Сдвиг во времени

553 Г.О.К.

Ракета, выпущенная по Юваскула, уничтожила все в радиусе десяти километров. Крупнейший город планеты обратился в клубок радиоактивного пламени. Как ни странно, гибель мужчин, женщин, детишек, домашних животных причинила Эльве гораздо меньше боли, чем осознание того факта, что Старого Города больше не существует. Ни корабля, на котором первый колонист опустился на поверхность Вайнамо, ни старой церкви Святого Яраи с цветными витражами и позолоченной колокольней, ни Музея Искусств, куда с таким трепетом входила она в молодости, ни Университета, где она училась и где познакомилась с Карлави. Я — настоящая дочь Вайнамо, подумала она с раскаянием. Традиции связаны с воспоминаниями. Черткоианам этого не понять. У них нет прошлого, о котором стоило бы вспоминать.

Небо на севере казалось красным. Зарево было видно даже здесь, среди пластиковых палаток передовой базы, по которой она прогуливалась, пролетев не одну сотню километров на транспортном аэрокаре. Летевшие вместе с ней черткоианские солдаты попытались было развлечься, пришлось показать пропуск, подписанный лично Командором Голье. Солдаты сразу же сделались раболепно-почтительными.

Пропуск давал ей право на свободное передвижение в тыловых районах. Чтобы получить его у Борса, потребовалось много лести и хлопот, но, что странно, еще ни разу никто не потребовал у нее этот пропуск. Эльва не переставала удивляться такому небрежному отношению к правилам военного времени. Совершая свои прогулки, она убедилась, что Черткои никогда не станет лучше, чем она есть. Черткои — враг, понимающий лишь язык силы. Вайнамо не была способна на отпор, даже если бы каждая ферма оказалась арсеналом, а каждая лесная дорога — смертельной ловушкой. Партизанщина против врага, вооруженного ядерными ракетами, при полном его господстве в воздухе и в космосе — нет, так его не остановить.

Эльва поплотнее завернулась в черную накидку и прижалась к стенке окопа. Часовой прошел мимо, его шлем квадратом проплыл на фоне такой милой, такой родной луны, винтовка перечеркнула звезды. На секунду зарево стало ярче, красный свет озарил все вокруг, и Эльва испугалась, что ее заметили. Ей не хотелось лишних вопросов. Но часовой продолжал свой путь. Еще с воздуха она видела, что огонь больше всего свирепствует в лесах, окружающих Юваскулу. Дома, хоть и раскаленные добела, не горели. Зона разрушений ограничивалась центром города. Должно быть, за время ее отсутствия в одном из институтов разработали новые способы пропитки дерева… Как бы Борс смеялся, скажи она ему об этом! Промышленность, едва способная удовлетворить потребность в транспорте, сельскохозяйственных машинах, инструментах, химикалиях; наука, способная разработать разве что противопожарную методику и проследить экологические цепочки; общество, намеренно стабилизировавшее численность населения, пуще всего оберегающее замшелые традиции и обряды, — и война против Черткои!

И все равно, он прекрасно знает по опыту, что даже самого слабого врага нельзя уничтожить без достаточного изучения. И он по-настоящему озабочен, если привлек к этому делу Эльву: офицер, взятый в плен у Юваскулы, когда Борс еще надеялся захватить город неповрежденным, ничего не сказал даже под пытками. Значит, он знает что-то очень важное. Но Голье некогда было ждать, пока инквизиторы завершат свою работу. Он отправился в Лемпо на место сражения за Оружейные Мастерские, и Эльва знала, что вернется он не скоро. Завод был размещен под землей, это было экономически выгодно и сохраняло нетронутым заповедник над ним. Теперь за эти хорошо укрепленные бункеры шла отчаянная схватка. Черткоиане обязаны были их захватить, им нужна была уверенность, что там ничего не уцелеет. Они не могли оставить на Вайнамо даже намека на ядерную индустрию. У планеты и так будет почти тридцать лет, чтобы оправиться и перевооружиться до прибытия Третьей экспедиции.

Эльва уже хорошо ориентировалась в пластиковых лабиринтах и сразу нашла нужную ей палатку.

Наружный часовой направил на нее винтовку:

— Руки вверх! — Его мальчишеский голос ломался от страха. Уже не один часовой был найден с перерезанным горлом.

— Все в порядке, — сказала она. — Мне надо видеть пленного Ивало.

— Этого офицера? — Он полоснул фонариком по ее лицу. — Но ты… ты…

— Вайнамоанка. Правильно. Ты же знаешь, некоторые из нас сотрудничают с вами. Из пленников, взятых в прошлом рейсе. Проводниками, разведчиками… Ты должен был слышать обо мне. Я Эльва, женщина Командора Голье.

— Конечно, миссис. Верно, я слышал.

— Вот мой пропуск.

Он беспокойно покосился.

— Но я могу спросить, миссис, что вы собираетесь делать? У меня строгие инструкции…

Эльва одарила его наиболее доверительной из своих улыбок:

— У моего хозяина появилась идея. Этот пленник располагает важной информацией. Его обработали, но он так и не заговорил. Теперь мы попробуем обойтись без насилия. Привлекательная женщина одной с ним расы…

— Хорошо. Может быть, он расколется, но все равно, миссис! Эти быстроглазые блондинчики — подлые животные… Прошу прощения… Делайте свое дело. Кричите в случае чего, если он зарвется… ну и прочее.

Дверь перед ней раскрылась, Эльва вошла в полукруглую комнатку, такую низенькую, что ей пришлось нагнуться. Затеплилась световая трубка, высветив брошенный прямо на пол матрас.

Виски капитана Ивало поседели, но он еще сохранил силу и гибкость. Лицо его выглядело изможденным, заросло щетинистой бородкой, глаза запали; одежда была грязной и рваной.

Он даже не удивился, когда увидел ее.

— Что теперь? — спросил он на ломаном черткоианском. — Что еще вы решили попробовать?

Эльва ответила по-вайнамоански (о, Господи, полтора года ее времени и семнадцать планетарных лет прошло с тех пор, как она хоть словом обменялась с соплеменником):

— Успокойся, прошу тебя.

Он сел.

— Кто ты? — резко спросил он. Чистое произношение. Должно быть, он был ученым или учителем в мирные, столь теперь далекие времена. — Изменница? Я знаю, есть и такие. В любой бочке найдется пара гнилых яблок.

Эльва опустилась на пол рядом с ним, обхватила руками колени и уставилась на противоположную, полукруглую стену.

— Я не знаю, что тебе сказать, — бесцветным голосом произнесла она. — Я с ними, да. Они взяли меня в плен в прошлое нападение.

Он легонько присвистнул. Протянул слегка дрожащую руку и замер, едва коснувшись ее.

— Тогда я был совсем молодым, — сказал он. — Но я помню. Я могу знать тебя?

— Возможно. Я — Эльва, дочь Владетеля Рууялки и вдова Карлави, Фрихольдера Тервола.

Внезапно она потеряла контроль над собой, вцепилась ему в руку так, что кровь проступила из-под ногтей.

— Ты знаешь что-нибудь о моем сыне? Его зовут Хауки. Я отправила его прочь со своим слугой-альфавалом. Хауки, сын Карлави, Фрихольдера Тервола. Ты знаешь?

Он освободился так бережно, как только мог, и отрицательно покачал головой.

— Прости меня. Эти места я знаю только по названиям. Я сам с Аакиенских Островов.

Голова ее поникла.

— Меня зовут Ивало, — неловко сказал он.

— Я знаю.

— Что?

— Слушай. — Она посмотрела на него. Глаза ее были совершенно сухи. — У меня есть для тебя кое-что…

Он заставил себя сдержаться.

— Если ты думаешь…

— Нет. Послушай, пожалуйста. Здесь. — Она зашарила в своем внутреннем кармане, наконец пальцы ее нащупали пузырек. Она протянула его Ивало. — Это антисептик. Но на этикетке написано, что он очень ядовит, если принять вовнутрь.

Он довольно долго пристально разглядывал ее.

— Это все, что я могу для тебя сделать, — сказала она, снова глядя в сторону.

Он принял от нее пузырек и завертел в руках. Полумрак усиливал тяжесть молчания.

Наконец он спросил:

— Тебе это не дорого обошлось?

— Не очень.

— Подожди… Если ты смогла прийти сюда, ты, конечно же, можешь совсем убежать. Наши отряды не могут находиться далеко. Да и любой фермер по соседству тебя спрячет.

Она покачала головой.

— Нет, я останусь с ними. Может быть, мне удастся хоть немного помочь другим. Что помогает мне — так это надежда… Что хорошего жить здесь, если мы все станем рабами. Ты знаешь, что через тридцать лет назначена еще одна, завершающая экспедиция?

— Да. Мы взяли несколько пленных и допросили. Первое нападение поставило нас в тупик, многие думали, что это были… как же их называют?.. пираты. Но теперь мы знаем, что они действительно собираются захватить планету.

— Должно быть, у вас есть несколько хороших лингвистов, раз вы смогли говорить с пленниками, — сказала она, пытаясь сохранить бесстрастие. — Конечно, тебя самого после пленения могли обучить при помощи гипнопедии.

— Чего?

— Машины, обучающей языкам.

— Ах, так у врагов она есть? Но у нас тоже есть. Черткоианский я знал за неделю до того, как меня взяли в плен.

— Я хотела бы помочь тебе бежать, — проговорила она. — Но не знаю как. Этот пузырек — все, что я смогла. Ведь правда?

Он посмотрел на лекарство с нежностью.

— Мой хозяин… сам Голье… сказал, что его люди разрежут тебя на кусочки, но ты им все расскажешь… Я и подумала…

— Ты очень добра. — Ивало скривился, словно попробовал что-то очень мерзкое. — Но я не знаю ничего полезного. Я даже не приносил присягу хранить секреты, которыми располагаю. Зачем я тогда держусь? Не спрашивай лучше! Упрямство. Злость. Злость, да, потому что мой народ, наш народ, черт побери, позволил себе быть таким нерешительным и глупым.

— Что?

— Мы могли бы одним ударом выиграть войну, — сказал он. — Но не захотели. Мы скорее согласны умереть и обречь своих детей на порабощение Третьей экспедицией.

— Что ты имеешь в виду? — Она изо всех сил сжала колени руками.

Он пожал плечами.

— Кое-кто на Вайнамо правильно понял, что предыдущее вторжение — это авангард захватнической армии. Это не было официальной точкой зрения, разумеется, слишком уж наше правительство похоже на страуса… Но несколько биологов…

— Эпидемия!

— Да. Штамм локального паракоризоидного вируса. Инкубационный период около месяца, все это время организм служит разносчиком болезни. Вакцинация дает стойкий эффект через две недели после первых симптомов, таким образом все наше население могло быть предохранено. А черткоиане вернулись бы назад зараженными. Смертность оценивается в девяносто процентов от всего населения.

— Но…

— Правительство запретило, — с горечью сказал он. — Информацию изъяли. Культуры вирусов уничтожили. Было решено, что мы не можем так поступить даже ради собственного спасения.

Эльва почувствовала, как напряжение покидает ее. Она обмякла. Она же видела детишек Черткои.

— Конечно, они правы, — устало произнесла она.

— Возможно. Возможно. Пусть нас обезоружат и перебьют, пусть нас превратят в рабов. Правда ведь? Наши леса вырубят, месторождения выработают, наших бедных альфавалов истребят… Ну и черт с ними! — Ивало пристально посмотрел на флакон с ядом. — У меня нет никаких сведений. Я не вирусолог. Я не принесу никакого вреда черткоианам своим молчанием. Но я вижу, что они с нами делают. Я бы наслал на них эпидемию.

— Я бы не смогла. — Эльва прикусила губу.

Какое-то время он рассматривал ее.

— Почему ты не убежишь? Не стоит надеяться стать всепланетной героиней. Ты ничего не сможешь сделать. Они уничтожат нашу промышленность и уберутся. Они не смогут вернуться раньше чем через тридцать лет. Большую часть жизни ты будешь свободной.

— Ты забыл, — сказала она, — что если я улечу с ними и вернусь, то для меня пройдет один-два года. — Она вздохнула. — Ничем я не смогу помочь в предстоящей битве. Я всего лишь женщина. Ни на что не пригодная. Если же… ох, если ничего не изменится, на Черткои окажется гораздо больше пленников с Вайнамо. У меня есть кое-какие возможности, очень небольшие. Может быть, мне удастся помочь им.

Ивало глядел на яд.

— Я был почти готов выпить, — буркнул он. — Я никогда не считал, что это трудно: расстаться с жизнью. Но теперь… Если ты можешь… — Он вернул ей пузырек. — Благодарю, госпожа моя.

— У меня есть идея, — сказала она с некоторым нажимом. — Расскажи им все, что знаешь. Скажи, что именно я уговорила тебя сделать это. Тогда я попытаюсь устроить, чтобы тебя обменяли. Вдруг удастся…

— Вдруг, — сказал он.

Она покраснела.

— Если ты окажешься на свободе, — спросила она неловко, — может быть, ты съездишь в Тервола? Может, найдешь Хауки, сына Карлави, и скажешь ему, что видел меня? Если он жив…