— Куда? — прошептала я, вцепившись в его руку, когда он двинулся с места после вытащенной стрелы.
Он не ответил.
Ночь сгустилась до состояния молочного киселя: густо, сыро, ни зги не видно. Мы шли вслед за Рагхаром.
Орк шел вперёд, через стерню, через край деревни, туда, где поле встречалось с перелеском.
Под ногами хрустели ветки и сухие стебли, трава хлестала по ногам, в лицо лезли комары и ночные запахи — горелая щепа, влага, грибная сырость и… страх.
Да. Именно он. Потому что Рагхар чувствовал что-то и знал куда двигаться, а я нет.
Вдруг где-то справа — треск, визг, матерное "Ой, мать!"
Рагхар рванул туда. Я — следом, уже не думая, что ночь, темнота, орки, магия и я в одной юбке.
И вот он — стрелок.
Серьёзно?
— Федька?! — выпалила я, когда увидела, как тощее недоразумение в мешковатых штанах извивается в руках орка.
— Я тренировался! — заорал Федька, дрыгая ногами. — Это просто стрела! Учебная! Я в воздух стрелял!
— В мой щит почти попал, — спокойно уточнил Рагхар, поднимая его над землёй как курицу. — Промазал?
— Ну… ветер! Ветер с поля… Орки виноваты!
— Ветер тебя подговорил?
— Нет! Сборщик!
Мы замерли.
— Что?
— Меня подговорил сборщик податей! — заорал Федька. — Он сказал, если я их напугаю, они уйдут! А ему меньше князю платить! Я ни при чем!
— То есть ты не просто идиот, так еще и предатель, — подытожила я.
— Я... для деревни старался!
— Ты дурак, — буркнул Рагхар. — И что с тобой делать? Даже на суп не подойдешь...
На шум уже выбежали деревенские — кто в ночных рубашках, кто с фонарями, кто с вилами. Баба Глаша — с метлой. Её лицо было, как у пожилой богини мести, но с характером ещё годным для трёх разборок подряд.
— Что тут опять творится?! — заорала она. — Кого опять схватили?! И кто, мать его за ногу, орёт так, будто ему ухо отгрызли?!
— Федька, — устало пояснила я. — Стрелял в щит, не попал. Орки — не оценили.
— Федька, твою ж налево! — взревела она. — Мало тебе было, что ты три раза на пасеку нагадил?!
— Это не я был, это козёл!
— Так ты же и был тот козёл! — вмешался кто-то из толпы.
— Я… хотел, как лучше, — выдавил Федька.
— Как всегда, — прошипела баба Глаша. — Глава! Глава, выйди, твою ж душу!
Через пару минут из-за забора вылез сонный, перекошенный староста, с фонарём и лицом, как будто его выдернули из бани и сунули в чан с уксусом.
— Что ещё?! Что опять?!
— Твой сборщик, между прочим, народ подговаривает стрелять в гостей, — сообщила я.
— Я не знал, — прохрипел староста. — Он сам по себе.
— Как и половина твоих решений, — рявкнула баба Глаша. — А ну пошли в избу! Будем говорить!
Народ начал расходиться, бурча и переговариваясь.
А я осталась стоять. Всё казалось... не так. Воздух дрожал. Внутри — тревога. Как будто не всё закончилось.
Я попрощалась с Рагхаром — он утянул Федьку к себе на оркский “воспитательный разговор”, обещая не пускать на суп. Пока. И вернулась домой.
***
Всю ночь мне снился сон.
Я стою посреди луга, в платье, которого никогда не носила. Воздух пахнет цветами. И кто-то зовёт меня — по имени, которого я не знаю… но которое моё.
— Элирэнна…
Голос — глубокий. Мужской. Он шепчет издалека. И я иду. Туда, к холму, за которым свет. Но… вдруг всё темнеет.
И я просыпаюсь — в холодном поту.
***
А утром… На деревенской дороге стоит повозка, рядом с ней небольшая группа мужчин. В чёрных плащах, с печатями, с угрюмыми лицами — инквизитор и двое сопровождающих.
В руках у него — пергамент со списком. На краю — надпись: "Маги. Разыскиваются. Восточные земли."