Секретные материалы

Утром седьмого марта тысяча девятьсот девяносто второго года аэропорт Ла Гардия города Вашингтон, федеральный округ Колумбия, Соединенные Штаты Америки, планета Земля, был закрыт часа на два из-за сильных гроз, прилетевших из-за залива, — отголосков ушедшего обратно в океан и дальше на юг тайфуна «Дана». Как всегда в таких случаях, недовольные пассажиры нервно наполнили собой многочисленные закусочные и рестораны аэропорта, пытаясь хоть чем-то оправдать создавшуюся паузу в неизменно поступательном движении своих обожаемых тел. Семья Хойнинген: папа, мама, две дочки, одиннадцати и тринадцати лет, и пудель Спарк — расположились за угловым столиком у окна, выходящего на автостоянку. Папу Хойнингена звали Альфонс, но на дамского угодника он был похож меньше всего: грубоватая бугристая физиономия с маленькими глазками, редкие волосы, почти полное отсутствие шеи, круглое толстое пузико… Мама Хойнинген, по имени Стелла, здорово на него походила — разве что с поправкой на обычные половые различия и некоторую облагороженность черт, так или иначе присущую женщинам. Оба они были американцами в третьем поколении, внуками эмигрантов, предусмотрительно бежавших от Гитлера еще до прихода того к власти, но при этом почему-то все равно оставались подлинными немцами (не прилагая к тому ни малейших усилий) и выделялись в любой толпе, как всегда чем-то неуловимым выделяются немцы. И девочки их, хором влюбленные в Билли Криспа, и даже собака — были стопроцентно немецкими; и миссис (фрау?) Хойнинген с некоторой тревогой замечала, что девочки понемногу становятся даже не немками ее памяти и воображения, а немками глуповатых голливудских фильмов… Это не давало ей покоя в последнее время, хотя настоящих причин своего беспокойства она не понимала. И от этого непонимания беспокоилась еще сильнее. Внимание ее постепенно привлекла пара, сидящая за соседним столиком. «Вот, — раздраженно подумала она, — явно ведь „зеленые“, а как держатся!..» Если бы ее спросили, почему она решила, что парочка эта является обладателями «зеленых карт», она бы не ответила. Какая-то чуждость? Европейская элегантность? Может быть… Да нет — просто так… интуиция. Настоящая хорошая немецкая интуиция.

Интуиция в данном случае дала сбой, но миссис Хойнинген этого не знала.

— Глазеешь на этих проклятых недоумков? — спросил ее папа Хойнинген. Она не сразу поняла, о ком речь. А, вот в чем дело! За следующим столиком уместилась компания из пяти человек: явные ньюйоркцы. Лысые мальчики и седеющие по краям девочки. В майках и тайваньских тапочках. Подкатили к аэропорту в помятом фургоне, разрисованном пятнами зимнего камуфляжа «Люфтваффе», на одном боку машины написано: «Путешествие в поисках Америки», а на другом: «Пацан, люби революцию!». И сейчас один из этих любителей революции, бородатый и лысый, приподнявшись над столом на волосатых веснушчатых кулаках, громыхал приглушенно:

— Ты ничего не понимаешь в людях, Маленькая Анаконда! Человека можно — и нужно! — читать вдоль и поперек, как простой старый вонючий папирусный долбанный свиток! А любое проклятое долбанное чтиво, которое можно читать, можно и писать — даже левой ногой! Да больше того — все, что можно читать, было когда-то кем-то написано…

— Левой ногой, — отвечала сидящая спиной к Хойнингенам женщина в голубой трикотажной майке. Волосы ее были обрезаны коротко и грубо, вокруг тощей шеи обернут шерстяной коричневый шарф, вельветовая куртка цвета хаки небрежно брошена поперек колен. — Ты успокойся, масса Кот. Никто ведь из нас не подвергает сомнению твои жизненные принципы…

— Нет, ты подвергаешь. И не в том дело, что сомнению, а в том, что нагло. Подвергать все сомнению учили нас наши учителя, и в первую очередь мы, как прилежные ученики, подвергли сомнению их — и что получили? Четыре кучки зеленого дерьма! Так кто мы все после этого — долбанные последователи или долбанные ренегаты? Официант, где, наконец, этот официант?!

Официант, который как раз принес заказ семьи Хойнинген — салаты и йогурты для всех, исключая пуделя, — задумчиво посмотрел в ту сторону.

— Они вам мешают? — спросил он пану Хойнингена.

— Они мне мешают, но вызывать полицию я вас все равно не попрошу, — сказал мистер Хойнинген, кося глазами в сторону шумных спорщиков. — Мы живем в свободной стране…

Тем временем младшая дочка, Марта, наклонилась к уху сестры и прошептала:

— Видишь нашего соседа? Рядом с этой блондинкой? У него под пиджаком пистолет.

Сестра присмотрелась и кивнула;

— Может быть, он хочет угнать самолет к Кастро?

— Зачем?

— Кастро нужны самолеты.

— Тогда не будем мешать. Когда еще попадешь на Кубу? А посмотреть интересно…

Семья летела в Майами: загорать, купаться и ловить рыбу и лобстеров.

Официант принес заказ парочки с пистолетом: индейку ей и буженину под яйцом ему.

— Хорошо, — сказала Маленькая Анаконда, наваливаясь ничем не стесненной грудью на столик и наставляя на массу Кота палец; под короткими ногтями у нее были темные полоски. — Ты меня почти убедил. И все же — проведем опыт. Вот люди, которых ты не знаешь. Ты утверждаешь, что уже пассивно получил от них достаточно информации для того, чтобы сделать все выводы. Потом мы их спросим, угадал ли ты. Заключаем пари?

— Десять против трех, — сказал масса Кот, которого на самом деле звали Питер Хайли, а известность он получил как Питер «Ред» Стоун, борец за свободу животных, содержащихся в зоопарках. Взять псевдоним его вынудили нестандартные жизненные обстоятельства.

— Вот эти, да? Рядом?

— Угу, — кивнула Маленькая Анаконда, Чарлиан Маккаби, довольно известная xудожница-керамистка. Это она улетала сейчас в Калифорнию, а компания ее провожала. Все они были бывшие одноклассники, чудом сохранившие школьную дружбу: адвокат Памела Бейдер, средней руки предприниматель Ник Лиаракос и программист Перси Даббер. Вот ведь совсем недавно они протестовали против войны во Вьетнаме, курили марихуану и совершали сексуальную революцию. Теперь, пожалуй, только Питер сохранил верность тем идеалам, и это казалось уже немного несерьезным. Впрочем, друзья относились к нему с пониманием. В конце концов, не так много их осталось, друзей. Остальных разбросало и рассеяло по жизни, как осколки медленного взрыва какого-то мирового фугаса… Иногда оставшимся казалось, что это странно. Иногда — что странно то, что они четверо еще держатся вместе. Если посмотреть сверху на то, по каким траекториям движутся человеческие судьбы, то сначала возникнет впечатление полнейшего хаоса, потом — полнейшей упорядоченности, и наконец, когда видишь все изгибы пути, неизбежно приходишь к выводу о странном единстве хаоса и порядка — и даже не просто единстве, а о полнейшей их неразличимости с определенной точки зрения…

— Так, — масса Кот «Ред» Стоун без тени смущения уставился на соседей. — Женаты лет десять или любовники с таким же стажем. Детей нет. Он, скорее всего, служит в хорошем банке или крупной компании, но не на высокой должности. Среднее звено: хороший исполнитель, не более того. Надежен, неинициативен, в меру честен. Сонный взгляд, смазанные черты лица говорят о том, что в работе ему требуется усидчивость и аккуратность, а не быстрота и решительность. Дорогой костюм, но сидит не слишком хорошо, пиджак на полразмера больше, чем требуется. Она, скорее всего, рекламный агент; пыталась стать фотомоделью или манекенщицей, не получилось, нашла свою нишу; добилась кой-какого успеха. Зарабатывает раза в два больше, чем он. Неплохой художественный вкус. Пытается быть уверенной всегда и во всем, хотя в глубине души растеряна. Очень упряма, недоверчива, ревнива. Возможно, что она немного старше него, но тщательно следит за собой. По крайней мере волосы она красила вчера…

Обсуждаемая женщина, сидящая к «Ред» Стоуну спиной, подавила желание обернуться. А мужчина отложил нож и вилку, снял салфетку и беззвучно трижды хлопнул в ладоши. На лице его возникла веселая улыбка — на полсекунды, не более. Тогда женщина все же оглянулась.

— Я прав? — громко осведомился масса Кот.

— Потрясающе! — сказал мужчина. — Вам нужно работать в ФБР. Такие таланты не должны пропадать втуне.

— Трахал я ФБР, — сказал масса Кот.

— Это вы зря, — сказала женщина. Взгляд ее выражал некоторое недоверие. — Не сомневаюсь, что вы подхватили кое-что неприличное.

Чарлиан подумала, что Стоун ошибся: женщина казалась очень молодой. Какие там десять лет супружества… Ей всего-то года двадцать четыре. Ну, двадцать шесть. И блондинка она явно натуральная. Слегка горбоносая блондинка с темными бровями…

Стоун действительно ошибся, но, тем не менее выигрыш получил и спрятал в карман, поскольку соседи согласились признать его версию абсолютно правильной. Просто так, для удобства. Всегда ли следует возражать добросовестно заблуждающемуся? На этот счет могут существовать различные мнения. Мужчина с сонными глазами был отнюдь не банковским клерком, а специальным агентом ФБР по имени Фокс Малдер, одним из самых перспективных аналитиков Бюро, номер удостоверения JTT047101111, рост шесть футов один дюйм, вес сто семьдесят восемь фунтов волосы каштановые, глаза зеленые.

Дата рождения: 13 октября 1961 г.

Место рождения: Чилмарк, штат Массачусетс.

Место жительства: Александрия, штат Вирджиния (двенадцать миль от Вашингтона).

Холост.

Образование: Оксфордский университет, степень бакалавра психологии; Академия ФБР в Куантико.

Публикации: монография «О серийных убийствах и оккультизме» (1988 г.), статья в журнале «Омни», опубликованная под псевдонимом Лумодер (1991).

Кличка: Призрак.

Личное оружие: автоматический пистолет «Taurus 92 automatic» — в настоящий момент он действительно находился в замшевой наплечной кобуре под полой немного мешковатого, но тем не менее элегантного пиджака.

В записной книжке (потертая обложка из твердой коричневой кожи) у него было записано: «Сотни тысяч леммингов не могут быть не правы». И немного дальше: «Здравый смысл, и это великолепно знают лемминги, имеет свои пределы». Почему-то именно лемминги занимали его мысли долгие подростковые годы… В возрасте от тринадцати до пятнадцати лет он дважды пытался покончить с собой, но без должной решительности. И в этот же период сделал яркую карьеру в бойскаутах, став самым молодым «орлом» в отряде. Никто бы не подумал, увидев его днем, что этот строгий, подтянутый и решительный юноша плачет ночами…

Соседка не была ни его женой (что уже ясно из досье), ни любовницей, и вообще сегодня они виделись всего лишь второй раз в жизни — хотя до этого довольно много слышали друг о друге. Агент Дана Скалли.

Рост пять футов семь дюймов, вес сто двадцать два фунта. Цвет волос светло-рыжий, цвет глаз карий.

Дата рождения: 18 сентября 1966 года.

Место рождения: Уолсо, штат Вирджиния.

Место жительства: Арлингтон, штат Вирджиния.

Образование: медицинский колледж в Куантико, Академия ФБР там же. Бакалавр медицины. Увлекалась физикой, курсовая работа: «"Парадокс близнецов" Эйнштейна, новая интерпретация» была опубликована в сборнике лучших студенческих работ. Последние два года учебы в колледже совмещала с внештатной работой в ФБР, по окончании колледжа отказалась от врачебной практики, окончила Академию ФБР и перешла на штатную работу.

Личное оружие: Bernadelli 7.65. (Спрятан в изящной и строгой сумочке, лежащей на коленях…) Хороший стрелок, особенно при стрельбе из нестандартных позиций и при скоростной стрельбе.

Семейство Хойнинген, тихо возмущенное вызывающей бестактностью ньюйоркцев, призывающих любить революцию, покончило с завтраком и уже намеревалось демонстративно удалиться, когда под потолком невидимая рука перебрала нежные струны арфы и не менее нежный голос объявил, что начинается прерванная ранее посадка на рейсы… последовало перечисление, все стали прислушиваться, многие торопливо поднимались со своих мест, махали официантам… в общем, аэропорт будто делал первый вдох после долгой вынужденной остановки дыхания. И все мимолетные знакомцы пропали друг для друга, разнесенные навсегда.

Через полчаса заполненный едва ли на треть «Боинг-727» нес Скалли и Малдера строго на запад, в город Салем, известный всему миру давними процессами над ведьмами и средней паршивости сигаретами, а также романом и фильмом о жутких вампирах (впрочем, это был совсем другой Салем, хотя мало кто об этом догадывался). Настоящие же, невыдуманные, события — происходящие неподалеку, в шестидесяти милях на северо-запад от Салема, в небольшом и не очень посещаемом национальном парке Коллюм — особо ни газетчиков, ни прочих любителей горяченького не заинтересовали (хотя и были отмечены вскользь). Тем не менее ФБР почему-то отнесло эти случаи к разряду секретных и тем самым неизбежно ввело в поле зрения специального агента Фокса Малдера. Ибо Фокс Малдер занимался именно секретными материалами.

Ровно сутки назад Дана Скалли толкнула дверь и второй раз в жизни шагнула в кабинет Скотта Блевинса, исполняющего обязанности начальника отдела насильственных преступлений. Она испытывала нечто среднее между легкой тревогой и эмоциональным подъемом, хотя никакого особого почтения к начальникам прежде за собой не замечала. Просто… просто… просто… Как-то не слишком обычно была сформулировала эта просьба: прибыть для собеседования. Скалли никогда раньше не получала подобных просьб и потому не могла бы сказать, что в ней необычного и как именно положено таким приглашениям звучать, но… В общем, Дана Скалли чувствовала в груди стеснение, какую-то нарастающую неясную и безотчетную тревогу. Именно безотчетную. Она знала за собой это свойство: чувствовать, что близятся неприятности. Иногда она жалела, что не может определять их природу и масштаб. Тревога усилилась скачком (вплоть до промелька мысли: «Ой, мамочка, а я, похоже, дала маху, когда завербовалась…»), когда Скалли, войдя, почувствовала смешанный запах одеколона «Драккар» и табачного дыма. Если бы она верила в предчувствия, то решила бы, что ей сигналят из будущего; но Скалли верила в биохимию и нейрофизиологию, а потому решила, что это, скорее всего, какая-то подавленная ассоциация, связанная с ранним детством, и что можно напрячься и вспомнить подобное сочетание запахов и ту неприятность, которая с нею связана. Кроме Блевинса, в кабинете было еще два человека, ей незнакомых: один — полный, в очках — сидел возле стола, лицом к вошедшей, и что-то читал; второй — пожилой и поджарый, с лицом мужественным и простым — курит у окна, озирая пейзаж сквозь жалюзи. В этой картине явно чего-то недоставало.

— Агент Скалли, — заглаженно, как бы в десятый раз за последние полчаса, сказал Блевинс, — я благодарен вам за то, что вы явились по первому приглашению. Присаживайтесь.

«Интересно, а как могло бы выглядеть, скажем, третье приглашение, если первые два агентом проигнорированы?..» — мельком подумала Скалли, усаживаясь на неудобный стул с короткой прямой спинкой.

— Итак, к делу. Вы с нами уже два года, окончили медицинский колледж, от практики отказались… Кстати, почему?

— Я считаю, что могу сделать в ФБР лучшую карьеру. Хотя родители и полагают, что это такая форма молодежного бунта… — Скалли чуть улыбнулась.

— Понятно. Вы знаете специального агента Фокса Малдера?

— Да.

— Откуда? — спросил, наклоняясь чуть вперед, сидящий толстяк.

— Правильнее сказать, я слышала о нем, — выделила голосом Скалли, — хотя лично не знакома. У него хорошая репутация. Окончил Оксфорд, доктор психологии — защитился в восемьдесят восьмом году, — имеет монографию о связи оккультизма и серийных убийств, благодаря которой, кажется, смогли арестовать опасного маньяка. Считается лучшим аналитиком в делах, связанных с насильственными преступлениями… В Академии у него была кличка «Призрак». Кажется, все.

Сидящие переглянулись.

— Вы знаете, что Малдер сейчас бесцельно тратит свое время, работая над проектом, который не одобряется руководством и лежит в стороне от основного потока событий? — спросил Блевинс.

— Так называемые «Секретные материалы», — подсказал толстяк.

— Это что-то связанное с паранормальными явлениями? — решила уточнить Скалли.

— Да. Можно сказать и так. Агент Скалли, мы решили направить вас на помощь к Малдеру, — продолжал Блевинс. — Вы будете оценивать ход расследований и докладывать непосредственно мне…

Скалли вдруг ощутила на своей щеке пристальный взгляд того, кто стоял у окна. Он уже не курил и не озирал пейзаж. Он смотрел на нее остро и жестко. И ей захотелось моргнуть, или повернуть голову, или как-то еще защититься от этого взгляда — но она не моргнула и продолжала сидеть прямо. «Вот оно», — подумалось ей.

— Вы хотите, чтобы я… стучала на проект «Секретные материалы»? — спросила она ровным голосом.

— Мы хотим, чтобы вы подвергли проект тщательному научному анализу, — сказал Блевинс, и Скалли вдруг показалось, что он незаметно ей подмигнул. — За время вашего сотрудничества с Бюро мы, бумажные черви, составляли ваш психологический портрет. Мы знаем, что у вас не по-женски логичный и строгий ум, признающий лишь весомые факты. Вас неимоверно трудно в чем-то убедить словами. Вы готовы вкладывать персты в раны… Кроме того, ваша психиатрическая подготовка тоже поможет вам сориентироваться, где мы имеем дело с фактом природы, а где — с причудой сознания. Как раз такой человек нам нужен, чтобы оценить степень актуальности в работе по «СМ». А сейчас я прошу вас спуститься в подвал для знакомства со специальным агентом Малдером. Мы ждем от вас первый доклад в ближайшие дни.

В подвал, где обосновался Малдер, ходил только грузовой лифт с раздвижной решетчатой дверью, исцарапанной до белого металла в пяти дюймах от пола — ручные тележки… На стенку кабины лифта кто-то неровно приклеил стикер с эмблемой «Охотников за привидениями». В лифте пахло формалином.

Можно было подумать, что лифт везет Дану прямиком в хранилище расчлененных трупов… Стены тускло освещенного коридора были выкрашены темно-зеленой краской и уже одним этим напоминали декорации фильма ужасов. Вдоль стен тянулись стеллажи, уставленные картотечными ящиками. За поворотом в тупике почти светилась голубая дверь, до странности похожая на дверь холодильной камеры. Скалли постучала и потянула за ручку. Дверь открылась легко. Если бы оттуда вылетела стая летучих мышей, женщина не удивилась бы. В помещении было полутемно. Горела настольная лампа, бросая свет на крышку стола, заваленного старообразными канцелярскими папками, и светился матерчатый экран, на который падал луч слайдоскопа. На экране был какой-то лесной пейзаж.

— Входите! — из мрака улыбкой вперед вынырнул высокий молодой человек. — Хотя вы здесь все равно никого не найдете, кроме одного изгоя и отшельника.

— Здравствуйте, — сказала Скалли, протягивая руку. — Я — Дана Скалли, и меня направили к вам в качестве напарника.

— Ого! — сказал Малдер. — За что же такая честь? Вы что-то натворили? Или тоже увлекаетесь всем этим?

Он пожал ее руку и одновременно другой рукой зажег свет, и стало видно, что свободные от стеллажей и тяжелых шкафов участки стен завешаны увеличенными фотографиями того, что мало кто принимает всерьез и что пренебрежительно именуется «летающими тарелками», хотя но виду это больше напоминает унесенные ветром соломенные шляпы; посередине висел солидных размеров плакат с аналогичным изображением и проникновенными словами: «Я хочу верить». И что — вот это все… всерьез?..

— Я… — Скалли вдруг стало неловко. — Я много слышала о вас и попросилась…

— Наверное, вас прислали шпионить, — беспечно махнул рукой Малдер.

— Вам не правлюсь я сама? — тут же ощетинилась Скалли. — Или мои документы?

— Ну что вы! Документы великолепны! Дана Скалли, бакалавр медицины, курсовая работа по физике о «парадоксе близнецов»…

— Очень мило. Вы читали? — она удивилась по-настоящему.

— Да, и мне понравилось. Беда только в том, что здесь нам физика вряд ли пригодится…

Голос его зазвучал странно, и Скалли насторожилась. Малдер тем временем вновь погасил свет, подошел к слайдоскопу и щелкнул обоймой. На экране тут же появился труп. Накрытый простыней. «Ну, естественно», — вздохнула про себя Скалли. Несмотря на всю медицинскую подготовку, она продолжала достаточно эмоционально относиться к тому, что люди иногда умирают.

— Вот. Загадка для вас как для медика. Женщина из Орегона. Двадцать лет. Найдена мертвой в лесу. Причина смерти не установлена. Хуже того: причины смерти как бы и нет вообще. Все системы жизнедеятельности без малейших повреждений: сердце, легкие, кровь, мозг… Есть ведь, кажется, у патологоанатомов такое понятие: необъяснимая смерть? Единственное, что удалось найти, — это вот…

Изображение сменилось, на экране появился участок кожи («Поясница», — догадалась Скалли) с двумя маленькими, четверть дюйма в диаметре, волдырями.

— Что бы это могло быть? — спросил Малдер.

— Ну… — Скалли присмотрелась. На укусы насекомых это не слишком похоже, поскольку волдыри от укусов обычно обескровленные, бледные, а эти, напротив, гиперемированные. Примерно такие же следы оставляют пиявки, но там в центре виден отчетливый прокус от челюстей. Впрочем, число тварей, жадных до человека, стремится к бесконечности… — Я бы сказала, что эти следы присосок… или точечные глубокие ожоги — как при электрошоке…

— Так… Точечные ожоги… интересно. А с химией у вас какие отношения?

Изображение сменилось опять, но теперь это была некая структурная формула. Скалли присмотрелась. Полимерная цепочка, азот-углерод, так…

— А вот эти радикалы — это что?

— Аминокислоты. Разные. Двадцать две — входящие в известные нам белки, и четыре — совершенно посторонние.

— Чрезвычайно странная конструкция… — Скалли задумалась.

— Химики просто сказали, что такой молекулы существовать не может. Хотя они же и выделили ее из тканей, окружающих те отметины.

— Она была в трупе?

— Да. Очень локально, в очень небольших количествах… и не в трупе — в нескольких трупах. Вот… — изображение сменилось, — это — мужчина в штате Южная Дакота, а это — Шемрок, Техас, девочка…

Труп с двумя отметинами. И еще труп с двумя отметинами…

— И у вас есть предположения?..

— О, предположений у меня множество, — невесело усмехнулся Малдер. — Больше, чем хотелось бы. и гораздо больше, чем нужно. Одно мне по-настоящему не ясно… и, может быть, вы сумеете мне объяснить, почему политикой Конторы стало относить все подобные случаи к разряду необъяснимых явлений и тем самым ставить жирный крест на их расследовании? Вы верите в существование внеземных цивилизации? — спросил он без всякого перехода.

Скалли беззвучно кашлянула. Так. Началось. Собраться с мыслями…

— Если рассуждать логически, то я должна сказать, что нет, не верю. Расстояния между космическими объектами так велики, что расход энергии на передвижение превзойдет все мыслимые…

— Да-да, — сказал Малдер. — Люди так и рассуждают. А вот та девушка в Орегоне… Четыре года после школы, а она умерла, и на теле ее остались следы какого-то воздействия, а в тканях — вещество, науке неизвестное… Никаких доказательств, никаких ответов нет… даже вопрос — и то не задашь… Но, может быть, исчерпав все разумные объяснения, мы все же обратимся к неразумным?..

— Девушка от чего-то умерла, — медленно сказала Скалли, — и это пока все, что мы знаем наверняка. Вряд ли это естественная смерть, но если мы имеем дело с убийством, то почему бы нам не предположить, что при вскрытии что-то упустили… и может быть, упустили умышленно? Мне кажется, что во всех случаях, как бы фантастично ни выглядели обстоятельства, истина не покидает круг научных познаний… нужно только как следует расследовать…

Все более и более насмешливый взгляд Малдера наконец смутил ее, и она смешалась. Вообще-то она отнюдь не считала себя круглой идиоткой…

— Вот именно! — Малдер взмахнул в воздухе указательным пальцем, будто рисуя огромную лихую занятую. — Поэтому-то после «Ф» и «Б» всегда идет «Р»! Встречаемся в семь тридцать в аэропорту. Мы летим на место преступления — в Орегон…

Рейс «Вашингтон-Салем»

7 марта 1992 года

Скалли завистливо покосилась на Малдера. Он устроился в свободном ряду кресел и, убрав подлокотники, то ли дремал, то ли слушал музыку. Она же весь полет провела в изучении тоненького и напоминающего хороший швейцарский сыр — сплошные дырки! — дела. Зеленая пластиковая обложка. Стикер с буквой «X». Два десятка газетных вырезок, несколько фотографий… Да, Малдер был прав, негодуя. Таким делам следует давать ход, бросать на их расследование все силы… Погибшая девушка — Карен Форсман — была отнюдь не первой жертвой «зловещего леса». А — четвертой! И все четверо были из одного класса — выпуска восемьдесят девятого года единственной средней школы маленького городка Бельфлёр (произносится на французский манер, ибо Канада за углом)… Поразительно, что газетчики так вяло ухватились за этот лоскут. Заметки были разрознены, и версией злого рока стороны, похоже, удовлетворились. Семья одной из погибших девочек пыталась затеять суд против дирекции национального парка, но дело даже не приняли к рассмотрению. Правда, при вскрытии тел прошлогодних жертв никаких странных отметок найдено не было. Зато были указаны причины смерти: переохлаждение, разрыв аневризмы, диабетическая кома…

— Леди и джентльмены, — зазвучало в салоне, — мы находимся на расстоянии семидесяти пяти миль от города Салема и сейчас начнем снижение. Экипаж просит вас не курить в салоне и пристегнуть ремни безопасности. При снижении возможны неприятные ощущения, поскольку турбулентные потоки…

Скалли показалось, что самолет сначала положили на бок, а потом поставили носом вниз. Желудок подпрыгнул к самому горлу, уши заложило. Из закрытых полок для вещей стали вываливаться эти самые вещи. Чья-то — слава Богу, мягкая — сумка ударила ее по плечу. Кто-то кричал сзади. Скалли вцепилась в подлокотники и с трудом удержалась, чтобы не заорать самой.

Падаем.

Вниз, вниз, вниз… вверх! Удар, толчок…

Какой жуткий скрип…

Еще раз. О-ох… Выровнялись. Скалли сглотнула. Во рту было липко и сладко.

Потом она скосила глаза на Малдера.

Малдер выковырнул из уха наушник, перевернулся на другой бок, нашел коллегу взглядом, ухмыльнулся.

— С прибытием, — сказал он.

Дорога на Бельфлёр

7 марта 1992 года

Дорога до Бельфлёр заняла около часа. Малдер вел арендованную у «Эй-Ти» машину, видавший виды «шевроле», и жевал жареный арахис, озирая окрестности так, будто намеревался сейчас, вот тут, за поворотом, и найти сразу все доказательства и решения. Лес тянулся по обе стороны от шоссе. Скалли почему-то ожидала в первую очередь увидеть секвойи, но секвой не было видно. Наверное, здесь для них еще слишком северно… Справа поднимались голубые громады гор.

— Отдельный мир, — проговорил Малдер медленно. — От Аляски и до Северной Калифорнии — совершенно отдельный мир. Между горами и океаном. Если в Америке что-то происходит, то происходит именно здесь. Иногда еще в Вайоминге и Мэне. Но как правило — здесь. В прошлом году около Ваконды несколько десятков людей видели снежного человека. Он пришел в открытый кинотеатр посмотреть «Нью-Йорк, Нью-Йорк…» Кассир сказал, что он всегда приходит, когда идут фильмы с Лайзой Минелли. И кассира это не удивляло. Кассир тоже любит фильмы с Лайзой Минелли…

Мелькнул дорожный щит: «Твин Пикс — 225 миль».

— Что такое Твин Пике? — рассеянно спросила Скалли. — Что-то на слуху…

— Не знаю, — сказал Малдер. — А почему ты спросила?

— Двести двадцать пять миль, — сказала Скалли. — Наверное, это что-то известное… Ты мне почему-то не сказал вчера, что Контора это дело в прошлом году уже расследовала. — Скалли повертела в руках зеленую папку.

— Расследовала… — Малдер сунул в рот сразу несколько орешков и сморщился. — Ну да, после тех трех смертей, когда местные власти не представили практически ничего, приехали наши ребята, пожили недельку, покушали местной ветчины — и уехали; сказали, что да, расследовать тут нечего. Одно дело они, правда, сделали на совесть: составили подробнейшую карту всех этих происшествий. Кто где жил, кого где и когда видели, кто где лежал… Дело тут же насмерть засекретили и поместили к остальным таким же… пока я не наткнулся на него на прошлой неделе.

Появился указатель: «Бельфлёр — 30 миль». Малдер пропустил встречный автобус и свернул налево, на довольно узкое шоссе графства. Дорога сразу пошла под уклон.

— Знаешь, — сказала Скалли, — а ведь тела первых трех жертв — когда не было обнаружено никаких отметин — вскрывал другой врач…

— Очень хорошо, Скалли! — ухмыльнулся Малдер — точь-в-точь как в самолете. — Лучше, чем ожидал, и гораздо лучше, чем надеялся. Впрочем, я дам тебе знать, когда мы пройдем легкий участок, — и он подмигнул.

«Да что же это они мне все подмигивают?» — разозлилась Скалли… и не сказала ничего. Вдох… выдох… «Выдержка, Старбак, выдержка», — приговаривал отец… Старбак — старший офицер «Пекода»… Так он ее звал. Уже давно не зовет. Пожалуй… пожалуй, после того, как узнал о ее вербовке в Бюро… Ах, до чего жаль, что отец не понял, что он так ничего и не понял…

— Будем производить эксгумацию? — спросила она чуть погодя.

— Да, конечно. Я звонил шерифу и попросил его все приготовить. Вскрывать будем и могилу погибшей девочки, и кого-то из прошлогодних жертв. Нужно будет взять на анализ кровь и ткани… никогда не разрывала могилы? Говорят, это любимое развлечение студенток-медичек…

— Нет, не имела пока такого удовольствия…

Она не договорила. Из приемника, гнавшего тихую музыку и обычные дорожные новости, вдруг раздались истошные визг и скрежет — будто дисковая пила напоролась на гвоздь. Индикатор настройки замигал: система пыталась найти нормальную волну. Звук нарос и истончился: теперь тысячи бормашин пикировали с высоты. Скалли почувствовала, что волосы у нее встают дыбом, а зубы готовы начать крошиться. Потом она поняла, что кричит, и заставила себя заткнуться. Малдер слепо шарил рукой по панели, пытаясь выключить сошедшую с ума технику. Наконец он нашел выключатель… Тишина наступила как облегчение после тяжелой ноши. Как глоток воды после бега по пустыне… Машина уже стояла неподвижно.

— Что это было? — выдохнула Скалли.

Малдер, не отвечая, выбрался из машины. Открыл багажник. Вынул чемодан. Достал аэрозольный баллон с краской. Отошел на несколько шагов назад и нарисовал на асфальте большой красный крест.

— А это зачем? — спросила Скалли.

Малдер положил на место баллон, поставил чемодан, закрыл багажник. Огляделся. Провел ладонью по лбу.

— Не знаю, — сказал он. — Может быть, и незачем…

Бельфлёр

7 марта 1992 года

Городок Бельфлёр нельзя было назвать типичным маленьким городком — из тех, которые представляют собой два ряда домов вдоль главной улицы. Потому что вдоль главной улицы Бельфлёра стоял только один ряд домов: по другую сторону улицы сразу начинался пляж. Пустой, холодный, серый, прилизанный дождем и прибоем пляж… Две яхты покачивались у далекого пирса. Еще несколько лежали на песке, склонив голые мачты. Самым старым зданием в городе был, пожалуй, консервный завод. Похоже, он переживал и лучшие, и худшие времена. Дощатый забор недавно покрасили, но фасад стоял облупившийся. Двое рабочих привинчивали над решетчатыми воротами новую вывеску. Наверное, завод только что сменил владельца. У маленького кинотеатра сидел, сложив на коленях огромные руки, седой коричневолицый лесоруб. Скалли показалось сначала, что это манекен, по потом манекен повернул голову и равнодушно посмотрел на проезжающую машину. Наверное, он кого-то ждал. В мотеле, получая ключи от комнат, Малдер спросил портье, женщину лет тридцати со странно асимметричным измятым лицом:

— А что у вас говорят об этих смертях в лесу?

— О каких таких смертях? — посмотрела на него портье.

— Девочка умерла. Карей Форсман. Не слышали разве?

— Нет. Ничего не слышала…

— В газетах было. Трое прошлым летом, она сейчас. Все одноклассники…

— Ничего не знаю. Спросите полицию.

Скалли послышалась фальшь в ее голосе, по фальшь — это отнюдь не доказательство…

Кладбище городка располагалось на пологом склоне, местами заросшем белой сиренью и дикими розами. Сирень цвела, и густой ее запах смешивался с гарью дизельного топлива, исторгаемой маленьким кладбищенским экскаватором. Человек восемь стояли на склоне холма и молча наблюдали за работой машины.

— Мистер Малдер? — по склону быстрым шагом спускался коренастый мужчина в расстегнутом пиджаке и съехавшем набок светлом галстуке. На руке его болтался хороший кожаный черный саквояж. — Джон Труи, патологоанатом графства. Приступим?

— Знакомьтесь: агент Скалли. Бакалавр медицины, — представил ее Малдер.

Скалли пожала руку доктору Труи. Рука была твердая и прохладная.

— Помещение для проведения вскрытия нам предоставят, — продолжал Труи, — там тесновато, правда, по лучше поблизости ничего пет, в этом я вас заверяю.

— А что, с помещением были проблемы?

— Да, видите ли, патологоанатом местной больницы — большой скандалист, я вам скажу — в отпуске, а без него никто не решался… Но теперь все в полном порядке, я уговорил кого нужно.

— Чью могилу вскрываем?

— Рэя Сомса. Поскольку вы не конкретизировали, мы решили именно так. Видите ли… семьи девочек остались жить здесь, и… могли возникнуть трудности. Семья же Сомсов вскоре после несчастья переехала в Айову: отец, мать и две младшие сестры. Мы известили их и получили согласие. Очевидно, на расстоянии это не настолько трудно пережить, как вблизи… — он говорил это, глядя в основном на Скалли.

Скалли кивнула.

Позади скрипнули тормоза, сдвоенно хлопнула дверца машины, и сердитый голос произнес:

— Эй, черт возьми, что здесь происходит?

И тут же:

— Папа, не надо…

Скалли оглянулась. Из остановившегося синего «чероки» вверх по склону быстро шел, почти бежал решительный высокий мужчина в мягкой бежевой куртке. Лицо его было очень знакомым. У машины осталась стоять девушка лет двадцати с красивыми, слегка вьющимися волосами.

— Что вы себе позволяете? — громко заговорил мужчина. — Вы что, считаете, что приехали — и можете распоряжаться здесь, как вам левая нога прикажет?

— Кто вы такой? — приподняв брови, спросил Малдер.

— Доктор Джейк Немман, и я делал вскрытие…

— А, — вспомнила Скалли, — вы делали вскрытия погибших прошлым летом молодых людей… — его фотография была подклеена к делу. Правда, там он был в академической шапочке и мантии…

Доктор Труи предостерегающе кашлянул, однако Немман на него даже не взглянул. Он был то ли взбешен — непонятно чем, — то ли так же непонятно чем испуган.

— Но тогда вы должны быть в курсе, что мы приедем, — сказал Малдер.

— Нас не было в городе…

— А-а! То есть тело Карен Форсман вскрывали не вы. Теперь ясно, откуда такое расхождение в диагнозах, — Малдер позволил себе усмешку.

— Что за инсинуации? — взвился доктор Немман. — Вы хотите сказать, что мы здесь халатно относимся к исполнению своих обязанностей?!

— Никаких инсинуаций, — отрезала Скалли.

— Например, из тела погибшей Карен Форсман были взяты образцы тканей, — сказал Малдер. — Чего в предыдущих случаях вы сделать не удосужились.

Он повернулся, чтобы идти, и вдруг доктор Немман схватил его за плечо и повернул к себе.

— В чем бы вы меня ни обвиняли, — прошипел он, — вам придется запастись настоящими доказательствами!..

— Папа, — громко и отчетливо позвали от машины. У девушки теперь было очень напряженное и встревоженное лицо. — Папа. Поедем. Пожалуйста. Домой.

Доктор Немман взглянул Малдеру в глаза… и Малдер вдруг прочел в этом взгляде отчаяние и обещание. Такой человек будет идти до конца… Потом доктор резко повернулся и побежал вниз. Девушка чуть расслабилась. «Чероки» нервно тронулся — и покатился к городу. Скалли подумала, что и отец, и дочь выглядели слишком изможденными для людей, возвращающихся с отдыха…

— Этому парню нужен отпуск подлиннее, — будто подхватив ее мысли, сказал Малдер, глядя вслед машине.

Доктор Труи кашлянул.

— Э-э.. мистер Малдер…

— Да?

— Я тут поговорил кое с кем… Понимаете, я хоть и не здешний житель, но все-таки бываю здесь часто, как бы наполовину свой… так что со мной говорят. — Он замолчал и посмотрел на Малдера в сомнениях.

— Я слушаю, доктор.

— Да. Так вот: это маленький город. А в маленьких городах ведь как: дети выросли — и уехали…

— Как правило.

— Да, как правило. И здесь это обычное дело. Только вот из того класса… ну, в котором все эти смерти… дети не уезжают. Крутятся здесь. Все, понимаете? Или в самом Бельфлёре, или где-то рядом. Работу находят… хотя какая тут, если разобраться, работа…

— Спасибо, доктор. Надо будет поговорить с родителями.

— О-о! Думаю, это окажется потруднее, чем вытащить этот гроб…

Этот гроб уже зацепили тросами.

— Рэй Сомс был третьей по счету жертвой, — докладывала Скалли, будто отвечая заданный урок; учитель знает, конечно, что такое пестики и тычинки, но нужно доказать, что и ты тоже знаешь… — Окончил школу с отличием, занимался гимнастикой и баскетболом, был некоторое время кандидатом в сборную школы, но не попал. Потом лечился в психиатрической больнице графства…

— Видимо, он признался в первых двух убийствах, — предположил Малдер. Арахиса в его кармане почти не осталось, одна шелуха. — Наверняка причины смерти девушек высосаны из пальца. Маленький город, все на виду, все друг друга знают и все друг друга покрывают. Как в хорошей патриархальной семье, где родители сдохнут, но никогда не проговорятся о том, что у сынка триппер, а дочка спит с трубочистом… Парня заперли в больнице, но улик, судя по всему, так и не нашли.

— Кстати, о причинах смерти, — продолжала Скалли с выражением. — Причина смерти Рэя Сомса: общее переохлаждение.

— Седьмого июля? В Орегоне? Как можно умереть теплой летней ночью от переохлаждения, Скалли?

Скалли хотела ответить, что нельзя и что это в высшей степени странно, но тут дизель экскаватора взвыл, и трос начал наматываться на лебедку. Рабочие с двух сторон придерживали гроб — хороший красный лакированный буковый гроб, с которым за девять месяцев пребывания в вечно сырой земле Орегона ничего не случилось.

Зато подвел трос. Он лопнул.

Кто-то вскрикнул, а кто-то успел среагировать — толкнул уже начавший падать гроб вбок, в сторону от разрытой могилы. Он покатился по склону, переворачиваясь с боку на бок, кувыркнулся так раза три и врезался в массивный, вросший в землю могильный камень. С громким треском отскочили болты; крышка сама собой приоткрылась.

Все было до чертиков похоже на кадр из фильма ужасов.

Малдер и внезапно запыхавшийся доктор Труи оказались у гроба одновременно.

— Это отступление от формальной процедуры, — сказал доктор, когда Малдер взялся за угол крышки. Галстук доктора сполз куда-то на плечо.

— Ну и что? — Малдер пожал плечами. Он смотрел на Труи, и поэтому первой увидела то, что было в гробе, Скалли.

— Ып, — сказала она и сглотнула.

Волна смрада, исходящая от тела, была совсем не похожа на обычный трупный запах, уж это-то она могла сказать с уверенностью. Но что еще хуже — тот коротенький обрубок, нашедший себе упокоение в этом гробу, еще меньше походил на человеческое тело…

— Да, — сказал Малдер, пытаясь заслониться от смрада, — теперь понятно, почему Рэй Соме не попал в сборную школы по баскетболу.

Доктор Труи перевел дыхание. Ему хотелось что-то сказать, но все мысли превратились в мелкий серый порошок. Малдер посмотрел на него.

— Здесь все опечатать, — распорядился он. — Никто не должен ни видеть этого, ни прикасаться.

Доктор Труи коротко кивнул.

Скалли казалось, что они тонут в зыбучем песке. Кругом тишина и спокойствие, кричи — не кричи… Даже получить в школе список учеников оказалось делом непростым. Разумеется, никто не отказывал, но вот беда: в новый компьютер эти данные не вносили, они хранятся на дискетах в сейфе, а ключи от сейфа у мисс Хилл, а мисс Хилл должна прийти попозже… А поискать обычные классные журналы? Ой, вы просто не знаете, там такой беспорядок… Наконец список возник. Но без адресов.

Адреса очень неохотно дали в полиции. Опять же вроде бы не потому, что не хотели, а что-то мешало…

— Миссис Хастингс?

— Да-а… А вы кто?

— ФБР. Специальный агент Малдер, агент Скалли. Мы хотели бы задать вам несколько вопросов.

— Мне не о чем говорить с ФБР. Я не нарушала никаких законов.

— Речь идет не о нарушении законов. Нам нужно выяснить некоторые вопросы о жизни вашего прекрасного города. Если вы не против…

— Против. Это ведь вы копались на кладбище? Так вот и проваливайте…

— Мистер Шлурман? Я из ФБР, и мне хотелось бы задать вам один вопрос…

— Так. А теперь послушайте. Меня. Я не знаю, чего вы там затеваете, но на меня можете не рассчитывать, ясно? Я ясно выразился?

И так далее — почему-то чем дальше, тем короче и грубее. Малдер решил не доводить дело до коротких энергичных слов с одной гласной…

— Слушай! — и Скалли вдруг, повернувшись на каблуках, встала перед ним. — Тебе никогда не приходило в голову, что все агенты ФБР — тупые вырожденцы?

— Каждое утро, когда я бреюсь…

— Возможно, в Академии им отсасывают мозги через ноздри — так, кажется, поступают твои инопланетяне?

— Ты это к чему?

— Учитель! Который все знает про детей, который неравнодушен к ним — и в то же время человек достаточно посторонний…

— Я думаю, что далеко не всем в ФБР отсасывают мозги, — сказал Малдер, с любопытством глядя на нее.

Мисс Пола Лебье, невысокая худенькая дама нескрываемых шестидесяти лет, выслушала Малдера внимательно и будто бы заинтересованно.

— Я преподавала у них французский, — сказала она немного в нос. — А заодно и мировую литературу. Кроме того, в мой класс дети приходили иногда рисовать — потому что окнами он выходит на север. Знаете, я не верю, что поколения портятся. У нас выросли очень хорошие дети. Я подозреваю, что они лучше нас. Правда, говорят, когда на земле появляется такое поколение, Бог очень быстро забирает его к себе… И поэтому то, что произошло с выпуском восемьдесят девятого, для меня было потрясением. Хотя — почему было? Оно и сейчас потрясение.

— Расскажите, а что именно произошло?

— Они вдруг все стали другими. Я их вижу постоянно — и вижу, как их что-то гнетет. У всех у них какие-то несчастья. Полли Маттисон несколько раз пыталась вскрыть себе вены, потом травилась… Билли Майлз и Пегги О'Делл разбились на машине, поначалу казалось, что отделались испугом — но вот до сих пор не могут выйти из больницы. Я уже не говорю, что у кого-то несчастья чисто семейные… не хочется пересказывать слухи, но очень вероятно, что Белла Немман умерла не от сердечного приступа, как принято считать…

— Это жена доктора?

— Да. Сказочно красивая была женщина. И никогда у нее не болело сердце. Нет, просто что-то произошло с этими детьми, будто… будто их упростили.

— Упростили?

— Да. Я не могу объяснить, почему мне так кажется, но у меня создалось совершенно четкое ощущение: буквально за несколько дней эти дети стали проще. Я не говорю: грубее. Или: примитивнее. Но какая-то благородная сложность из них исчезла.

— Но, может быть, это просто вхождение в самостоятельную жизнь так на них подействовало?

— Только на один этот выпуск? Нет, что вы. Я знаю, как меняет детей выход во взрослую жизнь. Нет-нет. Они все — будто чем-то помеченные…

— Чем же?

Учительница молча покачала головой.

Бельфлёр

7 марта 1992 года

22:45

Несмотря на всю энергию Малдера и Труи, подготовка к вскрытию заняла довольно много времени, и закончить всю эту достаточно кропотливую процедуру удалось лишь без четверти одиннадцать ночи. Малдер методично обходил распростертое на столе и уже зашитое тельце, делая ракурсные снимки примерно через каждые десять угловых градусов — одна пленка на полный круг.

— Поразительно, Скалли, — бормотал он. — Знала бы ты, что все это означает…

— Означает это только одно: перед нами примат длиной… — Скалли еще раз приложила к трупу измерительную ленту, — пять футов, с весьма необычным строением лицевого черепа. Несомненно, что это не человек.

— И что значит выражение «не человек»?

— Пришелец из космоса… — Скалли чуть наморщила нос, давая понять тем самым, что плоско и не слишком удачно пошутила. — Какая-то большая обезьяна. Возможно, детеныш гориллы или орангутан.

— Что? Орангутан — на кладбище? Ты хочешь сказать, что кто-то вместо мальчика похоронил орангутана? Ничего себе шуточки в этом городе… Так, — Малдер на секунду задумался. — Нам будут нужны образцы тканей для полного генетического анализа… И даже не так. Мы потребуем провести анализ здесь, на месте, а когда нам неизбежно откажут, потому что произвести такой анализ они здесь не смогут, мы потребуем разрешения вывезти труп.

— Ты все еще всерьез думаешь, что это действительно какой-то пришелец? Скорее, все-таки просто чья-то идиотская шутка.

— И… рентген, — Малдер ее не слушал. — Да. Конечно. Как мы забыли…

— Рентген? Сейчас?

— А почему нет? Почему бы нам не сделать рентген? И какие у нас есть причины, чтобы не сделать это сейчас? Какие, Скалли? — он помолчал и вдруг обезоруживающе улыбнулся. — Ты не думай, что я такой уж маньяк. Я тоже сомневаюсь, как и ты. Только…

Но что «только», он не договорил.

В пятом часу утра уже в своей комнате мотеля «Буковый дом» Скалли записывала на диктофон последние итоги исследования: «…совершенно атипическое строение черепа, позволяющее предполагать далеко зашедшую мутацию организма. В правой гайморовой пазухе обнаружен артефакт неизвестного происхождения: предмет из серого матового металла длиной один и восемь десятых дюйма, шириной четыре десятых дюйма, сложной формы, напоминающий прорезь в лезвии безопасной бритвы, с мелко зазубренными краями…»

Скалли выключила диктофон и взяла в руки стеклянный пузырек с заключенным в нем артефактом. Подняла на уровень глаз. Почему-то вид этого предмета завораживал. Так завораживает змея — даже если находится за стеклом. От стука в дверь Скалли вздрогнула.

Поставила пузырек на стол.

— Кто там?

— Стивен Спилберг! — но на пороге стоял, естественно, Малдер. — Не хочешь побегать? Лично я собираюсь.

Он был в спортивном костюме и с пиратской повязкой на волосах.

Из двери тянуло ощутимым холодом. Скалли покачала головой.

— Ну как? — продолжал он. — Догадалась, что за дрянь была у Рэя Сомса в носу?

— Еще нет, — фыркнула Скалли, — и тратить время для сна на разгадывание этих мелких тайн не собираюсь.

Она закрыла дверь. Ей почему-то показалось, что за дверью Малдер показал ей язык. Что они все себе позволяют…

Спать она, вопреки собственной декларации, не легла. Взяла в одну руку пузырек с артефактом, в другую — рентгеновский снимок черепа анфас, и стала переводить взгляд с одного на другое, втайне надеясь, что сейчас где-то глубоко в недрах ее сознания звякнет серебряный колокольчик и чей-то голос скажет: «Вы отгадали, получите приз!» Но колокольчик подло молчал…

Малдер обежал мотель четырежды. Получилось чуть больше мили. Прохладная глубокая ночь, соленый ветер, светлая полоска неба над горами. Луна зашла, и сквозь черные кроны над головой проглядывали частые звезды. Шоссе, проходившее выше городка, было почти пустынным; за все время проехало лишь несколько легковых автомобилей и пронесся тяжелый грузовик. «Спать она собралась, — с хмуроватой веселостью подумал Малдер. — Ну-ну».

Сам он на расследованиях не спал. Не мог, и все. Поначалу это его тревожило. Потом он привык.

Рэймон, штат Орегон

8 марта 1992 года

Психиатрическая больница графства располагалась в старинном трехэтажном доме на окраине Рэймона. От города больницу отделял обширный парк. Наверное, когда зацветут все эти яблони, здесь будет просто прекрасно… Доктор Флинт, лечивший Рэя Сомса, встретил Скалли и Малдера у ворот. На территорию больницы автомобилям въезда не было.

— Мы запираемся, — сказал он, будто бы извиняясь за причиненные неудобства. — На ночь. В этом смысле мы несколько старомодны…

— Хорошо тут у вас, — улыбнулся Малдер. — Очень тихо.

— Да, с местом у нас все в порядке. Чувствуете, какой воздух? С трех сторон национальный парк, шоссе в полумиле, ручей, в ручье форель. Действует умиротворяюще…

— Расскажите нам о Рэе Сомсе, — попросил Малдер.

— Он пролежал у нас около года, — начал доктор Флинт. Когда он говорил, кончик его носа смешно двигался. И еще Скалли показалось, что доктор все время к чему-то не то принюхивается, не то прислушивается. — Шизофрения, так называемая простая форма. Частичный, но прогрессирующий уход от мира. Кажется, развилась на фоне посттравматического синдрома — он попал в автомобильную аварию…

— Умершие девочки тоже лечились у вас? — спросила Скалли.

— Совершенно верно, у меня. Шизофрению я им не диагностировал, но психозы были глубокие у обеих… Не знаете ли, причину их смерти установили? Если я правильно помню, с этим тогда возникли какие-то трудности…

— Да. Аневризма мозга и диабет.

Доктор Флинт нахмурился, посмотрел на Малдера искоса: не шутят ли над ним. Но не сказал ничего.

— Вы не использовали гипноз при лечении этих детей? — спросила Скалли.

— При лечении простой формы гипноз попросту бесполезен. Видите ли, хотя эта форма и называется простой, на самом-то деле именно она — самая злокачественная из шизофрений, самая безнадежная. Лоботомия еще давала какие-то практические результаты, но с тех пор как ее запретили… Психозы же неплохо поддаются медикаментозной терапии. Нет, не применял.

— Чем вы объясняете такой высокий процент заболеваемости шизофренией и психозами именно в этом школьном классе?

— Как вам сказать… Ничем. Если бы мы знали, чем вообще шизофрения вызывается… С другой стороны, подобные случаи не редкость. В двадцать первом году зафиксирована вспышка шизофрении в Принстоне: в группе из двадцати одного студента госпитализированы шестнадцать. На эсминце «Индианаполис» в тридцать шестом году — двадцать два внезапно заболевших моряка. Случай с министром обороны Форрестолом вообще вошел в учебники: сам министр, три адъютанта, секретарша, два стенографиста… В каком-то смысле шизофрения заразна. В конце концов, неспроста всех психиатров считают слегка — или не слегка — сумасшедшими…

— Сейчас из этого класса есть кто-либо на излечении? — спросил Малдер.

— Да, двое. Билли Майлз и Пегги О'Делл. Они лежат уже третий год.

— Что с ними?

— Все то же. Простая форма шизофрении, развившаяся на фоне посттравматического синдрома. Они попали в аварию на шоссе. Кажется, через неделю после Сомса. Билли в сопорозном состоянии, не движется и не разговаривает, Пегги тоже не ходит, но вполне контактна — хотя и весьма неадекватна, разумеется. В рамках заболевания.

— Можно с ними поговорить? — спросил Малдер.

— Пожалуйста. Хотя вы вряд ли сумеете допросить Билли. Мне это покуда не удалось сделать…

В просторной палате стояли три койки, но занята была лишь одна. Пожилая женщина в синей форме парамедика меняла постели на свободных, и можно было полагать, что они тоже кем-то заняты, только из ходячих больных. Из тех, кто гуляет сейчас в саду… Билли Майлз был рыхлым юношей с одутловатым лицом. Само лицо казалось загорелым и даже слегка обветренным, но вокруг глаз лежали голубовато-бледные круги, и Скалли догадалась, что здоровый цвет лица — это результат облучения кварцем. Рядом с кроватью Билли в кресле-каталке сидела девушка в светло-розовом махровом халате с книгой на коленях.

— Пегги, Пегги, — позвал доктор Флинт, — к вам посетители. Можно мы оторвем тебя ненадолго?

— Я читаю, — капризно сказала Пегги. — Билли хочет, чтобы я читала.

Голос у нее был как у восьмилетней девочки.

Малдер присел перед нею на корточки, заглянул в глаза:

— Билли любит, когда ты читаешь ему?

— Да. Я нужна Билли. Я должна быть рядом с ним.

— А что ты читаешь?

— «Кагэро никки». Билли любит японские романы.

— Доктор, — Малдер встал, — вы не будете возражать, если мы обследуем этих детей?

Доктор Флинт задумчиво посмотрел на него, и в этот момент — Скалли видела все с какой-то преувеличенной четкостью — Пегги в приступе внезапной ярости, с побелевшими и остановившимися глазами, разорвала пополам книгу, толкнула изо всех сил прикроватную тумбочку — и вскочила на ноги. Из носа ее волной хлынула кровь. Женщина-парамедик бросилась к ней, с другой стороны бежала медсестра, доктор тоже сделал шаг вперед… Пегги усадили обратно в кресло, приложили к носу полотенце — она оттолкнула всех и вновь вскочила — и теперь уже грохнулась на пол. Халат ее задрался, Малдер, не обращая внимания ни на кого, еще больше откинул полу — и взору Скалли предстали две багровые отметины, два следа каких-то загадочных присосок на пояснице девушки, чуть выше резинки трусиков…

Малдер нагнал Скалли на высоком крыльце больницы:

— Что с тобой?

— Ненавижу, когда меня считают дурой! Зачем этот спектакль? Ты ведь заранее знал про отметки!

— Боже мой, откуда?! Я впервые вижу эту девушку…

— Вот что, Малдер. Я хочу знать правду.

— Да? По-моему, ты еще не готова… писать свой доклад.

— Что ты знаешь про этих детей?

— Я знаю почти наверняка, что их похищали.

— Кто?

— Как тебе сказать… Не люди.

— Неужели ты в это веришь?

— А у тебя есть объяснение получше?

— Объяснение чего? Девушка помимо психического страдает неким функциональным расстройством… носовые кровотечения… да. Правда, эти отметки… я не знаю… но на подобном основании утверждать, что их возили куда-то на летающей тарелке, — это безумие, Малдер!

— Да, — грустно кивнул Малдер, — ни одной улики…

— Ни одной научной улики. Объяснение должно быть, и это будет разумное объяснение. Есть четыре жертвы. Все они умерли в лесу, так? Ночью. Карен Форсман нашли в пижаме, за десять миль от дома… Что все эти дети делали в лесу, Малдер? Что?

— Надо просто пойти и посмотреть, — пожал Малдер плечами.

Рэймон, штат Орегон

8 марта 1992 года

Остаток дня ушел па улаживание всевозможных бюрократических препон, связанных с вывозом тела несчастного Рэя Сомса. Да и идти в лес днем, похоже, не имело смысла. Днем там наверняка бродили стада туристов, приехавших насладиться нетронутой природой Орегона. Путь к месту всех странных происшествий вел через небольшую речку под названием Датский ручей. То есть небольшой была сама речка, текущая вялой темной стрункой где-то внизу. Каньон, промытый ею, получился на славу. Через каньон был переброшен крытый коробчатый мост; такие строили лет сто назад. Он висел над пустотой, не опираясь ни на быки, ни на тросы — просто расклинясь между двух монолитных утесов. На том утесе, который стоял ближе к лесу, кто-то нарисовал огромную кривую пацифистскую «лапку» и написал: «Занимайтесь любовью, а не улетом! Хиппи против наркотиков». Под мостом, еле видимый в сумерках, сидел человек с удочкой.

После захода солнца температура упала до плюс шести, при дыхании изо рта шел пар. Необыкновенной яркости луна поднялась над горами. В ее свете листва казалась серебристой. И без фонаря было видно почти все. Странно вел себя ветер. Он будто бы не мог решить, с какой стороны дуть.

Скалли и Малдер сверили часы и компасы.

— Расходимся метров на пятьдесят и идем строго на юг, — сказал Малдер. — Чуть что — шуми.

Этого можно было не говорить. Скалли никогда не стеснялась нарушить тишину, если того требовала необходимость. Вместо ответа она проверила свои «убернаделли», вогнала патрон в ствол и осторожно, придерживая шпору пальцем, спустила курок. Теперь можно было не ставить оружие на предохранитель; для выстрела же требовалось одним нажатием на спусковой крючок взвести и тут же спустить курок. Усилие прилагалось значительно большее, чем при спуске заранее взведенного курка, но все равно времени на производство этого первого, самого важного выстрела уходило заметно меньше.

— Вас так учили в Академии? — спросил Малдер.

— Нет, — сказала Скалли, — там меня от этого не смогли отучить.

Она не стала рассказывать, как отец обучал ее премудростям стрельбы. У него были свои взгляды на жизнь, не слишком схожие с общепринятыми.

На опушке лес был значительно гуще, чем в глубине. Сухая прошлогодняя листва шуршала под ногами. Заросли ежевики и малины местами были абсолютно непроходимы. Кто-то — да отец, кто же еще? — рассказывал Скалли, что однажды в таких вот зарослях нашел скелет оленя. Даже олень не сумел пробиться через сплетение миллионов ветвей…

Минут через десять ходьбы стало казаться, что вся эта затея бессмысленна. Начались неглубокие, но крутые лощины с топким дном, заросшие по краям мелкой ракитой. Серые стволы деревьев выплывали из темноты, похожие на колонны греческих храмов. Скалли перебралась через одну лощину, через другую… Шорох листьев под ногами вдруг пропал. Ноги ступали будто по войлоку. Скалли присела, посветила фонарем. Пепел? Кострище? Она зацепила пригоршню странной субстанции, похожей на древесную золу, но — только похожей. И почему куст, растущий буквально из этой квази-золы, не обгорел? Она осмотрелась вокруг. Пятна — более светлые, чем палые листья — были разбросаны повсюду во множестве. Стремительная тень вдруг пронеслась косо и исчезла. Скалли припала к земле. Шелест сухих листьев… короткий громкий писк — и довольный хохот. Сова… Скалли выдохнула — и некоторое время слышала только биение собственного сердца. Наконец она встала — и вдруг поняла, что переменился свет: луну забросало тучами, но откуда-то слева возник другой, более яркий. И звук — такой, будто где-то не слишком далеко работает электрический генератор. Или мощный мотор на холостом ходу. Свет исходил из-за гряды слева — чуть более высокой, чем та, на которой она сейчас находилась.

— Малдер! — позвала Скалли.

Молчание в ответ.

Нет, не молчание. Шаги. С той стороны, где свет. Уверенные тяжелые шаги.

— Малдер!

Услышал. Легкий треск сзади и справа — где Малдер и должен находиться. Бежит.

Но раньше, чем подбежал Малдер, на гребень гряды вышел человек с многозарядным дробовиком на плече.

— Стоять! — крикнула Скалли. — ФБР, агент Скалли. Я приказываю вам стоять.

— Мне наплевать, кто вы, — ответил человек. — Я работаю в управлении шерифа. Вы находитесь на охраняемой территории. У вас есть пропуск?

— Это место преступления! — подоспел Малдер.

— Ничего не знаю, — сказал человек и передернул затвор. — Если у вас нет пропуска, подписанного шерифом, — немедленно убирайтесь, или я вас арестую. Вам понятно? Повторять я не буду. Садитесь в машину и уезжайте.

«А он неплохо держится под прицелом двух пистолетов», — подумала Скалли вскользь. Человек вскинул дробовик на плечо стволом вверх — и Скалли показалось, что грохнул выстрел. Но на самом деле это была молния и очень быстрый гром — короткий, оглушительный, над самой головой… Они садились в машину — сзади ее подпирал джип, весь увешанный фарами и прожекторами, и просвечивал, просвечивал их машину насквозь, навылет, — когда хлынул ливень. Человек с дробовиком сел в джип. Скалли подумала, что он поедет за ними, будет их… конвоировать? следить?.. нет: почти все фары джипа погасли, мотор умолк. Джип остался стоять на лесной дороге. Их же «шевроле» еле успел выбраться на асфальт, прежде чем лесная дорога превратилась в ручей…

8 марта 1992 года

Ночь

— Что, интересно, он мог делать в лесу — один, в такое время? — сказал Малдер задумчиво. Ливень заливал стекло, струи падающей воды пылали в свете фар, не позволяя видеть ничего дальше сотни футов, и потому агент вел машину медленно, склонясь к рулю — как бы пытаясь разглядеть что-то за этими струями.

Потом начался туннель. Он вынырнул из водяной сверкающей завесы черным квадратом, сулящим тишину и покой. По туннелю Малдер ехал так же медленно, как и по открытой дороге. Под крышей обманчиво казалось, что вот так можно отгородиться от всего, а не только от дождя. Но потом туннель кончился, и стекло вновь залило неровным, в морщинах, слоем скользящей воды.

— Да, это может иметь отношение к делу, — согласилась Скалли. — Запомним. Как ты думаешь, что это такое? — она вытащила из кармана горсть «пепла», показала.

— Не зола ли от костра?

— Не знаю. Но эта зола там повсюду. Слишком много костров для охраняемого парка… Может быть, это какой-то культ с жертвоприношениями? И поэтому дети… сбегают из дому, умирают… Черт, надо бы все-таки вернуться!

— Да-да, — рассеянно отозвался Малдер. Он все так же всматривался в дорогу. Потом вынул из кармана компас. Скалли взглянула на свой — стрелка крутилась, как маленький пропеллер.

— Что происходит? Малдер, тебе плохо? Ты меня слышишь?

— Все нормально…

Он посмотрел на часы. Потом, как-то совсем извернувшись, — в небо. Голос его прозвучал глухо… Сверкнуло безумно ярко. Будто каждая капля дождя превратилась в маленькую фотовспышку, и все они сработали разом. Скалли вскрикнула и зажмурилась. Когда она вновь обрела способность видеть — неожиданно быстро, — машина останавливалась. Мотор не работал, она катилась по инерции. Ливень оглушительно колотил по крыше. Малдер поворачивал в замке ключ зажигания. Замок отзывался скрежетом.

— Что случи… — Скалли не договорила: голос наполнил, забил весь салон, выталкивая наружу саму ее. Он был как гудок океанского теплохода в тумане…

— Исчезло электричество, — Малдер ответил шепотом, морщась при этом. Шепот тоже был болезнен — как будто кто-то проводил перышком прямо по барабанным перепонкам. — Освещение, стартер, зажигание — все. И еще — исчезли десять минут времени…

— Что?

— Перед вспышкой я посмотрел на часы. Было девять ноль три. А сейчас смотри: девять тринадцать. Подожди-ка…

Он взял фонарь и выскочил из машины. Прошел быстрым шагом назад, потом вперед, светя на дорогу. Скалли тоже как-то оказалась под дождем — она сама не поняла как.

— Вот! — он уже говорил нормально, и это больше не казалось громом, как не казался шум дождя ревом водопада. — Видишь? Ты это видишь? Да!!!

На асфальте под слоем воды четко вырисовывался красный крест.

— Что? Что это все значит?!

— Нас похищали! Ты понимаешь — нас похищали! Люди, которые побывали там, — они это так и описывали! Яркая вспышка! Пропадает время!

— Что ты несешь? Как может пропасть время? Время не может просто исчезнуть! Время — это просто философское понятие! Это вселенское понятие! Время не может пропасть! Раз — и пропало! — Скалли понимала, что несет чушь, но остановиться не могла. Мозг бунтовал. Она что-то еще кричала, и кричал в ответ Малдер, и это могло кончиться непонятно чем, но тут зажглись фары.

Они замолчали, переглянулись и побежали к машине, про которую, как оказалось, оба начисто забыли. Скалли на бегу оглянулась, будто хотела еще раз убедиться в наличии красного креста на асфальте, но уже ничего нельзя было увидеть под слоем темной воды.

«Буковый дом»

8 марта 1992 года

«…специальный агент Малдер полагает, что происшествие не может быть объяснено в рамках устоявшихся научных теорий. С его точки зре…» Свет погас, и винчестер компьютера издал слабый, но очень возмущенный звук.

— Прекрасно… — процедила Скалли сквозь зубы.

Она помнила, что на столе стоят свечи и лежат спички. Их предупредили, когда они заселялись: иногда ливнем заливает трансформаторы, и тогда город на несколько часов остается без электричества. «Ну и ладно, — подумала она. — Воспользуемся паузой…» Она нащупала спички, зажгла свечу. Прошла в ванную. Горячая вода текла. Скалли сбросила халат, начала снимать трусики — и оцепенела. На пояснице, чуть выше резинки, пальцы нащупали…

Наверное, Малдер удивился, увидев ее такую: с намокшими под дождем волосами, в халате, с погасшей свечой в руке. Брови его чуть приподнялись.

— Привет, — сказал он со странной интонацией.

— Я хочу, чтобы ты кое на что посмотрел, — сказала Скалли, проходя в его комнату и на ходу снимая халат. — Вот, — показала рукой.

Малдер приблизился, присел на корточки. Она ощущала тепло свечи и его дыхание.

— Это что? — она хотела спросить спокойно, но голос подвел: сорвался. — Малдер, что это такое? — теперь она почти кричала.

Тогда он начал тихо смеяться.

— Комары, — сказал он.

— Комары?! Точно?

— Меня и самого погрызли здорово…

Она повернулась и, судорожно всхлипнув, уткнулась в его плечо.

— Эй. Ты в порядке? — он очень осторожно и бережно приобнял ее.

— Да… — она медленно отстранилась, села на диван. Кое-как накинула на плечи халат. Силы вдруг покинули ее. — Можно, я тут… посижу?..

— Конечно, — Малдер поставил свечу на стол и сел на ковер, опершись о диван спиной. — Куда нам теперь торопиться?.. Ты не увлекалась китайскими средневековыми детективами?

— Нет, — уже без всякого удивления сказала Скалли.

— Там был такой сыщик — судья Вин. Он никогда не гонялся за преступниками, а находил место, садился и ждал. «Зачем я буду за ними бегать, — рассуждал он, — если они все равно сами ко мне придут?»

— И что?

— Приходили…

Человек, чьего имени никто не знал хотя бы просто потому, что у него не было имени, неподвижно сидел в кустах футах в сорока от окна. Он не пользовался микрофонами — он просто слышал то, что происходило — за окном. Где-то в глубине его холодного рассудка проскальзывало удивление — молодые мужчина и женщина ночью в номере мотеля не занимались любовью, а негромко беседовали о всякой всячине. Он мог убить их в любой момент, но намеревался обойтись без этого: убийство привлекло бы ненужное внимание к событиям, и без того вышедшим из-под контроля. Он просто ждал удобного момента. Если они уснут здесь, он проникнет в пустой номер женщины. Если же они разойдутся по своим номерам… что ж, тогда женщину придется убить. Но была очень большая вероятность, что они оба в течение ночи покинут мотель. Потому что события, вышедшие из-под контроля, продолжают происходить. Его же забота — сделать так, чтобы не осталось доказательств этих событий. Кое-что он уже предпринял, теперь следующий этап. Рядом стояли две пивные бутылки, наполненные бензином. Человек подобрал их возле «Лесного дома» — придорожного бара, где любят бывать лесорубы и водители грузовиков. На бутылках отпечатки пальцев кого-то из них. Человек не боялся оставить свои отпечатки, потому что у него просто-напросто не было отпечатков…

Ливень сменился обычным дождем, еще не моросящим, но уже и не грозящим всемирным потопом. Скалли согрелась под пледом. Малдер все так же сидел на ковре и неспешно продолжал рассказ.

— Мне было двенадцать лет, ей — восемь. И вот однажды она просто исчезла. Испарилась. Из закрытой комнаты. Была — и нет. Ни следа… и с тех пор — ни записки, ни телефонного звонка, ничего… И что самое страшное — вся семья как сговорилась… ну… будто бы считать, что ее просто не было. Не говорить о ней, не вспоминать…

— И что же ты сделал?

— Что я мог сделать?.. Закончил школу, университет, завербовался в ФБР. Занялся разработками моделей поведения преступников. Добился успеха. Большого успеха. И этот успех обеспечил мне определенную независимость, так что я смог уделять внимание тому… словом, я добился права работать с тем, что обозначено как «Секретные материалы». Знаешь, сначала мне этот массив показался просто свалкой… Но потом я научился в нем ориентироваться и отделять зерна от плевел. Оказалось, что есть немало действительно достоверных свидетельств о пришельцах, НЛО, чудовищах, похищениях людей, различных культах. И еще… как бы тебе это сказать… В общем, я неожиданно обнаружил, что доступ к сведениям определенного рода блокируется, притом чрезвычайно жестко. Мне, я думаю, вообще не дали бы работать, если бы не мои связи в Конгрессе…

— Блокируется? Кем?

— Не знаю. Кем-то, у кого очень много власти. По-настоящему много. И вот что, Скалли… только постарайся не обидеться… Ты — именно ты — по их замыслу, тоже являешься частью этой системы блокировки…

— Перестань. Я не…

— Ты не действуешь сознательно во вред проекту, да? Не сомневаюсь ни на секунду. Но те, кто тебя послал ко мне, предполагают в том числе и таким способом сбить меня… с темпа, что ли…

— Ты должен мне верить. Я здесь потому же, почему и ты: чтобы разгадать тайну этих смертей.

— Я тебе верю. Именно поэтому все и говорю. И потому еще, что ты видела сегодня то же самое, что видел я… и видел не только сегодня.

— Малдер…

— В конце восьмидесятых я работал с доктором Хейтцем. Он ввел меня в глубокий гипноз… и я вспомнил все. За окном в ночь… в ночь похищения Саманты… был такой же свет. Яркий свет. И так же пропало время. Я чувствовал, что парализован, не могу шевельнуться… а она звала меня, понимаешь? Она кричала… Это все существует, Скалли, существует на самом деле. Под гипнозом не врут даже самим себе… А знаешь, что меня убеждает в этом больше всего? Даже не мои несчастные воспоминания, нет. А именно существование этой свирепой завесы секретности над определенной категорией материалов. Я ведь, по большому счету, занимаюсь тем, что роюсь в отвалах, пытаясь попять, какой элемент извлекли из этой породы… И знаешь что еще? Сейчас мы ближе к разгадке, чем когда бы то ни было… Я чувствую себя старой ищейкой, наконец-то не просто унюхавшей, а увидевшей того, кто оставлял след. Кстати, Скалли… а ты не обратила внимания, что в городе не видно собак?

Скалли задумалась. Собак… собак… Пожалуй, что собаки и вправду не попадались на глаза…

Грянул телефон. Старый черный аппарат, от звонков которого вздрагивает, наверное, сам Будда. Малдер сгреб трубку:

— Да. Что?! Не может… да. Да, я слышу. А кто это говорит? Кто говорит?..

Короткие гудки отбоя. Очень громкие. Малдер посмотрел на Скалли. Покачал головой.

— Какая-то женщина. Не назвалась. Сказала, что Пегги О'Делл умерла. Погибла.

— Девушка в кресле-каталке?

Малдер кивнул.

Окрестности Бельфлёра

9 марта 1992 года

Инцидент произошел на сто тридцать третьем шоссе неподалеку от въезда в Бельфлёр без четверти два ночи. Когда Малдер с трудом провел свою машину между двумя полицейскими машинами, реанимобилем и длинным тяжелым лесовозом, парамедики уже готовились поднимать носилки, прикрытые серым одеялом. Шофер лесовоза в клетчатой рубахе, промокший насквозь, стоял, слегка сгорбившись и разведя руки, перед маленьким толстеньким полицейским. Такая обычная сцена…

— Что здесь произошло? — Малдер стремительно подошел к ним.

— Она буквально бросилась под машину, — повернулся к нему шофер. Его все еще трясло. — Я еду, а она — наперерез, бегом…

— Вы кто такой? — полицейский протянул руку, чтобы отодвинуть Малдера, по что-то его остановило.

— Бегом? — повторил Малдер. — Вы хотите сказать, что она… бежала… шла? Ногами?

— Ну да… я по тормозам, да где — полсекунды… и дорога вон какая мокрая…

Он сделал жест, будто приглашая всех удостовериться, какая мокрая эта проклятая дорога. След от колес тянулся далеко, и там, у его начала, стоял полицейский, зачем-то держа в руке геодезическую рейку. Малдер уже не слушал шофера. Он повернулся туда, где Скалли, жестом остановив парамедиков, приподняла одеяло и стала внимательно осматривать то, что недавно было девушкой в кресле-каталке. Со своего места Малдер видел голубовато-бледное с черными ссадинами лицо и пластиковую шину-воротник, уже явно ненужную… «Почему они никогда не выключают сирены? — подумал он мельком. — Мешают думать…» А Скалли, помимо того, что видел он, видела еще и худенькое запястье с разбитыми часами. Стрелки замерли, указывая время собственной гибели и гибели хозяйки: девять ноль три… Ерунда какая-то, подумала Скалли. Четыре… почти пять часов назад… Но додумать она не успела.

— Здравствуйте, коллега, — сказали сверху. Скалли подняла голову. Это был доктор Труи, слегка растерянный. — У меня для вас новость, только не знаю, плохая или смешная. Только что позвонили из морга. Тот труп, который вы вчера вскрывали, исчез.

— Как исчез? — это был Малдер. Вот он был далеко, а теперь уже рядом. «Призрак» Малдер…

— Скорее всего, украли. Разбито окно…

— Так. Скалли, поехали!..

— А… здесь?

— Здесь уже все ясно. Скорее, скорее…

Он вывел машину из скопления на дороге и погнал с огромной скоростью — но не к моргу, как подумала было Скалли, а обратно к мотелю.

Они не успели. Низкие облака подсвечивались пламенем. Пожарные быстро, но несуетливо бежали, разматывая брезентовые рукава. Пламя выбивалось из окон, скручиваясь в тугие дымные жгуты… занялся уже и второй этаж… В треске и реве пламени терялись слова.

— Там же был мой компьютер… — простонала Скалли.

Малдер швырнул на землю перчатки:

— Там были рентгеновские снимки! Там были образцы! Там было все!..

Толпа зевак быстро росла. Даже удивительно, откуда берутся люди, когда что-то случается. Появились еще пожарные — на двух машинах. Пилой быстро свалили сосны, мешающие подъехать к дому. Новые тугие струи воды с ревом ударили в окна, круша остатки стекла, шипя и мешаясь с пламенем. Тут же все заполнил гнусный запах мокрого дыма и гари. Малдер попятился, увлекая Скалли. Да, делать тут больше нечего… разве что присоединиться к этой толпе зевак-пироманов… Скалли почувствовала, что ее трясет — как того шофера. «Выброс адреналина, — отстраненно подумала она. — Спокойно, Старбак, главное — вести себя спокойно, не принимать ответственных решений…» «Все погибло», — откликнулось внутреннее эхо.

Из толпы вдруг выскользнула девушка с большими и как будто безумными глазами. Она остановилась перед Скалли и с трудом, словно преодолевая в себе что-то, проговорила:

— Меня зовут Тереса Немман. А вы… Вы должны меня спасти… защитить…

Она стояла неподвижно, слишком неподвижно для живого человека, жили только глаза да кривился в нервной усмешке рот, но Скалли показалось, что она хватает их за руки и заглядывает в лица, ожидая при этом тычка, а то и удара…

— Идемте, — сказал Малдер. У него вновь был решительный вид.

Почему-то именно в этот момент Скалли показалось, что она до конца… почти до конца поняла его. Она не могла бы сформулировать свое понимание, отлить его в слова, но это было не так уж важно. Да, Малдера можно было, допустим, убить. Но остановить его было нельзя — ничем. Даже выстроив на его пути стальную стену. Даже уничтожая методично все, что он успевал сделать… Малдер только вздрагивал — и начинал рыть в том же направлении, хотя и в другом месте.

Они сидели в кафе при заправочной станции. Бармен, крупный мужчина лет сорока пяти, мрачно смотрел на них — единственных посетителей, если не считать полудремавшего за дальним столиком старичка. Когда Малдер брал кофе, он обратил внимание, что у бармена искалечены руки: на правой не хватало двух пальцев, на левой грубый рубец пересекал ладонь, пальцы шевелились плохо. Тем не менее с чашками он обращался виртуозно.

С шумом пролетали мимо автомобили. Много автомобилей. Почему-то казалось, что ненормально много.

— …Происходит это так: я просыпаюсь, и оказывается, что я в лесу, на той поляне, — говорила Тереса дрожащим голосом. — И с каждым разом…

— Когда это началось? — в первый раз перебил ее Малдер.

— С того самого лета… мы окончили школу, и… Понимаете, это происходит не только со мной, а почти со всеми… и уже четверо из нас… Я боюсь, что и я… как Пегги…

— Это вы звонили нам, что Пегги умерла? — спросил Малдер.

— Да, я… Ее убили!

— Ваш отец — он ведь полностью в курсе того, что происходит?

— Да… — после паузы.

— И он ничего не сообщает…

— Он и мне приказал молчать! Молчать обо всем!

— Почему же?

— Он думает, что так он сумеет меня защитить. Делая вид, что ничего не происходит. Только… это ему так кажется. Он не сумеет.

— У вас есть отметки на спине? — спросил Малдер тихо.

Девушка чуть втянула голову в плечи. Посмотрела на него затравленно. Перевела взгляд на Скалли.

— Есть… Это что? Это значит, что я тоже умру? Я следующая, да?! — голос ее взлетел до крика.

— Успокойтесь, — Скалли накрыла ее судорожно сжатые руки своей ладонью. — Больше никто не умрет. Ни в коем случае. Ах…

— Ах… — повторила за нею вслед Тереса, прижимая ладонь к лицу. Из ноздрей ее хлынула алая кровь. Малдер схватил с соседнего стола салфетки, подал их Скалли.

— Принеси с кухни лед, — велела Скалли.

Она запрокинула девушке голову, велела плотно зажать нос, а сама стала быстро сворачивать из салфеток тампоны. И в этот момент в кафе вбежали двое: доктор Немман и с ним мужчина лет сорока пяти в непромокаемой куртке.

— Тереса, поехали домой, — быстро заговорил доктор, — Тереса, Тереса, пойдем, дорогая…

Он плечом, довольно грубо отодвинул Скалли и сам стал зажимать дочери нос.

— Мне кажется, она не слишком-то хочет ехать с вами, — сказал Малдер.

— А мне плевать, что вам кажется, — закричал доктор не оборачиваясь, — мне плевать, слышите, вы?

Ему хотелось быть грозным и страшным, но голос выдавал его с головой.

— Она больна, — мрачно сказал мужчина в дождевике, и Скалли узнала этот голос. Перед нею стоял тот охранник из леса. —Тереса, твой папа хочет отвезти тебя домой. Там он тебя помоет…

— …дома тебе ничто не будет угрожать, — говорил доктор все так же торопливо и жалко, — мы с детективом Майлзом никому не позволим…

— Так вы отец Билли Майлза, — Малдер наклонил голову и изогнул шею так, будто хотел всмотреться в лицо детектива сбоку, а то и с изнанки. В голосе его прозвучало какое-то особое понимание.

— Верно, — сказал детектив. — И вы держитесь от моего мальчика подальше, ясно вам ?

Вдвоем они усадили мягкую, как ватная кукла, девушку в тот устрашающий джин, обвешанный фарами и прожекторами, и укатили.

Бармен с шумом втянул в себя воздух. Малдер взглянул на него, но бармен отвернулся и стал протирать чашки.

— Нам тут должно понравиться, — сказал Малдер, любуясь задними габаритными огнями отъезжающего джипа. — Что ни день, то Хеллоуин. Как ты считаешь, Скалли?

Дождь, кажется, прекратился, но в воздухе продолжала висеть мелкая водяная взвесь. Ветер нес ее вдоль улицы, и казалось, что вдали горит что-то еще.

— Мне кажется, эти двое в курсе всего, — сказала Скалли. — Они знают, кто в ответе за убийства.

— Они знают что-то, — согласился Малдер. — Но вот что именно?

— А в чем ты сомневаешься? Они с самого начала давали ложные сведения. Врач и детектив. Весь спектр возможностей для злоупотреблений. Покрывать друг друга… ты и сам говорил… Они пытались помешать нашему расследованию, даже вскрытию. Может быть, они и выкрали труп… — Скалли в запальчивости рубила воздух ладонью. — Ну подумай: кому еще мог понадобиться труп?

— А им-то он зачем? — посмотрел на нее Малдер. — И вообще — для чего уничтожать улики? Чтобы усилить наши подозрения?

— Не знаю, — слегка растерялась Скалли.

— А вот интересно, агент Скалли, что лежит в оставшихся двух могилах? — сказал Малдер задумчиво…

9 марта 1992 года

05:12

Скалли думала, что им придется долго бродить по темному кладбищу, переходя от могилы к могиле, при свете фонарей читая имена, а потом вынимать душу из шерифа, требуя новой эксгумации — прямо сейчас, в пять утра… не терпит отлагательств, у вас тут трупы крадут, можно сказать, из-под ножа… И дождь опять лил как из ведра, небеса прохудились, стало по-настоящему холодно, ботинки промокли, и ног она уже не чувствовала. Однако — никого будить не пришлось. По запаху сырой разрытой земли они вышли к двум свежим ямам. На поваленных камнях были знакомые имена…

— Черт возьми, что же тут происходит?! — Малдер на долю секунды вышел из себя. Потом на лице его появилась кривая улыбка. — Что ж, нет худа без добра. Пожалуй, теперь я могу сказать наверняка, кто убийца… если здесь вообще можно использовать этот термин…

— Детектив? — попыталась угадать Скалли.

Малдер покачал головой.

— Сын детектива. Билли Майлз.

— Парень в коме? Ты шутишь?

— Нет.

— Неподвижно лежащий уже четыре года?! Выбежал, раскопал могилы…

Малдер молча, глядя ей прямо в глаза, наклонил голову. У него было странное выражение лица.

— Но это же… — Скалли не могла найти слов.

— Напоминаю некоторым сомневающимся и трезвомыслящим: Пегги О'Делл была почти четыре года прикована к креслу-каталке. Но погибла она, перебегая дорогу перед грузовиком.

— Хорошо. И как ты это объясняешь?

— Все это очень сильно напоминает некоторые описания вмешательства пришельцев.

— С летающих тарелок?

— Ты считаешь, что я сумасшедший… Скалли, вспомни: не так давно у нас с тобой украли десять минут времени. Всего каких-то десять минут, но мы не знаем, где мы были в это время и что делали… Что? — он наклонился, всматриваясь в лицо Скалли.

— Малдер… подожди, я вспомнила… я не вполне понимаю… Часы Пегги остановились в девять ноль три, а погибла она около двух ночи… И мы… с нами… в девять ноль три!..

— Какие часы у нее были? — спросил Малдер.

— Такие… я не запомнила марку, но явно дешевые и старые. Механические, которые заводятся…

— …и останавливаются при всякого рода встрясках, — кивнул Малдер. — Так оно и есть, Скалли. Ее тоже похищали вместе с нами. Лес собирает детей… а эти метки — след от анализов, что ли… или пропуск… и то вещество — помнишь формулу? — которое им вводят, оно вызывает посмертную перестройку организма…

— …а потом та сила, которая их собирает, заставила Пегги бежать в город…

— …раскапывать могилы…

— …а может быть, уже из города?.. и эта сила управляет Тересой, заставляя ее убегать в лес… у этих пришельцев есть такой приборчик… — Скалли чувствовала, как безумие охватывает ее.

— Совершенно верно, — сказал Малдер, и тут Скалли залилась хохотом. Это был не очень здоровый нервный смех, этакая истерика первой степени, но Дана ничего не могла с собой поделать. Дождь заливал лицо, и даже если из глаз текли слезы, этого никто не заметил бы.

— Ну, поехали, что ли? — спросил Малдер.

— Куда?

— Навестим нашего подозреваемого…

— Билли?

— А что, разве есть кто-то еще?

Рэймон, штат Орегон

9 марта 1992 года

Дежурная медсестра мисс Кэнтербери, строгая дама лет пятидесяти, отнюдь не задыхалась от счастья лицезреть двух агентов ФБР в шестом часу утра. Но профессиональная корректность не позволила ей поделиться с ними своим настроением. Лишь иногда в интонациях прорывалось что-то такое… впрочем, легко относимое и на счет конца долгого дежурства.

— Когда вот так вот сталкиваются ветер с гор и ветер с океана, да еще с дождем, да еще при полной луне — многие плохо спят, — рассказывала она, неторопливо налаживая капельницу с мутным белесым раствором. — Всю ночь, бывает, бегаешь — кому шприц, кому таблетки… Вот и нынешняя ночка выдалась — не дай Бог. Говорят, мотель сгорел, да? Все может случиться в такую ночку, когда ветер и с гор, и с океана. Не только люди с ума сходят — бесы, говорят, тоже… А вот Билли — он в этом отношении хороший. Не буянит никогда, не требует ничего. Хороший, Билли… сейчас завтрак будет.

— Парентеральное питание? — спросила Скалли, присматриваясь к бутылочке.

— Да, доктор прописал. Что-то взялся наш Билли худеть. Семь фунтов уже сбросил. Надо кушать, Билли, надо кушать, иначе не поправишься, мальчик мой…

Она сноровисто перехватила жгутом руку повыше локтя, вонзила иглу в толстую синюю вену. Питательный раствор побежал но трубке.

— А носовых кровотечений у него не было? — спросила Скалли.

— Было, как не быть. У многих таких вот лежачих на новолуние бывает. Последний раз когда?.. да вот дней десять назад. Трудно заметить: лежит же он неподвижно, все в глотку стекает…

— Он так и не шевелился ни разу?

— Нет. Только моргает.

— А вы не заходили к нему вчера так где-то около девяти часов вечера?

Мисс Кэнтербери задумалась.

— Нет. В половине девятого я закончила все плановые процедуры и села передохнуть. А в одиннадцать началась эта эпидемия бессонницы…

— Как вы отдыхали?

— Смотрела телевизор.

— Что именно, помните?

— Конечно. Сейчас… Так. Ох. Не помню… Надо же: смотрела ведь что-то, а вспомнить и нечего.

Скалли меж тем медленно обходила кровать. Встав у ножного конца, она стала смотреть на ноги Билли, прикрытые простыней. Что-то в этих ногах было не так. Неправильно что-то было… На практике она не раз видела людей, парализованных полностью или с парализованными ногами. Стопы их принимают характерное положение, так и называемое: стопа паралитика. Никакая лечебная физкультура, никакие массажи не в состоянии поправить дело. У Билли же стопы находились в положении таком, как у нормального человека, прилегшего отдохнуть… И тогда она, внутренне над собой посмеиваясь, приподняла простыню и на эти стопы посмотрела. Подошвы были вытерты очень чисто, но между пальцами застряла грязь. Очень характерная грязь, похожая на пепел от костра…

— Малдер, иди-ка сюда. Посмотри на это…

Говоря, она достала бумажный носовой платок (запаслась в ожидании неизбежного насморка) и карманный маникюрный наборчик, вынула щипчики для бровей — и стала выковыривать засохшие крупинки «пепла». «Бред, — говорила она себе, — какой-то бред… Но — если здравый смысл выходит на ринг против фактов, на кого ставить будем?» Малдер медленно и внимательно изучил стопы Билли, потом повернулся к медсестре:

— А вы не помните, кто из персонала занимался вчера Пегги О'Делл?

— Не помню. Не моя палата, не мой остров в этом «архипелаге ГУЛАГ». Можно узнать… А что она делает? — мисс Кэнтербери наконец заметила манипуляции Скалли.

— Ничего. Спасибо, что уделили нам внимание. Пойдем, Скалли… — и Малдер увлек ее в коридор больницы. — Всего вам хорошего, — поклонился он через плечо.

К выходу он почти бежал, и Скалли с трудом успевала за ним, делая три своих шага на каждый его один.

— У меня начинается паранойя, — пожаловался он на ходу. — Всех подозреваю как участников всемирного заговора против человечества. Вдруг она нас выдаст кому-нибудь… Неспроста же упомянула «ГУЛАГ»…

Еще вчера Скалли могла бы подумать, что он говорит всерьез — таким тоном и с такой убедительной миной это было преподнесено.

— Не могу поверить, что он мог убить Пегги, — сказала Скалли мрачно.

— Это безумие, — подтвердил Малдер.

— Но Билли был в лесу, — сказала она.

— Ты уверена?

— На ногах у него та самая грязь…

— Надо отдать в лабораторию.

— С чем сравнивать? Ведь образец из леса сгорел.

— Поскреби в кармане — может, что осталось, — предложил Малдер.

— После всей этой дождевой промывки? Нет. Надо съездить в лес и взять новые образцы.

— Ты вообще-то все понимаешь, что говоришь? — Малдер наклонил голову и усмехнулся.

Скалли остановилась. Она вдруг поняла, что они только что поменялись ролями.

— Ты же сам…

— По мне, как хорошо известно руководству, психушка плачет. Доклад-то писать тебе. И там все должно быть доказано фактами. Сухими научными фактами. Нельзя же серьезным людям принимать на веру всяческие антинаучные домыслы…

Скалли потерла ладонями щеки. Щеки горели. «Простужусь», — сказала она себе решительно.

— Ты прав. Едем в лес. Только сначала чашку кофе. Иначе в этом городе будет трупом больше.

— Две чашки кофе. Огромных чашки кофе. И большой-большой чизбургер.

— Два чизбургера. Кстати, а ты не знаешь случайно, где расположен этот Чизбург?

— Случайно знаю. Неподалеку от Гамбурга…

Бармен сменился, теперь за стойкой была солидных размеров дама с обесцвеченными и завитыми в мелкие кудряшки волосами. У окна два шофера торопливо уминали сосиски с картошкой и салатом. Зато старичок в глубине зала уже не дремал, а с интересом смотрел в сторону вошедших. Малдер сделал заказ, барменша сунула чизбургеры в микроволновую печь и налила из кофейника подогретый кофе. Старичок дождался, когда Скалли и Малдер сядут за стол, и подошел к ним. Он заметно прихрамывал.

— Вы разрешите сесть? — голос его был сиплый.

— Если хотите…

— Вы ведь из ФБР, не так ли?

— Да. Хотите нам что-то рассказать?

— Еще не знаю…

Скалли с удивлением отметила, что от старичка, несмотря на помято-пропитой вид, спиртным не пахнет — ни свежим, ни застарелым. Зато от него пахнет речной тиной. Она заметила, что плащ его остался там, где он сидел прежде, и сейчас на нем бесформенный пиджак цвета раздавленной ежевики, а под ним серая майка с надписью: «Знакомься через презерватив. Хиппи против СПИДа». И картинка: земной шар, на который натянут соответствующий предмет.

— Я понял так, что вы расследуете всякую чертовщину, которая здесь повсюду творится? — спросил он.

— В определенном смысле, да.

— Кстати, меня зовут Марвин Хелл, и если где-то кого-то посылают к черту, то значит, ко мне. Хе-хе. Я живу в хижине за Датским ручьем. В гости вас не приглашаю, потому что там повернуться негде из-за всех этих… которых посылают. Так вот, здесь повсюду происходят такие дела…

— Вы его не слушайте, — громко сказала барменша. — У него полное ку-ку.

Шоферы оторвались от еды и слаженно посмотрели на старичка. Потом вернулись к процессу.

— Тут будет ку-ку — и полное, и мелкими частями. Поживешь среди всех этих… А почему собаки из города начисто сбежали, а? Или это мне тоже мерещится? Нет в городе собак, ни одной не осталось. А которые не сбежали, не смогли — те перемерли в два дня. Или эти, Бог ты мой, двойники… да вот, как раз вчера вечером: сижу, рыбу ловлю. Детектив Майлз из леса по мосту проезжает. На джипе на своем, на «Самурае». Вот скажите: правильно, что помощник шерифа ездит не на американском автомобиле, а на японском? По-моему, так полная чушь. Хорошо, проехал. А через четверть часа он же в ту же сторону — пешком идет. Это как?

— Значит, в машине не он был, — сказала Скалли.

— Ага! Будто он кого-то постороннего до нее даже дотронуться допустит. Скорее небо на землю упадет. Да и не ходит он пешком, кроме как по лесу. Друг его, этот доктор мертвых, через дом от него живет — так он и к нему на машине ездит. Нет, тут другое… да и разве только один Майлз? Хо-о… Или эти совы безумные. Ну где вы слышали, чтобы совы летали днем и на людей нападали? Не может такого быть просто от природы. А все же — было ведь.

— Давно? — спросил Малдер.

— Осенью. В начале ноября.

— А на кого напала сова?

— На меня. Вот… — он задрал рукав.

Предплечье от локтя до запястья пересекали два грубых параллельных белых шрама. Еще несколько звездчатых шрамов усеивали кожу ближе к кисти.

— Ого, — сказала Скалли.

— Совершенно с вами согласен, леди. Но не верит никто. Ни одна сволочь.

— А что еще? — спросил Малдер.

— Еще я уверен, что жену нашего доктора мертвых убили. Но меня не слушают, потому что они тут все заодно.

— Расскажите.

— Иногда мне не спится. Давит. Тогда я иду гулять. В лес, в тот город, в другой… неважно куда. Как сегодня.

— Сегодня вас давит?

— Да. Вот здесь, — он обхватил пальцами виски. — В ту ночь я гулял по Бельфлёру. И видел — не вблизи, правда, — как из дома доктора вышел какой-то человек, явно не доктор, постоял, огляделся — и буквально исчез. В кусты нырнул, что ли… А утром жену доктора нашли мертвой. Но шериф сказал: чистой воды самоубийство…

— Не слушайте вы его, — сказала барменша в который раз. — И ты, Хелл, поменьше болтай. И вообще — выматывайся-ка отсюда, надоел.

— Я что, не плачу за съеденное? — повернулся старичок в ее сторону. — Или ты закрываешь заведение, цыпа? Или, может быть, я нарушаю порядок? Тогда вызови полицию…

Барменша поджала губы и стала усиленно протирать салфеткой кофейные чашки.

— Я им не нравлюсь, — сказал старичок. — Я им всем не нравлюсь. Это можно понять, но это чертовски трудно выносить.

9 марта 1992 года

06:50

Без десяти семь «шевроле», елозя по раскисшей лесной дорожке, едва не уткнулся бампером в зад все того же устрашающего вида джипа, который теперь стоял без огней. Малдер посветил внутрь салона. Там было пусто. Скалли зябко передернулась. Стало совсем холодно, под ногами похрустывали льдинки. «И насморка не избежать, — злорадно подумала она. — Буду ходить с вот таким носом… красным, мокрым…» У нее была своя методика бороться с простудой: представлять самые яркие картины сопливого будущего. Организм пугался…

По причине поднимающихся на востоке Орегонских гор утро в этой части побережья наступало на час позже, чем ему полагалось бы по часам. И если на шоссе как-то можно было поверить (невзирая на залепившие небо тучи модного цвета «мокрый асфальт») в скорый приход рассвета, то в лесу все оказалось по-ночному непроглядно. Скалли осмотрелась. Почему-то показалось, что это совсем другой лес. Не тот, в котором они были вечером. Может быть, это лес на другой планете…

— Ну, веди, где ты нашла этот пепел… — сказал Малдер, и в этот миг откуда-то издалека донесся крик!

Истошно, захлебываясь, кричала девушка.

Нельзя было терять ни секунды.

— Я туда, — показал Малдер, — а ты туда…

В лесу нелегко определить направление звука.

Скалли проломилась через колючие кусты на опушке, вытаскивая на ходу пистолет. Козел ты, доктор Немман…

Мы, мол, с детективом Майлзом… мы такие крутые…

Она бежала, экономя дыхание. Потому что за собственным шумным дыханием не слышно уже ничего. И никакие тренировки… не спасут…

Лощина. Осторожнее, Старбак.

Обломанная ветка оцарапала щеку.

Опять эти чертовы кусты, кто их придумал…

Скалли влетела в следующую лощинку и тут же увязла по колено. Пистолет уже мешал. Сунула в карман. Дотянулась до какого-то деревца, ухватилась, потянула. Деревце хрустнуло, но выдержало. Скалли выцарапалась вверх по склону. Тут начинались многолетние толстые деревья без подлеска. Она на миг остановилась, стараясь понять направление. Снова раздался крик. Чья-то душа вылетала с этим криком…

Туда.

Под ногами чавкает мягко и как-то по-особому. Наверное, этот самый «пепел». Потом, потом… Небо в просветах ветвей было почти зеленым — цвета океанской воды. А здесь темно. Ну хоть бы чуть-чуть света, чуть-чуть солнца… Снова лощинка. Ручей по дну. Скалли посветила фонарем. Если вон по тем камням — можно перепрыгнуть… Следы.

Кто-то шел. В тяжелых ботинках. Очень быстро шел…

Уже после дождя.

Только что.

Она додумывала это, перепрыгивая с камня на камень. И последнее умозаключение совпало у ее с появлением из-за дерева темного силуэта с чем-то длинным в руках. Пистолет — в кармане…

Скалли заслонилась фонарем.

Удар — в общем-то несильный, не в расчете убить — вышиб фонарь из руки. Приклад ружья скользнул по предплечью и обрушился на лоб.

Было совсем не больно. Как по деревяшке. Короткая белая вспышка под черепом. Скалли остановилась, будто забыла что-то. Человек стал виден хорошо. А, детектив, как вас там.

Детектив вдруг медленно взмыл вверх, при этом почему-то не отрываясь от земли. А сама земля встала вертикально и за неясную — а может, и чужую — вину наградила Скалли хорошей оплеухой но лицу.

— Я говорил вам: не подходите к моему сыну…

Кто говорит? Кто говорит? Это я. Заратустра…

Стало темно.

Малдер услышал сдвоенный вскрик: более далекий и уже знакомый — и близкий, короткий, оборвавшийся всхлипом.

— Скалли?

Молчание.

— Скалли-и!!!

Только общий вздох леса: ветер прошел по вершинам, стряхивая капли.

Ну, все. Если с ней что-нибудь… если…

Он вылетел на полянку — крошечную, три шага на три. С той стороны из тени шагнул человек. Ствол дробовика смотрел Малдеру в живот.

— На землю, — хрипло сказал человек. Детектив Майлз, конечно. — Бросьте оружие — и мордой вниз.

— Вы сошли с ума, — сказал Малдер. — Вы препятствуете деятельности ФБР.

— Я вас предупреждал… — голос детектива завибрировал. — Я вам говорил: держитесь подальше…

— Спокойно, детектив, спокойно. У вас в руках оружие. Вот, я кладу пистолет…

— Ближе ко мне!

— Мотель тоже вы подпалили? — спросил неожиданно Малдер.

— Вы что, совсем идиот?! На землю!..

— Он же ее убьет, Майлз. Он ее сейчас убьет…

Детектив поднял голову и издал странный звук — короткий оборвавшийся вой. Потом — метнулся в темноту. Малдер бросился за ним.

Детектив несся сквозь орешник напролом, как кабан. Малдер отставал шагов на двадцать. Поэтому, когда детектив вдруг исчез из виду, он успел притормозить. Здесь было что-то вроде гигантской, заросшей деревцами и кустарником воронки размером с футбольное поле. Края воронки почти отвесные, ближе к дну они закруглялись. Чтобы спуститься, надо было спрыгивать футов с восьми-десяти. Малдер замер, осматриваясь. В рассветных сумерках были хорошо видны двое: девушка, вытянувшаяся на земле, и голый по пояс парень, стоящий во весь рост с вытянутыми вперед и вверх руками. Он не прикасался к девушке и вообще не двигался, но Малдеру показалось, что тело девушки приподнялось над землей и стало медленно поворачиваться… А потом он услышал характерный лязг затвора дробовика.

Детектив стоял на колене и целился в парня.

Целился в своего сына…

— Не-е-е-ет!!! — заорал Малдер и прыгнул вниз.

Он успел в последний миг: дробовик оглушительно выпалил, и картечь прошла в стороне от ребят над землей, вздымая палые листья. Малдер успел еще изумиться, что здесь под ногами сухие и листья, и трава… кажется, детектив ударил его — он не понял, не заметил… Потому что все вокруг залил ослепительный белый, с ртутным отливом, свет. Свет падал сверху, но увидеть его источник было невозможно — и не потому, что он был слишком ярок (даже на солнце может посмотреть, прищурясь, терпеливый человек), а потому, что свет образовывал своего рода завесу, за которую взгляду проникать не разрешалось. Малдеру показалось, что источников света несколько, расположенных рядом — как рефлекторы в операционной лампе, — но он не поручился бы за это даже одним центом.

И — возник звук.

Звук пришел из каких-то глубин, из недр генетической памяти, наверное; когда ныряешь на глубину, примерно так шумит море. Но — только примерно. Потому что в этом шуме была и возвышенная музыка тихого органа, и крик пожираемой живьем птицы, и вибрация рождающейся планеты… Звук предлагал опуститься на колени — и внимать, внимать, внимать бесконечно… Малдер выпрямился. Цепляясь за него, рядом встал детектив.

Свет напрягся. Теперь он был плотным и живым.

В нем появились сверкающие нити. Нити выстреливали вниз и оплетали ребят. Парень — Билли — поднял девушку на руки. Повернулся. Теперь он стоял к Малдеру боком, и Малдер видел, что он не держит ее на весу, не принимает на себя ее — пусть невеликую — тяжесть, а лишь направляет, придерживает, поворачивает… Сдвинулся воздух. Медленно, будто тяжелый жернов — пошел по кругу. Быстрее, быстрее… Сухие прошлогодние листья покатились по земле, стали подпрыгивать и задерживаться в прыжке, потом — разом взмыли в воздух. Малдер почувствовал, как встают волосы на голове и задираются полы куртки. Детектив что-то кричал, но его не было слышно.

Свет вдруг стал влажным. И все, на что он попадал, мгновенно пропитывалось им и тоже начинало влажно светиться. Кусты, деревца, летящие в медленном вихре листья, люди — все это стало казаться облитым жидкой серебряной краской. Светящиеся маслянистые капли стекали с копчиков ветвей и подхватывались вихрем, образуя сверкающие спирали. Будто кокон из липких, парящих в воздухе паутин свивался сам собой вокруг детей…

Детектив бросился вперед. Движения его были раскоординированные и замедленные, будто он бежал под водой. Ружье он не бросил, но держал его нелепо, как мухобойку. Он удалился от Малдера шага на два и вдруг завис, продолжая перебирать ногами, но не продвигаясь ни на дюйм. Билли стал медленно поворачиваться против полета листьев и паутин. Тереса уже не лежала у него на руках, а плыла на уровне его лица, ничем не поддерживаемая. Наверное, там не было ветра: серебряные складки ее домашнего халатика висели неподвижно. Звук изменился. Теперь в нем слышался приближающийся визг множества механических пил. Они налетали со всех сторон, и Малдер с трудом подавил в себе желание немедленно зажать уши. А заодно — и закрыть глаза… Он стоял и смотрел. Летящая паутина стала густой и матово-белой на фоне все более и более ярко сверкающих людей и деревьев. Нити сплетались в какие-то узорчатые кружева, постоянно меняя рисунок, и Малдер мучительно не мог узнать возникающие и тут же пропадающие фигуры. В какой-то момент он все-таки успел охватить это взглядом: стремительно кружащаяся сфера, сотканная из контуров земных материков… это был миг, потом все смешалось. Звук пропал внезапно, будто бы втянувшись в какую-то воронку. Но наступившая тишина была еще более ужасной: не отсутствие звуков, а исчезновение, кража звуков уже из ушей, из мозга… Все светящееся набрякло, будто увеличиваясь в размерах. Движения замедлились — тем же бесчестным способом, которым упразднены были звуки. Потом немного выше ребят в пространстве появилась дыра. Будто бы все, что есть в мире, было всего-навсего проекцией на экран, и вот сейчас этот экран кто-то поджег с обратной стороны… Малдеру казалось, что он видит обугливающиеся края этой дыры, а за ней — проступает какая-то чешуйчатая темнота… дыра росла в стороны и немного вверх, пока не возник знакомый профиль соломенной шляпы, унесенной ветром… а потом чешуйчатая темнота взорвалась совсем уж ослепительным светом. Но в последний миг перед вспышкой Малдер вдруг понял, что именно он видит перед собой… Вспышка была настолько болезненна, что он сунулся на колени, обхватив ладонями лицо. Будто раскаленные гвозди вошли в глаза… а когда все прошло — прошло ненормально быстро, боль так не исчезает, обычная боль — и он снова обрел способность видеть, то, потрясенный, не догадался еще раз прокрутить в памяти тот последний мелькнувший образ — а в следующую секунду уже навсегда забыл его… Так люди забывают предутренние сны. Иногда эти сны вспоминаются вновь — сами. Сверху сыпались листья. Их было безумно много.

Солнце выпрыгнуло в разрыв облаков сразу на половину диска. Утренний свет после этого безумного серебра казался розовым. Деревья стояли коричневые. Билли держал на руках Тересу. Руки и ноги девушки болтались безжизненно. Мальчик опустил голову, посмотрел на Тересу, огляделся. На лице его отразилось изумление.

Он никогда не был здесь…

Потом он увидел отца.

Скалли подоспела в последний момент. Она держала в руках свой «бернаделли», готовая застрелить этого поганца детектива при первом же враждебном действии. Она еще успела заметить, как распадается хлопьями и тает в воздухе белая паутина, как пропадает слепящий свет, сменяясь ранним солнечным… Но главное, что она увидела, — это как Билли, держа девушку на руках, оглядывается по сторонам и видит отца. Детектив стоит неподвижно, расставив ноги, вытянув руки, которыми будто упирается в пропавшую стену…

— Папа? Что ты?..

Потом он видит себя.

— Что я?.. что со мной?..

Силы вдруг оставляют его, и он медленно и мягко валится на траву.

Скалли первой оказывается около ребят. Оба дышат. Билли страшно бледен, щеки его провалились, вокруг глаз круги. Тереса, наоборот, раскраснелась, рот приоткрыт, дыхание прерывистое.

— Где мы? — бормочет Билли бессильно.

— Все хорошо, — шепчет Скалли, и тут подбегают Малдер и детектив.

Детектив сразу падает на колени перед сыном, и у Скалли как-то исчезает желание немедленно застрелить его за противодействие агенту ФБР…

Грубый Малдер переворачивает девушку на бок, откидывает полу халатика. На пояснице остались какие-то чуть заметные бледные пятна…

— Билли, повернись!

Билли поворачивается без слова. Его спина тоже чиста. Те же два бледных пятна — как след от нажатия пальцем. Они быстро сравниваются с цветом окружающей кожи.

Малдер смотрит на Скалли, и та не может понять выражения его лица.

Вашингтон, округ Колумбия

12 марта 1992 года

— Итак, молодой человек, ваше полное имя?.. — доктор Хейтц сделал паузу.

— Уильям Абрахам Майлз.

Голос Билли был глухой, будто бы доносился из-за плотного занавеса. И лицо парня еще более исхудало с тех пор, когда Скалли видела его в последний раз — то есть за три дня. А может быть, ей так казалось. Во всяком случае, оно было неподвижным и ничего не выражало.

— Расскажите, с чего начались события? Когда они начались?

— Двадцать первого июня восемьдесят девятого года. Наш класс, семнадцать человек, поехал в этот лес на пикник. Мы решили устроить ночной пикник в честь окончания школы. Гарри Таб не поехал, у него была ангина, а Саманту Рандольф родители накануне увезли в Европу…

— Вы приехали в лес. Что было дальше?

— Мы сначала просто веселились, пели песни. Пили немного, у нас только Руди Ласситер любил выпить и пошуметь, но там и он вел себя тихо. А потом появился свет…

— Как он появился?

— Внезапно. Будто включился прожектор — где-то над головой. И сразу же мы все оказались неподвижными. Я видел древних насекомых в янтаре. Мы были такие же.

— И долго это продолжалось?

— Не знаю. Там не было времени. Видимо, очень долго. Но когда все кончилось, оказалось, что прошло десять минут.

— Почему вы решили, что на самом деле прошло гораздо больше времени?

— Потому что нас поднимали куда-то наверх. Там было помещение. Видимо, лаборатория. Много приборов. Нам делали какие-то анализы.

— Метки на спине, о которых говорил агент Малдер, появились у вас тогда же?

— Да. Не только у меня. У всех нас.

— Что было потом?

— Потом мы вернулись по домам. Я чувствовал себя плохо. И не только я. Все наши. Мы не очень хорошо помнили, что с нами было. Потом Рэй попал в аварию. Потом — мы с Пегги…

— Что вы делали в лесу?

— Это очень трудно объяснить. Свет отдавал приказы. Я не контролировал свое тело.

— Свет отдавал приказы?

— Да. Он появлялся… я видел все будто бы со стороны. Или даже сверху. Свет забирал их одну за другой… и Рэя… простите, мне очень трудно говорить.

— Не говори. Спи.

Билли откинулся на спинку стула. Лицо его было совершенно измученное.

— Исчерпывающе? — не столько спросил, сколько констатировал доктор.

— Да, вполне… — Малдер нервно сплел и расплел пальцы.

— И, как всегда, показания, полученные под гипнозом, не будут считаться имеющими законную силу?

— Увы, доктор. Это так.

— И вы все равно не собираетесь бросать это неперспективное направление?

— Для этого пока нет никаких оснований.

— Хм. Знаете, Малдер, я вас уважаю все больше и больше. И хочу сказать, что на мою помощь вы можете рассчитывать всегда. В любое время суток и вне зависимости от погоды.

— Спасибо, док… — и Малдер перевел взгляд на большое настенное зеркало.

Скалли вздрогнула. Он не мог ее видеть… но смотрел ей прямо в глаза. Прямо в глаза. Зеркало было полупрозрачным. Позади него скрывалась комната для тех, кто хотел незаметно присутствовать при допросе…

— Думаю, достаточно, — сказал Скиннер, заместитель Директора Бюро. — Идемте, господа…

Первым вышел тот всегда молчащий высокий пожилой человек, которого Скалли уже не могла вообразить иначе, как с дымящейся «Морли» во рту. За ним Скиннер, за Скиннером Блевинс… Скалли осталась последней — самая младшая по званию. «Кто же он такой, этот старший, вышедший первым?» — подумала она.

Скалли еще раз посмотрела на Малдера, словно извиняясь взглядом за то, что она здесь, а он там, по ту сторону зеркала…

— Мы изучили ваш доклад, — глядя куда-то мимо, сказал Блевинс. — Он оставляет странное впечатление. Вы пытаетесь оправдать явный провал специального агента Малдера, ссылаясь на ничем не подтвержденные обстоятельства. Ни одной настоящей улики. Все вещественные доказательства либо выкрадены, либо погибли в огне — и ни одного подозреваемого ни в краже, ни в поджоге…

Он замолчал, и Скалли показалось, что он предлагает ей оправдаться устно.

— Кража трупа из морга и поджог мотеля расследуются полицией штата, — сказала Скалли, не добавив, однако: «У всех подозреваемых железное алиби. Пожар начался от брошенной в окно бутылки с бензином. На осколках бутылки отпечатки пальцев, которых в полицейской картотеке нет. Тупик».

— Да-да, — с неопределенной интонацией откликнулся Блевинс. — И все же такая высокая степень недоказанных заявлений…

— Вот, — сказала Скалли, доставая из кармана и вручая Блевинсу стеклянный пузырек с артефактом. — Металлический предмет, извлеченный из гайморовой пазухи исчезнувшего трупа мальчика. Уцелел, потому что я машинально сунула его в карман…

Блевинс с некоторой оторопью принял пузырек. Заместитель директора Скиннер наклонился, и они вместе стали рассматривать небольшую металлическую деталь.

— Это приложение к докладу, — сказала Скалли.

— Это очень ценное приложение к докладу… — протянул Скиннер. — Спасибо, агент Скалли. Вы можете идти.

Она чувствовала себя отвратительно. Более чем отвратительно.

«Будто изнасилованная», — подумала она и удивилась, почему ей пришло в голову именно это сравнение. В коридоре высокий человек с «Морли» в тонких губах прошел навстречу ей, не взглянув в ее сторону. Скалли выждала две секунды и обернулась. Он вошел в дверь кабинета Скиннера. Открыв ее резким толчком.

Два часа спустя он же шел по полутемному холодному хранилищу, расположенному под четвертым подъездом Пентагона. Девятьсот девятнадцатый шкаф… четвертый ящик с шифром JYU23/707SQUATTER.

Открыл. Достал простую картонную коробку с перегородками. В коробке стояли семь стеклянных пузырьков с одинаковыми серыми металлическими полосками длиной один и восемь десятых дюйма, шириной четыре десятых дюйма, сложной формы, напоминающей прорезь в лезвии безопасной бритвы… Он поставил туда же восьмой пузырек. В коробке осталось еще много места.