радмир. — Тебе что-то приснилось?

— Или привиделось? — тут же заинтересовался Дарей.

— Я сумела уловить выплеск силы, который идет при видении и, — она сглотнула, — и все вспомнила.

— Вспомнила? — не понял воин.

— Про Хвалену? — уточнил чародей. — Разве ты еще не все увидела?

— Я подумала, что не просто так матушка испугалась и захотела увидеть, что было еще во время бабушкиного гостевания.

— И что?

— Она еще тогда поняла, что пропадают наши сродники. — ответила ученица. — Пришла матушке сказать, чтобы она силой не наполняла себя и не колдовала. Сама же хотела все узнать и вернуться. А тут у меня святомиров дар обнаружился. После этого матушка и испугалась за меня по настоящему. Не ее это сила во мне. Да и сама тогда от дара своего отказалась, видать.

— Хвалена… — Дарей грустно вздохнул. — Всегда умной бабой была. Что ж не сказала-то никому? Я бы всегда ей помог…

— Мастер, вы… вы любили мою прабабушку? — ошарашено спросила Белава, уловив затаенное во взоре учителя каким-то чисто женским шестым чувством.

— Что? — чародей вскинул голову, посмотрел на девушку, но ничего не ответил.

— Это сколько же уже пропадают чародеи жизненной силы? — изумился Радмир.

— Я прабабушку пятнадцать лет назад видела, она говорила про какую-то сродницу Светиславу, что за пять лет до этого пропала. Еще двоих называла. Двадцать годков уже получается, — ответила девушка.

— И все незаметно так, — задумчиво произнес Дарей.

Они опять замолчали, обдумывая новую информацию.

Глава 17

На привал путники решили остановиться в пяти верстах от Затонухи, оставив переход на следующий день, чтобы не переходить гиблую реку в темноте. За морок не опасались. Дарей и раньше его не боялся, а Белава уже владела им. Так что Радмир тоже мог быть спокоен, он был под надежным присмотром двух чародеев. И все-таки в темноте Дарей решил на мост не соваться.

Они разложили костерок, и девушка занялась приготовлением ужина. Радмир с чародеем тихо разговаривали о чем-то. Девушка поглядывала на них, но не вмешивалась. С нее сегодня потрясений был достаточно, решила она. Тем более что-то важное ей все равно расскажут. Белава представила как ужасно было для Всемилы однажды обнаружить дочь, поднявшей взглядом к потолку яйцо. Ведь матушка все верно решила: нет чужого дара— нет силы. А нет силы, есть обычная жизнь. Никто и никогда не нашел бы ее, и сама девушка никогда бы не мечтала об участи чародейки. И вдруг у нее откуда объявляется дар жизненной силы, который Белава успешно использовала по мелочам. И в замужестве матушка просто хотела спрятать дочь. И пусть даже обучение началось, а в Ярополке Всемила увидела последнюю надежду. Выйдет замуж Белава и займется мужем хозяйством, а там и дети… Ярополк… Белава вздохнула, бросила взгляд на Радмира и снова вздохнула.

Добрый, заботливый и любящий ее Ярополк. И слово ему дала, и сдержать надо свое слово, иначе кто же поверит тому, кто раз обманул? Только вот… Белава вновь посмотрела на воина, и тот поднял глаза и, заметив ее взгляд, весело подмигнул. Девушка украдкой всхлипнула, и зачем мастер его позвал? Только хуже все стало.

— Ау, кашевар, — весело крикнул Радмир. — Ты чего застыла? Вспоминаешь как кашу варить или новую пакость придумываешь?

— Я тебе тараканов сушеных в кашу натолкаю, — беззлобно огрызнулась Белава.

— И как ты с этой язвой в одном тереме живешь, друже? — вопросил у чародея воин.

— Ты посмотри на мою голову, — ответил чародей, — у меня за этот год седины в пять раз больше стало, успокоительные зелья жбанами пью. А ты спрашиваешь как. — потом добавил таинственным полушепотом. — Изведет она меня, раньше струйкинского Водяного изведет.

— Мастер! — возмущенно воскликнула ученица, и мужчины рассмеялись.

После ужина троица долго сидела у мерцающего костерка, болтая ни о чем, чтобы скоротать вечер. Наконец чародей велел спать и первым лег. Радмир и Белава последовали его примеру. Девушка долго лежала с закрытыми глазами, но сон не шел. Она открыла глаза и сразу встретилась со взглядом воина, который смотрел на нее. Белава улыбнулась, и они, не сговариваясь, встали и подсели к затухающему костерку. Радмир подбросил в огонь сухих веток, и пламя весело затрещало, получив новую пищу. Мужчина и девушка какое-то время сидели молча.

— Здесь недалеко есть небольшое озеро, — вдруг сказал воин-странник. — Хочешь прогуляться?

— А мастер? — она оглянулась на похрапывающего учителя.

— Он в защитном круге, — ответил Радмир. — Пойдем?

— Пойдем, — она легко вскочила и радостно улыбнулась.

Мужчина протянул руку, и девушка с готовностью взялась за нее. Защитный круг отозвался слабым гудением и мягким всполохом на их выход. Белава оглянулась, мастер все так же спал. Она шаловливо хихикнула:

— Если проснется, еще пару седых волос будет.

— Дарею седина даже идет, — тихо засмеялся Радмир.

Он повел ее за собой, все так же держа за руку. Белава запустила над ними светлячка, и теперь небольшой белый шарик подсвечивал дорогу. Идти пришлось недолго, озеро оказалось в стороне от них всего в трехстах шагах. Деревья стояли на некотором расстоянии от озер а и не закрывали собой нарастающий месяц, который отражался в озерной глади, придавая ей какое-то таинственное свечение. По берегу росли цветы, неизвестные Белаве. Они источали необыкновенный аромат, который начинал дурманить голову. Сердцевинки цветов слабо светились, создавая вокруг озера мерцающий круг. Над цветами порхали ночные бабочки, крылышки которых поблескивали от светящейся пыльцы. Девушка восхищенно ахнула.

— Это альвийские цветы, — сказал Радмир.

— Как они тут оказались? — удивилась Белава.

— Не знаю, — честно пожал плечами мужчина. — Наверное кто-то когда-то посадил, и они прижились.

— Красота-то какая, — снова восхитилась она и нагнулась над цветком. — Как же пахнет чудно.

Потом она опустила руку в озеро.

— Вода такая теплая, — сказала она и, поддавшись шальной мысли начала раздеваться. — Давай искупаемся?

— Давай, — улыбнулся Радмир и тоже принялся стягивать одежду.

— Ой, — на мгновение остановилась Белава. — А нечисти тут нет?

— Проверь, ты же у нас чародейка. — подмигнул воин.

Девушка отправила поисковое заклинание, но оно никого не обнаружил о, вообще никого. Потом вновь втянула носом одурманивающий аромат и быстро разделась, оставшись в нижней рубахе. Почему-то стыда не было. Наоборот, было легко и весело. Белава посмотрела на замершего Радмира, на устах которого блуждала странная улыбка, и вошла в озеро, ощущая как необыкновенно теплая вода обволакивает ее. Она радостно засмеялась и окунулась полностью. Потом обернулась, Радмир все так же стоял на берегу, скинув только кафтан.

— Ты почему не идешь? — крикнула она, — Вода такая приятная.

— Я лучше тут останусь, Белавушка, — хрипловато ответил воин, продолжая наблюдать за ней.

Мужчина сел на берегу, а Белава снова окунулась и поплыла, наслаждаясь необыкновенными ощущениями. Радмир еще какое-то время смотрел на нее, а потом попросил:

— Вылезай.

— Почему? — она удивленно смотрела на него. — Лучше иди купаться, так хорошо.

— В том-то и дело, — сказал он скорей для себя. — Выходи… пожалуйста.

Белава еще разок окунулась и пошла на берег. Месяц и мерцание цветов осветили силуэт девушки, облепленный влажной рубашкой, и Радмир, тихо застонав, отошел к деревьям. Она удивленно взглянула на него, потом распустила волосы и отжала с них воду. Мужчина стоял, отвернувшись от нее.

— Почему ты отошел? — спросила Белава, быстро подсушивая волосы и рубаху при помощи заклинания.

— Я сглупил, — голос его по прежнему был хрипловат.

— О чем ты? — она оделась и подошла к нему.

— Это не простые цветы, лебедушка. Это азаил.

— И что? — Белава оделась и подошла к нему.

— Жизнь дарующий, так по нашему назвать можно.

— И?

— Если… если влюбленные оказываются вместе в озере, на берегу которого растет азаил, то…

— Что? — она с улыбкой смотрела на него.

— Ну, — он отвел глаза. — После такого купания у них будет…

— Что будет?

— Дитя у них будет. Прости. Я не должен был тебя приводить сюда.

Она продолжала улыбаться. Ей нравились его слова, а еще хотелось обратно в озеро… с ним.

— Радмир, — прошептала она и погладила воина по щеке. — Почему ты извиняешься? Мне здесь нравится.

— Магию азаила могут почувствовать только те, кто любит, — прошептал он, прижав ее руку к своему лицу. — Я хотел увериться. Но не подумал, что так манить будет. Пойдем отсюда.

— Я не хочу уходить, здесь чудесно, — ответила она. — Я хочу, чтобы ты меня поцеловал.

— Только не здесь, — ответил мужчина. — Пожалуйста, лебедушка, только не здесь. Очень тяжело противостоять зову цветов, это альвийская магия. Их чары действуют и на меня. И на тебя. Не остановимся.

Белава все так же улыбалась и не двигалась с места. Радмир с трудом оторвался от ее лица, встряхнул головой, потом зарычал, взвалил ее на плечо и чуть ли не бегом поспешил уйти от озера. Белава тихо смеялась, она была счастлива. Воин опустил девушку на землю только возле защитного круга. Она тоже встряхнула головой, пытаясь избавиться от преследующего запаха азаила, щелкнула пальчиками и снова улыбнулась.

— Вот мы и не у озера, азаила нет, а я все равно хочу, чтобы ты меня поцеловал.

Мужчина стоял, не притрагиваясь к ней. Девушка подождала немного, потом притворно вздохнула, и в ее глазах блеснул игривый огонек.

— Ну раз не хочешь, то больше просить не буду, — и сделала от него шаг в сторону.

— А больше и не надо просить, — ответил он, схватив ее за руку и вернув обратно, и его уста накрыли губы девушки.

— А что ты проверить хотел на озере? — спросила Белава, когда они вернулись к огню, и воин смутился. — Что я к тебе чувствую? — ответила она за мужчину.

— Да, — Радмир опустил глаза.

— А разве без азаила не видно? — она лукаво улыбнулась.

— Азаил убедил окончательно, — усмехнулся Радмир, а потом помрачнел. — А Ярополк?

— Что Ярополк? — теперь и девушка не улыбалась.

— Ты ведь выходишь за него замуж… Когда?

— Батюшка назначил свадьбу на праздник Урожая, через год. — ответила она, подкинув в огонь еще веточку.

— Ты его любишь? — Радмир повернулся к ней, но Белава не смотрела на него.

— Ты отвел меня к альвийским цветам, чтобы увидеть кого я люблю, — тихо ответила она.

— Тогда зачем эта свадьба?

— Я слово дала, — еще тише ответила она и наконец повернулась к нему. — Давши слово, держись, сам знаешь.

Радмир тяжко вздохнул и поднял глаза к небу. Он помнил, почему Белава дала это слово, много раз вспоминал и думал, почему не остановил, когда еще перед дверями в трапезную пустошевского князя она так обижено бросила ему: Какой же ты дурак, любый мой.

— Ты ведь в сердцах дала это слово, — воскликнул Радмир. — Помолвка еще не свадьба, Белава!

— Радмир… — девушка беспомощно опустила голову. — Слово должно быть тверже камня, как бы оно не далось.

— Послушай, — воин взял ее за руку и горячо заговорил. — Если Ярополк тебе хоть немного люб, как должен быть люб жених, и ты хочешь вашей свадьбы, я больше никогда и ничего тебе не скажу о том, что у меня на душе. Если только любишь. Ежели нет, — она подняла на него глаза, и воин закончил. — Ежели нет, то больше я не буду дураком.

— Я слово дала, — повторила она. — Ты же знаешь, что такое дать слово!

— Тогда зачем все это? Зачем поцелуи, зачем взгляды? — он пытливо смотрел на чародейку.

— Тебе цветы сказали зачем, — потупилась она и почувствовала, что магия этой ночи исчезла, оставив горьковатое послевкусие.

Радмир зло сплюнул и встал. Потом вышел из защитного круга и скрылся в темноте. Белава подошла к границе света от костра и позвала его, но мужчина не ответил. Она вздохнула и вернулась к огню. Через некоторое время появился Радмир. Выглядел он гораздо спокойней. Снова сел рядом с чародейкой и подкинул пару веток в костер.

— Я не отступлюсь, — сказал он. — Только если увижу, что я лишний. А теперь пошли спать.

— Радмир…

— Пусть Великие Духи пошлют тебе сладкие сны, — произнес воин и поцеловал ее.

Девушка послушно легла на свое место и закрыла глаза, но вскоре опять их открыла и повернулась в сторону Радмира. Тот лежал и смотрел на нее. Белава протянула к нему руку, и их пальцы сплелись. После опять закрыла глаза и провалилась в сон. Мужчина погладил ее запястье и прошептал:

— Какая же ты еще глупышка, язва моя ненаглядная, — и тоже закрыл глаза.

Глава 18

Проснулась Белава на плече воина, который ночью придвинулся к ней ближе. Он уже не спал, но не вставал, чтобы не потревожить сладкий девичий сон. Учитель во всю возился у костерка, готовя завтрак. Он поглядывал на ученицу с товарищем, качал головой, но ничего не говорил. Девушка открыла глаза и улыбнулась Радмиру:

— Доброго утра, — сказала она.

— Доброе, — улыбнулся он в ответ, и Дарей кашлянул, привлекая к себе внимание.

— Ой, — девушка быстро встала и зарделась.

— Давайте есть и в путь, — не оборачиваясь буркнул Дарей.

Радмир потянулся, разминая затекшая тело и весело подмигнул Белаве, она показала в ответ язык и засмеялась. Завтракали путники в неловком молчании, которое нарушил Дарей:

— Вскоре до Затонухи доедем. Хоть вроде и нечего опасаться теперь, а все же будьте поосторожней. Хозяин этой реки коварен. Мог и новую пакость удумать.

— Один раз перешли, и второй раз пройдем, — отмахнулась Белава и тут же заслужила выговор от обоих мужчин.

— Да когда ты научишься быть серьезной там, где это нужно, ветряная ты мельница? — возмутился чародей.

— Белава, никогда не надо забывать, что всегда есть кто-то хитрей и сильней тебя, — добавил Радмир.

— Да ну вас, — обиделась девушка.

— Я ее пороть буду, — воскликнул учитель.

— Все хотят слабую девицу обидеть, — шмыгнула носом несносная ученица. — Хорошо, буду серьезной и внимательной. — пообещала она.

— У-у, нечисть, — погрозил кулаком чародей, и Радмир усмехнулся.

Белава отвернулась от них и подозвала Шуклю. Пес стоял перед ней, помахивая хвостом и преданно глядя в глаза. Девушка потрепала его, приговаривая, что он один здесь только хороший человек. Шукля не возражал, продолжая вилять хвостом. Наконец мужчины закончили со сборами, и юную чародейку оторвали от пса и отправили к лошади. Тут же выяснилось, что кроме Шукли и Златы никто понять чистой девичьей души не может, и разговаривать отныне она будет только с ними. Мужчины на шантаж не поддались, и Белава обиделась окончательно.

Путь до Затонухи пролег мимо озера. Девушка повернула голову и посмотрела на него. Азалин днем свернул свои головки и не светился, но дурманящий аромат все равно донесся до путников. Радмир тоже поднял голову и вдохнул, улыбнувшись Белаве. Дарей ничего не почувствовал, он проехал даже не обратив внимания на небольшое лесное озеро, берег которого был усеян небольшими белыми цветами. Вскоре аромат исчез и внимание путников переключилось на дорогу.

Затонуха блеснула между кустов через час пути. Чем ближе к ней подъезжали путники, тем реже раздавалось пение птиц и стрекот насекомых. Белава передернулась, не смотря на все бахвальство. Мужчины тоже замолчали, ощущая нечто похожее. Еще несколько лошадиных шагов, и кусты разошлись, открыв речную гладь, почти лишенную течения. Здесь царила полная тишина. Девушка вздохнула, и звук от этого тихо вздоха гулко отдался в практически мертвой тишине.

— А где мост? — спросил Радмир. — Вроде здесь должен быть.

— Похоже, мы немного ошиблись, — задумчиво сказал Дарей. — Надо подумать, где мост ближе.

Он осмотрелся и отправил двух искателей. Первый вернулся с левой стороны, второй догнал путников уже во время пути к мосту. Тишина стелилась под копыта лошадей, нарушаемая лишь цокотом копыта, когда под лошадиные ноги попадал случайный камешек. Люди молчали. Почему-то не хотелось говорить в этой странной тишине. Казалось, произнеси хоть один звук, и его услышит тот, кому слышать не надо. Белава поглядывала на Затонуху. Иногда ей казалось, что где-то там, в глубине реки, скользит черная тень. Но стоило приглядеться, и тень исчезала. Она тряхнула головой.

— Что? — тихо спросил Дарей.

— Ничего, — так же тихо ответила Белава.

Вскоре показался мост, изгибающийся высокой дугой над замершей Затонухой. Шукля, который настороженно бежал рядом с лошадьми, начал тихо поскуливать и все смотрел и смотрел на реку.

— Боится пес, — сказал Радмир.

— Здесь не только пес испугается, — проворчал чародей. — Тоскливо как-то на душе. Надо быстрей перейти реку.

— Да уж, — поежилась Белава. — Весной так не было.

— Весной мы сразу подошли к мосту, а сейчас прошли по самому берегу. Успели почувствовать смертельную тоску этого места. Я не знаю кто такой хозяин Затонухи, но в нашем Верхнем Мире таких больше нет. И его морок никогда и никому не удавалось развеять. Ты первая.

— Но на вас ведь морок не действовал, — удивилась ученица.

— Потому что я знал, что это морок. Я только усилил заклинанием восприятие настоящего и память, чтобы не поддаться ложным видениям.

Путники подъехали к мосту, но тут возникло новое препятствие. Лошади заупрямились, даже Дымка всхрапывал и не желал заходить на мост. А Шукля совсем упал духом. Он поджал хвост, припал к земле и жалобно скулил, переводя взгляд по очереди на всех троих путников. Люди задумчиво смотрели на мост, но иного пути не было. Белава призвала морок из призрачного села и окутала им животных. Те успокоились и начали подъем. Только Дымка тяжело всхрапывал и неуверенно ступал, пришлось Радмиру спешиться и идти рядом с жеребцом, успокаивая его и подбадривая. Шукля бежал впереди всех, помахивая хвостом. Казалось, пес уже не помнит, что несколько мгновений назад отчаянно боялся зайти на этот самый мост.

Самое удивительное, что морока здесь не было. Белава все ждала знакомые серые снежинки, но они так и не появились, оставляя пространство чистым и безопасным. Она расслабилась, повернула голову к реке и вздрогнула. На нее смотрели два мерцающих белых пятна. Она приостановилась и вгляделась. Видение не исчезло. И вдруг в голове зазвучал странный зов:

— Иди ко мне, ты мне нужна, иди ко мне, ко мне…

Девушка растерянно посмотрела на своих спутников, но те будто и не слышали ничего. А зов продолжал звучать. Она замотала головой, закрыла уши руками, но голос не отставал.

— Ко мне, нужна, нужна…

От реки поднялось странное свечение, завораживающее, необычное. Белава широко распахнула глаза, разглядывая его, потом потянулась…

— Белава, стой! — не своим голосом крикнул Радмир и кинулся к ней.

Чародейка стояла на узких перилах. Она обернулась на голос, растерянно взглянула на воина, улыбнулась, раскинула руки и…

— Белава-а! — закричал мужчина, пытаясь ухватить ее, и чародей запустил вслед за ученицей светящуюся сеть.

Сеть пролетела мимо, и девушка скрылась под водой. Радмир уже почти прыгнул следом, но Дарей вцепился в него.

— Нет, стой, — крикнул он вырывающемуся товарищу.

— Почему перстень молчит? Почему не тянет следом? — срывающимся голосом спросил воин-странник.

— Куда тянуть? Она под нами, — ответил Дарей и что-то зашептал.

— Надо за ней! — крикнул ему Радмир.

— Подожди, из Буян-реки выбралась, и тут сможет. — ответил чародей, пряча за уверенностью тревогу. — Живая она, сердце бьется. Будем ждать.

Они сошли с моста, и воин сразу сел у кромки воды, пытаясь вглядеться в черную глубину.

— А если перестанет сердце биться? — еле слышно спросил он.

— Не перестанет, — жестко ответил чародей. — Это же Белавка.

Белава опускалась на дно, все еще увлеченная тем странным свечением. Теперь оно окутало ее, обволокло мягко, но настойчиво. Осознание, что она под водой, коснулось сознания, когда она опустилась на дно. Самое странное было в том, что она могла дышать. Свечение будто помогало ей в этом. За пеленой ее кокона кто-то мелькнул, и она дернулась, пытаясь нащупать меч-змейку. Тут же вспомнила, что меч остался притороченным к седлу, и страх пустил первый росток. Белава вгляделась, но контуры того, кто был за свечением размывались. Неожиданно ее куда-то потащило, а силуэт двигался за ней. Она завертела головой, но ничего не увидела, и зацепиться было не за что.

— Как же так? — простонала чародейка. — Как же так?

— Не бойся, — раздалось в голове. — Я не причиню зла.

— Ага, — насупилась девушка. — Наслышаны мы про то, что в этой реке делается.

— Не бойся, — повторил неизвестный.

— Лучше отпусти меня, — крикнула Белава. — А то хуже будет.

— Мне хуже уже не будет, — усмехнулся голос.

— Кто ты? — она приободрилась, почувствовав, что прямо сейчас ее жрать не будут.

— Потерпи, — ответили ей. — Скоро узнаешь.

Свечение продолжало нести ее, пока не втащило куда-то. То, что это уже не речное дно, девушка поняла по тому, как изменилось ее движение. Свечение стало расходиться, освобождая ее, потом поднялось вверх и застыло большим голубоватым шаром, освещая пространство. Белава огляделась. Это было жилище. Она сидела на плетеном кресле перед таким же плетеным столиком. Был здесь так же очаг и кровать. Дверь открылась, и чародейка с тревогой посмотрела в дверной проем. Там стоял полуобнаженный мужчина. Больше всего девушку поразили его глаза, серебристо мерцавшие в полумраке. Мужчина сделал несколько плавных скользящих шагов и оказался в круге света от шара. Его глаза оказались действительно практически белыми, только черные точки зрачков ярко выделялись в этих мерцающих глазах. Черные волосы мужчины были собраны в хвост, и влажно блестели от речной воды. Капельки покрывали его тело, не оставляя сомнения в том, кто стоит перед ней. Белава внимательно рассматривала его, пытаясь найти жабры и хвост, но их не было. К тому же нос, про который учитель говорил, что его нет, сидел на положенном месте и был вполне себе человеческим, нормальный такой, тонкий и прямой. И рот был обычный, только вот зубы чуть острей, чем у обычного человека.

— Я не в боевой трансформации, — сказал он с улыбкой, сообразив, что рассматривает его гостья.

— Чего? — не поняла девушка. — Не в чем?

— Не в боевом облике, — усмехнулся мужчина. — Есть хочешь?

— Это на убой что ли откармливать будешь? — подозрительно прищурилась Белава.

— Я человечиной не питаюсь, — опять усмехнулся хозяин Затонухи.

— Да-да, конечно, — не удержалась ученица чародея от насмешки. — Слыхала я про тебя.

— Что слышала? — в его глазах мелькнуло любопытство.

— Что народ жрешь почем зря. Ты это, учти, я живой в руки не дамся. Я тебе не девка простая, я чародейка.

— Знаю, — ответил мужчина. — Потому ты и здесь. А людей я действительно не ем. Водорослями питаюсь. Хочешь?

— Чего я корова что ли, траву лопать, — сморщила нос девушка.

Хозяин Затонухи засмеялся.

— А ты забавная. И красивая. И помочь мне можешь.

— Чем? Я тебе моих спутников не отдам, даже не мечтай. — Белава встала и направилась к двери. — Прощевай, дядечка.

Мужчина легко скользнул к ней и взял за руку, оттаскивая от порога. Белава попробовала вырваться, но хватка холодных рук была железной.

— Не убежишь, пока не выпущу, — спокойно сказал мужчина и усадил ее обратно в кресло. — Меня Айвор зовут. А тебя как?

— Кто ж у еды имя спрашивает? — буркнула насупившаяся чародейка.

— Да не ем я людей! — возмущенно закричал он. — Как доказать-то тебе?

— Не знаю. — ответила девушка, потом помолчала немного и одарила милостью. — Белавой меня зовут.

— Очень приятно, — улыбнулся мужчина.

— Имя у тебя какое-то странное.

— Нормальное имя, — пожала плечами Айвор. — Я тебе сейчас все расскажу, только выслушай.

Девушка глянула исподлобья. Он стоял, скрестив на груди руки, и улыбался. Белава пришла к выводу, что мужик вроде не страшный, обидеть не торопится. А коль и не вырваться пока, то пускай говорит.

— Ну? — грозно вопросила она, и хозяин реки тихо рассмеялся.

Глава 19

Айвор подтащил второе кресло, стоящее перед очагом, поставил напротив гостьи и сел. Некоторое время разглядывал ее, от чего Белава смутилась и опустила глаза.

— Давно ни с кем не разговаривал, — наконец заговорил мужчина.

— Да где уж до разговоров-то было, — хмыкнула чародейка.

— Да не ел я никого! — он даже в грудь себя кулаком ударил.

— А по что топил? — прищурилась девушка.

— Силу жизненную забирал, нужна она мне. — он помолчал немного, собираясь с мыслями. — Не отсюда я. Не из вашего мира.

— Из Нижнего что ли?

— Нет. Параллельная реальность, — уточнил он, но тут же заметил, как вытянулось лицо гостьи. — Не понимаешь?

— Не-а, — честно призналась она.

— Ладно. — он немного подумал. — Долго объяснять. Просто скажу, кроме ваших Верхнего и Нижнего Миров, есть и другие миры, которые вам не видны, как и вы не видны им. Вот я из такого мира. Нас было двое. Я и один вор, который пытался похитить очень важный артеф… камень Бытия — Вестейн. Наш мир почти весь покрыт водой. Когда-то сухой земли было много, но боги покарали наших предков, погрузив землю под воду. Вестейн может вернуть сушу, но при изменении погибнет очень много жизней. Я жрец-хранитель этого камня и оберегал наш мир от катастрофы… погибели. Мари принадлежал клану Земли. Он задумал вернуть сухую землю. Ему было все равно, что большая часть живых существ погибнет, мы не могли это допустить. Но вор сумел пробиться в святилище и пробраться к алтарю. Пока другие жрецы сражались с его соратниками, Мари активировал… запустил силу Вестейна. Когда я нагнал его, то смог только изменить силу воздействия. В результате артефакт сработал иначе, и нас выкинуло в ваш мир. Мы были почти обессилены переходом. Долго лежали в лесу, приходя в себя.

— А где второй? — спросила Белава.

— Я добил эту гадину, — ответил Айвор и продолжил свой рассказ. — Мари очнулся первым, он пытался сбежать, но я нагнал его. Мы сражались. Когда все было кончено, я потратил остатки своих магических сил. Я водный житель, мне тяжело долго быть на земле, потому я отправился на поиски воды. Набрел на эту реку, здесь и остался. Сначала пришлось привыкать к вашей воде. Хозяева реки не приняли меня, испугавшись. Пришлось постоянно бороться за свою жизнь. Долго залечивал раны, много лет потратил на то, чтобы вернуть свои силы. Да, мне пришлось забрать жизни у речных жителей, этого хватило только на заживление ран. Потом начал охотиться на людей. По началу выбирался на сушу, потом магический резерв пополнился, и я сплел морок. Я создаю камень для переноса, ращу его, питаю жизненной силой. Это так долго… Одна жизнь дает совсем мало силы. Я очень устал от всего этого.

— Ты убивал людей из моего мира, — холодно сказала Белава. — Как же много ты убил…

— Ты думаешь, мне нравится это? — воскликнул Айвор. — Я всегда берег жизнь, а теперь отнимаю! Я хочу вернуться, мне не выжить в вашем мире. Река— это насмешка над теми просторами, которые открыты мне дома. Я задыхаюсь здесь! Двести лет я пытаюсь вырастить камень переноса. Двести лет всего на один переход! Мне много не надо. И вдруг ты. Это подарок богов! Когда ты сумела распутать и забрать мой морок, я узнал об этом сразу же. Даже не поверил, что в этом мире есть тот, кто может разгадать магию моего мира. Рванулся к тому мосту, но ты уже скрылась. И я запомнил запах. Потом убрал морок, к чему он мне теперь? Я ждал и дождался, ты появилась вновь. Помоги мне! Прошу тебя. Я уйду и эта река станет вновь безопасной. Иначе у меня нет выхода, я буду и дальше собирать силу жизни по капле.

— Чем я могу помочь тебе? — девушка чувствовала неприязнь к этому странному существу.

— Ты можешь наполнить мой камень. И я уйду, клянусь! Больше никто не погибнет в этом мире из-за меня.

— Мне хочется тебя убить, — честно призналась Белава. — Столько жизней только ради того, чтобы ты вернулся…

— Поставь себя на мое место. Представь, что ты оказалась в моем мире, где нет лесов, где не поют ваши птицы, где все тебе чуждо и непонятно. Разве не стремилась бы ты обратно?

Девушка задумалась и попыталась представить. Ей не понравилось то, что встало перед мысленным взором. Любая тварь борется за жизнь, и она бы пыталась выжить и вернуться. Неприятно было осознавать, но… Да, она поступила бы так же, если бы была хоть малейшая надежда вернуться.

— Хорошо, — наконец заговорила она. — Я помогу. Что мне надо сделать?

Айвор выдохнул с облегчением и пошел к очагу.

— Ты разводишь огонь? — спросила Белава.

— Когда я в сухопутной ипостаси, мне нужно тепло. — объяснил мужчина. — Я выстроил себе этот дом под водой и закрыл его от проникновения воды. Все-таки предки у нас жили на суше, и мы иногда вспоминаем об этом.

Он принес маленький ларчик, открыл крышку, и Белава с любопытством взглянула на маленький черный камешек, больше похожий на уголек.

— Влей в него силу жизни, в тебе ее много. Должно хватить, — сказал он.

Чародейка взяла в руки «уголек» и направила на него жизненную силу. Камень немного подрос, потеплел и покрылся красными прожилками. Айвор наблюдал, затаив дыхание. Когда она положила камень обратно, мужчина недоуменно уставился на нее.

— Что? — спросила Белава.

— Это все? — тихо спросил он.

— Пока да, я почти пустая, мне надо пополнить запас сил, или я начну отдавать свою жизнь. Тебе нужна моя жизнь?

— Нет, — покачал головой Айвор. — Это было бы неблагодарностью за помощь. Как ты хочешь пополниться?

— Мне надо на берег, — ответила девушка, и хозяин реки напрягся.

— Я не сбегу, честно, — ответила она. — Только наполнюсь.

— Хорошо, — он кивнул. — Я провожу тебя и буду ждать, чтобы привести обратно.

Белава кивнула и пошла к двери. Айвор поднялся следом, остановив ее. Светящийся шар спустился вниз, рассеявшись мерцающей дымкой и заключил девушку в кокон, вынося за пределы жилища хозяина Затонухи. За коконом мелькнула тень, и чародейка порадовалась, что не видит Айвора в другой личине, потому что дальше была вода.

Радмир нервно ходил по берегу, время от времени посматривая на чародея, который все это время прислушивался к ударам сердца своей ученицы. Неожиданно река вспенилась, и перед мужчинами появилась долгожданная пропажа. Но повела себя она странно. Вместо того, чтобы бежать к своим спутникам, она стала набирать силу, отовсюду. И брала ее в таком количестве, что земля под ней начала трескать, дерево засыхало на глазах, даже дышать стало сложно, когда руки юной чародейки взметнулись к небу.

— Белава, — крикнул Радмир, подбегая к ней. — Живая!

Но она только бросила на него взгляд, продолжая вбирать в себя потоки силы. Дарей некоторое время недоуменно смотрел не нее, изумленно разглядывал ярко засверкавший ореол, окружавший ученицу.

— Куда столько? Разорвет! — воскликнул он.

— Мне надо, — ответила она. — Мне надо помочь. Я скоро вернусь и все расскажу.

После этого вернулась к реке и нырнула. Темный силуэт под водой метнулся к ней, и все стихло.

— Что это было? — ошарашено спросил воин, почувствовавший разом облегчение и гнев.

— Это была Белавка, — только и ответил Дарей, вновь вслушиваясь в ее сердцебиение, доносившееся из-под толщи воды.

Свечение, мягко принявшее ее в свои объятья у берега, вновь отступило, когда девушку вернули в жилище Айвора. Вскоре за ней вернулся и хозяин. Он с улыбкой смотрел на чародейку.

— Не обманула, — сказал он.

— Мое слово крепкое, — обиделась девушка и снова взялась за камешек.

Сила теперь лилась с ее рук слепящим потоком, наполняя «уголек». Он еще подрос и теперь пылал ярко— красным цветом. Глаза Айвора расширились, и он бросился к Белаве, хватая ее за руки.

— Хватит, — успел крикнуть он прежде, чем мощный силовой удар не откинул его к противоположной стене.

Белава остановилась и посмотрела на него тяжелым взглядом. Мужчина медленно поднялся и заковылял к ней. Он посмотрел на камень, и засмеялся. Смех был странноватый, глухой и утробный. Айвор вдруг подхватил девушку и крепко сжал:

— Я отправляюсь домой! — крикнул он. — У тебя получилось, он готов!

— Теперь я могу вернуться? — спросила она. — Меня ждут.

— У тебя чудесный запах, — сказал мужчина. — Я запомню его и буду вспоминать там. А хочешь, я покажу тебе мой мир? Ты столько силы влила в камень, что его хватит на двоих.

— Вот уж спасибо, — Белава попыталась вырваться из сильных рук. — Нам и тут хорошо. Да и дело у меня спешное. Отпусти.

— А если не отпущу? — Айвор лукаво улыбнулся. — Ты мне нравишься, запах твой кружит голову.

— Эй-эй, — возмутилась чародейка. — Я ведь и колдануть могу, мало не покажется.

— Сердце того, кто подбежал к тебе билось сильно, — сказал хозяин Затонухи. — Оно и сейчас бьется сильно, он волнуется. А второй прячет волнение. Я слышу.

— Конечно, они волнуются, ты же меня тут держишь, — ворчливо ответила Белава и возмущенно добавила. — Отпусти меня уже. Что прицепился?

Айвор снова рассмеялся, теперь его смех был более привычным, легким и счастливым. Он поставил на пол напряженную девушку, но все еще не выпускал из рук. Мужчина чуть склонил набок голову и рассматривал чародейку.

— Ты мне чем-то напоминаешь мою Айну, — заговорил он. — Жрец-хранитель не может иметь пару, потому я хранил нашу связь в тайне. Она погибла, когда Мари пробивался к святилищу. Айна пахла иначе. Она пахла домом, с ней было спокойно. От тебя пахнет… — он попробовал подобрать слово, — мечтой, свободой… Головокружительный запах.

— Мне надо наверх, — проигнорировала его слова Белава. — Моя мечта наверху волнуется. Отпусти.

— Да, — улыбка мужчины стала печальной, — я почувствовал, он о тебе думает так же. — потом разжал руки. — Спасибо тебе, Белава. Забрать тебя было бы неблагодарностью. Прощай.

Тут же сияющий шар вновь разбился на мерцающую пыль, обволок девушку и понес наверх. На берегу двое мужчин, затаив дыхание, наблюдали, как нечто подняло со дна Белаву и бережно поставило на землю. Она устало улыбнулась своим спутникам и направилась к ним. Радмир сделал было к ней шаг, но Дарей вихрем сорвался с места и кинулся к ученице. Напряжение, все это время тщательно сдерживаемое, в одно мгновение прорвалось наружу:

— Я убью тебя, — заорал он. — Я убью тебя, нечисть кривцовская! Сколько крови ты у меня еще пить будешь? Я тебя спрашиваю, сколько? — и с ходу отвесил ученице увесистую затрещину.

— Дарей! — кинулся к нему воин.

— Ма-а-асте-ер, — заг олосила испуганная и разобиженная девица.

— Не держи меня, друже, — кричал чародей, — не держи меня. Я ее выпорю, как есть выпорю!

— Угомонись, Дарей, — увещевал его Радмир, удерживая в железном капкане рук. — Вернулась живая, слава Великим Духам.

— Убью стервь эту неугомонную, — продолжал бесноваться Дарей, и Белава отбежала подальше, утирая слезы.

Потом чародей выдохся и обмяк в руках товарища. Воин усадил его на землю и попросил девушку дать воды. Она быстро выхватила из торбы глиняную кружку, пошептала, и та наполнилась чистой холодной водой. Радмир взял кружку, слегка задержав руку чародейки в своей, и подал Дарею. Тот залпом выпил и тяжко вздохнул. Только после этого ученица рискнула подойти.

— Мастер, — позвала она, — мастер. Простите меня, я не специально в реку прыгнула. Меня Айвор позвал.

— Кто? — мужчины удивленно посмотрели на нее, и Белава начала рассказывать.

Пока она рассказывала, учитель успокоился окончательно, слушая с неподдельным интересом. Радмир подошел к девушке сзади, незаметно положив руку на талию, привлекая к себе. Она прижала к себе его руку, продолжая рассказывать. Учитель проигнорировал эти действия, больше заинтересованный рассказом.

— Так этот Айвор должен покинуть наш мир? — спросил он, когда ученица закончила рассказ.

— Да, только не знаю, когда он это хочет сделать, — ответила она.

— Любопытно. — продолжал мастер. — Я слышал, что существуют другие миры. Богатейку называют дверью туда. Только невозможно угадать, куда попадешь. Эх, хотел бы я посмотреть, как он будет перемещаться.

— Тогда смотри, — раздался голос.

Все трое обернулись. На противоположном берегу стоял Айвор в человеческой ипостаси. Его серебристые глаза ярко мерцали на свету, одет он был в черный облегающий костюм с серебряными знаками на груди и рукавах. В руках он держал красный камень. Айвор помахал Белаве и крикнул:

— А может все-таки со мной, красавица? — и засмеялся, глядя, как Радмир задвинул девушку себе за спину.

— Не трону, — успокоил он воина.

Потом взмахнул рукой, прощаясь, накрыл камень второй рукой, произнес три слова на неизвестном языке и… Ярко-багровая вспышка полыхнула, ослепив на несколько мгновений путников.

Когда они наконец смогли видеть, на том берегу уже никого не было.

— Что теперь с рекой будет? — спросила Белава, выглядывая из-за плеча Радмира.

— Заселят потихоньку, — ответил учитель. — Надо будет в Белый Град передать, Водяной быстро найдется, а там и жизнь в реку вернется. — затем повернулся к ученице и погладил ее по щеке. — Горе ты мое, — сказал он с нежностью, и девушка повисла у него на шее. — А теперь в путь. Нам еще день до тракта и четыре дня до Полянии… чтоб ей в Нижней Мир провалиться.

Глава 20

Тракт встретил их странным затишьем. Редкие купеческие повозки мелькали в обоих направлениях. Пеших и конных путников тоже было мало. Особой разговорчивостью тут никто не страдал. Вяло кланялись, отвечали на вопросы тоже не особо охотно. На белавино удивление ответил Радмир.

— Это же Поляния, туда едут неохотно, уезжают злые. Столько проверок проходят, столько досмотров. Они больные до волшбы. Все вынюхивают, везут в их государство хоть один оберег или нет. Коль амулет или оберег найдут, то деньги взимают немалые. Коли книги колдовские, то секут нещадно и опять же деньги. А уж коли заподозрят, что чародей или колдун, то тут уж небо с овчинку покажется. У них оковы есть, что чары перекрывают, потому ты, лебедушка, уж держи себя в руках. Спрячь силу свою, да не забывайся. И на людей не кидайся. С твоим языком еще на границе себя покажешь, — и улыбнулся.

— Да помню я, помню, — проворчала Белава. — Буду тише мыши.

— Ой ли, — отозвался Дарей. — Твои слова да Великим Духам в уши.

— Не доверяете, — фыркнула она и демонстративно отвернулась.

— Тебе доверь, — пробурчал учитель, а воин засмеялся.

Нет, ну вот что за несправедливость? Девушка обиженно засопела. Она для них, понимаешь, на все, а они ей вот как значится… ну-ну… Белава углубилась в планы коварной мести… ну не спускать же такое недоверие с рук! Она взглянула на мужчин совершенно честными и преданными глазами, и Радмир негромко сказал чародею:

— Надо бы самим готовить еду, уж больно глаза невинные, — Дарей взглянул на ученицу и согласился.

— Злыдень зловредный, — пробурчала чародейка и показала воину язык… и как догадался змей?

Он засмеялся и незаметно послал ей воздушный поцелуй, девушка растаяла. Чародей опять проигнорировал. Пускай девка наконец со своим сердечком разберется, а то будет мыкаться. Лишь бы не во вред, вот за этим он приглядывал.

На удивление, следующие три дня прошли без происшествий, один раз только пришлось отбиваться от вурдалака, но это было делом привычным, потому особо приключением не посчиталось. К вечеру путники подъехали к небольшому селу, где был в наличии постоялый двор. Постояльцев было мало, и их приняли более, чем радушно. Дарей строго настрого запретил ученице колдовать.

— Два дня до Полянии, у них тут соглядатаев уже полно, — пояснил учитель.

— Я поняла, мастер, — не стала спорить девушка.

В трапезной стоял один большой длинный стол, за которым сидело несколько человек. Путники поздоровались с ними и заняли дальний угол, куда им подали миски с дымящимися ароматными щами. Мужчинам предложили медовухи, но они решили остановиться на квасе, Белаве определили только чай. Сотрапезники поглядывали на них с любопытством.

— Откуда будете, люди добрые? — спросил рыжий мужичонка, с аппетитом поглощающий курятину.

— Из Задолья, — ответил Радмир.

— На купцов не похожи, — подал голос белобрысый детина.

— А почему мы должны быть на купцов похожи? — поинтересовался Дарей.

— Так кто ж в сторону Полянии по другому делу поедет? — пояснил белобрысый.

— И девка с вами, да еще в мужском платье, — снова заговорил рыжий.

— Моя жена, — Радмир по-хозяйски положил руку на плечо Белаве. — В чем хочу, в том и ездит.

Девушка поперхнулась, но под грозным взглядом учителя промолчала. А Радмир совсем уж вольготно развалился и с непередаваемой наглостью обратился к ней:

— Хлебай давай, не останавливайся, — а потом мужикам. — Бабе волю давать нельзя, — и сжал кулак, — вот она у меня где.

— Это да, — уважительно закивал о двое мужиков, что были за столом. — Этим кикиморам только волю дай, они на голову сядут.

— Я свою кажный пятый день недели секу для острастки, — доверительно сообщил рыжий. — Она знает и ужо сама вожжи несет. Пять ударов за кажный день.

— А куда еще два дня деваются? — полюбопытствовал белобрысый.

— Так на шестой лечится, а на седьмой грех пороть-то, баба тоже тварь живая, пущай отдыхает.

— Мудро, — серьезно закивал Радмир и еле успел убрать ногу, на которую почти опустился каблук белавиного сапога.

— А я свою жену люблю, — заговорил молчавший до этого мужик с соломенными волосами. — Золото, а не баба. Слова поперек не скажет, всегда улыбается, а уж как обнимет руками своими ласковыми, — и он мечтательно заулыбался.

— Не-е, так с бабами нельзя, — снова заговорил рыжий. — Выпорешь и как шелковая. Ты свою тоже пороть попробуй, — посоветовал он воину-страннику.

— А то, — одобрительно закивал тот. — Ценный совет.

Белава покраснела и заерзала.

— Хлебай давай, — с ленцой бросил ей Радмир, и Дарей срочно вышел из-за стола, пряча от всех свое лицо.

— А это кто с вами? — поинтересовался белобрысый.

— Дядька ейный, — ответил воин. — С нами едет, дела у него в Полянии.

— А вы чего туда едите? С молодой женой надо ентим дело заниматься, пока хозяйством не затюкана. Ух, и горячи молодые жены, — скабрезно осклабился рыжий.

— Вот туда и едем ентим делом заниматься, — похабно заржал Радмир. — Дом хочу там поставить. Говорят, земли хорошие есть. Вот на новом месте, да как в первый раз, — подмигнул он мужикам.

Ну все… Белава расправила плечи, подняла было голову, но тут же услышала:

— Хлебай давай, — и в противовес тону нежное касание, и она опять склонила голову, но тут же посмотрела на него:

— Миленький, я уж схлебала все, дозволь к дяденьке выйти. Вдруг плохо ему. Болезный он у меня, сам знаешь. Животом может опять мается.

— И то дело, погляди, — покровительственно ответил «грозный супруг», и девушка быстро направилась к выходу.

— Хороший ты мужик, давай медовухи выпьем, — услышала она голос рыжего.

— Отчего же с добрыми людьми и не выпить, — вальяжно согласился воин.

Учителя она нашла за постоялым двором. Был он красный, в глазах стояли слезы.

— Что с вами… дяденька? — заботливо спросила Белава, и он согнулся в новом приступе смеха.

— Как сбежала-то от своего «мужа»? — спросил он отсмеявшись.

— Сказала, что пойду болезного дяденьку гляну, — ответила ученица и тоже засмеялась.

— Та-ак, — чародей сурово посмотрел на нее, но не выдержал и снова засмеялся. — Как ты выдержала-то? Я боялся, что ты сорвешься.

— Еле усидела, — призналась она и тут же взмолилась. — Дайте мне те капельки от запора, я ему в медовуху подолью, пожалуйста. — и для верности преданно в глаза посмотрела. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

— Нет, — не поддался Дарей. — Все верно Радмир делает, терпи. Потом найдешь, чем отомстить, — и опять его плечи затряслись от беззвучного смеха.

Белава засопела и пошла обратно. Дарей последовал за ней, наконец взяв себя в руки. В трапезной шло веселое гульбище. Поднимались чарки, кричались тосты за добрых молодцев, и чтоб всем бабам провалиться. Только мужик с соломенными волосами спокойно доел и ушел от них отдыхать. На него махнули руками, решив, что пропащая душа. Затем сотрапезники перевели взгляд на вошедшую Белаву.

— А женка-то у тебя красы неписанной, — похвалил белобрысый.

— Только тощая больно, — покачал головой рыжий.

— Вот и я говорю, палка-палкой, — горячо согласился Радмир. — Я ей говорю — хлебай, а она морду воротит.

— Обязательно выпори, — ткнул в девушку пальцем рыжий.

— Еще как выпорю, — кивал воин, а Белава вдруг поняла, это предел.

Дарей взглянул на лицо ученицы и вдруг пожалел старого товарища. «Здесь зельем от запора не закончится», — с тоской подумал он.

— Зятек дорогой, — обратился он к «новому родственнику». — Дозволь племяшке моей в комнату свою удалиться, устала она с дороги-то.

— Пущай идет, — милостиво согласился Радмир.

— В какую такую свою? — вскинул брови белобрысый. — Чтобы жена отдельно от мужа спала?

— Ты что ж, старец зловредный, — сдвинул брови воин, — Жену мою от меня в отдельную комнату спрятать хочешь?

Мужчины обменялись выразительными взглядами, и Дарей покорно признал ошибку.

— Пойду поменяю, — сказал он и шепотом добавил. — А за зловредного старца ты мне ответишь… А еще Белавка тебя убить хочет…

Радмир кинул взгляд на свою новоявленную «супругу» и мгновенно принял решение.

— Сам все сделаю, и ее провожу, — Дарей вернулся на место, пряча злорадную ухмылку.

Радмир поднялся, не глядя на разъяренную девушку, только рукой поманил. Она покорно подошла под взглядами радмировых собутыльников. Он щипнул ее, и Белава взвизгнула под хохот мужиков.

— Тебе конец, — прошипела она.

— Иди давай, — все с той же покровительственной ленцой ответил воин.

Потом громко крикнул хозяину, что комнаты поменять желает, и их отвели в новую. Только дверь за хозяином постоялого двора закрылась, девушка тут же уперла руки в бока, смерив Радмира испепеляющим взглядом:

— Ты… — прошипела она.

Ждать окончания фразы мужчина не стал, тут же сгреб в охапку и закрыл рот поцелуем. Он целовал ее до тех пор, пока Белава не выдохлась и не перестала вырываться, ошалело глядя на Радмира. Он нежно посмотрел на нее и провел пальцами по щеке.

— Лебедушка моя, — прошептал воин и снова поцеловал ее. — Прости меня, милая, по другому было нельзя.

— Всегда можно по другому. — ответила она. — Ты меня обидел.

— Чем? Ты же понимаешь, что по другому не объяснить путешествие молодой девки вместе с двумя мужиками.

— Да, только женой назвать, — заворчала Белава.

— А ты против? — он склонил голову, глядя на нее с легкой насмешкой.

Девушка вспыхнула и отвернулась. Мужчина взял ее за плечи и прижал к себе. Она вздрогнула, попыталась вырваться, но быстро успокоилась. «Вот так бы и стоять», — подумала она, кладя свои руки поверх его.

— Так ты против? — спросил он.

— Такого мужа, каким ты был внизу, я точно не хочу, — усмехнулась она. — И, да! Ты назвал меня палкой!

— Мне все в тебе нравится, — засмеялся он, — просто с языка сорвалось, само как-то.

— Значит так думаешь, — нахмурилась она и отошла в сторону.

— Не думаю, правда, — Радмир улыбался. — Краше тебя никого нет.

— Врешь ты все, — она опять начала злиться, и воин весело засмеялся.

Белава почувствовала, как кровь готова вновь броситься в голову. Она резко повернулась, сузила глаза и в сердцах бросила:

— Ненавижу тебя!

— А я тебя люблю, — ответил мужчина с улыбкой, взял на руки и понес к кровати.

— Что ты делаешь? — ошарашено спросила она.

— Прости меня, но так спокойней будет, милая, — ответил он и провел рукой по щеке, потом опустил руку на шею, чуть надавил, и девушка отключилась.

Радмир нежно поцеловал ее и вышел, закрыв дверь на ключ, который ему оставил хозяин постоялого двора. Потом спустился вниз, выдохнул и натянул на лицо похабную улыбочку. Мужики встретили его веселыми двусмысленными шутками. Дарей встретился взглядом с глазами товарища и чуть заметно кивнул. Чародей посидел еще немного в этой хмельной компании, а потом пошел к себе, устав от разошедшихся мужиков, оставив Радмира самого разбираться с новыми товарищами.

Угомонились они, когда на дворе была уже ночь. Радмир поднялся наверх и постучался к чародею. Тот крикнул: «Входи», и воин толкнул дверь. Дарей сидел за небольшим столом и делал записи в своей тетрадке. Радмир устало опустился на кровать.

— Ох, и неугомонные, — сказал он с усмешкой. — Утомили они меня. Несколько раз чуть из себя не вывели.

— Ловко ты вывернулся, — улыбнулся Дарей. — Что тебе женушка сказала?

— Что ненавидит и такого мужа не хочет, — тихо засмеялся мужчина.

— Она тебе хотела настойки от запора в мед капнуть, — хмыкнул чародей.

— Да ты что? — Радмир оглушительно захохотал. — Бесова девка, надо теперь быть повнимательней.

— Как угомонил ее? Уж больно тихо.

— Усыпил, да на ключ закрыл, — ответил воин. — Убьет она меня теперь, защитишь?

— Не знаю, не знаю, — чародей лукаво глянул на товарища. — Я же зловредный старец, так что ничего не обещаю.

— Дарей! — возмущенно воскликнул Радмир, — да ты злопамятен!

Чародей хитро ухмыльнулся и вернулся к своим записям. Воин посидел еще немного, потом встал и пошел к двери.

— Пойду посмотрю, как она там, — сказал он.

— Радмир, ты это… — Дарей повернулся к товарищу, решаясь как сказать, чтобы воли себе не давал.

— Друже! — возмущенно воскликнул Радмир, сообразив, что готово сорваться с языка чародея. Тот кивнул в ответ и отвернулся.

Воин подошел к двери, где была закрыта Белава, прислушался, потом вставил ключ в скважину и открыл дверь, на всякий случай приготовившись к нападению разъяренной ученицы чародея. Вошел и усмехнулся сам себе, подумав, что вздорная девка даже его в страхе держит. Но она не кинулась на него. Девушка стояла у окна и смотрела в черноту ночи. Мужчина тихо подошел к ней и остановился, отчего-то не решаясь дотронуться.

— Послезавтра в Полянии будем, — сказал она.

— Да, уже послезавтра, — ответил он.

Девушка сделала шаг назад и прижалась к нему спиной, мужчина тут же мягко обнял ее. Они стояли молча, вместе глядя на темную улицу. И было так хорошо и спокойно. Он коснулся губами ее волос.

— Ты пахнешь лесом, — сказал он.

— Айвор сказал, что я пахну мечтой и свободой, — улыбнулась Белава. Потом повернулась к нему. — Ты долго будешь меня помнить, если со мной что-нибудь случится? — с преувеличенной веселостью спросила она.

— Что? — улыбка сползла с его лица, когда он разглядел за показным весельем какую-то мрачную обреченность. — Ты что сейчас сказала?

— Ничего, — засмеялась она и освободилась из его рук.

— С тобой ничего не случится, я не позволю, — ответил он, чувствуя как холодок тревоги сжимает горло.

— Останься со мной, — попросила она, ложась на кровать. — Не уходи, — и добавила с улыбкой, — ты ведь все-таки мой муж.

— Белава… — Радмир в растерянности смотрел на нее, скованный этим непонятным холодом.

— Ложись, завтра рано вставать, — девушка протянула к нему руку.

— Я обещал Дарею…

— Пожалуйста, — страх вдруг так явно проступил на ее лице, что он уже не мог противиться.

Радмир лег рядом с Белавой, она положила ему голову на плечо, обняла и закрыла глаза.

— Только не уходи, когда я засну, — попросила она.

— Не уйду, — тихо ответил воин и покрепче прижал к себе девушку.

Глава 21

За всю ночь Радмир так и не сомкнул глаз, пытаясь понять, отчего вдруг так изменилось настроение Белавы. И было страшно, очень. Не за себя, за нее. Когда девушка открыла глаза, Радмир лежал на боку и смотрел на нее.

— Уже проснулся? — улыбнулась она. — С добрым утром.

— С добрым утром, — ответил он и нежно поцеловал ее. — Ты похожа на котенка. Такая же теплая и милая.

— А ты на злого мужа больше не похож, — засмеялась она. — Не будешь меня пороть?

— Никогда, — прошептал он и прижал ее к себе.

— Кхм, — раздалось за дверью. — Давайте вставайте, завтрак уже на столе. Надо в путь.

— Давай никуда не поедем? — попросил Радмир.

— Нельзя, — она потянулась и встала.

Воин смотрел, как Белава умылась и распустила свою косу. Он полюбовалась на шелковистый водопад, потом тоже встал и начал приводить себя в порядок.

— В баньку бы, — мечтательно сказала девушка. — Надо вечером остановиться в какой-нибудь деревеньке и вымыться хорошенько. Хочешь в баньку? — весело спросила она у Радмира, он промолчал.

— Почему ты вчера так сказала? — спросил он.

— Как? — Белава удивленно распахнула глаза.

— О том, что с тобой что-нибудь случиться. У тебя видение было?

— Нет, — засмеялась она беззаботно, — наверное, ночь навеяла страхи, — а в глазах опять затаенное тоска.

— Белава!

Чародейка встала на цыпочки, поцеловала его и поспешила вниз. Радмир зло стукнул кулаком о стену и направился следом. Дарей ждал их за столом. Вчерашних мужиков не было, кроме того, что любил свою жену и не побоялся признаться в этом перед остальными. Он пожелал сотрапезникам доброго утра и занялся своим завтраком, иногда поглядывая на троих путников. Те ели молча. Белаве вроде как и не положено было рта открывать, только чтобы похлебать, Радмир еле ковырялся в миске с кашей, а Дарей размышлял. Мужик выпил чай с пирогами, поставленными на стол хозяйкой, потом встал было, но снова сел и обратился к Радмиру:

— Мил человек, не гневись, но не слушай ты охламонов вчерашних. Когда к бабе с добром, и она тебе душеньку согреет. А жена у тебя хорошая, вижу. Ты уж не обижай ее.

Все трое подняли к нему головы. На губах Белавы заиграла лукавая улыбка, в глазах Дарея блеснула заинтересованность, а Радмир серьезно ответил:

— Никогда не обижу. Ни пороть не буду, не на холодке держать.

— Любишь? — с улыбкой спросил мужик.

— Больше жизни, — ответил воин, и девушка потупилась, чувствуя как краска заливает щеки.

— Это хорошо, это правильно, — кивнул мужик и пошел к себе за вещами.

Чародей глянул на них, улыбнулся и тоже поднялся наверх. Когда он ушел, открылась дверь, и на постоялый двор ввалилось трое мужиков с одинаковыми остановившимися взглядами.

— Эй, хозяин, — крикнул один.

— Что тебе, мил человек? — спросил хозяин.

— Не остановился ли у тебя чародей? — спросил тот же мужик. — Немолодой, но и не старый. В волосьях седина, глаза голубые с прищуром.

Белава и Радмир замерли, вслушиваясь. А новоприбывшие вели себя все более чем странно. Пока первый устраивал допрос хозяину постоялого двора, двое других разошлись по сторонам, втягивая носом, будто собаки.

— Так остановился? — продолжал спрашивать первый.

— Да нет вроде, — ответил хозяин и бросил короткий взгляд на мужчину с девушкой, застывших за столом.

Они тут же вернулись к трапезе, будто ничего не замечая. Белава тихонько толкнула Радмира в бок, и тот еле заметно кивнул. Странные мужики искали Дарея. Кто такие и откуда о нем знали, было непонятно, но ощущение опасности резко обозначилось в накаляющемся воздухе.

— А кто у тебя тута? — не отставал первый.

— Да разные люди. Три путника по одному приехали, но похожих нет среди них, а еще трое, так то муж с молодой женой и ейный дядька. Тоже совсем не такие. А ты чего спрашиваешь-то? Чего тот чародей натворил?

— Вот чтобы не натворил и ищем, — первый начал озираться. — Эти что ли муж с женой?

Радмир весь подобрался, но продолжал исправно завтракать. Мужик подошел ближе, повел носом, все ближе приближаясь к ним, и воин вскочил, разом превращаясь во вчерашнего хамоватого муженька.

— Эй, эй, мурло, — он грозно свел брови. — Ты на женку-то мою глазом своим не коси. Моя баба, ясно? А не ясно, так я объясню, мало не покажется. На чужой медок не разевай роток. Понял меня, я спрашиваю?

— Понял, понял, — губы мужика растянулись в улыбке. — А хорош медок-то.

— Что? — взревел Радмир, оттесняя мужика подальше от Белавы.

Двое других покосились на них и начали приближаться. Воин встал так, чтобы видеть всех троих, но тут сверху послышались голоса, и на лестнице показались вчерашние собутыльники — учителя молодых мужей.

— Друже! — радостно прогудел белобрысый и вдруг остановился. — А это чего?

— На бабу мою слюни пускают, — нахально пожаловался Радмир, и поддержка поспешила на помощь с залихватским:

— Наших бьют!

Белобрысый прыгнул на того, кто был ближе к нему, вынуждая отступить к двери. Следом за белобрысым выскочил рыжий, он засучил рукава, плюнул на кулаки и, крикнув: «Эх, судьба — судьбинушка», — кинулся на другого странного мужика. Третий остался перед Радмиром. Он не вступал в драку, хотя воин был очень даже настроен начистить кому-нибудь морду, дабы успокоиться хоть немного. Неизвестный медленно отступал к двери, в которую выкатился его спутник с вцепившемся в него белобрысым. В этот момент на лестнице появился мужик с соломенными волосами. Отступающий оглянулся на него и крикнул:

— Как выглядит ее дядька?

— Да как она. — моментально сориентировался муж любимой жены. — Глаза зеленые, волосы такие же и ростом небольшой.

— Больше никого здесь не видел?

— Нет. Кто был все здесь. — пожал плечами мужик.

— Уходим, — крикнул незваный гость. — Нет его здесь, дальше ищем.

Его напарник слез с рыжего, причем, тот был жутко недоволен и пытался снова накинуться, но противник рыжего ловко ушел в сторону и выбежал за дверь. Вскоре вернулся белобрысый. Он потирал подбитую скулу.

— Сбежали трусы, — недовольно ворчал он.

— Спасибо, мужики! — сердечно поблагодарил Радмир всех троих. — Спасибо, что не выдали. — и положил перед хозяином постоялого двора пять золотых монет. — За ущерб и помощь, — пояснил воин.

— Да чего там. Чтобы вы не сделали, а они хуже. Глаза мутные, замороченные. Мертвые глаза.

— Точно, — поддержал рыжий, растирая плечо. — Какие-то они неправильные.

Радмир кивнул, и они с Белавой побежали наверх, где уже стоял готовый к отъезду чародей. Его тут же утащили в одну из комнат. Пока воин объяснял товарищу, что к чему, Белава схватила их сумки и присоединилась к своим спутникам. Чародей с воином сидели в задумчивости.

— Кто это мог быть, друже? — спрашивал Радмир.

— Ума не приложу, — честно пожал плечами Дарей и вдруг охнул. — Помните, Лихой писал, что у него трое ребят пропали, а они знали, что я еду, да и как выгляжу тоже.

— Точно, — кивнул воин. — На вид не служивые. На разбойников и похожи больше. Вот и всплыли ребятушки… Но как выбираться будем? Ведь ждать могут.

— Пробьемся, — мрачно сказал Дарей.

— Погодите, мастер, — заговорила Белава. — Им вас описали, — она подмигнула. — Мороку Айвора любой поверит, я вам личину изменю. Зачем же бой? Ими кто-то управляет. Может и защиту на них поставили. И простой морок может сразу разглядят.

— А и молодец, Белавка, — одобрил чародей. — Давай.

— Умница моя, — улыбнулся Радмир, и девушка ему подмигнула.

Она прикрыла глаза и начала обволакивать учителя сероватым туманом, вылепляя из него подобие себя, только постарше и погрубей. Когда Белава закончила, перед воином и ученицей чародея стоял самый настоящий белавин дядька, очень похожий на нее. Только вот не удержалась девка от коварного движения, и теперь на голове «дядюшки» красовалась замечательная плешь. Радмир оглядел произведение предприимчивой девицы, хмыкнул, попробовал сдержаться, но не смог и расхохотался.

— Чего она со мной сделала? — подозрительно спросил чародей.

— Все хорошо, друже, тебе так даже идет, — ответил воин, продолжая потешаться над товарищем, у которого на самом деле были отличные густые волосы.

— Ну, Белавка, — процедил сквозь зубы Дарей, глядя на ученицу, скромно смотрящую в окно. — Не знаю, что ты со мной натворила, но я тебя все-таки выпорю, когда вернемся.

— Не страшно, — ответила наглая девка и пошла к выходу.

— Ты это слышал? — возмутился чародей, и воин снова засмеялся.

Когда они спускались, хозяин постоялого двора округлил глаза, глядя на незнакомого постояльца, так похожего на зеленоглазую жену громкоголосого мужика с серыми глазами. Радмир весело подмигнул ему и поспешил вслед за спутниками. У конюшни стоял мужик с соломенными волосами. Он обернулся на троицу и тоже широко распахнул глаза, потом сообразил что к чему и засмеялся. Шукля посмотрел на Дарея, принюхался и завилял хвостом. Путники оседлали лошадей и собрались уже выехать, когда к ним обратился тот самый мужик.

— Вижу, не простые вы люди, — начал он. — Дозвольте с вами поехать. Я перед Полянией сверну. И мне не скучно, и от вас лишнее подозрение отведем.

Троица переглянулась и дружно кивнули, приглашая мужика в свою компанию. Мужик пристроился к ним и шепнул:

— Те трое на дорогу выехали, но по моему никуда не уехали. Проверить, наверное, хотят.

— Спасибо, мил человек, — ответил Дарей. — А как звать тебя?

— Юрком зовите, — улыбнулся он. — А вы кто? Впрочем, не говорите. Лишнее это.

Они благодарно улыбнулись Юрку за его понимание. Так и выехали вчетвером на тракт. Там стояла троица разбойников. Они неестественно замерли, будто три изваяния, и только после появления четырех всадников начали двигаться. Три пары глаз внимательно уставились на приближающихся путников. Те разговаривали между собой, не обращая внимания на трех разбойников. Разбойники повели носом вслед путникам и переглянулись. Белава краем глаза следила за этой троицей, пытаясь понять, что они будут делать. Но разбойники вновь замерли, словно ожидая чего-то. Вскоре они остались за поворотом, и четверо всадников расслабились, но морок снимать не спешили.

Юрок оказался веселым спутником, который развлекал их байками почти весь день. Один раз путники устроили привал. Радмир Белаву к готовке не допустил, памятуя о слабительных каплях, Дарей сообразил, чего опасается товарищ и достал пузырек из своей сумы, показав его воину. Тот хмыкнул, но намерениям не изменил, и чародейка осталась не у дел, что, впрочем, ее нисколько не расстроило. Она отошла немного в сторону и растянулась на траве, глядя в ясное голубое небо. По небесной глади не спеша плыли пушистые облака. Девушка вспомнила как в детстве они с Любавой гадали, на что похожи облака, вот и сейчас она начала всматриваться. Первый плыл толстый заяц с короткими ушами и длинным хвостом… так это же кот! Чародейка засмеялась и продолжила рассматривать облака. Рядом на цветок села бабочка. Девушка скосила глаза и залюбовалась легкокрылым созданием. Затем протянула руку, и бабочка заползла ей на палец, щекоча лапками и брюшком. Белава снова тихо засмеялась, радуясь тому, как же славно жить.

Радмир бросал на нее взгляды, веселости как не бывало. В голове снова и снова звучал ночной вопрос чародейки: «Ты долго будешь меня помнить, если со мной что-нибудь случится?» Почему же она сказала это?

— Друже, — позвал он Дарея, — замени меня.

Чародей взглянул на него, потом на Белаву, и вдруг тоже встревожился. В его взоре появился немой вопрос, но воин пожал плечами и направился к Белаве. Бабочка сорвалась с ее пальчика и упорхала. Мужчина опустился рядом с девушкой. Она подняла взгляд на него и улыбнулась:

— Поцелуй меня, — попросила она.

— Мы не одни, — улыбнулся он в ответ.

— Для Юрка мы муж и жена, а мастер к нам спиной. Поцелуешь? — она протянула к нему руки.

— Белава… — он вздохнул, взял ее руки поцеловал сначала одну ладошку, потом вторую и прижал обе руки к своему лицу. — Я люблю тебя.

— И я тебя. — ответила она и закрыла глаза.

— Белава, — позвал Радмир. — Белава.

Она открыла глаза и выжидательно посмотрела на него.

— У тебя было видение? Скажи, что означали ночью твои слова? — он ждал ответ, но девушка вновь закрыла глаза и улыбнулась. — Белава…

— Смотри как красиво вокруг, — сказала она наконец.

— Что же ты со мной делаешь? — тихо спросил он.

— Я дарю тебе это небо, — ответила она и села. — Оно все твое, милый мой.

— У тебя было видение? — уже тверже спросил воин. — Расскажи.

Девушка снова взглянула на небо, вздохнула, открыла было рот, но вдруг змейка подала первые признаки жизни. Белава и Радмир вскочили, оглядываясь вокруг. Змейка шипела все громче, и чародейка протянула руку. Меч выскочил из ножен, все так же притороченных к седлу, и прыгнул в руку хозяйке, приветствуя всполохом зеленых глаз. Воин и чародей выхватили свои мечи и теперь ждали пока неведомой опасности. Юрок, глядя на них, достал дубинку.

Из-за поворота показались три всадника. Лошади шли тяжелой поступью, глядя перед собой пустыми глазами. Разбойники нагнали их. Они медленно спешились и направились к путникам, остановившись в десяти шагах от них.

— Ты обманул нас, — сказал один из них Юрку. — Вот же чародей, — и ткнул пальцем в сторону Дарея, на котором все еще был морок.

— Да где же? — очень натурально удивился мужик. — Это же ее дядька.

— Ложь, — отмахнулся разбойник. — Пахнет чародеем. И девка пахнет чародеем. Они наши.

— Попробуй возьми, — усмехнулась Белава и подняла меч, заходившийся злобным шипением.

Разбойники стояли неподвижно, вновь застыв изваяниями.

— Эй, дядечки, — крикнула Белава, — драться-то будем.

И тут произошло нечто, отчего у четырех путников округлились глаза, а Юрок прошептал: «мама». Кожа лопнула на разбойниках, оползая лоскутами, будто изношенная одежда. Вскоре вместо людей стояло три странных существа, напоминавших студень. Большие желтые глаза чудищ тупо смотрели на людей. Существа заскользили по траве, оставляя за собой жженый след. Ближе всех к ним оказался Юрок. Он взмахнул дубинкой, и она увязла в желеобразной массе, зашипела и обуглилась. Само же чудище двинулось дальше, затянув вмятину.

— Великие Духи, что это такое? — воскликнул Дарей и послал в существ заклинание.

— Мастер, — крикнула Белава, смотревшая рассеянным зрением на странных существ, — ваше заклинание просто увязло в них!

— Волшба не действует! — тут же отозвался чародей.

Радмир двинулся к одному из чудищ, взмахнул мечом и… отлетел в сторону, сметенный потоком ветра от Белавы.

— Ты что? — крикнул он.

— Смотри, — отозвалась девушка.

Воин перевел взгляд на то место, где только что стоял, там был выжженный кусок земли.

— Их слюна прожигает, — объяснила Белава, все это время наблюдавшая со стороны. — Смотрите, чтобы не плевались.

— Что будем делать? — спросил Юрок.

Чародейка все еще продолжала рассматривать их. Потом аккуратно положила меч в ножны.

— Белава, — воскликнул Радмир.

— Я знаю, как их одолеть. Думаю, только так. — ответила она. — Сейчас попробую.

Затем девушка шевельнула пальчиками, и на ее ладони появился огненный шар. Взмах, и одно из существ тонко заверещало, вытягивая трубочку там, где подразумевался рот. В Белаву полетел целый фонтан ядовитых брызг. Она тут же соткала огненный щит и закрылась.

— Не лезьте, — крикнула она мужчинам. — Эта работа для Зверя.

— А мы стоять будем? — возмутился Радмир и выхватил горящую головешку из костра. — Огонь так огонь.

Одно из чудищ повернулось к нему, и воин, стараясь избежать рта существа, ударил головешкой. Тут же раздался визг, от которого заложило уши, но Радмир скользнул в сторону, избегая передней части этого ядовитого страшилы, и вновь ударил. Головешка ушла в желеобразное тело, но не потухла, а начала разгораться все больше и больше, пока верещащее существо не превратилось в один большой факел, из которого во все стороны летела ядовитая слюна. Вскоре оно умолкло и оползло у ног воина догорающей зловонной жижей. Вдохновленные победой Радмира, чародей и Юрок обступили второе чудище, засунув в него обе головни. Третье существо оказалось изобретательней и металось из стороны в сторону, уходя от обстрела огненными шарами.

— Ну все, — взъярилась Белава, набрала в грудь побольше воздуха и выдула мощную струю огня.

Существо запылало, завизжало и осело все той же вонючей лужицей. Люди оглянулись на лошадей разбойников, но те все так же слепо смотрели перед собой.

— Умертвия, — определил чародей. — Надо добить несчастную скотину.

Это было более знакомо, и вскоре бывшие лошади лежали обезглавленными трупами, и Белава подожгла их. Когда все четверо вновь собрались вместе, вид у них был ошарашенный..

— Что это было? — первый спросил Юрок.

— Не знаю, — честно ответил Дарей. — Первый раз таких тварей вижу.

— Опять демоны постарались? — предположила Белава.

— Не похоже, — покачал головой учитель. — Это какая-то новая дрянь.

— Что же нас там ждет? — выдохнул Радмир, и все посмотрели на него.

Вдруг за их спинами раздался визг. Они обернулись. Бедный Шукля наступил лапой в ядовитое пятно. Лапа дымилась и обугливалась на глазах. Пес кричал от боли, и Белава бросилась к нему.

— Шукля, ну как же ты так? — жалобно спросила она.

Потом подула на лапу, закрыла глаза, сила жизни наполнила ладони девушки, устремляясь к кончикам пальцев. Лапа перестала дымиться, крики перешли в скулеж, затем в тихое сопение и наконец спасенный Шукля радостно замахал хвостом и лизнул лицо девушки. Она обернулась и посмотрела на троих мужчин. И если Юрок просто с любопытством и даже восхищением смотрел на нее, то в глазах чародея и Радмира читалось нечто сравни ужасу.

— Сила жизни и так близко с Полянией, — выдохнул Дарей.

— Я немножко, — виновато отозвалась Белава. — Он так плакал…

— Уходим отсюда, — жестко крикнул Радмир, и путники оседлали коней.

Глава 22

Граница с Полянией была всегда примерной. Был мост, через реку Граньку, которая шла параллельно обоим государствам. С одной стороны моста было Семиречье, с другой стороны Поляния. Обычно по рубежу ездили конные дозоры, и с обоих сторон стояли стражники. Полянские драли с семиреченцев и за въезд, и за выезд. Семиреченские обчищали в ответ полян, чисто из принципа. Потому граница для путников и особо для купцов становилась настоящим испытанием, когда надо было миновать оба конца моста и остаться не в одних портах. Когда приток товаров из Семиречья основательно падал, на границе появлялся боярин Верхотур и показательно порол мздоимцев. Вот тогда начиналась золотая пора, когда пошлина падала в два-три раза. Семиреченцев никто не порол, они сами снижали запросы, глядя на массовую экзекуцию. А смысла не было накручивать, потому как принцип: как вы к нам, так и мы к вам — процветал на границе махровым цветом. Сами стражи в процессе несения службы перекрикивались, то ругаясь, то балагуря. Ругались путники, жарко спорили со стражами и тоже перекрикивались с людьми и стражами на противоположной стороне. Шум стоял немалый.

Когда чародей со спутниками подъехал к мосту через Граньку, их встретила непривычная тишина. Семиреченские стражи со скучающим видом стояли, облокотившись на перила моста и разглядывали двух мужчин и одну девицу. С другой стороны никого не было.

— Здравы будьте, люди добрые, — приветствовал Радмир стражу. — Что-то тихо у вас тут.

— И вам не хворать, — ответил, позевывая, широкоплечий богатырь. — Так нету на той стороне никого, вот и тихо.

— Как это нету? — удивился Дарей.

— Да почитай дней восемь как ушли оттуда, — пояснил богатырь. — Приехал Верхотур, собрал их и увел. Все, более никто у полян не стоит. Народец свободно едет, скучно. — и он снова широко зевнул.

— Странно, — пожал плечами чародей.

— Ага, — зевнул второй страж, поменьше.

Путники переглянулись и въехали на мост. Со стороны Плянии действительно не было стражи. Небольшая избушка, стоящая чуть в стороне, где служивые ели и отдыхали после смены, стояла с распахнутыми дверями. Они переглянулись. Произошедшие перемены с границей были непонятны. Поляне всегда ревностно относились к своим границам и доступу на территорию государства. Железная длань правителей Полянии не давала служивому люду сомкнуть глаза, а тут вдруг взяли и увели стражу.

— Не нравится мне это, — сказал чародей, и воин с ученицей с ним согласились.

Юрок покинул их за версту до границы, свернув в родную деревню. Он сердечно попрощался с новыми знакомцами и приглашал их заезжать в гости на обратном пути. Мечта Белавы о бане пока не сбылась, потому как путники не стали заезжать ни в одну деревню.

Радмир устало потер лицо, он не спал вторую ночь. Просидел рядом с Белавой, не сводя с нее глаз и гадая о том, что же она так упорно не хотела ему рассказывать. Дарей поддался настроению товарища, когда ночью проснулся от желания выпить воды и увидел, что тот сидит, склонившись над спящей девушкой. Чародей снова лег, но так и не смог сомкнуть глаз, все более чувствуя тревогу. Сама же виновница бессонницы двух мужчин сладко посапывала до утра и встала с улыбкой, удивляясь хмурым лицам своих спутников.

Они ехали молча, изредка перекидываясь короткими фразами. До Полянска решили ехать не прямой дорогой, а двигаться неприметными тропами. Шукля семенил впереди лошадей, бдительно водя носом.

— Сколько ехать до стольного града? — спросила Белава, чтобы нарушить давящую тишину.

— Два дня, — ответил воин. — Но у нас выйдет чуть дольше, мы немного в стороне от дороги поедим.

— Да. Меньше будем с полянами встречаться, — поддержал товарища Дарей.

Но уже за поворотом они наткнулись на двух мужиков, валивших дерево.

— Берегись! — крикнул Радмир, хватая Злату под уздцы и резко уводя в сторону.

Дерево с громким треском упало чуть в стороне от них, и из-за толстого ствола выглянуло две изумленные головы.

— Чего это? — спросил первый. — Боярские люди что ли?

— Да не-е, — отозвался второй. — Не похоже, — и уже обращаясь к трем путникам. — Вы кто такие будете? И чего по боярскому лесу шляетесь?

— Да и вы вроде не с боярского разрешения здесь деревья валите, — усмехнулся чародей.

— И то верно, — почесал в затылке первый мужик. — А вы кто будете?

— Путники мы, — снова ответил чародей.

— И куды путь держите? — прищурился второй.

— По делам, мил человек, по делам. В Елень едем.

— В Елень? Так вам по дороге-то сподручней было б, — мужики удивленно уставились на троицу.

— Отчего же? — не согласился Дарей. — Так мы срежем.

— Ну, так-то оно да, — согласился первый, подумал и попросил. — Вы нас-то уж не выдавайте, добрые люди.

— Не выдадим, — кивнули путники.

Они снова тронулись и успели отъехать от лесорубов, как те вдруг окрикнули их.

— Обождите, люди добрые, — позвал первый.

— Что? — путники обернулись.

— Вы в Елени-то поаккуратней. У нас в Полянии нынче не безопасно не только для чародеев.

— А что такое? — троица сразу повернула обратно к мужикам.

— Так это… — второй лесоруб почесал в затылке. — То, что вы не поляне, сразу видать. А наш царь-то в конец озверел, велел отлавливать всех приезжих, всех!

— И давно велел?

— Так со вчерашнего дня. — ответил первый, и путники переглянулись. — Так что может вам лучше и обратно повернуть.

— Обратно не можем, нам вперед надо, — заговорил Радмир. — А еще какие новости в вашем государстве?

Лесорубы переглянулись, помолчали немного, а потом начали рассказывать.

— Совсем тошно стало. Пока чародеев отлавливали, да во всех грехах обвиняли, мы молчали. Уж сколько веков так. Все одно по чародеевым делам в Семиречье мотались. Волхв — почтенный человек, и к Великим Духам близкий. И обряд проведет, и подскажет, и предскажет. А все ж сильные хвори и раны лечить не может. В общем, жили— не тужили, и вдруг начало все с ног на голову переворачиваться. Сначала стали менять старых волхвов, говорили, что новые больше знают и умеют. Так-то ничего нового не заметили, а только вдруг меньше жертвенник стал заполняться для Великих Духов. И не люди меньше несли, а волхвы принимать отказывались. Праздники новые придумали, старые запрещать начали. Потом стали кричать нам в Храминах, де, придет скоро бог новый. И жизнь будет новая, и все иначе пойдет. Царь наш батюшка в народ выходить перестал, только все новые указы строчил, один другого краше. И подать увеличили, и оброки в два раза чаще собирать стали. Потом парней начали к службе царской призывать. Сначала всех забрали, кому двадцать пять годочков исполнилось, потом помладше забрали. А на днях и пятнадцатилетних сгребли. Бабы воют, без мужиков остаются. Матери в слезах в ноги князьям, да боярам кидаются, а те только чело хмурят, да отворачиваются. Спрашиваем, война что ли? А нам говорят, придет время все узнаете и не гневите бога нового. Всем воздаст, кто супротив пойдет. Мы-то свои семьи в охапку и к границе.

— А дерево зачем тогда срубили, коль сбегаете? — удивилась Белава.

— Так оно, вот в чем дело-то. — первый опять почесал в затылке. — Дерево это боярина нашего прадед сажал, он за него трясется. Семейное дерево.

— И что? — не поняла девушка.

— Что-что… Гад он, боярин этот. Злющий, да жадный. Вот пущай теперь бороденку свою жидкую подерет, поплачет, — хмыкнул второй, и путники рассмеялись.

— Ваше дело, — ответил чародей. — А что еще про бога этого говорят?

— Говорят, что силы в нем немерено, что одним взглядом человека убить может. Сказали, что явится он скоро. А как явится, так начнутся дела великие. Говорят, всю волшбу повыведет, тварей-нелюдей поубирает. И воцариться во всем Верхнем Мире. А там и Нижний к рукам приберет.

— С демонами связаться хочет? — недоверчиво покачал головой чародей. — Ну-ну…

— Вот-вот, — закивал головой второй мужик. — Уж не знаем, что все это значит, и откуда он взялся, но решили мы текать по тихому, пока младенцев к царевой службе призывать не начали.

— Ну, спасибо, добрые люди, — поклонился чародей мужикам. — И дорога вам удачная. С вашей стороны никто мост не охраняет.

— Да ну-у? — удивились мужики. — Странно что-то. Но коль никого нет, так нужно поспешать. А то неизвестно, чего еще удумают.

Путники расстались с мужиками, поблагодарив их за рассказанное, и направились дальше, тихо обсуждая услышанное. По всему выходило, что всех приезжих велено было хватать после стычки с неизвестными тварями, похожими на студень. А значит опасался кто-то приезда Дарея.

— Только вот почему меня опасаются? — недоумевал чародей. — Я ведь один, по их мнению. И если их новый бог так могуч, то что я один смогу сделать?

— Думаю, уже знают, что не один, — ответил Радмир и бросил взгляд на Белаву. — Может их действительно вели, ведь замирали так, будто указа ждали. Да и Белава Шуклю вылечила.

— Но не смотреть же мне было на муки пса! — возмутилась девушка.

— Между тобой и Шуклей я выбираю тебя, — зло бросил воин.

Она промолчала и отвернулась. Чародей был явно согласен с товарищем, но сделанного не воротишь. И надежда, что выплеск жизненной силы остался незамеченным, еще оставалась. И была достаточно основательной, ведь ученица все еще была рядом. Хотя поведение Радмира казалось странным. По ночам не спит, днем глаз с Белавы не сводит, чуть что за меч хватается, на любой шорох дергается. Тревожится, понятно, но таким своего товарища чародей еще не видел. А несносной девке, казалось, все было нипочем. Она сияла улыбкой при каждом удобном случае. Ничего всерьез не принимает. Для нее это все приключение. Вот и сейчас, им столько всего сказали, а она едет и чему-то радуется.

На ночевку решили остановиться в лесу, раз в города и села оказалось опасно заезжать. Белава с чародеем готовили еду, а Радмир задремал, прислонившись к дереву.

— Пусть поспит, — сказал чародей. — Он прошлую ночь совсем не спал.

— Да? — девушка удивленно посмотрела на учителя. — А я думаю, что такой сонный едет. Но ведь голодный.

— Проснется, найдет, чем перекусить. Устал он.

Девушка согласилась с чародеем. Она с нежностью посмотрела на спящего мужчину. Тот тяжело вздохнул во сне и склонил голову. Прядка каштановых волос упала ему на лицо, и Белава не удержала, подошла и убрала прядь с лица воина. Тот улыбнулся, не открывая глаз, и прошептал: «Лебедушка». Она улыбнулась и вернулась к учителю.

— И все-таки, почему они опасаются меня? — заговорил чародей, обращаясь больше к самому себе.

— Может потому, что вы можете вызвать царских чародеев? — предположила Белава.

— Возможно, но… Я был в чародейской дружине, — вдруг сказал Дарей, и девушка округлила глаза. — Давно. Я от них ушел двадцать лет назад.

— Вы никогда не рассказывали, мастер. А почему ушли?

— Однажды понял, что мне это не надо. Слишком много теряешь, когда приходишь туда. Только… только было уже поздно, что-то исправлять.

— Что исправлять? — она с любопытством посмотрела на учителя.

— Сейчас это уже неважно, — ответил Дарей. — Да и нравится мне больше быть свободным. Дружина накладывает много обязанностей. Ты привязан к Белому Граду. Чаще это скучно. Тебе бы не понравилось, — улыбнулся он.

— Почему? — возмутилась девушка и призналась первый в жизни. — Я бы хотела быть в дружине царских чародеев.

— Поверь мне, девочка моя, — учитель погладил ее по волосам. — Чародейская дружина не для тебя. Характер у тебя другой. Тебе свобода нужна, а там нет свободы.

— В замужестве тоже нет свободы, — пробурчала она.

— Так ты еще не в покровах перед волхвом, у тебя есть год, чтобы все изменить. — не глядя на нее ответил Дарей. — И потом… — он бросил взгляд на спящего товарища. — По моему, ты для себя уже все выяснила.

— Я слово дала! — почти выкрикнула Белава и вытерла злую слезу.

— А я двадцать раз слово давал выпороть тебя и не выпорол. — спокойно ответил чародей. — Ты моему слову после этого меньше веришь?

— Это другое, — она отошла от учителя и села на траву.

— У тебя есть год, — коротко бросил он и подал ей миску.

Глава 23

Путники переночевали в том же лесу, сторожа по очереди. Защитны м кругом решили не пользоваться, чтобы не привлекать внимания волшбой. Первый сторожил чародей, потому что Радмира так и не стали будить. Белава уютно устроилась, положив голову на колени спящего мужчины. Он проснулся сам после полуночи. Распахнул глаза и ахнул, обнаружив вокруг черноту ночи. Потом опустил взгляд и увидел девушку, обнявшую его ноги.

— Маленький котенок, — прошептал он, нежно гладя Белаву по голове.

Недалеко горел небольшой костерок, возле которого сидел чародей. Он поднял голову и посмотрел на воина.

— Есть будешь? — спросил Дарей.

— Неплохо бы, — ответил Радмир и снова посмотрел на девушку. — Боюсь потревожить только, уж больно сладко спит..

— Не проснется. Она крепко спит, — ответил чародей, и воин аккуратно переложил Белаву с колен на землю, подложив ей под голову свернутую рогожку.

Девушка легко вздохнула, но не проснулась. Радмир подсел к костерку так, чтобы видеть ее. Чародей подвесил над огнем котелок с остатками вечерней трапезы, подогревая. Потом достал черствеющий каравай, купленный еще в Семиречье и отломал большой шмат. Воин принялся за еду, все поглядывая на спящую Белаву.

— Ты так трясешься над ней, — сказал чародей. — Белава сильней, чем кажется.

— Она еще так молода, — ответил Радмир, — так неопытна.

— Ты зря переживаешь. Девка может за себя постоять. Ты только изводишь себя, — Дарей положил руку на плечо товарищу. — Она Аспида довела до белого каления, — тихо хохотнул он.

— Этого у Белавы не отнять, — усмехнулся воин. — Но здесь она не может защититься волшбой, чтобы не выдать себя. — потом вздохнул. — Боюсь я за нее.

— Перестань. Ты себя гложешь, я голову сломал, как защитить девку, только ей все равно. Ничего всерьез не воспринимает. Веселиться целыми днями.

— Ты глаза ее видел? — Радмир повернулся к чародею. — Она же знает что-то. В глазах тоска смертная, а почему не говорит. Я ее пытаю, а она только отшучивается.

— Думаешь, видение было? — Дарей вдруг подобрался и тоже посмотрел на ученицу.

— Думаю, да. Только молчит и не рассказывает. Я уже не знаю, как еще выспросить.

Они замолчали. Небо начало понемногу светлеть, приближалось утро. Дарей лег вздремнуть, оставив Радмира охранять их. Воин сидел, прислушиваясь к звукам ночного леса. Где-то ухнула сова и снова все стихло. Как Дарей собирался разобраться с тем, что творилось в Полянии, представить было сложно. Да что там, невозможно. На службу царю собрали практически все мужское население, способное держать в руках оружие. Это могло означать только одно, поляне задумали начать войну. Еще и этот новый бог. Все оказалось гораздо хуже, чем это казалось вначале. Он посидел немного в задумчивости, потом достал из седельной сумы лист бумаги, перо и чернильницу. Затем начертал несколько строк, сложил в четверо и, прошептав несколько слов, подкинул грамотку в воздух. Она взмахнула сложенными краями, раз, другой и, крутанувшись в воздухе, обратилась воробьем. Волшебные вестники не знали усталости, они летели быстро, выбирая самый короткий путь, потому гонцы и голубиная почта использовались редко. В основном, когда сообщение было не особо спешным. Но Радмир спешил. Осознавая, что против них будет не только неведомый враг, назвавший себя новым богом, которому возможно могли противостоять Дарей с ученицей, но и целая рать, он спешил призвать людскую помощь. Царские чародеи хорошо, но без старого доброго меча еще не обходилось ни одно сражение. Беда только в том, что времени на дорогу до Полянии уйдет не мало. Сколько еще смогут продержаться трое путников: чародей, его ученица и воин-странник. Радмир в очередной раз посмотрел на улыбающуюся во сне девушку, и сердце сжала ледяная тоска. Куда они тащат ее? Зачем? Он подумал еще немного, а потом достал новый лист и отправил еще одного вестника, который полетел уже в другую сторону. После этого на лице воина появилась первая улыбка за последние несколько дней.

Утро все больше вытесняла ночь, и он занялся завтраком, ожидая, пока спутники откроют глаза. Первая проснулась Белава. Она сладко потянулась и села, удивленно глядя на Радмира. Тот улыбнулся ей и подмигнул.

— Доброе утро, солнышко ясное, — сказал мужчина.

— Доброе утро, любый мой, — ответила она. — И как ты от меня сбежал, я вроде хорошо тебя поймала, — и засмеялась тихим задорным смехом.

— Я скользкий, — усмехнулся он.

— Я всегда говорила, что ты гад, — Белава сложила ладошки лодочкой, и они наполнились холодной водой. Девушка с фырканьем умылась и простонала. — Хочу в баню.

— Найдем баньку, — пообещал Радмир.

— Поскорей бы… — и вновь ему не понравилось то, что прозвучало в ее голосе.

Воин рывком поднялся и подошел к ней, заключая в железные объятья. Девушка охнула, но тут же обвила его шею руками, нежно улыбаясь.

— Расскажи, — жестко сказал Радмир.

— О чем? — она лукаво смотрела на него.

— Что тебе угрожает? Что ты видела?

Она перестала улыбаться и отвернулась. Воин не отпускал, все еще ожидая ответа, но девушка упрямо молчала.

— Белава, — позвал он. — Посмотри на меня. Белавушка…

Она повернула голову и посмотрела на него. Радмир вздохнул, увидев упрямо сжатые губы.

— Пойми, милая, — уже нежней и тише заговорил он. — Как же я смогу тебя защитить, если не понимаю отчего. Ты ведь видела что-то, скажи. Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось.

— А я не хочу, чтобы ты меня защищал, — почти закричала она. — Я не хочу, чтобы ты защищал меня!

И вдруг обмякла и расплакалась, уткнувшись ему в грудь. И воин растерялся. Пытать дальше? Она итак уже плачет, и похоже не собирается ничего говорить. Только разозлилась, ощетинилась. Он тяжело вздохнул и погладил, пытаясь успокоить. Белава подняла на него заплаканные глаза, и Радмир не сдержался, прижимаясь к приоткрытым девичьим губам. Она сжала кулачки, вцепившись в его кафтан и тихо застонала, с жаром отвечая на поцелуй. Потом оторвалась от губ мужчины и снова уткнулась лбом в грудь воина.

— Не защищай меня, — прошептала она. — Пожалуйста…

— Что? — он поднял голову девушки за подбородок и посмотрел в глаза.

— Не защищай меня. Я сама справлюсь. — повторила она громче и уверенней.

— Белава… — начал он, но тут за их спинами раздалось вежливое:

— Кхм…

Дарей сидел, потирая лицо. Радмир опустил руки, и девушка отошла в сторону, медленно заливаясь краской. Чародей молча встал и подошел к булькающему котелку.

— Давайте завтракать, — сказал он. — Надо дальше пробираться.

Троица молча завтракала, почти не глядя друг на друга. Потом погасили огонь и стали собираться. Шукля терпеливо ждал, когда они сядут на лошадей, и, дождавшись, деловито засеменил впереди. Ехали так же молча, даже Белава обходилась без шуток и подначек, не трогая Радмира и не доводя учителя.

Дорога нырнула под ноги лошадям ближе к обеду. Начинались людные места, и путники настороженно поглядывали по сторонам. Где-то за деревьями слышались звуки деревни. Белава повернула голову на звук и в очередной раз подумала о бане. Потом перевела взгляд на спутников и вздохнула. Не уговорит она их туда заехать, как есть не уговорит. Дарей кинул на нее взгляд. Жалобы на отсутствие баньки он слышал уже раз сто за последние дни. Чародей и сам был бы не против, но заезжать в деревню было опасно. И путники вновь углубились в лес.

Лес становился гуще и темней, путники спешились и теперь вели коней в поводу, потому что так продвигаться было легче. Пес нервно водил носом, с опаской озираясь вокруг. Неожиданно Шукля остановился, упираясь носом в землю. Потом поднял голову и заскулил, растерянно глядя на людей своими умными темными глазами.

— Что там, друже лохматый? — спросил Радмир и подошел к собаке.

Он присел на корточки и всмотрелся.

— След, — сказал он. — Недавно кто-то прошел. — Похоже один был. Больше следов не видно.

— Может охотник, — предположил чародей.

— Может. — пожал плечами воин. — Впереди болото.

— Да, — кивнул Дарей. — чувствуется запах. Надо смотреть под ноги.

Пес вновь пошел впереди, продолжая нюхать землю. Болото ждало их через двести шагов. Путники поискали обходные пути, но их не было. Казалось, болото раскинулось поперек всего леса.

— Что будем делать? — спросила девушка.

— Искать обход, — ответил чародей. — Не лезть же в топь.

Они сделали было шаг в сторону, но остановил их все тот же Шукля, который продолжал идти, уткнувшись в землю носом.

— Шукля, — позвала Белава. — Шукля, ты куда?

Пес вскинул голову, гавкнул и опять пошел в трясину. Люди остановились, внимательно поглядели на собаку.

— Он идет по тропе, — сделал вывод Радмир и повернул обратно.

— Радмир, — позвала его Белава, но он уже вставал на неприметную тропку, по которой все так же шел Шукля.

— Иди смелей, лебедушка, — ответил он. — Пес по следу идет. Тот, кто прошел тут, знал проход через болото. Мы пройдем за ним.

— А если этот кто-то никуда не дошел? — она со страхом смотрела на болото. — Вдруг увяз там?

— Шаг уверенный. Он знал, куда идти. Не бойся, — Радмир улыбнулся и поманил чародея с ученицей за собой.

Белава вопросительно взглянула на учителя, и тот согласно кивнул. Девушка наконец решилась и пошла за псом и воином, стараясь не сойти со следа. За ней двигался чародей. Кони нервничали, и Белава опутала их все тем же мороком из призрачного села. Разом подобревшая Злата доверчиво положила свою большую голову на плечо Белавы, и та ласково потрепала кобылку.

Через некоторое время Шукля выбрался на твердую землю, возвестив об этом людей радостным лаем. Радмир вышел вслед за ним и опустился на колено, ласково потрепав собаку.

— Тише, мальчик, тише, — проговорил воин, озираясь по сторонам.

Потом обернулся назад. Белава уже почти дошла до твердого места, Дарей шел за ней следом. Мужчина вновь огляделся. Лес немного поредел и стал светлей, а еще тянуло дымком.

— Где-то жилье. — сказал он подошедшим спутникам.

— Обойдем, — решил Дарей.

Они прикинули, откуда тянет дымом и двинулись в противоположную сторону. Неожиданно раздался треск хрустнувшей ветки. Путники обернулись. Из-за дерева на них смотрел бородатый мужик. Сообразив, что его заметили, он перестал прятаться.

— Здравы будьте, — сказал он. — Смотрю, тропку мою нашли потаенную.

— И тебе здравствовать, — ответил Радмир. — Да, нашли, ты уж не серчай, никому о ней не скажем.

— Это хорошо, — согласился мужик. — А то боярские люди шастают по лесу.

— От боярина прячешься? — спросил чародей.

— Ага, — кивнул мужик. — Лесник я здешний. А от боярина не столько сам прячусь, сколько женку скрываю. Красавица она у меня, а эта морда до красивых баб падкий. Глазами маслеными на мою Доляну смотрел, вот и увел ее подальше. А вы тут как оказались?

— Мы в Елень едем, — уже привычно соврал Дарей.

— В Елень? Странно вы туда едите. Впрочем, не мое дело. Заезжайте ко мне, накормлю, напою. Да Долянке моей радость будет, давно уж окромя меня людей не видала. Тоскует.

— А баня у вас есть? — живо заинтересовалась Белава.

— Есть. — кивнул мужик. — Меня Коснятой кличут.

Она радостно захлопала в ладоши, а мужчины переглянулись, решаясь, что делать. Девушка сделала жалостливые глаза и посмотрела на них. Первым не выдержал Радмир.

— Хорошо, — сказал он Белаве.

— Ладно, — кивнул Дарей и уже громче, обращаясь к Косняте. — Благодарствуй, добрый человек.

И путники последовали за лесником.

Глава 24

Избушка лесника оказалась маленькой, но аккуратной и ухоженной. Женская рука чувствовалась уже на подъезде к домику. Неширокая дорожка была чистой и ровной, без случайных камешков, веток или пробившихся пучков травы. Побеленный забор окружал избушку с такими же побеленными наличниками на небольших окошках. В калитку вышла женщина лет тридцати, с огромными синими глазами. Доляна оказалась по настоящему красивой. Белава даже почувствовала укол ревности, когда заметила в глазах Радмира тень восхищения русоволосой красавицей. Доляна с тревогой всматривалась в гостей, но, распознав семиреченцев, вздохнула с облегчением, и на ее пухленьких губках заиграла приветливая улыбка. Юная чародейка сразу захотела уехать.

— Вот, ласточка моя, — заговорил лесник, глядя на жену с теплотой, — привел тебе гостей. Давай привечай, а я пока баньку истоплю.

Волшебное слово— баня было произнесено, и девушка решила потерпеть муки ревности, которые все больше терзали ее. Хозяйка повела путников в избу.

— Как же хорошо, что вы к нам заехали, — говорила она нежным голоском. — Совсем мы с Косенькой тут одичали. Он-то еще к людям выходит, а я здесь сижу. Сейчас я вас потчевать буду.

— Благодарствуй, хозяюшка, — ответил Радмир с улыбкой, и у Белавы пропал аппетит.

— И давно вы тут прячетесь? — спросил чародей.

— Да годков пять. Да, по осени пять лет будет. — сказала женщина, суетясь между столом и печью.

— Одни живете? — решила внести и свою лепту в разговор чародейка.

— Я да Косенька, больше нет никого, — ответила Доляна.

— А дети? — спросила Белава, и мужчины неодобрительно покосились на нее.

— Не дали нам Великие Духи детишек, — вздохнула женщина. — Говорят, чародей жизни помочь может, да только где его взять?

Белава открыла было рот, но тут же закрыла его под суровым и взглядами учителя и воина. Тем временем Доляна накрыла на стол и присела с краешка, подперев голову кулачком. Она с удовольствием смотрела, как едят мужчины. Потом заметила, что Белава еле ковыряется в миске.

— Не нравится, девица? — спросила она чуть расстроившись.

— Нравится, — ответила девушка. — Просто есть не особо хочется.

— Ты худенькая, надо кушать, — покачала головой Доляна.

— Со мной все хорошо, — вдруг огрызнулась девушка и встала из-за стола.

— Готова банька, — сказал вошедший Коснята.

— Я первая! — обрадовалась чародейка и направилась мыться.

Уже закрывая дверь, она услышала голос Радмира:

— Ты уж не серчай на девку, не со зла она.

На девку? Не серчай на девку?! Белава вспыхнула и почти бегом кинулась в баню. Только домываясь она начала успокаиваться. Благостная чистота была не только на теле, но и на душе. Девушка вытерлась приготовленным полотном и вышла в предбанник. Одевать старую одежду не хотелось, и она зашептала альвийское заклинание, с радостью следя за искрами, мельтешившими вокруг нее, кроившими новый костюм. Потом подсушила волосы, расчесалась и распахнула дверь.

Там стоял Радмир. Он улыбнулся ей и втолкнул обратно в баню, закрывая за собой дверь. Девушка зарделась, но промолчала, ожидая, что он скажет.

— Ты совсем что ли? — вопросил воин, и Белава почувствовала, что кровь отхлынула от лица.

— А ты чего на нее так смотрел? — набросилась она на мужчину.

— На кого? — не понял он.

— На Доляну эту! Чуть дыру в ней не протер. Подумаешь синеглазка какая, — насупилась чародейка.

— Да о чем ты? — Радмир был искренне удивлен. Он обнял девушку, но та вырвалась из его рук и зло блеснула глазами.

— Не тронь меня! — крикнула она. — Никогда меня больше не трогай!

Воин какое-то время ошарашено смотрел на нее, потом рассмеялся и притянул вырывающуюся девушку к себе, не давая сбежать.

— Глупышка, какая глупышка, — заговорил он. — Ты ревнуешь? Пустое, никого я кроме тебя не вижу.

— А что тогда толкаешь меня и ругаешься? — она хмуро посмотрела на мужчину.

— Так ты глянь, в чем ты? Приехала в зеленом, а выходишь в красном, включая сапоги. Где у нас мешки с одеждой? Еще рубашка новая, ладно, а откуда это все взялось? — отчитывал ее Радмир. — Переоденься в тот же. Заклинание очищения прочти, оно мелкое. Да и людей мы этих не знаем. Ежели б не ты, вообще бы не стали заезжать.

— Так я еще и виновата? — возмутилась она.

— Ну вот что с тобой делать, — улыбнулся он. — Ведь сама понимаешь, что прав я, а все равно ругаешься. Переоденься, солнышко мое ясное. А это платье сможешь убрать?

— Смогу, — ответила Белава. — Зеленое-то убрала уже.

Она зашептала, и вновь ворох искорок взметнулся, окутывая ее и меняя красный цвет на зеленый. Покрой был тот же самый, потому мельтешение в этот раз закончилось гораздо быстрей.

— И волосы намочи, — сказал воин. — Не могли они у тебя так быстро высохнуть.

Белава вздохнула и пошла к кадушке с водой. Намочила, отжала и вернулась к мужчине.

— А то, что ты сюда вошел? — спросила она с усмешкой.

— Ничего страшного. Я опять сказал, что ты моя жена, — засмеялся он.

— Смотри, — подмигнула Белава. — Привыкнешь, понравится.

— Так я же не против, — улыбнулся он. — Коли бы согласилась, я бы с радостью.

Потом привлек ее к себе и поцеловал, пока она не успела что-либо ответить. Ответ-то итак известен был — слово дала. Зачем лишний раз бередить, еще поймет… лишь бы выбраться живыми из всего из этого. Настроение тут же испортилось, но мужчина не показал вновь проснувшуюся тревогу. Они вышли из бани и вернулись в избу лесника. Косняты не было. Доляна объяснила, что муж пошел силки проверять. Потом показала путникам, где они лечь могут и занялась уборкой посуды. Девушка бросила взгляд на Радмира, он подмигнул ей и пошел вслед за Дареем в баню.

Белава взялась помогать хозяйке. Женщина благодарно улыбнулась и показала добровольной помощнице, что ей делать. Они убрали со стола, намыли и вытерли посуду. Доляна раздула угли в самоваре, приглашая гостью пить чай, пока мужики разошлись по своим делам. Девушка расслабилась и теперь даже с симпатией смотрела на лесную красавицу.

— А мужик у тебя справный, — подмигнула Доляна, и девушка опять напряглась. — И на тебя так смотрит, аж душа радуется, что так смотреть могут, — и Белава зарделась.

— Мой Косенька так же на меня смотрит. Вот еще бы ребеночка нам, и желать более нечего было бы.

Девушка с жалостью взглянула в грустные глаза женщины. Все-таки хорошая она, подумала Белава. И мужик ее ничего. И ведь можно помочь… И вдруг шальная мысль мелькнула в голове чародейки. Никого рядом нет, ну совсем никого. Вот если потихонечку, то никто и не узнает. Девушка подсела поближе к Доляне, прикрыла глаза, пытаясь понять, ей ли нужна помощь. И увидела. Такая красивая женщина действительно имела небольшой изъян. Белава обняла жену лесника, второй провела по животу и отдала немного жизненной силы, исправляя то, что не захотела дать Доляне мать-природа.

Лесничиха изумленно взглянула на девушку, ощутив тепло, струящееся по телу. Потом глаза ее округлились окончательно, и она бросилась к окну. Выглянула на улицу, прислушалась и зашептала:

— Ты чародейка?

— Д-да, — кивнула Белава, чувствуя, как краска стыда перед учителем и Радмиром заливает ее лицо.

— Ты меня вылечила? — Доляна подсела к столу и взялась за руку девушки, та молча кивнула.

— Спасибо! — жарко заговорила женщина. — Спасибо, чародеюшка! Ты не бойся, я никому не скажу, что ты сделала. Даже Косеньке не скажу… пока. Я ведь так давно страдаю, что не могу милому моему дитятю родить. Даже повеситься как-то хотела, да он успел, из петли вытащил. Свет совсем не мил был. А в Семиречье ехать страшно. Ведь боярина нашего люди на границе стоят, а он меня так давно ищет. И вдруг такой подарочек. Спасибо, девица милая, — и заплакала на плече чародейки.

— И моим спутникам не говори, — попросила Белава. — нельзя у вас силой пользоваться.

— Не скажу, ей-ей не скажу, рыбонька, — прижала к груди руки женщина.

Тут скрипнула дверь, и в дом вернулись чародей с воином. Доляна радостно пропела:

— С легким паром, люди добрые. А мы тут вам чайку согрели.

— Благодарствуй, хозяюшка, — поклонился Радмир и подмигнул все еще красной Белаве.

Она улыбнулась в ответ и попыталась взять себя в руки, а то вон оба приглядываются. За чаем было гораздо веселей, чем за ужином. Хозяйка много смеялась, и гости с удовольствием поддерживали ее веселье. За окном совсем стемнело, а Косняты все не было. Доляна все чаще поглядывала в окно, и все больше тревожилась.

— Что-то Косенька мой задерживается, — сказала она.

— Может поискать его? — спросил Радмир, но лесничиха покачала головой.

— Не надо. Мой Косенька в лесу как рыба в воде. Объявится. Ложитесь-ка почевать.

Путники не стали спорить, лишь попросили, коль долго не появится, позвать их, они поищут. Женщина согласно кивнула, и гости легли. Первым уснул Дарей, следом за ним задремала Белава, держась за руку воина, который сел рядом. Радмир посидел с ней, пока девушка не уснула, а потом пошел к Доляне, которая засела у окна в ожидании мужа. Коснята вернулся ближе к полуночи, хмурый и уставший. Он мельком глянул на жену с гостем, тихо переговаривающихся перед лучиной и поше л спать. Доляна разом успокоилась, кивнула Радмиру и поспешила за мужем, а воин вернулся к мирно спящей Белаве. Некоторое время было слышно, что хозяева переговариваются о чем-то, потом дом затих, погрузившись в сон.

Утро пришло вместе с веселым щебетанием жены лесника. Коснята сидел рядом с женой и рассеяно улыбался ей.

— Да что с тобой, любый мой? — спросила женщина и села рядом с мужем.

— Что-то не выспался, — ответил тот и поцеловал ее в щеку.

Она солнечно улыбнулась мужу и продолжила вертеться у печи. Вскоре к ним присоединились гости.

— Я выведу вас, — сказал им лесник. — Дальше опять болото. Так что без меня не выйдете.

— Благодарствуем, — поклонился чародей.

Они позавтракали и пошли седлать коней. Доляна вышла попрощаться с ними и сунула свежеиспеченный хлеб. Путники сердечно попрощались с женщиной и двинулись за ожидавшим их Коснятой. Тот шел молча, даже не оглядываясь, и путники с удивлением переглядывались, так не похож он сейчас был на вчерашнего радушного хозяина.

Болото встало на пути через версту. Коснята обернулся к ним первый раз за всю дорогу:

— Идите за мной, никуда не сворачивайте, здесь почти везде топь.

Путники кивнули и спешились. Шукля пристроился сразу за лесником. Он шел, оглядываясь на людей. Радмир снова следовал сразу за псом и тихо его подбадривал. Когда они выбрались на твердую землю, Коснята вдруг обернулся к Радмиру и спросил:

— Понравилась женка моя?

— Хорошая женщина, — ответил воин, удивленно глядя на лесника.

— Она сказала, что вы просто разговаривали, когда я пришел. Она добрая, не скажет, коль приставал. Скажи честно.

— Коснята, — глаза воина округлились. — ты о чем? Доляна тревожилась, я не спал, вот и сел поговорить с ней, чтобы отвлечь.

— Правду ли говоришь? — лесник пытливо уставился на Радмира. — Клянись самым дорогим, что у тебя есть.

— Клянусь! — воин был возмущен и раздосадован.

— Что у тебя самое дорогое? — вновь спросил Коснята.

— Она, — ответил Радмир и обернулся к Белаве.

Девушка сидела на лошади бледная, не сводя взгляда с воина-странника. Он тяжко вздохнул и обернулся к леснику.

— Вот что ты наделал? — мрачно спросил воин.

Лесник посмотрел на девушку и смутился. Затем снова отвернулся и пошел дальше. Дарей пристроился прямо за ним, а Радмир подъехал к Белаве, удержав Злату.

— Белавушка, — тихо начал он. — Я просто разговаривал, правда. Не гневайся. Никто мне не нужен.

Девушка попыталась освободить поводья из его рук. Радмир вдруг выдернул ее из седла, легко пересадив к себе. Дымка укоризненно скосил глаз, но послушно тронулся с места.

— Ревнивица моя, — шептал воин, прижимая к себе девушку и, когда та собралась ответить, прибег к излюбленному средству, закрыл рот поцелуем.

— Ненавижу тебя, — буркнула она и покрепче прижалась к мужчине.

— И я тебя люблю, — тихо рассмеялся он.

Коснята вывел путников на опушку, здесь опять обернулся и посмотрел на них.

— Простите меня, люди добрые, — сказал он. — Но у меня не было выхода. Простите.

— О чем ты? — спросил Дарей.

И тут оглушительно зашипела змейка.

Глава 25

Из-за деревьев выехал на белом жеребце рослый мужчина средних лет. За ним вышло человек двадцать в зеленых кафтанах с бердышами в руках.

— Ты можешь идти, — сказал мужчина, обращаясь к Косняте. — Я не трону твою жену.

— Благодарствуй, батюшка Верхотур Беримирович, — поклонился лесник и, не глядя на своих гостей, исчез в лесу.

И тут опушку огласил истеричный девичий смех. Белава откинула голову на плечо изумленному Радмиру и иступленно хохотала.

— Что ты, Белавушка? — спросил тревожно воин.

— Ну вот и все, — только и ответила она, легко выскользнув из его объятий.

Она не глядя протянула руку, и меч-змейка послушно опустился ей на ладонь. Безумное разудалое веселье почти ощутимо полыхало в ее глазах. Она обернулась к смертельно побледневшему мужчине и крикнула:

— Я люблю тебя, Радмир, не забывай свою вздорную Белаву, — и снова засмеялась. Потом бросила учителю. — Уходите, они за мной. — и смело вышла на середину опушки. — А ты что замер, боярин? Давай, бери меня. — и вновь ее смех огласил лес.

— Дурная девка! — зло крикнул воин. — И с чего ты решила, что я оставлю тебя?

— Да уж, — задумчиво хмыкнул Дарей и вытащил меч, в один момент ослепивший боярина и его людей белой вспышкой света.

Онемевший и ослепленный боярин, наконец ожил. Закрываясь одной рукой от нестерпимо яркого света, льющегося с меча чародея, поднял вторую и скомандовал::

— Девку взять, этих убить, чтобы не мешались.

Но его люди не двинулись с места, ослепленные яркой вспышкой. И трое путников воспользовались этим замешательством, начав свою сумасшедшую атаку. Змейка бесновалась, требуя крови, и девушка не собиралась отказывать ей в этом. Меч как всегда вел ее, руководил и направлял удар. Первая голова слетела с плеч, как только сумел проморгаться первый из воинов боярина и попробовал напасть. Сам Верхотур дернул поводья и вновь оказался в стороне от разгоравшейся схватки. Зазвенела сталь, послышались первые крики боли, первая кровь оросила изумрудную зелень травы. Радмир сметал врагов, стремясь быть ближе к девушке, которая с залихватским свистом играла в чехарду с двумя звереющими полянами. Он с ужасом думал, что так себя не ведут, когда надеются спастись. Она не пыталась быть осторожной, она просто продолжала забавляться.

Дарей перестал таить свое чародейство, не было смысла, и первый зашептал заклинание оцепенения. Воины боярина дернулись, раскрыв от неожиданности рты и… медленно, но неотвратимо начали двигаться. Чародей выругался и послал вихрь. Ветер разметал нападавших, но не остановил. Они упирались бердышами и топорами в землю и продолжали попытки подобраться к Дарею. Он плел одно заклинание за другим, но окончательного эффекта хоть одним из них не добился. И тогда Дарей вновь взялся за меч.

Радмир быстро оглянулся, рассмотрев шесть умирающих полян. Где-то в глубине души он опасался, что они не люди, как те три разбойника, что пытались напасть на них еще в Семиречье, но красная кровь не оставляла сомнений, что нападающие не были нечистью. Вот только волшба чародея на них действовала как-то неправильно. Воин отразил очередной удар и нашел взглядом резвящуюся девушку. Мужчина зло вскрикнул, видя, что она не замечает двоих полян, подкрадывающихся сзади. Он метнул нож в одного, и его крик привлек Белаву, успевшей подставить свою змейку под тяжелый топор. Она махнула ему рукой, весело улыбнувшись. А потом крикнула:

— Убирайся прочь, воин-странник, это мой праздник, а ты убирайся прочь.

— Белава, не надо! — крикнул Радмир и ожесточенно начал пробиваться к ней.

— Я просила не защищать меня, — снова крикнула она и вдруг замерла.

Такое странное ощущение охватило ее, будто тихий шелест окружил и поманил за собой. И в этот момент где-то внутри ее существа проснулся Зверь. Белава прислушалась к зову второй личины и мрачно усмехнулась. Зов Зверя перебил этот странный шелест, и Белава вновь кинулась кормить свой кровожадный меч. Радмир был уже совсем рядом, чародей пробивался к ним с другой стороны. Как бы невероятно это не было, но троица положила большую часть нападавших, и теперь добивали оставшихся. И в этот момент боярин, все это время безучастно стоявший в стороне вновь взмахнул рукой.

На опушку выступили оборотни, пять матерых огромных волков, необычайно огромных. И вот тогда Белава перестала смеяться, все больше вслушиваясь в призыв Зверя. Она резко развернулась к мужчинам, в ее глазах полыхала зеленым огнем дикая ярость. Девушка бросилась к Радмиру, целуя его со звериной страстью, случайно прикусила и взвыла от вкуса горячей крови.

— Уходите, — прорычала она. — Им нужна только я.

— Никуда мы не уйдем, — крикнул чародей.

— Я прошу вас, — застонала она, глядя на Радмира и Дарея. — Умоляю…

— Я тебя никому не отдам, — тихо ответил воин, вытирая кровь с прокушенной губы.

— Да пошел ты, Радмир, воин-странник, — истерично заорала она и вскинула голову к небу, оглашая лес криком, переходящим в торжествующий звериный вой.

Не только мужчины, но и оборотни с боярином Верхотуром замерли, завороженно глядя на то, как миниатюрная девушка с жутким треском изменяющихся костей тянется, растет, раздается в грудной клетке. Одежда повисла жалкими лохмотьями на теле, поросшем густой рыжей шерстью. Но самая жуткая метаморфоза происходила с лицом, когда необыкновенно красивое девичье личико будто стянулось вперед, над выдвигающимися челюстями, потом разъехалось, по оскаленной морде, возвращая глаза на положенное им нынче место. Уши вытянулись и заострились к верху. По мечу отчетливо звякнули когти.

— Страшно, мальчики? — рыкнул Зверь и подмигнул всем присутствующим на опушке. — Не ожидали?

И в во второй свободной лапе появился второй меч, огненный. Это будто послужило сигналом, и оборотни кинулись на двоих людей и одно жутковатое существо. Зверь отступил назад, закрывая собой двух мужчин и рыкнул, обращаясь к скалящимся волкам:

— Поиграем?

Волки завыли и кинулись на Зверя. Первый тут же получил наотмашь удар змейкой и взвыл. Зверь издал нечто похожее на усмешку и полоснул второго волка огненным мечом. Сразу запахло паленым, и пылающий оборотень покатился по земле, скуля и перебирая лапами. Вскоре он затих, и оставшиеся волки перестали нападать на рыжее существо. Они начали обходить троицу, ощетинившуюся мечами. Оборотни разом оценили опасность. Два альвийских клинка, огненный меч и самый обычный, впрочем, у обладателя обычного меча оставались ножи из альвийской стали. Верхотур вновь взмахнул рукой, и на опушку вышли еще три оборотня.

— Да сколько же у него там спрятано? — возмутился Радмир. — Надо боярина убить. Вот только с волками разберемся.

— Не смей к нему приближаться, — прорычал Зверь. — К нему не смей!

— Чудище ты мое любимое, — вдруг с необычайно нежностью сказал воин и прижался к Белаве, потому что ее сейчас прижать к себе было невозможно.

Залаял Шукля, громко, заливисто. Он все это время метался между полянами и семиреченцами, умудряясь уходить из-под случайных ударов. А когда появились волки, испуганно прижался к земле. Но сейчас пес неожиданно воспрял духом и прыгнул на одного из оборотней, вцепившись тому в горло. Не ожидавший подвоха от собаки волк, взвизгнул и попытался отбиться. И временная передышка закончилась. Оборотни бросились всем скопом на прижавшуюся спинами друг к другу троицу. Чародей вновь опробовал свои заклинания, но они почти не произвели никакого эффекта, зато сила Зверя работала. Белава посмотрела на подступающего к ней волка, и силовая волна потащила того к огромному дереву, прижимая к стволу, сминая кости. Дерево затрещало, и по стволу побежала трещина. Следующий оборотень напоролся на шипящую змейку и получил удар огненным мечом, лишаясь головы и полыхая обжигающим пламенем. За спиной Зверя дела обстояли хуже.

Люди с трудом отбивались от нападавших волков, уже сообразивших, где в обороне на самом деле слабое место. Мужчины не обладали мощью и силой Зверя, но все-таки двое оборотней уже лежали обезглавленные. Зверь выдохнул струю пламени, разворачиваясь, и вокруг троицы запылал своеобразный защитный круг. Волки отступили, боясь разгорающегося пламени. За кругом остался Шукля, который успел уже получить рваную рану от своего противника.

— Стойте здесь, — рыкнул Зверь и спокойно прошел сквозь полыхающий огонь.

— Белава! — одновременно крикнули мужчины.

— Бесова девка, — выругался чародей на проигнорировавшую его ученицу.

— Боярина надо убить, — тихо сказал Радмир, поглядывая на застывшего Верхотура.

Зверь методично избавлялся от оборотней, уже не нападавших на него, а пятящихся, злобно скалясь. Один решился прыгнуть, и рыжее существо в полете ухватило волка за горло, с жадностью вгрызаясь в плоть. И нахлынуло… Забытый вкус крови, забытое чувство свободы и бега под полной и прекрасной в своем холодном свете луной, почти полет… Змейка полетела на землю, огненный меч исчез, и Зверь встал на передние лапы, хищно припадая к земле. Оставшихся два оборотня разом осмелели… зря. Когда-то она вступила в единоборство с такими же Зверями, почти такими же, как она и устояла. И Зверь, победно взвыв, кинулся на обоих. И три тела покатились по земле остервенело рычащим клубком.

Дарей обернулся и начал озираться. Радмира в круге не было. Чародей не стал искать его и, осторожно пройдя сквозь обжигающее пламя, он постучал руками по плечам, от которых шел дым, дотронулся до потрескивающих волос и бросился на помощь измотанному самоотверженному псу. Дарей успел вовремя. Челюсти оборотня готовы уже были сомкнуться на горле собаки, когда чародей отсек волку голову. Потом оглянулся на Зверя и тихо застонал. Все-таки кровь демона пьянила девушку. Оскаленная пасть, окровавленная морда и изорванные тела оборотней представляли не слишком приятную картину. Чародей с трудом отвел взгляд от ученицы в звериной личине и поискал взглядом товарища.

Радмир все-таки подобрался к боярину и стащил того с седла. Верхотур стоял теперь перед воином, глядя на того остановившимся взглядом… таким знакомым взглядом. Но похоже воина-странника не смущал этот мертвый взгляд. Он взмахнул мечем, снося голову Верхотура. Но тут меч его зашипел и начал оплавляться прямо в руках мужчины. Боярин вернул голову на место и дохнул на Радмира зеленоватым облаком. Воин схватился за горло, захрипел, падая на колени. Все попытки вдохнуть ни к чему не привели, он умирал.

Зверь резко обернулся и завыл, тяжко и горестно. Потом взъярился и в несколько скачков оказался рядом с боярином. В лапе вновь сверкнул огненный меч, и Белава пустила его в ход, полосую податливое желеобразное тело, которое пряталось под человеческой кожей. Бывший Верхотур разразился неприятным резким визгом и стек к ее лапам. Зверь фыркнул и кинулся к Радмиру… мертвому Радмиру. Контуры ее тела начали стремительно меняться, и вскоре на опушке опять стояла девушка в лохмотьях разодранной одежды. Не задумываясь над своим видом, она упала на колени перед неподвижным телом.

— Я же просила тебя, просила! — крикнула она.

Потом нагнулась к его губам, приникла в долгом нежном поцелуе, направляя через него огромный поток жизненной силы. Веки мужчины дрогнули, приоткрылись, и он глубоко вздохнул, вновь прижимаясь к губам девушки, уже просто целуя ее. Белава нежно погладила его по лицу и шепнула:

— Заканчивай уже умирать. Я тебя живого больше люблю.

— Я тоже тебя люблю, — ответил он.

Девушка легко коснулась его щеки губами и побежала к Шукле, на ходу запустив искры, ткавшие новую одежду. Пес был еле жив, и чародейка повела руками над его телом, залечивая раны и впуская в пса силу жизни. Бледный Дарей смотрел на нее, с ужасом понимая, что она была права еще в самом начале схватки.

— Ну вот и все, — прошептал он, глядя как ученица печально кивнула и улыбнулась…

— Радмир, — не своим голосом закричал чародей. — На коней, быстро!

Воин еще не понимая, что происходит, бросился к Дымку. Белава, вновь окунаясь в тихий шелест неизвестного зова, подобрала змейку, вернула в ножны, посмотрела на обоих спутников, опять улыбнулась и… закричала.

Очертания ее тела размылись, окруженные темной дымкой, становясь все более прозрачными. Но тут вернулся Зверь, удерживая девушку на опушке. И началось нечто невообразимое. Она все кричала, с искаженным болью лицом, и личины сменяли одна другую. То она была человеком, размываясь в наступающей думке, то собиралась в облике Зверя. Чародей удерживал Радмира, понимая, что сейчас, вот именно сейчас, они уже не могут ей помочь. Постепенно Зверь слабел, все более проигрывая чему-то неизвестному, что пыталось унести девушку. Наконец Зверь взвыл в последний раз, и Белава… пропала. На месте, где недавно стояла девушка, вился черный дымок. Радмир закричал, хватаясь за голову, но тут же вскинул руку, где ярко разгорался перстень.

Воздух вокруг мужчин начал плавится, раздаваясь кругом. Шукля боязливо жался к ногам заржавших лошадей. Воин успел вцепиться в повод Златы и их выдернуло с опушки, неся в образовавшуюся воронку.

Неожиданно солнечный свет ударил по глазам, и путники зажмурились. Когда они открыли глаза, то обнаружили себя недалеко от странной махины из черного камня. Дарей оглянулся и выдохнул:

— Полянск…

Глава 26

Мужчины стояли на главной площади Полянска, озираясь по сторонам. С права высился царский дворец. Он не отличался изяществом, как дворец семиреченского государя, но был массивен и основателен. Дворец охраняла стража все с тем же мертвым взглядом. Черная махина, у которой их выкинуло стояла в ста локтях от дворца, нависая над ним голодным хищником. Воина и чародея вроде не замечали.

— Надо уходить отсюда, — тихо сказал Дарей. — Я вплел купол невидимости в перенос, но он скоро разрушится. Да и не действует на полян нынче особо обычная волшба. Радмир…

Воин мрачно смотрел на черную махину и не слышал слов товарища.

— Радмир, уходим, — повторил чародей.

— Там Белава, — ответил мужчина, не трогаясь с места.

— Да, там, но мы сейчас ничего не можем сделать. Надо найти Лихого. Надеюсь, он еще человек.

Дарей положил руку на плечо товарища и встряхнул его. Воин нехотя оторвал взгляд от чернокаменного строения и кивнул, подчиняясь словам чародея. Мужчины спешно покинули площадь, нырнув в узкую боковую улицу. Великие Духи покровительствовали им, и чародей с товарищем благополучно добрались до неприметного дома за глухим забором.

Дарей пошептал, и ворота с с тихим скрипом открылись. Мужчины вошли во двор заброшенного дома.

— Чей это дом? — спросил мрачный Радмир.

— Мой, — коротко ответил Дарей.

— У тебя есть лом в Полянии? — удивился воин. — Не подозревал.

— У меня почти везде есть дома, — усмехнулся чародей. — Никогда не знаешь, где понадобится осесть. Времени для покупки и постройки у меня было предостаточно.

— Понимаю, — усмехнулся Радмир. — Чародейская жизнь длинная.

— Точно, — подмигнул чародей и открыл входную дверь.

— Одного только не понимаю, как твою волшбу на доме не заметили, — вновь заговорил воин, оглядывая внутреннее убранство временного пристанища.

— Так многие поляне такие замки имеют, даже из царских приближенных. Больше скажу, в царской сокровищнице хранится много примечательных вещей. — хмыкнул Дарей. — А теперь надо прибраться, пылищи-то сколько.

Радмир тяжело опустился на скамью, уставясь в пол, а хозяин принялся что-то разыскивать. Он все бродил по дому, заглядывая то за печь, то в подпол, то под кровати.

— Что потерял? — безучастно спросил воин-странник.

— Билуг! — крикнул чародей. — Билуг, ну-ка быстро явись пред очи мои.

Откуда-то с потолка послышался шорох, заскрипели половицы, и пред чародейские очи предстал чумазый мужичок ростом по колено хозяину дома. Он почесал под всклокоченной бородой, потом подбоченился и воззрился на Дарея.

— Явилси-таки, — неожиданным басом выдал мужичок.

— Явилси, — в тон ему ответил Дарей. — Билуг, что с моим домом? Я тебе наказал его в чистоте держать, чтобы по приезду я мог себя вольготно здесь чувствовать, а ты что?

— Чего ворчишь, хозяин? — ответил зевая Билуг. — Тебя почитай пятьдесят годков тута не было, я уж думал, что ты помер. А чего тогда спину гнуть?

— Горшком-то, самоваром пользоваться небось тебе это не мешало? — напустился на домового чародей.

— И нашел, чем попрекнуть, — обиделся Билуг. — А жрать я чего должон был? Ты ж меня к дому своему привязал, как мне сироте выжить-то было?

— Ну и нахальный же ты, Билуг. Когда я тебя привязывал? По дружбе бездомного приютил, да попросил только дом в чистоте беречь, — покачал головой Дарей.

— Не пыхти ты, батюшка, — отмахнулся домовой. — Сейчас приберу. Долго что ль?

И принялся за работу. А чародей подсел к Радмиру, все так же безучастно сидящему на скамье, и положил товарищу руку на плечо. Воин не отреагировал, только тяжело вздохнул.

— Мы найдем ее, — уверенно сказал Дарей. — Вызволим нашу Белавушку.

— А есть ли кого еще вызволять? — глухо спросил воин, и чародей отшатнулся от пустого взгляда товарища.

— Да что ты ее хоронишь? — возмутился чародей. — В ней Зверь есть, с ним не так легко справиться.

— Что-то утащить ее Зверь не помешал.

— Помешал. Если бы не вторая личина, ее бы сразу забрали, а ты видел, как она боролась.

— Это я во всем виноват! — вдруг отчаянно воскликнул Радмир.

— Да что ты говоришь-то, друже? — возмутился Дарей. — Опомнись.

— Она же говорила, чтобы я боярина не трогал! А я все равно полез. Из-за меня она силу использовала, из-за меня! — он схватился за голову.

— Глупости. — отмахнулся Дарей. — Она предупреждала, потому что знала, чем это для тебя закончится. Может боялась не успеть. Ее увидели еще с Семиречья, когда от ядовитых тварей отбивались. Я уверен. Почему только тянули и не забрали сразу мне не понятно. Она ведь знала, что будет. Разве ты не понял?

— Знала… И ничего не сказала, ничего! — снова воскликнул Радмир. — Я ведь ее столько спрашивал.

— Значит боялась рассказывать. Белавка — девка вздорная и шумная, но умная. Защищала нас от того, что знала, вот и молчала. Все одно изменить бы уже ничего не смогли. Хватит душу себе рвать, друже. Соберись. Сначала все вызнать надо, потом действовать. А терзания — удел слабых. Ты ведь всегда сильный духом был. — и чародей потряс товарища за плечо.

— Был. Теперь ослаб, — поник головой Радмир.

— Глупости, — снова отмахнулся чародей и решил пока товарища не трогать, но глаз не спускать.

Билуг тем временем прибрал дом, вычистил, вымыл. Волшба домового в Полянии разрешалась, ибо домовые завсегда дому польза. Дарей достал из бермятовой торбы продукты и занялся готовкой, поглядывая на товарища. Тот еще какое-то время сидел с поникшими плечами, потом встряхнул головой, распрямился и ударил кулаком о стену.

— Ты прав, — сказал от чародею. — Сижу, будто похоронил уже. Поборемся за Белаву, разберемся со здешними богами.

— Вот и дело, — кивнул Дарей.

После обеда, в котором активно участвовал только домовой, мужчины лишь слегка притронулись, чародей отправил вестника Лихому. Ответ пришел в виде самого Лихого и четырех разбойников, постучавшихся в ворота чародеева дома условленными четырьмя ударами с промежутками. Билуг с ворчанием впустил их.

— Ходють всякие, грязь носють, — бубнил домовой. — Еще, небось, и пожрать не против.

— Билуг, — возмущенно прикрикнул на него хозяин дома. — Ты как гостей встречаешь?

— Быль б гости, — не спасовал домовой. — Морды разбойные. А ентот, — он ткнул пальцем в вихрастого мужика, — уже к добру приглядывается.

— Иди уже отдохни, — отмахнулся Дарей, и Билуг, не прекращая ворчать, полез к себе под крышу.

Чародей усадил гостей за стол. Дела делами, а традиции надо соблюдать. Разбойники степенно расселись, достали бутыль мутноватой жидкости и молча ждали, когда хозяин заговорит. Радмир поздоровался с разбойниками, представляясь. С атаманом они уже были знакомы.

— Как величать вас, люди добрые? — спросил он.

— Это Буслай, — представил Лихой белобрысого мужика с хитрицой, притаившейся в углах серых глаз.

Буслай приподнялся, протягивая руку воину-страннику. Потом протянул руку рыжий и сильно конопатый мужик со светло-карими глазами, его звали Войко. Третий, тот самый вихрастый с блуждающим взглядом, назвался Стригой. Четвертый, самый высокий и широкоплечий, молча пожал руку Радмира и сел, хмуро уставясь в одну точку. За него опять ответил Лихой.

— Это Лешко. Он мало говорит, да и брата недавно потерял. Я писал о том, что мы троих потеряли. Так и не знаем, что с ними случилось.

Воин и чародей переглянулись, но рассказывать о судьбе трех пропавших разбойников пока не стали. Сам атаман был статен, даже хорош собой. У него были изумительные фиалковые глаза в обрамлении черных ресниц, мужественный профиль, широкие плечи и очень приятный голос. Проникновенная интонация сразу приковывали внимание к разбойничьему атаману. «Наверное, бабы по нему обмирают», — невольно подумал Радмир. Сам он однажды встречался с Лихим. Это было под Хрустальным Градом, когда они подружились с Дареем. Славное было время… Тогда они отбили охоту у орд с Темных Земель, отделенных от альвов Пустыней Потерянных Надежд, нападать на пресветлых. Лихой тогда еще не был человеком Дарея, да и разбойничьей ватаги у него тогда не было, он просто искал в той битве свою выгоду. Общались разбойник и воин-странник мало, но прониклись уважением друг к другу. После Хрустального Града Радмир Лихого больше не видел. И теперь с интересом рассматривал старого знакомца.

Наконец, на стол накрыли, мутную жидкость, оказавшуюся полянским самогоном, разлили по чаркам, и разговор неспешно потек по свободному руслу. Сначала обсудили последние семиреченские новости, на вотчине разбойнике не были чуть больше года. Сначала они шли просто разведать, потом решили задержаться из собственного интереса. Поживиться в Полянии было чем. А после остались уже по необходимости, потому что тревога чародея о том, что в этом государстве начинаются недобрые перемены, начинала подтверждаться с невероятной скоростью.

Стража стала более подозрительной и отлавливала всех, кто не являлся коренным жителем Полянии. К тому же разбойники были неосторожны, когда напали на терем князя Изяслава, и их начали разыскивать. Не нашли. К тому моменту возле царского дворца появилась черная махина. И Лихой с ребятами начали разведывать, что это. Тем более, что стремительно стали меняться волхвы, и новые служители религиозного культа стали усиленно насаждать веру в нового бога, перед которым должны были пасть все государства и земли. Царь все меньше являлся своему народу, выглядел все хуже и, наконец, совсем пропал. Напоминали о нем только новые указы, все более странные. Сначала он велел всем служивым посетить черную махину, потом начал призывать всех мужчин и юношей, причем, и эти должны были пройти через странное сооружение, стоявшее подле царского дворца. Амулеты и обереги теперь не уничтожали, как раньше, а сносило опять же в черную махину. Побывавшие в махине менялись. Лихой с ватагой уходили от таких. Тогда-то и пропала незабвенная троица. Разбойников гнали до границы города. И если ватага начала выдыхаться, то стража бежала выдерживая заданный темп, дыхание служивых не нарушалось. Троицу просто заарканили, легко выдернув из бегущей ватаги. Остальные бросились в рассыпную за городской стеной, тем и спаслись. Возвращались в Полянск ночью разными дорогами.

Потом Лихой один ходил на царскую площадь, пытался понять, что за сила идет от черной махины. Данный чародеем камень-амулет для этой цели, развалился в руках у атамана, обратившись в мелкий песок. Еще Лихой наладил… близкое общение с кухаркой с царской кухни, чтобы узнавать сплетни из дворца. Кухарка потеряла голову от красавца атамана, а толку из затеи не вышло, потому что женщину выгнали с кухни, заменив на кого-то другого. И атаману пришлось скрываться и от стражи, и от возлюбленной, которая вцепилась в разбойника мертвой хваткой. Рассказ о злоключениях героя-любовника вызвали взрыв смеха в чародеевой горнице. Лихой с невозмутимым лицом жахнул чарку:

— Чего ржете? У этой бабы просто звериное чутье, она меня везде находит. Не удивлюсь, если и сюда придет.

— Мы тебя спрячем, — со смехом ответил Дарей.

— Буду премного благодарен, — усмехнулся разбойник. — Только Радмира к ней не выпускай, а то за него уцепится. Любит она таких ладных.

— Я вас обоих спрячу, — клятвенно пообещал чародей. — А теперь о деле.

За столом стало тихо, и все взоры обратились на хозяина дома.

Глава 27

Она медленно открыла глаза и уставилась в серый каменный потолок. Потом осторожно встала и огляделась. Ее окружали такие же серые стены, как и потолок, серые и сырые. Девушка поежилась и сделала несколько шагов. Что-то звякнуло. Она посмотрела вниз и обнаружила на своей ноге неширокую и легкую металлическую цепь. Белава нагнулась и попробовала подергать цепь. То, что она прочная, не смотря на кажущуюся несерьезность, чародейка поняла сразу. Помимо того, заклинания не помогли разорвать ее. Огонь не оплавил. Цепь осталась такой же блестящей и прочной. Девушка прошлась по своему узилищу, цепь легко растягивалась, не лишая ее свободы передвижения. Она подняла голову и увидела небольшое окошко недалеко от одинокого узкого ложа, где она очнулась. Белава подошла к окошку, встала на цыпочки и попробовала дотянуться до окна, но роста не хватило. Она зло топнула ножкой и попробовала сдвинуть лежанку. Узилище огласил неприятный скрип по каменным плитам, но лежанка поддалась. Вскоре Белава уже смогла достать до вожделенного окошка, но разочарованный стон тут же огласил ее новое обиталище. Все, что девушка смогла увидеть, это была белая стена соседнего здания. И еще кусочек серых плит снизу. Голоса не долетали к ней, запахи так же, и определить, где она не было никакой возможности. Она спрыгнула с лежака и направилась к железной двери. Несколько мгновений чародейка изучала дверь обычным взглядом, потом измененным, но ничего магического не увидела. И тогда она ударила в дверь немалым потоком силы. Выплеск долетел до двери, ударился и полетел в собственную хозяйку, жестко сбив ее с ног. Белава вскрикнула и какое-то время ошалело смотрела на дверь, сумевшую дать ей сдачи. Она встала, потирая ушибленное при падении бедро и решила действовать иначе.

— Эй, — заорала она, — есть кто живой?

Ответа не было. Девушка постучала в дверь кулаком, потом начала молотить ногой. Грохот стоял жуткий, оглушая ее саму, но настырная девка не сдавалась, продолжая стучать в дверь и орать. Никто не отозвался. Вместо ожидаемого ответа, посреди камеры появился небольшой стол на резных ножках. На столе стояло блюдо с фруктами и изящный серебряный сосуд и такой же изящный кубок.

— Чего это? — вопросила она, глядя на сосуд. Нагнулась, понюхала. — Вино что ли? Споить хотите? Не на ту напали!

Она подбоченилась и отвернулась. Звон за спиной привлек ее внимание. Она обернулась и узрела, как сосуд с вином поменялся на небольшой самовар, а фрукты на аппетитно пахнувшие крендельки. Белава гулко сглотнула и взяла кренделек. Осторожно откусила кусочек, и вскоре от кренделька остались крошки.

— Так-то лучше, — сказала она неизвестно кому и налила себе чай. — На чем сидеть-то? Я стоя есть не привыкши, — заворчала она и ойкнула, ощутив, как под девичий зад нырнул стул.

Странное гостеприимство вселяло некоторые надежды, конечно, но цепь на ноге совсем не радовала. Самое замечательное было то, что ее сила оставалась все еще при ней. Появился вопрос, зачем тогда притащили сюда и оставили в живых. Белава сосредоточенно поглощала крендельки, запивая вкусным чаем, и продолжала думать. Особых выводов сделать не удалось, потому что ее нынешнее положение было совершенно непонятно. Эх, с мастером бы поговорить… Стоп! Она лихорадочно осмотрелась. Нужно отправить вестника!

Белава огляделась, конечно, седельная сумка осталась на Злате. Но ведь у нее был запасной вариант, и девушка зашептала альвийское заклинание. Разодранный костюм сменился новым, на шее появился мешочек, в котором лежала бумага, перо и маленькая чернильница, конечно, с чернилами. Девушка быстро написала несколько строк, сложила и, шепнув на грамотку, отправила свою «синичку» на поиски чародея. Вестнику ничего не помешало, но… все письменный принадлежности исчезли, не по ее желанию. И Белава занервничала, сообразив, что вестника могли выпустить специально. Она нахмурилась и зло крикнула:

— Хозяин, ну-ка покажись!

Никто не показался, не отозвался, еще и столик с кренделями исчез. Белава нахмурилась. В игры значится играть решил неведомый хозяин, ну-ну… Вот только пусть покажется… Девушка прошлась из угла в угол, постояла немного и еще походила. Неизвестность начинала раздражать. Не, ну на самом деле, утащил, так покажись и скажи, что надо-то от честной девицы.

— Покажись, — снова крикнула она, — добром прошу! Потом ведь хуже будет.

Легкий ветерок прошел по узилищу, напоминая легкий смешок. Ну все… Белава сформировала небольшой воздушный вихрь, чуть покрутила пальчиком в центре образовавшейся воронки, вытягивая и расширяя вихрь и распахнула руки, вкладывая в свое создание силу. Вихрь понесся к стене, где была дверь, ударился в нее и… отскочил, не причинив стене ни малейшего ущерба. Белава еле успела отбежать в сторону, когда закрученный воздушный поток понесся к противоположной стене, потом срикошетил и от нее, начав метаться по узилищу. Наконец догнал свою создательницу и с немалой силой припечатал к серой стене. Она вскрикнула и сползла вниз, теряя сознание и оставляя за собой красный след…

Яркий свет ударил по глазам, заставляя сморщится от дикой боли в голове. Белава приоткрыла глаза и поспешила снова их закрыть. От этого маневра стало еще хуже, если только такое могло быть. Чьи-то прохладные пальцы легли ей на лоб, ласково погладили волосы, потом спустились ниже и замерли.

— Сейчас будет легче, — тихо сказал незнакомый мужской голос.

Девушка почувствовала как с руки неизвестного заструился поток… жизненной силы. Боль прошла практически сразу, но врачевание продолжалось. Оказалось, что болела не только голова. Хрустнули кости в плече, выпрямляясь и сращиваясь. Потом стало легче дышать, когда ребра заняли положенное им место, срослась небольшая трещина в черепе над ухом. Все это она ясно чувствовала. Но открыть глаза все равно было больно все из-за того же яркого света, и она продолжала лежать неподвижно, ожидая, что последует дальше. Прохладная рука еще чуть задержалась на ее голове, потом соскользнула и свет начал меркнуть.

Белава открыла глаза и села. Серые стены узилища уже не окружали ее. Она сидела на большой широкой скамье, кроме этой скамьи больше ничего в огромном светлом зале с разрисованными стенами не было. Если не считать возвышения в конце зала, на котором стоял золотой трон, невероятно красивый. Тонкий и ажурный, как самое искусное кружево. Вокруг трона вилась легкая белоснежная дымка, напоминая облако. На троне никого не было, вообще в зале никого не было, кроме девушки. Она оглянулась, ища глазами того, кто лечил ее, но тот будто растворился в воздухе. Она еще немного посидела, а потом решила рассмотреть то, что было нарисовано на стенах.

Практически везде была изображена бескрайняя водная стихия. Среди волн угадывались невиданные существа, то ли рыбы, то ли животные. Кое-где над поверхностью воды виднелись крыши странных строений, взмывая тонкими шпилями в ясное небо. Иногда встречались птицы, большие с белесыми глазами и перепончатыми лапами. Белава обходила зал по периметру, со все большим любопытством рассматривая изображения. Постепенно она приблизилась к возвышению с троном. И вот за ним не было воды, там была нарисована земля. Поверхность суши украшали деревья, покрытые розовыми цветами, в ветвях вили гнезда птицы с ярким оперением, такие же неведомые, как и нарисованные водные создания. Потом девушка перевела взгляд на трон и только сейчас поняла, что возвышение с золотым креслом является продолжением рисунка, казавшееся островом над голубой гладью пола, в котором будто застыли все те же неизвестные рыбы. Тогда Белава задрала голову и увидела, что на потолке сияет солнце, там было небо, начинавшееся от верхней части стен. Девушка так и замерла, рассматривая устройство зала. Она не смогла скрыть восхищенного вздоха.

— Нравится? — неожиданно раздался тот же мужской голос.

— Да, — кивнула чародейка и спохватилась, сообразив, что теперь она уже не одна в зале.

Рядом с ней стоял мужчина в белой рубахе с распахнутым воротом и в темных штанах, заправленных в высокие сапоги. Длинные светлые волосы свободно струились по плечам. На вид ему было не больше тридцати лет. Он с интересом смотрел на Белаву очень светлыми зелеными чуть мерцающими на свету глазами. Ничего угрожающего или настораживающего в поведении мужчины не было. Он скрестил руки на груди и следил за лицом чародейки с легкой полуулыбкой. Потом улыбка его стала шире, приоткрыв чуть заостренные зубы. Белава дернулась, усиленно вспоминая что-то. Прошлась перед мужчиной туда-сюда. Он молчал, продолжая наблюдать за ней. Вдруг она остановилась, повернулась к нему и удивленно спросила:

— Мари?

Правая бровь мужчины поползла изумленно вверх. Он опустил руки и подошел к ней.

— Ты знаешь мое родное имя? Откуда?

— Но Айвор сказал, что добил… — сказала она самой себе и осеклась, уже с иными чувствами оглядывая зал.

— Ты знаешь жреца-хранителя? — к правой брови присоединилась левая. — Так он еще не сдох? Значит я правильно ушел подальше, — теперь уже мужчина разговаривал с самим собой. Потом вновь поднял на нее взгляд. — Любопытно…

— Что? — девушка сделала шаг назад.

— Расскажи мне о вашем знакомстве, — ответил мужчина и сел на первую ступень возвышения к трону.

Чародейка поджала губы и направилась к скамье. Но не успела она сделать несколько шагов, как приподнялась над полом и невидимая, но крайне ощутимая сила потащила возмущенную Белаву обратно, усадив рядом с хозяином зала на ступеньку. Девушка попробовала использовать свою силу, но мужчина усмехнулся и погрозил пальцем.

— Ты ведь уже убедилась, что твоя сила здесь становится для тебя опасной, — сказал он. — Так расскажешь?

— Сначала ты мне, мил человек, расскажи, зачем я тебе нужна, — ответила упрямая девка.

Мужчина задумчиво смотрел на нее, ничего не отвечая. Потом машинально заправил ей за ухо выбившуюся прядку и произнес:

— Я сам еще до конца не решил, — ответил он. — Сначала хотел оставить тебя до тех пор, пока не смогу разобраться с кровью демонов, что есть в тебе, мне нужна эта сила. А теперь вот думаю о большем.

— О чем это о большем? — подозрительно спросила Белава.

— У бога должен быть свой пантеон, — ответил мужчина. — Почему бы не начать легенду с того, что великий бог Благомил однажды встретил свою прекрасную девицу и вознес ее к себе?

— Чего? — она искренне не понимала собеседника.

— Потом поймешь, — усмехнулся он. — Да, зови меня Благомилом, в этом мире у меня это имя. И еще…

Руки Мари-Благомила поднялись к лицу Белавы, заключив его в прохладный капкан, светло-зеленые глаза приблизились к ее глазам, и девушка вскрикнула от ощущения, что ее пытаются ослепить. Благомил забирал у нее силу жизни, вытаскивая искрящийся поток через глаза. Девушке казалось, что глазницы нагрелись, глаза, если еще не лопнули, то вот сейчас обдадут лицо влажными брызгами.

— Потерпи немного, — донесся до нее голос, в котором легко угадывалось сочувствие, и пытка продолжалась. Потом она опять потеряла сознание.

Когда Белава открыла глаза, которые все-таки остались на положенном им месте и даже видели ничуть не хуже, первое, что она заметила, это светло-зеленые мерцающие очи новоявленного бога. Следующим стало неприятное открытие, что ее голова покоится на коленях мужчины. Благомил улыбнулся, опять обнажив заостренные зубы, и Белава вскочила на ноги, чтобы в следующее мгновение опуститься обратно с тяжким стоном. Она была пустая… пустая! Сила жизни, столько лет уютно наполнявшая ее, исчезла. Страшное ощущение невосполнимой потери потрясло девушку, и она разрыдалась.

— Успокойся, — тихий голос медленно вползал в сознание. — У тебя кое-что еще осталось.

Осталось? Ну, да, дар ясновидения и Зверь. Ярость начала захлестывать девушку, и откуда-то из утробы рванул нечеловеческий вой, но… Белава несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Что сдержит Зверя теперь, когда он стал единственной силой в ней? Предостерегающие слова Бермяты мелькнули в сознании, и Белава интуитивно почувствовала, что теперь вторую личину трогать нельзя, слишком опасно для нее самой. И чувство собственного бессилия нахлынуло на нее с удвоенным рвением. Среди рыданий пришла неожиданная мысль: «а ведь я живая, любой дар, и я снова наберу силу… но не жизненную… но силу!» Она утерла слезы, встала, подбоченилась и бросила гордый взгляд на Благомила.

— А ну-ку, дядечка, выпускай меня давай. Силу забрал, теперь открывай ворота.

— А ты забавная, — тихо засмеялся новоявленный бог. — Я уже практически уверен, что не хочу тебя отпускать.

— Гад какой, — зло сплюнула на затейливый пол Белава и преисполнилась боевым духом.

Глава 28

Ночной Полянск был похож на кладбище, так же нем и тих. Только мерные шаги ночной стражи иногда вспарывали эту неприятную тишину. Радмир сидел на крыльце чародеева дома и рассеяно крутил на пальце перстенек с изумрудом. К нему вышел Дарей и сел рядом, держа в руке несколько грамот, прилетевших к нему еще за светло. Первый вестник был от Бермяты, который спрашивал, как обстоят дела. Второй оказался от Первого Царского Чародея Милятина. Милятин сообщал, что дружина царских чародеев находится в одном дне пути. Дарей вздохнул, прочитав:

— А толку-то с вас, — но в ответ рассыпался в уверениях, что крайне рад столь мощной поддержке и с недоброй ухмылкой приписал. — «Прискорбие вызывает то, что на полян волшба не действует». Пускай голову поломают, а то совсем обленились да жиром заплыли в своих палатах. Нам бы старые добрые мечи совсем не помешали. Впрочем, мы еще ничего не знаем об этом боге.

Третий вестник прилетел несколько минут назад. Дарей протянул грамоту Радмиру, тот нехотя взял, взглянул и тут же жадно вчитался в строки. «Мастер, сижу в каком-то узилище, сила при мне. Кормят, поят. Чего надо от меня не ведаю. Не печальтесь обо мне, лучше вызволите поскорей. И скажите этому насмешнику, что от меня он легко не избавится. Ваша ученица…»

— Белава, — выдохнул воин. — Живая… солнышко мое ясное, — и счастливо улыбнулся.

— Вестник ее — синица, — сказал чародей. — Подраненная прилетела, стало быть вскрывали этот вестник. Когда отправила неизвестно, что с ней сейчас тоже. Но надежда есть, что и сейчас с ней все хорошо… очень на это надеюсь.

— Что будем делать? — Радмир наконец оторвался от грамотки и посмотрел на товарища.

— Как и обсуждали за столом, надо проникнуть во дворец. Не нравится мне, что царя не видать, да и оттуда больше узнаем. Лихой уже отправился к своей зазнобе. Так что ждем его и известий.

Дарей вернулся в дом, а воин опять начал перечитывать грамоту от Белавы. Потом сложил ее, спрятал за пазуху и поднял голову, с улыбкой глядя на звезды.

— Я тебя найду, — шепнул он и пошел в дом.

После полуночи вернулся Лихой, взлохмаченный, красный с большими глазами. Ожидавшие его чародей с Радмиром встретили разбойника с тревогой в глазах. Дарей сунул атаману воду, но тот отмахнулся:

— Самогона налей, — сказал он, переводя дыхание.

— Что случилось? — спросил чародей, наливая чарку. — За тобой гнались?

— Да, — тяжело выдохнул разбойник. — Насилу ушел.

— Стража? — воин подсел поближе.

— Чего? Какая стража? — перевел на него шальной взгляд Лихой. — Да лучше бы стража! — он вдруг зло бахнул чаркой о стол. — Бесова баба, чтоб ей…

Чародей и воин переглянулись и, не сдержавшись, хмыкнули. Разбойник поднял на них глаза и вдруг разозлился.

— Чего ржете? Я от нее по крышам только что не уходил, только недавно удалось со следа сбить. Главное, пришел честь по чести, приласкал, умаслил, потому как не хотела со мной разговаривать. Потом обговорили все, уходил уже, а она жалобно так: «Не уходи, соколик, дай еще разок тебя к груди прижму», вот тут я и не выдержал, побежал.

— Так что ж ты бабоньку не уважил? — рассмеялся Дарей. — Уж кто как не ты в этом деле мастак.

— Бабоньку? — Лихой даже задохнулся. — Вы ее видели? Она выше меня на голову, в плечах шире в два раза. Она подковы пальцами гнет! Да на мне после нее живого места нет, больной три дня лежу. Ежели бы она не осталась единственной бабой во дворце, то и не сунулся бы к ней близко.

— Да неужто так все плохо было? — опять усмехнулся чародей, воин предпочел спрятать улыбку.

— Плохо? Я от нее месяц прятался, а однажды попался случайно, по глупости. В кабаке засиделся, а ее туда бесы занесли. Допил последнюю чарку и вышел, а она мне по темечку кулаком… КУЛАКОМ! Я и сознание потерял, очнулся, а она меня на плече несет. Какая баба так сделать сможет? Уж и не знаю откуда силы взялись, извернулся и ходу. — помолчал немного и тихо добавил. — Боюсь я ее.

И тут чародей не сдержалась и захохотал, даже слезы навернулись на глаза. Радмир изо всех сил сохранял сочувствующее выражение на лице, понимая, что атаман сейчас рассказал то, о чем не каждый решится поведать. Лихой некоторое время смотрел на заходящегося от хохота хозяина дома, потом покраснел и вскочил.

— Дарей! Я очень тебя уважаю, но если ты продолжишь насмехаться, я уйду и больше ко мне не обращайся. Сам с этим богатырем в юбке любиться будешь!

— Не ругайся, друже, — пытаясь справиться со смехом, воскликнул чародей. — Не гневайся на меня. Наверное слишком тяжело последнее время было, вот и не сдержался. Еще чарочку?

— Давай, — Лихой опустился обратно на лавку и снова тяжело вздохнул.

Мужчины посидели молча, ожидая пока разбойник начнет говорить. Тот все еще собирался с мыслями, явно переживая, что свидеться со своим личным кошмаром ему еще раз придется. Он махнул одну чарку, вторую, третью, закусил услужливо подставленным холодным мясом и наконец начал говорить.

— Сказала мне… Гремила, что есть во дворец одна тайная дорожка, подземная. О ней знают всего пара-тройка человек. По нему царские яства выносили, утварь золотую да серебряную, в общем, челядь использовала. Когда людей менять начали, про дорожку прежние работники новым не сказали, потому должна она быть свободна. Начинается ход от главной Храмины, аккурат за ней сараюшка стоит, а в нем крышка землей присыпана. Вот оттуда и надо идти. Гремила сказала, что есть несколько ответвлений, потому с ней идти надо, — в этом месте атаман очень нехорошо выругался. — Я ей сказал, что царскую сокровищницу хочу пощупать, она сама мне про подземный ход и рассказала. Я бы вас одних направил, но без меня не поведет, влюбилась дура… Правда, еще Радмир остается… — Лихой вдруг с надеждой взглянул на воина, — может увидит его и от меня отвяжется?

— Друже, — вмешался чародей. — Радмира нельзя трогать. Если про это узнает моя ученица, поверь, твоя Гремила сущей радостью тебе покажется.

— Так твоя ученица в плену вроде, — Лихой явно не хотел расставаться со своей идеей.

— Эта от самого хозяина Затонухи сухой ушла, довела двух Водяных до того, что теперь они при ее голосе вздрагивают, испепелила Аспида, оборотней разогнала. Да что там, я сам ее боюсь, так что вырвется и тогда мало никому не покажется. Потому оставь мечты, придется тебе наш отряд возглавить.

Разбойник вздрогнул и вздохнул тяжко.

— Моя Гремила-то и хозяина Затонухи в бараний рог свернула бы… Э-эх… Ладно, береги своего странника, жертвуй атаманом лихим, — укоризненный взгляд разбойника чародей нагло проигнорировал. Лихой опять вздохнул и продолжил говорить о деле. — Значит так. Сказал ей, что сам приду, когда пора идти во дворец будет. Тогда и поведет. Решайте, когда хотите идти, я подчинюсь. Сам я в эту петлю не полезу.

— Сейчас, — решительно встал Радмир. — Чего тянуть. Да и проще ночью.

— Погоди, друже, — взмолился атаман. — Может завтра аль еще погодим.

— Чего годить? — воин решительно направился за оружием. — Пока выжидать будем, Белава погибнет.

— Дарей сказал, что она одна всех победить может, а Гремила меня однажды переломает в ласке своей. — заспорил разбойник.

— Братислав, — возмутился воин-странник, назвав атамана его настоящим именем. — Будь же храбрым мужем, каким всегда был. Гремила твоя всего лишь баба. Нельзя тянуть.

— Нельзя, — поддержал товарища чародей, и Лихой обреченно застонал. — Давайте собираться. Нам еще до царских палат добраться надо будет и уйти из дворца затемно лучше.

Радмир уже стоял, экипировавшись набором альвийских ножей и коротким мечом, имевшимся в его арсенале. Он нетерпеливо переступал с ноги на ногу, ожидая своих спутников. Дарей деловито собирался, набирая по большей части мешочки с какими-то порошками. Потом достал подарок Бермяты, решив опробовать оберег, который должен был сделать их незаметными для обитателей дворца. Лихой ничего не готовил, он сидел, ссутулив спину, до тех пор, пока с улицы не донесся громоподобный рев:

— Лишенько мой, соколик ясный, покажись! — Лихой побледнел и малодушно спрятался за чародея. — Я ведь сейчас ворота снесу, ты меня знаешь! Выходи, любый мой, по хорошему, не то сама за тобой зайду.

— Ой, ты ж жисть моя пропащая, — выдохнул разбойник и еще более малодушно осел в бессознательном состоянии.

— Вот это голосина, и в прям Гремила, — восхитился Дарей и поспешил к воротам, за которыми раздавалось грозное сопение.

Он осторожно приоткрыл створ и отлетел от удара по воротам с той стороны. В образовавшийся проход протиснулась весьма немаленькая женщина. Легко подняла чародея за грудки, поставила на ноги и, потупя очи, вопросила:

— Красавец мой у вас? Лихим кличут.

— У нас, — ответил Дарей и сделал шаг назад. — Проходи, красавица…

— Ой, скажешь тоже, — она кокетливо захихикала и хлопнула белой ручкой по чародейскому плечу, от чего тот чуть снова не сел на землю.

Гремила двинулась к дому тяжелым маршевым шагом, умудряясь при этом плавно покачивать бедрами. Ступени крыльца жалобно заскрипели под ее шагами, и женщина-богатырь вошла в дверь, пригнувшись, чтобы не удариться о притолоку. Дарей следовал за ней на некотором расстоянии, опасаясь снова попасть под могучую длань. Гремила огляделась, заметила бледного разбойника, не желающего приходить в себя и заревела:

— Кто посмел моего сладенького обидеть?

Она обвела тяжелым взглядом горницу, заметила невольно отступившего в тень Радмира и угрожающе надвинулась на него. Воин судорожно вздохнул и сделал шаг в сторону, мысленно извиняясь перед разбойником за недоверие. Гремила проследила за движением мужчины и вдруг зарделась, потупила большие синие очи и часто заморгала ресничками.

— Здрав будь, добрый молодец, — проворковала она громовым раскатом голоса, и Лихой приоткрыл один глаз, наблюдая, как его подруга усилено кокетничает со странником.

— И тебе не хворать, красна… девица, — ответил Радмир, бросая взгляд на выдавшего себя атамана. — А вот и соколик твой очухался.

Лихой тут же поспешил снова лишиться сознания, но Дарей уже поднимал его, спеша на помощь воину, который мог стать новой жертвой гремилиных страстей, все еще не сводящей с него взгляда.

— Гремила, душа моя, — простонал разбойник, недобро глядя на чародея.

— Лишенько мой, — умилилась баба и заграбастала его в медвежьи объятья.

Атаман захрипел, пытаясь освободиться. Гремила откинула его назад, впиваясь в атаманские губы жарким поцелуем, но… продолжая лукаво смотреть на Радмира. Тот поспешил спрятаться за чародея, приговаривая:

— Аки голуби, ну чисто голуби нежные. И любит же тебя, Лихой, прям как моя Белава.

Гремила при упоминании некой Белавы потемнела ликом, но коситься на воина-странника не перестала. Лихой незаметно продемонстрировал кулак чародею и воину и покорился судьбе, погладив бабу по могучей спине. Наконец, его вернули в вертикальное положение, и разбойник поспешил отойти в сторону. Впрочем, могучая длань возлюбленной тут же вернула его под свое размашистое крыло.

— Гремила, душа моя, — начал Лихой. — Ты мне кое-что обещал недавно. Готова ли ты показать нам подземный ход сейчас?

— Сейчас? — она надула губки. — Покажу, так и быть, ежели после пойдешь со мной.

— У нас дела, голубка моя нежная, — попробовал сразу отговориться атаман.

— Стало быть с вами буду, пока дела не закончите. — она легко не сдавалась.

— Это не бабское дело…

— Буду с вами, я сказала, — Гремила ударила могучим кулаком по столу, и тот зашатался с жалобным скрипом. Возражений ни у кого не нашлось.

Вскоре трое мужчин уже шли за огромной женщиной, топот которой, казалось, способен разбудить весь Полянск. Остальных решено было не будить. Они прошли узкими улицами, миновали торговые ряды, обогнули царскую площадь, стараясь сильно не шуметь. Здесь даже Гремила вдруг пошла легко и почти неслышно. Наконец показалась главная Храмина. Она отличалась от остальных высотой строения и резными изображениями мифических существ, расставленных по дороге ко входу. Внутреннее убранство так же сильно отличалось от культовых сооружений. Обычно внутри Храмины располагалось только капище и идол, в главной же Храмине Полянии стены были расписаны, имелись скамейки, очерчивающие круглые очертания сооружения. И идол, изображавший четырехликую статую Великих Духов, был отлит из золота, а в глазах Духов стояли драгоценные камни. Но путники миновали и Храмину, устремляясь к хозяйственной пристройке, маленькому сараю.

Гремила легко сняла висячий замок, разомкнув дужку, и открыла дверь, сразу же опустившись на корточки. Она некоторое время водила над полом рукой, потом потянула за веревочное кольцо и тяжелая крышка поднялась, открывая проход под землю. Женщина махнула рукой спутникам и первая нырнула в черную дыру. Мужчины последовали за ней. Когда они спустились, Гремила ждала их с зажженным факелом. Радмир осмотрелся и увидел несколько факелов, приготовленных для подобного случая. Гремила осмотрела троих мужчин, кокетливо похлопала ресничками и повела за собой.

Дарей подошел к ней поближе, желая поговорить. Женщина заметила чародея и кивнула, давая понять, что говорить можно.

— Скажи, Гремилушка, — начал Дарей, тщательно подбирая слова. — Что ты знаешь о явлении бога на земле?

— Этот дурацкий бог… — она вдруг скривилась. — Он явился несколько лет назад, может десять, может чуть меньше. Я тогда убиралась в покоях, это уж после меня взяли в кухарки. Так вот, он явился к царю и предложил возвеличить его. Благомил не такой как мы, совсем другой. Говорит как-то иначе, выглядит иначе, особенно глаза, будто зеленоватая вода. Царь тогда посмеялся над пришлым, но тот не смирился. Уж не знаю как, но он добился того, что стал первым советником при нашем Краснославе. Царь Благомилу только что в рот не смотрел. Пришлый жил в большом тереме недалеко от дворца. Перед ним все трепетали. Стоило ему взглянуть на тебя, и ноги подгибались, такая дрожь шла по телу. Будто… будто жизнь уходила. Я аж холодела вся. — мужчины с сомнением переглянулись, но перебивать не стали, и Гремила продолжила. — Потом первый советник стал единственным, кого царь принимал ежедневно, всех остальных звал только чтобы издать новый указ. Народу Краснослав показывался еще о прошлом годе, но уж почитай месяца два его вообще никто не видел. Меня вскоре убрали из двора, что там происходило дальше, я не знаю. А Благомил поселился в этой страшной махине. Зайти туда нельзя, дверей нет.

— А как же воины, которых царь призвал? — вмешался Лихой.

— Соколик мой любопытный, — она растянула губы в ласковом оскале. — Там стена тает, когда надо кого-то запустить или выпустить. Иначе внутрь не попадешь.

— Неужели никак не проникнуть? — в голосе Радмира появилась нотка отчаяния.

— Никак, — подтвердила Гремила. — Но к царю Благомил приходил, не открывая свою махину.

— Любопытно, — задумчиво произнес чародей. — А откуда он взялся в Полянии, даже никаких толков не ходило?

— Только когда стали менять волхвов, начали говорить, что он пришел со далеких звезд, чтобы изменить наш мир. Но однажды я слышала, как шептался прежний первый советник с начальником стражи, что Благомил явился из Семиречья. Вскоре их обоих нашли мертвыми, а я смолчала, что нечаянно их разговор подслушала, убираясь в соседних покоях.

— Из Семиречья? — вновь заговорил Дарей. — Ну, это уже что-то… Гремила, а заметила ли ты, как поменялись ваши войны?

— А кто ж не заметил, — хмыкнула она. — Вот был у меня дружок, стражник Звяга. Ходил ко мне, подарочки дарил. Веселый был, жуть. А однажды иду, а он подле дворца стоит. Я ему подмигиваю, а он будто не признал, даже не ответил. Ну, я и осерчала, — мужчины тихо усмехнулись. — Подхожу к нему, руки в бока уперла. Думаю, сейчас встряхну его, а тут Звяга на меня глаза поднял, а они пустые… дохлые. Тут-то меня страх и разобрал. С тех пор ни разу не слышала, чтобы он засмеялся. А ведь такой смех у него был замечательный, я всегда тоже начинала смеяться, даже если злилась. Не ревнуй, мой соколик, — женщина вдруг обернулась к атаману, и тот вздрогнул. — Я тебя лишь люблю, — мужчина гулко сглотнул и побледнел. — А потом я стала замечать, что и все изменились. Не только стража. Если бы меня не прогнали, я бы сама ушла. Уж больно жутко стало там находиться.

Она замолчала, и мужчины не стали нарушать это молчание. Путники прошли несколько развилок и приблизились к небольшой деревянной двери. Гремила приоткрыла ее, заглянула внутрь и уверенно шагнула, поманив за собой своих спутников.

Глава 29

Белава сидела в просторных покоях, уныло глядя на красивое зеленое платье, лежавшее на широкой постели. После ее попытки затеять скандал, Благомил растворился в воздухе, а она оказалась в этих самых покоях. Не так давно к ней явился бесплотный дух пожилой женщины и сообщил, что великий будет ожидать ее на ужин, а потом появилось это дурацкое платье, причем, не одеть его она не могла. Злобно пыхтящую девушку вымыли в каком-то необычайно большом корыте на ножках, предварительно лишив одежды, тем же простым способом, она просто исчезла с тела. Неприятным открытием стало и то, что альвийское заклинание более не откликалось. И вот теперь она сидела, замотанная в широкое белоснежное полотно, и все тот же бесплотный дух расчесывала ей волосы, сразу подсушивая. Такой беспомощной чародейка себя не чувствовала никогда!

Сначала Белава злилась и пыталась воевать с призраками, окружавшими ее, но тем ее возмущения были безразличны, и девушка решила сберечь запал для Благомила. Наконец ее втиснули в платье, в странную узкую обувь на каблучках, в уши вдели изящные серьги и поставили перед зеркалом. Нельзя было сказать, что ей не понравилось свое отражение. Из зеркальной глади на нее смотрела невероятно красивая девушка в водопаде ничем не скрепленных каштановых волос. Платье мягко облегало фигуру, спадая на пол широкими складками. Она попробовала пройтись в необычной обувке, приноровилась и сказала вслух:

— Вот бы насмешник мой ненаглядный сейчас увидал меня…

— Кто этот насмешник? — раздался голос Благомила, и Белава обнаружила, что ее перенесли в другое место.

Она огляделась. Это был еще один большой зал, но не тронный, скорей огромная трапезная, уставленная по периметру канделябрами со свечами, но горели они не обычным огнем. Это был холодный белый магический свет. Наверху висел светящийся шар, очень похожий на тот, что девушка видела в жилище Айвора. Посреди зала стоял длиннущий стол, накрытый на двоих. Белава даже облегченно вздохнула, увидев, как далеко будет сидеть от Благомила. По углам замерли призраки, почти незаметные и безучастные ко всему.

— Ты не ответила на мой вопрос, — хозяин здешних хором оказался рядом с ней, с интересом рассматривая свою пленницу.

— А тебе-то что за дело? — хмыкнула девушка и отошла от него.

— Не терплю соперников, — Благомил обнажил в улыбке свои жутковатые зубы.

— Тю-ю, — насмешливо протянула наглая девка. — Даже не беспокойся, ты ему не соперник.

— Хм… — новоявленный был явно недоволен, но пока решил оставить эту тему. — Ты восхитительна, дорогая моя. Отныне будешь носить только платья, мне так больше нравится. — потом глянул на тот конец стола, где было накрыто для девушки и кивнул головой молчаливому духу. — Перенеси все ко мне ближе.

Несмотря на недовольство, Белаву усадили по правую руку от Благомила, и она отчаянно искала, чем бы ему отравить трапезу. Вообще состояние бессильной злости просто душили девушку. Она хмуро сидела над своей тарелкой, на которой лежал аппетитный кусок мяса с овощами. Благомил поднял золотой кубок и посмотрел на пленницу.

— Выпей со мной, — сказал он. — Так давно не было приятных сотрапезников.

— Пей сам, пьяница, — огрызнулась девушка.

— Я не пьяница, — нахмурился Благомил. — Возьми кубок, красавица, а то ведь и заставить могу.

— Не собираюсь я пить с тобой и есть тоже не буду. И не нравишься ты мне вовсе. Лучше сразу отпусти, а то ведь кровушку тебе попорчу, — она с вызовом уставилась на мужчину.

— Возьми кубок, — спокойно повторил он.

— Накось, выкуси, — и Белава показала ему фигу.

— Дело твое, — усмехнулся Благомил.

Белава откинулась на спинку резного стула, воинственно глядя на него и нагло усмехаясь. Благомил не сводил с нее насмешливого взгляда. Девушка расслабилась, но вдруг побледнела, наблюдая, как ее собственная рука потянулась к кубку, взялась за него и понесла к губам, которые так же самостоятельно приоткрылись, и приятное вино потекло в горло. Потом еще глоток, затем кубок вернулся на стол, а руки взялись за странный прибор с зубчиками и за нож. Аккуратно отрезали кусок мяса, нанизали его на эту самую зубастую штуку и понесли ко рту, который опять послушно открылся. Прожевала, проглотила, запила глотком вина и… улыбнулась. Против собственной воли. Белава попробовала закричать на улыбающегося Благомила, но вышло лишь невразумительное мычание.

— Так-то лучше, дорогая моя, — сказал он. — Разве тебе не понравилось мое угощение? Попробуй еще кусочек.

Она отчаянно замотала головой, но через мгновение голова застыла, не слушаясь своей хозяйки, а руки вновь самостоятельно отрезали кусочек и положили в рот. Она ела, а из глаз текли слезы, единственное, что еще слушалось девушку.

— Ну-ну, красавица, — усмехнулся Благомил. — Теперь ты понимаешь, что я могу заставить делать все, что пожелаю, все.

Она сглотнула, представив, что он может пожелать, побледнела еще больше и даже не сразу заметила, что тело вновь подчиняется ей. Осознала это Белава только тогда, когда дрожащая рука потянулась за кубком уже по ее желанию. Девушка допила все вино до конца и опять отвалилась на спинку стула, начиная наконец понимать, к кому на самом деле она попала. Стало страшно, по настоящему страшно. Она с тоской подумала, что где-то там, за этими стенами ее наверное ищут, что Радмир и учитель сделают все, чтобы вытащить ее, но как они смогут бороться с… ЭТИМ? Никогда мастер не рассказывал, чтобы кто-то вот так мог заставить чужое тело подчиняться. Не внушить, не заморочить, а просто полностью подчинить. Ей пришла в голову мысль.

— Благомил, а сколько человек ты можешь заставить выполнять твою волю за раз?

— Много, — усмехнулся он.

— А чародеев?

— Может и посопротивляются, но все равно сломаю, — в голосе Благомила послышалось самодовольство.

Девушка задумалась. Все оказалось гораздо хуже, чем они думали. Надо что-то делать, но что?.. Для начала она решила умерить пыл и попробовать быть более покладистой. Белава посмотрела на стол, где уже почти остыл ужин, потом мило улыбнулась.

— Ты уж прости меня, Благомил, я буду послушной.

— Так-то лучше, — усмехнулся он. — А где Айвор?

— Отправился в ваш мир. А как ты выжил, да силищу такую набрал? Он считал, что ты умер, — действительно любопытно.

— Я и умер… почти. Меня подобрала знахарка из деревеньки Медянки. Сначала прятала меня, не похож все же на вас. Выходила, откормила. Прожил я с ней до ее смерти, лет двадцать. Все равно сил не было. Она меня своему ремеслу обучила, с того и начал. Правда, из Медянок я ушел, как только бабку похоронил. Да и чувствовал я, что где-то жрец рядом. И я направился подальше от Медянок, осесть решил в городе Вьялица. Неплохой городок, но тоскливый. Десять лет знахарствовал там, свел дружбу с местным колдуном, он-то и рассказал мне про Богатейку. После этого я направился в Белый Град. Поначалу я думал, что смогу вернуться домой через озеро, но никакой портал не открылся. Легендарное озеро оказалось просто озером, а золото всего лишь наваждение от царских чародеев. И такое у меня было разочарование, ты не представляешь, моя дорогая. Я даже попытался утопиться. Но когда я уже шел ко дну, случилось чудо, настоящее чудо! Я ведь не водный, я земной. Таких мало осталось в моем мире, потому я и хотел все перевернуть и вернуть нам сушу. Это я к тому, что я не владею боевой трансформацией жреца, и не могу дышать под водой. И вот опускаюсь я на дно, чувствую, что захлебываюсь и вдруг вспышка, ослепительная, обжигающая. Меня вынесло на берег. Некоторое время я лежал, пытаясь отдышаться и в этот момент я понял, что мне не надо домой, я уже дома! Здесь есть все, о чем я так долго мечтал— земля! И когда я понял все это и встал, первое, что я ощутил, это свою силу. Сила моего мира вернулась ко мне. То ли вспышка на дне озера, то ли осознание, что я нашел свой мир, но это стало толчком к пробуждению силы.

С того момента все изменилось. Я начал изучать летописи вашего мира, сказания, былины. Изучал ваших чародеев, колдунов и их волшбу. У меня появились хорошие знакомые, даже друзья, а на сотом году пребывания в вашем мире я даже влюбился в одну премилую чародеечку, ты мне ее очень напоминаешь. Хвалена не ответила мне взаимностью, исчезнув из моей жизни. — глаза Белавы округлились, и она начала впитывать каждое слово Благомира, а он продолжал. — И я сделал еще одно открытие, никто не хотел меня принимать по настоящему. Мой облик делал меня чужим для вас. Тогда я перестал стремиться стать вашим, я решил сделать этот мир своим. Но что может противопоставить один чужак большому миру?

— И ты начал поглощать силу жизни, — догадалась девушка.

— Не сразу. Я учился поглощать чужую силу. Раз Святомир смог, то почему у меня не должно было получиться? Вышло несколько иначе, чем у чародея древности. Поначалу я выслеживал чародеев жизни, забирал их силу. На первых парах получалось забрать дар только у умирающих. Я убивал, а потом прятал тела. Потом научился чувствовать выплески силы и стал переноситься туда. Я научился забирать силу, не убивая, но оставлять в живых тех, кто мог показать на меня, было нельзя. А уж затем стал забирать чародеев к себе, перенимая дар и распыляя их тела, но оставляя их тени. Это такое странное и необычное чувство, когда тебя распирает чужеродной силой. По началу было больно, потом все оказалось легче. Я сам перестраивался, приноравливаясь к новой магии.

— Но где же духи чародеев жизни? — прошептала чародейка, уже догадываясь об ответе.

— Здесь. Вокруг тебя, моя дорогая, — усмехнулся Благомил.

— А Хвалена? — она впилась в него взглядом.

— Хвалена… Она долго и умело пряталась, сообразив, что началась охота на чародеев жизненной силы. Ее найти было особенно приятно, — мужчина усмехнулся. — Она была изумлена, когда оказалась передо мной. Столько ненависти во взгляде, я даже был приятно удивлен. Все-таки не полное равнодушие, как когда-то. Моя любовь была в ярости, пыталась убить меня, но я уже стал слишком силен для нее. И все же я пытался уговорить ее принять мои чувства, мне была дорога эта женщина.

— Что с ней стало? — спросила Белава охрипшим голосом.

— Она умерла. Я посадил ее в темницу, чтобы подумала. Она тогда крикнула, что свой дар отдаст той, которая достойна его. И однажды дар исчез. Как она это сделала, я не знаю, но дара не было! Хвалена сидела на каменном полу своего узилища совершенно пустая. Она угасала. Я забрал ее из темницы, поднял в свои палаты, ухаживал, лечил. Даже пытался поделиться даром, но она не приняла. Так и умерла, равнодушно глядя на меня. С того момента я перестал быть осторожным. Подавил волю полянского государя, поменял волхвов на верных мне людей… да в общем-то и не людей уже. Они начали готовить народ к моему явлению. Создал свое войско, самое опасное во всем этом мире. Но это отдельный разговор. Что с тобой? — он смотрел на задыхающуюся девушку.

— Ты… — прошипел она. — Ты ведь читал сказ о Святомире, ты не мог не понять, что чародеи жизненной силы идут из одного корня. Один род! Мой род! Хвалена была моей прабабушкой, которая отослала свою силу мне, мне! Душегуб проклятый…

— Эй, эй, драгоценная моя, успокойся. Конечно, я знал, что чародеи жизни — ветви одного дерева. — и вдруг захохотал. — Ну, Хвалена… И все-таки твой дар я получил! Через столько лет, но он сам пришел ко мне, — и мужчина продолжил оглушительно хохотать.

Белава взглянула на нож, лежавший на столе, но не взяла, понимая, что вряд ли успеет дотянуться до Благомила. Она опустила голову и замерла, плотно сжав губы. Бабушка отправила ей свой дар, когда ей было десять лет. Значит, когда девушка подняла яйцо к потолку курятника, Хвалена была еще жива, сидела в темнице у этого… этого чудовища. «Прости, бабушка, не сберегла я твой дар великий», — горько подумала Белава.

— Почему Полянск? — продолжила задавать вопросы чародейка, справившись с охватившими ее чувствами.

— Разве не ясно? Эти дураки изгнали чародеев, лишив себя защиты. А их тайное баловство с волшбой, сделали их еще более уязвимыми. Царь и подпустил меня к себе, когда я начал тайно выполнять его желания.

— Царь еще жив?

— Жив. Он мне пока нужен, — ответил Благомил, пригубив вино. — Послушная кукла, выполняющая мои приказы. Царская печать привязана к нему древней волшбой, мне не разобраться с этим.

— Значит не так ты всесилен? — она подняла на него взгляд.

— Не обольщайся, моя драгоценная, — усмехнулся он. — Я могу противостоять всей чародейской дружине, да и не только ей.

— Только человеческой волшбе? — какая-то мысль вдруг назойливо закружилась в голове.

— Хм… Слишком много вопросов. На некоторые я не могу ответить той, кто еще не признала меня своим мужчиной.

— Думаешь, признаю? — первый раз за это время она распрямилась и вернула себе насмешливый тон.

— Признаешь, обязательно признаешь. У нас с тобой вечность, — Благомил ей подмигнул и тихо рассмеялся, наблюдая, как она вновь побледнела. — Ты красивей своей прабабушки. Есть в тебе что-то, чего не было в ней. Тебя я не упущу, можешь не сомневаться.

— Но ты же не любишь меня, — воскликнула девушка.

— Меня тянет к тебе. Что это как не начало влюбленности?

Белава бросила взгляд в сторону и увидела застывший дух молодого мужчины, который смотрел на нее все с тем же безучастным видом. Ну, конечно! Она ведь окружена своими сродниками, кто же еще поможет ей, если не они? Вот только надо пробудить их… Девушка даже вздохнула облегченно, надежда зажглась.

— Ты когда-нибудь видела царя? — вдруг спросил мужчина.

— Нет, — она удивленно посмотрела на него.

— Хочешь посмотреть?

— Хочу, — выдохнула Белава, подумав о возможности сбежать.

— Тогда пошли, — подмигнул Благомил и поднялся, протянув своей пленнице руку.

Глава 30

Гремила опустила факел в ведро, наполненное водой, и он тихо зашипел. Дарей щелкнул пальцами, и над сообщниками взлетел тускло мерцающий шарик, слабо осветив пространство. Они стояли в кладовой. По стенам висели колбасы, вяленое мясо, сушенная рыба. Чуть дальше стояли плетеные корзины, наполненные луком, морковкой и другими овощами. На полках стояли сотни банок, больших и маленьких. Путники зажали носы от удушливой смеси запахов.

— Пошли, — тихо позвала их женщина. — В этой части дворца сейчас никого не должно быть.

— Погоди, Гремилушка, — остановил ее чародей и достал бермятин оберег. — Это должно сделать нас для всех незаметными.

Дарей повесил серый камешек на кожаном ремешке себе на шею, подержал в руке, нагревая, и все ощутили, как их обволакивает что-то вязкое. Чародей заметил, как Гремила передернула плечами и одобрительно кивнул, работает. Шарик поплыл над ними, как только нарушители царских чертогов двинулись к следующим дверям. Женщина вновь пошла первой, выглянула и махнула остальным. Они миновали узкий коридор со множеством дверей, прошли дворцовую кухню и оказались на лестнице, ведущей в еще один коридор, расходившийся на две стороны.

— Туда телеги со снедью подъезжают, — пояснила Гремила. — Нам налево. Там будет еще одна лестница и выйдем к трапезной.

— А где царские палаты? — спросил Дарей.

— Это выше надо. Но сокровищница в другой стороне дворца.

— Нам не нужна сокровищница, — мужчинам пришлось сознаться. — Нам в царские палаты надо.

Она внимательно посмотрела на них, потом пожала плечами. Надо, так надо.

— Только там стражи много, — сказала она.

— Разберемся со стражей, — ответил Радмир. — Идемте.

И женщина повела своих спутников дальше. Они спокойно миновали хозяйственную часть дворца и подошли к очередному коридору, которая вела в парадную часть. Они двигались практически бесшумно, даже женщина-богатырь затаила дыхание. Неожиданно раздались шаги. Сообщники прижались к стенке и замерли, шаги приближались. Из-за поворота показались два стражника, несущие в руках факел. Они молча шли прямо на четырех человек, осветив их замершие фигуры. Чародей начал молиться Великим Духам, чтобы оберег Бермяты оказался более действенным, чем его собственные чары. Радмир положил руку на нож, готовый выхватить его в любое мгновение. Стражники поравнялись с нарушителями.

— Мамочка, — прошептала Гремила, и Лихой сжал ее руку.

Но стража прошла мимо, ничего не заметив, даже шепота испуганной женщины. Люди облегченно выдохнули и уже смелей пошли дальше.

— А работает бермятов подарочек, — улыбнулся Дарей.

Он снова зажег шарик, и поманил за собой своих спутников. Гремила некоторое время стояла, держась за сердце, и атаман вдруг с необычайной нежностью погладил ее по лицу.

— Успокойся, душа моя, — сказал он. — Нас не видят. Такая большая девочка, а перепугалась как маленькая.

— Ох, Лишенько мой, — всхлипнула женщина-богатырь и вдруг стала такой беззащитной, что разбойник обнял ее и несколько мгновений что-то ласково шептал, целуя бледные щеки.

Наконец она успокоилась, улыбнулась своему соколику и пошла за ожидавшими их чародеем и воином. Мужчины переглянулись, поняв друг друга без слов, и предложили Гремиле вернуться обратно, но та упрямо замотала головой, отказавшись оставить их. Она вновь встала впереди их маленького отряда и открыла большую дверь, и они вышли в просторное помещение с мозаичным полом и широкой каменной лестницей. У лестницы стояли стражники, повернувшие головы на скрип открываемой двери. Один сошел со своего места и пошел к двери, все еще приоткрытой. Он заглянул за дверь, потом осмотрелся и вернулся обратно.

— Что там? — спросил второй стражник.

— Никого, — пожал плечами первый, и они переглянулись, принюхиваясь.

Четверо спутников как раз проходили мимо них, стараясь даже не дышать. Но их так и не обнаружили, как не заметили и остальные, стоящие на всем протяжении большой лестницы. Дальше снова шли коридорами.

— Здесь тронный зал, — поясняла Гремила. — Здесь царь адиенции дает, тьфу, набрали слов иноземных, язык сломаешь. Там для пиров зал, там его, как его, кабинет, во. Дальше двери на женскую половину. А к самому царю в опочивальню надо еще один переход сделать. Сюда.

И они свернули на очередную лестницу, притаившуюся за неширокой резной белой дверью. Теперь они разговаривали, не опасаясь. Их не только не видели, но и не слышали. Впрочем, разговаривали вполголоса, не нарушая окружающей их тишины. Перед царской опочивальней возникла заминка. Там тоже стояла стража, как и полагается. Отвести им глаза было невозможно, стражники смотрели в темноту мертвыми взорами. Не люди. Хотя во дворце не было уже ни одного человека. Открыть двери в наглую они не решились, и тогда Лихой, подмигнув им, шепнул:

— Открой меня, чародеюшка.

— Так ведь не уйдешь потом. Их слишком много, — возразил Дарей.

— Уйду, чай, разбойник я, убегать привыкши.

— Не пущу, — заголосила Гремила, и стражники начали принюхиваться.

— Успокойся, душа моя, — он погладил женщину. — Я запомнил, как шли, не заплутаю. А к вам чуть позже вернусь. По другому мы не пройдем. Дарей с Радмиром говорили, что их по обычному не убьешь, даже головы отрубленные обратно приращивают.

— Хорошо, — сдался чародей.

Гремила дернулась за ним, но Радмир удержал женщину.

— Лихой уйдет, не переживай, Гремилушка, — и она вдруг послушалась, но невольную слезу утерла.

Атаман отошел подальше от них, подмигнув уже только Гремиле, и чародей щелкнул пальцами, снимая с него защитный покров. Лихой подбоченился и нарочито громко затопал, отбегая в сторону лестницы, по которой они только что поднялись.

— Ну, что, немочь бледная, рты разявили? — крикнул он изумленным стражам. — Где тут сокровищница, показывайте.

И побежал, увлекая за собой стражников. Оставшаяся троица толкнула двери и вошли в опочивальню, освещенную огоньком одинокой свечки. Они огляделись. Царская опочивальня выглядела так, будто здесь давно никто не убирался. Даже такая необходимая вещь, как умывальник, был затянут паутиной, с наросшей на ней пылью.

На большой кровати кто-то лежал. Его еле слышное дыхание едва угадывалось в окружающей тишине. Троица подошла к пологу и заглянула внутрь.

— Батюшка царь, — выдохнула Гремила и вдруг прослезилась. — Что ж с тобой сделали, соколик наш ясный?

Краснослав выглядел тенью себя самого. Исхудавший, бледный до синевы, с запавшими глазами. Он безучастно смотрел перед собой, но глаза были не мертвые. Это все еще был человек. Дарей щелкнул пальцами, и они проявились перед государевыми очами. Тот покосился на них, но никак не отреагировал. Дарей сел на царское ложе, взяв самодержца за руку. Потом повел над ним руками, неодобрительно качая головой.

— Что же вы, ваше величество, совсем не едите ничего, отощали, — сказал он.

— Ничего не хочу, — ответил царь слабым голосом.

— Не ест, не удивился нашему явлению, желаний нет. Воля подавлена. Плохо, — сказал чародей своим спутникам, и Гремила совсем расчувствовалась.

— Можешь что-нибудь сделать? — спросил Радмир.

— Попробую. Но сомнения у меня, что моя волшба поможет. Белавка бы может и могла, она суть чар видит, — вздохнул Дарей. — Попробую.

Он зашептал, заводил руками, достал маленький пузырек, вливая в податливый царский рот. Сначала самодержец полянский лежал все так же безучастно глядя в потолок, потом вдруг округлил глаза, захрипел и схватился за горло, будто задыхаясь. Чародей вновь зашептал и заводил над царем руками. Царь закричал, выгибаясь всем телом, потом затрясся, на губах выступила пена, и глаза закатились.

— Что с ним? — Радмир с беспокойством смотрел на товарища.

— Чары борются, — сказал тот. — Сумел я вскрыть чужую волшбу. Значит, не так уж моя сила и бесполезна здесь. Но подождем, кто победит.

Царь продолжал извиваться, и чародей достал другой пузырек, отмерив несколько капель, и влил их в рот Краснославу. Потом закрыл глаза и будто потянул на себя что-то, хлопнул в ладоши, оглушив всех, кто был в опочивальне, а потом расплылся в довольной улыбке. Царь затих, лежа с закрытыми глазами, затем открыл их и уставился на своих непрошеных гостей.

— Кто вы и что здесь делаете? — изумленно спросил он.

— Доброе утро, ваше величество, — усмехнулся Радмир, а Гремила умиленно всхлипнула.

— Здравствуйте, ваше величество, — заговорил чародей. — Меня Дарей зовут. И лучше не кричите, коль спастись хотите. Во дворце вашем уже людей почти не осталось, одни перевертыши. Пока вы под властью черных чар были, многое в вашем государстве изменилось.

— Под чарами? — Краснослав попробовал встать, но обессиленный самодержец со стоном повалился обратно. — Что со мной? Вчера ведь только на охоту ездил.

— Сколько ж вас держали в забытьи, государь? — задумался чародей. — Надо забрать вас отсюда, пока до смерти не уморили.

— Куда забрать? — испугался царь. — Я стражу крикну.

— Нет у вас более стражи, да и государства особо тоже, одно название осталось. Пойдемте, ваше величество, будем исправлять все, что случилось. Да и про бога вашего узнать надобно. Вы-то поболее нас о нем знаете.

— Бога? Какого бога? — и вдруг осекся, напряженно думая о чем-то. Потом поднял глаза на Дарея. — Спасите меня, — прошептал он.

Далее Радмир уже слушать не стал, легко подняв некогда могучего царя на руки. Они уже тронулись к двери, и чародей взялся за камень, висящий на его шее, когда в спину им ударил яркий свет и раздался вкрадчивый голос.

— И куда же вы нашего самодержца понесли?

Заговорщики обернулись и зажмурились. Слепящий белый свет ударил по глазам, вскрикнула Гремила и кто-то подошел к ним. Сияние начало опадать, оставив лишь легкий ореол за спинами двух человек. Когда они смогли наконец проморгаться, на них смотрел мужчина с необычайно светлым мерцающим взором и невероятной красоты девушка с испуганными зелеными глазами.

— А я чувствую, что кто-то чары мои нарушает, дай, думаю, погляжу, — он с любопытством рассматривал незваных гостей.

— Белава, — вскрикнул Радмир, сделав шаг к ней, но она отчаянно замотала головой, отступая назад.

— Так вот он твой ненаглядный, — насмешливо произнес мужчина. — Забудь о ней, витязь, — сказал он воину. — Она моя.

— Идем, Белавушка, — не слушая мужчину, Радмир глядел на девушку, которая не спешила приблизиться к нему. — Не бойся, лебедушка, я никому тебя не отдам. Пойдем.

— Нет, — наконец ответила она. — Я не пойду. — потом подошла к своему спутнику и с мольбой посмотрела на него. — Отпусти их, Благомил, отпусти. Я сделаю все, что захочешь, только не трогай их.

— Все-все сделаешь? — Благомил тихо рассмеялся. — И полюбишь? И своим мужчиной признаешь?

— И своим признаю, и пить вино с тобой начну, и даже не буду пытаться тебя придушить или зарезать, — отозвалась она и бросила быстрый взгляд на воина.

Тот стоял, держа на руках испуганного Краснослава, и не сводил глаз с Белавы. Она еле заметно покачала головой, показывая, чтобы не вмешивался. Потом перевела взгляд на учителя, но тот смотрел на ее спутника, сузив глаза.

— Благомил, — прошипел Дарей. — Ты! Так вот, он новый бог.

— Да, Дарей, старый… враг, — усмехнулся Благомил. — А теперь положите царя на место, он мне еще нужен. Невеста моя просит вас отпустить, возможно я и сделаю ей такой подарок к свадьбе, если будете вести себя правильно.

— Царя мы забираем, — спокойно ответил чародей. — И ученицу мою тоже хотели бы забрать.

— Так ты у него обучалась, драгоценная моя? — Благомил посмотрел на бледную девушку. — Не лучший выбор. Впрочем, у него дар просто оказываться рядом с женщинами вашего рода. — потом вернулся к чародею, плотно сжавшему губы. — Забудьте о ней. И лучше усвоить это прямо сейчас. Положите царя и уходите. Не только из дворца, но и из Полянии.

— Не выдавайте, — взмолился Краснослав. — Погибну я здесь. Озолочу, чародеев в силу верну, только не оставьте!

— Не выдадим, государь, — ответила Гремила, забирая у воина своего царя. — Тебе руки нужней, — сказала она и двинулась с самодержцем к дверям.

Радмир, все еще смотревший на девушку, благодарно кивнул и вытащил короткий меч. Дарей бросил на него быстрый взгляд и потянулся к своей сумке, пересекавшей широким ремнем грудь. Благомил недобро усмехнулся и задвинул девушку себе за спину. Он смотрел на воина, и тот вдруг развернул меч острием к себе, направляя в собственную грудь. Дарей выудил из сумы очередной пузырек, открыл крышку и поднес к губам.

— Не надо! — закричала Белава, выглядывавшая из-за спины Благомила, и схватила его за руку.

— Что тут у вас? — раздался голос за их спинами.

Лихой сориентировался мгновенно, одним прыжком пересекая пространство от двери. Выбил пузырек из рук чародея, вывернул руку воину, вынуждая выронить меч и только после этого уставился на неизвестных мужчину и девушку.

— Ух, ты какая-а, — восхищенно протянул он. — Кто ты, красавица?

Благомил не оценил ни восхищения Белавой, ни помехе в расправе над чародеем и его спутником. Он поднял руку, и кончики пальцев засветились. Как случилось последующее, никто так и не успел понять. Гремила, уже стоявшая практически в дверях с государем на руках, вдруг оказалась между атаманом и самопровозглашенным богом, закрыв Лихого собой. Причем, Краснослав был аккуратно посажен ею на пол там же у стены. С кончиков пальцев «бога» сорвался луч белого пламени, в один момент охвативший женщину. Она страшно закричала и рухнула, будто подкошенная под ноги окаменевшему атаману. А пламя продолжало выливаться из руки Благомила. И тогда Белава сделала самое неожиданное и нелогичное, что можно было только представить в этот момент. Она выскочила из-за спины «бога» и впилась ему в губы отчаянным поцелуем.

Пламя стало ослабевать и вскоре совсем затухло. Рука Благомила обвилась вокруг талии девушки, вторая нырнула ей в волосы, и опочивальню огласил тяжкий стон… Радмира. Это вывело из ступора чародея. Он схватила товарища за руку, быстро шепнув:

— Бери царя. — затем метнулся к Лихому, который все еще ошарашено смотрел на мертвую Гремилу. — Ей уже не поможешь, быстро за мной.

— Я не пойду, — одновременно ответили воин и разбойник.

Дарей толкнул атамана, потом зло зашипел товарищу:

— Чем она еще должна с ним заняться, чтобы спасти тебя? — и тоже толкнул.

Подхватил царя, открывая одновременно «дверь» в пространство и утягивая за собой своих спутников. Порыв ветра взметнул волосы чародейки, и она с облегчением поняла, что они уходят. Вслед им поднялась рука Благомила и вновь озарила потоком белого пламени опочивальню, но лишь опалил стену на месте исчезнувшего прохода. Благомил оторвался от девушки, посмотрев на нее. На губах Белавы блуждала улыбка.

— Спасла? — насмешливо спросил «бог». — Ну пойдем теперь поговорим об этом.

Он подхватил на руки бледнеющую девушку и шагнул в блеснувшее ослепительное сияние.

Глава 31

Чародей открыл проход через улицу от своего дома. Он тяжело дышал, такого стремительного и затратного перехода у него еще не было ни разу за почти двести лет жизни. Мощный выплеск истощил его, и теперь Дарей стоял, опираясь на закрытую лавку торговца сластями. Царь Краснослав сидела у его ног, откинувшись спиной и прикрыв глаза. Чародей взглянул на двух молодых мужчин. Радмир стоял, нахмурив брови, Лихой же отвернулся от них, и его плечи вздрагивали.

— Что встали, как пни, — сердито сказал Дарей, превозмогая усталость. — Берите самодержца и пошли. Надо забрать остальных и уходить. Благомил нас скоро найдет.

Воин молча поднял Краснослава и встал, ожидая, когда остальные присоединяться к нему.

— Теперь у меня к этому богу свой личный счет, — зло бросил разбойник, утерев глаза. — Я его зубами рвать буду.

— Пошли, — вздохнул чародей, уже не пряча свою слабость и оперся на плечо атамана.

Они добрались до чародеева дома без приключений, вошли в ворота и услышали тихую возню. Лихой оставил чародея, который занимался пополнением силы и прокрался к дому, осторожно заглянув в окно. Несколько мгновений смотрел, а потом кинулся к небольшой конюшне. Вскоре он показался, восседая на недовольной Злате и вел в поводу чародеева Яхонта, успев оседлать их. Дымка выскочил сам и бесшумно подбежал к воину, который уткнулся лицом в шелковистую шею верного жеребца.

— Что стоите? — зашипел разбойник. — Быстро на коней и ходу. Там уже нет живых.

Вдруг подал голос меч-змейка, так и оставшийся в ножнах, притороченных к седлу. Атаман подпрыгнул от неожиданности и уставился на горящие глаза-изумруды.

— Нежить, — коротко сказал Дарей и запрыгнул в седло.

Радмир перекинул царя через Дымка и запрыгнул на неоседланного коня. Под седло альвийский скакун давался только воину. Ворота вновь открылись, и всадники понеслись прочь от дома. Чародей уже на ходу сжал бермятин оберег, и, выскочившие следом за ними из ворот огромные волки-оборотни, потеряли их след.

— Что это было? — подал испуганный голос Краснослав.

— Это слуги нового правителя Полянии, — мрачно ответил Радмир и усадил царя перед собой.

— Я в окно заглянул, а они уже моих ребят дожирают, — глухо сказал Лихой. — Я потерял здесь всех… Поганый божок.

— Да какой там божок, — отозвался Дарей. — Но как же сила его выросла…

— Ты ведь знаешь его, — повернулся к товарищу воин. — Что он там говорил про женщин из рода Святомира?

— Потом, — отмахнулся чародей, подстегивая Яхонта.

— А что за девица была с ним? — снова заговорил атаман.

— Ученица моя, — ответил чародей. — Белава.

— Так вон она какая, — присвистнул разбойник и вдруг посмотрел в спину скачущего впереди Радмира. — А чего она не сбежала с нами? Зачем так сладко целовалась с этим?

Воин обернулся и мрачно посмотрел на разбойника.

— Лихой, ты совсем дурак или шутишь так плохо? — обозлился Дарей. — Нас она берегла, как всегда. Видать уже знала, на что способен. А с поцелуем вышло неожиданно, но верно. Он же одиноким волком уже столько времени живет. Она его и ошеломила.

— По другому-то не могла? — подал раздраженный голос Радмир.

— Не могла. Он озлобленный, ни мольбы, ни драка бы не сбили. А поцелуй он не ожидал. И вообще не жалуйся, ты сам ее у жениха уводишь, — огрызнулся злой и все еще усталый чародей.

— А девица-то еще та, — усмехнулся разбойник, и чуть не свалился из седла из-за резко остановившегося воина.

— Никогда, Лихой, слышишь, никогда не смей даже думать о ней плохо, — угрожающе тихо произнес странник.

— Хватит, — неожиданно грозно рявкнул полянский самодержец. — Сейчас не лучшее время для ваших ссор. Потом будете кулаками трясти, а сейчас вывозите мое величество.

— Верно, — отозвался чародей и разом успокоился. — Нам еще из Полянска надо выбраться, а там из Полянии. К чародейской дружине поедем. Теперь нам есть, что обсудить и решить, как этого змея из богов свергнуть.

Лихой хлопнул по плечу воина.

— Прости, друже. Гремилку жалко до слез и ребят моих, не хотел я тебя обидеть. Не в себе просто. Вызволим мы твою красавицу.

— И ты меня прости, — ответил Радмир.

— Все, утерли сопли и вперед, — скомандовал Краснослав.

Всадники вновь погнал коней к выезду из города, стремясь затеряться в лесах. До городских ворот они домчались так никем и не обнаруженные. А ворота открыл Краснослав, крикнув: «Хозяин едет».

— Они на царскую кровь зачарованы, как и печать царская. — пояснил самодержец. — Мы, конечно, гоняли чародеев, но на волшбе у нас многое держится.

Дарей недобро глянул на него, но смолчал. Не до сведения счетов сейчас было. Да и наказан был уже за все полянский государь. Погоня появилась, когда они уже почти доскакали до спасительного леса. Оберег на шее чародея окутался черным дымом, зашипел и рассыпался. Дарей зло сплюнул.

— Разобрал-таки и бермятино колдовство. Теперь уйти сложней будет, — сказал он глядя на стаю оборотней и десять всадников, спешащих за ними. — Ты вот что, Радмир, скачите к границе не оглядываясь. Твой Дымка вас туда к полудню домчит, а то и раньше. А мы с Лихим отвлекать их будем.

— Разомнемся, — осклабился разбойник. — Уж я с ними посчитаюсь за моих ребят.

— Вы не справитесь, — крикнул Радмир, понимая, что задумка товарища приведет их к гибели.

— Скачи, дурак, — заорал на него Дарей. — Расскажи обо всем чародеям и воинам.

— Вместе прорвемся, — упрямо крикнул воин.

— Не для того тебя Белавка два раза к жизни возвращала, чтобы потерять. Умрешь, стержень из нее вырвешь. Тогда этот змей ее без труда получит. Пока верит, что ты жив, бороться будет. Скачи!

Радмир глухо зарычал и сорвался в настоящий галоп, в какой мог войти только альвийский скакун.

— Вынеси, друг, — крикнул он Дымку, и тот понесся так, что ветер слезы вышиб из глаз, а Краснослава припечатало к воину-страннику.

— А мы в лес, — спокойно сказал Дарей, и они нырнули в темноту, подсвечиваемую маленьким светлячком, запущенным чародеем.

— Скачи за мной, — бросил ему разбойник. — Я этот лес за год изучил как родной. — Сейчас попробуем оторваться.

И атаман ушел резко влево, указывая направление. Дарей усмехнулся и направился за ним. Всадники и несколько оборотней шли по их следу. Оставшаяся часть стаи осталась преследовать Радмира. Лихой петлял как заяц, резко меняя направление, но всегда выбирая удобную для лошадей дорогу. Он вел чародея по какому-то известному лишь ему маршруту. Когда змейка начинала шипеть, атаман уже понимал, что погоня близко и снова закладывал крутой вираж. Дарей следовал за ним, как ниточка за иголочкой.

— Еще полверсты, — крикнул разбойник. — Скоро у нас буде защита.

— Куда мы? — спросил чародей.

— Увидишь, — усмехнулся атаман без ватаги. — И они продолжили скачку.

Дымка несся, казалось, быстрей ветра, но оборотни не так уж сильно от него и отставали. Радмир периодически оглядывался, потом нехорошо ругался на чародея, который прогнал его, используя главную, да практически единственную, слабость воина и теперь он был зол. Царь жался к страннику, как малое дитя. Он периодически горестно вздыхал и спрашивал:

— Уйдем? Не догонят?

— Когда-то семиреченские оборотни, самые обычные оборотни, не эти, бежали на ровне с альвийскими конями. Но Дымка сумел обогнать всех. Уйдем.

— А что с этими не то? — снова спрашивал царь.

— Рост. Они больше обычных в два раза. Видать ваш божок постарался. Заменил людей перевертышами, оборотней увеличил. И кто знает, чем он их еще наградил. Может тоже перевертыши.

— Значит вся моя стража…

— Все воины, твое величество. Все, кто может держать в руках оружие.

— Великие Духи… — потрясенно шептал царь и закрывал глаза. — Но как так случилось?

— Об этом тебя надо спрашивать, царь-батюшка. Как ты змея к себе подпустил, да связан им оказался?

— Он сказал, что сделает Полянию первейшим государством. Поднимет и восславит, — виновато ответил царь. — И я подумал, что могу иметь своего личного чародея… в тайне. Ведь для пользы государства все должно было быть. И я как овца за ним пошел, любому слову послушный. Сначала сам приказывал убирать всех недовольных и ропчущих. Следил, чтобы чародея моего никто не смел ни в чем заподозрить. А однажды он пришел и сказал: «Помнишь, я обещал, что сделаю твое государство самым сильным?» Я кивнул и… с тех пор ничего вспомнить не могу. Ощущение, что в черной пустоте плавал.

— Да лучше б ты забыл всю ту ерунду, что несли твои предки. Не серчай, государь. Да заполнил всю Полянию чародеями да колдунами, глядишь, и не сунулся бы к тебе Благомил этот. В Семиречье такого ведь не учудил, хоть и пришел оттуда.

Полянский самодержец промолчал, только вздохнул тяжко. Радмир тоже не продолжал разговор, отдаваясь своим мыслям и тревогам. Дымка еще прибавил ходу, и оборотни были уже еле видны сзади, но погони не оставили.

Лихой в очередной раз свернул, и Яхонт чародея чуть не влетел в Злату. Та недовольно захрапела и попыталась цапнуть за ногу разбойника. Тот лишь беззлобно выругался и потрепал кобылку по шее. Перед всадниками выросли развалины. Лихой спешился и повел Злату внутрь, открыв ворота.

— Что это? — спросил Дарей, идя вслед за разбойником.

— Это, друже, легендарный Афир, — и разбойник гордо посмотрел на ошеломленного спутника.

— Но ведь Афир исчез две тысячи лет назад, — чародей жадно оглядывался вокруг.

— Исчез. — не стал спорить Лихой. — Остались только развалины сторожевой башни «Сумеречного кольца». Мы случайно наткнулись, потом долго лазали, изучали, насколько нам это может быть полезно. А однажды нашли маленькую металлическую дверь за зеленой порослью, а там начертана крепость и подписано на альвийском— Афир. По этому рисунку сообразил, что это остатки одной из пяти сторожевых башен. А потом взял, дурак, в руки и рисунок рассыпался прахом. Мы стали тут награбленное складывать. Так что у нас с тобой есть пять мечей, несколько луков со стрелами, горшок со смолой… это еще видать с тех времен. Мы ее не приносили, это точно, уже здесь нашли. Забраться сюда эти твари не смогут, а вот мы их можем смело обстреливать сверху. Кстати, кольчуга и еще кой-чего защитного тоже имеется.

— Смола— это самое лучшее, о чем ты мне сказал, — возликовал Дарей. — Тряпья тоже наверняка натащили. Готовь смолу, стрелы, факелы и огонь. У нас есть, чем от них отбиться, — и он захохотал. — Афир! С ума сойти, Сумеречное кольцо! Если нам повезет, то магия древних альвов еще не оставила это место, и сможет распознать, что мы на стороне света.

Мужчины занялись подготовкой своей обороны. Лихой вытаскивал из закромов достаточно обширный арсенал, а Дарей осматривал башню.

— Дарей, — крикнул разбойник. — Помог бы что ли.

— Сейчас, — отозвался чародей. — Еще здесь погляжу.

— Что ищешь хоть?

— Это же альвийская крепость, у них охранные заклинания по всем стенам обычно натыканы. Если найду, то скорей всего смогу поднять защиту заново. Тогда хоть до возвращения Радмира с помощью просидим.

— Если только друг друга не сожрем с голодухи, — хохотнул разбойник. — Ладно, ищи, а я пока начну наверх все таскать.

— Угу, — ответил Дарей и продолжил поиски.

Поиски чародея увенчались успехом, когда Лихой, уже взмокший и злой, перетащил почти все на остатки второго яруса. Дарей с довольной улыбкой поднял небольшой и вроде бы обычный камешек, подкинул его и вернул на прежнее место, произнеся несколько альвийских слов. И тут же ощутимый поток силы, отозвался и разлился по полу башни, переходя на стены, и устремился вверх. Лихой дотронулся до стены.

— Теплая, будто солнцем нагрелась. — сказал он.

— Альвийская магия, — подмигнул чародей. — Я в Хрустальном Граде на такие камешки насмотрелся, там же и заклинание выучил.

Они поднялись наверх. Дарей глянул вниз и увидел, как огоньки светящихся глаз оборотней заполнили пространство под развалинами. Казалось, что их стало больше. Один из оборотней попробовал броситься на стену и тут же отлетел, жалобно взвизгивая и скуля, тряся опаленной лапой.

— То ли еще будет, когда солнце взойдет, — усмехнулся Дарей.

Начинать бой осажденные пока не собирались, в темноте было плохо видно, особенно всадников. А то, что они там даже не приходилось сомневаться. И мужчины заняли время беседой. До восхода оставалось совсем немного.

Глава 32

Благомил стоял напротив своей пленницы и мечтательно улыбался. Она сжалась в комок на его огромном ложе, куда он практически кинул ее, когда они вернулись в его обиталище. Белава боялась даже вдохнуть полной грудью, не зная, что можно ожидать от мужчины за свой поступок. Только на душе было тепло от того, что она спасла мастера и ненаглядного насмешника. А еще царя, которого было очень жалко и неизвестного мужчину с красивыми глазами. Но тошно становилось, когда перед мысленном взором вставала та смелая женщина…

— Оживи ее, — вдруг попросила девушка Благомила.

— Кого? — не понял «бог».

— Ту женщину.

— За глупость надо расплачиваться, — жестко ответил Благомил. — Ее я бы может даже и отпустил. С Дареем у нас давние счеты, а твой дружок… Да я бы отпустил и его, и Дарея, если бы они так глупо не решили сопротивляться. А за глупость, как я уже сказал, надо расплачиваться.

— И все же оживи ее, ты же можешь. В тебе сила жизни, — упрямо повторила девушка и тише добавила, — для меня…

— Для тебя? — он хитро улыбнулся и сел к ней. — Ты за это меня опять поцелуешь?

— Поцелую, — ответила она и посмотрела ему в глаза.

— Драгоценная моя, — весело засмеялся Благомил, — если твои поцелуи станут наградой за оживление, мне придется поубивать всю Полянию и Семиречье. Или, — он прищурился, — тебе придется меня целовать, чтобы я не убивал.

— То есть все равно целовать, чтобы ты не сделал? — хмуро спросила она.

— А почему бы и нет. За жизнь возлюбленного не побоялась при нем у меня на шее повиснуть, — снова засмеялся Благомил, и Белава отвернулась, утирая не прошенную слезу. Это хорошо еще, что она не видела глаза Радмира в этот момент. — А может поцелуешь меня просто так, без всякого повода? — он лукаво улыбнулся и схватил за руку, подтаскивая к себе.

Белава вскрикнула и попыталась отбиться, но сильные руки удержали ее, и «бог» навис над ней, продолжая рассматривать ее личико. «Если будет приставать, Зверя все-таки выпущу», — подумала она, замерев и зажмурившись. Благомил тихо рассмеялся и аккуратно убрал волосы с ее лица. Очертил, едва касаясь, нежный овал девичьего лица, провел пальцем линию ото лба, по чуть вздернутому носику, по губам, отчего Белава плотно сжала их, и снова засмеялся. Потом наклонился, окутав облаком своих длинных волос и коснулся губами щеки, нежно, все так же едва касаясь. Его поцелуи порхали по личику девушки, словно крылья бабочки, а она мечтала только о том, чтобы Благомил наконец отпустил ее.

— Прекрасна, — прошептал он. — Безумно желанна. Нежный цветок.

Она открыла глаза и собралась ответить, что для него она будет всегда репейником, но мужчина тут же воспользовался ее разговорчивостью и завладел расслабившимися губами. Белава замычала и попыталась его оттолкнуть. Благомил не отпустил ее, продолжая целовать, затем медленно спустился на шею, и девушка широко распахнула глаза, осознав вдруг, что дыхание стало прерывистым и где-то внизу живота начало разливаться тепло, как тогда, когда ее целовал Радмир. И она разозлилась на… Радмира. Где его бесы носят, когда ее тут соблазняют?! И тут же стало стыдно. Ну как можно чувствовать такое, когда всей душой любишь совсем другого, а этого вот, который целует, хочется убить? Благомил тем временем спустил платье с одного плеча и заскользил губами по нему. Но неожиданно укусил девушку. Она вскрикнула и попыталась вскочить, но мужчина по прежнему удерживал ее. Он провел языком по месту укуса, слизывая капельку крови и поднялся, пробуя кровь на вкус.

— Ты! — воскликнула Белава. — Упырь проклятый, больно же!

— Странно, — сказал он задумчиво. — В тебе есть сила крови демона, а в крови этой силы нет.

— Мог бы сразу кровь попробовать, чего целоваться-то начал? — возмутилась девушка.

— Это совсем разные желания, — усмехнулся он. — Кровь для дела, поцелуи для удовольствия. Где же ты прячешь силу своего рыжего чудища?

— В нем и прячу, — заворчала она, пытаясь освободить руки, которые Благомил продолжал удерживать.

— Может и правда, взять кровь, когда ты в облике чудища? Кстати, я бы сделал ему помилей мордашку.

— Где ты мог видеть меня в личине Зверя? — она с любопытством посмотрела на мужчину.

— Так я вижу глазами любого из перевертышей, — засмеялся он. — И слышу тоже, и даже запах чувствую. Так что тебя я хорошо разглядел глазами Верхотура. — Может обернешься?

— Ты уж определись, — усмехнулась Белава, — кто тебе нужен. Богиня или чудище? Без силы жизни я могу и не стать опять человеком, да и как себя поведет тогда Зверь неизвестно даже мне самой. Может отдашь мою силу? — она подмигнула, и Благомил от души расхохотался.

— Ну и хитрая же лиса, — сказал он отсмеявшись. — Хорошо, не оборачивайся пока. Потом разберемся с этим. Мне не к спеху, и менять богиню на чудище я не хочу.

— Но силу-то отдай, — она заискивающе посмотрела ему в глаза. — Пожалуйста.

— Не отдам, — усмехнулся он, и девушка надула губки.

— Говорил, что влюбляешься, ан и женщину оживить для меня не хочешь, ни силу вернуть.

Благомил вдруг встал и с раздражением посмотрел на нее.

— Далась тебе эта баба. Кто она тебе?

— Человек, который пожертвовал собой, чтобы спасти любимого, — ответила Белава, с удовольствием растирая освобожденные руки.

— Откуда ты знаешь, что ради любимого? — с любопытством спросил «бог».

— Я видела, как она смотрела на него.

Благомил прошелся по опочивальне и вновь сел на постель, поглядывая на девушку. Она отсела подальше, на всякий случай. Потом еще отодвинулась и еще, оказавшись на другом конце ложа, где он уже не мог достать ее. Мужчина насмешливо смотрел на ее передвижения, потом перестал улыбаться, и девушка поняла, что собственное тело опять ее не слушается. Она вдруг встала на четвереньки, изогнувшись, как кошка и поползла к Благомилу, хищно улыбаясь. Точней, это ее губы разошлись в хищном оскале, сама она смотрела на «бога» широко раскрытыми глазами, которые переполнял ужас. Потом Белаве стало совсем тошно, когда ее тело взобралось на колени к мужчине лицом к нему, соблазнительно изогнувшись. Руки обвили шею, зарываясь пальцами в его волосы, язычок сам облизал приоткрытые губы, и девушка впилась в подставленные ей губы жадным поцелуем. Затем оторвалась, и ее собственный голос сказал:

— Люби меня.

— Как скажешь, моя драгоценная, — ответил он с хитрой улыбкой и опрокинул ее на кровать, продолжая целовать.

Белавины руки скользили по спине мужчины, тело льнуло к его телу, а губы с готовность отвечали ему. И если бы не панический ужас в наполненных слезами глазах, можно было подумать, что она преисполнена определенного желания. Наконец он оторвался от нее и усмехнулся.

— Ты все еще думаешь, что можешь защититься от меня просто отодвинувшись? Если не поняла до конца, что ты в моей власти, то могу преподать еще один урок.

И тут же ее ноги скрестились на его спине, прижимая к себе бедра Благомила. Он вдруг застонал и отстранился, давая ей свободу. Белава вскочила и начала тереть губы. На ее лице появилось выражение брезгливости и захотелось срочно помыться.

— Так неприятно? — спросил он с неожиданно горькой усмешкой. — Не бойся, я не овладею тобой пока ты не захочешь сама, без моего вмешательства.

— Тебе придется этого долго ждать, — проворчала она.

— Посмотрим, — ответил он и опять коварно улыбнулся. — Но насчет поцелуев я такого не буду обещать.

И прежде, чем она успела увернуться, он вновь привлек ее к себе и поцеловал, но опять издал стон и почти откинул девушку в сторону.

— Все, иди спать. — сказал он, не глядя на нее. — У меня еще дела.

Белава открыла рот, чтобы сказать ему на прощание гадость, как пожелание доброй ночи, и оказалась в своей опочивальне. «Как же он так незаметно это делает?» — пробурчала она. Потом обвела опочивальню взглядом и обнаружила дух той же женщины. Белава подошла к ней и остановилась, раздумывая, с чего начать разговор. И решила начать с того, с чего начинают знакомство с живыми людьми.

— Будь здрава… — хотя откуда здоровье у духа… — Меня Белавой зовут, а тебя?

Дух скользнул по ней взглядом и промолчала. Чародейка решила не сдаваться. Она начала рассказывать про себя. Чья дочь, сколько ей лет, закончив сообщением, что принадлежит роду Святомира. Дух снова посмотрела на нее и ответила:

— Великий запрещает разговаривать.

— Да и тьфу на него, — в сердцах ответила Белава. — Как тебя звали при жизни?

— Это верный вопрос. У духов имен нет, а при жизни меня звали… — дух задумал ась. — Не помню, давно было… — потом еще подумала и наконец ответила. — Чеславой звали.

— Чеслава, — улыбнулась Белава. — Ты ведь тоже из рода Святомира? Чародейкой жизни была?

Дух отклеилась от своего места и подплыла ближе к девушке, внимательно рассматривая ее. Неожиданная идея пришла в голову чародейки, она открыла плечо, где уже место укуса покрылось коркой и сильно сдавила, пискнув от боли. Капля крови показалась там, где она сжала ранку, и Белава смахнув ее пальцем, поднесла к духу.

— Что чуешь? — спросила она, и дух Чеславы уткнулся в красную каплю, пропуская руку девушки внутрь себя.

Капля поползла по призрачному телу, повторяя ток крови по живой плоти, добралась до места, где когда-то было сердце, и глаза духа вспыхнули красными огоньками.

— Родная кровь, — ответил дух и заговорил. — Я Чеслава, дочь Смолянина, потомственная чародейка жизненной силы из рода Святомира.

— Да! — Белава захлопала в ладоши, все-таки не так уж все и плохо. Теперь надо остальных пробудить. Глядишь, помогут ей выбраться.

Но это уже завтра, а сегодня она очень и очень устала. Девушка попросила налить ей то большое корыто на ножках и с наслаждением помылась, когда Чеслава выполнила ее просьбу. В голосе духа появились теперь более человеческие интонации, и она расспрашивала Белаву о новостях в Семиречье, пока та мылась.

Позже, когда девушка уже почти спала, дух продолжала ее расспрашивать и рассказывать о себе. Под мерный говор Чеславы она и уснула. Сон был тяжелый, тревожный. Девушка много металась в дремотном забытье, а когда вдруг вскочила, то обнаружила, что подушка мокрая от слез. Она упала обратно, и мысли побежали, лишая окончательно сна. Хорошо, духов она пробудит, даже может сможет сбежать, а дальше что? Благомил схватит ее раньше, чем она успеет покинуть Полянск. То, что она в столько граде Полянии, девушка не сомневалась. И что тогда делать? Ей нужно хоть немного ее дара, чтобы открыть «дверь» и оказаться как можно дальше. Белава опять села. Так, если «бог» не отдает ей ее силу, надо самой забрать, чай, именно с этим даром родилась. А духов надо освободить… и научиться не поддаваться воле Благомила… и хоть разок ему в рожу наглую вцепиться, а то ишь чего удумал. Так чего доброго не только жениху, еще и любимому изменишь… Где там этот насмешник… Мысли все больше начали путаться, и Белава опять провалилась в сон, уже глубокий и спокойный.

Проснулась Белава от легкого касания к своей щеке. Она улыбнулась и открыла глаза. Улыбка тут же сползла с ее лица, рядом стоял Благомил.

— Ты такая милая, когда спишь, — сказал он. — Доброе утро, да пошлю я тебе удачного дня.

— Великие Духи, — поправила машинально Белава.

— Нет, я. Великий Я, — он весело засмеялся.

— Не лопни от важности, — огрызнулась чародейка и подтянула повыше одеяло.

Он подмигнул девушке и поманил пальцем. Одеяло послушно соскользнуло, обнажая Белаву, одетую в тонкую сорочку. Она закрылась волосами, и те сами начали заплетаться в косу.

— Ненавижу тебя, — воскликнула Белава, снова натягивая одеяло.

— От ненависти до любви не так уж и далеко, — засмеялся он.

— Мечтай, — проворчала она.

— Жду тебя на завтрак, Белавушка, — ответил он и исчез, растворившись в воздухе.

Белава посидела немного, ожидая, что он решит появиться, когда она встанет, но Благомил действительно ушел, а на постель ей упал букет полевых цветов. Она отодвинула его, невольно подумав, что Благомил их собрал совсем недавно, потому что цветы не успели подвять. Потом протянула руку и снова взяла букет. Она осмотрелась, но ничего не нашла, во что их поставить. Все же жалко будет, если они завянут.

— Хоть бы дал, во что их поставить, — тихо сказала она, и перед девушкой возник красивый сосуд с водой. — Ты следишь за мной что ли?

Ответом была тишина. Она поставила букетик в сосуд и отнесла его на маленький столик, стоявший в ее опочивальне. Затем умылась, оделась в приготовленное ей платье, сегодня голубое, расчесала волосы, а после заплела в косу. Нечего ему на них любоваться. И как только закончила, тут же оказалась во вчерашней трапезной, где была усажена опять по правую руку. Сегодня Белава не артачилась и спокойно поела, от голода никуда не денешься. Но самоуверенная улыбка Благомила ее выводила из себя, и девушка не выдержала. Она мило улыбнулась мужчине, даже радостно и… врезала ему ногой по коленке. Благомил взвыл, а довольная девка продолжила завтрак.

Глава 33

Утреннее солнце разбудило Дарея и Лихого, они все же не дотянули до рассвета и уснули под защитой полуразрушенной альвийской башни. Они проснулись почти одновременно, морщась от яркого света. Лихой сладко потянулся и мечтательно произнес:

— Сейчас бы чая горячего да с Гремилкиными пироги. Пироги она знатные делала, — и тут же помрачнел.

Дарей потрепал разбойника по плечу и перегнулся через стену, разглядывая, что твориться внизу. Оборотни сидели, задрав головы к верху и ждали. Чуть позади сидели на лошадях полянские воины, глядя так же наверх мертвыми глазами. Чародей поежился и отвернулся. Он пошептал, и в ладонях появилась вода. Дарей умылся и увидел протянутые к нему руки разбойника, усмехнулся и наколдовал и ему воды.

— Жаль, бермятина торба осталась в Полянске, там еще была еда, — сказал чародей. — Хорошо хоть меч при мне был.

— Да, о мече. — Лихой прислушался к слабому шипению снизу. — Что это за странный меч к моей лошади приторочен.

— Это белавина лошадь, Злата, — поправил Дарей. — А меч славный, самый славный из тех, что я видел. Его белавин отец ковал. Слыхал небось и кузнице Никодии? Если бы змейка чувствовала Белаву, то никто бы ее не удержал, сама бы к хозяйке понеслась. Брать в руки даже не пытайся, каменной тяжестью нальется, никому кроме моей ученицы не дается в руки. По весне именно меч привел нас к Белаве, когда ее в Черной Пустоши хотели в жертву принести.

— Бедовая девка, — засмеялся бывший атаман. — Видать, любят ее неприятности.

— Она их любит еще больше, — хмыкнул чародей. — Несносная девка, но… Славная.

— По сердцу тебе? Вон с какой нежностью говоришь, — подмигнул Лихой.

— Как дочь люблю, хоть иногда и убить хочется, — тепло улыбнулся Дарей. — Эх, додержалась бы… Она же Благомила может довести до белого каления.

— Дарей! — раздался снизу крик, и чародей скривился.

— Помяни демона, — сказал он и встал в полный рост.

Внизу стоял Благомил и очень радостно улыбался, обнажив свои заостренные зубы. Дарей расплылся в столь же радостном оскале и помахал ему рукой.

— Не жестко на камнях-то? — весело спросил «бог».

— Да что ты, просто чудо, как удобно, — ответил чародей. — А ты так и не ложился, все в делах да заботах?

— Ну что ты, — отмахнулся счастливый Благомил. — Разве рядом с Белавушкой можно помнить о заботах? А губки у нее какие нежные, и ручки ласковые, а уж как обнимает жарко.

Дарея обдало жаром, и перед внутренним взором пронеслись картинки одна другой хуже, но он продолжал так же радостно скалиться, понимая, что ждет от него старый враг.

— То-то ты не в ласковых объятьях нежишься, — ответил Дарей, — а старых знакомых в лесу навещаешь.

— Так цветочки вышел любимой набрать, чтобы проснулась с улыбкой, как и заснула, — еще шире осклабился Благомил и показал букет.

— Ну ты привет-то Белаве передавай, — Дарей изо всех сил сохранял улыбку-оскал. — Скажи, что не забываем ее и скоро придем навестить нашу лебедушку.

Благомил расхохотался и вдруг рыкнул на оборотней. Те поджали хвосты и, заскулив, отскочили в сторону.

— Ну вы бывайте тут, а я к моей ненаглядной спешу, за ночку поблагодарить, — и растворился в воздухе.

Чародей тяжело опустился на пол и вытер пот дрожащей рукой. Лихой с тревогой смотрел на него.

— Хорошо, что Радмира отослали, — наконец сказал Дарей. — У него бы выдержки не хватило.

— Думаешь, правду сказал? — спросил разбойник.

— Нет, хотел помучить. Он, конечно, мразь еще та, но насильником никогда не был. Хотя… сто лет почти прошло, мог и измениться. А Белавка сама не поддастся. Она на Радмира надышаться не может никак, а он на нее. У них вообще все непросто, еще и жених этот… А теперь и божок полянский.

— Я бы перед этой девкой тоже не устоял, — расплылся в улыбке Лихой.

— Кот ты блудливый, даже не мечтай, — и чародей отвесил довольному разбойнику подзатыльник.

Лихой не обиделся, весело заржав. Он перегнулся через стену и залихватски свистнул. Оборотни недовольно заворчали. Все знали, свист оскорблял их. Свистом подзывали собак. Попробуй свистни оборотню, и ты ему враг навеки. Не успокоиться пока не отомстит. А тут их не меньше десятка, а то и больше. Разбойник еще немного посвистел, выразил крайне неприличное мнение в адрес осаждающих и даже поплевал сверху. Чародей оторвался от своих дум об ученице и тоже встал, любуясь на разъяренных зверей.

— Долго ли еще орать будешь? — наконец спросил он у разбойника. — Надо дорогу расчищать.

Лихой разжег небольшой костер, поставив в него смолу, и взял в руки лук.

Солнце уже вовсю озаряло землю своими лучами, и Дымка пробежал большую часть пути, но конь начал уставать, и немного сбавил темп. Через некоторое время за спиной раздался вой. Радмир поморщился, не устают они совсем что ли? Как можно столько времени выдерживать забег альвийского жеребца? Царь какое-то время спал, не смотря на бешеную гонку. Воин переживал за своего Дымка. Мало того, что жеребец начал уставать, так они с полянским государем еще и сидели на нем без седла.

— Продержись, друже, — просил коня Радмир, и тот держался, подстегиваемый погоней.

Но не меньше, чем жеребец, воина тревожили мысли о том, что произошло с Дареем и Лихим. О Белаве он вообще старался сейчас не думать. Иначе впору обратно нестить. Радмир старался верить, что девушка жива и здорова. И пусть целуется с этим гадом, лишь бы оставалась такой же живой и здоровой, так что ничего в их поцелуе страшного нет… Он вспомнил как руки «бога» прижимали к себе хрупкое тело Белавы.

— Задавлю гада, — прорычал он, в одно мгновение впадая в ярость.

Дымка, будто почувствовав настроение воина, снова ускорил бег, оставляя погоню далеко за собой. Краснослав вздрогнул, открыл глаза и вновь провалился в сон.

Первые горящие стрелы полетели во всадников, и воздух наполнился оглушающим визгом и удушливым запахом горящей плоти. Дарей велел сначала убить воинов, и теперь они пускали стрелу за стрелой в прячущихся тварей под личиной людей. Оборотни сочли за благо отойти в сторонку, но заметно нервничали. Двое решили опять броситься на стену, но тут же покатились по земле пылающими клубками. Солнце усилило альвийское заклинание, как и предполагал чародей. В результате обстрела полянских всадников и глупой выходке оборотней, врагов у Дарея с Лихим уменьшилось на семерых. Остальные к досаде осажденных успели спрятаться. И теперь разбойник просто ярил зверей, которые рычали, но на открытое пространство выходить побаивались.

— Что будем делать? — нарезвившись, спросил разбойник.

— Думать, — ответил Дарей и сел на пол.

— Думать, так думать, — не стал спорить бывший атаман.

Так они просидели достаточно долго, пока заскучавший разбойник не выглянул из своего укрытия и расплылся в радостной улыбке, тут же спустив еще пару стрел. И нова визг огласил древние развалины.

— Попал, — сообщил он Дарею. — Что надумал?

— Надо выходить, — сказал чародей. — Иначе они нас измором возьмут. Или подмога прибудет.

— И как мы это сделаем? — растерялся разбойник, не желая покидать уютные развалины.

— Через «дверь». Я почти восполнился, на один переход силы хватит.

— И где выйдем? — начал успокаиваться Лихой.

— До Семиречья не смогу, потому отправимся на одно очень большое болото. Есть у меня желание в глаза одному леснику посмотреть. Там нас ждать никто не будет. Но для начала…

Он поднялся, взял несколько стрел, поджег их и пустил туда, где укрылись осаждающие. Сухая трава быстро занялась, и огонь пошел на перевертышей. Пока те успели сообразить, что к чему, пламя накрыло их. Оборотни были умней, потому их трогать не стали, оставив сторожить сторожевую башню некогда великой крепости Афир.

Чародей с разбойником спустились к лошадям, и Дарей открыл переход к дому лесника. Порыв ветра рванул в лица путников, и они исчезли из гостеприимных развалин.

Когда показался мост на рубеже двух государств, Радмир уже всерьез беспокоился за своего жеребца, покрывшего двухдневное расстояние за несколько часов. Со стороны Полянии вновь появилась стража— перевертыши, но они даже не успели поднять бердыши, когда по мосту пролетела серая молния. Семиреченские стражники только открыли рты, когда их обдало воздушным завихрением.

— Бесы что ли в спину кому-то дышат? — почесал в затылке семиреченский страж.

И тут сзади раздался волчий вой. Оборотни отставали, но упрямо шли по следу. Волки были вымотаны погоней и разъярены, потому один не выдержал и, добежав до моста, вцепился в горло собственному стражнику, но тут же взвизгнул и кинулся в реку, плавясь на глазах. Вода не помогла и вскоре остатки серой шерсти унесло течением. Остальные продолжили погоню, свесив языки. Они тяжело пробежали мимо семиреченских воинов и помчались вслед за серой молнией.

Радмир уже решил остановить верного друга и встретить оборотней с мечом в руках, потому что бег коня сильно замедлился. Но Дымка снова рванул, будто найдя в себе новый запас сил, и воин стиснул зубы, сдерживая желание остановить скакуна. Сзади опять послышался вой. А впереди показались всадники. Они остановились, пригляделись, и над головой Радмира просвистел сияющий белым пламенем шар, тут же раздался визг раненного волка, и поток силы полился, ограждая дымчатого жеребца и его седоков от погони, сметая и сминая трех оставшихся огромных волков. Дымка добежал до конца конного отряда и наконец остановился, тяжело дыша и вращая бешеными голубыми глазами. Воин сполз с него, боясь посмотреть на спину верного друга, стертую двумя всадниками. Он покачнулся, так же как и его конь, и медленно осел на землю, взглянув на полянского государя, падающего на него сверху.

— Кто это? — спросил Краснослав.

— Дружина царских чародеев, — ответил воин и лег на спину, наплевав на жесткую пыльную дорогу.

— Мне конец, — простонал самодержец и лег рядом с Радмиром.

Над ними склонилось несколько человек, осматривая и проверяя, целы ли они. Кто-то занялся Дымком, и тот даже фыркать не стал, безропотно принимая помощь.

Дом лесника встретил двух всадников поломанным забором, захламленной дорожкой и жутковатой тишиной. Дарей слез с коня и покачнулся, обессиленный переходом. Лихой поспешил ему на помощь, подставив чародею плечо. Тот благодарно кивнул и двинулся к избушке. Там тоже царила разруха. О том, что здесь некогда проживала хозяйственная и домовитая женщина, ничего не напоминало. Чародей вышел из избы и сел на порог.

— Что не так? — спросил Лихой.

— Похоже, Коснята уже заплатил за свое предательство, — ответил Дарей.

Недалеко раздался шорох, и мужчины взялись за рукояти мечей, замере в ожидании. Но оказалось, что это сам хозяин. Лесник остановился в начале дорожки, ведущей к дому, всмотрелся в незваных гостей и подошел к ним.

— Казнить пришел? — мрачно спросил лесник, и чародей поразился, как он постарел всего за несколько дней, прошедших с той ночи, которую провели в этой избушке трое путников.

Дарей вдруг почувствовал, как на его плечи опустилась неимоверная тяжесть, и он сник. Несколько дней, а будто вечность назад смеялась Белава, о чем-то сплетничая с Доляной, и Радмир смотрел счастливыми глазами на девушку, считая, что этого никто не замечает… Как же давно это было.

— Что случилось с твоим домом? Где Доляна? — спросил Дарей, у которого вдруг исчезли все гневные речи.

— Ушла она. Как только вернулся домой, не смог удержать от нее в тайне, что натворил. Я же только ради нее, — воскликнул Коснята, и его глаза наполнились слезами. — Мне ведь самому тошно было, но я ее хотел защитить. А когда рассказал, она побелела вся, молча собрала узелок и пошла прочь. Я за ней, объясняю, что и почему. А Долянушка моя обернулась, посмотрела на меня как на жабу мерзкую и сказала только: «Она ведь меня вылечила, у нас дети могли быть». Я замер, будто молнией ударило, а ласточка моя так и ушла, ни разу не обернувшись. Я молил вернуться, но я будто умер для нее… и для себя. А дом я сам разгромил, боль душила. И сейчас душит. Так что, коль казнить хочешь, то я сам голову под меч подставлю. Все одно уже не живу.

Дарей встал, опираясь на дверной косяк, взглянул на хмурого лесника и пошел прочь. Потом обернулся к Косняте.

— Ты себя лучше любого палача казнишь. Я лежачих не добиваю.

Потом сел на Яхонта и позвал разбойника, который задумчиво рассматривал лесника. Лихой вскочил в седло, еще раз посмотрел на плачущего мужчину и махнул рукой, поспешив за Дареем.

Глава 34

Царские чародеи стали лагерем перед Гранькой, разбив свои цветастые шатры. Они деловито сновали туда-сюда, собирались группками, праздно общались, иногда нарушая окружающую благодать взрывами смеха.

— Чего приперлись? — удивлялась стража у моста. — Поближе к Белому Граду что ли места не нашлось, чтобы на природу любоваться? Все одно ничего не делают.

Но они делали, обшаривая полянский берег незримыми поисковыми заклинаниями. Изучали количество нежити, собравшейся на другом берегу небольшой речушки, отсылая сведения в центральный шатер, где сидел Милятин в окружении нескольких старейшин и Радмир с полянским царем. Краснослав ежился под взглядами чародеев и жался к боку дремлющего воина. Дымка отдыхал вместе с чародейскими лошадьми.

— Белян передает, что перевертышей на том берегу обнаружил не менее пяти сотен, и это только на заставе. Остальные еще считают. — говорил Милятин, потом обратился к Радмиру. — Расскажи о них подробней, Радмир Елисеевич.

Воин открыл покрасневшие от усталости и ветра, бившего в лицо во время бешеной погони, глаза и посмотрел на главу чародейской дружины.

— Я про всех не скажу. Только про тех, с кем столкнулись. Мечом не убиваются. Сталь плавится, только огнем можно взять. Одни ядом плевались. И умирает все живое там, где прошли. Наш пес чуть лапы не лишился, его Белавушка вылечила. Так себя и обнаружила. У других дыхание такое, что убивает в одно мгновение. По глазам их определить можно, мертвые они. Может еще сюрпризы есть, не знаю. Оборотни вон тоже не простые. Огромные да выносливые. От Полянска толком не отставали.

— Оборотням только мощи добавлено, в остальном обычные, — ответил один из старейшин. — Я осмотрел.

— Простые воины будут? — спросил Радмир.

— Будут. Со всего Семиречья стягиваются сюда. К вечеру должны подойти белоградские дружины, берестовская «волчья тысяча», убынежские лучники. Остальные к утру и к полудню завтрашнего дня подтянутся.

— С Берестова идут? — мрачно спросил воин-странник, чем вызвал некоторое недоумение.

— Да, славные ребята. Тысячник у них примечательный, Ярополк Вратиславович. — отозвался Милятин. — Встречался с ним как-то. Молод, но разумен и отважен. Говорят, и невесту нашел себе под стать.

— Пойду пройдусь, — Радмир встал и быстро вышел из шатра.

— Подожди меня, — крикнул полянский самодержец, подкрепленный живительным настоем, и поспешил за мужчиной.

Радмир быстрым шагом пересек стоянку чародейской дружины и углубился в небольшую рощу, стремясь остаться наедине с самим собой. В роще он наконец остановился, в сердцах ударил по березовому стволу и сполз вниз, закрывая глаза, пытаясь разобраться с тем, что творилось в душе. Чьи-то шаги и тяжелое сопение вторглись в уединение мужчины, но он остался неподвижен, догадываясь, кто не желает оставить его в покое.

— Ну и быстрый ты, — Краснослав тяжело опустился рядом, пытаясь отдышаться. — У-уф, на силу догнал.

— Зачем догонял? — равнодушно спросил воин. — Не тронут они тебя.

— Все равно боязно, взгляды-то злые какие, — отозвался полянский государь.

— А что ты хотел, твое величество? Вы столько веков чародеев люто казнили и преследовали. У некоторых сродники голову у вас сложили.

— Я тебе сейчас государственную тайну открою. За пятьсот лет мы казнили всего пять чародеев, остальное сказки для поддержания престижу государства.

— Не понял, — Радмир открыл глаза и посмотрел на царя.

— Ну-у… — замялся Краснослав. — У нас сеть шпиенская большая. Как докладывали, что там-то погиб колдун иль чародей, не прилюдно, мы его как бы казнили, а тем, кто правду знал, золотом за молчание платили. Ну, посуди сам, много ли к нам волшебников пойдет, коли мы на них запрет ввели? Им и без Полянии было, где развернуться, людишки наши опять же сами в Семиречье к ним бегали. А чтобы показать, что слово полянских государей крепкое, да и жути навести, подлогами и занимались. Кто знает, что в пыточных застенках делается? Никто, пиши, что хочешь. В народ баюнов запустишь, они и нарассказывают все, что надо. А дальше людишки еще и приукрасят.

— И про сдерживающие оковы сказки? И про то, что чародеев можете на глаз определить? — изумленно спросил Радмир.

— Нет, то правда. Амулет, что силу улавливает, у любого волшебника купить можно. И за путы, силу сосущие, мой прапрадед чуть не полцарства отвалил, только они единственные, как понимаешь, на всех не напасешься.

— Но зачем столько пустых трат, столько усилий? — воин потрясенно смотрел на царя.

— Да все из-за предка нашего и его завета, Поляна. Он же родовой клятвой повязал всех потомков истребить чародеев в нашем государстве. А кого истреблять, если они сами ушли? Вот и крутились, как могли, чтобы народ видел, что порядок блюдем. Это еще один повод, почему я с Благомилом связался. Гордость заела, думал, стану более славен, чем Полян. Знает этот змей, на что надавить.

— А зачем людишек-то своих в черном теле держали? Народ у вас озлобленный.

— Народ обычный, ставленники царские хапуги. Но тоже польза, самобытность была.

— Не понимаю я тебя, твое величество, зачем так правил, коль про все знал. — Радмир опять откинулся на ствол березы и прикрыл глаза.

— Как учили, так и правил, — ответил царь и растянулся на траве. — Хорошо-то как… А что у тебя с этим тысячником? — неожиданно спросил Ккраснослав, и Радмир вздрогнул.

— С чего взял, что у меня с ним что-то есть? — спросил он.

— Я же царь, я не только слушаю, что говорят, я по лицам читаю. А ты при упоминании «волчьей тысячи» весь подобрался, а как его имя назвали да похвалили, совсем ушел. Стало быть, не нравится он тебе, что-то к нему имеешь.

— Ярополк хороший человек, и воин хороший, — ответил Радмир. — Более мне тебе сказать, государь, нечего.

— Человек хороший, воин хороший. Заслуги признаешь, а неприязнь есть. Был бы что-то должен иль обидел, то признал бы только хорошим воином… Бабу не поделили?

— Что ты ко мне под кожу лезешь? — вдруг вспылил воин-странник.

— Значит бабу, — улыбнулся царь, но развивать тему не стал.

Радмир зло посмотрел на полянского самодержца и вдруг успокоился, усмехнувшись про себя. Чем-то ему Краснослав даже нравился. Мужчина снова закрыл глаза и вслушался в шорох листвы, будто шепчущей: «Белава-а…».

Чародей и разбойник продолжали пробираться к границе Полянии. Они почти не разговаривали, уставшие и сонные мерно покачивались в седлах, бредущих лошадей. Змейка не подавала признаков жизни от самой разрушенной крепости. Признав пользу меча, Лихой даже расслабился, перестав цепко осматривать дорогу.

— Может еще один переход? — спросил разбойник. — Всего день до Граньки остался.

— Нет, — ответил Дарей, не открывая глаз. — У самой границы перенесемся. Я много сил потерял.

— Так ты же из воздуха силу берешь. Вон сколько его кругом, — не сдался бывший атаман.

— Чародеи не только воздухом питаются. Чтобы до конца оправиться, мне обычная еда нужна и неплохо бы поспать.

— Давай я в село какое-нибудь смотаюсь, чай, тоже брюхо к спине прилипло, — предложил Лихой.

— Опасно, — возразил чародей, но открыл глаза и заинтересованно посмотрел на разбойника.

— Тю-ю, — насмешливо протянул тот, — это Лихому-то опасно? Я от дворцовых перевертышей ушел, а уж на открытом пространстве да с лошадью, я их обскачу.

— Уверен? — Дарей все еще сомневался.

— Да век в Полянии прожить, — Лихой уверенно смотрел на чародея, и тот сдался.

— Через версту свернем вправо, там деревенька какая-то захудалая должна быть, — начал объяснять Дарей. — Я буду ждать в лесу, но недалеко. Если что, помогу… чем смогу. Ты в деревню не углубляйся, в самый первый дом загляни. На золото, — и протянул разбойнику небольшой мешочек. — Купи быстро самое необходимое и ходу. Не надо байками хозяев развлекать.

— Да не беспокойся ты, — засмеялся Лихой. — Одна нога здесь, другая там.

— Лишь бы только иносказательно, — вздохнул чародей.

Разбойник пропадал в деревне уже слишком долго, и Дарей все больше нервничал. Он переступал с ноги на ногу, держа лошадей в поводу. Лихой отправился в деревню пешком, сам так решил, на всякий случай, чтобы не привлекать внимания мечом. Чародей подумал и согласился. Если там есть нежить, меч шипеть начнет, сразу заметят. Впрочем, зато было бы сразу ясно, что соваться туда не стоит. Разбойник весело махнул рукой и исчез за высокими кустами.

Чародей посмотрел на солнце, прикинул сколько прошло времени и вновь переступил с ноги на ногу. «Надо было не соглашаться», — думал Дарей, все более мрачнее. «Если вскоре не объявится, сам пойду за ним», — решил он. Но идти не пришлось. Сначала раздался залихватский свист, потом затрещали кусты, и бывший атаман вылетел к чародею, крича:

— Ходу, ходу, ходу!

Послышались звуки погони, и чародей вскочил в седло, пуская Яхонта в галоп. Лихой взлетел на Злату практически с разбега и помчался вслед за Дареем. Когда он поравнялся с чародеем, оказалось, что снедь разбойник все-таки добыл, он прижимал к груди раздутый холщовый мешок.

— Что там случилось? — крикнул Дарей.

— Потом расскажу, — отмахнулся разбойник, но глаза у него были виноватые.

— Кто хоть гнался за тобой? — снова спросил чародей.

— Деревенские, — коротко пояснил Лихой. — Подумаешь, бабу приобнял…

— Лихой! — чародей даже задохнулся от возмущения. — Я чуть с ума не сошел, думал, тебя там уже перевертыши достали, а ты с бабами чужими обжимался?

— Дарей, как ты можешь обо мне так думать? Она сама пристала… А я же не каменный! А тут мужик ейный появился, пришлось отбиваться. Хорошо, хоть снедь успел заранее взять.

— Убил бы, — зло сказал чародей и обернулся, вгляделся и заорал. — Ходу!

Лихой тоже обернулся, и его глаза округлились. За ними большими скачками неслись четыре оборотня.

— За мной тоже четыре мужика бежало, — сказал он.

— Это же надо, — заорал на него взъярившийся чародей, — мало того, что чужую бабу зажал, так еще и бабу оборотня! Да они теперь нас не отпустят!

— Но ты заметь, это обычные оборотни, не те огромные волчары, — отметил разбойник. Чародей снова обернулся, рассматривая настигающую погоню.

— Об этом будем думать, когда выберемся, а сейчас хрен редьки не слаще. Рвать будут так же больно, даже не сомневайся.

Лошади, подстегиваемые страхом перед зверями, неслись во весь опор. Но волки не отставали, все больше сокращая расстояние. Дарей мрачно зашептал, в лицо им рванул ветер, и всадники вылетели… на середину моста над Гранькой, волки проскочить не успели. Лошади пробежали мост и остановились. Дарей огляделся и медленно сполз с лошади, теряя сознание.

Лихой соскочил со Златы, поспешив подхватить бледного чародея. Стражники изумленно смотрели на двух всадников, объявившихся из ниоткуда.

— Как это? — спросил первый и почесал в затылке.

— Да как-то так, — ответил второй и обернулся. — За ними уже чародеи бегут, вона пылищу подняли.

Лихой облегченно вздохнул и засмеялся.

Глава 35

Серые сумерки окутали берега Граньки, притупив краски уходящего дня. На семиреченской стороне прибывали дружины, ставили шатры, поднимали стяги. За сияющим солнцем на чародейском вымпеле появился орел убынежских лучников. Рядом с ними раскидывала шатры пустошевская дружина, и князь Добрыня Твердиславович отдавал распоряжения громовым голосом, перекрывавшем остальные голоса. Над ним гордо реял темно-синий, почти черный стяг с пылающим огнем по середине. Вскоре подошла и «волчья тысяча» из города Берестова. Рядом с молодым и необычайном красивым тысячником ехала миловидная женщина с изумрудно-зелеными глазами.

Ярополк спешился и помог женщине слезть с лошади. Она осмотрелась и сразу направилась в сторону шатров чародеев. Ярополк, отдав указания, поспешил за ней.

— Ярополк, друже! — раздался ему вслед громовой раскат.

И наперерез берестовскому тысячнику бросился пустошевский князь, сжав Ярополка в медвежьем капкане своих огромных рук.

— Рад видеть тебя, — продолжал радостно громыхать князь. — Дарей тоже здесь. Сейчас спит в шатре у чародея, выдохся пока драпали из Полянии.

— И я рад видеть тебя, светлый князь, — улыбнулся Ярополк, продолжая наблюдать за женщиной. — Ты прости меня, Добрыня Твердиславович, дело у меня, я позже подойду к тебе.

— Не буду держать, коль торопишься, — князь заметно обиделся и тут же добавил. — Но позже жду! Не забудь.

— Обязательно зайду, — пообещал тысячник.

Он уже сделал несколько шагов, когда князь крикнул ему вслед:

— Ты к чародеям? Там и Радмир, тоже тебе обрадуется.

Ярополк обернулся, махнул князю и, уже отвернувшись, беззвучно выругался. Радмир… Он, конечно, хороший человек и воин славный, но… И тысячник прибавил шагу. Уже подходя к шатрам чародейской дружины, он услышал голос женщины. Из первого шатра вышел покачивающийся бледный человек. Женщина заметила его, подошла и приложила руки к его лицу. Человек прикрыл глаза, заметно порозовел, расправил плечи, и Ярополк узнал Дарея. Он сделал еще несколько шагов и смог разобрать разговор женщины и чародея.

— Здравствуй, Дарей. Где моя дочь?

— Здравствуй, Всемила, — ответил чародей и опустил глаза.

Сердце Ярополка куда-то ухнуло, замерло, а потом сорвалось в галоп.

— Где Белава? — голос Всемилы зазвенел. — Ты ее с собой потащил, я тебе ее доверила. Где она?!

— Ты вернула свою силу… — тихо отозвался чародей, потом решился и, взяв женщину под локоток, увел внутрь шатра.

Тысячник пошел следом и, не ожидая приглашения, вошел внутрь. В шатре сидел незнакомый ему молодой мужчина с лисьей хитрецой, застывшей в уголках фиалковых глаз, рядом с ним сидел сильно изможденный человек, потягивая что-то из глиняной кружки. Всемилу усадили на пышные подушки, Дарей расположился рядом. Недалеко от них стоял Милятин, которого Ярополк знал и Радмир. Милятин приветливо кивнул берестовскому тысячнику.

— Здрав будь, Ярополк, — сказал он, и воин-странник обернулся, встретившись взглядом карих глаз тысячника. — Ты хотел что-то? Я сейчас выйду.

— Белава моя невеста, — ответил Ярополк, глядя в сузившиеся глаза Радмира. — Я тоже хочу знать, что с ней.

Дарей тревожно посмотрел на воина, потом на Ярополка и кивнул, чтобы тысячник присоединился к ним. Всемила проследила за молчаливым переглядыванием двух мужчин и вздернула бровь, но промолчала, разглядывая Радмира. Она узнала мужчину, который появился в их доме в прошлом году. Это он стал поддержкой в уговорах, когда она сдалась и отправила дочь в обучение к чародею. Женщина задумалась о чем-то, но вскоре опять повернулась к чародею.

— Рассказывай, — коротко сказала она.

И Дарей начал рассказывать, стараясь смягчить хоть немного нехорошие новости, но особо обмануть Всемилу ему не удалось. Она хмурилась, но не перебивала, сосредоточенно глядя на плотно сжатые руки.

— Не уберегла, — тихо сказала женщина. — Не уберегла мою кровиночку… А ведь как старалась.

— Зачем ты потащил ее за собой, Дарей? — вспылил Ярополк. — Почему не оставил дома с родителями?

— Не надо, Ярополк, — все так же тихо остановила его Всемила. — Она бы не усидела, все одно бы догнала своего мастера. Это моя дочь, я знаю.

— Не надо было ее слушать. Вытащу ее, заберу в Берестов и запру в тереме от греха подальше. Хватит с нее этого чародейства. — зло бросил тысячник и вышел из шатра, стремясь проветрить голову.

Взоры Дарея, Лихого и полянского царя обратились на Радмира. Тот смотрел вслед Ярополку, плотно сжав губы, но в глазах застыла явная насмешка. Всемила покачала головой и тоже вдруг усмехнулась, но опять промолчала. Чародей наконец повернулся к ней.

— Как ты тут оказалась, Всемила? Никогда не замечал за тобой страсть к путешествиям, — спросил он.

— Сон мне был нехороший, — ответила женщина. — Бабка моя снилась. Сказала, что беда нависла над Белавой. Я к тебе в терем, а Яра твоя говорит, что вы больше недели как уехали. Тогда я к Ярополку и поскакала, к кому же еще могла обратиться. А ему как раз вестник прилетел с приказом к Полянии выдвигаться. Дальше вместе поехали, я чувствовала, что сюда же мне надо. В дороге и силу возвращать начала. — потом помолчала немного. — Как дочку-то мне вернуть?

— Белаву мы сможем вернуть, только сломив Благомила, — ответил Дарей. — Иначе никак. Силен змей.

— Насколько?

— Сильней многих.

— Я с вами, — сказала она уверенно. — Но запомни, Дарей, коль с девкой моей, что случится, прокляну.

— Всемила, — заговорил Радмир. — Мы вернем ее. Я жизни не пожалею.

— Верю, что не пожалеешь, — усмехнулась женщина, и воин опустил глаза.

— Прости, — тихо сказал он. — Не смог уберечь раньше.

Дарей встал, прошелся по шатру и неожиданно яростно воскликнул:

— Никто бы не смог! Первый всплеск силы жизни, и он нашел бы ее, прячь не прячь. Теперь и за Всемилой следить надо, коль силу себе вернула. Всю чародейскую ветвь святомирова рода извел злодей. Когда в Полянию ехали, только трое осталось, и то Всемила была от дара отказавшись. Так что двое всего было: Белава да еще один. Что с тем чародеем не ведаю, а Белавка себя выдала ненароком, пса пожалела.

— Это мы все уже знаем, — перебил Милятин. — Давайте решать, как нам божка этого выманить, да как к ногтю прижать. Рать наша еще прибывает. К завтрашнему вечеру должно собраться не менее десяти тысяч. Кинем вызов на бой, а отзовется ли? Если сами вторгнемся в Полянию, будем более уязвимы во время перехода. Стало быть бой надо дать здесь.

— А что полянский душегуб? — вопросила Всемила. — Будет орать, что Семиречье захватить Полянию собралось, еще и иноземные силы созовет.

— Полянский душегуб ничего не имеет против вторжения в его Полянию, — подал насмешливый голос изможденный мужчина. — Даже вместе с освободителями земли пращуров биться готов.

— Благодарствуй, твое величество, за поддержку, — прохладно ответил Милятин, но поклонился.

Тут в шатер влетел вестник и опустился в руки Радмира. Он открыл его, прочитал и улыбнулся.

— Альвы идут на подмогу, к утру будут с нами. И вольные воины-странники обещали собраться.

— Очень хорошо, — потер руки Дарей. — С альвийской магией может злодей и не справится. Кровь демонов ему тоже не по зубам. По крайней мере, Белава долго сопротивлялась, — и вдруг осекся, глядя на увеличивающиеся глаза Всемилы.

— Это у кого кровь демонов? — спросила она.

— У Белавы, — ответил чародей и вжал голову в плечи, справедливо ожидая материнского гнева.

Лихой, Краснослав и даже Милятин стояли на улице и прислушивались к женским крикам из шатра, периодически озаряемого всполохами боевых заклинаний. Мужской голос пытался прорваться сквозь пелену женского возмущения, но в ответ опять полыхала очередная вспышка. Радмир геройски остался со старым товарищем, и теперь стоял с открытым ртом, глядя на мечущегося по шатру Дарея и взбешенную Всемилу.

— Яблочко от яблоньки… — вдруг расхохотался он, вспоминая разъяренную Белаву, и тут же ойкнул, заметив взгляды направленные на него.

Но на удивление его слова успокоили Всемилу, и она улыбнулась, хмыкнула и неожиданно рассмеялась, оглядывая потрепанный шатер и такого же потрепанного чародея. Потом села и задумалась, переваривая все новое, что узнала о своей дочери. Дарей присел на безопасном от нее расстоянии, стараясь отдышаться.

Постепенно в шатер вернулись Лихой с полянским царем, Милятин и Ярополк, мрачный, но спокойный. Разбойник скептически оглядел Дарея и хмыкнул, заслужив в ответ убийственный взгляд.

— Что тут у вас полыхает? — громыхнул пустошевский князь, заполнив собой вход в шатер. — Уже веселитесь, а меня опять позвать забыли?

— Знакомься, Добрыня Твердиславович, — заговорил Радмир. — Это Всемила, матушка Белавы. — и уже Всемиле. — А это пустошевкий князь.

— А-а, — хохотнул князь, — тогда понятно. Здрава будь, добрая женщина.

— Добрая… — проворчал Дарей, потирая ушибленное плечо.

— Добрая, — огрызнулась женщина. — Была б злая, прахом бы обернула. Жили— не тужили, и вдруг узнаю, что у кровиночки моей, ягодки распрекрасной, личина зверская появилась, на крови демона взращенная.

— Да-а, бедовая у тебя девка, Всемила, — радостно прогромыхал князь. — По весне спасла нас всех, в Пустошеве у нас ее всяк знает и славит. Чудная девка.

— Та-ак, — Всемила вновь повернулась к Дарею, старавшегося стать как можно более незаметным. — Давай-ка все мне рассказывай, чего еще про дочку мою не знаю.

Дарей с тоской подумал, что не знает она еще много, а, главное, не все рассказывать и хочется. Про чуть не свершившееся жертвоприношение в Черной Пустоши тем более. Выручил его Радмир, присевший напротив матушки Белавы.

— Дозволь мне тебе рассказать все, без утайки, — сказал он. — А то, боюсь, друже мой, твоего гнева не переживет.

— Я расскажу, — тут же отозвался Ярополк. — Чай, моя тещенька, мне и виниться.

— Пока я ничья еще тещенька, — усмехнулась женщина. — А вы заканчивайте волками друг на друга смотреть, не время. Как все закончится, так и будете решать, что промеж вас имеется. Рассказывайте все, что было. Никого калечить не буду, — и приготовилась слушать.

Глава 36

Белава открыла глаза и тихо выругалась. Она снова была в темнице, той самой, где очнулась после похищения из полянского леса. Девушка дернула затекшими руками и поняла, что прикована к стене. Вот гад! Она снова дернулась, и цепи уныло звякнули. Чародейка попробовала призвать силу Зверя, чувствуя, что в ней начинает закипать злость, и вскрикнула от неожиданной боли. На руках медленно проступали ожоги. Без силы жизни огонь Зверя обжег ее саму! Плохо, очень плохо. Что же будет, если она выпустит самого Зверя?! Девушка тихо застонала: и от боли, и от отчаяния.

— Очнулась? — раздался уже ненавистный ей голос.

— Отпусти меня, — накинулась Белава на «бога».

— Драгоценная моя, как же тебя отпустить, ежели ты слов не понимаешь, добра не помнишь. Я простил тебе твою выходку за вчерашним завтраком, меня это даже позабавило. Я простил то, что ты помогла увести у меня из-под носа царя. И хорошо, что моя сила практически безгранична, и я могу справиться с его родовым заклятьем, по которому полянская земля существует, пока на ней живет потомок Поляна, иначе бы Поляния уже пеплом бы подернулась от прошедшего по ней пожара. Я простил тебе, что ты разбудила Чеславу, которая перевернула мою обитель вверх дном. И я бы даже простил твою глупую выходку со змеином ядом, который тебе притащила это сумасшедшая призрачная баба. Но ты ведь решила его использовать, драгоценная моя, ты решила убить меня. А попытка всадить мне нож в сердце, когда поняла, что яд меня не берет? Я уже не говорю о твоих милых коготочках, которыми ты хотела выцарапать мне глаза, пока я тащил тебя сюда. Я хотел тебя просто запереть, пока не остынешь. Я готов был тебе все ЭТО простить! Но тебе и этого показалось мало. Выслушивать те гадости, которые может рождать столь прекрасный ротик, я не намерен. Ты меня оскорбила, ударила по больному, и сама вынудила применить силу. Чего ты добилась своим поведением?

— Чтоб ты сдох, змей рогатый, — огрызнулась Белава, подумав, что надо бы попросить Чеславу достать другого яда.

— Вот за что ты меня так ненавидишь, драгоценная моя? — усмехнулся Благомил и подошел к ней, с интересом разглядывая разгневанный лик девушки. — Я к тебе со всей душой. Не поверишь, спать толком не мог, о тебе думал, вспоминал твои уста сахарные. Я же весь мир к твоим ногам бросить готов, себя полностью в твои ласковые ручки отдать. Я в честь тебя храмы возведу, заставлю имя твое произносить с трепетом. Все сделаю, от тебя же требуется только перестать воевать со мной.

— Ты мне одно скажи, ты дурак что ли? — ответила на все его признания Белава. — Зачем мне весь мир? Зачем мне храмы и почитание? И ты мне не нужен. Люблю я уже, всей душой люблю ненаглядного моего странника, для тебя места не осталось! Или отпусти, или убей, но хватит меня посулами своими злить.

— Убить? — Благомил вплотную приблизил к ней лицо. — Интересная идея, но… Ты мне нужна.

— Зачем?! — воскликнула она, пытаясь отодвинуться, но лишь уперлась затылком в стену. — Мою силу ты забрал, до Зверя не докопался, себя я тебе по доброй воле не отдам. Что тебе может быть от меня еще нужно?

— Ты! Дура ты сумасшедшая! — вдруг заорал на нее Благомил. — Я перед тобой битый час распинаюсь, а ты все услышать меня не хочешь! Ничего, — разом успокоился он, — времени у нас много, сдашься и забудешь обо всяких странниках. А чтобы тебе проще забывалось, его первого уничтожу. У тебя на глазах. Поняла меня, моя драгоценная? На границе семиреченцы рать собрали, даже альвов позвали. Не беда, и пресветлых на колени поставлю. И ты со мной будешь, держась за руки по крови пройдем и новый мир сотворим. Из праха и тлена создадим новую вселенную.

— Я не хочу, — потрясенно прошептала Белава. — Ничего этого не хочу…

— У тебя нет выбора, нет возможности желать что-либо кроме меня. Еще вчера вечером ты могла просить меня, и я внимал твоим просьбам. Сегодня я глух, и в этом виновата только ты. Пока все не закончится, свободы у тебя никакой не будет.

Он замолчал, некоторое время рассматривая девушку, затем поднял руку и убрал растрепанные волосы ей за спину, провел рукой по щеке, вызвав на лице Белавы брезгливую гримаску, потом скользнул на шею и замер, вглядываясь. Быстро оглядел шею с другой стороны, потом руки, задрал подол платья, осматривая ноги.

— Что это? — выдохнул он. — Как случилось?

— Никак, — ответила она, сообразив, что Благомил заметил ожоги.

— Глупая, кровь демона разбудить пыталась? Ведь больно же тебе! — он провел руками по оковам, и те истаяли, исчезнув, будто и не было.

Лишившись удерживающих цепей, Белава уранила руки и покачнулась, тут же подхваченная Благомилом. Она попробовала сопротивляться, но он даже не обратил внимания на ее слабые попытки и шагнул в свою опочивальню. Глаза девушки расширились при взгляде на огромное ложе и при воспоминании, что он заставил ее тут вытворять.

— Не бойся, — сказал Благомил, заметив ее беспокойство. — Надо тебя подлечить, а то следующего собственного издевательства над собой ты просто не переживешь. Больно? — в его голосе было сочувствие.

— Нет, — соврала она, лишь бы не трогал.

— Обманываешь, — усмехнулся «бог». — Я же вижу, что страдаешь.

— Я страдаю в плену, без свободы не могу, — огрызнулась Белава.

— Будет свобода, все будет, но потом, — ответил Благомил, осторожно усаживая ее на кровать. — Я сейчас тебе помогу раздеться.

— Зачем? — ощетинилась девушка и отодвинулась от него. — Чтобы лечить, всего тела видеть не надо, сила жизни сама раны найдет.

— Знаю, — усмехнулся мужчина, — но посмотреть-то хочется.

— Ах, ты… — она задохнулась от возмущения, но Благомил уже держал ее за руки, вливая целительную силу.

Вскоре она облегченно вздохнула, ощутив, как боль отступила, и попробовала освободить руки. Не получилось. Девушка заерзала, стараясь не глядеть на Благомила. «Не отстанет», — с тоской подумала она. Мужчина взял ее за подбородок и повернул к себе лицом, некоторое время смотрел в глаза и… не отстал. Белава возмущенно замычала.

— Почему ты никак не расслабишься? — спросил он оторвавшись от ее губ. — Хотя бы из благодарности поцеловала.

— Какая еще благодарность? — возмутилась она. — Сначала ты меня чуть не убил, потом заковал в цепи, потом я пыталась освободиться и обожгла саму себя.

— Если бы ты не начинала свои попытки по моему умерщвлению, то не стала бы в результате сама себя жечь, — вполне логично возмутился он в ответ.

— Устала я от тебя уже, — вздохнула девушка. — Может хотя бы не будешь меня трогать?

Благомил рывком поднялся с постели, отошел от нее и… исчез, оставив Белаву в одиночестве. Девушка какое-то время сидела, не веря, что он оставил ее одну, потом вскочила с кровати и начала осматривать опочивальню. Дверей, естественно не было, как и во всех остальных помещениях этого странного жилища. Зато было большое окно, и чародейка попробовала его открыть, но слабая надежда на то, что оно откроется, не оправдалась. Она выругалась и посмотрела на улицу. Сбоку стоял огромный белокаменный дом. Дворец, поняла она. Перед дворцом вытянулась стража, стискивая в руках бердыши. Больше никого не было видно. Вдруг воздух озарил всполох белого пламени, и стражники стекли жидкой лужицей на землю. Бердыши упали, гулко стукнувшись о каменные плиты. Белава с любопытством прижалась к странному теплому стеклу лбом. Благомил пронесся мимо двух лужиц стремительным вихрем. Полы его длинного белого одеяния разлетелись как два крыла. Он резко развернулся и длинные волосы взметнулись, сверкнув ослепительным бликом на солнце, и с его рук сорвалась новая вспышка, уничтожив огромное старое дерево. Он был в ярости, и Белава растянула губы в злорадной улыбке. Неожиданно мужчина повернулся и посмотрел в направлении, где стояла девушка. Она испуганно отпрянула от окна, но Благомил вытянул руку, и она оказалась рядом с ним. Цепкие пальцы «бога» сплелись с пальцами девушки, и он потащил ее за собой. Белава еле успевала за стремительной поступью мужчины.

— Куда ты меня тащишь? — крикнула она.

Он резко остановился и посмотрел на нее.

— Действительно, куда это я тебя тащу… — сказал он и как-то недобро осклабился. — Дай-ка я тебе кое-что покажу.

Его рука крепко обвила ее талию, она вскинула на мужчину глаза и тут же их зажмурила, ослепленная яркой вспышкой. Когда свет померк, она осторожно приоткрыла глаза, и сразу же распахнула их во всю ширь. Они стояли на берегу Граньки. В некотором отдалении от них был мост, связывавший два государства. Но главное, на другом берегу, прямо напротив них, раскинулся огромный лагерь, увенчанный множеством стягов. Привлеченные их появлением, повыскакивали из шатров люди. Благомил хищно улыбнулся и протянул руку в сторону людей на том берегу.

— Смотри, — сказал он, — это твое спасение. Где-то там твой возлюбленный. Хочешь, найдем его?

— Нет, — воскликнула она и умоляюще посмотрела на мужчину. — Давай вернемся, я все поняла!

— Нет, — резко ответил Благомил. — Подождем.

Белава замерла, вглядываясь в лица незнакомых людей. Кто-то из толпы пустил стрелу в их сторону, но Благомил досадливо шевельнул пальцами, и стрела улетела обратно к своему хозяину, пробив тому грудь. Одинокий вскрик огласил берега Граньки. Девушка с облегчением выдохнула, не Радмир. Кто-то из чародеев рискнул послать в них выплеск силы, разбившийся о невидимую стену, даже не долетев до них. Потом воздух прорезала огненная молния, за ней понеслась вторая, третья, четвертая, закружился воздушный вихрь, следом еще один и еще. Благомил нехотя взмахнул рукой, объединил вихри в один, оплел огнем и отправил обратно. Людей смело, потащило по земле, зацепив шатры. Послышались крики, и до девушки донесся запах горящей одежды, паленых волос и жженной плоти.

— Что ты делаешь? Остановись! — закричала она и попыталась вырваться. Благомил только крепче прижал ее к себе.

— Что-то не спешит к тебе твой дружочек, — усмехнулся «бог» и хитро прищурился. — А может оборотни мои его разорвали по дороге?

Внутри Белавы все похолодело, взгляд заметался по лицам людей, среди которых начиналась паника, и не выдержала:

— Радмир! — заорала она. — Есть среди вас Радмир?!

— Белава! — донесся до нее любимый голос.

Она облегченно улыбнулась, взглянула на хищный оскал Благомила и вдруг поняла, что он вынудил ее позвать воина. Она сама его позвала!

— Радмир! — отчаянно закричала она. — Не смей выходить сюда, воин-странник, не смей показываться мне на глаза! — и еле слышно выдохнула. — Пожалуйста… не выходи…

— Думаешь, спасла? — засмеялся Благомил. — Наивная моя. Смотри внимательно.

Он поднял руку ладонью вверх, по Граньке побежала рябь, превращаясь в волны, которые бежали все быстрей, превращая тихую речушку в бушующий горный поток. Потом рука мужчины взметнулась над головой и он махнул ладонью, таким приветливым жестом, что никакой угрозы не почувствовалось. Вода поднялась стеной, становясь все выше и темнее, хищно нависла над лагерем семиреченцев.

— Вперед, — тихо засмеялся Благомил.

И река всей своей мощью обрушилась на ошарашенных людей. Белава закричала и уткнулась лицом в грудь «бога», стремясь спрятаться от происходящего. Тут же дернулась, когда его вторая рука легла ей на голову, крепче прижимая к себе, вывернулась и посмотрела на тот берег. Переднюю часть лагеря смыло начисто, люди метались в воде, помогая друг другу, где-то ржали лошади. Несколько чародеев, объединив усилия, гнали воду обратно в реку, где бились в панике речные обитатели, которых не вынесло из реки. Визжали несколько русалок, отчаянно ругался Водяной. Из стана людей слышались стоны.

— Ты… — губы Белавы дрожали, — ты чудовище… Я никогда, никогда не смогу полюбить тебя.

— Что? — мужчина недобро посмотрел на нее. — Повторим урок?

И земля ощутимо вздрогнула. Девушка сползла на землю, забыв о всякой гордости, встала на колени и вцепилась в его руки, прижимаясь к ним щекой.

— Пожалуйста, — молила она сквозь слезы, — пожалуйста, остановись, умоляю тебя, Благомил. Делай со мной, что хочешь, только останови все это!

Он рывком поднял ее, до боли сжав плечи, вцепился пристальным взглядом в заплаканные глаза, а потом прижался к ее губам. Девушка вскрикнула, почувствовав, что Благомил прикусил ее, и солоноватый привкус крови заполнил рот. Мужчина оторвался от нее, облизнул губы, на которых осталась кровь девушки и победно захохотал. Белава не выдержала и зарыдала в голос, понимая, что спасения нет, нет! Она обернулась, еще раз взглянув на семиреченский берег, и мысленно попрощалась с ненаглядным насмешником, не веря, что сможет еще когда-нибудь взглянуть в любимые серые глаза. А если он погиб под этим потоком воды, то зачем тогда ее сердцу биться? От этой мысли ей стало совсем тошно, свет померк в глазах, и Белава безвольной тряпичной куклой повисла на руках Благомила.

Он досадливо скривился.

— Перестарался, кажется, — но тут же на губах заиграла лукавая улыбка. Он взял бесчувственную девушку на руки, бережно положив ее голову себе на плечо и крикнул. — Странник, она моя! — засмеялся и шагнул в полыхнувшую ослепительным светом вспышку.

Глава 37

Третий день уже стоял стан семиреченцев на границе с Полянией. До утра сегодняшнего дня еще подтягивались дружины со всех конов Семиречья. В полночь подошли двести человек вольных воинов-странников, которых сердечно встретил Радмир и повел к подготовленной для них стоянке. С ними и остался до утра, рассказывая о происходящем и слушая их новости. Это отвлекло от мрачных мыслей.

Альвы не появились до темноты, задержавшись в пути. Но в том, что придут, сомнений у воина не было. Кому же верить, ежели не этим пресветлым духам природы? Прекрасный и таинственный народ, когда-то обширно населял эти земли. С приходом людей стали появляться полукровки, очень схожие ликом с альвами, но не всегда наследующие их натуру. Постепенно альвы стали покидать обжитые места, уходя в новые земли, полукровки разошлись в разные концы света. И сейчас осталось не так много пресветлого народа, оставивших за собой Долину Водопадов и построивших там Хрустальный град. Если удавалось заслужить уважение альвов, то на их доброе отношение и помощь всегда можно было рассчитывать. Радмира альвы уважали и легко откликнулись на его зов. Тем более, он никогда не трогал пресветлых, если без их вмешательство можно было обойтись. Раз позвал, стало быть дело касается и самих альвов.

Они пришли с первыми лучами солнца. Появление альвов вызвало оживление во всем стане семиречинцев. Триста изящных всадников с заплетенными в боев ые косы длинными волосами, выглядели прекрасными изваяниями на своих необычных высоких, длинноногих скакунах с голубыми глазами. Золотые доспехи мерцали в восходящих лучах солнца, за спиной висели колчаны, наполненные стрелами. Над ними реял стяг, серебристо сверкавший, когда ветер колыхал его, напоминая струи воды. Альв, возглавлявший отряд, слез со своего гнедого коня и отдал на родном языке приказание, после которого спешились и остальные.

Радмира растолкали при приближении прекрасного войска, и теперь он спешил им навстречу. Предводителем отряда оказался старый знакомец, и воин распахнул ему свои объятья.

— Вералон, — воскликнул он. — Будь здрав, друже!

— Радмир, мой друг, — Вералон с удовольствием обнял странника. — Рад снова увидеть тебя. Что случилось у вас, из твоего послания мы поняли, что грядет большая беда.

— Пойдем, мы тебе все расскажем, — Радмир кивнул на чародейские шатры.

— Ты выглядишь изможденным, мой друг. Печаль на твоем челе невозможно не заметить, — альв сочувственно смотрел на воина.

— Столько всего приключилось, — ответил мужчина. — Сейчас ты все узнаешь.

Вералон не стал больше спрашивать, он повернулся к своим и крикнул несколько слов. Двое альвов присоединились к нему и Радмиру и направились к шатрам царских чародеев, куда вскоре должны были подойти князья, воеводы и тысячники, возглавлявшие свои отряды.

По дороге их перехватил все тот же громкоголосый пустошевский князь во хмелю, обнял, облобызал, обнес чаркой и снова облобызал. Спорить с пустошевской громадиной никто не стал, предпочитая выполнить его просьбу и спокойно идти дальше. Горячий нрав князя был известен многим. Жертва гостеприимства Добрыни Твердиславовича сейчас пыталась усиленно прийти в себя. Сильно хмельной берестовский тысячник окунал голову в бочку с холодной водой, громко фыркал и называл нехорошими словами того, кто придумал медовуху.

— Ярополк, — воскликнул Вералон, — рад видеть тебя!

Тысячник оторвался от бочки, сфокусировал взгляд на окрикнувшего его и поспешил к альву.

— Ве-ералон, з-здрав будь, — выговорил он заплетающимся языком и обнял пресветлого, зашептав на ухо. — Забери-ите меня от княз-зя, а то с-сдохну.

— Хорошо, — засмеялся альв и положил ему руку на плечо, увлекая за собой, а попытавшемуся возразить князю сказал. — Прибереги свою медовуху, чтобы на славную победу осталось и пошли разговаривать.

— У меня медовухи хватит на все, — засмеялся довольный Добрыня, но послушно пошел приводить себя в порядок.

Ярополк какое-то время опирался на плечо альва, но вдруг остановился.

— Радмир, — сказал он, не обращая внимания на удивленного Вералона. — Мне с тобой пог-говорить надо.

Воин вздохнул, понимая, что сейчас не лучший момент для разговора, но все же подошел к тысячнику, и тот оперся на плечо странника. Он шел некоторое время молча, сосредоточено думая о своем.

— Я знаю, — вдруг сказал Ярополк.

— Что знаешь? — Радмир покосился на нетрезвого собеседника.

— Не мешай, итак тяжело думается, — отмахнулся тысячник. — Бесов князь со своей медовухой… Ты славный, Радмир, всегда так считал, а князь змей, как нап-поил. На душе так погано, о-ой, — Ярополк тяжко вздохнул. — Чтоб я еще хоть раз поддался на его уговоры… проспаться бы. Я всегда знал, что не люб ей, — остановился, ткнул пальцем в грудь воина. — А ты люб, я еще по весне у-увидел, так бесило.

— Так зачем же ты… — Радмир ошарашено уставился на тысячника.

— Люблю я ее, понимаешь? Понима-а-аешь, — пьяно усмехнулся берестовец. — Ты сам ее любишь, и она тебя любит, а замуж пойдет за меня, потому что я люблю ее. — тысячник хохотнул, но тут же помрачнел и собрал в кулак рубашку на груди воина. — Знаешь, как тошно от всего этого? И от себя тошно, но, — он понизил голос, — но не могу я от нее отказаться, жизни без этой вздорной девки не вижу.

— Я тоже, — коротко ответил Радмир и освободил свою рубаху из кулака тысячника.

— З-заберу ее и спрячу, — решил Ярополк и возобновил путь, опираясь на плечо странника.

— Ты сам-то веришь в свою затею? — усмехнулся Радмир. — Белава свободу любит. Не будет она в тереме сидеть.

— Это тож-же бесит, — признался Ярополк. — Все бабы как бабы, а она…

— Одна единственная, — договорил Радмир и мечтательно улыбнулся.

— Уф, — выдохнул берестовец. — Бесов князь… Ты прав, единственная. Радм-мир, я н-не отступлюсь.

— Я тоже.

Ярополк согласно кивнул, еще немного помолчал.

— Если не считать Белавы, — снова заговорил он, — то ты мне нрав-вишься. Хотел бы я иметь такого товарища. Давай не будем ссориться, пока все не закончилось. А там будь, что будет. Лишь бы вызволить голуб-бушку, лишь бы живая.

— Лишь бы живая, — эхом отозвался Радмир.

— А давай после наведаемся к князю, мед-довуха у него знатная. Н-не, потом, а то сдохну.

— Радмир, Ярополк! — крикнул Вералон, и они заметили Дарея, тревожно смотрящего на них.

— Пережива-ают, — усмехнулся тысячник. — Давай помашем им.

Мужчины одновременно подняли руки, помахали и расхохотались, заметив вытянувшееся лицо чародея. Тот махнул на них рукой и вернулся в шатер.

— Хоро-ош, — протянула Всемила, глядя на будущего зятя. — Кто ж тебя так, сердешный?

— Д-добрыня Твердисва. Твердилса…, тьфу, князь Добрыня, — ответил тысячник и махнул рукой.

Милятин шепнул и послал в берестовца протрезвляющее заклинание. Ярополк схватился за голову и застонал.

— Да что ж ты так человека-то мучаешь, Милятин, — укоризненно покачал головой Дарей. — Мягче надо, чай, не убить его хотим.

Он подошел к стонущему тысячнику, положил руку на голову, и вскоре на красивом лице Ярополка расплылась блаженная улыбка.

— Кудесник, — сказал он. — Хорошо-то как.

— Меня трезвить не надо, — раздалось от входа, — Знал бы, на что мед перевожу, ни за чтобы звать не стал.

И в шатер ввалился обиженный пустошевский князь. Постепенно подошли остальные. Альвам, пока собирался совет, рассказали о том, что происходит в Полянии, живо заинтересовав их. Краснослав уселся в стороне и пока не встревал, слушая собравшихся. Впрочем, почет ему оказали, все же самодержец. Полянский царь вообще быстро осваивался, и его уже воспринимали гораздо дружелюбней. Он для каждого находил нужное слово. Радмир усмехался потихоньку, вспоминая слова Краснослава: «Я же царь, я не только слушать должен».

Совет проходил шумно. Людей злила неизвестность. Что ожидать от полянского захватчика, никто не знал, соваться на его территорию почему-то не хотелось, как вызвать на бой, не знали. Краснослав особо много поведать не мог, потому как все наиболее важное не видел, пробыл в забытьи. А о годах, пока Благомил был советником при царе, рассказывал неохотно и не все, все ж тайна государственная. К концу совета ясности в действиях так и не появилось. Расходились злые и молчаливые уже ближе к полудню. Всемила задремала и, оставшиеся в шатре, покинули его, тихо переговариваясь. Ярополк пошел посмотреть своих людей, князь Добрыня ушел еще раньше «прочистить голову доброй чарочкой», как он выразился. Из альвов остался только Вералон, который задавал вопросы Дарею и Радмиру, интересуясь их путешествием по Полянии. Люди вяло бродили между шатрами, переговариваясь о своем. В общем, в стане была тишь да гладь, когда на другом берегу сверкнула ослепительная белая вспышка, заставив людей прикрыть глаза рукой.

Когда слепящий свет исчез, на полянской стороне стояла пара: высокий мужчина в белых одеждах и девушка в таком же белом платье. Ветер играл с ее волосами, периодически закидывая непослушную прядку на лицо. Они какое-то время смотрели на семиреченский берег, наблюдая, как люди подтягиваются ближе.

— Белава, — задохнулся Радмир и сделал шаг, но неожиданно оказался сжат в объятьях Дарея. — Отпусти, друже, — взмолился воин, — отпусти меня.

— Нет, — твердо ответил чародей. — Стой здесь.

— Отпусти! — угрожающе понизил голос мужчина, но ответом ему стали тонкие, но неимоверно сильные руки альва, легшие ему на плеч и. — Да что с вами? Отпустите!

— Нельзя, — спокойно ответил Вералон. — Там зло, я чувствую. Он не гулять сюда пришел. Я вижу, как бледна Анариэль, — альв назвал чародейку именем, данным ей Баэлианом, сыном правителя Хрустального Града, — я вижу страх в ее глазах. Он что-то хочет ей доказать. Ты туда не пойдешь.

Пока они спорили, кто-то из убынежских лучников пустил стрелу, но она развернулась обратно, даже не долетев до реки. Лучник вскрикнул и упал на руки товарищей, с пробитой грудью. Убынежцы взметнули луки, и их воевода еле успел крикнуть, чтобы не стреляли. Дальше события начали стремительно развиваться.

Несколько чародеев решили повторить подвиг лучника. Радмир и удерживающие его альв с чародеем зачарованно смотрели, как мужчина в белых одеждах, почти нехотя, отбил атаку, сращивая чужие выплески в единый огненный вихрь, пронесшийся по семиреченцам, захватывая людей и шатры в свои убийственные объятья.

— Что он делает? — вскрикнул Дарей.

— Показывает, на что способен, — спокойно ответил Вералон, глядя на опадающий вихрь, остановленный несколькими альвами. — И больше для нее, чем для нас.

— Радмир! — раздался крик девушки, и замерший в ошеломлении воин, начал вырываться из рук товарищей с новой силой.

— Белава! — заорал он, и яростно посмотрел на Дарея.

— Стоять, — рявкнул альв, и как подтверждение его слов вновь до них донесся крик чародейки.

— Радмир! Не смей выходить сюда, воин-странник, не смей показываться мне на глаза! — и столько отчаяния было в этом крики, что Радмир не выдержал и глухо застонал.

— Он за тобой пришел, — тихо сказал альв. — Послушайся Анариэль. — и едва слышно добавил. — Она больше не сияет…

— Что? — дернулся чародей. — Что ты говоришь?

Радмир перестал вырываться. Он стиснул зубы и, не отрываясь, глядел на… Благомила. Послышались чьи-то стремительные шаги. Дарей обернулся и увидел Ярополка, который спешил к берегу.

— Замри, — крикнул он, щелкнув пальцами, и тысячник остановился, беспомощно глядя перед собой. — Да что с вами делать? — выругался он.

— Вязать их надо, — отозвался, неизвестно откуда вынырнувший Лихой. — Что этот злодей еще задумал? — разбойник напряженно следил за тем, как «бог» поднял руку.

И тут взметнулась река, поднявшись высокой стеной над лагерем, закрыв от людей мужчину и вскрикнувшую девушку. Стена воды обвалилась и понеслась, ревя и пенясь по лагерю, сметая все на своем пути. И люди дрогнули, с криками бросившись в разные стороны. Дарей закрыл глаза, когда ревущий поток почти добрался до них, понимая, что ему нечего противопоставить страшной стихии. Но вода внезапно остановилась, повинуясь взметнувшейся руке альва. Тут же подбежали чародеи, обладающие силой воды и, объединившись, погнали реку обратно, оставляя на мокрой земле бьюхищся рыб и русалку, с мольбой, смотрящую на людей. Кто-то подхватил ее на руки.

— Что он с ней делает? — тихо зарычал Радмир, который так и не отвел взгляда от мужчины в белых одеждах и девушки, упавшей на колени. — Он же ломает мою гордую лебедушку!

Раздался протяжный стон Ярополка, вынужденного смотреть на «бога», целующего девушку. Дарей снял сдерживающее его заклинание, дав возможность двигаться, но тысячник вновь замер, когда над станом пронесся голос мужчины в белых одеждах.

— Странник, она моя! — и полный торжества смех.

— Ненавижу, — прошипел Радмир и наконец вырвался из рук товарищей, бросившись к берегу.

Сверкнула вспышка, и Благомил исчез, унося бесчувственную девушку. И лагерь пришел в движение, поднялся гул нескольких тысяч голосов. Оживление постепенно перешло в подавленное молчание.

— Нам его не победить, — сказал кто-то, и на него зашикали.

Из шатра вышла Всемила, которая проспала все это время. По ее недоброму взгляду на Милятина, Дарей понял, что тот удерживал женщину в состоянии сна. Она осмотрелась и охнула.

— Что тут было? — потрясенно спросила она.

Ей не ответили сразу, занятые погибшими и раненными. К шатру Милятина вновь потянулись старшие в своих дружинах. Чародеи сбивались группками обсуждая мощь «бога». Дарей пошел за Радмиром, и нашел того сидящим на берегу. Что он мог сказать товарищу? Ничего. И потому просто положил руку на плечо.

— Я никогда ее больше не увижу? — спросил воин и взглянул на Дарея.

— Возможно, мы все никогда больше не увидим тех, кто нам дорог. Скоро он вернется, чувствую. — ответил чародей. — Все гораздо хуже, чем я думал. Я не уверен, что мы справимся.

Радмир отвернулся и опять посмотрел на то место, где недавно стояли мужчина и девушка. Потом поднялся и пошел обратно в стан семиреченцев.

— Еще поборемся, — сказал он чародею, и тот согласно кивнул.

Глава 38

Когда они вернулись в шатер Милятина, тот сжимал в руках грамоту, читая ее. Он посмотрел на вошедших, окинул взглядом остальных собравшихся и начал читать вслух: «Ну, что, дорогие мои, наше знакомство будем считать состоявшимся. Явление народу меня и моей невесты, полагаю, не осталось не замеченным. Далее у вас есть два пути. Первый: вы признаете во мне всемогущего бога и расходитесь по домам, оставив мне в жертву воина-странника Радмира, чародея Дарея, разбойную морду Лихого и любого из альвов. Второй: завтра на рассвете мое войско схлестнется с вами. Как понимаете, я буду лично присутствовать на столь эпохальном событии. То, что вы видели сегодня, всего лишь капля в море моего могущества. Вам со мной не справится, мои дорогие, потому предлагаю выбрать первый путь. О принятом решении сообщить немедленно в этой же грамоте».

— Что думаете? — Милятин окинул взглядом собравшихся.

— А что тут думать? — сказал за всех белоградский воевода Велеба. — Биться будем. Кто думает иначе, может покинуть чертоги нашего стана, винить не будем. Кто не согласен?

Не согласных не нашлось, как и желающих уйти. Никто не хотел склонять головы перед самозваным богом и все видели погибших и раненных товарищей и речных жителей, ставших случайными жертвами взбалмошной выходки Благомила. Трех русалок нашли мертвыми, вода вынесла их на составленные копья, множество рыб то и дело попадало под ноги людям, застывшими трупиками с выпученными глазами.

— Быть по сему, — кивнул Милятин и быстро начертал ответ. — «Ждем тебя с твоим войском на рассвете».

Буквы тут же исчезли, но вскоре проявились новые: «Глупость должна быть наказана. Жалеть никого не буду». И пергамент вспыхнул, в мгновение превращаясь в горстку пепла.

— Теперь давайте решать, как биться будем.

До вечера кипело бурное обсуждение. Пустошевский князь даже схлестнулся с белоградским воеводой, но двух разъяренных гигантов примирила все та же пустошевская медовуха. С ними выпили все остальные, чтобы снять напряжение. Потом вновь вернулись к разработке стратегического плана. Долго не могли решить, куда поставить чародеев. Обычно они были в стороне, по тихому делая гадости войскам противника. Или блокировали чары вражеских магов, если такие имелись у этого самого противника. Сейчас дело обстояло иначе. Чародеи должны были первые принять удар. И теперь решалось, как объединить силы, что сделать первым, как закрыть рать. Спорили долго, пока Всемила не встала со своего места и не вышла вперед.

— Ничего у вас не получится, — сказала она. — Как не выстраивайте щиты, как не действуйте одновременно, а все в пустую. Каждый из вас это капля в реке. Вроде едины, а зазоры имеются, в них-то божок и ударит, отделяя силы. Все у одного должно быть, чтобы мощь равной с ним стала.

— Но это невозможно, — возразил Милятин. — Никто не выдержит такой силищи, разорвет. Нет такого чародея.

— Есть, — подал голос Дарей. — ученица моя. В ней дар самого Святомира.

— Да, — согласно кивнула женщина. — Только моей Белавке под силу все наши силы в себе объединить.

— Но ведь она у Благомила, — ответил с сомнением Милятин.

— Он ее приведет, — с мрачной уверенностью сказал Радмир. — Он ее ломает, чтобы подчинилась. Обязательно приведет, чтобы Белава смотрела, как гибнут люди.

— Анариэль лишена силы, — заговорил Вералон. — Раньше вокруг нее золотой ореол был, за это ее пресветлый Баэлиан назвал дочерью солнца. Сейчас только черная сила демонов.

— Значит мы должны заполнить опустевший сосуд, — ответил Дарей. — Только знать бы как…

— Я знаю, — снова заговорила Всемила. — Когда-то бабушка рассказала мне, что одному из наших предков, Остромиру, который остановил Великий Огонь, брат его, мой прадед Велеслав, отдал свою силу. И рассказала как. Думаю, так она и Белаве свой дар отправила, иначе откуда бы он взялся у дочки, коль я от своего отказалась.

— Но что мы будем делать без нашей силы? — воскликнул один из чародеев.

— Это же дар Святомира, — ответил Дарей. — Она чужое берет, учиться и обратно возвращает. Так и Зверя своего получила, и ясновидение ярополковой тетки, и морок хозяина Затонухи. Да и заклинания легко подбирает, суть их видит. Обратно к вам дары ваши вернуться, а там и силы наберетесь.

— И как мы ей отдадим силы, коль змей держать ее при себе будет? А если вмешается и перехватит? — Милятин был настроен скептически.

— Она пустая, вцепиться в силу мертвой хваткой. А мы отвлечем Благомила. Очень надо постараться, пока Белава насыщаться будет. — с непоколебимой уверенностью сказал Дарей.

— Именно, — кивнула Всемила. — Ваша задача, — обратилась она к воеводам, — отвлечь на себя злодея с его войском. Наша— отдать силу Белаве. Иначе просто все погибнем. Другого выхода не вижу.

— Да что баба понимает в войне? — возмутился убынежский воевода.

Тут же к нему обратились хмурые взгляды Радмира и Ярополка. Они закрыли собой Всемилу, и Краснослав усмехнулся их единодушию, не всегда бабы разводят мужиков по разные стороны, иногда борьба за них и объединяет. Воевода огляделся, ища поддержки, но особо не нашел. Чародеи совещались вполголоса раздумывая о словах Всемилы. Дар Святомира давал надежду, но решиться отдать чуть ли не свою душу… Им надо было все обдумать, и Дарей со Всемилой, которые одни были уверены в правильности этой затеи, не мешали им.

Воины тоже совещались, обдумывая, как выстоять перед перевертышами, и что самое главное, перед самозваным богом, да еще и без чародейской защиты, если они примут предложение Всемилы и Дарея. Успокоили их альвы, обещав щит. Тем более в том, что Благомил так же легко справится с магией альвов, не было уверенности.

— Он не смог снять защиту с развалин башни Афира, — вторгся в разговор Лихой.

— Афир? — Вералон с интересом посмотрел на разбойника.

— Он, он, точно говорю. Дарей защитный камешек там нашел и запустил защиту. Ни перевертыши, ни оборотни, ни сам божок к нам не вошли.

— Возможно он и не собирался снимать защиту, — возразил Дарей. — Просто позлорадствовать приходил.

— И все же, — не сдавался бывший атаман. — Не зря он альва потребовал. Тебя понятно, вы давние враги. Радмира понятно, он вроде как соперник. Даже меня можно понять зачем, я ему помешал с вами расправиться. А альва-то он любого затребовал, все равно кого. Уж не для того ли, чтобы с магией альвийской разобраться? Сила демонов ему тоже не подвластна, раз Зверь этот еще в ученице твоей. Забрал только то, что смог.

— Возможно, — чародей задумчиво потер подбородок. — Есть разумное зерно в твоих словах, Лихой. Но мы можем ошибаться.

— Так может альвам свою силу девке отдать? — встрял один из чародеев.

— Невозможно, — ответил Вералон. — Не справится она с нашей магией. Другая сила у нас, совершенно другая.

— Вы просто опасаетесь… — начал тот же чародей и осекся под недобрым взглядом Дарея.

— Ты прежде, чем пресветлых в трусости обвинять, на себя посмотри. Древнему народу давно никому ничего доказывать не надо. — гневно воскликнул чародей, и Вералон мягко улыбнулся, положив ему руку на плечо, успокаивая.

— Друг мой, в чем-то он прав. — сказал альв. — Мы тоже своей силой поделимся. Но отправим вслед за всеми, чтобы Анариэль успела подготовиться к новому для себя. Она сумеет смешать все вместе и использовать. Думаю, и одного альва хватит. И это буду я. Теперь ты спокоен, Углеша?

— Да, — ответил, выразивший недовольство чародей и вернулся к своим.

— Ты уверен? — тихо спросил альва Дарей.

— Это будет интересно, — улыбнулся Вералон. — Интересно почувствовать себя… человеком.

— Ты будешь уязвим, пока девочка не закончит. А если у нее ничего не выйдет, то…

— То уязвимы станем все мы, — прервал его альв. — Друг мой, стоит взглянуть на этого «бога» повнимательней. Он смог собрать всю силу жизни, что была в роду Святомира, он приобрел непомерную мощь. Однажды он сможет разобраться с нашей магией… если мы не остановим его. Я рискую ради своего народа, Дарей.

— Хорошо, — кивнул чародей. — Я тебя понял.

Совет закончился только к ночи. Чародеи долго спорили, десять из ста отказались наотрез отдавать свою силу. Их поняли, не осудили, но отчуждение явно чувствовалось. Эти десять чародеев покинули совет первыми. За ними ушли князья и воеводы. Вскоре в шатре осталось семеро: хозяин шатра: Милятин, Всемила, Дарей, Радмир, Ярополк и разбойник с полянским государем, который оказался крайне полезным, ненавязчиво подтолкнув чародеев к нужному решению.

— Надо пойти своих проверить, — сказал Ярополк.

— Отдохни, Ярушко, — ласково обратилась к нему Всемила. — Завтра тяжелый день.

— Хорошо… матушка, — ответил тысячник и, кивнув остальным, вышел из шатра.

— Не морщись, — она насмешливо посмотрела на Радмира. — Он сирота, а в дороге как сын стал. — и неожиданно добавила. — Помолвка еще не свадьба, Радмир.

Женщина весело подмигнула изумленному воину и потянулась, разминая уставшую спину. Мужчины поняли намек и вышли из шатра, оставив ее одну. Дарей взглянул на товарища, Радмир улыбался, легко и радостно. Чародей покачал головой и усмехнулся. Молодость… Лихой повертелся возле них и исчез в неизвестном направлении.

— Чую, уйдет он отсюда с новой ватагой, хитрый лис, — тихо засмеялся Дарей, глядя вслед бывшему атаману. — Что грустный такой, твое величество? — чародей перешел на привычное семиреченцам обращению к государю.

— Думаю я, — ответил Краснослав. — Эта сволочь оставила мое царство без мужиков, нашлепал из них перевертышей. И как царству без рати? Надо с Семиречьем дружбу налаживать.

— Ты погоди пока, дай завтрашнему утру наступить, — охладил его пыл Милятин.

— Я царь, мне наперед думать положено, — ответил Краснослав. — А славный настой ты мне дал, в руках сила появилась.

— К утру сможешь меч держать, но все ж вперед не лезь, слабоват еще. — ответил главный царский чародей.

— Поможете родовой завет снять, отменю хулу на чародеев, с вами жить проще, — совершенно серьезно ответил полянский самодержец.

— Дождемся утра, — первый раз улыбнулся царю Милятин.

Глава 39

— Белава, — голос прошептал в самое ухо спящей девушке. — Белава-а…

Она нехотя разлепила красные опухшие от слез глаза. Рядом с ней парила призрачная женщина. Призрак приземлился на край постели и покачала головой.

— Всю ночь проплакала? Что этот изверг опять сделал?

— Даже вспоминать не хочется, — ответила Белава и потерла лицо руками. — Он ищет тебя.

— Пущай ищет, — усмехнулась Чеслава. — У него больше нет надо мной власти. Жаль остальных пробудить не успели, убрал их куда-то. Я не смогла найти.

— Как ты проходишь его защиту? — девушка с интересом посмотрела на призрака.

— Я же мертвая, Белавушка, — усмехнулась Чеслава. — К телу привязки нет, это тело преграды чует, а для меня уже ничего нет. А его ловушки вижу, пока обхожу. Сильно больно он тебя тогда? — она сочувственно посмотрела на юную чародейку.

Белава снова откинулась на подушки. Тогда— это было три дня назад, когда Чеслава притащила ей пузырек со змеиным ядом, честно спертый призраком у какого-то лекаря. Девушка даже сама уселась на колени Благомилу, чтобы закрыть от него кубок, куда быстро вылила содержимое пузырька. Потом долго с надеждой следила за тем, как довольный ее покладистостью «бог» пьет свое вино с хитрой улыбкой.

— Где яд-то сумела раздобыть? — вдруг спросил он, все так же лукаво глядя на нее. — Чувствую его запах в вине.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — ответила побледневшая девушка.

— Драгоценная моя, ты забыла, что я не из этого мира? Я бы яд оттуда не почувствовал, а здешние запахи мне нос режут. А уж как пахнет змеиный яд, я отлично знаю, сам когда-то пару раз им пользовался.

— Так ты сдыхаешь или нет? — насупилась Белава.

— Нет, — расхохотался он. — Во мне столько силы жизни, что она сразу от отравы избавляет. Ты расстроена?

— Будто не догадываешься, — не стала врать девушка.

— Ты понимаешь, что ты сделала глупость? — он вдруг стал серьезным. — Ты помнишь, что бывает за глупость? — и не дожидаясь ее ответа продолжил. — Я старался тебе понравится, я был внимательным и нежным, я не покушался на то, что очень хочу получить, ожидая твоего согласия. Ты не оценила, решив отравить меня. И прежде, чем я накажу тебя за это, мне просто любопытно узнать, что ты собиралась делать, когда я умру?

— Сбежать отсюда, — почти шепотом ответила Белава, лихорадочно соображая, что он собрался делать.

— Как? Из моей обители нет выхода. Никакого! Вторая глупость. Белавушка, ты меня очень расстроила, очень.

Он встал, глядя ей в глаза, в которых заплескался страх, резко поднял со стула и почти бросил на стол.

— Что ты собираешься делать? — пролепетала она, пытаясь слезть с другой стороны.

— Сидеть, — рявкнул Благомил. — Не заставляй меня вновь подчинять тебя. Это мне не нравится так же как и тебе. Безвольная кукла— это скучно.

Он взял ее за щиколотки и дернул на себя, оказавшись между ногами девушки. Взял за волосы и, не обращая внимания на ее попытки вырваться, впился в губы.

— Ах, ты ж змей! — раздался голос Чеславы. — Ты что же это удумал? Снасильничать девку решил? Ужо я тебе! — и в «бога» полетела одна из тяжелых ваз, стоявших возле стены.

Благомил вскрикнул, получив увесистый удар в спину, следующую вазу он отбил, вскинув руку, второй он продолжал удерживать вырывающуюся Белаву. Призрачная женщина продолжала кидать в него все, что только попадало ей под руку.

— Ты разбудила ее? — яростно зашипел «бог», вновь обернувшись к Белаве. — Как сумела?

— Родная кровь— сильная вещь, — усмехнулась чародейка и рассмеялась, радуясь этой малюсенькой победе.

— Больше никого не разбудишь, — ответил он, отгородил их от бушующего призрака и вернулся к прерванному занятию, сминая ее сопротивление грубо и жестко.

— Ненавижу тебя, ненавижу! — кричала она, все еще пытаясь вырваться из его сильных рук.

Неожиданно под ее пальцы попало что-то холодное, и девушка с яростной надеждой сжала нож, взметнула, направляя в шею Благомилу, но тот резко увернулся, больно сжав запястье Белаву, вынудив выпустить из рук нож. Его глаза сузились, холодно взглянув на девушку.

— Тварь мерзкая, — кричала она. — Чтобы тебя скособочило, чтоб ты прахом обернулся, чтоб у тебя там все поотсыхало, ненавижу!

Бешенство накрыло ее, и Белава, уже не задумываясь о последствиях, врезала кулаком «богу» в челюсть, тут же затрясла рукой и разразилась такой отборной бранью, что он даже опешил. Однако, рвать на ней платье перестал и, взвалив на плечо, оказался в узилище, собираясь оставить тут беснующуюся чародейку. Она извернулась и вцепилась ногтями ему в лицо. Благомил вскрикнул и невольно выпустил Белаву. Она шмякнулась на пол, тут же вскочила и бросилась в новую атаку, нанося удары руками и ногами куда придется. Он некоторое время закрывался от разъяренной девки, наконец, не выдержал и дал пощечину. Девушка некоторое время хлопала глазами, держась за горящую щеку, потом села на деревянный лежак, посмотрела на него с застывшей насмешкой в глазах.

— Ты всегда будешь чужой, Благомил, — заговорила она. — Ты не нашел места в своем мире, не найдешь его и в моем. Ты никому не нужен. Никто и никогда не будет любить тебя.

— Что? — он быстро подошел к ней и навис сверху.

— Ты лишний в этом мире, Благомил. Ты наше зло, от которого однажды избавятся. Ты ждешь моей любви? Ее не будет, я никогда не полюблю тебя. Мне неприятно, когда ты трогаешь меня. Мне все противно, что ты делаешь. И когда ты целуешь меня, меня трясет от отвращения, а твои…

Договорить она не успела. Благомил положил ей руку на голову, и Белава схватилась за виски, пронзенные острой болью.

— Ты… — попыталась сказать она, превозмогая боль, растекающуюся по всему телу, — ты…

— Я, — ответил он. — Я.

Девушка откинулась назад, выгибаясь дугой, на губах появилась пена, и спасительное забытье накрыло Белаву, пряча от нечеловеческой боли…

— Чего молчишь? — снова спросила призрачная женщина.

— Я выжила, — коротко ответила девушка, улыбнувшись мысли, что день был не так уж и плох, достала-таки божка самозваного, и пошла умываться.

— Изверг поганый, — выругалась Чеслава, вдруг замерла, к чему-то прислушиваясь. — Идет, — предупредила она и исчезла, скользнув в стену.

Белава застыла. Вчера, когда он вернулся с бесчувственной чародейкой на руках с берегов Граньки, Благомил оставил девушку в отведенной ей комнате. Никаких приглашений на ужин, никаких отвратительных ей объятий и поцелуев в тот день не было. Еда возникла на столике в ее комнате, но чародейка в сердцах швырнула поднос с содержимым о стену. Комната тут же сама очистилась, и больше ей поесть не предлагали. Насчет внимания Благомила, девушка только вздохнула с облегчением из-за его отсутствия, посвятив вечер и ночь горестным мыслям и слезам, забывшись тяжелым сном ближе к рассвету. Меньше всего хотелось видеть этого мужчину с необычной внешностью, чувствовать как его очень светлые мерцающие глаза упрямо шарят по ней.

— Доброе утро, драгоценная моя, — раздался за ее спиной голос. — Тебе уже лучше?

Он подошел к ней, отвел волосы и поцеловал в шею. Белаву передернуло от отвращения, и Благомил, заметивший это, зло рассмеялся. — Одевайся, у нас сегодня великий день.

— Что ты задумал? — настороженно спросила она, отступая от мужчины.

— Мы вознесемся с тобой в лучах славы, — усмехнулся он. — А после я назову тебя своей женой. Мешать нам уже никто не будет.

— Что ты задумал? — истерично воскликнула она.

— Одевайся, — коротко бросил он, и на постели появилось серебристое платье.

— Фу, срамота какая, — сморщилась Белава. — Я это не одену.

Благомил устало вздохнул и направил на девушку взгляд. Она глухо застонала, чувствуя, как ее тело в очередной раз отказалось ей повиноваться, направившись к ложу. Мужчина с интересом наблюдал, как она переодевается, и сознание чародейки вопило от возмущения, что он видит ее голую. Как же хотелось высказать все, что она думает, но голос предательски произнес:

— Я тебе нравлюсь, любимый? — бр-р-р, ответил на это сознание.

— Вечером я покажу тебе насколько сильно, — усмехнулся он.

«Да пошел ты, змей ползучий», — кричало сознание Белавы. «Чтоб у тебя повылазило, чтоб у тебя язык в узел завязался, чтоб ты провалился в Нижний Мир и бесы твою печень у тебя на глазах сожрали, да чтоб ты…» Вслух ее голос произнес:

— Я буду ждать с нетерпением, дорогой, — и губы растянулись в дурацкой улыбке.

— Теперь кое-что добавим, — усмехнулся Благомил.

Он что-то одел ей на голову, вдел в уши сережки, на шее застегнул ожерелье.

— Ну вот, — Благомил осмотрел ее со всех сторон. — Замечательно.

Перед девушкой возникло зеркало. Из отражения на нее смотрела красавица в серебристом платье с глубоким декольте. Платье плотно облегало фигуру, от бедер шли разрезы, открывая стройные девичьи ноги при каждом шаге. На шее было одето жемчужное ожерелье с блестящей капелькой, уютно лежащей на границе аппетитно выпиравшей из декольте груди. В ушах поблескивали такие же сережки, а на голове гордо возвышалась корона.

— Великолепна, — выдохнул Благомил. — Моя повелительница.

— Гадость какая, — сморщилась Белава, почувствовав, что снова принадлежит себе.

— Тебе не нравится? — сощурился он.

— Да я же голая вся! Срамотища! Позорище! Дай нормальную одежду немедленно!

— Нет, моя драгоценная. Сегодня ты будешь одета именно так. А теперь нам пора.

— Я есть хочу, — она вдруг почувствовала, что очень и очень хочет никуда с ним не идти, хотя бы задержать, остановить все одно не получиться.

— Некогда, — ответил он. — Впрочем, на, — в его руке появилась ароматная теплая булочка. — Перекуси. Вернемся, устроим праздничный пир. Заодно и свадьбу справим. Только ты и я. И никто нам больше не нужен.

— Мне ты тоже не нужен, — буркнула она.

— Скоро все изменится, — ответил Благомил и как-то очень нехорошо ей подмигнул.

Белава гулко сглотнула, выронив булочку из рук. «Бог» обнял ее за талию, ласково провел пальцем по шее и… сверкнула ослепительная вспышка.

Глава 40

Первые солнечные лучи солнца позолотили макушки деревьев, желая миру доброго утра. Птицы просыпались, наполняя воздух своим щебетанием. Холодная роса мелким бисером рассыпалась по траве, намочив сапоги тихо переговаривающихся людей. Великая рать выстроилась, ожидая начала битвы, возможно последней для них.

Некоторая неуверенность была написана на лицах семиреченцев. Вот и рассвет, а враг так еще и не объявился. На том берегу Граньки не стояли полчища, никто не шел через реку. И даже на мосту стояло сонное затишье. Сложно сохранять боевой настрой, когда воевать не с кем.

— Где же вражина? — тишину разорвал громовой голос пустошевского князя.

— Ждем, — кто-то коротко ответил ему.

— Откуда хоть появятся, батюшка Ярополка? — послышался еще чей-то голос.

— Не знаю, — ответил тысячник и обернулся, глядя на Радмира.

Тот сидел на своем дымчатом жеребце с голубыми глазами в ряду с другими воинами-странниками, облаченный в кольчугу, и оглядывал стоящих впереди. Первыми стояли убынежские лучники и альвы, самые меткие стрелки из луков. Они должны были начать первыми. Для альвов задача осложнялась тем, что им еще нужно было создать и магическую защиту. Вопрос был только в том, откуда ждать вражью рать, коль перед ними так никто еще и не появился.

Чародеи стояли в стороне от всех. У них имелась своя задача, и лица были хмуры. Волшба — главное оружие чародея, а с ней придется расстаться. Всемилу так же обрядили в кольчугу и вручили короткий меч, от чего она долго и обстоятельно высказывала мужикам, что она думает по поводу их тяжеленной железки и тыкалки, которой хорошо только в бочке капусту протыкать. Ее молча выслушали и… опоясали ножнами.

— Тьфу на вас, — сказала недобрая женщина и отвернулась ото всех.

Потом успокоилась и подозвала к себе Радмира с Ярополком, пока они не заняли свои места. Пошептала над каждым, поцеловала в лоб и пожелала:

— Да хранят вас Великие Духи, детки.

— Благодарствуй, матушка, — в один голос ответили воин-странник и берестовский тысячник.

— И ты береги себя, — поклонился ей Радмир.

— На рожон не лезь, — напутствовал Ярополк.

— Идите уже, еще учить будут, — усмехнулась женщина и украдкой утерла слезу.

Дарей поглядел вслед двум высоким статным мужчинам и вздохнул, погладив рукоять своего меча. Когда сила уйдет к Белаве, им придется полагаться только на свое оружие.

— Все огонь подготовили? — спросил он белоградского воеводу.

— А то, — ответил тот, поглаживая свою длинную бороду. — Озарим мы этим стервецам небо ярче солнышка.

— Ропот среди дружин стал громче. В конце концов, это было уже неуважение. Время назначили и не явились.

— Пошли на Полянию, — гаркнул чей-то зычный голос. — Покажем им, как на сечу не являться!

— Пошли! — поддержали с другого конца. — И то дело, а то мы тут, а они сны на перинах досматривают.

— Я те пойду, — послышался грозный ответ, звук удара и обиженный рев.

— Ты чаво, батюшка воевода?!

— Всем ждать. Сам зверею, не вгоняй во грех. — ответил воевода и ропот на некоторое время затих.

Вспышка белого света ослепила так неожиданно, что вызвала дружный возмущенный вздох, заставив закрыть глаза. Когда сияние ослабло, их взорам опять предстала пара. Мужчина и девушка в серебристых одеяниях и сверкающих коронах. Мужчина с мерцающими глазами насмешливо улыбался, а девушка…

— Змей рогатый, чтоб ты облез! — она отчаянно ругалась и пыталась закрыть руками то почти открытую грудь, то открывающий ноги подол. — Так опозорил, проклятый! Да я тебе глаза выцарапаю!

В нависшей тишине ее голос звучал особенно громко, и откуда-то раздался заливистый смех Радмира. Вскоре к нему присоединился еще кто-то, и еще, и вот уже вся рать гоготала, разом забыв о напряжении. Насмешливая улыбка сползла с лица мужчины с мерцающими глазами, и он склонился к девушке.

— Если не угомонишься, я удавлю твоего Радмира первым, — прошипел он, и Белава побледнела, замолкая. — И подними голову. Ты богиня, а не деревенская скромница. Пусть все видят, как ты прекрасна.

— Я тебя когда-нибудь убью, — в тон ему прошипела чародейка, но подчинилась, стараясь не глядеть на ратников, потому как срамота.

— Посмотрим, драгоценная моя, — спокойно ответил Благомил. — А теперь не мешай торжеству момента.

Она хмуро посмотрела на него и подняла взгляд над головами людей. Благомил вновь обратил свой взор к ожидавшему войску и выругался про себя. Такой момент испортила зараза…

— Здравы будьте, покойнички, — усмехнулся он. — Значит биться будем?

— Будем, — крикнул белоградский воевода. — Только с кем? Войско-то твое где?

— Войско? — задумался «бог». — А здесь.

Он взмахнул рукой, и пространство вдруг стало разъезжаться, увеличивая и без того немалое поле, на котором стояло часть семиреченского войска. Берег Граньки становился все дальше. Семиреченцы смотрели во все глаза, как появляется полянское войско. Будто кто-то не спеша тянул покрывало, открывая первый ряд, второй, третий… И дальше, и дальше, и дальше…

— Ох, сколько, — тихо выдохнул кто-то из лучников.

Благомил поднял руку, будто поманив кого-то пальцем, и земля вздулась, поднявшись небольшой горкой чуть в стороне от места, где должно было начаться сражение. На вершине стояло два хрустальных трона, слепящих разноцветными бликами. Потом небольшое облако окутало «бога» с его ошеломленной невестой, и они вознеслись в этом облаке на троны. Не сказать, что на людей это не произвело впечатления. Семиреченцы откровенно залюбовались видом мужчины и девушки, окруженных сиянием. И если бы не красивое лицо Белавы, застывшее белым пятном в тревожном ожидании, то иллюзия величественности этой пары могла бы быть окончательной.

— Да придет расплата, — провозгласил Благомил и ударил белой молнией, дав сигнал к атаке.

И его войско пришло в движение. Бой начался. Стройными рядами перевертыши пошли в наступление.

— Понеслась, — одобрительно крякнул князь Добрыня.

Зазвучали команды в стане семиреченцев и, наложенные на луки стрелы, полыхнули маленькими огоньками. Луки взметнулись вверх, тетивы со скрипом натянулись, и первый огненный град обрушился на полянское войско. Непривычным в этом бою было многое. Убынежские лучники, привыкшие делать обстрел врага с коней, приближаясь к ним, чтобы после уйти назад, уступая место копейщикам, теперь были прикованы к месту, их задачей было не подпускать полянских перевертышей как можно дольше, производя обстрел горящими стрелами. Визг из плавящихся первых рядов врага постепенно заполнил пространство, давая понять, что огненные жала нашли свою цель, но наступление продолжалось. Ответный град стрел упал на головы лучников, и семиреченцы начали падать. Кто-то поднимался вновь, кто-то остался лежать. Альвы начали выставлять магические щиты, не подпуская к ним стрелы врага.

Белава, напряженно следившая за началом сражения, увидела слегка мерцающий купол, укрывший переднюю часть семиреченского воинства. Ей так захотелось потянуться к этом куполу, чувствуя какую-то манящую притягательность, но силы не хватало даже на то, чтобы взять хоть немного от мощи Благомила, сколько она не пробовала. К тому же он легко почувствовал ее поползновения и пресек всяческие попытки девушки. Впрочем, даже если бы она и могла влиться в этот купол, она бы удержала себя, чтобы не лишить, даже временно, хрупкой защиты семиреченскую рать. Она продолжала молча вглядываться в приближающиеся, не смотря ни на что, полянские полчища.

Благомил некоторое время смотрел на обмен стрелами, позволяя семиреченцам уничтожить первые ряды, потом чуть шевельнул пальцами, и мощный поток ветра снес очередной залп огненных жал в сторону. Следующий залп постигла та же участь, а перевертыши все ближе подходили к ощетинивающейся копьями и мечами рати. Купол все еще защищал семиреченцев, но альвы начали тревожно переглядываться. Пот выступил на их лбах, что было крайне необычном. Никто и никогда не видел, чтобы альвы взмокли от напряжения. Но факт оставался фактом, их защиту ломали, и они с трудом противостояли этому натиску.

Белава со все возрастающим ужасом наблюдала, как красивый и теплый мерцающий купол подрагивает и слабеет от потока силы, направленного на него Благомилом. Он будто ввинчивался в купол, расходясь по все поверхности тонкими иголками, прошивающими альвийскую защиту.

— Они не удерживают натиск, — воскликнул Дарей.

— Капли воды в реке… — прошептал Милятин и посмотрел на Всемилу., начиная понимать, что хотела им объяснить женщина, и чему он сам до сих пор в душе сопротивлялся.

Женщина стояла на коленях, приложив руки к земле и шептала:

— Мать сыра земля, возьми от меня силу верную, небом даренную. Отнеси мой дар моей дочери, напои ее до самых краев. Пусть возьмет она материнский дар, пусть почувствует силу кровную.

Потом замерла, и легкая дрожь земли стала ответом, что ее мольба услышана. Женщина вздрогнула, побледнела, руки ее задрожали, будто от напряжения. Чародеи проследили взглядом, как сила ее, змеясь, понеслась вперед, оставляя след из разрастающейся травы и распускающихся цветов.

— Вот она, сила жизни, — тихо сказал кто-то.

Всемила обмякла и тяжело повалилась на землю, покрывшись испариной. Ее подняли и отнесли под укрытие деревьев. Оставшиеся чародеи сплотились, не отрывая взгляда от девушки, восседающей на троне. Семеро из десяти, отказавшихся отдать вчера на совете свою силу, сейчас подошли к ним, не желая оставаться в стороне, когда объединенная сила альвов гнулась под напором самозваного бога. Они тоже вспомнили о словах чародейки, признавая ее правоту. От сминал альвийскую защиту, с их защитой он покончил бы быстрей, обессилив чародейскую дружину в самом начале сражения.

Девушка закрыла глаза, видя, что перевертышей от семиреченев отделяется всего каких-то пятьдесят шагов. Она вцепилась в подлокотники трона до побелевших костяшек и жарко молилась про себя Великим Духам. Отвлечь Благомила у нее не получилось сейчас даже попыткой обнять его, он просто мягко оттолкнул чародейку, не отрывая взгляда от лучников. Вдруг она замерла, ощущая как земля под ее ногами чуть вздрогнула, потеплела, и поток жизненной силы рванул вверх, опутывая тело девушки тонкой паутиной, заключая ее в теплый и уютный кокон, так похожий на ласковые объятья матери.

— Матушка, — невольно прошептала она и наконец поняла, что произошло.

В ней опять была сила жизни! Белава чуть было не вскрикнула от радости, но тут же спохватилась и бросила взгляд на Благомила. Тот все еще продолжала доламывать защитный купол альвов. Так, так… надо собраться, надо взять себя в руки, она ведь теперь не так беззащитна. Зверь, можно разбудить Зверя! Нет… Она лихорадочно соображала. Зверь не остановит божка, только отвлечет, что тоже хорошо, но мало что изменит. Эх, вот бы больше силы… Девушка потихоньку потянула силу из воздуха и вздрогнула, когда Благомил бросил на нее косой взгляд. Нет, кажется, не заметил, снова отвернулся, но спина напряглась. Вот бы кто отвлек его…

И тут лучники отступили назад. Там, где они только что стояли, побежал огонь, будто услышав мольбу девушки, полностью приковав к себе внимание «бога». Огненная стена разрасталась, отрезая полянским перевертышам путь к семиреченцам. И опять понеслись стрелы, загораясь, при пролете сквозь весело пляшущее пламя. Визги перевертышей огласили пространство. Благомил встал со своего трона и направил руку в сторону реки, призывая водный вихрь.

— Пусть идут вперед, — крикнул Дарей. — Пусть запускают огненные шары. Вералон, скажи своим, чтобы еще чем-нибудь отвлекли этого змея.

— Да, — ответил альв, стоявший рядом с чародеями. — Анариэль получила силу жизни, надо приковать его внимание к сече.

Приказы понеслись по войску, и семиреченцы, выступили вперед. Первыми были копейщики, подцепившие пики на перевертышей. Следом за ними вступили в бой катапульты, метнувшие во врага горящие шары, скатанные из пропитанной смолой травы. Постепенно лавина семиреченцев пришла в движение, взметнув факелы вместо мечей, и понеслась на полян. Это было потрясающее зрелище. Огненный поток вломился в черное море перевертышей, круша их и сжигая. Первое впечатление легкой победы начало таять, когда воздух наполнился ядовитым дыханием тварей в людском обличье, и семиречены стали подать вместе с конями, задыхаясь. Где-то закричали люди, на которых попала ядовитая слюна других тварей. Кони дрогнули, отступая назад, давя своих и чужих и падали, сжигаемые расползшимся по земле ядом. Люди жгли тварей, твари травили людей. Визг и крики смешивались и тонули в гуле сражения.

Глава 41

Белава в ужасе закрыла глаза, чувствуя, что сейчас сорвется, выпустит Зверя и будь, что будет. Но тут ее руки коснулась легкокрылая бабочка. Она взглянула на нее и тихо ахнула, узнав альвийский вестник. Девушка бросила косой взгляд на Благомила, который соединял воду и ветер, формируя мощнейший вихрь. Потом быстро развернула бабочку и прочла: «Анариэль, возьми нашу силу». Ее взгляд метнулся в сторону от сражения, и она даже прикрыла глаза от яркого зарева. Девушка потянулась к нему, соткала луч и соединилась с заревом, втягивая в себя невероятный поток силы.

— Что это ты делаешь? — Благомил резко обернулся. — Откуда сила?!

Он направил свой взгляд на чародейскую дружину и недобро сощурился. Рука его взметнулась, и почти законченный вихрь сменил направление, устремляясь туда, откуда пришла не ожидаемая им угроза.

— Ну уж нет, — закричала девушка, не желая потерять силовой поток.

Она вскочила с трона, но мужчина крепко схватил ее за руку, не желая отпускать. Девушка повернула к нему лицо, и «бог» отшатнулся от полыхавшей в ее глазах ярости, звериной нечеловеческой ярости. Она зарычала, показав увеличившиеся клыки, вырвала руку и побежала вниз, спеша быстрей впитать в себя чародейский выплеск. Благомил смотрел ей в спину, захватывая под контроль. Белава вдруг остановилась, замерла, еще не веря, что ему это удалось, потом развернулась и пошла назад. Благомил ощерился в торжествующей улыбке, чародеи в ужасе выдохнули, понимая, что он обошел их, подчинив себе девушку. А она медленно шла, все более сопротивляясь его власти. Шаг, одна из ниточек лопнула, еще шаг, еще ниточка. Белава прикрыла глаза, разглядывая то заклинание, которое столько раз лишало ее тело самостоятельной воли. Потянулась к нему, разбираясь и разматывая его. Наконец последняя связующая нить исчезла в невидимом клубке, она втянула его в себя и широко улыбнулась.

— Ты больше не властен надо мной, Благомил, — развернулась и снова захватила поток силы.

— Но как… — он ошарашено прошептал «бог», а чародеи вновь издали общий вздох, теперь облегчения.

Теперь все сто царских чародеев соединились воедино, последние сомневающиеся вернулись в строй. Дарей отдавал силу вместе с ними, Вералон пока ждал. Он наблюдал, как Белава поглощает весь силовой выплеск. Чародеи бледнели, слабели, начинали пошатываться, а она все ярче разгоралась, насыщаясь чужими дарами и их мощью.

Благомил с яростью взглянул на человеческое войско и взмахнул рукой. Вихрь понесся в гущу сражающихся, а на сцену выступили новые действующие лица. Оборотни ворвались на поле боя, замыкая кольцо. Но торжество самозваного бога несколько поугасло, когда из леска, в котором вроде никого не было, вылетела помощь. «Волчья тысяча» вместе с сотней альвов, вольными войнами-странниками и волеготскими мечниками взяли оборотней на себя. Огромных волков было не меньше нескольких сотен. Они ощерились и бросились на людей. Схватка закипела с новой силой. Благомил захохотал, глядя на верных псов, накинувшихся на испуганных лошадей. Дымчатый скакун перелетел хищников в длинном прыжке, оказавшись за их спинами, и всадник снес голову первому волку. Глаза «бога» сузились, он узнал этого всадника и засмеялся.

— Вот и мое оружие против тебя, драгоценная моя.

Белава ничего не видела, она добирала остатки чужой силы, радуясь как ребенок. Чародеи один за другим падали на траву, полностью обессиленные. Зарево давно уже превратилось в слабое сияние, наконец и оно угасло. Вералон махнул девушке рукой.

— Прими и мой дар, Анариэль, — крикнул он и сплелся с тускнеющим лучом Белавы.

Она удивленно распахнула глаза, чувствуя непривычную силу, распробовала и втянула в себя все без остатка, даже губы утерла с видом наевшейся лакомки.

— Теперь спасай нас, дочь солнца, — слабо улыбнулся альв и тяжело опустился на траву рядом с чародеями.

— Нас теперь и младенец убьет, — сказал Дарей и вдруг радостно захохотал.

— Мне кажется или твоя ученица выше ростом стала? — спросил Милятин.

— Выше, — лениво отозвался один из чародеев. — Что дальше?

А дальше девушка вернулась к горке с тронами и посмотрела наверх, сощурив от яркого солнца один глаз. Благомила поднял руку, выпуская куда-то поток белого пламени. Белава проследила направление потока, щелкнула пальцами, и поток угас, освобождая откинувшегося назад Радмира.

— Не тронь его, — зашипела она и послала в хрипящего воина сгусток жизненной силы. — Сколько раз можно тебе говорить, чтобы заканчивал умирать, воин-странник, — крикнула она и переключила внимание на «бога». — Выходи… женишок, сразимся.

— Я бы предпочел сразить с тобой в другом месте, — усмехнулся Благомил. — Тело твое обнаженное так и стоит перед глазами.

— Он тронул тебя? — крикнул Радмир.

— Трогал, — пожаловалась девушка. — Но честь девичью сберегла.

— Благодаря мне, — усмехнулся самозваный, спускаясь вниз, — но целовала жарко.

— Тварь, — прошипел воин, наступая на «бога», но девушка откинула его назад.

— Не вмешивайся, у меня с этим… богом свой счет. Тебя ждут другие твари.

Потом закрыла Благомила в невидимый захват и подбежала к Радмиру. Крепко обняла, прижалась к открытым ей навстречу губам и прошептала:

— Я так скучала по тебе, любый мой.

— Не забывал о тебе ни на минуту, солнышко мое ясное, — ответил он.

Не сговариваясь они отпрянули друг от друга и вовремя, Благомил как раз сломал захват чародейки и вновь взметнул руку. Она успела откинуть «бога», давая возможность воину снова вскочить на Дымка и вернуться в бой. Вот бы еще змейку сюда, подумала чародейка. И будто откликаясь не ее желание, у ног раздалось шипение. Нашла, улыбнулась девушка и протянула руку, в которую лег меч, приветствуя знакомой прохладой.

— Хочешь сразиться на этом? — усмехнулся Благомил, кивнув на меч.

— И на этом тоже, — ответила она.

Благомил поднял руку, и с его пальцев сорвалось голубоватое свечение, в мгновение охватившее Белаву, лишая возможности двигаться. Потом подошел к ней, взял двумя пальцами за подбородок.

— За этот поцелуй ты будешь наказана, — зло сказал он.

— Я вся уже плачу от страха, — нагло ответила девушка, поглощая сдерживающее заклинание.

Она размахнулась и ударила его в челюсть самым не волшебным образом. Мужчина отлетел, ошеломленно глядя на нее. Он вскочил, взмахнул руками, формируя воздушные вихри. Девушка наступала на него, легко отмахиваясь и распуская вихри, потом окуталась огнем.

— Ты хотел силу демонов? Лови, — и струя пламени полетела в Благомила, еле успевшего закрыться силовым щитом.

Пламя разбивалось о щит, расходясь в разные стороны огненными ручьями. Но сила была велика, и Благомил с трудом сдерживал ее. Когда поток огня утих, Белава стояла перед «богом», недвусмысленно приставила острие меча к его горлу.

— Выбирай, проткну сразу или подеремся? — сказала она, кляня себя за то, что не может убить безоружного. Впрочем, его оружие волшба… но он уже слабей ее…

— Подеремся, — усмехнулся Благомил, и в его руке сверкнул клинок, сотворенный из белого пламени.

Он был более сильным и опытным поединщиком, и вскоре Белава уже задыхалась, отбивая его выпады.

— Что она творит? — возмущенно закричал, наблюдавший за ними Милятин. — Она ведь могла уже добить его!

— Девчонка, — зло сплюнул Дарей. — Ветряная мельница. Вот только пусть выберется из всего этого и выпорю, теперь уж точно!

— Не ругайте девочку, — спокойно заговорил Вералон. — Она еще не проиграла. Если сменит облик, он ее не пробьет.

Словно услышав слава альва, Белава напряглась, откинула от себя Благомила, задрала голову к верху и завыла. Голос ее становился все грубей, превращаясь в звериный рык. Остановились оборотни, обернулись к ней и взвыли, признавая, что появился более сильный и опасный зверь. Волки поджали уши и попятились от наступавших на них ратников, Зверь был на стороне людей, а сильных надо слушать. «Бог» некоторое время смотрел на рыжее чудовище, превышавшее в росте его несостоявшуюся богиню чуть ли не в два раза. В лапах Зверя появился второй меч, огненный, и на Благомила посыпался град ударов. Он начал отступать, пропуская удары. Вскрикнул, когда огненный меч превратился в плеть и ударил его, рассекая и обжигая щеку. Все заклинания мужчины легко поглощались Зверем, и он вдруг с ужасом понял, что проиграл. Он сделал последний отчаянный взмах, отправляя в Зверя силу своего мира. Белава покачнулась, замотала головой, пытаясь отмахнуться от кружащих, будто мухи, черных бликов, все сильней обвивавших ее горло, захрипела, давая Благомилу возможность занести меч, который влетел в грудь Зверя, с хрустом разрывая плоть. Откуда-то сзади раздался многоголосый крик. Чудище заскулило, зажимая рану, упало на колени, все больше склоняясь к земле, и «бог» вновь занес меч, готовясь отрубить Зверю голову.

— Надо было сразу тебя убить, — сказал он. — Проклятое одиночество…

— Надо, — прорычал Зверь и вскочил на ноги, хватая Благомила за горло когтистой лапой.

Рана в груди почти затянулась. Меч иномирного захватчика полетел на землю. Он побагровел, хватая ртом воздух, а Зверь все ближе склонял к нему голову.

— Дай я тебя поцелую, — горячее дыхание опалило Благомила.

Чудище приблизило свою пасть с огромными клыками, и мужчина закричал, уворачиваясь. Он попытался вывернуться, оттолкнуть Зверя, но тот лишь глухо зарычал.

— Поменялись местами, да, не драгоценный мой? — в изумрудных глаза Белавы-Зверя плескалась насмешка. — Тебе теперь тоже не хочется целоваться?

Ответить Благомил не успел, чувствуя, как клыки чудища впиваются в его лицо, но главное, вся накопленная за столько лет сила уходила из него, выпиваемая Белавой. Она не могла принять в себя то, что забирала, потому что был предел и ее возможностям, потому сила, проходя через Зверя, уходила в небо, концентрируясь там. Первые разряды ударили, когда она оторвалась от истерзанного мужчины. Зверь, не разрывая связи с силой своего рода, направил силовые всполохи в гущу перевертышей, испепеляя их и уничтожая всякий след от тварей. Потом повернулся к лежащему Благомилу.

— Потерпи, — прорычало существо и залечило раны несостоявшегося бога.

— Почему? — хрипло спросил он.

— Добрая я, — рыкнул Зверь и направилась на помощь отбивающимся семиреченцам.

Благомил схватил меч, и кинулся на нее.

— Белава сзади! — крикнул, скачущий к ним Радмир.

Дымка перелетел через Зверя и забил копытами, нависая над мужчиной, лишенным силы, отгоняя его. Воин спрыгнул со своего жеребца и встал перед ним, поднимая свой меч.

— Я так давно хотел это сделать, — сказал он.

— Ты готов биться за это чудовище? — спросил Благомил.

Воин-странник бросил, наполненный нежностью взгляд, на рыжего Зверя и ответил:

— Мое рыжее солнышко всегда красавица, — и мечи запели свою смертельную песню.

Чудище довольно заурчало и, уже не оглядываясь, бросилось на выручку остальным. Оно добежало до перевертышей, чуть не доведя до икоты одного из витязей рыком:

— Свои, чего пасть раззявил? — и смело шагнуло в гущу сражающихся, сжигая оставшихся тварей.

Перевертыши, оставшиеся без направляющей руки, бестолково метались по полю, то и дело попадая под струю огня, меч и факелы ратников или затухающие молнии, расходящейся и ослабевающей освобожденной силы чародеев жизни. Оборотни жались к лесу, сдерживаемые рыком Зверя. С ними Белава планировала разобраться после перевертышей.

Глава 42

— Обернитесь, — приказала она волкам, когда дымящиеся лужицы наполнили воздух зловонием, а ратники собирали раненных и убитых, кого еще можно было собрать после атаки перевертышей.

Оборотни опустили головы, и Белава поняла, что Благомил дал им мощь, но лишил возможности менять облик. Она подошла к первому, взяла его голову в лапы и прикрыла изумрудные глаза, собирая чуждую волшбу. Волк заскулил, попытался вырваться, но вскоре затих, уменьшаясь на глазах, возвращаясь к изначальному размеру.

— А теперь? — рыкнул Зверь.

Волк поднялся на задние лапы, встряхнулся, сбрасывая шкуру, и вскоре перед чародейкой стоял человек.

— Освободительница! — закричал он и упал в ноги Зверю. Остальные волки потянулись к ней, жалобно поскуливая.

— Ждите, — сказал Зверь, и уже обращаясь к стоящему рядом ратнику, — мне тоже человечий облик вернуть хочется.

— Белава! — раздался женский крик, и чудище вздрогнуло.

— Матушка? — прорычало оно, закрывая морду лапами. — Не смотри на меня, матушка!

— Дурочка моя, — всхлипнула Всемила, прижимаясь к дочке, покрытой рыжей шерстью. — Как же я за тебя боялась.

— Матушка, — жалобно заскулил Зверь. — Погоди, я хоть облик сменю, закрой меня, а то голой у всех на глазах стоять буду.

Они отошли к деревьям, и Зверь начал уменьшаться, меня шерсть на нежную девичью кожу. Она зашептала заклинание, вновь подвластное ей, не отказав себе в удовольствии одеть альвийский костюм. Когда Белава вышла к матери, та снова прижала к себе дочь, целуя ее в щеки. Девушка смущенно уткнулась в плечо Всемиле, пряча улыбку и радостные слезы.

— Матушка, — наконец заговорила она. — Пойдем, там еще нужна моя помощь, да и чародеям их дары вернуть надобно. И оборотням помочь.

— Добрая ты у меня, — улыбнулась Всемила.

Мать и дочь прошли в стан семиреченцев. Девушка начала лечить раненных, оставляя убитых на потом, им спешить было уже некуда. Она брела между стонущими мужчинами, затихающими после ее рук, случайно подняла глаза и наткнулась на стяг берестовской тысячи. Сделала несколько неуверенных шагов, поискала глазами Ярополка и облегченно выдохнула, не найдя его. Потом опустила взгляд вниз и закричала. Она стояла рядом с носилками, на которых лежал черноволосый мужчина с приоткрытыми глазами. Он смотрел на нее остановившемся мертвым взглядом. Тело мужчины было истерзано и покрыто рваными ранами.

— Ярушко, — прошептала она, тяжело оседая подле мертвого жениха. — Ярушко, родненький мой…

— Ему уже не поможешь, — тихо сказала Всемила, утирая слезы.

— Нет! — вскрикнула Белава. — Я смогу!

— Белавушка, посмотри на него, это не залечить, всю силу отдашь.

— Значит отдам, — девушка упрямо встряхнула головой и положила на рваную грудь жениха руки.

Сила жизни потекла из-под ее пальцев, сращивая раны, вливая жизнь, отдавая саму себя. Лицо Ярополка смягчилось, мертвенная бледность постепенно сошла, и ресницы его дрогнули. Тысячник открыл глаза, посмотрел на нее и слабо прошептал:

— Белавушка…

— Я, — ответила она, утирая слезы. — Ты лежи, родненький, тебе еще силы восстановить надо, крови-то много потерял.

— Белавушка, — снова прошептал он и протянул к ней дрожащие от слабости руки.

Девушка обняла его, нежно целуя в щеку. Потом приподнялась, погладила по волосам, еще раз поцеловала и, пошатываясь, пошла, ведомая Всемилой к чародеевым шатрам.

— Отдохнуть тебе надо, — сказала матушка. — Одной на всех не хватит. Раздашь чародеям их дары, они себе силу вернут и долечат.

— Где Радмир? — спросила Белава, думая, что еще не видела его с момента, когда он поднял меч против Благомила.

— Не знаю, — ответила Всемила, тоже начав озираться.

— А если он… — девушка задохнулась, в ужасе глядя на мать.

— Глупости, живой, — твердо ответила женщина и снова обшарила стан глазами.

Дарей встретил их у входа в шатер Милятина. Он взглянул на учениу и сразу пошел искать еду. Прежде, чем зайти в шатер, девушка потянула силу из воздуха, смешала ее с силой земли и уже уверенней вошла в шатер. Там тоже не было Радмира. Зато был тот самый мужик с лукавыми фиалковыми глазами, которого закрыла собой женщина-богатырь и полянский царь с повязанной головой и рукой на перевязи. Они с любопытством взглянули на Белаву, потом опомнились и поклонились в пояс.

— Вот она наша спасительница, — весело подмигнул разбойник. — Зови меня Лихой.

— А где Радмир? — спросила она.

— Не знаю, — пожал плечами бывший атаман и нахмурился. — Не видал нашего странника, твое величество?

— Видал, когда он моего бывшего первого советника на меч, как куропатку, насадил, — ответил полянский самодержец. — Потом вроде коня своего подозвал. А дальше меня отвлекли, — усмехнулся царь и недвусмысленно поднял глаза к повязке на голове.

Радмир так и не нашелся до вечера, когда Белава, уже отдохнувшая, возвращала дары чародеям, меняла оборотней в обратную сторону и опять лечила раненных. Радовало, что среди мертвых его не было, среди раненных тоже. Он просто куда-то исчез. К утру воин тоже не вернулся, и к полудню. Зато пришел Ярополк, который отсыпался все это время.

— Белавушка, — позвал он. — Дозволь поговорить с тобой.

Они побрели подальше от людей. Какое-то время никто не нарушал молчание. Наконец тысячник взял ее за руку, усаживая на небольшой пенек. Он присел напротив, все так же держа за руки. Потом прижал ладошки девушки к своему лицу, глядя на нее с нежной грустью.

— Любишь его? — то ли спросил, то ли утвердил он.

— Люблю, — тихо ответила она, пряча глаза.

— А меня?

— И тебя, но иначе, — Белава посмотрела на него и снова опустила глаза.

— Для свадьбы совсем такая любовь не подходит? — Ярополк грустно усмехнулся, уже зная ответ.

— Нет, Ярушко, совсем не подходит.

— А для дружбы?

— Для нее в самый раз.

— Больно, — сказал он, не обращаясь к ней. — Но я переживу, правда. Итак слишком долго мучил тебя и себя. Знал ведь, кто тебе нужен, но о себе больше думал. Ты уж прости меня, душа моя. Я более не настаиваю на свадьбе, но дозволь иногда навещать тебя, остаться тебе другом, братом. Кем скажешь, тем и буду.

— Ты отпускаешь меня, Ярушко? — Белава подняла на него глаза.

— Отпускаю, Белавушка. Разве ж могу я обижать ту, что мне жизнь подарила, — он снова грустно улыбнулся. — Просто я очень тебя люблю и больше не могу смотреть, как ты через себя переступаешь. Будь счастлива, чародейка. Но если вдруг тебе надоест этот насмешник, я всегда в твоем распоряжении, — он тихо рассмеялся, и девушка поняла, что последняя фраза шутка.

— Спасибо, — ответила она и обняла Ярополка, нежно целуя в щеку. — Я всегда мечтала иметь старшего брата.

— Значит у меня вместо невесты появилась сестра. А что, невест вон сколько ходит, а сестра одна.

Тысячник слегка поддел пальцем ее носик и снова улыбнулся. Радмир не появился и до их отъезда. Белава с тоской смотрела на покидаемый берег Граньки.

— Где же ты, любый мой, — с тоской прошептала она.

Злата лениво брела к чародееву подворью, время от времени всхрапывая и потряхивая головой. Прошел месяц, как они вернулись после полянских событий. Всемила настояла, чтобы дочь пожила в отчем доме, отдохнула от всех невзгод и набралась сил. Матушка окружила приунывшую Белаву заботой, стараясь развеселить девушку. Но та грустила, все более уходя в себя.

— Бесов странник, — ворчала матушка, когда Белава не слышала. — Доводит дочку мне. И куда делся?

Девушка один раз не выдержала и отправила Радмиру вестника, но ответа так и не получила. Возможно вестник так и не нашел его, а может он просто не захотел отвечать. Иногда ее обжигало огнем от мысли, что Благомил успел наговорить страннику о ней все, что заставлял делать. Тогда хоть было ясно, куда он пропал. И было больно, так больно, как еще никогда не было. По ночам она тихо плакала в подушку, и Всемила наконец решила, отпустить дочь к Дарею. Пусть хоть в обучении забудется.

И вот теперь они со Златой неспешно двигались к Дарею. Не было той радости, что гнала ее после сватовства Ярополка, не было хитрого Лешего в облике нагловатого лиса, была тоска. И кобылка поддалась настроению хозяйки. Вот и знакомый пригорок, вот и ворота, которые открыл вечно взлохмаченный Дикуша, приветливо подмигнув девушке. Она вошла в терем, поздоровавшись с Ярой и Кумаем, поднялась к себе в свтелку и замерла, глядя на два небольших сундука, стоящие на лавке и маленький ларчик.

Белава подошла к сундукам, откинула крышки и замерла, изумленно глядя на… красные бусы. Она лихорадочно открыла ларчик, там лежали сережки с изумрудами.

— Как и обещал, — раздался голос за ее спиной. — Два сундука красных бус и сережки. Как твои глаза, солнышко мое ясное.

Сердечко бешено забилось в груди девушки, она обернулась и не сдержала слез, глядя на улыбающегося Радмира. Она бросилась к нему и вместо объятий, который он открыл ей, начала бить воина кулачками в грудь.

— Где ты был? Где ты был, гадкий насмешник? — кричала она. — Ненавижу тебя, ненавижу!

— И я тебя люблю, — тихо ответил он и опять воспользовался излюбленным средством— заткнул рот девушки поцелуем.

Он рассказал, что прилетел из дома вестник, где докладывали, что пришла беда и просили защиты. Радмир увидел, что Белава вне опасности и побоище почти закончилось, вскочил на Дымку и понесся домой. Все решил и прямо сюда, к ней.

— Истосковался я, лебедушка, сил нет, как без тебя нехорошо, — говорил воин, целуя светящееся от счастья личико Белавы.

— Я тебе вестник посылала, — сказала она и потерлась щекой о его плечо.

— Я не получал, лебедушка, честно, — ответил Радмир. — Не молчал бы я, поверь. — потом повернул ее к себе лицом и спросил, — Выйдешь за меня?

— Да! — радостно воскликнула она и повисла на шее воина. — Думаешь, я позволю тебе жить спокойно? Никуда ты от меня не денешься.

— Даже страшно стало, может передумать, пока не поздно? — засмеялся он и добавил с нежностью. — Никуда я от тебя не денусь, вздорная наглая чародейка, — и снова прижался к ее губам нежным поцелуем.

Со двора раздался шум. Кто-то въехал в ворота, заливисто залаяла собака. Радмир и Белава выглянули в окно.

— Шукля, — воскликнули они в один голос и бросились на улицу.

Там их ожидал еще больший сюрприз. Во двор въехали два всадника. Лихой весело помахал им рукой, подмигивая плутоватым глазом, а рядом с ним стояла, скромно потупясь… Гремила.

— Что за диво?! — воскликнул Дарей, разглядывая ожившую женщину.

— Выполнил-таки Благомил значит мою просьбу, — удивленно выдохнула девушка.

— А мы поженились, — весело сообщил атаман. — Я как в дареев дом вернулся в Полянии, а она там сидит, слезы льет, так замуж и позвал. Люблю ведь, оказывается.

— Да ну тебя, Лишенько, — скромно громыхнула женщина.

— А пса домовой спрятал, когда оборотни на моих людей напали, — продолжал рассказывать разбойник. — Вот, забрали с собой. Хороший пес.

— Идите уже за стол, — крикнул улыбающаяся тетка Яра, выглянув из терема.

Дарей повел гостей в дом. Радмир задержал Белаву, развернув к себе.

— Неужто не сон, неужто и вправду вместе? — спросил он.

— Если сон, то пусть мы никогда не проснемся, — ответила девушка и нежно поцеловала своего воина.

Дарей выглянул из дверей, усмехнулся, глядя на них и вернулся в дом, оставив двум влюбленным весь мир, покрывающийся цветами азаила, расцветающими вокруг мужчины и девушки.