Глава шестая

Тихонько крякнув, тот, кто призывает зиму, снял с плеч тяжёлый рюкзак и поставил его на землю. Рюкзак утонул в рыхлом снегу. Тот, кто призывает зиму, развязал его, запустил внутрь руку в перчатке и стал ощупывать содержимое.

Сдвинул фляги кровавого мёда, завернутое в бумагу мясо; ножи, удавки, обрезки верёвки и другие нужные инструменты. Щипцы для вырывания языков, ложки для выскабливания глаз, ножницы для костей, тиски для печени…

Наконец пальцы его сомкнулись, ухватив пару снегоступов, – он нашёл то, что искал. Тот, кто призывает зиму, вытащил их из рюкзака, и снегоступы – шлёп, шлёп – один за другим упали на землю. От взметнувшегося вихря снежинок у него даже дыхание перехватило.

Внешние рамы и распорки широких овальных снегоступов были сделаны из рёбер змеев, между ними была натянута переплетённая кишечная нить. С трудом поднимая ноги из глубокого снега, тот, кто призывает зиму, хорошенько прикрепил свои тяжёлые ботинки к снегоступам.

Он сделал пару шагов, пробуя снежный наст. Снегоступы скользили по поверхности, но не проваливались, и тот, кто призывает зиму, одобрительно хмыкнул. Расправив плечи, он взгромоздил на спину тяжёлый рюкзак и продолжил путь.

Снег валил без остановки уже давно. Три ночи, не меньше, плюс короткие дневные часы между ними. Гонимые ветром хлопья падали, оседали, накапливались и замерзали, наст слой за слоем всё утолщался. А снегопад даже не думал прекращаться.

Он приглушал запах (своими землистыми нотками), по которому двигался тот, кто призывает зиму, но не поглощал его полностью. Нюх у того был слишком хорош. В любой момент пути он мог учуять даже самый слабый запах своей добычи, и кусок тряпки не давал ему сбиться с пути.

Цель уже близко, он знал это точно. Совсем близко. Тот, кто призывает зиму, встал на колени, наклонился, опираясь огромными ладонями на снежный наст, и потянул носом воздух.

Эти были умнее многих. Они очень старательно замаскировали свой дымоход и вывели его так далеко от укрытия, как только было возможно. И свои отходы они выносили и прятали так, чтобы ничто не указывало на их присутствие. И всё же недоглядели: всего одна капля содержимого мусорного ведра выдала их – крошечная капля под коркой снега, которую не заметил бы любой другой с менее обострёнными чувствами, чем у того, кто призывает зиму.

Выпрямившись, он отцепил кирку, привязанную сбоку к его рюкзаку, и обеими руками сжал резную ручку из бука. Был ещё день, ну или то время суток, которое можно было так назвать. Змеиный жир, которым был смазан острый металлический брусок, поблёскивал в тусклом желтовато-сером свете. Наклонившись, тот, кто призывает зиму, раскидал свежий снег и принялся стучать по заледеневшему слою внизу. Его дыхание учащалось, и чем глубже он копал, тем выше становилась куча снега позади него. Иногда с холма вдруг срывался замёрзший ком; он скатывался вниз, собирая по пути снег, и, разрастаясь, оставлял на склоне примятую дорожку.

Тот, кто призывает зиму, остановился. Прижал к лицу тряпку и вдохнул. Затем понюхал яму в сугробе. Экскременты. Он учуял их. Это экскременты тех, кого он ищет.

Из-под костяной маски вырвался влажный фыркающий звук. Из прорези для рта повалили клубы морозного дыхания.

Тот, кто призывает зиму, смеялся.

Загрузка...