Секретный Дозор

Пролог

Председательствующий на заседании Таранис, слегка прикрыв тяжелые веки, подсчитал голоса членов Совета, потом не торопясь осмотрел полутемный зал заседаний.

— Итак, коллеги, единогласно, — потирая руки, произнес он. — Последним, я тоже присоединяю свой голос к большинству. Решение принято. Все семь за, против ни одного.

— Еще бы, — проворчал, кутаясь в тонкую серую мантию Лукман. — Другого выхода просто нет.

В связи с мировым финансовым кризисом в Нью-Йорке появились проблемы с отоплением и вампир все время мерз. Владимир взглянул на древнего кровососа, и ему пришло в голову, что все-таки Лукман уже очень стар. Даже для Иного. Экономит силу, не тратя ее на подогрев давно мертвого тела. К тому же сказывается добровольно-принудительное ограничение на употребление живой человеческой крови. Почти все работники Инквизиции из числа низших Темных отказывались от своего права на охоту. Чем это было вызвано, Владимир не знал, но сам факт уже был ему приятен. Сколько всего Инквизиторов на планете? Приблизительно шесть-семь тысяч. Значит, несколько сотен оборотней и вампиров питаются только суррогатами. Это столько же спасенных человеческих жизней в год. Правда маг не питал иллюзий на счет добропорядочности Темных. Скорее всего, существовала какая-то другая причина их отказа от человечины.

— …уважаемый Инквизитор, — Владимир, наконец, услышал, что к нему обращаются, и поднял взгляд на Тараниса.

— Да? Простите меня коллеги, я задумался, — сказал маг.

— Поскольку, как вы видимо успели заметить, решение о вскрытии схрона Радомира принято, нам бы хотелось заслушать ваш доклад о готовности к этому гм… мероприятию, — повторил Председательствующий.

— И поподробнее, поскольку акция весьма ответственная, — как всегда левитируя из-за стола попросил конголезский колдун.

Владимир оглядел членов комиссии и поднялся. По давно сложившемуся обычаю и из уважения к остальным присутствующим оратор должен был выступать стоя. Хотя, заседание «Исхода» это не Трибунал, и все присутствующие здесь примерно равные по силе Иные, этикет требовал встать. Высший Светлый еще раз оглядел присутствующих и, наконец, заговорил:

— Уважаемые коллеги! Как вы помните на последнем заседании «Исхода» около двадцати лет назад в э… 1989 году, поправьте меня, если я ошибаюсь, в связи с очередной катастрофой НЛО в Африке мы все, снова наступили на те же самые грабли. Так говорят у нас в России. Есть еще одно, более грубое выражение, но я настолько возмущен произошедшим, что позволю себе здесь его привести и Владимир произнес несколько слов.

— К чему это вы? — удивленно спросил из своего темного угла Баллор. — Я знаю значение этой поговорки, но…

— К чему? Сейчас поймете. Мне кажется, или это действительно Глубокое Озеро взял на себя в шестидесятых годах обязательство организовать всемирный нейтралитет вооруженных сил США, по отношению к любым неопознанным летающим объектам. Включая сюда партнеров американцев по блокам и тесно связанных с ними третьих стран. Если это так, то, что мы получили в итоге?

— Комитет Соединенных организаций Иных США не может отвечать за действия других государств. Тем более ЮАР, которая в те годы была далеко не демократической страной, — недовольно буркнул представитель обеих Америк.

— Можете! — жестко сказал Владимир. — Потому, что, во-первых, именно вы, в полном соответствии с разделением обязанностей среди членов «Исхода», взяли на себя ответственность за предотвращение акций, подобных Калахарской. У нас в России и СНГ несколько другая ситуация, но мы все же смогли проконтролировать военных! Каким способом вы это сделали бы, «Исход» не касается. Комиссии нужен результат, и поэтому взятые обязательства надо выполнять. Таким вот образом, — Владимир провел рукой по лицу и продолжил. — Однако к этому вопросу я еще вернусь. Теперь, во-вторых. Великий Темный, ведь это именно ваши вояки везде, где надо и не надо лезут со своими авианосцами, своими танками, пушками и прочей военной дребеденью. И шпионы везде тоже не чьи-нибудь, а ваши! Или вы думаете, что эта пушка… как ее…

— «Тор-2», — подсказал Отто.

— …да, «Тор-2», с помощью, которой сбили НЛО, придумана в южноафриканском буше? В их этих… коралях? Конечно же, нет! Бенга считает, что это ясно даже самому последнему бабуину в стае! Я тоже так полагаю. Очевидно, что «Тор-2» высокотехнологичная американская разработка. И вы, Глубокое Озеро должны были принять соответствующие меры.

— Мы ждали НЛО над территорией США. Кроме того, ракетоносцы Советского Союза в шестидесятые-восьмидесятые годы прошлого века активно патрулировали нейтральные воды и, это осложняло воздействие на наших военных, — мрачно сказал индеец. — Не могли же мы поставить под угрозу безопасность собственной страны? Да и сейчас вы опять летаете там, где вас не просят!

— Зато сейчас вы поставили под угрозу само человечество и всех Иных в придачу! Сложности с военными не снимают с вас ответственности за провал! Вы прекрасно знаете, что политические разногласия людей не должны влиять на нашу с деятельность. НЛО не летают по установленным коридорам и правилам ИКАО, как ваши, между прочим, регулярно падающие «Боинги»…

— Да причем здесь «Боинги»? — вмешался в их спор удивленный Лукман.

— Причем? Да при том, что в недавней катастрофе хваленого семьсот тридцать седьмого у нас в Перми погиб сильный Светлый Иной. Мой друг, между прочим…

— Ваши самолеты ломаются гораздо чаще! — обиделся Отто. — Я читал об этом в прессе.

— Ломаются, да, чаще, зато падают реже! — парировал Владимир. — Но не будем отвлекаться. Продолжу. НЛО, уважаемый Глубокое Озеро, могут, по крайней мере, пока, летать где и как им заблагорассудится! А теперь, вместо спасательного бота нам придется иметь дело с боевым крейсером Трванов. Вы лично можете предложить, что-либо для противодействия ему? Нет? И мы не можем! И никто не может. К бабке не ходи, ясно, чем все это закончится для Земли.

При словах «к бабке не ходи», все, даже Глубокое Озеро непонимающе посмотрели на Владимира.

— Поэтому, — продолжил маг, не обращая внимания на взгляды присутствующих, — предлагаю сейчас решить вопрос о возможности и мере наказания представителя Америк. Пока у меня все. Потом я перейду к основной части доклада, — сказал Владимир и, тяжело отдуваясь, опустился в свое кресло.

— Это вне регламента, — процедил Баллор.

— В чрезвычайных ситуациях, требуются чрезвычайные меры. Поэтому сейчас регламент можно и нарушить, — веско возразил ему Ле Мунн. — Я — за.

— Ну что ж, — сказал Председательствующий. — Мнения разделились, поэтому прошу голосовать. Для экономии времени прошу высказаться сразу и о возможности наказания Глубокого Озера и о способе наказания.

Несколько минут ничего не происходило. Члены комиссии обдумывали и излагали свое мнение. Голосовали все за исключением дрампира и, естественно самого представителя Америк.

Потом, Глубокое Озеро опустил голову и Таранис огласил результаты голосования:

— Коллеги, результаты такие. Пять за, один против наказания. Принимается. По способу… Я думаю всем ясно, что это, к моему великому сожалению, — Таранис повернул голову к Глубокому Озеру… — это развоплощение. Четыре голоса за него и два голоса за более мягкое наказание.

— Позвольте? — спросил Владимир вставая.

— Да, коллега, разумеется, — ответил Таранис. — Удивлен, что вы голосовали против развоплощения Глубокого Озера. Я понял бы Лукмана, но вы? Заподозрить Светлого в теплых чувствах к своим противникам… Или это нечто другое?

— Это нечто другое, Председатель. Просто я прагматичен. Коллеги! — Владимир обвел взглядом членов комиссии, — Грядут лихие для Иных времена. Нам, я думаю, понадобятся все силы. Таких магов, пусть и Темных, как Глубокое Озеро на земле не много. Поэтому развоплотить его сейчас, значит уменьшить нашу Силу, которой, судя по завещанию Радомира, и без того будет явно недостаточно. Поэтому я предлагаю ограничиться наложением более мягкого взыскания. Ну, — Владимир сделал вид, что задумался, — скажем, так: ограничение в применении сложной магии сроком на… пусть три месяца.

— Допустим. А членство в Совете? В комиссии? — почти стуча зубами, удивленно спросил по-прежнему дрожащий от холода Лукман. У бывшего Светлого мага что-то шевельнулось в груди. Нет, не желание помочь, отдать малую толику своей Силы для согрева этому, старому, погубившему не одну сотню людей вампиру. Скорее только намек на это. Все-таки в мрачном подземелье под Манхеттеном было действительно холодно. Однако на самом деле он ничего такого не сделал, а жестко сказал, выпустив изо рта небольшое облачко пара:

— Оставить все как есть. Тяжелая ошибка, совершенная нашим коллегой, послужит ему и всем нам уроком. По крайней мере, я на это надеюсь.

— Возражения есть? — спросил Председательствующий.

Поскольку возражений не последовало Таранис вставая, сказал:

— Ну, что ж? Инквизиция, Совет и члены «Исхода» принимают поправку Владимира и осуждают недобросовестность и предосудительность проступка Глубокого Озера при выполнении особо важного поручения. Налагают на него взыскание в виде ограничения на сложную магию сроком на три месяца и выражают надежду, что в дальнейшем подобное не повторится. Поклянитесь Глубокое Озеро.

Все внимательно следили, как высокий длинноволосый сильно сутулящийся семинол поднявшись, произносил слова клятвы. На его ладони возник темный шарик Изначальной Силы, подтверждая, что клятва принята и затем, потемнев еще больше, сжался и исчез. После клятвы осужденный, все так же под взглядами членов комиссии тяжело сел в свое кресло.

— Продолжайте коллега Владимир, — предложил Таранис.

Владимир вновь встал.

— Итак, — начал он. — Мы здесь, все присутствующие, облеченные правами, доверившихся нам, нашим знаниям, Силе, опыту и умению Иных, а Светлые, думаю, могут говорить и за все человечество в целом, приняли решение о вскрытии схрона Радомира. Памятуя, что повторение — мать учения, напомню, что древнейший из ныне существующих, маг Радомир, находящийся вот уже около двух тысяч лет в спячке, оставил нам всем завещание. Согласно этому пророчеству примерно в двухтысячном году новой эры человечество рискует погибнуть от нашествия пришельцев. Условием избавления от этой, с позволения сказать напасти, является вскрытие схрона Радомира неким, скажем… созданием, не являющимся ни Иным, ни человеком в принятых ныне понятиях. Сделанные ранее попытки вскрыть схрон обычными способами были мною гм… провалены.

Однако, проведенная известными вам Советскими, а потом и Российскими Иными при участии ученых Великобритании с начала пятидесятых годов, подготовительная работа, привела к успеху. По крайней мере, я на это надеюсь.

— С этого момента поподробнее, пожалуйста, — приподнял руку Ле Мунн.

— Хорошо. Мы надеемся на успех, потому, что, как мне кажется, было учтено все. Или почти все. В ближайшее время будет предпринята третья и думаю удачная попытка вскрытия схрона Радомира.

Владимир обвел взглядом всех, не исключая и почти невидимого в темноте Баллора, продолжил:

— Для этого по поручению Великого Инквизитора, комиссии и своей собственной инициативе, нами, я имею в виду специально созданную мной группу европейских Иных, включая и Иных Советского Союза, с середины пятидесятых годов прошлого века проводился анализ наших хроник, включая легенды, песни, былины и тому подобное. Эта скрупулезная работа выполнялась только с одной целью — обнаружить хоть какое-то упоминание об иночеловеке. Мы искали также все, что можно было просто трактовать, как упоминание о нем, либо о ком-то похожем. Увы. Мы были разочарованы. К концу десятилетия стало понятно, что ничего подобного в хрониках нет.

Следующим этапом нашей работы была проверка возможности привлечения к вскрытию схрона людей без судьбы или, если хотите, с несформированной судьбой. Однако и здесь нас ждала неудача. Проблема заключалась в том, что до инициации они являются обычными людьми, а после нее, как вы догадываетесь, становятся полноценными Иными. В итоге от их использования мы тоже отказались. Признаюсь, что некоторое время было потеряно из-за того, что мы просто не знали что делать. Как подступиться к проблеме. Выдвигались различные идеи но, ни одна из них не выдерживала критики и в связи с этим не шла в разработку.

— Вы можете привести примеры? — спросил Лукман.

— Разумеется. Например, в начале семидесятых, входящий в группу представитель секты Дрампиров, я позабыл его имя, коллега Баллор?

— Христиан, — охотно подсказал дрампир.

— Да, Христиан. Он считал, что иночеловек это некая разновидность дрампира и его надо искать среди членов секты. Помнится, было также мнение, что иночеловек, это сумеречный Иной. То есть развоплощенный по тем или иным причинам…

— Мы знаем, кто это такие, уважаемый Владимир, — прервал его Лукман. — Здесь не новички и повидали всякого. Поближе, пожалуйста, к сути.

— Хорошо, — пожал плечами маг. — К сути, так к сути, но на счет выдвинутых предложений я все же закончу. Позже поймете почему. Итак, идею с сумеречным Иным мы отвергли. В некоторой степени меня заинтересовало предложение вывести иночеловека. Создать его заново, путем скрещивания Светлого и Темного Иных. Как вы знаете, таких браков нет и, никогда не было. Несколько случайных попыток создать смешанные семьи заканчивались весьма плачевно. Как правило, гибелью одного или, что бывало гораздо чаще, обоих Иных. Мы не согласились с этой идеей по той причине, что родится все равно Иной. Или человек. Однако, не смотря на то, что идея скрещивания мною была отвергнута, она же подала интересную мысль, которая и привела, в конечном счете, как мы считаем, к успеху. Иночеловека надо просто вывести, но не путем скрещивания. Сама попытка этого была бы противна Изначальной Силе. Сотворить искомый объект надо было чем-то наподобие клонирования. Хотя в те времена этот термин применялся лишь узким кругом специалистов и то разве что гипотетически.

— Что такое клонирование? — не понял Таранис.

Оживление в зале вызвало легкую улыбку Владимира. Как он и предполагал абсолютное большинство магов не имели ни малейшего понятия, о чем идет речь.

«Все- таки сегодня я их уел, — самодовольно подумал Владимир. — И особенно этого вредного Лукмана». Выдержав эффектную, паузу он ехидно продолжил:

— Полагаю, что большинство из вас знают достаточно много о клонировании вообще и о проблемах клонирования человека в частности. Они, к сожалению, не только и не столько научного, сколько морального и юридического характера. Поэтому я не буду останавливаться на основах, а сама технология процесса к тому же достаточно скучена. Позволю себе только кратное описание хода моих размышлений. Основным различием человека и Иного является разное строение аур. Ауры — это продукт жизнедеятельности и человека и Иного. Как тут не крути. Отсюда, какой следует вывод, коллеги? Правильно! Я, тоже как и вы сейчас пришел к мысли, что Иные это результат какой-то очень древней мутации. А если это так, то с помощью генной инженерии…

Трах! Лукман сильно поморщившись, сломал авторучку, которую, не переставая вертел в руках с момента начала выступления Владимира. К этому времени Ота Бенга перестал левитировать и мягко опустился в свое кресло. Теперь всем была видна только его седая курчавая макушка.

«Боятся. Боятся древние, современной науки. Очень боятся и не понимают. Впрочем, правильно делают, — подумал Владимир. — Я тоже побаиваюсь», — и, как ни в чем не бывало, продолжил:

— …можно попытаться создать нечто среднее между человеком и Иным, то есть искомого иночеловека. Взяв за основу эту… гипотезу… мы привлекли лучших генетиков Европы. В основном опять же из Англии. Предупреждая ваш справедливый интерес, скажу, что естественно были соблюдены все меры предосторожности. Принцип мозаики. Ни один из ученых так ничего и не понял. Каждый решал только свою небольшую часть общей задачи, и видеть за этими кусочками мозаики конечный результат не мог. А сейчас они не помнят, что вообще работали над проектом. Темные постарались. Под нашим контролем. Разумеется, это повлекло большой расход Силы, не совсем соответствующие Сумеречному Контракту вмешательства и прочее… но, я полагаю, что Совет и члены «Исхода» одобрят наши действия. В результате научных изысканий было установлено, что…

— Я хотел бы услышать про «прочее», — неожиданно прервал его Таранис.

Владимир смущенно откашлялся. Потом сказал:

— Ну, если это необходимо, то пожалуйста. Однако я снимаю с себя ответственность за вас, Таранис и за тебя, Бенга. Что бы добиться успеха сами развоплотились тридцать шесть Светлых магов. Не самых слабых, заметьте! Они не смогли удержаться, наблюдая все это…, - маг заговорил тише. — Не смогли убедить себя, что двести двадцать пять женщин, погибших во время и после опытов это благо для Света. Кроме того, еще пятнадцать стали калеками. Безвозвратно. Мы просто не смогли обратить процесс вспять. Сто…, - Владимир заговорил совсем тихо, — сто тридцать семь неудачных детей-мутантов было уничтожено по различным причинам. В основном из-за несовместимости изменений в их организмах с жизнью. Шесть ученых покончили жизнь самоубийством уже после окончания проекта. Одни не выдержали необходимого грубого вмешательства в их сознание. Другие… В общем нам пришлось их напрячь для получения результата… Ну вы понимаете…

В зале повисла гнетущая тишина. Владимир помолчал, играя желваками на бледных скулах. Потом сказал:

— А теперь спрошу я. Вам, Таранис, это надо было знать? А тебе Ота? Вы удержитесь от ухода в Сумрак? Ведь и на вас есть доля ответственности. Доля вины. Вы, в числе прочих членов «Исхода» санкционировали поиски иночеловека. Причем любыми средствами. Лукмана и других я не спрашиваю. Им все равно. Но вам?

Закончив говорить, он посмотрел на обоих.

Ота Бенга не было видно совсем. Склонив под стол седую голову, старый Светлый африканский колдун, помнящий еще походы финикийцев, плакал навзрыд, как ребенок. Он монотонно раскачивался и тихонько подвывал. Таранис, весь посеревший, после молчания, которое, казалось, длилось целую вечность, наконец, произнес едва слышно:

— Продолжайте, Светлый, прошу вас.

Владимир переступил с ноги на ногу, потом разлепив губы, сказал:

— Мне самому нелегко. Но другого пути попросту нет, и не было. По крайней мере я его не видел. И не вижу до сих пор. Либо мы создадим иночеловека, либо случится предсказанная Радомиром катастрофа.

— Гарантий все равно нет, — подал голос, молчавший до этого Глубокое Озеро.

— Да, нет, — согласился Великий Светлый. — Нет гарантий даже того, что Радомир… что это не шутка. Она вполне была бы, в его духе. Обнадеживает только одно — злобность шутки, которая не совместима со статусом Светлого мага. Поэтому я склонен верить завещанию. И именно поэтому нужно попытаться разбудить Радомира. Все лучше, чем сидеть, сложа руки и гадать: пронесет или не пронесет? А потом кусать локти. Я понимаю важность работы, и необходимость принесенных жертв, поэтому прошу всех присутствующих поддержать наших Светлых коллег, — он сделал паузу.

В зале царила гробовая тишина, прерываемая едва слышными теперь всхлипываниями пигмея. Владимир осуждающе посмотрел на Лукмана тщетно вытягивающего шею в попытке рассмотреть Бенгу. Видимо, что бы не пропустить его возможное саморазвоплощение, и продолжил доклад:

— В результате работ было установлено, что создать иночеловека можно, но сложно учитывая зачаточное состояние генной инженерии. Суть проблемы сводилась к следующему: Иные больше поглощают Силы, чем отдают. Люди наоборот. Они только отдают производимую ими Силу. Что бы добиться желаемого результата, надо было строго уравновесить приток или, если хотите поглощение Силы иночеловеком, и ее излучение в пространство. Уравновесить циркуляцию Силы в строгом соответствии: пятьдесят на пятьдесят. Подробности сейчас не так важны. Для этого в свою очередь надо было понять, что такое Сила и откуда она берется в человеке. Все задачи были успешно решены и… засекречены. Причем для всех без исключения. Этой информации сейчас попросту нет. Она уничтожена. Носители ее тоже.

Владимир снова выдержал паузу, давая присутствующим понять и прочувствовать всю грандиозность стоявшей перед ними проблемы.

— Нам удалось это сделать, коллеги, — наконец сказал маг. — Иночеловек создан. В конце семидесятых мы подобрали родителей из числа наиболее подходящих по параметрам организма молодых людей. Уже существующее у пар взаимное влечение было немного усилено. Так сказать для гарантии. Далее все было просто. Осталось проследить за развитием плода. Убедиться, что это иночеловек и в дальнейшем опекать его, а потом в самый подходящий момент, инициировать.

Ребенок родился в 1981 году на территории, как вы, наверное, уже догадались Советского Союза. Точнее в городе Куйбышеве (ныне Самара). Позднее, в 1992 году его родители по ряду причин личного характера и совершенно не связанных с «Исходом» переехали в Нижний Новгород. Поскольку на результаты эксперимента это не влияло, мы не стали препятствовать. В настоящее время он инициирован и привлечен к внештатной работе в Нижегородском Ночном Патруле. Нам всем Светлым участникам «Исхода» радостно, что столь значительная в истории Иных личность инициирована, как Светлый маг. Причем сразу как маг третьего-четвертого уровня Силы. И он продолжает активно прогрессировать. Вот собственно у меня и все. Теперь, поскольку решение о вскрытии схрона Радомира принято надо только набраться решимости и действовать. В принципе для акции все готово.

— Есть ли побочные эффекты у вашего э… мутанта? — довольно скептически спросил Лукман. — Я это к тому, коллеги, что бы нам быть готовыми ко всему. Завещание Радомира ведь крайне неоднозначно.

— Да, завещание неоднозначно, — согласился Владимир, — однако сейчас побочных эффектов нет. Они возможны в будущем, но представляются мне далеко не обязательными.

— Ваша, Владимир, уверенность, конечно, согревает душу, если она у меня есть, — криво улыбаясь, проскрипел Лукман. — Согревает гораздо лучше чем Нью-Йоркские коммунальщики. Между прочим, Владимир, у вас в Петербурге в домах тепло?

— У меня, — пожал плечами маг, — на Васильевском тепло. Я, знаете ли, живу скромно, одиноко, простая трехкомнатная квартира на Морской набережной. Это рядом с гостиницей «Прибалтийская», если там бывали. Хорошее место. Окна прямо на залив. Так вот. Перед заседанием я звонил домработнице. Она говорит за окном минус восемнадцать с ветром. Прямо с Балтики дует, крепкий, соленый! Люблю, знаете ли!.. А в квартире двадцать пять тепла, — добавил он.

— Мда — а, — протянул вампир и поплотнее запахнул тонкую служебную мантию. — Ну ладно. И все-таки вернемся к нашим баранам, то есть я хочу сказать к вашему мутанту. Прошу вас, объясните про возможные негативные последствия.

Владимир, почему-то неопределенно махнул рукой, кряхтя, уселся в свое кресло и сказал:

— Гарантировать ничего не могу. Теоретически, наши аналитики предполагали, что… короче говоря, он, может при определенных условиях по своему выбору становиться то человеком, то Иным. Мало того, пропорция излучения и поглощения Силы из расчета пятьдесят на пятьдесят процентов оказалась крайне не устойчивой. И чем сильнее волнуется иночеловек, тем не стабильнее у него паритет Света и Тьмы. Ничего поделать с этим мы не смогли. Именно эта неустойчивость дает возможность неограниченно накапливать и использовать Силу. Кроме того он может использовать как Светлую, так и Темную Силу. Вот собственно и все.

— Как Иной с нулевым балансом? — деловито уточнил Ле Мунн.

Владимир снисходительно улыбнулся:

— При определенных условиях, такой маг, по сравнению с иночеловеком — просто начинающий подмастерье. Причем не очень способный. Дело в том, что хозяин нулевого баланса оперирует только либо Темной, либо Светлой Силой, а иночеловек ими обеими. Думаю, что с ним могло бы потягаться Зеркало. Но Зеркало полностью зависит от Сумрака и тоже использует только Светлую, либо Темную Силу. Я бы рискнул сказать, что при нарушении баланса он и есть сам Сумрак. При этом иночеловек будет руководствоваться только своими желаниями. Но все это, как я уже говорил, чрезвычайно маловероятно, — добавил он поспешно. — Парнишка получился психически очень устойчивым. Причем устойчив и как человек и как Иной. Мы его уже испытывали в критических ситуациях. Прогнозы самые хорошие.

— Впервые рад, что вновь обретенный Иной — Светлый. Возможно, это хоть как-то ограничит его, как вы изволили скромно выразиться, желания, — грустно сказал Глубокое Озеро.

— И… каковы э… пределы этой вашей неустойчивости? — осторожно спросил Отто.

Великий Светлый помолчал. Потом неохотно сказал:

— Теоретически до бесконечности… Я же сказал, что возможно он и есть сам Сумрак. Точнее его живое воплощение.

— Вы просто замечательно поработали, Владимир, — осторожно проговорил Лукман. — Создали, сами не знаете кого. А если быть точнее, то не кого, а что. Вдруг оно в самый неподходящий момент выйдет из-под контроля?

Владимир пожал плечами:

— Не выйдет. Конечно, такая вероятность есть. Глупо было бы ее отрицать. В конце концов, летаете же вы самолетами! А между тем они иногда разбиваются. К тому же нам ничего больше не остается.

— Здесь вы правы, — вступил в разговор Ле Мунн. — Но, позволю себе внести одно предложение. Поскольку возможность осечки с вашим, как выразился Лукман, мутантом все же есть, считаю необходимым предпринять дополнительные меры против крейсера Трванов.

— Это, например, какие? — насмешливо заинтересовался Владимир. — Срочно мобилизуем ученых и создадим крейсера аналогичные тем, что летят к нам? Или заставим, китайцев забросать их шапками?

— Например, — пропуская мимо ушей замечание заметил Лу Мунн, — наши традиционные средства. Поскольку речь идет пускай и о космических, но все-таки летательных аппаратах, предлагаю создать под эгидой Объединенной Инквизиции, международные подразделения военной авиации. В них вошли бы летчики исключительно из числа Иных. Желательно из числа оперативников, боевых магов. Причем, естественно, как Темных, так и Светлых. Полагаю, что их боеспособность будет намного выше обычных ВВС. Летчиков — Иных, да и сами подразделения, можно было бы назвать «Хранителями». По — моему звучит неплохо. Как вы думаете?

— Я вспоминаю, что нечто подобное уже было, — сказал Глубокое Озеро. — Кажется сразу после Большой Весны. Причем под таким же названием. Где-то в Европе создали армию исключительно из Иных, которые и победили армию вторжения атлантов, сохранив тем самым не только человеческую цивилизацию, но и наше собственное существование.

— Это были греки, — уточнил Владимир. — Древние. Я слышал об этом от своего Учителя. Он считал, что атланты были не совсем людьми и поэтому среди них не было Иных.

— Они вообще не были людьми, — возразил Глубокое Озеро. — Гуманоидами — да, очень похожими на человека — да. Но не людьми. И победи тогда атланты армию Хранителей действующую под руководством Афинян-Иных, нас всех постигла бы участь тех невысоких и не красивых людей, которые давно вымерли… Забыл как они назывались… Кто помнит?

— Неандертальцы, — подсказал Лукман. — Последних из них я еще застал. Надо сказать крайне неприятные на вкус, — поморщился он и поспешно добавил. — Извините.

— Что ж? Хранители, так Хранители. Предложение дельное. Кто за? — спросил Таранис.

Глава 1

Я шел на легком четырехместном самолете на трехстах метрах немного севернее аэродрома. Это был последний круг. «Все никак не могу привыкнуть к летному жаргону, именующему все последнее — крайним, — подумал я». «А нужно ли привыкать? Тебе ли, Иному, который в состоянии, пусть пока и с большим трудом, просмотреть линии реальности и оценить степень возможности неблагоприятных событий опускаться до предрассудков!» Прищурившись и глянув сквозь Сумрак, я ничего не увидел. Облом. Что же практики маловато. Да опыта почти никакого. Потом надо будет еще раз попробовать.

Настроение было прекрасное. Недавно я вернулся из командировки, где весьма успешно выполнил задание, впервые лично мне порученное самим Соколовым. Ликвидировать в дремучих Заволжских лесах группу «Святого Дозора» было непросто. Конечно, пришлось повозиться, да и ошибок наделал немало, но все закончилось благополучно. Шеф похвалил и особо отметил правильное поведение при контакте с главой Нижегородского Дневного Патруля, Темным магом Вне категорий — Газзаром. Так, что начало моей карьеры у Иных складывалось довольно успешно. Данилов должен быть доволен.

Мне оставалось сделать третий и четвертый развороты. Потом с прямой выйти на длиннейшую, целых два с половиной километра бетонку аэродрома, которой когда-то с лихвой хватало даже для «МиГов» местного полка ПВО. Не то, что для маленькой аэроклубовской «Цессны».

Этот самолетик не так давно был куплен у какого-то разорившегося фермера на американском «Диком Западе» и попал в аэроклуб в очень хорошем состоянии. Жаль было, что все приборы показывали данные в футах, дюймах, а температуру даже в фаренгейтах. Шеф-пилот Нижегородского городского аэроклуба Назимов первое время постоянно путался в них. Потом стал просто писать на обрезках бумаги «нормально», «ненормально» и клеить их рядом со шкалами приборов. Все было «нормально» до тех пор, пока однажды не отклеилась бумажка указателя давления топлива. Привыкший к такой «информации» Михаил Иванович не заметил, что давление снизилось и, легендарно надежный ста шестидесяти сильный «Лайкоминг» неожиданно встал. Дело было над Волгой. Благо высота около двух тысяч метров позволила Назимову спланировать на аэродром и совершить посадку. После этого Михаил Иванович ликвидировал всю «эту макулатуру» и просто расчертил шкалы зеленым и красным, обозначив рабочие и нерабочие характеристики систем самолета. С той поры все пошло как по маслу.

Я знал про этот случай, поскольку сам присутствовал при мастерской посадке Михаила Ивановича, которую никак нельзя было спутать с посадками других пилотов. После этого, Назимов всех курсантов стал готовить к внештатным ситуациям еще тщательнее. Скоро это предстояло и мне.

Близился разворот и, как требовало руководство, я осмотрелся по сторонам. Мне нравилось летать. Прекрасная погода. Как говорится: видимость миллион на миллион. Послушный удобно обтянутый кожей слегка потертый штурвал. Внизу зеленый лесной ковер и многочисленные прогалины небольших лесных озер. А дальше на северо-восток синело в полуденной дымке Горьковское море с золотистыми полосками песчаных пляжей. Все это создавало хорошее настроение. К тому же внизу был буфет, где наверняка уже готовы мои любимые пирожки с луком и яйцом. Предстоящий завтрак занимал почти все мысли, потому что инструктор без отдыха гонял меня с самого рассвета и, есть хотелось до смерти. Конвейер, вещь сама по себе достаточно утомительная и однообразная. Взлет, полет по кругу, посадка и снова взлет без остановки. Это и есть конвейер, где не очень радивые пилоты, вроде меня, и совсем зеленые новички оттачивают искусство взлета-посадки.

Ну, вот и третий. Пора. Я взглянул еще раз на полосатый торец полосы, медленно уплывающий назад, и собрался было ввести машину в разворот, как инструктор по самолетному переговорному устройству неожиданно гаркнул:

— Вводная! — и тут же вытянул до предела регулятор качества смеси, заглушив двигатель. — Отказ двигателя! Действия пилота в особых случаях!

Я начал потеть. Не то, что бы испугался. Просто одно дело, знать эти самые случаи, которые могут возникнуть в полете теоретически. В воздухе все совсем по-другому. Сколько раз убеждался, что на практике многое выглядит иначе. Я ругал себя, за то, что твердо решил не применять навыков Иного в пилотировании самолетов и вертолетов. За исключением острой необходимости. Был ли это тот самый момент? Кто может сказать заранее? Хотя вероятнее всего нет. Ведь выключение не самопроизвольное. Рядом инструктор, а под крылом бетонка. Надо только умудриться, как-то попасть на нее.

Посмотрев вниз, я про себя отметил, что полосы уже не видно. Значит, надо поторапливаться. «Цессна», будучи очень легким самолетом, весьма охотно теряла скорость и через несколько секунд уже была готова, свалиться на крыло, а может быть и в штопор. Продолжая потеть, я доложил руководителю полетов об отказе двигателя, толкнул штурвал от себя, направив нос самолета к земле и, одновременно ввел «Цессну» в разворот. Быстрый взгляд на высотомер. Почти триста метров. Так. Высоты достаточно. Даже, пожалуй, многовато. Теперь вариометр. Снижение два метра в секунду. Я подумал, что надо бы побольше, а то можно промахнуться и резче отдал штурвал от себя. Самолет дернулся. «Тихо ты, чистокровный «янки»».

— Спокойнее, — назидательно сказал Назимов. — Всегда помни: пла-авно, но энергично. В авиации нет понятия «резко»!

Я мельком взглянул на этого здоровенного пилота. Михаил Иванович неподвижно, как гранитная глыба сидел в левом кресле, демонстративно приподняв руки, давая тем самым понять, что не вмешивается в управление самолетом. И, похоже, не собирается вмешиваться. Ветер посвистывал в лопастях неподвижно, как простая палка висящего, винта. Земля приближалась со скоростью уже шесть метров в секунду.

«Пора или не пора делать четвертый?», — гадал я как та бабка. От его своевременности зависела точность выхода на полосу. «Промахнусь, и второй попытки не будет». В конце концов, решил, что пора и, сделав последний разворот, посмотрел на ВПП. Торец был несколько левее, но это исправимо. Пока все в пределах допустимого. Надо лишь слегка дать левую ногу. Так, теперь скорость. Сто тридцать. Великовата. Снижение? Те же шесть семь метров в секунду. Вроде нормально. Торец? На месте.

— Закрылки, — напомнил Назимов.

«Тьфу ты, чуть не забыл», — подумал я, выпуская их сначала на десять градусов, а потом и на максимально возможный угол.

Закрылки вышли и «Цессна» сразу «вспухла» и ее нос теперь был выше торца полосы. Зато скорость упала. Я снова толкнул штурвал от себя. Вот так. В поле моего зрения вновь возник торец. Теперь снова, какая скорость? Сто двадцать. Или шестьдесят пять узлов. Приборы то штатовские. Норма. Снижение? Два. Три. Пять метров в секунду. Теперь сойдет. Скорость не растет? Порядок. Высота? Сто пятьдесят. В норме. Торец? На месте. Как говорится все приборы в кучку. К тому же раз инструктор молчит, значит все нормально. Теперь ждать. Ждать. «Цессна» в почти полной тишине несется к земле. Только воздух свистит в подкосах. Все ближе яркие белые полосы («зебру» недавно обновили) на старой серой бетонке. Вот и торец. Последний взгляд на высотомер. Двадцать метров. Все- таки высоковато. Это высота верхушек берез вокруг аэродрома. Надо бы на метров пять семь пониже. Небольшой перелетик намечается. Ну, ничего. Инструктор молчит, а полоса длинная. Уместимся.

— Без двигателя, с закрылками выравнивай энергичнее, — совет Назимова на этот раз не к месту. Я это помнил хорошо.

Еще чуть и теперь прибрать на себя. Еще. «Цессна» выравнивается с небольшой просадкой. Двигатель то стоит… Сколько? Наверно метра три. Еще чуть штурвал на себя и, вот он этот пресловутый в авиации метр высоты. Или около того. Знаменитый «последний дюйм». Самолет теряет скорость. Теперь замереть! Взгляд вперед и слегка влево. Ждать! Ждать! И вот каким-то седьмым чувством понимаю, что пора и нежно, как девушку при первом поцелуе тяну штурвал на себя. Еще. «Цессна» задрала нос. Все выше и выше. Уже ничего не видно за широченным капотом двигателя, но я знал, что так и должно быть. Вот где-то сзади тонко взвизгнули пневматики. Катимся. Но еще не сели. А носовую опору держать. Держать. Нет. Не удалось. Через пару секунд носовая стойка шасси тоже коснулась бетона, и мы покатились уже по-настоящему. Назимов с чуть заметным облегчением в голосе сказал:

— Ну, вот и все. А ты боялся! Тормози и давай заруливай на стоянку.

— Есть на стоянку, командир, — ответил я повеселевшим голосом, поскольку ожидал серьезных замечаний, — слегка притормаживая, развернул «Цессну» и направил ее к нагретой теплым майским солнцем площадке.

— Ну как, Михаил Иванович? — все же рискнул я спросить инструктора, запихивая колодки под пневматики самолета.

Назимов, стягивая перчатки, и, глядя на меня сверху вниз и поверх темных очков, сказал:

— Нормально. Пока нормально, но была бы полоса короткая — выкатились. Учти это. Все из-за того, что у тебя практики маловато. Летаешь редко. Сколько часов налетал?

— Часов шестьдесят, — сконфузился я и добавил. — За полтора года.

Назимов подождал, пока не стихнет рев стосильного двигателя медленно рулящего к старту «Бекаса», как новогодняя елка увешанного химоборудованием, потом заговорил вновь:

— Оно и видно. Раз в месяц. Раз в два месяца. Это разве тренировка? Вот и потеешь, — и похлопал по темным разводам на моем комбинезоне. — Пошли в буфет.

Но поесть мне не пришлось. В нагрудном кармане голосом артиста Гарина дал о себе знать телефон: «Какая отврати-тель-на-я р-рожж-а!»

Такой звонок был установлен только для Соколова. «Значит не судьба и сегодня побыть на аэродроме весь день. Хоть бы в субботу оставили в покое!» — вздохнул я и полез в карман. Назимов, зная о характере моей работы в ФСБ, только махнул рукой и один пошел к голубому вагончику буфета.

— Слушаю, Петр Иванович, — я присел на еще не совсем остывший пневматик «Цессны».

— Как посадка? — поинтересовался Леон.

— Вашими молитвами.

— Не забывай, о своих возможностях, — посоветовал Соколов. — Молодые Иные в критических ситуациях часто не помнят о них. Забывают, что они уже не люди-человеки.

— Да ничего особенного не было. Тренировочная посадка и только.

— Все равно. Ты когда в город?

— А когда нужно?

— Вообще-то сейчас. Но если ты занят…, - отпустил шпильку Соколов.

— Не настолько, что бы отказать вам в аудиенции, Леон, — ответил я.

— Ну, вот и хорошо. Когда ждать? — спросил шеф.

— Часа через полтора.

— Почему так долго? — удивился Петр Иванович.

— Пробки, шеф.

— Ладно. Постарайся успеть к двум часам, — согласился Соколов и отключился.

Я подумал, что главе Ночного Патруля надо чаще бывать на улицах в часы пик. Хотя основной поток машин в это субботнее время идет из города в сторону многочисленных по Городецкому направлению садов и дачных поселков, проехать все равно сложно. Не имеющие терпенья водители, стараются объехать многокилометровые пробки по встречке, мешая проезду в город тех несчастных, которые были обречены провести выходные в городе.

Несмотря на явную срочность вызова, я все-таки решил забежать в буфет, где уже толпились после прыжков громогласные загорелые в ярких комбинезонах парашютисты и парашютистки. Однако, стоящий впереди всех Казимов пропустил меня и, захватив на дорогу пару пирожков с банкой холодного чая я уже через пару минут выехал с территории аэродрома.

Пока мой «Форд» перед трассой прыгал по многочисленным кочкам давно и основательно разбитой проселочной дороги я несколько раз пытался, в основном ради практики, просчитать вероятность аварии по дороге в Нижний. Как и в воздухе у меня ничего не получилось. От третьего раза, уже при выезде на шоссе Заволжье — Нижний Новгород я отказался после эсэмэски Соколова издевательского содержания:

«И не пытайся, нерадивый ученик мага. Я все уже проверил. Можешь ехать, но не более ста двадцати в час. Если хочешь прогнуться перед магом первого уровня, то Городецкий объезд тебе будет в самый раз. Доберешься быстрее.»

— Шеф в своем амплуа, — пробормотал я и, оказавшись, наконец, на главной дороге, с удовольствием утопил в пол педаль газа.

Путь до офиса действительно оказался не так долог, как ожидалось. Пробки были небольшие, а двигатель приемист. Так что спустя час с небольшим, я припарковался на, как всегда стерильно чистой и почти пустой парковке «Альфы и Омеги».

Около полутора лет назад впервые оказавшись на ней и выйдя из старенькой шестерки Андрея, я тоже не увидел машин. Теперь как, полноценный Иной, прошедший годичный курс обучения и имеющий гарантированный четвертый уровень Силы я видел сквозь Сумрак многое. Например, что парковка, не смотря на субботний день, основательно забита. Просто на почти все машины наложено не только охранное заклинание, но и заклинание незначительности. В обиходе именуемое просто «Шапка — невидимка». Поначалу это очень смешило, вызывая ассоциации с русскими народными сказками, но со временем стало привычным. Этот порядок был заведен Соколовым сразу после введения в строй Волжского автозавода, когда приобретение собственного автомобиля перестало быть проблемой. По крайней мере, для Иных. Нечего было лишний раз привлекать взгляды посторонних обилием машин у вроде бы обычного монтажного управления. Времена изменились, но традиция скрывать автомобили, стоящие перед офисом осталась.

В приемной Соколова как всегда пришлось немного подождать. У шефа был кто-то из своих, в широком смысле, конечно, потому, что когда Раечка, секретарь Соколова, пригласила зайти, в кабинете никого уже не было.

— Садись, — как, всегда не здороваясь и не поднимая головы, предложил шеф.

Теперь он был занят своим любимым делом. Рассматривал через увеличительное стекло какого-то уродливого жука. Я плюхнулся в модерновое кресло типа «Президент», стоящее напротив Соколова и сказал:

— Вот уже год наблюдаю вашу возню с насекомыми, Леон. Мне бы давно надоело. И противные они…

Петр Иванович, не торопясь долюбовался чем-то отдаленно напоминающим тропического жука-носорога. Потом аккуратно положил его в коробочку, и убрал в ящик стола. Потом отложив в сторону десятикратную лупу, сказал по-немецки:

— Каждому свое, подмастерье. Каждому свое. Вот ты же барахтаешься в своих болотинах. Рыбу ищешь. А там тина, пиявки, я уже не говорю о гадюках. Но тебе нравится. Или летаешь. Кстати как твои успехи? Когда экзамены?

— Петр Иванович, — удивился я. — Сдал больше года назад. Я ж вам рассказывал. А сейчас просто тренируюсь.

— Я о вертолетах, — уточнил Соколов.

— А…, - разочарованно протянул я. — Вероятно на днях.

Вертолеты мне не нравились и, я не понимал, зачем Соколову понадобилось отправлять меня на эти курсы. Тем более, что желание обучиться летать на вертолетах изъявили и Андрей и браться Меньшиковы. Странно, что Соколов остановился на моей кандидатуре. В Нижегородском Ночном Патруле я пока внештатно потому, что продолжал служить в ФСБ. Да и Иным то стал всего без году неделя.

— Смотри у меня, что бы сдал, — шеф погрозил пальцем. — На каких машинах учат?

— На «Робинсонах», — сказал я. — Сорок четвертых.

Интерес Соколова к вертолетам был, по меньшей мере, странен. Он, как впрочем, и другие старые маги на дух не переносил всю технику. Можно сказать даже опасался. Пользовался ею только в крайнем случае. А тут вдруг вертолеты ему подавай! Не иначе все медведи в тайге передохли.

— Какая у него вместимость? — спросил шеф.

Я поднял брови. Мысленно конечно. С тех пор, как меня молодого сотрудника УФСБ по Нижегородской области внедрили к Светлым Иным и, я попал в Ночной Патруль, то видел и слышал много удивительных вещей. Но это?

— Тр… простите, четыре человека включая пилота.

Соколов помолчал, видимо что — то прикидывая в уме и, сказал:

— Маловато. А побольше машин у них в клубе нет?

— П-побольше нет, Петр Иванович. А зачем вам побольше?

— Мне это ни к чему.

— Из иностранных есть американские «Белл» пяти, шести и восьмиместные. Очень хорошие машины. Есть какой-то итальянский примерно той же вместимости, но и те и другие только в Москве. Из наших…, - я замялся, раздумывая, — из наших «Ми-2». Ну и конечно «Ми-8». В Стригино стоят. Принадлежат то ли геологам, то ли газовикам. Есть еще губернаторский. С эксклюзивным VIP салоном. Подойдет?

Шеф, слушая меня, почесал за ухом и промурмыкал как — бы размышляя вслух:

— Понадобится, возьмем и губернаторский…

Я понимал, что все это для него пустой звук. Соколов очень старый маг и, хотя имел только первый, а не высший, как обычно у руководителей Патрулей и Служб крупных городов уровень, опыта и накопленной не за одно столетие Силы ему было не занимать. Именно это обстоятельство позволило Леону на рубеже девятнадцатого и двадцатого столетий занять пост главы Нижегородского Ночного Патруля. Его знали и уважали не только в Москве и Питере, но и зарубежные Иные. Но в технике, тем более авиационной он не разбирался вообще.

Неожиданно мне пришло на ум, что недавно и другой мой начальник тоже интересовался успехами в освоении вертолетов. Примерно неделю назад, когда я был у него с очередным докладом по «Фантому», генерал вдруг спросил меня сначала про аэроклуб вообще, а потом и о вертолетах в частности. Он интересовался особенностями управления этими машинами, вместимостью. Потом как-то мимоходом спросил, есть ли у меня с вертолетами, какие-либо сложности. Помнится, я тогда ответил, что у всех сложности с вертолетами. Техника это дурная. На любителя. Но скоро экзамены и думаю, что все пройдет нормально.

— А зачем это вам? — задал я тогда вопрос Данилову, точь в точь, как сейчас Соколову.

— Понадобится для работы, — уклончиво ответил Василий Петрович и уточнил. — Для твоей работы.

Правда, для какой он так и не сказал, а переспрашивать я не стал. Лишнее любопытство в ФСБ не в чести. Теперь все это навело меня на размышления о своей истинной роли в «Фантоме» и правильно ли я ее понимаю. Исходя из задач «Нижегородского меморандума», Даниловым передо мной ставилась двуединая задача: внедрение в сообщество Иных и налаживание постоянного достаточно плотного потока информации. Существовавшие полтора года назад опасения по утечке информации о моем внедрении к Иным постепенно сошли на нет.

Знакомство с Фадеевым, Соколовым, а за ними настоящая инициация, посвящение в Иные и учеба прошли тихо и спокойно. Ночной разговор со старшиной Нижегородских вампиров, его нападение на меня и несчастного Фадеева, упокоение Юсупова каких-либо негативных последствий, которых опасались Нижегородские и Московские руководители ФСБ не вызвали. Они были списаны на простую, пусть и необъяснимую случайность. Но я-то помнил, что еще была стычка с телохранителем Газзара, о которой в ФСБ ничего не знали. Поэтому я был твердо убежден, что надо заботиться о собственной безопасности и что вся эта история добром не кончится. Правда, после того, как стал настоящим Иным, мои взгляды на многие вещи претерпели существенные изменения. Когда я полностью осознал практически неограниченные возможности, фантастические с точки зрения обычного человека долголетие и здоровье, мои опасения как-то сами собой отошли сначала на второй план, а потом и вовсе стали забываться. Интересы Иных, конечно Светлой их части: проблемы, нужды, чаяния с каждым днем становились мне все ближе и ближе, а работа в Патруле стала заслонять собой службу в управлении. Там я проводил все меньше и меньше времени, за что однажды получил выговор не только от Данилова, но и от Соколова. Мне стало казаться, что в ФСБ, все как-то мелко, незначительно, и лишено всякого интереса. Вроде мышиной возни. Просыпаясь ночами я, иногда, со страхом думал, что судьба Иного могла пройти мимо и не коснуться меня.

Правда, давать задание по «Фантому» все равно было больше некому. Первое время Данилов особенно не тревожил и не требовал информации об Иных. Я тоже считал, что сначала нужно укрепиться в новой среде, стать своим и сумел убедить в этом шефа. Тем не менее, вот уже несколько месяцев, как генерал все настойчивее стал добиваться от меня конкретных сведений. В основном о Сумраке, способах ухода в него и численности Иных. Как говорится: имена пароли явки. Потом его интерес стал распространяться на такие «деликатные» для меня темы, как наличие у Иных какого-либо оружия, а может быть и реально действующего колдовства. Если оружейную тему удалось временно закрыть, ссылаясь на секретность в среде самих Иных, то по Сумраку надо было давать конкретную информацию.

Мне не очень хотелось делать это, поскольку пробыв в Патруле больше года, я был почти уверен, что никакой реальной опасности для человечества мои новые знакомые в себе не несут. Если быть честным перед самим собой, то Светлые помогают настолько же, насколько и вредят. Сообщество само в себе как, скажем, секты евангелистов или свидетелей Иеговы. Конечно, это не касалось достаточно редких злодеяний некоторой части низших Темных Иных. Ну и еще были периодически случающиеся ведьмовские жертвоприношения, а иногда и браконьерство. Однако с ними довольно успешно боролись оба Патруля и вмешательства людей не требовалось. Но попробуй, объясни это генералу! Была еще возможность попытаться, используя силу, воздействовать на его разум и убедить бросить разработку Иных. Хотя такое вмешательство пока, слава Богу, представлялось мне кощунством. Я продолжал надеяться, что так оно будет и впредь. К тому же я понимал, что несмотря ни на что работа ФСБ несет в себе массу положительного, и что неплохо бы было наладить некий негласный, а может быть в некотором роде и гласный контроль за Иными. Было интересно, что слушая Данилова, я соглашался с ним, а учась у Леона, принимал его точку зрения и желание помогать своим коллегам-чекистам постепенно куда-то улетучивалось.

— О чем задумался? — я поймал на себе внимательный взгляд Соколова.

Пришлось на ходу выкручиваться:

— Размышляю о том, что выбирая вертолет, надо знать, зачем он нужен. Для каких целей. Если вы собираетесь по выходным катать проверяющих инспекторов из окружной Инквизиции, показывая старинные храмы и усадьбы по живописным берегам Оки, то тут хватит и «Робинсона». Если же штурмовать Форт-Нокс, то тут и десятка «Крокодилов» с полным боекомплектом не хватит. Есть еще правда многоцелевые вертолеты. Леон, а вам какой завернуть?

— Все шутишь. Ну-ну. Со временем узнаешь. А пока надо поработать на земле. Ты, Сергей, уже участвовал в паре операций и неплохо показал себя. Все задатки боевого мага. Помнится мне, при нашем с тобой знакомстве неплохо отделал Юсупова. Да…. К сожалению, ты не маг-перевертыш. Хотя голова у тебя работает значительно лучше, чем применяемые тобой заклинания. В последней стычке с Темными, когда брали ополоумевших оборотней у староверов, как применил Копье мага? Кстати в чем заключается особенность, а поэтому и сложность его применения?

— Что? — я не сразу понял, к чему клонит Соколов.

В этом был весь шеф Нижегородского Ночного Патруля, маг первого уровня Силы, Пресветлый Леон. Превратить разговор в своеобразный экзамен, для него было раз плюнуть.

Я плохо помнил соответствующий раздел боевой магии. Кажется, именно в это время Данилов загрузил меня каким-то второстепенным заданием, и, я пропустил ряд лекций. Само заклинание, как и подавляющее большинство, ему подобных, носящих тактический характер, было простым и крайне эффективным. Но действовало к моему великому сожалению с большой избирательностью. В этом и была вся сложность. Суть же ее я не помнил. Делать было нечего, пришлось выкручиваться на ходу:

— Как известно Копье мага, — начал я издалека, — относится к так называемым…

— Это можешь пропустить, — благосклонно сказал шеф. — И весь теоретический раздел тоже.

— …м-м… Копье мага должно быть изначально нацелено на конкретного противника. Именно это препятствие препятствует…

Шеф задумчиво, всем своим видом показывая, что будет терпелив и дослушает этот бред до конца, повторил:

— Препятствия значит препятствуют? Так?

— Да, — упавшим голосом подтвердил я в надежде, что Соколов от меня отстанет. Однако этому не суждено было сбыться.

— Удивительные познания! И в чем же эти препятствия выражаются? — задушевно спросил Петр Иванович.

Надо было что-то отвечать, и упавшим голосом я сказал:

— Мифический Радомир, который и придумал это заклинание, в силу практически полной необратимости его действия наложил на применение Копья ряд ограничений…

— Каких? И кстати, почему ты назвал Радомира — мифическим? Где твоя знаменитая логика, Сергей? Каким образом маг, который не существовал в действительности, мог придумать заклинание?

Теперь пришла пора моя очередь удивляться:

— Нам это Светлана Александровна на занятиях говорила. А что, разве нет?

Соколов поморщился и сказал:

— Копье мага действительно придумал Радомир и, конечно же, он существовал в действительности, — и, помолчав, добавил. — Твои знания никуда не годятся. Это ясно. Прочитай на досуге о его особенностях. Там немного. А пока слушай задание:

— Сормовский парк знаешь?

— Конечно, рядом с озером. По оперативной Сетке любимое место сборищ оборотней.

— Верно, — согласился шеф. — Там есть зверинец. Точнее небольшой зоопарк со смешным детским названием «Гиппопо». Как в стишках. Немного странное на мой взгляд. Я бы назвал «Лимпопо». Но это не наше с тобой дело. Гиппопотамов там конечно нет, не завезли еще, но зверья разного предостаточно. Так вот, повадился кто-то, или что-то нападать на зверушек. Начали с енотов. Потом добрались до кенгуру. А вчера погиб верблюжонок. Уже довольно взрослый.

— Люди то целы?

— Люди целы. Пока. Проблема в другом. Сначала думали на хулиганов, наркоманов. Их там по парку много шляется. Особенно по вечерам. Но подозрительно, что уж больно сильно изувечены трупы. К тому же прошлой ночью одному из служителей померещилось что-то. Нечто вроде гигантского жука, или богомола. Надо проверить, не Темные ли это шалят.

— Жуки и богомолы совсем не похожи друг на друга, — резонно заметил я и решил перед Соколовым блеснуть эрудицией. — Кроме того, Петр Иванович, общеизвестно, что насекомые крайне редкая форма трансформации оборотней. Светлые такой возможности вообще не имеют.

— Да ладно? — совсем по-нижегородски удивился шеф и раздраженно заметил. — В насекомых не очень разбираюсь. Хотя и коллекционирую. Я специалист иного характера. А вот тебе и карты в руки. Ты же бывший биолог?

— Биофизик.

Интересно, до какой поры мне будут поминать университетскую специальность? Я уже мало что помнил. Больше пяти лет прошло.

— Ну, это все равно, — довольно легкомысленно заметил шеф.

Я подумал, для Соколова что биолог, что биофизик действительно все равно. В его молодости наук как таковых, пожалуй, вообще не существовало.

— …фамилия работника — Ильин, — продолжал информировать меня шеф. — Он сейчас должен быть там. Поезжай и разберись. Не спеши. Особенно с выводами. Помни золотое правило Иных — «Спешить некуда, у нас впереди вечность». Поговори со всеми кого застанешь. Ну не мне тебя учить. Жук — скорее всего, пьяные бредни сторожа, но мало ли чего. Лично я склонен полагать, что это дело скорее милиции, а не Патрулей. Кстати, имей в виду, Темные там уже были. Пусто. Для очистки совести и нам надо съездить. И работу выполним и тебе практика. Согласен? А оперативники сейчас по другому делу работают. Так что послать больше некого. Сам знаешь, у нас всего-то семнадцать сотрудников вместе со мной и тобой. Кого я пошлю? Аналитиков трогать нельзя, учебный центр тоже.

О дефиците работников в нашем Патруле я знал и поинтересовался:

— А остальные?

— Остальные под Муромом. Есть там одна деревня. Называется как в сказке — Карачарово. Недалеко от нее волки порвали несколько рыбаков, — неохотно сказал Соколов. — Местные дозорные считают, что это дело заезжих оборотней. Попросили помочь. Вот и послал наших прогуляться за Оку. Заодно проветрятся. И Андрей там, и Марина…

— Даблваней послать не хотите? В зоопарк, — спросил я.

Даблванями у нас за глаза называли очень похожих друг на друга братьев: магов-перевертышей. Так как ехать в «Гиппопо» мне не хотелось, я решил предложить шефу охранников. По одному из служителей зоопарка года три назад было у меня дело. Вот и не улыбалось вновь с ним встречаться.

— Неужели, боишься? — удивился шеф.

Объяснять Петру Ивановичу все перипетии работы в ФСБ не хотелось и, я решительно встал:

— Да нет. Поеду. Просто поинтересовался.

Соколов, некоторое время, молча, смотрел на меня снизу вверх, потом медленно произнес:

— Боевых магов не отпущу. Их у меня и так, как бойцов на той высоте. Шиш, да еще маленько.

— На какой высоте? — не сразу понял я.

— На Безымянной! Пойми, офис без охраны оставлять нельзя. Ну, чистой Силы тебе, ученик. И особенно там не напрягайся. Все это так. Для проформы. Если что — звони.

Глава 2

К Данилову, бессменному, а многие считали и вечному начальнику Нижегородского УФСБ, я заехал по дороге в зоопарк. Эта бессменность шефа уже родила несколько довольно забавных шуточек, среди сотрудников управления. Все считали, что генерал, которого давным давно обязаны были перевести в центральный аппарат, по какой-то причине попал в немилость к Московскому руководству. Поэтому и засиделся на своей нынешней должности. Истинную причину знал только сам Данилов, да я. Да еще пара-тройка человек в Москве.

Когда я вошел в кабинет Василий Петрович заканчивал разговор по телефону. Бросив на меня мимолетный взгляд, Данилов показал на стул, потом сухо попрощался с кем-то и сказал:

— Как ты думаешь, старлей, долго ли мне придется прикрывать твою задницу? Да и свою надо сказать тоже.

— В каком смысле? — не понял я его, усаживаясь.

— Больше года, как ты занимаешься Иными. Так?

— Так, Василий Петрович, — ответил я, сразу сообразив, о чем пойдет речь.

Впрочем, для этого не надо было быть ясновидящим. С недавнего времени шефа интересовало только одно.

— Вот сейчас у меня был неприятный разговор с самим… — Данилов поморщился. — Москве нужны результаты. Он спрашивает у меня, а я спрошу у тебя. Когда?

Я понимал, что в принципе он прав. И Москву понять можно. Год, как сотрудник заслан, так сказать в стан врага, а результатов — кот наплакал. С каждым разом выворачиваться мне становилось все труднее и труднее и рано или поздно надо будет принимать чью-то сторону. Вот только выбрать я ее до сих пор не мог. Не мог и все. Они оба были правы. И Соколов и Данилов. Правда, каждый по-своему.

— Василий Петрович, товарищ генерал, — от полноты чувств я невольно прижал руку к груди. — Да как же нет результатов?

— А так, — ответил шеф. — Нет и все. Но я вижу у тебя другое мнение?

— Да, товарищ генерал, на мой взгляд, все идет нормально. По плану.

Данилов встал, прошелся по кабинету и, скептически посмотрев на меня, сказал:

— Ну, обоснуй. А я послушаю.

— Во-первых, состоялось само внедрение в среду Иных. Внедрение крайне непростое, но успешное. И это главное. Ведь все могло пройти неудачно и тогда… Я не знаю сейчас, что бы тогда надо или можно было бы сделать. Во-вторых, внедренный агент, то есть я, успешно прошел годичное обучение, без которого у них делать нечего. На это понадобилось больше года. Обучение само по себе нелегкое и курсы Иных это не санаторий. В некоторых случаях они сродни боевым действиям в горячих точках. По крайней мере, мне так показалось. В-третьих, вы, да и они отправили меня учиться на вертолетчика. А на это тоже нужно время. И время немалое. Вертолет это не самолет. Я еще мог бы понять Соколова. У них дефицит кадров и на счету каждый Иной. Но зачем вам, шеф, понадобилось делать вертолетчика из меня? Ведь есть же специальные подразделения. Но это, в конце концов, меня не касается. Приказ есть приказ. Однако обучение отнимает время, которое я мог бы потратить на сбор информации. В-четвертых,…

— Ты забыл командировку в Питер, — прервал меня Данилов, — где проторчал больше месяца с до сих пор неизвестными мне целями.

— Мне тоже, — просто сказал я. — Официально это была стажировка в Питерском Ночном Патруле. Практика и обмен опытом. Все в купе. В-четвертых, и это тоже главное вы получили от меня не так уж мало информации. Вам известна полная структура обоих Нижегородских Патрулей. А если считать, что все они созданы почти по единому принципу, то вам известны и структуры всех Патрулей и Служб мира. Вам известна примерная численность и больше половины сотрудников Нижегородского Ночного Патруля поименно. Известна также часть работников Дневного Патруля. Вам известно кто такой Завгороднев. Вам известно руководство Питерских Светлых и некоторые сотрудники, с которыми я там сталкивался. Известны, правда в общих чертах, цели и задачи Патрулей, а также технология ухода в Сумрак. Но больше об этих целях и задачах, а заодно и о Сумраке неизвестно мне самому. Я, шеф, пока еще рядовой сотрудник. Проводя понятную вам аналогию, можно сказать, что я на испытательном сроке и внимание к моей персоне в повышенное. Малейшее подозрение и все пойдет прахом. Вы этого хотите? Думаю, что нет. И наконец, еще одно. Насколько мне известно, в Москве готовят к полевым испытаниям первый прототип генератора Силы. Что из того, что он пока занимает почти всю площадь в маленьком ведомственном небоскребе на окраине Москвы? И неважно, что к нему еще нужен преобразователь Силы, который тоже пока не совсем готов. Главное процесс пошел. Наши друзья на Западе вообще не имеют ни малейшего представления об Иных.

Данилов, который все это время стоял через стол от меня, размеренно покачиваясь на каблуках и загораживая собой окно, вернулся в рабочее кресло и сказал:

— Все, что ты сейчас сказал верно. Тоже самое, я полчаса назад объяснил самому… И мы ценим твой вклад в «Фантом». Тем более ни я, ни Москва не хотим провала. Но пришло время и пора давать более конкретную информацию. Нужна помощь ученым для изучения самого Сумрака. Ты должен при них входить в него и выходить, вносить туда аппаратуру. Без этого они дальше не продвинутся… Ну, и совершенствовать генератор, про который ты говорил. Кроме того, ты должен добыть боевые заклинания, артефакты, о которых доложил еще полгода назад. Вот тебе задания на ближайшее время. Работы хватит. Судя по обрывкам твоих рапортов оба Патруля достаточно активны, а покушения на людей продолжаются. Вспомни Фадеева. Я тебя, Сергей, не тороплю, но надо действовать быстрее. Конечно, с учетом всех обстоятельств.

— Хорошо, Василий Петрович, я постараюсь. У меня на очереди несложное задание. А потом, после получения пилотского на право управления вертушкой, светит недолгая командировка. Соколов еще пару месяцев назад грозился. Потом займусь всем вплотную.

— Рад, что ты меня понял. На том и порешим. А Москву я на время успокоил. Куда командировка-то? — поинтересовался Данилов, вставая и протягивая мне руку.

— Не знаю, товарищ генерал, — радуясь, что не приходится кривить душой, ответил я, пожимая огромную рабоче-крестьянскую ладонь шефа. — Куда-то на Север.

— Доложишь, перед поездкой. Я подпишу приказ, хоть денежки какие ни на то получишь, — буркнул он, давая понять, что меня больше не задерживает.

Пробираясь по лабиринтам управления, я размышлял, что уже пару раз во время бесед с Даниловым предпринимал попытки сканировать его ауру, которые всякий раз заканчивались неудачей. Видимо за последнее время ученые входящие в группу «Фантом» кое-чего добились. По крайней мере, в кабинете шефа, его аура была надежно экранирована от Иных. Или Иной от его ауры. Все зависело от точки зрения.

Глава 3

День клонился к вечеру. Когда я, миновав все пробки, припарковался у идущего вдоль дороги решетчатого забора, на часах уже было около семи. За ограждением хорошо просматривалась разноцветная вывеска зоопарка «Гиппопо».

Если честно, то я в нем никогда не был. В университетские времена «Гиппопо» еще только строили, а потом мешала работа. Как всегда, то одно, то другое. Алена не была особой любительницей живности, а детей, коих положено водить к разным зверушкам, у нас еще не было. Поэтому я с интересом рассматривал и живописный забор покрытый изображениями различных экзотических животных и приятную мощеную цветным камнем дорожку, ведущую к кассам. Вдоль нее видимо для привлечения посетителей красовались древние, но очень ухоженные автомобили: «Победа», «Москвич-407» и «Волга» выпуска пятидесятых годов прошлого века. Ближе к контролеру высились две огромные клетки с некрупными обитателями местных лесов. Мелкая детвора в ожидании пока родители приобретут билет, с удовольствием таращилась на весело кричащих синиц и снегирей, на белку, которая видимо для разминки с бешеной скоростью крутила колесо.

Торопиться было некуда, и я для начала не спеша обошел вокруг зоопарка, изредка посматривая сквозь Сумрак — нет ли чего подозрительного. Территория имела форму неправильного треугольника. Одна его сторона, примыкала в мелкой грязноватой протоке, ведущей в Сормовское озеро. Две другие выходили на оживленную улицу и довольно широкий проход к аттракционам и мотодрому. Рассудив, что злоумышленник, если таковой вообще был, должен подбираться к животным со стороны протоки. Место это было наиболее глухим, тем более, что ее противоположный берег обильно зарос неухоженным парковым лесом. Я медленно пошел вдоль кромки воды, надеясь обогнуть зоопарк и выйти прямо на парковку машин. Однако мой расчет не оправдался. Кое-как продравшись сквозь кусты и молодую крапиву, растущие вплотную к забору я обнаружил, что обойти зоопарк кругом мне не удастся. В Сумрак я решил не уходить, а по-человечески вернуться назад, тем более, что ничего интересного здесь не было. До шоссе оставалось каких-то двадцать метров и, будь здесь следы оборотня, я бы их увидел. В результате только нахватал репьев на джинсы и, с трудом избавившись от них, пустился в обратный путь по берегу мутной протоки, неэстетично именуемой местным населением речкой Парашкой.

Народа у кассовых окошек не было совсем и, взяв билет, я прошел на территорию зоопарка. В принципе находясь на службе, я имел право, воспользовавшись Силой пройти без билета, но лишать живность лишнего кусочка пищи мне не хотелось. Клетки енотов, к которым я направился в начале, находились почти у самого входа в зоопарк. Там ничего интересного для меня не было. Слишком много времени прошло после нападения. Даже вампирья тропа за несколько часов рассасывается в Сумраке бесследно, не то, что следы оборотня. Я вспомнил, что на курсах именно со следами оборотня у меня были проблемы. Почему-то никак не удавалось их увидеть, хотя более сложную для восприятия вампирью тропу рассмотрел буквально с первого раза. Соколов потом на занятиях говорил, то ли в шутку то ли в серьез, что это играют во мне задатки боевого мага, мага-перевертыша. В общем того же оборотня. Только Светлого.

От я енотов повернул к вольеру, где содержались кенгуру. «С перевертышами все не совсем понятно, — размышлял я, не торопясь, продвигаясь среди редких посетителей и рассматривая их сквозь Сумрак. — Даже Высшим магам. Дело в том, что практически они ничем не отличались от оборотней и, следовательно, их хищные формы должны были нападать на людей. По крайней мере, в теории. Однако на практике этого почему-то не происходило. Правда, на занятиях учили, что перевертыши никогда не перекидываются в волков, а оборотни в медведей. Но и те и другие могли быть, к примеру, крупными кошачьими хищниками, крупными рептилиями, которые, по крайней мере, львы, тигры и крокодилы, всегда славились своим людоедством. Изредка встречались и странные формы, как оборотней, так и перевертышей. Например, телохранитель Газзара, главы Нижегородского Дневного Патруля, был оборотнем — гигантопитеком. Давно вымершей очень рослой обезьяной, а в Питере я познакомился с перевертышем — карликовым мамонтом. Там же мне рассказали, что где-то в Австралии был перевертыш — белая акула, но поскольку использовать его в операциях на суше было более чем проблематично, этот сотрудник Ночной Службы работал простым вахтером. Короче говоря, никакой ясности с ними не было. Однако хотя вопрос оставался открытым, и Светлые и Темные с большим удовольствием использовали оборотней-перевертышей для охраны офисов, делегаций и во время стычек между собой. Магией они большой не обладали, зато физической силы и живучести было, хоть отбавляй».

Так, размышляя над явно непосильной для меня задачей, я добрел до кенгуру. Эти примитивные млекопитающие резво гонялись друг за другом по обширной территории вольера. Видимо играли. На служителя, который тем временем раскладывал им корм по… яслям, решил я, они не обращали никакого внимания. Разглядывая все это сквозь Сумрак, я с удивлением заметил, что служитель-то Иной. Темный Иной пятого-шестого уровня Силы. Зарегистрированный, но по-видимому не работающий в Патруле. Это была новость. Соколов либо не счел нужным информировать меня о Темном служителе в зоопарке, либо сам этого не знал. Я посмотрел на часы. Наступало наше время. Время Ночного Патруля. Подойдя к служителю, я как можно небрежнее произнес:

— Ночной Патруль, представьтесь!

Служитель удивленно посмотрел на меня и сказал:

— Иной. Э… Темный Иной. Сергей Иванов.

«Вот тебе и раз! Тезка среди Темных объявился», — подумал я. — «Ну ладно, посмотрим чем ты дышишь».

Никакого волнения в его поведении я не заметил, но так же строго продолжил:

— Сергей Муромцев. Вы здесь работаете?

— Да. Но… к Патрулям я никакого отношения не имею. У меня своя работа, — он как-то совсем по-детски наивно улыбнулся и показал на вольер. — Вот, мои питомцы. Кенгуру, да еще медведи с волками. А вы, наверное, по поводу нападения на животных?

— Да. Может что-то знаете интересное?

Иванов пожал плечами:

— Меня уже спрашивали ваши, то есть наши — Темные. Я в Патруле не работаю, не практикую… Так что мне все равно. Что Светлые, что Темные. У меня со всеми мир. Я вообще жалею, что согласился на инициацию, — он помолчал, потом неохотно продолжил. — Они были с утра, часов в десять. Могу повторить, то, что сказал им. Согласен, случаи странные, но в мое дежурство ничего не замечал. Да я бы и Темного развеял по Сумраку если бы он тронул вот их, — Иной показал на кенгуру.

Как раз в это время из сумки ближайшей к нам мамаши выглянула симпатичная мордашка уже довольно крупного детеныша.

— Сколько ему? — спросил я. — Два, три месяца?

— Три с половиной, — улыбнулся служитель. — Самый шалун из всех, — и, заботливо подложил сена в кормушку.

— Ну а оборотни? — продолжал я гнуть свое.

— А что оборотни? Те же Темные, только хуже. Думаю, что если это был Темный, то из низших. Но, уверяю, вас дозорный, сам ничего не видел. А если бы видел, то сказал. Нельзя трогать живность. Они твари бессловесные…

— А люди?

— А что люди? — вопросом на вопрос ответил Иванов, лупоглазо уставившись на меня. — Люди тоже разные бывают. Иногда хуже оборотней. Да и сами о себе позаботиться могут. И ты, опер, меня Темного на словах не лови. Я сказал, что думаю.

Спорить мне не хотелось, и я примирительно произнес:

— Ладно, забудь.

Было ясно, что больше от него ничего не добиться:

— Где мне найти Ильина?

— Ильина? А возле птиц. Ты, когда шел ко мне, то направо повернул, а надо было брать левее. Сан Саныч сейчас должен быть уже там. Время кормежки. Седой такой. Старичок. Только он почти всегда под «газом». Даже с утра. Так что не очень верь ему.

— Хорошо, постараюсь. Спасибо за сотрудничество, Темный, — поблагодарил я Иванова и, повернувшись, двинулся в обратную сторону.

«Темному верить — себя не уважать», — эту формулировку вдалбливали нам с начала учебы. Но как быть в этом случае? Иванов явно не врет. Да и какой ему, магу, смысл калечить живность? А вот смог бы он выдать оборотня? Не уверен. Оборотень он хоть и монстр, даже с точки зрения Темных, но все же свой. С другой стороны невооруженным глазом видна теплота и нежность отношения служителя к своим подопечным. Так поверишь ли ты ему, Муромцев? Не знаю, не знаю, посмотрим. Доложу Соколову, а там видно будет, но сначала — Ильин.

Маленького седенького, похожего на гнома старичка я и вправду нашел в птичнике, возле клетки в вороном. Птицу, как следовало из надписи на информационной табличке, звали Яшей. Яша, не в пример Ильину важно, видимо осознавая собственную значимость, не спеша прохаживался возле кормушки, всякий раз выхватывая из нее какие-то только ему одному ведомые вкусности. Служитель же напротив, суетился, не переставая что-то бормотать себе под нос. На меня он не обратил никакого внимания, видимо принимая за запоздалого посетителя. Остановившись, я посмотрел на него сквозь Сумрак. Нет, обычный человек. Действительно слегка нетрезв, об этом говорило не только его поведение, но и небольшое лиловое свечение в ауре старичка.

— Здравствуйте, — опасаясь, старческой глухоты, громче, чем обычно поздоровался я с Ильиным.

— Здравствуй, здравствуй, мил человек, — не оборачиваясь, ответил старичок. — Чем обязан?

«Однако, — подумал я, — у него, что глаза на затылке?»

— Вы Ильин?

— Ну, я, — служитель, наконец, отставив метлу, повернулся ко мне. — Милиция, ФСБ или нечто иное? — улыбнулся он.

Я вздрогнул и еще раз внимательно просмотрел его ауру. Нет, ничего необычного — просто человек. Но на всякий случай я решил отшутиться:

— Всего понемногу, дедушка.

— На счет жука? — снова поставил он меня в тупик.

— И на счет него тоже, Сан Саныч. А что действительно был жук?

Ильин взял меня за руку и потащил вглубь зоопарка, бормоча:

— Пойдем, пойдем, мил человек. Сейчас все сам узреешь. Тут уже приходили, спрашивали. Зоологи, говорят мы. А я то, вижу… Они такие же зоологи, как я балерина. Уж скорее спецагенты какие.

— Фильмов насмотрелись дедушка?

— Почему фильмов? — удивился он. — И так вижу. Я тех, которые приходили, сразу раскусил. Меня не проведешь!

Мне стало интересно и, я спросил:

— Как же вы их раскусили, дедушка?

— Как, как! Очень просто. Сначала удивился, конечно, будто мне в подсачек птеродактиль какой попался, а потом сразу понял — спецагенты они.

Сан Саныч, бодро увлекая меня за собой, свернул на боковую дорожку, ведущую, если верить указателям, к верблюжьему загону продолжая на ходу рассказывать:

— Вот, к примеру, те, шо приходили до тебя. Жуком тоже антересовались. С первого взгляду и не поймешь ничего, учат ведь вас. И тебя мил человек тоже учили, но ты в обиду не бери, ты какой-то другой. Не то, что оне. Ты… понимашь, душе возле тебя уютно. Как бальзам какой. Располагает…

— Ну а они, Сан Саныч?

— Оне? Оне старые какие-то. Будто не один век прожили на белом свете. Ничему не удивляются. Вот давеча участковый приходил. Тоже по поводу верблюжонка. Я как есть и выложил ему на счет жука-то. Он сначала на меня вытаращился, а потом вижу, посчитал, шо я по нетрезвому делу все увидел. Ну и не стал слушать. Записал мои слова в протокольчик, да и ушел. Еще и директору жалиться начал про меня. Дескать на рабочем месте и не тверёзый… Ну наш директор-то меня знает! Поругал, конечно, для порядку. А шо, я не против. Я и не скрываю, что приложился надысь маленько. Да шо из того? У меня самочувствие лучше. А мне лучше, то и живности тоже. Вон, Яшка-то, ворон. Он пьяного за версту чует…

— Дедушка, — прервал я словоохотливого старичка, так что на счет тех, которые передо мной приходили?

Ильин остановился перед загоном и сказал:

— Спецагенты энти? Не удивились оне, — мил человек, — вот шо. Я им все про жука-то и выложил, а оне хоть бы что. Стоять и ни в одном глазу, как я после стакана красненького. Другой человек смеяться бы стал. Ну, там, у виска повертел. Бывает. Не впервой. Я и не обижаюсь. А энти выслушали все, поблагодарили, как будто я им про простого бродячего кота рассказал. И все! А жуки, оне в наших краях не каждый день встречаются. Так то. Потому и спецагенты оне. Да и ты тоже. Может, уважишь старика, намекнешь откуда? Уж больно антересуюсь!

Я подумал, что надо бы действительно заинтересовать деда. В разумных пределах, конечно. Но так, что бы самому не раствориться в Сумраке за обман. Решившись, я подмигнул Ильину и сказал:

— Скажу, Сан Саныч, может и не все, но что можно скажу, поскольку вижу, что человек вы положительный. Или намекну. Но сначала дело! Так, что давайте все как на духу про жука расскажите.

— Про жука, так про жука, — обрадовался дед. — Мне скрывать нечо. Вот загон для верблюдов. Вишь?

— Вижу, — подтвердил я.

— Так вот. В тот день, а это было вчера, я маленько задержался на работе…

— Почему, дедушка?

— Почему, почему? Около восьми часов вечера, ну когда работа у меня закончилась, я немного принял для здоровья. Красненького. Да и прилег вот тут в дежурной будочке, — Ильин показал на стоящий между клетками служебный вагончик. — Ну и разморило меня, как полагается. Сам понимаешь. А когда проснулся, было уже темно. Время точно сказать не могу, но думаю, что около десяти было.

— То есть примерно в двадцать два часа? — уточнил я, прикидывая, что в это время действительно уже почти темно.

— Вот именно, — неопределенно подтвердил Сан Саныч и продолжил. — Я, может, спал бы побольше, но меня шум разбудил. И подозрительный какой-то шум.

Мне захотелось спросить деда, какой был шум, но потом решил, что надо дать ему высказаться самому, а уже потом задавать вопросы.

— … стрекотанье какое-то. А может и не стрекотанье. Не могу я энтот звук описать.

— Ну и не надо, дедушка, — сказал я. — Лучше расскажите, что потом увидели.

— Увидел. Да, увидел! Когда вышел на шум из будки, то вот вишь, — Ильин показал в сторону густых крон деревьев над загоном, — там фонарь висит? Он скоро загорится. И будет светить всю ночь. Что бы значить сторожу легче было.

— Ну?

— Баранки гну! Приноси, еще согну, — ответил дед. — Вот в свете энтого фонаря я его и увидел.

— В загоне? — спросил я.

— Ха в загоне! — хмыкнул Сан Саныч. — Как бы, не так. На дереве. Он, понимаешь, сволочь, спускался с него по веткам и прямо к нему, значит. К верблюжонку.

Теперь понятно, почему ни Темные, ни я не увидели следов оборотня. Жук, если он вообще был, приходил и уходил по деревьям. Хитро, ничего не скажешь. А собственно говоря, почему хитро? Жуки в основном на деревьях и живут.

— А какой был жук-то? — спросил я.

— Какой был? А пес его знает, какой он был. Жук как жук. Метра два с половиной длиной. Зеленоватый такой, пучеглазый…

— Рога у него были? — спросил я деда, начиная подозревать нехорошее.

— Не-а. Рогов не было, — уверенно заявил Ильин. — Рога-то я бы сразу заметил. Он ведь башкой вниз полз. Усы были. Ноги или лапы, уж не знаю, мил человек, как их называть-то тоже были. Это точно. Он верблюжонка ими-то и схватил. Прямо по середке загона.

— Длинные ноги были? — я уже был почти уверен, что это богомол.

— Длинные, суставчатые. Передние так почти что в половину самого жука. Когда он схватил верблюжонка, я хотел было метлой его огреть, но тут жук как взглянул на меня своими бельмами. Прямо как-то по-человечьи. Как посмотрел! Как разинул свою хлеборезку, так меня и сдуло к сторожам. К охране значить. Как добёг, сам не помню.

— Ну а дальше что произошло? — мне уже было все ясно.

С вероятностью девяносто пять процентов это был оборотень-богомол. Чрезвычайно редкая и опасная форма. Почти трехметровый богомол, учитывая его агрессивность и силу, мог обезглавить за ночь весь зоопарк. Да и не только зоопарк.

— Дальше, как прибежали на мои крики сторожа — жука то и нет. Верблюжонок весь в крови… Вызвали милицию, начальство… Ну вот и все.

— Жук ничего не говорил? — спросил я Сан Саныча напоследок.

— Нет, — хитро улыбнулся Ильин. — Чего не было того не было. Зря говорить не буду, мил человек. Да и как ему говорить-то? Он же жук. Ну, а обещание выполнишь?

— Конечно, дедушка. Вы почти угадали. Я из специальной службы ветеринарного надзора, — выдал я заранее заготовленную легенду. — Следим за животными-мутантами. — и, видя удовлетворенное выражение на лице Сан Саныча, слегка коснулся его сознания. Я не Темный, помнить он ничего не будет.

После этого попрощавшись с дедом, просканировав на всякий случай крону злополучного дерева и, естественно ничего не найдя (на органике следы Иных, как и обычные отпечатки пальцев практически не остаются) я пошел к выходу. Там, удобно устроившись на лавочке, под раскидистыми кустами уже отцветающей исполинской сирени, с бутылкой темного пива в руке, я позвонил Соколову.

— Слушаю тебя Сергей, — раздался в трубке веселый голос шефа. Где то на заднем плане играла музыка и слышались веселые женские голоса.

— Доложить хотел, Петр Иванович, — сказал я.

— Докладывай, раз позвонил, — разрешил шеф.

Я хорошо себе представлял, как после окончания рабочего дня в общем неженатый уже не одну сотню лет Соколов развлекается в ресторане с более или менее молоденькими девушками.

— Не знаю, что там выяснила опергруппа Темных, Леон, но по-моему, это богомол. Скорее всего, служитель не врет и, галлюцинаций вызванных опьянением у него тоже не было. Я проверил, насколько это в моих силах. Вполне вменяемый дед.

Шеф молчал.

— Богомол-оборотень. Два-три метра. Он передвигается по кронам деревьев. А в зоопарке их много. Я имею в виду деревьев.

Соколов по-прежнему молчал.

— Шеф, это, в общем, не наше дело, если оборотень зарегистрированный. Ведь на людей не нападает, а на животных он в своем праве.

— На диких или бродячих животных, Сергей, — Соколов, наконец, подал голос. — Порча домашних, либо каких других это уже нарушение. Кроме того, насколько я помню, в Нижегородской области богомолов отродясь не было. Да и на территории бывшего Советского Союза тоже. Сейчас, впрочем, не знаю. Может заезжий какой. Тогда он незарегистрированный. А это тоже нарушение.

— Так мне что, подежурить? Авось застану его за трапезой. Или обойдемся?

После длительного сопенья в трубке раздался голос шефа:

— Сергей, я не могу тебя просить, да и не хочу. Дело в том, что богомол — штука очень опасная. Это тебе не какой-нибудь заурядный волк, а наши оперативники, учти, еще не вернулись.

— К маме, значит к маме, — пробормотал я.

— Что? — не понял шеф.

— Ничего, это я так. Мысли вслух.

Соколов помолчал, потом произнес:

— В общем, решай сам. В любом случае я тебя поддержу. Не факт, что это был оборотень — раз. Если все же это оборотень, не обязательно, что он будет приходить в зоопарк две ночи подряд. Но если сочтешь нужным подежурить, и богомол придет — не нарывайся. Только наблюдай и вызывай меня или братьев Меньшиковых. Или нас всех. Справимся. Заклинание против оборотней помнишь?

— Да, шеф, — ответил я и подумал, что против хорошо бронированного богомола нужны именно оба Даблваня. Один может и не справится.

— Учти, они против богомола слабы. Так что зря не рискуй.

— Хорошо, Петр Иванович, тогда я останусь, и буду вести себя смирно, — сказал я и дал отбой.

«Веселенькое дело. — подумалось мне. — Придется провести остаток вечера и хотя бы часть ночи на свежем воздухе».

Погода стояла теплая, так что замерзнуть в своем костюмчике, который по давней привычке носил почти ежедневно, я не боялся. А вот как быть с выбором места для засады? Территория «Гиппопо» была не очень большая, но поросшая деревьями так, что с расстояния в десять пятнадцать метров можно было ничего и не увидеть. Подойдя к воротам, я обнаружил, что они уже закрыты и мне, как всегда в таких случаях пришлось уйти в Сумрак. Оказалось, что сумеречный облик зоопарка не сильно отличается от реального. Видимо сказывалась недавняя постройка. Тот же забор, только густо увитый какими — то мертвыми на вид растениями, та же мощеная дорожка. Интересно, что совсем не было паразитов. Странно, поскольку масса положительных эмоций в основном детских должна была сказаться на их росте. Клетки и животные тоже были на месте. Как всегда в несколько измененном виде, но вполне на себя похожие. Занятно было бы посмотреть, как это все выглядит со второго слоя Сумрака, но туда путь мне был пока заказан. Опыт не тот. Теоретически я мог бы попробовать. Моего плавающего третьего-четвертого уровня наверно хватило бы, но входить туда первый раз в одиночку мне было попросту страшновато. Вдруг не смогу вернуться?

Выйдя из Сумрака я еще раз обошел всю территорию «Гиппопо» в поисках места для засады, но не нашел ничего лучшего, как залезть на невысокую, всего-то три метра, плоскую крышу комплекса служебных помещений. Они располагались как раз в центре зоопарка, и обзор оттуда был наилучшим. Еще раз, осмотревшись и убедившись, что охраны поблизости нет, я, напрягшись со второй попытки, залез на крышу. Видимо все же сказывалось отсутствие постоянных тренировок. Как и следовало ожидать, кресла мне там не приготовили. Слезать не хотелось, и я уселся на небольшую кучу прошлогодней листвы, довольно удобно опершись спиной о вентиляционную трубу. Засада была готова. Это неплохо. Зоопарк пуст, что тоже хорошо. Оставалось ждать. Я попытался вспомнить: богомолы сумеречные или ночные насекомые? Ведь оборотням вместе с обликом частично передавались и привычки животных. Так что вспомнить было бы неплохо. Если сумеречное, то ждать придется недолго и часа через три, я могу идти спать. После полуночи оборотень уже навряд ли придет. Совсем другое дело, если богомол ночное насекомое.

Как всегда в таких случаях время тянулось медленно. Я вспомнил, что около трех лет назад в бытность стажером ФСБ мы вот так же в поздних темно-синих сумерках сидели в засаде на Бешенке. Эта пустынная дорога шла вдоль новых, еще не полностью заселенных новостроек. Ждали передачи крупной партии транзитных наркотиков. Только сидеть тогда пришлось в кустах, прячась не столько в них, сколько за огромной, метра полтора в диаметре трубой теплоцентрали, проложенной почему-то надземным способом. Ждали мы, конечно, совсем не оборотня, а цыганскую мафию, давно и плотно обосновавшуюся в пригородах Нижнего Новгорода. Ждали долго. Никита Бурмистров, коротая время, от скуки полушепотом травил анекдоты. Анекдоты были веселые, а смеяться было нельзя и от этого мы еще больше мучились. И когда к местным баронам, ожидавшим товар в двадцати метрах от нас, подкатили еще два черных джипа с Самарскими номерами, а в качестве охраны «Волга» битком набитая милицией, и началась пальба, то Бурмистров самостоятельно без команды пошел на задержание и крайне неудачно словил первую же выпущенную по нам пулю.

В это время с противоположной стороны дороги бежала группа захвата, а их командир в одиночку довольно успешно месил возле «Волги» пытавшихся что-то возражать четырех Самарских ментов. Не целясь, выстрелив несколько раз в сторону черного «Паджеро», я кинулся к Никите. Он все пытался и никак не мог встать, а какой-то толстый бородатый цыган, стоя над ним уже поднимал вороненый довоенный «ТТ», готовясь контрольным выстрелом продырявить парню голову. Сейчас-то мне было понятно, какая сила в буквальном смысле этого слова выбросила меня на дорогу. Очутившись рядом с машиной, в прыжке, с разворота, поскольку перезаряжать «Макаров» было некогда, я со всей дури врезал ногой по этой черной курчавой, уже начинающей поворачиваться ко мне бороде. Врезал от души, да так, что золотые зубы вместе с соплями, слюнями и кровью их обладателя веером полетели у него изо рта. Потом они зависли на джипе, медленно стекая, по его отполированному блестящему борту. Вращаясь от удара мой чернявый оппонент, совершив кругосветку вокруг себя самого, по инерции с задумчивым выражением лица медленно разворачивался ко мне. Я не растерялся и как учил нас незабвенный Циммерман, стоя на слегка согнутых в коленях широко расставленных ногах с резким «хх-у», встретил его прямым коротким в солнечное сплетение. Мой кулак пробил цыганский пресс почти до позвоночника, после чего барон, совсем уж загрустил. Он беззвучно хватал беззубым окровавленным ртом воздух, намереваясь упасть. Мне оставалось только, нежно уложив его толстой мордой в придорожную грязь быстро надеть наручники. После этого я кинулся к Никите, которому было совсем плохо. Доставая телефон, для вызова скорой, и оглядываясь по сторонам, я заметил, что все идет как надо. Каждый занимался своим делом. С ментами уже договорились. Все они повязанные и положенные на песок дружно загорали рядышком со своей «Волгой» и тихонько между собой переругивались. Наши ребята в касках и бронежилетах растаскивали задержанных по подъехавшим оперативным машинам. Только где то за кустами, ближе в Волге, раздавались отдельные редкие выстрелы. Видимо кому-то удалось сбежать.

Прямо надо мной хрустнула ветка, заставив меня вздрогнуть от неожиданности. Подняв голову, я увидел, что это всего лишь белка. Приспособилась. Еды для нее в зоопарке — море. Стало почти темно. Пора бы ему и появиться. Однако все было тихо. Дневные животные мирно спали, а ночные естественно бодрствовали. Сквозь Сумрак было видно, как вдалеке беспрерывно бегают по клетке крупные канадские волки. Разминаются. Почти такие же как в нашем мире. Вот только клыки у них были, мягко говоря, длиннее обычных. А если быть точным, то с ними волки больше походили на саблезубых тигров. Ничего не поделаешь, Сумрак. Все было спокойно. Мне оставалось только ждать. Никто не виноват, сам напросился. Достав телефон, я сбросил Алене эсэмэску, что возможно сегодня домой не приду. Занят. Ну и дальше, как обычно: целую не скучай… Вновь хрустнула ветка. На этот раз дальше. Гораздо дальше. Даже не хрустнула, а скорее треснула. Или сломалась. Где-то в районе загонов с пятнистыми оленями. Заволновалась семейная пара кабанов с многочисленным выводком. Убрав телефон, я вновь посмотрел сквозь Сумрак и, наконец, увидел его.

Метрах в тридцати от меня в кроне старого вяза не торопясь передвигался богомол. Оборотни не меняют своего облика в Сумраке и, поэтому выглядел он обычным насекомым, выросшим, правда, до невероятных размеров. Это была еще одна тайна оборотней. Насекомые не могут быть большими просто потому, что у них нет легких. Это знают даже шестиклассники изучающие зоологию. Каким образом дышит богомол, величиной с лошадь, для меня было загадкой. Между тем оборотень все так же изнуряющее медленно спускался прямо в загон для оленей. Как и рассказывал Сан Саныч, спускался он, головой вниз, цепляясь за ветви всеми задними ногами, а передние, хватательные выставив прямо перед собой. «Ну, Муромцев, тебе пора», — подумал я и, осторожно добравшись до края крыши, тихонько спрыгнул вниз. Пробраться в темноте вдоль загонов было делом одной минуты. Когда я выглянул из-за поворота оборотень уже навис над молоденькой самочкой пятнистого оленя, мирно дремлющей возле кормушки.

Мне ничего не оставалось делать, как обнаружить себя. Быть спокойным наблюдателем трапезы оборотня я не мог. Просто не мог и все тут. Привычно подняв свою тень, пройдя в Сумраке, через ограждение загона, я сжимая в левой руке небольшой, подаренный кем-то из ребят амулет, вернулся в нормальный мир и выкрикнул:

— Ночной Патруль! Выйти из Сумрака! Жвалы убрать. Принять человеческий облик!

Я не очень надеялся на какой-либо эффект от этой сакраментальной для дозорных фразы. Тем более, что оборотень и не был в Сумраке. Однако богомол, уже раскрывший свою пасть, как-то совсем по-человечески вздрогнул и повернул в мою сторону голову с огромными поблескивающими в свете фонарей глазами.

— Я знаю, что ты оборотень! Принять человеческий облик и предъявить регистрацию!

— Дозорный, — проскрипело насекомое, голос шел у него откуда-то изнутри и никак не был связан с непрерывно движущимися жвалами. — Оставь меня, Дозорный. У меня принцип. Я людей не трогаю, а остальное не ваше дело.

Имея небольшой опыт задержания Иных, а человеческая практика здесь была не применима, я знал только одно. Вступать в пререкания с оборотнем никак нельзя.

— Последний раз предупреждаю, прими человеческий облик, иначе буду вынужден применить Силу!

— Силу… Что ты можешь, Дозорный? Один…, - продолжая скрипеть, богомол оставил спящую олениху в покое, что само по себе уже было хорошо, и стал разворачиваться ко мне. — Я тебя…

Больше не раздумывая и не тратя время на разговоры, я применил «Мертвую цепь», старинное заклинание против оборотней всех пород и мастей, кроме, как оказалось насекомых. Слегка поведя всеми частями блестящего в призрачном свете луны хитинового панциря, оборотень сбросил с себя тонкую, только начинающую образовываться корку. По мысли создателя заклинания она должна была сковать движения оборотня. Однако на скользком панцире «цепь» просто не могла удержаться.

Еще раз, скрипнув, богомол спрыгнул с дерева и, пошел на меня, приподнимая вместе с головой и переднюю часть туловища. Классическая поза нападения. Для насекомого. Но я то был Иной. Сделав несколько шагов назад, я сотворил огненный шар величиной с небольшое яблоко, точную копию тех, что мне показывал еще полтора года назад покойный Фадеев и швырнул его в голову оборотня. Швырнул неудачно. Богомол уклонился, а файербол скользнул по его панцирю и зашипел, упав на влажный песок загона. Второй сгусток огня лишь слегка опалил левый ус оборотня, что его еще больше разозлило и гигантское насекомое, нецензурно выругавшись, двинулось ко мне еще быстрее. Положение становилось незавидным. На амулет надежды мало. Его я решил придержать напоследок. Оборотень продолжал надвигаться на меня, прижимая к толстым металлическим трубам, выполняющим роль ограды загона. Лихорадочно роясь в памяти и периодически сдерживая наступление насекомого файерболами, я пытался припомнить среди известных мне боевых заклинаний, подходящее для этого случая. Однако ничего в голову не приходило. Вероятно от волнения. Богомол был уже рядом и я, уклоняясь от его лап, прижался спиной к трубам ограждения. Потом, швырнув в него один за другим два файербола, не уходя в Сумрак, исхитрился как-то протиснуться между стойками и вылез из вольера.

За спиной я услышал, как опасно близко скрипнули его жвалы. Оказавшись на дорожке, я обернулся, держа в руке очередной огненный шар. Теперь уже оборотень, видимо по инерции, пытался пролезть за мной сквозь отверстия в ограждении. Тут в моей голове как будто прошептали: «Белый Иней!». Машинально, не думая, я приготовился применить это простое оборонительное заклинание, но вовремя сообразил, что тварь слишком велика для узконаправленной заморозки. У меня просто не хватит силы. Срочно нужно было решение. Поэтому когда оборотень, разогнувший тонкие металлические прутья и почти вылезший из загона стал пропихивать сквозь ограду свое довольно объемное брюхо, я, выбросив вперед полуоткрытую ладонь, применил направленный «Иней». Эффект был более чем положительный. Брюхо оборотня и одна из его задних ног намертво примерзла к стальной ограде. Неважно, что большая часть заклинания ушла на ограду. Главное, что эта тварь теперь обездвижена как минимум на несколько часов, которых мне хватит на все. Да и не только мне.

Интересно, подумал я вяло: «А может он сейчас перекинуться в человека? Или нет?» Впрочем, сейчас меня это волновало меньше всего. Короткая схватка выжала меня как лимон, и больше всего хотелось отдохнуть. В зоопарке было по-прежнему тихо. Охрана, как обычно в таких случаях и нос не высунула из дежурки. Чувствуют люди, что не надо сейчас выходить. Незачем.

Ноги меня не держали, и я присел на, кстати, подвернувшуюся лавочку. Посидев немного, я только тогда вспомнил, о Соколове. Позвонил Леону и доложил обстановку. Петр Иванович изъявил желание прибыть самолично. Впрочем, явился он не один, а в сопровождении Меньшиковых, что по-моему было правильно. Богомол — оборотень мог оказаться слишком мощным для одного мага, пусть даже и для Леона. Вся троица во главе с Соколовым довольно вальяжно вышла из искусно провешенного прямо в олений загон портала. Шеф сразу подошел ко все еще изрядно дергающемуся насекомому и внимательно осмотрев его, легким пассом усыпил оборотня. Потом обернулся ко мне и, оценивающе рассматривая, произнес:

— Не плохо, парень, не плохо. Оригинальное решение! Не лежит на поверхности. Сам сообразил, что его можно лишь частично приморозить или кто подсказал?

— Не знаю, Петр Иванович. Честно скажу, не знаю. В голове будто прошептали. Вот и получилось.

— Ну, ну, — Соколов еще раз обошел вокруг богомола. — Какой красавец!

Потом зачем-то потрогал его за ногу и совсем как старый милицейский начальник сказал:

— Ну, судя по размеру — это самка. То есть женщина. Хотя какая разница. Регистрации нет, браконьерство в крупных размерах плюс сопротивление при аресте. Значит, будем оформлять. Так, молодцы, — обратился он к Меньшиковым, — работа для вас. Ясное дело разморозить это — раз. Иначе ее просто не отдерете от ограды. Доставить к месту содержания — два.

— А если он, она, Петр Иванович, опять своими клешнями махать начнет? — озабоченно спросил один из братьев. — Вон они какие…

— Не начнет. Она будет спать еще шесть, — маг посмотрел на часы, — да, шесть часов. Вам этого вполне хватит. Сейчас я пришлю к вам Дашу с Геннадием на транспорте и кого-нибудь из оперативников, — Соколов горестно вздохнул. — Придется вызывать из — под Мурома, из деревни Карачарово… Портал сам им провешу, а то к утру не доберутся.

— Хорошо, шеф, — сразу повеселел младший Даблвань. — Это другое дело. Вчетвером мы ей зададим если что!

— Ты, Миша, главное не дай ей себе голову откусить, — пошутил я. — Богомолы они на это страсть как охочи. Особенно самки и в процессе размножения. А сейчас сам понимаешь — весна. С ними не забалуешь!

— Он постарается, — хмыкнул старший и, дав легкий подзатыльник брату, уже удобно примостившемуся на оленьей кормушке, сказал:

— Чего расселся? А ну пошли работать!

Глава 4

Утро следующего дня началось для меня как никогда приятно. Соколов в связи с моим успехом на ниве борьбы с насекомыми разрешил появиться в офисе, как он выразился «немного попозже». Я посчитал, что «попозже» это понятие растяжимое и решил, пойти к обеду, а точнее уже после него. В итоге до десяти часов провалялся в постели, но потом мне это наскучило и, перебравшись на диван, я включил телевизор. Алена в это время возилась на кухне, делая завтрак. По такому великому событию она тоже решила задержаться дома и побыть со мной.

Вскоре выяснилось, что по всем пятнадцати каналам ящика сегодня ничего интересного не показывали, а кабельное телевидение ставить не имело никакого смысла в виду полного отсутствия у нас с Аленой свободного времени. Убедившись, что смотреть нечего, а лежать просто так мне уже надоело, я изобразил для очистки совести что-то вроде утренней гимнастики и, запахнув халат, прибыл в кухню. Там чмокнув Алену в бархатистую щечку, удобно устроился в своем любимом уголке между холодильником и кухонным столом.

Некоторое время я с интересом наблюдал за ее манипуляциями. Алена заканчивала жарить яичницу-глазунью, единственное блюдо, которое она соглашалась готовить с утра. Да и то не каждый день. Потом сказал:

— Как мало надо человеку для счастья! Всего ничего: небольшой отгул, умная, любящая женщина и успехи в работе.

— Спасибо, но то, что ты сказал, сильно смахивает на формальное поздравление, — брякнув на стол тарелки, немедленно откликнулась Алена. — Такие обычно отсылают друг другу далекие родственники по большим праздникам.

— Смахивает. Ну и что? Вся наша жизнь один сплошной формализм.

— Согласна. Вот тебе, например, как государственному служащему, нельзя больше нигде работать, а ты постоянно ошиваешься в фирме у Соколова. И, надо сказать, довольно успешно. Не ожидала. Забыла, как она называется? Как то смешно… Кстати, чем может заниматься в монтажной фирме человек не умеющий починить даже электророзетку у себя дома?

Алена намекала на мою существенно увечившуюся зарплату. В Патруле платили вполне прилично. Она знала, что я помогаю монтажной конторе Соколова улаживать всякие скользкие дела. Что-то вроде юрисконсульта. Пришлось ей рассказать об этом после того как, в Новогодние праздники в Кремле мы столкнулись нос к носу с гуляющим в веселой компании Соколовым. Естественно Алена его помнила по истории на Светлых озерах. Тогда она приняла его за моего сослуживца. Петр Иванович, будучи слегка навеселе видимо забыл про это и напрямую спросил почему-то не меня, а Алену, когда Сергей заглянет на свою новую работу. Придуманная на ходу общими усилиями легенда о том, что Соколов ушел из ФСБ на вольные хлеба, вышла несколько корявой, но наживка была проглочена. С тех пор Алена знала о моей второй работе.

— ОАО «Альфа и Омега», — сказал я, разливая по чашкам ароматный кофе.

Вообще-то я предпочитаю зеленый чай, но утром правильно сваренный и только что смолотый кофе практичней. Хорошо бодрит.

— Смешно, да? — спросила Алена, усаживаясь напротив меня. — Как будто там работает сам Господь Бог. Или его земной филиал.

— В некотором роде. Ты почти угадала, — буркнул я и, видя ее непонимающий взгляд, разъяснил. — Он там директор, хозяин, а потому Господь Бог.

— Тогда я тоже… Богиня! — весело заявила Алена. — У себя в агентстве я Богиня рекламы!

— Конечно, Богиня, — согласился я, — и не только в агентстве. Ты — моя богиня! Получается, что ты дважды Богиня!

— То есть я круче Соколова! — расхохоталась Алена.

— А кто говорит, нет? Покажите мне этого человека, — воскликнул я. — Мы ему зададим перцу. Научим, как надо уважать высшие силы!

Так за милой и непринужденной домашней беседой быстро пролетели несколько счастливых свободных часов и, вот уже пора на работу. Впрочем, времени еще хватало, и Алена вызвалась подбросить меня на Нижневолжскую набережную, в офис «Альфы и Омеги».

Когда минут через тридцать ее темно-вишневая иномарка, весело поблескивая раскосыми фарами, тормознула напротив здания Патруля, Алена поцеловала меня в нос и спросила:

— Ты как сегодня? Надолго?

— Не знаю, милая, — честно признался я. — Увы. Это знают только Соколовы и Даниловы.

— Все равно не задерживайся, — попросила Алена и, ловко вписавшись в почти сплошной поток машин, умчалась к себе на работу.

На входе не выспавшийся и хмурый Геннадий не говоря ни слова, взглянул на меня сквозь Сумрак и, удовлетворившись этим, посторонился, давая возможность пройти внутрь здания. Вообще-то его место было в дежурке, расположенной в довольно тесном и мрачном вестибюле, но там было почти всегда душно и в хорошую погоду все дежурившие «на калитке» находились снаружи. Даже лавочку специальную приспособили. И вид хороший на Волгу, на проплывающие мимо теплоходы. И воздух свежий. Кроме того, подходящего к офису посетителя, можно было загодя проверить на значительном расстоянии, не впуская в само здание Патруля. Для этой же цели в уличные декоративные светильники, установленные за пятьдесят метров от дверей, были вмонтированы охранные амулеты. Они должны были срабатывать, подавая дежурным сигнал о приближении любого Темного. По крайней мере, все на это надеялись.

— Тебя Соколов уже спрашивал, — сказал он мне в спину.

Обернувшись, я поинтересовался:

— Давно?

— Да часа два назад. Мне показалось, что он не очень доволен.

— Не очень доволен, — раздельно проговорил я. — Что ж, главное, что шеф все-таки доволен, пускай даже не очень. Спасибо, Гена. Пойду каяться. С оборотнем все нормально? Не в курсе?

— Да что с ним сделается? Привезли только под утро и сразу же отправили в Инквизицию. Говорят, там его посадили под замок. Фигурально выражаясь конечно. А Темные уже подали прошение о помиловании столь редкого вида оборотня. Якобы насекомых вообще, а особенно богомолов, в мире всего несколько штук. Вот и стараются. Так сказать охрана окружающей среды. Тоже мне нашлись Зеленые, Сумрак их побери. Ты-то сам как? Тяжело пришлось?

— Порядок, — улыбнулся я и сказал. — Тогда уж они Темно-Зеленые, верно? Ну, я пойду?

— Вали, — махнул рукой маг и вернулся на свой пост.

— Ну и где тебя носит, Муромцев? — шеф был несколько раздражен.

— Вы же сами Петр Иванович, разрешили мне задержаться! — удивился я.

— Да, разрешил, — довольно запальчиво продолжил Соколов, — но немного. А сейчас который час? А?

Я решил лучше, что не спорить и, потупив взор, скромно сказал:

— Я больше не буду. Извините.

— Что ты мне сцену покаяния разыгрываешь, словно красна девица? И-эх, — махнул рукой Леон. — Измельчал народец. Измельчал. Вот раньше, неделями напролет работали. Если надо было.

— Времена не те, Петр Иванович, экология опять же подводит. Люди не те, а значит и Иные не те. Что делать? К тому же трудовое законодательство не разрешает много работать.

— Что делать, что делать? Все равно работать надо! — проворчал шеф и продолжил. — Сока хочешь? Нет? Тогда, у меня для тебя не совсем приятная новость, Муромцев. Хотя, это как посмотреть.

Не люблю я новостей, тем более не совсем приятных. Неужели прознал, старый, что-то о «Фантоме»? Не может того быть. Но делать было нечего, я изобразил, как мог, серьезную мину и приготовился слушать.

— Есть одно специальное задание. И задание это особой важности. Поручить просили только тебе, ибо никто другой выполнить его не сможет.

— Зря я вчера богомола взял, — пробормотал я. — Вот сразу и ответственное поручение.

— Не перебивай Учителя! — оборвал меня Соколов. — Богомол здесь совсем не причем, если хочешь знать. Тебя давно уже просят на это задание.

— Слушаю, шеф. Готов шеф. Приказываете шеф, — пошутил я, чувствуя, однако, что получилось не совсем удачно.

Соколов посмотрел на меня поверх очков, и я подумал: «Почему он не восстановит зрение? Работы на пять минут. Или очки нужны шефу для солидности?»

— Не надо так, Сережа, — сказал, наконец, Соколов. — Это задание не мое. И даже не Европейского бюро Инквизиции.

— А чье тогда? — удивился я.

— Бери выше. Есть такая в общем незаметная в нашей среде конторка. Само по себе название тебе ничего не скажет. Я сам о ее существовании узнал всего несколько лет назад. Но не о ней речь. Сейчас я вообще склонен думать, что даже не она стоит за этим заданием.

От его слов мне стало как-то не по себе, и я сказал:

— Вы меня пугаете, шеф?

— И не думаю. Я сейчас изложу задание. Только то, что тебе надо знать. Ни больше, но и не меньше.

«Во попал кур во щи, — подумал я. — Какая до боли знакомая ситуация. Та же, что и полтора года назад. Только вместо Данилова теперь Соколов. Они что сговорились между собой?»

— … и учти, что на этот раз отказаться не имеешь права. Это индивидуальное задание. Такое редко, но случается, — Петр Иванович подумал и добавил. — Короче говоря, ты, Сергей, должен согласиться сам не зная на что. Ну как?

— А это согласуется с делом Света, шеф?

— Согласуется, согласуется, — успокоил он меня. — Со всем согласуется. Ты его главное выполни.

Я попытался собраться с мыслями:

— Поскольку выбора у меня все равно нет… Я правильно вас понял шеф?

— Совершенно правильно, — важно кивнул Соколов.

— В таком случае, мне больше ничего не остается. Приказывайте.

— А вот приказывать не могу, — ухмыльнулся Леон. — Хоть ты и не можешь отказаться, дело это сугубо добровольное. Такой вот парадоксус, ученик. Теперь о задании. Получать пилотское свидетельство тебе уже некогда. Летать ты можешь и ладно. А там если что справишься за счет Силы. В крайнем случае, если боишься, возьми в помощь своего любимого инструктора. Он, кстати, еще живой?

— Назимов-то? Михаил Иванович? Живой. Что ему сделается. Вчера летали вместе.

— Ну, мало ли, что. Все же авиация, да еще вы, способные курсанты.

Слушая Соколова, вальяжно развалившегося в кресле, с бокалом любимого им апельсинового сока, я вспомнил прошлогодний случай. Тогда курсант аэроклуба, во время тренировочного прохода над полосой, вместо того, что бы перед набором высоты прибавить обороты двигателю, по какой-то одному ему известной причине неожиданно вовсе убрал газ. До малого. И это, на высоте двух метров! Впереди, рукой подать, торец бетонки, а за ним болото и дальше в нескольких сотнях метров — вырубка. При этом на остаток полосы, со скоростью под двести километров в час они уже явно не попадали. Ситуацию спасла мгновенная реакция Назимова тут же давшего двигателю взлетный режим и, практически не потеряв скорость, самолет взмыл вверх. Размышляя над этим случаем мне пришло в голову, что в чем-то шеф был все же прав.

— О чем задумался, курсант — недоучка? — возвратил меня к действительности Соколов.

— Да так, о том смогу ли поднять в воздух незнакомый вертолет?

— Сможешь, — пообещал шеф. — Вот возьмешь Назимова и сможешь. Судя по тому, что мне порассказали, летать с ним вполне безопасно. Итак. Не будем больше отвлекаться. Задание на первый взгляд довольно простое. Надо просто тупо выполнить обязанности наподобие курьерских. Или экспедиторских. Но, — Соколов поднял вверх брови, — это только на первый взгляд. Есть на нашем Российском Севере город Салехард. Слыхал?

— Да, шеф.

— А может и бывал?

— Нет, шеф.

— Не бывал, так и ладно. Может оно и к лучшему, — без сомнения заявил Соколов и продолжил. — До него ты доберешься со своими спутниками обычным способом…

— Простите шеф, — я позволил себе прервать Соколова, — я буду не один?

Маг посмотрел на меня и спросил:

— А я разве не сказал?

— Нет, Светлый, не сказали.

— Так, — Соколов отставил полупустой бокал, снял очки и потер переносицу. — Не сказал… Эклер. Может мне пора на пенсию? Значит тогда вот что. Ты, естественно в таком серьезном деле будешь работать не один. У тебя будет группа обеспечения. Они будут работать на тебя, выполнять твои указания ну и все такое прочее. В конце концов, защищать, если придется. Но это так. На крайний случай. Думаю, что до этого не дойдет.

— Меня это утешает, шеф, — я попытался за этой шуткой скрыть охватившее меня беспокойство.

За время учебы и работы в Патруле я научится доверять своим ощущениям. Они почти никогда меня не обманывали.

— Если все пойдет, как задумано, я лично, — шеф, для убедительности почему-то ткнул пальцев в стол, — никакой опасности не вижу. Так, что перестань дергаться. Твоя Алена получит тебя назад в целости и сохранности.

— Я ей передам, Петр Иванович. Она обрадуется.

— А вот этого, естественно делать не надо. Слушай дальше. В Салехарде в аэропорту, собственно говоря, там и начинается твоя э… миссия, вы возьмете «Ан-24». На нем сами, без экипажа, на этот раз уже ты, Назимов, если захочешь, и с вами еще четыре Иных, перелетите в Усть — Усинский аэропорт. Это несколько южнее и восточнее. Там не очень далеко. Что-то около полутора часов полета. Аэропорт почти не функционирует. Принимает только вертолеты, но тем лучше. Меньше свидетелей. Заказчики проверяли, говорят, полоса вполне пригодна для посадки. В Усть — Усинске тоже есть подходящие для твоего задания машины. Вертолеты. В том числе один почти новый семиместный «Белл», каких-то местных старателей. Одного из членов группы оставишь охранять самолет. Кого? Решишь сам. Теперь дальше. На вертолете, ты должен будешь выйти на точку, которая будет обозначена на карте. Каковую карту в свою очередь тебе вручит в Салехарде представитель э… честно сказать я сам толком… хотя, я тебе это уже говорил. В общем, он наш в некотором роде коллега. Сам поймешь. Он же даст тебе дополнительные инструкции.

— Подождите, подождите, шеф, — остановил я не в меру разошедшегося Соколова. — Какой «Ан-24»? Почему именно он? И какие полеты на Севере? Не говоря уже о выходе на вертолете в конкретную точку. Да еще, скорее всего, над тайгой? Вы о чем?!

— Над тайгой. Над ней родимой. Не над пустыней же? Где именно, не знаю, но догадываюсь, что в самом глухом месте, — почти радостно подтвердил шеф. — Я вижу, тебя что-то беспокоит?

— Ха! Беспокоит! Петр Иванович, где я, а где «Антонов»! Я учился летать на «Цессне» и на украинском «Х-32», у которого крейсерская скорость сто десять. По сравнению с ними предлагаемый вами самолет — просто лайнер! У него же взлетный вес за двадцать тонн. У него посадочная двести с гаком! Нет, вы как хотите, а я не справлюсь.

— В самолете вас будет мало, лететь не далеко. Поэтому вес будет меньше, — успокоил меня шеф. — Я уже консультировался. К тому же других аэропланов там просто нет. Да и не сядут они в том Усинске. Полосы не хватит. Пара тамошних старых сельскохозяйственных бипланов к полетам давно не пригодны. Сгнила обшивка крыльев. Кроме того, из соображений безопасности, заказчики не желают иметь дело с одномоторными самолетами.

— Нет, нет, шеф и еще раз нет. Так не пойдет. Это же невозможно… Я, просто не смогу!

— Возможно! И сможешь! — резко оборвал меня Соколов. — Запомни, для тебя нет ничего невозможного! Ты, Иной! Не сможешь лететь по-человечески — применишь Силу. Полетишь, как Иной. Справишься. Если хочешь, то это приказ! Или ты думаешь, что я об этом не подумал? Заказчики считают, что ты, особенно если будут помощники — справишься. И они меня убедили. Не скажу как, но убедили. Поэтому молчи и слушай. В этой самой неизвестной пока нам с тобой точке ты посадишь вертолет. У вертолета оставишь Назимова. Не столько караулить, поскольку людей там не бывает, сколько потому, что дальше ему идти будет просто нельзя. В вертолете вы оставите всё. Включая телефоны, навигаторы, ключи, ножи и прочее. Переоденетесь в одежду из натуральных материалов, которую вам обеспечит заказчик. По компасу, который тебе разрешается взять, вы пройдете около двенадцати километров в другую точку, также отмеченную на карте. Приземлиться сразу в нужном месте нельзя. Там просто нет места для посадки. Когда идти вам останется около двух километров, сквозь Сумрак ты сможешь увидеть цель э… путешествия. То, что ты найдешь в указанном месте, вы доставите к вертолету, потом, не задерживаясь, на самолете в Салехард. За груз отвечаете даже не головой, но развоплощением. На этом твое задание, по крайней мере, я на это надеюсь, закончится. Рейсовым аэропланом, уже как простые пассажиры вы вернетесь в Нижний. Прямых рейсов в Салехард нет, поэтому будете делать пересадку в Москве. Кажется в Шереметьево. И туда и обратно. Билеты заказаны. Это все.

Соколов торжественно водрузил очки на нос, посмотрел на меня поверх них и спросил:

— У тебя есть вопросы?

— Можно сока, Петр Иванович? У меня от всего этого в горле пересохло.

— А я тебе сразу предлагал, — язвительно заметил шеф, наполняя мне бокал. — Сто раз говорил, слушай своего Учителя.

Вопросы у меня были. Много вопросов, но я понимал, что на большинство из них Соколов не сможет, либо не захочет отвечать. Поэтому я спросил:

— Какая полоса в Усть-Усинске?

— Грунт, — лаконично ответил Леон. — Заказчики намерили девятьсот метров. Говорят, хватит. Раньше было больше.

— А как они мерили? — сильно поинтересовался я, подозревая, что здесь может быть подвох.

— Ну, наверно через Сумрак. А может и по компьютеру. Говорят, есть такие программы. Я точно не знаю. Не лететь же тебе из-за такого пустяка? — беспечно отозвался шеф.

— Да, действительно, — задумчиво произнес я.

Ни тот ни другой способ не гарантировали точности измерения. Тем более, что самолеты там давно не летают.

— Что за груз?

Соколов побарабанил пальцами по крышке стола и нехотя сказал:

— Я не знаю, Сережа. Знаю только, что груз опасен для человека и для подавляющего большинства Иных. Могу лишь догадываться, но догадки ничего не дают.

— Весело! — присвистнул я. — Ну а для меня? Для меня он опасен?

— Заказчики почему-то считают, что нет. Я им верю, — шеф помолчал и добавил. — И в конце концов, Сергей, у нас, в Ночном Патруле, принцип добровольности не работает. Здесь почти как в армии. Надо значит надо. Мне обещали, что все закончится благополучно. В Салехарде тебе все объяснят. Впрочем, я это уже говорил. Главное не нарушай данных инструкций.

— Обещали, — хмыкнул я и пробормотал мой вольный вариант выдержки из известной сказки Леонида Филатова:

— И мне надобно добыть, то, Чаго На Белом Свете Вообче Не Может Быть. Надо записать названье, что бы в спешке не забыть.

— Типа того, — спокойно подтвердил Соколов. — И я полагаю, что ты очень близок к истине. Там, в тайге, что-то лежит. Судя по всему весьма ценное. И, лежит давно. Кроме того, оно не так велико, потому, что поместится в вертолете. Но и не мало, поскольку с тобой летят помощники. Это что-то интересует наших с тобой заказчиков. Настолько интересует, что они решились выйти из тени, где обычно всегда и пребывают. Почти с начала времен. Если быть точнее, то с подписания Контракта. И заметь, они почему-то выбрали именно тебя. Если я найду на это ответ. То… то нам с тобой будет спокойнее.

— Да кто они такие, Петр Иванович, — возмутился я. — Мифическая Мировая Инквизиция?

Соколов улыбнулся:

— Ну почему сразу мифическая? И откуда это у нашей молодежи такие неточные знания? Во-первых, не Мировая, а Всемирная, да еще объединенная к тому же, а во-вторых, как и автор «Копья мага», Радомир, мы с тобой это не далее, как вчера выясняли, она реально существуют. Вернее Инквизиция-то существует, а вот Радо…, - шеф застыл, глядя на меня с открытым ртом. Потом с усилием закрыл его и, глотнув сока, сказал:

— И, тем не менее, я думаю, что это не она. Не бери в голову. Тебе еще рано о таких вещах думать. Молод и не опытен. Просто исполни задание и все.

— Думать никогда не вредно, Петр Иванович, — возразил я Соколову.

— Не спорю, но не в этом случае. Потому как от этих твоих дум, ничего кроме вреда не произойдет.

— Это почему же? — удивился я.

Шеф вздохнул и сказал:

— Да потому, что есть еще одно обстоятельство. О нем ты должен был узнать уже в Салехарде от представителя заказчика, но так и быть скажу сейчас. Учитывая твое настроение. Дело в том, Сергей, что два или больше Иных из твоей группы будут Темные.

После этих слов в кабинете Соколова повисла гнетущая тишина. Усмехнувшись, он произнес:

— Вот видишь, нерадивый ученик чародея. Не все так просто в этом мире. Он не черный и не белый. Он еще бывает и серым. И еще мир бывает разным…

Когда я, наконец, обрел дар речи, то выпалил первое, что вертелось у меня в голове:

— С Темными работать не буду.

Соколов подвинулся ко мне, опершись локтями на стол, и заговорил мягко и убедительно, как мог делать только он один:

— Сережа, бывают ситуации, когда надо вместе тушить пожар в доме, а не разбираться, кто виноват, а кто нет. Иначе дом сгорит. И в проигрыше будут все. Сейчас видимо не до мелких разборок между Светлыми и Темными. Это именно тот самый случай. У тебя в группе от Нижегородского Патруля будет старший Меньшиков и Светлый маг второго уровня из Питера. Кто будет со стороны Темных, я не знаю. Возможно Инквизиторы, но это неважно. Надо, надо тушить пожар, Сережа. Поверь мне.

— Вы в этом уверены? — спросил я шефа.

— Думаю да. Потому, что среди заказчиков, если я правильно все понял, есть и Темные и Светлые. Есть даже дрампиры.

— Кошмар какой-то… А это еще кто такие?

— Именно так, Сергей. Кошмар. У меня на памяти был один сходный случай, когда объединились все Светлые и Темные. Не руководство наших оперативных служб, для решения каких-то локальных задач, что бывает довольно часто. Лучший пример тому недавний Московский кризис. А именно все Иные. Так вот, тогда Всемирная Инквизиция объединила всех. Или почти всех. Похоже, что аналогичная ситуация назревает и сейчас. Я понимаю, тебе сложно все сразу понять и прочувствовать. Но ты уж постарайся. Или просто поверь мне. Время у нас еще есть. Правда, — сразу оговорился он, — немного. А дрампиры… это дрампиры. Считай их теми же вампирами, не ошибешься.

— Не знаю, Леон. Если это действительно так.

— Но это действительно так, Сережа. Ты же знаешь, Светлые не обманывают.

— Но иногда заблуждаются, — прошептал я, однако шеф услышал.

— Да, иногда заблуждаются. И цена этих ошибок велика. Очень велика. Но ничего не делать еще хуже.

— Хорошо, Петр Иванович. Сколько у меня времени до вылета?

— Три дня. Вылет в шесть утра кажется. Из Москвы в полдень. Уточни в канцелярии. Там и документы и командировочные. В общем все. Да, представителя заказчика зовут Владимир. Он тоже Светлый маг из Питера. Высший Светлый. Кстати впервые познакомишься со Светлым магом вне категорий. Смотри не ослепни, — пошутил Соколов. — Оставшееся время я бы потратил на отдых и ознакомление с техникой. Кажется, эти самолеты есть у нас в Стригино. Если нет, слетай в Быково. Впрочем, — шеф пожал плечами. — Может быть, ты захочешь отдохнуть. Или напиться. Или еще что-нибудь. Я тебя не ограничиваю. Можешь делать что хочешь. Кстати, обязательно зайди ко мне накануне вылета. И, поаккуратней там, слышишь? Не балуй!

— Хорошо, Петр Иванович, — ответил я, не совсем понимая, что имеет в виду шеф.

Все мысли теперь вертелись вокруг странных и непонятных намеков Соколова.

— Ну, тогда, чистой Силы тебе, ученик.

— … с радостью бы слетал с тобой, Сергей, но не могу, — убеждал меня Назимов. — У меня выпуск группы на носу — раз, у меня еженедельные экскурсионные полеты — два. В конце концов, две воздушные свадьбы в этом месяце — три! И все я один. Куда я поеду?

— Михаил Иванович, — начал перечислять в свою очередь я, — это займет всего три-четыре дня. Максимум. Ну, сам считай. Один день это на то, что бы добраться до Усть-Усинска. Второй, вывезли из тайги груз, и доставить его в Салехард. Третий день — вернуться назад. Один на запас. Ну, передвинь свои дела на пару дней.

Так мы препирались уже довольно долго. Я и без сканирования ауры прекрасно видел, что Назимову, этому фанату полетов на чем угодно и куда угодно, очень хочется поехать, не смотря на то, что еще пять минут назад он громко возмущался, называя все это самой грандиозной авантюрой в авиации со времен братьев Райт. Потом как-то скис и теперь упрямо стоял на своей пресловутой занятости.

Михаил Иванович, как пилот, инструктор и летчик от Бога, был действительно нарасхват. Его рабочее время в сезон было расписано буквально по минутам на два — три месяца вперед. Летал он от восхода и до заката, летал до тошноты, до блевотины, потому что как ни странно в стране вновь появилась мода на полеты. Не все могли позволить себе такое удовольствие, но и их было предостаточно. И при всем притом, он был мне нужен. Нужен позарез. Не то, что бы я не мог найти себе другого пилота или вовсе не обойтись без него. При острой необходимости я худо — бедно мог бы посадить и «Руслан», не то, что «Ан-24», но это потребовало бы расхода Силы сопоставимого с серьезной схваткой и могло надолго лишить меня способностей Иного. Поэтому я предпочитал уговаривать надежного, как «Калашников», Михаила Ивановича, теряя на этом драгоценное время, которого и так оставалось не много.

Вчера я весь день провел в аэропорту, просидев в кабине стоящего на техобслуживании «Антонова». Мне никто не мешал. Для этого я накрыл самолет простеньким заклинанием, но эти посиделки в кабине ввергли меня в уныние. Только к концу дня я, без использования силы Иного, разобрался в хитросплетении многочисленных приборов, попривык к их расположению. Руководство по летной эксплуатации самолета из-за нехватки времени пришлось изучать, используя Силу. А ведь мне надо было еще успеть к Данилову. Однако в управление я так и не попал. Позвонив Марии Ивановне, узнал, что Данилов уже уехал. Поэтому решил зайти сегодня, а тут вдруг заупрямился Назимов и, я застрял в аэроклубе надолго.

Поэтому, когда Михаил Иванович снова завел свою шарманку про занятость, ссылаясь на этот раз на жену, которую надо бы свозить в сад, что-то там полить у меня закончилось терпение. Решившись, я попросту, слегка коснулся сознания Назимова и скороговоркой прочел заклинание, предназначенное для временного Обращения человека к Свету.

На этом все вопросы были сразу решены и, когда я ставил ему задачу, Михаил Иванович только хлопал глазами, преданно ловя каждое мое слово. Убедившись, что теперь второй пилот у меня есть, я оставил его разум в покое и поехал к Данилову. Соответствие моих действий интересам Света почему-то сейчас нисколько меня не беспокоило.

В управлении тоже ожидал сюрприз. Когда я доложил генералу о намечающейся от Патруля странной командировке на Север, он не выказал особого удивления.

— Вернешься, доложишь, что там было, — просто сказал шеф, рассматривая меня через стол. — Что-то ты похудел, Муромцев.

Я подергал за полы, нормально сидящий на мне пиджак и ответил, что вроде как нет.

— Похудел, похудел, — уверенно сказал Данилов. — Скажи дома, что бы лучше кормили. Или Иные замучили? А может какая Иная? — ухмыльнулся он и тут же как холодная вода из ушата. — Кстати, что там, в зоопарке на днях произошло?

Я насторожился. Кто мог доложить Данилову кроме меня? Со слов Соколова мне было известно, что в зоопарке зачистили все очень тщательно.

— В каком? — поинтересовался я, пытаясь выиграть время для того, чтобы хоть как-то собраться с мыслями.

— Не юли, сынок, — сказал Данилов. — В «Гиппопо». Охрана видела начало твоей охоты на то чудище. А в охране наш бывший сотрудник на пенсии. Он тебя знает. Вот по привычке и доложил.

«Заложил, — подумал я, как мне казалось про себя». Как же, поверю я тебе. К местам схваток Иных людишки и на пушечный выстрел не подходят. Тут и заклинание невнимательности не нужно. Без него обходимся.

— Не заложил, а доложил, Муромцев. Выражайся правильно, — одернул меня генерал.

Я решил идти напролом:

— Охрана, Василий Петрович, не могла меня видеть.

— Это почему же? — удивился генерал.

— Система такая. Либо накладывается заклинание невнимательности, либо люди сами по себе стараются не обращать внимания на Иных. Пока мы… они сами того не захотят.

Данилов внимательно посмотрел на меня:

— Система, — задумчиво проговорил он. — Мы… Ты мне не говорил. Почему?

— Там, товарищ генерал, много всяких мелочей, которым и не придаешь сразу значения.

— Это не мелочи, Сергей. Очень даже не мелочи! И мне не нравится это твое «мы». Очень не нравится.

— Василий, Петрович, я много времени провожу среди Иных. Это сказывается. Скрывать не буду. Но в основном, все остается, как было. Я, сотрудник ФСБ, пусть даже немного Иной. Так было и так будет. Не беспокойтесь.

Данилов вдруг заулыбался:

— Да я понимаю, Муромцев. Все понимаю. И твое раздвоение между старой и новой жизнью рано или поздно наступит. Если уже не наступило. Главное, что бы ты оставался в душе человеком. Понял? Во всех ситуациях надо оставаться человеком. Будь ты хоть трижды Иной или какой-нибудь Другой. Я могу надеяться?

— Конечно, можете, — почему-то без особой уверенности в голосе и душе ответил я генералу, но Данилов, очевидно, не обратил на это внимания.

— Ну и хорошо, — удовлетворенно сказал шеф и спросил. — Так что там в зоопарке произошло?

— Объявился редкий вид оборотня. Обычно они превращаются в волков, пантер, а тут вдруг в богомола. Да еще не зарегистрированный. Да еще нападающий на домашних животных. Хорошо, что не на людей. Я его задержал. Теперь руководство… Патрулей будет решать его судьбу. Вот и все. Обычное дело.

Я чуть не сказал «Инквизиции». Знать об этом Данилову, по моему мнению, было необязательно. Пока необязательно.

Генерал поморгал белесыми ресницами, глядя на меня, и спросил:

— И много у тебя таких э… «обычных дел»?

— У меня нет. Это было вторым. Я же внештатник. А у других случаются. Ну, вы знаете, браконьерство и все такое прочее. Я докладывал с полгода назад.

— Помню. Москва уже знает. Кстати не смотря на волокиту, там тебя ценят. Видимо понимают всю сложность работы. Ну, а теперь, Сергей Михайлович, рабочая часть нашей беседы почти закончена и можно приступить к более приятным, но не менее официальным веща-ам, — Данилов неожиданно полез в стол. — На, читай и теперь это… твое. И поздравляю, майор, от всей души, — старый генерал весь, сияя от удовольствия, поднялся и, обойдя стол, полез ко мне обниматься.

Отвечая на его нежности, я, не успевший еще ничего ни прочесть, ни рассмотреть из придвинутой ко мне маленькой стопки документов и коробочек уловил только это слово «майор». В конце концов, все разъяснилось. Мне было присвоено внеочередное звание майора. Вдобавок я был награжден грамотой начальника ФСБ России, каким-то значком и орденом «За заслуги перед Отечеством».

Поскольку я всегда достаточно скептически относился ко всякого рода наградам и званиям, чего не могу сказать о самой службе, мне пришлось приложить немало усилий для того, что бы вести себя прилично. Так сказать соответствующе торжественности текущего момента. Начальник был искренне рад, и очень не хотелось его расстраивать. Когда поздравления были окончены и Василий Петрович объяснил, что награждение происходит «столь кулуарно» по соображениям секретности, то завязался оживленный разговор на обычные в таких случаях темы.

В итоге Данилов снова полез в стол, достал, как и в прошлый раз у себя дома, бутылку хорошего армянского коньяка и мы с ним выпили за майорские звездочки. В кабинете коньячных рюмок не нашлось и пришлось пить из стаканов для воды с соответствующим их объему наполнением. Закуска, впрочем, в виде аккуратно нарезанного лимона посыпанного сахарным песком была. Звать секретаря генерал почему-то не захотел, сказав, что «мы здесь по-быстрому». Второй тост был за грамоту, которой, как сказал Василий Петрович, в нашем управлении еще никто на его памяти не удостаивался.

— Эта штука, — говорил он, тыча пальцем в золотой обрез грамоты и одновременно закусывая кусочком лимона, — подороже иного ордена будет. Или медальки, какой.

Обмыв значок, потом грамоту, мы решили обмыть и орден. Однако бутылка почему-то была уже пуста. Данилов, весело хмыкнув, совершил экскурсию в свою личную, полагающуюся ему по должности, комнату отдыха, граничащую с кабинетом. Погремел там чем-то и вернулся с еще одной бутылкой «Арарата». На этот раз пятизвездочного. Орден решили обмыть, как положено и стали искать котелок. Вернее его заменитель. Ничего долго не могли найти, но потом я спас положение. Вылил из графина воду прямо в цветы и протянул его генералу.

— Прекрасно, офицер! — с воодушевлением оценил мои усилия Данилов. Он хотел было уже опустить орден в коньяк, но здесь произошла заминка. Василий Петрович вдруг вспомнил, что на фронте ордена обмывались только водкой или спиртом.

— А мы, что хуже? — несколько громче, чем обычно сказал он и предложил «воспроизвести фронтовые традиции».

В принципе я был не против, но чувствовал, что пьянею и, заикнулся было, что «может, хватит?», однако генерал считал, что офицеры любое дело доводят до конца, а потому нам надлежало быстро покончить с этим напитком лягушатников и скорее перейти к «сжиженной благодати», что мы и сделали.

В это время в кабинет из приемной заглянула было Мария Ивановна, но увидев столь живописную картину молча ретировалась и больше не показывалась.

После коньяка, разыскивая за кулисами водку, Данилов на этот раз шумел гораздо дольше, но завершил свою нелегкую миссию успешно. На столе появилась литровая бутылка, судя по всему хорошей, но не знакомой мне водки. Названия мне прочесть тоже никак не удавалось. К водке имелись почему-то только четыре оливки на маленьком голубом блюдечке.

Странное число оливок меня почему-то не заинтересовало, а вот к блюдечку я имел претензии. Я сказал шефу, что такой цвет посуды в кабинете большого начальника недопустим, поскольку дискредитирует его в глазах подчиненных. Я потребовал от Данилова провести по этому поводу служебную проверку. Василий Петрович охотно согласился. Он сказал, что завтра же даст поручение начальнику отдела контрразведки установить злодея, подсунувшего злополучное блюдечко в его кабинет. Он даже хотел дать поручение прямо сейчас, но его отвлек очередной тост, который я провозгласил за Нижегородский Ночной Патруль.

— Согласен, — слегка заплетающимся языком сказал генерал, и мы выпили за Патруль.

Потом были тосты «за нашу службу, что опасна и трудна», за «Нижегородский меморандум» и за «Фантом», причем по отдельности за каждый, за мою командировку и почему-то «за авиацию общего назначения».

Потом Данилов посмотрел на меня совершенно трезвым взглядом, только ему казалось, что он смотрит на меня, на самом деле он уставился на мое отражение в стенном шкафу и спросил:

— Послушай, майор…

— Да, мой генерал, — откликнулся я.

Мне почему-то хотелось назвать его генералиссимусом, но из скромности я сдержался.

— А зачем ты летишь в Сса…сса…лехард? А?

— Я? Лечу в… ну туда, куда вы сказали? — на этот момент, я уже понятия не имел ни о какой командировке.

— Да, — энергично кивнул Данилов, отчего густая седая шевелюра на его голове пришла в некоторый беспорядок. — На днях.

— А зачем вы меня туда посылаете? — спросил я шефа. — Я не хочу.

Некоторое время генерал разглядывал мое отражение в стекле, потом перевел взгляд на бутылку, которая была пуста и медленно, но четко произнес:

— Раз не хочешь, значит, не поедешь. У меня есть тост, — и стал наливать в стаканы из пустой бутылки.

В этот момент я понял, что генералу, да и мне давно уже хватит и, решившись, спросил:

— Мой, генерал, в ваших апартаментах есть туалет?

Не отвлекаясь от разливанья Данилов, молча махнул рукой за кулисы и тогда я впервые в своей практике Иного провел процедуру отрезвления шефа.

Спустя полчаса шеф появился красный с мокрым лицом и волосами.

— Да, Муромцев, — изрек он, отдуваясь и, сразу повалился на диван. — Ну и накушались мы с тобой. Изрядно! Давно так не пил. Спасибо, что вовремя помог. Сам то, как?

— Бывает лучше, Василий Петрович, — честно ответил я.

Меня по-прежнему довольно сильно мутило и покачивало и я честно признался:

— С самим собой всегда проблемы.

— Ну, ничего. Это дело поправимое, — сказал шеф.

Не в пример мне настроение у него было прекрасным.

— За руль тебе в таком состоянии лучше не садиться, — сказал он. — Поедем на моей. До машины-то дойдешь?

— Постараюсь, — я не был вполне в этом уверен.

Данилов посмотрел на меня, покачал головой и, поднявшись с дивана, по-воровски выглянул в приемную.

— Нам везет, Сергей. Уже нет никого, — полушепотом сказал Данилов и, сняв меня со стула, под руку повел к выходу.

Как обычно бывает у меня в таких случаях, проснулся я часа в три утра. Или ночи. Сна ни в одном глазу, голова бобо, а во рту кака. Алена дрыхнула рядом без задних ног. Уж с чем, с чем, так со сном у нее проблем никогда не было. Пить мне хотелось ужасно. Вставать — нет. В голове творилось неизвестно что. По меньшей мере, танковое сражение под Прохоровкой. А что поделаешь? Коктейль «Белый медвед» получился как говорится со всеми вытекающими… В прямом и переносном смысле.

Пытаясь размышлять, таким образом, я кое-как добрался до кухни. Там на столе обнаружил изрядно початый пакет апельсинового сока, по паре таблеток аспирина с анальгином, пол-литровую банку рассола и листок бумаги, с мясом выдранный с какого-то блокнота. На нем, очевидно Аленой был нарисован здоровенный кулак. Все это, за исключением кулака, было очень кстати. Мне срочно нужно было привести себя в божеский вид. Как говорил один мой однокурсник с Украины — «причепуриться». Поэтому я через силу выпил, разжевал и съел все, что было на столе и, некоторое время стоял, высунув голову в форточку и ожидая результата. Потом пошел в ванную комнату, почистил зубы, принял ледяной душ и снова забрался в постель. Алена пробормотала, что-то не внятное, но не проснулась, а перевернувшись на другой бок, вновь сладко засопела. Примерно через час «интенсивная терапия» все же сказалась на моем исстрадавшемся организме. Сражение в голове начало стихать и я, к тому времени согревшись, довольно быстро уснул.

Не могу сказать, что утро я встретил в прекрасном состоянии, но был вполне работоспособен. Собственно говоря, неизвестно когда бы я проснулся, но меня разбудил телефонный звонок адвоката Сашина.

На мое нечленораздельное мычанье в трубку должное означать, что да я вас слушаю, вместо привычного Сашинского: «Ну, рассказывай, молодой человек, как до такой жизни докатился?», раздалось довольно тривиальное приветствие:

— Привет, Сергей.

Еще плохо соображая, я ответил, что и вам тоже не хворать, мимоходом пытаясь понять, что это заставило вечно занятого адвоката с утра пораньше меня беспокоить.

— У меня к тебе дело, — сразу взял быка за рога прямолинейный Сашин. — Займи денег.

Эти слова на некоторое время лишили меня дара речи. Иосиф Виссарионович просит занять ему денег! У меня! Впрочем, я его уже довольно давно не видел и, всякое могло случиться. Прокашлявшись я сел на кровати машинально ища ногами шлепанцы и спросил:

— Ты хорошо себя чувствуешь?

— Не очень. Но не в этом дело. Я серьезно. Если нет, то…

— Ты меня не правильно понял. Когда надо? И сколько?

— Я стою внизу. У твоего подъезда, — скромно ответил Сашин. — А по поводу суммы… Ну, десять — пятнадцать. Знаешь, Муромцев, ты не отвечал, и я позвонил Алене. Она рассказала, что ты вчера напился как свинья, и тебя привезли с работы в совершенно невменяемом состоянии. И что раньше десяти утра тебя будить бесполезно.

— Поднимайся, — буркнул я и, бросив трубку на кровать, пошел к двери.

Иосиф Виссарионович был, как всегда аккуратно одет, чисто выбрит и наодеколонен. Несмотря на теплую погоду, он был в костюме «тройка» и при модном галстуке. Пройдя в гостиную, он удобно расположился в моем любимом кресле и, закинув ногу на ногу, произнес:

— Поиздержался я немного, Сергей. Что-то клиент не идет. Надеюсь, временно.

— Само собой. Лето не за горами, — предположил я. — Люди собираются в отпуска, деревни. Кофе, чай?

— Чай, зеленый, — машинально ответил Сашин и продолжил. — Не в этом дело. Я же не первый год замужем. Слава Богу, стаж какой! И в первый раз на мели…, - я встал и пошел заваривать наш с ним любимый зеленый чай.

Однако себе в этот раз решил сделать кофе. Так сказать для ясности ума, потому что в голове у меня еще не все было в порядке. Боль давно прошла, но соображалось плохо. Голос Иосифа Виссарионовича стал плохо слышен, особенно сквозь вой и хруст кофемолки. До меня долетали лишь отдельные слова.

— …пятый месяц… …на мели…дело….. и одного клиента… …ть…странно….

— Подожди, я сейчас, — сказал я громко, в надежде, что он меня услышит.

Однако голос мой был еще слаб и Сашин продолжал что-то вещать.

Когда я появился в гостиной с подносом, заставленным чашками и тарелками, поскольку решил заодно и позавтракать, Сашин говорил:

— Я не касаюсь юридических фирм, обслуживающих все эти ОАО, ООО и тому подобные образования, но те из них, которые работают с гражданами — являются нашими суть конкурентами. Ты, знаешь, — он схватил чашку, — с каждым годом они отнимают у нас все больше клиентуры. Мой сегодняшний визит к тебе за деньгами — тому яркий пример!

Сев на диван я спросил:

— И давно у тебя так?

— Говорю же, пятый месяц, — и, он принялся заново излагать историю с исчезновением клиентуры.

Я смотрел на него, с удовольствием прихлебывая огненный ароматный кофе и, чувствовал, как ко мне медленно, но верно возвращается способность конструктивно мыслить. По мере просветления ума история Сашиного безденежья меня стала интересовать все больше и больше. А нравиться все меньше. Из его рассказа получалось, что все началось с того момента, когда Иосиф Виссарионович расторг соглашение с одним «неприятным, немного напоминающим сумасшедшего», дедом и вернул ему гонорар, за вычетом стоимости уже выполненной работы.

— Ну и что дальше? — поинтересовался я. — Дед нажаловался в Палату?

— Ничуть! В том-то и дело! — Сашин хлопнул по столу ладонью. — Но примерно через месяц ко мне на прием пришла незнакомая пожилая женщина, с каким-то пустяковым, я уже не помню каким, вопросом. После консультации, которая заняла ровно две минуты и ничего не стоила, мы с ней разговорились. Минут через десять женщина предложила мне посетить собрание секты евангелистов.

— И ты согласился? — спросил я, хотя мне уже было почти все ясно.

Ни бурно развивающийся кризис, ни конкуренты здесь были совсем не при делах. Дело, скорее всего, было в другом.

— Нет, конечно. Ты же меня знаешь!

— Тогда ты ей сказал, что предпочитаешь традиционную религию, и она спросила крещенный ли ты? Так?

— Так…, - удивился Сашин.

— А узнав, что ты крещеный, посетительница как бы невзначай спросила каким именем. Так?

— Так…, - удивлению моего друга не было предела. — А ты-то откуда знаешь?

— После того, как ты ей сказал, каким именем крещен она сразу ушла. И клиентура стала пропадать. Так?

— Так, — буркнул Иосиф Виссарионович и спросил. — А в чем дело-то? Ты меня пугаешь.

Даже мне, начинающему магу было совершенно ясно, что приходила к нему опытная ведьма и сделала Сашину так называемую «нулевку». Тривиальное и очень распространенное заклинание на безденежье и отсутствие клиентуры. Иначе говоря, ведьма обнулила его доходы. Работала она не от себя, а по заказу, поэтому все обошлось только финансовой стороной дела. Иначе не сдобровать бы и самому Виссарионычу. Ничего такого я, конечно, ему не стал говорить, а загадочно улыбнулся и произнес:

— Ну, ты же знаешь мою контору. ЧК в свое время занималось, вернее, пыталось заниматься колдовскими делами. Ничего путного не вышло, но кое-какая информация осталась.

— Ну и что мне делать? — хмуро спросил Сашин. — Я в эту галиматью не верю. Вот погода, другое дело. Хочешь, тучи разгоню? Хотя я сейчас трезв и ничего не получится. Да и погода солнечная.

— Ничего и не надо делать. И тучи тоже не надо, — улыбнулся я. — Потерпи и все само наладится. У всех бывают такие провалы. Кстати, как фамилия того деда с которого все началось?

— Голованов. Яков Николаевич, кажется. Живет на Ижорской. А зачем тебе?

— Да ни зачем. Просто так спросил.

— Да ты фантаст, Муромцев, как я погляжу, — сказал Сашин и поднялся. — Ну да ладно. Мне пора. Денег дашь?

— Дам, конечно. Подожди, — ответил я и вышел в соседнюю комнату.

Когда довольный Иосиф Виссарионович ушел, я привалился к спинке дивана и набрал номер Соколова. Излагая шефу, случай с Сашиным я стал сомневаться. Правильно ли я интерпретировал услышанное, но Петр Иванович отнесся к моему сообщению совершенно серьезно. Он даже сказал, что за последний год это не первый подобный случай и поскольку теперь есть зацепка в виде заказчика, то благодаря моей информации ведьму скоро возьмут. Возможно уже сегодня.

Не смотря на все еще неважное самочувствия, я попросил Соколова:

— Петр Иванович, у меня самолет только завтра утром. Можно мне участвовать в операции?

— Отчего же нельзя? — удивился Соколов. — Сейчас работают аналитики, но скоро будет результат и, ребята поедут. Так что если других дел нет, приезжай.

— Спасибо, — поблагодарил я шефа и пошел одеваться.

Глава 5

Дежурный «УаЗик» уже минут пятнадцать дребезжа всеми своими металлическими сочленениями, трясся по пыльной, в здоровенных колдобинах дороге. Мы ехали в одну из прилегающих к городу старинных волжских слободок, которых и в наши дни было предостаточно. Вместе с древней машиной тряслись и мы. Андрей и я пылились на заднем сидении, а старший Даблвань за рулем. Рядом с ним судорожно дергалась в такт ухабам объемистая коробка для вещдоков.

В эти, еще девственные с моей точки зрения поселки, потомков бурлаков, речников и бакенщиков пока еще не добрались новые русские. Вместе с ними появлялись большие, со странной архитектурой коттеджи, низкие, пузотерки — иномарки и, как следствие всего этого, хорошие дороги. Нет худа без добра. Пусть в слободках в основном не дороги, а лишь направления, пусть не везде водопровод и даже газ, в них есть другое. Я уже издалека видел радующее душу и глаз городского жителя белое кипенье многочисленных цветущих садов. Они наполняют воздух весенними ароматами, а над видневшимися среди деревьев темными крышами, высоко, в самой синеве полуденного неба кружила стая домашних голубей. Был виден даже сам голубятник, стоящий на высоком сарае и размахивающий над головой чем-то ярко-белым. За ним, метрах в пятистах на Север в полупрозрачной дымке синела Волга, лишь кое-где подернутая небольшой сизой рябью. Мне, уроженцу Самарской лесостепи, сразу понравились здешние места. Я знал, что почти сразу за Волжскими разливами, начинается самая настоящая южно-русская тайга. Сам много раз бывал там. Сначала в детстве с родителями, а потом и с друзьями. С высоких Дятловых гор, где расположен центр Нижнего Новгорода она была хорошо различима и смотрелась темной, сине-зеленой полосой в северной части горизонта. Там, не дальше, чем в пятидесяти километрах от двухмиллионной Нижегородской агломерации бродили медведи и прочая почти непуганая лесная живность.

— О чем задумался, Сережа? — отвлек меня от воспоминаний Андрей.

— Да, так. Воспоминания. Весна. Хорошая погода. Вот и задумался.

— Везет же тебе. Отвлечься можешь, — завистливо сказал он. — А я вот и не вижу сейчас этой красоты. Все о нашем задании думаю. Не нравится что-то оно мне. И на душе тяжело.

— А ты думай, что ни хрена не будет, — отозвался как всегда прямолинейный Денис Меньшиков. Его, единственного в Нижегородском Ночном Патруле высококлассного боевого мага-перевертыша, пожалуй, лучшего на территории европейской части бывшего Союза, почти никогда не посылали на задания. Шеф берег его для охраны офиса, но в этот раз решил даль старшему Даблваню размяться. Видимо, рассматривая сегодняшнее рядовое задание, как тренировку накануне командировки на Север.

Я укоризненно посмотрел на довольное, буквально пышущее здоровьем и силой, причем именно физической силой лицо Дениса, видимое мне в зеркале заднего вида, и сказал:

— Да ты, что это Андрюха? Там просто старая частнопрактикующая ведьма. Может даже неинициированная. Да это работа для одного меня, не то, что для всей нашей компании. Один Дениска берется запросто уложить пару оборотней на обе лопатки одной левой. Правда, Денис? А тут ведьма.

— Вам хорошо, — продолжал ныть Андрей. — Вы оперативники. А я? Офисный червь. И чего Соколов меня послал?

— Ну, какой из меня оперативник, — попытался успокоить я молодого мага. — Сам знаешь, в Патруле без году неделя, да и то внештатно. Соколов держит меня так, для мелких поручений и из-за нехватки людей. А Денис, тот вообще не помнит, когда офис покидал. Дени-ис?

— Почему не помню, — ответил толстокожий Меньшиков высматривая на дороге участок поровнее, — помню. Полгода назад. Мы тогда еще Настю потеряли….

— Вот, видишь, — прервал я Дениса. — Он тоже давно не был в поле. Ну, хочешь, я свяжусь с шефом, и он сам еще раз просмотрит линии реальности. Хочешь?

Андрюха невесело улыбнулся и сказал:

— Да, наверное, вы правы. Это все просто настроение. У меня, ребята, с женой не все в порядке. Маше рожать скоро, а у нее проблемы со здоровьем. А шефу, — он жалобно взглянул на меня. — Шефу звонить не нужно. Ни к чему это.

— Подъезжаем, — подал голос Денис. — Кажется вон тот дом с флигельком. Там и живет твоя ведьма, Сергей. Как то бишь, ее? — он заглянул в сопроводительные документы. — Амирова Роза Аблаевна. Как работать будем?

Соколов, видимо тоже для тренировки, назначил меня начальником группы. Конечно, отчасти это льстило, но я понимал, что все равно у Меньшикова опыта больше. Что из того, что у меня третий уровень Силы и я маг, а он всего лишь перевертыш? С Денисом мы никогда особенно близко не общались, но я знал, что ему как минимум полторы сотни лет и соответствующий возрасту опыт.

Даблвань тормознул возле немного покосившейся калитки и вопросительно взглянул на меня. Напряжения он абсолютно никакого не испытывал. Даже не начинал трансформацию заранее, как некоторые оборотни. Его голубые глаза смотрели спокойно и пока еще совершенно по-человечески.

— Если не возражаете, — я обвел взглядом товарищей, — я пойду прямо. В двери. Денис, ты посмотри, нет ли запасного выхода в сад, и возвращайся.

— А я? — спросил Андрей. — Мне что делать?

— Тебе? Тебе основное задание, — я похлопал его по плечу. — Быть засадным полком. Про Куликовскую битву читал? Там засадный полк и решил исход сражения. Так вот ты им и будешь. Охраняй транспорт, он казенный и жди моего вызова. Позову — сразу бегом ко мне. Все понятно?

— Хороший план, — одобрил Меньшиков. — Мне нравится. Ты не сомневайся, Муромцев. Я, по-быстрому.

Мягко, как будто и не было в нем ста двадцати килограмм веса, покинув машину, на ходу обрастая шерстью, Денис неслышной песочно-желтой тенью скользнул в густые заросли старой крапивы и исчез.

— Жди, — сказал я Андрею и тоже вылез из кабины.

Бросив мимолетный взгляд на дом ведьмы в три окна, выходящие на центральную улицу слободки и какие-то замысловатые пристрои за ним я, сбросив с пальцев левой руки заранее приготовленное заклятие незначительности, двинулся вперед. Взгляды посторонних теперь нам были не страшны. Черная, оббитая старым, дранным в нескольких местах дерматином, дверь была заперта изнутри. Очевидно на крючок или что-нибудь наподобие щеколды. Не беда, где тень, где тень, Сумрак ее побери! Ага, вот она. Привычно шагнул в Сумрак, я толкнул не изменившую своего вида дверь и остолбенел. Дверь была заперта. Заперта в Сумраке!

В этот момент я совершил свою первую ошибку. Любой мало-мальски опытный маг на моем месте почуял бы неладное. Запертая дверь дело обычное, но если она заперта в Сумраке, значит не все так просто. Но я, не думая и не останавливаясь, поймав кураж, рискнул и впервые пошел на второй слой Сумрака. К моему удивлению это получилось довольно легко. Видимо сказывалось нервное напряжение. На втором слое я еще ни разу не был. Цвета исчезли. Под серым беспросветным небом дом представлял собой невообразимую кучу сваленных друг на друга даже не бревен, а отмерших стволов каких-то деревьев, вместе с корнями и ветками. Впрочем, осматриваться по сторонам, у меня не было времени. Поскольку здесь двери не было вовсе, быстро войдя в обнаруженный на ее месте лаз, я поторопился выйти сначала на первый слой Сумрака, а потом и в наш мир. Передо мной был довольно длинный темный коридор, заканчивающийся небольшой аркой в какую-то комнату. Очевидно в зал. По бокам были еще закрытые двери, и я хотел посмотреть, что находится за ними, но из зала послышался голос и я двинулся вперед. Это было моей второй ошибкой. Однако я полностью полагался на просмотренные лично Соколовым линии реальности. Он не мог ошибиться. Никакой опасности не было. Шеф нас всех троих в этом заверил. Пройдя темным коридором и спокойно войдя в зал, я увидел нашу ведьму в точности, как мне ее описывал Сашин. Седая, лет шестидесяти женщина, в строгом глухом темно-коричневом платье сидела в старом, еще советских времен кресле с деревянными подлокотниками и что-то вслух читала. При моем появлении она вздрогнула, словно и не ожидала увидеть у себя дома постороннего. Обычная, ничем не примечательная аура неинициированной, но в будущем, если оно у нее будет, явно Темной Иной, тускло мерцала вокруг ее головы, значительно сужаясь к области шеи и совсем исчезая под одеждой.

— Вы кто? — испуганно спросила Амирова.

Классическая картина. Как из учебника ауристики. Но дело было не в ней. То, что я сумел рассмотреть несколько позже, было на втором плане и мне, как неопытному магу сразу не бросилось в глаза. О таком на курсах Иных Волго-Вятского федерального округа нам не говорили. Даже Рина Сергеевна Данилова, бессменный преподаватель курса проблем теоретической магии, наверное, мало, что могла сказать о том, что я увидел в этой богом забытой Волжской слободке. Воистину мир полон чудес. Причем, как предупреждал нас бессмертный Шерлок Холмс, самые смертоносные чудеса и тайны скрываются именно за деревенской буколикой.

В Сумраке мимо меня через всю комнату непрерывно и многоцветно пульсируя, сливаясь с аурой ведьмы, тянулись транссумеречные туннели, рассматривавшиеся до настоящего времени магией лишь как теоретически возможные. Они намертво связывали Амирову с двумя… магами, поначалу решил я, уютно расположившимися в левом от меня углу. Однако поскольку я находился на одном с ними слое реальности, в моем понимании они должны были выглядеть людьми, чего, явно не наблюдалось. В нашем мире и в Сумраке обе, сущности походили скорее на некого гибрида тритона — переростка, амебы и человека в одном лице. При моем появлении они пребывали в сонном состоянии, чего я никак не мог сказать о ведьме.

Ее изначальный свойственный обычному человеку вполне естественный испуг, неожиданно увидевшей в своем доме постороннего человека, неожиданно для меня сменился крайне агрессивным состоянием. Ведьма, не вставая с кресла, отбросила книгу, легко взлетела под потолок и медленно поплыла в мою сторону. К своему изумлению я увидел, что теперь она была первого уровня Силы. Скорее всего это была на сто процентов заемная Сила и она просто по определению просто не могла быть столь же эффективной, как Сила настоящего Иного. Но первый уровень он и в Африке первый уровень. Не мне с моей третьей категорией тягаться с его обладательницей.

Пока все эти сумбурные мысли проносились у меня в голове, кошмарная тетка взмахнула рукой и видимо применила «Частокол ведьм». Вернее какую-то ранее неизвестную мне его разновидность. С крючковатых пальцев сорвались, мгновенно твердея, как сталь дротики и ринулись в мою сторону. Ничего не оставалось делать, как броситься ничком на пол. Все пять дротиков со свистом прошли над моей головой и намертво воткнулись в пол и стену комнаты позади меня. Вскочив на ноги и, не дожидаясь очередной атаки ведьмы, я повернулся в сторону спасительного выхода, но не тут-то было. В коридоре путь к отступлению мне преградили два вампира. И хотя они и не стоили одной ведьмы первого уровня, но сквозь них надо было еще пройти, а за моей спиной Амирова готовилась к новой атаке. В это время в проеме входной двери появился Андрюха с изготовленным для броска небольшим файерболом. Как он вошел в дом, было совершенно не понятно. Здесь бы ему остановиться, оценить ситуацию, и с относительно безопасных пяти метров метнуть в вампиров огненный шар, но молодой маг ринулся вперед. Что там было дальше, я не видел, отбивая кое-как созданной защитой новую атаку ведьмы, а когда посмотрел в коридор, то оба вампира находились еще там. Один из них на глазах серея, медленно рассыпался в прах после удара файерболом угодившим ему прямо в регистрационную метку. Второй разжав когтистые лапы, в которых держал уже мертвое тело Андрюхи, бросился в мою сторону в тщетной, почти самоубийственной надежде достать до меня, прежде чем смерть настигнет его. Конечно же, он не успел. Я не стал мудрствовать. Не стал пытаться поймать слабо светящуюся на его груди метку. Ослепительное и как всегда безотказное Белое Лезвие чистой Силы вышло из моей руки навстречу вампиру. Мягко, как раскаленный нож в масло вошло оно в нежить и развалило ее на части, которые уже горской пепла упали к моим ногам. Прах к праху. В это время сзади раздался грохот разбившегося стекла и выбитой оконной рамы. Я с трудом оторвал взгляд от обезглавленного тела Андрея и обернулся на звук. Появившийся, наконец, Денис в своем полном боевом обличье капского льва с громовым ревом, от которого даже у меня заложило уши и похолодело у груди, рвал когтями тщедушное тело ведьмы. Амирова отбивалась, как могла, но я видел, что она собирает Силу для смертельного удара. У меня все еще был наготове шипящий на воздухе сверкающий магический клинок и я, не раздумывая, одним ударом разрубил переполненные смертельной магией транссумеречные туннели. И все сразу закончилось. Ведьма, перестав рычать, ойкнула подо львом. Заорала и запричитала, как обычная баба. Крикнув Меньшикову, что бы он в запале не убил Амирову я, задыхаясь, обернулся в угол, где еще несколько секунд назад гнездились таинственные сущности. Угол был пуст. Пуст абсолютно. Я прищурился и посмотрел сквозь Сумрак. Тоже ничего. Никаких следов. Только что были, и нет. И тогда, впервые в своей практике я стал звать сквозь Сумрак:

— Леон, Леон! Отзовись!

Сзади раздавались негромкие малоприятные звуки. Это Меньшиков перекидывался обратно в человека. Ведьма тихонько повизгивала у себя в углу.

— Леон! — продолжал звать я шефа. — Ты нам нужен Леон!

И вот в неизведанных еще мною глубинах Сумрака что-то шевельнулось, задышало и, до меня донесся полушепот полудыхание:

— Я знаю, Сергей. Я уже иду.

Не успел я подбежать к телу Андрея, из разорванных артерий которого еще текла кровь, как над ним в полумраке грязного заставленного какой-то старой рухлядью коридора загорелась белая точка. Она все росла и росла, расползалась в высоту и ширину и вскоре на моих глазах превратилась в портал из которого вышли Соколов в спортивном костюме и наш главный лекарь, она же преподаватель спецкурса магической медицины Майя Львовна. Не обращая на нас с Меньшиковым никакого внимания, они склонились над телом Андрея. Некоторое время ничего не происходило, потом Леон выпрямился и подошел к нам. Лицо его было серым и печальным.

— Поздно, ребята, — негромко произнес он. — Помочь Андрею можно, но уже не нашими методами.

— А какими? — спросил Денис.

Шеф, постоял, переминаясь с ноги на ногу и, наконец, произнес:

— Вам это не понравится. Его спасет, если здесь применимо это слово, только укус вампира.

— Но…, - начал я, однако шеф не дал мне договорить.

— Да, — согласно кивнул он. — Ты прав, Муромцев. В этом случае он станет нежитью.

Впервые я видел Соколова таким старым и несчастным.

— Да для него это хуже, чем смерть! — сказал Меньшиков. — Петр Иванович, этого он и сам не захотел бы. Да доведись до каждого из Светлых… Нет. Я против!

— Ты, что скажешь? — спросил меня Соколов. — Вы его боевые товарищи. Он погиб… может погибнуть в бою. И вы вправе решать.

Надо было что-то отвечать, а я не знал что. С одной стороны Меньшиков прав. Ни один из нас не захотел бы такой ценой спасти свою жизнь. Но с другой стороны вдруг они ошибаются?

— Я… я не знаю… не знаю, что сказать Леон, — выдавил я из себя корявые, косноязычные слова, которые не хотели, просто не могли быть произнесены мною. — Возможно, Денис прав, но я не совсем в этом уверен. Точно ли, Андрей после укуса превратится в вампира?

— И опять ты правильно задал вопрос ученик, — грустно ответил Леон. — Мне известно несколько подобных случаев. Как сам понимаешь их немного. Почти все они заканчиваются медленным, гораздо более медленным превращением Светлого Иного, чем в случае с просто человеком, в нежить. Мне очень жаль, ребята, но шансы крайне невелики. Бывают исключения, но…

— Но они есть? — спросил Денис.

— У нас не бухгалтерия, Меньшиков, — строго ответил шеф. — И высчитыванием процентов никто не занимается. Шанс, что Андрей останется после укуса вампира Светлым Иным есть, но он ничтожно мал. Вопрос в том имеем ли мы на это право? Право на выбор за него у нас есть. Так я полагаю. На выбор между жизнью и смертью. Но есть ли право обрекать его на Темное существование? Вот в чем вопрос.

— Больно это говорить, Сергей, — положил мне руку на плечо Денис. — Но у вампиров не жизнь и ты сам это знаешь прекрасно. Выбирая сейчас за Андрея, мы фактически выбираем для него между смертью мгновенной и смертью вечной. Пока кто-нибудь из нас его не упокоит. Я, за естественный ход событий.

— Ты? — обращаясь ко мне, снова спросил Леон.

— Я тоже, — прошептал я.

В глазах у меня стояли слезы. Слезы обиды, горечи и злобы.

Леон ждал. Они оба ждали и я повторил:

— Я тоже. Мы не вправе плодить нежить.

— Ты сделал правильный выбор, Сережа, — сказал Соколов и, очень уж поспешно отвернувшись от нас, пошел к телу Андрея.

Поспешно, но недостаточно, что бы я не успел заметить, как в уголках его печальных глаз тоже блестят слезы. Несколько минут спустя они ушли через портал, унося с собой тело Андрея. На прощанье шеф бросил нам с Меньшиковым:

— Приберите здесь все. Доставите ведьму в офис и Меньшиков на сегодня свободен. А ты, Сергей, сразу ко мне на доклад.

— Слушаюсь, Петр Иванович, — ответил я уже в закрывающийся, гаснущий прямоугольник портала.

— Ты его хорошо знал? — спросил меня Денис, когда мы вернулись в комнату, где все еще повизгивала в углу хозяйка злополучного дома.

— Довольно хорошо. Он меня привез первый раз в офис, — сказал я. — Хороший был парень. Один из лучших. Это я виноват во всем.

— В чем? — не понял Денис.

— В том, что Андрей погиб.

— Да ладно, тебе, — не очень уверенно сказал Меньшиков. — Это почему же?

— Я мог, должен был предвидеть неблагоприятный исход операции. И я руководил нашей группой.

— Как же ты мог предвидеть? — недоверчиво спросил Денис.

Я подошел к выбитому окну и машинально поправил остатки рамы:

— Понимаешь, когда ты полез в сад, я пошел к входной двери. Она была заперта не только в нашем мире, но и на первом слое Сумрака. Пришлось идти через второй слой.

— Да ну? Со второго вошел? — удивился Меньшиков. — Ну и что из того, что была заперта? Она ведьма, — кивнул он в сторону Амировой. — Вот и закрыла в Сумраке.

— Она не инициированная. Поэтому не могла этого сделать. Это же очевидно, Денис! Потом мне следовало осмотреть все комнаты расположенные вдоль коридора. Если бы я заглянул туда, то обнаружил прятавшихся там вампиров и Андрюха не наткнулся бы на них неожиданно.

— Андрей, не о мертвом будет сказано, — мрачно сказал Меньшиков, — нарушил приказ. Чего он полез в дом без разрешения? Вот и все дела. А предусмотреть все невозможно. Я вот тоже замешкался в саду.

— Почему? — безразлично спросил я.

Хронометража боя, конечно, никто не проводил, но и мне показалось, чо и мне показалось, что Дениска появился в комнате с некоторым опозданием.

— Понимаешь, — виновато улыбнулся он. — Я утром не успел позавтракать, а тут крыса, прямо перед носом вылезла. Такая откормленная.

— Ну и? — поинтересовался я.

— Ну и не устоял. Не говядина конечно, но хоть червячка заморить…

— Так тебе ж она на один зуб, — удивился я неожиданному вкусовому пристрастию Дениса.

— А я что говорю! Червячка заморил. Только еще больше есть захотелось, — сказал он и вновь погрустнел.

— Нет, — твердо решил я. — Если бы я осмотрел все комнаты, то и у ведьмы появился позднее. А тут бы и ты подоспел. Так, что это моя вина. Так и скажу Леону.

— Так он тебе и поверит! — скептически хмыкнул Денис. — Все знают, что, не смотря на то, что ты очень молодой маг, рассудительности и Силы тебе не занимать. Сегодня, оказывается, на втором слое Сумрака был. Сам! Это не шутка! Я, например, так и не решился. Мне и первого слоя с избытком хватает. Холодно там, в обличье льва. Наверно у тебя опыт оперативной работы в ФСБ сказывается.

Я не стал его разочаровывать и спросил:

— А ты, когда прыгнул в комнату, ничего не заметил у ведьмы? Или в углах…

— Не-а, — рассеянно сказал Денис, рассматривая пучки каких-то трав, аккуратно развешанных под потолком. — Я, когда переворачиваюсь, стараюсь не смотреть в Сумрак. Мешает сосредоточиться.

— Понятно, — разочарованно сказал я.

— А что там было? — спросил Меньшиков.

— Да, так, ничего. Думаю, мне показалось. Давай, Денис, заканчивать, что ли? Мне еще к шефу…

Все еще двигаясь как во сне и, не смея поверить в случившееся несчастье, мы собрали и закрепили доказательства ведьмовской деятельности Амировой. Погрузили останки вампиров в багажник «УаЗа» и вместе с ведьмой, которая так и не вышла из состояния полнейшего шока, поехали в офис.

Глава 6

— Ты сам веришь в то, о чем мне сейчас рассказал? — шеф расхаживал по кабинету, теребя в руках мой рапорт.

Я даже стал опасаться, что он его сейчас порвет и мне придется заново переписывать.

— Уверен, Петр Иванович. Как в том, что я сейчас сижу перед вами.

— Ты так думаешь? — спросил шеф и щелкнул пальцами.

Кабинет вместе с мебелью и прочим содержимым исчез. Исчез сразу, мгновенно, без всяких плавных переходов и мерцаний. Вместо него я находился в саду у своей тещи, в беседке построенной еще ее отцом на обрывистом берегу Волги. Откуда открывались замечательные виды на противоположный низменный берег лесного Заволжья, жизнь которого так хорошо в свое время описал Мельников — Печерский. Свежий прохладный, напоенный речными ароматами ветерок не только приятно обдувал меня, но даже намекал на необходимость одеться теплее. Шефа тоже не было. Вместо него напротив меня стояла Алена, все так же теребя в руках мой рапорт.

— А теперь, — произнесла она голосом шефа? — Теперь ты уверен?

Я подумал, что наверно что-то подобное сотворил той памятной ночью старшина Нижегородских вампиров, когда захотел со мной пообщаться.

— Вы, шеф, меня не убедили, — сказал я.

— Это почему же? — спросила Алена и вновь щелкнула пальцами.

Ветерок исчез. Вместе с беседкой и всеми прочими атрибутами садовой жизни. Я вновь находился в кабинете Соколова, а он сам все так же прохаживался, уминая туфлями ворс ковра с каким-то, явно восточным рисунком. Рапорт, впрочем, уже лежал на столе.

— Так почему я тебя не убедил? — повторил он свой вопрос.

— Ну, во-первых, вас там не было, — начал я и покосился на Соколова. — Во-вторых, я видел, как Амирова готовилась нанести удар Денису. Собирала Силу. В это время туннели пульсировали сильнее, видимо перекачивая ее. А когда я их разрубил, то все сразу закончилось. Да и подозреваемая вела себя сначала как самая настоящая сильная ведьма. Мне некогда было особо разглядывать в бою ее ауру, но думаю, что она была первого уровня Силы. Ни до этого, ни после уничтожения туннелей такого у нее я не видел. Да вы ее сами сканировали.

— Да, сканировал. Потому и спрашиваю.

— Я рассказал то, что было.

— И ты хочешь сказать, что запомнил на занятиях, которые были около года назад одно единственное, случайное, вскользь брошенное преподавателем упоминание о транссумеречных туннелях?

— Да. Вас это удивляет, шеф?

— Если честно признаться, то да.

— Почему? — поинтересовался я.

Соколов подошел к столу и уселся свое кресло:

— Да, потому, Муромцев, что если это были они, то ты наблюдал редчайшее по своей природе явление. Чтобы тебе было понятно… ну, что-то вроде… если бы ты увидел снежного человека. Или марсианина. За все историю Иных туннели наблюдали всего несколько раз. Я, к примеру, их не видел. Газзар, думаю, тоже. Мы даже не уверены, правильно ли их называем. Раньше туннели носили другое название. «Ведьмины пуповины». Не совсем эстетично, но, на мой взгляд, гораздо более верно.

— Похоже, — согласился я.

— Еще бы! — сказал шеф и продолжил. — Считается, что это явление характерно только для Темных и только для ведьм. Инквизиция изучала природу «пуповин», но пришла только к предположительным выводам. Сделать конкретные выводы мешало и мешает до настоящего времени отсутствие достаточного фактического материала. А попросту говоря нечего исследовать. Поэтому и выводы, как я уже сказал, предположительные.

Он помолчал и спросил:

— Они тебе нужны?

— На ваше усмотрение, — скромно ответил я шефу.

Соколов поморщился. Он мог бы сказать, что это пока не моего ума дело и, утершись, я бы ушел. Но это обидело бы меня, и Соколов это прекрасно понимал. Вздохнув, он заговорил:

— Дело не в «пуповинах» или «туннелях». Дело в тех, кто их создает. В тех сущностях, возможно, целиком Сумеречных, которых ты видел. Они и подпитывали Амирову, давая ей Силу Иной. Кто эти сущности и откуда они никто не знает. Предположительно обитатели Сумрака, его самых глубинных, пока еще толком неизведанных слоев. Тех слоем, где еще никто из Иных не был.

— А что, шеф, есть и такие?

— Есть, Муромцев, есть. Там много чего есть. Ты уже мне поверь на слово. Во и вылазит оттуда время от времени в наш мир всякая нечисть. Причем похуже вампиров.

Соколов встал и снова принялся расхаживать по кабинету:

— С известной долей вероятности Инквизиция предполагает, что сущности используют не инициированных Иных для каких-то целей. Амирова скорее всего и не понимала, что делает. Загадка в другом. Каким образом клиент Сашина, я имею в виду того странного деда, о котором ты упоминал, связан с Амировой? Ее то, он мог знать и наверняка знал, но вот как быть в этом случае с сущностями? Или это случайное совпадение? Такое тоже могло быть.

— Еще охрана из вампиров… — подсказал я.

— Да, — согласился шеф. — И охрана из вампиров. Зарегистрированных притом. Это отдельная загадка и отдельный вопрос к Газзару. Мы с ним на этот счет еще поговорим.

— Опасное оказывается это дело, Сумрак, — произнес я может быть впервые задумавшись над многообразием того, что мы называем Сумраком. — А как быть с нулевкой?

— Правильно, что опасаешься, — заметил шеф. — В основном сущности ведут себя пока безвредно, но был случай, когда вмешательство в их деятельность привело к гибели сотрудника Патруля. Ночного Патруля. Правда, это было довольно давно. А нулевка? Что нулевка? Ее мы снимем. К завтрашнему утру уже не будет. Пусть твой адвокат работает спокойно.

— Это, конечно, утешает, — сказал я. — Но слабо. Вдруг опять появятся?

— Не появятся. И пусть тебя утешает то, что вы с Денисом остались живы. И то, слава Богу. Больше ты с ними никогда не встретишься. Слишком мала вероятность. — Соколов помолчал. — Андрея жалко.

— Петр Иванович…, - начал я, но Соколов жестом велел мне замолчать.

— Все знаю, что скажешь, Сергей. Все, — он остановился возле меня.

Я вяло подумал, что надо бы встать, но передумал. Не в ФСБ.

— Пойми, — сказал Леон. — Никто не может всего предусмотреть. Никто.

— Даже вы? — довольно наивно спросил я.

— Даже я, Сережа. Даже я. Даже еще более сильные и опытные маги. Этого не может никто. Мы всю свою долгую жизнь Иных учимся, копим Силу, набираемся опыта. Но этому предела нет. Так вот. В силу своего опыта ты не мог предусмотреть связи ведьмы и сущностей. Не мог предусмотреть охрану у неинициированной Иной. И я бы не предусмотрел, скорее всего. Быть может более опытный маг и почувствовал присутствие нежити, ту же вампирью тропу разглядел бы в Сумраке, а может быть, и нет. Ведь это твое всего лишь второе настоящее задание. Зато теперь при аналогичных обстоятельствах не ошибешься. И помощь вызовешь, и тропу вампиров проверишь. Перестрахуешься с запасом. Десятикратным. А после нескольких десятков заданий, если выживешь, наберешься достаточно опыта и почувствуешь себя гораздо свободнее. Тогда тебе все проще будет.

Он помолчал, потом заговорил вновь:

— Не кори себя за гибель Андрея. Ты знаешь, что подавляющее большинство работников обоих Патрулей, Служб, рано или поздно гибнет в схватках. Немногие доживают до нашей естественной старости. Уж больно долго ее ждать, — улыбнулся Соколов. — За это время всякое может случиться. Так ведь?

— Сколько же ждать, Учитель?

— Долго, ученик, долго. У всех по-разному.

Покинув офис, я обзвонил обоих своих спутников по поездке в Салехард. Меньшиков был у себя дома. Сказал, что пьет пиво с друзьями. Видимо заливает горе по Андрею, что само по себе сомнительно при его толстокожести, либо спрыскивает радость, что остался цел. Это было не менее сомнительно для Светлого Иного. Я напомнил ему быть в аэропорту не позднее, чем за два часа до вылета и набрал номер сотового телефона инструктора. Звонок Назимову еще раз доказал мне, что в любое время Михаил Иванович может быть только в одном месте. В воздухе. В крайнем случае, на аэродроме. Впрочем, он сам мне напомнил о завтрашнем дне не забыв присовокупить, что рад служить Свету.

Я подумал, что, не слишком ли долбанул инструктора Силой, втягивая в свою северную авантюру? Может оно и так. Завтра надо не забыть ослабить воздействие до шестой или может быть даже до седьмой степени. Но только в самолете. Оттуда Михаил Иванович уже не сбежит. Светка его и сад будут уже далеко. Третий звонок был Сашину. Он бедный подумал, что я с него уже деньги назад требую и стал сбивчиво объяснять про свою ситуацию. Но я остановил его невнятные разглагольствования сказав, что успешно разрулил его проблему. Клиенты будут.

— Как? — удивился он.

— Как ты погоду регулируешь, когда водки выпьешь больше чем нужно? — спросил я. — Так и я — руками, — и тут же не дожидаясь его ответа, отключился.

Остаток дня я провел дома. Отдыхая и раздумывая, что взять с собой в дорогу. А когда пришла Алена, мы пили чай с пирожными и смеялись над нашей с генералом вчерашней попойкой. Узнав ее причину, Алена сменила напускной гнев на милость. Пришила новые погоны, заставила одеть форму. Я, было, воспротивился, поскольку мне было лень, но она настаивала и, в конце концов, мы решили ограничиться кителем, который я одел прямо на футболку. Алена самолично прикрепила орден со значком и, некоторое время любовалась. Только непонятно было чем: толи ими толи мною. В конце концов, мне это надоело, и мы вернулись к семейному чаепитию, которое как-то само собой затянулось за полночь. В итоге легли поздно. Я снова не выспался, чуть не опоздал на самолет и продремал всю дорогу до Москвы. Да и в такси, везущем нас в Шереметьево тоже давил на массу со всей возможной силой. Только при посадке на рейс до Салехарда немного развеялся. Что-то не ладилось в сложном организме этих огромных воздушных ворот столицы. В конце концов, где-то все-таки срослось и, продержав нас минут тридцать под некстати зарядившим противным мелким дождиком, дежурная пригласила на посадку. Спустя еще четверть часа мы были уже в воздухе. Старый «Ту-134» на удивление бодро пробивал облака, набирая заданный эшелон. Видимо сказывалась прохладная погода.

— Командир! — рявкнул сидящий по соседству Назимов, в который раз обращаясь ко мне за сегодняшнее утро. Причем рявкнул так, что я вздрогнул. — Докладываю: до Салехарда одна тысяча девятьсот шестьдесят километров. Эшелон: девять шестьсот. Время в пути с промежуточной посадкой четыре часа сорок пять минут. Какие будут приказанья?

Тут я вспомнил о своем вчерашнем намерении умерить служебное рвение Михаила Ивановича и слегка коснулся лежащего в кармане и заряженного под завязку самим Соколовым амулета. Конечно, боевой амулет предназначен совсем для другого. Не престало его расходовать по всяким пустякам, но много ли надо для человека? Кроме того он у меня не единственный. Рядом с креслом в брезентовом чехле дремлет дожидаясь своего часа уже испытанная многозарядка вампиросокрушающего восьмого калибра. Мы не люди и можем себе позволить протащить в самолет через контроль что угодно. Хоть атомную бомбу. Скучающий в кресле напротив Меньшиков, наоборот отказался от всего магического реквизита, любезно предложенного ему шефом, как всегда полагаясь только на свою Силу.

Я посмотрел на Назимова. Легкое прикосновение к амулету и мой инструктор заметно расслабился. Не совсем, а ровно настолько, что бы с одной стороны не досаждать мне служебным рвением и вести себя на людях более адекватно, а с другой воспринимать поездку как нечто само собой разумеющееся. В конце концов, все утряслось, и остаток полета проходил для меня относительно спокойно. Если не считать довольно утомительной промежуточной посадки, где мы опять долго торчали в душном и тесном накопителе, пока, необъятных размеров дежурная не позвала нас на посадку. Потом Михаил Иванович и Меньшиков мирно дремали каждый в своем кресле. Я же, основательно выспавшийся еще по дороге в Москву, от нечего делать таращился через изрядно потертый иллюминатор на проплывающие далеко внизу многочисленные кучевые облака, размышляя над сумбурными событиями последних дней.

Дело было в том, что ко мне вернулось то смутное ощущение тревоги, что постоянно преследовало меня полтора года назад. В самом начале работы по «Нижегородскому меморандуму». Что-то было не так. И это что-то таило в себе опасность. Такую же пока смутную и неопределенную, как и ее ощущение. Самое неприятное было в том, что я никак не мог сформулировать причину своего беспокойства. Хотя, например, мне очень не нравилось полученное от Соколова задание. Не было в нем никакой логики. С какой это радости без году неделя оперативник провинциального Патруля заинтересовал Всемирную Инквизицию? Откуда вообще они про меня узнали? И какими такими талантами я обладаю, что мне нестрашно то, чего боятся в тайге более опытные и сильные Иные. Да и люди заодно. И почему? Ответов у меня не было.

Взяв из рук бортпроводницы бокал с минералкой, я немного поерзал в жестком кресле пытаясь устроиться. Сидушка была основательно продавлена, и хорошо усесться мне никак не удавалось. Бросив это бесполезное занятия, я откинул спинку и понял, что мне совершенно неинтересно думать о вновь появившемся чувстве беспокойства. Гораздо интереснее было понять, что за задание всучил мне шеф и почему именно мне. Я отпил из бокала, но поставить его на столик не рискнул. Вот уже минут пять наш лайнер потряхивало. Видимо попали в поток. Интересно, а Соколов проверил линии реальности нашего путешествия или поленился? Что-то в последнее время много сообщений об авиационных происшествиях. Хорошо, что падают пока все больше «Боинги». То Пермская катастрофа, то авария где-то в Европе… Я посмотрел на Назимова. Тот спал как сурок. Все правильно. Пилот в воздухе должен чувствовать себя лучше, чем на земле. Я полностью разделял это утверждение Михаила Ивановича с одной лишь поправкой: когда управление в моих руках или руках пилота, которому я целиком и полностью доверяю. Увиденный же мной мельком экипаж нашего самолета доверия никак внушить не мог. Командир лет двадцати восьми, двадцати девяти и совсем молоденький волосатый, как будто попавший сюда со школьной дискотеки семидесятых второй пилот. Видимо недавний выпускник училища. Остальных членов экипажа в расчет можно было не брать. Мне почему-то вспомнилось недавнее газетное сообщение, больше похожее на утку, что где то в российских авиакомпаниях летают два пилота до этого управлявшие только виртуальными самолетами в компьютерных играх.

Тряска прекратилась, и напряжение на лице сидевшего рядом с Денисом благообразного седого старичка исчезло. Поставив стакан на столик я подумал, что мне все же надо попытаться понять почему из огромного количества Иных был выбран именно я. И нет ли здесь связи с событиями полуторалетней давности? Тогда Темные не хотели пускать меня в Ночной Патруль. Противились, как могли, правда, только в лице вампиров, моему участию в «Нижегородском меморандуме». Хотя он был и остается до настоящего времени совершенно секретным не только для Иных, но и для подавляющего большинства чекистов документом. Светлые в возне вокруг меня никакого участия, судя по всему, не принимали. Не знали? Возможно. Но вампиры знали. Это без всякого сомнения. Откуда тогда была утечка информации? В августе две тысячи седьмого года о «Фантоме» в Нижнем Новгороде знали пять человек, включая меня. Причем существенные детали, в том числе и обо мне знали, только трое. Опять же включая меня. Начальник отдела контрразведки Кириллов и, естественно, сам начальник управления. Выходит кто-то из них? «Стоп, Игнатий, здесь плетень, — остановил я сам себя». А Москва? Кто знал там? Помнится первое лицо в нашей службе, дало добро на мою кандидатуру. И на внедрение. Об этом упоминал Данилов. Я это хорошо помню. Склерозом, пока не страдаю. И теперь уже не буду страдать никогда. Кто в Иные пойдет, тот здоровеньким помрет! Ладно. Кто еще? Возможно, что никто. Позвонить шефу? Нет, не стоит. Будем считать, что обо мне знали трое. Итак: Данилов, Кириллов и руководитель ФСБ России. Не слабый выбор. Пойдем дальше. Ауру Данилова я сканировал почти сразу после того, как научился это делать. Он человек. Кириллов тоже человек. Проверен лично мною почти одновременно с Даниловым. Впрочем, чего это я? То, что они люди, совсем не значит, что они не сотрудничают с Иными. Данилов скорее всего отпадает, поскольку сам явился инициатором разработки Иных и автором «Нижегородского меморандума». Москвич тоже отпадает. Скорее всего. Поскольку когда все начиналось десять лет назад, он даже не был нашим сотрудником. Кириллов? Впрочем, существует еще политик Андронов. Но, когда зашла речь о внедрении меня в среду Иных он уже давно ушел из ФСБ. Значит, все-таки Кириллов? Ладно. Пусть пока он. Вернусь, пообщаемся. Пойдем дальше.

Мне стало даже жарко и, одним глотком уничтожив всю оставшуюся минералку в бокале, я попросил принести еще.

— Может быть вам что-нибудь другое? — улыбнулась миловидная девушка.

— Что именно? — спросил я, бдительно сканируя ее ауру.

Ничего интересного там не было. Она просто человек.

— Чай. Кофе? — бортпроводница взглянула на мирно дремлющего Назимова. — Может быть вашему товарищу?

— Нет, спасибо. Просто воды, пожалуйста.

Человек… И это хорошо. Но хорошо ли это? Откуда бы это? А… знаю. Из какого-то спектакля Образцова. Как это там? «Внимание, внимание! Впервые на Землю совершил посадку Господь Бог. Слава Богу!» И трап с эмблемой «Аэрофлота». Вот именно. Кто знает, какие сюрпризы ждут нас впереди. Девушка уже убежала за минералкой, и я вернулся к своим «баранам».

Итак, пока неизвестный мне некто, предположительно Кириллов, знал в программе внедрения меня к Иным, ну и заложил. Или доложил. Странно. Почему-то об этом знали только Темные и, возможно, исключительно вампиры. Эпизод с телохранителем Газзара можно считать случайностью. А, может быть Светлые, эти светочи, как когда-то выразился Данилов, все-таки знали? Знали, но не проявили себя? Если так, то вообще ничего не понятно. Или наоборот это все объясняет? На днях Соколов проговорился, случайно или умышленно, это другой вопрос, что иногда Светлые и Темные объединяются. Для решения особо важных, жизненно необходимых для обеих сторон задач. Получается, что если и те и другие знали о моем внедрении еще полтора — два года назад, то нынешнее задание вполне логично вытекает из необходимости решить некую, вставшую перед всеми Иными проблему. И ее, или, по крайней мере, часть проблемы, по словам Соколова, может решить только Сергей Муромцев.

Ай да Муромцев, ай да сукин сын! Я чувствовал, что нахожусь на правильном пути, но мне остро не хватало информации. Приняв очередной запотевший бокал, я бросил взгляд в иллюминатор. Облака почти рассеялись. До самого горизонта небо было чистым и ясным. Как весеннее утро. Наша немного облезлая «Тушка» медленно, словно в бородатой песне шестидесятых годов о геологах, плыла над бескрайним, кажущимся с высоты почти десяти километров несколько сизым морем северной тайги.

Из моих рассуждений получалось, что с самого начала Иные знали о наших планах и контролировали их. Но почему тогда Юсупов пытался уговорить меня отказаться от участия в «Фантоме»? И даже пытался убить? Одно с другим как-то не вяжется. Может быть, тогда я ошибаюсь? И, причина совсем в другом? Как много вопросов, а ответов так и нет… В любом случае ключ к разгадке это нынешнее поручение Соколова. Точнее таинственных «заказчиков». Кстати, Леон так и не сказал кто они такие. Вроде бы намекал на Инквизицию. Но кто знает? Монотонный гул турбин стал заметно тише и Назимов, проснувшись, обеспокоенно поднял голову прислушиваясь. Наш лайнер, слегка опустив к земле заостренный прозрачный нос, пошел на посадку.

— Как выспался, Миша? — спросил я Назимова, решив проверить его самочувствие.

Бывали случаи, когда излишнее применение Силы заканчивалось очень плачевно. Конечно, если во время не вмешаться. Но Михаил Иванович чувствовал себя прекрасно. Все-таки здоровье летчика вещь очень полезная. Потянувшись, насколько позволяло кресло, он мечтательно сказал:

— Мне снился наш аэродром. Аэроклуб «Сокол». Синее небо. Белые самолеты на сверкающем бетоне, а вокруг изумрудная трава. Она была в чем-то розовом, — потом посмотрел на выражение моего лица, потряс головой, отгоняя наваждение, и подняв спинку кресла, добавил. — Не думай лишнего. Это был просто комбинезон.

Не удержавшись, я захохотал:

— Ну, ты, даешь! Парашютистка?

— Старая знакомая. Студентка университета, — ответил он, присматриваясь к моему еще не до конца осушенному бокалу. — А здесь оказывается можно выпить? Девушка! — взмахнув рукой, зычно позвал он стюардессу.

Но выпить Назимову так и не удалось. Самолет снижался, и весь сервис «Аэрофлота» теперь сводился к пакету, в котором Михаил Иванович не нуждался да к строгому указанию пристегнуть ремень безопасности. Пытаясь справиться с тугой пряжкой под бдительным оком бортпроводницы, он улыбнулся ей во все свои тридцать два зуба и спросил:

— Ну, зачем это? Все равно ведь….

— Положено, — непреклонно ответила давешняя девушка, которая приносила мне минералку. — Вам помочь?

— Спасибо, милая, не надо. Хотите, Надя, короткий анекдот в тему?

Я удивленно посмотрел на Михаила, но потом заметил на лацкане пиджака девушки маленький бейджик.

— Только пока стою здесь, — ответила стюардесса, с трудом вытягивая из-под ста десяти килограмм Михаила Ивановича потерявшийся замок.

Я подумал, что пора будить Меньшикова, который до сих пор спал сном праведника. Железные нервы у парня. Это хорошо. И хорошо, что Назимов вполне адекватен. Не люблю я обращать к Свету. Шо Свет, Шо Тьма, одна Сатана… Требуют мзду. То ли у меня это плохо, получается, из-за малого опыта, то ли жаль напрягать людей. Не знаю. Наверно и то и другое вместе. Я прислушался к Михаилу, увлеченно рассказывающему девушке свой любимый анекдот:

— … катастрофы упал самолет, — проникновенно вещал Назимов, все еще возясь с ремнем. — Спасатели ходят между обломков. Один другому менторским тоном и говорит: «Те, пассажиры, которые не были пристегнуты, те погибли. А те которые были пристегнуты, те сидят… Ну прямо как живые!».

Закончив рассказывать, Михаил Иванович громко захохотал, видимо ожидая такой же реакции и от Нади, но та лишь странно взглянула на него и, подергав для проверки ремень безопасности, пошла дальше оглядываясь.

— Ну, ты Михаил Иванович, даешь! — сказал я. — Нашел время и место для анекдота.

— Переживет, — ответил Назимов, поворачиваясь ко мне. — Ты, мне друг лучше вот, что скажи. Куда это ты меня втянул?

«Да, — подумал я. — Видимо слишком тебя расслабил. Ну да ладно. Обойдется».

Самолет вздрогнул, выпуская шасси, и я посмотрел в иллюминатор. Города не было видно. Наш «Ту» натужно ревя двигателями и постепенно выпуская закрылки в посадочное положение, аккуратно, блинчиком, с креном не более пяти-семи градусов, разворачивался над водной гладью Оби.

Рядом молчали: Назимов ждал ответа.

Делать было нечего, и я нехотя спросил:

— Тебе хорошо? Может быть, ты кушать хочешь?

— Есть я не хочу. Пить хочу. И еще я хочу знать, как я сюда попал.

— Я не могу этого сказать, Миша. Это секретная операция. Тебя попросили мне помочь. Этого тебе хватит?

— ФСБ?

Мне не хотелось врать. Да и не мог я. Поэтому по-прежнему, не оборачиваясь, сказал:

— Вроде того. Что мог, я тебе объяснил. Поменьше знать в твоих же интересах. К тому же, где еще ты самостоятельно, да в моей компании полетаешь на «Ан-24»?

Некоторое время Назимов молча, смотрел на меня, видимо переваривая сказанное. Я это чувствовал, и не оборачивался, разглядывая проплывающий внизу пейзаж. На берегу были видны дома. Судя по всему, пилоты уже вели лайнер по глиссаде.

— Ну и ладно. Обойдусь, — неожиданно заявил Михаил Иванович и, помолчав некоторое время, добавил. — Но с тебя, друг мой, или твоей конторы — коньяк. И не воображай, что я обойдусь прозаической «Старой крепостью» или «Араратом», пускай даже и настоящим. Мне дома еще со Светкой объясняться. Рассада то засохнет! Тут воздушный брат мой, суррогатом не отделаешься. Когда вернемся, — Назимов похлопал меня по спине, — проставишься, по полной. Как в «Песне юнкеров»: «По три звезды, как на лучшем коньяке!» И с отборными оливками.

— Ага, — облегченно согласился я.

Мне очень не хотелось снова влиять на разум Михаила Ивановича и я спросил:

— А каждая звезда — десять лет выдержки. Так?

— Так, — согласился Михаил Иванович и поинтересовался. — Полосу видно?

— Нет, — ответил я, отворачиваясь от иллюминатора. — Низко идем. Видимо скоро посадка. Будь, добр, разбуди Дениску.

— А я давно не сплю, — подал голос Меньшиков. — Все вас охламонов слушаю.

— Хм, как про коньяк заговорили, так он сразу и не спит, — повернулся к нему Назимов. — А как поговорить, так фигвам!

В этот момент, не смотря на мои сомнения в отношении экипажа нашего лайнера, его шасси на удивление мягко коснулись бетонки, оставив позади себя белые облачка дыма от сгоревшей резины. Мы были в Салехарде.

Глава 7

Несмотря на яркое Солнце, которым встретил нас Север, температура была не больше десяти градусов тепла. С полярного океана дул мерзкий ледяной ветерок. Пришлось срочно утепляться. Впрочем, довольно быстро мы оказались внутри аэровокзала, где было относительно тепло. Видимо здесь отопительный сезон заканчивался значительно позднее.

Вещей было немного и в багаж мы их не сдавали. Поэтому направив Михаила в ресторан заказать ужин, а заодно и обед, Меньшиков и я направились к скрытой заклинанием, но и без того неприметной двери видневшейся прямо за стойками контроля.

В Сумраке на стене висела табличка: «Пункт регистрации Иных. Ямало-Ненецкая Ночная Служба. Ямало-Ненецкая Дневная Служба». За несколько шагов до двери мы дружно подняли свои тени с каждым шагом все более клубящиеся, обретающие объем и вошли в Сумрак. На первом слое было холоднее, чем на продуваемом всеми ветрами летном поле. Зато здесь не было двери. Сразу у входа за небольшим столом, отягощенным только старинным телефонным аппаратом, другая мебель в комнате отсутствовала, сидели двое. Вернее за столом сидел только один. По всей видимости — дежурный. Темный Иной. Примерно пятый-шестой уровень — определил я и, вероятно, судя по чертам лица, из местных. Вот только маг ли он или нет — не разобрал. Второй Иной сидел на столе, фривольно покачивая правой ногой. Я сразу понял, что перед нами Инквизитор. Светлый и при том Высший Светлый. Разобрать что-либо за сплошным ослепительным сиянием ауры я не мог и с надеждой взглянул на Дениса. Он, поняв меня, без слов отрицательно качнул головой.

Увидев нас, Светлый сказал сидящему за столом Иному:

— Это ко мне, — и широко улыбнувшись, поднялся нам на встречу. — Здравствуйте, как долетели?

— Спасибо, нормально, — ответил я, догадываясь, кто перед нами. — Вы, вероятно, Владимир?

— Конечно, конечно, — заверил он нас и представился. — Владимир. Иной. Светлый. Высший уровень. По совместительству Инквизитор. Иногда. Из Питера. А вы?

— Денис, — показал я на Меньшикова. — Иной. Светлый. Маг-перевертыш. Третий уровень, — и представился сам:

— Муромцев. Иной. Светлый. Третий уровень. Оба — из Нижнего Новгорода.

Владимир производил приятное впечатление. Он искренне был рад нашей встрече и постоянно улыбался, здороваясь и пожимая нам руки. Мою ладонь он несколько задержал и спросил:

— Точно у тебя третий уровень?

Я решил отделаться шуткой:

— По крайней мере, с утра был третий.

— Второй, Сергей Михайлович второй. Не совсем постоянный, конечно. Скорее даже второй-третий, но это точно. Ты очень быстро прогрессируешь, молодой человек. Очень быстро, — Владимир рассматривал меня, не скрывая своего интереса.

— Откуда вы знаете мое отчество? — спросил я. — Соколов сказал?

— И Соколов тоже, — маг отпустил мою руку. — Терпение, Муромцев, терпение. Я все расскажу. Но, немного позднее. А сейчас давай о деле.

— Нам надо зарегистрироваться, — сказал я, кивнув в сторону дежурного, на что Темный замахал руками в знак протеста. Дескать, что вы, какие пустяки! Ничего не надо…

— Не нужно, — мягко сказал Владимир. — Я уже все сделал за вас. Время дорого. Пойдемте, побеседуем. Я введу вас в курс дела, а потом отдых. Завтра у вас тяжелый день.

Увлекаемые магом мы вышли из дежурки и из Сумрака. Удобно устроившись на пустующем кресле в уголке зала ожидания, Владимир позаботился о том, что бы люди на нас не обращали внимания. Скорее всего, это был какой-то неизвестный мне вариант заклинания незначительности. Как бы то ни было, мы могли свободно беседовать, ничего не опасаясь.

Закинув ногу на ногу Владимир, обращаясь к Даблваню, сказал:

— Денис, суть задания ты знаешь. Извини, но остальное тебе расскажет Муромцев. Если сочтет необходимым….

— Понял, — Меньшиков встал. — Я к Михаилу, — сказал он мне. — Не задерживайся. А то разгончик в ресторане учиним без тебя. — И кивнул Владимиру:

— Увидимся.

Когда Денис ушел я спросил:

— Скажите, нельзя было его оставить? Нехорошо как-то.

— Нельзя. Я же сказал, что если сам посчитаешь нужным, то расскажешь. Хоть всем. Это не бравада. Решать тебе.

— Х-хорошо.

— Тогда слушай. Часть предстоящей задачи тебе разъяснил Соколов. Он же сказал, что кроме тебя и Меньшикова, о пилоте я не говорю, он просто человек, будет еще трое Иных. Да, пока не забыл, за безопасность человека отвечаете головой. И в первую очередь, ты. Понятно?

— Понятно, — мне стало грустно. Зря я втянул Мишу в эту авантюру.

— Хорошо, тогда продолжим, — сказал маг. — Недавно в численность твоего отряда внесены изменения. Три Темных мага, оба второго уровня, прибывают ночью спецрейсом из Питера. Это Инквизиторы. Светлый маг уже здесь. У него тоже второй уровень. Сейчас занимается техническим обеспечением. Готовит самолет и прочее. Не сам конечно, а с помощью местных техников. Еще трое Темных Высших прибудут рано утром. Всех их вы увидите и познакомитесь перед вылетом. Учти, все семеро выполняют задачу простых охранников. Поэтому, хотя они более опытные и старые Иные, все должны беспрекословно выполнять твои указания. Особенно это касается Темных. И особенно трех вампиров, которые будут не столько охранниками, сколько грузчиками и носильщиками.

— Темные — вампиры? — удивился я.

— Ну… не совсем, — сказал Владимир. — Это дрампиры. Возможно, ты не слышал о них. Это давно переродившиеся вампиры, которые питаются не столько кровью людей, сколько своими предками — вампирами. Их мало, но они достаточно влиятельны в Инквизиции.

— Мне неприятны эти подробности, Высший, — сказал я. — Поймите. Быть может, вы привыкли, но я… — комок в горле мешал мне говорить. — Прошу вас, Высший…

— Ты о людях? — серьезно спросил Владимир.

— Да. О них.

— Это хорошо, — непонятно сказал маг, но тут же заверил меня. — В дальнейшем я постараюсь избегать таких пикантных подробностей. Возможно, я действительно несколько э… стар и очерствел. Извини.

Владимир огляделся по сторонам и продолжил:

— Теперь о том, что ты не знаешь. И, в принципе не должны знать члены твоей э… команды, — он помолчал, видимо ожидая от меня вопросов, потом продолжил. — В тайге ты найдешь схрон. Что это такое знаешь?

— Да, — ответил я. — Мы проходили. Это место, где Иные иногда залегают в спячку. Обычно устраивается в глухих, безлюдных местах и тщательно маскируется.

— Все верно, — утвердительно кивнул головой маг. — Отбарабанил как по учебнику. Молодец. А теперь я скажу тебе то, чего ты не знаешь. Под схроном понимается вообще место спячки. Ну, примерно как могила у людей. Но как в могиле есть гроб, так и в схроне должен быть его аналог. Называется — лёжка. Обычно она весит без тела Иного от двухсот килограмм и более. Сколько будет весить обнаруженная тобой лежка, никто не знает. Поэтому и нужны носильщики.

— Подождите, Высший, — остановил я его. — А почему бы не использовать големов?

— Если бы ты выслушал меня до конца. То не задал бы этот вопрос. Но сейчас он вполне уместен, — сказал Владимир и, поерзав в кресле, разъяснил. — Потому, что к этому схрону не может подойти ни что и никто созданные, ни с помощью магии, ни с помощью техники. Мало того, пока схрон не вскрыт близко не могут подойти не только люди, но и Иные. Сама лежка вполне безопасна. Мы очень на это надеемся, но вот схрон… Поэтому пилота ты оставишь у вертолета. По этой же причине все снаряжение вы тоже оставите в вертолете. Использовать его все равно не сможете, пока лично ты не вскроешь схрон. Сама лёжка, повторюсь, как я полагаю, вполне безопасна.

— Я могу узнать кто или что в схроне?

— Можешь, — ответил маг усмехаясь. — Там лежка.

«Мда, — подумал я. — Вот незадача. Такой прокол».

— Если ты хотел узнать что или кто находится в лёжке, то там Радомир, — сказал Владимир, с легкой улыбкой наблюдая, как у меня медленно отвисает нижняя челюсть.

— По выражению твоего лица, коллега, вижу, что ты знаешь кто это такой. Это облегчит мою задачу. Меньше говорильни, — с этими словами маг полез во внутренний карман и вытащил в несколько раз сложенный лист плотной бумаги. — Это карта местонахождения схрона. Масштаб не знаю, но достаточно подробная. Лучшего ничего нет. Разберетесь сами. На то вы и летуны. Спутниковая навигация, GPS, будет установлена в вашем самолете. На отечественную систему ГЛОНАС к сожалению надежда пока небольшая. Ты пилот и сам все понимаешь. Схрон отмечен красным крестиком. Посадочная площадка — синим. Расстояния в общем небольшие и горючего хватит с избытком. Обнаружив схрон, ты и только ты его вскроешь. Только после этого вампиры приблизятся, достанут лёжку и вы на вертолете, а потом на самолете доставите ее сюда. Это все. Я буду ждать здесь.

Он посмотрел мне в глаза и спросил:

— Вопросы?

— Только три. В чем подвох, кого вы представляете и кто заказчик?

— Особый Совет Всемирной Инквизиции, — просто ответил Владимир. — Я член этого Совета и у меня неограниченные полномочия. Подвоха никакого нет. Все?

— Почему именно я? — я подумал и уточнил. — Почему именно меня выбрали?

— Хороший вопрос, Муромцев. А главное, своевременный… Ответ тоже прост. Потому что только ты можешь приблизиться к схрону и безопасно вскрыть его. Еще вопросы?

— Согласитесь, Владимир, такой ответ мне ничего не дает.

— Каков вопрос, таков ответ, — парировал маг.

— Хорошо. Почему именно я могу безопасно вскрыть схрон? Так сойдет?

— Сойдет, — улыбнулся Владимир, — но, позволь Сергей, мне ответить на него несколько позднее. После вашего возвращения. Так сойдет?

— Сойдет, — вздохнул я и спросил. — Насколько это опасно?

— Сложно сказать, — пожал плечами маг. — Я полагаю, что почти безопасно. Некоторые члены Совета считают, что есть э… определенный риск. Точно не знает никто.

Пойми, Сергей, он слегка дотронулся до моей руки:

— У нас просто нет другого выхода. Надвигается большая беда. И для людей и для Иных. Одним из возможных средств спасения, является вскрытие схрона Радомира и его пробуждение.

— Вам не кажется, Владимир, что если бы я знал больше, то действовал гораздо эффективнее? Например, что нас… меня там ждет?

— Нет. Не кажется, — последовал немедленный ответ. — Одно от другого не зависит. А что тебя ждет, я не знаю. И никто не знает. За последние полвека там никто не был.

— Значит, пятьдесят лет назад там были люди? Иные?

— Да. Те, кто видел схрон… Они все погибли. Видимо потому, что мои сотрудники были Иными. Так что извини. Рассказать, что там вас, а в первую очередь тебя ждет, не могу. Не знаю даже, как он выглядит.

Поразмыслив, я вынужден был согласиться:

— Хорошо. Вам виднее. Мы с Денисом постараемся сделать все возможное. За других ручаться не могу.

— За них ручаюсь я, — сказал Владимир. — Светлый и так сделает все возможное. На всякий случай на всех без исключения, кроме троих дрампиров наложено карающее заклятие. В случае чего оно сработает как надо. Что касается дрампиров, то они включены в группу в последний момент и в отношении них это сделано не было. Но Баллор, тоже член Всемирной Инквизиции и Первый лорд всех дрампиров ручается за их поведение. Это на его совести.

— Мне не нравится, что все они Высшие, — сказал я тихонько. — Можно было послать в качестве носильщиков кровососов и послабее.

— Слабее, значит менее опытных и менее ответственных, — не очень убедительно ответил Владимир. — Не переживай. Все будет в порядке.

— Возможно, возможно. Но трое Высших?

— Дискуссия закончена, — Владимир поднялся. — Ну, Муромцев, хорошо вам отдохнуть и завтра в шесть ноль ноль на пятой стоянке. Да, чуть не забыл, — маг задержался. — Номер вам забронирован в летном профилактории. На твою фамилию. Не бог весть что, но не в город же вам тащится. Верно?

После дружеской вечеринки, в компании моряков тралового флота, проведенной, тем не менее, без обильных возлияний, поскольку завтра всем надо было быть в форме, каждый занялся своим делом. Капитаны сели на какой-то местный рейс и растаяли в наступающей темноте, а мы, с Назимовым вернувшись в номер, склонились над картой и древним, еще наверно шестидесятых годов руководством по летной эксплуатации самолета «Ан-24РВ». С вертолетом я худо — бедно справлюсь, а вот как быть с «Антоновым»?

Чем занимался Денис, мы не знали. Он только шепнул мне, что пойдет прогуляться, и неслышной тенью, буквально балансируя на грани трансформации, выскользнул из номера. Видимо засиделся. Но поскольку надвигались сумерки, я немного опасался, что назавтра желтая пресса Салехарда выйдет с захватывающими заголовками примерно следующего содержания: «Африканский монстр в городе», «Обнаружен полярный лев» или что-нибудь в этом роде. Опасности для людей Денис, конечно, никакой не представлял, но порезвиться вполне мог и где гарантия, что кто-нибудь из запоздалых прохожих издали его не заметит. Впрочем, это были его проблемы, и мы с Мишей занялись составлением плана полета.

Наутро, ограничившись парой чашек кофе, мы появились на летном поле, как и было, приказано Владимиром. Денис ночевать так и не пришел, но прибыл точно в срок. Я только посмотрел на него и ничего говорить не стал. В ответ Меньшиков виновато развел руками, словно, говоря: «Бывает. Что поделаешь?» Зато и вопросов лишних по поводу нашей странной экспедиции он не стал задавать. Ни вчера, ни сегодня.

Аэроплан, судя по надписям, принадлежал довольно известной авиакомпании и был свежеокрашен в нежно-оливковый цвет. Возле него возилось два техника под руководством того самого Светлого Иного. Владимира пока не было видно. После знакомства, в ходе которого выяснилось, что Иного зовут Ян и он сам из Кракова, хотя живет и работает в Питере, мы с Михаилом Ивановичем спасаясь от холода поднялись по трапу в самолет. Здесь сразу выяснилось, что сносно он выглядит только снаружи. Изрядно пошарпанная внутренняя обивка салона, продавленные до самого каркаса сиденья. Да и запашок в салоне стоял не лучший. Устойчивое керосиновое амбрэ, не выветрилось даже, когда мы поднялись в воздух. Проходя по салону и осматривая весь этот авиационный хлам, я молился, что бы хоть в кабине все было нормально. Багажный отсек оказался девственно чист, и смотреть здесь было не на что. Поэтому мы, с содроганием открыли дверь в кабину. На удивление с первого взгляда здесь все было нормально. По крайней мере, внешне. Даже относительно тепло. Хотя как вскоре выяснилось, из двух авиагоризонтов работал только один, а вентиляция явно оставляла желать лучшего. Проще сказать, что она почти не работала. Рычаги управления двигателями от старости болтались, как собачьи уши, а штурвалы выглядели так, словно их грызла стая крыс. Позже обнаружились и другие недостатки, но Ян, ссылаясь на техников, заверил нас, вернее меня, что самолет долетит. Назимову было все равно, поскольку с утра я немного поработал с его сознанием, обеспечив соответствующий настрой. Кроме того, я применил к нему довольно простое заклинание избирательности и теперь на некоторое время для Михаила Ивановича все, кроме Меньшикова и меня просто не существовали.

Пока он проверял системы самолета, я, увидев идущую к нам целую толпу Иных во главе с Владимиром, вышел им навстречу. Времени было без двух минут шесть. Как раз во время.

— Здравствуйте, — приветствовал я свою пеструю команду. — Давайте знакомиться.

Темные вели себя вполне адекватно. Будучи Инквизиторами, они, очевидно, привыкли к тесным контактам со Светлыми. А вот у всех трех дрампиров были с этим явные проблемы. Миловидная женщина лет тридцати и двое мужчин значительно старше ее. По-человечески я бы дал им лет по сорок пять — пятьдесят. А там кто знает, сколько им на самом деле. Дрампиры скованно поздоровались и представились. Еще более хмурыми они стали при виде Меньшикова. Поэтому, что бы не нагнетать напряженность, я внес предложение:

— Путешествовать будем так. Я и пилот в кабине. Кстати он человек и смотрите у меня! Что бы ни-ни! — я посмотрел на дрампиров. — Не посмотрю, что сейчас мы в одной команде. Все ясно?

— Ясно, — процедил сквозь зубы высокий кровосос-мутант, представившийся Гансом. Вероятно, он у них был старшим. — Не напрягай, Светлый. Здесь посильнее тебя есть.

— Есть, — согласился я. — Но, указания данные мною вы будете выполнять. Или ты возражаешь? — спросил я Ганса, и бросил взгляд на стоящего немного в стороне и о чем-то беседующего с авиатехниками Владимира.

Тот незаметно одобрительно кивнул.

— Нет, начальник, не возражаем, — в один голос мрачно ответили дрампиры.

— Вот и хорошо. Будем считать, что договорились. Теперь дальше. Меньшиков, который вам явно не нравится, полетит в переднем багажном отсеке. Это, Денис, перед пилотской кабиной, — я повернулся к Меньшикову, и тот понимающе кивнул. — Инквизиторы, не зависимо от того Темные они или Светлые расположатся в начале салона, ближе к багажнику. Дрампиры в конце. У самого выхода. В дальнейшем этот порядок может быть мною изменен. Но только мною. Любое непослушание карается незамедлительным развоплощением и обсуждению не подлежит.

— Почему? — с вызовом спросила женщина. — У нас есть свой… — и тут же согнулась от боли под ударом Силы, коварно посланным мной в ее самое незащищенное и уязвимое место.

— Просто потому, что мне так захотелось. Все ясно?

— Ясно, начальник, — повторно прогудела нечисть.

— Тогда все. Можно рассаживаться.

Я смотрел, как мои странные подчиненные медленно поднимаются по трапу в самолет, и покачал головой: «Вот влип…».

— Не переживай, Муромцев, — раздался за спиной голос Владимира. — Линии реальности проверяли наши лучшие специалисты. Все будет нормально. Техника не подведет. Ни эта, ни та, которая в Усть-Усинске.

— Спасибо за заботу, — я повернулся к магу. — Что-то часто эти линии подводят в последнее время. Даже мне известно, что в такой нестандартной ситуации заранее ничего нельзя знать.

— Все так, но техники тоже клянутся, что самолет исправный. Говорят, что пассажиры летают на худших, чем этот самолетах. А внешний вид еще ни о чем не говорит. Так ведь, пилот?

— Вы умеете утешать, — выдавил я из себя жалкую улыбку и только тут заметил, что перрон со всех сторон окружен находящимися в Сумраке Инквизиторами. Страхуетесь? — я показал Владимиру на оцепление.

— А как же. Обязательно. Ну, — маг пожал мне руку. — Светлый Иной, пора. Противовоздушая оборона и прочие службы под нашим контролем. Так, что можете идти на Усинск по прямой. И… не подведи… те. Вся обещанная амуниция уже загружена в хвостовой багажник.

Сжав небольшую мягкую и странно теплую на пронизывающем северном ветру ладонь мага, я повернулся и, не оглядываясь, пошел к самолету.

Уже устраиваясь в левом командирском кресле, я слышал, как гремят переносным трапом дрампиры, затаскивая его в хвостовой багажник. Как закрывают входную дверь. Как авиатехники подгоняемые Владимиром оттаскивают подальше от самолета стремянки. Как гремят выбиваемые из-под пневматиков колодки… Все. Пора запускать. Переключая, поминутно сверяясь с руководством многочисленные тумблеры, я видел, как под начинающимся мелким дождем наклонившись в сторону ветра, стоит Владимир. На таком расстоянии он казался маленьким и беззащитным. Конечно же, это была только иллюзия.

Примерно через четверть часа, тщательно погоняв двигатели на всех режимах и не обнаружив ничего подозрительного, мы с Назимовым сообща и довольно криво порулили на взлетку. Там, даже не запрашивая разрешения на вылет, и игнорируя обязательную остановку перед взлетом, сразу стартовали. Стараниями Владимира все ближайшие борты были давно разогнаны на запасные аэродромы. На удивление легко справившись со взлетом наш экипаж стал набирать высоту. Самолет оказался неожиданно легок в управлении и охотно шел за штурвалом. Вскоре со страшной силой вибрирующий до последней заклепки воздушный «сарай» вышел на расчетный эшелон в шесть тысяч шестьсот метров и после включения автопилота мы с Назимовым могли наконец слегка расслабиться.

— Ну, вот, — сказал Михаил Иванович, снимая с головы такую же потрепанную, как и сам самолет, гарнитуру, — ты тут посматривай, а я немного вздремну. Потом поменяемся.

Я не возражал. Спать совершенно не хотелось. Наоборот, чувство управления таким большим лайнером меня сильно возбуждало. Конечно это не «Туполь», но все-таки «Ан-24» серьезный пассажирский самолет. Машина устойчиво шла между двумя слоями облачности. Спутниковая навигация показывала, что лететь нам оставалось пятьдесят пять минут. Хорошо, что все устроилось. По крайней мере, на этом этапе. Команда, наверное, спит. Желая убедиться в этом я посмотрел сквозь Сумрак. Точно все, кроме одного Инквизитора дремали, откинув спинки кресел. Или только делали вид, что спят.

Спустя минут двадцать я обнаружил, что работать пилотом гражданской авиации, наверное, смертная скука. Да, конечно, перед полетом нет ни одной свободной минуты. Испытываешь напряжение при взлете и посадке, но на эшелоне делать совершенно было нечего. Пускай это справедливо в основном для пилотов. Остальные — то члены экипажа обычно работают не покладая рук. Особенно штурман. Мы же с Михаилом Ивановичем были только вдвоем и я немного заскучал. Вверху была плотная слоистая облачность. Внизу тоже. Горизонта также не было видно. Там, где он должен был находиться, оба слоя облаков сливались, закрывая горизонт. Я вздохнул. Смотреть было абсолютно не на что. Так и промучился до начала снижения. Будить Назимова не хотелось. Пусть поспит, свежее будет. И только когда, я убрал газ, и самолет, задрав хвост, пошел к невидимой пока за облачностью земле, я разбудил своего инструктора. Пора было готовиться к посадке.

Поначалу все шло хорошо. Мы вполне благополучно пробили облачность и, выйдя из нее на высоте шестисот метров, стали строить стандартную коробочку вокруг аэродрома. Скорость была двести восемьдесят, потом уменьшилась при выпуске закрылков в посадочное положение до двухсот двадцати и, сделав четвертый разворот, с расстояния примерно семи километров, стали целиться на полосу. Только увидев ее воочию, мы испугались. Первым истинную длину ВПП, а точнее, какая она короткая разглядел Назимов.

— Смотри, — заорал он, показывая рукой вперед. — Где обещанные тобой девятьсот метров?

Почти половину взлетно-посадочной полосы занимали хорошо видимые на фоне пробивающейся молодой зеленой травки кучи земли, какие-то ямы и разнообразная строительная техника. Сказать, что это меня обрадовало, значит сильно покривить душой. Я посмотрел на высотомер — двести метров. Скорость — тоже двести. Не уложимся. Свободный участок никак не больше пятисот метров!

— Миша, мы сможем уйти на второй круг? — спросил я его, заранее зная ответ.

— Сомневаюсь, — на удивление спокойно ответил Назимов, слегка корректируя педалями курс. — Не тот у нас с тобой опыт. Да и железяка эта турбинная. Пока еще раскрутятся. На поршневом мы бы с тобой сейчас раз! — Миша эффектно показал руками, как бы мы сейчас на поршневом. — И на взлетном. А здесь, — махнул он рукой. — Ничего тут не придумаешь. Сажать надо. Да и задание твое выполнять тоже надо, как я понимаю. Сдерни-ка РУДами еще пару-тройку процентов тяги.

Он был прав. Надо сажать и я аккуратно, двумя руками уменьшил обороты двигателям. Стало несколько тише, и мы быстрее посыпались вниз.

— Вертикальная пять метров, — подсказал я Назимову, видя, что Михаил Иванович целиком занят пилотированием.

— Великовата, исправим, — отозвался он и потянул штурвал на себя.

Скорость снижения восстановилась. Теперь уже точно ничего нельзя было сделать. Правда поступательная тоже немного уменьшилась. Теперь она была сто восемьдесят пять — сто девяносто километров в час. Едва держась в воздухе, мы планировали на полосу с вертикальной скоростью в два метра в секунду. До облезлых и полуразвалившихся деревянных посадочных знаков оставалось не больше километра.

Мне захотелось зажмурить глаза. Однако я знал, что это бесполезно. Я все равно бы все видел сквозь Сумрак.

— Давай включим реверс в воздухе, — неожиданно для себя предложил я Назимову. — Ведь все равно не уложимся. Даже с нашим минимальным весом.

— Опасно. Резко затормозимся и можем сразу упасть.

— Если перед самым касанием, то не упадем. Реверс сработает, как интерцепторы. Бог с ней с грубой посадкой. У нашего шарабана шасси крепкие, авось выдержат. А так будет шанс.

Миша, вцепившись в штурвал, думал.

— Миша, — позвал я и начал отсчитывать высоту. — Высота пятнадцать метров! Надо решаться! Двенадцать!

Время как будто остановилось, а наш старенький «Антонов» завис над торцом заросшей травой грунтовой полосы Усть-Усинского аэропорта. Нет, я не ушел в Сумрак. У меня и мыслях такого не было. Но воспринималось все как в замедленном кино.

— Десять метров!

Я хотел посмотреть на Назимова, но не мог оторвать взгляд от высотомера.

— Восемь метров! Миша, решайся! Другого выхода нет. Шесть метров до земли!

Краем глаза я видел, как мимо нас проносятся посадочные знаки и какие-то не то сараи, не то лабазы.

— Четыре метра!

— Ладно. Рискнем, — голос инструктора доносился до меня как бы издалека. — Реверс по команде. Но не раньше!

— Понял, командир. Три метра! Два метра!

— Давай! — крикнул мне Михаил, и я тут же включил реверс. — Два метра!

Лопасти медленно развернулись против потока, гоня воздух в обратную сторону. Как долго! Вперед я даже не смотрел. Чего я там не видел. Полоса заканчивается, а мы еще не сели.

— Метр! — краем глаза я увидел, как Назимов немного взял штурвал на себя, поднимая нос самолета. Метр! Ме…, - из-за сильного толчка при касании я чуть не откусил себе язык.

Позади, в салоне послышался какой-то грохот. Там что-то падало. Возможно, даже подчиненные мне кровососы.

«Не важно, — подумал я. — Пристегиваться надо, — и, оторвав взгляд от высотомера, посмотрел вперед». Отчаянно тормозя наш самолет, стремительно несся к видневшейся в трехстах метрах прямо по курсу строительной площадке. Стрелка указателя скорости показывала все еще достаточно много: сто сорок, сто тридцать, сто.

— Зараза, — выругался Михаил Иванович, всем весом давя на тормозные педальки. — Врешь! Должны уложиться!

Шестьдесят километров в час. Я убрал реверс. До наваленных кем-то куч земли оставалось не больше ста метров. Пятьдесят километров, сорок.

— Все, — облегченно сказал я. — Почти встали.

— Нет, нет, пока еще нет, рано радоваться, скорость двадцать!

Наконец, качнувшись несколько раз на тормозах, «Ан-24» полностью остановился в пятнадцати метрах от выкопанной, поперек, взлетно-посадочной полосы траншеи. Прямо за ней стоял брошенный кем-то ржавый бульдозер.

Машинально я вырубил двигатели и, обессилено откинувшись на спинку сиденья, посмотрел на Назимова. Михаил Иванович смеялся. Сначала беззвучно, а потом захохотал в полный голос:

— Ну, мы дали с тобой, Сергей! — говорил он, вытирая выступившие слезы. — Уложились, а? Молодцы! — и сразу посерьезнел. — Одно только плохо.

— Что? — безразлично спросил я.

Посадка вымотала меня настолько, что не было сил.

— Взлетать-то как будем? Таким же макаром? — спросил он и снова заржал.

— Там посмотрим, — ответил я и, оставив Назимова в кабине, пошел проверить пассажиров.

Денис, судя по всему, чувствовал себя прекрасно. Он натащил в грузовой отсек каких-то чехлов и, свернув калачиком все свои двести пятьдесят килограмм мышц, клыков и когтей, неплохо устроился. Увидев меня, он мигнул своими огромными желтыми глазищами и в знак приветствия элегантно помахал кисточкой на хвосте. Что ж, правильно сделал. Отопление мы включить естественно забыли, а в шкуре-то теплее. В салоне был бедлам. С полок попадало какое-то авиационное барахло. При торможении спинки свободных сидений упали вперед. Впрочем, Инквизиторы были в порядке. Все четверо сидели, судорожно вцепившись в подлокотники, и смотрели на меня. Видимо они бояться летать!

— Извините, — выдавил я из себя. — Так вышло.

Дрампиры уже открывали дверь, и подтаскивали к ней трап. Что ж? Видимо им не привыкать. Только подойдя ближе, я увидел, что у Ганса сильно разбит нос.

Без тени раскаяния я подумал, что на нем все заживет, как на собаке, но вслух сказал:

— Полоса слишком короткая, друзья мои. Вот и потрясло.

«Друзья», зло оскалясь и искоса поглядывая в мою сторону, установили, наконец, трап и вывалились на свежий воздух. За ними последовали Инквизиторы. Я с удовольствием бы вышел тоже, но надо было дать кое-какие указания пилоту. Поэтому, пришлось вернуться в кабину, бросив на ходу Денису уже принявшему человеческий облик:

— Посмотри за кровососами, а я сейчас.

— Нет проблем, — откликнулся он и пошел к выходу.

В кабине Михаил Иванович закусывал. В руках у него была крышка от термоса из которого тянуло ароматным кофе, а в руке Назимов держал здоровенный и уже основательно надкусанный бутерброд.

— Присоединяйся, — невнятно с набитым ртом проговорил он. — Меня после таких ситуаций всегда пробивает на еду.

Я давно решил не брать его с собой. Да и с самолетом надо кого-то оставить понимающего.

— Некогда, Михаил Иванович, — ответил я. — Послушай, мы сейчас пойдем к вертушке. Надо лететь дальше, а ты остаешься караулить самолет. Место глухое. Вот тебе страховка, — добавил я и вручил ему свое помповое ружье. Освоишь?

— Чай я человек военный, — ответил Назимов. — Почти. А с вертолетом справишься?

— Да, с Божьей помощью, — сказал я и, дав ему последние инструкции, оставил Михаила в одиночестве дожевывать бутерброд. А для того, что бы его ни кто не беспокоил, накрыл «Ан-24» заклятием незначительности.

Пока я занимался самолетом, мои помощники разобрались с местным диспетчером, которого очень удивил свалившийся буквально ему на голову самолет. Возмутившись вначале, он теперь сменил гнев на милость и готов был оказывать всяческое содействие. «Интересно, кто поработал. Инквизиторы или грузчики?» Гадать я не стал и всей толпой мы направились к стоящему вдалеке вертолету, окрашенному в ярко-красный цвет, как и полагается в полярной авиации.

В вертолете, было семь кресел, и, зарезервировав для груза два из них, я взял с собой всех трех дрампиров и Яна. Остальных Инквизиторов попросил в наше отсутствие не беспокоить пилота.

— Ему и так досталось, хорошо? Заклятие невнимательности наложено, но кто его знает?

Инквизиторы не протестовали, и спустя минут тридцать мы уже были в воздухе. Пока все складывалось не так уж плохо. Может быть, Соколов, вместе с этим Всемирным Инквизитором был прав? Техника не подвела. С вертушкой разобрался довольно быстро. Хотя я не люблю вертолеты, эту буржуйскую технику пилотировать было одно удовольствие. Не обладая излишней как у многих вертушек чувствительностью в управлении, он был к тому же чрезвычайно устойчив в воздухе. Я взглянул на спутниковый навигатор. До места посадки оставалось немногим меньше часа. Всю дорогу в кабине стояла тишина. Расположившиеся сзади дрампиры о чем-то тихо переговаривались между собой, а Ян видимо не имел желания беседовать. На несколько заданных мной вопросов ответил односложно и неохотно. В конце концов, я бросил всякие попытки его разговорить и сосредоточился на управлении.

Под нами довольно быстро, поскольку я вел вертушку на минимальной высоте, проносилась тайга. Местами она была будто изъедена светло-зелеными проплешинами болот. Речушек мало. Зверья тоже не было видно. Только в одном месте мне показалось, будто я вижу что-то вроде небольшого медведя или росомахи. И снова лес, лес, бесконечный лес. Даже глазу зацепиться не за что.

Наконец навигатор показал, что мы находимся практически над искомой точкой. Покружив немного, мы с Яном обнаружили небольшую, всего-то метров пятьдесят в диаметре, полянку, изрядно заросшую невысоким кустарником, и со второй попытки я довольно удачно посадил машину прямо в ее центре. Переодевание в комбинезоны, на которых настаивал Владимир, ушло не больше четверти часа и вскоре мы уже были в пути. Поначалу пришлось по бурелому обходить небольшое болотце, но потом все более менее наладилось. Может быть потому, что мы шли днем и в сухую погоду. Единственное, что доставало меня так это гнус. Сказать, что его было много, значит не сказать ничего. Мириады этих надоедливых насекомых не хуже вампиров так и норовили выпить из нас всю кровь. Волосяные накомарники помогали плохо, а воспользоваться магией или химией мы не могли. Слишком близко к схрону. Я обернулся назад и с удивлением обнаружил, что гнус к дрампирам совершенно равнодушен. Редкие насекомые подлетали к ним и, покружив, разочарованные улетали прочь. Что ж, ворон ворону глаз не выклюет. Скорее всего, гнус, которого, как известно магия относит к неодушевленным предметам, находясь одновременно и в Сумраке и в нашем мире, чувствовал истинную природу моих… носильщиков.

Вскоре старая тайга закончилась и наша компания вступила в молодое редколесье, растущее впрочем, местами так густо, что приходилось идти в обход. Я вспомнил, что в джунглях в таких местах используют мачете. Но мы не в Америке. Изредка сверяясь по компасу, я прикидывал, сколько мы уже прошли и сколько осталось. Получалось, что если мы не сбились с курса, схрон должен был быть где-то совсем рядом. Подняв руку, призывая спутников остановиться, я посмотрел сквозь Сумрак. Что было интересно, тайга почти не изменила свой вид. Только была куда древнее, чем в нашем мире. И совсем не было ни наземной растительности, ни подлеска. Только мертвые многовековые ели вперемешку с корявыми соснами стояли вокруг нас почти сплошным частоколом, а над головой вместо Солнца кроваво просвечивало сквозь дымку и густо переплетенные ветви небольшое тусклое светило. Впереди, расстояние я определить не смог, что-то мерцало бледными фиолетовыми переливами.

— Ждите здесь, — сказал я и двинулся вперед, зная, что ни Ян, ни дрампиры не последуют за мной.

Слишком опасно, схрон почти рядом. Пройдя около километра и, продравшись через густые заросли неизвестно откуда взявшегося здесь можжевельника, я остановился перед несколькими слоями качественно, на века, наведенного морока. Морок был очень неприятный. Можно даже сказать омерзительный был морок. «Что же? — решил я. — Морок так морок, что я морока не видел? — и двинулся вперед». Наконец, между стволами уже молодых настоящих деревьев я увидел что-то вроде полуразвалившейся землянки времен последней войны. Вот, кажется, и оно. Вернее он. Схрон. Обойдя кругом, я обнаружил, что входа не было.

— Ну и что мне делать дальше? — спросил я вслух. — Видимо хозяин не позаботился даже о запасном выходе.

Бревна были гнилые, но еще достаточно крепкие. Возможно дубовые. А может быть просто до отказа пропитанные древней магией. Кто его знает этого Радомира?

— Ну, Муромцев, — сказал я сам себе. — Вперед. Как в сказке. Семи смертям не бывать, а одной не миновать, — и подняв свою тень, шагнул в Сумрак.

«Землянки» здесь не было. Передо мной в тени все тех же исполинских деревьев подвешенная на чем-то вроде лиан или гибких ветвей неподвижно висела домовина. Это полузабытое слово тут же всплыло у меня откуда-то из глубин подсознанья. Оно услужливо подсказало точное определение увиденного. Домовина кроме формы, чем-то неуловимо отличалась от вульгарного современного гроба, давая право называть ее именно так, точно характеризуя последнее прибежище человека. Это деревянное сооружение, предназначалось не для похорон мертвого тела, а для вечного путешествия ее хозяина в загробном мире. Хотя какой там загробный мир у Иных.

Я шагнул вперед, но путь мне преграждало нечто вроде… паутины. Накрывая все сооружение полупрозрачным слегка серебристым куполом. Она медленно, как нечто аморфное текла откуда-то сверху и уходила в рыхлую землю. От «паутины» шел негромкий, но отчетливый гул и, присмотревшись, я увидел, что она непрерывно вибрирует и вибрирует с очень высокой частотой. «Прямо трансформатор какой-то, — подумал я». Трогать мне ее как-то не хотелось. Неприятная, в общем, была такая «паутина».

— Что ж, — рассудил я, оглядываясь вокруг. — Попробуем снова через второй слой, — и, с некоторым трудом найдя тень, шагнул глубже в Сумрак.

Здесь уже не было деревьев. Вокруг от горизонта до горизонта расстилалась серая безжизненная слегка холмистая равнина. И было отвратительно холодно. Не переставая дул сильный промозглый ветер. Видимо сказывалась близость океана. Этот ветер гнал по стылому полузамерзшему песку высохшие части каких-то растений. Хотя какая растительность на втором слое Сумрака? Я взглянул себе под ноги. Вокруг кирзовых сапог, в которые нарядил нас Владимир, уже намело небольшие барханчики песка. Надо поторапливаться. Второй слой пока не для меня. Тем более, что домовины здесь не было. Зато вместо серебристого кокона, мешавшего мне на первом слое, я увидел частокол бревен с нормальным входом. Даже без дверей или ворот. Но была одна проблема. Вход за частокол охранялся. Здоровенный, метров пяти в длину голем, выполненный, видимо еще Радомиром в образе чего-то среднего между скорпионом и раком преграждал путь. От скорпиона у него был хвост. Только вместо ядовитого жала — гигантские метровой длины ножницы. Рака он напоминал формой тела, глазами на ножках и тем же хвостом, мощным, широким и плоским, под которым виднелись жадно шевелящиеся посаженные в несколько рядов ложноножки. Эта жуткая помесь, уже ползла ко мне, взрывая серый песок своими многочисленными конечностями. Раздвоенный на конце хвост, нависавший над грузным членистым телом, непрерывно глухо щелкал, собираясь видимо разобрать меня на части. О паре жутких клешней я уже и не говорю. Надо было срочно что-то делать, и в этот раз я постарался, не растерялся.

— Таких я употребляю с белым вином, по пятницам, не правда ли? — подбодрил сам себя и, поднимая перед собой, магический жезл шагнул навстречу этой жалкой отрыжке древней магии.

Заряд попал голему прямо между глаз и разлетелся в разные стороны ослепительным фейерверком. Когда я снова обрел способность видеть, то обнаружил, что моя холодная закуска отнюдь не стала горячей. Ошпаренный и возможно даже слегка контуженный голем быстро приходил в себя и готовился напасть вновь. В этот момент я увидел, что между ним и частоколом есть несколько метров свободного пространства. Уродец зря покинул свой пост. Не ожидая, когда он совсем очухается, я напрягся и, пробежав мимо голема, нырнул в узкий проход. Чудовище тут же рванулось за мной, но было поздно. Я уже был на первом слое Сумрака рядом с лёжкой и, прямо под серебристым паутинным колпаком.

Теперь мне предстояло решить, что делать дальше. И еще я не знал, миновала опасность для членов моей команды или нет? Скорее всего, нет. По идее мне надо было вытащить лёжку из Сумрака в наш мир. Но как это сделать? Не зря, ой не зря «землянка» не имеет дверей. Из нее лёжку не вытащишь, а напрямую разрушать созданное таким магом, как Радомир наверно нельзя. Возвращаться на второй слой? В любом случае нужны мои грузчики, которым, пока я не обезврежу защиту схрона, доступа сюда нет. Да и голем там ждет. Я начинал понимать, что иного выхода, как уничтожить «паутину» у меня нет. Подойдя к ней вплотную, я достал амулет, теоретически призванный на расстоянии до метра вокруг себя разрушать все магические чары и обезвреживать заклинания. Это был подарок Владимира, врученный мне перед самым вылетом из Салехарда.

«Паутина» завибрировала сильнее. И чем выше я поднимал руку с амулетом, тем громче становился гул и когда он достиг высоких нот и в нем стали слышны отдельные, почему-то мне, как Иному крайне неприятные звуки, «паутина» начала светиться. Она словно бы приготовилась к тому, что я применю магию. Словно говорила мне:

— Ну, давай, рискни!

— Не дождешься, — ответил я «паутине» и спрятал амулет.

Потом медленно подвел ладонь к ее поверхности и, закрыв глаза, прикоснулся к ней. И… ничего не произошло. Через мгновенья мне стало ясно, что вокруг стоит нормальная для первого слоя Сумрака мертвая тишина. Я открыл глаза. «Паутины» не было. Искрясь, ее остатки медленно таяли у самой земли, пока не исчезли совсем.

«Вот теперь, наверное, все, — подумал я, рассматривая свою ладонь. — Ничего. Ладонь как ладонь. Вполне обычная».

Дальше и вправду все пошло, как по маслу. Вызванные через Сумрак дрампиры вместе с Яном, шутя, извлекли лёжку в наш мир. Доставка ее к вертолету тоже не вызвала особых трудностей. Пока мы переодевались в свою привычную одежду, массивная двухметровая лёжка мирно покоилась в пассажирской кабине вертолета. Да и потом, по пути в Усть-Усинск она больше не преподнесла нам никаких сюрпризов.

— Ну, что, ребята? Осталось последнее, — сказал я, когда на аэродроме мы погрузили бесценный груз в передний багажник самолета. — Благополучно взлететь.

— Я надеюсь, у тебя это получится? — серьезно спросил меня Ян. — Уж больно мне посадка не понравилась.

— Скажи спасибо Назимову, что вообще сели. Обычно пробег у «Ан-24» около семисот метров. Он же уложился в пятьсот. Да и потом, какой у нас выбор? Через портал Владимир тащить эту штуковину, — я кивнул в сторону багажника, — почему-то не хочет. Значит надо взлетать. Упадем, — попытался пошутить я, — так все вместе. Не так грустно будет.

Шутка явно не удалась. Ян, осуждающе покачал головой и, пожав узкими плечами, полез в самолет. Дрампиры вообще после погрузки были почему-то настроены довольно агрессивно. Они продолжали перешептываться, а на мой приказ втянуть трап и закрыть основную дверь, и вовсе стали огрызаться, рыча, что они не слуги. Потом все же приказ выполнили, и расселись на свои места в задней части салона. После этого я подошел к одному из Инквизиторов и спросил, не может ли он для порядка развоплотить кого-нибудь из кровососов?

— Могу, — сказал он, — но зачем?

— Затем, что допустим, я приказал. Эта причина подойдет?

Темный маг, помялся и неохотно признался, что ему не хочется:

— Они же ничего не сделали, Светлый? Может не надо?

— Не сделали, так сделают. Я это предчувствую. В конце концов, следить за порядком это ваше дело, а мое информировать Владимира, как вы с этим справитесь, — буркнул я, и пошел в кабину.

Пора было вылетать.

Все расположились, так же как и раньше. Рядом с домовиной Радомира, которая в самолете среди дюраля, пластмассы и электрических ламп выглядела, как обычный неправильной формы и очень старый гроб, обосновался Меньшиков. Мне однажды пришлось присутствовать по долгу службы на эксгумации. Вскрывали могилу, спустя пять лет после похорон. Так тот гроб выглядел поновее.

Я вздохнул и попросил Дениса быть внимательнее:

— Что-то мне не нравятся наши кровососущие друзья.

— Мне тоже, — широко улыбнулся в ответ Меньшиков.

— Не нравится, не ешь, — ответил я и прошел в кабину.

Михаил Иванович был слегка обеспокоен. Светлого времени оставалось немногим более часа. Выходит, садиться будем почти в темноте. Но была и хорошая новость. Пока мы возились с лёжкой, он тоже времени даром не терял. Сходил в дальний конец полосы и обнаружил, что за ее торцом есть еще метров пятьдесят кочковатого, но вполне пригодного для использования поля.

— Давай запускаться, — сказал Назимов, — а то времени в обрез. Да и неизвестно как там погода.

— Как скажешь, Михаил Иванович.

— Что вы там грузили? — безразлично спросил он, бойко щелкая тумблерами.

— Археологическую ценность, — ответил я и подумал, что ответ не очень далек от истины. — А вообще-то лучше тебе не знать. Так, люки закрыты, пас… груз на месте, Денис тоже. Можно лететь.

— От винта, — по давней, въевшейся до мозга костей, привычке скомандовал Назимов и включил левый двигатель.

Когда через минут десять я осторожно развернул «Антонова» для взлета на сто восемьдесят градусов и стал для пробы гонять движки, то только отсюда, из кабины, увидел, что нам на самом деле предстоит.

— Миша, глянь, — попросил я, показывая вперед.

— А ты думал! — ответил Назимов. — Надо постараться. Закрылки выпушены?

— Порядок. Закрылки во взлетном положении, — доложил я.

— Так, выпускай в посадочное, — распорядился Михаил Иванович. — Не бог весть что, но все выиграем пару-тройку десятков метров. Когда взлетим, убирать только по моей команде. И не сразу! Поэтапно. В соответствии с ростом скорости. Понял?

— Понял, командир. К взлету готов!

— Командир слева, а я справа, курсант, — ответил он и скомандовал. — Винты на упор! Двигатели на взлетный!

Плавно, но энергично я толкнул от себя болтающиеся без фиксаторов рычаги, в нарушение всех писанных и не писанных правил Светлых, проклиная механика, который готовил самолет к вылету. РУДы не фиксировались, и мне приходилось силой удерживать их в крайнем переднем положении. Наш древний аэроплан заходил ходуном от носа до самого хвоста — двигатели вышли на максимальные обороты.

— Двигатели на взлетном, — доложил я Назимову.

Он тем временем тормозами пытался удержать на месте, вихляющийся из стороны в сторону и содрогающийся от собственной мощи самолет.

— Взлетаем! — рявкнул как и вчера по дороге в Салехард, инструктор он, и отпустил тормоза.

Бедный старенький «Ан-24»! Он сорвался с места, так, что нам, наверное, позавидовал бы сам Шумахер. Все одиннадцать тысяч лошадиных сил, рассчитанные на полную загрузку в почти двадцать две тонны взлетного веса, работали сейчас на практически пустой самолет. Вероятно, никогда в своей долгой жизни наш старичок не разбегался так шустро. Улучив момент, и посмотрев вперед, я с ужасом понял, что полосы может не хватить.

— Грунт! — заорал я Назимову. — Мы забыли, что здесь не бетонка! Да еще трава!

— Вижу! — ответил он, не отрывая взгляда от стремительно несущегося на нас торца полосы. — Не мы, а ты! Скорость?

— Сто десять! Сто двадцать! Сто пятьдесят!

Вот уже торец. До него всего каких-нибудь полторы сотни метров.

— Может, прекратим взлет?

— Поздно! — крикнул Назимов. — Только вперед и вверх! На земле — смерть!

— Сто шестьдесят! Сто семьдесят! Теперь я уже ничего не видел, мой инструктор, задрав нос самолета, оторвал переднее шасси от земли.

— Сто восемьдесят!

— Подъём! — Назимов рывком, как в легкомоторной авиации, подорвал тяжелый «Антонов» вверх, насильно отделив его от полосы и чиркнув пневматиками по первым кочкам окраины летного поля, наш самолет неустойчиво и очень опасно покачиваясь с крыла на крыло повис в воздухе.

Я прекрасно понимал, что половина дела еще впереди. Надо еще умудриться удержать в воздухе находящийся на грани сваливания самолет. Надо постепенно разогнать его, и только потом, поэтапно убирая закрылки начать набор высоты. А пока мы еле ползли на высоте одного метра и темнеющий впереди лес, приближался к нам с пугающей быстротой. Но мы все-таки справились. «Ан-24» набрав, наконец, скорость, с победным ревом промчался над самыми верхушками сосен и круто полез вверх.

Остальное было делом техники. По крайней мере, мне так казалось. Набрав эшелон, мы пошли прямо на Салехард, тщетно пытаясь обогнать наступавшие нам на пятки сумерки. Но нас это не очень беспокоило. Подумаешь посадка в темноте! Справимся. И не такое видывали. После истории с акробатическим взлетом в Усть-Усинске мы чувствовали себя почти асами. Как оказалось, что видывали мы, может и многое, но не все. И не только Назимов. Полет на эшелоне проходил относительно спокойно, только изредка потряхивало, когда «Антонов» попадал в легкую турбулентность. Видимо из-за того, что самолет был пустой.

Катастрофа разразилась, когда я как обычно это делается, за сто двадцать километров от Салехарда убрал газ, и мы покатились вниз к лежащей далеко внизу земле. Не успели мы потерять и половину высоты, как в пассажирском салоне раздался какой-то грохот. Он был настолько сильным, что хорошо слышался сквозь две переборки и шум двигателей.

— Сейчас вернусь, — сказал я согласно кивнувшему Назимову и вылез из своего кресла.

В багажном отсеке все было в порядке, и лёжка находилась там, где ей и положено. Однако Дениска был встревожен не меньше меня. Он стоял возле двери в салон и прислушивался, не решаясь открыть. В этот момент за дверью опять раздался сильный грохот, и запахло гарью. Это уже были не шутки. Мы не на земле. Сказав Меньшикову:

— Подожди-ка, — и, оттеснив его в сторону, я открыл дверь.

Лучше бы я этого не делал. Пассажирский салон превратился в поле боя, который шел и нашем мире и в Сумраке. Мне сразу бросилось в глаза, что два Темных Инквизитора уже мертвы. Тела и конечности магов, разорванные на части были разбросаны по самолету, не давая повода усомниться в их смерти. Инквизиторов видимо застали врасплох. Ко мне спиной стояли оставшиеся два мага. Ян и Темный Инквизитор, которого я не так давно просил развоплотить нежить. Если бы он меня послушался, а я настоял! Они второпях по очереди готовили, и кидали небольшие файерболы в нападавших на них дрампиров. Кровососы уже успели трансформироваться, и ловко увертываясь от огненных шаров, постоянно мерцали, то легко уходя в Сумрак, то возвращаясь в наш мир, пытаясь сблизиться магами на расстояние удара. В некоторых местах обшивка кресел уже тлела и салон медленно, но верно наполнялся дымом.

— Ян! Что случилось? — крикнул я Светлому Инквизитору.

— Кровососы потребовали отдать им лёжку. А когда мы отказали, они неожиданно напали и порвали двух Темных, — ответил он, готовя очередной файербол.

— Перестаньте! Самолет сгорит! Бейте этим… как его…, - от волнения у меня начисто вылетело из головы название боевого заклинания против нежити.

— Пробовали, — сказал Темный Инквизитор, видимо поняв, что я имел в виду. — Он почему-то не действует.

В это время Ганс исчез, видимо уйдя на второй слой Сумрака и, что бы как-то обезопасить себя, Ян запоздало поставил Щит мага. От удара невидимой когтистой лапы левая рука Инквизитора была вырвана из сустава и, кувыркаясь в воздухе, улетела далеко в проход между креслами. Я с ужасом увидел, как кровь толчками выплеснула из разорванных артерий, и наугад ударил «Белым Инеем». Я не видел дрампира и промахнулся. Тут же не раздумывая, применил заготовленное заранее заклинание против всякой нежити и на этот раз попал. Ганс вынырнул из Сумрака. Но связующие нити таяли, осыпаясь с его тела, а дрампир зарычав и оскалив двухдюймовые шевелящиеся клыки, снова ударил лапой и голова Яна, с застывшим на лице выражением сильного удивления, полетела вслед за его рукой. Обезглавленное тело Инквизитора еще держалось на ногах, а созданная им защита еще не полностью рассеялась в пространстве, когда я ударил в третий раз. Мгновенно появившееся из руки Белое Лезвие чистой Силы было неотразимо, а Ганс слишком близко. Я обрушил на него рубящий с оттяжкой удар, которым мои предки — казаки по семейным преданиям разваливали врагов надвое. «До самого седла, до просаку». Сверкающий клинок, как нож сквозь масло прошел через тело нежити расчленяя его на две неравные половинки и одновременно превращая в пепел. Ганс повернул ко мне свою морду с бельмами незрячих, белесых, подернутых мутноватой пленкой глаз. Судорога пробежала по его пепельной источенной язвами, местами даже покрытой плесенью коже и, сгорая, рухнул на передний ряд кресел.

С остальными двумя дрампирами дело обстояло хуже. Инквизитору удалось немного подпалить кошмарную тётку, но она была вполне боеспособна и быстро восстанавливалась. К тому же несколько пассажирских кресел уже горели. Кроме того, обнаружилось, что с перепугу я сотворил Белое Лезвие слишком большой длины. Оно, разрубив вместе с Гансом обшивку и часть пола самолета, видимо что-то повредило в управлении движками. Через иллюминатор мне были хорошо видны неподвижно висящие лопасти винта правого двигателя.

— Сергей! — донесся до меня сквозь шум встревоженный вопль Назимова. — Давай быстрее сюда!

— Смени меня, — бросил я уже трансформировавшемуся и жаждущему боя Денису. Стоя в дверях, я загораживал ему проход в салон. — И, бога ради, потушите огонь!

Уже поворачиваясь, краем глаза я успел заметить, как мерцая, сквозь фюзеляж в салон влетело еще два дрампира. Нежити стало вдвое больше, и они вполне могут, не дожидаясь посадки, на себе утащить лёжку из самолета. Надо быстрее садиться. Там внизу Владимир и толпа Инквизиторов. Они справятся. Вот только успеть бы…

«Дело пахнет керосином. В прямом и переносном смысле, — подумал я и бросился назад в кабину».

С разгону плюхнувшись в командирское кресло, и накидывая привязные ремни, я увидел, что погода почему-то резко ухудшилась. Теперь все вокруг было затянуто сплошной облачностью. Прямо в стекла летел сильный снег. Наш «Антонов» на одном движке в облаках при почти нулевой видимости шел довольно устойчиво. Точнее не летел, а снижался и, судя по навигатору уже над окраинами Салехарда. Скорость двести тридцать километров в час, высота четыреста метров. Сойдет. Но Назимов не смотрел на приборы. Не отказ двигателя был причиной его испуга. Вытаращив глаза, белый словно мел, он беспомощно показывал рукой прямо вперед и, заикаясь, спрашивал:

— Се-се-ргей, что э-это?

Проследив его взгляд, я и сам немного обомлел. Картина действительно была довольно необычной. Из сплошной серой мглы, окружающей нас с завидной периодичностью появлялись огромные, величиной с человека, черные летучие мыши и бросались на самолет. В основном они промахивались, видимо не учитывая его скорость и снос от сильного бокового ветра. Вскоре одна из мышей чиркнула крылом по обшивке, и ее отбросило в сторону. Видимо дрампир не успел уйти в Сумрак, и не попал внутрь самолета. Другого снесло в сторону работающего двигателя, и я услышал, как по фюзеляжу ударили изрубленные ошметки нежити. Неожиданно мне почему-то стало весело. Хотите схватки? Отлично! Будет вам схватка!

— Как что? Не видишь? Злые хищные летучие мыши, — смеясь, крикнул я Михаилу Ивановичу, хватаясь за штурвал.

Началась сильная болтанка. Это нам на руку, поскольку я знал, что сейчас будет. Сам бы так поступил.

— А-а-а, что они де-де-лают?

Я видел, что Назимова вот — вот хватит удар.

— Сожрать нас хотят. Вот что! Фильмы ужасов любишь? Следи за директорными стрелками. У нас скоро третий разворот. Черт! — как я и предполагал, из мглы прямо на нас в лобовую атаку на лету мерцая, уходя в Сумрак, шли развернутым строем четыре дрампира.

Я толкнул штурвал от себя, пытаясь поднырнуть под них. Отчасти мне это удалось, но сильный удар о вертикальное оперение потряс весь самолет, и он стал плохо слушаться рулей. Видимо нежить решила, что она уже внутри и, выйдя из Сумрака, врезалась в хвост. А может быть, там тоже есть какое-то подобие нашего аэроплана? Выживем, надо будет посмотреть.

— Глянь, Сергей, какая рожа! — мой инструктор показывал пальцем на летящую нашим курсом и медленно приближающуюся к правой форточке летучую мышь.

Когда дрампир сблизившись, протянул поросшую редкой грубой шерстью неимоверно длинную лапу и царапнул вершковыми когтями по стеклу, словно пробуя его на прочность, Михаил Иванович заорал и замахал руками:

— Это не мышь! Уйди, уйди от меня тварь! Пошла вон!

Ухмыльнувшись, я взял немного левее, и еще одна нечисть перестала существовать, распоротая пусть и не вращающимися, но достаточно острыми для этого лопастями второго двигателя. Пусть со временем кровосос и восстановится, главное, что сейчас мы от него избавились.

— Не отвлекайся, Миша, — весело закричал я, пытаясь вернуть самолет на нужный курс. — Мышь, не мышь, какая разница? Держись приборов, инструктор, а то небо с овчинку покажется! Когда третий?

Назимов, все еще оглядываясь на форточку, кое-как сориентировался и дал команду на третий разворот.

Пока он разглядывал приборы, еще три кровососа раздельно атаковали наш «Ан-24», но промахнулись. Получив команду, я начал разворот и как раз во время. Из туч появилось сразу три звена дрампиров летящие не только развернутым строем. Они еще и эшелонировались по высоте, почти не оставляя мне возможности для маневра. Было видно, как их нещадно треплет на ветру.

Спасло нас только то, что самолет ложился на новый курс и нежить, видимо полагая, что мы полетим прямо, промахнулась. В этот момент кабина стала наполняться дымом и сзади опять что-то упало. Пока не было видно дрампиров я, слегка повернув голову, глянул в салон сквозь Сумрак. Там было, мягко говоря, неважно. Меня звали на помощь. Звал порванный, истекающий кровью и борющийся из последних сил Денис. Он один схватился с двумя дрампирами и они клубком катались по полу багажного отсека время от времени то, вламываясь в дверь нашей кабины, то выкатываясь в пассажирский салон. Инквизитор насмерть стоял против трех нежитей. Еще один дрампир, я понял, что это та самая кошмарная тетка, превращенная магом в прах, вернее ее останки, валялась на одном из пассажирских сидений.

«Сергей, помоги, — звал меня в сумраке Меньшиков. — Не устоим».

— Не могу, — бросил я ему. — Да…

— Держи самолет! — заорал в этот момент Назимов, — Падаем!

Сам он наклонился к РУДу левого двигателя и толкнул его вперед, увеличивая обороты до номинальных.

Быстрый взгляд на приборы: скорость сто восемьдесят, высота двести пятьдесят, скорость снижения десять метров в секунду. Много. Очень много! Видимо отвлекшись во время разворота, я потерял скорость. Так, штурвал от себя. Держать, держать, пусть самолет почти пикируя, ускорится до нужных величин. Тут сразу с двух сторон раздались удары. В дверь — это Дениска. Пока не страшно. Лишь бы выдержала. В носовой обтекатель — это очередной одиночный дрампир вскользь прошел по обшивке. Взгляд на приборы. Двести. Пора. Теперь штурвал на себя, на себя. Еще! Затем взгляд вперед.

— На курсе, — доложил Назимов. — По вариометру два метра в секунду. Высота почти… двести.

Впереди дрампиров не было видно, зато и справа и слева заходят сразу по шесть. Берут в клещи. Я подумал, что, сколько же их всего? Двадцать, тридцать? Ни хрена не видно из-за облачности. Уйти в Сумрак? А как же самолет? Навыки Иного не рассчитаны на такой экстрим.

— Четвертый, — напомнил Михаил Иванович, не отрывая взгляда от приборной доски. — Разворачивай!

В багажнике послышался какой-то душераздирающий вопль и, дверь в кабину снова затрещала, но выдержала.

— Только не через Сумрак, — прошептал я. — Насколько было возможно, аккуратно ложась на новый и последний курс. Впереди полоса. Аэропорт. И возможно, спасение, в которое я уже почти не верил. Не своё, а всех, включая лежку. Страха не было, а было веселое желание испытать себя. Испытать и как Иного и как пилота. «Клянусь, что так еще никто не летал!»

— Что? — не поворачивая головы, переспросил меня Назимов. — Какой Сумрак?

— Не видно ничего, панимаешь? — веселясь, ответил я. — Сумрак вокруг.

Прозевав наш четвертый разворот, дрампиры снова промахнулись. Теперь им придется разворачиваться и сквозь пургу догонять нас. А это не просто. С другой стороны, мы уже на прямой, и скоро войдем в глиссаду. Тогда я ни на метр не смогу отвернуть.

«Сережа, — донеслось до меня сквозь Сумрак. — Инквизитор, кажется погиб. Против меня трое…. Помоги!».

Высота сто пятьдесят. Держать, держать высоту. Снижение пока ноль. И то хорошо. От диких порывов ветра указатель скорости показывал от ста восьмидесяти до двухсот сорока. Впрочем, это стрелка пляшет как сумасшедшая. Будем придерживаться среднего значения.

«Потерпи, Дениска, мы почти сели».

— Глиссада через двадцать секунд. Режим номинальный, — доложил Михаил Иванович.

Я мельком посмотрел на него. Вроде как отошел. И то, ладно. По-прежнему ничего не было видно. Мутно-серая, как сам Сумрак, мгла, до предела насыщенная снегом, окутывала самолет. Я впился взглядом в авиагоризонт и директорные стрелки. Пока они строго параллельны. Значит, идем хотя и криво, но точно в створ. Это было наше единственное спасение в такую погоду. Из-за порывов ветра казалось, что самолет летит боком, и я из всех сил старался удержать его на нужном курсе. Хотя, впрочем, так оно на самом деле и было.

— Глиссада, — скомандовал Назимов и немного уменьшил обороты нашего единственного многострадального двигателя.

— Хорошо, — я немного отдал от себя штурвал, и самолет охотно посыпался вниз. К земле. В этот момент опять появились дрампиры.

«Дениска! Как ты там? — позвал я Даблваня через Сумрак».

— Как тебе с таким сопровождением? — как ни в чем не бывало, спросил я Михаила Ивановича. — Летал?

«Денис!».

— Да ну тебя к черту!

— Зачем же так далеко? — засмеялся я. — Вон они рядом летают. Посмотри, — и показал на почти отвесно пикирующих в нашу сторону дрампиров.

Было хорошо видно, как вибрируют под напором ветра кожистые складки их крыльев.

«Дениска? Ты живой?».

— Ну, чисто «юнкерсы», — сказал, разглядывая их Назимов. — Что делать-то будем?

Я отметил про себя, что Миша немного успокоился и сказал:

— Вниз нельзя. В стороны тоже. Можно вверх, но с одним движком не сможем. Или сможем, как полагаешь?

Назимов пожал плечами, не отрывая взгляда от приборов:

— Не уверен. Скорость двести. Ох, как болтает!

«Денис! Отзовись!».

В этот момент нас настигли дрампиры и распахнулась дверь в багажный отсек. Однако опять повезло. Нежити не учли огромной скорости пикирования и, пронзив в Сумраке фюзеляж самолета, вылетели с противоположной стороны, так и не попав внутрь. Я обернулся. На пороге пошатываясь, стоял Инквизитор.

— Скоро посадка? — оглядываясь через плечо, крикнул он.

— Скоро. Где Денис?

— Оборотень ваш? Вон он лежит. В крови весь. Двоих я замочил, но в самолете есть еще пара кровососов. Я постараюсь их сдержать до посадки. А там наши вмешаются! — ответил он и снова исчез, захлопнув дверь.

— Скорость двести. Устойчива. Высота сто двадцать. Вертикальная сильно плавает, метр-полтора. Скоро надо будет искать полосу, но, ни черта не видно, — как диктор прокомментировал происходящее с самолетом Назимов. — С кем это ты разговариваешь?

— Сам с собой, — процедил я сквозь зубы, пытаясь справиться со сносом самолета.

Его неудержимо тащило вправо. Мало того, что сильный ветер слева, да еще неработающий двигатель. Педалей явно не хватало. Хорошо, что нежить несильна в магии. Могли бы и второй двигатель остановить. Впрочем, тогда пострадала бы лёжка. А они этого допустить, судя по всему, не могут.

Кое-как, справившись со сносом, мы общими усилиями подобрали, наконец, необходимые обороты двигателя и положение рулей. Теперь, по науке, ничего нельзя было менять. Судя по положению директорных стрелок, наш «Антонов» со скоростью около двухсот километров в час, следуя строго по глиссаде медленно, но неумолимо приближался к невидимой пока за снегопадом и сумерками взлетно-посадочной полосе Салехарда.

— Высота сто.

Снова появились дрампиры. Теперь, чувствуя, что их шансы проникнуть в самолет и завладеть лёжкой стремительно уменьшаются пропорционально нашему приближению к порту, они атаковали непрерывно, но в основном промахивались.

Я, потом так и не понял, объяснялось ли это азартом, возникшим в пылу борьбы, если он вообще свойственен нежити, или же непривычным видом охоты. Ведь вместо людей или себе подобных в этот раз дрампиры атаковали самолет. Бездушную железяку и к тому же в воздухе. А любому Иному известно, что летуны кровососы неважные. Не их это среда, воздух.

Как бы то ни было, но мы не имели возможности уклоняться. Любое рассогласование с таким трудом собранных в кучу стрелок, в непосредственной близости от земли, неизбежно грозило нам катастрофой. Роясь, словно гигантские насекомые вокруг медленно летящего в пурге самолета, дрампиры то исчезали в ней, то, как призраки возникали вновь, пытаясь пробиться внутрь. И это им удалось, но к счастью только двум из примерно полутора десятков атакующих нежитей. Но ни мне ни Назимову было сейчас не до них. Надеясь, что Инквизитор хотя бы сдержит дрампиров некоторое время, мы полностью сосредоточились на управлении самолетом. Дым от горящего салона разъедал глаза, мешал следить за приборами, но даже форточки открыть было невозможно.

Деваться нам с Михаилом Ивановичем снова было некуда и, хоть внизу мело: снежная круговерть плюс сильный боковой ветер, заодно с болтанкой, надо было садиться. С одним двигателем мы вряд ли смогли уйти на второй круг. Хотя и полосы-то еще не было видно. Я надеялся только на время суток. В стремительно сгущающейся темноте огни полосы должны быть видны в снегопаде гораздо лучше, чем днем, когда, в белой мгле пронизанной солнечным сиянием, вообще ничего не видно.

Не обращая внимая на дрампиров я потел, удерживая стрелки радиокомпасов строго параллельно друг другу, что, как мы надеялись, означало точное выдерживание предпосадочной прямой и створа полосы. Выдерживать-то оно выдерживалось, но угол сноса по этим стрелкам получался двадцать один градус. На такой угол нос «Ан-24» был отвернут вправо от посадочного курса. Так мы и шли на полосу, скрытую в снежной тьме.

— Это какой же боковой ветер! — все удивлялся вполголоса Назимов? — Сейчас скорость где-то сто девяносто-двести километров в час… короче, получается, — он помолчал, прикидывая в уме, — получается, что сносит нас никак не меньше двадцати двух метров в секунду. Это же за все возможные для нашего «сарая» пределы!

Пока я слушал Мишу, мне пришла в голову мысль, что наблюдаемая погодная аномалия, скорее всего, спровоцирована нападающими. Не ими самими конечно, слабы дрампиры для этого. За ними явно стоит кто-то посильнее. Тот кто тщательно спланировал нападение нежити на нашу экспедицию. И стоило задуматься о Силе этого Иного.

Короче говоря, ситуация была близка к катастрофической. Но, Михаил Иванович, несколько освоившись с присутствием чудовищ, изредка, уверенным инструкторским голосом бросал короткие реплики, всем своим видом показывая мне, что сядем, сядем, Муромцев, и не в таких переделках бывали. Я, конечно, знал, что Назимов врет и легче от этого мне не становилось. Видимо подобные ощущения могли быть во время войны у пилотов бомбардировщиков. Им хочешь, не хочешь, а надо было держать тяжелые неповоротливые машины, строго на боевом курсе. Не обращать внимания ни на вовсю лупящие снизу зенитки, ни на атакующие сверху вражеские истребители. Лети прямо, хоть душа из тебя вон, и пока не сбросишь бомбы на цель, уклоняться от огня даже не думай!

И тут подошла высота принятия решения на посадку, перед которой я должен был оторвать буквально прилипший к приборам взгляд и искать огни. Я не мог. Не мог и все тут! Приборы были моим единственным ориентиром в этой зыбкой, пронизанной стремительными тенями атакующих дрампиров, бесконечно болтающейся мгле. Некуда было смотреть — везде один мрак. Почище любого Сумрака. И решение было принято заранее, и единственное: надо сесть, иного выхода нет. Иначе мы или разобьемся, или нас доконает нежить.

— Сергей, ищи полосу! — Казимов старался не допустить ноток тревоги в своем голосе. — Ищи!

Легко сказать… Я кое-как смог побороть дремучие инстинкты и, оторвав взгляд от приборной доски, впился им в лобовое стекло. Ну, хоть бы проблеск… Я пытался охватить как можно большую площадь, используя все возможности своего периферического зрения. Не сразу, правда, но светлое пятно в правой форточке я как-то уловил. Огни быстро наползали на нас справа — неестественно, нелогично, дико. Наш «Антонов», развернув нос по ветру, шел боком на полосу… сейчас… сейчас снесет… скорее дать ногу, выправить курс и я дернулся было надавить на педали. Но педали держал Назимов. Держал мертво. Со всей своей медвежьей силой.

Так мы и вывалились из облачности, как говорится, на глазах у изумленной публики. На высоте всего шестидесяти метров и в окружении роящихся вокруг нас гигантских летучих мышей. Под облаками было много светлее и встречающая толпа Инквизиторов во главе с Пресветлым Владимиром, как он мне потом рассказал, увидела незабываемое, потрясшее их до глубины души зрелище. Что чувствовали и переживали люди в аэровокзале, я даже не берусь вообразить!

Между тем все шло своим чередом. Вся наша кавалькада беззвучно неслась к земле, а Инквизиторы, позабыв обо всем на свете, растерянно таращились на эту живописную картину. И, как шли мы с Михаилом Ивановичем коряво, боком, так и выровняли, и когда коснулись бетонки, самолет сам развернулся по полосе. Вот тут уже понадобилось хорошо работать ногами и тормозами. И пока «Антонов» вольно бежал по длиннющей, но уже основательно заметенной полосе Салехардского аэропорта, я понял, что в салоне стоит гробовая тишина. Как потом оказалось, перед самым приземлением, опомнившийся первым Владимир применил, что-то из арсенала Инквизиции. Нежить сразу перестала нас видеть, а охрана принялась с большим рвением разряжать в дрампиров под завязку накачанные Силой амулеты. Кровососы посыпалась на землю, как яблоки во время грозы. Несколько оставшихся в сознании, дрампиров были задержаны и впоследствии отконвоированы во Всемирную Инквизицию для допросов.

Пройдя мимо мертвого Меньшикова, лежащего в луже крови на полу багажника рядом с нетронутой лёжкой, мимо видневшихся из-за выломанной двери в пассажирском салоне останков всех четырех Инквизиторов, мы с Назимовым открыли грузовой люк. У самолета стояли Владимир и два охранника.

— Остальные занимаются зачисткой навороченного вами, — вместо приветствия сказал маг. — Стаи кровососов над Салехардом! Атака дрампиров на самолет в аэропорту! Их останки, разбросанные по всему летному полю. Толпы очевидцев. Куда дело годиться? Не мог сообщить заранее? — и, повторяя мое собственное возмущение, высказанное как-то Соколову, добавил. — Хотя бы элементарно, по радио.

— Вы, знаете, Владимир, каково там? — безразлично спросил я его.

Все трое молча смотрели на нас. Назимов теперь их видел, но ничего не говорил. Он просто сел на пол багажника высунув ноги наружу и, опершись спиной на люк, обессилено закрыл глаза.

Мне не хотелось спорить. Тем более, что маг был полностью прав. Я покачал головой и слабо улыбнувшись, сказал:

— Забыл. Представляете, просто не до того было. Вот и забыл…

— Ну, ладно. Пусть так. Главное, что все закончилось благополучно. Лёжка, вижу, цела и я этому несказанно рад, — смягчился Владимир.

— А как я рад! — в тон ему ответил я и спросил. — Что теперь?

— Теперь? Теперь Филарет, — он повернулся к одному из Инквизиторов, — позаботится о памяти нашего доблестного пилота и, заодно поселит его в профилактории. Рейс на Москву все равно только завтра, а мы отгоним самолет подальше от… от людей и приступим к вскрытию. Схрон ты открыл благополучно. Защитные заклинания не сработали. Это доказывает, что мы были правы во всем. Кстати, потом расскажешь, что там было, хорошо? Мне очень интересно. Ну а с лёжкой, я думаю, мы справимся без труда.

— Владимир, — спросил я его. — А почему было нападение?

— Как тебе сказать, — нехотя произнес он. — Я просчитался. Все мы просчитались. Все. Кроме тебя. Единственный дрампир, который знал о схроне и обо всем этом, — Владимир показал на самолет, — был Баллор. Глава Кёльнской секты и член Всемирной Инквизиции, Совета. Мне с ним надо будет потолковать по возвращении. Один на один. Если успею, конечно. Ведь мои коллеги уже в курсе. Но это все потом.

Спустя примерно час все приготовления были закончены. Сидя на пороге багажного отсека, я отрешенно наблюдал, как маг, названный Филаретом, увел в сторону аэровокзала Назимова. Потом охрана подогнала аэродромный тягач и «Ан-24», вместе со мной, отбуксировали в самый дальний конец стоянки. Там Инквизиторы долго зачищали салон самолета, пряча в мусорные мешки останки нежити. Тело Дениски к тому времени уже убрали, временно отправив его в местное отделение Ночной Службы. Потом, окружив стоянку тройным кольцом вооруженных до зубов Инквизиторов, Владимир в сопровождении двух магов, вошел в багажник и приблизился к лёжке. Один из Инквизиторов, что-то прошептал и под потолком, прямо над ней разгорелся яркий, похожий на ксеноновый свет.

Владимир склонился над гробом, делая какие-то сложные магические пассы. Сначала ничего не происходило, хотя из-за спин Инквизиторов мне все равно мало что было видно. Но вот раздалось шуршанье и протяжный скрип. Ветви, переплетавшие домовину, разошлись наподобие лепестков цветка. Вся освобожденная верхняя часть лежки, отделившись от основания, приподнялась на несколько сантиметров. Из-под нее пошел не то дым, не то пар. Раздалось шипение. Владимир, усилив пассы, начал вещать заунывным голосом. Ни дать ни взять дьячок во время молебна. Прислушавшись, я догадался, что он, очевидно, перечисляет титулы Радомира:

— О Великий, Пресветлый и Всемогущий Радомир, Первый из магов Вне рангов и категорий всех времен и народов! Победитель Велиала, Вельзевула и Гоарра.

Крышка домовины, повисев некоторое время в воздухе, снова медленно пошла вверх, а Владимир продолжал завывать все громче и громче:

— Покоритель Демонов Великой Ночи, Ниспровергатель Саттаров и Устроитель Великого Договора.

Крышка поднялась под потолок, заслонив собой источник магического света. Туман почти рассеялся и в наступившем мраке в руках Инквизиторов вспыхнули обычные фонарики. Возможно даже китайские. Владимир сделал полшага вперед и попытался продолжить:

— Учитель, Учителей, Создатель магического… — на последних словах его голос стал затихать, и воцарилась гробовая тишина. Инквизиторы тоже молчали.

Все замерли. Там что-то происходило, но по-прежнему ничего не было видно. Мне стало интересно. Кряхтя, я поднялся и, подойдя к Инквизиторам, заглянул за их спины. Лежка была пуста.

Я даже как-то не удивился. Пару секунд переваривал происходящее, а потом, не удержавшись, нервно хихикнул и тут же осекся под диким яростным взглядом Владимира.

Все, что происходило затем, больше напоминало комедию и нисколько меня не интересовало. Я хотел только одного. Поговорить с Владимиром и что бы он мне как и обещал, все объяснил. К середине следующего дня всё более или менее успокоилось, а Казимов благополучно улетел в Москву. Лишь только тогда, в жарко натопленном летном профилактории Салехардского авиапредприятия, за кружкой местного пива, я эти объяснения все-таки получил.

Но это уже моя личная история.

Нижний Новгород — Сормово, Серая лошадь.

Декабрь 2008 года — февраль 2009 г.